Клуб поклонниц Outlander-а, а также клана Фрэзеров (18+)

Я уже минут пять изучала ее спину. И гриву вьющихся волос. Что ж… вкусы Дика не изменились… Эта небольшая общность в нашем облике меня жутко раздражала.

Двери в библиотеку, как и во всем доме, открываются бесшумно – в этом заслуга Майкла.
Двери моего сердца были закрыты на амбарный замок, который стремительно покрывался коррозией ревности. И ключи я выбросила. Никого не выпущу - никого не впущу. Точка. Деть в животе испуганно пихнулся – наверное, чтобы мамочка не забывалась и держала себя в руках.


Хотелось начать в моем любимом стиле: «Какого черта?» Но - глядя на эту кошку, понимала, что ее британское эго упьется гордостью и самодовольством, купаясь в бешенстве моих глаз.
Муж, конечно, устроит мне тихий разгон, узнав, что я прочитала письмо из его почты и ничего ему не сказала - по поводу ожидаемой гостьи. Но это будет потом, и «я подумаю об этом завтра». А пока он в конюшнях, за милю отсюда, и мне спокойно. Я сейчас - и.о. капитана этого корабля. Да что там - я сердце этого дома. Я – дважды сердце этого замка. И никто не посмеет взять эту крепость.
В голове пронесся маленький вихрь из возможных вариантов встречи с леди Мэриан, но все они показались мне какими-то нелепыми и по-детски наигранными.
А потому, выдохнув, я молча прошла в глубь библиотеки, бойко стуча по дубовому паркету низкими каблучками домашних туфель. Мимоходом поймала удивленный и чуть испуганный взгляд визитерши – ага, не ожидала, что я так тихо подкрадусь?.. Моя левая бровь самодовольно поползла вверх, но я вовремя остановила этот произвол – не стоит радоваться пустякам, война еще не выиграна…
Массивное бюро, которое обычно занимал Дик, встретило меня выжидающе. Тем не менее, удобное широкое кресло гостеприимно подставило мне свое сиденье, повернувшись на стальной ножке. Я уселась и на этом торжественная часть, сопровождаемая нашим взаимным оглушительным молчанием, закончилась.

- Доброе утро. Извините, если заставила вас ждать. Мне доложили о вашем визите, так чем обязана? Мисс Мериан Найтон, если я не ошибаюсь?
Пара-тройка секунд, чтобы она пришла в себя. Да, а ты ожидала увидеть здесь Ричарда - такого чисто вымытого, одетого в хрустяще-новый костюм, перевязанного красным бантом с надписью: «Я всю жизнь тебя ждал»? И поэтому, видимо, забрался аж в Шотландию. И даже женился. И даже…
- Простите… видимо произошло недоразумение. – «О да, милочка, недоразумение, можно сказать, забрело в наш замок.»
- Я рассчитывала…- она нервно прикусила нижнюю губу, видимо, начиная что-то соображать, - увидеть Рич… мистера Армитиджа, мне сказали, что это его владение.
- О, вы можете смело обращаться ко мне по всем вопросам, касающимся мистера Армитиджа, я думаю, что смогу вам помочь.
Фраза выглядела двусмысленной. Она ни коим образом не проясняла моего положения. Я даже еще и не представилась. Правда, не думаю, что потяну на личного секретаря или агента «мистера Армитиджа» - с таким-то животом. Нормальный работодатель уже давно спровадил бы меня в декрет. Ну… если я только совершенно незаменима…

Мэриан в нерешительности молчала. Видимо, она еще не до конца разобралась в расстановке сил. Я упивалась положенным жене триумфом, вместе с тем испытывая некое разочарование. Интересно, как в конечном итоге, Дик «пришел» ко мне? «Не везло с женщинами» - это его обычная отговорка, хотя он и упоминал о некой Мэриан, которую они с Робом делили-делили да не поделили. Девица Мэриан, так и не отдав предпочтение (и девическую честь) ни одному из друзей, нашла компромисс - выбрала третьего, скоропостижно вышла замуж и уехала в Америку. Не знаю точно - как Робин, но мой Ловелас долго оправлялся от удара – в лучших традициях своей глубокой натуры. Вот, в принципе, и все мои познания. В тонкости их любовных перипетий я никогда не вдавалась. Но, не будь этого разрыва, кто знает – встретились бы мы в этой жизни с Диком?
И вот бывшая пассия моего супруга здесь, в нашем доме. Под моей крышей. Немного раздув начавшие затухать угольки ревности, я с любезной улыбкой людоедки уставилась на нее, искренне желая помочь. Например, убраться отсюда.
- Могу я узнать ваше имя? – ее голос вовсе не дрожал, напротив, видно она решила перейти в атаку.
- Да, простите мне мою бестактность. Миссис Армитидж – к вашим услугам.
Вот так. Если ты и была ранена тем, что не увидела здесь разлюбезного Дика, то теперь ты , надеюсь, практически убита.
Еще одна последовавшая пауза позволила убедиться в величии моего статуса. Я даже залюбовалась на саму себя.
Недоверчивый взмах ресниц, неприкрытое удивление и рот, принявший форму буквы «о», были лучшими свидетельствами эффекта от моих слов.
Я, с несвойственной скромностью, покрутила в руках карандаш, и доброжелательно осведомилась:
-Так чем могу быть вам полезна? У вас какое-то дело к мистеру Армитиджу, не стесняйтесь, рассказывайте.
Она еще миг раздумывала, но все же решилась:
- Знаете ли, это очень конфиденциально…Я бы предпочла поговорить с ним наедине.
- Ну, если ваш вопрос не касается приобретения лошади, или вы не театральный агент, решивший сделать заманчивое предложение… А он ведь этого не касается, и вы отнюдь не агент, я права? Так вот, думаю, что вы могли бы все обсудить со мной, у нас с супругом нет секретов друг от друга.
Её щеки вспыхнули. «Да, милочка, и ты тоже не являешься секретом…»
- Наверное, стоит говорить начистоту – вам же известно обо мне, по крайней мере, знакомо мое имя?
Я утвердительно кивнула, представляя, как лучше поточить об нее свои когти.
- Так вот, миссис Армитидж… я, конечно, понимала, что за эти годы Ричард просто не мог оставаться один, но, если честно, не ожидала вот так столкнуться с его женой. Его агент в Лондоне ничего мне не сказал, да я и не интересовалась. Когда-то мы не очень хорошо расстались, сейчас многое изменилось, и я вижу ту ситуацию другими глазами…Нас многое связывает, - она запнулась, проследив, как моя ладонь нежно огладила округлость живота. – Мы друзья юности…
- Как я понимаю, вы также и подруга Робина, не так ли? – промурлыкала я.
- Да, Роберт Локсли тоже мой… друг.
- И с ним вы тоже расстались не на высоте?
- Вы, судя по всему, прекрасно осведомлены, но это только наше дело.
- Мэриан, вы меня удивляете! Я могу допустить, что ваш визит носит невинный характер, и вы приехали с целью повидаться с друзьями. Может быть, вы даже хотите перед ними извиниться… В таком случае, наше знакомство должно доставлять взаимное удовольствие, которого я почему-то не испытываю.
Зачем ходить вокруг да около, я знаю о чувствах, которые испытывал к вам мой супруг. Я уж молчу о Робине. Я знаю также, что вы крутили хвостом перед обоими, не утруждаясь возможностью выбора. Знаю, что вы были нечестны, раздавая им авансы, а потом отказываясь от своих слов.
Вы писали моему мужу письма, на которые он не посчитал нужным ответить, но этого оказалось недостаточно - вы решили рискнуть и приехать, чтобы добиться разговора с ним. А вам не приходило в голову, что он этого не хочет? По-моему, он ясно дал вам это понять, проигнорировав все послания. Скажите, а Робина вы не попытались навестить? Он живет по старому адресу, его проще было бы найти. Если уж вы решили повиниться, так почему начали с Ричарда? Не потому ли, что его вы очернили в глазах друга, выйдя сухой из воды, да еще и сбежав?
- Миссис Армитидж!.. Вы не в праве осуждать меня! Вы не имеете отношения…
- Что??? Я не имею отношения? – мой голос взлетел к высокому потолку библиотеки. - Милочка, я вполне могу понять – зачем вы приехали сюда. Кстати, мне показалось, или вы носите свою девичью фамилию? Так какова ваша цель? Порыдать на груди у благородного Ричарда, постаравшись разжалобить его историей о своей несложившейся жизни? А потом - если не повезет - попытать счастья в Йорке? Конечно, Робин будет сам решать – как вести себя по отношению к вам, но здесь вам ничего не светит. Мой муж отсутствует, и будет отсутствовать долго. Поэтому я очень надеюсь, что вы уедете отсюда, как только прибудет такси.
Ребенок одобрительно пнул меня пяткой, при этом я чуть не охнула и не сложилась пополам. «Детка, я понимаю твой восторг и гордость за маму, но все же поаккуратнее.»

Мисс Найтон оцепенело сидела, просчитывая варианты своих дальнейших действий. Да и о чем, действительно, мы могли говорить? Только бы мой «мистер Армитидж» не нагрянул сюда в самый неподобающий момент.
Я решительно позвонила, и в библиотеку вошел Майкл. Я отдала распоряжения по поводу машины для гостьи, и выжидательно уставилась на нее.
- По-моему, вы напрасно приехали мисс Найтон. Не бередите то, что зажило, это никому здесь не нужно. И я надеюсь, что впредь вы не будете беспокоить нашу семью.

Английская чопорность сведет меня с ума. Прямая, как спица, Мэриан поднялась, слегка кивнула и вышла из библиотеки. Я перевела дух.
Конечно, можно было бы и не сообщать мужу об это встрече, но если она рискнет и напишет ему опять?

Я терзалась сомнениями и пока наблюдала за отъездом мисс Найтон, и пока доедала принесенный мне ланч, и глядя на вернувшегося супруга, который явно пребывал в прекрасном расположении духа, не ведая, что я, можно сказать, только что спасла мир.

Он вошел в библиотеку, принеся с собой запах лошадей, сена, улицы. Наклонился и поцеловал меня в губы, уселся в кресло напротив - туда, где около получаса назад сидела Мэриан. Почему-то именно это действие меня и взбесило. И я окончательно определилась в своем решении - все-таки сказать про визит его…ммм…подружки.
Дик что-то увлеченно рассказывал, улыбался мне, но я его не слышала. Я представляла себе, как он когда-то обнимал и целовал Мэриан, добивался ее любви, страдал из-за нее…
Ревность, не выплеснувшаяся до конца на голову мисс Найтон, клокотала во мне, подступая к поверхности.
-Ты что-то грустная и тихая, Sweetheart, - он замолчал и внимательно посмотрел мне в глаза. – Хорошо себя чувствуешь?
- Замечательно. Лучше просто некуда!
- Нет, я же вижу, что что-то не так! Говори, в чем проблема? – он подался вперед, демонстрируя полное внимание.
- Да так. Всего лишь пообщались с твоей Мэриан.
Дик побледнел, его кадык судорожно дернулся – и все. Мне было мало. Я хотела насладиться произведенным эффектом.


- Моей… Мэриан? Каким образом?
-О, Дик, ну что ты так перепугался, как будто я вызывала духов! Она заявилась сюда - живая и здоровая. Правда, без обручального кольца и с девичьей фамилией. Зато по твою душу! И не строй тут невинного агнца – она не один раз писала на твой электронный адрес…ты, вероятно, не хотел меня расстраивать? Молчал, держал все в тайне. Наверное- жутко переживал…Но все тайное становится явным, не так ли?
- Ирэна, перестань! Я понятия не имею, что ей от меня нужно! – муж вскочил и начал мерить шагами комнату.
- Ты! - Я восторженно улыбнулась. – Всего лишь ты. Вот такой замечательный, красивый, успешный… Как удачно она подобрала время, чтобы вспомнить минувшие дни! Может быть - решила дать тебе второй шанс?
- Дорогая, не говори глупости. Я не собирался с ней встречаться. И каким образом ты узнала о письмах? Читала почту? Ты меня удивляешь. За тобой вроде бы не водилось подобного любопытства.
- Да нет, я просто ясновидящая! О, только не надо впадать в запоздалую истерику, да, я читала, а что в этом такого - если ты оставляешь комп на столе с открытой страницей!
- Ладно, черт с ним, с компом, просто я бы не допустил этой встречи, если мог знать, что она приедет сюда.
- Могу тебе посоветовать тщательнее просматривать корреспонденцию! Куда проще было бы перехватить Мэриан по дороге, и вы бы славно пошушукались за моей спиной. В кустах! Womanizer!!!

Конечно, обозвать Дика бабником было слишком круто, но что я могла с собой поделать? Зато наблюдать за его реакцией было просто потрясающе.
Решив не дожидаться ответного шквала эмоций( а он непременно должен был последовать) я стремительно покинула библиотеку, напоследок с чувством шарахнув дверью. Это подействовало -настроение мое улучшалось.

А супругу еще предстоит попросить прощения! За всё. На всякий случай.

Бри любила зиму и любила быть одна, меланхолию недолгого зимнего дня и грусть длинных зимних вечеров. Как человек самодостаточный, она не тяготилась одиночеством и, в определенном смысле, была даже довольна тем обстоятельством, что Джейсону пришлось срочно уехать. Бри предавалась длинным утренним прогулкам с собаками у кромки пенящегося зимним штормом моря, просиживала вечерами у камина с чашкой пахучего глинтвейна и книгой, с удовольствием пекла яблочные пироги и регулярно относила их пастору... Так проходили дни, уютные зимние дни и ничто не предвещало перемен. Кто-то как-то заметил, что день, в который твоя жизнь совершит крутой поворот, начинается всегда очень обычно, ты ничего не ждешь, ни на что не надеешься - ты просто живешь здесь и сейчас, но эти "здесь и сейчас", порой, меняют твою жизнь кардинально.
Что такое мечта, как она связана с реальностью, и что ты будешь делать, когда твоя мечта неожиданно исполнится, даже если она давно забыта?
Давным давно, когда Бри была еще девочкой лет 12-ти, она, собирая ракушки у берега моря, повстречала странную старую женщину. Старуха была страшной, но ее глаза горели огнем и выглядели неуместно молодо на морщинистом лице. "Ты будешь не очень счастлива, дочка, - проскрипела старуха, - пока не встретишь парня с огненными волосами. Ты долго будешь ждать встречи, и , когда его встретишь, то сразу поймешь - кто он и зачем встретился на твоем пути, это твоя судьба и смерть для другого, который будет любить тебя очень сильно, дочка...." Бри помнится ничего не поняла, кроме того, что ее жених будет рыжим, и гримаса, возникшая на ее лице красноречиво показывала, какого она об этом мнения.... "Не кривись, не кривись, он будет красавцем для тебя! И знаешь, люди с огненными волосами приносят счастье. И еще, он тебе приснится сегодня..."
Бри задыхаясь бежала по гладкой горячей гальке, почему-то она сразу поняла, все то, что сказала старая карга - правда. А ночью ей приснился мужчина, он был очень взрослым и его лицо прорезали глубокие складки, его глаза были голубыми, а волосы - как огонь. "Теперь я тебя узнаю", - подумала Бри сквозь сон.
С тех пор прошло ни много ни мало - лет эдак 19 - 20, она и думать забыла об этой встрече жарким днем у моря, об этом сне... и вот сегодня, гуляя по пустынному пляжу и собирая маленькие ракушки, которые выносило море, она увидела мужчину в моряцком кителе, его рыжие волосы лохматил прибрежный ветер. Мужчина курил трубку и задумчиво смотрел вдаль. "Чужак", - подумала Бри. Что-то в облике этого мужчины ей показалось смутно знакомым, и отчего-то у нее ёкнуло сердце. Кристоф, сопровождавший Бри , первым подбежал к чужаку, обнюхивая. Мужчина резко обернулся....... Бри на пару минут онемела и просто вросла в песок ....."Я тебя знаю", еле слышно сказала она. " Я тебя знаю", - эхом отозвался он.

ссылка

Декабрь 2011
Они умели спорить о чем угодно. И в иные моменты своим упрямством Роуз могла посоперничать с мужем. Но в тот вечер ей совершенно не хотелось ему ничего доказывать и настаивать на своей точке зрения. У Роуз было такое прекрасное настроение, что никто и ничто сегодня просто не могло вывести ее из равновесия. Глядя на готового к ее новому аргументу Э., Роуз вдруг улыбнулась и сказала:
-Ты самый настоящий… колючий… еж.
-Я не колючий. Я справедливый, объективный еж.

Январь 2012
Новый год Роуз проспала. Она его очень ждала, мечтала встретить в гостиной, вдвоем, зажечь огоньки на елке, сесть на диван, поджав под себя ноги, положить голову на плечо Э. и смотреть на огонь. Она мечтала о холодном шампанском, которое пила очень редко, но на Новый год обязательно, свежей клубнике, горьком шоколаде, и темном небе за окном.
Но Дети внесли свои коррективы в ее почти осязаемые мечты. У сынишки начались колики, он громко плакал, не желая ложиться в свою кроватку, и Роуз носила его по комнате на руках, прижав к себе и шепча тихим голосом кучу всяких бессмысленных, но очень важных слов о том, какой он замечательный малыш и что скоро все пройдет. Однако как только Алекс успокаивался, и Роуз уже было собиралась положить его в кроватку, все начиналось сначала. Мэдлин вела себя тихо, но ей очень хотелось спать, а крики братишки мешали, поэтому под конец раскапризничалась и она. Тогда, оставив дочурку с Марией в детской, Роуз забрала сына к себе в комнату. Она положила его на кровать, легла рядом, прижала к себе и стала нежно гладить по спинке, тихо напевая колыбельную. Чувствуя рядом тепло мамы, ее руки, слыша ласковый голос, малыш стал потихоньку успокаиваться и, наконец, мирно засопел. Роуз решила, что полежит еще совсем чуть-чуть и потом спустится вниз. Буквально пять минут. Потому что за последние два часа она устала. Роуз прикрыла глаза и не заметила, как погрузилась в сон, а когда проснулась, то обнаружила, что лежит одна, заботливо укрытая одеялом, а за окном уже светло.
О нет! Она проспала Новый год! Роуз резко села. И где Э.? Свесив с кровати ноги и пытаясь найти ими домашние туфли, Роуз увидела на своей прикроватной тумбочке красивую коробку с бантом.



Подарок! Она обожала подарки, особенно такие, когда даже не могла предположить, что находится внутри. Роуз всегда аккуратно и медленно развертывала упаковку, продлевая чувство предвкушения. Ей не нравилось получать в подарок запланированные вещи. Она любила сюрпризы. Взяв в руки коробку, Роуз подумала, что она пустая, настолько легкой та оказалась. Кроме того, внутри ничего не гремело, не перекатывалось, не стучало о картонные стенки. И все-таки, там что-то было. Забыв про туфли, Роуз снова забралась на кровать, и, поставив перед собой коробку, стала аккуратно ее распечатывать. Когда крышка была поднята, и Роуз заглянула внутрь, пытаясь понять, что же находится внутри, потребовалось несколько мгновений, чтобы вообще сообразить, что это такое, похожее на махровый шар, который занимает все пространство коробки, но когда Роуз вынула эту… круглую мохнатую маленькую подушку и развернула к себе обратной стороной, то не смогла сдержаться и просто зашлась в беззвучном смехе. Это был… ежик.

Самый настоящий круглый упитанный мягкий и абсолютно неколючий ежик! У него были очаровательные маленькие ушки, лапки и нежный велюровый живот, в который Роуз тут же уткнулась носом, пряча улыбку. Ей сто лет уже никто не дарил игрушек. Поставив ежа на подушку, Роуз бегом спустилась вниз, разыскивая мужа. Но его нигде не было. Мария сказала, что звонил Генри, и Э. куда-то уехал.
Наскоро позавтракав, Роуз начала одеваться, потому что пора было гулять с детьми, а Мария обещала к ее возвращению приготовить лазанью, и почему-то в голову пришло, что к мясной лазанье подойдет больше красное вино, но душа требует все-таки шампанское, потому что Новый год. Натянув на себя теплый вязаный свитер и собрав волосы наверх с помощью шпилек, Роуз направилась одевать Детей, но не удержалась и по дороге завернула в ванную. Выбрав из коробки самую яркую помаду, она старательно вывела на зеркале:

«В нашем доме завелся справедливый объективный еж».

Последующие два часа ее не покидало чувство совершенно несерьезного, озорного, пьянящего веселья. Всю прогулку малыши спали, застегнутые в свои теплые пуховые конверты, на улицу выглядывали только два крошечных носика, которые Роуз время от времени осторожно трогала, проверяя, не замерзли ли ее крохи. Неторопливо идя по дорожке парка, что располагался совсем недалеко от их дома, Роуз… выбирала имя для ежика. Она перебрала в уме кучу вариантов, но чем больше думала, тем отчетливее понимала, что, скорее всего, он так и останется Ежиком. А еще она поняла, что ему просто необходима вязаная шапка, ведь на улице зима. Вероятно, шарф тоже нужен, но на что его наматывать, если нет шеи? Роуз прекрасно осознавала, что все эти мысли совсем не серьезные и не подходят взрослому человеку, но ничего не могла с собой поделать. С лица не сходила улыбка, Еж полностью завладел ее воображением. Роуз вдруг показалось, что она на несколько часов возвратилась в детство, туда, куда уже невозможно даже заглянуть. Она испытывала совершенный восторг перед подарком, такой, какой бывает лишь когда тебе десять лет. В Новый год Э. сделал невероятное – он подарил ей кусочек детства.
Когда Роуз возвратилась с прогулки, муж был уже дома. Подставив под струю горячей воды немного замерзшие руки, она прочитала на зеркале:
«А еще он мудрый, терпеливый, невероятно красивый и очень скромный».

Они все-таки пили шампанское, хоть оно совершенно не сочеталось с лазаньей, а еще Роуз попросила у Марии клубок ярко-красных ниток и связала Ежику шапку, украсив ее сверху большим пушистым помпоном. Роуз посадила Ежа на прикроватную тумбочку, решив, что у него будет очень важная обязанность – охранять те книги, которые она читает на ночь. Э. ничего не говорил, но глядя на его собирающиеся в уголках глаз морщинки и смеющиеся глаза, она видела, что он веселится вместе с ней.

Для Роуз это были совершенно невероятные дни. Э.купил для нее кофеварку, и теперь каждое утро они вместе готовили кофе. Он не терял надежды научить ее делать настоящий вкусный ароматный кофе. Роуз в это не верила, но все же каждое утро исправно молола зерна, наливала воду, нажимала на какие-то кнопочки и рычажки, и под конец у нее все-таки стало получаться что-то отдаленно напоминающее то, к чему они стремились. А главное, ЭТО можно было пить. Роуз постоянно умудрялась перепачкать свои пальцы в кофейном порошке, и Э. часто целовал их кончики, которые приобретали шоколадный цвет. Позже, касаясь его губ своими, Роуз всегда чувствовала горьковатый привкус кофе. И она абсолютно точно знала, что именно такой вкус имеет счастье.

К тому, что произошло потом, Роуз оказалась не готова. Э. просто положил на стол ее же собственное письмо, поцеловал и ушел. Мир рухнул. Она не помнила, как относила подогретые бутылочки наверх, как кормила малышей, как меняла им памперсы. Роуз двигалась, что-то делала, отвечала на вопросы Марии, и, кажется, даже угадывала с ответами. Но мир вокруг нее перестал существовать. Он ушел. И Роуз не знала, что делать. Осенью она упустила важное, не поняла, не заметила, а теперь уже поздно.
Так и не сумев заснуть, уже почти на рассвете Роуз включила ночник и развернула оставленное Э. письмо. Строки, ее собственные строки, резали глаза:



И слова, написанные его собственной рукой – их краткий диалог. Боже, боже, боже… он обо всем этом думал… к какому выводу пришел? Что себе вообразил?

«- Я не знаю, когда ты перестала верить в меня»

Эти слова не давали покоя. Он все переиначил, все совершенно НЕ ТАК понял.
Генри… ох, как она испугалась, когда встретила его весной. Роуз тогда чуть с ума не сошла от мысли, что Э. узнает о них с Генри. Но потом, успокоившись, поняла, что рано или поздно ее мужу все равно все станет известно. Она несколько месяцев внутренне готовилась к тому, что предстояло рассказать о своей прошлом, которое было до Робина. И когда Роуз писала то письмо, то была уже абсолютно готова к разговору: серьезному, прямому, откровенному. Она волновалась, это правда, но верила, что он поймет и примет правду о ней и его лучшем друге. Она ВЕРИЛА ему. Просто… просто разговор не состоялся… Э. не смог вырваться на целый день, а за те два коротких часа Роуз не смогла найти подходящего момента, чтобы начать говорить… потом были роды, борьба за жизнь малышей, и тема прошлого совершенно вылетела из головы. Она еще успеет обо всем рассказать, сейчас есть более важные вещи.
А дальше произошла ссора из-за Робина.
Для нее те выяснения отношений оказались настолько ужасными, что затмили собой все остальное. Какой Генри? Она ненавидела себя за те слова, что кидала Э., не сумев сдержать эмоций. Она впервые перешла ту грань, которую до этого не пересекала никогда ни с одним человеком. Она НЕ ЗНАЛА, что может быть такой. Она была в ужасе от себя, от выброшенных слов. А он замолчал, тоже ответив перед этим хлестко и больно. У нее тогда горело все. Душа горела. И она спросила:
-Любишь?
Вот такую: неидеальную, резкую, гневную, но искреннюю. Любишь? И Э. ответил: «Всегда». Только почему, почему он решил, что она перестала в него верить? Все было с точностью до наоборот. После его ответа ей показалось, что они оба сдали какой-то очень важный экзамен на прочность, перешли куда-то совершенно на другой уровень. Она сделала выводы из случившегося. Ей очень дорого обошлась та ссора, и Роуз знала, что в будущем сделает все возможное, чтобы не повторить случившееся. И она не переставала в него верить. Просто ей тогда очень захотелось услышать его голос. Ей было это ВАЖНО.
Только как все это объяснить Э.? Он не станет слушать. Не услышит. И даже если сейчас Роуз попытается найти его с помощью Генри, Э. останется глух. Момент упущен, и уже слишком поздно что-либо доказывать…

В ту ночь Роуз так и не уснула…
А наутро зазвонил телефон:
-Здравствуйте! Меня зовут Кэтрин Лейстер, я представляю издательство «Йоркшир пресс». Мне недавно в руки попала книга-презентация о Йорке, к которой вы писали предисловие, настолько интересное и увлекательное, что от лица нашего издательства я хочу сделать вам предложение: стать автором путевых заметок о Северной Англии.

Это было неожиданное предложение. Интересное и актуальное. Вот уже около месяца Роуз серьезно задумывалась о своей дальнейшей жизни. Театр был неотъемлемой частью ее существования, она не могла жить без сцены и ролей, без репетиций, новых сценариев и особенной атмосферы закулисья. Но с появлением детей многое в жизни Роуз поменялось, и теперь она уже не могла пропадать сутками в театре, оставаться там до позднего вечера и каждый месяц отыгрывать по десять-пятнадцать спектаклей. Роуз слишком долго ждала своих малышей, для нее очень важно было быть просто мамой, ловить первые осознанные улыбки крох, петь им песенки, учить ползать и ходить, купать в пушистой от пены ванночке, заворачивать в мохнатые махровые полотенца. Она так долго этого ждала, что готова была вполне осознанно пожертвовать театром. Не отказаться совсем, но значительно сократить количество спектаклей и ролей. Совсем недавно ей предложили роль в одной легкой современной комедии. Роуз отказалась. Она прекрасно понимала, что если откажется еще пару раз, ей перестанут предлагать и найдут более молодых и честолюбивых актрис. Но…Роуз не устраивала ни перспектива оставить так скоро своих малышей одних, ни качество предлагаемого материала. Как странно, они несколько раз обсуждали с Э. его взаимоотношения с театром, и Роуз не раз говорила ему, что возможно Э. зря во многих вопросах так резко проводит черту противопоставления общего и своего виденья, пыталась предложить ему посмотреть на многие вещи немного с другой точки зрения, стать менее бескомпромиссным, но они ни разу, ни разу (!) не говорили о ее взаимоотношениях с театром. И не потому, что это было неинтересно или неважно, наверное, в этом просто не было острой необходимости. Но сегодня она бы поговорила. Она бы рассказала Э., что в ее мироощущении себя в театре тоже все не так просто. И не раз и не два бывали случаи, когда, придя на репетицию и, кажется, уловив главную мысль режиссера, она вливалась в спектакль. Внешне. Но чувствовала себя при этом чужой. Совсем чужой и нераскрывшейся по-настоящему в предложенной роли. Не понятой. Не услышанной. Тогда в перерывах она уходила с свою гримерку и брала паузу, уставала больше обычного, а раза два или три всерьез подумывала покинуть театр навсегда. Но шло время, появлялись новые роли, новые идеи, новые постановки, и чувство обособленности постепенно проходило, и Роуз, полностью поглощенная новым образом или вычитанными ночью в пьесе интересными мыслями вновь спешила в театр, без занавеса и дощатого помоста которого не мыслила своей жизни.
Как много она могла бы рассказать Э. сегодня. Но его нет. Нет! И ей придется решать вопрос своего будущего одной, без его молчаливой поддержки.
Роуз никак не могла осознать, что осталась одна. Где-то подсознательно, в глубине она понимала все, потому что знала и умела чувствовать своего мужа. Но эмоции и захлестывающая боль полностью блокировали сознание. Она не могла дышать. Роуз попыталась расстегнуть верхние пуговицы на блузке, но неудачно дернула за воротник, и что-то упало к ее ногам.
Золотой замочек. Цепочка разорвалась, и ее шея оказалась свободна. Ее отпустили на свободу.

"Пусть меня запрут в твоем сердце, а ключ выкинут."

Больше нет ни ключа. Ни замка. Ни сердца. И Роуз сломалась.
Горячие слезы заструились по щекам, она закрыла ладонями лицо, но рыданья рвались наружу. Роуз не могла ни стоять, ни сидеть, еле добравшись до спальни, она упала на кровать и, уткнувшись лицом в подушку, плакала. Долго. Выплескивая наружу всю накопившуюся боль, отчаянье и безысходность. Плакала до самого вечера. А потом пришло оцепенение. Не осталось ни слез, ни эмоций, ничего, только боль. Физическая. От дома. Осиротевшего дома, в котором когда-то жило счастье.
И тогда Роуз занялась чисткой. Она закрыла на ключ дверь кабинета Э., потому что не могла туда даже заглядывать. Там на столе остались недописанные листы и целая стопка книг с множеством пометок и закладок, и стакан из-под виски. И Роуз не могла на это смотреть, потому что казалось, что сейчас Э. войдет в свой кабинет и продолжит работу. Она не могла находиться в спальне, их спальне, где на комоде остались забытые Э. часы, где в шкафу висели его рубашки, где на кровати лежала его подушка, где жили воспоминания о любви. Роуз вынула из шкафа пару своих брюк, три свитера, собрала белье, домашнюю одежду и все это отнесла в комнату для гостей, теперь она будет жить там. В коробку из-под кофеварки были сложены все помады из ванной, потому что писать больше некому, Ежик, потому что он был молчаливым свидетелем ее необыкновенных новогодних дней, и Роуз просто не могла теперь смотреть на него без слез, а также золотой замочек с разорванной цепочкой, который возвращал ей свободу. Кофеварку она убрала в закрытый ящик на кухне. Роуз больше не могла выносить запаха кофе. Потому что так пахло счастье. Ее счастье. Она почти не бывала в гостиной, где в каждой мелочи тоже таились воспоминания.
Она не выходила на улицу. Яркий дневной свет морозного дня слепил.
Роуз не выходила на улицу, почти ничего не ела и жила в комнате для гостей.
Единственное, что держало ее на плаву – дети и книга.
Мария ни о чем не расспрашивала и почти полностью взяла на себя заботу о малышах. Но Роуз часто приходила в детскую и общалась с близнецами, показывала им яркие игрушки, включала музыкальные мобили, кормила, переодевала и целовала.
Она ответила согласием на предложение написать книгу о Северной Англии. Это была очень хорошая возможность для самореализации. Роуз видела свое повествование в виде коротких рассказов об интересных местах, событиях, разбавленных старинными преданиями и легендами. В качестве иллюстраций она хотела использовать черно-белые фотографии, и была уверена, что если издательство одобрит эти идеи, то Андре не откажется помочь и сделает настоящие художественные фото. От поездки в Йорк Роуз отказалась, она просто представить себе не могла, как в таком состоянии отправится в город, с которым однажды порвала навсегда. Кэтрин Лейстер согласилась на встречу в Лондоне. И завтра Роуз туда отправится для того, чтобы показать свои наработки и поделиться мыслями о будущей книге. После встречи она планирует заглянуть в театр и поговорить о пересмотре условий контракта. Роуз хочет уменьшить количество ролей в текущих, а также новых спектаклях до двух (т.е., если каждый спектакль будет идти по два - три раза в месяц, то общее количество сыгранных спектаклей не превысит шесть, плюс репетиции) и оставить за собой право отказываться от тех ролей, которые будут для нее неинтересны по тем или иным причинам.
Вечером пришел Генри. Он привез подарки малышам и свежие фрукты, для того, чтобы из них можно было сделать сок. Пришло время прикормов. Откуда об этом известно Генри, Роуз не знала, но она молча взяла у него пакет и проводила гостя в детскую. Чтобы ни чувствовала Роуз при появлении Генри, как бы к нему не относилась (а она еще сама в этом до конца не разобралась) одно знала четко: она может доверить своих детей этому человеку.
Оставив Генри с малышами, Роуз спустилась на кухню разобрать пакеты, и когда с этим было покончено, просто неподвижно сидела на стуле.
Генри спустился через полчаса и, заглянув на кухню, остановился в дверном проеме.
-Неважно выглядишь, Принцесса.
-Уходи, - глухо ответила Роуз, даже не взглянув на него.
Входная дверь хлопнула и Роуз закрыла глаза.
Ничего. Главное, как-нибудь дожить до завтра и доехать до Лондона. А там у нее появится ДЕЛО и, может быть, это поможет забыться.

Генри только что приехал. Настроение у него было не из лучших, дела еще хуже, но пить ему не хотелось. И он пошел к Эмилию. Заскочил перед этим в магазинчик для новорожденных, безбожно флиртовал с девушкой за прилавком (если Роуз узнает, что он прикинулся овдовевшим отцом-одиночкой с близнецами на руках, то она его закопает заживо) и та сноровисто собрала ему все необходимое и даже больше, пряча слезы в глазах и огонек чисто женской заинтересованности свободным экземпляром, но свой телефон на коробке с кашей написала. Генри этого не заметил. Он выбирал игрушки и ломал голову, что лучше взять - немыслимых пушистых и невероятно мягких зайцев с огромными ушами, голубого и розового, или развивающие коврики, погремушки и ксилофон. Генри взял все. И совет зайти в супермаркет и купить для сока свежих фруктов и овощей. Он с недоверием покосился на симпатичную девушку с ярким румянцем на щеках, когда она заверяла его, что дети обожают морковный и тыквенный сок. Генри поймал такси, рыкнул на какого-то пижона в деловом костюме, попытавшегося сесть в это такси первым (справедливости ради нужно отметить, что он-то его и ловил, но Генри было до балды это обстоятельство), загрузил на заднее сиденье пакеты и назвал адрес.
Дверь открыла Розалин. Или то, что раньше ею было. По опыту Генри знал, что все вопросы будут проигнорированы, как и он сам, потому и решил все выпытать у Марии или Эмилия. Последнего дома не оказалось. Розалин испарилась, оставив его в дверях детской.
- Привеееееет, M&M's, - осторожно прижал он к себе крестницу, шепотом произнося ее прозвище, которое придумал самолично и очень этим гордился.
Сандер находился на руках у неодобрительно покосившейся на него Марии, но Генри уже не раз слышал, что маленького сына Эмилия она называет так же, как и сам Генри.
- Как ты справляешься со своим сорванцом-братом? Он тебя обижает? Ты только скажи, я ему сразу объясню, как следует вести себя с маленькими принцессами.
Мария хмыкнула. Так как раньше он от этой женщины подобных звуков не слышал, то решил, что ослышался и сейчас. Генри попытался выяснить у Марии, что происходит с Розалин, но та упорно молчала, лишь заверила его, что Роуз не больна. В каком-то роде. Так она и сказала - в каком-то роде. Это Генри совершенно не понравилось. И он спросил, где черти носят Эмилия. Это не понравилось Марии, и она отчитала его за то, что Генри ругается при детях. Талантливый дознаватель, один из признанных в его мире людей, умеющих раскалывать любого - не смог добиться ничего от одной-единственной женщины. Но уже понял. Чутье никогда не подводило его. Что-то произошло. И если Розалин не больна, то это мог с ней сделать только Эмилий.
Генри остановился в дверях кухни. Честно говоря, просто не рискнул подходить ближе и лезть со своим обычным сарказмом.
Он знал Эмилия давно. Очень давно. Знал его лучше, чем, возможно, его собственная семья. Он знал, что Эмилий никогда ничего не делает, если ему это действительно не нужно. Без весомой причины. Эти причины могут не подходить больше никому и ничего никому не объяснять, но для Эмилия это вопрос существования жизни. Когда он узнал, что Эмилий женат, то его поразило не то, на ком женился его лучший друг и что его не пригласили на свадьбу, а сам факт. Это как реальные доказательства прямо на твоих руках существования НЛО. Чаще всего Генри считал Эмилия нудным. И они ругались и петушились из-за мелочей и образа жизни Генри. Но сейчас он переживал именно за своего друга. Потому что уже нарисовал себе в голове картину происходящего, собранную из мельчайших деталей. Должно было произойти что-то из ряда вон, что-то такое, что заставило его жену потерять себя. Генри не обманывался на свой счет и не ждал, что ему переломают руки и ноги, когда узнают об их совместном прошлом с Роуз. Помнут лицо - это максимум. И он даже не надеялся, что Розалин что-то расскажет ему. Так и случилось. И он ушел.

Купил бутылку лучшего рома, по дороге от магазина до проезжей части сделал два звонка и уже знал, куда нужно ехать. Эмилий открыл дверь. Генри скользнул по нему взглядом и решил, что эти двое - созданы друг для друга. Он ничего не говорил, Эмилий ничего не говорил. Из приоткрытой двери не тянулся запах алкоголя, хотя отель был средненький, не были слышны женские визги, да и не воняло откровенно от друга, что радовало. Единственное, что радовало в этой ситуации. Эмилий протянул руку, забрал бутылку и захлопнул дверь прямо перед носом Генри. Настаивать было бесполезно. Эмилий знает, что он в городе, придет тогда, когда ему станет лучше. А пока сделать ничего нельзя. Генри стало легче от того, что он нашел его и просто увидел, что тот в состоянии стоять на ногах и при желании набить ему морду.
Когда он вышел на улицу, прямо перед его лицом просвистела бутылка рома и разбилась вдребезги об асфальт, окатив его ароматными брызгами. Сверху долетело еще несколько окурков, остальные рассеивались по улице, подхваченные порывом ветра. Эмилий дебоширил. Теперь все ясно с отелем. Генри из мести урегулировал вопрос с захламлением улицы перед парадным входом в отель с самодовольным управляющим, зная, что этого ему Эмилий с рук не спустит, зато у друга появится возможность выпустить пар. Оставалось только ждать.

***

Комина О'Рейли никогда не уезжала из своего родного городка. Когда-то она была молоденькой, мечтательной девушкой и хотела поехать учиться на врача в Дублин. Но к ним приехал новый викарий - отец Девин. Она заглянула в его глаза и пропала навеки. Комина никогда и ни у кого больше не видела таких добрых глаз. Словно все сострадание в мире, весь свет, вся людская любовь соединились в его глазах. Он читал воскресные проповеди не с одержимостью, не с ярой верой, не с благоговением, а с добротой в голосе. Будто бы отец рассказывает своим детям на ночь сказку и учит их тому, что добро всегда побеждает зло. Девин никогда не навязывал Господа никому. Он верил сам и позволял каждому верить до той степени, которую принимает его душа. Девин не осуждал - он считал, что Господь любит всех своих детей, даже утративших веру. И зачастую любит их больше, ведь проблемные дети - самые любимые. Ее Девин с одинаковой теплотой относился к постоянным прихожанам, и к заезжим гостям. Он не считал себя вправе выбирать любимчиков. Господь не дал им детей, и всю свою нерастраченную мудрость, весь накопленный за годы жизни и откровений опыт, он равноценно отдавал каждому, кто приходил к нему. Неудивительно, что Комина так и не поехала учиться и вообще никогда не уезжала Кашела. Нигде в мире больше не было добрых глаз Девина.
Но сейчас она собиралась в свое первое путешествие. И не просто поездку в соседний город, а настоящее большое путешествие! Ей предстояло плыть на пароме и добираться поездом до места назначения. Девин не мог бросить приход, поэтому Комина уезжала одна. Ее сердце билось, как сумасшедшее от одной только мысли о том, что она увидит. И от того, что она сможет еще раз подержать на руках двух малышей, которых так быстро увезли. Если Роуз будет не против ее визита. Они с Девином много вечеров говорили об этой паре и его добрые глаза становились еще мягче и добрее. Алесто гостила у них какое-то время, пока ее муж не уехал ранним утром. Именно она уговорила Комину совершить эту поездку.
Алесто встретила ее на вокзале. Женщины плакали и смеялись, обнявшись, и долго не могли расцепить руки. Лондон пока еще не успел поразить Комину и из окна машины не так много можно было разглядеть. Ей нетерпелось увидеть семью Эмилия, и Алесто пообещала, что утром они поедут в гости к ним в Суррей, а пока им предстоял поход в ресторан и вечер вдвоем за бесконечными разговорами двух женщин обо всем на свете. Алесто созвонилась с Роуз и та сказала, что будет невероятно рада их приезду.

Комине очень понравилось, что Эмилий не живет среди столичной суеты, а выбрал небольшое поселение с уютным домом. До Лондона всего ничего, а тишина и воздух совсем другие. Они почти бежали ко входу в дом, обеим не терпелось увидеть подросших и с каждым днем становящихся все самостоятельнее детишек двух замечтальных людей. Алесто говорила о сыне с едва скрываемой гордостью и нескрываемой любовью о Роуз. Комина была без ума от Эмилия и его жена ей понравилась, но все равно было тревожно и чуть-чуть страшновато заходить в их дом. Роуз проводила их до детской, видя нетерпение, сразу, как только они обменялись поцелуями и приветствиями. Провозившись с малышами без мало около двух часов, они решили пообедать дома, чтобы никуда не ехать, чем осчастливили Марию.
Собравшись на кухне и помогая Роуз накрывать на стол, они разговарили без умолку на самые разные темы. Комина же постоянно задавалась вопросом, где Эмилий, но спросить стеснялась. Ее терзало что-то неуловимое в бледном лице Роуз и то, что та почти не улыбалась. Эта девочка ужасно изменилась со времени своего единственного визита к ним с Девином. Они с Алесто переглядывались, но не знали, как спросить и чем помочь. Если бы случилось что-то страшное, то Роуз сообщила матери мужа. Значит, это страшное и страшно личное.
- Сын опять уехал? Он ничего не говорил мне, что собирается куда-то, - решилась наконец Алесто.
И Комина едва не заплакала, глядя как напряглись спины Марии и Роуз.

Роуз не могла отказать Алесто, хотя ей было не до гостей.
Она поговорила с Марией о предстоящем визите, две женщины обсудили меню, нарядно одели малышей и, услышав звук подъезжающей машины, Роуз открыла дверь.
Все шло неплохо, малыши вели себя отлично и радовали гостей, Роуз держалась, безупречно ведя роль хозяйки дома, она рассказывала о новостях, о том, что вчера была в Лондоне и подписала контракт на издание книги, о том, что для нее это совершенно новый опыт, очень интересный. И ей казалось, что есть шанс провести встречу гостей на «отлично». И все же вопрос, который Роуз ждала, прозвучал:
- Сын опять уехал? Он ничего не говорил мне, что собирается куда-то.
Роуз напряглась. Но она была готова к тому, что ее спросят, Роуз отрепетировала свой ответ заранее. Все-таки была актрисой. На секунду прикрыв глаза и сосчитав до пяти, она развернулась к гостьям с милой улыбкой:
-О нет, он в Лондоне. У него сейчас очень напряженный период, спектакль и одновременно подготовка к новому фильму. Он… иногда остается там на ночь, если все затягивается за полночь.
Алесто приняла это объяснение, и ничто не изменилось в ее лице:
-Жаль, очень жаль… но в любом случае, так как мы приехали не на один день, думаю, я увижу сына.
Роуз показалось, что она ослышалась, но глядя на лучезарную улыбку свекрови, сомневаться в ее намереньях не приходилось.
-Да, конечно… я… Мария приготовит чай, вы же старинные подруги, и, думаю, у вас есть желание поговорить о чем-то личном. Я не буду вам мешать. И пока дети спят, подготовлю комнату.
Роуз пулей взлетела по лестнице вверх. У них всего одна гостевая комната в доме! Алесто можно разместить в ней, Комину… Комину в гостиной… и надо срочно убрать из гостевой все вещи.
Роуз спешно вынимала из шкафа одежду, собирала книги, отключала нет и переносила все в спальню. Не должно остаться никаких следов. Свалив все на середину кровати, она села и огляделась, провела рукой по покрывалу и закрыла глаза… надо было решиться сделать этот шаг. Эмилий должен знать, что его мама гостит у них дома. Скрыть от него ее приезд – неправильно. Но звонить Роуз не могла, потому что знала, что не выговорит и слова. Услышит его голос и расплачется. Повертев в руках телефон, Роуз решила послать смс:
«Приехали Алесто и Комина. Они решили, что останутся у нас на несколько дней. Спрашивали о тебе. Я сказала, что ты в Лондоне. Алесто намерена тебя дождаться»