blackraven:
» Глава 19 (окончание)
Перевод: blackraven
Редактирование: codeburger
Этой ночью луна и звезды горели жарко. Крыши, трубы и верхушки деревьев за кладбищем казались протравленными кислотой на небе – темно-красном, словно лист потускневшей меди. В неподвижном воздухе ни единого дуновения ветерка. И все же между рядами склепов с белой облицовкой и гранитных саркофагов таились и скакали тени. Тени города мертвых.
Первые пару лет после смерти Джо он приходил сюда, на старое кладбище Сент-Луис №1 у Бейсин-стрит, и обводил пальцами буквы ее имени, высеченного на мраморном надгробии. Ему было больно, так больно, словно каждую букву он вырезал на своем сердце. Но даже тогда Рурк в душе понимал, что горюет не только по самой Джо, а по всем женщинам, которые ушли из его жизни, которые его бросили.
И когда этой ночью сюда пришла она – красотка в черных шелках, беззвучно скользящая между колоннами перистилей, – то показалась ему призраком из видений.
– Я знала, что найду тебя здесь.
– Реми, – прошептал он чуть слышно.
Рурк словно летел над землей, заправленный винцом Матушки Ра. Кровь горела огнем, мир виделся ярким и иззубренным, как битое стекло. Ему хотелось дотронуться до нее, накрыть ладонями ее груди, прижаться губами к шее.
Ему хотелось, чтобы она коснулась его, он ждал, он жаждал ее прикосновения, но Реми отвернулась к могиле Джо.
– От чего она умерла?
– От порока сердца, – голос Рурка прозвучал чуждо даже для него самого.
– А теперь ты потерял еще одну любовь. Миссис О`Мару. Я прочла о ней в газете… Прочла между строк.
Она опять повернулась к нему, глаза ее звездно сверкали. Он чувствовал в ней тоску, глубокую и беспросветную. Ее рука поднялась, словно в разбитом зеркале. Кончиками пальцев Реми провела по его щеке, по губам.
– Люди не меняются, – сказала она. – Внутри, в главном люди не меняются. Только снаружи, в каких-то мелочах.
Рурк перехватил руку, гладившую его по лицу, пригнул вниз. И вдруг его пальцы запутались в ее волосах, его губы накрыли ее рот.
Как тут остановиться? Он потянул ее за волосы, заставляя откинуть голову, чтобы отлепить ее губы от своих.
– Иисусе Сладчайший. Чего ты от меня добиваешься?
Она терлась об него: грудью о грудь, животом о живот, медленно и чувственно.
– Дэй, а слабо тебе любить женщину просто так, без оглядки? Обязательно припоминать ей все плохое, что она сделала в жизни?
Он отпустил ее волосы, скользнул пальцами по скуле, задел влажный приоткрытый рот. Да, он одержим ею – безумно и до смерти.
– Я не смогу спасти тебя, Реми.
Вздохнув, она положила ладони ему на грудь и мягко оттолкнула. Пухлые губы сложились в жуткую улыбку – кривую от боли.
– Ну ладно, может, как-нибудь в другой раз.
Тут она отступилась от него. Тенью пролетела между старых оседающих гробниц, мелькнула вдоль кладбищенской стены и затерялась во влажном черном бархате южной ночи.
* * *
На следующее утро солнце выбелило небо до цвета кости. Кортеж с земными останками Чарльза Сент-Клера свернул с Эспланейд-авеню и потянулся через большие чугунные ворота кладбища Сент-Луис №3.
Гроб сняли с катафалка и понесли по узкому вымощенному проходу к семейному склепу Сент-Клеров – пышному строению с миниатюрными колоннами, увенчанными капителями, под резным фронтоном и с двустворчатой бронзовой дверью, украшенной большими коваными ручками.
Священник и служки возглавляли процессию. В тени от гроба шла вдова. За нею следовала длинная вереница скорбящих, извивавшаяся между высокими памятниками, будто медлительная, разомлевшая на солнце змея. Роящиеся вокруг репортеры нащелкали сотни фотографий гроба и трагического лица вдовы.
За происходящим с приличного расстояния следили всего двое полицейских.
– В напарниках у тебя не соскучишься, – ворчал Фиорелло Пранковски, – сюрпризы из тебя так и прут. Это ведь не треп, что вчера в вечернем «Монинге» тиснули? Папаша Реми Лелури и вправду сбег из семьи, чтоб жить во грехе с твоей матерью?
Когда Рурк ничего не ответил, Фио поднажал.
– Ну, так этот фактик просто выпал у тебя из памяти? Или это один из тех южных секретов, что вылазят из нынешнего дела, как грибы после парного дождя, а?
– Старая история, тема давно закрыта, – отмахнулся Рурк.
– Угу-угу, – Фио еще с пару секунд посверлил взглядом шею Рурка, а потом отвернулся. Снял шляпу и замахал перед лицом. – Иисусе, ну и жара, охренеть.
Пекло и впрямь нещадно. Через подошвы туфель Рурк чувствовал тепло от камней. С канала Сент-Джон, находящегося всего в двух кварталах, доносился запах нагретой солнцем ряски да кваканье лягушек.
– Хотел бы я потолковать с тем долболомом, что придумал это правило, – хмыкнул Фио.
Не дождавшись встречной реплики, он продолжил, будто Рурк все-таки спросил, о каком правиле речь.
– Кретинское правило, по которому нам, и без того утраханным членакам из убойного, приходится тащить свои жопы на кладбище субботним июльским утром в самую жарень – мол, убийца может засветиться на похоронах своей жертвы. Ну да, чаще всего убивает кто-то из близких знакомых или из родни, кому потом положено присутствовать на похоронах, согласен? Но вот ты знаешь такого убийцу, чтоб над могилой вдруг раскис и стал бить себя пяткой в грудь?
– Во времена моей бабушки, – задумчиво ответил Рурк, – один банкир порешил свою жену, а потом прямо на кладбище, когда заупокойная дошла до «юдоли слез», раскаялся и стрельнул себе в голову. Его тут же в семейном склепе и запечатали. Разом двоих схоронили.
Фио уставился на Рурка, выпучив глаза.
– Еще один новоорлеанский анекдот, так ведь?
Рурк подумал, что с похоронами в Новом Орлеане все непросто, поскольку каждый считает своим долгом в них поучаствовать, если был хоть как-то – неважно, когда или через кого – связан с усопшим: если учился в школе с ним или с кем-то из его семьи, если водил знакомство с его мамой или бабушкой... Так что покойника, обросшего широкими связями, в последний путь провожают полгорода.
А если он впридачу женился на голливудской старлетке да принял ужасную смерть, так на его похороны можно билеты продавать за милую душу.
Реми Лелури была прекрасна в простом черном платье, делавшем ее нереально бледной и хрупкой, и в шляпке без вуали. Значит, она хотела, чтобы мир видел ее лицо. Видел поруганную невинность. Видел скорбь безутешную, но сдержанную, как и приличествует креольской аристократке. Реми не рыдала, не стонала и не рвала на себе волосы.
Прошлой ночью эти волосы сладко пахли оливками. Нет, ему являлась не галлюцинация, порожденная дурманящим зельем. Рурк все еще чувствовал отпечаток ее тела на своем, чувствовал вкус ее губ.
Он знал, зачем она приходила, чего от него добивалась. Она была словно волчица, попавшая в капкан и грызущая себе лапу, чтобы освободиться. Он сказал ей, что не сможет ее спасти, внушил ей, что не хочет ее спасать. Если она могла лгать, то и ему не заказано.
– В некоторых семьях специально назначают плакальщицу, – сообщил Рурк.
Фио оттопыренным пальцем вытирал влагу с внутренней ленты шляпы.
– Ась? – он покосился на Рурка, сморгнул пот с ресниц и хлопнул шляпой по голове. – Нет, не рассказывай. И слушать не хочу.
– Какую-нибудь незамужнюю тетушку. Она отслеживает по газетам, кто умер и когда прощание или похороны, и, если знакомство с покойным отдаленное, идет туда как представитель от всей семьи. Получается, что должное уважение оказано, но без лишних заморочек.
– Ну, так это вообще потрясно. То есть нам еще надо учесть, что вместо убийцы сюда может заявиться семейная плакальщица? Нет уж. Не-а. Лучше я останусь при своем мнении, что это Золушкиных рук дело. Раз она вдова, то должна самолично здесь присутствовать – все заранее известно и никаких сюрпризов.
Гроб исчез в дверях склепа, почти погребенного под курганом из венков и букетов. Пришлось долго ждать, пока провожавшие не начали расходиться.
Фио отправился перекинуться парой слов со священником, который, как поговаривали, служил требы для обоих семейств – и Лелури, и Сент-Клеров.
А Рурк присел на зеленую скамеечку в скудной тени, что отбрасывал побеленный кирпичный забор кладбища. Он сказал Фио, будто хочет малость передохнуть, дать поблажку ноющим ребрам, но на самом деле собирался применить свое собственное правило для похорон: когда покойника проводили и зарыли, полезно посмотреть, кто как уходит.
Первой отметилась Мисс Флери.
Среди тащившихся в процессии Рурк ее не заметил, хотя непонятно, как он мог пропустить это длинное лиловое платье, отделанное чернеными перьями цапли. Мисс Флери принесла единственную белую розу, но не положила ее на кипу других цветов, а вставила в молитвенно протянутые руки мраморной Мадонны. Недолго постояв, будто отдавая молчаливый салют, Мисс Флери зашагала прочь.
Следом вышла вдова, но если она надеялась минутку-другую погоревать или позлорадствовать в одиночестве, то такого шанса не получила. Наверное, Жан Луи Арман подстерегал ее где-то за склепом, поскольку сразу к ней кинулся. Склонившись над ее рукой, адвокат затянул поцелуй дольше, чем следовало. Потом заговорил. Реми слушала, а в какой-то момент легонько дотронулась до его щеки. Он продолжал сыпать словами, возможно, о чем-то просил, судя по тому, как приподнял и развел руки. Дослушав речь, Реми качнула головой. Арман снова горячо поцеловал ей руку и отступил, едва не споткнувшись о выпирающий угол бордюра.
Реми какое-то время смотрела, как он уходил, а потом повернулась к склепу. Положила руку на открытую бронзовую дверь, но так и не вошла внутрь – туда, где отныне покоился Чарльз Сент-Клер и где вот уже одиннадцать лет лежал его брат Джулиус. Интересно, отвела ли им Реми местечко в своем сердце, подумал Рурк. А потом задался вопросом, возможно ли оплакивать тех, кого сам же и убил.
Вдруг его внимание привлекло движение в глубине кладбища. Всматриваясь, Рурк щурился, глаза горели от пота и знойного марева, а тем временем женщина в бесформенном выцветшем черном платье медленно и нерешительно приближалась по узкой мощеной дорожке.
Увидев Реми, она сбилась с шага. На секунду Рурку показалось, что сейчас она развернуться и уйдет, но женщина двинулась в прежнем направлении. Наконец заметив ее, Реми застыла, словно в ожидании, но когда новоприбывшая подошла вплотную, они не обменялись ни словом, ни жестом. Минута за минутой женщины стояли бок о бок перед склепом Сент-Клеров, хотя солнце палило все нещадней, а воздух густел от влаги. У Рурка уже мелькнула мысль, что они так и останутся стоять здесь навсегда, но тут женщины, будто сговорившись, повернулись друг к дружке и обнялись. Насколько удалось разглядел оттуда, где Рурк сидел – в тени под растрескавшейся стеной, – из этих двоих в утешении и поддержке больше нуждалась не вдова, а ее сестра, мисс Белль Лелури.
Продолжение следует... ...