натаниэлла:
» Глава 12


ГЛАВА 12, в которой я зависаю меж двух берегов
18 июня, четверг
Эта ночь казалась бесконечной. Сначала я лежала тихо, стараясь, чтобы Чудинов не догадался о моей бессоннице, потому что общаться с ним не хотелось. Я боялась себя, боялась его и все прислушивалась к его дыханию, ожидая, когда же он угомонится. Но Макс долго ворочался, вздыхал, взвизгивал пружинами раскладушки, доводя меня до отчаяния. Так, в напряжении, прошло, наверное, не меньше часа, однако наконец он затих, и я расслабилась, сознавая, что теперь он точно ко мне не полезет: ни с объятиями, ни с дурацкими сказочками про белого бычка.
Я никак не могла понять, что же чувствую к Максу на самом деле. Он и нравился, и вызывал внутренний протест. Он был мне знаком, привычен, я не ждала от него неприятностей, меня тянуло к нему физически, он будил невероятное предвкушение запретных радостей, но ни сердце, ни ум не одобряли подобной тяги. Теперь, когда я познакомилась с Андреем, я остро прочувствовала разницу между желанием и любовью. Для полноценной любви требовалось не только животное влечение и фантазия, но и кое-что еще. Нежность. Надежность. Ответственность. Понимание и сочувствие. Желание оберегать. Родство душ. В лесу мне казалось, что с Андреем у нас именно это и возникло — родство душ. Хотя сейчас я и в этом уже сомневалась, но все же моя интуиция однозначно выступала за Андрея, а вот чувства к Максу куда более походили на болезнь. Так было всегда — даже в институте. Я успешно, как мне казалось, поборола свою зависимость от Мистера Совершенство, пришла к мысли, что между нами ничего не может быть в принципе, но вдруг последовал этот непонятный демарш с колье – и моментально случился рецидив. Зачем, ну зачем Макс это сделал?! Кто вынудил его пойти на этот шаг?
Впрочем, и Андрей вызывал у меня множество вопросов. Вот разве бывает так, что совсем незнакомый человек ураганом врывается в размеренную жизнь и переворачивает все с ног на голову? Сколько мужчин я ни встречала, ни один из них до сих пор не мог бороться с идеальным образом Макса Чудинова. Нет, не того Макса, что лежал сейчас и посапывал в метре от меня; у них не было шансов перед непогрешимым ликом, что я по глупости поместила в центре своего мироздания. Но появился Андрей — и намоленный идол пал. Как у него это получилось?
Я не могла избавиться от ощущения, что сегодня угодила в расставленную ловушку. Но кто в нее заманил: Макс или Андрей? Кому из них поверить? Оба парня вроде бы говорили красивые, правильные слова, предупреждали об опасности, демонстрировали готовность защищать от любых бед — но оба уклонялись от прямых ответов и совершали странные поступки. Наверное, логичнее поверить Максиму – я знала его гораздо дольше. Но Макс почему-то внушал мне необъяснимый страх. Возможно, это был страх не перед ним, а перед необузданной стороной моей натуры, которую он грозился выпустить из-под спуда условностей и морали. А вот Андрея я совершенно не боялась, хотя он был как кот в мешке и я не знала, на что он способен. Вдруг с ним все будет только хуже?..
Моя мама не раз повторяла: «Голову потерять легко, но вот расхлебывать последствия будет трудно». Я, будучи девушкой здравомыслящей, разделяла ее осторожность, но в Карелии все предупреждения мамы внезапно были забыты. С Андреем я именно что «потеряла голову», и если бы не поступок Максима, и мысли бы не возникло подвергнуть вспыхнувшие к нему чувства сомнению. Но спас ли этим меня Максим от чудовищной ошибки или наоборот — все только сильнее запутал? Я чувствовала, что от решения зависит моя дальнейшая жизнь, но никак не могла решиться; и собственная бестолковость ввергала в кромешное отчаяние.
Ох, мама — мне так ее не хватало в эти минуты! Ее теплого взгляда, ласковой руки, мудрых советов. Как было бы здорово оказаться подле нее, обняться и поделиться тревогами! Хорошо, что завтра четверг, я пойду на почту и позвоню ей. Возможно, ей удастся дать мне хоть маленькую подсказку — как следует поступить?
Я шмыгнула носом и обнаружила, что, оказывается, некоторое время беззвучно реву. Слезы мало того, что успели промочить угол подушки, но еще от них и нос заложило так, что приходилось дышать ртом. А тут и не высморкаться толком, потому что Макс наверняка проснется и полезет с вопросами. От этой новой напасти мне стало себя еще жальче, и слезы хлынули уже сплошным потоком.
Я осторожно, чтобы не дай бог не потревожить спящего поодаль мужчину, повернулась на другой бок, закусила кулак и постаралась выровнять дыхание. Ни в коем случае нельзя раскисать! Чтобы отвлечься, я принялась разглядывать этикетку на бутылке с минералкой, оказавшейся прямо перед моими глазами: читать состав, изучать медали, завоеванные фирмой на каких-то конкурсах. Бутылка стояла на прикроватной тумбочке, и в матовом свете белой ночи все буквы, даже самые мелкие, были прекрасно видны – особенно, когда я проморгалась от слез. А рядом лежал чудиновский диктофон…
Внезапная догадка пронзила меня, и я села, не сводя глаз с тумбочки. Вчера диктофон весь день пролежал в номере, и на нем были записаны только непонятные фольклорные песнопения. Что же получается: пока я спала, Максим слушал эту белиберду? И она же разбудила меня: в моем кошмаре присутствовали люди, певшие языческие гимны на иностранном языке. Но отчего Макс так поступил? Нет никакой логики в том, чтобы заранее устанавливать раскладушку, стараясь не потревожить мой сон ее лязгом — и после этого, едва я забылась, врубить на полную громкость запись. Какого черта она вообще ему понадобилась – он же фотографиями занимался? И почему в кошмаре мне привиделся Андрей, а не Макс, если мозг всего лишь реагировал на внешние раздражители?
Мне в руки словно попал важный кусочек мозаики, но я пока не могла понять, куда именно его пристроить. Из-за резко нахлынувшего возбуждения мне захотелось вскочить и забегать по комнате, сделать что-то, предпринимать, но я по-прежнему боялась поднимать шум и лишь лихорадочно перебирала в уме возможные объяснения. Единственное, что я посмела сделать – схватить диктофон. Он был без наушников, значит, Макс действительно слушал запись через колонки. Все сходилось...
А еще я вспомнила, как странно среагировал Андрей на эти руны. На вопрос, может ли он их перевести, последовало категоричное «нет». Однако «нет» не означало, что он не понял их или не знал, для чего они предназначались. А потом, как бы невзначай, Никольский еще и по комнате прошелся, заглянул во все углы… Искал что-то определенное? Да и в лесу небрежно так спросил меня, что Макс говорил про сейды… Он явно не доверял Чудинову! Или даже в чем-то подозревал...
Сейды — вне всякого сомнения все вертелось вокруг них. Точнее, вокруг главного капища. Там было чисто прибрано, кто-то заботился не просто о сохранности, но и, возможно, подготавливал алтарь к грядущему ритуалу. Макс предостерегал меня от появления вблизи руин храмового комплекса Юмалы. «Тебе следует признать, что это опасная территория», – сказал он. Но ведь и Андрей велел мне немедленно уезжать, едва мы поднялись на холм! Он что-то увидел возле алтаря для жертвоприношений… Но что?
То, что в перспективе вдруг замаячило передо мной, было куда важнее слезливых любовных переживаний, поэтому я успокоилась. У меня появилось дело — настоящее дело, которое срочно следовало распутать. К тому же тут скрывался ключ и к моим сердечным проблемам. Я засунула диктофон за резинку пижамных штанов, тихо-тихо прокралась к столу и вытащила флеш-карту от фотоаппарата из щели чудиновского ноутбука. Затем подхватила свой комп и, стараясь, чтобы ни одна половица под моим весом не скрипнула, спряталась в ванной. Мне срочно требовалось просмотреть снимки с капища. Там было что-то, не замеченное мною, но имеющее огромное значение.
В ожидании, пока загрузится рабочий стол, я, включив тоненькую струйку воды, умылась над раковиной, а потом быстро вернулась в комнату за наушниками для диктофона, чтобы проверить, не появились ли другие записи. Конечно, ничего нового я не обнаружила.
– Юбёр пигмил ежущ кёцей… хяпрос бозмяг мялё...– зашелестели в моих ушах мужские голоса.
Я специально вслушивалась в речитатив в течение нескольких минут, гадая, эти или не эти руны звучали в моем кошмаре. Все-таки это был очень странный язык… Как и утром, меня охватило необычное оцепенение; абракадабра гипнотизировала, и я с трудом вернулась в реальность, чтобы открыть папку со снимками на карте памяти. Там сначала шли фотографии с Варозера, потом те, что сделаны у одиночных сейдов… Я перелистывала кадры с родничком, с лесными пейзажами, с камнями – а потом все кончилось. Я вернулась к белой ночи над озером. Капища не было. Совсем. Снимки оказались настолько смазанными и тусклыми, что Макс все удалил.
Я поерзала на холодном кафельном полу, чувствуя разочарование и вполне оправданную злость. Спрашивается, кто его просил? То же мне, Мистер Совершенство, которого несовершенство смертельно оскорбляет! Или… я покусала губу, соображая. Насколько взвешенным был поступок Чудинова? Не стер ли он эти снимки нарочно, чтобы я не увидела то, что сейчас искала? Но тогда, получается, он и песни рунические может легко удалить! Я встала и опять отправилась к письменному столу – теперь уже за шнуром для синхронизации. Мне захотелось скопировать к себе загадочные записи, чтобы позже хорошенько поразмышлять над ними.
Макс мирно спал и не ведал, что творится у него под боком. Его мощная грудь, не скрытая одеялом, ритмично вздымалась и опадала. Несколько мгновений я рассматривала его, убеждаясь, что он действительно спит, а не притворяется, но тут вроде бы все было без подвоха.
Переброска данных на компьютер заняла некоторое время, и я прислонилась к стене под раковиной в полном изнеможении. Процесс настолько утомил меня, что я почувствовала резкий упадок сил. Глаза начали слипаться… из последних усилий я встряхнулась; заснуть прямо здесь, на полу в окружении улик – это было бы верхом неблагоразумия. Чудинов мог в любой момент войти и поинтересоваться, чем я тут занимаюсь, а сказать мне было нечего. Я совершенно не хотела, чтобы он знал о подозрениях, которые зашевелились во мне с новой силой, хотя и не могла его ни в чем обвинять. Собственно, единственная внятная претензия к Максиму была его скрытность. Но я надеялась, что он всего лишь руководствуется старой истиной: «Кто мало знает, крепче спит». Он наверняка считал, что это его война, а не моя. Недаром он постоянно твердил, что в Койвуяги происходят мистические вещи, а в мистике он дока.
Благополучно завершив кражу данных (плохое слово «кража», но, увы, верное по сути), я вспомнила об еще одном неотложном и важном деле. Я зашла на сайт ландшафтного заказника «Коверкошки» и в разделе «Наши сотрудники» нашла профиль Андрей Евгеньевича Никольского. С маленькой фотографии на меня взглянули знакомые синие глаза – и я облегченно выдохнула. Слава богу, хоть с этой стороны никаких неприятных сюрпризов. Никольский и в самом деле числился в заказнике егерем, а значит никогда к суду не привлекался. Я почувствовала, какая огромная гора свалилась с моих плеч.
Тем не менее, Андрей оставался загадкой. Он запретил задавать ему вопросы о прошлом, а его своеобразное поведение на капище не давало покоя. «Я не хочу тобой рисковать, но, если ты останешься, мне придется»… С одной стороны его одолевали видимые чувства ко мне, а с другой — какая-то острая необходимость. Неужели борьба страсти и долга, как в классическом английском романе? Безусловно, Андрей причастен к происходящему… но вот каким образом? Макс, разглядывая его фотографию, явно сделал выводы. Он подал это как ревность к сопернику, но я-то знала, что Чудинов ревновать не умеет. «Он тоже позвал тебя замуж?» - спросил он. И еще: «Стрелять умеет, рука не дрогнет»… Андрей подозревал в чем-то Макса, а Макс подозревал Андрея.
Я вспомнила свой кошмар и зверское выражение лица Никольского, занесшего надо мной ритуальный кинжал. Я знала, что иногда вижу вещие сны, но сами по себе они не чудо, а лишь итог работы подсознания. Что оно хотело до меня донести на сей раз? Что Андрей убийца? Или что он обладает чародейским даром, как жрец культа Юмалы? Карельский колдун, которых как бы больше не существует…
Я замерла, вспоминая, как необычно Никольский вел себя с потерявшей сознание Ингой. Энергетические каналы, активные точки, цигун — все это звучало разумно, но не отменяло факта, что не каждому дано так ловко выводить человека из приступа. Нет, он точно экстрасенс! Люди-феномены существуют, это даже наукой доказано. Вот и участковый Калехмайнен мог позвать Андрея в участок в надежде по-быстрому раскрыть убийство с помощью его ясновидческих талантов. Правда, в голосе полицейского не слышалось дружелюбия, не так говорят с человеком, от которого ожидают помощи, но участковый был расстроен, раздражен, устал торчать в лесу под дождем — возможно, это отчасти оправдывает безапелляционный тон. Да и трудно, наверное, принимать такую нетрадиционную помощь, тут тоже гордость взыграет… В самом деле, был бы Андрей преступником, не стал бы полицейский рассказывать ему о том, что произошло на лесопилке. А он и про личность убитого сказал, и про время...
А еще можно предположить, что Макс, к примеру, угадал в Андрее колдовские способности и опасался, что тот использует свой дар мне во зло. Все эти аномальные шары и спирали на снимках, сделанные в присутствии Никольского — может ли это быть следствием какого-то особого излучения? Вдруг, Андрей просто не хотел фотографироваться — и засветил кадры? Я не знала, бывает так или нет, но не спешила сбрасывать версию со счетов. Если Макс приехал сюда в поисках колдунов (а зачем он иначе записал эти странные руны – явно же это какой-то обряд или заклинания, он спросил, ему и начитали всякое-разное), то понятна его осторожность по отношению к новому человеку.
Но стоит Максиму познакомится с Андреем лично, его настороженность уйдет, я была в этом уверена. В памяти всплыл нежный взгляд, то, как Андрей заботился о маленьком лисенке, не дал ему пропасть, и как волновался за Ингу. Да и терапевт тоже тепло к нему относилась: «С тебя я денег не возьму, ты знаешь» – «Тогда услуга за услугу». Если Андрей и колдун, то наверняка добрый. Слегка успокоенная, я собрала вещи с пола и вернула их, откуда взяла.
Укладывая шнур и наушники рядом с ноутбуком, я обратила внимание на колье, забытое на столе. Макс так и не удосужился убрать его обратно в футляр, который валялся рядом. Из щели между легкими оконными шторками свет красиво падал на драгоценные камни, заставляя их играть.
Оглянувшись на Чудинова, я робко коснулась пальцем самого крупного рубина. А ведь я так и не рассмотрела толком его подарок! Никогда в жизни мне не носить подобных украшений, не по Сеньке шапка, но что-то же находят в них люди… ради драгоценностей и убийства совершаются, и предательства.
Я не удержалась, и взяла колье; оно было легким и изящным, несмотря на обилие камней. Белоснежная цепочка изысканного плетения заканчивалась плоскими пластинами замочка – интересно, почему он никак не расстегивался? Я шагнула к окну, отводя рукой штору, и принялась разглядывать замок. Оказалось, он был немного помят и поцарапан. Сначала я испугалась, что испортила вещь, пытаясь ее снять с себя, но потом, приглядевшись, обнаружила мелкие царапины не только на пластинах замка, но и на цепочке, в местах посадки камней, на корневой закрепке. Колье вовсе не было новым, его носили… Макс приобрел его в ломбарде? Или в антикварном салоне? Оно не было старинным в полном смысле слова, да и белое золото – современный материал, вряд ли изделию больше ста лет… Но все равно украшение было очень дорогим, и я вдруг усомнилась, что Макс смог достать подобную вещь в скромном райцентре. Там просто нет целевой аудитории для таких богатств, такое колье уместно продавать на столичном Арбате, а не на разбитой временем провинциальной улице. В самом деле, а ездил ли Макс в Суоярви?
Не выпуская колье из рук (к моему стыду, с ним оказалось очень трудно расстаться, бриллианты так приятно холодили ладонь), я прокралась к мусорной корзине и выудила оттуда этикетку от штормовки. Рыночные технологии добрались уже до всех окраин, поэтому не удивительно, что этикетка была снабжена дополнительным ценником со штрихкодом и названием магазина. «Одежда для всей семьи», значилось на нем. И адрес: Койвуяги, Озерная, 3.
Вот так.
Я швырнула этикетку в корзину. Макс — негодяй, он соврал мне во всем! Но я слишком устала, чтобы думать об этом сейчас и даже просто чувствовать – разочарование ли, злость или недоумение. Я спрошу его обо всем завтра. И не отстану, пока он не выложит мне правду!
Но прежде чем вернуться в постель, я в последний раз приложила колье к груди, любуясь. Жаль, что я не Золушка… В памяти сама собой всплыла таинственная строчка из услышанной недавно руны: «Хапрос бозмяг мялё». Наверно, я запомнила ее потому, что она повторялась очень часто, бывает же, что фраза из дурацкой песни прочно застревает в голове. К тому же диковинные слова прекрасно сочетались с блеском камней, мне даже показалось, что рубины как-то по особому сверкнули, отзываясь на мои мысли…
Нет, я точно дошла до ручки! Крепкий сон – вот единственный способ вернуть былое здравомыслие.
Аккуратно положив колье на место, я подкралась к кровати и нырнула под одеяло. Глаза мои уже наливались свинцовой тяжестью. Кажется, сон сморил меня, едва голова прикоснулась к подушке…

***
Мы проснулись около восьми — сами, без будильника, который и не подумали вчера завести. Впрочем, спать дольше было решительно невозможно. Солнечный свет ярко бил в глаза сквозь раздернутую мною штору, и от его летней щедрости досталось и Максу, и мне.
Проведя полночи без сна, чувствовала я себя прескверно. С трудом поднявшись, я доковыляла до умывальника, где, глядя в зеркало, убедилась в собственном ничтожестве и непривлекательности. Красные глаза, мутный взгляд, синяки… Но нет худа без добра: под давлением недосыпа и физической усталости острота переживаний ушла на второй план. Я даже к близкому присутствию Чудинова отнеслась весьма равнодушно.
– Как ты смотришь на то, чтобы с утречка пораньше сгонять на болота и поискать твою загадочную избушку?– поинтересовался он, когда я вышла из ванной и, как сомнамбула, направилась к шкафу за одеждой.
– Она не моя, – вязло огрызнулась я. – И знаешь, что-то мне не очень хочется снова появляться в этом гадком месте.
– Почему? Вчера ты просто горела идеей все выяснить и всюду сунуть свой любознательный нос.
– Значит, поумнела, – я распахнула дверцу и вошла в гардеробную, но вместо того, чтобы взять чистую футболку, начала перебирать висевшие на плечиках новые рубашки и костюмы. Так и есть — на одном из пиджаков отыскалась похожая этикетка с адресом магазина в Койвуяги.
– Надо было их срезать, – произнес Макс у меня за спиной.
– Большое упущение с твоей стороны.
– Не ожидал от тебя подобной проницательности.
Я устало посмотрела на него:
– Не хочешь в кои веки сказать правду? Что это за колье?
Макс прислонился плечом к стене гардеробной, полностью перекрыв мне выход, но моя сегодняшняя эмоциональная тупость не позволила мне испугаться. Я стояла, индифферентно смотрела на него и ждала ответа. После душа его волосы влажно поблескивали, тщательно выбритые щеки являли миру лукавые ямочки, а свежая рубашка василькового оттенка, расстегнутая на две верхние пуговицы, слегка приоткрывала шею и ключицы.
Утонченный, благоухающий лосьоном и самоуверенный
паршивец.
– Оно принадлежало моей маме.
– Что?
– Колье, – сказал Макс. – Отец подарил его моей матери в день, когда сделал ей предложение.
– Врешь.
– Нет. А до мамы его носила другая женщина. Можно сказать, что сейчас это наша семейная реликвия.
Ему все-таки удалось меня поразить.
– Ты вез его из Москвы?
– Нет. Мама родом из Карелии. У нас есть тут дом.. ну как дом – отец полностью все перестроил, выкупил ближайший участок леса, обнес забором. Мне это не слишком нравится, да и маме тоже. Но в нашем случае все упирается в правила безопасности. Дело в том, что мама часто наведывается на родину, особенно в последние годы. Вот отец и подстраховался.
– Выходит, вчера ты ездил не в Суоярви, а в свое родовое гнездо? Но зачем?
– Я хотел, чтобы это колье принадлежало тебе.
– Зачем? – повторила я.
– А разве не понятно? – Макс чуть переменил позу и скрестил руки на груди, словно защищаясь от моего недоверия. – Лера, честное слово, я и не предполагал, что ты воспримешь это в штыки. Мне казалось, мой откровенный шаг сделает тебя счастливой.
Я уже и не знала, смеяться мне или плакать. Неужели в его глазах я до сих пор выглядела влюбленной в него и на все готовой дурочкой?
– Прости, что обманул тебя, но мне показалось, так ты получала большую свободу выбора. Если бы ты узнала, что колье не новое и несет в себе особый смысл, ты бы реагировала совершенно иначе.
Да уж… Я потерла рукой лоб, досадуя, что так медленно сегодня соображаю. Надо бы выпить что-нибудь тонизирующее. Какао с апельсиновым соком? Чай с корицей? Но где тут это найдешь, придется опять растворимый кофе хлебать...
– Ладно, собирайся! – сказал мне Макс, выходя из гардеробной. – А то скоро твой егерь приедет.
– Не называй его «моим егерем»! – крикнула я ему в спину. – И вообще, веди себя прилично!
– Да не бойся, я буду паинькой и на дуэль его не вызову, – откликнулся Макс. – Я, если не заметила, ради него даже в дешевые джинсы влез, чтобы он не чувствовал себя бедным родственником.
Я в досаде схватила первую попавшуюся футболку, вчерашние штаны и отправилась одеваться. Застегивая молнию, вспомнила, что надо разыскать заколку для волос. Накануне я все вытряхнула из рюкзака и заколки не видела, значит, она находилась все-таки в моей сумочке. Вот я лошара, могла бы еще вчера ею воспользоваться, раз она всегда при мне была.
– Значит, в первой половине дня у нас сейды, болото и миражи, – сказал Макс, когда я подошла к столу и взялась перетряхивать свою сумку. – А что насчет второй половины? Хочешь, к археологам сходить?
– Хочу, – я наткнулась в кармашке на свой телефон и захотела проверить почту: ответила Алка на мое письмо или нет? Но экран остался черен – я забыла вчера поставить телефон на подзарядку.
– Ну, ты готова?
– Подожди минутку, я заряжу телефон, да и моя заколка куда-то запропастилась…
Я высыпала содержимое сумки прямо на кровать. Внутри, кроме необходимых вещей, как то: блокнот, диктофон, фотоаппарат, зеркальце и кошелек, оказалось еще множество мелочей – бесполезных и откровенно лишних, вроде россыпи мятых чеков. Вот всегда так: таскаешь с собой неделями тяжести, потому что они завалились в самый дальний угол, а нужные вещи не сразу и найдешь в эдаком бардаке!
Вот и сейчас обнаружилась забытая мною баночка «Суперквита» - та, что я оставила при себе на «всякий пожарный». Она, бойко громыхая капсулами, покатилась по кровати и шлепнулась на пол.
– Что это такое? – Макс оказался проворнее и первым успел схватить баночку, а прочитав название, вознегодовал. – Что это такое, Лера? – повторил он, стремительным рывком разворачивая меня к себе: – Ты это пила? Зачем?!
А еще утверждал, что с «Сарафармой» все чисто.
– Отдай!
– Не отдам! Ты с ума сошла? Зачем ты это купила?
– Это продается в любой местной аптеке без рецепта! – крикнула я, раздосадованная его нападками. – А если ты посмотришь внимательно, то увидишь, что упаковка цела и я ее не вскрывала!
Максим повертел баночку и успокоился.
– И вообще, с какого перепугу ты взбеленился? Еще немного, и я начну верить, что ты по уши замешан в грязных делишках!
– А я тебя отлично знаю! – не остался в долгу Чудинов. – Тебе запросто может прийти в голову ставить на себе эксперименты.
– Нет, ты меня не знаешь, если такое говоришь!
– Лера, – он оставил витамины на столе и схватил меня за плечи, – ну подумай, а если ты окажешься права, и «Сарафарма» травит людей? Я чуть с ума не сошел, когда представил, какому риску ты могла себя подвергнуть!
– Это не повод на меня орать, – заявила я сердито.
– Зачем –ты –это – купила? – повторил Макс, печатая каждое слово.
– Просто так, – я не стала говорить, что отправила посылку в Москву. Обойдется: у него свои тайны, а у меня свои.
– Пойми же, я волнуюсь за тебя! Вот черт… – Макс отпустил меня и потер лицо. – Я, конечно, сам виноват, веду себя с тобой неправильно. Но ты же женщина, ты должна видеть, насколько мне небезразлична! – тут его голос изменился, стал вкрадчивым, насыщенным бьющей через край энергетикой: – Неужели ты реагируешь исключительно на слова, неужели не в состоянии прочувствовать, как я к тебе отношусь на самом деле?
Он опять захватил меня врасплох.
– А как ты ко мне относишься? – поймав его огненный взгляд, промямлила я. – Разве что-то еще осталось между нами недосказанным?
– Как теперь убедился – да и многое, – ответил он, четко произнося каждый слог, в то время как я парализовано таращилась в его гипнотические глаза. – Я всегда думал, что ты единственная способна меня понять и принять. Принять таким, какой я есть, без маски эрудита и души компании, без папиных денег и связей. Так неужели я ошибся, и тебе, как и всем прочим, важна только мишура?
– Но Макс… ты же никогда мне ни в чем не признавался… Откуда мне знать?
– Скажи, если бы я повел разговор о своей небесной любви, ты поверила бы, зная мою репутацию плейбоя?
– Не знаю… наверное, не поверила...
– Ты бы засомневалась, решила, что эти слова я прежде говорил десяткам девушек один в один.
– Да… вероятно...
– Но в том, что до тебя я ни одной из них не делал предложения, ты сомневаться не можешь.
– Да...
– Лера, что еще мне оставалось? Как поступить? Как внушить тебе, что я готов измениться? Ради тебя я иду на такое, что сам от себя не ожидал. Возможно, я даже пожалею об этом… Однако сейчас твое благополучие важнее моего собственного.
Я дышала часто, и голова, насыщаемая кислородом, начинала кружиться. Я даже не понимала толком, что он мне говорит, все было как в тумане.
– Неужели тебе ни капельки меня не жаль, Лера?
– Мне тебя жаль...
– Неужели ты не замечаешь моих мучений, моей жажды взаимопонимания?
– Я замечаю…
– Но ты меня боишься!
– Нет.
– Разве?
– Я не боюсь, – повторила я.
– И ты готова мне верить?
– Да.
– Ты знаешь, что я желаю тебе только добра?
– Да…
Я вслушивалась в его интонации, впитывала их, реагируя на ритм. Я попала в плен – нет, не к нему, к самой себе — к тем желаниям, что вскипали внутри меня, поражая и пугая.
– Ты больше не оттолкнешь меня?
– Да.
– Ты будешь слушать меня и советоваться, как поступить?
– Да.
– Ты хочешь, чтобы я был рядом?
– Да.
– Всегда?
– Да.
И тут Макс взял и поцеловал меня, словно скрепляя этим наш союз, ставя последнюю точку в диалоге сомнений и надежд. И мне пришлось признать, что целуется он не хуже Никольского. Я таяла и парила в его объятиях, совершенно растворилась в непередаваемом ощущении полноты и всевластия, купалась в огне, который Чудинов обрушил на меня, и где сгорали мое прошлое, мои сомнения и даже голос благоразумия. Когда он отпустил меня, я задыхалась, но его близость по-прежнему заряжала невиданной доселе энергией. От него ко мне словно протянулись невидимые канаты. Он больше не удерживал меня – я и без физического контакта оказалась накрепко к нему привязанной.
– В тебе дремлет страшная сила, Лера, не загоняй ее внутрь, и ты всех удивишь.
– Какая сила? – прошептала я.
Он улыбнулся:
– Женская сила, Лера. Сила обаяния, притяжения и власти. Вот только ты пока не умеешь ею управлять.
– Не считаю нужным...
– И зря. Она тебе очень скоро понадобится.
Наваждение постепенно отступало, я вроде бы опять понимала, что нахожусь в нашем номере, стою возле неубраной кровати с рассыпанным на ней содержимым сумки. Я знала, что мы собирались идти в столовую завтракать, а потом ехать в лес… Но в голове моей по-прежнему царил дурман, сил не было ни на то, чтобы сойти с места, ни чтобы просто нормально дышать. Кажется, бездна, в которую я так долго вглядывалась, все же затянула, осталось сделать последний шаг...
Чудинов осторожно отступил от меня, оглядывая с ног до головы, потом протянул руку и ласково коснулся моего лица:
– Пошли завтракать, а то опять мы непростительно опаздываем.
– Да, завтракать… – эхом откликнулась я.
– Сумку не забудь!
– Хорошо.
Я послушно подняла сумку, запихала в нее, не глядя, все, что валялось на кровати, и повесила на плечо. Макс подхватил меня под локоть, увлекая к двери – похвальная предусмотрительность, поскольку ноги и вправду не слишком хорошо меня держали. Уже на ходу Чудинов снял с вешалки мою ветровку и висевший рядом чехол с новым фотоаппаратом.
Я плелась за ним, все еще ощущая на губах ожог от его поцелуя…
...