Мой бывший холоп (ИЛР, 18+)

Добрый вечер, Ульяша!

Черепанова точно нельзя отнести к числу людей благородных. Он из опустившихся представителей дворянского сословия. А на Александру Бахметьеву у него ещё и зуб имеется. На Сурина, конечно, тоже, но делать гадости Сурину опасно, а вот беззащитной девушке - самое то
_________________

Оля, с большим удовольствием прочитала продолжение!

Мне кажется, не случайно Сурин прислал Александре розы нежного розового цвета - он точно знал, что она любит такие цветы.

Разговор Зубковой и Черепанова вызывает беспокойство, распространение их сплетен может очень навредить Александре, но кто знает возможно именно из-за них ей придется выйти за Сурина замуж. Забавно право, что бывший холоп Сурин теперь самая завидная в Смоленске партия для дворянских дочек.
___________________________________

Сплетня запущена.
Насудачатся, напридумывают, потом уж и не поймешь, что правда, а что ложь.
Но то, что сплетню запустил мужчина, отвратительно. Да ведь как все преподнес, про свои домогательства-то, понятно, не скажет.
А Сурина признали завидным женихом, сейчас вокруг него закрутится карусель из невест)
Оля , спасибо за продолжение.

Это что за мужик у которого язык без костей ?
Вот так и разносятся сплетни , увидел , что не услышал , то придумал и пошли сплетни гулять , из дома в дом .
Спасибо Оля , за продолжение .

Привет, Тата! Читать романтические истории под кофеёк, по-моему, самое милое дело



То, что сплетню запустил мужчина, конечно, отвратительно. Хотя я думаю, что среди мужчин во все времена было ничуть не меньше сплетников, чем среди женщин.
А Черепанов, что и говорить, мерзок. Типичный представитель опустившегося дворянства, утративший все понятия о благородстве и чести И на Александру он отчаянно зол за то, что она отвергла его ухаживания, вот и решил ей мстить тем способом, который ему по силам.

Провинциальным невестам без толку крутиться вокруг Сурина Если уж столичные не смогли поймать его в сети, эти и подавно не смогут. Не верит он в бескорыстную женскую любовь, поэтому до сих пор и не женат. Александре удалось зацепить его внимание - сначала своим обаянием и непосредственностью, а потом и тем, что она оказалась дочкой его бывших хозяев. Но кому-то другому вряд ли так повезёт
_________________

Привет, Вика! Рада, что тебе понравилось продолжение
Сурин запросто мог у кого-то поинтересоваться, какие цветы больше всего любит Александра. Но, конечно, ей он об этом не скажет
А провинциальные сплетники могут навредить Александре, это да Собственно, у них ведь и цель такая - навредить. Однако не факт, что это у них получится Результат может выйти самый неожиданный.

С Суриным ситуация интересная. С одной стороны, желание выйти замуж за такого человека расценивается дворянским обществом как нечто неприличное и достойное осуждения или осмеяния. А с другой стороны, ту же мадам Зубкову начала душить зависть уже от одной мысли, что он может сделать предложение Александре Бахметьевой. И, конечно, сама Зубкова была бы на седьмом небе от счастья, вздумай Сурин посвататься к её собственной дочери. Да и никто бы из обедневших дворян не решился отказать такому богатому жениху
_________________

Мальвинка, добрый вечер!

У Черепанова язык без костей, это верно. Сочинять истории и плести интриги он большой мастак Да и чем ему ещё заниматься, если он нигде не служит и не занимается делами своего полуразорённого имения. Только по приятелям шастать да языком молоть. А на Александру он ещё и затаил зло, поэтому будет прилагать усилия, чтобы всячески вредить этой девушке.
_________________

Какой подлый Черепанов, пустил сплетни, но ведь про себя не рассказал, что чуть ли не силой хотел заставить Александру быть с ним...
Но Сурин всерьез начал ухаживать за Александрой, сначала танец, теперь цветы, только Саше пока это не в радость...
Оля, спасибо за продолжение )
_________________

Алёна, добрый день!

Черепанов - представитель опустившегося дворянства. Имением не занимается, не служит нигде, а только катается по гостям, перемывает кости знакомым да распускает сплетни. Противный человечек А на Александру он ещё и зло затаил, вот и сочиняет небылицы про неё и Сурина. А про своё непорядочное поведение он, конечно, никому не расскажет, это да

Александра была заранее сильно предубеждена против Сурина. Поэтому ей не хочется, чтобы он ухаживал за ней, а хочется только держаться от него подальше.
_________________

 » Старинные сервизы и вазы (фото к главе 7)

Поскольку в новой главе упоминается фарфор, решила разместить несколько фотографий старинных чайных сервизов и ваз, чтобы читательницы могли полюбоваться этой хрупкой красотой.



Чайный сервиз, Мейсен, 1880 год


_________________

 » Глава 7

Вопреки опасениям Александры, Софье Аркадьевне не сделалось дурно при известии, что к ним должен пожаловать Сурин. Старушка лишь колко усмехнулась и сказала, что не ожидала от своей безрассудной невестки ничего другого.

В этот день Бахметьевы больше не говорили о Сурине. Лишь поздно вечером, когда Александра, перед уходом в спальню, подошла полюбоваться розами, Софья Аркадьевна испытующе посмотрела на нее и спросила:

– Надеюсь, хоть тебе-то, мой ангел, любезности Сурина не вскружили голову?

– Нет, – твердым голосом ответила девушка. – Напротив, я только и жду, когда эта нелепая комедия закончится, и у нас снова пойдет спокойная, нормальная жизнь.

– Вот и хорошо, вот и умница, – Софья Аркадьевна посмотрела на нее с одобрением. – А завтрашний день ничего – переживем как-нибудь! Только помни мои наставления и держись в присутствии Сурина правильно.

– Я все знаю, бабушка.

Софья Аркадьевна прошлась взад-вперед по гостиной.

– Однако, каков наглец – напроситься к нам на обед! Думает, если разбогател, так теперь ему все позволено. Когда хочешь, еще и приударить за тобой решит, – Софья Аркадьевна беспокойно нахмурилась. – Сашенька, будь осмотрительна! Не допусти, чтобы над нами все принялись насмехаться. И помни: ты – такая же неподходящая партия для этого человека, как и он для тебя. Такие люди не женятся без расчета и выгоды. Потешит холопское самолюбие, скомпрометирует тебя в глазах приличных людей и уедет.

– Бабушка, успокойся, – Александра обняла ее за плечи. – Я все понимаю и буду соблюдать осторожность. Пойдем лучше спать, довольно разговоров про Сурина.

Когда Александра проснулась, мама с бабушкой были уже на ногах, а в доме и вокруг него кипела работа. Хоть Софья Аркадьевна и презирала Сурина, а ударить перед ним в грязь лицом ей совсем не хотелось. И уж тем более не хотелось, чтобы Сурин с первого взгляда понял, как обеднели его бывшие хозяева за прошедшие годы.

Принимать Сурина решили в большой гостиной: просторной комнате, отделанной в стиле нового рококо, с голубыми обоями из узорчатого штофа и такой же обивкой мебели, изготовленной из красноватой ольхи. Этой комнатой редко пользовались в последние годы, поэтому мебель находилась в чехлах. Когда горничные снимали чехлы, то неосторожно задели столик, и стоявшая на нем старинная фарфоровая ваза грохнулась на пол и разбилась.

– Смотрите, не переколотите весь фарфор, когда будете заносить ковер! – прикрикнула на служанок Софья Аркадьевна. И с тяжким вздохом прибавила: – Очередной убыток из-за проклятого Сурина. И дай-то Бог, чтобы он оказался последним!

Наконец парадные комнаты были приведены в порядок, а территория усадьбы чисто выметена. Пора было расходиться по своим покоям, чтобы заняться туалетом. Однако не успела Александра подняться на второй этаж, как ее догнала горничная и сообщила, что между Любовью Даниловной и Софьей Аркадьевной завязалась очередная ссора. Пришлось спешно возвращаться в гостиную.

– А я говорю, что не допущу такого позора, чтобы моя внучка нарушала приличия ради какого-то бывшего холопа! – донесся до Александры рассерженный голос бабушки.

– Что за чепуху вы несете, какой тут может быть позор?! – возражала на высоких нотах Любовь Даниловна. – И я буду вам очень обязана, если вы перестанете называть Сурина своим бывшим холопом. Не хватало, чтобы вы забылись и брякнули это оскорбление в его присутствии. Вот тогда это действительно будет позор!

– Ах ты, батюшки мои! – рассмеялась Софья Аркадьевна. – Да ежели и брякну случайно, что тогда? Побежишь топиться на пруд?

Захлопнув за собой дверь, Александра прошла на середину комнаты и сердито посмотрела на родственниц.

– Что случилось? О чем вы на этот раз спорите? Да что же это такое! Сурин вот-вот приедет, а вы не даете мне спокойно собраться!

– Да вот, мы как раз и спорим о том, как тебе следует одеться… к приезду именитого гостя, – в голосе Софьи Аркадьевны звучал неприкрытый сарказм.

– Я сказала твоей бабушке, что хочу видеть тебя на обеде в вечернем платье. А она начала кричать, что это нарушение приличий и даже позор, – Любовь Даниловна нервно рассмеялась.

– Потому что ради приезда к обеду одного-единственного гостя не выряжаются в открытые платья, – сказала Софья Аркадьевна. – Даже если этот гость такая важная птица, как ваш разлюбезный Сурин.

– Мама, но ведь бабушка права, – заметила Александра. – Вечерние платья потому и называются вечерними, что их надевают по вечерам. А сейчас еще белый день стоит.

– Иногда, в особо торжественных случаях, вечерние платья надевают и на обеды, – Любовь Даниловна с вызовом посмотрела на свекровь. – И я считаю, что сегодня как раз такой случай!

– Бессмысленный спор, – отрезала Александра, не дожидаясь, пока бабушка пустится возражать. – Я уже решила, что надену зеленое платье с белым полонезом, и ничего не собираюсь менять.

– Но тогда хотя бы не зеленое, а розовое! – взмолилась Любовь Даниловна. – Зеленое тоже красивое, но розовое нежней и нарядней. И в нем ты будешь эффектно смотреться на фоне гостиной и парка, по которому Сурин, конечно же, захочет с тобой прогуляться.

– Одеваться под тон интерьера – как это вульгарно! – презрительно фыркнула Софья Аркадьевна.

– Хорошо, мама, – сказала Александра. – Надену розовое, если ты так хочешь. А теперь давайте, наконец, разойдемся по своим комнатам. И вот еще что, – она выразительно посмотрела на бабушку. – Как бы мы ни относились к Сурину, но, раз уж мы пригласили его, то должны держаться по отношению к нему уважительно. Если забудем об этом, то унизим не Сурина, а самих себя, – с этими словами она вышла за двери.

Велев горничной убрать зеленое платье и готовить взамен него розовое, Александра занялась туалетом. Настроение, и без того невеселое, было совершенно испорчено. Столько хлопот, суеты, волнений, скандалов – и все из-за человека, который был им нужен как прошлогодний снег!

– Еще и такую красивую вазу из-за него разбили, – нахмурилась Александра. – Саксонский фарфор начала века… Попробуй теперь купи что-то подобное при нашей бедности!

При мысли об этой вазе Александру охватила такая злость на Сурина, что она даже перестала волноваться из-за его визита. Ей вдруг стало безразлично, как поведут себя мама и бабушка и не совершат ли нарушений приличий. В самом деле, какой ей убыток оттого, что Сурин, допустим, подумает о них плохо? Ведь ее жизнь от этого не изменится!

«Хоть бы поскорее прошел этот кошмарный день, – подумала она. – А там… Я постараюсь убедить маму, что нам не следует появляться в Смоленске до отъезда Сурина. И, разумеется, больше никаких визитов этого человека к нам!»

Розовое платье, которое Александра надела по просьбе матери, было из числа тех, что шились перед приездом Сурина. И сейчас, впервые увидев себя в этом платье в домашней обстановке, а не в примерочной модистки, Александра почувствовала досаду. Нет, платье было красивым и очень ей шло, но… оно совершенно не подходило для будничного обеда в узком кругу!

Треугольное декольте было неглубоким, а слегка пышные рукава спускались ниже локтей. Но платье все равно смотрелось очень нарядно, так как было сшито из дорогого шелка и щедро отделано белоснежными кружевами. Изящно драпированную верхнюю юбку подхватывали в нескольких местах кокетливые банты из той же ткани, что и само платье, в обрамлении кружевных рюшей; небольшой шлейф, веером расходившийся от турнюра, волочился по полу…

«Вырядилась как на смотрины!» – с сарказмом подумала Александра.

– Какие украшения изволите надеть, мадемуазель? – спросила камеристка, закончив прическу. – Мне кажется, к этому наряду подходит лишь черная бархотка с золотым крестиком. – Она выжидающе посмотрела на хмуро молчавшую хозяйку.

– Что? Бархотка? – встрепенулась Саша. – Да, пожалуй…

– А вот цветов для прически к этому платью я не нашла, хотя пересмотрела все ящики. Похоже, вы забыли их заказать.

– Ну, так поищи какие-нибудь другие, подходящие по тону, – безразлично отозвалась Александра.

– Поискать-то можно. Но не лучше ли украсить прическу живыми розами, из того букета, что стоит в гостиной? Они ведь еще совсем свежие, и их много, если взять три цветка, заметно не будет. А главное, они точно такого же оттенка, как и ваш наряд!

Несколько секунд Александра растерянно смотрела на камеристку, а затем из ее груди вырвался нервный смешок.

– О господи, какой ужас! – она вскочила с кресла. – Да, Сурин, без сомнения, будет очень польщен. Надеть платье такого же оттенка, как его цветы! Это уже не просто кокетство, а «тонкий, завуалированный намек»… на то, что я безумно расчувствовалась от его подарка и думаю о нем каждый день и ночь!

– Ну так как, мадемуазель, мне сходить за розами? – спросила горничная.

– Да, Маша, сходи, – весело отозвалась Александра. – Все равно, терять уже нечего!

Экипаж Сурина подъехал к крыльцу в тот момент, когда Александра шла по коридору второго этажа к лестнице. Поэтому встречать драгоценного гостя Любови Даниловне пришлось одной. Конечно, Александра могла бы и поспешить вниз, но не стала этого делать, рассудив, что не стоит общаться с Суриным без присутствия бабушки. Она уже твердо решила, что сегодняшняя встреча с Суриным должна стать последней в ее жизни, и хотела дать ему понять, что чары его обаяния оставили ее равнодушной. Незачем ему тешить с ней свое самолюбие! Да и нельзя допустить, чтобы он снова напросился к ним в гости или пригласил их на какой-нибудь званый прием в свою честь.

Когда Александра вошла в гостиную, Сурин и Софья Аркадьевна заканчивали обмен любезностями. При звуке шагов Александры Сурин обернулся, и его глаза засветились непритворной радостью.

– Александра Ивановна! – проговорил он с почтительным поклоном. – Рад видеть вас в добром здравии!

– И я рада вас видеть, господин Сурин, – ответила она сдержанно-приветливым голосом. – Как ваши дела? Удалось сделать то, что намечали, за вчерашний день?

– Да. Но не будем о моих делах: это слишком скучная тема, – его губы тронула ироничная улыбка, тут же сменившаяся теплой и дружелюбной. – Как вы сегодня очаровательны! Ей-богу, в этом платье вы кажетесь мне еще красивей, чем в бальном!

– Благодарю вас, – сдержанно промолвила девушка.

– Посмотри, дорогая, какие чудесные конфеты привез нам Сергей Николаевич, – Любовь Даниловна указала на столик, где лежала большая, красиво украшенная коробка шоколадных конфет, перевязанная золотистой ленточкой. – И еще целую корзину экзотических фруктов, я велела подать часть из них на десерт.

– Право же? – вежливо улыбнулась Александра. – Как это любезно со стороны Сергея Николаевича! Но, может быть, он проголодался с дороги, и нам надлежит распорядиться, чтобы поскорей подавали обед?

– Да, пожалуй, лучше сперва подкрепиться, а уж потом погулять по усадьбе, – согласился Сурин. – Тем более что за вином беседа завсегда идет легче, чем на трезвую голову.

Лицо Софьи Аркадьевны так комично вытянулось, что Александра едва не рассмеялась. Но она заставила себя сдержаться и лишь в очередной раз одарила Сурина любезной светской улыбкой.

– Думаю, ваше замечание справедливо, – промолвила она. И повернувшись к матери, которая от волнения не знала, за что хвататься, прибавила: – Мама, позвони и распорядись, чтобы накрывали!

Любовь Даниловна засуетилась. Желая избежать неловкой паузы, Александра спросила бабушку, сильно ли, по ее мнению, изменился за прошедшие годы Сергей Николаевич.

– Да уж, пожалуй, я бы не узнала его, если бы повстречала случайно, – с чуть заметной усмешкой ответила Софья Аркадьевна. – Таким красавцем и щеголем стал, каких у нас в провинции и не встретишь!

Сурин добродушно рассмеялся.

– Признаться, мне самому иной раз становится с себя смешно, – он иронично оглядел свой элегантный костюм цвета топленого молока. – Но куда же деваться: положение нувориша обязывает! И быть щеголем, и сорить деньгами, и пускать пыль в глаза… Но что это мне вздумалось рисоваться? – внезапно оборвал он себя. – Давайте лучше не обо мне, а о том, что тут у вас изменилось. Кто из моих старых знакомых жив, а кто помер? Цела ли еще та церковь в Староселье, где меня крестили? А кладбище, на котором похоронена вся моя родня? Впрочем, они должны быть в порядке, потому что я когда-то списывался с епархией и деньги на реставрацию посылал.

– Так, значит, это вашими заботами восстановлена общинная церковь в Староселье? – изумилась Любовь Даниловна. – Как это трогательно, что вы не забываете о местах вашего детства и юности! А на могилу вашей матушки мы с дочерью, конечно, проводим вас после обеда.

– О нет, это ни к чему, – мягко возразил Сурин. – От Дубровиц до Староселья почти три версты, и такие паломничества лучше совершать в одиночестве. Так что я заеду туда потом, как буду возвращаться в Смоленск.

Александра внезапно почувствовала, как к горлу подкатывает комок. Только сейчас ей подумалось, что причины, по которым Сурин так стремился в Дубровицы, не ограничивались желанием покуражиться над бывшими хозяевами. Ведь это же его родина, места, где он вырос и провел первые двадцать лет своей жизни! И они могут быть столь же дороги его сердцу, как дороги ей самой. Разве что-то меняется от того, что она – дворянка, а он – бывший крепостной? Чувства-то у всех людей одинаковые!

«Ради бога, только не поддавайся сентиментальности, – одернула себя Александра. – Этот человек не нуждается в твоем сочувствии. То, что было раньше – это было раньше. А в настоящее время, если кто-то из вас двоих и заслуживает сочувствия, то это ты, а не он, потому что с ним-то как раз все прекрасно».

Пока Александра об этом думала, ее родственницы успели поведать Сурину о местных переменах, не касаясь, естественно, печальной перемены в их собственном положении. Беседу продолжили в столовой, куда их вскоре позвали, и обед, вопреки опасениям Александры, прошел непринужденно. Немного портило дело лишь пылкое восхищение Любви Даниловны Суриным. Софья Аркадьевна бросала на нее неодобрительные взгляды, но Любовь Даниловна не замечала их, особенно после нескольких рюмок вина, пропущенных за компанию с гостем.

Тем временем в гостиной сервировали чайный стол. Прежде чем перейти туда, Сурин попросил у Софьи Аркадьевны разрешения выкурить папиросу.

– А вы, Любовь Даниловна, не балуетесь этим модным увлечением, как многие столичные дамы? – спросил он, доставая золотой портсигар. – Если балуетесь, могу угостить вас первосортными английскими папиросами.

Александра едва не подпрыгнула на стуле. Она-то прекрасно знала, что ее мать «балуется этим модным увлечением» и что бабушка находит его вульгарным. И уж тем более вульгарно, по мнению Софьи Аркадьевны, было курить в присутствии мужчин, а не в компании эмансипированных приятельниц. Но красноречивый взгляд Александры, брошенный на мать, пропал впустую.

– Сделайте одолжение, Сергей Николаевич, – кокетливо проговорила Любовь Даниловна, изящным движением отклоняя в его сторону руку.

Сурин протянул ей папиросу и поднес спичку. При виде этого безобразия у Софьи Аркадьевны сделалось такое страдальческое лицо, что Александре захотелось расхохотаться. Но смех на самом деле был плохой, потому что ее маменька, в своем нежно-сиреневом туалете, с романтическими перышками в прическе, смотрелась комично в роли эмансипированной курящей дамы. Но Сурин, казалось, ничего не замечал: ни ужаса на лице Софьи Аркадьевны, ни нелепых ужимок Любови Даниловны, ни волнения самой Александры.

– Отличные папиросы, – с видом знатока протянула Любовь Даниловна. – В нашей глуши таких не найдешь.

– Ну, я бы не сказал, что Смоленск – такая уж глушь, – с улыбкой возразил Сурин. – По сравнению с иными губернскими центрами он весьма цивилизованный город. А теперь еще и железную дорогу провели во все стороны. Большое дело, надобно заметить!

Любовь Даниловна тяжко вздохнула.

– Да, железная дорога – это безусловный прогресс! Садись в вагон и езжай, хочешь – до Москвы, хочешь – хоть до самого Петербурга. Были бы еще деньги на разъезды! – она невесело рассмеялась.

Александра почувствовала, как ей становится дурно. О боже! Сейчас Сурин начнет расспрашивать маменьку, что она имела в виду под словами «были бы деньги», и та не моргнув глазом выложит ему правду об их нынешнем положении. Но Сурин ничего не спросил.

– Кстати, а ведь мой банк тоже финансировал строительство этой железной дороги, – внезапно оживился он. – Мутное дело было, должен вам сказать! Нажились-то в конечном итоге недурно, но вначале едва не погорели. А все потому, что ввязались в затратное предприятие, не имея необходимых средств. – Он усмехнулся, покачивая головой. – В один момент я уж думал, что все, обанкротимся к чертям собачьим. Но ничего, вывезла кривая.

– Точнее, ваш блистательный стратегический талант, – с тонкой улыбкой заметила Любовь Даниловна. – Но вы, как все скромные люди, приписываете свои успехи случаю.

– Не пора ли перейти к чайному столу? – спросила Софья Аркадьевна, не в силах слушать очередные похвалы в адрес гостя.

Сурин поспешно поднялся, предложил Софье Аркадьевне руку, и все двинулись в гостиную, где расселись за круглым столом. На кремовой скатерти красовался старинный сервиз из белоснежного фарфора, с крохотными цветочками и листьями пастельных тонов.

– Узнаю этот чудесный мейсенский сервиз! – радостно воскликнул Сурин. – Помню, как в былые времена я тайком пробирался в буфетную и разглядывал его. Больше всего мне нравилось, что цветы не нарисованные, а лепные. Думаю, именно тогда и началось мое увлечение фарфором.

– У вас, наверное, собрана целая коллекция? – спросила Любовь Даниловна.

Сурин на мгновение задумался:

– Да не то чтобы коллекция, а так… гребу все, что попадается под руку. Одних чайных сервизов накупил семь штук. Мой дворецкий придумал распределить их по дням недели, чтобы не пылились в шкафах. В понедельник ставит на стол один, во вторник – другой и так далее.

– Ах, как это прелестно! – воскликнула Любовь Даниловна.

– Что ж, разве они все – одинаковой цены и достоинства, что можно использовать и в будни, и в праздники? – не удержалась от вопроса Софья Аркадьевна.

– Нет, – ответил Сурин. – Одни, конечно, дороже и нарядней других. Но дело в том, что я не люблю делить жизнь на будни и праздники! И не люблю беречь вещи на особый случай: хоть фарфор, хоть одежду, хоть что-то другое. Я так рассуждаю: если купил – нужно пользоваться и радоваться, а не держать в закромах.

– Но ведь это, батюшка мой, расточительство, – неодобрительно заметила Софья Аркадьевна.

Сурин философски развел руками:

– Да, наверное. Но что же делать, если мне хочется поступать именно так, а не как-то иначе? Не идти же против велений души только потому, что кто-то посмотрит на твои действия косо.

– О да: если душа просит, то ее ни в коем случае нельзя сдерживать, – с сарказмом заметила Софья Аркадьевна. – Только это уже называется не расточительство, а нравственная распущенность.

Любовь Даниловна вспыхнула и приготовилась резко возразить свекрови, но Александра ее опередила.

– Господин Сурин, у ваших абрикосов просто божественный вкус! – с оживленной улыбкой обернулась она к нему. – Где вы их купили? Я даже не знаю, кто в наших краях выращивает такие чудесные фрукты…

Разговор принял гастрономическое направление и больше не сбивался на опасные темы. После чаепития Любовь Даниловна предложила Сурину прогуляться по парку. Александра порадовалась, что они идут на прогулку втроем, однако ее радость была недолгой. Не успели они отойти от дома, как маменька вспомнила, что забыла дать прислуге важные распоряжения.

– Надеюсь, Сергей Николаевич, вы не обидитесь, если я покину вас ненадолго? – спросила она, так лукаво поглядывая на дочь, что та просто сгорела со стыда.

– Ну что вы, сударыня, – улыбнулся Сурин. – Вы же оставляете меня не одного, а с такой приятной собеседницей, как Александра Ивановна. Так что занимайтесь делами, а обо мне не волнуйтесь.

– Сергей Николаевич, вы – сама любезность! – проворковала Бахметьева и, не обращая внимания на грозные взгляды дочери, заспешила к дому.
_________________

Оля, спасибо за замечательную фотогалерею, когда читала главу, мне показалось, что твое описание чайного сервиза, о котором рассказывал Сурин совпадает с первой фотографией!

По главе. Стало жаль Александру, она все время попадает в неловкие ситуации из-за Сурина. Конечно, ей неудобно, что из-за нарядного розового платья, на котором настояла ее мать Сурин может подумать, что она вырядилась ради него и что она поддерживает планы матери по его завлечению.
Покоробили и советы бабушки, которая считает, что цель Сурина - скомпрометировать Бахметьевых. Надеюсь, Софья Аркадьевна поймет что принадлежность к определенному сословию еще не обеспечивает человеку какие-то определенные качества.
Как всегда понравились речи Сурина. Стоит только появиться этому человеку, как все как бы становится на свои места. Тронуло, что он не забывал о родных местах и высылал деньги на их благоустройство.
___________________________________

Вика, мне очень приятно, что тебе понравились фотогалерея и новая глава!
Возможно, сервиз и был именно таким, как на первой фотографии. А разбитая ваза Бахметьевых - как ваза, сфотографированная на синем фоне.

С бабушкой очень сложно. Почти вся её жизнь прошла при крепостном укладе, да ещё в провинции, и сословные предрассудки вбиты в её сознание накрепко, можно сказать, они у неё в крови. Измениться она уже вряд ли сможет, в лучшем случае просто смирится с тем, что уже невозможно изменить.
А про Сурина ты всё очень верно сказала Да, стоит ему только появиться, как всё сразу словно становится на свои места!

Что же до Александры, то ей нелегко между двух огней - бабушкой и мамой. Обе они ведут себя не совсем достойно и правильно, а в неловких ситуациях оказывается именно Александра
_________________

спасибо за фарфор. Знакомые предметы.
Мама с бабушкой, конечно, не комильфо, что одна, что другая.
А Сашеньке приходится расхлебывать, хорошо что бывший холоп достаточно воспитан.
Нравится мне его позиция - не копить богатство, а тратить, и что он восстановил храм, чем-то напоминает Савву Морозова.
___________________________________

Приветствую!
Прочитала все главы. Необычный сюжет.
По-мне диалоги несколько длинноваты.
Сурин какой-то уж очень идеальный, а между тем, он делец. Может, на волне ностальгии он такой весь положительный.
В моем представлении, зарождающийся класс промышленников составляли люди суровые, с волчьей хваткой и знающие людскую психологию. Они не особо деньгами сорили, а сколачивали капитал. Если купцы - уже сформировавшийся слой, со своими традициями - могли под честное слово сделки заключать, то капиталисты обязательно брали заклад. Это, конечно, общее представление.
Обратил на себя внимание эпизод знакомства. С самого начала у меня возник вопрос: почему он не представился? почему Александра не спросила, как его зовут? В тот период представление было важным элементом коммуникации. Фамилия имела знание. Другое дело, если бы девица спросила спасителя (а она по идее должна была спросить, пусть перед расставанием), как его зовут, а он не ответил, или назвался "добрым самаритянином", мистером Иксом, как-то еще. В приличном обществе знакомство происходили при посредничестве-рекомендации. Но в романе исключительный случай.
Понятно, что это нужно для сюжета, только читатель уже знает, что незнакомец - главный герой. Интрига остается в том, как поведет себя Александра при официальном знакомстве с Суриным.
Женщин семейства Бахметьевых жалко из-за предстоящего визита князя Новосельского, конченого подлеца. А они так надеялись на финансовую помощь.
Вообще, замечательные женские образы в трех поколениях. Хотя Александра - девица необычная для своего времени, не домашняя и Достоевского читает.

Спасибо за дополнительные материалы. Очень интересно.
_________________