blackraven:
» Глава 21
Перевод: blackraven
Редактирование: codeburger
Из редакционной статьи «Нью-Орлеан Таймс-Пикаюн» от 16 июля 1927, суббота.
ДА СВЕШИТСЯ ПРАВОСУДИЕ
Пока наши коллеги по перу набрасываются на служителей закона за их видимое нежелание побыстрее арестовать и предать суду по обвинению в убийстве кинодиву Реми Лелури, мы в «Таймс-Пикаюн» считаем, что пришло время успокоиться и хорошенько подумать.
Во вторник ночью было совершено чудовищное преступление, столь кровавое и жестокое, что одна лишь попытка вообразить ужас последних минут мистера Чарльза Сент-Клера заставляет содрогнуться. И подобно тому как нищета с невежеством не должны приводить к поспешному осуждению, так и красота со славой, конечно же, не должны от осуждения избавлять.
Но это серьезнейшее дело для штата – привлечь гражданина к ответу за преступление, караемое смертной казнью. А потому это дело следует вершить с величайшей осторожностью и скрупулезностью и – прежде всего – со всей объективностью. Сначала необходимо собрать улики и опросить свидетелей. Затем будет предъявлено обвинение и невиновность или вину подсудимого в ходе надлежащего разбирательства установит жюри присяжных. Если голословный приговор общественного мнения ошибочен, то Реми Лелури нечего бояться законного суда, ведь именно там воссияет истина и восторжествует справедливость.
Всегда надеешься, что у истории будет счастливый конец, думал Дейман Рурк, даже когда по правде это невозможно.
Хотя всякий раз, возвращаясь в мир своей покойной жены, в мир шампанского и шелковых чулок, он чувствовал себя попавшим в неоконченную сказку, где они с Джо, словно две фигурки со свадебного торта, навеки застыли под стеклянным колпаком. Она прожила слишком недолго, и он не представлял, что у них могло получиться.
Рурк припарковал свой «биркэт» в тени дуба перед особняком родителей Джо, построенным еще до войны Севера и Юга. Двигатель стих, и мир погрузился в тишину аристократизма и элегантности, царившую в Роуз-Парке. Если прислушаться, можно было уловить фортепианный пассаж или плеск ныряльщика в бассейне, но в этой части города выходные субботние дни ничем не отличались от будних.
Полуобернувшись, Рурк посмотрел на свою Кэти. Она была очаровательна в белом платье с большим квадратным матросским воротником, расшитым желтыми звездами и синими якорями. Вылитая идеальная девочка «из платочков и клубочков, из загадок и мармеладок…»
(1), если не обращать внимания на поношенную бейсболку.
Он ей улыбнулся и получил в ответ восторженную улыбку.
– Припасла подарок для дедули?
Кэти молча закатила глаза – ясно же как день, что вот он, у нее на коленях. Начальнику городской полиции Уэлдону Керригану внучка собиралась подарить на день рождения водяной пистолет.
– Только не объедайся мороженым, а то тебя, как в прошлый раз, стошнит на гортензии.
– Ну, па-а-почка, – плутовка снова закатила глаза. – Уже сто-сто-сто лет прошло, тогда я была маленькая и ничего не понимала.
– Может так, а может и этак, – протянул Рурк, вторя всем южанкам-мамочкам, которых когда-либо знал. – Вот посмотрим, хватит ли тебе понимания не разбить нос кузену Гордону на дедулином празднике.
– Па, но Горди сам напрашивается. Он же всегда на всех наговаривает. У него в голове полно всякой чуши.
– А ты не пытайся выбить из него эту чушь. И не доводи опять свою кузину Аннабель до истерики.
Идеальная девочка шмыгнула носом.
– Разве я виновата, что она глупая гусыня и верит всему подряд? С ней и пошутить нельзя.
Рурк рассмеялся и щелкнул по козырьку ее бейсболки.
– Ладно. Что-то мы заболтались. Давай-ка пойдем, пока праздник не начался без нас.
Обходя машину, чтобы помочь Кэти выбраться, он заметил старый пыльный «форд-ти», припаркованный на обочине ничейного проезда, обсаженного темно-зелеными дубами. Этот автомобиль был не из тех, какие привыкли видеть в Роуз-Парке, а потому привлекал внимание. Дешевая рухлядь. Взгляд Рурка зацепился за мужчину, который поспешно шел со стороны особняка Керриганов – от заднего входа.
Путник в серой шляпе отворачивал лицо, оглядываясь назад, на большой дом, но сутулая переваливающаяся походка выдавала любителя залить за воротник. Дошагав до «форда-ти», он сплюнул в канаву струю табачного сока, потом открыл дверь и забрался за руль.
Рурк провожал взглядом дымящуюся выхлопную трубу и болтающуюся запаску драндулета, пока тот не скрылся за углом Сент-Чарльз-авеню. Он подумал, что попозже этим же вечером придется наконец сесть рядком да потолковать ладком про старые времена с детективом из убойного Ройбином Доэрти.
Кэти громко репетировала песню «С Днем рожденья тебя!», пока они, миновав высокие кованые ворота, шагали по мощеной дорожке к особняку с толстыми величественными колоннами, глубокой мраморной галереей и дверью, сверкавшей фасеточным стеклом. Негр в вечернем костюме и белых перчатках встретил их у подножия лестницы и провел под портик в арочную анфиладу, которую охраняли каменные львы.
С теннисного корта донесся крик «Моя подача!» и хлопок ракетки по мячу. Отец с дочерью вышли на лужайку, затененную от палящего солнца кронами дубов и пальм. В воздухе пахло празднеством: розами, увлажненной землей и жареным на вертеле поросенком.
Официанты, с ног до головы в белом, кружили по постриженному газону с подносами лимонада. Если вечеринка по всей форме – а в этой части города все и всегда делалось по всей форме, – значит, напиток в бокалах с серебряным ободком приправлен контрабандным джином.
Завидев бабушку, Кэти сломя голову понеслась здороваться. Пританцовывая от волнения, она вручила букетик жасмина, который сама нарвала, потому что, по ее же словам, Папа-Лапа не должен быть единственным, кто сегодня получит подарки. По дороге цветы немного помялись и поникли, но бабушка Розмари восхищенно поахала над ними, понюхала и добавила тощенький пучок к желтым розам в вазе цвета морской волны, красующейся на кованом столике в окружении плетеной садовой мебели под белыми накрахмаленными чехлами.
Кузина Аннабель – недавно объявленная «глупой гусыней» – подскочила к Кэти и, схватив за руку, потащила играть в бадминтон возле бассейна. В ярко-голубой воде уже плавали перьями кверху пара утопленных воланов.
Рурк подошел к теще, когда та, все еще раскрасневшаяся от вихря по имени Кэти, обернулась, чтобы его поприветствовать.
Изящная женщина – бело-розовая и мягкая, как клубничная меренга. Он часто думал, что Розмари Керриган лишена твердости не только снаружи, но и внутри, хотя, скорее всего, ошибался. В ее мире леди рано учились притуплять и прятать свои острые грани.
– Добрый вечер, матушка Керриган, – он взял ее за обе руки и наклонился, чтобы поцеловать в щеку. Гладкая, словно замшевая перчатка, ее щека слега пахла жасмином.
– Дэй, дорогой. Рада тебя видеть. – Теща глянула Рурку в лицо, и ее пальцы ощутимо дрогнули, прежде чем она их высвободила. Он всегда заставлял ее нервничать, даже сам того не желая. – Уэлдону не терпится поговорить с тобой, – добавила она. – Мне поручено направить тебя к нему, как только ты появишься… – пока Розмари высматривала мужа на лужайке, ее голос стих, между светлых глаз возникла тревожная морщинка, похожая на отпечаток пальца.
– Постараюсь принять это, как мужчина, – ответил Рурк.
Ее взгляд вернулся к его лицу, морщинка между глаз углубилась.
– О, дорогой…
– Шучу-шучу. Уверен, ничего серьезного. – Он покрутил головой, любуясь брызгами ярких красок, словно на палитре художника: желтый жасмин, розовые камелии, оранжевые азалии, лиловые глицинии на шпалере. – Ваш сад бесподобен. Краше не найти во всем Новом Орлеане. – Рурк заглянул ей в глаза и просиял улыбкой. – Мама просила передать вам привет.
Щеки Розмари Керриган запятнал румянец, плечи вздернулись.
– Надеюсь, твоя бедная мама чувствует себя не слишком плохо. Летние простуды бывают довольно изнурительными.
– Больше всего она расстроена тем, что вынуждена пропустить вашу вечеринку, – произнес он, разыгрывая свою роль в этом ритуале южных манер.
Каждое приглашение для него и Кэти всегда вежливо включало и его скандальную мать, а та всегда вежливо отказывалась. Таким образом удавалось пощадить деликатные чувства и соблюсти приличия, избегнув грубости или неловкости.
Прибыли очередные гости, и Розмари Керриган ушла, чтобы их приветствовать, предоставив Рурку самому искать тестя. Не торопясь, он прошел к фонтану под деревьями, в преддверии вечера унизанными китайскими фонариками.
Здесь повсюду присутствовала Джо, и от этого было больно, как от застарелой раны, что год за годом ноет в непогоду. В плеске воды, льющейся из трубы мраморного ангела, послышался ее смех. Темноволосая девушка в нарядной шляпе повернула голову – и на один пропущенный удар сердца под широкими соломенными полями Рурк увидел лицо жены.
Темноволосая девушка с кем-то разговаривала по другую сторону фонтана. Рурк следил за ней сквозь радужные брызги и ждал, когда же она снова к нему обернется.
Осознав, чем занимается, он двинулся прочь и чуть не наткнулся на тестя. Двое мужчин пару секунд смотрели друг на друга, ощущая привкус застарелой горькой вражды, наконец Рурк улыбнулся и протянул руку:
– С Днем рождения, сэр.
– Мне подарят водяной пистолет, – заговорщицки прошептал Уэлдон Керриган, отвечая на рукопожатие. – Только я не должен никому говорить, потому что это сюрприз.
– Она отобрала игрушку у сопляка по имени Эрни сегодня утром. Для него это тоже стало сюрпризом.
Расхохотавшись, тесть достал сигару из кармана жилетки, но Рурк заметил, что глаза под кустистыми черными бровями смотрят устало и встревоженно.
Темноволосая девушка в соломенной шляпе оглянулась через плечо, смеясь и махая кому-то у Рурка за спиной; она была совсем не похожа ни на Джо, ни на других его знакомых.
Когда Уэлдон Керриган провел ритуал раскуривания сигары и поднял глаза на зятя, взгляд его ощутимо потяжелел.
– Хочу, чтобы ты знал, что мы со всей серьезностью рассматриваем происшествие с миссис О`Марой прошлой ночью…
– Как и я, – сказал Рурк с улыбкой острой, словно осколок стекла.
Керриган проткнул пальцем воздух перед Рурком:
– Расследование будет проведено со всем тщанием, потому что никому не может сойти с рук убийство одного из наших. Но я хочу, чтобы ты, черт подери, держался от этого подальше. Если у ее мужа есть…
– Шон О`Мара мертв.
Вздохнув, Керриган кивнул.
– Мне понятно, почему ты предпочел принять на веру его смерть, особенно учитывая, что вы были друзьями. Черт, я не ставлю тебе в вину, что ты спал с этой женщиной, – добавил он после короткой паузы. – Джо уже так давно нет.
Между ними опять повисла тишина. Рурк ожидал заслуженной выволочки за то, что взгрел ребят Магуайра в «Тио Тони».
– Пока что пусть парочка копов и дальше круглосуточно присматривают за домом твоей матери, – сказал Керриган, наблюдая, как Кэти старается выбить потроха из волана. – Господи Иисусе, какое ж длинное и жаркое это лето.
Джо умерла в октябре. В памяти Рурка белые облака цепляются за верхушки деревьев, на ней желтое платье и широкополая шляпа. Под самым ухом у Джо была маленькая родинка в форме сердечка. Иногда, когда они занимались любовью, он пробовал слизнуть пятнышко.
– …Утром имел беседу с окружным прокурором, – говорил Керриган. – Тот считает, что у него уже достаточно оснований, чтобы выписать ордер. Так что в понедельник Реми Лелури предъявят обвинение в убийстве мужа, убийстве первой степени.
Рурк взял с подноса проходившего официанта бокал с серебряным ободком. Отличный горлодер и такой холодный, что аж в голову ударило.
– Ты сам-то уверен, что готов к такому повороту? – спросил он. – Помнится, ты открещивался от этой идеи, как монашка от борделя.
– Чего зубы скалишь?! – рявкнул Керриган. – Веселиться здесь нечему!
Действительно, веселиться ничему.
Она стояла вон там, под мимозой, и смеялась. В памяти Рурка Джо со смехом поворачивается к нему, окликает по имени, поля ее шляпы медленно отклоняются, она все смеется, он уже почти видит ее лицо… почти… а потом ее сердце останавливается. Она смеется, оборачивается и смеется, а ее сердце, полное пробоин, о которых никто не знал, бьется, бьется и вдруг… останавливается.
– Да нет, ты прав, – вздохнул Керриган. К нему вернулась прежняя усталость: заволокла глаза, стянула рот и заставила выглядеть гораздо старше его пятидесяти пяти. – У нас есть результаты экспертизы. У нас есть средство, мотив и возможность. Но вопреки всем азбучным поучениям из утренней «Таймс-Пикаюн», мы не готовы к суду и, скорее всего, никогда не будем готовы. Золушка выиграет дело, как только войдет в зал суда.
– Может, поэтому она его и убила, – сказал Рурк. – Чтобы посмотреть, сойдет ли ей это с рук.
Ее сердце останавливается, и она умирает. Пластинка, под которую вы танцуете, обрывается на полушаге, и уже после ты понимаешь, что ваша музыка едва началась. Она оставила тебя прежде, чем ты успел ее толком узнать.
Она умерла, но звезды продолжают сиять, а солнце все так же печет июльским утром в Луизиане. Она умерла, но это ничего не меняет: ветер по-прежнему ерошит твои волосы, и тебя по-прежнему вводят в грех то выпивка, то женщина, то джига на краешке луны.
* * * * * * * *
Темно-пурпурное небо цвета спелой сливы обещало пролиться дождем, когда поздним вечером Дейман Рурк остановился позади старого пыльного «форда-ти», припаркованного у самого поганого жилья на Руссо-Стрит в Айриш-Кэнел.
Он пересек заросший сорняками двор, где одинокая чахлая пальма шелестела под легким бризом, а из открытого окна соседской кухни воняло вареной капустой. Щитовой дом Ройбина Доэрти, по всей видимости, был сколочен из досок разбитых плоскодонок, прибитых сюда течением.
Рурк трижды постучал, но ответа не получил. Вскрывать замок не пришлось. Дверь открылась от нажима, взвизгнув ржавыми петлями.
Занавески на окнах были задернуты, и ночная тьма внутри оказалась непрогляднее, чем снаружи. Прикрыв за собой дверь, Рурк постоял у порога. Он прислушался и услышал стрекот цикад в бурьяне да шлепки капель из крана на кухне. В доме разило кислятиной и перегаром.
Он сделал три медленных, осторожных шага и споткнулся о тяжелое тело, неподвижно распластанное на полу.
Продолжение следует...
ПРИМЕЧАНИЕ:
(1) перевод Я.А. Халецкого
...