Nadin-ka:
Какой вначале была Реми! Гордая, самоуверенная, бесстыдно соблазняющая.
А теперь сильно заметно, что она в отчаянии, пришла на кладбище готовая на все лишь бы спастись.
Наверно Дэй все же видел как Реми убила Джулиуса.
Да эти похороны настоящее театральное представление. Интересно, эти истории, что Дэй рассказал Фио - это правда или вымысел?
Наверное право начальство - тут можно многое увидеть. Вот Реми явила всем лицо скорбящей вдовы, вроде правда скорбит, но не по Чарльзу, а по себе самой.
А то что Белль влюблена в Чарльза, давно ясно. Помнится, Дэй пришел в дом Лелури и отметил как Белль любуется портретом Чарльза. "Правда он красивый?"- сказала она тогда.
Они точно любовниками были. И матушка тут замешана, точно.
Конечно Белль ненавидит Реми, ведь она наверно думала, что Чарльз на ней женится. Только Белль серая мышь против Реми.
Может Чарльз считал, что это престижно - жениться на Голливудской звезде, которую желают тысячи мужчин.
Константин, Таня, спасибо вам огромное за всю эту красоту!
KimiTan:
Спасибо большое за Ваш труд!
Перевод отличный, сюжет захватывает. Очень ждем продолжения 
Irinnka:
Очень надеюсь, что тайны в скором времени раскроются!
Жду продолжения о сестре, думаю, всё там сложно и запутанно...
blackraven:
» Глава 20
Перевод: blackraven
Редактирование: codeburger
Всю свою жизнь Белль Лелури мечтала стать Королевой Марди-Гра.
Она днями напролет воображала, как это будет. Однажды, однажды, однажды…
Однажды она выйдет туда, на белый балкон клуба «Бостон», в розовом атласном платье и широкополой шляпе с длинной свисающей лентой. Королева праздника. Люди, толпящиеся внизу, будут смотреть на нее восхищенными глазами и говорить: «Гляньте-ка, это же Белль Лелури, самая красивая девушка Нового Орлеана».
Она обожала парады. Каждая карнавальная платформа, изукрашенная золотой фольгой и серебристой кисеей, разноцветными шелками и атласом, казалась ей волшебным королевством, влекомым единорогами.
– Никакие это не единороги, дуреха, – твердила ей Реми. – Это мулы в белых накидках, а рог у них из папье-маше. Эти же мулы завтра утром потянут телеги с мусором.
Но Белль просто пропускала мимо ушей досадные слова сестры.
С платформ ряженые кидали в толпу бусы и монетки. Та же Реми всегда выставляла себя посмешищем, прыгая и размахивая руками с криком: «Киньте мне чего-нибудь, мистер!» А Белль не снисходила до ловли дешевых безделушек. Ей не нужны были стекляшки, ведь однажды она наденет настоящие драгоценности.
Ей уже сравнялось двенадцать, когда ночью на Марди-Гра произошел чудесный и страшный случай.
Больше всего Белль захватывали ночные парады – даже Реми не могла отрицать их магию.
Негры в красных балахонах несут факелы, освещающие платформы. Пламя вспыхивает и колышется, когда факельщики выделывают па, маршируя в такт оркестру. Клубы черного дыма взвиваются в ночь. Платформы проезжают мимо в кольцах огня. Дерганый ритм барабанов, извивающиеся танцоры, играющее пламя – все это пробуждало что-то внутри Белль.
А та ночь… та ночь вышла особенной.
Той ночью Король Комус проплывал на кисейном белом облаке в обрамлении сверкающей двойной радуги. Вредная как обычно Реми со смехом сказала: «Ну ты глянь на этого старого пердуна. Пьяный, как свинья на винодельне». И тут Король сделал нечто поразительное. Наклонившись со своего высокого золотого трона, он указал алмазным скипетром прямо на Белль и улыбнулся.
Она уставилась на него, разинув от удивления рот, и не заметила, как человек, стоящий рядом с Королем, кинул ей нитку пурпурных бус. Она ничего не замечала, пока не стало слишком поздно. Бусы ударили в грудь и упали на землю, и тут же ее захлестнула толпа желающих завладеть редкой безделушкой. Белль снесли к платформе, чуть не уронили под железные колеса. Она оступилась и шатнулась слишком близко к вертящемуся факелу, брызжущему маслом. Ее плащ загорелся.
Вдруг откуда ни возьмись выскочила Реми, схватила Белль за пояс и повалила на мостовую, усеянную лошадиным навозом и растоптанными бусинами. Шляпой и голыми руками Реми сбила пламя с плаща. Белль была бы ей очень благодарна, если бы сестра не смеялась, как сумасшедшая, да не приговаривала со странным огоньком в глазах: «Ну ты живчик, Белль. А ведь чуть не поджарилась до хрустящей корочки, прям как Жанна Д’Арк». Белль даже испугалась: и того, что Реми сделала, и того, что сказала, а особенно ее горящего взгляда.
Каждый год в карнавальную ночь после заключительного парада – даже в том году, когда она чуть не сгорела, – Белль приходила к зданию Французской оперы на Бурбон-стрит и смотрела, как Король и Королева Марди-Гра со своими придворными съезжаются на бал в черных лаковых каретах. Она повторяла и повторяла, словно песню или молитву: «Однажды, однажды, однажды это я буду Королевой». Однажды она наденет платье, расшитое жемчугом и французским кружевом, и обует белые атласные туфельки… ах, не сотрутся ли подошвы к исходу ночи? Но самый волнующий момент наступит с двенадцатым ударом часов, когда молодой человек в сверкающей драгоценными камнями маске принца закружит ее в танце. Притворившись, будто он ей незнаком, она, конечно же, сразу его узнает. Ее затянутая в перчатку рука затрепещет в его руке, и он обнимет ее покрепче. А потом прошепчет на ухо сладкое признание: «Я любил тебя всю свою жизнь, прелестная Белль Лелури. И теперь настало время, чтобы взять тебя в жены. Настало время, чтобы ты наконец пришла в свой дом и жила со мной в Сан-Суси».
И тогда она познает восторг. Абсолютный восторг.
Осознание не пронзило Белль молнией с ясного неба. Оно пришло постепенно. Так коварные черные тучи зловеще погромыхивают откуда-то издали, клубятся, сгущаются и вдруг проливаются на тебя дождем – а ты и не заметила, как они наползли. Мало-помалу Белль стала понимать: ее не то что никогда не выберут Королевой, а даже на бал никогда не пригласят.
Из-за скандала, разумеется. Скандала, о котором никто не говорил вслух, но который присутствовал в их доме, словно невидимая плесень, словно гниль и разложение, отравляющие воздух. То, что она была Лелури и отличалась редкой красотой, роли не играло. Ее отец жил в другом доме с не своей женой, мать превратилась в затворницу, а сестра вела себя дико, как безумная. Ни одну девушку с такой подноготной не могли избрать Королевой Марди-Гра.
А потом ее настигло ужасное предательство. Реми украла ее принца.
Когда Джулиус Сент-Клер начал захаживать к ним, Белль подумала, что это из-за нее. Ради него она прихорашивалась и старалась вести себя по-светски, хотя в его присутствии так волновалась, что становилась неловкой и косноязычной – ей даже дышать было трудно, не то что беседовать. Лишь через какое-то время до нее дошло, что это к Реми устремлялся его взгляд, когда та появлялась, это о Реми он говорил не переставая, это за Реми он ухаживал. Реми, Реми, Реми.
Да, если бы Джулиус Сент-Клер добился, чего хотел, именно Реми обосновалась бы в Сан-Суси. Только вот до того, как это случилось, Джулиус покончил с собой, а Реми сбежала. И Белль осталась в одиночестве.
Не играло роли, что ее, Белль Лелури, воспитали совсем для другого, воспитали как будущую Королеву, леди, жену. Она знала, какую из пяти вилок, положенных возле тарелки, взяла бы для устриц, какую – для черепашьего мяса, а какую – для манго, если бы оказалась на званом ужине, но ее туда не приглашали. Она могла исполнять на фортепиано вариации из опер или «Большой Наполеоновский марш», но в их доме, где не было никого, кроме нее и мамы, музыку поглощала плесневелая тишина. Она никогда не отправлялась в Гарден-дистрикт без шляпы и перчаток, даже в самые жаркие летние дни. Только ни одна подружка не ждала ее под часами у многоквартирного дома Холмса, чтобы вместе пообедать и сходить за покупками. К тому же продавщица в парфюмерной лавке всегда встречала ее таким жалеющим взглядом, что Белль в конце концов решила не показываться в Верхнем Городе. Вместо этого она занялась садом. Погружая руки в мягкую глинистую землю, она ощущала странное волнение и задавалась вопросом, как это возможно – быть одновременно настолько переполненной чувствами и такой пустой изнутри.
По вечерам она сидела с мамой в гостиной и плела кружево или вышивала крестиком, украшая наволочки, простыни и скатерти для своего приданого. В ее спальне стоял кедровый сундук под приданое, куда она складывала каждую законченную вещь. Одну за одной. И вот однажды этот сундук так переполнился, что крышка уже не закрывалась. Белль тогда расплакалась, словно девчонка, которой давно не была. Утерев ладонями глаза, она колотила кулаками по неподатливой крышке и хотела поскорей умереть.
Она плакала и раньше – в тот день, когда Джулиус покончил с собой, хотя давно желала ему всяческих несчастий и молилась, чтобы Бог заставил его страдать. Точь-в-точь так же они долгие годы молились о страданиях для папочки. Она хотела, чтобы Джулиус раскаялся за все, что ей причинил, предпочтя Реми. И он, конечно же, раскаялся, раз взял и застрелился. Вот только после этого Белль вдруг осознала, что все мечты, которые она складывала в сундук вместе с приданым, были мечтами о принце Джулиусе, и теперь, когда он ушел навсегда, ушел безвозвратно, сундук все равно что опустел. А потом сбежала Реми, оставив ее одной с мамой. Оставив ее в одиночестве.
Пару лет спустя летним днем, подрезая розы в саду, Белль заметила, как целая вереница машин и экипажей замедляет ход, проезжая мимо их дома. Люди глазели в ее сторону, глазели прямо на нее, некоторые даже подавали ей какие-то знаки. Белль не могла понять, в чем тут дело. Конечно, скандал был ни при чем, ведь папочку уже много лет как похоронили.
Эти люди вели себя так странно, что она испугалась и уже решила укрыться в доме, когда заметила Рути – соседскую цветную служанку, которая вышла на галерею посмотреть, что за шум.
Белль махнула ей рукой и тихонько окликнула, но Рути, дуреха этакая, во все глаза пялилась на улицу и не обращала на Белль ни малейшего внимания. Пришлось повысить голос, хотя дамам кричать не пристало.
Наконец девчонка не спеша сошла с галереи и павой проплыла к забору, так что Белль чуть не впала в нервную агонию, пока ее дождалась.
– Приветики, мисс Бель, – сказала Рути, – Чой-то вы тут за деревом тихаритесь, а?
У Рути была россыпь крошечных черных родинок на скулах и круглые, как у тряпичной куклы, глаза. Белль вдруг задумалась, а не насмехаются ли над нею эти глаза. Хотя раньше она не замечала, чтобы Рути забывала свое место.
Так или иначе, сейчас Белль волновало не это, а что происходит со всеми людьми на улице, которые притормаживали, чтобы посмотреть на их дом.
– Ты знаешь, кто все эти люди, Рути? Что им тут надо? Что они разглядывают?
– Как по мне, они понаехали, чтобы увидать вас да ваш дом. Вы ведь у нас не кто-нибудь, а Золушкина семья.
– Ой, что за чепуха, Рути, – засмеялась Белль, – это же сказка. На самом деле нет никакой Золушки.
– Да, мэм. То есть, нет, мэм. Про нее ж в утрешней газете прописано. Не видали что ль? Постойте-ка здесь, я вам сейчас принесу.
И прежде чем Белль успела сказать «да, пожалуйста» или «спасибо», девчонка забежала в дом. Вернулась она через пару минут со сложенной «Таймс-Пикаюн» в руках.
– Нате держите, мисс Белль, – передала она газету через забор. – Можете оставить себе. Наши уже все прочитали.
Газета никак не разворачивалась, и Белль от нетерпения чуть ее не порвала.
Заголовок показался полной бессмыслицей: «ЗВЕЗДА ИЗ НЬЮ-ОРЛЕАНА ЗАСИЯЛА В НЕБЕ НАД ГОЛЛИВУДОМ». Но фотография, растянувшаяся на четыре колонки, словно ударила Белль прямо в грудь. Конечно, этого не могло быть, но все же так и было. Реми, ее сестра Реми. Похоже, она направлялась на какой-то бал, потому что на ней было вечернее платье с длинным шлейфом и тиара в волосах. Газетные строки прыгали перед глазами – так дрожали руки. Но вот один абзац бросился Белль в глаза: «Достаточно побыть в ее присутствии несколько секунд, в безмолвном восхищении взирая на бесподобную фигуру, безупречную кожу, сочные губы, и невозможно не признать, что мисс Реми Лелури, несомненно, самая красивая женщина в мире».
Белль нырнула в дом, прошла на кухню и засунула воняющие типографской краской листы поглубже в мусорную корзину: под кофейную гущу, яичную скорлупу и рыбьи ошметки. Ей полегчало, лишь когда газета исчезла с глаз долой. Теперь живот не крутило, пустота в груди почти не чувствовалась.
Значит, сбежавшая сестричка ломала комедию в каком-то там кино… Ну, Реми постоянно совершала дикие, безумные поступки. Ни одна настоящая леди ни за что не стала бы привлекать к себе всеобщее внимание таким вот образом, и однажды Реми горько пожалеет о содеянном. Ни один приличный молодой человек из Нового Орлеана даже не подумает жениться на девушке после вот такого. А слова того мужчины про несравненную красоту Реми в газете просто преувеличили, исказили. По правде никто и в мыслях не держал так превозносить ее сестричку Реми. Да и с какой стати, ведь когда они были маленькими, это ею все вокруг любовались. Это ее прозвали Белль – Красавица.
После этого, казалось, лицо Реми было повсюду. Мама сказала, что со стороны Реми просто позор, вот так выставляться напоказ в кинокартинах. Вульгарных и низкопробных. Белль не стала скрывать от мамы, что люди болтают, будто Реми снялась почти голой в одном фильме, где дело происходило в гареме и она играла рабыню какого-то арабского шейха, ни больше ни меньше как темнокожего. Позор, ужасный позор! Однажды Реми пожалеет, пожалеет, пожалеет. Белль доставляло удовольствие думать, что Реми непременно пожалеет. Пусть недолго, но Белль чувствовала себя лучше, не такой пустой внутри, когда воображала, как Реми придется раскаяться.
Тем вечером, когда Реми должна была вернуться в Новый Орлеан, чтобы присутствовать на премьере «Малышек из джаза», Белль не удержалась и пошла на старую станцию Юнион-Стрит. Размер толпы ее потряс – людей собралось не меньше, чем на карнавале. Поезд только подъезжал к станции, а все они принялись скандировать: «Ре-ми! Ре-ми! Ре-ми Ле-лу-ри!», перекрикивая гудки и свист паровоза. Дверь вагона открылась, вопли еще усилились и стали оглушительными, когда в лучах света показалась она. Повсюду сверкали фотовспышки, а Реми улыбалась и поднимала руку жестом одновременно грациозным и застенчивым.
Белль смотрела на все это сквозь слезы, обжигавшие глаза. Как же так случилось, как такое могло произойти, что Реми вдруг стала кем-то гораздо более восхитительным и великолепным, чем даже Королева Марди-Гра?
Продолжение следует...
Peony Rose:
Как и думала, Белль сожрали неудовлетворенное тщеславие и зависть. А маман Лелури и дела нет... как будто дети чужие, честное слово.
Костя, Таня, спасибо за продолжение!
Natali-B:
blackraven писал(а):
Глава 20
Перевод: blackraven
Редактирование: codeburger
Перевод: blackraven
Редактирование: codeburger
Константин, Таня, спасибо за продолжение!
Nimeria:
Константин, Таня, большое спасибо за долгожданное продолжение!
А мне даже жаль Белль Лелури - жизнь прошла мимо неё, в неисполнившихся мечтах рядом с полоумной маменькой...
И всё-таки интересно, имеет ли она какое-либо отношение к Чарли Сент-Клеру. Ну, кроме того, что она его свояченица и кузина
Кьяра:
Спасибо за продолжение
принесла несколько видео карнавала Марди-Гра примерно того времени
Да уж, прекрасно понимать, что
blackraven писал(а):
ее не то что никогда не выберут Королевой, а даже на бал никогда не пригласят.
Из-за скандала, разумеется.
Из-за скандала, разумеется.
но при этом злорадно думать, что сестру
blackraven писал(а):
Ни один приличный молодой человек из Нового Орлеана даже не подумает жениться на девушке после вот такого.
И жаль ее, что воспитывали быть леди, а пришлось стать затворницей и чуть ли не служанкой для матери, но и противно от этой злости и ревности.
Дуся:
Спасибо за продолжение! Реми конечно без тормозов, но она не витает в облаках и реально смотрит на жизнь. Жалко мне Бель, эту наивную мечтательницу.Но если столько лет копить в себе зависть, злость и несбывшиеся мечты, можно и убить кого-то. Костя,Таня! Спасибо вам большое за отличный перевод и редактору!
Svetlaya-a:
Константин, Таня, спасибо большое за новую главу! Как жаль Белль! Росла для одного, но вся такая покорная и послушная, осталась в одиночестве. И такая зависть к сестре! Хотя у Реми с детства в голове что-то явно не то...