Шоун Робин

– «Всякий раз, когда хороший ребенок умирает, – Виктория-женщина сделала шаг назад и освободила руки из корсета, ее чулки сборились на уровне щиколоток, – ангел спускается с небес и берет ребенка на руки».
Габриэль коснулся верхней пуговицы на запачканной рубашке, – мужчина, не ребенок. Его серебряный взгляд внимал каждому её слову.
Желая получить надежду. Желая быть любимым.
– «Ангел расправляет большие белые крылья, – Виктория сняла корсет, с мягким шелестом атлас упал на шерстяной ковер, – и несет ребенка по всем тем местам, где он любил бывать в течение своей жизни».
Рывком, скрипнув матрасом, Габриэль снял рубашку через голову. Темно-русые волосы вились вокруг темного соска.
Соски Габриэля были такими же твердыми, как и у самой Виктории.
Она легонько прикоснулась к ним.
Габриэль вздрогнул, но не отпрянул.
Виктория выпрямилась, дыхание участилось. Она собралась со всеми силами, которые обычно требовались, чтоб обучить чужих детей, надеясь, что их будет достаточно, чтобы выдержать предстоящие минуты, часы, жизнь…
– «Ангел объясняет ребенку, пока летит с ним, что он собирает цветы, чтобы взять их на небеса, где они будут цвести ярче, чем на земле».
Габриэль встал и расстегнул пуговицу на брюках.
На нем не было панталон.
Виктория облизнула губы, которые внезапно показались ей более толстыми, более полными…
– «Боже Всемогущий, говорит он, – продолжала Виктория, – прижимает цветы к своему сердцу, но целует только тот, который ему понравился больше всех, и тогда этот цветок получает голос и возможность присоединиться к песне хора блаженства…»
Темно-русые волосы заполнили раскрывающийся вырез.
Виктория резко подняла голову. Только чтобы посмотреть на макушку склоненной головы Габриэля, когда он сдернул свои брюки вниз.
– «Эти слова говорил ангел ребенку, пока нес его на небеса…»
Выпрямившись, Габриэль отбросил брюки.
Он был обнажен без чулок, цепляющихся к коленкам и без носок, скрывающих его ступни.
У него были прекрасные ступни.
Между двумя ударами сердца он опустился на колени перед Викторией, влажное дыхание опалило ей живот. Он приподнял её левую ступню.
Виктория покачнулась, падая, в попытках обрести равновесие схватилась руками за его голову, за мягкие шелковые волосы, но вместо этого не смогла за них зацепиться, руки скользнули вниз, схватившись за плечи, чувствуя, как напряглись мускулы под гладкой кожей.
Кончиками пальцев Виктория чувствовала, как пульсирует обнаженная кожа Габриэля. Он поднял голову. Его дыхание целовало ей губы.
– Рассказывай дальше, Виктория.
Расскажи ему, как детская волшебная история может помочь мужчине, который в детстве никогда не слышал волшебных сказок.
Виктория пристально посмотрела Габриэлю в глаза и вкусила его дыхание. Склонившись над ним. Пойманная его потребностью и положением своего тела.
Она расскажет ему дальше.
– «Ангел и ребенок посетили хорошо известные уголки. – Габриэль снял ее левую туфельку, левый чулок, чувственно прикасаясь самыми кончиками пальцев, мягко проводя по колену, щиколотке… Виктория поймала дыхание. – Они пролетали над местами, где ребенок часто играл, и садами, полными прекрасных цветов».
Габриэль выпустил левую ступню Виктории и взялся за правую, на мгновение заставив её потерять равновесие.
Пальцы Виктории впились в жесткие мышцы его плеч.
– «Ангел спросил ребенка, – Виктория безуспешно пыталась восстановить дыхание, – какой цветок мы возьмем на небеса, чтобы посадить его там?»
Габриэль выпрямился, увлекая за собой и Викторию.
Комната наклонилась, одним движением он подхватил её на руки и поставил её на колени в центр кровати, матрас прогнулся, скрипнув пружинами.
Габриэль потянулся к серебряной баночке с презервативами, стоящей на дубовом ночном столике, отбрасывая длинными ресницами темные тени на скулы.
– Какой же цветок выбрал ребенок?
Ожидая очевидного: только самые лучшие цветы были достойны расти на небесах.
– «Там был… – Габриэль накатывал презерватив на свое мужское достоинство, коричневая резина постепенно скрывала пурпурную головку члена… выпуклые голубые вены. – Стройный красивый розовый куст, но кто-то поломал ствол так, что… – Конец презерватива исчез в густых светлых волосах у основания его пениса. – Полураскрывшиеся бутоны розы поникли и завяли».
«Были ли розы в Кале?» – вдруг подумала она.
Габриэль встал левым коленом на кровать, – продавив матрас, он схватил Викторию, придерживая её тело, – она тут же ухватилась за него, – затем пододвинул и правое колено, оказавшись, таким образом, стоящим перед ней на коленях.
Грудь к груди, живот к животу, бедро к бедру.
Габриэль не шевелился, борясь с потребностью прикосновений и желанием быть свободным.
Кончик презерватива уперся ей в клитор.
Она осторожно обняла его за талию. Там тоже были сильные мышцы.
Боль скрыла серебро его глаз.
Габриэль не высвободился. Он обхватил лицо Виктории твердыми руками, с решительным взглядом, его дыхание опалило ей губы.
– Введи меня внутрь, Виктория.
Ввести его внутрь… пока она..?
Она облизала губы, смакуя его дыхание.
– Может быть, я… сначала закончу историю?
– Нет, – его дыхание лизнуло ей губы, его пенис лизнул ей нижние губы. – Я хочу, чтобы ты закончила рассказывать, когда я буду внутри тебя. Мне нужно чувствовать тебя, Виктория. Мне нужно чувствовать, как ты поддерживаешь меня внутри и снаружи. Мне нужно, чтобы ты заставила меня поверить…
Что тринадцатилетний мальчик, родившийся в сточной канаве, может быть ангелом.
Габриэль заполнил её руку горячей, покрытой резиной, плотью. Он переполнил её руку горячей, покрытой резиной, плотью.
Габриэль не умещался в узкое пространство между её бедрами.
Горячее дыхание опалило легкие Виктории, твердая плоть раскачивалась между её половых губ, скользя с каждым вздохом, с каждым движением матраса.
Такие же твердые руки скользнули вниз по ее лицу, шеи, плечам, рукам… он крепко схватил её за бедра.
– Подними свое левое колено и поставь ступню на кровать, согнув ногу.
– Что тогда? – она вдохнула.
Неуклюже. Неподдельно.
Это были мужчина и женщина, дарящие друг другу свою поддержку и удовольствие.
– Затем введи меня внутрь себя, – пробормотал он, как будто от боли слова были влажными и горячими, – и опусти колено так, что ты сожмешь мой член, и тогда не останется ни одного места, где бы мы не касались друг друга.
Изнутри. Снаружи.
Виктория подняла колено, согнув ногу, и поставила ступню на шелк. Кончик резиновой головки углубился в её вход.
– Прими меня, Виктория. – Чудесные волосы ореолом окружали голову Габриэля. – Прими меня в свое тело и заставь меня почувствовать себя ангелом.
Виктория приняла Габриэля в свое тело, направляя пальцами мужскую плоть, скользящую внутрь, вдавившись сосками ему в грудь, чувствуя покалывание жестких волос на своей груди. Эластичный вход внезапно открылся и поглотил его целиком, – выпуклую головку, толстый стебель…
Виктория задыхалась. Габриэль закрыл глаза, как будто тоже не мог вынести давления.
Едва попытавшись вдохнуть, она опустила ногу. Воздух оказался запертым у неё в груди. Габриэль полностью наполнил её, – влагалище, лёгкие…
Черные ресницы взметнулись вверх.
– Расскажи мне про розовый куст.
Розовый куст?
В отчаянии Виктория схватилась за его плечи, с трудом собираясь с мыслями, – на чем же она остановилась?
– «Ребенок… ребенок хотел взять поврежденный розовый куст с тем, чтобы… чтобы он цвел на небесах».
С каждым словом Виктория могла чувствовать, как Габриэль вибрирует внутри её влагалища, скользя между её половых губ.
– «Тогда ангел взял розовый куст и поцеловал ребенка в закрытые веки, чтобы разбудить его, потому что малыш уже спал. – Горячие влажные губы поцеловали левое веко Виктории. Слезы наполнили её глаза, просочившись из влагалища. – Затем ангел собрал несколько прекрасных цветков, несколько обыкновенных лютиков и анютиных глазок».
Мягкими, как лепесток, губами Габриэль поцеловал правое веко Виктории, её дрожащие ресницы. Поцелуй насквозь пронзил её влагалище.
– «Ребенок сказал, – Виктория сжала бедра вместе, дыхание Габриэля шло сквозь неё. – Ребенок сказал: «У нас достаточно цветов», но ангел только кивнул, он не полетел на небеса». Габриэль…
Наслаждение нарушило её дыхание.
Агония в глазах Габриэля отступила.
– «В большом городе было темно и тихо. – Она впилась ногтями ему в плечи, стараясь изо всех сил сконцентрироваться на истории, а не на мучительном наслаждении, что дарил ей Габриэль. – Ангел парил над маленькой узкой улочкой. Но ребенок мог видеть только… кучи соломы… разбитые пластинки… куски штукатурки, лохмотьев, старых шляп и … другой мусор».
Французская водосточная канава, где был рожден Габриэль, внезапно отразилась в глубине его глаз. Солома… Отбросы… Битое стекло… Лохмотья… Мусор.
Виктория нашла в себе силы продолжить историю об ангеле вместо того, чтобы взорваться, как наполненный гелием воздушный шар.
– Ангел показал на разбитый цветочный горшок… на комья земли, выпавшие из него. Цветок был выброшен в мусор.
Подобно Габриэлю, вынужденному жить в мусоре.
Con. Fumier.
Грудь Габриэля вздымалась и опадала, соски терли её соски, жесткие волосы, покрывающие грудь, кололи её груди.
Виктория испытывала боль за Габриэля. Виктория испытывала боль из-за Габриэля.
– «Ангел сказал: «Мы возьмем его с собой!» – Её горло и влагалище сжались, она боролась с собой. – Но ребенок… не мог понять почему».
«Понял ли Габриэль?» – вскользь подумала Виктория.
– «Ангел… он сказал, что… в подвале жил больной мальчик на костылях… мальчик, который… который был беден… и который не мог… не мог выйти, чтобы… увидеть цветы».
Габриэль холодно взирал на свое прошлое, уверенно держась за настоящее с помощью тела Виктории и её слов.
– «Летом, – ногти Виктории выдавили лунки на его коже – он не вздрогнул, плоть превратилась в мрамор, пока её собственная разрывалась от крика нужды. – Лучи солнца падали на пол на… на полчаса, и он… он грелся в солнечном свете… и рассказывал, что побывал снаружи».
Детские мечты Габриэля читались на его лице. Как часто он притворялся, что у него есть то, что есть у других детей, – одежда и обувь, чтобы спрятать локти и коленки…
Как долго Виктория сможет еще концентрироваться на истории, которую не слышала двадцать три года, а не на этой толстой плоти, что пронизывает её лоно и скользит по клитору при каждом вздохе, при каждом слове?
– «Однажды… соседский ребенок принес ему несколько… несколько полевых цветов. Один из них… был… с корнем. Он посадил цветок, и тот вырос».
Он выжил, как выжил и Габриэль.
Прекрасные волосы ореолом окружали голову мужчины, который еще не понял свою ценность.
Тело Виктории жадно схватило Габриэля, пока она пыталась продолжить историю с ангелом.
– «Каждый год цветок… – Она сделала глубокий вздох, – цвел. Это был собственный цветочный садик ребенка. Он поливал его… старался всегда подставлять его под… все солнечные лучи. Он мечтал о… своем цветке. Он обращался к цветку… за утешением… даже, когда он… даже, когда он умирал. Но когда… мальчик умер… стало некому заботиться о его цветке. И его… выбросили».
В розовый куст.
– «И вот почему, – сказал ангел, – Виктория почувствовала как распирает ее тело, – они берут цветок на… на небеса… чтобы дать ему больше настоящей радости, – сказал ангел, – чем самому… самому прекрасному цветку из… королевского сада».
Виктория видела множество садов, – цветы были посажены, чтобы цвести около фешенебельных домов. Но ни один из них не дарил радость.
– «Но как ты узнал обо всем этом? – спросил малыш, – более уверенно сказала Виктория. – Я знаю это, сказал ангел, потому что сам был… мальчиком, который ходил на костылях, и я хорошо знаю свой собственный цветок».
Габриэль внезапно сфокусировался не на своем прошлом, а на Виктории.
– И кто я, Виктория? Мальчик, который умер, или ангел, который нес его?
Виктория успешно боролась за самообладание.
– Ангел, Габриэль.
Лицо Габриэля свело судорогой, мрамор превратился в тело.
– Почему?
– Твой дом – твой сад, Габриэль. Ты подбираешь выброшенных людей и даешь им новую жизнь.
Виктория вспомнила молодого мужчину и более зрелую женщину, делящую свою страсть. Вспомнила Джулиена, защищавшего дом Габриэля.
– Возьми радость в свой сад.
Резкий задушенный звук вырвался из горла Габриэля, – он откинул голову, закрыл глаза со слипшимися ресницами. Виктория поняла, что прозрачная жидкость, потом стекающая по его щекам… – это слезы ангела.
Габриэль молча кончил, глубоко погрузив свои пальцы ей в бедра, притянув её к себе руками настолько, что лицо Виктории вжалось в его горло, а руки обвились вокруг его плеч. Она держала его. Разделяя его слезы. А затем, она разделила его оргазм.

Я после "Палача" Виктории Крейн начала читать Робин Шоун, долго откладывала, а сейчас вот потянуло. Не знаю почему, вроде с Палачом и связи то никакой нет, но что-то их объединяет, пока еще не поняла что, но они вызывают у меня одинаковые чувства, такие как чрезмерная откровенность, где-то пошлость, где-то развратность, ну и конечно же невероятные эмоции, чувствительность ггероев.
Читаю "Любовник" про Майкла, но уже хочу прочитать про Габриэля, жаль она идет второй. Не могу сказать, что в "Любовнике" ггерой жесток, деспотичен или циничен, но жестокость присутствует. Лично я ее вижу в отношениях ггероев, в словах - не намеренная жестокость, но все таки она присутствует, может не в полном своем проявлении, а скрытая. Такая которую не читаешь, а ощущаешь. Вообще этот роман что-то новенькое - ггероям окола 40, она не красавица, его лишили красоты, они в жизни страдали, но души их хотят тепла, уюта и любви. Раньше я таке романы обходила стороной. Странная книга, но мне нравится..... Очень много на нее негативных отзывов, и я просто недоумеваю..... то ли люди не понимают, то ли не хотят ничего понять, то ли не могут понять. Ведь здесь нет надуманной проблемы, высосанного с пальца сюжета, здесь все сложно и нетипично, откровенно и да, возможно, где то пошло, хотя это для кого как....
Вот строки из второй книги "Женщина Габриэля", они схожи с началом первой книги "Любовник", но во второй написаны более чувственней как для меня ... они мне показались такими сильными и чувственными ... так мало строк, но такой накал.
Двадцать семь лет воспоминаний связывали их. Картины голодной военной Франции вместо зимней Англии, два полуголодных тринадцатилетних мальчика вместо двух сорокалетних мужчин в сшитых на заказ черных фраках и белых жилетах.
– Два моих ангелочка, – так говорила мадам, которая подобрала их на парижской улице. – Темный – для женщин, светлый – для мужчин.
Она научила их ремеслу шлюх, и в этом им не стало равных; она преподала им восьмой смертный грех, и они попрали его.

Но, в случае с Шоун это совсем другое, мне здесь нравится не сам их роман, в буквальном смысле, а то, что они чувствовали в юные года при их жизни, как это перенесли и какой отпечаток на них положило их юношество. Какие чувства ггерои вызывают в друг друге, и что же ими движет и чего они хотят достичь, на что пойдут ради цели, чем готовы пожертвовать?? Масса разнообразных вопросов, и ответы на них не оставляют равнодушными читателей, по крайней мере меня так точно.
В романе Любовник :
что Энн видела в своей жизни? - ответ - старость, болезнь, нужды. Ночные посиделки, которые в ней уже проявляются рефлекторно. Счастливых молодых леди, которых кружили в объятьях красивые кавалеры, и Энн знала, что ей это не доступно в ее жизни.
Что слышала в отношении себя? - ответ - от родителей стоны болезни, упреки и т.д., от молодых людей - осуждения за спиной, насмешки, "несмышленая телка", как выразился один юнец. И да, ей 36 - большая часть прожита, а она как бы и не жила на самом деле.
Он - существовал и выжил ради одно - доставлять наслаждение женщине, но он тоже человек и ему тоже хотелось тепла. В сексе он забывался, забывал себя, забывал то, кем он есть и кем он был до этого. И тут он теряет все, представьте его все любили, искали его объятий, а теперь никто его не хочет, мало того его боятся, питаю к нему отвращение те, кто когда-то искал его ласк. И да, ему уже 40, большая часть жизни прожита и с чем он остался?
Они спасение друг для друга ...
Это не ЛР в буквальном смысле, а ЖИЗНЬ именно в буквальном смысле.

Читаю Габриэля - просто млела пол ночи. Такая интрига в начале романа да и стиль письма автора просто завораживает: односложные предложения, намеки на что-то сокровенное, таинственное, известное лишь нескольким; и название врагов "тот второй" и "тот первый" все очень гармонирует .....
Честно говоря, было несколько сцен, когда я думала, что Габриэль поцелует Майкла, и мне безумно этого хотелось, даже не знаю как-то все между ними не просто, не просто дружба.
Их связывает многое и оно же лежит между ними пропастью, которая то сближает то отдаляет их от друг друга, но всегда держит в поле видимости.
Сейчас, когда Майкл встретил Энн, брюнет и блондин стали далеки как никогда. Сейчас между ними расплата, месть, страх, ревность, зависть и любовь.
Я еще не дочитала до того, где раскрывается тайна - почему же Габриэль решился на такую судьбу - доставлять удовольствие мужчинам, почему держится за прошлое и не отпускает его так что здесь у меня все еще впереди. Но то, что уже прочитала поражает. Избегать прикосновений 14 лет и в то же время хотеть их, вернее хотеть не боятся их ..... Слова Энн,
– Тогда остается надеяться, что настанет день, когда официант накопит достаточно денег и ему не придется заниматься тем, что ему не нравится. И найдет того, кто доставит ему наслаждение. За все, что он претерпел до этого.
мне кажется его просто ошеломили, выбили почву из-под ног, сломали в нем что-то. Возможно, она озвучила его самую сокровенную тайну, его мечту, которую он так хотел, но не мог осуществить .... еще было не время ... прошлое еще было слишком рядом ...

о второй половине романа "Женщина Габриэля" столько сильных чувств, эмоций и такой накал, я прям не знаю, даже не с чем сравнить этот роман (ну кроме первой части про Майкла). Доля Габриэля очень тяжелая ноша для него, не знаю как он все выдержал, при всем при том он знал кто его насиловал, знал и ни разу не сказал Майклу об этом, о том, что он пережил и как ему тяжело и видеть и не видеть друга. Я на все 100% уверена, что Габ любит своего друга сильно и гарячо, но эта любовь .... она особенная, она пронесена через годы, годы выживания, дружбы, годы подчинения и разочарований. Их связь не разорвать. И я была очень рада, когда Майкл узнал о чувствах Габриэля ... он не отвернулся от него, а готов был сделать все ради друга.
Тот момент когда его заставили сделать Габриэлю минет и Майкл не отказался.... он не только согласился но готов был наоборот поддержать друга всеми силами.
А Габриэль? Только что открыли его самые сокровенные тайны, которые, он считал поставили его на колени перед врагом, которые он никому в жизни не доверял. Он стоял со слезами на глазах и ничего не мог поделать - это кульминация обоих книг, - это кульминация отношений двух мальчиков, юношей и теперь уже мужчин.