Эротический калейдоскоп 18+

Пофыркивая, он плескался в бассейне и размышлял, как убить вечер. Книги его не привлекали; книг, и научнопопулярных, и художественных, он начитался в санатории доктора Линдас. Блейд печально вздохнул. Если б она была здесь… они знали бы, чем заняться!
Внезапно под дверью началась какая-то возня, и, разведчик, покинув бассейн, потянулся за полотенцем. Странно! В этот вечер он не ждал посетителей. Первый тур переговоров завершен, ужин съеден, посуда унесена; виски с содовой в номер он как будто не заказывал… Или тут обслуживают клиентов, не дожидаясь просьб с их стороны?
Кажется, так оно и было. Открываясь, тихо зарокотала дверь, и чья-то рука впихнула в его апартаменты юную девушку. Толчок был так силен и бесцеремонен, что она не устояла на ногах и распростерлась на полу рядом с Блейдом. Подняв голову и увидев нависшего над ней обнаженного великана, девушка замерла от страха; глаза ее расширились, а рот приоткрылся в немом крике. Блейд же, в свою очередь, взирал на нее не без удовольствия.
Вряд ли эта красотка была подослана к нему в качестве коварной убийцы; спрятать какое-нибудь оружие на теле, едва прикрытом полупрозрачной туникой, казалось невозможным. Такую экзотику, как отравленные ногти или шпилька с ядом в волосах, он тоже отверг — слишком уж она была перепугана.
Тем не менее, разведчик внимательно осмотрел свою нежданную гостью. Кожа ее выглядела бледной — вполне естественно для существа, давно забывшего про солнечный свет. Однако она не отливала болезненным синюшным оттенком, а скорее казалась бледно-розовой, как и положено иметь столь юной и обаятельной девушке. Стройная, с хорошо развитыми мышцами живота и бедер, с длинными чувствительными пальцами… Ни унции лишнего веса, но и не худенькая… Бледное округлое личико с прямым подбородком, чуть широковатыми скулами и вздернутым носиком казалось довольно миловидным. На плечах и шее россыпь мелких веснушек, спускавшихся к высокой и крепкой груди. Большие темно-синие глаза окаймлены длинными ресницами, меж бледно-алых губ полоска ровных белоснежных зубов. Пожалуй, ее единственным изъяном были тусклые пепельно-серые волосы, собранные в пучок на затылке. Конечно, не красавица вроде Лейи Линдас, но очень, очень приятная девушка! Она все еще сидела на полу, не делая даже попытки приподняться, и в синих глазах светился такой ужас, словно их обладательницу бросили в пещеру двухголового людоеда.
Блейд присел и осторожно взял девушку за подбородок, пытаясь завянуть в глубину сапфировых зрачков. Она втянула голову в плечи, потом, подчиняясь, все-таки откинула ее назад. Стывший в глазах ужас стал еще заметнее.
— Как тебя зовут, малышка? — негромко спросил Блейд. Слова его звучали ласково, словно он пытался успокоить насмерть перепуганного ребенка.
— Я… я… женщина… — срывающимся голосом ответила она после небольшой паузы.
— Это я вижу. Я вполне способен отличить женщину от мужчины, особенно такую хорошенькую, как ты. — Он хотел шуткой разрядить обстановку, но его попытка успехом не увенчалась. Девушку по-прежнему била дрожь; теперь, когда он прикоснулся к ней, она тряслась так, словно ледяной воздух с поверхности затопил круглую уютную комнату. Понимая, что этот приступ страха может закончиться истерикой, Блейд осторожно взял девушку за нагие плечи и встряхнул — чуть-чуть, только чтобы привести в чувство. Никакого результата! Она напряглась еще больше.
— Не могу же я называть тебя просто женщиной, глупышка, — попробовал объяснить он, почти не надеясь, что удастся ее расшевелить. — У тебя должно быть имя. Мое — Блейд, Блейд анта Дорсет…
Закончить фразу он не успел, ибо его гостья, испуганно вскрикнув, легким и неожиданно грациозным движением вскочила на ноги.
— Нет, нет, господин! Нам запрещено пользоваться именами! — Я — просто женщина… женщина, которая должна приносить удовольствие мужчинам, и все! Женщина без имени! Я… — порыв иссяк, и она замолчала, готовая разрыдаться. Блейд обнял ее и привлек к себе; лицо девушки уткнулось ему в грудь, она сдержала слезы, но тело ее все еще сотрясала крупная дрожь.
— Кто же лишил тебя имени, малышка?
— Хозяин… — она вдруг застыла, с ужасом прошептав: — Он демон, демон Хондрут… так он говорит… И еще он говорит нам…
— …что вы не люди, а просто женщины, которые должны приносить удовольствие мужчинам, так? — Она слабо кивнула, и Блейд опять встряхнул ее. — Да перестань же ты дрожать, я не сделаю тебе ничего плохого! Ну! Возьми себя в руки!
Чуть отстранившись и подняв голову, она отважилась посмотреть в лицо разведчику. Теперь, как показалось Блейду, к ужасу в ее взгляде добавилось настороженное удивление. Похоже, что с ней давно не говорили подобным образом. С тех пор, как орда тазпов и жутких зверей разгромила ее родной город или деревню. Помнит ли она еще об этом? С внезапной яростью Блейд так стиснул ее, словно ощутил под пальцами горло Кайна Дорвата, а не стройное тело девушки.
Жалобный вскрик вернул его к действительности Он погладил безымянную синеглазку по волосам и сказал:
— Ты не должна меня бояться, малышка, я не играю в команде Хондрута. Я — сам по себе, и нахожусь здесь вроде бы в гостях… — Она подняла на разведчика недоумевающий взгляд, и он пояснил: — Видишь ли, девочка, в Вордхолме, под Ирдалой, я зарубил одну зубастую тварь, и теперь твой хозяин пригласил меня поделиться опытом. Он сильно удивлен, что кто-то сумел выпотрошить таркола обычным топором.
Он начал рассказывать о своих приключениях, не уделяя особого внимания смыслу этих речей, но стараясь, чтобы голос его звучал ласково. Он называл вордхолмские города — Ирдала… Тенгран… Сантра… Тай… Стена Отчаяния, высокий хребет… Ирд, река, прозрачная и быстрая, с хрустальной ледяной водой… Казалось, она вспоминала эти названия, дрожь стала затихать, и вдруг разведчик уловил едва слышный шепот:
— Так ты — не его тазп?
— Нет.
— И не раб без души?
— Не раб.
— Да, верно… Ни тазпы, ни рабы ничего не помнят…
— Ничего?
— Ничего из прошлой жизни… — она помолчала. — Только мы, женщины, которых оставили для… для… — судорожный вздох вырвался из ее груди, -только мы еще можем вспоминать…
— Тогда вспомни свое имя.
Тело ее вдруг напряглось, потом девушка покачала головой.
— Нет… Не могу…
— Ладно! — Блейд погладил ее по плечу. — Давай сделаем так: я дам тебе имя, и если ты сама не проболтаешься, то Хондрут никогда не узнает об этом. Понимаешь меня? Договорились?
Она молча кивнула, и Блейд заметил, что теперь в ее глазах стало меньше страха и больше удивления. Это уже было хорошо! Так и не дождавшись ответа, он продолжал:
— Раз ты молчишь, будем считать это согласием. Я назову тебя… назову… — в голове у него вереницей промелькнули имена многочисленных подружек, но он забраковал их. — Я назову тебя Блю-Айз… Ну-ка, повторяй за мной: Блю-Айз!
— Блю… Айз… Как красиво!
— Это значит Синеглазка… Ты довольна? — Она кивнула. Блейд не стал пояснять девушке, что полученное ею имя можно было трактовать и иначе: Голубой Лед. Пожалуй, упоминание о безжизненных льдах, которые простирались наверху, о льдах, с которых приходили чудовища, могло только напугать ее.
Он потрепал девушку по плечу и спросил:
— Если мы закончили с взаимными представлениями, может быть, ты скажешь, зачем тебя привели сюда?
— Чтобы… чтобы… д-дать д-дать тебе удовольствие, — заикаясь, ответила она, и Блейд, даже не видя ее глаз, понял, что страх вернулся снова. Она застыла в его объятиях, будто статуя или бесчувственный манекен с магазинной витрины.
— Это я уже понял. О каком удовольствии идет речь?
Синеглазка озадаченно уставилась на него, словно не понимая прозвучавших слов. Затем взгляд ее скользнул вниз, по обнаженной груди и животу Блейда, задержавшись на полотенце, которое он обмотал вокруг пояса.
— Но ты… ты выглядишь, как мужчина… Разве ты не знаешь, для чего существуют женщины?
— Нет, почему же, прекрасно знаю, — заверил ее Блейд. — Но я недавно в этой берлоге Хондрута, и еще не видел, как мужчины получают удовольствие здесь, — он подчеркнул последнее слово. — Ты покажешь?
Девушка несколько раз тяжело вздохнула, видимо собираясь с духом, затем сбросила свою полупрозрачную тунику и невесомые трусики. Еще раз вздохнув, она легла на спину — прямо на плиточную облицовку бортика бассейна — и покорно раздвинула колени. Руки Блю-Айз прижала к бокам, стиснув кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Без сомнения, сама она не рассчитывала получить много удовольствия.
Вероятно, она ждала, что Блейд тут же набросится на нее, но разведчик, ошеломленный этим спектаклем, отступил на пару шагов назад и дал волю своему красноречию. Добрых пять минут он поносил всех известных ему богов, а более всего — демона Хондрута с Красной Звезды Ах'хат. Эта распростертая на полу девушка, юная и беспомощная, покорно ждала, когда ее изнасилуют!
Немного успокоившись, он снова взглянул на Блю-Айз, которая во время его гневной тирады лежала не шевелясь — даже не моргая. Заниматься с ней любовью Блейд не собирался, предчувствуя, что получит не больше радости, чем от поцелуев и объятий одной из каменных горгон, украшавших кровлю собора Нотр Дам. Но тут в голову ему пришла забавная мысль. Если он подарит Синеглазке настоящее удовольствие, а она расскажет о своем приключении другим женщинам — есть же у нее подружки, в конце концов? — то это может принести немалую пользу. Он не мог распылить свою стражу, не мог вызвать на помощь несуществующий флот Галактической Федерации, не мог даже подать сигнал лорду Лейтону… Да, он не мог сделать всего этого, но Ричарда Блейда не требовалось учить способам формирования пятой колонны! Если девушки из местного гарема будут считать его своим другом, он обзаведется превосходной агентурой.
— Блю-Айз, — он прикоснулся к плечу девушки, — встань, не надо так лежать. Успокойся и взгляни на меня.
Она словно не слышала его, и Блейд сначала решил, что его гостья до такой степени парализована страхом, что не способна двигаться. Но через несколько секунд она как будто очнулась и медленно села, скрестив ноги. Руки ее теперь лежали на коленях, и Блейду бросилось в глаза, что судорожно стиснутые кулаки постепенно разжимаются. Это было хорошим признаком! Он опустился на пол рядом с ней, приняв такую же позу, затем протянул руку и мягко, стараясь снова не испугать ее, дотронулся до запястья девушки.
— Ну, вот так значительно лучше, малыш… Теперь я понял, как получают удовольствие тазпы, и мне это совсем не нравится. Это не для меня, детка. Боюсь, у нас ничего не получится.
— Но так обучил нас господин! — изумленно воскликнула Блю-Айз. — Он говорит, что это очень функ… — она запнулась, — функционально!
— Не буду спорить, — кивнул Блейд. — Но видишь ли, функционально — не значит приятно. Любое дело можно выполнить сотнями разных способов, и тот, который предложил в данном случае Хондрут — самый примитивный из всех. Он просто хотел запугать вас. Я думаю, его воины любят причинять женщинам боль, ведь так?
Она молча кивнула.
— Тогда, — продолжил Блейд, — давай вместе поищем такие пути, дороги и тропинки, на которых ты не испытаешь страданий. И что сможет сделать Хондрут, если он никогда не узнает об этом? Я ему не скажу… Да и ты, мне кажется, тоже.
Девушка кивнула и, подавшись вперед, позволила Блейду привлечь ее к себе на колени. Половина дела была сделана; она уже не походила на каменную статую, и теперь он мог попытаться разбудить в ней ответное желание.
Он так нежно касался тела Блю-Айз, словно она была бесценной нефритовой статуэткой, гордостью коллекции его отца, или редкой бабочкой, нежные крылышки которой могли сломаться при неосторожном прикосновении. Губы его блуждали по коже девушки, легко покусывая и целую шею, мочки ушей, набухшие в ожидании соски. Ладони Блейда гладили нежные стройные бедра, ласкали покрытый пепельными завитками треугольник. Он видел и ощущал, как уходит ее страх, растворяясь сначала в удивлении, затем — в нетерпеливом ожидании и восторге предчувствия. Но он не торопился, и лишь тогда, когда ее вспухшие от поцелуев губы дрогнули в беззвучной мольбе, когда дыхание стало коротким и прерывистым, он осторожно раздвинул круглые коленки и вошел.
Замерев, он наблюдал, как с ее лица сошла гримаса боли, сменившись странной улыбкой, печальной и радостной одновременно. Теперь Блейд начал медленно погружаться все глубже и глубже, чувствуя ответную дрожь молодого тела, прислушиваясь к вздохам и стонам, слетавшим с полуоткрытых бледно-алых губ. Блю-Айз уже находилась на грани экстаза, и тут он, забыл об осторожности, дал себе волю. Вскоре тихий благодарный стон вознаградил его.
Они долго еще лежали в изнеможении, потом Блейд переменил позу и вытянулся рядом с девушкой, глядя ей в лицо. Она еще не пришла в себя — рот был по-прежнему полуоткрыт, дыхание оставалось бурным, настолько бурным, что она не могла говорить. Но расширившиеся от счастливого изумления огромные синие зрачки сказали Блейду все, что он хотел знать. Теперь он мог рассчитывать на ее преданность до конца жизни.

Внизу хлопнула дверь, и на палубе появилась Найла. Сегодня она опять была в новом туалете; их запас в сундуках «Катрейи» воистину был неистощим! Блейд, однако, ничего не имел против; ведь рано или поздно туалет оказывался там, где положено — на полу.
Смысл этой демонстрации мод был ему совершенно ясен — Найла благодарила своего героя, своего возлюбленного принца, завоевавшего для нее если не царскую корону, то, по крайней мере, княжеский венец. И каждый вечер она хотела предстать перед ним в новом обличье, в очередном изысканном наряде, с иной прической и иными ароматами, и даже какими-то другими, отличными от вчерашних, жестами и походкой. Ее бесконечно разнообразные туалеты имели, однако, нечто общее — все они оказывались весьма соблазнительными. Иногда Блейд начинал гадать, что она предпримет, когда опустеют два сундука в ее каюте. Начнет все по новой? Или выпишет тряпки с Калитана, послав заказ авиапочтой?
Но до этого было еще далеко. Сундуки в каюте Найлы выглядели очень вместительными.
Сегодня она надела туфельки на высоком каблуке — они держались на ногах только на паре золотистых ленточек, перекрещивающихся на подъеме, -золотистый, в тон обуви, хитон и того же цвета венец, кольцом охватывающий высокую прическу. Широкий хитончик, схваченный на талии витым пояском, спускался до середины стройных икр, а туфельки добавляли Найле четыре дюйма роста; в этом наряде девушка походила на тоненького гибкого эльфа, слетевшего с зачарованных холмов Уэльса на погибель запоздавшему путнику. Она замерла на миг посреди палубы, потом медленно повернулась на каблуках, позволяя Блейду обозреть свое великолепное убранство. Над «Катрейей» поплыл чарующий аромат духов.
Он захлопал в ладоши.
— Изумительно, малышка!
— Правда? — склоненная к плечу головка, лукавый взгляд, полуоткрытые губы: это была Найла-которой четырнадцать. — Тогда иди сюда!
Блейд молнией слетел с юта, и в следующий миг девушка уже была в его руках. Он понес ее вниз, в каюту, где они проводили последние ночи; Найла, прижавшись лицом к его плечу, дышала часто и возбужденно. Сквозь паутину шелковистого одеяния он чувствовал тепло ее тела.
Вскоре обнаружилось, что со вчерашней ночи диван не стал ни тверже, ни уже. Найла распростерлась на нем, позволив Блейду снять ее венец; темные блестящие волосы рассыпались по пестрой обивке изголовья. Затем ладони Блейда легли на тонкие колени девушки, скользнули вниз — и туфельки словно сами слетели с ее ног. Теперь он занялся пояском. То ли случайно, то ли в силу изощренного кокетства, пояс был завязан на совесть, и странник провозился с ним довольно долго. Найла, однако, не проявляла нетерпения и не пыталась ему помочь; прижмурив глаза, она с интересом следила за его усилиями.
Наконец последняя преграда пала. Блейд спустил свой кильт и поднял край хитончика Найлы. Воздушная ткань широким полукругом накрыла диван, внезапно превратив стройного эльфа в цветок огромной, пламенеющей золотом орхидеи. Найла, ее розовая сердцевина, чуть шевельнулась на полупрозрачном лепестке своего одеяния; колени ее разошлись, руки легли на маленькие груди, словно подсказывая Эльсу, хайритскому принцу и возлюбленному, где срочно требуется его помощь.
Принца не надо было просить дважды. С похвальным усердием и страстью он целовал и то, что было ему указано, и то, что маленькие руки безуспешно пытались защитить от его губ. Впрочем, это сопротивление было только игрой — той игрой, которую всегда начинает в постели женщина, предчувствуя неминуемое поражение. Блейд, во всяком случае, считал так.
Но Найла еще не собиралась сдаваться. Когда он склонился над ней, готовый погрузиться в душистую и нежную плоть, она вдруг прижала его голову к груди и шепнула в самое ухо:
— Нет, Эльс, не так… Возьми меня на колени…
Блейд замер. Это было чем-то новым! Правда, он давно уже понял, что теплый Калитан рождал женщин куда более страстных, чем его родной чопорно-холодный Альбион. Найла быстро впитывала науку любви, иногда удивляя своего многоопытного учителя той готовностью, с которой воспринимались самые смелые его предложения; иногда Блейд думал, что в теле юной девушки обитает душа зрелой, жаждущей наслаждений женщины. Однако инициатива в любовной игре всегда оставалась за ним; Найла подчинялась — с удовольствием и нежностью, не отдавая предпочтения ни одной из поз, в которых они совместно штурмовали вершины страсти. И вот она попросила о чем-то… Впервые! Это было восхитительно!
Отложив решающую атаку, Блейд перевернулся на спину, потом сел, скрестив ноги. Он сгорал от нетерпения и любопытства, искоса поглядывая на Найлу. Девушка приподнялась, и через секунду ее золотистый хитон полетел на пол, туда, где ему и надлежало пребывать до утра. Правда, раньше этим занимался он сам — и с большим удовольствием, надо отметить!
Найла встала над ним, широко раздвинув ноги, и Блейд, лаская нежные округлые бедра, настойчиво потянул девушку вниз. Но нет! На этот раз она не хотела капитулировать так быстро! Он почувствовал, как напряженный лобок приближается к его губам, и понял, что ему предлагают.
Блейд откинул голову, и его язык скользнул в трепещущее влажное лоно Найлы. Она застонала, сжимая ладошками его затылок; она вскрикивала все громче и громче, пока Блейд осторожными прикосновениями ласкал набухающий бутон плоти, сгорая от желания по-волчьи впиться в него зубами. Вдруг он ощутил, как что-то изменилось — Найла, по-прежнему прижимая его голову к бедру, согнула ногу, и нежные пальчики девушки пробежали по твердому стволу Блейда. Бархатистая ступня Найлы снова и снова гладила готовый впиться в ее тело дротик; потом она зарылась глубже меж его ног, подрагивая от собственной смелости, готовая отдернуться в любой момент. Блейд шумно выдохнул.
Он терпел эту муку еще минуту или две. Потом рванул к себе Найлу и вошел — так резко, безжалостно, что она закричала — не то от испуга, не то от неожиданности. Ноги ее сомкнулись на его спине, откинувшись назад, подставляя его поцелуям губы, шею, соски, она начала ритмично раскачиваться. Долго, бесконечно долго длилась эта скачка по благоухающим полям любви, сквозь цветущие сады страсти и поляны блаженства; наконец горячий поток оросил чрево Найлы, и она, обессиленная, сникла на груди своего принца.
Блейд понял, что сегодня ему преподнесли редкий дар; давно, может быть, никогда раньше, он не испытывал такого наслаждения.

Хильгар отвел их с Вайалой в домик на городской окраине, велев отдыхать и ждать, пока совет старейшин решит судьбу пришельцев. Блейд молча кивнул, осматривая свое новое жилище. Выглядело оно не в пример уютней хлева, в котором его держали люди Рильгона; тут был пол из толстых оструганных досок, большая бадья с водой, похожий на камин очаг и кое-какая мебель — стол, несколько табуретов, полки с немудрящей утварью. В углу, под окном, стояла широкая кровать с домотканным покрывалом, на котором была разложена чистая одежда. Блейд выглянул в окошко. За домиком тянулся луг, и среди зеленой травы яркими огненными язычками пылали головки каких-то цветов; их нежный аромат наполнял комнату.
— Таких много в Брегге, — вздохнув, сказала девушка. — Цветы вечерней зари… в это время они пахнут сильнее…
Путники вымылись; вода и чистые полотенца после скитаний по лесам и болотам казались роскошью. Перед заходом солнца им принесли ужин — большой кусок дичины на деревянном блюде, настоящий хлеб, кувшин с кисловатым красным вином. Они с аппетитом поели, опустошив и блюдо, и кувшин, затем нырнули в постель. Вытянувшись на спине, Блейд ощущал рядом теплую грудь Вайалы, прядь ее волос щекотала шею, щека доверчиво прильнула к его щеке. Дорога утомила обоих, и в этот вечер грешные мысли, вероятно, не тревожили юную бреггани; она уснула, едва закрыв глаза. Блейд натянул покрывало до подбородка, расслабился и тоже задремал.
Спал он долго и крепко, а пробудившись обнаружил, что уже настает утро — бледные розовые лучи заливали комнату, и небо над лугом начало наливаться цветом густого аметиста. Рядом с ним раздавалось тихое дыхание Вайалы. Повернув голову, Блейд посмотрел на ее безмятежное лицо. Вечером девушка успела смыть грязь, оставшуюся после плена и трудной дорога; ее локоны, разметавшиеся по подушке, были прелестны — длинные, золотистые, густые.
Блейд не успел притронуться к ней, как она, почувствовав его взгляд, зашевелилась. Не открывая глаз, Вайала что-то прошептала, затем ее веки дрогнули, и темно-синие зрачки уставились в лицо странника. В следующий миг стройное тело девушки прижалось к нему, он ощутил аромат ее кожи и теплые губы на щеке.
— Ты мой мужчина, — вдруг произнесла она, приподнявшись на локте. —Теперь я понимаю…
— Что, малышка?
— Женщина принадлежит мужчине, мужчина — женщине… Не как вещи, иначе… И это — правильно.
Со вздохом удовлетворения она прилегла на грудь Блейда. Теперь его тубы касались горла девушки, ласкали круглый подбородок; ее маленькие ладони гладили его плечи, и их нежные прикосновения напомнили страннику порыв ветерка в летний зной. Он чуть передвинул легкое тело, и твердый розовый сосок послушно скользнул в рот. Блейд целовал его, ощущая, как нарастает возбуждение, потом его губы проложили дорожку к другой груди, поймав нежный розовый бутон. Вайала тихо вскрикнула, едва сдерживая сотрясавшую ее дрожь
Внезапно она села, упираясь руками в его плечи и широко раздвинув бедра, потом привстала на коленях и начала медленно опускаться. Почувствовав прикосновение твердого жезла плоти, девушка нерешительно замерла, рот ее приоткрылся в безмолвном стоне. Блейд, обхватив руками тонкую гибкую талию, настойчиво потянул ее вниз, синие глаза распахнулись во всю ширь, Вайала прикусила губу, и он вошел в теплый влажный канал.
Несколько секунд она не шевелилась, наконец, откинувшись назад, стала мерно раскачиваться вверх-вниз, сначала чуть приподнимая бедра, затем все ускоряя и ускоряя темп. Блейд, охваченный неистовым желанием, потянулся ей навстречу.
Это продолжалось довольно долго. Головка Вайалы в ореоле золотистых волос склонилась к плечу, опущенные веки притушили блеск сапфировых глаз, рот приоткрылся, грудь бурно вздымалась. Вдруг, выгнув спину и жадно втягивая воздух запекшимися губами, девушка вскрикнула; Блейд почувствовал, что приближается финал. Через мгновение она затрепетала, содрогнулась в его сильных руках, и странник со вздохом облегчения прижался лицом к шелку волос, чувствуя, как нежные губы ласкают шею где-то под самым ухом. Он шумно выдохнул воздух, всколыхнув золотистые локоны, и осторожно опустил девушку на постель.
Блаженный покой охватил его. Вытянувшись на спине, Блейд скользнул бездумным взглядом по грубо отесанным балкам потолка, по бревенчатым стенам хижины в пятнах солнечных лучей и массивным, окованным железом, доскам двери. Наконец туман в голове рассеялся, он спустил ноги на пол, погладил Вайалу по плечу и встал. Солнце сверкающим оранжевым шаром всплывало над лугом, алые цветы раскрывались ему навстречу, и трудно было поверить, что в этот мир, полный любви и красоты, тишины и покоя, кто-то может снова выплеснуть сосуд зла, губительную смесь ярости, властолюбия и жажды крови.
Однако это было так. Вздохнув, Блейд потянулся к одежде.

С повышением тебя, Жемчужная Леди!
Выбирай любую!

Огромными глазами Томасия смотрела, как граф Тули раздевается.
Он не сводил с неё страстного взгляда, как будто опасаясь, что она исчезнет, а она даже пошевелиться не могла, прибитая его алчущими, расширенными от вожделения, зрачками к постели.
Его ноздри хищно расширялись, обоняя запах жертвы…
Шелдон снял сюртук, жилет, стянул через голову рубашку и небрежно бросил вещи на кресло. Когда он обнажился наполовину, ее глаза чуть не вылезли из орбит, а тело невольно всколыхнулось, безудержно влекомое к этому мужчине.
Он был великолепен! Прекрасен, как архангел. Гордая посадка головы, стройная, крепкая шея, разворот плеч, барельеф торса. А его гладкая смуглая кожа – живая медь.
Дункан никогда не обнажался, и вряд ли вид его натуры доставил бы кому-либо эстетической удовольствие. Он лишь поднимал подол своей рубашки, но она никогда не смотрела на его нижнюю часть…
Шелдон расстегнул брюки, но снимать их не стал. Присев на край постели, он спросил:
- Где Ваши слуги? Они нас могут услышать?
- Нет… Я отпустила ее… И если не громко…
- Мы не будем громко?
- Не знаю. – Томасия сглотнула.
- Ладно. На чем мы остановились, монтрэзор?
- Вы целовали меня тут. – Она указала на свои припухшие губы.
- Да. У Вас красивые и очень сладкие губы, - тихо сказал он и, склонившись, начал осыпать поцелуями ее лицо.
Ей казалось, что руки Шелдона успевают везде. Они ласкали грудь, талию, живот и бедра. Он развязал бант на воротнике ее ночной сорочки и запустил руку в разрез.
- Разрешите воздать почтение этой Вашей части тела. О, какие чудесные формы.
- Что Вы делаете? - пролепетал она, увидев, как он склоняет голову к груди.
- Я настаиваю, - твердо произнес он и, обнажив ее грудь, захватил губами сосок.
- Милорд! Не надо…
Томасия замычала, когда от его губ по телу пошла сильнейшая чувственная волна. И вдруг ее лоно, сосредоточие ее женственности, ожило, охваченное спазмами.
О, сладость предвкушения чего-то большего, когда напряжена каждая клеточка в своем стремлении к освобождению…
Почему раньше она ничего не знала о том, что мужские руки и губы способны дарить подобное наслаждение? Как много в жизни она потеряла!
- Ох, чудо какое, - выдохнул он, с трудом отрываясь от своего занятия. - Так я и думал, моншэр.
Она издала возмущенный стон. Ей хотелось, чтобы ласки продолжились, но она остановила его руку, когда тот потянул подол рубашки вверх. Даже обезумев от блаженства, она не подпустила его к самому сокровенному.
- Я не прошу Вас снять рубашку, монамур, но позвольте мне немного приподнять ее.
Его глаза, полные мольбы и желания, были совсем близко. От его страстного взгляда, она таяла, как масло. Вот, что имел в виду Ричард и деликатно назвал «огнем любви». Да, такое чувство внутри не утаишь.
- Там… мокро.
- О! Вот в чем дело… Любовный сок. Так и должно быть. Это хорошо. У меня… это…
- Что?
- Я немного большой мужчина, Томасия.
Он снова припал к ее груди и, вобрав ртом сосок, принялся его истязать с нежной яростью. Потом взялся за другой.
Она содрогнулась, когда он ладонью накрыл ее лобок под тонкой тканью и сделал нечто такое, отчего ее ноги сами по себе раздвинулись. С охами, переходящими в стоны, она раскрылась, бесстыдно выпячивая промежность и отдаваясь развратной ласке.
Этого и добивался ее любовник. Зная, что теперь не встретит сопротивления, он сдвинул вверх подол рубашки. Последняя преграда была устранена, и его умелые пальцы полностью завладели сосредоточием женской чувственности.
В мучительно-сладостном блаженстве Томасия взвилась и опала, забилась, замотала головой. Ощущение было такое, что ее душа рвется на свободу, будто бренное тело стало ей нестерпимо мало.
Неожиданно сладостная пытка прекратилась. Шелдон убрал руку, позволив ей передохнуть.
- Какая отзывчивость, - заметил он, зарывшись носом в ее волосы. Его пальцы путались в светлых завитках на лобке. - Ваш бутончик просто прелесть. Вы созданы для любви. Вы так чудесно пахнете…
- О, боже… - прошептала Томасия и, приподнявшись, с ужасом воззрившись на свое тело, обнаженное ниже талии, на его смуглую руку на белой коже.
Ни один мужчина не видел ее обнаженной!
В приступе стыда и страха она протянула руку, чтобы одернуть подол рубашки, задранный выше пупка, но мужчина в ее постели жестко пресек этот запоздалый жест стыдливости.
- Ты прекрасна, Томасия. Не надо стесняться. Мы уже преступили запретную черту. Мы - в другом мире, где все можно. – Он приподнялся и посмотрел в ее глаза.
Она затаила дыхание, увидев над собой его лицо, его влажные потемневшие глаза, брови, сведенные от нестерпимой муки, рот с трагически опущенным уголком. Она чувствовала, как его твердая плоть, натянувшая ткань брюк, упирается в ее бедро.
- Ты бесподобна… Томасия… мабиш… жэтэм бьян… жэтэм боку…
Граф Тули сдерживал себя из последних сил. О, как он страдал! Бисер пота выступил над верхней губой и на лбу.
- Милорд… - Она все же сдвинула ноги.
- Тише… Томасия, скажи мне, когда у тебя в последний раз шла «лунная кровь»?
- Что? – Неужели он спрашивает её о месячных? Да как он смеет!
- Говори, когда! – Его сотрясала крупная дрожь, он задыхался от возбуждения.
- Третьего дня… как кончилось. Но зачем…
Он резко отстранился и быстрыми, порывистыми движениями стянул брюки.
- Мы же не хотим… чтобы ты забеременела? - возвращаясь, пояснил он суть своего до ужаса неприличного вопроса.
- Не хотим, - согласилась она и, закрыв глаза, обмерла в предвкушении.
Однако Шелдон не накрыл ее собой.
- С ума сойти, - пробормотал он. – Что ты со мной творишь! Я чуть не расплескался на твою простыню.
Она испуганно посмотрела него и - о, Пречистая Дева! – ахнула. И забыла, как дышать…
Расправив плечи и вызывающе вскинув голову, Шелдон стоял на коленях над ней, бесстыдно выставляя на обозрение всю свою мужскую мощь! Ее робкий взгляд скользнул по широким плечам, бугрившимся напряженными мышцами груди и животу, и оказался прикован к вздыбившемуся мужскому органу с лиловой головкой, оплетенному вздувшимися венами, торчащему копьем на фоне темной лобковой поросли.
Да, это было настоящее оружие…
- Ах! Господи, помилуй… - Она зажмурилась, но потрясающая картина все еще стояла перед глазами. Эта откровенная демонстрация мужских достоинств шокировала ее и взволновала еще сильнее. Ее разум уже отказывался вникать в происходящее, а ее тело, живущее своей, отдельной жизнью, прогнувшись, отозвалось на символический призыв мужчины.
- Посмотри на меня, Томасия.
- Вы так себя ведете, милорд… Так, нельзя…
- Можно, - заверил ее Шелдон. – И тебе нравится, как я себя веду.
- Да что же это такое… - Она закрыла глаза рукой, будто боялась ослепнуть, еще раз взглянув на его великолепие.
- Томасия, мабиш… посмотри на меня! – Его глубокий волнующий голос отозвался во всех уголках ее существа. - Я хочу видеть твои глаза, хочу видеть в них отражение своего желания. Открой глаза, пожалуйста. Неужели, я так безобразен?
- У Вас нет зеркала, чтобы посмотреться?
Кажется, он усмехнулся.
- Вы вынуждаете меня сделать это… - предупредил он, и она почувствовала, как его пальцы скользнули по заветному холмику в щель между срамными губами, и распахнула глаза, когда от умелой, откровенной ласки вся нижняя часть ее тела – живот, ягодицы, ноги, – затряслась в новом приступе необъяснимого, мучительного блаженства. Волна за волной ее охватывали новые волны желания. Застонав, она схватила его запястье двумя руками, но его пальцы скользнули дальше и медленно погрузились в лоно.
- Весь в росе, - тяжело дыша, прошептал он. - Заждался меня, мой нежный бутончик.
- Какая пошлость! - Проследив за его взглядом, она поняла, что он разговаривает не с ней, а с ее потаенным местечком, производя при этом нехитрые возвратно-поступательные движения. Ее глаза расширились еще больше, когда она заметила, как другой рукой он медленно водит по стволу своего мужского орудия. Вверх-вниз, вверх-вниз, по всей длине… Глянцевый, лиловый наконечник был направлено прямо на нее.
Действительно, как копье…
Шелдон – оскалившись и напряженно изогнувшись, - как будто дразнил ее своим эрегированным, мужским признаком.
В этот раз Томасия, завороженная зрелищем, - несравнимым ни с чем по своей непристойности, - не отвела взгляд. Она вдруг поняла, что это именно то, что сейчас нужно ей больше всего на свете, и потянулась к нему всем своим существом.
Ах, как кружится голова при грехопадении, каким невесомым становиться тело, освобожденное от бремени условностей… И хочется падать, и падать…
- Милорд… граф Тули… - Она заскулила, находясь на грани умопомрачения. Ей казалась, что у нее внутри разверзлась бездна, которую пальцы заполнить не могли…
- Я так хочу тебя, что мне больно, - признался он, пожирая ее тело горящим взглядом. - Хочу обладать твоим телом… глубоко погрузиться в твое лоно… чувствовать тебя под собой… и чтобы ты повторяла мое имя снова и снова.
- О! Помилуйте, милорд… - Совсем тихий - это был крик о помощи. – Я сейчас умру.
- Нет, - прошептал он, - я не дам тебе умереть.
Властным движением он раздвинул ее ноги и встал между ними.
- Чудесный вид. - Он облизал пересохшие губы, глядя на ее промежность. Его пальцы нежно касались самых укромных и чувствительных уголков ее тела.
Томасия шумно вздохнула, когда он развел ее бедра еще шире. Наклонился и, поддерживая свое тело на руках, навис, словно испытывая терпение свое, её.
- Сделайте это уже… - Она оплела его торс руками, пытаясь притянуть к себе.
Он слабо улыбнулся своей очередной победе и медленно натек на нее. Прижался грудью к ее груди, животом к ее животу.
Томасия в полной мере ощутила его тепло, тяжесть, запах, и еще… давление его твердого пульсирующего жезла плоти, зажатого между телами. Она не понимала, почему он медлит. Дункан так не делал. Взваливаясь, он сразу вгонял в нее член, - хотела она того или нет, - и каждый раз вызывал в ней ненависть к супружескому долгу. И, удовлетворившись, уходил…
Но Шелдон – не Дункан. Он доказал, что в постели можно испытывать нечто совершенно невообразимое. Он довел ее до безрассудства, распалив в ней необъяснимую, дикую страсть.
О, магическое притяжение запретного плода…
Наслаждаясь предвкушением, Шелдон не двигался и не давал пошевелиться ей. Томасия в изнеможении скребла ногтями его лопатки, ерзала, пытаясь вобрать его в себя. Она была готова взять в руки его любовное орудие и направить в себя, если бы могла добраться до него.
- Сейчас Вы его получите, монамур. - Звучало грубо и многообещающе… И было подобно очень интимной ласке.
Он приподнялся и рукой направил головку в сочащуюся любовной влагой щель.
Ощутив вторжение твердой гладкой плоти, Томасия напряглась, не вовремя снова вспомнив о Дункане, вспомнив телом, знавшим в постели только мужское насилие.
Шелдон замер. Как опытный любовник, он уловил перемену в ее настроении и догадался о причине.
- Не бойся, монамур. Больно не будет. Будет приятно… Можно уже?
- Прошу. - Она погладила его спину, извиняясь и разрешая ему продолжать.
Глядя в глаза и прикусив губу, он медленно качнул бедрами, задвигаясь наполовину.
- Все хорошо? – Он пристально изучал ее лицо, позволяя привыкнуть к себе.
- Очень. – Ее тело всколыхнулось, требуя большего.
- Глубже?
- Да, милорд… – Она робко коснулась его крепких, напряженных ягодиц.
Его губы изогнулись в вымученной улыбке. Трудно ему давались его победы…
- Держись, мабишь, - предупредил он, нависая над ней горою.
Когда он отодвинулся, и Томасия издала протестующий стон и вплеснулась, вскрикнув удивленно и испуганно оттого, что он сразу вернулся, стремительно вторгшись в ее нутро.
О, чудесный миг слияния…
Шелдон, наконец, взял ее, не подозревая, что она принадлежит ему с ночи. Или намного раньше…
Он был уже не в силах бороться с собственным вожделением.
С рычащим стоном - измученный дразнящей доступностью желанной женщины - он вошел в нее до упора, так что волосы на лобках переплелись.
- Он Ваш, миледи. – Он распирал ее изнутри и осторожно давил на нее снизу, упрочняя свою позицию.
Чувство наполненности ошеломило Томасию. И это был не сон…
Она действительно его заждалась. И вцепилась в его мокрые от пота плечи, как в единственную надежду на спасание от стихии, бушующей в ней. Ослепляющей и оглушающей своей силой и новизной…
Шелдон Дарэн – ее проводник на неизведанном пути.
Он должен был спасти ее от самой себя…
Он размеренно ходил в ней, посылая сладостно-томительные волны во все уголки ее изголодавшегося по любви тела. Ее спрут вожделения, вращавшийся в животе мягким клубком, вырос и выпростал свои щупальца, заполняя ее всю целиком.
- Тише, тише. - Его пальцы коснулись ее губ, напоминая, что кричать нельзя.
- Ой, милорд… Я… я… - Это чувство было невозможно выразить словами.
Он замер, когда ловушка из тугой атласной плоти, бешено пульсируя, стала сжиматься.
- Дьявол… Я же ничего еще не делал, - прошептал он, сопротивляясь приближению собственного оргазма, стягивающего поясницу.
Крепко обнимая его напряженную спину, судорожно хватая воздух ртом, Томасия мотала головой из стороны в сторону. Она мычала и рыдала.
Прижавшись грудью к ее груди и отвернув лицо в сторону, Шелдон не двигался, пережидая женское буйство.
- Почему Вы… - прошептала Томасия, едва обрела способность говорить. - Ведь Вы…
- Не кончил, - подсказал он.
- Да. Почему?
- Не хочу, чтобы это кончалось.
- Тогда зачем начинать?
- Тебе было хорошо? – Он пытливо вглядывался в ее лицо.
Томасия лениво улыбнулась.
- Лучше не бывает. – Она расслабилась, по телу разливалась приятная усталость.
- В самом деле? Ты так думаешь? – Он изогнул бровь, вызывая подозрение в том, что она слишком поспешила с подобным утверждением.
- Ответ заключен в Вашем вопросе, милорд?
- Ты уже забыла мое имя, а я еще в тебе. Может, это тебе напомнит, что меня зовут Шелл. - Он двинул бедрами, оживляя ее расслабленное тело. – О, чудесный бутончик, полный нектара…
- Милорд, Вам доставляет удовольствие говорить мне гадости.
- Мужчины готовы убить друг друга за единоличное обладание этой «гадостью».
- Не придумывайте…
- Моя маленькая леди, – прошептал он, медленно прогибаясь и ходя в ней чудесным поршнем.
- Леди не слушают пошлости… Леди так не делают… - То, что двигалось у нее между ног, определенно, заставляло ее забыть о том, кто она. В ней снова разгоралось дикое пламя.
Леди не бывают такими ненасытными, падкими на телесные услады.
Какой позор! Ах, как хорошо!
- Сейчас тебе будет еще лучше, - прошептал он, целуя ее в висок, где билась жилка. И поддел. Потом еще, и еще…
- Ой… Шелл… я не леди… Да что же это такое… О! И ты продолжаешь… доказывать… что я не… ох…
- Никогда не слышал… м-м… более сладостных стонов. О! Твои стоны для меня… самая приятная… ох… музыка на свете. – Признание сопровождали проникновения - размеренные, глубокие, мощные. – Я правильно двигаюсь, миледи?
- Да… Вы правильно… о, Боже…
Томасии нравилось, как изгибается его сильное тело, покачиваются широкие плечи. А каким прекрасным было его лицо…
Он вспотел в своих трудах, ради ее удовольствия. Она тоже взмокла, как крестьянка в жару…
Остановившись, Шелдон жадно поцеловал ее, и она поняла, что он уже скоро…
- Томасия? Любовь моя… хочу с тобой вместе…
- О, Шелл… - Она была счастлива, что может дарить ему наслаждение, и что он испытывает то же самое. Какое счастье - отдавать ему свое тело…
- Скажи, когда…
- Уже… сейчас.
Подхватив ее ногу под коленом, Шелдон задвигался быстрее. Он охал при каждом проникновении. Что-то шептал по-бургски, кажется, признавался в любви. А Томасия и вовсе забыла все слова на свете, кроме его имени. Прежде, чем вознестись на вершину наслаждения, она ощутила тугие толчки его семени в глубине чрева.

Танечка, я думаю, что ты родоначальница нового жанра в литературе - иронического любовного романа. И поскольку требуется неимоверный талант, чтобы писать на эту тему с легкой долей иронии и в то же время не перебарщивать с ней, то я не удивлюсь, если ты будешь единственной, кто осилит это направление. У тебя блестящее чувство юмора и столь же блестящее чувство меры. Я от всего сердца поздравляю тебя, дорогая, и желаю, чтобы у тебя были миллионы читателей!