Жажда(слэш, 18+)

 » Жажда(слэш, нц-17)  [ Завершено ]

название: жажда
автор:я, Буже
бета: нет, она на больничном))
размер:мини
рейтинг: нц-17, ненормативная лексика.(а то некоторые жаловались, что точки ставлю )
жанр:слэш за который меня скоро выкинут с этого приличного форума
аннотация:***
статус:закончен
предупреждение, девочки, если кто не знает, слэш это однополые отношения. Если вы противник сего недоразумения, прошу вообще не заглядывать!! что бы потом не ругали меня, идет?


Я узнаю о твоем приближении, раньше, чем ты думаешь. По бетонному полу тянет холодом, и это может означать лишь одно – ты открыл дверь в подвал, спустился по лестнице, и идешь коридором. Если подумать, теперь я бы мог услышать твои шаги, просто напрягши слух. Ты не имеешь привычки подкрадываться и никогда не скрываешь своего настроения. Я уже успел выучить – если оно паршивое, шагаешь порывисто и звучно.
Лязгнула задвижка массивной двери, и ты появляешься на пороге с привычным целлофановым пакетом в руках. Размахнувшись, швыряешь его в мою сторону. Даже не пытаюсь поймать, и пакет, не долетев до кровати, шлепком приземляется на пол, прошелестев по бетону.
-Опять минералка и вчерашний хлеб? Продолжаешь издеваться надо мной? – я могу быть вежливым, да что уж там, я ДОЛЖЕН быть таким, если хочу сохранить шкуру, но странная клокочущая ярость в груди, пробудившаяся с твоим приходом не позволяет играть роль.
-Голодание пойдет тебе на пользу, ушлепок. Таких как ты оно… очищает.
У тебя бывает кошмарный голос. Ненавижу его. Потому что ты обращаешься ко мне, как… к какому то уличному отребью. И задевает - больше с отвращением, чем со злобой.
-Кто бы тебе башку очистил, урод! Тебя посадят однажды, и не за решетку, а в психушку! И будут шуровать тебе в жопу по сто уколов на день!
Один твой вид взбивает сердцебиение. А уж стоит открыть рот, произнося матерные слова в твой адрес, тут же удостаиваешь меня такой ехидной улыбки, что мне зубы от гнева сводит.
-Смотрю, крысенок, у тебя одни ассоциации, привык, что все в твоей жизни через жопу. – Теперь смеешься, но далеко не весело, колко, похабно. Как если бы следил за выступлением двухголового карлика в цирке уродов. – Наверное, весь в папаню, пидор малолетний.
Однако уверен, сейчас ты уйдешь. Ничего не произнося больше: не обнадеживая, ни запугивая, ни оскорбляя. И забавно, но мне не хочется оставаться одному, пускай твоя компания, это компания неуравновешенного садиста, задумавшего через меня, каким то образом насолить моему отцу.
-Уж кто бы говорил… а сам? - состроив мину, достойную моего собеседника, тянусь рукою за пакетом. Утром, наконец, прислушавшись к нытью своего заключенного, и согласившись, что это лишняя мера предосторожности, ты великодушно снял с меня браслеты. Что ж, мне стало легче поднимать крышку на унитазе, и заводить руки за спину, когда та чешется. А еще, я снова имел возможность спать на животе, и ранее, ни придумав чем заняться от скуки, уже воспользовался ею.
Уходишь? Ну и вали! К чертям. Я буду сидеть и изучать этикетку на бутылке – тоже занятие.
-Если б сам не нарывался, пацан, хрен бы я тебя трогал. Больно надо было. – Отрешенное выражение на лице, брови приподняты, взгляд застывает. Ты хладнокровен, черт бы тебя побрал. Ни о чем не сожалеешь.
-А почему так мало? – я меняю тему разговора, выуживая из пакета пол литровую бутылку минеральной воды. Смотрю через рябь пузырьков на лампочку, что на коротком витом шнуре свисает с потолка. Будто на свету можно увидеть что-то большее в этой маленькой пластиковой таре. – Мне нужна вода, что бы мыться! В твоем склепе нет умывальника!
-Зато она есть в бачке и в унитазе, чистоплюй.
Ты, по какой то причине, передумываешь уходить, прислоняешься плечом к железной дверной лутке. Вытянутые кисти рекламно красивых рук, ловко вытряхивают из пачки сигарет, последнюю. Закуриваешь, втягивая в себя дым, производя при этом шипящий звук, как если бы обжегся, и испытывал боль.
Я опять кошусь на минералку в ладони, и, не позволяя взбешенному твоим поведением сознанию, переключиться на что-то иное, отстаиваю дальше свои ничтожные права.
-Но здесь даже один раз напиться не хватит! Будь же человеком!
-Иди на хер, малолетняя крыса. С такими как ты, нужно вести себя соответственно. – Плевать, что в голосе прежние смеющиеся ноты, ты серьезен как никогда. Зеленые глаза в тусклом свете единственной лампочки подвала, опасно отсвечивают сталью. Против воли вздрагиваю – примерно такой взгляд я видел у тебя позавчерашним вечером. Когда я, попытался, было возразить – отец тебе ничего не должен.
Собирая остатки гордости, делаю вид, что в итоге, не особо расстроен - отвинчиваю крышечку, неспешно тяну воду. А ведь пить хочется чертовски сильно. И пить много.
Сигаретный дым поднимается к потолку, расползается по комнате грязными ватными клубами.
Ты уйдешь, сразу как докуришь, наверное. И почему меня это волнует?
Нормальная вещь, рассматривать тебя, если уж выпала возможность. Можешь думать, что угодно: что мысленно проклинаю сейчас, что брезгливо, беспомощной яростью высмеиваю твою дешевую одежду – далеко не бренды, или изможденное усталостью, заметно, что сегодня не балованное бритьем, лицо. А быть может, я просто запоминаю твои черты, что бы, когда сбегу отсюда, а ведь я обязательно сбегу, в деталях описать внешность своего мучителя.
Бесит… и как бы я тебя описал? В целом, ты вполне соответствуешь сложившемуся у меня стереотипу – представитель трудового бедного класса. Почти нищета, если сравнивать с моей семьей. И если бы не внешность, то прости, смотрелся бы жалко. Но тут тебе повезло. Приходится признать это, даже если не хочу.
-Ты зря все это затеял, отец не будет платить за меня выкуп. Ты плохо его знаешь. – Я не первый раз пытаюсь донести до тебя сию простую истину. Но ты упрямо твердишь – не ради денег. Врешь же, мать твою.
По правде сказать, до этого я не задумывался, но теперь, как бы стало делом принципа – узнать свою оценочную стоимость.
-Если бы решил продать меня на органы, парень, больше бы выручил, я тебе говорю! – это не смешная шутка, и из моих уст звучит кощунственно. Зато я давно не смеялся, и вот, хороший повод.
-Я делаю это не ради денег, задолбался повторять. – Ты еще больше мрачнеешь, или мне кажется? Темные тени под глазницами становятся драматичнее, губы, сжимаются в узкую бескровную линию. Интересно, ты хоть замечаешь, как я на тебя сейчас пялюсь?
-Да ладно. Кончай трепаться!– а кто бы поверил? - Я, пускай не великовозрастный лоб как ты, но не круглый же идиот! Еще скажи, по идейным соображениям! – язвить выходит легко, это врожденное. Честное слово, порой сам диву даюсь, какая дрянь из меня вырастает.
-Только не нужно крысенок, о моих идейных соображениях шутить! – неожиданно ты отделяешься от двери, раздраженно вздыхая, направляешься в мою сторону. Мозги стягивает обручем паники – есть ли у меня шанс одолеть тебя физически?
Не то что бы самооценка занижена, но с горечью понимаю, врядли. Я щуплый и невысокого роста, весь в отца. Такого, ты завалишь одной рукой… впрочем, разбитая губа, отголоски ноющей боли внутри и дорожка темно-бурых синяков под ребрами отличное тому свидетельство. Завалишь ведь. Как и позавчера, в минуту справишься с моей подростковой агрессией.
А мучило ли тебя, хотя бы мимолетное чувство вины, за то, что совершил?
Тот факт, что вчера ты специально приносил еду, рано утром, когда я спал, и вообще не показывался на глаза своему заключенному, не об этом ли говорит?
-Все таки настаиваешь? Хочешь знать, зачем я держу тебя здесь? –нетерпение в голосе. Можно подумать, тебе нужен мой ответ. Или все еще предпочитаешь успокаивать себя оправданиями, подыскивая повод, прежде чем совершать насилие?
-Все таки, да. - Машинально забирая ноги с пола, подтягивая их под себя, словно уже начинаю искать позу, в которой легче будет сносить твои побои. Ты, ведь, хорошо мне врежешь под дых, если буду вырываться. А я ведь буду, когда ты станешь стаскивать с меня штаны. Но, ты бы может, и не стал лезть ко мне, не начни я язвить…. Почему, какого хера, предугадывая череду событий, я не хочу примитивно смолчать?
-Погоди, дай сам отгадаю… ты разнорабочий, на фирме моего отца. Он тебе насолил чем то, то ли десятку не додал к зарплате, то ли выходные урезал, и теперь ты, долбоеб, держишь у себя под конурой, в сыром подвале, его сына-старшеклассника. В отместку. Я прав, педофил?
Орать зачем только? Наверное, я просто нервничаю. Боюсь твоей реакции, что в общем то одно и тоже. Но я доволен уже тем, что успел все выпалить, залпом, на одном дыхании. Доволен, что по-прежнему отлично умею врать – я ведь не думаю, что похищая меня и запирая здесь, ты руководствовался обыкновенной местью основанной на классовой несправедливости. Причина - или деньги, или….
-Твой отец сбил на смерть моего папку, маленький ушлепок. Сбил, проезжая по нашей улице на своей тачке в четверть миллиона, когда мой отец переходил дорогу. Ты, разве не знал об этом?
Я удивленно расплющиваю глаза, поднимая голову. Только что казалось, что ты заедешь мне в челюсть, за то, как я говорю с тобою. Но ты поступаешь странно. Вместо ожидаемой гневной реакции, проявляешь нелогичную апатию, со вздохом опускаешься на кровать, даже не глядя в мою сторону.
-Конечно, у вас в семье так принято – никто ни за что не отвечает. Твой отец договорился, дело закрыли, так и не придав огласке. Но отца моего, больше нет. Ему, знаешь, всего пятьдесят шесть было.
Я теперь ошарашено смотрю на тебя, гадая, не лжешь ли. Нормальный человек о таком не стал бы. Но ты же псих, который держит подростка в подвале…. Хотя, если причина твоя действительно….
Ты очень тихо говоришь, и это так непривычно. Голос потухший и уставший, будто все эти одиннадцать (кажется?) дней, пока я нахожусь в твоей темнице, ты не высыпался нормально.
-Я хочу, что бы этот ублюдок хотя бы немного прочувствовал то, что чувствую я – это когда лишаешься любимого человека. Когда хочется вырвать волосы у себя на голове и разбить все, что попадается под руку! Когда все, о чем ты думаешь, как найти возможность выпотрошить виновника произошедшего, собственными руками, выпустить ему кишки… - черт побери, твои губы дрожат. Я подаюсь вперед, рискуя получить по морде за такое откровенное любопытство. Но ты, кажется, абсолютно не обращаешь на меня внимания. – Я бы все отдал, что бы твой отец ощутил такую же потерю, какую ощущаю я!
-Тогда, почему бы тебе тоже не убить меня? Выбрось мой труп перед воротами поместья, и наблюдай за отцом со стороны. – Я начинаю злиться на тебя, приятель. Как можно быть таким болваном! И, да, мне совсем не страшно подначивать - ты не убийца. Кто угодно, твою мать, но не убийца.
-Ты что мелешь, крысенок? – оборачиваешься, глаза воспаленные, влажные. Не верю, что ты мог бы разреветься при мне. Но вот поднявшись наверх, закрывшись в своей комнате….
-Знаешь, что меня злит? Ты раскрыл мне глаза, на очень досадную вещь, и уже за это я могу ненавидеть тебя. Прогадал, приятель, мой отец никогда не станет так убиваться по мне, как ты думаешь. - Я сглатываю вставший в горле ком, стараясь не выдавать своих настоящих эмоций – до тошноты обидно. - Верно, парень, в нашей семье, как ты сказал, это не принято. У нас никто и не о ком не печется, никто никого не любит.
Ты изучаешь меня сейчас, будто каждый миллиметр моего лица носитель информации. И раздраженно сведенные вместе брови, и раздувающиеся от тяжелого дыхания крылья узкого, девчачьего носа, и подрагивающее, распухшие после твоего позавчерашнего крепкого удара, губы.
-Да что б тебя, крысенок…. – разочарован?
Поднимаешься, собираясь уходить. Я, не понимая, что делаю, внезапно хватаю тебя за рукав застиранного свитера, рывком останавливаю.
-Э… постой.
-Чего тебе? – смотришь через плечо, отрешенно и пусто. Но руку не вырываешь.
-Не уходи. Пожалуйста.
Стоишь и глазеешь сверху вниз, как на что-то фантомное, ирреальное. Только твоя холодная кисть руки, в зажиме моей, напрягается.
-По..пожалуйста! – я разревелся, в миг скривившись, как засушенная груша. Всхлипы высокой нотой взрывают бетонный куб подвала, отражаясь эхом от стен и пола. – Лучше избей меня, или снова изнасилуй! Только не оставляй одного! Мне плевать, что ты будешь делать! Вымещай на мне злость, оскорбляй или насмехайся, но не уходи….
-Долбанный мазохист. Вот херня… - ты грубо выдергиваешь ладонь из моих рук, отшатнувшись, как от прокаженного. Сказать, что ты впечатлен моими словами, ничего не сказать. Шокирован, как минимум. Взбешен, возможно.
Трудно говорить когда ревешь, голос мерзкий, скрипучий, как у истерички. Но мне плевать, что-то сломалось внутри, услышь я от тебя о том, что совершил мой отец. Это… это… жестокая ирония - это так похоже на моего отца.
-А что здесь такого, бояться одиночества? Ты же боишься! Страдаешь без отца? А я страдаю, когда один! Может я и мазохист, если могу стерпеть физическое насилие, лишь бы кто то находился рядом, считай как хочешь! – перевожу дух – моих пять выдохов, твой один. – И вообще, к твоему сведению, придурок, ты не первый, кто трахал меня! Только там, в моем мире, это в рамках нормы. И не наказание за то, что кто-то трепался больше обычного, а так, веселая забава между двумя состоятельными пидарасами!
-Крысенок… - чего ж так тихо, я едва расслышал!
-…Что, крысенок? Да, крысенок! Я всю свою сознательную жизнь, «крысенок», ведь таким меня воспитывали. И знаешь, что, знаешь? – финал – руки трясутся, грудь ходуном ходит. Я почти не вижу тебя, сквозь мутную завесу слез, хотя и вскочил сейчас с постели на пол, тянусь на носках, чтоб докричаться до собеседника. –Знаешь, на самом деле, мне похрен, здесь я, или окажусь где то еще! В твоем вонючем подвале, или под открытым небом. Главное, что не дома. – Голос ломается, и колючим скатывается в желудок. – Главное, я больше не хочу находиться там, где все то, что в твоем мире считается извращенным и преступным – обычное развлечение!
Тишина подвала давит на психику. Мы не произносим ни слова, просто стоим друг против друга, ты, задумчиво теребя прядь на виске, я, задеревенелыми руками размазывая по щекам слезы. Хреново, что сорвался. Хорошо, что был искренен.
-Я не клюну на эту удочку, и не пробивай меня на жалость. – вот, и ты снова обрел голос. Просто потребовалось время! Конечно, что еще ты мог подумать? Я же сын своего отца. Мы даже внешне похожи.
Сам не замечаю, как опускаюсь на постель, уставившись на собственные руки, перевожу дыхание – всхлипы мешают. Усталость наваливается на плечи, прибивает к матрасу. Снова хочется спать. Докурил? Когда успел? Ладно, вали уже.
-И если ты думаешь, что я поверю твоему выступлению, клоун, то глубоко заблуждаешься!
Киваю, вместо ответа. Хотя, ты вроде и не спрашиваешь ни о чем.
-И не изображай несчастного, мать твою!
Ты так быстро выскакиваешь из моей бетонной конуры, что напоминаешь одержимого. Задвижка грохочет, шаги удаляются. «Убегаешь?» хочется крикнуть тебе вдогонку, да в горле першит, и на глаза снова наворачиваются бессильные слезы.
Я просыпаюсь от того, что меня со спины грубо переворачивают на живот. Сонливость мешает понять, какова причина твоего внезапного гнева, и в чем он будет выражаться. Хех. Ну я и дебил. Как это, в чем?
-Велком назад в реальность, ушлепок. – приветствуешь меня посмеиваясь. От тебя несет спиртным и сигаретами, сигаретами больше. Столько выкуривая, придурок, умрешь молодым.
-Зачем ты это? – только и произношу, все еще пытаясь навести резкость. Подношу запястье к лицу, без четверти два ночи.
-Наверное затем, что тебе тут одиноко. Сам ведь говорил, истеричка.
Ты заламываешь мне руки за спину, даже не соизволив обратить внимания на то, что я не сопротивляюсь. Эта твоя внезапная решимость настораживает, как и дрожь, в холодных, сильных пальцах, сдавивших мои запястья.
-Напился. – В моем положении, возможно обвинять? Я обвиняю.
-О, я и тебе принес! Как закончим, угощу.
Хохочешь. Я не пойму, нравится мне это или нет – радость у тебя показная. Если ты решил мне доказать что то, играя роль, то, выходит, мое мнение для тебя не последняя инстанция. Чертовски поднимает настроение.
-А минералку? Воду принес? Я так хочу пить…
-Заткнись уже! – ты вдавливаешь меня лицом в матрас, не сильно, просто показывая, то лучше сейчас помалкивать. Приподнимаешь за бедра, до колен стаскиваешь штаны. Какие же ледяные у тебя руки, приятель! Спуская с ягодиц резинку трусов, касаешься разнеженной после сна кожи, и меня морозит.
-Как много мужиков имело тебя?
-Вопрос довольно личный.
-Сбился со счета, скажешь? Ушлепок, тебе же вроде только шестнадцать… вот придурок малолетний….
Мне почему то весело – голос у тебя дрожит. Руки, голос – я вывожу тебя из равновесия, дружище!
-Не комплексуй, ты, лучше всех. – И я смеюсь, хотя легко спутать с рыданиями, плечи содрогаются, дыханье рваное.
-Крысенок….
-Алкаш и педофил….
Тишина твоего подвала, такая чуткая, торжественная. Так громко сейчас звучат в ней наши тяжелые выдохи. Я не вижу что происходит, но отлично слышу. Как с характерным «вжик» расстегивается молния на твоих поношенных джинсах, как их плотная материя шаркает о голые ягодицы.
Мне не больно, когда ты оказываешься внутри. Хотя, и сжимаюсь по инерции, и хриплю, негромко матеря тебя. Может быть, это поднимет тебе самомнение – крутой чувак, мальчишка дрожит и стонет. Тем более что за эти одиннадцать дней, что ты держишь меня в заключении, наверняка привык думать о себе, как о преступнике. Значит, играю на твой имидж.
-Крысенок… блядь… где ты такой взялся?
-Хочешь… отвезти назад? Забраковал?
Это и не смех, наверное, когда тебе в задницу вбивается чей то член, а ты, только о том и думаешь, как бы упорядочить ритм дыхания, что бы при каждом толчке не стонать. Но мне как бы и смешно. Руки мои ты оставил в покое, и теперь они безбожно комкают сбившееся постельное, хватаются за матрас.
-Знаешь, в чем разница?
-Мм?
Этим звуком ты, вероятно переспрашиваешь «о чем вообще речь?», я не зацикливаюсь на деталях. Говорить то тебе неудобно.
-Позавчера, ты делал это… что бы отомстить моему папане…
..-А сейчас? – опа, гляди, уже видишь, что я собрался сравнивать.
-А сейчас, просто что бы кончить.
-Ушлепок….
Хихикаю, дразня своего похитителя, и тут же снова оказываюсь впечатанным лицом в матрас – у тебя ловкие руки. Надавливаешь на макушку, я брыкаюсь, больше для виду. Делаю вид, что собираюсь еще чем то подколоть тебя. Уже нет. Самому сейчас непривычно. Не будь я собою, употребил бы яркое слово «стыдно».
О чем я думаю, когда ты обхватываешь меня под грудь, прижимаясь к моей спине и часто, болезненно громко выдыхаешь в затылок? О том, что ты растерян и разбит? О том, что как и мне, тебе сейчас невыносимо представить выражение на лице своего партнера? О том, мать твою, что это противоестественно, получать наслаждение от секса с тем, кого ненавидишь.
Ты кончаешь в меня, содрогаешься, впиваешься пальцами в мои бедра до синяков. Я в прострации, наверное потому, что немногим ранее кончил сам. Падаю на постель, с удивлением наблюдая, как ты опускаешься на меня, лениво сползаешь на матрас, перекатываясь на спину. Твое сердце колошматится так сильно, что беспокойное биение передается мне, соприкасайся мы кожным покровом.
Мне нужно много времени, что бы привести в порядок дыхание, но пока и так сойдет.
-Я…можно… мне… поцеловать тебя?
-Из ума выжил? – но по какой то причине, ты не злишься. И скосив взгляд, замечаю, если бы я предпринял сейчас смелую попытку, то по стене не был бы размазан.
-Тогда, может, принесешь мне водички?
-Нет. – Мне это кажется, или ты вот-вот готов провалиться в сон, прямо здесь, на узкой сбитой из досок кровати, плечом навалившись на меня, своего малолетнего узника, которого совсем недавно трахал как родную женушку? Какая беспечность!
-Придурок… я пить хочу!
-Виски на полу. Протяни руку. –И, верно, голос сонный-сонный. Черты лица разглаживаются, уголки губ ползут в стороны. Замечаешь, что рассматриваю тебя. – Надумаешь сбежать, убью.
Я высвобождаю плечо из под тяжести твоего тела, нагибаюсь за бутылкой. Как ты можешь предлагать ребенку спиртное!? Откручиваю крышку, короткими глотками глотаю обжигающую гортань и пищевод сорокоградусную хрень. Театрально подкатываешь глаза, в твоем понимании, я слабак, минута-другая, повалюсь пьяным. Черт… да ты прав, приятель!
Головокружение укладывает меня обратно на постель, и слабость предательски давит на веки. Я поворачиваюсь на бок, утыкаясь носом в твое предплечье. Поясница ноет, и зад до сих пор печет огнем. Хреновое чувство, между прочим.
-Когда проснемся, ты принесешь мне минералки. Много воды, парень, что бы я помылся.
Ты сперва, что то неразборчиво бормочешь, но затем прокашлявшись, произносишь, наконец, хотя тихо и расслабленно, все равно, едва сдерживая смех.
-Хер тебе, крысенок. Здесь не душевая для маленьких пидаров.
-А где тогда купается взрослый? - от тебя реально сильно несет табачным дымом. Смогу ли я уснуть в такой вони?
-Эх… черт с тобой. Где купается взрослый, там завтра будешь купаться и ты.
Я замираю, ошарашенный и уже расстроенный – не может же это быть правдой?
Ты, вероятно, замечая странное напряжение в моих мышцах, машинально треплешь пятерней по волосам. Вздыхаешь.
-Не парься, крысенок, над тем, что будет завтра. Что-нибудь придумаем.
«Только бы ты не забыл, что я чертовски сильно хочу пить! Только бы проснулся по раньше и принес мне воды! А может, здесь где то рядом, под кроватью, уже припрятана минералка…?» успеваю подумать я, и позорно быстро проваливаюсь в сновидения.
The End.


  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (marta buzhe)

  Подписаться на автора

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: yafor; Дата последней модерации: 08.12.2010


_________________

Короткая, но емкая история. Очень понравилось, спасибо
_________________

Соль, получить хороший отзыв от тебя, мастера жанра, для меня большая честь! !!
спасибо огромное))
_________________

))) да, лана, я всего лишь скромный писака )))) а история у тебя действительно интересная и выполненна с достоинством Не хочешь превратить её в полноценный рассказ?
_________________

Мне очень понравилось!

Ксюшенька,дорогая,и грустно и смешно одновременно! Удивительно, локанично,графично.
Я конечно известный любитель флафффа))) и всяких там....и жили они долго и счастливо и умирли в один день поэтому хеппи энд додумала Спаибо!!!

Очень понравилось! ))) Ничего лишнего и так много, одновременно. И история увлекательная.
Я конечно люблю старые добрые счастливые концы, но после некоторого размышления он тут вряд ли возможен. Ну если только сильно размечтаться.))) Всё-таки насилие имело место, а такое не забывается. Надеюсь конфликт интересов разрешится с помощью, какой-нибудь подвернувшейся под руку штукенции (монтировки или огнемёта). К чему я веду? К тому, что очень хочется второй серии. ))) Если её не предполагается, то придётся свою допридумать.)))

Соль, не применьшай важности своего таланта, мой великолепный автор!! я перечитала много твоих рассказов, и была, мало сказать, впечатлена!!

Надюш, я боялась твоей реакции.честно спасибо!
Скай!! это был эксперимент!)) первый слэшный опыт, так сказать) я знаю, что ты любишь такое;)) спасибо!
Джози , придумать продолжение?)) этот рассказик писался в подарок для моей любимойй подруги на день варенья, я забыла ее вовремя поздравить)) если она захо знать продолжение, я напишу его;))
_________________

Написано потрясающе! Я в восторге! Автору большое спасибо.

Лель, спасибо! я очень рада, что понравилось))) и как продавец по профессии скажу - заходите еще;))
_________________

так что, никакой это был ни конец.....)))))))))))

Вот она – реальность. Бессильно хнычу я, зачерпывая ладонями воду из бачка. Сукин ты сын…лживая мразь…да просто...просто…
-Подонок! !
Ору я в сторону двери, едва вода глотками скатывается к желудку. Поразительно, что моего гнева хватило так надолго! Уже вторые сутки как я осознал – меня бросили помирать здесь голодной смертью, но силы и запал, время от времени, осыпать бранью пустое пространство подвала, все еще остаются. Вода имеет терпкий привкус медикаментов, возможно, это от высокого содержания хлора. Я не знаю, впервые в жизни доводится пить воду из крана. Хотя, если бы от туда. Из пластикового бачка, что висит над унитазом, мать твою!
Вчера я проснулся с пониманием того, что слышу грохот. Сам звук не был настолько громким, что бы разбудить меня, по всей видимости, что то громоздкое рухнуло с чего то высокого, где то в отдалении. Ага, в отдалении от меня находился весь гребаный мир. И там, в этом мире, что то и свалилось. Но я был заперт в своей конуре узника, и, вероятно, покинул границу сна как раз в тот момент, когда раздался грохот. Не позже, не раньше.
Я позвал тебя, подойдя в двери. Так, с глупой надеждой, что немедленно отзовешься. Потом, все еще сонный, сходил поздороваться с унитазом, вернулся в постель, и выдул найденное между матрасом и стеной, недопитое виски. Ты ведь обещал принести воды, вроде. Наручные часы сообщили, полдвенадцатого. Тоесть, самый подходящий момент нести мне не то, что минералку, законный завтрак!
Прикладываясь к бутылке, я с горечью вспоминал события прошедшей ночи. Ты почему то казался мне таким искренним, в момент, когда кончал. Вот на этой мысли, я расхохотался. Всю жизнь я считал себя если уж не классным. То уникальным парнем как минимум. Твое отношение к такому особенному мне, раздражало. Все бы ничего, - размышлял я, сворачиваясь клубком на жестком матрасе, чувствуя, что после спиртного снова клонит в сон, - но незачем было изображать, будто я тебе нравлюсь. Ведь, изображал же?
Когда я проснулся второй раз, было без четверти шесть вечера. Болела голова, затекла шея – спьяну уснул в неудобной позе. Пускай в моей подземной камере не наблюдалось раскаявшегося в своей черствости тебя, но и никаких признаков оставленной еды\минералки тоже.
Вот тогда-то я взбесился! Пинал ногами завернутую в целлофан пустую пластиковую бутылку, создавая такой шум, что где то еще глубже, под бетоном, в сырой почве, должны были очнуться мертвецы. Чуть позже, изнемогая от похмелья и низменного презрения в брехливому тебе, я разбил о стену бутылку из под виски, мимоходом представляя, как великолепно будет вонзить получившуюся «розочку» из горлышка, в твою шею. Только войди в эту дверь, ублюдок….
Проходили часы, я все так же сильно хотел пить, и все меньше и меньше надеялся утолить когда-нибудь эту жажду. Ведь понемногу ситуация, сперва, казавшаяся абсурдом, приобретала вполне различимые, правильные формы. Ты брезгуешь приходить сюда. После ночного поступка, осознав, что позорно уснул, прижимая к себе своего узника, сам себя, стыдясь и проклиная, решил сгноить меня в моей тюрьме, просто бездействуя. Благо, я открыл тебе глаза на папашу пофигиста, который, мало что не додумался искать пропавшего сына, вообще забил на него.
До полуночи я занимался самобичеванием, скорее, анализировал свои поступки, и для каждого, для самой ничтожной мелочи, подбирал одно определение «глупо было...». Ныть тебе и изливать душу, убеждать в том, что мой отец лишен родственных чувств к отпрыску, просить тебя остаться, мать твою, самому подставлять зад и заигрывать с тобою, а после, изображать невинного возлюбленного притихшего в твоих сильных объятьях – глупо было! Глупо было… доверять тебе.
Уснуть удалось лишь хорошенько поблевав над унитазом – мутило с самого утра. Рвать было нечем, издерганный желудок отзывался болезненными спазмами, и, умываясь с бачка, глядя на свои дрожащие синеватые руки, я впервые поблагодарил тебя за то, что ты не додумался повесить в подвале зеркало. Я, должно быть, чертовски херово выглядел.
Новый день, старые заботы. Меня вытрясло из сна чувство зверского голода. Поразительно, как это самое чувство не подняло меня еще раньше, среди ночи. Ведь, когда я ел то, двое суток назад? Черствый хлеб, запитый дешевой минералкой, черт тебя побери.
И в итоге, последние шесть-семь часов повторяя вчерашнюю программу самотренинга «не сойди с ума, осознавая, что умираешь голодной смертью», я периодически подкрадывался к злополучному бачку и пил из него, кривясь и матеря тебя, на чем свет стоит.
-Какой же ты… какой…ублюдок!
Опускаюсь задницей на бетонный пол, слабость уже не позволят расходиться как следует в выражениях. И, вдруг….
-ар…
Эээ..? Нет, послышаться может, если один раз.
-гар… Эдгар!
Ну, максимум, когда несколько.
-Крысенок, мать твою…
Вот теперь точняк, зовут меня. Получивший неопровержимые доказательства того, что не брежу, я так быстро бросаюсь к двери, что споткнувшись на ровном месте, едва не растягиваюсь плашмя. Сталь дверей холодит щеку, я прислоняюсь виском к дверному полотну, вслушиваюсь. Ты где то в коридоре, не иначе. Это ведь твой голос окликал меня? Или все же, робкий шепот шизофрении?
-Эдгар!
-Эй! Да! Я здесь!
Ору я радостно, находя ртом узкую щель, между дверьми и металлической луткой, стараясь кричать в нее. Как тебя еще назвать, если имени не знаю, а обращение «ублюдок» в положении того, кто за шкурку хлеба готов душу продать, слишком смело? Поэтому, «эй» вполне должно подойти.
-Эй! Слышишь меня? Я пить хочу! И есть тоже! Ты слышишь?
Но ты, по какой-то своей причине не отвечаешь, и я бешусь. Да, как тот зверь в зоопарке, некормленый и обозленный, почти обезумевший. Цепляться за вежливость, начинает казаться трусостью.
-Урод, чего молчишь? Отвечай, твою на хер!
С невиданной доселе силой, бью ладонями в дверь, от чего та лишь стонет низким отзвуком. Руки, по-моему, теперь будут доводить меня болью, навязчивей чем желудок.
-Хочешь, что бы я здох здесь?! Да? Мудак….
Не заказывал я слезы, но они текут. Так бывает, когда обида перевешивает гнев. Так случается с маленькими доверчивыми хлюпиками, вроде меня.
-..гар! Эд, блядь! – опять припадаю ухом к двери, прикидывая, может ли человек так извращенно прикалываться над другим? - Дверь открой!
-Издеваешься?!
Но твой раздраженный голос как-то странно звучит, до меня это только сейчас доходит. Даже через толщу двери легко можно понять – ты не в себе. Напился, что ли?
-Эй, алкаш, ты просишь меня открыть запертую снаружи дверь, я, верно, понял? – стараюсь говорить с расстановкой, а потом, выдерживаю паузу, и жду ответа с той стороны. Хотя сразу же хочется продолжить, прямо таки язык чешется, потому что лишь одна сотая меня предпочитает хвататься за абсурдное предположение – ты действительно не можешь сейчас сам войти в подвал. А девяносто девять других частей, среди которых и логика с честными амбициями несчастной жертвы перебивая друг друга, орут – подло издеваешься!
Между тем, пальцы сами тянуться к грубой стальной ручке, нажимая на нее, со всей оставшейся в наличии силой.
-Дверь….
Снова обращаешься ко мне ты, кажется, стараясь, что бы прозвучало достаточно громко. Всего одно слово, которое, по-твоему должно мне разъяснить, что ты хочешь донести до своего горе-узника.
-Ну, дверь?! Черт… ты явно решил посмеяться надо мною…
Я порывисто поднимаюсь с корточек, остервенело смыкаю верх\вниз ручку, опираюсь плечом на массивное стальное полотно дверей, пытаясь открыть их. Ясное дело, спустя десяток отчаянных попыток, наступает понимание – меня опять надули. Горечь жжет изнутри, руки мелко трусятся и все сильнее жаждут вцепиться в твою смеющуюся рожу. Смеющуюся, же?
-Эдгар, потяни на себя.
Дальнейшие события слились для меня в одну сплошную смазанную картину – я был возбужден, до предела разочарован твоим скотским отношением. Как еще я мог воспринимать происходящее в таком состоянии?
Дернул на себя - дверь оказалась открыта, а я таки, оказался тупым долбоебом. Как ты потом с обвинительной улыбкой скажешь мне, открыта она была ровно с того момента, как ты вышел из подвала, вчерашним утром. И вот, ошарашенный пугающим ощущением свободы я, несусь по темному коридору, единственное о чем помышляя – как можно скорее покинуть твой дом. По какой то нелепой причине, я не беру в счет момент нашей встречи где то на лестнице, или откуда там ты мне вещал, возможной драки, а то и куда проще – удара ножом в грудь\выстрела в голову. Трудно ведь, тащить труп наверх. Легче, если живого выманить из подвала….
Я споткнулся о тебя, не заметив в темноте. А падая, кричал, будто это меня валят на пол, что бы прикончить в лежачем состоянии. Почти сразу же понял, что давлю на кого то…
-Крысенок…
Твой теплый шепот коснулся моего локтя, и я машинально убрал руку, сползая с тела, распростертого на полу, под лестницей. Твоего тела. Не смотря на нечеловеческую усталость и слабость от голодания, отыскиваю силы хорошенько вструснуть тебя, хватая за грудки и приподнимая навстречу своему лицу.
-Ублюдок! Я мог потерять сознание там без еды и воды! Ты хоть понимаешь, что так нельзя было поступать?! Я же выйти не мог!
В какой то момент становится страшно – коридор до предела заполнен темно серым сумраком, и я не вижу ни твоего лица, ни даже собственных рук, из которых вяло выскальзывает обратно на бетон чересчур тяжелое тело взрослого мужчины.
-Эээ… ты жив? Ау, приятель! – бью тебя по щекам, неожиданно слабо, боязливо даже. Ты не реагируешь. И тут до меня доходит простая как геометрия ступеней, истина. Ты упал с лестницы!
Одному Эдгару известно, как легко было волочь тебя наверх, придурок! Но этот самый Эдгар, то есть я, никогда тебе не признается, что ронял свою непосильную ношу прямо на бетонных ступенях, догадываясь, ясен перец, что будь ты в сознании, волал от боли, и несколько радуясь, что ты на тот момент в нем не был. Потом, окажется, что ты весь в синяках. Но я буду стойко молчать, наблюдая, как ты переодеваешься, кривясь от боли.
В доме оказался выключен свет, и пока я отыскивал выключатель, как слепой обшаривая рукой стены вокруг дверного проема какой-то большой комнаты, ты, мой уважаемый похититель, валялся на полу, ни отзываясь ни разу, ни на одно из обращений.
-Эй! Ну же! Не умрешь же ты прямо при мне!? Я не хочу! Это запомнится мне на всю оставшуюся жизнь! Как тебя зовут, так и не сказал…вон, мое имя, ты знаешь! – Пальцы, в итоге находят клавишу выключателя, и, вуаля, я оказываюсь в твой гостиной. Чудеса телепортации.
Подтаскиваю тебя к огромному, покрытому ядовито-малиновой, наполовину стершейся бархатной накидкою, дивану. Одновременно радуясь, что диван этот низок, чуть попыхтев, получится поднять тебя на него, и, ужасаясь тому, что ранее нашел выключатель. Вот не горел бы свет, не видел бы этого. Твоя голова вся в крови. Ведь кровью, и не чем иным, могла быть налипшая на лоб темно-бурыми, почти черными кусками, в одну лепешку склеившая твои отросшие волосы, субстанция! Она крошилась, и осыпалась от прикосновений моей дрожащей, как у эпилептика руки. Я зачем то трогал тебя, возможно, что бы удостоверится, все еще теплый, значит живой. Или, может, на один смелый миг, возомнил из себя врача, искал место ушиба.
Ты какой то бледный, херово смотришься, короче. И я, не задумываясь о риске и идиотизме такого поступка, наспех найдя в твоей прихожей стационарный телефон, по памяти, дай Бог всем иметь такую, набираю номер своего старого знакомого, тире, любовника.
Через двадцать три минуты, а я, присев на пол около дивана, и следя за твоим дыханием, считал их, звонок у входной двери известил – док тут. Док, когда то давно был приятелем, более того, деловым партнером моего папаши, но они рассорились по причине того, что отец, якобы не простил доку финансовой наебки. Может быть, у папани просто было плохое настроение, и он решил повесить на кого-то недостачу в бухгалтерии собственной фирмы, за счет чужой крови пополнил свои активы. В общем, все это фигня и не детское дело, а вот о детском…
Док, войдя в дом, бегло чмокнул меня в губы, хотя и не попал, толком. Спросил, где больной, затем, сразу же автоматной очередью, кем он приходится мне, есть ли кто еще в доме кроме нас троих, и, «мать твою Эдгар, почему ты сбежал из дому?».
На последний вопрос, я лишь пожал плечами, какого-то фига покраснев. Из чего док сделал смелый вывод – сбежал я, потому что так хотел мой любовник, ныне валяющийся без сознания с пробитой башкой.
А что, любовник ведь! Трахались мы уже два раза! Причем, только один, против моей воли. И то, если бы ты тогда вежливо попросил….
Док осмотрел тебя, потом что то записал в смартфон, потом позвонил с него кому то и на жаргоне врачей посоветовался, что да как. Я не думаю, что бы у дока не хватало опыта, мужик он был уже в возрасте, пятый десяток разменял, но вероятно у докторов так принято – обсуждать все спорные моменты. По крайней мере (мне приятно так думать) когда дело касается пациентов, что на особом счету. Ты – тот, за кого замолвил слово я. Значит, попадаешь под эту категорию.
Логично, док поинтересовался у меня, когда и откуда ты упал, и, о, ужас, твоим именем…. Старым знакомым врать особо неприятно. Но выбора иного у меня не оставалось. Как считаешь, стал бы он накладывать швы на твою башку, узнав, что по твоей вине я без малого две недели сидел на сухом пайке в сыром подвале? Имя пришлось придумать. Это было опасно, потому, что такой человек как док, легко мог пробить через социальную контору настоящие имя и фамилию проживающего по этому адресу парня. Я лишь надеялся, что у дока не останется ни времени, ни желания отвлекаться на подобное.
Откуда упал? Ээ… с лестницы. Отвечал я, изображая одними губами глупую улыбку. Я чистокровный дебил, не иначе! У тебя дом, двух этажный? Почему я не обратил на это внимания, когда выходил на крыльцо, в сумерках разыскивая жестяную табличку на стене твоей халупы, с номером дома и названием улицы?! «Лестница в погреб», замечая недоумение дока и спеша исправить ситуацию, дополнил я. Затем, несколько запоздало понимая, что момент твоего падения приходился на время, когда я, проснувшись вчера, услышал странный шум, принялся что-то мямлить доку. Что сам выходил из дома и меня не было…часов так десять, (ну не сутки же я отсутствовал, просто потому, что был раздражен поведением любовника!) бесцельно шлялся по городу. Угу. Рассорились. Вернулся, искал тебя. Совершенно случайно (!) заметил – дверь в подвал распахнута. Посветил вниз фонарем… ты там! Кошмар и только.
Сам не понял, как облегченно вздыхаю, наконец, сложив крохотные кусочки вранья, в один большой цельный кусок, который дай то Бог, док проглотит одним махом и больше не станет задавать опасных вопросов.
Извини, но до того момента, когда я все таки узнал твое истинное имя, ты назывался Джеком. Как по мне, просто и со вкусом.
Док наложил швы на все еще кровоточащую рану головы Джека, сделал Джеку перевязку, и этому же Джеку вколол в вену какую-то мутноватую жидкость, приговаривая, «если оклемаешься, Эдгар будет меня долго и нудно благодарить». Это самое неопределенное «если», из уст дока, напрягало. И тогда, я сам не понимая причины, захныкал, как та девчонка, мол, спаси его ради меня. Док лишь широко, профессионально улыбнулся, и заверил меня, что такое дерьмо как ты, выживет обязательно. После, он отметил, что у меня паршивый вкус. Что раньше я был как бы более адекватен, трахаясь с равными себе, ну, то есть с такими, как сам док. Любопытно, лишь сейчас до меня дошло – его, что, никогда не мучили угрызения совести? – когда мы впервые с доком перепихнулись, мне едва исполнилось пятнадцать.
Я слушал, как он оглашает перечень необходимых процедур на следующие сутки, дает советы по уходу за нагло бессознательным тобою. Док предупредил, что с таким сильным сотрясением, тебя необходимо госпитализировать, но эгоист я, наотрез отказался. Хотя, почему сразу эгоист? О тебе ведь пекся, поди знай, придут и прямо в палате нацепят наручники. Ты же подонок, как никак. Выкрал, избил и изнасиловал несовершеннолетнего.
Когда я закрыл за доком двери, реветь хотелось до такой степени, что скулы сводило. А я ведь плакал совсем недавно. В кого ты превращал меня, мать твою, Джек!
В первый раз, оказавшись на твой кухне, я опешил, наспех прикидывая в голове, «возможно ли?» - фотографии, которыми прямо таки был облеплен твой холодильник, принадлежали тем, кто мог жить с тобою под одной крышей, и просто ВРЕМЕННО отсутствовать. Чертовски сильно донимал голод, но я, сжимая рукой открытую дверцу холодильника, на какую то минуту, замер, разглядывая фото. Твоя жена, и дочь. Да? Слюну глотать стало больно. Девочке на снимках было около пяти-шести лет, женщине и тридцати бы я не дал. Красивая. Под стать тебе, ублюдок.
Сперва, мне не полезло в горло ничего из содержимого твоего полупустого, отдающего гнилостными ароматами холодильника. В глубокой тарелке, прикрытой щербатой крышкой от кастрюли, я обнаружил, ясное дело, холодные пельмени. Уже сваренные энное количество дней назад и тобою недоеденные. Что меня успокаивало? Поочередно вынимая на кухонный стол не хитрые остатки, в лучшем случае, позавчерашнего, обеда\ужина, я строил смелые предположения – ты все-таки живешь один. Так как гастрономия твоя – холостяцкая. Початая палка колбасы с\к, заплесневелый кусок голландского сыра, простроченный сырок в шоколадной глазури, две сардели, липкие до такого безобразия, что любовно пристали к пальцам, опусти я руку в пакет. Не от хорошей жизни я наколол единственной чистой вилкой на кухне, ледяной пельмень. Вкусно, блядь. Я же два дня не ел - все логично.
Подкрепившись, на самом деле выжрав добрую половину твоих недоеденных обедов, я утолил жажду дешевым чаем, воду для которого вскипятил на газу, в чайнике из нержавейки, скачущем по плите как черт по углям.
И это я, сын уважаемого человека! В такой дыре…. Какого хера вообще? Диалог с самим собою как то не шел, и поэтому, отныне угрюмо-молчаливый я, предпочел дальше отправиться на поиски ванной. Эта часть твоего дома в некотором смысле дублировала кухню. Состоянием засранности. Отдаю должное, в ванне хотя бы не воняло так, как из холодильника. Но носки и футболки, застиранные, грязные, скомканные – валялись везде. Они свисали с бортика мойки и ванны, гордо возвышались на старой стиральной машине, просто валялись, под ногами, на полу.
Как то пропустил я момент гибели своей юношеско - аристократической гордости. Вроде недавно была при мне, и вот, уже ее не стало. Иначе не объяснишь спокойствия и пофигизма, с которым я забрался в побитую известью и ржавчиной у слива, уже далеко не белую ванну, задернул заляпанную целлофановую штору в графических дильфинчиках, становясь под душ. Это было… великолепно! Как мало, выходит, нужно человеку для счастья. И как много мы, алчные, обычно запрашиваем.
Замотавшись в твой халат, находя, что он огромен и раздражающе пахнет тобою, я вернулся в гостиную, дабы смерить тебе пульс, поправить одеяло.
Такими темпами, я превращусь в клиента психбольницы раньше, чем ты откроешь глаза – горько смеялся я про себя, укладываясь спать на расстеленных на полу, одеялах. Не потому я решил спать рядом с тобою, что боялся, как бы ты не окочурился, пока я далеко, наверное, наоборот. Мне было страшно оставаться одному. Лучше уже там, где ты, подонок.
_________________

тааак... дописываю... это часть 3. еще последует 4. последня))



Так по-идиотски я не чувствовал себя еще ни разу. Если бы кто из знакомых увидел меня в подобном амплуа, то смеялся бы долго и истерично, возможно, даже разрыдался от жалости. Я стою у плиты и с третьего захода пытаюсь сделать омлет. Это последние четыре яйца и собранная со дна стаканчика, ложка, кажется, все-таки простроченной сметаны. Гарь от раскаленной сковороды и перегорелого масла дерет носоглотку, кухня затянута сизым дымом. Минуту назад, ты заглянул сюда, окликнул меня, и я с перепугу даже лопатку выронил на пол. Впервые после того, как я затащил тебя с подвала наверх, ты пришел в сознание. Вон, даже домом разгуливаешь.
Ты, кажется, охрененно удивился, увидав меня на своей кухне. Однако обыденно спросил, что готовлю. Я ответил, омлет. Ты посетовал на вонь и грохот посуды, я тебя послал. Когда удалось непослушными пальцами поднять с кафеля лопатку, и снова обернуться, ты уже исчез.
Я радовался, что тебе лучше, и одновременно злился на себя – меня не должно волновать самочувствие подонка Джека. Но если так, напрашивался логичный вопрос, какого фига я здесь делаю? Про Стокгольмский синдром наслышан. Дело ведь, не в этом? Просто…. Просто мне хотелось пока быть здесь. Скажем так, что бы ни возвращаться домой.
Я делал успехи, сковорода уже не так плясала по плите, яичная масса пока не превратилась в угли и даже ни разу серьезно не пристала. Мой желудок бурчал от голода и я твердо шел к своей цели – омлету – быть! Плевать, что гарь въедалась в глаза, а нервы сдавали.
В гостиную я вернулся победителем. В руках тарелка с парующим нечто, издающим подобие на приятный аромат.
-Джек!
Позвал я тебя, неопределенно вертя головой по сторонам, и упрекая самого себя – что ж дом не осмотрел, пока хозяин был в отключке? Потом вспомнил, что ты и ни Джек ни какой, а до сих пор просто незнакомец, который держал меня в подвале и морил голодом.
-Эй, ушлепок!
Шаркающие шаги донеслись, откуда-то из коридора. Ты был в туалете?
-Сними мой халат, шлюха малолетняя.
Выдал ты, появляясь на пороге. Я, было, намеревался достойно ответить, да вид твой оставлял желать лучшего, и даже мое жестокое сердце невольно дрогнуло, ведь жалость, как известно, присуща всем.
Ты держался за стену и мебель, добираясь до дивана. А когда опустился на него, испустил тяжелый выдох, будто скинул с груди тонный груз. Я понял, что до сих пор стою посреди комнаты, нелепо держа тарелку обеими руками.
-Поешь. – Предлагаю, но не настаиваю. Не сложно представить, что сейчас ты не будешь есть. Пока нет.
-Какого хера ты здесь?
Даже глаз не открываешь, трешь подушечками пальцев висок, заметно, что пытаясь отодвинуть повязку. Ты бледен, как смерть, губы синюшные, и побрился кое-как, подбородок весь в царапинах.
-Сам не знаю. Тебя отхаживаю, наверное.
Ты не отвечаешь, только смотришь на меня теперь из-под ресниц, щуришься. Я не замечал раньше, но глаза твои отвратительно зеленые, такие… черт.
-Я сам съем, если не хочешь. Ведь больше нечего.
Присаживаюсь на край дивана, благо, его размеры позволяют. Твои ноги любезно сдвигаются в сторону, хотя это не есть необходимостью, мне места хватает. Халат, и, правда, большой, думаю я, перекидывая одну полу через скрещенные ноги, и ставя на них горячую тарелку с омлетным шедевром.
-В шесть часом придет док. Это он перевязал тебя и назначил лечение. Док отличный специалист.
Почему то кусок в горло не лезет, хотя более чем сильно хочется есть. Все дело в твоем взгляде. И нужно мне было оборачиваться к тебе, скажи, а?
-Что ты ему рассказал?
Я почти насильно отсылаю в ротовую полость, наколотый на вилку, кусок омлета. Что, ссышь?
-Что ты упал с лестницы.
Это несказанно радует, и трапеза еды неожиданно становится приятной. Я могу влиять на твои эмоции - знаю больше тебя, имею над тобою, черт меня дери, безграничную власть! …а значит, могу и дебилом прикинуться. Давай, расспрашивай теперь меня, трусливый придурок!
-Я отключил мобильный. Если будут звонить на домашний, не бери трубку.
Обламываешь меня ты, со стоном переворачиваясь на бок, и видимо, собираясь уснуть.
-Эээ… а как тебя зовут? Я доку сказал что Джек. Он так и будет обращаться к тебе.
Я вообще то задал вопрос, но ты молчишь, и я продолжаю есть, стараясь не замечать, как дрожат руки. Не могу оторвать от тебя взгляд, пользуясь тем, что не видишь этого. В принципе, что нового? Обычное плечо, обычная мужская рука, ну, с чуть более тонкой кистью, изысканная, что ли? Ты дивно сложен, если по правде….
Омлет застрял в горле, как раз в тот момент, когда я откровенно пялился на твои ягодицы, обтянутые джинсами. Размышление о том, как они смотрятся без одежды, подстегнули фантазию, и лишили дыхания. Нехер жрать, когда думаешь о сексе – вот мой сказ.
-Возьми в кладовке сок и запей, там много.
-В кладовке? – спрашиваю, прокашлявшись. Горло еще саднит, потому голос мерзкий, высокий и скрипучий.
-Следующая дверь за ванной по коридору.
Я еще не доел, и близко. Но встаю с дивана, отправляясь на поиски кладовки. В голове уйма мыслей, словно только что проснувшихся, как микробы после оттепели. Я понимаю, что должен выйти из твоего дома, и сходить… поесть пиццы, что ли? Куда нибудь, просто выйти.
Однако ноги ведут меня в глубину коридора, и вот я уже включаю свет в коморке, до потолка заставленной консервацией. Баночки, от огромных, до маленьких, на стакан. И сока много, его легко можно различить по прозрачности субстанции. Набирая с полдюжины двухсотграммовых, возвращаюсь в гостиную. Халат мешает идти, между прочим, ноги запутываются.
-Тебе какой? Тут, вижу, персиковый, яблочный… эй!
Ты так резко подрываешься с дивана, что я с перепугу едва не выпускаю банки на пол. Шатаясь, проносишься мимо меня, прикрыв рот рукою. Дверь в ванну захлопывается, и теперь я слышу лишь шум воды, и то, как ты рвешь, хрипя и закашливаясь. Эмоции сменяются кадрами: сперва мне страшно, что вдруг наступит тишина – ты, по какой-то причине, прямо там, в ванной умрешь. Потом, я злюсь на тебя – взрослый же, мудак, а не можешь о себе позаботиться, заставляешь других волноваться! Ну а после, воспоминания порождают злобную радость, кривой улыбкой озаряется моя физиономия – двое суток назад я вот так же блевал в твоем подвале. Расплата, мать твою.
Решая, что не мешало бы заняться чем-нибудь более полезным, я, разделавшись с тремя стаканами сок, иду в твою спальню. Сейчас такое время, без денег никуда. А я, по всей видимости, на мели. На прикроватной тумбочке, смятая десятка с мелочью. В ящичке, нахожу еще пятерку и почти двушку мелочевкой. Ты че, реально такой бедный? По дому то не скажешь. Не нищий же. Кстати, почему то с особым раздражением отмечаю я, осматривая спальню - кровать двуспальная. Платяной шкаф большой. Ты тут со своей женушкой обитал, верно? В этой постельке с ней кувыркался…. В довершение мысли о счастливой семье Джека, замечаю на подоконнике копилку-медвежонка. Это твоей дочурки, должно быть.
Уже на выходе, похабно посмеиваясь, и представляя себя кем-то вроде мстителя, возвращаюсь, и прихватываю копилку. Любые, даже самые смешные деньги, уебок, стоят того, что бы разбить эту хренотень.
Одеваюсь – ты в ванной – на кухне разбиваю гипсовую игрушку твоей дочурки – ты не выходишь – я покидаю дом - ты, мать твою, все еще блюешь.
-Здох бы сразу и не трахал мне мозги! – вырывается у меня неизвестно почему и неизвестно для кого, если ты не слышишь. Я громыхаю дверями так, что штукатурка шуршит под обоями. Как раз в этот момент, доносится звук – внутри звонит телефон. Интересно, чьего звонка ты так боишься, лузер? Вернее, нет, совсем не интересно.
Оказалось, ты живешь недалеко от рынка. Я шагаю узкой улочкой частного сектора, поражаясь тому, что вижу и тому, что происходит в собственном сознании при этом. Одно и двух этажные домики твоих соседей выглядят так… мирно. И стихийный рынок, с десятком киосков, в конце улицы, на площади, за которой так контрастно начинаются высотки нашего большого города – все меня удивляет своей простотой и уместностью. Вблизи не видно ни единого супермаркета, но я, почему то, не бросаюсь через площадь, в сторону спального массива, даже понимая, что там, наверняка, мог бы найти приличный магазин.
Может это потому, что у тебя, придурок, и полтинника в кармане нет? Смеется внутренний голос, и добивается своего – настроение падает так низко, что поднять его кажется невыполнимым делом. Старушки продают зелень, овощи и тушки домашней птицы. Я тупо таращусь на разложенный на клеенке, прямо на земле, товар – что то трудно верится, что здесь, в пределах мегаполиса выращивают курей и уток. Ты, по крайней мере, точно живность не держишь.
Когда бабули спрашивают, что конкретно я ищу, сам не зная почему, откровенничаю, мол, не подскажите, что нужно готовить человеку, после сильного сотрясения мозга? Ага, постоянно рвет, и еще вроде, вестибулярный аппарат подводит. Нет, отвара не давал. А надо?
Никогда не проси совета у базарных старушек. Хотя, если я буду, упаси Господь, как ты валяться с пробитой башкой….
Вернувшись, я с облегчением обнаружил, что ты спишь. Переодевшись, ты свернулся клубком на диване, подтащив колени к животу, и тем самым оголив одно бедро. Матеря тебя тихо, за беспомощность, и почему то смущаясь, я накрываю своего долбанного Джека одеялом, сам, отправляясь с пакетами на кухню.
День быстро истекает, в заботах не замечаю. Раньше время не шло так странно, возможно потому, что там, в моем мире, все было изучено и расписано – школа, и каждодневные визиты в главный офис отца. Вечеринки, спортклубы, салоны, пикники и шопинг. Нормальная жизнь обеспеченного на десять поколений вперед, подростка.
Я не знал, как это, варить куриный бульон с зеленью. Просто, ведь. И как заваривать чай из разнотравий, так, что бы помогло, а не угробило. Блядь, снимите меня скрытой камерой – я тронулся умом.
Без пятнадцати шесть бужу тебя, ты посылаешь нахер. Я стаскиваю на пол одеяло, комментируя твой полуголый зад «воспользоваться, что ли твоей немощностью?» ты снова посылаешь, но теперь просыпаешься окончательно, гневно запахивая халат, садишься на диване, пытаясь поправить, видимо съехавшую немного повязку, и хоть немного справится с головокружением. По глазам видно, что оно по прежнему ой какое сильное!
-Это ты готовил?
Злость сменяется удивлением. А я, болван, так широко улыбаюсь, протягивая тебе поднос с едой, что ты не можешь сдержаться, и тоже кое-как, растягиваешь губы, изображая вежливую сдержанность. Вот манданул бы меня сейчас так, что отлетел бы к противоположной стене…. Но я такой заботливый, да и, ребенок еще, в конце концов, да? Таких послушных мальчиков не обижают!
-Я думал, ты свалил. Лучше бы так. – Ты устраиваешь поднос на своих руках, ловким движением закатываешь рукава, что бы в суп махра не влезла. – Детскую копилку разбил, деньги на проезд домой хотел собрать?
-На еду нам.
-Мм. Ясно.
Теперь ты жуешь, изредка кивая головой, будто беседуя сам с собою, и мысленно отвечая на какие-то вопросы, заданные тобою, тебе же. Обделенный вниманием, и слегка обиженный, я возвращаюсь на кухню, насыпаю себе супа, и съедаю его за рекордные пару минут. Как раз к тому моменту, когда в двери звонят.
Док поступает профессионально – ни слова о моих с тобою отношениях. Ни слова о том, что я еще сопляк, и мне место под надежным крылом папаши. И ни слова о том, что ты дерьмо собачье, а я и он, Высшая Лига. Док не говорит ничего этого, но во взгляде отражается все. И ты далеко не дурак, что бы ни заметить. Я чувствую напряжение, звенящее в воздухе комнаты, как если бы ты я и док были натянутыми струнами, которых поочередно касались ловкие пальцы гитариста Амбиции. Мне неожиданно хочется, как то тебя коснуться, задеть нечаянно, либо жестом неуместной помощи, бинт передать, вкладывая тебе в руку. Просто, что бы ты встретился глазами с моими, и прочитал, «молчи, иначе все испортишь». Но ты и не пытаешься затеять с доком спор или даже поинтересоваться чем то, что относится к теме твоего здоровья. Просто слушаешь, когда он говорит тебе, что следует делать, что нет, при таком сотрясении. Иногда отвечаешь, ни вежливо и ни грубо, сухо, коротко.
Я радуюсь, что ни напер на себя снова твой халат, и без того смотрюсь идиотом. Хожу вокруг дивана, то заглядывая, когда док проверяет, не кровоточат ли швы, то изображаю пофигиста, нетерпеливо посматривающего на часы, словно у него назначена встреча, а Джек и док его реально задерживают. Конечно, так я веду себя лишь в тот момент, когда ты с врачом, почему то одновременно смотрите в мою сторону. Имейте совесть, мать вашу! Я же еще вашего не прожил, опыта мало, а ситуация сложилась до того отвратная, что реветь хочется от смущения!
Закончив возиться с пациентом Джеком, (во время укола внутривенного, трусливый я позорно отвернулся), док дежурно, и вместе с тем, очень многозначительно улыбается, мне, просит провести до двери.
«Он понемногу идет на поправку, не парься. Но вот ты, Эдгар, выглядишь паршиво. Если ты думаешь, что я ненавидя твоего папашу не найду кого прислать сюда и разобраться во всем что между вами происходит, то глубоко заблуждаешься»
Я отвечаю доку, ни разу не запнувшись. «Если ты это сделаешь, старый долбоеб, я расскажу отцу, что ты меня изнасиловал. Ему вообще то похер, но это будет очередная, недостающая причина засадить тебя»
После, немного обалдевший от такой наглости док, игриво треплет меня за подбородок, бегло чмокает в губы и, растягиваясь в улыбке так, что вот-вот ротпорвется, выходит за порог. Ублюдок, блядь!
Расстроенный, я шагаю прямиком в душ, и стою там под горячими струями хрен знает сколько времени, а выходя, понимаю, что переборщил. Прохладный воздух коридора жалит голые ноги и плечи, между тем, сердце барахтается в груди, как пес в воде. Я обвязался единственным имеющимся в наличии большим полотенцем, а вот с волос течет. Прошлепав в твою спальню, открывая шкаф, ищу еще одно полотенце, для головы, и обязательно, что-то с чистой одежды, что подойдет по размеру, когда слышу, как зовешь меня.
Нечто в голосе, неприятное, и я сразу же решаю возвратиться в гостиную. Не скажу, что до этого, ты проявлял особую симпатию ко мне, или был достаточно вежлив - подонок, он поддонком и здохнет, но в этот миг, ты назвал мое имя так… брезгливо, как даже у отца никогда не получалось.
-Ну «Эдгар», чего тебе? Решил, наконец, по-человечески познакомиться со мною?
В гостиной висит облако сизого сигаретного дыма, и работает телевизор, из чего делаю вывод – тебе действительно лучше. Что-то о политике, кажется, ты делаешь вид, будто смотришь. Но мыслями ты, со мною, я знаю.
Становлюсь у тебя в ногах, заслоняя гомонящий экран, складываю руки на груди в замок. С волос капает на плечи, и мне уже реально холодно, между прочим. Хорошо, что полотенце обвязал под мышками, а не бедрах. Уже в сосульку бы превратился.
Молчу, насчет того, что курить нельзя. И о том, что с открытым окном, реально тянет по полу. Ты ж блядь, упертый такой, что к моим словам не прислушаешься.
-Крысенок… слушай сюда…. – ты мастерски, то есть эффектно, выдыхаешь дым, прочищаешь горло, задумчиво глядя, куда то на ковер. – Не знаю, что ты там себе нафантазировал, но ты мне тут не нужен.
-Это… как?
Я проглотил свои слова, вернее, произнес, но очень тихо. Удивительно, как ты вообще услышал.
Вздыхаешь, театрально громко и тяжело. Только вот роль играть не надо, умник, ладно!
-Мне, наверное, стоит тебя отблагодарить, за то, что ты не дал мне умереть. И вообще, за… короче, прими мою благодарность, и уебывай отсюда.
-Ха! Во даешь мужик… - я, охреневши, машинально запускаю руки в мокрые пряди, не веря услышанному. Сердце барабанит о ребра, грудь изнутри пружинит, и все там словно ходуном ходит. Наверное, после горячего душа зверски поднялось давление. – А если я расскажу о тебе отцу?
-Я так и знал. Валяй, недоносок. Мне плевать!
Ты смеешься, сипло, и совсем не весело. Хочется вмазать тебе пощечину, за то, что твоя непонятная ненависть предназначена для меня, но еще больше за то, что ты болван.
-Я никуда не уйду.
Повинуясь порыву, я, подходя ближе, вырываю не дотлевшую сигарету из твоих пальцев и выбрасываю в окно.
-Ты что себе позволяешь!
Хватаешь меня за руку, и дергаешь даже сильнее, чем я мог ожидать.
-Больно же, псих! – пытаюсь вырвать запястье, и ты отпускаешь, может потому, что удержать меня в полулежащем положении проблематично, а подниматься, с таким славным головокружением, тебе никак не охота.
-Я сказал, вали отсюда к драной матери!
Ты зол, черт меня дери. Зеленые глаза нездорово горят, прищурены. Но я тоже не настроен сейчас к мирному разговору. Ты задел меня своим подозрением, и оскорблениями, тоже не хило задел.
-Я не собирался никому рассказывать о том, что тут произошло, как там тебя псих-одиночка по имени? Док - мой старый приятель, он не станет трепаться… и мне больше не к кому было обратиться, придурок! И….
-Я не о том. – Перебиваешь меня ты, но я вижу, что и «о том» тоже. Тебя же волнует, как я отнесся к собственному двенадцатидневному заточению в подвале, аа? Не хочу ли кому пожаловаться на плохого дядю похитителя, тире, насильника? – Ты меня бесишь, крысенок! Откуда такая забота, твою мать! – приподнимаешься, вот-вот и соскочишь с дивана. Откуда-то знаю, в тот самый миг я должен буду признать свое поражение.
Теперь и ты кричишь – голоса спорящих политиков в телевизоре теряются на фоне наших.
-Странный вопрос. Зачем ты так со мною? Я же… сам не знаю. – Парни не должны плакать! Даже те, кто предпочитает, что бы мужики по старше регулярно их имели в задний проход. А мои глаза влажные, и губы противно дрожат, как у девчонки.
-Ээ… вот ушлепок! А этот док, он же твой любовник, да? Я так и знал! Видел, как он поглядывает на тебя, старый пидор! - ты снова откидываешься назад, на подушки, при этом издавая мучительный стон, и я в растерянности, то ли ты это от боли, (с зашитой то башкой!) то ли от… ревности?
-Ну… да. Было дело. – Я поежился, кожа до сих пор влажная, и меня уже почти трусит от холода. Следует пойти и одеться, но как, если в этот момент, ты придумываешь мою дальнейшую судьбу? Херово, скажу тебе, быть зависимым. Ой как херово. – Как тебя все-таки зовут, а?
Ты переводишь на меня невидящий взгляд, чертыхаешься, пытаясь запустить руку в волосы, и натыкаясь на бинты, бросковым движением тыкаешь пультом в телек. Звуки уходят.
-Да какая тебе разница, Эдгар, черт тебя дери!
Если я не ошибаюсь, такими темпами истерика скоро начнется у тебя. Ты в смятении, глаза блуждают бесконечностью потертой малиновой обивки дивана, пальцы машинально расправляют и комкают, комкают и расправляют складку кармана на халате. В моей же голове вата, а в сердце такие перебои, словно черт сидит за ударниками. А еще пить хочется сильно.
-Верно, уебок, никакой.
Слабо соображая, как, при таком раскладе остаться выжившим и не избитым, я забираюсь на диван с ногами, и быстро, пока не передумала моя рискованно смелая душенка, приступаю к задуманному. Я пролезаю между твоими ногами, и, невзирая на недоуменные протесты, задираю халат.
-Ты… чего? Эдгар, блядь! – орешь ты, сводя колени, и пытаясь отползти от меня. Хватаешь за волосы, тянешь в сторону, но не сильно, вовсе нет. Я легко вырываюсь.
-Заткнись, а? – рывком развожу твои ноги, снова опускаясь между ними.
Не хотел бы, придурок, не позволил! Руководствуясь этим простым и искренним, как собственное желание, умозаключением, я продолжаю. Оттягиваю резинку твоих трусов, в то время как ты все еще совершаешь смехотворные попытки представить все так, будто ты сам, против происходящего. Я не верю.
-Эдгар! Если ты считаешь, что за хороший минет, я оставлю тебя здесь…
-Ты меня уже любишь, дэбил, признайся самому себе. Кстати, одним минетом, мы не ограничимся… - голос мой пугает. Теперь он бесцветный и непривычно низкий, как если бы меня попросили озвучить мрачного героя европейской кинодрамы. И че я только что сказал? Так хочу трахаться, что воззвал к высшим материям?
-Вот ушлепок… совсем сдур…? – ты задыхаешься, откидываясь затылком на подушку, когда я беру твой член в рот, издавая при этом удовлетворительное мычание…. Действительно хочется сделать это для тебя, доставить удовольствие, лишить рассудка и любой возможности даже предположить, будто мне здесь не место.
-Эд… Ты… вот блядь!
Ты же уже готов стонать, да? Я смотрю поверх складок халата, и любуюсь выражением твоего лица – в глазах застыло нечто дикое, больше напоминающее страх, чем ярость. На скулах проступает румянец, губы приоткрыты, и они так часто выпускают дыхание, что догадаться не сложно – аритмия донимает. Оо… вот только не надо трепаться, будто жена тебе ни разу не отсасывала!
Минута дела, я ведь только начал, и даже этот, мать его, эффект неожиданности еще исправно работает – ты не догоняешь до конца, что тебя ждет, не сбрасываешь меня пинками с дивана…. Когда в двери звонят.
Ты материшься, и, о чудо, мягко, почти нежно отстраняешь меня, пытаясь подняться.
-Ждешь гостей? – не знал, будто что-то в жизни может так сильно разозлить меня, как идиотизм этого момента.
_________________

Ксюшенька,раз уж у тебя тут с матами,то и я выражусь - я охренела!!!!!Откровенно,не пошло,сильно.Психологично.Вот умеешь ты передавать внутренние переживания,этого у тебя не отнимешь!!!!!
___________________________________

Лидусь, ну, во-первых, прости что заманила тебя сюда))) тут и маты и слэш... а за доброе слово, спасибо!!! не пОшло??))хихи)) так ведь, еще 4 часть будет...
_________________

Ксюш, спасибо!