Добро пожаловать в прайд, Тео! (СЛР)

 » Добро пожаловать в прайд, Тео! (СЛР)  [ Завершено ]

Ее стихия – скандал и эпатаж. Она - революционер в мире высокой моды и ее infant terrible. Его профессия относится к числу самых консервативных. Он адепт классики и следования традициям.
У нее – большая шумная семья, в которой есть место и буйным хоккеистам, и божественно красивым топ-моделям, и матерым зубастым продюсерам. И все они за нее горой. Его мать была мировой звездой, а отец пожертвовал своей карьерой ради любимой женщины. Их единственный сын намерен повторить успех матери и твердо знает, что любовь – помеха на пути к успеху.

  Содержание:

  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (PoDarena)

  Подписаться на автора

  Открыть в онлайн-читалке

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: PoDarena; Дата последней модерации: 28.09.2022

О, Лео, дорогой
_________________

О, новая история
_________________

 » Глава 1

Картина первая, предуведомительная. Милан, день, площадь.

В улочках Милана есть особая магия. И она не всегда добрая. Лола поняла это, когда наперерез ее машине, прямо c одной из таких улочек  вылетел огромный, чёрный, как исчадие ада,  мотоцикл. Словно в замедленной съемке, сжимая мгновенно вспотевшими ладонями руль, девушка смотрела, как  блестящий хромированный двухколесный монстр заваливается на бок в попытке уйти от столкновения. И как, все так же боком, практически уже на излете, он врезается передним колесом в ее автомобиль. И все замирает на какое-то бесконечно долгое мгновение. А потом  время начинает течь с обычной скоростью.
Трясущимися пальцами Лола повернула ключ, заглушила двигатель  и открыла дверь машины. Вблизи мотоцикл выглядел еще более устрашающе. От него, кажется, даже шел дым. И уж точно дым шел от поднявшегося с мотоцикла человека. От столкновения мотоцикл все-таки завалился на бок, и человек на нем – тоже. И теперь он вставал во весь свой рост.
Ма-ма-чки…
Огромный. Весь в чёрной коже и черном шлеме. И злой. От него  самого только что дым не валил. А так же волны злости. От всей его двухметровой фигуры. По крайней мере, Лоле со страху именно так и показалось.
А поэтому, лучшая защита – что? Правильно, нападение. Как Сашка и Юрка  учили.
И на всю ширь небольшой пьяцца, коих в Милане не счесть, посыпалась отборная ругань.  Итальянским, как и французским, Лола владела свободно. Английский -  ну это само собой. С немецким, как ни парадоксально,  откровенно не дружила. Но сейчас не о них речь. С красивых аккуратных женских розовых губ полетел поток самой  низкопробной   - как раньше говорили  – площадной брани.  Спасибо Гвидо – просветил и научил.
Спустя пять минут поток красноречия  Лолы иссяк. А чудовище в чёрной коже соизволило снять шлем. Под ним обнаружились влажные темно-русые волосы и небритое лицо, глаза которого закрывали огромные «авиаторы».  Мужчина расстегнул куртку, явив миру черную обтягивающую футболку с глубоким вырезом, в котором поблескивала золотая цепочка с крестом. Покоившаяся безмятежно на натуральном темном мехе.  «Жиголо»,  - почему-то сразу подумала Лола. И оказалась права.
- Тео, мальчик мой! – раздался над пьяцца голос, который, кроме как с трубой Иерихонской, и сравнить-то было не  с чем. Лола вздрогнула и обернулась на звук. Источник звуковой волны стоял на балкончике – и при взгляде на это богатство не могли не возникнуть сомнения в том, что балкончик так долго не продержится. Ибо дама, стоявшая на балкончике, была богата не только вокально.  – Тео, малыш, ты в порядке? – замахала дама рукой, от чего все мужчины, находившиеся на площади, задрали головы вверх.
- Я в порядке! – немного сипло, но громко отозвался мотоциклист, шире распахивая куртку. Ему явно было жарко. -  Джульетта, пару минут, прошу!
Джульетта  на балконе помахала своему собеседнику, на радость всем внизу на пьяцца приоткрыв свои прелести из-под шелкового желто-зеленого халата – и ретировалась. Ждать своего Тео-Ромео. «Не дождется, - мрачно  решила Лола, разглядывая царапину на крыле машины.  – Я его убью».
- Откуда ты тут взялся?!  - снова напустилась она на мотоциклиста.  – Кретин! Олух царя небесного!
Дальше шла, как говорится, непереводимая, но вполне понимаемая игра слов. Лолин, если можно так сказать, собеседник, а точнее – слушатель – стоял молча, сверля ее глазами за непроницаемыми стеклами «авиаторов». А когда Лола сделала паузу, чтобы набрать в грудь побольше воздуха, мотоциклист поднял руку, потер лоб и вздохнул.
- Господи, откуда ты такая дура взялась на мою голову…
Лола так и осталась стоять с открытым ртом. И дело было даже не оскорбительности слов – она тут тоже, между прочим, не комплименты ему отвешивала. А в том, что слова эти были сказаны на родном языке Лолы.
- Так ты русский, что ли? – Лола, наконец, отмерла.
Зато теперь замер он. Потом медленно поднял «авиаторы» на лоб. Под очками обнаружились глаза яркого бутылочно-зеленого цвета. Но смотрели они крайне… недружелюбно. А потом их обладатель прошел мимо Лолы, сел на переднее колесо поверженного мотоцикла, схватился за голову и с непередаваемым отчаянием произнес:
- Твою-ю-ю ма-а-ать…
_________________

 » Глава 2

Картина вторая, ознакомительная. Офис, жара, она.  

Лола осторожно подошла к мотоциклу и присела на другое колесо – заднее. Этот огромный мотоциклист в черной коже теперь не казался ей страшным. Вот что делает чудотворная родная речь. Как там поется: «Как на чужбине песнь отчизны изгнаннику земли родной». Лола теперь с любопытством разглядывала своего соотечественника. Вблизи он казался еще больше, волосы коротко стрижены и, наверное, светлее, когда подсохнут. Прямой крупный нос, четко очерченные губы, широкая нижняя челюсть. «Породистый», - наметанным взглядом определила для себя Лола. А породистый соизволил, наконец, продолжить диалог.
- Ты вообще в курсе, что здесь одностороннее движение?  - мрачно поинтересовался он. Только тут Лола обратила внимание на тембр его голоса. Очень необычный – довольно низкий и какой-то рокочущий. Будто шум моря, бесконечно катающего по линии берега гальку. Этот тембр оказался неожиданно завораживающим, поэтому вопрос Лоле повторили.
- Не говори ерунды, здесь нет одностороннего движения! – тряхнула головой девушка. Породистый Тео еще раз вздохнул и протянул свою длинную руку, так, что кисть – крупная и красиво слепленная  - оказалось у нее прямо перед носом.
- Вон. Там. Знак.
Лоле пришлось повернуть голову. И с огорчением констатировать, что знак и в самом деле там  имелся. И как она его не заметила?
- Я сожалею,  - совершенно искренне извинилась она. Если ты виноват, вину лучше признать сразу – этот принцип Лола сформулировала сама и старалась ему следовать. Благодаря этому принципу она не раз выкручивалась в самых непростых и даже патовых ситуациях. А попадала Лола в такие ситуации с завидной регулярностью. «Траблмейкер» - так называл ее Гвидо. А Лола не спорила. Зачем спорить со своим призванием? – Я не живу в Милане постоянно, и, наверное, этот знак поставили во время моего отсутствия, поэтому…
- Я тоже не живу здесь постоянно, но знак же увидел!  - совершенно невоспитанным образом  перебил Лолу ее собеседник.  – Это очень полезно, знаете ли – смотреть на дорожные знаки!
Лола изучала своего товарища по несчастью, прищурив глаза. Он в ответ сверлил ее своими недовольными яркими зелеными  глазами цвета бутылочного стекла. Нет, ну порода породой, а воспитание – воспитанием. Последнее у Теодора явно хромало.
- Тео, малыш! – снова пронеслось над площадью. Джульетта призывала своего Ромео с балкона. – Мальчик мой, ну где ты? Я жду!
Он резко встал.
- Машина ваша?
- Нет, - Лоле пришлось опираться рукой о мотоцикл, чтобы подняться. А этот «малыш Тео» даже не соизволил руку подать. Теперь они стояли рядом, и даже наличие туфель на каблуке не спасало Лолу. Он огромный, как медведь. Полярный. Она задрала повыше подбородок. – Машина арендована.
- Дайте телефон, - огорошил он следующим вопросом.
- Зачем?
Теодор закатил глаза. Вернул «авиаторы» на место, полез во внутренний карман крутки и  извлек оттуда какой-то затянутый в пластик документ.
- Тогда сами сфотографируйте! Это мой страховой полис, там указаны все телефоны. Отдадите в прокатную компанию, чтобы они уладили вопрос ущерба.
- Хорошо,  - слегка растерянно согласилась Лола. Достала телефон, и он тут же затрезвонил. Гвидо.
- Давайте быстрее, пожалуйста, - ничуть не вежливым и отнюдь не просящим тоном потребовал «малыш Тео». – Меня ждут.
Да уж, не надо рисковать. А вдруг в следующий раз балкончик под Джульеттой все же обрушится? Зачем брать такой грех  на душу? Однако, Лоле пришлось  принять  звонок, ибо она знала, что если не ответить – Гвидо будет названивать без перерыва.
- Гвидо, не теряй меня, небольшое происшествие на дороге.  Все в порядке. Буду через десять минут. Чао.
А потом она все-таки сделала фото, документ был убран на место, а его владелец водрузил на голову шлем, поднял с мостовой мотоцикл, оседлал его и, утробно рыкнув двигателем, пересек площадь и  скрылся под аркой во внутреннем дворике.
Теперь за судьбу балкончика можно было не опасаться.
***
- Гвидо, прекрати кудахтать!
- Я не кудахтаю! Покажи, где ты ушиблась?
- Я ушиблась в районе левого крыла автомобиля, но это возместит страховая компания, - немного раздраженно ответила Лола. - Все, удовлетворен?
- Ты точно не пострадала в этой аварии?  А это что? – подозрительно уточнил Гвидо. А потом, выдернув из упаковки бумажный платочек, потер девушке скулу. – А, это грязь.
- Гвидо Ди Мауро, прекрати эту игру в мамочку и позови Паолу с эскизами!
- Паола сейчас придет, - ничуть не обескураженно парировал Гвидо. – Но скажи мне, мой грозный босс, кто этот несчастный смертный, который покусился на твой автомобиль?
- Какой-то местный жиголо на мотоцикле. Вылетел наперерез, - о появившимся не иначе как мистическим образом дорожном знаке и о том, что мотоциклист оказался ее соотечественником, Лола решила почему-то умолчать.
- Вот сукин сын!  - с чувством произнес Гвидо. А потом потомок древнего итальянского аристократического рода произнес еще несколько таких слов, что его сиятельные предки наверняка перевернулись в своих мраморных гробницах. Но развить эту тему Гвидо не дали. В кабинет вошла Паола с ворохом эскизов в руках.
***
Спустя три часа, решив все самые срочные вопросы с коллекцией «осень-зима», Лола и Гвидо обедали в небольшом ресторанчике рядом с офисом.
- Я бы запретил на законодательном уровне выпускать изделия из трикотажа больше сорок восьмого размера, - проворчал Гвидо, покосившись на проплывшую мимо даму размера «хозяйственная харизматичная хищная леопардица», облачившую в леопардовые лосины  лучшие сантиметры и килограммы своей харизмы.
- А говорят, что итальянцы любят пышных женщин, - Лола разделывала филе камбалы на аккуратные кусочки.
- Нельзя верить всему, что говорят, - он отпил вина. – А я вообще не люблю женщин, как ты помнишь.
- И меня? – невинно округлила глаза Лола.
- Тебя я обожаю! – Гвидо быстрым движением притянул пальцы  Лолы к своим губам и пылко поцеловал. – И потом, я на тебя работаю, а это совсем другое дело.
- Все ты врешь, - Лола не преминула ущипнуть Гвидо за щеку. – Ты любишь женщин!
- Только а) красивых б) платонически.
- Если верить Платону, то это самый высший вид любви.
- А еще я люблю женщин образованных, - рассмеялся Гвидо.  – Слушай, любовь моя, кстати об образованных и культурных женщинах…
- Твой тон не сулит ничего хорошего, - сразу же предупредила Лола. – Я сейчас начну сморкаться в скатерть!
- Перестань,  - Гвидо снова взял  ее за руку – Послушай, я запланировал нам сегодня на вечер роскошное событие!
- У меня сегодня по плану вечер в кровати в компании эскизов.
- Нет, нет, нет!  - возмутился Ди Мауро. – Только не сегодня!
- Чем сегодняшний день особенный? День рождения у тебя в октябре, я помню.
- Сегодня мы идем в «Ла Скала»!                                 
- Твою-ю-ю ма-а-ать….
***
- Почему ты такая упрямая? – Гвидо продолжил свою миссионерскую деятельность за кофе.
- Я не упрямая, я просто терпеть не могу всю эту чушь.
- Как можно говорить «чушь» про великое искусство! - возмутился ее друг и управляющий миланского офиса по совместительству.
- Гвидо, я тебя очень прошу…
- Нет, это я тебя прошу! – пылко возразил Гвидо. – Представь, как мы будем прекрасно смотреться на фоне интерьеров «Ла Скала»? А ты выгуляешь в свет то черное с синим платье из новой коллекции.
- Я дизайнер, а не модель!
- Никто так не умеет подать собственные творения, как вы, синьора дизайнер,  - елейно ответил Гвидо.
- Так, - Лола отставила в сторону чашку с кофе. – А теперь быстро сказал мне, в чем на самом деле причина.
Гвидо пару секунд попытался построить невинные глазки, но быстро смирился с бесперспективностью этого занятия.
- У меня там новая любовь, - он скромно потупил взор.
- В «Ла Скала»?! – поперхнулась панакоттой Лола. – Кто он?!
- Ой, ты себе не представляешь, какое это чудо! – после чистосердечного признания информация из Гвидо посыпалась как из рога изобилия. – Между прочим, он твой соотечественник!
- Да?! – час от часу не легче. Везет ей прямо сегодня на соотечественников.  – И кто же сие чудо?
- Фёдор Дягилев.
Лола закатила глаза. А потом вернулась к панакотте.
- Ну конечно, Дягилев, как же иначе. Этот Федя тоже импресарио?
- Он бас!
Так, десерт ей спокойно съесть не дадут!
- Бас? – недоверчиво переспросила Лола. – Это который закатывает глаза как в припадке и орет страшным утробным голосом, как будто в металлическую бочку?
- Лола Ингер-Кузьменко, кто занимался твоим воспитанием?! – возмутился Гвидо.
- Родители занимались, - откинулась Лола на стуле. – И очень усердно. Если бы не дядя и его семья, я  имела бы все шансы вырасти – о, ужас! – в культурного человека. А они меня спасли.
Гвидо хмыкнул. А потом вернулся к волнующей его теме.
- Ты не представляешь, какой там голос! Ты что, в самом деле, никогда не слышала этого имени?
Лола лишь пожала плечами.
- Ты же знаешь, я равнодушна к этим видам искусства. Слишком скучно.
- Его называют наследником дара великого Шаляпина. У него феноменальной силы и глубины голос. А еще он… - Гвидо порозовел, - красив, как бог.
- Надеюсь, ты имеешь в виду хромого Вулкана.
- Аполлона!
Они рассмеялись одновременно.
- Слушай, - Лола решила оставить в покое десерт и заказала еще по чашке кофе. – А он Дягилев по всем статьям? И по этому делу тоже?
- Увы, - вздохнул Гвидо. – У него даже есть невеста. Я влюблён платонически. В искусство! Ну так что, я тебя уговорил?
- Ну зачем я там тебе? – в ответ вздохнула Лола. – Если ты идешь смотреть и слушать свою любовь?
- Мне надо с кем-то разделить свой восторг! Лола, ну ты же мне друг… Пожалуйста, сходи со мной, я хочу, чтобы ты его увидела. И услышала.
Лола вздохнула. Возразить было нечего. Гвидо и в самом деле был ее другом. Самым близким  - если не считать веселую троицу: Шнурок, Рюрик и Крыся. Но они – еще и родственники. А Гвидо – он и друг, и единомышленник, и вообще – с ним Лола себя чувствовала максимально естественно. Он принимал и понимал ее такой, какая она есть. И Лола платила ему тем же. Но не упускала случая подразнить.
- Какая все же несправедливость, что ты гей, - Лола пригубила свежую порцию кофе.
- Все очень справедливо, - тут же парировал Гвидо. – Будь это не так – я бы непременно в тебя влюбился.
- И что в этом плохого?
- А ты бы разбила мне сердце!
- Ой-ой-ой, - закатила глаза Лола. – Можно подумать. Но, знаешь… - задумчиво помешала черный густой кофе. – Если бы ты играл в нашей лиге – именно тебе я бы рискнула доверить… гхм… свой цветок невинности.
Несколько секунд Гвидо молчал. Потом покачал головой, словно не веря услышанному.
- Ты хочешь сказать…  - он постукивал пальцами по чашке. - Что самый эпатажный модельер современности… провокатор… опровергатель устоев… infant terrible мира моды – девственница?!
- И зачем я тебе это сказала… - покачала головой теперь уже Лола. Она и в самом деле не понимала, зачем ляпнула это. Но Гвидо – тот человек, который знал о ней больше других. А теперь знает еще и это.
- Затем, что теперь я буду шантажировать тебя обнародованием этого факта, если ты не согласишься пойти со мной в «Ла Скала»! - расхохотался пришедший в себя Гвидо. – Будь готова к половине седьмого.
Крыть было нечем. Значит, придется и в самом деле выгулять сине-чёрное платье из новой коллекции.
***
Лола придирчиво разглядывала себя в зеркало. Платье было великолепно. Себя Лола воспринимала лишь как дополнение к нему – это профессиональная деформация. Но если все же попытаться ее отринуть – то выглядела Лола вполне неплохо. Даже на ее придирчивый взгляд, привыкший к глянцу показов и толпам моделей. Всему этому Лола Ингер-Кузьменко прекрасно знала цену. И поэтому сейчас осматривала себя беспристрастно.
Вайтлз у нее вполне достойные. Рост, правда, подкачал, и по этому поводу Лола даже одно время слегка комплексовала. Да  и трудно было не обзавестись парой-тройкой хотя бы крошечных комплексов, если ты работаешь с моделями. А еще у тебя оба брата и сестра – за сто восемьдесят. Нет, в сестре ровно сто восемьдесят. А в братьях  - конкретно за эту цифру. Но в тебе-то от силы сто шестьдесят с хвостиком! Веселая троица Шу, Рю и Кры звали ее ласково «наш гномик». В конце концов Лола смирилась со своим ростом – что еще оставалась? И недостающие сантиметры компенсировала каблуками и характером.
Зато все остальное ее вполне удовлетворяло. Отличные стройные ноги, хорошо выраженная талия, соразмерные росту и телосложению грудь и  ягодицы. К собственному лицу у Лолы тоже претензий не было. Своих отца и мать Лола считала самыми красивыми людьми на земле. Грех было родиться  у таких людей страшилищем.
Оставшись вполне удовлетворенной своим внешним видом, Лола Ингер-Кузьменко взяла с тумбочки клатч и отправилась выгуливать новое платье и слушать орущего в пустое металлическое ведро некоего Фёдора – наследника Шаляпина.
***
 - Это он?! - Лола, как вкопанная, остановилась возле афиши напротив входа в театр.
- Да, он! – умилённо вздохнул Гвидо, переложив из одной руки в другую роскошный букет белых пионовых роз.  – Видишь, написано же:  Фёдор Дягилев. Правда, красавец?
Не то слово. Из-под стекла с афиши  на Лолу смотрели глаза цвета бутылочного стекла.
Сегодня, когда она все же выделила время отправить фото документа в прокатную компанию, ей прислали ответ – что все, дескать, в порядке, синьора Ингер-Кузьменко, инцидент урегулирован, другая сторона признает свою вину в столкновении. Лола, у которой весь день, с самого момента прилета в Милан, был занят новой коллекцией, только и смогла, что подивиться такой щедрости – ведь виновницей произошедшего была она. Но не придала этому большого значения, и без того было, чем занять голову.  Она даже на фамилию в документе не взглянула,  а следовало бы. Сейчас не стояла бы с открытым ртом. Ведь оказалось, что спонсор этого аттракциона невиданной щедрости – мировая оперная знаменитость, как всю дорогу вещал ей Гвидо.
Однако. Так вот кто ты какой, малыш Тео…
Его имя было написано латинскими буквами и, как и все славянские имена на латинице, выглядело нелепо  - Fedor Diagilev. А вот мужчина на афише нелепым не выглядел. Фото не передавало в полной мере такого впечатления мощи, которое он производил при непосредственном контакте. Да и прическа и одежда сильно отличались от того, что Лола видела сегодня утром. У человека на афише взъерошенные волосы были гладко приглажены назад и зафиксированы, скорее всего, гелем. Плечи покрывала не кожаная куртка, а концертный фрак, меховая поросль с золотым крестом скрывалась под белоснежной рубашкой,  могучую шею украшал галстук-бабочка. Но глаза – глаза были те самые, яркие и пронзительные. Как и лёгкая небритость.
- Ну нельзя быть таким красивым… - негромко вздохнул у нее над ухом Гвидо, не сводя взгляда с афиши. Лола не удержалась и ущипнула его за бок.
- Прекрати восхищаться Федей  и удели внимание даме! – Гвидо галантным жестом подал ей руку, и они пошли к входу. – В какое именно пустое ведро он сегодня будет орать?
Гвидо укоризненно нахмурил брови и тут же принялся просвещать.
- Сегодня мега-гала!  По три лучших мужских и женских  голоса современной оперной стены – тенор, баритон, бас, сопрано, меццо-сопрано, контральто. Репертуар держится в строжайшем секрете. Это будет… Боже, я умру от восторга!
- Я тебе не дам, - пообещала Лола. Вечер в «Ла Скала» обещал быть нескучным. А в толпе, стекающейся к входу, мелькнули люди с камерами. Значит, можно будет напомнить медиа-сообществу  о себе.
***
Лола поняла быстро, что предложение Гвидо провести вечер в «Ла Скала» было очень удачным. Лола занималась своим любимым делом – наблюдала. Засиделась она в мастерских да на показах и давно не была в центре большой нарядной толпы. А здесь так интересно.  Людей Лола рассматривала с профессиональным любопытством и чувствовала, как что-то откладывается в памяти, в творческие закрома, и потом, может быть уже ночью, пока она будет спать, на основе увиденного сегодня начнут рождаться новые идеи. Только за это стоило сказать Гвидо спасибо, что она и сделала. Кроме того, они несколько раз попали в объективы камер папарацци, но, к сожалению Лолы, большого интереса к себе не вызвали. Ну ничего, вечер еще только начался.
Впрочем, сам гала-концерт не произвел на Лолу ровным счётом никакого впечатления. Мужчины одеты в скучные фраки, у дам – консервативные вечерние платья в пол. Все орут. Включая синьора Дягилева, который орал, кажется, громче всех. В общем, Лола была занята тем, что изучала публику – и во время первого отделения, и во время антракта.
- Неужели тебе и в самом деле не понравилось? – изумляется Гвидо, когда они пьют вино за небольшим столиком  – у Гвидо в буфете  есть свои люди, и им удалось миновать огромную очередь.
- Ну расскажи мне, - Лола настроена благодушно, потому что она чувствует в себе творческий подъем,  – что там может понравиться – в этом хоре мартовских котов и кошек? И конкретно – в этом твоем Фёдоре?
- Вы, женщины, парадоксальные существа, - начинает издалека Гвидо, смакуя вино.  – Давно доказано, что чем ниже тембр голоса, тем выше уровень тестостерона. Женщине природой    заложено любить низкие мужские голоса.
- Ну, может быть, я не спорю,  - пожала Лола плечами. – Когда такой  голос негромко что-то шепчет тебе на ухо…
- Ах, не провоцируй мою фантазию! – замахал на нее руками Ди Мауро. – Мне это все равно не светит. Мне остается только наслаждаться его голосом со сцены. Неужели Дягилев тебя совсем не трогает, Лолита?
- Хорошо, не буду, - покладисто согласилась Лола. – И – нет, не трогает – ни он, ни кто-либо еще из тех, кто сегодня выступал. И вообще, из всей оперной  братии я знаю только Паваротти.
- Он же тенор!
- И что?
- И в самом деле, - рассмеялся Гвидо. – И что? Что такого в  том, что женщины любят именно теноров – хотя должны неровно дышать к гораздо более низким голосам?
- Я не говорила, что люблю! – возмутилась Лола.  – Я лишь сказала, что знаю!
- Думаю, тут дело в двух вещах,  – неожиданно вмешался в их разговор незнакомый мужчина с импозантной проседью во вьющихся волосах,  по внешнему виду – и сам какой-нибудь тенор. И он подтвердил это предположение. Испросив взглядом разрешения присесть за их столик, он со своей чашкой кофе и миниатюрным пирожным устроился рядом и продолжил свою мысль: – Во-первых, тенор, как наиболее высокий голос, ассоциируется с молодостью. А во вторых - вы посмотрите на теноровые партии! Это же все сплошь лирика и романтика, сплошь про любовь. Конечно, женщинам это нравится. А про что поет бас? Про страдания, душевные терзания и смерть! Ну и кому это интересно?
Лола рассмеялась. Их новый знакомый оказался музыкальным критиком, Лола и Гвидо тоже представилась, но их собеседник галантно приложился к руке Лолы со словами: «Я наслышан о синьоре Ингер». Вторую часть ее двойной фамилии иностранные коллеги чаще всего предпочитали забывать. За столиком завязалась бурная беседа об особенностях оперного репертуара вообще и об уникальных особенностях голоса Фёдора Дягилева в частности. Лола участия в разговоре не принимала и даже толком не слушала. Медленно пила вино и занималась любимым делом – наблюдала. В ее хорошенькой темноволосой голове бродили смутные мысли, как использовать сегодняшний вечер для собственной выгоды – точнее, для выгоды собственного дома моды. В этих мыслях странным образом отводилось место  одному мрачному зеленоглазому типу.
Но вот прозвенел звонок, и они заторопились в зал, напоследок получив настоятельную рекомендацию послушать синьора Дягилева в  «Сказках Гофмана» или в «Доне Карлосе». Ну на крайний случай – в «Аттиле».  На том и распрощались.
***
Второе отделение было ничуть не лучше первого: все тот же заунывный ор и овации – ничем, по мнению Лолы, не заслуженные. Но вот отделение закончилось, шесть певцов вышли на поклон.
- Ну, чего же ты не идешь вручать цветы своей любви? – Лола вопросом маскирует зевок. Какая же нудятина. Если бы так не орали, она бы заснула.
- Ты что! – с придыханием ответил ей друг. – Сейчас будут бисы! Их программа держится всегда в страшном секрете!
Негромкий стон Лолы потонул в овациях.
Однако бисы оказались не так страшны. Во-первых, они короткие – по одному выступлению от каждого исполнителя. Во-вторых, на бисы всегда приберегают самые известные партии. И кое-что Лоле даже оказалось знакомым – а это уже не так скучно. Закрывал программу  синьор Дягилев. Гвидо в соседнем кресле вытянулся в струну и, кажется, перестал дышать.
На сцену в пару к певцу вышел аккомпаниатор и устроился за роялем. Это было неожиданно, потому что остальные исполнители пели свои бисы в сопровождении оркестра. Лола ощутила легкое любопытство. Синьор Дягилев обернулся и кивнул пианисту. Рояль зазвучал каким-то тревожным и надрывным в своей примитивности речитативом. А потом словно из ниоткуда возник голос. Не ор в пустую металлическую бочку, а именно голос. Тоскующий, просящий,  захлебывающийся чувствами. Умоляющий о любви.
Свет мой Савишна, сокол ясненький,
Полюби меня неразумнова,
Приголубь меня горемычнова!
Ой-ли, сокол мой, сокол ясенький,
Светик Савишна, свет Ивановна,
Не побрезгай ты голью голою,
Бесталанною моей долею!
Уродился вишь на смех людям я,
Про забаву да на потехи им!
Кличут: Савишна, скорбным разумом
Величают, слышь, Ваней Божиим,
Светик Савишна, свет Ивановна,
И дают пиньков Ване Божьему,
Кормят чествуют подзатыльником.
А под праздничек как разрядятся,
Уберутся вишь в ленты алые,
Дадут хлебушка Ване скорбному,
Не забыть чтобы Ваню Божьего.
Светик Савишна, ясный сокол мой,
Полюби-ж меня непригожева,
Приголубь меня одинокова!
Как люблю тебя, мочи нет сказать,
Светик Савишна, верь мне, верь не верь,
Свет Ивановна!
В себя Лола пришла от взрыва оваций. И бесцеремонного толчка в бок от Гвидо.
- О чем он пел, Лола?! Про что эта песня?!  – Гвидо пытался перекричать аплодисменты. Лола медленно  повернула к другу лицо. – Ты плачешь, Лола?!
Она все так же медленно покачала головой, вытащила из нагрудного кармана пиджака Гвидо шелковый платок и применила его по назначению.
Синьор Дягилев был единственным в этом концерте, кто пел на бис два раза. И оба раза это была песня Мусоргского «Светик Савишна», что само по себе было вообще уникальным случаем.
***
Они смогли подойти к самой рампе – Гвидо и тут обладал полезными знакомствами. А еще сказывался опыт посещения театра. Лола не выпускала ладонь Гвидо. А в другой руке она держала  букет, который Гвидо, идущий впереди ледоколом, доверил ей. И, наконец, они оказались у края сцены, сбоку. Все шестеро артистов, взявшись за руки, подошли к рампе с поклоном. Вся сцена была завалена цветами, и  еще им протягивали букеты те, кого допустили к сцене. А таких нашлось немало. Вот прошла за шикарным букетом контральто, с широкой улыбкой приняла цветы. Вот то же самое сделал тенор.
Лола повернулась к Гвидо и положила руки ему на плечи.
- Подними меня.
Вот за что Лола особо ценила своего миланского друга – два раза ему повторять не требовалось. И синей-черной птицей, прижимая к груди букет белых пионовых роз, Лола взмыла над головами тех, кто стоял у сцены. Не сравнялась с теми, кто был на сцене, но привлекла их внимание. А ей нужен был только один из шести. Лола протянула букет в сторону синьора Дягилева. Его четко очерченные губы тронула улыбка, и великолепный бас шагнул к своей смелой и изобретательной поклоннице.
Он узнал ее, когда подошел на расстояние шага. Их взгляды пересеклись, и улыбка погасла, уступив место недоумению в глазах. Но синьор Дягилев умел себя вести на сцене, потому улыбка вернулась – но уже дежурная, резиновая. Он прижал  правую руку к сердцу и наклонился, чтобы принять левой  букет.
Ха!
Букет синьор Дягилев, конечно, получил. Но сначала Лола обхватила двумя руками могучую шею, притянула к себе ближе оторопевшего баса и крепко поцеловала. В губы. Их поцелуй длился несколько секунд, справа и слева боковым зрением Лола заметила вспышки фотокамер. А потом разжала руки – и Гвидо едва успел ее поймать под хохот и еще одну бурную овацию – теперь, по мнению Лолы, абсолютно заслуженную.
Вот так-то, Теодор Саввич.
_________________

Karolinka, добро пожаловать!

Бесценный, практически, Тео-Лео)
_________________

Доброго дня всем
Знакомство героев вышло фееричным, сказать нечего. А продолжение, честно, удивило. Даже бас может быть бруталом на мотике, а девственница целовать малознакомого мужчину в губы Ой, что-то будет...
___________________________________

Ирина, Лола крайне своеобразная девственница) Эксклюзив специально для Тео)
_________________

 » Глава 3

Картина третья, договорительная. Она, он и еще один он и еще одна она. В общем, они.  

- Чем занят мой  любимый единственный ребенок?
- Слушаю Мусоргского.
Из трубки раздался то ли смешок, то ли хмыканье.
- Надо полагать, это как-то связано с тем, что пишут о тебе в прессе последние два дня.
- Я так и знала, что ты звонишь именно поэтому, господин продюсер, - Лола откинулась в кресле и закинула ноги на край стола. – А тебе нравится Мусоргский, пап?
- Не переводи разговор!
- А ты ответь!
- С ним у меня связаны, скажем так, довольно теплые воспоминания, - уклончиво ответил дочери Лев Кузьменко. – А теперь ты ответь мне, что тебя связывает с господином Дягилевым.
- Ну па-а-а-п…
- Не папкай! Я должен знать, с кем моя дочь целуется на глазах у фоторепортеров.
-  Узнал? – ничуть не обескураженно и даже невозмутимо поинтересовалась у отца Лола Ингер-Кузьменко.
- Пока нет. Жду, что мне скажешь ты. Вы давно встречаетесь?
- Лев Аркадьевич! – не выдержала и звонко рассмеялась Лола. – Между мной и Фёдором Дягилевым ничего не было и нет. Кроме этого поцелуя.
«И небольшого ДТП», - про себя добавила Лола.
-  Но тогда я не понимаю…
- Ой, пап, не бери в голову,  - Лола смилостивилась над отцом и принялась рассказывать. – Это вообще все затея Гвидо. Он большой поклонник этого Дягилева, притащил меня в театр. Ну а дальше – дело случая.
- Да? – недоверчиво переспросил отец.
- Конечно. Я же не могла не воспользоваться сложившейся ситуацией и упустить случай сотворить небольшую сенсацию.
 - Ох, Лола, Лола… - рассмеялась и отец. – Как вы яхту назовете…
- Эй, мне все нравится в моей яхте! – Лола вернулась в вертикальное положение. – И имя, и отчество, и фамилия!
- Ну и лиса же ты!
- Я не лиса, я львица!
Теперь отец уже хохотал. А, отсмеявшись, произнес:
- Значит, с Дягилевым у тебя ничего нет. Но Мусоргского ты слушаешь.
- Почему бы и нет?
- И в самом деле, - согласился отец. – Я, кстати, тоже послушал из любопытства Фёдора Дягилева. Голос у него, конечно, феноменальный.
Лола хихикнула. Отец неисправим. Ему плевать, что она серьезная бизнесвумен и глава собственного дома моды. Он должен знать, кто тот человек, с которым его дочь целуется. Даже понарошку.
- Не буду с тобой спорить. Как мама?
- Сидит рядом в очках и со страшно умным видом читает какую-то ересь.
- Ей заказали адаптацию?
- Точно.
- Поцелуй ее от меня.
- Непременно. Когда ты будешь в Москве?
- Как только вы по мне соскучитесь.
- Вылетай.
Лола счастливо вздохнула. Поняла вдруг, что она сама успела соскучиться по родителям.
- Я попробую втиснуть вас в свой напряженный график.
- Коза!
- Львица!
***
Завершив разговор с отцом, Лола снова повернулась к ноутбуку. И усилием воли заставила себя закрыть вкладку с музыкой. И с биографией Мусоргского заодно. И с историей создания сборника песен. Хватит. Загул на ниве культурного просвещения можно считать завершенным. И так напросвещалась уже до изжоги.
Лола не нашла записей песни «Светик Савишна» в исполнении Фёдора Дягилева. Переслушала кучу других, выбрала ту, что казалась ей ближе всего к  его исполнению.  Врубала короткую, на одну минуту всего, запись, закрывала глаза и уносилась туда, в зал «Ла Скала». Человек у рояля, фрак, белая сорочка, бабочка. И с первых же тактов, с первых же слов картинка меняется. И Лола видит, слышит, осязает совсем другое человеческое существо – в лохмотьях, несчастное, обездоленное, гонимое и презираемое другими людьми. И оно молит о любви. И снова под горло подкатывает комок.
Уродился вишь на смех людям я,
Про забаву да на потехи им!
Необъяснимая магия. Как будто ты что-то об этом и в самом деле знаешь, лучший бас современности Фёдор Дягилев.
Лола выдохнула и сказала себе – только разок. Но прослушала в итоге пять раз. А потом все же пошла в мастерскую. Работать. До показа две недели, самое горячее время впереди.
***
Фёдор Дягилев раздраженно отпихнул от себя телефон. Третья попытка дозвониться – и снова безрезультатно. Джессика упорно не хочет с ним разговаривать. И это просто… смешно. И глупо. И бесит.
Не далее как вчера невеста огорошила его гневной отповедью по поводу  поцелуя с «этой          модной куклой». Потом, не дав сказать и слова в ответ, выдала какие-то и вовсе высокопарные слова про доверие и предательство. И теперь – не берет трубку. И как, скажите на милость, объяснить Джессике, что это всего лишь недоразумение?
Эта Лола Ингер-Кузьменко - одно сплошное недоразумение. Одно имя с фамилией чего стоит. И откуда она только взялась на его голову? Сначала подрезала его мотоцикл – как ей вообще права выдали при таком внимании к дорожным знакам? А потом как черт из табакерки выскочила прямо перед сценой – именно в тот момент, когда Фёдор, как любой артист, был в состоянии эйфории от удачного выступления, от восторга публики. И несколько утратил концентрацию и бдительность. А тут она. С поцелуем. Вот  кто так делает?!
Хотя он теперь знал – кто. Он за истекшие сутки узнал об этой девице все. Лола Ингер-Кузьменко, основатель и глава модного дома «Лолику», самый эпатажный молодой дизайнер, королева скандала, которая одевает таких же фриков из мира шоу-бизнеса.  Так же он теперь знал ответ на вопрос, зачем она это сделала – поцеловала его. Устраивать шоу из всего, из чего только можно, делать скандалы на пустом месте, эпатировать публику всем, что под руку подвернется – это все про нее. Про Лолу Ингер-Кузьменко. Или, как ее зовут коллеги,  «малышка Ло». И ему просто не повезло  попасться на глаза этой «малышке». Чтоб ее.
Фёдор перевел взгляд на планшет. Там была открыта вкладка с информацией о модном доме «Лолику». Его главный девиз – «Только ты решаешь, кто ты сегодня – он или она». Игры с гендерными признаками в одежде, трансформирование одного элемента одежды в другой, смешивание несмешиваемого, провокационные заявления – это все про них. «Чулки  -  изначально мужская одежда». «Сарафан на Руси был исконно мужской одеждой». И прочая такая же невнятная белиберда. Фото моделей с показов:  мужчины с декольтированными плечами, а девушки в чем-то, похожем на мятые семейные трусы. Какая чушь! Мужчина – это мужчина, женщина – это женщина.  Фёдор Дягилев был консерватором до мозга костей, и все эти модные тенденции полагал массовым психозом. Ну если мужики начинают носить платья или бюстгальтеры – то это психоз, не иначе. И не надо говорить про шотландцев, это совсем другая история, Фёдору его друг, шотландский баритон Эван Мак-Тавиш, объяснял. Как бы теперь самому Фёдору еще  объяснить все это Джессике. Нет, не про юбки на мужиках. Про другое. Фёдор без особой надежды набрал номер, но ему снова не ответили.  И он снова раздражённо отпихнул телефон.
Провались ты пропадом, Лола Ингер-Кузьменко! И Джессика тоже хороша. Даже не выслушала!
Из-за чего Джесс взъелась, он решительно не понимал. Их грядущий брак был плодом не любви, а делового гения Сола Браннера, их с Джессикой общего импресарио. Фёдор познакомился с Джессикой, молодой американской сопрано, на постановке «Силы судьбы». Они понравились друг к другу с первого взгляда, а дальше -  шутки на репетициях, совместные чашечки кофе, обменялись телефонами. Фёдор Дягилев нравился женщинам, и Джессика не стала исключением. А самому Фёдору понравились в Джессике спокойный уравновешенный характер, здравомыслие и рациональный подход к профессии. И голос у нее неплохой. И фактура… перспективная. Через пару месяцев они еще раз пересеклись, уже на одном из европейских музыкальных фестивалей. Романтичный ночной open-air, внезапно пошедший дождь, Фёдор, как джентльмен, прикрывший Джессику своим пиджаком. Но платье у нее все же намокло, и, чтобы сопрано, не дай бог не простыла, платье пришлось снять  - уже у нее в номере.  И как следует согреть девушку. Они не придавали большого значения начавшимся отношениям – легким и необременительным. По крайней мере, Фёдор не придавал. Пока Сол не озвучил ему, как это будет со всех точек зрения изумительно выгодно, если они с Джессикой поженятся. Сначала Фёдор опешил. О браке он не задумывался, в его планах на ближайшие десять лет была только профессия. У Фёдора Дягилева были весьма амбициозные планы на свою карьеру. Но Сол очень убедительно показал, что брак с Джессикой будет крайне своевременным и прочным кирпичиком на пути в этом направлении. Приводил примеры звёздных пар. Рассказывал о плюсах совместных выступлений и контрактов. В конце концов, они могут сэкономить на его проценте – хотя это больше походило на шутку. Но вот то, что отец Джессики был совладельцем  крупного медиа-холдинга  - это уже всерьез. А Фёдор еще удивлялся, откуда такой шум вокруг Джессики Бикман – ведь сопрано у нее, если рассуждать откровенно, было таким, каких немало. Правда, она была достаточно трудолюбивой и дисциплинированной девочкой. И, как выяснилось теперь, из очень правильной семьи. Фёдор честно думал пару месяцев. И не мог найти в предложении Сола  хоть каких-то недостатков.
Разумеется, речи не шло о том, что без поддержки холдинга Томаса Бикмана Фёдор Дягилев не сможет сделать карьеру.  В том, что профессиональная дорога перед Фёдором ясна и открыта, не сомневался даже Сол – а он был тот еще прожжённый циничный австрийский еврей. Редкой силы и окраса голос, трудолюбие, харизма – у Фёдора Дягилева было все, чтобы повторить успех своей матери.  Но, с другой стороны, жениться рано или поздно придётся – для Фёдора это было очевидно. Так какая разница, когда, если подвернулся со всех точек зрения подходящий вариант? В общем, на следующем музыкальном фестивале, в весьма подходящем к делу романтичном антураже дворцового комплекса Шёнбрунна он  прямо на сцене преклонил колено и протянул руку с кольцом. Джессика почти по-настоящему всплакнула, как будто это стало для нее потрясением – хотя все это было срежиссировано Браннером  и трижды ими отрепетировано. Кольцо было принято, согласие получено, а свежеобрученная пара спела под бурную овацию публики дуэт Леоноры и падре Гуардиано из «Силы судьбы» - не самый романтичный, но зато позволяющий выгодно раскрыть все оттенки сопрано. Профессия превыше всего.
В жизни Фёдора после этого предложения ничего особенно не поменялось. По-прежнему -  постановки, работа, перелеты. У Джессики – то же самое. Правда, теперь нужно было следить не только за своим графиком – за ее тоже. Не забывать присылать цветы. Общение по мессенджеру, фото из гримёрки, пожелания удачи перед спектаклем. С совместными постановками пока не слишком ладилось, но Сол оптимистично заявлял, что это быстро не делается, и обещал, что через пару лет они будут проводить гораздо больше времени вместе. Фёдора такое положение дел вполне устраивало. Свадьбу планировали на следующее лето – семья Джессики, которой он был представлен и одобрен, готовилась к этому важному событию обстоятельно. А у Фёдора семьи не было.
В общем, все шло по запланированному и утвержденному маршруту, пока в размеренную упорядоченную жизнь Фёдора Дягилева не ворвалась - наперерез - Лола Ингер-Кузьменко! И вот вам пожалуйста, пресса который день мусолит фейковое известие о романе оперной звезды и авангардного дизайнера, все как сошли с ума, а Джессика… Джессика взбрыкнула совершенно на пустом месте, глупо и как-то… Не ожидал он от нее такого. А в особенности не ожидал, что она не даст ему возможности объясниться. Сол ничего толкового не советовал, кроме того, чтобы прилететь и упасть с извинениями в ноги. Фёдор же искренне не понимал, за что ему следует извиняться. А ломать график выступлений и мчаться на другой конец света только из-за женской прихоти Фёдору представлялось еще большей глупостью. Все, куда не посмотри, в его жизни теперь глупость. И все из-за одной миниатюрной взбалмошной безответственной особы! А не пора ли Лоле Ингер-Кузьменко научиться нести ответственность за свои поступки?
***
- Лола, там к тебе посетитель.
Лола разогнулась и неверяще обернулась к двери мастерской. Она была очень демократичным руководителем. Ну, по крайней мере, она сама про себя так думала. Но одно правило Лола требовала соблюдать беспрекословно. Даже не так – бес-пре-кос-лов-но. Когда она работает в мастерской  - ее нельзя беспокоить.  Даже если небо будет падать на землю – не беспокоить! Тем более, когда до премьеры коллекции осталось менее двух недель.
Она начала набирать в грудь воздух. Гвидо успокаивающим жестом положил ей руку на плечо, но Лола руку сбросила.
- Это очень важный синьор,  - скороговоркой пробормотала Паола, чуть подавшись назад, в коридор. Похоже, помощница опасалась, что в нее сейчас что-нибудь полетит. И это запросто может быть утюг.
Лола нахмурилась. Паола ожидающе смотрела на нее, выглядывая из-за дверного косяка.
- Синьор из полиции? Из муниципалитета? – Лола никак не могла сообразить, кем таким мог быть этот важный загадочный  человек, что ее  исполнительная и дисциплинированная помощница нарушила непреложное правило.
- Это синьор Дягилев.
Рядом сдавленно охнул Ди Мауро. Вот вам и нечаянная радость. И Лола решила, что этот визит – вполне себе веский повод, чтобы сделать перерыв в работе.
***
Очень важный синьор уже расположился в ее кабинете. И Лола остановилась на пороге, разглядывая гостя дорогого нежданного. В этом ее взгляде сплелись интерес личный и профессиональный. На синьора Дягилева было вообще интересно посмотреть.
В их первую встречу он был одет как байкер – в кожаную куртку и джинсы. Во вторую – во фрак и бабочку. Сегодня же пришедшая в Милан жара внесла очередные коррективы в его облик.  Тонкая белая рубашка и свободные брюки песочного цвета – все изо льна. На ногах – белые слипоны, на лице – «авиаторы», видимо, этому аксессуару синьор Дягилев неизменно верен. Равно как и мощной золотой цепочке с крестом – впрочем, это вряд ли можно считать аксессуаром. Волосы, когда не взмокли под мотоциклетным шлемом и не уложены гелем назад – действительно, русые, с неярким золотистым отливом.  Легкая небритость – тоже, похоже, часть имиджа, а не дань лени.
В общем, синьор Дягилев был непозволительно хорош. Он принадлежал к той породе мужчин, которых можно обрядить в мешок от картошки – и он  и в нем будет смотреться шикарно. Такие люди могли бы оставить модных дизайнеров без куска хлеба – но, по счастью, их было немного. А еще они служили источником вдохновения. По крайней мере, Лола своими гостем откровенно любовалась  - его патрицианской вальяжностью и небрежной самоуверенностью, сквозившими во всем – в каждом элементе одежды, в позе, в которой он сидел, в общем, во всем. А потом синьор Дягилев поднял на лоб очки, и в Лолу уперся взгляд глаз цвета бутылочного стекла. И взгляд этот был недобрым. Оу, кажется, синьор Дягилев зол. И Лола с безмятежной улыбкой прошла к своему столу. Гвидо с совершенно ошалевшим видом остался топтаться в дверях.
- Вам предложили кофе, синьор Дягилев?
- В такую жару  только кофе пить, - буркнул синьор Дягилев и, запрокинув голову, сделал несколько глотков из бутылки с водой, которую он держал в руке.
Какой капризный, вы подумайте.
- Гвидо, угости нашего гостя кофе – покрепче и погорячее,  - елейно произнесла Лола по-итальянски. Синьор Дягилев одарил ее еще одним мрачным взглядом, но ничего не сказал. А Ди Мауро шустро отправился готовить кофе для своего кумира.
- Чем обязаны счастью видеть вас, Фёдор Михайлович? – голос у Лолы так же елеен, как и улыбка. Фёдор Михайлович одарил ее еще одним, еще более мрачным взглядом.
- Не люблю, когда меня так называют, - соизволил пояснить он свое недовольство.
- Почему? – невинно округлила глаза  Лола. – Вы же тезка великого русского писателя.
- Именно поэтому, - все так же хмуро произнес Дягилев. Ну просто принцесса на горошине, а не звезда оперной сцены.
Дверь открылась, и в кабинет вошел Ди Мауро. В руках он держал блюдце, на котором стояла крошечная белая чашка. В наступившей тишине отчетливо слышно было, как чашечка звякает о блюдце. Бедняга Гвидо, он даже побелел от волнения.
Дягилев бросил один взгляд на вошедшего  - и вздохнул во всю мощь своей мохнатой груди. А потом принял протянутую чашку и даже поблагодарил  - на родном языке Гвидо. Ди Мауро, услышав голос своего идола вот так, не со сцены, а обращенный к нему лично, лишь судорожно кивнул и что-то невразумительно ответил – совершенно не к месту. Дягилев изогнул свою великолепную темно-русую бровь и вопросительно посмотрел на Лолу. А Лола многозначительно посмотрел на друга. Не хватало еще, чтобы он тут от восторга в обморок хлопнулся. Через несколько секунд Гвидо сообразил, что от него требуется и, что-то бормоча и пятясь задом, покинул, наконец, кабинет. Остается надеяться, что Паола сможет привести его в чувство.
- Итак, - Лола сцепила пальцы в замок, - Фёдор м-м-м…. чем могу вам помочь?
- Зачем вы сказали журналистам, что у нас роман? – тут же ошарашил ее собеседник. Впрочем, чего-то такого она и ожидала.
- Я?! – Лола еще больше округлила глаза, которые и так старалась держать невинно распахнутыми в присутствии синьора Дягилева.
 - Ну не я же!
- Я ничего такого не говорила! – поспешила уверить Лола, но ей не поверили.
- Да? – скептически хмыкнул Дягилев. – А что вы сказали, когда вас спросили о том, какие отношения нас связывают? 
- Ничего, - безмятежно ответила Лола. И не соврала, между прочим. Но сказать, ничего не сказав, - это умение, которое она освоила в совершенстве.
- Правда? – подозрительно сощурился Дягилев. – А откуда же они это взяли?
- Это журналисты, синьор Дягилев, - снова пожала плечами девушка. – Это их работа – придумывать то, что будет интересно публике.
- А почему потом вы не сказали прямо, что нас ничего не связывает?! – Дягилев начал повышать голос. Лола вдруг подумала о том, что орет бас, наверное, как-то особенно. Как он орет со сцены, она слышала. Но в разговоре эффект должен быть иной. И, кажется, у нее есть все шансы в этом убедиться.  – Почему не сказали правду, когда началась вся эта шумиха вокруг нас?
- А почему я должна кому-то что-то доказывать? – в противоположность своему собеседнику  Лола – сама безмятежность и спокойствие.
- Хотя бы потому, что это вы полезли ко мне с поцелуями! – рявкнул Дягилев.
- А вы объясняете публике каждый свой поцелуй? -  картинно изумилась Лола. С удовольствием заметила, как под артистической небритостью разливается темный густой румянец.  – В конце концов, это всего лишь признание вашего таланта. От горячей поклонницы.
- Это вы – горячая поклонница? – Дягилев теперь сверлил ее взглядом, не переставая.
- Горячее не бывает! – Лола пылко прижала руки к груди. – Я крайне возмущена, что невинный порыв моей души был так превратно истолкован!
Дягилев еще некоторое время смотрел на нее – все так же пристально и подозрительно.  А потом отвел взгляд в сторону и глубоко вздохнул.
- Из-за ваших невинных порывов со мной не разговаривает моя невеста.
Вот тут Лола удивилась по-настоящему. Да-да, Гвидо что-то говорил про невесту. Но как же это…
- А почему вы не объяснили ей, как на самом деле обстоит дело? – осторожно поинтересовалась Лола.
- Вы меня слушаете?! – к Дягилеву снова вернулся его громкий и раздраженный тон.  – Она не хочет со мной говорить! Как объяснить что-то человеку, который тебя не слышит?!  И все, между прочим, - он нацелил свой длинный палец на Лолу,  - из-за вас!
- Вы хотите сказать, - теперь уже Лола не сводила со своего визави внимательного взгляда, - что ваша невеста поверила тому, что написано в новостях, и не дает вам шанса рассказать, как все было на самом деле?
- Именно так, - Дягилев издевательски кивнул.
- Знаете, по-моему, у вас проблемы с доверием в отношениях.
- А по-моему, у вас проблемы с головой!
Теперь они сверлили взглядам друг друга, словно на спор – кто первый отведёт глаза: женские темно-карие или  мужские зеленые. Первыми сдались зеленые.
- Извините, - Дягилев кашлянул и отвернулся к стене. – Я сказал лишнее. И непозволительное.
- Извинения приняты, - Лола тоже отвела взгляд в сторону. – Итак, возвращаясь к началу разговора. Что я могу сделать для вас, синьор Дягилев?
- Вы можете сделать официальное заявление для прессы, - он тут же снова повернулся. – О том, что между нами ничего нет.
- Это будет выглядеть глупо,  - фыркнула Лола. – Глупо и нелепо. Нет ничего глупее, чем оправдываться.
- Мне это необходимо.
- А мне – нет.
За все недолгое время их знакомства Фёдор Дягилев смотрел на Лолу практически всегда с неприязнью или недовольством. А вот сейчас он откинулся на стуле и принялся разглядывать ее с каким-то странным интересом. Словно пытался что-то понять или определить для себя.
- Хорошо, - кивнул коротко. – Сколько?
- Сколько чего?
- Сколько стоит ваше заявление?
После первого шока от услышанного Лола рассмеялась. А он забавный, этот синьор Дягилев.
- Вы полагаете, что меня можно купить?                                                          
- Зачем так грубо? – мягко усмехнулся Дягилев. Он снова стал расслабленным и патрициански вальяжным. И голос снова мягко зарокотал. – У вас есть то, что мне нужно. Я хочу это получить.
- Что же, разумный и деловой подход, - Лола сложила руки на груди. - А вы уверены, что вам это по карману?
- Назовите цену, - все с той же вальяжной усмешкой ответил Дягилев.
И Лола назвала. Не слишком церемонясь и не намереваясь торговаться.
- Я хочу, чтобы вы приняли участие в моем показе через две недели.
- Что?!  
- Я по вашей просьбе делаю публичное заявление. Вы по моей просьбе принимаете участие в показе, - Лола развела руками. – Честная сделка.
- Честная сделка?!  - заревел басом – ну а чем еще может реветь бас – Дягилев. - Вы соображаете, что говорите? Чтобы я… - ткнула пальцем себя в грудь, - выступал на вашем… - ткнул пальцем в направлении Лолы, - в вашем…  балагане?!
- Балагане? – Лола тоже может демонстрировать идеальный прогиб брови. Но Дягилеву нет никакого дела до ее бровей, он продолжает орать.
- Опера – это древнее, великое  и прекрасное искусство! А не средство для звукового сопровождения  вихляющих бедрами девиц!
- И не только девиц, - мурлыкнула Лола. А потом отчеканила:  - Мода – это тоже древнее и прекрасное искусство, синьор Дягилев. Подревнее вашего будет. Так что не убудет с вас.
- Знаете, что? – он резко встал. – Идите вы к черту, синьора Ингер!
И продемонстрировал свою надменную патрицианскую спину в белой льняной рубашке.
Нервный какой. Да и что с ним разговаривать? Говорить надо с тем, кто все решает – с продюсером Дягилева. Он-то наверняка адекватный и совершенно не нервный  - в отличие от синьора баса.
Точно. Так Лола и сделает.
***
Визит в офис к Лоле Ингер-Кузьменко ничего хорошего не принес. Фёдор даже не представлял, что  эта девица настолько неадекватна. Джессика по-прежнему не реагировала ни на звонки, ни на сообщения. В общем, отношения с противоположным полом у Фёдора не складывались по всем фронтам. Зато Сол… обрадовал своим вниманием.
- Тео, малыш, у меня для тебя есть крайне интересное предложение.
Фёдор едва слышно фыркнул. Обращение «малыш» по отношению к нему позволяли  два человека. И если в случае с Джульеттой это было понятно, то когда его так называл Браннер, едва достававший Фёдору до плеча и весивший, наверное, вдвое меньше, это было… ну, скажем, забавно.
- Интересное предложение – это именно то, что мне сейчас нужно, - пробормотал Фёдор.
- Отлично! – жизнерадостно отозвался Сол. – Мне звонила с предложением твоя… гхм... горячая поклонница. Синьора Ингер, - звук, который издал Фёдор, импресарио интерпретировать не смог, и поэтому решил продолжить свою речь. – Она предлагает выступить тебе на презентации ее коллекции.
- Мне? – желчно поинтересовался продышавшийся Фёдор. – Выступить? На показе мод? Ты в своем уме, Сол?!
 - Теодор, почему ты такой консерватор? – принялся энергично возмущаться Браннер. – Ты же молодой человек, ты должен быть открытым всему новому!
- Мне претит пошлость!
- Кто говорит о пошлости? – изумился Сол. – Друг мой, мода – это тоже искусство.
- Ты видел одежду… если, конечно, можно назвать одеждой то, что делает «Лолику»? Это же… вот ты бы такое надел?!
- При чем тут я? – и не думал сдавать позиции Сол.  - Лола Ингер – новатор. Судьба всех новаторов  - идти впереди времени.
- Это не мода, это безумие!
- Тебе напомнить, сколько великих музыкальных произведений провалились на премьерах  и не были по достоинству оценены современниками? – Фёдор лишь что-то буркнул.  – И, между прочим… У твоего знаменитого однофамильца  в его парижских сезонах художником по сцене и костюмам был Лев  Бакст.
- И что?
- А то, что он одевал всех самых известных парижских модниц. Мода и театр всегда шли рука об руку!
- Сол… - обреченно вздохнул Фёдор.
- Решать, конечно, тебе,  - деловито продолжил Браннер. – Но вот что я тебе скажу. У Лолы Ингер отменная чуйка. И она придумала шикарный пиар-ход, который выгоден и тебе, и ей. Я готов поспорить на свою любимую кепи,  что за тобой на показы потянутся другие представители оперного искусства. Но ты – ты будешь первым. Если не станешь упрямиться.
Фёдор что-то пробормотал, и Сол понял, что клиент готов, а потому перешел к деталям.
- Я проверил, на дату показу у тебя свободно. К тому же, «Лолику» предложили весьма достойное вознаграждение.
- Она еще и денег мне предлагает?! – если  в разговоре с синьорой Ингер Фёдор позволил себе орать, то сейчас у него выходил лишь сипящий шепот. Совсем не берегут его уникальный голос, неблагодарные.
- Ну конечно, как обычно, - слегка опешил Сол. – Тебе назвать сумму?
- Не надо!  Сам поговорю с синьорой Ингер.
Будь она неладна.
***
- Лола, там снова… он…
Лола подняла взгляд от стола на хрипящий голос. Выглядел Гвидо под стать своему голосу – бледный и с огромными распахнутыми на пол-лица глазами.
- Он – это кто? – Лола раздраженно заправила прядь за ухо. Резинка соскользнула с волос и потерялась среди бумаг где-то полчаса назад. Лола выкроила сегодня ровно час на возню с бумажками, прежде чем снова запереться в мастерской. И вот в этот час ее отвлекают! – Тень отца Гамлета? Призрак статуи командора?
- Фёдор Дягилев!
А вот  это интересно. И стоит того, чтобы оторваться от бумаг. Где же эта чёртова резинка для волос?!
- Ты угостил его кофе?
- Спасибо, я уже пил сегодня кофе, - каким-то неуловимым образом протиснувшись своим мощным телом мимо стоящего в дверях Гвидо, в кабинет вошел синьор Дягилев. Во всем своем патрицианском великолепии, нынче облаченном в бирюзовое поло и молочного цвета брюки. Ноги для разнообразия были упакованы в белые кожаные мокасины. Ах, да, и его любимые «авиаторы». Предельно просто и беспредельно стильно.  И не  только в одежде дело. Лола не могла не отметить, что Фёдор Дягилев обладает врождённым чувством стиля и вкусом. На его габаритах это смотрелось особенно… впечатляюще. В чистом виде средиземноморский шик – при том, что происхождения Фёдор Дягилев был явно далеко не средиземноморского.
- А я, пожалуй, выпью кофе, - Лола сделала Дягилеву приглашающий жест рукой и подмигнула Ди Мауро. Тот хлопнул глазами, но все же сообразил. И исчез, тихо притворив за собой дверь. Если им действительно предстоит работать с синьором Дягилевым, то остаётся только уповать на то, что Гвидо как-то сумеет обуздать обморочный восторг от одного только вида своего кумира в непосредственной близости.
- Я хочу обсудить ваше предложение, - Дягилев не дал Лоле шанса начать разговор. Какой прыткий юноша, однако. Видимо, его импресарио нашел нужные слова. Или размер вознаграждения сыграл свою роль – что вернее всего.
- Слушаю вас,  - сладко пропела Лола.
- Во-первых, никаких денег.
Вот как, оказывается. Лола не стала комментировать, лишь взглядом предложила собеседнику продолжить.
- Наша сделка лежит в плоскости, отличной от финансовой, - Лола вдруг поразилась, как четко, складно и грамотно изъясняется Дягилев.  – Мы оказываем друг другу услуги. На… - усмехнулся кривовато, – безвозмездной основе.
После паузы Лола кивнула. Пока пусть будет так. А там - посмотрим. Интересно, что он еще скажет? Судя по обстоятельности предыдущей речи, Фёдор Дягилев подготовился к разговору. Что же, послушаем.
- Во-вторых, мне нужны гарантии.
- Какие?
- Предположим, я выступлю на вашем показе. Где гарантия, что вы сделаете заявление?
- У вас сложилось обо мне такое дурное мнение, синьор Дягилев?  - Лола попробовала использовать отработанный прием – широко распахнутые глаза и невинный взгляд. Но на синьора Дягилева это, похоже, уже не действовало.
- Я предпочитаю основываться не на впечатлениях, а на фактах.
Ответить Лола не успела, их разговор прервал Ди Мауро, который принес кофе. Две чашки, умница. Дягилев  посмотрела сначала на все еще бледного Гвидо, потом на протянутую чашку – и принял кофе. И даже поблагодарил Гвидо, причем абсолютно нормальным искренним тоном,  который в исполнении его рокочущего голоса звучал… мягко говоря, завораживающе. Гвидо снова казался на грани обморока.
- Паола! – громко позвала Лола. Помощница робко заглянула в кабинете, но быстро оценила ситуацию и под локоть аккуратно увела Ди Мауро за дверь. А синьор Дягилев принялся с совершенно безмятежным видом  пить кофе. Кажется, он был абсолютно точно уверен в том, какое производит впечатление на всех -  и мужчин, и женщин.
Кроме малышки Ло.
- Я могу записать видео сию секунду,  - голос Лолы звучал почему-то сухо. - Вы получите запись в день показа.
Синьор Дягилев оторвался от кофе и посверлил ее своим зеленым взглядом.
- Не надо. Так уж и быть,  поверю вам на слово. Я выступлю у вас на показе и буду ждать от вас ответной любезности.
И снова вернулся к кофе. Какое-то время они молчали. Дягилев пил кофе мелкими глотками и, кажется, получал удовольствие. Лола тайком изучала его. Если честно, она не ожидала, что он сдастся. Его реакция была вполне однозначной в прошлый раз. А еще Фёдор Дягилев производил впечатление достаточно упрямого человека, не склонного менять свои решения. И оплата за услугу  ему не нужна – хотя он в деньгах явно и так не нуждается, но это же вопрос принципа… Странные дела. И что теперь делать с таким богатством прикажете? И с Ди Мауро заодно.  
- Я очень счастлива, что мы пришли к взаимопониманию, - наконец с легким вздохом нарушила Лола молчание. – Тогда позвольте, я вас кратко проинформирую. Тема коллекции – этно.
- Эт… что? – Дягилев аккуратно поставил чашку на блюдечко, а блюдечко водрузил на угол Лолиного стола, так же аккуратно сдвинув бумаги в сторону. Какой педант, однако.
- Возвращение  к природе, - терпеливо начала пояснения Лола.  – Натуральные ткани, кожа, мех, звериные принты, бахрома. В общем, нечто такое… первобытное. Дикое. Будет замечательно, если вы впишитесь в этот контекст. Сможете?
Лола представила себе Дягилева во фраке и бабочке – в контексте «чего-то первобытного». И едва удержалась от улыбки. А вот Дягилев усмешку прятать не стал.
- Первобытное? Дикое? Вы ставите трудные задачи, синьора Ингер, - он произнес это медленно, словно задумчиво. И внимательный взгляд, которым он изучал девушку из-под полуопущенных ресниц, ей вдруг не понравился.
- Вы же профессионал, Теодор.
Он чуть заметно поморщился. А Лола откинулась в кресле и решила, что хватит миндальничать.
- Мне нужна провокация. Или сенсация. Скажите, вы можете спеть гроулом?
- Могу. Но не буду.
- Почему?
- Потому что мои связки стоят гораздо дороже предложенной суммы.
От которой он, между прочим, отказался. Невозмутимость Дягилева Лолу раздражала. А раздражаться должен он!
- А как насчет того, чтобы выйти в женском платье? Или леопардовое трико? Мы успеем вам что-нибудь сообразить  на ваш размер. Или выкрасить вам волосы  в розовый цвет? Или в синий? Ну же, Фёдор, почему вы такой безынициативный?
- Может, вам еще и голым спеть? – скривил свои четко очерченные губы Дягилев.
- Отличная идея!
- Забудьте, - буркнул он.  - В лучшем случае надену желтую бабочку вместо черной.
- Какой вы скучный человек, Теодор, - демонстративно вздохнула Лола. – Ладно, придется работать с тем, что имеем. Знаете, я прямо это вижу. Вы, весь такой большой и брутальный – в компании тонких изящных моделей. Это будет очень… - Лола использовала свою лучшую елейную улыбку, -  эффектно.
Дягилев вернул ей улыбку. Она была отнюдь не елейной. Скорее, в ней был какой-то скрытый смысл, и Лоле это не понравилось.
- Может, мне тогда пройтись по подиуму… с девушками на руках?
- А вы сможете? – Лоле пришлось  срочно невинно округлять глаза – от такого предложения.
- Ха! – Дягилев поднял  согнутую в локте руку, поддернул вверх рукав трикотажной рубашки и продемонстрировал весьма внушительный бицепс.  – Вы еще сомневаетесь?
Лоле осталось только закатить глаза. Ох уж эти мужчины! Даже если он звезда оперной сцены, шанса поиграть мускулами он не упустит. А ведь Гвидо совал ей под нос фото из инстаграма и, подрагивая от восторга, рассказывал, что Дягилев в любом отеле первым делом идет в фитнес-зал. Тоже мне, бас-качок!
- А какой у вас вес, Теодор?  - Лоле не нравилось это вдруг прорезавшиеся в Дягилеве благодушие и даже веселье. Злой и недовольный он ей нравился больше.
- Хороший бас должен шесть пудов весить, -  все с  тем же непонятным весельем отозвался Дягилев.
- А в килограммах можно?
- Пуд – чуть больше шестнадцати килограмм, посчитайте сами.
- Даже мои модели так не прячут от меня свой вес, как вы, Фёдор!
- А вы все-таки собрались сшить мне к показу леопардовое трико? – расхохотался Дягилев.
Лола открыла рот. И снова закрыла. Так, этот балаган пора прекращать. И она встала из-за стола.
- Организацией показа занимается мой помощник, Гвидо Ди Мауро.  Если желаете, он вам организует леопардовое трико.
Но насмешливая улыбка никак не желала сходить с четко очерченных губ шестипудового баса Фёдора Дягилева. Ничего, голубчик, посмотрим, как ты запоешь после общения с Гвидо!
***
Лола никак не могла сосредоточиться. Она уже пятнадцать минут как закрылась ото всех в мастерской, но ясность в мысли не возвращалась. Перед глазами все еще стояли Ди Мауро и Дягилев, договаривающиеся, когда им встретиться для обсуждения деталей. И в ушах звучали их голоса – низкий рокочущий Дягилева и от волнения чуть более высокий, чем обычно – Гвидо. Впрочем. Ди Мауро держался вполне достойно, в обморок не хлопнулся, говорил связно. Только жестикулировал и смеялся излишне много. Но все равно молодец!
- Лола, открой! – забарабанил «молодец» в дверь.  – Открой немедленно!
- Ну? – она распахнула дверь и принялась хмуро разглядывать Гвидо.  - Мне сегодня дадут работать или нет?!
- Послушай меня, нет, ты просто выслушай! – Гвидо ворвался в мастерскую так стремительно, что едва не уронил манекен – успел поймать в последний момент.  – Я сейчас умру от переизбытка эмоций, если с кем-то не поделюсь!
- Расскажи Паоле!
- Она строила ему глазки!
- А ты - нет? – хмыкнула Лола. Этот Дягилев, похоже, наделал шороху в ее офисе почище, чем лис в курятнике.
- Как ты такое можешь говорить?!  - всплеснул руками Гвидо и снова был вынужден ловить манекен.  – Он мой… герой! Мы с ним встречаемся завтра, сегодня ему уже надо идти в театр, готовиться к спектаклю. Он такой… господи, Лола, какой же он… голос… улыбка… ямочки на щеках… О, я счастлив!
- Несмотря на то, что тебе ничего не светит? – хмыкнула Лола. Теперь восторги Гвидо представлялись ей как-то иначе.
- Мое чувство чистое и светлое!
- Знал бы ты, как я хочу темного…  - вздохнула Лола и пояснила на удивленный взгляд Ди Мауро. – Пива хочу. Темного. За пинту «Гиннесса» сейчас бы душу продала.
Гвидо прошелся по ней взглядом темных проницательных глаз – вверх-вниз по ее миниатюрной фигуре.
- Лола Ингер, ты невозможная женщина, - вздохнул он. – Откуда в тебе эти привычки портовых грузчиков?
- Я бы спросила, откуда в тебе этот вопиющий снобизм, но об этом я уже знаю,  - вздохнула Лола. – Ладно,  если ты утолил свою жажду рассказывать о прекрасном, дай мне работать.
- Хочешь, я принесу тебе темного… кофе? – смилостивился Гвидо.
- Хочу!
- Хорошо,  - рассмеялся Гвидо. И уже в дверях вдруг снова оживился. – Слушай, Теодор обещал исполнить на показе знаменитый Шаляпинский номер со стаканом! Ну же, Лола, не говори, что ты об этом номере не знаешь!
- Не знаю и знать не хочу! – отрезала Лола. - Не хочу больше ничего слышать о Дягилеве, он – твоя забота!
Гвидо, с крайне неприлично счастливым лицом отправился за кофе. А Лола, снова оставшись одна, принялась потерянно бродить по мастерской, трогая манекены. Это не помогало. Неизбежно и неотвратимо на Лолу Ингер-Кузьменко накатывал предпоказный мандраж. Рановато что-то в этот раз. Это все Дягилев виноват!
***
На следующий день Лола застала Гвидо в офисе за тем, что он из горла хлестал «Лемончелло».
- У него передоз Дягилева, - услужливо сообщила Паола в ответ на удивленный взгляд начальницы.
- Лола... – наследник древнего римского рода оттер тыльной стороной руки рот.  –Ты не представляешь… Ах, ты даже не представляешь, что мы придумали… О, я просто в глубоком экстазе!
- Не представляю и представлять не хочу! – снова отрезала Лола. – Я тебе доверяю, ты умеешь организовать шоу как никто. У меня своих дел по горло, избавь меня от Дягилева.
Гвидо кивнул и снова приложился к ликеру. А Лола тогда не знала, какой сюрприз ждет ее через неделю.
_________________

 » Глава 4

Картина четвертая, со всех точек зрения и ракурсов роскошная  

В этот раз она спряталась в каморке для швабр. После показа Лоле всегда непременно надо было уединиться. Хотя бы на пять минут. Лучше – на десять. А еще лучше  - на пятнадцать. Она не могла объяснить это желание логически, разумно. Но оно было  - и даже не желание, а, скорее, потребность, на уровне рефлекса, из области того, что не можешь контролировать и чему не способен сопротивляться. У нее уже даже выработалось умение безошибочно находить подходящие укромные уголки.
И сегодня это оказалась каморка для швабр. Лола прижалась спиной к двери и закрыла глаза, хотя там и так было темно. В эти минуты после показа она обычно отпускала разум и в мыслях уносилась куда-то – каждый раз в разные места. В детство. В годы учебы в колледже. В когда-то просмотренные фильмы или когда-то прочитанные книги.  В общем, куда-то отсюда и далеко.
Но не сегодня.
Как Гвидо сказал: «Ты не представляешь, что мы придумали»? О, она однозначно не представляла! До каких степеней будет ошарашена. С самого начала. Едва только она увидела синьора Дягилева за кулисами.
Хоть сначала она его просто не узнала. Да что там  - сначала Лола просто испугалась! Когда из-за поворота коридора на нее выплыло… нечто. Огромное. В черной мохнатой шкуре на плечах. Там, под шкурой, была распахнутая до пояса и обнажающая могучую волосатую грудь светлая рубаха. Заправлена она была под ремень с большой круглой металлической пряжкой, а ремень этот держал потертые замшевые штаны. Потом взгляд Лолы метнулся наверх, к лицу этого чудовища в шкуре.
Длинные, тоже черные, собранные от лица в конский хвост на макушке волосы. Какие-то демонически изогнутые брови и густо подведенные черным глаза. Только эти глаза – знакомые, яркие, бутылочно-зеленые – позволили Лоле заподозрить в этом монстре Дягилева. И тут из-за его спины выскочил Гвидо.
- Ну как, Лола, ну как тебе это?! Теодор будет в образе Аттилы!
У Лолы пока получилось только закрыть распахнутый от изумления рот.
- Мое почтение, синьора начальница,  - пророкотал Дягилев, изогнув в усмешке свои красивые губы.  А потом, согнувшись в изящном поклоне, притянул к своим губам руку Лолы и поцеловал. Рядом восхищенно ахнул Ди Мауро. – Ваш покорный раб готов ковать вам сенсацию.
В тот момент Лоле остро захотелось вогнать шпильку в мягкий замшевый сапог. Но уже надо было бежать, решать, подгонять…
***
Спустя несколько часов, стоя в темной каморке и крутя рукой ручку швабры, Лола вынуждена была признать – Дягилев ей выковал такую сенсацию, какую у самой Лолы не всегда получалось сделать. Она видела реакцию публики, видела, как все потрясены  - участие Фёдора Дягилева в показе «Лолику» держал до последнего момента в строжайшей тайне. И когда вслед за вереницей изящных моделей на подиум вышел он – публика ахнула. Лола казалось, что она даже услышала этот коллективный потрясенный вздох, когда Дягилев  - огромный, в этой своей меховой шкуре на плечах, сверкающий густо подведенными глазами – появился на «языке». В этот момент даже Лола поверила, что явился сам легендарный Бич Божий.
А потом он запел. Не заорал в железное ведро, а именно запел. Запел так, что Лола забыла,  как дышать.  И не она одна. Ей не верилось, что это могучий поток звуков, который пронесся ураганом над головами публики, а потом заворожил и взял в плен весь зал, способен произвести один человек. И этот человек, как когда-то Аттила, покорил всех, забрал под свою власть. А потом, в самом финале, к нему подошли две модели с тонкими бокалами в руках. И бокалы эти на финальных нотах хрустальным дождем осыпалась из пальцев на подиум.  Дягилев в одно движение подхватил обеих девушек на руки и замер.
Лола вздохнула. И констатировала тот факт, что сидеть тут дальше бессмысленно. Перезагрузки мозга не произошло. Все ее мысли по-прежнему там, на показе, с этим чертовым Дягилевым. И она достала телефон.
Так и есть. Вся лента пестрит одним и тем же фото: Дягилев с двумя моделями на руках, всегда невозмутимые девушки широко улыбаются, а у его ног блестит осколками хрусталь. Да уж, в этот раз Ди Мауро превзошел сам себя. И Лола отправилась искать свою команду. Наверное, они уже перебрались в соседний зал, где проводился послепоказный фуршет.
Но проходя по уже практически опустевшим служебным помещениям, Лола вдруг услышала звуки гитары. А потом смех. И пение.
Так. Неужели это снова Феденька шалит? Мало ему славы?!
В помещении, где еще несколько часов назад кипела работа – красили и причесывали моделей -  среди зеркал, ламп, фенов, кистей и прочих атрибутов работы визажистов и стилистов, в компании дюжины девушек и одного Ди Мауро, как победитель на завоёванной территории, действительно расположился Фёдор Дягилев.
Черный парик он снял, меховую шкуру – тоже. И грим смыл. Но рубаха, пояс с огромной пряжкой и замшевые штаны на нем были те же, что и на показе. Вокруг, на столиках тут и там стояли бутылки с вином. А еще были бокалы – не только  на столиках, но и в руках. Кажется, Лола даже почувствовала запах сигаретного дыма, но это все же вряд ли. Дягилев расположился на стуле в окружении десятка моделей. Элинор Муди сидела рядом, на столе, положив руку ему на плечо, Розина Пати с другой стороны практически закинула свою бесконечную ногу ему на бедро, а Сара Пти, если бы могла – села бы ему на колени. Но там была гитара. И он играл на ней. И пел. Точнее, мурлыкал. Что-то смутно знакомое. Очень смутно, словно давно забытое. И по-русски.
На свете жил сеньор нестарый,
Хотя уже не молодой,
Любил он с грешною гитарой,
Бродить под грешною луной.
Трам-пам-тара-дара-дам,  – затянул нестройный международный женский хор.
А сколько лет сеньору было,
Пожалуй, сам сеньор не знал,
И сколько дам его любили,
Уже давно он не считал.
На последних словах Дягилев заметил Лолу. И дальше пел, глядя только на нее, стоящую в дверях.
При этом он всю жизнь боялся
Одну красотку, говорят,
С которой нежно распрощался
Лет двадцать пять тому назад.
Лола поймала себя на том, что отбивает ногой незамысловатый ритм припева и скоро начнет подпевать. А Дягилев продолжал мурлыкать.
Но встретил все ж в коварный вечер
Красотку тех былых времен,
И после бурной этой встречи
Стал даже заикаться он.
Последний припев она спела со всеми. Но к бурным аплодисментам не присоединилась. Как и к не менее бурным поцелуям. Только тут Лола заметила, что Дягилев, смыв собственный грим, уже успел порядочно измазаться в помаде. Ну лис же! Лис в курятнике! Или кот. Наглый кот, слизавший хозяйскую сметану!
Дягилев взял протянутый ему бокал - и отсалютовал им Лоле, не переставая сыто, довольно, по-кошачьи улыбаться. Лола вытащила из-за спины руку и вернула ему жест. В пальцах ее была зажата припрятанная в сумочку еще до начала показа банка «Гиннесса». Когда Лола ее туда клала, пиво было ледяным, а сейчас – едва прохладным, и ей пришлось ловить языком полезшую пену. А потом она пила пиво – конечно, не совсем холодное, но все равно чертовски вкусное, смотрела на то, как Дягилев воркует с моделями, и думала о том, что этот самоуверенный и самовлюбленный тип имеет полное право себя так вести. И что он все же непозволительно хорош, просто великолепен. Во всем.
***
- Тео, малыш, поверь, мне очень жаль. Хочешь, я поговорю с ней?
- Нет. Я хочу, чтобы ты объяснил мне, какого черта Ингер все-таки заплатила мне!
- Она заплатила мало? Так, погоди, я проверю, но там все было, как мы догова…
- Сол!  - зарычал Фёдор. – Мы с ней договаривались, что не будет никаких денег!
- Но так не делают, Тео… - растерянно  пробормотал  импресарио. – Ты выполнил работу, тебе должны за нее заплатить…
- Сол! – теперь Дягилев уже взревел.
- Хорошо-хорошо, я поговорю с синьорой Ингер.
- Я сам с ней поговорю! - рявкнул Фёдор и отключился.
***
- Там пришел Теодор, - в проем приоткрывшейся двери просунулась голова Паолы.
Теодор. Прелестно. А куда же делся синьор Дягилев?
- Давай его сюда, - проворчала Лола, захлопывая альбом с эскизами.
Стоило Лоле увидеть мрачное, как туча, лицо Дягилева – и ее собственное лицо тоже исказила недовольная, почти страдальческая  гримаса.
Черт. Она забыла. Как она могла забыть?! Это все Дягилев со своим Аттилой, разбитыми бокалами  и пением под гитару. И той шумихой, что поднялась в медиа после показа в его честь. Ну и в честь «Лолику» тоже.
И Лола совершенно запамятовала про данное обещание. А это некрасиво. Непорядочно. Да просто подло!
- Простите, ради бога! – Лола совершенно искренним жестом прижала руки к груди.  – Я просто замоталась. Я все сделаю, вот прямо сию секунду, хотите? Есть пожелания по поводу текста заявления?
- Уже ничего не надо, - Дягилев как-то устало плюхнулся на стул.  – Дайте лучше кофе.
А кофе уже несли. Паола несла и сладко улыбалась. И отнюдь не начальнице. Лоле кофе вообще не принесли. Чувство вины как-то резко утихло.
- Почему это не надо? Я обещала. Я сделаю.
- А я сказал, что уже не надо,  - раздраженно парировал Дягилев. – Невеста меня уже бросила. 
- Что значит -  бросила?! – чувство вины вернулось, десятикратно и почему-то встав в горле. - Как – бросила?
- Представьте себе, молча.
 Тут Лоле стало по-настоящему нехорошо. Одно дело – развлекаться, провоцируя публику во славу собственного модного дома. А другое – мимоходом разбить человеку личную жизнь. Это не просто подло. Это сверх-подло и вообще…
- Давайте, я ей позвоню?  - неожиданно для себя выпалила Лола. - Вашей невесте? И все ей расскажу.
- Я же сказал - не надо! – с нажимом повторил Дягилев.  А потом вздохнул и добавил как-то тихо и обреченно.  – Не надо и бессмысленно.
***
Да и вообще, если вдуматься -  к лучшему все. В этом себя Фёдор усердно убеждал. Потерь – ноль. Всякие мелочи вроде помолвочного кольца – не в счет. Зато он вернул себе свободу. Фёдор ведь действительно изначально не собирался жениться  - не в ближайшее время, по крайней мере. И, кроме того – он же прекрасно знал, чем заканчиваются браки между двумя артистами. Один обязательно принесет в  жертву  свою карьеру ради другого. Есть, конечно, примеры-исключения, но они лишь подтверждают общее правило. И лично Фёдор  очень сильно сомневался, что Джессика стала бы приносить свою карьеру в жертву -  характер у нее совершенно не жертвенный. И как Фёдор дал себе запудрить голову? Это все Сол, он кого угодно и на что угодно может уговорить!  А так… все, кажется, обернулось для Фёдора  наилучшим образом. Если не считать того, что он в данной ситуации чувствовал себя немножко дураком. Которым поиграли, как игрушкой, все – Сол, Джессика и эта невозможная Лола Ингер. К последним двум у него были самые сильные претензии. К Джессике – за то, что так и не соизволила поговорить с ним.  Все его попытки исправить ситуацию при помощи виновницы их разлада  восприняла как-то извращенно. И бросила Фёдора по мессенджеру, прислав  несколько высокопарных и совершенно бессмысленных голосовых сообщений, в которых ее сопрано звучало неожиданно визгливо.   Ну не прелесть ли, а? А Лола Ингер вообще решила, что может купить его.
Девочки, а вы не обнаглели?
***
- Поверьте, мне очень жаль…  - она и в самом деле выглядела виноватой. И смотрела глазами, полными раскаяния. У нее это мило выходит. И глаза у нее красивые. – Слушайте, ну нельзя же так! – она встала и стала ходить по кабинету. У нее не только глаза красивые. В отличие от ее моделей, у фигуры госпожи дизайнера наличествовали все приятные мужскому взгляду изгибы. Фёдор понял вдруг, что злость куда-то делась, и, забыв про кофе, наблюдал за меряющей шагами кабинет его владелицей.  – Надо что-то сделать! Это неправильно. Что я могу сделать, Фёдор? – она остановилась перед ним – растерянная и ужасно вдруг милая в темно-серых свободных брюках и простой чёрной футболке. Лола Ингер явно не исповедовала в собственной одежде тот трэш, который втюхивала своим покупателям. И правильно делает, между прочим, такие внешние данные сами по себе не требуют большого украшения. – Фёдор! – поторопила она его. – Вы со мной не разговариваете? Что я могу для вас сделать? – повторила настойчиво.
- А сделайте мне еще кофе, пожалуйста, - он в один глоток опустошил чашку.
 Она моргнула от неожиданности. Заправила прядь темных волос за ухо.
 - Да, конечно.
Во второй раз  принесли уже две чашки. Фёдор пил кофе и с внезапно проснувшимся интересом изучал интерьер кабинета.
- Мне ужасно жаль, что так получилось, - Лола задумчиво перемешивала свой кофе, но не торопилась его пить. А потом вздохнула – и замолчала.
Фёдор вдруг понял, что ее чувства вины и извинений ему уже вполне достаточно. И совершенно искренне, хоть и неожиданно для себя, произнес:
- Не корите себя.  Можете ощутить себя орудием судьбы,  - она вскинула на него огромные виноватые глаза, а он усмехнулся. – Правда. Помните, вы же говорили, что у нас проблемы с доверием в отношениях?
- Мало ли что я говорила! Это же ваши отношения.
- Если отношения треснули из-за такого пустяка, значит, недорого они стоили,  - пожал плечами Фёдор. -  И, кстати. О деньгах.
- Я перевела деньги.
- Но мы договаривались без них!
- Я не думала, что вы это всерьез… - произнесла она растерянно.
- А я всерьез!
Они снова принялись сверлить друг друга взглядами. Из ее глаз исчезло виноватое выражение, он забыл, как любовался ею несколько минут назад.
- Хорошо,  - первой сдалась она. – Перечислите деньги в благотворительный фонд.
- Какой?
- В фонд помощи брошенным невестами басам.
После паузы Федор расхохотался. Улыбнулась, в конце концов, и Лола. У него шикарный смех, под стать голосу – низкий и рокочущий.  И заразительный.
- Скажите, кто это? – задал Фёдор занимающий его уже какое-то время вопрос. Лола повернула голову, проследив направление его взгляда.  – Это… Лайза Миннелли, да?
- Нет, - безмятежно ответила она. - Это мой отец.
Она явно наслаждалась его изумлением. А Фёдор принялся внимательнее разглядывать черно-белый портрет на стене. В роскошной диве в диадеме и боа было совершенно невозможно заподозрить мужчину.
- Вы не шутите?
- А вы шокированы?
- Не слишком, - после паузы серьезно ответил Фёдор.  -  Для оперы это не такое уж удивительное дело. Есть брючные и юбочные роли.
- Что это такое? – округлила глаза Лола. Она никак не ожидала, что будет говорить с ним о своем отце и об опере. И никак не предполагала, что этот разговор будет для них обоих интересен.
- Брючные роли – это мужские роли, чьи партии написаны для высоких голосов, и, соответственно, их исполняют женщины в мужских костюмах. Юбочные – обратная ситуация. Правда, ради справедливости стоит сказать, что юбочные партии – вещь довольно редкая.
 - Правда? – она выглядела заинтригованной и заинтересованной. - Женщины играют мужчин? В опере?
- Правда, - кивнул Фёдор. – Например, паж Керубино в «Свадьбе Фигаро». Или Октавиан в «Кавалере Розы»,  - Лола страдальчески наморщилась, а Фёдор рассмеялся. Как же он забыл. Гвидо рассказывал, что его босс совершенно равнодушна к опере. – «Снегурочку» помните?
- Помню,  - осторожно ответила Лола. – В общих чертах.
- Леля поет женщина.
- Как?! – ахнула Лола. – Это же… там же у них любовь… со Снегурочкой… кажется.
-  И тем не менее, - с довольным видом кивнул Фёдор. Ему льстил ее неподдельный интерес. А говорят – не любит, не любит. – Это партия для меццо-сопрано. Это женский голос.
- Удивительно, - покачала головой Лола.  – Просто удивительно. А есть ли…  юбочные… правильно?..  юбочные партии для баса?
- Есть,  - Фёдор с удовольствием пустился в объяснения.  – Юбочные роли - как правило, комические.
- Например?
- Например, у Прокофьева в «Любовь к трем апельсинам» - кухарка.
Лола звонко рассмеялась.
- Кухарка! Какая прелесть. А я ведь предлагала вам платье! Вот в каком образе надо было выходить на подиум! А не этот ваш страшный Аттила! Я себе представляю вас в переднике.
Теперь уже Фёдор заразился ее весельем и улыбался.
- Ну значит в следующий раз буду кухаркой.
Веселье тут же и стихло. Они оба понимали, что следующего раза не  будет. Его выступление на показе «Лолику» останется  одноразовой акцией  – только тогда оно имеет смысл.
- Ваш отец выступал на сцене? – чтобы сгладить неловкость, Фёдор вернулся к началу разговора.
- В молодости,  - девушка серьезно смотрела на него. – Теперь он продюсер.
Фёдор лишь хмыкнул. Судя по всему, отец Лолы Ингер  - незаурядная личность.
- Это от него у вас такая роскошная фамилия?
Лола несколько секунд пристально смотрела на него, словно оценивая – была ли ирония в его вопросе. Пожала плечами.
- От обоих родителей. Ингер – девичья фамилия моей матери. Отец настоял, чтобы, став взрослой, я взяла двойную фамилию.
- Почему?!   - по этой логике и у самого Фёдора должна быть фамилия Петерсон-Дягилев. Ужас какой.
- Папа считал, что так будет справедливо,  - Лола снова пожала плечами. – В честь отца моей матери, основателя продюсерского центра «Ингер Продакшн».
- Кажется, - Фёдор нахмурился, вороша память. – Кажется, я что-то о нем слышал.
- Возможно.
Тема явно не принадлежала к таким, на которые Лола Ингер-Кузьменко готова разговаривать с удовольствием.   И Фёдор пошел ей навстречу.
- А это кто? – он перевёл взгляд на второй портрет, тоже черно-белый. В гендерной принадлежности этого человека сомнений не было. Как и в его профессии. Лысина в венчике темных волос, очки на кончике тонкого, с горбинкой, носа и портновская лента на шее. Наверняка, какой-нибудь Кристиан Диор за работой. Но почему-то дополнил свой вопрос иначе: - Ваш дедушка, надо полагать?
- Почти, - невозмутимо кивнула Лола. – Прадед.
И снова она наслаждается его изумлением.
- А я думал, это какой-то известный модельер, ваш кумир.
- Это и есть мой кумир. Мой прадед по линии отца, Константинас Георгадис. Он был грек. И лучший мастер по мужскому костюму города Ейска.
- Где это?
- Сразу видно, что вы не носили в жизни хороших костюмов, - рассмеялась  Лола. – Все больше шкуры и кожаные куртки.
Он не обиделся.
- Это правда, вне сцены я предпочитаю одеваться как можно проще.  Так где этот ваш Ейск?
- На берегу Азовского моря. Прадед был и в самом деле прекрасным мастером своего дела, он одевал людей из парткома. Вы представляете себе, что такое партком, Фёдор?
- Смутно, - улыбнулся он. – В самых общих чертах.
- Лола, там пришел синьор по поводу дыхания крота,  - в проеме двери показалась голова секретарши. – Помнишь, которого ты хотела видеть?
- Дыхание крота?!  - у Фёдора сегодня день изумления, не иначе.
- Это так называется цвет,  - она встала со своего места. – Цвет ткани. Шелка, если вас интересует.
- Я с вами  просто расширил свои горизонты, - Фёдор встал вслед за ней. Пора уходить. Но вдруг кольнула жалость, что этот разговор окончен. И нового не будет. Их пути с этой взбалмошной, но такой живой и искренней девушкой расходятся. А завтра он улетает в Нью-Йорк.
- Я тоже,  - кивнула она и протянула руку.  –  Приятно было с вами поработать, Фёдор.
- Взаимно, Лола.
Целовать руку здесь, в офисе, было бы нелепо. И ее маленькая, но твердая ладонь на секунду утонула в его большой и горячей. А потом он поехал готовиться к последнему из серии выступлений в Милане, а она – разбираться с кротами и шелком.
_________________

Грош цена таким отношениям, это точно. Зато хорошо, что Лола не заявила о том, что ничего невозможно. Мы-то знаем, что такого нет
П. С. Гвидо напоминает мне героя мультфильма «Тачки». О с маневренностью маленькой машинки пробрался к бару и сцене в «Ла Скала», как механик собрал образ Фёдору и всегда готов помочь. Респектую.
___________________________________

Ирина, Гвидо - мой любимчик)
_________________

 » Глава 5

Картина пятая, экспрессивная. Костюмы, декорации,  оркестр – все на нерве.  

«Две премьеры в год – это перебор»,  - мрачно думал Фёдор Дягилев, встряхивая листы с либретто. Явный перебор, особенно с учётом его плотного графика выступлений. Он еще не до конца выучил то, что ему предстоит петь через две недели, хотя работает над этой партией с начала года. А в ноябре – премьера в «Ла Скала». Убиться можно. Но Сол говорит: «Надо ковать железо, пока горячо».  Сол прав, и Фёдор сам все отлично понимает.  Карьера пошла на взлет, он востребован, с контрактами проблем теперь нет. Зато есть проблемы со временем, но они – решаемы. Просто отсечь все ненужное. Вон, Джессика сама… отсеклась. Почти.
Загорелось световое табло. Если все будет по расписанию, через полчаса они сядут в аэропорту Мюнхена. Поняв, что в голову не влезет ни то, что ни одной строчки – даже больше уже ни одного слова, Фёдор убрал пачку листов в рюкзак и уставился в иллюминатор. Одна оперная дива на вопрос о том, где ее дом, ответила:  «В самолете». И это чертовски правильный ответ. Фёдор бы ответил точно так же.
***
- Что это?!
- Это ваш костюм, Теодор.
- Какого… у него розовый гульфик?! И почему он такой огромный?!
- Это символ неуемной сексуальной энергии Генриха, его мужского начала.
- Это не символ мужского начала, это какое-то издевательство! Над мужчиной, костюмом и оперой! – продолжал бесноваться Дягилев.  Он был очень консервативен и в корне не признавал попыток, как это называли, «осовременить» оперу. Опера - искусство вне времени. И Герман в белом полупрозрачном трико или Дон Карлос в майке-алкоголичке – это всего лишь дурновкусие и дешёвый эпатаж.  – Ни за что это не надену!
Костюмер лишь развел руками. И был прав. Претензии следует предъявлять не костюмеру. А тому, кто это придумал. Фёдор с раздражением принялся стаскивать это золотисто-розовое безобразие. Если штанишки-фонарики хоть и выглядели смешными, но соответствовали эпохе, то  огромный розовый гульфик…ну это что-то из ряда вон. А ведь Сол клялся, что постановка классическая, без вот этого всего… новаторства.
- Как я могу увидеть художника по костюмам?
- Лучше спросите у режиссера.
***
- Послушайте, я был сегодня на примерке, и…
- Костюмы потрясающие, верно?
Фёдор захлопнул открытый на полуслове рот и уставился на режиссёра. Нейл же делал прекрасные классические постановки, без этих вот розовых гульфиков. А теперь что?! Временное помрачнение рассудка? Хочется верить, что временное.
- Мне кажется, что розовый гульфик – это перебор…
- Нет-нет, совсем наоборот! – замахал руками режиссер. – В средние века было принято подчеркивать эту зону у мужчин. Туда подкладывали тряпки, чтобы она казалась больше, - Фёдор закашлялся. - Чем более знатный мужчина, тем больше у него должен быть гульфик. А вы поете короля. Короля, Теодор, короля!
- Но почему розовый?!  - взвыл Фёдор.
- Потому что в этом есть тайный символизм,  - важно ответил режиссер. Точнее, повторил, как попугай, чьи-то слова, – зло подумал Фёдор.  – Розовый – цвет плоти.
- Это не символизм, это просто пошлость,  - отрезал он.
- Нет-нет, Теодор, вы неправы. Послушайте…
- Перестань его убеждать, Нейл, это бесполезно.
Фёдор резко обернулся на голос.  И в первую секунду улыбнулся. К ним подходила Лола Ингер-Кузьменко. В джинсах, черной футболке и кедах, со стянутыми в хвост волосами. Совсем не похожая на главу модного дома.
Ну да. Кому еще могла в голову прийти идея с розовым гульфиком?! И улыбка тут же исчезла с его лица.
- А вот и наша Лола, - заулыбался режиссер. -  Она просто вдохнула новое дыхание в эту оперу.
- То-то Доницетти обрадуется, - пробормотал Фёдор.
- А вы все такой же душка, Теодор, - сладко улыбнулась Лола.
- Я знал, что вы сработаетесь,  - обрадовался Нейл.  – У вас же за плечами такой удачный опыт сотрудничества!
На этой жизнерадостной ноте режиссер пожал руку Фёдору, расцеловал Лолу в щеки и умчал по своим важным режиссерским делам.
И какое-то время они оба на пустой сцене занимались уже привычным им делом - мерили друг друга взглядами.
- Я так понимаю, уговаривать вас убрать это безобразие и сделать что-то приличное – бесполезно?  - процедил, наконец, Фёдор.
- А будете капризничать – я приделаю к розовому гульфику черную бахрому. Сверху! – мстительно добавила Лола и, резко развернувшись на пятках, вслед за режиссером тоже покинула сцену.
Оставшись в одиночестве, король Генрих VIII сделал пару шагов, сел на трон, подпер голову рукой и чисто по-британски и по-королевски выдохнул:
- Твою-ю-ю ма-а-ать…
***
Лола вышла на улицу и, не сдержавшись, лягнула со всей силы дверь. Служебный вход в театр имеет тяжелую дубовую дверь, с нее не убудет. А потом пнула еще пару раз. Чтобы полегчало.
Не полегчало. Спустя полчаса  Лола сидела в гриль-баре, ждала свой стейк и мелкими глотками пила пиво. И плевать, что середина дня. Мюнхен же! Тут положено пить пиво. Но даже холодное пиво не охлаждало клокочущую внутри злость.
Самовлюбленный. Заносчивый. Надменный. Черт знает что о себе возомнивший гад!
Гульфик ему, видите ли, не понравился! Словно, кроме как о гульфике, и поговорить больше не о чем. Хоть бы улыбнулся. Хоть бы поздоровался как человек. Мог бы сказать, что рад видеть! Нет же. Гульфик.
Когда ее бывший сокурсник по колледжу искусства  и дизайна позвонил Лоле с предложением заменить его как художника по костюмам на постановке оперы в Мюнхене – Лола не могла скрыть удивления в голосе. Она никогда не работала с театром.  Она не знает, как к этому подступиться. И с чего бы ей вдруг – такое предложение? Логика товарища по учебе была проста: «Ты же работала с Дягилевым, у вас здорово получилось, я думал, тебе будет интересно, он там будет петь заглавную партию». Даже не успев обдумать, Лола сказала «Да!». А этот гад ей сразу давай претензии предъявлять. Да что бы он понимал!
Мрачный, презрительный и гадски великолепный в коричневых вельветовых  брюках и серой трикотажной рубашке-поло. Да его можно в таком виде на сцену выпускать  - и публика ахнет. Но ведь это не его сольный концерт, это спектакль. А опера –  синтетический жанр искусства. Нет,  даже не так - самый синтетический. Если Лола что-то и любила больше, чем придумывать одежду – так это учиться. И за две недели в Мюнхене она жадно училась – читала, смотрела, разговаривала с людьми. Новая сфера деятельности, этот эксперимент ей ужасно нравился. И у нее возникла ассоциация, сделавшая оперу сразу близким и родным действом. В силу своей синтетичности опера, как нитка с иголкой, пронизывает  - с лицевой стороны на изнанку и обратно – все компоненты: партитуру, оркестр, голоса, костюмы, картинку на сцене – все, все.  И  сшивает в одно целое  - в мистерию оперного спектакля.
А этот… требует, чтобы  все было, как ему хочется! Дудки! Как миленький будешь ходить в том, что я тебе сошью. И с мрачным удовлетворением Лола накинулась на принесённый стейк.
 ***
Определенно, Фёдор Дягилев родился на свет, чтобы бесить ее.  Это  - его истинное призвание, а не опера. Вот и сейчас, просто стоя в глубине сцены, он ее бесил! Стоял, ворковал с сопрано и ужасно этим Лолу бесил. Девушка раздраженно дернула браслет с подушечкой для иголок на левом запястье. Вообще-то, ее должность называется «художник по костюмам», и основной задачей, стоящей перед  Лолой, является разработка концепции и организационная работа. С этим у Лолы никогда проблем не было. Создавать новое, с нуля – это ее любимый конек, да и организаторские скиллы она в себе тоже порядком прокачала. Но точно так же она по многолетней привычке любила все контролировать сама. Вплоть до того, как подшит подол и как выметан ворот. Это гены Георгадисов. Хочешь сделать что-то хорошо – делай это сам, «от» и «до». 
Но как же это чертовски трудно  - хорошо работать, если тебя все время бе-сят! Да вынь уже взгляд из декольте сопрано, будто пятого размера ни разу не видел, морда ты бесстыжая зеленоглазая!
Со стороны воркующих в глубине сцены «Генриха VIII» и «Анны Болейн» раздался взрыв смеха. Румынское сопрано хохотала, запрокинув голову и сверкая своим роскошным бюстом в вырезе трикотажной красной кофточки. А бесстыжий Дягилев, наклонившись к ней, что-то шептал  на ухо, от чего она все сильнее заливалась смехом, пока, окончательно не обессилев, румынка буквально не упала на грудь своему партнеру по сцене, цепляясь за широкие плечи руками. Ржут они. Как кони! Тут, между прочим, одна из драматичнейших страниц в истории Европы разворачивается! А они ржут!
- Виктория, я вас жду!  - сладко пропела Лола. Но веселящиеся бас и сопрано ее не слышали. Пришлось ей топать к ним. Рядом с огромным Дягилевым и пышногрудой Викторией Войня Лола почувствовала себя карликом.  «Наш гномик»,  - раздалось в голове то ли Шуркиным, то ли Юркиным голосом. Лола раздраженно переступила с ноги на ногу, которые были обуты в мягкие кроссовки. Ну что ей теперь, постоянно на шпильках ходить, что ли?! – Виктория, нам пора на примерку.
- Ой, простите ради бога, Лолита,  - Лола раздраженно раздула ноздри. Это вариант своего имени она не переносила на дух. Дягилев сбоку сверкнул зубами в ехидной улыбке.  – Да-да, конечно, идем, - сопрано одёрнула кофточку, еще больше подчеркнув бюст. А потом прижалась этим бюстом к груди Дягилева, одарив того поцелуем в щеку.  – Значит, сегодня, Тео, в семь?
- Да, в семь. Я знаю, где готовят лучшие в Мюнхене стейки.
- Смотрите, не слишком увлекайтесь стейками, а то как бы костюмы перешивать не пришлось, - как могла елейно пропела Лола. Что-то с елейным тоном у нее выходило все хуже и хуже. И вообще -  что может Дягилев знать про стейки?!
Лола сердито топала за Викторией, на ходу придумывая, чем бы еще украсить сценический образ Генриха VIII. Чтобы ржал поменьше.
***
- Может быть, сделать вырез поглубже?
«Куда уж глубже, уже почти соски видно!» - хотелось сказать Лоле, но она смолчала. Она вообще на этом проекте демонстрировала невиданные и не замеченные ранее в себе чудеса смирения и тактичности. Прямо со всех точек зрения уникальный опыт!
- А вы не боитесь, что можете простыть? Или застудить горло? – Лола похвалила себя за то, что нашла правильные слова.   – Не опасаетесь потерять голос?
Лола уже знала, что потеря голоса – самый страшный кошмар любого оперного певца. Причем, этот недуг зачастую настигал певца абсолютно неожиданно, без видимых причин. Но простудные заболевания – очень очевидная причина, поэтому все певцы берегли горло и грудь, это Лола тоже уже усвоила.
- Нет, - беспечно рассмеялась Виктория. Смех у нее красивый, грудной, Лола была вынуждена это признать.  – Если всего бояться, то можно ничего не добиться! – она повертелась перед  зеркалом. Подол темно-зеленого бархатного  платья, отороченного мехом, красиво заструился вокруг ее ног. – Вы знаете, что мать Теодора пела в аквариуме с водой?
- Как?! – Лола, убиравшая излишки ткани сзади, уколола себя за палец и инстинктивно сунула его в рот. – В каком смысле – в аквариуме?! – промычала неразборчиво, посасывая пострадавший указательный.
- Она пела Русалку в опере Дворжака. Пела, находясь в прозрачном аквариуме с водой.
- Голая?!
- К сожалению для ее поклонников – нет,  - еще громче рассмеялась Виктория. 
Лола молчала. Она даже не представляла, что бывает… так. А потом до Лолы стал доходить весь смысл услышанного. После очного знакомства тогда, в «Ла Скала», она искала информацию о Фёдоре Дягилеве в Сети. Но данные о его матери почему-то не попались Лоле на глаза. Или она их проигнорировала.
- Я не знала, что у Фе… у Теодора мать – певица…
- Певица?! – Виктория резко повернулась, и мех подола пощекотал обнаженные лодыжки Лолы – на девушке сегодня были бриджи. – О, нет. Мать Теодора  - не просто певица. Она – одно из лучших сопрано двадцатого века! Легендарная женщина. Вы что, никогда не слышали об Анне Петерсон?!
Лола нахмурила лоб. Кажется… кажется…
- Кажется, да. Слышала… что-то. Но я не подозревала, что она – мать Теодора. У него же другая фамилия.
- У него фамилия его отца! – фыркнула Виктория.  - А все остальное  - от матери. Включая феноменальный голос, потрясающие сценические данные, обаяние и масштаб личности! Он войдет в историю оперного искусства, так же, как его мать.
Лола с изумлением смотрела на румынку. Такое ощущение, что это говорит не партнерша Дягилева по спектаклю, а его импресарио – умный австрийский еврей, который был прекрасным дельцом и умел выгодно продать своего подопечного – Лола это уже оценила.
- Ну он же правда невероятен! – улыбнулась Виктория в ответ на изумленный взгляд Лолы. – Его обожает публика за голос, харизму и актёрское дарование. Его боготворят режиссеры -  потому что он исполнительный, трудолюбивый и не боится трудных партий. А еще он очень красивый мужчина, верно?
Лола закашлялась. Соглашаться не хотелось, спорить с очевидным было глупо. Да  и сам разговор выходил каким-то… глупым.
- Я так рада, что он бросил эту свою тощую американку,  - Виктория огладила свои пышные бедра, почеркнутые еще более пышной юбкой.  – Она ему совсем не пара! И вообще, Тео любит пышных женщин, когда есть за что подержаться и на что посмотреть. Ну так что, делаем вырез глубже? Ведь Анна Болейн была чертовски сексуальной!
- А вы знаете, что во времена Тюдоров женскую грудь называли уточки?
- Как? – Виктория расхохоталась.  - Уточки?! Какая прелесть. Ну так как насчет того, чтобы показать уточек по самую шею?
Лола молча смотрела на сопрано. Хотите больше секс-эпила? Ну хорошо!
- У меня есть идея по поводу выреза, Виктория,  - попыталась вновь сладко улыбнуться  Лола. Надо как-то возвращать себе это умение! – Снимайте платье, я попробую перекроить и сделать вас еще более привлекательной для… Теодора.  Если это, конечно, возможно.
***
Работа в амплуа художника по костюмам  выходила какой-то рваной. На Лолу периодически накатывали инсайты и откуда-то, из ниоткуда возникали совершенно потрясающие идеи. Но при этом ее с такой же регулярностью потряхивало. Стоило только Дягилеву оказаться рядом. Лола никак не могла понять, почему так на него реагирует. Но ни о каком равнодушии в его адрес речи и быть не могло. Ей хотелось то придушить его рафом, то ножницами щелкнуть по гульфику, который ему так не нравился. Но большей часть она его видела в обычной одежде – джинсы, футболки, рубашки, кроссовки. И тогда жажда убийства просыпалась с утроенной силой. Ладно сидящие джинсы и облегающие футболки этому очень способствовали.
В свободное от работы время Лола еще раз перешерстила Интернет в поисках информации о Фёдоре Дягилеве. И об Анне Петерсон. Оказалось, его мать действительно была культовой фигурой оперной сцены. Лола послушала несколько записей и интервью. Эффектнейшая женщина нордического типа красоты, великолепный голос, искромётное чувство юмора. И довольно ранний уход из жизни. Про отца Фёдора и мужа Анны Петерсон информация нашлась крайне скудная. Он тоже был певцом, баритоном, но практически всю жизнь посвятил своей жене и был ее антрепренером. И на этом все. А еще Лола узнала, что Фёдор родился и провел детство в Риге, с дедушкой и бабушкой, пока его родители колесили по миру – ведь мать его была латышкой. «Балтийский соловей» - так называли ее в прессе. В общем, не густо. Но ужасно интересно. Хотя Лола ругала себя за этот интерес.
***
- Я не могу в  этом петь!
- Тео, до премьеры три дня, мы все уже несколько устали от твоих капризов, - раздраженно выдохнул Нейл, славящийся своим терпением. Но и Фёдора Дягилева тоже никто раньше не считал капризным. Пока в дело не вмешалась Лола Ингер-Кузьменко.
- Это не капризы,  - устало в ответ  выдохнул Фёдор и потянул в сторону огромный раф. – Я уже смирился с тем, что  выгляжу в этом, как голова на блюде – черт с ним, у нас художник по костюмам гений, ей виднее. Но я не могу брать ноты в этом блюде!
- Плохому танцору тоже все время что-то мешает,  - огрызнулась Лола. Она тоже устала – от большого объема непривычной работы, от мыслей о противном исполнителе главной партии и от своей  бесконечной с ним грызни.
Нейл изумленно уставился на нее. А Фёдор демонстративно смотрел только на режиссера.
- Нейл, будь любезен, объясни нашему гениальному дизайнеру, что певцу, для того, чтобы петь, надо открывать рот. В этом я не могу нормально открыть рот, у меня упирается, - он шлепнул себя тыльной стороной ладони по подбородку снизу, - вот здесь!
- Лола, он прав.
- Хорошо, - мрачно буркнула Лола. – Я посмотрю, что можно сделать.
***
Все осталось позади. Разработка концепции, шитье костюмов, примерки, репетиции, куча организационной работы. Нескончаемое чувство раздражения от одного только взгляда на Дягилева. Лола не рисковала сама присутствовать на его примерках, хотя всех остальных солистов одевала лично. Но она очень сильно опасалась, что не сдержится. И воткнет-таки иголку в его великолепный зад. Или бицепс. Или, не дай бог, в гульфик. Который, между прочим, произвел фурор. Как и продольный, зашнурованный розовой лентой, вырез на платье Анны Болейн. То, что казалось Дягилеву на своем теле пошлостью, из зала, в контексте сценического решения, музыки, голосов – выглядело роскошно. Органично. Лола знала, что она вписалась в спектакль как надо. Ее отец очень любил повторять фразу: «Неоконченную работу дураку не показывают». Ведь нужно особое умение - видеть на самом старте всю картину целиком. Этим умением обладал ее отец – поэтому он был успешным продюсером. Этим умением обладал Нейл, как режиссер. И им совершенно не обладал Фёдор Дягилев. Но именно его сейчас купала в овациях публика, а Лола  смотрела на это все из зала – на него, счастливого, уставшего и улыбающегося. Фёдор Дягилев рожден для сцены, славы и успеха. Но это не отменяет того факта, что он противный и упёртый  баран.
А Лола будет людей одевать.
_________________

 » Глава 6

Картина шестая, с массовкой. Впрочем, их даже массовкой назвать трудно – все солисты, один другого краше.  

- Никогда не понимал, что в головах у этих критиков, - Фёдор раздраженно отпихнул от себя газету.  – Но явно не мозги!
- Ты знаешь, для меня тоже реакция наших высокочтимых,  - последнее слово Сол выделил с одному ему подвластной саркастической интонацией,  - критиков не всегда предсказуема. Но в случае с Лолой Ингер я с ними совершенно солидарен. Ее сравнивают с Александрой Экстер.
- Понятия не имею, кто это!
- Зря ты этим гордишься, - усмехнулся Сол. – Впрочем, не буду тебя просвещать. Захочешь - сам прочитаешь.  
- Может быть… - буркнул Фёдор. – Но для меня это все равно непостижимо: это ее первая работа для оперного театра  – и сразу номинация в «Opera.Awards». Как такое может быть?
- А как никому не известный молодой бас из Риги в первый же свой дебютный год ставит на ноги несколько лучших залов мира?
Фёдор кашлянул. Потер переносицу. И с удивлением констатировал, что…
- Не отказывай другим в таланте, Теодор,  - несвойственно ему мягко произнес Сол. – Она на самом деле сделала шикарные костюмы.
И Фёдор со вздохом признал, что Сол прав. Фёдор пересмотрел постановку в записи. И со стороны все это розовое безобразие смотрелось совсем иначе.  Оно вписалось в общую канву и даже оттеняло и давало какие-то акценты. Этой истории, это режиссерской трактовке, этому сценическому решению такие костюмы подходили идеально. И Фёдор в своей оценке был неправ – сколь ни грустно это признавать.
И что теперь   - извиняться?!
***
Все-таки, очень удобно, что сейчас оперативно отследить местонахождение более-менее публичного человека не составляет никакого труда. Раз – зашел в инстаграм, два – в нужный аккаунт – и вуаля. Все тебе видно.
В инстаграм-аккаунте Лолы Ингер последним, несколько часов назад сделанным фото был снимок на фоне Бруклинского моста с подписью: «Hi, NYС!». А из сообщения под фото следовало, что Лола Ингер приехала в Большое Яблоко для подготовки к Нью-Йоркской неделе моды.  Адрес Нью-Йоркского офиса «Лолику» найти  не составит труда. А у самого Фёдора две недели «Фауст» в «Метрополитен-Опера». Какое удивительное совпадение.
Значит, все-таки придётся извиняться. За гульфик.
***
Нью-Йоркский офис «Лолику» совсем не походил на Миланский, который стал Фёдору почти как дом родной. А тут – ни веселой улыбчивой пышки Паолы, ни экспрессивно-аристократичного Ди Мауро. Одни сушеные воблы со стоматологическими улыбками на противозачаточных лицах. Полчаса потребовалось, чтобы втолковать, кто он такой и зачем ему нужно видеть главу дома. Поэтому Фёдор находился не в самом лучшем расположении духа, когда его все-таки допустили до Лолы Ингер.
Синьора начальница была тоже, как выяснилось, не в самом добром расположении духа. Взгляд темных глаз был не слишком дружелюбным, а движение, которым девушка попробовала заправить отсутствующую прядь за ухо, выдавало раздражение.
- Чем обязана, Фёдор Михайлович?
Фёдор даже замедлил шаг. И «Михайлович» вернулся, и тон таков, будто в последнюю встречу Фёдор занял у нее до обеда сто евро – и сбежал, не вернув. Неужели настолько сильно ее задели их споры по поводу костюмов?
- А я вот тоже в Нью-Йорк прилетел, по делам. Смотрю – и вы здесь. Дай, думаю, заскочу по такому случаю в гости.
- На чашечку кофе?
- Можно,  - великодушно согласился Дягилев и, не дождавшись приглашения, сам устроил себя в кресло для посетителей.
- Хорошо, - после паузы кивнула она и резким движением сняла трубку с телефона.  – К сожалению, ваш друг Ди Мауро остался в Милане, поэтому не ручаюсь, что кофе будет приготовлен с любовью.
- Это ничего. Главное, чтобы туда не плюнули.
Она даже не рассмеялась. И молчала. Молчала все то время, пока им несли кофе, а Фёдор ее разглядывал. Она красивая – синьора дизайнер, Лола Ингер-Кузьменко. Красивая даже с этими гладко убранными в низкий хвост волосами, мрачными черными глазами и упрямо поджатым узким пухлым ртом. Эй, чего злимся? Красивые девушки должны улыбаться.
Кофе наконец-то принесли. Две чашки. Но к своей Лола даже не притронулась.
- Что вам нужно, Дягилев? Кроме кофе.
Фёдор даже моргнул от неожиданности. «Дягилев» без добавления «синьор», которое придавало этому обращению какую-то ироничную мягкость, звучало резко. Почти грубо.
Настолько все серьезно?
- Ваше великодушное прощение, синьора начальница.
- Хватит паясничать, Дягилев!
- Меня зовут Фёдор.
- Объясните толком, что вам нужно, Фёдор Михайлович Дягилев, самый выдающийся бас современности!
Ого. Все и в самом деле серьезно. Обидчивая.
- Я зашел извиниться, - Фёдор при всей своей нелюбви к извинениям –  а кто любит, скажите? – все же говорил вполне искренне.  – Я был неправ относительно костюмов. Приношу извинения за свои резкие слова. Костюмы и в самом деле замечательные.
- Конечно-конечно, - красивые мягкие губы сжались в совсем презрительную линию.  – Кто же будет теперь ругать работы, которые номинированы на «Opera.Awards»?
- Вы не рады этому, что ли? – опешил Фёдор. Он решительно не понимал такой негативной реакции.
- Мне все равно! – девушка резко встала из-за стола и прошла к окну. И замерла там, лицом к панорамному окну, черной эбонитовой статуэткой  - тонкая водолазка и мягко струящиеся по ногам широкие брюки. Фёдор разглядывал ее напряженный силуэт на фоне окна. – Я знаю, что сделала хорошую работу. Мнение… прочих… мне не важно!
Кто ему объяснит, что происходит?!
Фёдор не усидел на месте, поднялся с кресла, подошел, встал рядом. Она не повернула голову, словно он волшебным образом исчез из ее кабинета.
- Лола… - Фёдор старался говорить негромко и спокойно. – Объясни мне по-человечески, что происходит? Я… я так сильно тебя обидел своими придирками? – говорить «вы» этой обиженной девочке показалось вдруг совсем неуместным и даже глупым.
Она едва заметно дернула плечом. И все. Фёдор сделал еще один небольшой шаг, чтобы видеть ее лицо. Хотя бы профиль.
У нее дрожит подбородок. Едва заметно, но Фёдор уже слишком близко, чтобы не заметить это едва заметное подрагивание маленького круглого подбородка. Так, стоп. Это что же…
Фёдор всегда знал, с определённого возраста, что нравится женщинам. Воспринимал это как нечто естественное. Если необходимо, корректировал свое поведение с учётом этого факта. Но он всегда… всегда! безошибочно чувствовал, когда нравится женщине – не как артист, а именно как мужчина. В Лоле Ингер-Кузьменко он никак не мог заподозрить такого интереса. До момента озарения «вот-только-что».
Неужели он нравится этой девочке? А почему нет? Тогда… это… это многое… объясняет!
Все же хорошо, что она так и стояла, глядя на панораму Нью-Йорка за окном. И не видела широкую довольную улыбку, что появилась на лице Фёдора.
Я нравлюсь тебе? Это же все упрощает. Или усложняет. Да и неважно это. Сейчас Фёдор испытывал только чувство глубокого удовлетворения - на грани с восторгом. Ну надо же… А он… дурак слепой… накинулся на девочку с этим гульфиком – в то время, когда ей нужно было его одобрение. Его внимание.
- Тебе так хотелось, чтобы мне понравились костюмы, да? – тихо, sotto voce спросил Фёдор, шагнув еще ближе. Так, что почувствовал аромат ее духов – свежий, чуть горьковатый.
- Нет!
Он взял ее за плечи и повернул к себе. Ресницы ее сначала были опущены, а потом взметнулись вверх. Глаза блестели, а нижняя губа была как-то по-детски прикушена. Грех кусать такой нежный рот. Но если так хочется, то давай уж я…
- А врать нехорошо…
А потом он ее поцеловал.
Ее губы были мягкие, спелые, сладкие – как сочный созревший плод. Сладость без приторности. И кусать не хотелось. А вот касаться губами губ, нескромно тронуть языком и проникнуть внутрь нежной влажности ее рта - да. Почувствовать, как ее руки легли ему на шею.
Ну вот все и упростилось совсем. Или усложнилось.
Да какая к черту сейчас разница. Когда так сладко целоваться. Когда твои руки на тонкой талии. Когда ее руки на твоих плечах. Зачем-то стучит по плечу. Ты же не хочешь, чтобы мы остановились? Ты же сама так охотно отвечаешь на поцелуи, а поэтому…
Неведомая сила вдруг оторвала его не только от девушки, но даже от пола – и приземлился Фёдор уже у противоположной стены. Точнее, приземлился в стену. И на краткое мгновение вырубился.
***
Фёдору сначала показалось, что от удара у него двоится в глазах. Но потом оказалось, что их и в самом деле двое. Двое почти одинаковых, высоких, мощных, плечистых, с копнами буйных черных кудрей, в одинаковых синих футболках с пингвином на коньках и клюшкой. Отличались они только цветом штанов – на одном серые, на другом темно-зеленые. И, кажется, ростом немного. Впрочем, в своем глазомере Фёдор пока не был уверен. Придерживаясь за стену, он начал вставать.
 - Вы что натворили, идиоты?! – Лола показалась в поле его слегка расфокусированного еще зрения и встала, уперев руки в бедра, перед «пингвинами». – Вы что творите, я вас спрашиваю?!
- Ло, не ори, - начал один.
- Слушай, нам что-то показалось, что тебе не очень нравилось, что делал этот утырок, - добавил второй.
- Да вы… вы… вы знаете, кто это?!  - в сторону Фёдора уткнулся женский указательный палец. К этому момент Дягилев умудрился встать.  И начал ощупывать челюсть. Зубы, кажется, целы. Язык… язык… пока непонятно.
- Какой-то мужик, который засовывал язык тебе в рот. А тебе это не слишком нравилось.
- Судя по тому, как ты лупила его по спине.
Этот разговор двумя одинаковыми голосами слегка отдавал безумием. Так, язык вроде не прикусил. И Фёдор принялся непострадавшим языком ощупывать внутри рот.
- Кретины! Я не лупила! Это один из лучших оперных певцов современности. А вы ему по лицу! Федя! – Лола вдруг оказалась рядом и участливо заглянула ему в лицо. – Как ты? Лед принести?
- Этот клоун еще и поет?!
Так. Это уже не смешно.
- Я в порядке, - Фёдор попытался отодвинуть Лолу в сторону. – Не надо ничего.
- Ему сегодня «Фауста» петь в «Метрополитен-Опера»! А если он не сможет петь?! – продолжала распекать Лола двух буйных «пингвинов».
- Фауст? Как его можно петь, это же мужик, который знает все про секс и извращения.
- Дурак! Это Фрейд.
- А я как сказал?!
У Фёдора начала раскалываться голова от этого непрекращающегося спора. А еще он пытался осознать, что Лола в курсе его гастрольного плана. Но на этой мысли сейчас сосредоточиться не получалось.
- Я сейчас покажу, кто тут клоуны… - Фёдор оторвал спину от стены. На ногах, кажется, стоит крепко. Вот и славно.
- Ой,  - с радостью идиота осклабился тот, что в серых штанах.  – Слышь, Рю, нас, кажись, бить собрались.
- Ну-ну, - хмыкнули «зеленые штаны».  – В добрый путь. Но мы ж с тобой джентльмены, бро?
- Точно!
- Значит, двое на одного – не вариант. Уступаю тебе право первому ему вмазать – по старшинству, так сказать.
- А ну хватит! – от окрика Лолы вздрогнули все трое. - Ну-ка сели все трое смирно по углам!
Самое удивительное, что оба два буйных «пингвина» послушались. Один сел на диван у стены. Второй – в кресло, в котором десять  минут назад сидел Фёдор. Сунул нос  в кофейную чашку и поморщился. Дягилев пока остался стоять у спасительной стены, привалившись к ней плечом.
- Ну что ты сразу орать начинаешь, Гномыч, - Фёдору со своего места показалось, что у Лолы сейчас дым из ушей повалит.  – Так это что – хахаль твой, что ли?
- Саша!
- Я не Саша, я Юра!
- Так, слушайте, прекращайте строить из себя Фреда и Джорджа Уизли, вы даже не близнецы!
Фёдор понял, что не успевает за этим пинг-понговым диалогом на троих. А он и не думал прекращаться.
- Нет, это ты нас послушай! – не смутился второй. – И ты, дядя, - обернулся к Фёдору,  - ты тоже послушай. Хочешь мутить с этой телочкой – спроси сначала разрешения у нас.
- Прекратите! – этим криком Лола выдала вполне пристойное «соль» второй октавы.  – Если вы оба… - она по очереди наставила пальцы сначала на одного «пингвина», потом на другого, - немедленно не замолчите, я зашью ваши болтливые рты. На оверлоке!
Угроза возымела действие. Наступила тишина. Лола нервно переложила какие-то документы на столе. Выдохнула. Поправила растрепавшиеся волосы.
- А где Крис, кстати? – спросила, наконец, негромко.
- В туалет приспичило. Сейчас придет, - буркнул  «пингвин» в сером.
В этот момент медленно поехала вниз дверная ручка. При мысли о том, что сейчас к этим двум присоединится еще один такой же чокнутый неведомый пингвин по имени Крис, Фёдор выпрямился. Врагов надо встречать лицом к лицу.
Дверь открылась.
- А вот и Крыся! – радостно провозгласил один из «пингвинов».
А в кабинет уже вплывало… чудо.
***
За всю свою более чем тридцатилетнюю жизнь Фёдор Дягилев не видел таких красивых женщин. А видел он женщин немало. Но таких – никогда.
Она даже казалась ненастоящей. А словно нарисованной в какой-то компьютерной программе. Или, может быть, голограмма, кажется, японцы уже такое создали. Японцы – они такие затейники, еще и не такое могут придумать и сделать. Но эта девушка все-таки была настоящей. Настоящая  - с этими ее золотистыми, убранными в пышную косу волосами, с совершенно нереально яркими светло-синими глазами, с идеальным лицом диснеевской принцессы, длинными ногами и пышной грудью.
Настоящая – но при этом в ее реальность не верилось. Хотелось проверить. Прикоснуться к ней. Теплая? Живая?
Фёдор поймал себя на том, что сделал уже пару совершенно неосознанных им шагов в сторону прекрасной незнакомки.
- О, и Фауст тоже пал жертвой, - низко хохотнул один из «пингвинов». – Сейчас к ногам упадет.
- Кто ж ему даст, - в тон первому отозвался второй «пингвин».
- Так, чо эти сказочные долбо*бы уже успели отмочить, пока я была в сортире?
Фёдор остановился. Моргнул. Не может быть, чтобы такие грубые слова произнесли эти совершенные розовые губы.
- Чего молчите, дерьмодемоны?
Пингвины-демоны откровенно наслаждались ситуацией. Фёдор тряхнул головой, словно пытаясь избавиться от попавшей в ухо воды. Кажется, наваждение его потихоньку отпускало. Или это только кажется?
- Ло, хоть ты мне скажи, что тут у вас? – девушка согнала «пингвина» с кресла, устроилась на его место, закинула одну бесконечную, обтянутую джинсой  ногу на другую и принялась пить кофе, который так и не успел пригубить Фёдор.  – Судя по их довольным рожам, эти два-дебила-эта-сила уже успели подраться?
Лола прошла на свое место, села, там вздохнула и ткнула рукой в сторону Фёдора. Тот почел за лучшее вернуться к спасительной стене. Подальше от греха и этой прекрасной валькирии.
- Здравствуйте, - мило улыбнулось ему создание. – Надеюсь, вас не сильно побили?
Фёдор лишь что-то невразумительно промычал. Когда фея обратилась к нему, обратилась нормальными человеческими словами, а не на сленге малолетнего гопника – он снова почувствовал, что мозг отключается от ее красоты. 
- Дягилев, тебе водички в лицо побрызгать или ты все-таки сам в разум придешь? - язвительно-скрипуче поинтересовалась Лола. Да, надо, надо как-то взять себя в руки. Но именно в этот момент…
- Ой! – всплеснула руками златовласка. – А я все думаю, на кого вы похожи! А вы же тот самый! О! Какой вы были роскошный в Милане!  - она теперь не сводила с Фёдора восторженных ярких голубых глаз, и он чувствовал, что снова попадает словно под гипноз или какую-то магию  - магию совершенной красоты. А девушка продолжала ворковать ему, не сводя с него восхищенного взгляда: - Я так жалела, что не смогла прилететь в Милан на тот показ!  - Девушка снова обернулась к Лоле: -  Лолик, он будет принимать участие в показе здесь? Я тоже хочу к нему на ручки!
- Так,  - негромко и веско произнесла Лола, и после этого короткого слова  атмосфера ненормальности и абсурда вдруг куда-то делась. Словно распахнули окно и проветрили кабинет. -  Давайте, я вас сначала всех познакомлю. – Возражений не последовало, и Лола продолжила: – Это, - небрежный взмах руки  в сторону спасительной стены, - Фёдор Дягилев. Оперный певец, лучшей бас современности, талант, красавец, любимец публики. А это, - она широким плавным жестом обвела диван, на котором развалились «пингвины»,  и кресло, в котором устроилась фея,  – моя семья. Братья и сестра. Двоюродные. Наши отцы – родные братья.
- Шу, - приветственно вскинул руку  серый «пингвин».
- Рю,  - отсалютовал зеленый. - А это,  - махнул рукой в сторону сестры: – Крыся.
Такая красивая девушка – и Крыся?!
- Их зовут Александр, Юрий и Кристина Кузьменко, - тоном самого долготерпеливого человека произнесла Лола.
- Никто нас так не называет, - тут же принялся спорить… Рю? – В крайнем случае, Шнур, Рюрик и Крис.
- Когда у тебя два брата-идиота - твоя жизнь полна сложностей, - вздохнула Кристина, обращаясь за сочувствием к Фёдору.
- Слушай, хватит обзываться! – огрызнулся… Шу? – А то мы расскажем, что ты жрала пирожные в самолете!
- Что-о-о-о?! – Лола медленно вставала из-за стола. – Кри-и-и-ис?
- Всего-то три штуки,  - пожала та великолепными точеными плечами в открытом топе.
- Три?!
- Или четыре. Или пять.
- Какого хрена?!
Кристина лишь снова пожала плечами.
- У нее очередная несчастная любовь,  – тут же сдал с потрохами сестру… Рю?  - это Юра, получается?! Что за идиотские клички!
- Крис, это правда? – продолжала допытываться с инквизиторской методичностью Лола. А Фёдор с радостью осознал, что наваждение по имени «Кристина Кузьменко» его все-таки потихоньку отпускает. И ему вдруг стало очень интересно все происходящее в кабинете. Он с любопытством следил за всеми четырьмя, не покидая своего наблюдательного поста у стены.
 - Ну… - дернула плечом девушка. – Ну, он такой… мне, короче, показалось, что… Мы с ним о прекрасном, об искусстве, о Климте, о золотой Адели, я  прям думаю – о, наконец-то высокие отношения. Х*р вам! И этому тоже надо свой х*й мне между ног пристроить.
- Адель – это она про твою последнюю рыжую телку, что ли? – шепотом спросил один «пингвин» другого.
- Она не Адель, а Аделаида!
- А я как сказал?!
- А ну-ка ша! – прошипела Лола братьям. А потом впилась в кузину пристальным взглядом. – Лирическую линию можешь пропустить
- Ну как так,  - капризно надула губы Кристина. – Мое сердце разбито…
- Давай мы ему рожу начистим,  - снова оживились «пингвины».
- Сама справилась, - отмахнулась девушка.
- Так, ты мне зубы не заговаривай! -  Лола громыхнула ящиком стола. – А ну-ка вставай.
- Гномыч, ну ты чего, не начинай, нормально же все было….
- Вставай! – рявкнула Лола, выходя из-за стола. В руках у нее была сантиметровая лента. – Топик подними.
Вид красивого плоского женского животика  почти ничего в Фёдоре не всколыхнул, с чем он себя не преминул поздравить. Наваждение отпустило окончательно. Наверное,  последним штрихом стало то, что эта девушка – сестра Лолы. А кстати…
- Та-а-ак… - прозвучало это настолько зловеще, что даже Фёдор слегка напрягся.  – Без пары миллиметров сантиметр в талии. Крыся!
- Ой, подумаешь,  - фыркнула девушка. – Ты же меня знаешь, Ло. Я к показу буду в форме,  у меня железная воля и дисциплина. И вообще, может, у тебя сантиметр неточный…
- Ты. Сейчас. Идешь. К Кейси. Она снимает мерки. И делает примерки. И упаси тебя бог… - Лола сдунула со лба упавшую прядь. – Упаси тебя бог, если там что-то будет не так!
- Лолик, ну не нагнетай ты...
- Я заставлю тебе надеть Шуркино обмундирование и бегать в нем по Централ-Парку, если ты нажрала хотя бы сто лишних грамм!
- Возьми мое, - хохотнул Юрий. – Мое тяжелее.
- И это наша сестра, - в пространство произнесла фея – и надменно испарилась, гордо перекинув косу на грудь.
- А вы куда смотрели?! – напустилась Лола на братьев. -  Почему позволили?!
- Можно подумать, Крис кого-то слушает. Кроме тебя, - тут же принялись оправдываться «пингвины». – И вообще, мы ей не нянька.
- Это точно, вам самим  нужна нянька, - вздохнула Лола. – Вы зачем приехали вообще?
- Не, ну нормально, да? – Шу и Рю переглянулись. – Вот даже не обняла, не поцеловала, уже полчаса только орёт. Сестра еще любимая называется…
После паузы Лола рассмеялась. Встала из-за стола. И через пару секунд совершенно потерялась в объятьях двух здоровенных высоких парней.
- У нас финал,  - торжественно произнес Шу.
- Мы билеты тебе принесли, - дополнил Рю.
- О, нет! – простонала Лола. И, поймав удивленный взгляд Фёдора, похоже,  наконец, снова вспомнила о его присутствии в кабинете. Улыбнулась – немного смущённо. Разжала руки, которым обнимала за бицепсы  обоих парней.  – Я же не сказала. Мои братья – хоккеисты.
- Эй, не хоккеисты, а крайние нападающие!
- Нет-нет,  только не надо лекций о хоккее, я этого не выдержу! - закатила глаза Лола. – А Крис, как ты, наверное, уже понял, модель. Очень успешная. Если ее карьере не помешают пирожные.
Фёдор, наконец, отлепил свою спину от стены. И подошел к троице. Фёдор сам был не мелким, но крайние нападающие вблизи выглядели весьма внушительно, если не сказать  - устрашающе. Неудивительно, что челюсть и плечо еще ноют. А уж Лола на их фоне и вовсе терялась.
- Любопытная у вас семейка, - хмыкнул Фёдор.
- О, это ты еще, Федя, не всех знаешь, - ответно хмыкнул Юрий. – У нас есть наш батя – тренер российской национальной волейбольной сборной, Лолкин батя - крутецкий продюсер. Еще у нас есть, - начал загибать длинные пальцы: - Детский волейбольный тренер на пенсии, который никак на эту пенсию уйти не может, моднющий косметолог со своей сетью клиник, сценарист с кучей наград с конкурсов. А у Лолы еще двоюродная прабабка – аббатиса была. А у нас прадед – засекреченный  профессор, разрабатывал средство, как превращать людей в зомби, - брат пихнул его локтем в бок, но Юра  не унимался. – А еще у Ло какие-то немецкие то ли герцоги, то ли бароны  в предках. И кубанские казаки есть. И греческие портные.
- Всех вспомнил?  - немного суховато поинтересовалась Лола. Кажется, этот экскурс в семейные хроники не очень ей нравился.
- Чокнутую  норвежскую бабку забыли! – расхохотался Александр.
- Саша, ну как ты можешь так говорить!  - возмутилась Лола.
- Еще как могу! – подбоченился старший из братьев Кузьменко.  – Вот скажи – ты ее видела?
- Нет, но…
- А мы видели! – пришёл на помощь брату младший.  – Мы прошлой зимой в Осло  играли, так она приехала из своей глухосрани – с внуками знакомиться по такому случаю. Мы с Шу еле ноги унесли.
- Точно-точно! – снова перехватил инициативу старший. – Такая набожная – жуть просто. Материться при ней нельзя, яйца чесать нельзя, разговорчики все про бога. Та еще святоша!
- Это же ваша бабушка! – возмутилась Лола.  – А вы про нее так говорите!
- Ты бы и не то сказала, если бы с ней поговорила хотя бы пять минут, - огрызнулся Саша.  – А батя говорил, что она в молодости была далеко не такой святошей. Только мать ему рот быстро захлопнула, так что мы не знаем, чего там было.
- Зато она нам носки подарила! – с радостью спохватился  вдруг Юрий. – Говорила, что сама вязала. Лолик, тебе не нужны носки? Шерстяные, с оленями, сорок пятого размера? Тебе их можно как шапку носить!
И оба «пингвина» дружно заржали. Даже Фёдор с трудом сдерживал улыбку. Вот про кого надо снимать реалити-шоу, Карадашьяны и Озборны нервно курят в сторонке!
Лола пыталась хмурить брови, но выходило это у нее не всерьез.
 - Так, все, кыш, не мешайте мне работать!
- Уже уходим! – сверкнул белозубой улыбкой Юрий.  – А то жрать охота, а у тебя же не допросишься двойной чизбургер.
- Даже слова этого не произноси!
Юра хохотнул, а Саша шлепнул на стол какими-то  красочными бумажками.
- Вот, держи! Лучшие места.
- Не-е-е-т! – снова простонала Лола. - Мне некогда. У меня куча дел. Я ненавижу хоккей!
- Вот смотри, Рю, - горестно обратился к брату Александр. – Мы с тобой в прекрасной форме. Готовы показывать свою лучшую игру и надрать задницу «Айлендерз». А любимая сестрица воротит нос и говорит, что не придет на нас смотреть!
- А можно, я возьму билеты?
Оба брата дружно, как по команде, повернулись к Фёдору.
- Любишь хоккей?
- Стараюсь следить,  - скромно отозвался Дягилев. И не соврал, между прочим. Если он и следил за каким-то видом спорта – то за хоккеем. Может быть, в память о деде, который был заядлым хоккейным болельщиком.
- Держи! - после небольшого раздумья теперь уже о грудь Фёдору шлепнулась пара билетов.  – Если приведешь Ло на матч – мы сделаем вид, что забыли, как ты лапал ее за задницу.
- Я не лапал!
- Ну и дурак!
И парочка буйных «пингвинов» дружно захохотала. А перед уходом Саша похлопал Фёдора по плечу и на прощание удостоил пояснением.
- А по поводу Крис не переживай – на нее все так реагируют. И говорит она так специально – чтобы шугануть сразу. А вообще, она у нас нормальная. Почти.
И, довольные собой, братья Кузьменко покинули кабинет своей сестры. Без них стало как-то резко тихо. И улыбки сами собой сползли с лиц обоих оставшихся в кабинете людей.
- Не то, чтобы я всерьез нуждался в их благословении… - начал Фёдор негромко. – Но может быть, в самом деле…
Они смотрели друг на друга. Он любовался ее выразительными темными глазами в обрамлении длинных ресниц. Ее завораживали его яркие зеленые, которые она теперь не знала, с чем и сравнить.
- Только если на вторую половину последнего периода… - задумчиво проговорила Лола, опустив голову и начав вдруг снова перекладывать бумаги на столе. Похоже, это ее любимое занятие – когда надо чем-то занять руки. Но делала она это достаточно неловко.  – Весь матч я не выдержу, правда.
- Хорошо, - покладисто согласился Фёдор. – А еще я знаю, где готовят самые вкусные в Нью-Йорке стейки. И наливают самое настоящее ирландское пиво.
- Да ладно? – Лола подняла на него свои красивые темно-шоколадные глаза. «Лучистые» - вдруг подумалось Фёдору.  – Я тоже знаю одно такое место.
- Сравним? – он подмигнул ей.
- Договорились.
У нее невероятно красивая улыбка – когда  она искренняя.
***
- Что же они орут-то так?  - обреченно простонала Лола.
- Твои братья великолепны! – Фёдор самым бессердечным образом игнорировал ее  страдания.  – Просто великолепны!
- Тебе и в самом деле нравится это бессмысленное и беспощадное месиво? – капризно протянула Лола. – Вот уж никогда бы не подумала, что звезды оперной сцены неравнодушны к хоккею.
Он, наконец, оторвал свой взгляд ото льда, обернулся к ней и вдруг улыбнулся.
- Не замерзла?
Лола ответить не успела. И правильно сделала. Потому что ее тут же притянули за плечи и укрыли полой теплой куртки. И он весь такой теплый под курткой. Такой большой и теплый, что Лола не стала бороться с искушением. И положила голову ему на плечо. Прикрыла глаза и демонстративно зевнула.
- Как все закончится – разбуди.
Лола услышала смешок, потом лба  мимолетно коснулись губы.
- Договорились.
***
- Как думаешь, они нас видели? Точнее, меня?
- Конечно! – Фёдор уверенно вел Лолу сквозь шумную болельщицкую толпу. – Не мне же Юра послал воздушный поцелуй.
- Он мог его послать грудастой блондинке, сидевшей слева от тебя.  Что? – она слегка нахмурилась на его недоуменный взгляд. – Слева. От тебя. Неужели не заметил?
- Я смотрел на лед, - пожал плечами Фёдор. - От твоих братьев невозможно оторвать взгляд. Особенно Саша сегодня отличился!
- Ты уже научился их различать?
Фёдор даже остановился. Посмотрел на нее с изумлением.
- У них же номера на спине!
- Да что ты говоришь!   - всплеснула руками Лола. – Кто бы мог подумать!
Они хохочут оба.
- Спасибо, что благодаря тебе я исполнила свой сестринский долг, и Шу и Рю на какое-то время отстанут от меня со своим хоккеем.
- И тебе спасибо за то, что благодаря тебе я посмотрел живьем, на ледовой арене, с отличных мест такой великолепный матч. Последняя контратака была просто ураганной и…
- И больше ни слова о хоккее! – ему губы запечатал тонкий указательный палец. И снова они на какое-то время замирают, глядя друг другу в глаза. А потом  Фёдор отнимает ее палец от своего рта, крепко берет Лолу за руку, и они начинают вновь пробираться к выходу.
***
- Ты серьезно? – она недоверчиво смотрит на принесенное. – Я буду пить пиво, а ты – вино?
- Увы, - и в самом деле немного виновато улыбается он. - Мой внутренний мачо умирает от стыда.
- Потому что холодное? – после паузы спрашивает Лола.
Фёдор кивает.
- Не могу себе сейчас позволить рисковать.
А ведь она могла бы догадаться сразу.  Лола ведь уже довольно много  прочитала о том, из-за чего можно лишиться голоса. А партия Мефистофеля считается не самой простой. Боже, когда она успела сделаться экспертом в опере?! Ди Мауро сотворил  свое грязное дело – заронил в ней интерес!
- Зато мясо – с кровью? – Лола прячет за улыбкой неловкость.
- Только так,  - соглашается он.  – Люблю.
Мясо они заказали разной степени прожарки. И в десертах не  сошлись. В заведении, где подают лучшие в Нью-Йорке стейки, выбор десертов был не слишком богатый, и к кофе они заказали – Лола мороженое с черникой, а  Федор – ореховый  чизкейк.
 - Только не говори Крис, - Лола с наслаждением опустила первую ложку с мороженым в рот. – М-м-м… обожаю.
- Не разделяю твой восторг, - Фёдор с легкой усмешкой некоторое время наблюдал, как она ест мороженое. – А поэтому, я  - могила.
- Нет-нет, - ложечка звякнула о креманку.  – Ты и так молчал последние полчаса.
- Я ел!
- Зато теперь, за десертом, самое время развлечь даму беседой! -  Лола откинулась на стуле и сложила руки на груди. Спустя пару секунд Фёдор повторил ее жест. И они занялись уже привычным для них двоих делом – мерили друг друга взглядами. В этот раз без неприязни или вызова. Скорее, с любопытством. Наконец, Фёдор заулыбался, а Лола поймала себя на мысли, что ей очень нравится такая его улыбка – чуточку снисходительная и очень благодушная. У другого бы взбесила, а ему – идет.
- Итак? – Фёдор сделал глоток кофе, но к чизкейку пока не притронулся. – На какие темы ты бы хотела поговорить?
- Это очевидно! – передёрнула Лола плечами.- Ты вчера  видел почти всю мою семейку во всей красе. По крайней мере, все мои самые страшные секреты ты теперь знаешь. Я жажду реванша! – Федор вздёрнул бровь, и Лола поспешила смягчить просьбу.  – Расскажи о себе. То,   о чем не написано в интернете.
- Сложная задача, - он постучал указательным пальцем по верхней губе. – По-моему, интернет знает обо мне все.
- Начни с детства, - подсказала Лола.
- Что ж, логично, - теперь он пожал плечами. Отпил еще кофе, по-прежнему игнорируя пирог. – Я родился и вырос в Риге. Меня воспитывали бабушка и дедушка по линии отца. Моя мать… - он сделал паузу, и теперь взгляд его стал другим. Не заинтересованность  в ответе была в нем, а… а словно какой-то  другой вопрос, закадровый, потаенный.  – Ты же знаешь, кем была моя мать?   - Лола быстро кивнула, понимая, что как-то внезапно, за  несколько слов, разговор резко сменил характер и тональность, и из легкого и необременительного стал серьезным. А еще она даже не поняла, а, скорее, почувствовала, очень отчётливо, как чувствовала только что холод мороженого во рту,  что тема матери – это такая тема для него, что при любой неосторожности в выражениях с ее стороны его рев по поводу гульфика покажется Лоле шепотом.  А Фёдор продолжил: – У нее  был плотный гастрольный график, отец ее сопровождал. Поэтому мной занимались бабушка и дедушка.
Он замолчал. Смотрел. Наблюдал за реакцией. Лола напомнила себе про осторожность, но жгучее любопытство было сильнее.
 - Наверное… наверное, тебе ее не хватало… в детстве?
- Да, - просто ответил он. – Но у людей, обладающих таким даром, нет выбора. Точнее, он есть, и его непременно нужно сделать. Они не могут быть и там, и там. Они выбирают или следовать своему таланту, или… или все остальное.
- Твоя мать выбрала искусство?
- Если бы у меня был ее талант, я бы поступил точно так же.
Такая скромность… «если бы у меня был…»… от самоуверенного как десять нобелевских лауреатов Дягилева Лолу изумила донельзя.  Но, по крайней мере, у нее пока получилось  говорить  на сложную тему, и говорить довольно успешно. Надо воспользоваться, пока он так откровенен.
- А ты рано осознал свое признание?
- В шесть лет,  - Федор, наконец, решил отдать должное чизкейку. Словно  выполнив какую-то важную задачу.
- Ты в шесть лет знал, что будешь оперным певцом? – Лола не смогла скрыть удивления. Правда, она сама лет, наверное, с четырех, как только научилась сносно пользоваться ножницами, резала все, до чего могла добраться – шторы, скатерти, мамины шелковые платки – чтобы творить куклам наряды. Но Лола полагала, что это – редкость. А, оказывается, Фёдор тоже из таких. Из ранних.
- В шесть лет я твердо был уверен, что стану органистом.
- Кем?!
- Органистом,  - невозмутимо ответил Фёдор. Но уголки его глаз смеялись. – В шесть лет бабушка взяла меня в Домский собор.
Лола наморщила лоб, допрашивая свою память. Втуне. О Домском соборе она не знала ровным счетом ничего. Видимо, это отразилось на ее лице, потому что Фёдор смилостивился и принялся ликвидировать пробелы в ее образовании.
- В Домском соборе Риги расположен самый лучший в мире орган. Ну, это мое частное субъективное мнение, конечно. Но в тот момент, когда его построили, это был крупнейший орган в мире, между прочим. Ну да ладно, не в этом суть. В общем, меня привели в собор, и я в первый раз в жизни услышал орган. И увидел сам собор изнутри, естественно. Ну и все. Я был совершенно заворожен. Это надо видеть. Арки, витражи, разноцветный солнечный свет, который, как мне казалось, двигается под звуки органа. Это была какая-то магическая мистерия. Ты как будто оказываешься внутри огромной волшебной музыкальной  шкатулки. А самое удивительное, знаешь, что?
- Что? -  переспросила Лола, совершенно очарованная его рассказом. В этот момент она давала себе слово обязательно побывать в Домском соборе Риги и послушать там орган.
- Что у всего этого чуда был хозяин. Волшебник. Тот, кто заставлял звучать весь собор и плясать разноцветные блики света на полу, на стенах, в воздухе. Я имею в виду органиста. Я твердо решил, что хочу стать таким волшебником.  И на протяжении четырёх лет я упорно заставлял бабушку ходить со мной в Домский собор – одного меня туда не отпускали.
- А потом?
- А потом я внезапно захотел стать фаготистом.
- Кем?!
- Играть на фаготе. Это такой духовой музыкальный инструмент. Сильнее всего меня в нем завораживало, что он собирался как автомат Калашникова. Я больше любил его разбирать и собирать, чем играть на нем.
- Что помешало карьере… м-м-м… фаготиста? – Лола поймала себя на том, что улыбается.
- Кривые зубы.
- Как?! – ахнула Лола.  – Не может быть. Ведь ты…
- Брекеты творят чудеса, - Фёдор широко улыбнулся,  демонстрируя великолепные ровные зубы. Зубы, настоящие, естественного цвета, а не виниры.  – Но с духовыми пришлось расстаться. Впрочем, у меня предвзятое отношение к трубачам…
- А почему? Нет, погоди, дальше что? Ударные? Скрипка? Что потом?
- Потом был краткий, но бурный роман с гитарой.
- Дальше, дальше!  - поторопила его Лола.
- А дальше умер наш пекинес Тини, и я решил стать ветеринаром.
- Это последний виток твоей карьеры? – мягко спросила она. – Когда же ты пришел к вокалу?
- Вокалом я занимался всегда, сколько себя помню,  - пожал плечами Фёдор, разламывая чизкейк на ровные кусочки. – У меня не было выбора, педагога по вокалу мама нашла мне самолично.
- И когда же?..
- В пятнадцать лет у меня, как и положено,  начал ломаться голос.
 - И?..
- И сломался,  - он развел руки в сторону, словно признавая очевидность вывода. – Voice bianco – так в Италии называют голос мальчиков до полового созревания - у меня был не слишком впечатляющий. Но не зря, видимо,  меня назвали в честь Шаляпина. Наворожили. Процесс мутации был довольно длительный и для меня непростой. Но в итоге у меня прорезался и сразу ушел вниз  весьма недурной голос.
- Наверное, твоя мама была счастлива?
- Она этого уже не услышала.
Лола отвесила себе мысленный подзатыльник за бестактность. Ведь могла бы сопоставить дату смерти Анны Петерсон и возраст ее сына! И теперь она судорожно думала, что сказать. И ничего не придумала, кроме как ляпнуть.
- Ты ее очень любил?
- А как иначе? -  с показным равнодушием ответил он, но Лола отметила быстрый и, возможно, не осознаваемый  им самим  жест - как его пальцы коснулись шеи. Там, где едва виднелось над краем черного тонкого джемпера золото цепочки. «Это цепочка с крестом – от матери»  - вдруг ясно поняла Лола, ей даже спрашивать не надо было, жест был слишком красноречив. – Как можно не любить своих родителей?
Она рассеянно кивнула. И, почти не думая, задала следующий вопрос.
- А твой отец сейчас где?
- Он умер спустя месяц после того, как ее не стало.
 - Он же не… не… не…сам?! –  Лола выпалила это, даже не сознавая, что именно сказала. И лишь потом зажала себе рот рукой. Господи, что она говорит?! Вот теперь нарвалась. Точно нарвалась на отповедь. Если б кто-то так лез в ее жизнь… Сейчас Фёдор начнет орать, и прав будет.
Но он не стал орать. И тихо и бесцветно ответил.
- Нет, конечно. Просто остановилось сердце во сне. Уснул и не проснулся. Он не знал, ради чего жить без нее.
Вот теперь сказать было точно нечего. Слова кончились все. Она судорожно искала, что можно произнести, но все казалось таким… тщетным. Ненастоящим. Ненужным. Самым нужным и правильным сейчас, наверное, было бы касание. Но Лола не решилась. Так легко положила голову ему на плечо там, на ледовой арене.  А сейчас… сейчас что-то изменилось между ними.
- Скажи, а твоя невеста… она не передумала?
Если бы она могла сказать что-то более нелепое… более неподходящее… Но нет. Более нелепого  и неподходящего вопроса после его практически исповеди было придумать невозможно. Вот и Фёдор уставился на нее с изумлением. Но, впрочем, и только. Ни раздражения, ни негодования в его взгляде не было.
- Нет, если ты о том, чтобы вернуться ко мне,  - спокойно ответил он и принялся с аппетитом доедать остатки чизкейка.  – Более того, у нее уже новый роман.
- О, господи, как? С кем?!
- С мужчиной, представь себе, - хмыкнул Фёдор. -  Его зовут Массимо Кьезе. Вообще, знаешь, не сочти это за сексизм, но я подозревал, что Джесс не слишком умна. И она только подтвердила мои подозрения.
Лола вдруг осознала, что ее идиотский вопрос был, на самом деле, очень правильным. Они без неловкости вышли из разговора на трудную и болезненную тему. А, кроме того, Лола теперь знает, что со стороны его бывшей невесты опасаться нечего. Так. А вот это неправильные мысли! И, чтобы избавиться от них, она задала следующий вопрос.
- Почему?
- Потому что он тенор.
Тут Лола не выдержала и рассмеялась. Он не улыбнулся в ответ, но, по крайней мере, и мрачным не выглядел. Хотя разговор крутился в последние минут пятнадцать вокруг не самых радужных событий в его жизни.
- Извини,  - Лола вынуждена была воспользоваться салфеткой, чтобы промокнуть уголки глаз. – Это у вас цеховое предубеждение – басы против теноров?
- Да будет тебе известно, - Фёдор положил ложечку на опустевшую тарелку, - что когда тенор берет высокие ноты, у него от гипоксии  в мозгу умирает какое-то количество нервных клеток. Какое – точно не известно. Мне кажется, что у некоторых теноров со временем в голове остается некий прожиточный минимум нервных клеток – зато все как на подбор здоровые, прошедшие естественный отбор. Именно поэтому все тенора – очень жизнерадостные и не очень умные люди. И именно поэтому я – бас.
Теперь ее черед смотреть на него с изумлением.  Это шутка?  Он это только что придумал?
- Признайся, ты просто ревнуешь к тому, что у теноров гораздо большая популярность! – блеснула Лола познаниями, полученными несколько месяцев назад за столиком буфета в «Ла Скала». – Басам  такое и не светит!
И тут наконец на его лице снова появилась улыбка. Та самая, добродушная и немного снисходительная. Дягилевская.
- Это же утверждение  - относительно высоких нот - справедливо не только для теноров, но и для трубачей, - тем не менее продолжил менторским тоном уничижать соперников Дягилев. – Трубачи еще большие дураки, чем тенора. Так что Джесс еще не самый плохой выбор сделала.
Все, Лола прекратила сдерживаться и залилась звонким смехом. Неисправим! Неисправимый, самовлюбленный и очень талантливый. Невероятный. Невероятно-неисправимый между тем сделал знак официанту и попросил счет. А затем  продолжил свою  возмутительную лекцию.
- Но что еще сущая правда про теноров – так это то, что они любимцы мечтательных натур. И поэтому у них самые безумные поклонницы.
- Вот это – точно зависть! – не постеснялась нацелить на собеседника указательный палец Лола.
Он не стал опровергать. Дягилев вошел во вкус и теперь с видимым удовольствием читал Лоле лекцию про теноров.
- История еще помнит  противостояние между лемешистками и козловитянками. Принципиальное и непримиримое! - Фёдор для убедительности тоже поднял указательный палец, а затем полез за портмоне - им принесли счет.
- Это же… - Лола морщила лоб, пока Фёдор расставался со своими кровными. – Это же…
- Это поклонницы двух великих теноров прошлого века – Сергея Лемешева и Ивана Козловского. Впрочем, - он встал и подал Лоле руку, - последних злые языки называли козлихами.
- Басам не светит даже таких! Никаких тебе… дягилевок!
- Увы, это так,  - со вздохом согласился Фёдор. – В моем послужном списке только одна горячая поклонница. Она даже подстроила ДТП, чтобы познакомиться со мной.
Лола даже обернулась. Так и есть. Благодушная снисходительная улыбка и прищуренные глаза.
–  Размечтался!
***
По обоюдной договоренности  они решили пройти квартал, прежде чем ловить такси – надо было дать улечься сытному ужину.
- А как обстоит дело с поклонниками у модных дизайнеров?  -  Фёдор примеривал свой обычно широкий шаг к ее, более мелкому. Он чувствовал, что сказал сегодня слишком много, не жалел, но решил, что пора побыть в роли слушателя.
- Никак,  - пожала плечами госпожа дизайнер.
- Что  - совсем никак? – удивился Фёдор. – Никто не желает пасть ниц в благодарность за красивое платье?
Она бросила на него косой короткий взгляд.
- Ниц  - нет. А вот устроить пикет у офиса – это запросто. Со всякими «милыми» плакатами и прочей атрибутикой.
- Зачем пикет?! – Фёдор сбился с шага.
- У меня нет поклонников. У меня есть… как это принято говорить – хейтеры. Те, кому не нравится то, что я делаю.
Фёдор некоторое время шел молча, обдумывая услышанное.  Одно дело – ругать стиль, который исповедует «Лолику», в частном разговоре со своим импресарио. И совсем другое – видеть под окном собственного офиса людей, которые решительно настроены против тебя и твоего дела.
- И насколько все серьезно? – спросил наконец.
- Я справляюсь.
Теперь его очередь бросить короткий косой взгляд. Она вдруг показалась ему совсем девочкой. У Лолы Ингер-Кузьменко прекрасная деловая репутация – это подтвердил Сол. За ней волочится нескончаемый шлейф слухов,  скандалов и провокаций. Она встречает оппонента елейной улыбкой и острым языком. Но сейчас Фёдор видел рядом с собой не успешную бизнес-вумен, делающую деньги на скандале и эпатаже,  а маленькую упрямую девчонку. Каково это – жить постоянно поперек и вопреки?
Однако, вечер уже заканчивался, и продолжения у него не может быть  - это понимали они оба. У нее подготовка к показу, у него завтра и две недели через день – спектакли. Поэтому – взмах руки, желтая молния такси прижимается к обочине, поцелуй в щеку – и вот Фёдор стоит на улице уже один, без своей спутницы. Подняв ворот куртки, он решил пройтись еще немного. Проветрить голову. Подумать.
Когда Фёдор шагал  по Девятой авеню, он и предположить не мог, что девушка, которую он пару минут назад посадил в такси, ровно через сутки будет лежать в его постели. Голая.  Под ним.
_________________

 » Глава 7

_________________