» Глава 24
Перевод ЛаЛуна
Бета-ридинг LuSt
Редактирование codeburger
Оформление Архивариус
«Дорогой Тристан, я...»
Так уж совпало, что наши с Тристаном отношения, начавшись с письма, письмом же и заканчивались. Пусть это трусость с моей стороны, но я решила слинять из Эмерсона точно так же, как из Одессы: тихой сапой. На этот раз даже бабуле ничего не сказала.
Чемодан стоял у порога. Тристан был на работе, и я не собиралась его дожидаться ради бестолкового прости-прощай. Хватит разговоры разговаривать! Прощай шанец поиметь вид на жительство через брак с американцем, но терпение ж не резиновое, и оно таки лопнуло. Наверняка существует какой-то другой путь к полному счастью, и я нацелилась его отыскать.
Стоя у кухонного стола, я ломала голову над окончательным письмом. «Дорогой Тристан, я пыталась. (Мама дорогая, как же ж я пыталась). И ты тоже пытался. Я знаю. Но мы с тобой просто-напросто совсем разные. У нас совсем разные цели». Можно было и дальше препарировать наши отношения, но не хотелось ронять в него мысль, будто я даю ему шанс что-то исправить. «Дорогой Тристан, прости». Нет. Дико надоело извиняться, и через мое раздражение листок разлетелся в клочья. «Дорогой Тристан, ты придурок». Слишком прямолинейно. «Дорогой Тристан, я горожанка, одесситка, а ты – деревенщина». Слишком самонадеянно. «Тристан, у нас с тобой ничего не вышло. Я отчаливаю». Слишком по-американски. Ха! Как раз то, что надо. Я оставила этот вариант. Припомнив, сколько Тристан на меня истратил, я отсчитала сумму, покрывавшую мой билет на самолет плюс телефонные счета, и положила купюры на стол рядом с запиской и обручальным кольцом. Сами понимаете, долг платежом красен.
Всю дорогу в автобусе до Сан-Франциско я словно прочухивалась от долгого сна. От наркоза. В кои-то веки я что-то чувствовала. В первую очередь облегчение. Облегчение оттого, что сбежала, что не увижу больше постылого Тристана, что возвращаюсь в тот мир, которому принадлежу, что наконец-то приняла решение. И радостное предвкушение. Предвкушение всего, что меня спереди дожидалось: новая работа, новая квартира, новая жизнь, новая свобода. Радость оттого, что обратно окажусь в городе, где имеются театры, галереи, книжные магазины, музеи, библиотеки и толпы людей. Счастье. Полное счастье. Но все же… меня угрызала тревога: а ну как муж найдет способ порушить мои планы, кинется вдогонку меня преследовать. Казалось, я вырвалась из тюрьмы, отсидев всего год из положенных пятидесяти лет. Теперь он мог меня выследить и снова вернуть в застенок.
Выйдя из автобуса, я украдкой огляделась по сторонам, почти не сомневаясь, что Тристан уже караулит меня, чтобы забрать обратно в Эмерсон. Вместо этого заждавшийся Джонотан отвез меня к себе домой на Рашн-Хилл. (Русским духом там и не пахло.) Он приготовил для нас ужин, а пока я накрывала на стол, занял позицию у меня за спиной и провел руками по моим волосам.
– Ты красивая, – выдохнул он и прикусил губами мою мочку.
– Я беременная.
Выплюнув мое ухо, Джонотан отскочил на добрых три шага. Я покатывалась со смеху, пока он не выдавил кислую улыбку. Мужчины приударяли за мной не год и не два. Знай я, как эффективно их отпугивает беременность, воспользовалась бы этой отговоркой гораздо, гораздо раньше.
Поначалу я дрейфила выходить из квартиры: боялась, что Тристан найдет меня и завернет. Неважно, в Сан-Франциско или в Эмерсоне, у себя в голове я по-любому оставалась его пленницей. То и дело выглядывала из окна и гадала, безопасно ли снаружи и не засел ли он где-то поблизости.
– Не глупи, – сказал Джоно. – Пойдем, перекусим.
Но я и не думала трогаться с места.
Тогда он достал страшную маску, в каких придуриваются на Хэллоуин.
– Пойдем. Можешь надеть вот это.
– Он так просто меня не отпустит. И у него есть оружие.
Джоно отбросил маску и заказал китайскую еду с доставкой.
Я продолжала изучать «Кроникл» в поисках жилья и работы, размышляя над тем, как бы устроиться в «Аргонавт». Не меняя заведенного распорядка, я позвонила бабуле в субботу утром, по ее времени – вечером. Нас разделяли десять часовых поясов, два континента и океан. Плюс еще правда, которую я от нее таила, непреодолимой пропастью пролегла между нами – пропастью еще глубже и темней, чем морские пучины. Язык не поворачивался рассказать, в какую западню я угодила. Беременная. Без пяти минут разведенная. Безработная. Без вида на жительство.
– Даша? – сняла трубку бабуля.
В одном этом слове я услышала все нотки надежды, тревоги и любви, из которых складывалась симфония ее голоса.
– Да, бабуля. Это я.
– Что случилось, заинька?
Неужели она уловила мою скованность? Я заставила себя улыбнуться, надеясь, что позитив на лице придаст голосу оттенок беззаботности.
– Ничего.
– Он тебя обидел? Может, тебе стоит вернуться домой, как сделала Катя? Она тут жалилась, что Америка обернулась сущим кошмаром.
Я помнила Катин отчаянный, истеричный звонок в «Совет да любовь» и порадовалась, услышав, что она теперь в безопасности.
– Ее кошмар состоял не в Америке, а в конкретном мужчине. Не сомневайся, у меня все хорошо.
В электронных письмах к Джейн и к тете Вале я объяснила, почему от них отдалилась. Джейн мигом позвонила.
– Я давно знаю, что ты ушла от Тристана. В прошлый четверг он заявился к Тенсу в три утра пьяный в стельку.
Я тут же принялась извиняться, на что Джейн со смехом сказала, что я не несу ответственности за глупые выходки своего бывшего.
– А вдруг он меня найдет?
– Он даже не знает наверняка, что ты в Сан-Франциско. А если бы и знал, то куда он сунется в миллионном-то городе? Тенс был его единственной ниточкой, и Тристан уже убедился, что эта ниточка никуда не ведет. Ты в полной безопасности.
– Я просто волнуюсь... и боюсь. И переживаю. – «У тебя хрупкая душа, Дашенька. Поэтому ты ранимее других. Возможно, мне следовало воспитывать тебя как-то по-другому...» Ох, бабуля. Я так по тебе скучаю.
– Молодец, что от него ушла, – продолжила Джейн. – Этот мужчина не для тебя.
– Ну да, я поступила правильно...
– Ты сообщила ему?
– О чем?
– Сама знаешь.
Положив руку на живот, я сердито глянула на Джоно, а он в ответ невинно пожал плечами. Почему это за женщинами держится репутация сплетниц, если наукой установлено, что мужчины в разы болтливее?
– Нет. Это его не касается.
– О! – Джейн сразу уловила мою мысль. – И кого же это касается?
Мне не хватило духу ей признаться. Джейн была как моя бабуля – чересчур заботливой. И чересчур бескомпромиссной. А Владлен Станиславский на всю Одессу широко прославился с самой плохой стороны.
– Ты его не знаешь.
– Скажешь ему?
– Не уверена, – прошептала я.
Ясень пень, Джейн была права. В таком столпотворении Тристан при всем желании не смог бы меня отыскать. Я бродила по улицам, прикасаясь к стенам домов, и упивалась звуками города: гудками машин, возгласами людей, воем сирен, грохотом отбойных молотков. Часто заглядывала в книжные магазины, где читала романы, потягивая легкий латте без кофеина. Наблюдала за семейными пикниками и забавами в парках и думала: «Теперь я и мой маленький мир стали частью вашего большого мира». Часами просиживала на пляже, любуясь на океан. Волны приветственно накатывали на берег, словно подтверждая, что теперь мой дом здесь. В музее Почетного легиона я впитывала красоту, собранную в священных залах. Долго-долго стояла перед бюстом Родена работы Камиллы Клодель, до слез на глаза.
Я подала резюме в несколько компаний, включая «Аргонавт». И хотя ужасно не хотелось так делать, обратилась к Дэвиду и мистеру Кесслеру с просьбой о помощи. Не шибко приятно быть кому-то обязанной, но нельзя жить в обществе и быть свободной от общества.
Мистер Кесслер прислал нейтральное сообщение: «Рад вашей весточке. Если вакансия в Сан-Франциско свободна, с удовольствием рассмотрим вашу кандидатуру».
Ответ Дэвида с тем и близко не лежал: «Немедленно ступай в «Аргонавт». Я обо всем позабочусь».
Я позвонила на следующий день. Как только представилась, сотрудница из отдела кадров попросила не вешать трубку. И вот я уже беседую с директором офиса, а в итоге он назначает мне собеседование на понедельник.
Новый город. Новые надежды. Новая жизнь. Казалось, события понеслись в ускоренном темпе. Наверное, я слишком долго дремала, слишком долго тянула резину. Я нашла себе жилье: да, отдельную квартиру, правда, размером с обувную коробку, но это была моя обувная коробка.
Переезжая от Джонотана, я попыталась всучить ему деньги за постой, но он наотрез отказался.
– Ты уже рассчиталась. Мы тут организовывали тотализатор у Тенса: сколько недель ты продержишься со своим тюфяком. Когда ты мне позвонила, что приезжаешь, я сделал верную ставку и сорвал банк – пять сотен баксов.
– Ну не позор ли? Выходит, все вокруг видели, что мой развод неизбежен. Только я блуждала, как слепой котенок.
– Не кисни. Лучше заметь, что мы спорили на то, как скоро ты одумаешься, а не на то, одумаешься ли ты вообще.
В выходные я драила свою маленькую студию, представляя себя бабулей, которая сражается с засильем пыли и микробов. Даже окна вымыла, аккуратно обходя стороной телефон, словно избегая объяснения с бабулей.
Мама дорогая, она даже не знала, где я обретаюсь.
Стыдно сказать, но я аж три недели откладывала этот разговор в долгий ящик, надеясь подобрать нужные слова. А они так и не пришли.
Наконец я медленно набрала заветный номер, так и не придумав, что говорить. Темная магия семейного проклятия выносила мне мозг на полную катушку. Возможно, я сама с собой творила это мутное волшебство. Чтобы с чистой совестью шагнуть в будущее оставалось признаться бабуле, что я наврала ей с три короба за свою чудесную прошлую американскую жизнь.
И не успела она поздороваться, как я затараторила:
– Бабуля, бабулечка, мне очень жаль! Я тебя немножко обманывала!
– О чем это ты, заинька?
– Мне не стоило уезжать из Одессы, уезжать от тебя.
– Да что такое?
– Я никогда не работала здесь инженером.
– Никогда? Как же так? Но ты ведь столько раз писала, как тебе нравится работать по специальности...
– Я вкалывала официанткой.
– Официанткой?..
Я закрыла глаза и заставила себя продолжать:
– А еще я никогда не жила в Сан-Франциско. Дом Тристана в глубинке, почти в селе.
Бабуля ахнула. Всем известно, что одесситы воспринимают сельскую жизнь как кару небесную.
– И это еще не все. После свадьбы он изменился не в лучшую сторону. Разогнал моих новых друзей. Стал права качать, мол, это его дом и его правила. Он...
– Ш-ш-ш. Все будет хорошо. Все будет хорошо, – затерендела бабуля. – Больше ни слова. Не трать на него слов. Ты только расстроишься. Он не стоит твоих нервов. Тебе просто надо сообразить, куда податься, и уйти от него.
– Уже ушла. – Я завсхлипывала, наверное, от облегчения.
– Тогда к чему горевать? Ты все верно сделала. Ты же у меня завсегда была умницей. Завсегда правильно выбирала, к чему стремиться.
– Мне казалось, ты осерчаешь, что я не стала до конца пережидать черную полосу.
– Да никогда! Плохое не приводит к хорошему. Дальше бывает только хуже и хуже. Ты правильно сделала, что ушла. – Бабуля помолчала. – Вот и мама твоя также ушла от твоего отца.
– Мама от него ушла? – умереть не встать. Ведь это отец нас бросил! – Но... я считала, что наше проклятье в том, что мужчины нас всегда бросают.
– Наверное, следовало тебе рассказать...
– Что рассказать? – Дышать стало нечем.
Strike-struck-struck.
Внутри хором били девяносто девять курантов. Я потерла грудь, пытаясь восстановить дыхание.
– Что рассказать?
– Когда ты решила, что это Дмитрий от нас ушел, мы не стали тебя разубеждать. Нам казалось, чем меньше о нем говорить, тем скорее ты все позабудешь. Как дурной сон. Просыпаешься, и при свете дня ночные кошмары рассеиваются. К тому же твоя мама – вот ведь гордячка! – наотрез отказывалась об нем вспоминать. А потом... – бабулин голос дрогнул, – потом она умерла. А меня с давних пор совесть грызет.
– Из-за чего, бабуля, через что тебя совесть грызет? – Я прислонилась к столу, готовясь к худшему. Одесские тайны не сулят ничего хорошего. – Скажи, пожалуйста.
– Из-за моей слепоты. Твой отец был мореманом; красивым, обаятельным, хватким. Никто не умел так смешно пошутить, как Дмитрий. – Высшая похвала в Одессе. – Но кроме того он был горьким пропойцей. Твоя мама этого поначалу не понимала. До меня тоже слишком поздно дошло. Они же переехали в Крым, подальше от ее друзей и от меня. Когда я думаю обо всех его выходках... – Бабуля вздохнула так глубоко и тяжко, словно испускала последний вздох. – Девочка моя. Моя малышка. Этот ирод разбил ей нос и ребра переломал. Не знаю, что еще он себе позволял. Но когда она посреди ночи сбежала из Ялты и приковыляла ко мне с тобою на руках, то вся была покрыта следками: синяками да ожогами.
Она всхлипнула, и я тоже. Бедная-бедная мама. Бедная-бедная бабуля. И почему этот разговор не состоялся раньше, еще на нашей маленькой кухне, где я обняла бы бабулю, а она обняла бы меня, и мы бы друг дружку утешили?
Тот фундамент, на котором строилась вся моя жизнь, вдруг рассыпался под ногами. Я-то думала, что мужчины непременно уходят. Мой отец ушел. Уилл. И Влад. Я-то думала, что каждый мой парень непременно уйдет. И даже шанса никому не давала. И себе самой не давала шанса: ослабила бдительность лишь на минуточку с Владом и тут же снова забором отгородилась.
– Может, настоящее проклятье – это за всю жизнь так и не встретить любовь, – рассуждала бабуля. – Может, я была неправа, отваживая тебя от кавалеров. Каждый раз, когда ты приводила домой какого-нибудь парня, я вспоминала, что сталось с твоей мамой, доченькой моей, и дико за тебя боялась. А уж когда Владлен Станиславский принялся около тебя нарезать круги... тут-то я поняла, что нужно срочно убрать тебя из Одессы от греха подальше.
Я закрыла глаза. Влад. Ну как я могла ей признаться?
И как я могла дальше молчать?
– Я еще не все рассказала, бабуля.
– А что еще, заинька?
– Я жду ребенка.
– Ребенка! – в ее голосе звенели слезы. – Муж знает?
– Нет. – Я набрала полную грудь воздуха. – И это не самое худшее.
– Даша?
– А худшее в том, что, скорее всего, отец ребенка не Тристан.
– Господи! – Я представила, как она крестится и трижды сплевывает. – Даша, ну?
– Скорее всего, это Влад.
– Только не Владлен Станиславский! Как же ж так вышло?
– Он сюда приезжал, мы немножко поговорили...
– Поговорили! И что ты собираешься теперь делать? Одна, брюхатая, в чужой стране…
– Бабуля, ты совершенно правильно заставила меня взять то кольцо с брюликом. Я его удачно продала. Все будет хорошо, – повторила я ее заклинание, и на этот раз сама твердо в него уверовала.
Как ни странно, в «Аргонавте» меня вышел встречать сам директор. Мы начали разговор, пока ехали в лифте.
– Дэвид сказал, что вы чрезвычайно его впечатлили. Никогда не слышал, чтобы он был о ком-то столь высокого мнения.
– Приятно слышать, – просияла я. – Давно вы с ним вместе работаете?
– Мы вместе учились, – пояснил он. – А когда окончили колледж, Дэвид устроил меня в эту компанию.
Мы прошли по длинному холлу, украшенному неброскими картинами, на которых, по счастью, не наблюдалось ни острых каблуков, ни цветных клякс. Я скрестила пальцы. «Пожалуйста, боженька, пусть я получу эту работу. А если получу, пожалуйста, пусть у меня будут отдельные дверь и стены. И никаких решеток». Директор проводил меня к небольшому столу в просторной приемной. Не в отдел кадров.
– Здесь будет проходить собеседование? – спросила я, протягивая резюме и собираясь с духом.
– В собеседовании нет необходимости. Вы приняты переводом.
– Прекрасно... – радостно изумилась я тому, что так запросто получила работу.
Единственное, что меня немножко смуряло – недостача двери и стен. Бабуля, конечно, предложила бы взглянуть на дело с положительной стороны. Никаких решеток. Здесь вообще не было решеток. Я села за стол и поблагодарила своего провожатого.
Он как-то странно на меня посмотрел и распахнул дверь в угловой кабинетик, из окна которого открывался фантастический вид на непроглядный туман.
– Вот ваше рабочее место.
Можете такое представить, мои рекомендации были настолько вескими, что меня назначили старшим менеджером по работе с клиентами – самым молодым старшим менеджером в компании! Поначалу я боялась не справиться, но за неделю разобралась, что новая работа почти не отличается от старой, разве что взяток и писанины здесь было в разы меньше, поскольку бухгалтерия велась в одном-единственном варианте. У меня даже организовалась секретарша-помощница, Синди. Разумеется, некоторые вещи в природе не меняются, так офис завсегда остается офисом, с неистребимыми сплетнями и подковерной грызней, и без разницы, какой город значится в адресе – Одесса, Владивосток или Сан_Франциско. Но обо мне отзывались вполне себе ничего. Каким-то образом выдержки из рекомендательного письма Дэвида разлетелись по всей конторе.
«Не могу выразить в полной мере, как трудно вести бизнес на Украине. Законодательные и бандитские требования таковы, что здравомыслящие коммерсанты сразу сбегают. Даже имея экономическое образование, я и двух суток не протянул бы в Одессе без помощи Дарьи. Она прорубилась через бюрократические препоны, как мачете. Она знала всех таможенников, налоговиков и рэкетиров. У каждого из них был свой прейскурант, и только Дарья держала все расценки в голове. Помимо светлой головы у нее есть чутье на назревающие проблемы и способность замечать то, чего другие не видят. У нее безупречные как рабочие, так и личностные стандарты. Она не только проницательный бизнес-партнер, но и мудрая, наделенная интуицией молодая женщина. Дарья владеет английским, русским и ивритом...»
Вникая в текст, я потряслась до глубины души. Даже любовное послание не тронуло бы меня так, как эта рекомендация. Хотя, похоже, она чем-то таким и являлась – своеобразным признанием в любви.
Моя рука потянулась к животу, как когда-то тянулась к кольцу Влада – непроизвольно и ласково. Новая жизнь вселила в меня любовь и надежду. Я думала об растущем внутри меня маленьком человечке. Мне следовало уже сейчас об нем заботиться. О моем ребенке! Я была очень счастлива и все же порой замирала от страха. Вдруг невестка Тристана на меня донесет в иммиграционную службу? Вдруг сам Тристан заявит на высылку? Вдруг меня выдворят из страны, потому что я сбежала от мужа? Нестерпимо было постоянно тревожиться, ведь это, сами понимаете, вредило не только мне, но и ребенку. Раньше я начала бы раздумывать и колебаться, меряя шагами квартиру. Но теперь следовало не мерить, а резать, и я нуждалась в конкретных ответах на конкретные вопросы. Моя судьба касалась не только меня.
Я позвонила Молли.
– Боже мой, где ты? – воскликнула она. – С тобой все в порядке? Я ужасно за тебя волновалась!
– Прости. Надо было предупредить тебя... но я боялась.
– Боялась?
– Боялась Тристана, боялась сказать людям – даже друзьям, – что ухожу. Боялась кому-нибудь доверять... – пролепетала я.
– Я сохраню твою тайну, – пообещала Молли.
– Я в Сан-Франциско.
Ей захотелось со мной повидаться. Я замялась, не решаясь назвать свой адрес.
– Можем встретиться в кафе, – предложила Молли.
И я ей доверилась.
Два дня спустя, в субботу утром, я стояла на тротуаре перед своим домом, ожидая подругу. Она появилась минута в минуту, одетая в блузку мятного цвета и свободные брюки вместо огромной футболки и мешковатых джинсов. При макияже, золотисто-каштановые волосы собраны в стильный низкий хвост. Молли выглядела спокойной и счастливой. Удивительная перемена.
Увидев меня, она бросилась обниматься.
– Слава богу, с тобой все в порядке. Я не знала, что и думать, когда ты вдруг исчезла.
– Я просто больше ни дня не могла с ним оставаться.
Она обняла меня за плечи.
– Я бы тебе помогла.
Я сжала ее ладонь.
– Ты и так помогла.
Молли оглядела здания и оживленную улицу.
– Так здорово выбраться в город. Мы с Тоби раньше приезжали сюда раз в месяц, но после... ну, закрутились, что ли.
– Зато теперь ты здесь. Спасибо, что проделала из-за меня такой долгий путь.
Мы поднялись наверх, преодолев четыре лестничных марша.
– Лифта нет, – извинилась я.
– Мне надо размять ноги. Поездка была неблизкая. – Молли начала хихикать, точно школьница. – Никто не знает, что я здесь. Даже Тоби.
– Он вычислит тебя по пробегу, – предупредила я.
Молли рассмеялась.
– Ему и в голову не придет проверять датчик бензина, уровень масла или пробег в моей машине. Он же не механик – я сама отлично справляюсь.
Видимо, выражение моего лица было достаточно красноречивым, потому что Молли вдруг застыла.
– Боже мой! Тристан поступал так с тобой, да?
На глаза навернулись слезы. Почему так? Возможно, из признательности подруге, оценившей хоть малую часть того, что мне пришлось пережить и перетерпеть. Я достала ключ и открыла все три замка. Бабули за дверью не было.
Молли рассматривала книги на полках, пока я включала электрический чайник.
Она уселась за кухонный стол, стоявший напротив маленького окна.
– Выглядишь сногсшибательно, – похвалила я.
– Я тут осознала, что превращаюсь в развалину и даже впадаю в депрессию. Мы с Тоби ходим к семейному психологу. Он стал больше делать по дому, а я стала больше заниматься собой. Так что, городская девушка, я собираюсь приезжать к тебе в гости.
– Ура, ура!
– Это твой мир, – она указала на город за окном. – Ты верно поступила, что уехала от Тристана. Ты очень храбрая. Я тобой горжусь.
– Спасибо. – Я положила две ложки малинового варенья в свой чай и энергично размешала, собираясь с духом на главный вопрос. – Как думаешь, он будет меня искать?
– Нет. У него сейчас, похоже, другие заботы... – Выдержав долгую паузу, Молли добавила: – Мне следовало тебе сразу все рассказать, но он взял с нас клятву держать язык за зубами. Так вот, ты не первая, кого он сюда привез.
Кино!
– Прости, – вздохнула она. – Однажды я чуть не проболталась, но он помешал... Надо было мне действовать решительнее. Ее звали Лена. Она продержалась еще меньше тебя.
Я открыла рот, но не издала ни звука.
– Пожалуйста, не злись.
– Я не злюсь.
– Ты как? В норме? – спросила Молли.
Я кивнула.
– Откуда она была?
– Из Санкт-Петербурга.
– И сколько продержалась?
– Три месяца.
– Он ездил туда?
– Да, посетил там несколько «соушлов», как он это называл.
– А мне говорил, что хотел поехать, но струсил в последний момент. Кругом врал! Говорил, что он учитель. Говорил, что никогда не был в России. Я оказалась такой дурой!
– Не вини себя, дорогая.
– А кого же еще мне винить? Я должна была смотреть внимательнее, должна была догадаться. А хуже всего то, что моя жизнь находится в его руках...
– О чем ты? – спросила Молли.
– Женщина из заграницы вроде меня должна два года прожить в браке с американцем вроде него, чтобы получить здесь вид на жительство. Если я не выполню это условие, Тристану всего-то и надо, что заявить на меня в иммиграционную службу. Там рассудят, что я вышла замуж ради грин-карты, и меня депортируют.
– Какой ужас! Никого нельзя принуждать к браку...
В голос Молли закралась печаль.
– Закон суров, но это закон, – поспешно сказала я. Только жалости от Молли мне не хватало. Одесситам известно, что даже при плохой игре следует сохранять хорошую мину. – Как думаешь, он на меня донесет?
– Не знаю. – Она закусила губу.
– О Господи! – Я прижала руку к груди. Кольца там уже не было, но ему на смену пришло нечто другое, несравнимо более ценное. Я опустила руку пониже – к животу.
– Не расстраивайся. Кто угодно сможет понять, что... Я не хочу сказать, что ты для него слишком хороша. Но все мы прекрасно видели, что ты не его поля ягода. Он единственный этого не замечал.
– Ох, Молли. Я отчасти виню себя за то, что ушла от Тристана. Глупо, да?
– Нет, дорогая. Но не стоит за него беспокоиться. Когда ты сбежала, он почти неделю не просыхал, совсем как тогда, когда ушла Лена. Но теперь у него все снова наладилось. Не поверишь, но он уже ищет новую невесту. На этот раз хочет попытать счастья с филиппинкой, мол, по слухам они гораздо покладистее европеек.
Я расхохоталась и никак не могла успокоиться. Одесситы способны посмеяться над чем угодно.
Молли последовала моему примеру.
– Это довольно забавно, – признала она, а потом всхлипнула. – Надеюсь, ты на меня не рассердилась.
У меня на глаза тоже навернулись слезы.
– Я не сержусь, честное слово. Ты была мне очень хорошим другом. Никогда не забуду всего, что ты для меня сделала. Девичник, что ты организовала. Букет для моей свадьбы. Только из-за тебя, Серенити и Анны я так долго с ним продержалась. Благодаря вам я влюбилась в Америку. Ваша дружба стала лучшей частью моего путешествия. Надеюсь, мы останемся подругами, и ты будешь приезжать ко мне в гости.
Молли кивнула.
– Разве я только что не пригрозила тебе своими набегами? Ты уверена, что не злишься на меня?
– Не злюсь. У меня после твоих слов от души отлегло.
Кроме шуток. Эта глава моей жизни закончилась, и я хотела целиком сосредоточиться на будущем.
Теперь я была свободна и могла в свое удовольствие часами терендеть по телефону с бабулей и Джейн, могла есть картошку по три раза на дню и носить черное, когда захочу. Я написала Анне и Серенити. Напекла блинов и угостила соседей, а те в свою очередь пригласили меня на поздний завтрак. Записалась в книжный клуб и попросила сослуживицу, которая каждый понедельник приносила булочки с корицей, научить меня печь. По воскресеньям мы трудились на ее кухне, осваивая всё новые и новые рецепты, и я с удовольствием постигала эту науку. Я вила свое гнездо, вплетая в него веточку за веточкой.
По совету Дэвида я проконсультировалась с юристами нашей компании, объяснив им свое положение, и они заверили, что смогут помочь мне получить рабочую визу, а затем и вид на жительство. А еще рассказали, что в Калифорнии существует такое удивительное понятие, как алименты. Услышав об этом феномене, я задумалась, а сколько еще полезных тайн от меня, иностранки, сокрыто. Сколько среди здесь дается даром такого, что можно взять деньгами. «Права, права! – сказала как-то Оксана. – Разве у нас есть права?» Я решила вникнуть в этот вопрос.
Сама-то я не претендовала на сбережения Тристана, но с огромной радостью сообщила Оксане, что в случае развода с Джерри она не останется нищей и бездомной.
Разумеется, я позвонила тете Вале. Она загнала торговую марку «Совет да любовь» американскому предпринимателю аж за миллион долларов, переведенных на офшорный счет. Дескать, когда она начинала бизнес, в Одессе царил рынок покупателя – заграничные мужчины имели все козыри на руках. Теперь же, по прошествии всего нескольких лет, расклад переменился и выбирать стали одесситки.
– Теперь у нас рынок продавца. Наши красавицы завлекают иностранцев, чтобы те водили их с подружками по магазинам и по модным ресторанам. Новый владелец установил компьютеры и платит девушкам за ответы на письма. Клиенты раскошеливаются за каждый отклик. Этих бедолаг разводят на деньги буквально на каждом шагу, начиная с уроков английского языка для корреспонденток и заканчивая билетами на самолет. Мой преемник размещает фото с обнаженкой, чтобы привлечь мужчин. Гениально! И почему я сама до такой вульгарщины не додумалась? – сокрушалась тетя Валя с каплей яда в голосе.
Она совершенно не изменилась.
– Что происходит в Одессе?
– Перемены со всех сторон! Заграничные деляги просто наводнили город. Какой-то олигарх восстанавливает Михайловский монастырь на Успенской улице. Мусульмане прибывают быстрее, чем успеваешь сказать «Аллах акбар». Стройки, куда ни посмотри. Безвкусица правит балом. Если хочешь знать, я готова обратно перевернуть свою жизнь. Может, соберусь навестить тебя в Америке. Старая коммунистка таки раскусила, что капитализм не так уж и плох.
Она купила билет на самолет и даже помогла бабуле оформить паспорт, чтобы та тоже смогла приехать и помочь мне с ребенком. Когда я разговаривала с бабулей по телефону, у нее был такой счастливый голос, словно у влюбленной девчонки. Не думаю, чтобы я хоть когда-нибудь так порхала от счастья, собираясь к Тристану.
А Дэвид стабильно звонил мне раз в неделю. И по мере общения, я дотумкала, что своей новой жизнью отчасти обязана ему. Да, он обидел меня, оскорбил, но приложил немало усилий, чтобы загладить ту вину. И стал мне настоящим другом.
– Спасибо.
– За что? Я ничего не сделал.
– Как скажешь…
Он сообщил, что уезжает из Одессы.
– Прошу, не сочти за грубость, но я давно хотела спросить, – не утерпела я. – Насчет сплетни, которую разносили Вита и Вера... Правда, что тебя сослали в Одессу в качестве наказания?
– В какой-то мере.
– В чем же ты провинился?
– Тебе известно, что эту транспортную компанию создал мой дед? Так вот, когда он умер примерно два года назад, отец решил вычеркнуть меня из наследников, если я не сумею себя достойно проявить. Заморозил мой трастовый фонд и назначил меня на должность директора одесского офиса. Он считал, что это испытание вправит мне мозги. Мол, если я не сумею удержать подразделение на плаву, то станет очевидно, что семейный капитал должен отойти прямиком Мелинде, минуя одно поколение. Минуя меня. Отец тогда много чего наговорил, не хочется повторять. Я приехал сюда злой на весь белый свет и готовый погрузиться в беспробудное пьянство.
– Для этого Одесса, безусловно, самое подходящее место.
Дэвид засмеялся.
– Знаю. В первую же неделю я просадил в казино сто тысяч долларов.
– Нет! Да как ты мог?
– Ты опять будешь на меня кричать? – спросил он.
– Уму непостижимо! Ты имел буквально все, и так бездарно все профукал!
– Таки будешь.
– Имей я твои возможности, хотя бы десятую их часть...
– Ты имеешь значительно больше. У тебя есть бабуля.
Я улыбнулась. Так и есть. Беря в расчет бабулю, я намного богаче, но не собиралась ему в этом признаваться.
– Кстати, о бабуле. Не зли меня! Как ты посмел подкупать ее с помощью манго?
– Ты хочешь дослушать конец истории или нет?
Я замолчала свой рот.
– Хорошо. К счастью, я проиграл деньги бандиту, который согласился обождать с выплатой долга, приняв в качестве залога мою долю в транспортной компании.
– Это было рискованно.
– Это была сделка. И если бы я не смог с ним в срок рассчитаться, он стал бы держателем моих акций, которые стоят значительно дороже ста тысяч.
– Ох!
– Владлен Станиславский воображал, что сорвал легкий куш.
Влад? Ну конечно.
– Так вот почему он то и дело у нас маячил, – сказала я с невольным разочарованием.
– Может быть, поначалу и поэтому. Но я отдал ему весь свой проигрыш, а он продолжал приходить.
– Что ты собираешься делать теперь, когда прошел испытание? – спросила я.
– Сам не знаю, – вздохнул Дэвид.
И я вздохнула, заскучав по нашим посиделкам в переговорной, по беседам о литературе и об Одессе. Было бы скучно, а по чему найдется.
Моя помощница о нем не предупредила. Дэвид просто вошел в мою дверь. Я подняла голову, ожидая увидеть кого угодно – Деда Мороза, даже фею Динь-Динь, – но только не Дэвида. Он замечательно выглядел. Сбрил усы. На нем был темно-синий пиджак, типичный для любого служащего из делового квартала. Зеленый шелковый галстук подчеркивал янтарные искорки в глазах. Естественно, Дэвид был загорелым, ведь он только что прибыл из Одессы. Черные волосы коротко острижены – на мой взгляд, слишком коротко. Не важно. Отрастут.
Я встала. Он подошел. И что дальше? Пожать руку? Слишком формально. Обнять? Это навряд ли. Я погладила Дэвида по плечу, просто чтобы убедиться, что передо мной не мираж.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я, выпятив подбородок.
Он бесстрастно оглядел меня с ног до головы.
– Что-то в тебе изменилось.
Дэвид занял пост в совете директоров и кабинет по соседству с моим. Первое, что он сделал – это спросил у юристов, почему я до сих пор замужем. Те объяснили, что оформление документов требует немалого времени. Через стену кабинета до меня долетел его крик:
– Не хочу слышать никаких оправданий! Ей нужен развод и рабочая виза. Причем и то и другое в течение месяца!
Он проследил, чтобы дело двинулось без проволочек. И хотя Дэвид отнекивался, я подозревала, что были задействованы некие связи.
Офисные пересуды не утихали. Станет ли он новым главой филиала в Сан-Франциско? Надолго ли задержится? Сотрудницы компании донимали личными вопросами его пожилую секретаршу. Одинок ли шеф? Интересуется ли кем-нибудь? Что и с кем он намерен сделать? Дэвид сообщил семье и коллегам, что хочет принять активное участие в работе «Аргонавта», но нуждается в передышке от головной боли, сопутствующей управлению филиалом. Мне же он сказал, что хочет быть рядом со мной, хотя бы на работе.
Под снежным шаром на углу стола лежали копии моих бумаг о разводе. Я догадывалась, что Влад издалека ждет сигнала, но не решалась его подать. Впервые я была счастливой и свободной. Вот бы подольше такой и оставаться. Я встречалась с друзьями – мы с Джейн, Джоно и Тенсом посещали концерты, галереи и кафе. Тенс и Дэвид отлично поладили. Мы часто всем кагалом ходили ужинать.
Естественно, Джейн расхвасталась, что станет крестной матерью.
– Если сделаешь меня крестным отцом, я научу твоего мальчишку играть в баскетбол, – проталкивал свою кандидатуру Джоно.
– Выбери меня, и я оплачу крестнику колледж, – парировал Тенс.
Я посмотрела на Дэвида, который глядел на меня во все глаза, и задумалась за его возможное предложение.
– А ты что скажешь?
– Я уверен, что у тебя будет девочка, – ответил он. – Такая же красавица, как и ее мама.
Мои глаза затуманились. В Одессе говорят «Бог любит троицу», но, окинув взглядом наш стол, я прикинула, что такую пятерку он должен оценить куда выше.
Не всё среди здесь оказалось идеальным. Моя студия была размером с комнату в коммуналке. Цены в Сан-Франциско превышали даже московские. И хотя моя работа в чем-то была попроще, чем та, что я выполняла в Одессе, местами я нарывалась на немалые сложности. Приходилось изучать новые законы и правила и проводить в офисе ненормированно много часов. Чуть не каждый день я засиживалась до половины восьмого. И дико скучала по Одессе. Спросите хоть Джейн. Любой, кто там пожил, никогда не забудет наш оперный театр (на минуточку, третий по красоте в мире), радушных людей, многочисленные памятники, шикарную архитектуру и синее Черное море. Как же ж я тосковала по родному городу! Но, как к месту напомнил мне Дэвид, однажды покинув Одессу, та же Анна Ахматова уехала уже навсегда. «Нельзя идти вперед, оглядываясь назад, – говорила бабуля. – Только шею свернешь».
Я наконец-то жила той жизнью, о которой мечтала в Одессе, когда так отчаянно стремилась за океан, даже не представляя к чему. Меня переполняло довольство. Я жила в большом городе у самого моря. Имела хороших, высококультурных друзей и интересную, денежную работу. Я каждый день говорила на английском. И несла в этот дивный новый мир новую жизнь. Дети рождаются ежедневно, но для меня моя крошка – это чудо. Я погладила живот и подумала о своем маленьком солнышке. Как же ж сильно мы с бабулей будем ее любить!
Дэвид вошел в мою дверь, неся на подносе кофе и печенье. Я глянула на часы.
– Уложился в три минуты и девятнадцать секунд. Лучше, чем вчера. Хуже, чем позавчера.
Он разлил кофе без кофеина по чашкам. Сделав глоток, я посмотрела в окно на Сан-Франциско и сказала:
– Неплохо. Очень даже неплохо.
КОНЕЦ
Вот и закончен перевод. Спасибо нашей команде как на подбор - умницам Юльчикам, Лите, Алене, Ирише, Леночке и Гале, огромное спасибо неутомимой укротительнице слов и лучшему в мире стилисту Татьяне, и сердечная благодарность Ирише за прекрасное оформление, а Светику - за дополнительную чудную обложку. Спасибо Джанет за интересную и умную историю, а также за то, что она не стала возражать против нашего перевода. Непременно пошлю ей книгу, как только закончим собирать файлы (на этой неделе добавим в каталог).
Спасибо вам, дорогие читательницы, что были с нами эти полтора года.
Пусть второе мая для нас - это день траура и страшной трагедии, но следом за ним идет девятое мая, День Победы, и он дает надежду на то, что рано или поздно зло будет повержено.
Люблю вас всех и до новых встреч в эфире.
С ДНЕМ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ!_________________
На форуме с: 21.06.2011
02 Май 2016 20:41
На форуме с: 24.05.2009
На форуме с: 07.07.2012
На форуме с: 20.03.2009
На форуме с: 14.01.2010
Сжигание денег, которые хоть частично, но могут помочь в разрешении проблем, которые она накачала на свою голову - это уже не глупость даже. Это - диагноз. Так извращаются "либо аристократы, либо дегенераты"© 
На форуме с: 15.12.2012
На форуме с: 02.05.2014
На форуме с: 28.08.2011
На форуме с: 11.01.2009
На форуме с: 17.09.2009
На форуме с: 11.09.2011
На форуме с: 17.12.2012
В теме «Анекдоты»: -Какие планы на Новый год? -Никаких... Сначала наготовлю и приберусь... Потом все сожру и намусорю... 
В блоге автора miroslava: 
В журнале «Little Scotland (Маленькая Шотландия)»: