Talita:
23.08.13 13:05
» Глава 2 (окончание)
Дорогие читатели, всвязи с последними событиями в команде произошла замена, и редактировать книгу дальше будет Таша (Bad girl). Приветствуем!
Ташик, солнце, спасибо, что откликнулась!
Перевод - Talita
Редактор - Bad girl
Глава 2 (окончание)
Так вышло, что после нашей встречи я задержалась в госпитале всего на одну ночь. Я не видела Кэт все оставшееся лето – наверное, это к лучшему. Она милая девушка, а я – не лучшая компания, и пообщайся она со мной подольше, могла бы изменить свое мнение о том, насколько я ей подхожу. «Давай станем близкими подругами» превратилось бы в «Ой-ой-ой, пожалуйста, больше никогда ко мне не приближайся!». Вряд ли я вообще вошла бы в ее «пятерку фаворитов».
Скажете, я была депрессивной неврастеничкой?
К моему ужасу, дедушка с бабушкой не купились на вялые заверения, что «все в порядке» и часами, днями, неделями пытались меня подбодрить. Они чудесные люди, правда, но я знаю, до какого отчаяния их доводила.
Родственники говорили, мне нужно поплакать. Так станет легче. Вот только я никак не могла сказать им, что словно держу слезы под замком. Каждый день я чувствовала, как они жгут мне глаза, но капли так и не собирались и не проливались наружу. И, если честно, меня это не сильно волновало. Плакать не хотелось. В глубине души я смирилась с тем, что заслужила страдать … сгорать изнутри.
На самом деле, я заслуживала гораздо худшего.
В день похорон я ошеломила всех, включая себя саму, спросив, можно ли мне не ездить на кладбище. Просто… даже думать не хотелось, что предстоит увидеть место, где моя семья проведет остаток вечности, что они годами будут гнить там, прежде чем окончательно исчезнуть с лица земли. И даже если это и можно было расценить как то самое худшее наказание, мне все равно хотелось запомнить семью прежними, полными жизни и энергии. Но, конечно, бабушка с дедушкой не разрешили мне остаться дома.
По дороге туда я пристроилась на заднем сидении их «седана». Сегодня они с ног до головы оделись в черное, и я тоже. Мне купили новое модное платье. Честно, не стоило так тратиться. Я бы лучше нацепила мешок из-под картошки. Это был ужасный день, и хорошо бы моя одежда это отражала.
Ладно. Мне не хотелось думать о себе. Бабуля распустила свои каштановые, длиной до плеч волосы, пытаясь скрыть бледные щеки, сжимала дрожащей рукой платок и постоянно промокала заплаканные глаза. «Она ведь тоже потеряла семью, – напомнила я себе. – Не я одна тут страдаю». Нужно было помочь бабушке принять утрату, вести себя подобающе, но… я просто не могла.
– Скажешь пару слов в память, кхм, почивших? – спросил дедуля, прочистив горло. Его седые волосы так сильно истончились и поредели, что по бокам образовались внушительные залысины. И, да, дедушка безуспешно пытался прикрыть их зачесом. Как же мама любила подшучивать по этому поводу. – Эли?
Я и секунды не раздумывала над ответом.
– Нет, спасибо.
Бабушка повернулась ко мне. Ее веки опухли, покраснели, тушь потекла. Мне пришлось отвести взгляд. Эти золотистые глаза были слишком знакомыми, и боль в них… слишком походила на ту, что испытывала я.
– Ты уверена? – спросила бабушка. – Твоя мама наверняка хотела бы…
– Уверена, – выпалила я.
Стоять перед всеми и делиться дорогими воспоминаниями… Меня прошиб холодный пот. Ни за что. Никогда.
– Это возможность попрощаться, Элис, – мягко сказала бабуля.
Меня сейчас вывернет.
– Зови меня Эли. Пожалуйста. И я… я не могу сказать им «прощай».
Я даже не собиралась этого делать. Где-то в глубине души я все еще надеялась, что однажды утром открою глаза, и все произошедшее окажется просто дурным сном.
Она устало вздохнула и отвернулась обратно.
– Хорошо. Не думаю, что ты поступаешь правильно, но ладно.
– Спасибо.
От облегчения я обмякла на своем сидении.
Остаток пути прошел в молчании, лишь время от времени тишину нарушали всхлипы. Чего мне не хватало, так это моего айпода. Включила бы «Скиллит» или «Рэд», представила, что танцую с… сама с собой. Но я не ездила за вещами. Мне не хотелось туда возвращаться. За меня домой отправилась бабуля – она и собрала все, на ее взгляд, необходимое. Моя бабушка-технофобка, вероятно, понятия не имела, для чего вообще нужен крошка Нано.
Наконец мы приехали и пошли к месту захоронения. Никакого отпевания, все церемония пройдет здесь. Но разве так можно? Мама любила ходить в церковь, а папа ненавидел могилы и погиб рядом с кладбищем – а точнее, рядом с именно этим (как же мерзко!) – и они собирались похоронить его здесь? Все это было настолько неправильно, что вывело меня из себя.
Папу следовало кремировать. Но кто меня спрашивал? Я всего лишь дочь, из-за которой его убили.
А сейчас при свете дня – ну или того, что должно было быть дневным светом – я разглядывало место, уничтожившее мою жизнь. Небо затянуло серыми тучами, моросил дождь, словно мир оплакивал свою потерю. И хотя я была всецело за такое сопровождение, папа бы этого не одобрил. Он любил солнце.
Справа от меня виднелся холм с парой деревьев, вокруг надгробий торчало несколько кустарников, во все стороны тянулись буйные заросли пестрых цветов.
Однажды и на могилах моих родных вырастут такие же кусты и цветы. А прямо сейчас там были просто три большие пустые ямы, в которые вот-вот опустят закрытые гробы.
И снова пришлось выслушивать бесконечные «мне жаль» и «все будет хорошо». Да чтоб вас всех. Я постаралась отключиться от происходящего, от всего того, что говорилось во время церемонии, и просто смотрела по сторонам.
Собравшиеся рыдали в платочки. Пришли даже мои прежние соседи, мистер и миссис Флэнаган со своим сыном, Кэри. Он милый парень, чуть старше меня. Я сотни раз думала, что, будь я нормальной девчонкой с нормальной жизнью, сидела бы у окна, смотрела на его дом. Воображала, как сосед подошел бы ко мне, позвал на свидание. Как мы бы сходили куда-нибудь на ужин, Кэри проводил бы меня до двери и поцеловал. Первый раз в моей жизни. Представляла, как он сказал бы: «Мне плевать, чокнутая у тебя семья или нет, я люблю тебя, несмотря ни на что».
Но мечты не сбылись. Кэри так меня и не пригласил.
Теперь он грустно мне улыбнулся, а я отвела взгляд.
Когда пастор закончил читать молитвы, а бабушка с дедушкой произнесли прощальное слово, все встали, сбились в группы и принялись болтать, делиться воспоминаниями. Вокруг меня собралось слишком много людей. Они ободряюще хлопали меня по плечу, обнимали – я не оценила этих жестов и не отвечала на них. Просто сил не было положить конец этому бессмысленному спектаклю так, чтобы не ранить ничьих чувств.
Мне хотелось оказаться в своей кровати, забраться под одеяла и сделать вид, будто моя прежняя счастливая жизнь вернулась.
– Она была такой жизнерадостной девочкой, правда? – заговорил кто-то из стоявших рядом. Какая-то женщина – я никак не могла вспомнить, кто она, но знала, что уже когда-то ее встречала – смотрела на самый маленький гроб. Слезы катились по ее покрасневшим щекам. – Нам будет так ее не хватать. Помню, как-то однажды…
Она все говорила и говорила. А я вдруг словно разучилась дышать. Открыла рот, чтобы попросить ее заткнуться, но слова не шли. Попыталась уйти, но ноги отказывались двигаться, словно их залили цементом.
– А еще однажды в школе она помогла…
В ушах так звенело, что я не разбирала отдельные слова. Неважно. Понятно, о ком она говорит, и если эта дамочка не уберется от меня подальше, я сорвусь. Я уже летела все глубже и глубже в бездну, захлебываясь безмолвным криком.
– …а остальные девочки ее просто обожали…
Черт! Все ниже и ниже… теряя остатки самообладания…
«Ты это заслужила», – напомнила я себе. Как часть причитающегося мне «худшего». Мои слова, мое упрямство сгубило семью, поэтому они лежат сейчас в этих коробках. Поступи я иначе – хоть в чем-нибудь – и родные остались бы живы. Но я сделала то, что сделала. Вот и стою здесь. А они лежат там.
– …обладала таким редким, исключительным талантом, одухотворенностью, и я…
Бездна снова завертела меня, уничтожая, поглощая, кусочек за кусочком. Пусть эта женщина заткнется. Пусть. Она. Просто. Заткнется. Сердце словно прилипло к ребрам, ритм сбился; если она не замолчит, я умру. Я знала, что умру.
– …часто говорила мне, что хочет быть похожей на тебя, когда вырастет. Она так тебя любила…
Заткнись, заткнись, заткнись! Но дама все говорила и говорила мне о моей… сестре…
…об Эмме…
…Эмма… умерла… моя лилия… умерла…
Я пообещала уберечь ее. И не смогла.
Из моего горла вырвался крик, а потом еще один и еще. Я больше не осознавала, что происходит вокруг, зажала уши, чтобы не слышать дикий ужас в своем голосе, и рухнула на колени.
Нет, не просто на колени. Я проваливалась все ниже и ниже, в пропасть, бесконечную пучину отчаяния, крича, крича от всепоглощающего горя, от переполнявшей душу скорби.
Кто-то похлопал меня по спине, но я все не успокаивалась, кричала так громко и долго, что сорвала голос. Потом поперхнулась, закашлялась; по щекам струились слезы – мне казалось, что они собирались вокруг меня и я тону в настоящем озере печали. Тело сотрясали рыдания, глаза опухли. Я не могла дышать, не хотела больше дышать. Смерть стала бы избавлением.
Не знаю, что случилось после. Второй раз в жизни я потеряла сознание. Может, я больше не очнусь…
* * *
Разумеется, очнулась. Все последующие дни я пыталась смириться с мыслью: самое худшее, что могло со мной приключиться, уже случилось. Не помогло. Какая неожиданность. Но в какой-то момент я наконец поняла: все произошедшее вовсе не дурной сон. Теперь это моя новая реальность, и лучше научиться с ней жить, иначе слезы никогда не иссякнут.
Каждую ночь я сидела на подоконнике единственного в комнате окна и смотрела на свой новый двор. Две сотни гектаров деревьев, цветов и холмов – плюс забор, обозначающий границы владений. За оградой виднелся холм, выхваченный из темноты серебристо-золотым лунным светом, но из-за крутизны склона я могла разглядеть лишь толстые стволы высоких деревьев.
Я устала, но не собиралась спать. Каждый раз во сне я видела аварию. Уж лучше вот так сидеть и выглядывать папиных монстров – не знаю, хотела ли я доказать себе, что они существуют или наоборот. Сколько раз я заставала отца за этим занятием…
Папа обычно патрулировал дом с ружьем наперевес, хотя я никогда не слышала выстрелов. Теперь я задумалась – а был ли от оружия толк? Эти монстры просачивались сквозь кожу… как призраки… или демоны, в чем я сильно сомневалась.
Чушь собачья. Не бывает никаких монстров.
Вот только после трагедии мне несколько раз казалось, что я их видела.
Как раз в эту секунду ветви кустов зашевелились. Я прильнула ближе, так, что расплющила нос о стекло. Ветер, наверное, хотя мне привиделось, будто ветви деревьев потянулись друг к другу. Ветви, не руки. А на них листья, а не ладони.
В темноте, привлекая мое внимание, мелькнуло что-то белое. Я сглотнула. Нет, это же не сутулая женщина бежит меж деревьев, а обычный олень. Наверняка олень, только…
Олени ведь не носят свадебных платьев, правда?
Я врезала кулаком по стеклу, да так, что окно содрогнулось, и женщина (в смысле, олень) ринулась прочь, мгновенно пропав среди деревьев. Несколько долгих минут я ждала, но она (то есть, животное) так больше и не появилась.
К рассвету я чувствовала себя так, будто мне песка в глаза насыпали. Надо остановиться, хватит уже себя мучить. Иначе придется сдаться и признать, что я унаследовала папино безумие.
Ну что за очаровательная ирония!
Но эта мысль не вызвала горького смеха или приступа слез – я даже под одеяло прятаться не стала. Нет, просто принялась планировать следующее ночное дежурство.
...