Регистрация   Вход
На главную » Собственное творчество. VIP »

Роковая дуэль (ИЛР, 18+)


Какой, по Вашему мнению исторический путь развития должна была выбрать Россия в 1917 году?

Принять военную диктатуру генерала Корнилова
20%
20% [ 3 ]
Строительство социалистического государства
80%
80% [ 12 ]

Всего голосов: 15 Опрос завершён. Как создать в теме новый опрос?

Виктория В:


 » Бонус. Часть четвертая(1)

...

Виктория В:


 » Бонус. Часть четвертая (2)

Елена вернулась в Омск, но и до Омска доходили тревожные новости о войне и активной деятельности оппозиции, которая при поддержке англичан открыто противопоставила себя царю и его правительству.

Сначала Франция, а потом и Британия использовали широчайший арсенал средств для того, чтобы влиять на умонастроения в царской России.

В начале Первой мировой на страницах всемирно известной газеты «Таймс» была озвучена идея пригласить в Британию либеральных писателей и корреспондентов России с тем, чтобы показать им масштаб английских военных усилий. Предполагалось, что русские, вернувшись на родину, потом ознакомят общественность с полученной информацией. Английский посол в России Бьюкенен обратился к правительству Российской империи с просьбой разрешить такой визит, а британский агент спецслужб, работающий в статусе торгового консула, Локкарт лично подбирал кандидатов делегации московских литераторов.

Англичане пригласили Башмакова от «Правительственного вестника», Егорова от «Нового времени», Набокова от «Речи», Чуковского от «Нивы». Возглавил делегацию Немирович-Данченко («Русское слово»), и еще кроме журналистов в поездке участвовал писатель А.Н. Толстой.

Визиту российских лидеров общественного мнения придавали столь большое значение, что вопрос курировал британский министр иностранных дел Эдуард Грей. А непосредственно программу работы делегации разработал Комитет сближения Англии и России во главе с лордом Уэрделем. Когда российские гости прибыли в Лондон, то началась феерия восторгов. Тут и встреча с королем Георгом V, правительственный банкет, посещение Палаты лордов и Палаты общин, встречи с английскими дипломатами, известными литераторами Уэллсом и Конан Дойлом, визит в Лондонский университет и Союз британских издателей газет.

Кроме того делегации показали корабли британского флота. Гости из России завтракали на флагмане адмирала Джеллико, встретились с помощником командующего флотом вице-адмиралом Бернеем. Российские журналисты побывали на британской Главной квартире во Франции, заезжали и на фронт.

Англичане не ошиблись в тех, кого приглашали. Участники поездки опубликовали подробные описания своего вояжа и характеристики увиденного в Британии были не просто положительны, а исполнены восхищения.

В январе 1916 года Бьюкенен начал готовить вторую поездку. На этот раз англичане решили пригласить политических деятелей. Соответствующие переговоры Бьюкенен провел с председателем Думы Родзянко. Как и в первом случае, вопрос находился на контроле у Грея, необходимые консультации проводились с российским министром Сазоновым. После всех согласований в состав делегации вошли Протопопов, Милюков, Шингарев, Рачковский, Радкевич, Чихачев, Демченко, Ознобишин, Энгельгардт, Ичас, Гурко, Васильев, Лобанов-Ростовский, Розен, Велепольский, Олсуфьев.

Большинство этих людей впоследствии стали видными февралистами. Это утверждение относится даже к Чихачеву, которого принято относить к умеренно-правым, то есть нелибералам. Однако в дни революции он выполнял поручения Временного комитета Государственной Думы, а значит, был на стороне лиц, поддержавших государственный переворот. Ознобишин поддержал революцию, о чем прямо сообщил Родзянко. Демченко – комиссар Временного правительства. Энгельгардт – глава военной Комиссии Временного правительства. Гурко, Васильев, Олсуфьев – принадлежали к оппозиционному Прогрессивному блоку – объединению членов Думы и Госсовета. Лидером блока был ни кто иной как Милюков.

23 апреля 1916 года делегация прибыла в Лондон. Как и в первом случае, гостей ждал радушный прием, встреча с английским монархом, визит в Палату лордов и Палату общин, обед в резиденции лорд-мэра Лондона, на котором присутствовали виднейшие представители британского истеблишмента: министр иностранных дел Грей, его помощники, Главнокомандующий английской армии Китченер, спикер палаты общин Лоутер и прочие лица.

Милюков постарался наладить личный контакт с максимальным числом влиятельных британцев. Он провел конфиденциальную встречу с Эдуардом Греем. Обсудил с ним вопросы послевоенного переустройства мира, раздел территорий. Милюков и Гурко общались с министром вооружений Ллойдом Джорджем. Милюков побывал на завтраке у либерального министра торговли Ренсимана, встретился с крупным политиком Бекстоном и другими.

В 1915 году в Англии создали Русское, в 1916 году – Русско-Шотландское и Англо-Русское общества, кроме того в британской столице существовало общество «Россия». Позже, в дни Февральской революции в Лондоне появилась объединенная ассоциация русских обществ. В 1915 году создан комитет «Великобритания – Польше!», причем эта структура быстро наладила связь с представителями оппозиционного властям Московского военно-промышленного комитета Смирновым и Рябушинским.

Кроме того, Бьюкенен продвигал идею сближения образовательных учреждений России и Британии, что нашло живейший отклик в самой России. Академия наук и ряд отечественных университетов выработали комплекс мер, призванных повысить роль британской культуры в жизни России. Предлагалось наладить обмен преподавательскими кадрами, издавать англо-русские журналы, ввести в образовательную программу курсы англоведения, награждать студентов премиями за исследования по истории, языку и литературы Англии. Высказывалась мысль направлять молодых ученых по преимуществу в Англию и Францию.

Задолго до Февральской революции в августе 1915 и апреле 1916 года на квартирах Рябушинского, Прокоповича и Кусковой (перечисленные лица - масоны) состоялись два совещания оппозиционеров. Решался важнейший вопрос: как распределить министерские посты после свержения царя. Практически все министры Временного правительства были предварительно утверждены именно на этих двух совещаниях, хотя это не значит, что все они принадлежали к масонским ложам. В первом составе Временного правительства масонами были пять из двенадцати министров: Н.В. Некрасов, М.И. Терещенко, А.И. Коновалов, А.И. Шингарев, А.Ф. Керенский. Кроме них, на пост министра труда выдвигался масон Н.С. Чхеидзе, но он отказался от этого назначения. Заместителями министров (как тогда говорили, товарищами министров) также стали несколько масонов: Н.К. Волков, С.Д. Урусов, В.А. Виноградов, А. В. Ливеровский.

В дальнейшем роль масонов только повышалась. В новом составе Временного правительства вольным каменщикам достались такие важные должности, как военный и морской министр (Керенский), министр финансов (Шингарев), министр труда (Скобелев), министр юстиции (Переверзев), министр иностранных дел (Терещенко), министр путей сообщения (Некрасов), министр торговли и промышленности (Коновалов).

В третьем составе Временного правительства из восемнадцати министров уже десять были масонами. Если исходить из количества вольных каменщиков и важности тех постов, которые они занимали, то это был пик масонского влияния на управление страной в первые послереволюционные месяцы.

Видную роль сыграл в деятельности проанглийских организаций в России масон М.М.Ковалевский. Он родился в 1851 году, происходил из потомственных дворян, с золотой медалью окончил гимназию. Высшее образование получил в Харьковском университете, в 21 год стал кандидатом права, затем доктором.

Работал в Берлинском университете, занимался в Британском музее, лондонских архивах, лично знал Маркса. В 1879 году участвовал в работе первого земского съезда. Получил широкую известность на Западе, был член-корреспондентом Французской академии наук, членом Британской ассоциации наук. В 1901 году Ковалевский создал Русскую высшую школу общественных наук в Париже и начал приглашать туда лекторов. Среди них были Ленин, Плеханов, Милюков, Чернов (революционер, к тому времени уже отсидевший в тюрьме), Грушевский (разработчик идеологии независимости Украины) и многие другие общественно-политические деятели.

С 1905 года Ковалевский возвратился к активной земской деятельности, начал издавать газету «Страна», где вместе с ним сотрудничали масоны Трачевский, Иванюков, Гамбаров, Котляревский, член революционной партии «Дашнакцутюн» Лорис-Меликов и проч.

Как отмечает Серков, в 1906 году Ковалевский, в то время масон 18-й степени Древнего и Принятого Шотландского устава, получил от Совета Ордена Великого Востока Франции разрешение на открытие лож в России. В руководство первой «ложи Ковалевского» вошли, в частности, известный адвокат В.А. Маклаков и выдающийся драматург В.И. Немирович-Данченко. В 1907 году от Великой Ложи Франции Ковалевский получил патент на открытие лож в Петербурге и Москве. В 1908 году состоялся масонский конвент (первое заседание вел Ковалевский), на котором было решено организовать ложи в крупных городах по всей стране.

В 1915 году Ковалевский начинает новый проект: создает Общество сближения с Англией (ОСА). Разумеется, представители Британского посольства не остались в стороне от такого начинания, почетным членом Общества стал Бьюкенен, и это неудивительно, ведь ОСА стало рупором англофильской пропаганды. Под эгидой Общества организовывались публичные лекции и доклады, в которых неизменно подчеркивалась прогрессивная роль Британии. Едва началась деятельность ОАС, Ковалевский взялся создавать еще одну проанглийскую структуру – Общество английского флага (ОАФ), позже переименованное в Русско-английское общество. Председателем ОАФ стал Родзянко, а на первом же собрании выступил Милюков, на последующих мероприятиях к ним присоединился Шингарев. Отмечу, что в Русско-английское общество входили также Гурко, Маклаков, Терещенко и Гучков. Все эти люди вошли в историю как февралисты.

ОАФ наладило сотрудничество с помощником английского военного-атташе Блэром, морским офицером Гренделем, членом Палаты общин Геммердэ, секретарем британского посольства Линдлеем и, как, и следовало ожидать, с Бьюкененом.

Помимо Бьюкенена бурную деятельность в России развел Локкарт. Он был настолько своим для российских оппозиционеров, что ему регулярно доставлялись секретные постановления оппозиционных организаций (Земского союза и Союза городов), а также Московской городской думы. Из британцев, находившихся в России, особо стоит отметить главу специальной миссии контрразведки Сэмуэля Хора. Он отличался высоким профессионализмом в сфере обработки информации, располагал широчайшими связями в России.

Естественно, в России работали и журналисты английских газет. Так, например, Гарольд Вильямс поставлял в британское посольство сведения от высокопоставленных российских оппозиционеров, находился с ними в дружеских отношениях и даже был женат на Ариадне Тырковой, входившей в руководство кадетской партии. Корреспонденты «Таймс» Вильтон и Вашбурн вместе с писателем Уолполом активно вели английскую пропаганду, причем Уолпол сотрудничал с Гучковым.

Стоит упомянуть писателя Грехэма. Классиком мирового уровня не стал, зато объездил Россию вдоль и поперек. Корреспондент «Дейли телеграф» Пэйрс, был официальным осведомителем британского правительства.

Пэйрс был профессором и по совместительству матерым волком спецслужб. В 1916 году Пэйрс устроил Милюкову поездку в Англию под видом чтения лекций, а на самом деле для налаживания связей между российской оппозицией и британским истеблишментом. Знакомство Пэйрса с высокопоставленными политиками России не ограничивалось Милюковым. Он знал Витте, Родзянко, Гучкова и многих других. Вот какова была степень вовлеченности Британии в российскую политику, и это только вершина айсберга.

Незадолго до Февральской революции Джордж Бьюкенен встретился с председателем Думы Родзянко. Бьюкенен прозондировал почву на тему политических уступок, которые хотят добиться от царя парламентарии. Выяснилось, что речь идет о так называемом ответственном правительстве, ответственном перед «народом», то есть перед Думой. Де-факто это означало бы превращение монархической России в парламентскую республику.

И Бьюкенену хватило наглости, после этого прийти к Николаю и поучать государя, как ему следует руководить страной и кого назначать на ключевые должности. Бьюкенен выступал как явный лоббист революционеров, лихорадочно готовивших в это время свержение царя. При этом сам Бьюкенен понимал, что его действия являются грубейшим нарушением правил поведения иностранного представителя. Тем не менее, в беседе с Николаем Бьюкенен буквально угрожал царю революцией и катастрофой. Разумеется, все это подавалось в дипломатичной упаковке, под видом заботы о царе и будущем России, но намеки Бьюкенена были совершенно прозрачны и однозначны.

Якобы безвольный Николай II не согласился ни на какие уступки, и тогда оппозиционеры попытались зайти с другой стороны. В начале 1917 года в Петроград на союзническую конференцию прибыли представители Антанты, чтобы обсудить дальнейшие военные планы. Руководителем британской делегации был лорд Милнер, вот к нему и обратился видный кадетский деятель Струве. Он написал лорду два письма, в котором, по сути, повторил то, что сказал Родзянко Бьюкенену.

Струве передал письма Милнеру через офицера британской разведки Хора. В свою очередь Милнер не остался глух к рассуждениям Струве и направил Николаю конфиденциальный меморандум, в котором поддержал требования оппозиции. В меморандуме Милнер дал высокую оценку деятельности российских общественных организаций (Земский союз и Союз городов) и намекнул на необходимость предоставить крупные посты людям, которые ранее занимались частными делами, и не имели опыта государственной деятельности!

Разумеется, царь проигнорировал столь нелепые советы, и оппозиция вновь осталась ни с чем. Но давление на царя не прекращалось.
14 ноября 1916 года лидер либеральной оппозиции, руководитель кадетской партии и ставленник англичан Павел Милюков произнес свою речь «Глупость или измена?» направленную против главы правительства Бориса Штюрмера и императрицы Александры Федоровны. Ссылаясь на немецкие газеты, политик выдавал информацию из них на неопровержимые доказательства измены со стороны наиболее близких императору лиц. Имя самого Николая Второго не было упомянуто, но тем не менее ему был нанесен сокрушительный удар этим выступлением. Это выступление послужило спусковым выстрелом, и среди самых широких слоев населения начались волнения, копилась ненависть к правящему царскому режиму. Ольга из Москвы со страхом писала Елене, что «государя и государыню стали винить во всех бедах страны и один только бог ведает, чего им стоит переносить это тяжелое испытание». Особенно ожесточенной травле подверглась императрица Александра Федоровна – почти все газеты либерального толка поливали ее грязью, обвиняли в любовной связи с Распутиным, в шпионаже в пользу Германии и в совращении собственных дочерей.
17 декабря 1916 года во дворце князя Феликса Юсупова был убит старец Григорий Распутин. Убийство фаворита русской императрицы Александры Федоровны организовал тайный агент британской разведки Освальд Рейнер товарищ по колледжу князя Ф. Юсупова. Британская спецслужба Secret Intelligence Bureau имела все основания желать смерти Распутина. Во время первой мировой войны фаворит склонял императора к заключению мира. Если бы это произошло, то 350 тысяч немецких солдат, воевавших на Восточном фронте, были бы переброшены против Франции и Великобритании.

В декабре 1916 года, когда был убит Распутин, Освальд Рейнер находился в Петербурге, где под руководством Сэмюэля Хора участвовал в разработке плана устранения Распутина. Известно, что английский посол Бьюкенен был на приеме Николая II специально, чтобы снять, рассеять подозрения Царя. Во время Высочайшего приёма по случаю нового, 1917, года Николай II прямо заявил Бьюкенену, что ему известно, что английский посол "принимает у себя в посольстве врагов монархии.. Генерал А. И. Спиридович вспоминал, что во время Высочайшего приёма по случаю нового, 1917, года:
Государь, подойдя к английскому послу Бьюкенену, заметил ему, что он, посол английского короля, не оправдал ожиданий Его Величества, что в прошлый раз на аудиенции Государь упрекал его в том, что он посещает врагов монархии. Теперь Государь исправляет свою неточность: Бьюкенен не посещает их, а сам принимает их у себя в посольстве. Бьюкенен был и сконфужен, и обескуражен. Было ясно, что Его Величеству стала известна закулисная игра Бьюкенена и его связи с лидерами оппозиции"
Маски были сорваны и, вместе с тем идеологическая диверсия против российской государственности продолжала работать полным ходом при крайне неблагоприятных для российской монархии обстоятельствах. Армия была измотана тяжелой неудачной войной, и отдельные успехи на кавказском и турецком фронтах не могли возродить ее дух. При этом пессимистические настроения в тылу были значительно сильнее, чем на фронте, и особенно сильными пессимизм и оппозиция были в Петрограде — по впечатлению наблюдателей, сохранивших здравость рассудка и способность к трезвой оценке ситуации, в Петрограде это походило на повальное безумие или «массовую истерию». До революции оставалось менее двух месяцев.
К концу 1916 года началась остро ощущаться нехватка продовольствия. Дельцы придерживали зерно в ожидании нового витка инфляции и скачка цен. В Москве, Киеве, Харькове, Одессе, Подольске и во многих других городах были введены хлебные карточки. Тысячные толпы стояли в очередях за хлебом без уверенности отоварить свои карточки, а в таких городах, как Витебск, Полоцк, Кострома, население начало голодать. В довершение всего были прерваны февральские поставки продовольствия в столицу.
21 февраля на Петроградской стороне начался разгром булочных и молочных лавок, продолжавшийся затем по всему городу. Толпа опустошила пекарни и булочные и, неудовлетворенная добычей с криками: «Хлеба, хлеба!» двинулась по улицам.
Накануне этого события Государь намеревался остаться с семьей, но однажды утром, после аудиенции генералу Гурко, он неожиданно заявил:
- Завтра я уезжаю в Ставку.
Ее Величество удивленно спросила:
- Неужели ты не можешь остаться с нами?
- Нет, — ответил Государь. — Я должен ехать.
На срочный отъезд Царя в Ставку повлияли два человека — генералы Алексеев и Гурко, фактически два главнокомандующих. Чем они мотивировали необходимость такого скорого отъезда, остается загадкой, но то, что этот отъезд был частью какого-то большого общего плана, не вызывает сомнений.
Около 19-го-20-го февраля великий князь Михаил Александрович приехал к Царю и убеждал его уехать в Ставку, так как «в армии растет большое неудовольствие по поводу того, что Государь живет в Царском и так долго отсутствует в Ставке». Конечно, Николай II знал, насколько его брат подвержен различным влияниям, чтобы прислушиваться к его советам, но сам факт того, что великий князь озвучивал чьи-то мысли с такой настойчивостью, внушая Царю мысль об отъезде, говорит о многом.
Интересны действия министра внутренних дел А.Д. Протопопова в момент, когда он узнал об отъезде Государя. Воейков вспоминал, что после того, как услышал от Царя решение ехать в Ставку, он связался по телефону с Протопоповым. «»Александр Дмитриевич, — сказал я ему, — Государь решил в среду ехать на Ставку. Как ваше мнение? Все ли спокойно, и не является ли этот отъезд несвоевременным?» На это Протопопов, по обыкновению по телефону говоривший со мной на английском языке, стал мне объяснять, что я напрасно волнуюсь, так как все вполне благополучно. При этом он добавил, что в понедельник или во вторник, после доклада у Государя, заедет ко мне и подробно расскажет о происходящем, чтобы меня окончательно успокоить. После этого телефона я поехал к графу Фредериксу, вполне разделяющему мое мнение о несвоевременности отъезда Государя из Петрограда. В понедельник А.Д. Протопопов в Царском Селе не был, приехал во вторник вечером. Заехав после Дворца ко мне, он клялся, что все обстоит прекрасно, и нет решительно никаких оснований для беспокойства, причем обещал, в случае появления каких-либо новых данных, немедленно известить меня. На этом мы расстались. Оказалось, что А.Д. Протопопов, ручавшийся Государю, Императрице и мне за полное спокойствие в столице, вернувшись из Царского Села, в тот же вечер якобы рассказывал окружавшим его о том, сколько энергии он потратил на уговоры Государя не уезжать на фронт. Он рассказывал даже подробности доклада Его Величеству, подкрепляя свои слова изображением жестов, которыми Государь встречал его мольбы. Он говорил, что умолял Императрицу повлиять на Его Величество и уговорить его не ехать на Ставку. Для меня этот факт остается загадкой, так как Государь мне подтвердил сам, что министр внутренних дел Протопопов не видел никакого основания считать его отъезд несвоевременным. Где говорил А.Д. Протопопов правду — в Царском Селе или в Петрограде?»
Действия министра внутренних дел наталкивают на мысль, что он, вольно или невольно, подыгрывал тем, кто любой ценой хотел отъезда Императора из Петрограда. Все приведенные выше факты говорят о том, что к февралю 1917 года против Николая II созрел заговор, для осуществления которого требовался обязательный отъезд Царя в действующую армию. Казалось бы, это противоестественно, ведь, давая возможность Царю уехать в армию, заговорщики как бы сами давали в его руки грозный механизм подавления этого самого заговора и любого бунта. Но в том-то и дело, что к февралю 1917 года верхушка армии была уже против Царя, и прежде всего, это касается генерала Алексеева.
Марк Ферро пишет по поводу отъезда Николая II в армию: «У Царя появилось предчувствие, что что-то замышляется, по крайней мере, в армии, после того, как брат Михаил сообщил ему о недовольстве в Ставке по поводу его длительного отсутствия. Царь, со своей стороны, знал о том давлении, которое хотели на него оказать союзники во время конференции в январе в Петрограде. Ему было известно, что английский посол сэр Джордж Бьюкенен поддерживает тесные отношения с Гучковым, Милюковым и великими князьями».
23 февраля 1917 года Император Николай II прибыл в Ставку. «Для встречи Государя на вокзал Могилева прибыли: генерал-адъютант Алексеев, генерал-адъютант Иванов, адмирал Русин, генерал Клембовский, генерал Кондзеровский, генерал-лейтенант Лукомский, генерал-лейтенант Егоров, состоящий при штабе Походного Атамана генерал от кавалерии Смегин, протопресвитер о. Шавельский, губернатор и высшие начальствующие лица штаба Верховного Главнокомандующего», - говорится в книге пребывания Его Величества в Армии за февраль 1917 года. Император отправился в штаб для получения очередного доклада о положении на фронте. Распорядок работы Императора по приезде в Ставку ничем не отличался от обычного. Об этом свидетельствуют записи камер-фурьерского журнала: «23.02. 1917. Четверг. В 3. 15 м. дня Его Величество в сопровождении министра Императорского Двора и особ Свиты отбыл на проживание в Губернаторский дом. В 3. 30 м. дня Его Величество изволил посетить Свой Штаб, возвратился в 4 ч. 40 мин. дня; 24. 02. 1917. Пятница. Государь посетил Свой Штаб и по возвращении от 12 ч. 15 м. принимал Начальника Бельгийской миссии генерала барона де Риккель; 25.02. 1917.
Суббота. От 10 утра Его Величество изволил посетить Свой Штаб. От 2 Государь в сопровождении Особ Свиты прогуливались на моторах. В 18-00 Государь отбыл ко всенощной в церковь Штаба».
Началась обычная жизнь Ставки. Тем временем, в Петрограде вовсю уже шли беспорядки. Об этих беспорядках Царь узнал 24 февраля из разговора по прямому проводу с императрицей. «Телефонист мне передал, — пишет Дубенский, — что только что окончился разговор Государя из его кабинета с Императрицей в Царском, длившийся около получаса. По телефону узнал, что сегодня, 24-го февраля, в Петрограде были волнения на Выборгской стороне». Однако ни характер, ни серьезность этих выступлений Государыня оценить еще не могла и, скорее всего, сообщила Царю о том, что волнения незначительные. 24 февраля она высылает Государю письмо в Ставку: «Вчера были беспорядки на Васильевском острове и на Невском, потому что бедняки брали приступом булочные. Они вдребезги разбили Филиппова и против них вызывали казаков. Все это я узнала неофициально». Тоже самое она писала в письме 25 февраля: «Это хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, — просто для того, чтобы создать возбуждение, и рабочие, которые мешают другим работать». Из писем видно, что Государыня также не была проинформирована о подлинных событиях. Иначе почему она, Императрица Всероссийская, узнает о них «неофициально»?
Как бы там ни было, но из первых, дошедших до него сообщений, Николай II не мог составить себе подлинного представления о событиях в Петрограде. «Государь, вероятно, не все знал, так как он был совершенно спокоен и никаких указаний не давал», — пишет Дубенский. Император был целиком поглощен событиями на фронте: «Государь внимательно следил за сведениями, полученными с фронта за истекшие сутки, и удивлял всех своей памятливостью и вниманием к делам».
25 февраля Император совершил прогулку на автомобиле. «В субботу 25 февраля, — пишет Мордвинов, — была наша последняя продолжительная прогулка с Государем по живописному могилевскому шоссе к часовне, выстроенной в память сражения в 1812 году, бывшего между нашими и Наполеоновскими войсками. Был очень морозный день, с сильным леденящим ветром, но Государь, по обыкновению, был лишь в одной защитной рубашке, как и все мы, его сопровождавшие. Его Величество был спокоен и ровен, как всегда, хотя и очень задумчив, как все последнее время».
Таким образом, несмотря на создавшуюся в Петрограде опасную обстановку, ни Николай II, ни окружавшие его люди свиты почти ничего о ней знали, вернее, они не знали о масштабах волнений. За все первые дни событий ни одной официальной телеграммы о масштабах происходящего Государь не получил. 25 февраля в Петрограде пролилась первая кровь: на Знаменской площади был убит полицейский поручик Крылов, пытавшийся вырвать флаг у демонстранта, казаки отказывались разгонять мятежную толпу, провокаторы кидали бомбы в мирных людей и кричали, что это дело рук полиции, уже были выброшены лозунги «Долой Самодержавие!», а Государь обо всем этом ничего не знал. Как верно пишет О.А. Платонов: «В это последнее пребывание Государя в Ставке было много странного: в Петрограде творились страшные дела, а здесь царила какая-то безмятежная тишина, спокойствие более обычного. Информация, которая поступала Государю, шла через руки Алексеева. Сейчас невозможно сказать, в какой степени Алексеев задерживал информацию, а в какой степени эта информация поступала искаженной из Петрограда. Факт тот, что фактически до 27 числа Государь имел искаженное представление о происходившем в Петрограде».
Тем не менее, он был обеспокоен событиями в Петрограде. 25 февраля, вечером, он посылает командующему Петроградским военным округом генералу Хабалову телеграмму:
«Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией. НИКОЛАЙ».
Генерал Хабалов, то ли из-за растерянности, то ли из-за того, что боялся вверенных ему частей, то ли по каким-то другим причинам не предпринял ничего, чтобы исполнить недвусмысленный приказ царя. Как говорил сам Хабалов: «Эта телеграмма, как бы вам сказать? — быть откровенным и правдивым: она меня хватила обухом... Как прекратить «завтра же»...». 26 февраля, в воскресенье, в Петрограде наступило затишье, и Хабалов отправил Царю телеграмму, что беспорядки прекратились. Но не успела эта телеграмма дойти до адресата, как они возобновились с новой силой. Между тем, как Царь получил известие, что в городе все спокойно. Одновременно до Царя дошли сведения, что «забастовкой пекарей», как поначалу воспринимались события в Петрограде, воспользовалась Государственная Дума и ее председатель Родзянко, которые, как писал Воейков, «открыто вынесли свою революционную деятельность из стен Таврического дворца». 26 февраля в камер-фурьерскому журнале появляется запись: «26.02. 1917, воскресение. Сего числа в «Собрании указаний и распоряжений Правительства» был опубликован Высочайший указ «О роспуске Государственной Думы и Совета с назначением срока их созыва не позднее апреля 1917 года, в зависимости от чрезвычайных обстоятельств». Совет Старейшин Государственной Думы постановил не расходиться и всем оставаться на своих местах».
Налицо был уже не просто бунт толпы, но государственный переворот. Между тем, до Царя доходили совершенно иные сведения. Министр внутренних дел Протопопов продолжал дезинформацию Николая II. В.Н. Воейков пишет: «На следующий день, ( 25 февраля.)в субботу, я получил от А.Д. Протопопова телеграмму с извещением, что в городе беспорядки, но все клонится к их подавлению». В тот же день генерал А.И. Спиридович, находившийся в Царском Селе, отправил Воейкову полученные сведения из департамента полиции: «Ничего грозного во всем происходящем усмотреть нельзя; департамент полиции прекрасно обо всем осведомлен потому не нужно сомневаться, что выступление это будет ликвидировано в самое ближайшее время». Думается, что деятельность Родзянко по умалчиванию событий и телеграммы Протопопова, их искажающие, имели под собой одну цель — ввести Государя в заблуждение, с целью его дезориентировать и дать возможность революционному процессу принять такие широкие масштабы, которые позволили бы Государственной Думе начать шантаж Царя с требованием Ответственного министерства. Во всяком случае, таковы были планы Родзянко. Что же касается Гучкова, Милюкова, с одной стороны, и Керенского и Чхеидзе — с другой, то те преследовали свои, хотя и разные, но далеко идущие цели.
Родзянко начал забрасывать Ставку своими тревожными телеграммами лишь 27 февраля, и в этих телеграммах уже слышится шантаж. Телеграммы он почему-то посылал на имя командующего Северным фронтом генерала Рузского. «Волнения, начавшиеся в Петрограде, принимают стихийный характер и угрожающие размеры. Основы их — недостаток печеного хлеба и слабый подвоз муки, внушающий панику; но главным образом, полное, недоверие к власти, неспособной вывести страну из тяжелого положения. Правительственная власть находится в полном параличе и совершенно беспомощна восстановить нарушенный порядок. России грозит унижение и позор, ибо война при таких условиях не может быть победоносно окончена. Считаю единственным и необходимым выходом из создавшегося положения безотлагательное призвание лица, которому может верить вся страна и которому будет поручено составить правительство, пользующееся доверием всего населения». Ясно, что это «доверенное лицо» должен был быть либо сам Родзянко, либо князь Львов. Тот же самый шантаж и в телеграмме, посланной в Могилев: «Положение серьезное. В столице анархия. Правительство парализовано. Транспорт, продовольствие и топливо пришли в полное расстройство. Растет общее недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы этот час ответственности не пал на Венценосца». (К слову сказать, Родзянко слал свои телеграммы, не будучи уже председателем Государственной Думы, которая была к тому времени распущенной, а будучи, в глазах Царя, бунтовщиком, отказавшимся исполнить Высочайшую волю. Государь не ответил ему на телеграмму).
Телеграммы Родзянко кричали о революции и об угрозе династии. Естественно, что Николай II не верил Родзянко, а верил генералу Алексееву. А что же Алексеев и другие генералы? Фактически, они поддержали шантаж Родзянко. Рузский в начале посетовал: «Очень жаль, что с 24 по 27 февраля не удосужились сообщить о том, что делается в Петрограде. Надо думать, что и до 24 были признаки нарождающегося недовольства, грозящего волнениями, а также и об агитации среди рабочих и гарнизона Петрограда. Обо всем этом тоже не потрудились, может быть и с целью, сообщить на фронт». В последнем Рузский был абсолютно прав. Но как действовал сам он — генерал Рузский? Он посылает Царю телеграмму, в которой говорится: «Ставка. Его Императорскому Величеству Государю Императору. Почитаю долгом представить на благовоззрение Вашего Величества полученную мною от председателя Государственной Думы телеграмму, указывающую на грозное положение в столице и внутри Государства, вызывающее тревогу за судьбу Родины. Ныне армия заключает в своих рядах представителей всех классов, профессий и убеждений, почему она не может не отразить в себе настроения страны. Поэтому дерзаю всеподданнейше доложить Вашему Величеству о крайней необходимости принять срочные меры, которые могли бы успокоить население, вселить в 'него доверие и бодрость духа, веру в себя и в свое будущее. Эти меры, принятые теперь, накануне предстоящего оживления боевой деятельности на фронте, вольют новые силы в армию и народ для проявления дальнейшего упорства в борьбе с врагом; позволяю себе думать, что при существующих условиях репрессивные меры могут скорее обострить положение, чем дать необходимое, длительное удовлетворение».
Фактически, это была полная поддержка требований Родзянко. Алексеев же пока своего мнения не высказывал. Во всяком случае, это мнение нигде не отражено. Но бесспорно, что Алексеев вел самые тесные переговоры с Родзянко и тот в своих планах опирался именно на него. Главной же целью Родзянко было — «Ответственное министерство». Скорее всего, нажимая на Рузского и Алексеева, Родзянко рассчитывал, что они смогут вырвать у Царя именно это решение.
О том, что именно линия Родзянко на «ответственное министерство» активно внедрялась в умы военнослужащих, хорошо видно из дневника полковника И.А. Артабалевского, из лейб-гвардии Стрелкового полка. Описывая февральские события 1917 года, Артабалевский приводит слова нижних чинов своего полка: «Подпрапорщик Дирегин: «У генерала Хабалова войск нет, господа все за Думу. Если уж господа с Думой, то нам тоже надо идти с нею. Наше дело простое — мужику господ слушаться. Им виднее».
Унтерофицер Шикун:
«Я и раньше в мирное время честно служил Престолу и Отечеству в нашем батальоне. На войне тоже, благодаря Господу Богу, не подгадил. Теперь желаю также послужить Государю и Отечеству. Истинно говорю вам, что сослужить эту службу мне способно только под началом Родзянко. Он со своими за Веру, Царя и Отечество. А правительство — сами знаете какое, изменническое. Царя обманывает, Родину предает. Нету у меня никакой веры на него. Когда бы не великий князь Николай Николаевич, так России давно бы уже конец подошел. Никак невозможно простить членам правительства, что они доверие Царское так обманули»».
Совершенно ясно, что унтер-офицер Шикун до всего, им сказанного, сам по себе не додумался. Он лишь повторяет чьи-то слова, ловко ему вложенные голову, в истинность которых, впрочем, он поверил. Как мы видим, солдаты данного полка выступали не против Царя, а за него, но против старого правительства и за смену этого правительства правительством Родзянко и Думы. Артабалевский продолжает дальше свои записи:
«Стрелки и все прочие воинские чины постановили и утвердили лозунг, с которым они выступили против старого правительства: «Царь, новое правительство, война до победы». С этим пошли в Государственную думу. С трудом пробрались в Екатерининский зал. Все битком набито самой разношерстной публикой. К нам сейчас же вышел Родзянко и сказал короткую речь с призывом к порядку, на которую ответили: «Ура!» и здравицей «первому гражданину России». Узнав от меня лозунг, с каким мы пришли, он заметно просветлел лицом. Я пробрался в комнату рядом с той, в которой заседал Исполнительный комитет Государственной Думы. Тут ко мне подошел один из членов Думы, высокий с черной бородой, изысканно одетый. Кто это был, мне узнать не удалось. Он мне сказал, что Император Николай II, вероятно, будет принужден передать престол своему сыну — Цесаревичу Алексею, а за его малолетством опекуншей будет Императрица Александра Федоровна, а регентом — великий князь Михаил Александрович. В этот момент в разговор вмешался Милюков. Не думал, что он произведет на меня такое отталкивающее впечатление — хитрой, двуличной лисы. Бегающие за стеклами pince-nez глаза не внушали мне никакого доверия. Хитро поглядывая то на меня, то по сторонам, он интересовался узнать у меня об отношении стрелков к великому князю Михаилу Александровичу. Я ему ответил, что не понимаю его вопроса. Ежели Государь найдет нужным передать престол другому, то наш долг служить новому Государю. На это Милюков ничего не ответил и, неприятно-хитро улыбнувшись, отошел от меня».
Из этих дневниковых записей Артабалевского хорошо видно, что лозунг, с каким вышла на улицы армия («Царь, новое правительство, война до победы»), был аналогичен требованиям Родзянко и Думы. Именно внешний монархизм последних обманул войска, которые считали, что выступают за Царя и народ против изменников старого правительства. Но из этого же отрывка видно, как думская оппозиция, в данном случае в лице Милюкова, была готова сменить монархические лозунги, которые использовались с целью обмана армии, когда они стали уже не нужны. Родзянко, в данном случае, использовался заговорщиками «в темную». Монархической ширмой Родзянко заслонял тех оппозиционеров, которые стремились к свержению монархии как таковой, а не конкретно Николая II. Этот «монархизм» Родзянко ввел в заблуждение заговорщиков-генералов, которые были готовы идти на свержение Николая II и на «ответственное министерство», но большинство которых, безусловно, были против свержения монархии. Именно этим заблуждением объясняется то обстоятельство, что генералы Ставки поддержали с таким рвением тот шантаж Царя, с каким выступил Родзянко: сохранение трона в обмен на «ответственное министерство».
Однако неправильно было бы думать, что все воинские части придерживались подобного лозунга, и что в армии проводилась единственно линия Родзянко. Мы уже приводили отрывок из воспоминаний В. Бонч-Бруевича о сектантах-казаках, которые ему обещали «в народ не стрелять». Свое обещание казаки сдержали полностью. «Я наверное знаю, — продолжал писать В. Бонч-Бруевич, — что этот казачий полк один из первых был признан ненадежным. Это кем-то из их среды около Николаевского вокзала 27 февраля был смертельно ранен жандармский офицер, командовавший площадью и требовавший, чтобы казаки очистили площадь и стреляли в народ».
Но все же главным в поведении армии было желание «не стрелять в народ», которым ловко воспользовались демагоги из Думы с целью шантажа Императора.
Но Николай II на шантаж не поддался. Родзянко через перепуганного князя Голицына, последнего председателя Императорского правительства, пытается выбить у Царя назначение «независимого» главы правительства. В ответ Николай II телеграфирует князю Голицыну:
«О главном начальнике для Петрограда мной дано повеление начальнику моего штаба с указанием немедленно прибыть в столицу. То же относительно войск. Лично вам предоставляю все необходимые права по гражданскому управлению. Перемены в личном составе при данных обстоятельствах считаю недопустимыми. НИКОЛАЙ».
Одновременно Император принял решение вернуться в Царское Село, так как почувствовал ненадежность генералитета. Заговорщики прекрасно понимали, что, если Царь вернется в Петроград, революция будет подавлена. С их стороны начинается обработка великого князя Михаила Александровича. Ему, брату Императора, Родзянко и Голицын (председатель правительства!) внушают идею объявить себя регентом и, приняв командование над всеми войсками, назначить князя Львова главой правительства. Великий князь Михаил Александрович не был человеком государственного ума, не имел выдающихся государственных способностей, но предателем своего Царя он тоже не был. Он отказался выполнять предложения Родзянко. Но одну вещь последний все же убедил сделать великого князя. По наущению Родзянко великий князь Михаил Александрович направляет Императору телеграмму с предложением освободить нынешний состав Совета министров и назначить председателем нового совета — Львова. В конце телеграммы великий князь убеждает царя, опять-таки по наущению Родзянко, не приезжать в Царское Село. Император отвечает отказом и начинает организовывать подавление мятежа.
В 10 часов 25 минут вечера 27 февраля генерал Алексеев отправил телеграмму генералу Данилову:
«Государь Император повелел генерал-адъютанта Иванова назначить Главнокомандующим Петроградским Военным округом; в его распоряжение, возможно скорее, отправить от войск Северного фронта в Петроград два кавалерийских полка по возможности из находящейся в резерве 15-й кавалерийской дивизии, два пехотных полка из самых прочных и надежных, одну пулеметную команду Кольта для Георгиевского батальона, который едет из Ставки. Нужно назначить прочных генералов, так как, по-видимому, генерал Хабалов растерялся, и в распоряжение генерала Иванова нужно дать надежных, распорядительных и смелых помощников. Такой же силы отряд последует с Западного фронта, о чем иду говорить с генералом Квецинским. Минута грозная, и нужно сделать все для ускорения прибытия прочных войск. В этом заключается вопрос нашего дальнейшего будущего».
Николай II, посылая генерала Н.И. Иванова, прекрасно оценивал сложившуюся обстановку и хорошо осознавал ее опасность. Он понимал, что решающим этапом в водворении порядка станет его личное присутствие в столице. Этим объясняется его решение, принятое 27 февраля, выехать в Петроград.
Генерал-адъютант Алексеев пытался уговорить Царя не покидать Ставку, но тот остался верен своему решению. 27 февраля Император объявил В.Н. Воейкову, что уезжает и приказал сделать все распоряжения для отъезда. Исполнив приказ, Воейков «доложил Государю, что он может сейчас же ехать ночевать в поезд, что все приготовлено, и что поезд может через несколько часов идти в Царское Село. Затем я прошел к генералу Алексееву предупредить о предстоящем отъезде. Я его застал уже в кровати. Как только я сообщил ему о решении Государя безотлагательно ехать в Царское Село, его хитрое лицо приняло еще более хитрое выражение, и он с ехидной улыбкой слащавым голосом спросил у меня: «А как же он поедет? Разве впереди поезда будет следовать целый батальон, чтобы очищать путь?» Хотя я никогда не считал генерала Алексеева образцом преданности Царю, но был ошеломлен как сутью, так и тоном данного им в такую минуту ответа. На мои слова: «Если вы считаете опасным ехать, ваш прямой долг мне об этом заявить», генерал Алексеев ответил: «Нет, я ничего не знаю; это я так говорю». Я его вторично спросил: «После того, что я от вас только что слышал, вы должны мне ясно и определенно сказать, считаете вы опасным Государю ехать или нет?» — на что генерал Алексеев дал поразивший меня ответ: «Отчего же? Пускай Государь едет... ничего». После этих слов я сказал генералу Алексееву, что он должен немедленно сам лично пойти и выяснить Государю положение дел: я думал, что если Алексеев кривит душой передо мной, у него проснется совесть и не хватит сил лукавить перед лицом самого Царя, от которого он видел так много добра».
Но Воейков ошибался. Совесть позволила Алексееву спокойно смотреть, как поезд унесет Императора в расставленную западню, откуда уже Государю было не выбраться. Все было просчитано и разыграно на уровне образцового начальника штаба. В 2 часа 10 минут ночи Николай II принял в своем поезде генерала Иванова и дал ему последние указания. «Генерал Иванов вошел в вагон вместе с Государем и оставался долго у Его Величества», — вспоминал Мордвинов. В 17 часов 28 февраля царский поезд вышел из Могилева в Царское Село.
Ораторов Думы в Петрограде охватывает паника при одной мысли, что поезд дойдет до столицы. Во-первых, придется отвечать за содеянное, а во-вторых, все надежды на захват власти рухнут. Выход был один: любой ценой не допустить Царя в столицу. С.И. Шидловский писал: «Временною властью были приняты все меры, чтобы не допустить его (Николая II ) в Петроград из опасения личного его появления». Между тем, открытое противодействие означало прямой мятеж, который нельзя было бы прикрыть демагогической заботой «о судьбах династии».
Не допустить Царя в Петроград было возложено на А. А. Бубликова. Именно Бубликов создал ложную информацию о том, что железнодорожный путь возле Луги перерезан революционными войсками, и путь на столицу отрезан. Но Бубликов был лишь исполнителем. «Подлинными организаторами погони, — пишет Брачев, — или правильнее, блокирования царского поезда и предательского направления его в Псков — прямо в руки заговорщика Н.В. Рузского — был член Верховного совета Великого Востока народов России Н.В. Некрасов. Самое поразительное в этой истории — так это удивительная синхронность действий А.А. Бубликова и ближайшего окружения царя, которое сумело-таки изменить первоначальный курс его поезда и повернуть на запад — на Псков, где якобы под командованием генерала Н.В. Рузского еще оставались надежные части Северного фронта. Это, как скоро выяснилось, была ловко подстроенная заговорщиками западня, так как именно Рузский как раз и являлся одним из деятельных участников готовящегося на апрель 1917 года государственного переворота. Ничего этого, разумеется, Царь не знал, и вечером 1 марта 1917 года его поезд благополучно прибыл в Псков».
Между тем, Родзянко, который вплоть до 28 февраля считал себя «вождем восставшего народа», постепенно вытесняется более энергичными и решительными деятелями, уже требовавшими отречения царя от престола. Родзянко боялся пойти на это. Он пребывал в полной растерянности. Родзянко вновь обращается за помощью именно к военным.
Безусловно, все предшествующие годы, объективно подрывая, как только возможно, царскую власть, камергер М.В. Родзянко не хотел свержения монархии. Он только хотел, чтобы его предложения, которые так ценились «передовым» и «просвещенным» обществом, были услышаны Царем. Но Царь никак не хотел к ним прислушиваться. И Родзянко, слепо повторял и передавал Царю предостережения и угрозы тех, кто ловко использовал его амбиции для осуществления своих целей, главной из которых, как он считал, было создание «Ответственного министерства». Н. А. Маклаков в письме Николаю II определял Родзянко так: «Родзянко, Ваше Величество, — писал он, — только исполнитель, напыщенный и неумный, а за ним стоят его руководители, гг. Гучковы, кн. Львов и другие систематически идущие к своей цели. В чем она? Затемнить свет Вашей Славы, Ваше Величество, и ослабить силу значения святой, истинной и всегда спасительной на Руси идеи самодержавия».
П.Н. Милюков no-существу писал то же самое: «По своему положению Родзянко выдвигался на первый план в роли рупора Думы и общественного мнения. «Напыщенный и неумный», — говорил про него Маклаков. «Напыщенным» Родзянко не был; он просто и честно играл свою роль. Но мы его знаем: он вскипал, надувался сознанием своей великой миссии и «тек в храм». «Неумен» он был; в своих докладах, как и в своих воспоминаниях, он упрощал и утрировал положение — вероятно, под влиянием Гучкова. Паникерство было ему свойственно».
Накануне отъезда царя в Ставку, во время Высочайшей аудиенции, Родзянко вновь повторил это требование и, видя раздражение царя, он, якобы, сказал: «Вы, Ваше Величество, со мной не согласны, и все останется по-старому. Результатом этого будет революция и такая анархия, которую никто не удержит». Естественно, что одним из лидеров этой революции Родзянко видел себя. Но вот когда эта революция наступила, оказалось, что быть вождем «восставшего народа» председатель Государственной Думы Его Императорского Величества абсолютно не способен. Оказалось, что и сам он не очень-то стал нужен тем, кто долгие годы постоянно льстил и возвеличивал его. Родзянко оттесняли от дел решительно и неумолимо. Как-то неожиданно оказалось, что и столь любимое им требование Ответственного министерства больше не актуально, а говорят уже об отречении от престола. Откуда-то появился какой-то Исполнительный Комитет, требовавший уже вообще свержения монархии.
В этих условиях перепуганный Родзянко вновь пытается найти опору в генерале Алексееве. «Обнаружив, что во Временном Комитете Государственной Думы положение его «изолировано, — пишет Г.М. Катков, — Родзянко, естественно, пытался в своей претензии на власть опереться на какую-либо реальную силу. В предшествующие дни он имел тесные контакты с военными, это толкнуло его искать поддержки в главнокомандовании». Именно на Алексеева была возложена роль главного уговорщика командующих фронтами, с целью убедить их, что только уступки Думе могут спасти положение. При этом Алексеев, вольно или невольно, их дезинформировал. До вечера 28 февраля посылаемые им телеграммы командующим фронтами содержали тревогу и опасения по поводу того, что творится в Петрограде. Так, 28 февраля Алексеев информировал генералов: «Мятежники во всех частях города овладели важнейшими учреждениями. Войска под влиянием утомления и пропаганды бросают оружие, переходят на сторону мятежников, или становятся нейтральными. Все время на улицах идет беспорядочная стрельба; всякое движение прекращено; появляющихся офицеров и нижних чинов с оружием разоружают. Сообщая об этом, прибавляю, что на всех нас лег священный долг перед Государем и Родиной сохранить верность долгу и присяге».
Но уже вечером того же 28 февраля Алексеев посылает генералу Иванову, отправленному Государем в Петроград подавить мятеж, телеграмму совершенно иного содержания:
«Частные сведения говорят, что 28 февраля в Петрограде наступило полное спокойствие. Войска, примкнув к Временному правительству в полном составе, приводятся в порядок. Временное правительство под председательством Родзянки, заседая в Государственной думе, пригласило командиров воинских частей для получения приказов по поддержанию порядка. Воззвание к населению, выпущенное Временным правительством, говорит о незыблемости монархического начала в России, о необходимости оснований для выбора и назначения правительства. Ждут с нетерпением прибытия Его Величества в Царское, чтобы представить ему все изложенное и просьбу принять это пожелание народа. Если эти сведения верны, то изменяются способы ваших действий, переговоры приведут к умиротворению, дабы избежать позорной междоусобицы, столь желанной нашему врагу, дабы сохранить учреждения, заводы и пустить в ход работы. Доложите Его Величеству все это и убеждение, что дело можно привести к хорошему концу, который укрепит Россию».
Телеграмма Алексеева абсолютно не соответствовала действительности. 28 февраля в городе была полная анархия. Солдаты разбрелись по казармам, генерал Хабалов оказался в полном одиночестве в изолированном Адмиралтействе. Все его действия не только ни к чему не приводили, но еще более подчеркивали полную беспомощность. Объявленное им в Петрограде осадное положение, напечатанное на афишах, никто не смог прочитать, так как не было клея, и их разбросали по улицам, где они были подхвачены ветром и затоптаны толпою в снег. 28 февраля вечером генералы решили прекратить всякое сопротивление. Министры уже сдались давно. Самое удивительное, что сопротивляться было некому. Были толпы народа, легко разгоняемые при наличии войск, был беспомощный и несостоятельный Временный Комитет Государственной Думы, в страхе ожидавший развязки событий, столь им ранее желаемых. Но уже появился Исполнительный Комитет Петроградского Совета, самовольно занявшего одно из крыльев Таврического дворца, и все более и более забиравший власть у Родзянко. Этот Комитет требовал свержения монархии. Поэтому утверждения Алексеева о «незыблемости монархического начала», которое проявило, якобы, Временное правительство, также не соответствуют действительности. Цель Алексеева была ясна — ни в коем случае не допустить со стороны генерала Иванова решительных действий по подавлению бунта. Г.М. Катков считает, что это решение Алексеев принял, будучи обманутым Родзянко, который выдавал желаемое за действительное. Навряд ли это так. Алексеев, который Родзянко иначе как «болтливым индюком» не называл, не мог пойти так легко на поводу у него. Скорее всего, Алексеев, который уже давно играл ту же роль, что и Родзянко, роль осуществителя чужих целей, дал себя убедить, так как тоже считал «Ответственное министерство» выходом из положения. Доказательством этому служит тот факт, что 1-го марта Алексеев посылает фактически задержанному в Пскове Николаю II проект манифеста, в котором говорится: «Его Императорскому Величеству. Ежеминутно растущая опасность распространения анархии по всей стране, дальнейшего разложения армии и невозможность продолжения войны при создавшейся обстановке настоятельно требуют немедленного издания высочайшего акта, могущего еще успокоить умы, что возможно только путем призвания ответственного министерства и поручения составления его председателю Государственной Думы. Поступающие сведения дают основание надеяться на то, что думские деятели, руководимые Родзянко, еще могут остановить всеобщий развал и что работа с ними может пойти, но утрата всякого часа уменьшает последние шансы на сохранение и восстановление порядка и способствует захвату власти крайне левыми элементами. Ввиду этого усердно умоляю Ваше Императорское Величество на немедленное опубликование из Ставки нижеследующего манифеста...». Далее следует проект манифеста, в котором учреждается «ответственное министерство». Если учесть, что Рузский в Пскове требовал от Государя то же самое, складывается вполне ясная картина давления на Царя со стороны генералитета с требованием именно «Ответственного министерства», то есть очевидно, что генералитет проводил линию Родзянко.
Николай II, отправляясь в Псков, не очень-то надеялся на Рузского. Его приезд в Псков был вынужденным шагом. Генерал Лукомский писал: «Что, собственно, побудило Государя направиться в Псков, где находился штаб Главнокомандующего Северного фронта, генерала Рузского, а не вернуться в Ставку в Могилев? Объясняют это тем, что в бытность в Могилеве при начале революции — он не чувствовал твердой опоры в своем начальнике штаба генерале Алексееве и решил ехать к армии на Северный фронт, где надеялся найти более твердую опору в лице генерала Рузского». Полковник Мордвинов возражает против этого утверждения: «К генералу Рузскому и его прежнему, до генерала Данилова, начальнику штаба генералу Бонч-Бруевичу Его Величество, как и все мы, относились с безусловно меньшим доверием, чем к своему начальнику штаба, и наше прибытие в Псков явилось вынужденным и совершенно непредвиденным при отъезде. Государь, стремясь возможно скорее соединиться с семьей, вместе с тем стремился быть ближе к центру управления страной, удаленному от Могилева».
Тем не менее, Николай II рассчитывал на Рузского. Рузский командовал войсками огромного фронта и Царь, если Рузский был бы верен присяге, оказался бы не только в полной безопасности, но и получил бы мощное средство по подавлению мятежа. «Когда «блуждающий поезд» приближался к Пскову, — пишет Г.М. Катков, — пассажиры его надеялись, что приближаются к тихой гавани, и что личное присутствие Императора произведет магическое действие. Государь был вправе ждать, что главнокомандующий Северным фронтом первым делом спросит, какие будут приказания. Однако произошло совсем другое».
Псков встретил Государя мрачно. «Будучи дежурным флигель-адъютантом, — пишет полковник А.А. Мордвинов, — я стоял у открытой двери площадки вагона и смотрел на приближающуюся платформу. Она была почти не освещена и совершенно пустынна. Ни военного, ни гражданского начальства (за исключением, кажется, губернатора), всегда задолго и в большом числе собирающегося для встречи Государя, на ней не было. Где-то посередине платформы находился, вероятно, дежурный помощник начальника станции, а на отдаленном конце виднелся силуэт караульного солдата. Поезд остановился. Прошло несколько минут. На платформу вышел какой-то офицер, посмотрел на наш поезд и скрылся. Еще прошло несколько минут, и я увидел, наконец, генерала Рузского, переходящего рельсы и направляющегося в нашу сторону. Рузский шел медленно, как бы нехотя, и, как нам всем показалось, нарочно не спеша. Голова его, видимо, в раздумье была низко опущена. За ним, немного отступя, шли генерал Данилов и еще два-три офицера из его штаба».
Что же сказал генерал Рузский, оказавшись в вагоне? Поддержал ли он своего Государя, подтвердил ли свою готовность исполнить свой долг перед ним? Ничего подобного. «Теперь уже трудно что-нибудь сделать, — с раздраженной досадой говорил Рузский, — давно настаивали на реформах, которые вся страна требовала... не слушались... теперь придется, быть может, сдаваться на милость победителя». Встретившись с Императором, Рузский высказал соображение, что надо соглашаться на «Ответственное министерство». Можно себе представить горечь Николая II, который, вместо опоры, встретил в лице Рузского очередного своего противника. Николай II высказал мысль, что он не может пойти на этот шаг, что он хранит не самодержавие, а Россию. В ответ он услышал почти требование Рузского «сдаваться на милость победителя». Только теперь перед Царем стала проясняться вся глубина заговора. «Когда же мог произойти весь этот переворот?» — спросил он Рузского. Тот отвечал, что «это готовилось давно, но осуществлялось после 27-го февраля, т.е. после отъезда Государя из Ставки». «Перед Царем встала картина полного разрушения его власти и престижа, полная его обособленность, и у него пропала всякая уверенность в поддержке со стороны армии, если главы ее в несколько дней перешли на сторону врага», — пишет генерал Дубенский.
С этого момента Император окончательно понял, что он в ловушке и что он ничего не может предпринять. Д.С. Боткин, брат расстрелянного с Царской Семьей в Екатеринбурге лейбмедика Царской Семьи, писал в 1925 году: «Революция началась задолго до того дня, когда А.И. Гучков и Шульгин добивались в Пскове отречения Государя. Как теперь установлено, Государь фактически был узником заговорщиков еще до подписания отречения. Когда Царский поезд остановился на станции Псков, Государь уже не был его хозяином. Он не мог направлять свой поезд согласно его желанию и усмотрению, и самая остановка в Пскове не была им намечена. Генерал Радко-Дмитриев говорил впоследствии, что если бы Государь, вместо того, чтобы ожидать в своем вагоне думских делегатов из Петербурга, сошел бы на станции Псков и поехал в автомобиле по направлению расположений войск вверенной ему армии, события приняли бы совсем иной оборот. Несомненно, что прием Государем г.г. Гучкова и Шульгина в штабе Радко-Дмитриева носил бы иной характер и имел бы совершенно иные последствия; но остается под вопросом: мог ли Государь осуществить свой отъезд на автомобиле со станции Псков? Мы не должны забывать, что вся поездная прислуга, вплоть до последнего механика на Царском поезде, была причастна к революции».
Когда читаешь воспоминания членов царской свиты о событиях февраля 1917 года, то невольно поражаешься какой-то их беспомощности и обреченности. Никто из них и не пытался действенно помочь монарху, хотя бы морально поддержать его, а все надеялись на «авось», на «чуточную мечту». В этих условиях, единственным, кто продолжал сопротивляться и отстаивать монархию, был сам Николай II. В 1927 году вышла цитируемая нами книга «Отречение Николая Второго» со вступительной статьей М. Кольцова. Кольцов был тогда в стане победителей, тех, кто истреблял Романовых «как класс», кто всячески клеветал и унижал память последнего Царя. Тем более для нас интересен тот неожиданный вывод Кольцова, когда он пишет о Николае II: «Где тряпка? Где сосулька? Где слабовольное ничтожество? В перепуганной толпе защитников трона мы видим только одного верного себе человека — самого Николая. Нет сомнения, единственным человеком, пытавшимся упорствовать в сохранении монархического режима, был сам монарх. Спасал, отстаивал царя один Царь. Не он погубил, его погубили.
Лишь после того, как великий князь Николай Николаевич и все командующие фронтами: генералы Алексеев, Брусилов, Эверт, Сахаров, Рузский, адмирал Колчак прислали ему телеграммы или передали их устно «со слезными» просьбами отречься, он понял: все — круг замкнулся. Архимандрит Константин (Зайцев) писал: «Чуть ли не единственным человеком, у которого не помутилось национальное сознание, был Царь. Его духовное здоровье ни в какой мере не было задето тлетворными веяниями времени. Он продолжал смотреть на вещи просто и трезво. В столице, в разгар войны — Великой войны, от исхода которой зависели судьбы мира! — возник уличный бунт! Его надо на месте подавить с той мгновенной беспощадностью, которая в таких случаях есть единственный способ обеспечить минимальную трату крови. Это было Царю так же ясно, как было ему ясно при более ранних столкновениях с общественным мнением, что во время войны, и притом, буквально, накануне конечной победы над внешним врагом, нельзя заниматься органическими реформами внутренними, ослабляющими правительственную власть. Царь был на фронте во главе армии, продолжавшей быть ему преданной. Так, кажется, просто было ему покончить с бунтом! Но для этого надобно было, чтобы то, что произошло в столице, было воспринято государственно-общественными силами, стоящими во главе России, именно как «бунт». Для этого надобно было, чтобы Царь мог пойти усмирять столичный «бунт», как общерусский Царь, спасающий Родину от внутреннего врага, в образе бунтующей черни грозящего ее бытию! Этого как раз и не было. Между бунтующей чернью и Царем встал барьер, отделивший страну от ее Богом Помазанного Державного Вождя. И встали не случайные группы и не отдельные люди, а возникла грандиозная по широте захвата коалиция самых разнокачественных и разномыслящих групп людей, объединенных не мыслью о том, как сгрудиться вокруг Царя на защиту страны, а — напротив того, мыслью о том, как не дать Царю проявить державную волю: мыслью о том, как — страшно сказать! — спасти страну от Царя и его Семьи. Что же было делать Царю? Укрыться под защитой оставшихся ему верных войск и идти на столицу, открывая фронт внутренней войны и поворачивая тыл фронту внешнему? Достаточно поставить этот вопрос, чтобы понять невозможность вступления Царя на этот путь. Государь внезапно оказался без рук: он ощутил вокруг себя пустоту. Вместо честных и добросовестных исполнителей своих предначертаний он уже раньше все чаще видел «советников» и «подсказчиков», в глазах которых «Он» мешал им «спасти» Россию!»
«Падение Императора Николая II, — пишет протоиерей отец Александр Шаргунов, — было, несомненно, результатом столкновения между монархией и русской элитой. Поскольку причиной этого конфликта явились глубокие различия в философском подходе, можно утверждать, что Император потерял свой трон и жизнь из-за своего религиозного мировоззрения и народной ориентации. Другой поразительной особенностью Николая II как Императора было его исключительное чувство долга и ответственности. Эта черта видна во всех его действиях, но ради краткости достаточно будет сосредоточиться на его наиболее судьбоносных решениях. После военных поражений 1915 года Николай II принял верховное командование над русскими вооруженными силами. В отравленной политической атмосфере того времени он тем самым подвергал себя громадному риску, связывая свое пребывание на троне с исходом войны. Следует подчеркнуть, что этот риск был очевиден для всей русской элиты, и совершенно ясно, что и для самого Императора. Много критики было высказано по поводу действий Императора как Верховного командующего. Но неоспоримым фактом является то, что покуда он занимал этот пост, русская армия была способна устоять перед лицом врага, обладавшего значительным техническим и организационным преимуществом. Само отречение может рассматриваться как акт долга: самые близкие ему люди (командующие армией и «монархисты») говорили, что он должен уйти ради Отечества. Николай II пожертвовал своим Императорским троном, хотя он ясно понимал, что после этого он будет зависеть от милости своих врагов».
Вопрос о степени участия и осведомленности генералов в перевороте и свержении Царя до сих пор остается открытым. Целый ряд исследователей, иногда совершенно противоположных взглядов, как например, Катков и Аврех, считают недоказанным факт подготовки генералами переворота. Катков считает, что Алексеев примкнул к перевороту только 1-го марта. Аврех вообще полагает, что осторожный Алексеев находился лишь в «верноподданнической оппозиции». Однако, есть целый ряд обстоятельств, заставляющих полагать, что Алексеев и другие представители генералитета знали о готовящемся перевороте заранее и заранее ему способствовали. Адмирал Нилов говорил Дубенскому 2-го марта 1917 года: «Ведь знал же этот предатель Алексеев, зачем едет Государь в Царское Село. Знали же вес деятели и пособники происходящего переворота, что это будет 1-го марта, и все-таки, спустя только одни сутки, т.е. за одно 28 февраля, уже спелись и сделали так, что Его Величеству приходится отрекаться от престола. Эта измена давно подготовлялась и в Ставке и в Петрограде. [ Давно идет ясная борьба за свержение Государя, огромная масонская партия захватила власть и с ней можно только открыто бороться, а не входить с ней в компромиссы.
Уже упоминалось о связях Алексеева с Гучковым, Львовым и Родзянко, и приводились слова Воейкова о «хитром взгляде» Алексеева, которым он провожал Царя в путь в Царское из Могилева, его «провидческие» слова о том, что «придется путь расчищать», а ведь все это было до 1-го марта.
Но будучи втянутыми в этот переворот, генералы до конца не представляли себе его последствий. Они воображали, что он введет их в состав новой власти, которая должна была по заслугам оценить их помощь. На деле все оказалось с точностью наоборот. После целого ряда унижений они были отвергнуты новыми властителями, которые чурались их. Дальнейшая судьба генералов-заговорщиков была трагична и поучительна.

...

Виктория В:


 » Бонус. Часть четвертая (3)

Великий князь Николай Николаевич, «коленопреклоненно» умолявший Царя отречься, побыл в должности главнокомандующего несколько дней, после чего с оскорбительной формулировкой отправлен в отставку «как Романов».
Генерал Алексеев, после короткого взлета на пост главнокомандующего, был отставлен Временным правительством. «Рассчитали, как прислугу», — жаловался он. На его глазах те, кому он помог прийти к власти, развалили армию и погубили ее, приведя, своей бездарностью, к власти большевиков. «Я оказался неудобным, — сокрушался отставленный генерал, — неподходящим тем темным силам, в руках которых, к глубокому сожалению, безответственно находятся судьбы России, судьбы армии. Не ведая, что творят, не заглядывая в будущее, мирясь с позором нации, с ее неминуемым упадком, они, эти темные силы, видели только одно, что начальник армии, дерзающий иметь свое мнение, не нужен, что русская армия не имеет права сидеть, сложа руки, в окопах, а должна бить неприятеля и освобождать наши русские земли, занятые противником, для них неудобен и нежелателен. Меня смели.... Но даже тогда, видя, что делают с Россией «темные силы», у Алексеева не прозвучали слова раскаяния за то, что именно он и его соратники сыграли решающую роль, чтобы вырвать Россию из рук законного царя и отдать в те самые «темные руки».
Свои дни Алексеев закончил одним из инициаторов братоубийственной войны, скончавшись в Екатеринославе от тифа.
Генерал Брусилов тоже ненадолго оказался во главе армии «свободной России». Бывший генерал-адъютант Императора, он ездил на митинги, где выступал под красными знаменами перед солдатами, убеждая их идти радостно на смерть во имя свободы, и те же солдаты прогоняли его под свист и улюлюканье. Столкнувшись с постоянным вмешательством самовлюбленного Керенского в военные дела, Брусилов, по старой памяти, в резкой форме пытался указать последнему на недопустимость подобного. Но перед Брусиловым был уже не тактичный и спокойный Государь, а истеричный и резкий «министр-председатель». Он немедленно снял Брусилова с его поста. После Октябрьского переворота, на службе у большевиков, Брусилов написал письмо к врангелевским офицерам в Крыму с предложением сдаться, лично гарантируя им жизнь и свободу. Когда же большевики их всех расстреляли, то для Брусилова это был тяжелый моральный удар, который он переживал остаток дней и который свел его преждевременно в могилу.
Генерал Деникин смог также вскоре убедиться в «мудрости» новой власти. Видя кругом развал государства и армии, вызванные «великой и бескровной революцией», он вместе со своим боевым товарищем генералом Лавром Корниловым, тем самым, который в марте 1917 года по приказу Временного правительства арестовал в Александровском дворце Императрицу Александру Федоровну, выступил против Временного правительства. Арестованный Керенским, он бежал на Дон и принял участие в братоубийственной войне. Неумелое командование Деникина - одна из главных причин неудачи Белого дела, и после кровавой новороссийской катастрофы он сдал командование и уехал за границу.
Генерал Крымов, храбрый боевой командир и одновременно посредник между думскими заговорщиками и армией в деле организации государственного переворота, после неудачи Корниловского выступления, в котором он принимал участие, покончил с собой.
Как писал А.А. Керсновский: «Так дали себя обмануть честолюбивым проходимцам генерал-адъютанты Императора Всероссийского. Невежественные в политике, они приняли за чистую монету все слова политиканов о благе России, которую сами любили искренне. Они не знали и не догадывались, что для их соблазнителей благо России не существует, а существует лишь одна-единственная цель — дорваться любой ценой до власти, обогатиться за счет России. Самолюбию военачальников то льстило, что эти великие государственные мужи — «соль земли русской» — беседуют с ними как с равными, считают их тоже государственными мужами. Им и в голову не пришло, что от них скрыли самое главное. Что удар задуман не только по Императору Николаю II (которого все они считали плохим правителем), а по монархии вообще. Что их самих используют лишь как инструмент, как пушечное мясо, и что они, согласившись по своему политическому невежеству продать своего Царя, сами уже давно проданы теми, кто предложил им эту сделку с совестью.
Обманутые общественностью военачальники сыграли роль позорную и жалкую. Лично для себя они, правда, ничего не искали. Ими руководило желание блага России, ложно понятого. Они полагали, что благоденствия Родины можно добиться изменой Царю. Их непростительной ошибкой было то, что они слишком стали считать себя «общественными деятелями» и недостаточно помнили, что они — прежде всего — присягнувшие Царю офицеры.
2 марта 1917 года Император Николай II отрекся от Престола. Свершилось то, чего так долго ждало «передовое общество»: «Признали Мы за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с Себя Верховную власть». «В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман!» — записал Император в своем дневнике. «Отвергнутый страной, покинутый армией, которую он так любил, отчужденный от своей семьи, Император Николай II остался один; не на кого ему было больше опереться, не на что ему было больше надеяться — и он, во имя России, отказался от Престола», — писал адмирал А.Д. Бубнов.
Новое Временное правительство России тут же признали Великобритания, Франция и Соединенные Штаты Америки, причем первым признали Соединенные Штаты Америки. А Германия и Австро-Венгрия, будучи врагами России по войне, негативно отнеслись к свержению российской монархии. Еще одной судьбоносной политической силой, отрицательно отнесшейся к Февральской революции, оказались большевики.
Ленин узнал о февральских событиях из газет. Он не ожидал революции в 1917 году. В январе 1917 года в Швейцарии, выступая перед швейцарской молодежью, Ленин открыто заявил, что он не рассчитывает дожить до грядущей революции, но что её увидит следующее поколение]. Состоявшуюся вскоре революцию Ленин, знавший слабость подпольных революционных сил в столице, расценил как результат «заговора англо-французских империалистов». В связи с эпохальным событием вождь назначил внеочередное собрание членов партии в середине марта на большой съемной квартире Зиновьева.
Первого апреля Дмитрий Утесов, к тому времени успешно практикующий в Цюрихе врач, закончил прием и уже собирался идти домой, когда к нему в кабинет быстро вошел товарищ по партии Григорий Сокольников и сообщил о новостях.
Сначала Утесов не поверил Сокольникову. Он уже примирился с мыслью о своей пожизненной эмиграции в Швейцарии, а также о том, что Россия потеряна для него навсегда. Затем бурная радость затопила его сердце, когда он представил себе желанное возвращение на Родину.
Не мешкая, Дмитрий надел пальто и шляпу, и отправился вместе с Сокольниковым на подпольную квартиру в доме на улице Эмиль-Клети-штрассе. Они вошли к Зиновьеву, когда почти все революционеры собрались и ждали Ленина. Вождь вошел через несколько минут и, приветственно кивнув присутствующим головой, с воодушевлением произнес:
- Товарищи! Событие, которое мы так долго ждали, свершилось – самодержавие в России пало!!!
В ответ на оживленный гул, вызванный его словами, он поднял руку, прося тишины, и продолжил:
- Но радоваться рано. Это не наша революция, совсем не наша! К власти пришли еще большие враги трудящихся, чем царь и его министры – капиталисты, высасывающие все соки из трудового народа. Ах, если бы у нас был аэроплан, мы бы за два часа очутились в Петрограде, где так нужны!
Но пока единственная наша надежда вырваться отсюда, это — обмен швейцарских эмигрантов на немецких интернированных. Англия ни за что не пропустит ни меня, ни интернационалистов вообще, ни Мартова и его друзей, ни Натансона и его друзей. Чернова англичане вернули во Францию, хотя он имел все бумаги для проезда. Ясно, что злейшего врага, хуже английских империалистов, русская пролетарская революция не имеет. Ясно, что примазчики англо-французского империалистского капитала и русский империалист Милюков и К0 способны пойти на все, на обман, на предательство, на все, на все, чтобы помешать интернационалистам вернуться в Россию. Малейшая доверчивость в этом отношении и к Милюкову и к Керенскому - пустому болтуну, агенту русской империалистской буржуазии по его объективной роли, была бы прямо губительна для рабочего движения и для нашей партии, граничила бы с изменой интернационализму. Единственная, единственная без преувеличения, надежда для нас попасть в Россию, это послать как можно скорее надежною человека в Россию, чтобы путем давления «Совета Рабочих Депутатов» добиться от правительства обмена всех швейцарских эмигрантов на немецких интернированных. Действовать надо архи-энергично, каждый шаг протоколируя, не жалея денег на телеграммы, собирая документы против Милюкова и К°, способных затягивать дело, кормить обещаниями, надувать. Вы можете представить, какая это пытка для всех нас сидеть здесь в такое время!!!
Далее… Посылка надежного человека в Россию еще нужнее по принципиальным соображениям. Последние известия заграничных газет все яснее указывают, что правительство, при прямой помощи Керенского и благодаря непростительным, выражаясь мягко, колебаниям Чхеидзе, надувает - и небезуспешно надувает - рабочих, выдавая «империалистскую» войну за «оборонительную». В телеграмме Спб. Телеграфического Агентства от тридцатого марта господин Чхеидзе вполне дал себя обмануть этому лозунгу, принятому — если верить этому источнику, конечно, вообще не надежному — и Советом Рабочих Депутатов. Во всяком случае, если даже это известие неверно, все же опасность подобного рода обмана, несомненно, громадна. Все усилия партии должны быть направлены на борьбу с ними. Наша партия опозорила бы себя навсегда, политически убила бы себя, если бы пошла на такой обман. Судя по одному сообщению, Муранов вместе со Скобелевым вернулся из Кронштадта. Если Муранов ездил туда по поручению Временного Правительства Гучковых — Милюковых, я очень прошу вас передать - через надежного человека - и напечатать, что я осуждаю это безусловно, что всякое сближение с колеблющимися в сторону социал-патриотизма и стоящими на глубоко ошибочной, глубоко вредной, социал-пацифистской каутскианской позиции Чхеидзе и КО, по моему глубочайшему убеждению, вредно для рабочего класса, опасно и недопустимо.
Нет сомнения, что в Питерском Совете Рабочих и Солдатских Депутатов многочисленны и даже, повидимому, преобладают; во-первых, сторонники Керенского, опаснейшего агента империалистской буржуазии, проводящего империализм, то есть. защиту и оправдание грабительской, завоевательной со стороны России войны под прикрытием моря звонких фраз и пустых посулов; во-вторых, сторонники Чхеидзе, колеблющегося безбожно в сторону социал-патриотизма и разделяющего всю пошлость, всю нелепость каутскианства. С обоими течениями наша партия обязана бороться самым упорным, самым настойчивым, самым беспощадным образом. И я лично ни на секунду не колеблюсь заявить и заявить печатно, что я предпочту даже немедленный раскол с кем бы то ни было из нашей партии, чем уступлю социал-патриотизму Керенского и К0 и социал-патриотизму и каутскианству Чхеидзе и КО.
Война не перестала быть империалистской со стороны России, и не может перестать, пока у власти помещики и капиталисты, представители класса буржуазии; пока у власти такие прямые агенты и слуги этой буржуазии, как Керенский и другие социал-патриоты; пока договоры царизма с англо-французскими империалистами остаются в силе. Правительство Гучкова — Милюкова прямо заявило за границей, — не знаю, сделало ли оно это в России, — что оно верно этим договорам. Договоры эти грабительские, о захвате Галиции, Армении, Константинополя и т. д., и т. д.; пока эти договоры не опубликованы и не отменены; пока не порван весь вообще союз России с англо-французскими буржуазными, империалистскими правительствами; пока госвласть в России не перешла от империалистской буржуазии - простые обещания и «пацифистские» заявления, сколь бы не верили им глупенькие Каутский, Чхеидзе и К0, не превращают буржуазию в небуржуазию - в руки пролетариата, который один способен при условии поддержки его беднейшей частью крестьянства порвать не на словах, а на деле с интересами капитала, с империалистской политикой, порвать с грабежами других стран, освободить угнетенные великороссами народы полностью, вывести войска из Австрии и Галиции тотчас и т. д.; один пролетариат способен, если он избавится от влияния своей национальной буржуазии, внушить истинное доверие пролетариям всех воюющих стран и с ними вступить в переговоры о мире; эти пролетарские условия мира, изложенные точно и ясно и в № 47 «С.-Д.» и у меня в письме № 4.
Отсюда ясно, что лозунг: «мы защищаем теперь республику в России, мы ведем теперь «оборонительную войну», мы будем воевать с Вильгельмом, мы воюем за свержение Вильгельма» есть величайший обман, величайшее надувательство рабочих. Ибо Гучков — Львов, Милюков и К0, суть помещики и капиталисты, представители класса помещиков и капиталистов, империалисты, воюющие за те же грабительские цели, на основе тех же грабительских договоров царизма, в союзе с той же империалистской, грабительской буржуазией Англии, Франции и Италии.
Призыв немцам со стороны буржуазной и империалистской республики в России: «свергните Вильгельма» — есть повторение лживого лозунга французских социал-шовинистов, изменников социализма, Жюля Гэда, Самба и К0.
Надо очень популярно, очень ясно, без ученых слов излагать рабочим и солдатам, что свергать надо не только Вильгельма, но и королей английского и итальянского. Это во-первых. А второе и главное — свергать надо буржуазное правительство и начать с России, ибо иначе мира нельзя получить. Возможно, что правительство Гучкова - Милюкова мы не можем сейчас же «свергнуть». Пусть так. Но это не довод за то, чтобы говорить неправду. Говорить рабочим надо правду. Надо говорить, что правительство Гучкова-Милюкова и К0 есть империалистское правительство, что рабочие и крестьяне должны сначала - теперь ли или после выборов в Учредительное Собрание, если с ними не надуют народа, не оттянут выборы до после войны, вопрос о моменте отсюда решать нельзя - сначала должны передать всю государственную власть в руки рабочего класса, врага капитала, врага империалистской войны, и лишь тогда они вправе звать к свержению всех королей и всех буржуазных правительств…
В своей речи Ленин слегка картавил, но этот недостаток речи не мешал ему всецело завладеть вниманием слушателей. Такая неукротимая энергия и сила воли исходила от этого невысокого, лысеющего и слегка полноватого человека, что его соратники моментально заряжались его устремлениями и верой в победу. После выступления вождя большевики обсудили перспективы возвращения на родину и также утвердили список лиц, которым нужно ехать в революционную Россию в первую очередь.
Домой Дмитрий вернулся возбужденный, в приподнятом настроении. Сын Артем, готовившийся к университетским занятиям, начал нетерпеливо задавать ему вопросы, но Дмитрий хотел подождать прихода жены. Наконец, Тоня вернулась с вечернего чаепития с женой местного пастора, которой она помогала проводить подготовку благотворительного базара в пользу бедных, и тогда Дмитрий рассказал жене и сыну о новостях, о чем говорил Ленин, а также о возможности возвращения в Россию, объятой пламенем революции.
- Папа, я еду с тобой! – решительно произнес Артем, которого родители воспитали в своих политических убеждениях. – Можно ли оставаться в стороне, когда на родине происходят такие события!
- Конечно, без тебя мы не справимся, Темка! – шутливо ответил Дмитрий, и любовно взъерошил сыну его темные волосы. – И Владимир Ильич сказал, что сейчас наша партия нуждается в каждом человеке, преданном делу рабочего класса.
- Я тоже еду с вами, - заявила до этих пор молчащая Тоня. Дмитрий встревожился от ее слов, и озабоченно сказал:
- Нет, Тонечка, тебе лучше пока остаться в Цюрихе. Пойми, борьба будет нешуточной и женщинам лучше не вмешиваться в нее. Наша партия насчитывает едва ли больше двадцати тысяч человек, а наших противников будет не легион, а легионы!
- Дмитрий, я тоже член партии, и в революционной борьбе пол человека не имеет значения, - непреклонно сказала его жена. Утесову оставалось только смириться с ее решением в силу своих же нравственных представлений, хотя оно ему не нравилось – он предпочитал, чтобы жена осталась в безопасной Швейцарии. Про себя Дмитрий решил сделать все возможное, чтобы оградить любимую женщину от опасной политической борьбы.
Скоро представилась возможность русским политэмигрантам вернуться на родину. Германские власти при содействии Фрица Платтена – швейцарского деятеля социалистического движения, друга Ленина - позволили Ленину вместе с его соратниками по партии выехать на поезде из Швейцарии через Германию. По этому поводу пролетарский вождь сказал следующее на новом собрании:
- Либералы, конечно, взвоют от негодования как стая шакалов, что мы воспользовались помощью страны, которая находится в состоянии войны с Россией. А я скажу вам, товарищи, надо пользоваться любой возможностью для достижения наших целей. Сейчас не до сантиментов, на кону стоит уже само существование русской нации. На коварство и подлость врага мы будем отвечать коварством и подлостью, будем брать у них деньги, обещать им все, что им хотелось бы услышать, но при этом преследовать свои далеко идущие цели. Так что – в путь!
Девятого апреля вождь партии большевиков с тридцатью пятью соратниками отправился в Россию немецким поездом. Среди спутников Ленина были Крупская Н. К., Зиновьев Г. Е.,Лилина З.Ию, Арманд И. Ф., Сокольников Г, Радек К.Б. и другие. Дмитрий задержался в Цюрихе с целью передать свою медицинскую практику и пациентов другому врачу. Через десять дней Утесовы последовали дорогой Ленина.

...

alenatiptop:


Большое спасибо за главы! Трудолюбие автора меня восхищает! Flowers Очень жаль что Гриша погиб и Елена потеряла последнего дорогого человека! Sad Горе матери ужасно в любое время и в любой стране! Что касается Самодержавия, моё личное мнения что хотя революция и была кровавой, а количество жертв огромным, но в результате Россия избавилась от монархии как от ненужного балласта!

...

Виктория В:


Милые Леди, спасибо за внимание и сердечки! Poceluy Очень тронута ими, так как выкладка получилась большой и тяжелой для восприятия, не ожидала такого быстрого отклика. tender Flowers

alenatiptop писал(а):
Большое спасибо за главы! Трудолюбие автора меня восхищает!


Алена, от души благодарю за сердечный отзыв и теплые слова в мой адрес! Что верно, то верно пришлось мне порыскать по просторам интернета в поисках нужной и доходчивой информации, что происходило в России в начале 20 века.

alenatiptop писал(а):
Очень жаль что Гриша погиб и Елена потеряла последнего дорогого человека! Горе матери ужасно в любое время и в любой стране!
У Елены еще не самая страшная судьба. Мне рассказывали о человеке, который потерял на войне всех нескольких своих сыновей. Sad

alenatiptop писал(а):
Что касается Самодержавия, моё личное мнения что хотя революция и была кровавой, а количество жертв огромным, но в результате Россия избавилась от монархии как от ненужного балласта!

Да, Алена, монархия проявила себя в 1917 году не на высоте.Она морально устарела, и наверное, действительно тормозила развитие страны, если столько министров и генералов из ближайшего окружения Николая Второго желали его свержения с трона. Ok

...

Margot Valois:


Викуля, дорогие Леди, всем самого доброго времени суток и благодарю за продолжение! Flowers

Сильно и мощно переданы события и человеческие трагедии на примере семьи Елены в роковые и тяжелые годы.
У меня правило - не вмешиваться в дискуссии на политические и религиозные темы, потому от меня без комментариев. Не буду судить, кто прав, а кто виноват. Для меня каждая человеческая судьба вызывает сопереживание, а в ту пору их сломано было немало, в том числе и самого Николая и его семьи.



...

Liniya:


Вика,большое спасибо за интересный экскурс в события Первой мировой войны и февральской революции 1917 года. Very Happy Очень жаль погибшего Гришу. Бабушка его винила себя в его гибели,но разве можно было предвидеть грядущие события. Одно ясно: Гриша никогда не стал бы отсиживаться за спинами других, он истинный сын своего отца. Жаль Елену,она опять осталась одна. plach Вика,спасибо тебе за твой титанический труд и огромный потенциал на радость нам всем,читателям. Got Poceluy

...

Виктория В:


Margot Valois писал(а):
Викуля, дорогие Леди, всем самого доброго времени суток и благодарю за продолжение!

Сильно и мощно переданы события и человеческие трагедии на примере семьи Елены в роковые и тяжелые годы.


Риточка, спасибо, что продолжаешь читать и комментировать прочитанное! Pester Отдельная благодарность за потрясающий кинематографический материал о последнем русском самодержце.
Margot Valois писал(а):

У меня правило - не вмешиваться в дискусси на политческие и религиозные темы, потому от меня без комментариев. Не буду судить, кто прав, а кто виноват. Для меня каждая человеческая судьба вызывает сопереживание, а в ту поры их сломано было немало, в том числе и самого Николая и его семьи.

Во многом поддерживаю твою позицию - однозначно кто прав, а кто виноват в трагедии России 20 века не скажешь, слишком сложными и противоречивыми были события. Но при этом не упускаю случая привести аргументы в пользу своей точки зрения.
shuffle
Liniya писал(а):
Вика,большое спасибо за интересный экскурс в события Первой мировой войны и февральской революции 1917 года.


Liniya, очень приятно, что ты нашла последнюю главу интересной. tender Труда и времени я в нее вложила немало. Smile
Liniya писал(а):
Очень жаль погибшего Гришу. Бабушка его винила себя в его гибели,но разве можно было предвидеть грядущие события.
Конечно, нельзя, и Нина Петровна полагала, что с Гришей она преуспеет в том, в чем не преуспела с сыном Сергеем. Но как ты верно заметила - Гриша истинный сын своего отца. Smile

Liniya писал(а):
Жаль Елену,она опять осталась одна.

Да, теперь у нее даже надежды нет, что она воссоединится с сыном. Sad Но мы с Музом исправимся - Елена одна не останется. Wink
Liniya писал(а):
Вика,спасибо тебе за твой титанический труд и огромный потенциал на радость нам всем,читателям.

Ой, спасибо за такие одобрительные слова. Flowers По правде говоря, я по объему написанного не выделяюсь среди остальных девочек - авторов СТ, а во многом даже отстаю от них. Embarassed

...

натаниэлла:


Добрый вечер!
Вика, спасибо за продолжение. Грустные времена. Елена только пошла на поправку и нашла смысл для дальнейшей жизни, как ее сына убили(((
Содержанка Роза - это неожиданно даже в таком благородном контексте. Мальчик очень быстро вырос и возмужал - плохо, что ему судьба так мало отвела.
итак, после всех событий Дмитрий с семьей возвращается в Россию. Они с Леной встретятся?
и еще вопрос. Вика, у меня второй спойлер не открылся((( там что-то важное?

В письме к матери:
Цитата:

«9 июня 1914 год 

Дорогая Мамочка! 
Доктора рекомендуют ей отправиться на лечение в Крым, но она не хочет оставлять Петроград

Почему "Петроград"? Его разве не осенью 1914 переименовали?


Спасибо за историческое фото перед главой! И за краткий конспект тех событий, написанных живым языком

...

Виктория В:


натаниэлла писал(а):
Добрый вечер!
Вика, спасибо за продолжение. Грустные времена. Елена только пошла на поправку и нашла смысл для дальнейшей жизни, как ее сына убили


Нат, приветствую!
Думаю, следовало ожидать, что Гриша погибнет на войне. Много таких чистых, идеалистически настроенных мальчиков погибло во время Первой мировой, где счет шел на миллионы, а Гриша, как верно заметила леди Liniya, не из тех, кто будет отсиживаться за чьей-то спиной.
натаниэлла писал(а):
Содержанка Роза - это неожиданно даже в таком благородном контексте. Мальчик очень быстро вырос и возмужал - плохо, что ему судьба так мало отвела.

У Шекспира Ромео созрел в 16 лет для настоящей любви и серьезных отношений, а Грише исполнилось 18 лет. И я думаю, Наташа, что настоящий мужчина никогда не пройдет мимо женщины, которая отчаянно нуждается в помощи. Smile

натаниэлла писал(а):

итак, после всех событий Дмитрий с семьей возвращается в Россию. Они с Леной встретятся?

Отвечу на вопрос положительно. Ok

натаниэлла писал(а):
и еще вопрос. Вика, у меня второй спойлер не открылся((( там что-то важное?

Нет, Наташа, ничего серьезного. Это технический сбой, который у меня случился после того, как не получилось целиком всю длинную главу выложить под спойлер. Приношу свои извинения. Embarassed

натаниэлла писал(а):
Почему "Петроград"? Его разве не осенью 1914 переименовали?

Верно, я уже исправила ошибку, спасибо. Прочитала, что Петербург переименовали в Петроград в 1914 году, а в каком именно месяце поняла только сейчас.
натаниэлла писал(а):

Спасибо за историческое фото перед главой! И за краткий конспект тех событий, написанных живым языком

Лично я читала о закулисных интригах англичан и наших недалеких февралистов как детектив. Жаль, что им удалось провернуть государственный переворот, сколько жертв можно было бы избежать. Sad

Спасибо за обстоятельный отзыв! rose

...

LadyRovena:


Девчата, всем большой приветик!

Виточка, спасибо огромное за продолжение и за такое колличество интереснейшего материала!

Ох, и трагична судьба Елены...
Вдова в квадрате, истерзанная душа и психика, а самое главное - потеря ребенка, самое ценное, что может быть у женщины...
Страшное время, страшные события, жестокая судьба...
Что же дальше?..

...

Виктория В:


LadyRovena писал(а):

Виточка, спасибо огромное за продолжение и за такое колличество интереснейшего материала!


Евочка, очень рада, что ты прогрызла такую большууущую главу. Ar Всем Леди, которые ее одолели надо давать орден "Настоящему любителю российской истории". Smile

LadyRovena писал(а):
Ох, и трагична судьба Елены...
Вдова в квадрате, истерзанная душа и психика, а самое главное - потеря ребенка, самое ценное, что может быть у женщины
Дорогая, не беспокойся. Моя героиня более сильная, чем кажется. Ok

LadyRovena писал(а):
Страшное время, страшные события, жестокая судьба...
Что же дальше?
Дальше Дмитрий будет ликвидировать последствия козней англо-французских империалистов и вытаскивать Россию из той пропасти, куда ее столкнули февралисты.

Спасибо за душевный отзыв! Guby

...

Агнес Грей:


Спасибо за новые бонусы.
Ой, как жаль Гришеньку. Бедный молодой парень, ведь вся жизнь впереди. Sad
Какая трагедия для Елены, ну хоть есть облегчение для нее в виде писем сына.
Надеюсь, что жена и сын Утёсова останутся в живых.

...

Виктория В:


Агнес Грей писал(а):

Спасибо за новые бонусы.


Тея, рада тебя видеть! Ar

Агнес Грей писал(а):
Ой, как жаль Гришеньку. Бедный молодой парень, ведь вся жизнь впереди.
Какая трагедия для Елены, ну хоть есть облегчение для нее в виде писем сына.

Да, жаль. Первая мировая война жестоко исковеркала судьбы миллионов людей. Sad

Агнес Грей писал(а):
Надеюсь, что жена и сын Утёсова останутся в живых.

Увы, у них тоже активная жизненная позиция, и значит они подвергаются большому риску в дни социальных потрясений.
Спасибо за душевный отзыв! rose

...

Tannit:


Приветствую!
Вика, спасибо за продолжение. Flowers
Ну ты могешь. wo В целом объемная и понятная историческая картина получилась. Судьба Елена совсем не теряется в контексте Российской истории начала века. Здесь все логично и предсказуемо. Но, Вика, роман совсем не любовный получился.
Интересные материалы ты подняла. И упоминание реальных исторических личностей как бы намекает на то, сколько еще будет трагедий.
В каком году родился Гриша, что был военнообязанным?
О Первой Мировой ничего не хочу говорить. Но факт, что эта война полностью переформатировала сознание не только русских, но и европейцев. А у французов настолько, что во Второй Мировой слили страну немцам почти без боя.

...

Регистрация · Вход · Пользователи · VIP · Новости · Карта сайта · Контакты · Настроить это меню