Клуб поклонниц Outlander-а, а также клана Фрэзеров (18+)

В Шотландии местный житель случайно бросил свое обручальное кольцо в билетный автомат в автобусе, пишет The Scotsman. Инцидент произошел, когда врач Мюррей Джамман возвращался с работы домой и собирался оплатить проезд в общественном транспорте лежавшей в кармане мелочью.
Когда мужчина подошел к билетному автомату, он достал несколько монет, а вместе с ними и платиновое обручальное кольцо – ювелирное изделие оказалось в кармане, так как Джаманн снял его и убрал, чтобы не испачкать, когда наносил на волосы моделирующий гель. Оставив кольцо в кармане, врач забыл о нем, и оно затерялось среди мелочи.
Обнаружив пропажу кольца, Джамман связался с бюро находок и сообщил о происшествии с кольцом. Сотрудники транспортной компании приступили к поискам украшения, и вскоре оно было найдено лежащим среди монет в билетном автомате. Кольцо тут же вернули владельцу.
Мюррей Джамман женат на своей супруге Сюзанне уже десять лет.

В последнее время он очень редко бывал дома. Да, так складывались обстоятельства, но нельзя отрицать, что и его собственное отношение играло не самую последнюю роль. Он уставал. И эта усталось сильно сказывалась на тех, кто ждал его дома, допоздна не выключая свет, засыпая в его любимом кресле, подобрав под себя ноги, натягивая на замерзшие коленки юбку. Последний фильм вымотал его до предела. Э. не в первый раз задумался о том, чтобы вернуться в театр, вычеркнув кинематограф из своих планов, но Роуз молчаливо не одобряла это его решение. Они не разговаривали, не обсуждали. Она знала, чего он хочет, а он знал, что она против. Совсем не потому, что ей не хотелось чаще видеть его дома, просыпаться рядом с ним, каждый день видеть, как растут дети, чему они учатся, как формируется их характер, баловать их тайком от мамы и Марии, сбегать с детьми и Генри на целый день в Лондон, а иногда и дальше, просто жить. Жить со своей семьей. Наверное, Роуз знала его гораздо лучше, чем он сам, потому что только спустя время, лежа лицом в подушке и искренне не понимая, зачем люди придумали, что перед сном положено раздеваться, Э. осознавал, что ему дорог этот безумный мир, и что он, как ни странно, отвечает ему несколько странной взаимностью. Он знал, на что шел, пропав из дома на длительный срок. Потому что не закончи он съемки именно к этому моменту, его могло бы и не быть в этот день дома. А это был день, когда седина на его висках проступила отчетливее. День самого большого страха в жизни. День ледяного отчаяния, захлестнувшего так цепко, что его сердце до сих пор иногда сжимала холодная рука, заставляя его вскочить в одинокой постели, шаря рукой по подушке рядом, не осознавая, что ты не дома и иногда даже не на подушке, а на что упал, там и спишь.

И тогда сон уже больше не возвращался. Неважно, сколько было в этот момент времени. Ты проспал полчаса или три. Сигарета за сигаретой на балконе и мучительный полувопрос-полуответ "Я с тобой, Роуз"...
День, когда он вернулся домой, нескромно клонился к ночи. Э. тихонько прокрался в детскую и долго стоял у кроваток малышей, отмечая судорожно екнувшим сердцем каждую новую черточку, вытертую с левой стороны у Сандера челку и безмятежную улыбку Дали. Роуз дома не было. Он вздернул бровь на пороге спальни и на всякий случай заглянул к Хомяку, которая тоже должна была уже приехать. Не было обеих. Э. уже собрался было побиться сам с собой об заклад или позвонить Генри и заключить пари - дома ли Мария, но отмел эту мысль. Глянув на часы, он осознал, что отсутсвие старшей дочери в этот час гораздо больше нервирует его, чем пустая супружеская постель. Потому что где искать Роуз - не вопрос, где искать Хомяка - задача из области фантастики. Решив так просто не сдаваться и поразить воображение своей небритой физиономией, Э. вновь натянул пальто и отправился в ресторан.
Он стоял, прислонившись к косяку, и наблюдал за ней. Эти минуты были особенными в их жизни, в их умении общаться без слов. Он ждал, когда она почувствует, поймал внезапное напряжение спины, застывший в полоборота профиль, пальцы обхватившие спинку стула, чтобы подняться, руки сцепившиеся сами собой. Э. не стал дальше ждать. Он подхватил ее на руки и повез домой. Это было три дня назад.

К сегодняшнему утру он готовился заранее. Обдумал сотни тысяч сценариев, отметая каждый из них, и постоянно возвращаясь к глубоко запрятанному желанию. Не то, чтобы он сомневался или не знал, как отреагирует Роуз, просто ответственность была слишком велика. Это их первый праздник. Самый первый. И пусть они не запомнят всего, этот день должен остаться в их сердце. К вечеру второго дня пребывания дома он совершенно точно знал, что нельзя давать время на раздумья Роуз. Поэтому полет в Ирландию прошел в многообещающем молчании. Комина и Девин онемели от счастья, увидев на пороге нежданных гостей. Особенно нежданными они были для Девина, собиравшего супругу в Англию на празднование первой даты сорванцов. Расцеловавшись и расцеловав Марию, Э. выпросил у Девина ключи от микроавтобуса, который он использовал для коллективных поездок прихожан, и загрузив туда свою шумную семью, уехал.
Это был обыкновенный деревенский дом с огромным камином посреди гостиной, пропахший деревом и дымом. В этом доме давно никто не жил, он давал приют тем, кто хотел побыть в одиночестве и просто научиться вновь дышать. Генри здесь бывал дважды. В первый раз, когда они с Девином его едва откачали и мастерски пудрили мозги Комине, рвавшейся "протереть пыль в гостевом домике", и второй раз он приполз туда сам, пил две недели, пока Девин не искупал его на заре головой в бочке, стоявшей во дворе и полной дождевой воды. Э. по собственному опыту знал, что это бодрит. Сколько раз там бывал сам Э. - он не считал. Но ему казалось, что сотню.

Во дворе лежал незнакомый пес, который не делал попыток подняться или возмутиться тем, что его покой был нарушен.
Он просто следил умными, грустными глазами за тем, что делают люди. Хомяк громко возмущалась, умудрившись усадить на руках сразу обоих малышей, Роуз с тревогой вопросительно смотрела на Э., а Э.... Э. подавил желание сказать "Ненуаче?" и решил пообщаться с собакой. Тот тяжело поднялся при приближении человека и впалые бока обтянули ребра. У Э. перехватило дыхание. Пес не делал попытки двинуться куда-либо, залаять. Он не проявлял никаких чувств. Просто смотрел на приближающегося к нему человека. Э. многое видел за свою разнообразную, пеструю жизнь. Он видел животных, потерявших волю к жизни. Этот пес переживал что-то страшное для его собачьего сердца и смирился со всем, что ждало его. Он не стал открыто проявлять жалось и трепать собаку по голове, хотя тот и позволил бы, оставшись безучастным к ласке. Просто остановился вблизи, выказывая уважение и давая понять, что не против пообщаться, когда мимо пронеслась Роуз. Его жена, не переносящая вообще никаких проявления страданий животных, забыла о собственном страхе и притащила ему первое, что попалось в сумке с продуктами - упаковку сосикок, которые вечером планировалось пожарить на костре. Пес даже не глянул на то, что она положила перед ним. Роуз принялась уговаривать. Неизвестно сколько времени им потребовалось бы, чтобы понять друг друга, если бы собака не осознала безвыходность своего положения и не ткнулась холодным носом в ладонь Роуз. К предложенной пище он так и не прикоснулся.

- Он давно голодает, - шепнул Э. в макушку Роуз. - Нужно что-то полегче.
- Кажется, теперь у нас есть Собака, - чересчур триумфальным тоном объявила Хомяк, и Дали согласно чмокнула у нее на руках.

Э. знал, что по возвращении он обнаружит полный дом гостей и ощутит на себе всю прелесть возмущения женщин, которых не пустили поцеловать именинников в их самый главный день, но это будет потом. И даже звонок Генри, угрожавшего страшной расправой и похищением Дали, потому что "этот несносный сукин сын, который уже не жилец, посмел забрать его крестницу". Ему хотелось лишь одного. Чтобы его весточка Алюль достигла адресата вовремя и они смогли добраться до Ирландии, а все остальное будет позже. Сейчас его жена, завернувшаяся в клетчатый плед, в неровном свете костра смотрит на него и безмолвно шепчет "Ты дома...". Он так и не понял, простила ли она его за внезапное похищение, но это сейчас было далеко не самым главным. Он привез ей подарок, но оставил его дома. Сегодня он подарил ей букет из кленовых листьев и она улыбнулась.

Вновь нахлынул
северный ветер.
Вновь весна
заслонилась метелью...
Знаешь,
понял я,
что на свете
Мы
не существуем отдельно.

Мы уже –
продолженье друг друга.
Неотъемлемы.
Нерасторжимы.

Это - трудно
и вовсе не трудно.
Может,
мы лишь поэтому
живы...
Сколько раз-
я поверить не смею-
Не случайно
и не на вынос
Боль твоя
становилась моею,
Кровь моя –
твоей становилась!...
Только чаще-
гораздо чаще! -
Поднимаясь
после падений,
Нес тебе я
свои несчастья,
Неудачи нес
и потери.
... Ты науку донорства знала,
Ты мне выговориться
не мешала.
Кровью собственной
наполняла.
Успокаивала,
Утешала...
Плыл закат –
то светлей, то багровей...
И с годами
у нас с тобою
Стала общею
группа крови,
одинаковой-
группа боли.

08.09.2012
Сегодня я – «Шанель №5», вчера – «Дольче вита», завтра…
Я не знаю, какой я буду завтра. Быть может «Яблоко» от Нина Риччи, быть может «Трезор» от Ланком. Каждый день разная, каждый день новая.
Я не люблю большие флаконы духов, я не успеваю их использовать до конца, и каждый раз бывает жалко выбрасывать на треть полную бутылочку, аромат которой уже навсегда потерян.
Я люблю покупать коллекции из мини-флаконов и любоваться их крохотными хрупкими фигурками на своем туалетном столике. Мои духи как игрушечные солдатики на страже - красивые и стойкие, готовые в любой момент прийти на помощь.
Каждое утро я прислушиваюсь к своему настроению, каждый раз выбираю аромат, созвучный именно этому дню. Немного игра. Немного… волшебство.
Я люблю все флакончики, которые живут на моем туалетном столике.
Но есть один. Особенный. Вечерний. Он одевает меня в облако, окутывает своим почти невесомым шлейфом, служит отражением. Этот аромат – я. От первой нотки до последней, еле уловимой капли послевкусия.
И я никогда не наношу его, выходя из дома. Никто не знает, как он раскрывается на моей коже. Это тайна.
О которой знает только один человек. Тот, кто меня касается.

15 .09.2012
Я не могу видеть его таким. А он не может жить в полсилы. Не умеет.
Он не берет проходных ролей. И работа над каждой – это работа души, которая выматывает эмоционально, до полного опустошения.
Такого, что часто нет сил даже произнести слово. Одно лишь слово.
Я не могу видеть его таким.
Мне всегда хочется плакать.
И все, что у меня есть - это руки, которыми я распутываю пряди темных с еле заметной проседью волос, глажу усталое лицо, дотрагиваюсь до плеч в надежде сделать ношу ремесла, ношу души чуть-чуть легче.

30.09.12/01.10.2012 (ночь)
Вчера мы с детьми гуляли в парке.
И я наконец-то в полной мере начала дышать осенью.
Некоторые деревья стоят уже совершенно голые, но таких очень мало. Большинство пестрит желтыми, оранжевыми, пурпурными красками, а газонная трава под ними режет глаз еще насыщенной зеленью.
И когда легкий ветер колышет ветки деревьев, на траву, неспешно кружа, словно вальсируя, спускаются листья, устилая собой мощеные дорожки и яркий, почти чужеродный газон. Зрелище необыкновенное, завораживающее, это словно как поймать и остановить мгновенье времени. Мы все время куда-то спешим, торопимся, боимся не успеть, бежим… и вдруг листопад. И ты замираешь, и забываешь на несколько секунд обо всем на свете, следя за причудливой игрой ветра и листьев.
Наверное, это правильно, что наши дети родились осенью, в пору листопада и летящей паутины, прохладного воздуха и последних цветов.
Я смотрела, как они неуклюже бегали друг за другом, падали, поднимались, рассматривали листья, смеялись, обижались, обменивались игрушками, и думала о том, что ждет их впереди.
Как сложатся их жизни? Будут ли они счастливы? Достойными ли людьми вырастут? Удастся ли правильно их воспитать? Уберечь от несчастий, хотя бы от тех, которых можно избежать? Сколько шишек они набьют прежде, чем встанут на ноги, повзрослеют? Будут ли они самодостаточными? Будут ли добрыми и человечными?
Кем станут?
Наши Осенние Дети. Которым сегодня исполнится ровно один год.