Психоанализ

 » Психоанализ  [ Завершено ]

Небольшой роман "Психоанализ" был написан давно-давно. Толчком послужили два факта: моя дочка поступила в университет на факультет психологии, а ко мне приехала погостить старая школьная подруга. Ее история жизни и история ее мамы и бабушки удивительно интересна, я решила взять ее за основу и вокруг главной героини появились еще несколько женщин, совсем разных, потом вдруг кроме героя вырисовался еще один герой, ставший главным, и так получилось, что они оказались все связаны между собой, как в индийском кино. Это глупо, но люблю я такие ситуации, это все-таки роман, а не жизнь!

Девочки Эротикона, вам простор для критики, после Фрейда и Хорни разберите по косточкам!




А как первая любовь - она сердце жжет.
А вторая любовь...
Б. Окуджава


- 1 -

- Ой, какая я тут смешная! А вот это когда мы снимались?
- Это пятый класс. Это наша математичка, помнишь? Я тогда была влюблена в Сашу Петрова. А ты совсем не смешная была, настоящая красотка! Жаль, косы обстригла! А вот это Мишка Старостин.
- Ты была влюблена? Ты мне тогда ничего не сказала! Слушай, и правда, ты ведь тогда не рассказывала мне, когда бывала влюблена. Я была уверена, что тебе никто из наших мальчишек не нравился. А знаешь, что Старостин уже кандидат наук?
Мы сидим и вспоминаем школьные годы, рассматривая старые детские фотографии. Уже поздний вечер, мой муж скорее всего заснул перед телевизором, дочери давно спят. Наши кухонные посиделки обычно заканчиваются далеко за полночь. Моя семья уже привыкла, что когда ко мне приезжает Оля, мы все свободное время заняты друг другом, так повелось со школы. Мы знаем друг о друге все (или нам так кажется?). Но иногда вдруг я обнаруживаю, что знаю гораздо меньше об Ольге, чем она обо мне. Я все же уверена, что знаю о ней больше других. Я-то для нее как открытая книга, у меня перед ней секретов нет. И так было с детства.
Помню, как открывала ей свои сердечные тайны, а их у меня было невероятное количество! Увлечение следовало за увлечением и Оля терпеливо выслушивала, давала советы, утешала... Сама она в то время была круглощекой и румяной девочкой с туго заплетенными косами и круглыми очками, делающими ее похожей на примерного мальчика-отличника. Почему-то именно на мальчика. Может из-за круглых щек и этих смешных очков в роговой оправе, какие уже никто не носил? Она действительно была отличницей. Я же в то время пользовалась в школе большой популярностью и вскружила не одну голову. Ах, как это давно было! Мы сидели с ней на первой парте, потому что были одинаково близоруки, но я старалась надевать очки как можно реже - форсила. Для развлечений и веселого времяпрепровождения у меня были другие подруги, Оля была - для души. О чем мы только с ней не разговаривали! Больше всего я любила говорить с ней о книгах. Никто из сверстников не читал столько, сколько она. Мы вместе открывали для себя Тургенева и Пушкина, потом Толстого, потом навсегда влюбились в поэзию Серебряного века, от руки переписывая в тетрадки стихи Ахматовой и Цветаевой, причем я обожала Цветаеву, а Оля призналась, что ничего не читала лучше и тоньше ахматовских строк:

Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.

- Представляешь, как она переживала?! Она даже не заметила, на какую руку одевает перчатку! Я думаю, что она вообще не заметила, что надевает перчатки, она думала только о том, чтобы пройти легко и беззаботно. Чтобы он не заметил! Какой Ахматова тонкий психолог!
Я об этом тогда думала меньше, для меня важны были собственные переживания, которые в то время бурлили во мне. Оля была для меня чудесной слушательницей, я выплескивала свои эмоции и получала возможность разобраться в своих проблемах с умной и чуткой подругой. В такие моменты я чувствовала, что она старше и умудреннее меня.
Лишь один раз я оказалась наедине с растерянным ребенком и утешала и уговаривала ее, как могла. Случилось это еще в начале шестого класса, нам было по двенадцать лет. Вернувшись после каникул, которые я провела у бабушки в Подмосковье, а Оля - у родственников в Одессе, она пришла ко мне и с округлившимися еще больше под круглыми стеклами очков глазами драматическим шепотом рассказала совершенно невероятную историю.
В Одессе она отдыхала впервые, у родственников отца. Было весело и замечательно ходить на море, купаться, играть с девочкой Соней, которую ей привела тетя. Девочка была живая, веселая, совершенно не интересовалась книгами, но вечно придумывала разные проказы и забавы. На море их отпускали не одних, а с кем-нибудь из старших, часто сопровождал их Сонин дядя Миша, который с удовольствием возился с ними, водил на пляж, угощал мороженым в кафе, однажды повел вечером в театр. Рассматривая как-то предложенный Соней альбом с семейными фотографиями, пока Соня, гримасничая и закатывая глаза, доедала котлету а потом причесывала густые вьющиеся волосы, Оля без интереса рассматривала чужие фотографии многочисленных Сониных родственников и их детей (представляешь, толстые тетки в крепдешиновых платьях, все с завивкой и крашеными губами, детки в костюмчиках с бантиком на шее, девочки все с распущенными волосами и бантом, как пропеллер вертолета, тут же и Сонька с таким же бантом!) - и вдруг среди всех этих незнакомых и смешных лиц Оля с изумлением увидела несколько своих фотографий. Ошибиться было невозможно, такие же были у них дома: Оля лет шести на диване с любимым мишкой, Оля-первоклассница с букетом цветов и портфелем, Оля в школьной форме и пионерском галстуке.
- Знаешь, я спросила, кто это на фото, совершенно спокойно, голос не дрогнул! А Сонька растерялась, глаза забегали, но она сделала вид, что не понимает, что это я. Она сказала, что это дочь дяди Миши, которая с ним не живет. Я не знала, что и подумать. Решила, что это розыгрыш или какая-то путаница. И вот дома я решила спросить про это у няни Юли. К маме я побоялась идти.
Здесь нужно сделать небольшое отступление. Семья Оли всегда казалась мне необычной. У всех были молодые родители, а у Оли - степенные и «пожилые», ведь в детских глазах даже сорокалетние кажутся стариками, но все-таки тут было что-то не так. Ни у кого больше не было няни, для нас это было странно и удивительно, словно рядом с нами жила Татьяна Ларина со своей старушкой-няней. А Олина Юля была необыкновенной женщиной. Это она приохотила Олю к чтению книг, которые сама любила читать, она пересказывала пятилетней девочке романы Тургенева и потом, когда мы читали что-нибудь вместе, Оля говорила: «Я помню это, Юля мне рассказывала!» Вот к этой няне Юле она и пришла за объяснениями.
- Юля долго молчала, но потом сказала, что я имею право все знать. И знаешь, что она мне рассказала? Представляешь, мои мама и папа - это мои дедушка и бабушка! А мама моя умерла, а этот дядя Миша - мой настоящий отец... И Юля сама посылала фотографии, потому что жалела его! Она так и сказала. Как же мне теперь вести себя с ними? - она посмотрела на меня взглядом, который я никогда не забуду, взглядом совершенно взрослого человека, думающего, как же вести себя с ребенком, чтобы он не обиделся, чтобы не заметил, что взрослые что-то скрывают.
Теперь она должна была скрывать от родителей свою осведомленность. Я посоветовала Оле вести себя так же, как и раньше, ведь они воспитали ее с первого дня, значит они ее родители. Я быстро забыла об этом разговоре, мне казалось, что и Оля - тоже.
Окончив школу, мы обе уехали учиться. Перед отъездом Олины родители пригласили меня к себе и попросили присматривать за Олей и жить вместе с ней. Они не подозревали, что я слишком хорошо знаю, чего они боятся. Я пообещала, что мы будем всегда вместе и все будет в порядке. Нам сняли комнату. Я поступила в финансово-экономический, Оля выбрала совершенно непонятную и загадочную область интересов - психологию. В это время мне раскрылась неизвестная раньше часть ее души. Она вдруг стала откровенно рассказывать о своих чувствах и я с изумлением слушала ее удивительные истории о внезапных увлечениях и разочарованиях. Постепенно я начала понимать причину ее неудачных романов, которые кончались, едва начавшись. Она боялась. К этому времени она превратилась (так и хочется сказать - вдруг, по мановению волшебной палочки) в очень привлекательную женщину. В том-то и дело, что Оля миновала мгновенно стадию юной невинной девушки и стала внешне тем, что сейчас называют секс-бомбой, на нее оглядывались, она притягивала к себе всех мужчин, которые находились в комнате, стоило ей только войти. Это было неуловимо и являлось суммой ничем особенным не примечательных по отдельности черт: густых (даже слишком) бровей над карими теплого золотистого оттенка глазами, особенного выражения сочных губ, волны волос того же золотисто-коричневого цвета, мягких, почти застенчивых движений красивого тела. Но, по ее рассказам, мужчины вызывали в ней смесь любопытства и ужаса.
- Знаешь, Туся, - рассказывала она мне, называя по привычке детским именем, - я могу рассказать о мужчинах, так же как и о женщинах, все: их психология, мотивация поступков, их предсказуемость, - они как на ладони передо мной. Но когда один из них берет меня за плечи и, целуя, приближает свое лицо к моему, я перестаю его видеть внутренним взглядом, он становится непостижимым существом, загадкой, фантомом, и я панически пугаюсь.
- Господи, Оля, чего ты пугаешься?
- Непредсказуемости. Я боюсь того, что он может сделать в следующую минуту, я перестаю его понимать. Я чувствую себя как с диким зверем, тигром или леопардом, он может или броситься и растерзать или лизнуть и замурлыкать. Это так страшно для меня, как для тебя - если бы калькулятор на тебя зарычал и укусил.
- Оля, а если бы ты занималась историей или стала пианисткой, ты так же боялась бы мужчин?
-Я не знаю, но наверное - так же. Просто сейчас я все анализирую и пытаюсь разобраться в ситуации.
- Вот, в этом-то и ошибка. Когда ты в объятиях любимого, надо отдаваться чувствам, не задумываясь об их природе. Надо наслаждаться лаской, поцелуями, близостью, всем, что он дает тебе - это такой восторг!
- Ты так рассказываешь! Ты все уже попробовала?
- Ну, не все... Мы пока просто целуемся. А зачем спешить? Но я никогда не считала, что нужно беречь себя до свадьбы, вот уж бабкин пережиток. Представляешь, он тебе: «Люблю тебя, я весь твой, ты единственная!», а ты ему: «Только после загса, я без штампика в паспорте тебе не доверяю!». И потом, если разлюбит муж или любовник - есть разница? Для меня нет!
- Ты права, Туся, но все же... Я не могу!
- Тебе это надо выпить, как лекарство, второй раз будет легче! Ты должна переступить через себя, ты лишаешься такого чуда, такого счастья и блаженства!
Через месяц мы сидели на наших кроватях с конспектами, готовясь к сессии, и вдруг Оля сказала, не глядя на меня, а перелистывая учебник:
- Знаешь, Туся, ты дала мне хороший совет. Я действительно выпила лекарство и сразу все!
Я смотрю на нее во все глаза.

  Содержание:

  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (Ми-ми)

  Подписаться на автора

  Открыть в онлайн-читалке

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: yafor; Дата последней модерации: 02.07.2011

Муррррр...
Дождались... Спасибо. И вам, и дочке, и подруге.
Щас на два-три раза зачту... и погуглю словосочетание Фрейд и индийское кино. И, может, родится более подробный коммент

з.ы. А после по-хорошему встряхнувшего меня в свое время "Моста через Небесную реку" тааак хочется задать сакраментальный вопрос про ХЭ
_________________

Миль пардон, а что есть ХЭ??? Надеюсь, не сильно ругательное?
Насчет "У моста...", так разочарую: здесь далеко не то, потому как писалось в стадии дилетантско-графоманской. а Мост чуть попозже, уже не дилетантским графоманом. Стиль индийской мелодрамы будет попозже в сюжете просматриваться. Но если так нравится индийские фильмы, отсылаю к своей нетленке "Шакти", там вы насладитесь перипетиями сполна, есть даже про индийские фильмы и Болливуд! Это первая часть трилогии, где вторая часть (Тень ведьмы) - действительно хорошо мне удалась и так же интересна, хоть в героях не индийцы, а индейцы. Это у меня все на авторской страничке есть в журнале За Синей птицей в библиотеке, милости прошу! (а меня не исключат за саморекламу?)

Сильно ругательное - это ХЗ, да и то - не сильно-то и ругательное.
а ХЭ -это банальный Хэппи-Энд. хотя..как сказал один мудрый человек - если любовь случилась (взаимная, невзаимная - дело второе на десятое) - это уже Хэппи. А вот если не случилось - то полный Энд...
Будет же - любовь? как без нее...

Хотелось бы, уважаемый автор, получить чуть больше объема. Для сравнения. так сказать Пока дилетанство себя никак не проявляет.

С чего бы? Самореклама - движитель раздела "СТ"
Спасибо за инфу, выделю время непременно. Просто меня "Мост..." в свое время так..взгрустнул...по-хорошему, наверное... Но вас после него я стала опасаться. А теперь, видимо, перестала. После того, как ознакомилась с "Чистосердечными признаниями автора". Душевный человек автор, чего боялась...
з.ы. А где продекларированная пляшущая Бетси?
_________________

О, а вот Бетси - это действительно ХЭ, а все страдания героини преходящи! Если сделать скидку на то, что это второе, что я в жизни сочинила, получилось довольно миленько и наивно до поросячьего писка и хрюканья. Но любовь очень даже целеустремленная. Почитать можно в моем блоге. "Все о любви" Ми-ми.
Психоанализ еще только раскручивается, ждите.

 » часть 2

Продолжение.


Татьяна.
Окончила школу Танечка с золотой медалью. Родители повезли ее в Москву поступать в Университет, по ее желанию - на филологический факультет, на отделение русской литературы. Единственное, чем она хотела заниматься - это изучать творчество Пушкина, которого любила с детства. Девочкой она каждое лето ездила в Пушкинские горы, на родину матери, и там целыми днями бродила по парку вокруг Михайловского с томиком стихов, шепча любимые строки. Мамина двоюродная сестра работала в заповеднике, восстанавливая музей после войны, и была энтузиасткой. Танечка ей помогала. Работники музея все хорошо к ней относились и называли «та самая Татьяна». В Университет Танечка поступила, отец договорился со старенькой родственницей своего сослуживца, чтобы Танечка жила у нее, все-таки не общежитие, да и присмотр будет. Родители очень боялись оставлять свою домашнюю, неприспособленную к самостоятельной жизни дочку жить одну, без их помощи, заботы и родительской любви. Наконец все было устроено и всей семьей они уехали провести конец отпуска в Одессе у родственников отца.
В Одессе своя атмосфера и порядки. Собрались все родственники, Танечка была осмотрена двоюродными тетками и бабушкой и они вынесли решение: девочка уже невеста, ее надо приодеть и выводить в свет. Под «светом» подразумевался театр, собирающий изысканную одесскую публику, и вечера, которые устраивали все тетки у себя, приглашая знакомых с великовозрастными сыновьями. Танечкина мама смеялась над их рвением и каждый раз говорила, что неужели они надеются соблазнить их умницу дочку этими болванами, она вообще еще не думает о таких глупостях.
Идея приодеть девочку пришлась как нельзя кстати, Танечка одевалась в школьные девчачьи платьица и мать решила сшить ей взрослое платье и костюм, в котором она будет ходить на занятия. Тетки устроили их в самое дорогое ателье к модному портному. Миша Фальковский был любимцем одесских дам и ценился ими и как непревзойденный мастер, и как дамский угодник, который комплиментами и многозначительными взглядами каждой давал понять, что она исключительна и неповторима. Женщины от него млели и отбоя от клиенток у него не было. Когда он вышел к Танечке с матерью, он скользнул взглядом по девочке в школьном платье с подвязанными над ушами колечком косами и привычно улыбнулся старшей, вопросительно поклонившись. Мать объяснила, что хочет сшить наряды дочери-студентке.
- Да, мадам, - и он начинает обсуждать с ней фасоны и выбирать ткани. Танечка сидит безучастно, послушно соглашаясь со всем, что предлагает мать, но портной вдруг, быстро взглянув на Танечку, приносит несколько отрезов ткани и набрасывает ей на плечи сначала золотисто-коричневую шерсть, тоном очень подходящую к ее светло-каштановым волосам, потом чудный креп-жоржет серо-голубого цвета и шерстяной зеленый креп, который делает ее светлые глаза совершенно зелеными, а волосы золотисто-рыжими.
- Да, действительно... - растерянно шепчет мать, - Вы волшебник!
- Я должен снять мерки. Ваша дочь может раздеться?
- Разденься, Танечка, - предлагает мать, улыбнувшись ей ободряюще.
Танечка начинает неловко расстегивать пуговки платья и стягивает его через голову. Несмотря на жаркую погоду она в трикотажной рубашке, голубой в белый и желтый цветочек, украшенной впереди маленьким белым бантиком. В этой рубашке она перестает походить на школьницу, тело ее развито и соблазнительно угадывается за неизящным бельем. Портной начинает снимать мерки, привычно касаясь рукой с сантиметром рук, талии, груди и вдруг встречается с ее глазами, в которых расширенные зрачки почти закрывают радужную оболочку. Он наклоняется к блокноту записать измеренную величину и не может вспомнить цифру. Извинившись, он измеряет еще раз. На Танечку он больше не смотрит. Они договариваются о сроках и о примерках и уходят.
Первая примерка скучна. Портной скалывает все на изнанку прямо на Танечке, она все время поеживается, боясь, что он уколет ее булавкой, наконец он не выдерживает:
- Вы не могли бы стоять спокойнее? Я могу вас уколоть.
- Танечка, в чем дело?
- Простите, - ее голос неожиданно грудной и певучий, совсем не детский, как можно было предположить, притягивает его взгляд к ее лицу, - Я просто очень боюсь ваших булавок. Но я постараюсь стоять тихо.
- Меня научил этому настоящий французский портной, - поясняет он скорее матери, чем дочери. Он всеми силами сохраняет лояльность, когда шьет девицам под надзором матерей. Ему еще не хватало слухов о совращении малолетних! Ведь не докажешь потом, что и в мыслях не было, но они сами так и липнут к нему, черт бы побрал его внешность! Мало ему дамочек, которые строят ему глазки и оголяются на примерках с большим удовольствием, считая флирт с портным приятным и доступным развлечением. Но эта, впрочем, спокойна и сдержана. И какой чудный голос...
Когда Танечка раздевается на последней примерке, она застенчиво улыбается. Сегодня на ней новая шелковая комбинация кремового цвета с тонким кружевом. Шифоновое платье легко скользит по ней и одетое пока без чехла выглядит так, словно его надели на голое тело. Очарованная, Танечка не выдерживает и кружится, развевая широкую юбку.
- Ой, простите! - все еще радостно улыбаясь, она поворачивается к нему и краснеет. Легкий румянец делает ее лицо прелестным. Он закусывает губу и начинает, прищурившись, осматривать платье.
Костюм сидит безукоризненно, воротник блузки и бант, завязанный галстуком, вышиты такими же золотистыми нитками.
- Ах, как замечательно! - восхищается мать, - вы не говорили, что будет вышивка. Я доплачу за нее.
Наконец Танечка надевает платье и ахает вместе с матерью. Платье изумительное, в нем она похожа на героиню заграничного фильма. Так, кажется, была одета певица в «Серенаде Солнечной долины». Пока он, стоя на коленях, отмечает длину платья, заставляя ее медленно кружиться на месте, Танечка улыбается матери и кивает ей, переговариваясь без слов, как у них заведено. Она показывает, что ей очень нравится.
- Не могли бы вы закончить хоть одно платье завтра? Мы идем в театр и дочери нечего одеть!
- Хорошо, я постараюсь. Приходите за час до спектакля. Вы ведь недалеко живете?
- Конечно, мы придем! Танечка, благодари Михаила Семеновича, он чудесный мастер!
Она поворачивается к нему и наконец встречается с его карими глазами, которые словно золотистый бархат, мягко гладят по лицу, светясь улыбкой, хотя он серьезен. Он же опять замечает, как внезапно расширяются ее зрачки, делая глаза черными и бездонными, ему кажется, что она смотрит на него и словно чуть дальше, так смотрят близорукие люди, но это придает ее взгляду особую прелесть. Несколько секунд они зачарованно глядят друг на друга, она бормочет слова благодарности, потом он поворачивается к матери и еще раз подтверждает, что постарается закончить платье завтра к вечеру.
На другой день Танечку сопровождает отец. Он садится на стул в зале и терпеливо ждет, пока она появится в новом платье. Танечка, оставшись одна в кабинке с портным, умоляюще смотрит на него, ожидая, что он выйдет, но он намеренно сухо и деловито говорит:
- Одевайтесь, у вас мало времени. Да и я тоже спешу в театр.
Танечка быстро и неуклюже сбрасывает старое платье и он подает ей голубое креп-жоржетовое, помогая застегнуть пуговку сзади. Они оба смотрят в зеркало, оценивая результат. Танечке, никогда не имевшей таких нарядов, кажется, что она, как Золушка, одета по мановению волшебной палочки. Новые лаковые босоножки переплетают ее крохотные ступни и, хоть и не похожи на хрустальные туфельки, но тоже очень хороши.
- Ваше платье не превратится в лохмотья в полночь? - озабоченно спрашивает она. Он не сразу понимает, о чем она, а потом улыбается ей, оглядывая ее еще раз, как скульптор оглядывает свое творение.
- Нет! - внезапно резко говорит он, - Так не годится! Нужна прическа. Садитесь! - и видя ее заминку, он нетерпеливо подгоняет, - Быстрее, быстрее!
Он развязывает ее косы и быстро переплетает их, вложив лоскуток голубой материи, одну косу уложив надо лбом, а вторую заплетает, укладывая ее на шее, и завершает кольцо, закрепив над ухом голубым бантиком. Она во все глаза смотрит на незнакомую и взрослую красавицу в зеркале, а потом восхищенно оглядывается на него.
- Я сделаю вам ленту из остатков ткани специально для прически, - торопливо говорит он, скрывая растерянность от неожиданного эффекта своих действий. Он отдергивает шторки кабинки и Танечка выходит к отцу, улыбаясь и шаловливо пританцовывая.
- Красавица ты моя! - восторженно восклицает тот и прижимает ее к себе одной рукой. Танечка оборачивается к портному и неожиданно посылает ему воздушный поцелуй.
В антракте отец повел их с матерью в буфет и взял бутербродов с икрой и лимонад. Танечка, чувствуя себя принцессой на балу, сидела за столиком с блуждающей улыбкой. Вдруг, почувствовав на себе взгляд, она обернулась и опять встретилась с удивительными золотистыми улыбающимися глазами, которые скользнули по ней, словно погладив. Рядом с ним она увидела молодую женщину, одетую в очень красивое платье, с которым дисгармонировала ее перманентная завивка и слишком ярко накрашенные губы. Сидела она с самодовольным видом собственницы, уверенная, что многие женщины поглядывают на нее с завистью. Танечка отвернулась ответить на вопрос отца, не хочет ли она еще лимонада.
Купаться на море ходили всей семьей, но иногда Танечку отпускали с шумной компанией ее двоюродных и троюродных сестер и братьев, которые все были младше ее, но в воде себя чувствовали, как рыбы, и оставляли ее плескаться на мелководье, а сами заплывали далеко и гонялись друг за другом, гомоня и брызгаясь. Танечка плавать только училась и быстро выходила из воды, садясь аккуратно на полотенце и распустив намокшие косы на солнце. Вдруг в мужчине, выходящем из воды, она узнала портного, что шил ей платья и чьи руки на ее волосах, когда он делал прическу, вызвали сердцебиение и странное ощущение холодка вдоль позвоночника. Его зовут Михаил, подумала она и не отвела взгляда, когда он подошел и опустился рядом на песок.
- Ты обгоришь на солнце, - заметил он и спросил, - Что, не умеешь плавать? Ну пойдем, я помогу научиться.
Он встал и смотрел, как она закручивает волосы на затылке и повязывает их лентой, потом подал ей руку, помогая подняться. В воде он отошел чуть вперед, погрузившись по плечи и скомандовал: «Плыви!», но заметив, что она неуверенно загребает руками, стараясь держать голову высоко, чтобы не замочить волосы, вдруг несколько раз сильно ударил по воде, обдав ее веером брызг. Она взвизгнула и стала вытирать воду с лица, потом схватилась за волосы и сердито глянула на него.
- Почему ты боишься воды? Посмотри, она держит твое тело и ласкает каждой волной, надо только не бояться и раствориться в ней.
Танечка удивленно посмотрела на него, а он подплыл поближе и, взяв за плечи, откинул ее назад, поддержав под спину.
- Закрой глаза и раскинь руки. А теперь представь, что ты и есть вода и колышешься вместе с волнами вверх-вниз, вверх-вниз, - он потихоньку отошел и смотрел, как она тихо лежит на воде, чуть покачиваясь, - а теперь, не открывая глаз, представь, что к ногам привязан груз и их медленно тянет вниз. Опусти их. Открой глаза! Ты сейчас плавала!
Танечка радостно засмеялась, увидев, что он находится поодаль и не держал ее.
- А теперь плыви ко мне, оттолкнись и скользи!
Танечка отталкивается ногами и, вытянув к нему руки, пытается одним броском приблизиться, но он потихоньку отходит, так что ей приходится сделать несколько непроизвольных гребков. Она входит во вкус и стремится к нему, так и не достигая.
- Тебе понравилось? Море всегда любит тех, кто его не боится. Мне пора на работу. До свидания, Танечка! - он называет ее так же, как мать, и выходит из воды чуть впереди, словно уже забывая о ней.
- Вы придете завтра? - спрашивает она вслед, совершенно не стесняясь, словно перестав бояться море, она вообще перестала бояться. Кажется он так и понял и одобрительно улыбнувшись, сказал:
- Да, я завтра опять приду.
Дома Танечка не сказала матери, что видела его. На другой день она сама предложила сестрам пойти на море. На этот раз они сговорились идти в Аркадию, но Танечка запальчиво заявила, что не станет потакать капризам и нужно идти на большой Ланжероновский, как всегда.
- Ну и иди на свой Ланжерон! - закричали все наперебой и отправились в Аркадию. Танечка растерялась, но потом упрямо встряхнула головой и отправилась на пляж. Она сняла босоножки и пошла по кромке воды, не зная, пришел ли он уже или нет, и как его найти. Потом она села, сбросив сарафан и оставшись в ситцевом купальнике, сшитом матерью, синем с белыми горохами и белым пояском на талии. Она решила пока переплести косу.
- Вот так и надо идти в воду, - услышала она сзади, когда расчесывала распущенные по плечам волосы.
- А зачем? - спросила сначала Танечка, а потом поздоровалась, - Здравствуйте, Михаил... - и покраснела, не вспомнив его отчество, - Простите, я забыла, как дальше!
- Меня все зовут просто Мишей. А зачем - сейчас узнаешь. Пошли.
Они зашли в воду и он опять предложил попробовать полежать на спине. Танечка послушно раскинула руки, чувствуя, что он поддерживает ее снизу. Сквозь закрытые глаза солнце светило красным пятном, вливая в кровь расплавленный огонь, вода же, приятно прохладная, обнимала тело, иногда всплескивая и колыша волосы, окружившие ее рыжим ореолом. Ей казалось, что вода касается ее тела так же, как его руки, тысячи рук гладили ее и ласкали, и она отдалась необычным ощущениям. Он увидел, как на ее лице расцветает особая улыбка. Он стоял и смотрел, не отрываясь, никогда он не видел такого выражения отрешенного наслаждения. Ведь она совсем еще девочка, ей не больше восемнадцати, откуда это у нее? Она расцветает, словно от поцелуя, - подумал он и скользнул взглядом по ее губам, испытывая сильное желание прижаться к ее полураскрытому рту. Именно потому что она такой ребенок, я не должен смотреть на нее, как на всех этих распутных дамочек, решает он. Она медленно раскрывает глаза, словно просыпаясь, и говорит:
- Ах, как замечательно! Я словно парила в воздухе. Спасибо!
- Теперь плыви ко мне. Догони!
Он тихонько отплывает, а она смело плывет следом, видя его ободряющую улыбку. Наконец он предлагает повернуть к берегу и тут Танечка видит, как далеко они отплыли. Тут же забыв, что она только что держалась на воде, она беспорядочно колотит руками, погружаясь под воду, пока он не подставляет свою руку. Сначала она судорожно хватается за него, но потом, почувствовав себя уверенней с поддержкой, легко скользит рядом, держась за его плечо и загребая другой рукой. У берега, встав на ноги, она улыбается благодарно и виновато.
- Спасибо! Извините, я не должна была пугаться.
- Ты молодец, далеко заплыла.
- Нет, я испугалась. Я увидела, что берег далеко и представила, что подо мною бездонная толща воды. До этого я купалась только в Сороти. Это речка такая в Михайловском.
- Воображение играет иногда злую шутку, - задумчиво говорит он, опускаясь на песок на кромке прибоя, и Танечка удивленно смотрит на него, - И где же ты учишься?
- Я только поступила. Я буду филологом, изучать Пушкина. Я мечтаю об этом с детства.
- Ну конечно! «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты...» Девочки обожают стихи о любви!
Танечка искоса взглянула на него.
- В собранье полном слов не вижу пользы я;
Для счастия души, поверьте мне, друзья,
Иль слишком мало всех, иль одного довольно.
Он внимательно посмотрел на нее.
- Ты умная девочка.
- Наверное, даже слишком! В выпускном сочинении по «Евгению Онегину» я написала, что Онегин полюбил в конце не Татьяну, а фантом, свою растраченную молодость, но дважды в одну реку не войдешь, потому счастье невозможно для него. А тема была - «А счастье было так возможно, так близко!». Был скандал, Нина Гавриловна, моя учительница, отстояла меня и мне все-таки дали медаль.
- Ты думаешь, что немолодой, поживший человек не может полюбить?
- Нет, ну почему же... но мне кажется, что Пушкин сказал это про себя, эти самые-самые слова о любви, хоть и вложил их в уста Онегину:
Я знаю: век уж мой измерен;
Но чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днем увижусь я.
И больше ничего! Правда, хорошо? Остальная любовная чепуха - это уже от Онегина.
- Да! Когда любишь, так и есть, - он задумывается, так ли он раньше любил свою жену, которую долго домогался, а теперь презирает.
Танечка деликатно отводит глаза, думая, что он вспоминает счастливые эпизоды из своей жизни. Они не сговариваются встретиться на другой день, но в это же время Танечка спешит на пляж и застывает, разочарованная: море волнуется, обрушивая на берег пенные волны, вода у берега потеряла синюю прозрачность, став бурой от взмученного песка. Купальщиков мало. Она замечает знакомую фигуру, сидящую на песке у границы прибоя и подходит, остановившись чуть сзади. Он, не глядя, вдруг спрашивает:
- Ну что, сегодня боишься?
- Нет! - неожиданно для себя заявляет она и сбрасывает сарафан.
- Ну пошли! Держись за меня и ничего не бойся, море тебя не тронет! - он объясняет, как войти в воду под волной, ловит момент, крепко держа ее за руку, и они, поднырнув под нависающей волной, оказываются в колышущейся массе воды. Когда волна проходит, можно встать на ноги, а потом нужно оттолкнуться и подпрыгнуть, поднявшись высоко над берегом. Это так здорово, что она счастливо смеется. Но вот идет особенно большая волна, а следующая сразу за ней, и Танечку швыряет прямо на него, но он успевает подхватить, крепко прижав к себе, и когда они стоят в отхлынувшей воде, он еще обнимает ее. Она видит близко его глаза и зажмуривается, затихнув. Они поднимаются на следующей волне, и еще на одной, потом он, опомнившись, отстраняется, придерживая ее за талию, и говорит:
- Пора выходить. Это значительно труднее, слушайся меня.
Они, дождавшись, когда обрушится очередная волна, бегом бегут к берегу, это трудно, отхлынувшая вода увлекает назад под удар следующей, но он крепко держит ее за руку и тащит за собой. Уже не опасная, волна обрушивается сразу за ними, обдавая их пеной. Танечка падает на песок и он испуганно спрашивает:
- Что с тобой?
- У меня дрожат колени, - удивленно отвечает Танечка и вдруг смеется.
Солнце совсем скрылось за тучей и вдруг начинает накрапывать дождь. Они подхватывают одежду. Танечка начинает растерянно оглядываться.
- Мне нужно переодеться. Обычно я высыхала на солнце и так и шла в купальнике домой.
- Давай я тебя прикрою своей рубашкой, - он устраивает нечто наподобие ширмы из рубашки.
Танечка возится рядом, стаскивая купальник, надевая лифчик и сарафан, потом уже под прикрытием сарафана натягивает розовые шелковые трусики, которые с трудом скользят на влажной коже. Он стоит близко, почти обнимая ее руками, в которых держит рубашку, но деликатно смотрит в сторону. Он чувствует ее движения рядом и сердце его неожиданно часто бьется в груди.
- Все, спасибо! - Танечка тоже залилась румянцем.
- Вы сегодня придете забирать готовые платья? До встречи! Мне пора! - он уходит быстро вперед, застегивая на ходу рубашку. Он убегает от этой девочки, так странно на него действующей, и от своих новых чувств и еще он не хочет, чтобы их видели вместе, тут же начнут болтать.
После обеда Танечка с матерью идут в ателье. Приходится ждать, когда портной освободится, наконец, из примерочной кабинки выходит дама, увешанная украшениями, и что-то говорит с игривой улыбкой на лице, кокетливо поглядывая на него. Потом заходят Танечка с матерью. Он совершенно бесстрастен и на «вы» с ней.
- Нет, - внезапно говорит он, - платье не годится, нужно подобрать.
- Но мы послезавтра уезжаем!
- Не волнуйтесь, я быстро все сделаю. Завтра вы можете зайти за ним, - он удивлен, что это на него нашло, ведь платье совершенно готово. Он и сейчас не хочет признаться себе в желании еще хоть раз увидеть ее стоящей в этой кремовой комбинации, застенчиво теребя кружево и глядя на него зеленоватыми загадочными глазами.
На пляж она на следующий день не пришла: родственники устроили дома проводы, собравшись шумной застольной компанией. Танечка помогала резать салат, накрывать на стол, смеялась над сожалениями, что вот, невеста уезжает. Потом она шепнула матери, что сбегает в ателье за платьем.
- Ах, я и забыла! - расстроилась мать, - Ты сможешь одна? Танечка, будь осмотрительней, мне тут столько наговорили про Михаила Семеновича, он слишком большое внимание уделяет женщинам... - она не знает, как сказать это Танечке и выбирает самые деликатные выражения.
- Что ты говоришь, мама! Я просто возьму платье. Я скоро приду.
Танечка спешит в ателье и вбегает туда запыхавшись. Снимая сарафан, надевая платье, она пытается последний раз поймать его взгляд, но он, в смятении от ее бурно поднимающейся груди, старается не смотреть на нее, ему хочется сжать ее в объятиях и прикоснуться губами к бьющейся на шее голубой жилке.
- С платьем теперь все хорошо. Ты не была сегодня на пляже. Собиралась в дорогу? - у него перехватывает дыхание в середине слова и он сглатывает.
Танечка ловит наконец его взгляд в зеркале и смотрит, не отрываясь. Для них проходит вечность, наконец она шепчет, все еще глядя на его отражение в зеркале:
- Пожалуйста, поцелуйте меня на прощание!
Он берет ее сзади за плечи и прижимается губами к бьющейся жилке. Она поворачивается к нему и он видит ее расширенные зрачки. Он проводит пальцами по губам, он просто тонет в почти черных бездонных глазах и только когда веки ее медленно закрываются, он целует ее нежно и бережно. Она вздыхает, точно всхлипывает и он еще раз целует горячие губы, придерживая ее голову за затылок.
- Спасибо! - слышит он уже вслед, потому что выскакивает из примерочной, не в силах видеть, как она будет снимать платье, чтобы надеть сарафан. Второй раз он это не выдержит.

Красиво....
Особенно хозяйке удался майонез...
А автору - описания...блин, мне захотелось сшить себе красивое платье...сколько можно в джинсах и футболках гонять....
Значит папа у Оли - одесский портной, судя по месту жительства, профессии и фамилии - еврей... Чудесно.
Ми-Ми, спасибо за такую красоту

_________________

У меня еще много таких мелочей будет, первое всегда дефектное! Исправила. чтобы не травмировать психику! Кончать будем позже (если захочется)

Не знаю, кого спросили, но на всякий случай отвечу - ДА! Захочется
_________________

 » часть 3

Продолжение. (еще попадутся разные "концы" - сообщайте!)

Утром всей семьей они уезжают в Москву, чтобы устроить Танечку на новом месте и ехать домой. Отец с матерью расстроены разлукой и полны беспокойства, они боятся, что их девочка, такая тихая и домашняя, не сможет жить в суматошной и равнодушной к чужим столице. Жить Танечка устроилась в Столешниковом переулке. Хозяйка, Мария Францевна, была чудной старушкой. На жизнь она зарабатывала вязанием, из катушечных ниток она вязала кружевные скатерти, покрывала, салфетки, такие тонкие и ажурные, что загляденье. По всей квартире валялись деревянные пустые катушки, которыми играл кот, такой же снежно белый, как и кружева, что вязала хозяйка. Танечка попыталась завязать с ним дружбу, но кот пренебрег ее заигрываниями, оставляя за собой право прыгать время от времени неожиданно из-за угла и лапами хватать за ногу, больно царапая когтями и цепляясь за чулки. Танечка не сердилась, уважая его право на любые выходки в собственной квартире, где она была временным жильцом. Мария Францевна прожила всю жизнь здесь в Столешниковом, в квартире отца, капельмейстера Большого театра, который был совершенно русским, а назван родителями-музыкантами в честь композитора Шуберта. Вечерами они пили чай и Мария Францевна рассказывала о старой Москве, которую помнила с детства. Танечка же рассказывала ей о Пушкинских горах, о заповеднике в Михайловском, о тете Юлии, которая работала там и очень любила ее, Танечку. Она-то и навела ее на мысль, что надо учиться и приехать потом туда работать. Это будет так здорово! Сама Юлия кончила до войны учительский техникум, но была на редкость начитанна и умна. Учиться Танечке нравилось. На курсе было несколько медалистов, но Танечка была самая усидчивая и прилежная, и ее все любили. После занятий она оставалась в читальном зале, потом ехала домой, купив по дороге поесть. Она скучала по маминым вкусным щам или ухе с пирогами из палтуса, что пеклись по воскресеньям, но сама не любила готовить и ела бутерброды и пирожные, которые покупала в кондитерской напротив. Пирожные были очень вкусны и Танечка брала каждый день разные, угощая и Марию Францевну. Пушку она всегда оставляла кусочки колбасы, которые он неизменно обнюхивал, прежде, чем съесть.
Однажды осенью, в начале октября, она вышла из университета, ежась на холодном ветру, надвинула беретик на уши и, подняв воротник пальто, собралась бежать к остановке. Внезапно Танечка остановилась пораженная, увидев перед собой лицо, которое преследовало ее во сне и в видениях наяву, стоило ей только замечтаться. И сейчас, увидев эти глаза, она испытала такое же ощущение, словно по спине прошла дрожь и кровь бросилась к щекам. Он стоял у входа, явно поджидая ее. Танечка подошла, не отрывая глаз от его лица, ей уже не было холодно. Он неуверенно улыбнулся и сказал, что приехал в отпуск и вспомнил, что она тут учится. Она кивнула и вопросительно посмотрела на него.
- У вас есть время? Вы проводите меня немножко?
- У меня масса времени, - засмеялся он, - вообще-то я приехал специально увидеть тебя.
Они сели в троллейбус и, стиснутые толпой, прижатые друг к другу, стояли молча, наслаждаясь каждый близостью другого. Вышли у Большого театра и он задержал ее у касс, предложив купить билеты и сходить с ним в театр. На сегодня билетов уже не было, они купили на пятницу на «Пиковую даму» и на воскресенье на балет. Потом по дороге зашли в Пассаж и Танечка попросила подождать его у фонтана, потому что стеснялась вместе подходить к прилавку купить чулки. Возвращаясь, она смотрела, как он стоит с безразличным видом, но увидев ее, сразу засиял улыбкой. Потом завел ее в отдел тканей, они рассматривали образцы и он прикладывал к ней материю, а она улыбалась. Потом они пошли к Столешникову и, купив пирожных, она пригласила его пить чай. В полутемной прихожей опять налетел Пушок, но не вцепился, как всегда, а принялся тереться о ноги и мурлыкать. Танечка засмеялась. Марии Францевне она представила его как знакомого из Одессы. Сели пить чай и, встречаясь глазами или глядя в сторону, каждый думал об одном и том же. Он заметил, как подрагивают у нее уголки губ. Сам он был в состоянии эйфории от ее присутствия.
Каждый день он встречал Танечку после занятий и провожал домой. В пятницу они пошли в театр. Танечка надела сшитое им зеленое платье и свернула косы узлом на шее. В Большом театре она была только дважды с родителями и сейчас наслаждалась всем, чувствуя себя взрослой. Он был так предупредителен, взял ей бинокль, хотя они сидели на хороших местах, купил программку, потом заметил, что ей плохо видно из-за спины высокого военного впереди, и предложил пересесть. Свет уже меркнул в огромной люстре и они торопливо поменялись местами, прижавшись на миг друг к другу. В антракте он повел Танечку в буфет. Вдруг она вспомнила, как в Одессе в театральном буфете видела его с женой.
- Почему вы приехали один? - спросила она и покраснела, сообразив, что не должна была этого спрашивать и вообще интересоваться его личными проблемами, - Простите, это не мое дело.
- Это нелегко для меня, но мне хочется, чтобы ты знала, - вдруг начинает тихо и откровенно говорить он, с трудом подбирая слова, - Я собираюсь разводиться с женой. Мне тяжело с ней... Она меня никогда не любила, ей просто нравилось, что подруги завидуют ей. Она и ее мамаша отравляют мне жизнь, я нужен им только как источник денег... И эти постоянные вечеринки с граммофоном, фокстротами, водкой... Я больше не могу так. Если бы не дочь, я бы давно развелся. Я хотел учиться, я ведь художник, я хотел быть модельером, у меня получается... Они скандалили две недели, потом Лора сказала, что ждет ребенка и я не могу бросить ее и ехать учиться. Она шантажировала меня, Соня родилась лишь через одиннадцать месяцев. Они кричали, что я в моем возрасте веду себя как дурак. А теперь поздно уже, теперь действительно возраст...
- А сколько вам лет? - спрашивает Танечка, стараясь, чтобы голос не выдал ее смятение. Такие взрослые разговоры с ней еще никто не заводил. Она мысленно сразу же становится на его сторону, веря, что эта женщина, которая тогда не понравилась ей, действительно чудовище, испортившее ему жизнь.
- Мне двадцать семь. Тебе наверное кажется, что я уже старик, для тебя что двадцать семь, что сорок семь - преклонный возраст? Ты стараешься избегать в разговоре обращения по имени, я заметил. Ты ведь боишься меня называть без отчества, да?
- Нет, это неправда... хотя, пожалуй, да. Я больше не буду. Миша, вы можете ответить на один вопрос?
- Да, конечно, но и ты ответишь на мой, хорошо? Только называй меня пожалуйста на «ты», ладно?
- Я попробую. Я хотела спросить, а как же дочка? Вам не жалко ее?
- Танечка! Ты бьешь ниже пояса! Я люблю ее, но если оставить все как есть, то скоро они уже втроем будут унижать меня. Сонечка быстро научится у матери и бабушки пренебрежительно и грубо вести себя. Все дело в том, что Лора глупа и все, кто умнее, вызывают у нее злобную ревность. И у нее совсем нет вкуса. Это так ужасно! Кроме того, она ревнует меня ко всем, кому я шью, она мне прохода не дает своей ревностью. Она считает, что я ей изменяю с каждой клиенткой!
- А это не так? Про вас говорят разное...
- Танечка, - засмеялся он, - как ты себе это представляешь?
- Так, что каждая женщина, получая сшитое платье, просит ее поцеловать, и вы ее целуете.
- Ты меня поддела. Нет, так меня об этом никто не просил. Что заставило тебя это сделать, ты можешь сказать?
- Я подумала, что больше никогда не увижу вас, - она покраснела, но смело взглянула ему в глаза. Она хотела еще что-то добавить, но тут зазвенел третий звонок и они пошли в зал. Танечка до конца спектакля сидела под впечатлением его признания и у нее кружилась голова. Ей хотелось еще поговорить с ним, и хотелось ничего этого не знать, как не знала она ничего на пляже и тогда в ателье, когда он поцеловал ее.
После спектакля они медленно шли к ее дому, но дорога была очень коротка и они пошли дальше к улице Горького. Сначала молчали, но потом Танечка заговорила, словно продолжая разговор и отвечая на его вопрос:
- Мама с папой думают, что я ребенок, дурочка, ничего не знающая о жизни. Конечно, я мало знаю о практической жизни, они не давали мне ничего решать самой, единственное, что я выбрала сама - где мне учиться. Они согласились, потому что сами мечтали о чем-то таком. Но я ведь очень много читаю и у меня есть голова на плечах. Они же думают, что моя жизнь будет совершенно розовой: я кончу университет, буду работать в заповеднике в Пушкинских горах, потом, может быть, выйду замуж, но это смутно, потому что они не могут представить моего будущего мужа, это должен быть обязательно принц: инженер или военный, генерал например. Он будет носить меня на руках, покупать сладости и подарки, как ребенку. Я не могу разбить их мечты. Мама говорит - я должна жить лучше их и иметь все, что они не смогли получить. Они даже не спрашивают, хочу ли я это иметь, или у меня другие желания. Одно я знаю точно: я хочу жить своей жизнью. Я хочу сама узнавать новое. Вы... ты, ты научил меня не бояться моря. Это мой личный опыт. Я про все хочу узнать так же, узнать сама.
- Танечка, не все будут деликатны, давая тебе уроки жизни. Именно от этого оберегают тебя родители. Ты сказала им о нашем знакомстве?
- Нет, мама была бы недовольна. Она предупредила меня, что про тебя идут разговоры. Что ты уделяешь много внимания женщинам.
- Вот видишь! А ты, неопытный воробышек, сама залетела в мои сети.
- А это опасно?
- Да, это опасно, - говорит Миша, подумав, - Я буду тебя преследовать. Я для этого и приехал.
- Ты будешь соблазнять меня?
- Это большой соблазн для меня!
- Поцелуй меня, пожалуйста, как тогда, - Танечка отходит в тень дома и тянет его за собой. Миша, вздохнув, обнимает ее и прижимается щекой к ее холодной щеке. Тогда она сама поворачивает голову и проводит губами по его лицу
- Что ты делаешь! - шепчет он в смятении, чувствуя ее легкое и частое дыхание у своего рта, - Ты не должна!
Он прижимает свой рот к ее губам и они стоят, замерев. Танечка испытывает такое блаженство, что у нее дрожат и подгибаются ноги, она почти обвисает в его руках. Перейдя улицу, они доходят до скамейки в сквере и садятся, не глядя, занятые только друг другом.
- Танечка, зачем ты это делаешь! Ты ничего не понимаешь и ты мучаешь меня.
- Я люблю тебя! Давно, сразу, еще там, как только увидела... Я увидела твои глаза и сразу почувствовала словно удар током. Ты дотрагивался до меня, кровь стучала в висках и я поняла, что хочу, чтобы ты погладил меня, приласкал и целовал, целовал... Я никогда и ни с кем такого не испытывала. Я видела тебя с женой, мне говорили про тебя, что ты волочишься за женщинами, но мне все равно, я люблю тебя!
- Девочка моя, милая, единственная! – шепчет ошеломленный Миша, борясь с желанием зацеловать ее, заласкать до смерти.
Он берет ее лицо в ладони и начинает тихо и нежно дотрагиваться до ее лица, проводить губами по бровям, целовать закрытые глаза, ласкает пальцами щеки , подбородок, потом легко касается языком ее губ и они целуются долго-долго, пока хватает дыхания.
- Я тоже тебя люблю. Тебе этого не понять. Среди всего, что меня окружало, ты явилась, как ангел. Ты не такая, как все, я сразу это понял. Я должен был сдерживать себя, чтобы никто не заметил, особенно твоя мать, и ты сама. Я боялся, что я тебя испугаю своим чувством, вызову отвращение. Ты так молода и неопытна! Но когда в море ты была рядом, я еле сдерживался, чтобы не стиснуть тебя в объятиях.
- Но помнишь, ты один раз это сделал. У меня потом так кружилась голова, что ноги подгибались.
Они шепчутся и целуются на скамейке, но потом Миша решительно отрывается от нее и говорит:
- Нужно идти домой, уже поздно.
Он провожает Танечку до дверей и, быстро поцеловав еще, желает спокойной ночи.
Теперь после занятий Танечка бежит к выходу, где он уже ждет ее. Они бродят по городу, обедают в столовой, идут в кино, потом заходят в магазин и отправляются в Столешников. Мария Францевна с удовольствием разговаривает с Мишей, рассказывая ему о модах начала века, о знаменитых портных Кузнецкого Моста. Миша, увидев у нее старую зингеровскую швейную машинку, просит разрешения поработать на ней.
- Ну конечно, Мишенька! Шейте все, что захотите!
И действительно, он приносит материал и шьет платье, пошушукавшись с Марией Францевной. Примеряет он его только один раз, скалывая булавками прямо на Танечке. Мария Францевна с интересом наблюдает за его действиями. Когда они собираются в театр, Миша предлагает Танечке надеть новое платье, которое выглядит очень необычно, но необыкновенно красиво. Темно-синее платье из тонкого крепа украшает широкий кружевной воротник, связанный Марией Францевной, а пышная юбка лежит на широкой нижней, украшенной такими же кружевами, которые видны из-под верхней. В театре на Танечку оглядываются. Мария Францевна восторженно хвалит работу.
- Вы замечательный мастер, Миша! Если бы вы жили в Москве, у вас бы отбоя не было от клиенток! Я бы вам устроила заказы.
- Возможно, я вас еще попрошу сделать это, - склоняется к ее руке Миша, - Мне придется задержаться здесь в силу некоторых обстоятельств.
Мария Францевна понимающе кивает. Они теперь часто сидят по вечерам, разговаривая. Танечка читает им стихи Пушкина, иногда большие куски из «Евгения Онегина».
- Мария Францевна, - спрашивает как-то она, закончив письмо Татьяны к Онегину, - как вы думаете, что она имела в виду, когда написала: «Я твоя!» ? Как далеко она зашла бы? Она что - себя ему предлагает?
- Ну что ты, Танечка! Она судьбу свою ему отдает. В то время даже помыслить не могли о другом, как только о замужестве.
- А как же в «Обрыве» у Гончарова? Это, правда, позже было... А в «Войне и мире» у Толстого, Наташа ведь убежала бы с Куракиным!
- Женщины, когда любят, доверчивы и всегда верят, что все хорошо кончится.
- А разве нельзя быть доверчивой? Разве нельзя доверять любимому человеку? Миша, скажи мне!
- Я знаю много примеров, когда доверчивые девушки попадали в беду, Танечка.
- Это как Катюша Маслова в «Воскресенье»? Но он же не говорил ей, что любит... А я не понимаю, как можно не доверять любимому человеку. Сомнение и любовь несовместимы. Ведь правда?
- Ты еще девочка, Танечка, вот и не понимаешь! Нужно быть осмотрительной, - замечает, вздыхая, Мария Францевна.
- Нет, Мария Францевна, нужно просто разбираться в людях и верить, что он тебя очень любит! - Танечка смотрит, улыбаясь, на Мишу и опять ей кажется, что он гладит ее своим взглядом.
На следующий день, возвращаясь из университета, они заходят в квартиру. Пушок с громким мурлыканьем трется об ноги. Пока Танечка относит свертки в кухню и ставит чайник, Миша заходит в комнату и идет к ней с запиской.
- Танечка, Мария Францевна пишет, что уезжает на несколько дней в Звенигород к больной сестре. Просит кормить Пушка.
- Зверь, так ты голодный? - спрашивает Танечка, поднимая Пушка на руках, - пошли, я дам тебе молочка. Или ты хочешь колбаски?
Когда они допивают чай и Танечка собирает посуду, Миша кладет ей руку на талию, обнимая, и спрашивает:
- Чем же мы теперь займемся? Может сходим куда-нибудь?
- Ты ведь хотел шить платье! Миша, мне так интересно! Давай шить!
Миша собирался сшить ей платье для новогоднего бала и купил уже подходящую ткань. Но сейчас Танечка видит в его лице какую-то тень, которую принимает за нежелание.
- Давай, ну пожалуйста!
Она снимает со стола скатерть, протирает клеенку и несет материал и портновские принадлежности. Миша начинает кроить платье, а Танечка уже расстегивает блузку и, сняв юбку, становится перед ним, готовая к примерке Но она вдруг замечает, что он на нее не смотрит, а пальцы, сжимающие ножницы, побелели. Она кладет на них руку, но сама уже заливается румянцем. Она не знает, что делать: одеться снова или ждать, что будет дальше. Ей вдруг страшно хочется, чтобы он погладил ее обнаженные плечи. Ее рука непроизвольно сжимается на его пальцах.
- Танечка! - сквозь зубы шепчет он, - Не искушай меня, я не могу... Если бы только знала, как мне хочется тебя обнять и ласкать, ты такая... - он не может ей сказать «соблазнительная», но это так, ее тело под рубашкой манит его, как магнит, и он не может отвести взгляда от поднимающейся с каждым вдохом груди.
- Я хочу, чтобы ты меня обнял, - просит Танечка и он видит, как зрачки ее опять расширяются, делая глаза бездонными. Миша, не отводя глаз от ее лица и сдерживая дыхание, касается ее плеч, проводит руками по шее, ласкает горло, наклоняется и целует в ямочку у ключицы и дальше губами ласкает ее тело, спуская бретели рубашки. Он слышит, как часто бьется ее сердце, как ее пальцы сжимают ему плечи, как зарываются в волосы, прижимая голову к себе, как дыхание вырывается из приоткрытых губ, когда его рука дотрагивается до груди...
- Нет! - отшатывается он, словно его обдали ледяной водой, - Танечка, так нельзя! Нам вообще нельзя этого делать. Я ведь пока женат.
- Но ведь тебе хочется этого?
- Я ничего не хочу сильнее, но это не имеет значения. Я не могу быть подлецом по отношению к тебе, я люблю тебя!
Танечка пытается возразить, но он не слушает и быстро уходит. Она слышит, как хлопнула дверь и на дрожащих ногах садится на диван и сидит, успокаивая дыхание и приводя разбегающиеся мысли в порядок. Она понимает, что пора девчоночьей влюбленности прошла, и она теперь должна сама принять решение за них обоих, как взрослая женщина.
На другой день, пообедав вместе в столовой, Миша предлагает пойти в кино, но Танечка берет его за руку и ведет в Столешников. Закрыв за собой дверь квартиры, она просит его раздеться и поговорить с ней.
- Миша, - начинает она, сев на диван и взяв его руку в свои, - ты ведь хочешь разойтись с женой?
- Да, я приеду и сразу пойду в суд. В любом случае я жить с ней не буду больше.
- Ты меня любишь?
- Танечка, я не понимаю, к чему ты спрашиваешь?
- К тому, что если ты меня любишь (я верю этому), я хочу, чтобы ты мог любить меня так, как ты хочешь, не оглядываясь на условности и мнение остальных. Мне все равно, что скажут другие, если я уверена, что мы любим друг друга очень сильно. А я тебя очень сильно люблю.
- Милая моя, я тебя тоже люблю без памяти, но ты представляешь, что предлагаешь, и чем это может кончиться?
- А чем?
- Большим скандалом. То, что будут обвинять меня, это пустяк, но ты будешь опозорена, про тебя будут говорить...
- А ты разве не собираешься на мне жениться после этого?
- Я мечтаю об этом, но мой развод может быть очень сложным, Лора так просто не отпустит меня.
- Но когда-то ей придется это сделать. Поклянись, что после этого ты не забудешь меня, и мы не будем об этом говорить.
- Я не могу тебя забыть! Я люблю тебя! Танечка, что ты делаешь! - Миша удерживает руку, которой она гладит его шею и просовывает за ворот рубашки.
- Но ты вчера мне так делал и это было так приятно! Я хочу то же сделать для тебя. Ты вчера ласкал меня и я чуть не умерла, так это было странно и прекрасно. Я прошу тебя, сделай так еще!
Танечка начинает расстегивать блузку, но он отводит ее руки и сам начинает это делать, целуя обнажающиеся плечи. Тогда она расстегивает пуговки рубашки и просовывает руки под нее, проводя ими по его плечам, обнимая за талию. Они громко и прерывисто дышат, Танечка начинает тихо постанывать, когда Миша, снимая с нее блузку, опускает бретели рубашки и сдвигает лифчик, обнажая грудь. Он целует нежную кожу, проводит по ней языком и Танечке кажется, что она тает в его ласках. Е й совсем не стыдно, что она раздета перед мужчиной, который совсем недавно был ей незнаком, а сейчас ближе его нет.
- Ты учишь меня плавать, - шепчет она.
- Я учу тебя любить, - шепчет он в ответ, - ничего не бойся, с тобой все будет хорошо!
Ей действительно хорошо, она лежит, пылая под его губами, которые ласкают и целуют ее тело, доводя до уже почти непереносимого восторга.
- Это все? - широко открывает глаза Танечка, когда он со стоном отрывается от нее, - От таких поцелуев девицы бывают опозорены и родятся дети?
- Глупенькая! - отвечает он трясущимися губами, - Ты только научилась не бояться воды, плавать ты еще не начала! Да я бы и не торопился.
- Надо, Мишенька, а то Мария Францевна приедет!
- Боже, какой ты еще ребенок!
- Ты ведь останешься у меня? Зачем тебе уходить куда-то?
- Танечка! Это становится невыносимым. Я изо всех сил стараюсь избежать для тебя неприятностей, а ты сама так и рвешься. Если я сейчас останусь у тебя, то как раз и произойдет то, от чего родятся дети!
- А знаешь, я хотела бы ребеночка, такого маленького и похожего на тебя, с такими же карими золотистыми глазками. Мы бы его так любили вместе, и ты не так скучал бы по своей дочке.
- Я не могу бороться против тебя, против двух мне не устоять...
Этой ночью Танечка пережила самые счастливые минуты. Все, даже боль, было сладким. Она перестала бояться мужского тела, стараясь слиться с любимым, так же гладила его и целовала, крепко прижимая к себе. Она заснула, а Миша все еще нежно поглаживал ее. На следующий день после университета он встретил ее как всегда на остановке и они сразу же пошли домой.
- Я еле высидела на занятиях, так мне хотелось к тебе! - бросаясь на шею и смеясь, говорит Танечка, - Наша любовь стала для меня важнее всего!
- Ты для меня давно уже самое важное в жизни! Но меня целый день мучают угрызения совести. Мы не должны были торопиться!
- Ах, перестань! Давай поужинаем, я покормлю Пушка...
- И мы все-таки примерим платье.
Все пять дней, что не было Марии Францевны, прошли для них в счастливом знакомстве друг с другом. Они рассказывали о своем детстве и жизни, Танечка расспрашивала о Мишиной женитьбе и он откровенно рассказал ей всю свою жизнь, даже про клиенток, которые кокетничали с ним каждый день.
- Ах как я их понимаю! - смеялась Танечка, - мне ведь тоже сразу захотелось, чтобы ты обратил на меня внимание.
Они строили планы на будущее, реальные планы без иллюзий, Танечка знала, как трудно будет убедить родителей, что она хочет выйти замуж только за Мишу, а он подозревал, как тяжело будет добиться развода, но решил сделать это любой ценой.
- Танечка, ты должна быть готова услышать про меня любые гадости, не верь ничему, я люблю тебя! Плохо, что твои родители тоже узнают об этом...
- Не бойся, я смогу убедить их. Пока ты меня любишь, я буду счастлива, я же буду любить тебя до самой смерти!
Время для них растянулось до бесконечности, на самом же деле стремительно прошел месяц, Танечка шепнула ему однажды новость, после которой Миша смеялся и плакал одновременно и решил задержаться в Москве еще на какое-то время, хотя отпуск уже кончился. Он снял комнату недалеко, у знакомой Марии Францевны, и был особенно нежен и предупредителен с Танечкой, потому что она ждала ребенка. Не прошло и месяца, как нагрянула Лора, узнав адрес в ателье, куда он вынужден был послать заявление об уходе. Лора скандалила, угрожала и плакала несколько дней подряд, требуя, чтобы он вернулся домой. Увидеться в эти дни с Танечкой Миша не смог. Только один раз, тайком, ему удалось передать ей записку. В ней он заклинал не верить слухам и помнить всегда, что он любит ее. «Мы еще будем счастливы, милая моя, любимая, у нас еще вся жизнь впереди! Я никогда не забуду тебя и не брошу. Вы теперь моя семья и я буду бороться за вас и получу, чего бы мне это не стоило!» Перед отъездом, с трудом улизнув от Лоры, он увиделся с ней в метро, опасаясь подойти к ней и глядя издали. Танечка боялась плакать, чтобы не расстраивать его, а только кивала, давая понять, что будет ждать, любить и надеяться на лучшее. Последнее, что она увидела сквозь окно набирающего скорость поезда - его страдающее лицо с мокрыми от слез глазами. Он уехал и писал ей письма почти каждый день, рассказывая, как ему теперь невыносимо жить, как он ушел из дома и снимает угол у знакомого портного, как подал в суд заявление на развод. Развод обещал быть скандальным, Лора упорно отказывалась дать согласие. На зимние каникулы Танечка приехала домой и рассказала матери, что хочет замуж и ждет ребенка. Бурей назвать последующее было нельзя. Матери стало плохо, отец ходил чернее тучи, с Танечкой они были ласковы, как с безнадежно больной. В Москву ее больше не отпустили, а послали в Пушкинские горы, «в ссылку», как сказала тетя Юлия. Согласия Танечки никто не спрашивал. Она никак не могла понять, почему все ее письма Мише падают в пустоту, не имея ответа, словно не доходят до него. Она и не представляла, как права. Мать попросила школьную подругу, работающую в Пушкинских Горах на почте, собирать все письма, которые писала и получала Танечка, и отсылать ей. Связь с Мишей была прервана. Танечка терпеливо ждала, когда родится ребенок, надеясь после этого настоять на своем и найти способ соединиться с ним. Жила она с Юлией и каждый день рассказывала ей про Мишу. Юлия дала слово сестре, что будет всячески помогать держать Танечку как можно дальше от этого «жуткого человека», про которого в Одессе ходили такие истории, в которых он якобы сам признавался на суде, что даже желание избежать позора для дочери не могло примирить их с этим типом. Но Танечка так рассказывала про него, что Юлия стала сомневаться, стоит ли так сразу отталкивать человека. Она любила племянницу и верила ей. Она решила, когда Танечка родит, самой съездить в Одессу и познакомиться поближе с Танечкиным Мишей.
Роды начались вечером. Танечка смертельно боялась, но хотела с достоинством перенести все, чтобы не дать повод лишний раз пожалеть «бедную обманутую девочку».
-Я не буду кричать, я не буду кричать, я не буду... - уговаривала она себя. Дежурная акушерка в больничке сонно посматривала на нее, решив, что роды затяжные и до утра не стоит суетиться, но ребенок появился через два часа и кажется, что все было в порядке, роженица улыбнулась дрожащими губами и сказала, что рада, что это девочка, вот теперь у них есть Оленька. Миша, Татьяна и Ольга. Она повторила это несколько раз, так что акушерка запомнила и передала потом родственникам. Потом она сказала, что очень устала и хочет спать. Акушерке самой хотелось спать, она дежурила уже сутки, поэтому посмотрев, что все в порядке, она сказала: «Спи, милая!», и сама задремала за столом. Танечка умерла во сне от внезапно начавшегося кровотечения. Появившийся утром врач уже ничего не мог сделать. Это он попытался внушить родителям, горе которых было настолько велико, что они даже не задумывались, кто виноват в этом, Танечку было не воскресить.
- Девочку будете забирать, или в дом ребенка оформим?
Сначала они непонимающе посмотрели на врача, но постепенно осознали вопрос и попросили принести ребенка. Ее внесла та же акушерка, но не призналась, что виновата в смерти их дочери, а затараторила, рассказывая, как роженица улыбнулась и произнесла несколько раз «Оленька».
- Так и сказала - Миша, Татьяна и Ольга!
- Вы знаете отца девочки? - поинтересовался врач, - может надо его известить?
Танечкин отец побагровел и попросил разрешения поговорить с врачом наедине. Он взял врача за халат и откровенно рассказал, что дочь ребенка нагуляла и теперь, чтобы спасти ее доброе имя, надо скрыть, что она родила девочку. После этого он предупредил, что подаст на врача в суд, если он откажется помочь. Врач побелел и, заикаясь, согласился. Он предложил записать матерью девочки бабушку, а дочери выдать свидетельство о смерти с совсем другим диагнозом. Так и сделали. В маленькой больничке это было сделать значительно проще, чем в городе. Танечку похоронили, а родители с новорожденной Оленькой стали собираться домой. Юлия попробовала поговорить с ними о Михаиле, рассказывая о том, что говорила ей Танечка, но родители даже слышать о нем ничего не хотели, считая единственным виновником смерти дочери. Так Миша был вычеркнут из жизни Оленьки.


продолжение завтра

Ах, уважаемая М.М... Как хорошо. И красиво, и грустно...
А вообще, при прочтении все чаще вертится на языке слово "Сага"...
Только вот повода вспомнить доброго доктора Фрейда пока не вижу...

_________________

 » часть 4

- 2 -

После первого «лекарства» у Оли было еще несколько романов, и с каждым разом она все легче относилась к любовным историям. Она мне все рассказывала, но у меня сложилось впечатление, что она делает это просто чтобы доказать, что не боится мужчин. Ее увлечения были какими-то ненастоящими. Она даже не пыталась меня убедить, что влюблена. Не то, чтобы я это осуждала, но сама я считала, что нужно быть по крайней мере в состоянии влюбленности. Это был единственный вопрос, по которому у нас были разногласия. Но я, не понимая Олю, все-таки не считала ее легкомысленной, догадываясь, что есть какие-то скрытые объяснения ее поведению и достаточно серьезные. Ведь каждое увлечение кончалось для нее душевными переживаниями и разочарованием.
Я вышла замуж на четвертом курсе за аспиранта из ЛИТМО и защищала диплом, едва протискиваясь в двери огромным животом и ожидая со дня на день прибавления семейства. Все мои былые поклонники отстали от меня, видя, как я погружаюсь в семейные радости. Тогда мне все это было в новинку и доставляло удовольствие. Но уже через год после рождения дочери Ксюши я заскучала дома, студенческие друзья разъехались работать по распределению, те, кто остался, осваивались на новом месте работы, и я стала терять связь со студенческими друзьями, так же, как и со школьными в свое время. Только Оля приходила ко мне по-прежнему часто. Она знала обо всех наших одноклассниках. Сама она закончила университет с красным дипломом и ее оставили в аспирантуре, пообещав послать на стажировку в Сорбонну. Пока Оля училась в аспирантуре, я родила сына и окончательно завязла в пеленках, манной каше, стирках и воскресных обедах у свекрови. Жизнь Оли начинала казаться мне завидно свободной и полной удовольствий, какие я не могла уже себе позволить. Когда мы вспоминали прежние годы, я думала, что мы просто поменялись местами в жизни, так разительно она переменилась, как в электричестве меняется плюс на минус (я не сильна в физике и не уверена, что это физически можно сделать, но если нельзя, то и наши судьбы являются опровержением законов природы). Мой успех у одноклассников и однокурсников, порхание и легкий флирт, которым я всегда была окружена, закончился на кухне у плиты и корыта, тогда как Оля, бывшая в детстве застенчивой, смешной и похожей на близорукого мальчика, стала роскошной женщиной, мечтой мужчин, свободной в своих желаниях и целях. И вот она пришла попрощаться со мной перед отъездом, а я посоветовала ей не теряться в Париже, говорят, что французы великолепные любовники, и если это так, то пусть она повеселится за двоих.
- Туська, я все-таки еду учиться! - засмеялась она.
- Да что ты! - притворно удивилась я, - Тогда конечно, не переутомляйся и развлекайся только за меня. Желаю удачи! Да, если попадется подходящая кандидатура - не думая долго выходи замуж! Я буду приезжать к тебе в гости в Париж!
Мне было скучно без Оли, только ей я иногда тихо жаловалась на мужа и свою тоску по свободе. Оля удивительно могла успокоить и уговорить, что не так все плохо. Наконец она вернулась.
Когда она вошла, я поразилась перемене, произошедшей с ней. Это был совсем другой человек! Это была не только очаровательная и уверенная в себе женщина, но и человек, ясно и легко смотрящий на жизнь, свободный от комплексов и очень сильный.
- Оля, что с тобой произошло?! Я не имею в виду твой вид, предполагаю - совершенно парижский, с тобой что-то случилось? И кажется - хорошее? Расскажи!
- Для этого нужен не один вечер, Туся! Давай сначала начнем с бабских разговоров о тряпках. Вот тебе подарки, прости, что небогатые, сама знаешь, мои франки можно было зажать в горсти, но этот шарфик продавался рядом с самым роскошным универмагом и как две капли похож на тот, что там висит и стоит всех денег, что я тратила за неделю. А вот помада - настоящая, подделкой там не красится даже уборщица, на лицо - все самое лучшее! Нравится?
- Восторг! Ну, рассказывай! Про Эйфелеву башню можешь пропустить и давай все с самого начала.
Мы проговорили почти до утра и ее рассказ был отнюдь не про Эйфелеву башню.

Ольга

В Сорбонне Ольга попала к профессору Анри Шанриону и благодарила за это судьбу. Этот седой и сухопарый старик с длинным орлиным носом и глазами, видящими насквозь, каждый отпуск проводящий в Альпах, прыгая по скалам с ловкостью и энтузиазмом горного козла, оказался очаровательным собеседником и высочайшим специалистом в области психологии, учившимся у Фрейда в последние годы его жизни. Его лекции и занятия Ольга предпочитала любым развлечениям и соблазнам Парижа. Привыкшая к совершенно узкому подходу в психологии, границами которого были догмы марксистско-ленинской философии, первые полгода она слушала его, широко раскрыв глаза. Шанрион любил ее высказывания на эту тему, так как они давали повод сцепиться скорее не с ней, а с идеологией, которую она поначалу представляла. Ему нравилось, что Ольга не боится спорить с ним и всегда признает свою неправоту. Через несколько месяцев она была уже любимой ученицей. Профессор сказал, что будет гордиться тем, что даже в советской психологии, существование которой он не признавал, у него будет союзник, которому позавидовали бы многие.
- Ах, ОльгА (ударение он ставил на последнем слоге), если бы я был помоложе хоть на пять лет, - и он галантно и самодовольно улыбается, считая, что в свои семьдесят шесть еще был орлом, - Я завербовал бы тебя в истинную веру значительно быстрее и эффективнее! Мне заранее жаль твоих пациентов, они все будут к концу лечения слишком сильно в тебя влюблены!
Жила Ольга в общежитии для иностранных студентов и стажеров. Комнату с ней вместе занимала студентка из Швеции, которая поражала Ольгу своей раскованностью и умением при посредственном знании французского устраивать свои личные дела. Она постоянно рассказывала о французах, покоренных ее светлыми волосами и атлетической фигурой. И действительно, постоянно в комнате находился кто-нибудь из ее поклонников, которые, впрочем, увидев Ольгу, быстро переключали свое внимание на нее. У Ингрид это вызывало лишь добродушные сожаления, так что жизнь их была вполне мирной. Через полгода уехал живший рядом стажер из Польши, который говорил по-русски и иногда приглашал Ольгу в кафе выпить бокал вина и потанцевать. Но к тому времени Ольга уже свободно говорила по-французски и не так ощущала свою изоляцию. На другой день поселился новый стажер, который оказался совершенно безголосым любителем оперы и, когда бывал дома, работал, распевая во все горло то арию Фигаро, то Радамеса, то Вальмона. Пел он неимоверно фальшивя и доводил Ольгу до белого каления. Однажды она не выдержала и пошла к нему.
- Я прошу вас, перестаньте петь, вы действуете мне на нервы!
- Мадемуазель не любит оперу? - насмешливо интересуется сосед.
- Мадемуазель не любит фальшивого пения! Здесь тонкие перегородки и вы мешаете мне заниматься.
- Чем? Вы не расскажете мне, чем я мешаю вам заниматься?
- Психологией.
- Вы слишком легко возбудимы, чтобы с успехом заниматься психологией. Вы занимаетесь у Лябура?
- Нет, у профессора Шанриона, - Ольга начинает сердиться.
- Вы испанка?
- Я русская. Я надеюсь, вы будете петь хотя бы тише! - просит Ольга на прощание, чувствуя, что он забавляется разговором и сердясь еще больше.
- До свидания, мадемуазель ОльгА! - говорит он с улыбкой, - Меня зовут Пьер!
- Откуда вы знаете?.. - она хочет спросить, откуда он знает, как ее зовут, но он уже закрыл дверь.
Теперь он попадается Ольге на глаза каждый день, заходит к ним с каким-нибудь пустячным вопросом, приглашает безуспешно ее в кино или на танцы. Однажды, встретившись с ним у библиотеки, Ольга соглашается пойти в кафе выпить кофе. Она впервые рассматривает Пьера, сидящего напротив и отмечает, что у него очень обаятельное и совсем не французское лицо, в нем нет южной живости и черноты, он светел, флегматичен, с крепким телом, он скорее похож на северянина, скандинава, например.
- Так вы ученица старика Шанриона, - скорее утверждает, чем спрашивает он, - И любимая притом! Он уже предлагал вам провести с ним каникулы в Альпах? Ну так предложит! Он обожает проверять учеников на выносливость в горах. Вы любите лазать по горам?
- Я никогда этого не делала, - улыбается Ольга, - вообще-то я городской человек и привыкла проводить свободное время за книгами или слушать музыку.
- Оперу, например? - лукаво улыбается Пьер.
- И оперу в том числе, если она исполнена должным образом. А откуда вы знаете профессора?
- Я, к вашему сведению, заканчивал Сорбонну. Его здесь все знают. Вы пойдете со мной в оперу?
Ольга смеется от неожиданного перехода к другой теме и кивает головой.
- Но знаете, я ведь не поклонник современного мяуканья, которое теперь тоже гордо называют оперой. Я люблю старых добрых итальянцев и венцев. И слушать мы будем «Тоску». Или вы предпочтете Моцартова «Дон-Жуана»?
- Все, что угодно, лишь бы не то мяуканье, что доносится иногда из-за стенки!
- Ах, как вы злопамятны! Я надеялся, что все уже забыто. Я пою, когда пишу что-нибудь - статью или отчет, и смею вас заверить, что писать его я уже закончил! Значит, арий больше не будет.
В театре они слушали совсем не «Тоску», а «Кармен». Сидели они на очень хороших, дорогих местах, что смутило Ольгу, обычно она ходила на самые дешевые. В антракте заговорили о любви и ревности. Ольгу поразили очень точные характеристики, которые Пьер давал героям, но она со многим не была согласна, и они заспорили.
- Ольга, вы так говорите, потому что сами еще не любили. Кармен тоже не любит, но она не способна любить, она живет как растение - пьет воду, когда хочется пить, и нежится на солнце, потому что это очень приятно. Любит только Хозе.
- Откуда вы знаете, что я не любила? И я уверена, что Кармен любит каждого нового мужчину, так же сильно и страстно, просто она такая натура. Есть люди, которые любят один раз в жизни, а есть такие, которые влюбляются чуть не каждый день, забывая предыдущих, как будто их и не было. Я говорю о чувствах, вы понимаете, а не о том, что сейчас принято называть любовью.
- Это принято называть сексом. Я почему-то уверен, что вы не любили, хотя не исключаю, что сексом вы занимаетесь. Даже наверняка!
- Но с чего вы взяли! И вообще, не втягивайте меня в разговоры о моих личных делах! Так что вы хотели сказать о любви Хозе?
Через неделю профессор Шанрион приглашает Ольгу в Альпы.
- Вы не представляете, моя милая, как там отлично думается и чувствуется! Вы не пожалеете! Мы расслабимся и наши беседы будут напоминать поток сознания.
- Хорошо, профессор, - засмеялась Ольга, - Мне очень соблазнительно оказаться в потоке вашего сознания.
- Кстати, я хочу вам предложить то, что с удовольствием сделал бы сам, но нехватка времени, увы... - он разводит руками, - Вам необходимо для завершения курса освоить еще тонкости психоанализа. Я вам уже говорил, что это можно сделать, только увидев этот процесс изнутри, то есть самой пройдя полный курс с опытным психоаналитиком. Это занимает немало времени и обычно дорого стоит, но я, кажется, могу вам устроить практически бесплатный сеанс. Ко мне приехал из Канады один из моих лучших учеников, он получает у нас ученую степень и, пока ожидает решения ученого совета, пойдет с нами побродить по Альпам. Я думаю, он не откажется помочь вам как коллега коллеге.
- Я рада, если это получится, хотя мне немного страшно чувствовать себя под микроскопом.
Через два дня Ольга, одетая в куртку и кроссовки Ингрид, с рюкзаком, одолженным у знакомого студента, подходит к платформе, с которой отправляется поезд на Берн. Оттуда они доедут до Рейхенбаха, чтобы пешком направиться в сторону перевала Сен-Готард и, если удастся, спуститься по другую сторону к Локарно. На платформе она видит Пьера и машет, улыбаясь, рукой:
- Вы тоже уезжаете на каникулы? А я еду с профессором Шанрионом. Вы оказались правы, он пригласил меня!
- Вы уже познакомились? - подошедший профессор выглядит великолепно в потертых джинсах и куртке, явно потрепанной в походах, - Ольга, это тот самый Пьер Деларэ из Канады, о котором я вам говорил, мой лучший ученик, моя гордость - не смущайся, Пьер, мой мальчик!
Пьер меньше всего выглядит смущенным, когда смотрит весело на Ольгу, а она и сердится и довольна. Пьер ей нравится и перспектива провести с ним каникулы недурна. Но потом до нее доходит, что это Пьера имел в виду профессор, когда говорил о курсе психоанализа. Раскрывать свою душу перед этим мальчишкой! А почему мальчишкой? Выглядит он не юным, пожалуй - лет тридцать? Надо будет спросить.
Они садятся в поезд и профессор всю дорогу развлекает их тем, что дает психологические характеристики всем, кого видит в пути. Он наблюдает и изучает почти бессознательно, стоит любому человеку попасть ему на глаза, но теперь он придает этому вид развлечения, придумывая истории жизни с забавными деталями. Иногда Ольга или Пьер дополняют созданный им портрет несколькими деталями, а иногда возражают ему, сообщая свою версию. Это очень развлекает их, они все время хохочут и подшучивают друг над другом. Так Пьер уличен в симпатии к немолодой полной крестьянке, которая сидит у них в купе две остановки. Пьер живописует, какая она добрая бабушка своим внукам и особенно любит младшую внучку; к сыновьям, уехавшим в город, совершенно равнодушна, да и вообще, сыновья - ломоть отрезанный, а вот внучка вырастет точной ее копией и уж покажет мужчинам, как она в свое время! Профессор добродушно смеется и говорит, что наоборот, это типичная парижская консьержка на отдыхе и скоро соберется и сбежит домой, потому что лучше своего подъезда и болтовни с почтальоном она не представляет и отдых в деревне ей уже осточертел.
В Берне им предстоит пересадка, поезд до Рейхенбаха отходит через два часа. Дело близится к вечеру и путешественники заходят в ресторанчик рядом с вокзалом пообедать. К этому времени Ольга совершенно освоилась в маленькой компании и пока не перешагнула только последний рубеж - не называет профессора просто Анри, как он ей предложил. С Пьером они шутливо дружелюбны, Ольга присматривается к нему, словно решая для себя, стоит ли ему доверять, ведь ей придется доверить ему самое ценное, что у нее есть - свой внутренний мир, свои чувства, свое сознание и то, что скрывается за ним. Пьер же продолжает ухаживать за ней как раньше, совершенно спокойно давая понять, что она ему нравится. Уже в вечернем сумраке приезжают они в Рейхенбах. Устроившись в маленькой гостинице, за поздним ужином Ольга напоминает профессору и Пьеру, что совсем близко разыгрался эпизод из жизни сыщика Шерлока Холмса, его поединок с профессором Мориарти у Рейхенбахского водопада.
- Я с детства верила, что все описанное произошло на самом деле. Их маршрут дан в рассказе так подробно, что я до сих пор не сомневаюсь, что и указанные там деревушки, и сам водопад существуют, но даже и не мечтала попасть сюда и проверить, так ли это.
- Ну что ж, вот тебе прекрасная возможность пройти маршрутом детской фантазии. Ты помнишь, где они путешествовали?
- Нет, - засмеялась Ольга, - Я помню только Рейхенбахский водопад.
- Впрочем, мы завтра это выясним. Давайте отдыхать. И никаких танцев! - строго сказал профессор Пьеру, заметив, как тот делает Ольге знаки остаться.
Утром Пьер стучит в дверь в восемь часов и приглашает позавтракать всем вместе. Быстро проглотив кофе со сливками и свежие булочки с джемом, профессор предлагает начать с поиска рассказа Конан Дойля и подробной туристской карты местности. Все это они находят в книжном магазинчике и решают, тщательно рассмотрев карту, что возвращаться, чтобы побродить по долине Роны, как это сделали Шерлок Холмс и доктор Ватсон, не стоит, а нужно идти сразу в сторону Интерлакена и попробовать дальше придерживаться их маршрута, но так, чтобы все-таки попасть на перевал Сен-Готард. Запаслись бутербродами и отправились сначала по дороге, потом свернули на тропу, также отмеченную на карте. Прогулка была великолепна, профессор шел упругим размеренным шагом, Ольга прыгала по камням, отвлекаясь на красоты пейзажа, а потом догоняла остальных. Пьер всегда отставал, дожидаясь ее. Солнце пригревало и куртки уже сбросили, оставшись в джинсах и майках. В полдень сели отдохнуть и перекусить. Ольга с удовольствием взяла на себя роль хозяйки, разложила бутерброды и фрукты. После Парижа воздух и простор опьяняли, беседа текла лениво и Ольга, уставшая с непривычки, почувствовала вдруг, что ее клонит ко сну. Пьер взял ее решительно за плечи и притянул к себе, положив ее голову на колени. Они с профессором продолжали тихо переговариваться о каком-то сложном случае из практики Пьера, а Ольга мгновенно провалилась в сон. Проснулась она оттого, что Пьер осторожно тряс ее за плечи.
- Проснись, спящая красавица! Ты не представляешь, как мне хотелось разбудить тебя по-настоящему, как в сказке - поцелуем! Ты не можешь сказать мне, что тебе снилось? Мы поспорили с Анри: я решил, что ты танцуешь со мной во вчерашнем баре, а он предположил, что тебе снились детские игры. Кто из нас прав?
- Никто, - улыбнулась Ольга, - мне снилась большая уборка квартиры.
- Ты шутишь!
- Конечно! Я еще не решила, стоит ли мне откровенничать с тобой, как предложил профессор. А впрочем, мне нечего бояться, мы ведь никогда больше не увидимся, так что если ты согласен, можно попробовать. Но ведь для этого нужны соответствующие условия - тишина кабинета, кушетка, на которой я могу расслабиться...
- Ты ведь сама психолог и можешь обойтись без этого. Главное - предельная откровенность и желание раскрыться и взглянуть вместе со мной на свою жизнь.
- Мне страшно!
- Тебе есть что скрывать? Внебрачные дети? Тайные пороки?
- Нет! - засмеялась Ольга, - но ведь тихая жизнь обывателя часто несет большее внутреннее напряжение, чем у тех, кто имеет возможность выплескивать эмоции и ничего не скрывать.
- Для этого мы и существуем - помогать тихим обывателям выйти из скорлупы условностей и взглянуть на себя в мире. Но ты не похожа на обывателя, и уж внешне - меньше всего. Когда я увидел тебя впервые, я подумал: вот женщина, которая живет большими страстями и притягивает к себе окружающих, как звезда первой величины удерживает вокруг себя множество небесных тел, захватывая все новые на своем пути по галактике. Расскажи мне о себе, сначала просто свою жизнь.
Они, разговаривая, собирают свои вещи и догоняют профессора, ушедшего довольно далеко вперед. Дальше все путешествие представляется Ольге как путешествие вглубь вселенной по имени Ольга. Красоты Швейцарии являются тем ключом, который открывает ее сознание. Никогда она не была в таком сказочном месте, где все: и яркие краски земли и неба, и солнце, пронизывающее все своим светом, и горное эхо, делающее звуки нереальными, и воздух, освежающе-прохладный и такой чистый, что от него кружится голова, - все дает ей ощущение, что она в исповедальне, созданной самой природой, там, где нельзя лгать самой себе. Профессор не мешал им, занятый своими мыслями. До обеда маленькая группа проходила намеченный маршрут и профессор задавал такой темп, что они, идя по горной тропинке быстрым шагом или карабкаясь с камня на камень, не могли отвлечься на разговоры. После обеда в кафе при гостинице, которая есть в любой, самой крохотной деревушке, профессор оставлял их наедине, уходя побродить по окрестностям. Ольга тоже предпочитала уйти в сторону от жилья и устроиться в уютной ложбинке среди скал, или на берегу ручья, или в другом живописном местечке. Сначала Ольга рассказывала о себе и Пьер не задавал вопросов, потом он начал интересоваться отдельными эпизодами, расспрашивая ее о подробностях. Вопросы напоминали круги на воде, расходясь вокруг центра, того камня, который их вызвал. Пока Ольга не могла понять, что Пьер считает главным, ради чего он так подробно интересуется ее детством, потом вдруг переключается на студенческие годы, потом возвращается обратно к детству, к юности. Наконец она начинает понимать, что все вращается вокруг одного детского эпизода: разговора с Юлей о родителях.

 » часть 5

Вот вам и психоанализ! И это цветочки, ягодки будут в конце!!!


- Пьер, ты напрасно ищешь здесь какой-нибудь комплекс, я люблю своих родителей и то, что я узнала про них, совершенно не повлияло на меня. Если бы дома меня не ждал отец, который воспитал меня и очень любил, пожалуй, на меня сильнее бы повлияла встреча с настоящим отцом.
- Расскажи мне еще раз, что ты почувствовала, когда Юля рассказала тебе о твоих отце и матери, и какой, кстати, ты представила свою настоящую мать.
Так шаг за шагом Ольга вспоминает все: детскую растерянность от неслыханной истории, жалость к матери, умершей такой молодой и увидевшей свою дочь только один раз в жизни, долгие раздумья об отце, который не был похож на злодея, и которого по словам Юли очень любила мать, Татьяна (Ольга так и не смогла назвать ее мысленно мамой, мама у нее была одна, та, что волновалась, когда Оля приходила с прогулки с мокрыми ногами, и тайком от отца давала деньги на мороженое, а позже - на косметику, которую отец запрещал). Юля очень скупо рассказала обо всем, что случилось тогда, подчеркнула только, что Танечка очень любила Мишу и верила ему, ее смерть - это просто несчастный случай. Что произошло бы, останься она жива - неизвестно.
Круги вопросов опять расходятся. Первая детская любовь к однокласснику. Первый поцелуй - уже в университете. Первая ссора с влюбленным в нее студентом: «Ты мучительница! Ведьма! Ты похожа на кусок люда, украшенный кремом, словно торт. Ты сплошной обман!» Разговор с подругой: «Но когда мужчина берет меня за плечи и приближает свое лицо к моему, целуя, я перестаю его видеть внутренним взглядом, он становится непостижимым существом, загадкой, фантомом, и я панически пугаюсь.» «Тебе это надо выпить, как лекарство, второй раз будет легче!» Мне нужно выпить это лекарство! «Неужели это сделала моя мать и была счастлива, и любила того кареглазого мужчину, который в Одессе смотрел на меня так ласково, словно гладил взглядом, но осмеливался только взять за руку? Меня сделать счастливой это не может. Но надо попробовать еще раз и решить, нравится ли мне это.»
Опять вопросы о любви, о разговорах с матерью, с подругами - кто первый рассказал? Как подробно? Вопросы о мужчинах, о чувствах, о желаниях...
Тем временем они побывали в Мейрингене и у пресловутого Рейхенбахского водопада. Гостиницы под названием «Англия», владельцем которой был Петер Штайлер-старший, знакомый Шерлоку Холмсу еще по Лондону, они конечно не нашли, потому не стали там задерживаться. На этом литературная часть пути окончилась и Ольга сообщила тут же, что через перевал Сен-Готард русский полководец Суворов провел войска, зайдя в тыл врагу там, где его совсем не ждали.
- Ольга, благодаря тебе наше путешествие стало интересней! Ну что, пройдем через перевал, как солдаты Суворова?
- Не выйдет, профессор, - улыбнулась Ольга, - Фокус заключался в том, что переход был совершен зимой! Этого не ожидал никто.
- Жаль. Ну, в любом случае нам далеко до прежних исполинов. Пьер, долго ты еще будешь терзать нашу девочку? Она слишком ушла в себя и утратила живость и остроумие, которые я так любил.
- Все зависит от нее, если прямо сейчас она скажет, чего боится, мне останется только поздравить ее с победой.
- Ах, мне так понравилось каяться в грехах, что я затягиваю это удовольствие!
- Ты думаешь, я этого не понял бы? Ты не представляешь, сколько женщин, лежа на кушетке в моем кабинете, придумывали душераздирающие истории, желая продлить общение со мной!
- Неужели только ради твоих прекрасных глаз? Какое самомнение!
- А ты считаешь, что не из-за чего стараться? Тебе я не нравлюсь?
- Ты... - Ольга вдруг замолкает и задумчиво смотрит на Пьера, потом замечает его ответный взгляд и, опомнившись, шутливо говорит: - Ты, бесспорно, тот приз, ради которого стоит взять на себя любой грех!
- Вы стоите друг друга! - подводит итог профессор Шанрион.
- Да, мы стоим друг друга! Помнишь, Анри, я тоже долго сопротивлялся тебе.
Когда Ольга с Пьером устраиваются после обеда среди камней на небольшой луговине, покрытой цветами, она спрашивает:
- Так ты проходил курс у профессора... И что же тебе пришлось рассказать о себе? Хотела бы я услышать.
- Это только профессиональный интерес?
- Нет, - Ольга серьезно смотрит на него, - ты интересуешь меня давно, и потом это было бы только справедливо! Тебе не кажется?
- Конечно. Я рассказал о своих детских страхах, - Пьер ложится на траву, закинув руки за голову, - Знаешь, я оказался в таком же положении, как и множество детей в мире: моя мать разошлась с отцом, когда мне было двенадцать лет и я переживал это, как крушение мира. Хотя отец занимал в моей жизни не самое важное место, он был слишком занят в бизнесе. Как ты думаешь, чего я боялся тогда больше всего?
- Что твоя мать выйдет снова замуж?
- Нет, что она теперь так и останется одинокой.
- Это был тест? Я не выдержала проверку?
- Да нет. Я не хотел ставить тебе ловушку, я действительно рассказывал о себе, мне хотелось, чтобы ты знала немного больше, чем я позволяю увидеть другим. Но ты права, все, что ты говоришь, подвергается анализу, это уже не остановить сейчас. Ты не можешь объяснить, почему ты выбрала такой вариант?
- Не из-за того, что я подозревала тебя в ревности к собственной матери. Просто естественно, что дорогому человеку желаешь счастья и боишься, что еще одна ошибка приведет к еще одной трагедии. Ты больше не хочешь рассказывать?
- Моя мать тринадцать лет жила только семьей, поэтому когда отец бросил ее, она не знала, чем заняться. Она прекрасно справлялась с домашними делами, но больше ничего не умела делать. Это кстати самая большая проблема брошенных жен. Отец платил нам неплохие деньги, и тут матери пришла в голову блестящая идея: она в молодости хорошо рисовала и решила открыть свое ателье мод. У нее получилось! Она конечно не была гениальным модельером, но она ведь по происхождению француженка, вкус и выдумка у нее в крови. Я очень гордился ей! Но я видел, что жизнь ее почти не изменилась, раньше она хлопотала на кухне, теперь она делала это в ателье, но была так же одинока. Мне очень хотелось, чтобы она была чуточку менее удачлива в бизнесе и немного счастливее в личной жизни. Окончив школу, я учился сначала в Монреале, а потом приехал в Сорбонну. И вдруг она звонит мне и сообщает, что выходит замуж. Я помчался в Монреаль знакомиться с ее новым мужем, настроенный несколько агрессивно и вдруг обнаружил, что мне очень нравится этот человек. Он тоже модельер и теперь они работают вместе, их фирма процветает и мать опять обрела тот баланс, который был нарушен больше десяти лет, снова мужчина в ее жизни занимает главное место, но на этот раз он достоин такого самоотречения. Мы в прекрасных отношениях. Я сожалею, что они не встретились раньше, я был бы рад, если бы он заменил мне отца, когда я нуждался еще в мужском влиянии.
- Да, это называется - рассказать все и не рассказать ничего! - разочарованно заметила Ольга.
- А что ты хочешь еще знать? Мне тридцать два года, я практикующий психоаналитик и читаю небольшой курс в университете и я не женат.
- Вот это уже интересно. И почему же?
- А ты как думаешь?
- О, неужели ты признаешься в тайном сексуальном отклонении?
- Холодно! Другой вариант!
- Только не говори, что ты девственник, потому что еще не встретил девушку, похожую на твою мать!
- Теплее! Какое из этих двух предположений мы отбросим в первую очередь?
- Неужели неверно, что ты еще девственник?! - с притворным огорчением восклицает Ольга.
- Тебя это может разочаровать? - смеется Пьер, - С тридцатидвухлетним девственником может получить удовольствие только очень опытная или очень непритязательная женщина. Ты себя относишь к первой или второй категории?
- Ты забыл о третьем варианте: холодная женщина не получит удовольствия в любом случае. Но мы не закончили с тобой. Я права в том, что твой идеал - девушка, похожая на твою мать?
- Нет. Но мне нравится в ней одна черта. Когда она влюблена, мужчина становится для нее центром вселенной и она живет для него. Это очаровательно и очень женственно, ведь сейчас все женщины стремятся доказать, что они независимы, редко какая настолько умна и сильна, что способна полностью доверить себя мужчине и быть счастлива этим. Ты так можешь?
- Нет, я так не могу. Я не верю, что можно так любить мужчину, чтобы отказаться от себя. Я тебя разочаровала?
- Ты меня не разочаровала. Ведь ты не любила еще, ты не можешь представить, что вот наступит такой миг, когда тебе захочется раствориться в любимом человеке, раствориться, а не поглотить!
- Если ты не возражаешь, может мы приступим непосредственно к нашему анализу? - не глядя на Пьера преувеличенно спокойно говорит Ольга, - Я слушаю твой вопрос.
- Но ведь мы давно уже говорим по существу. Скажи мне, что тебе рассказывала твоя мать о любви?
Ольга надолго задумывается. Что она могла слышать от матери о любви? У них не принято было говорить на такие темы, разве что о кинофильмах и книгах. Посмотрев фильм-оперу «Евгений Онегин», мать сказала по дороге домой: «Посмотри, какое безрассудство - эта любовь, ведь Татьяна Ларина чуть не погубила себя, хорошо, что Онегин оказался так равнодушен и ленив!» И еще, когда Юля читала вслух по вечерам «Дворянское гнездо», мать, вздыхая, замечала: «Ничего кроме мучений... Где любовь, там и страдания!» Однажды Оля не выдержала и спросила: «А как же вы с папой? Мамочка, вы разве не любите друг друга?» Мать посмотрела на нее растерянно, а потом стала перечислять, как отец бережет ее, уважает, советуется, когда нужно принять какое-нибудь решение, как заботится о них с Оленькой, - вот это и есть любовь! И почувствовать это можно только в семейной жизни. А все эти вздохи под луной и поцелуи в темных углах до добра не доводят! Чаще это кончается слезами. Мужчины только и ждут такую дурочку, что мечтает о любви, забыв об осторожности. Бедняжке после недолгой любви - долгие слезы, а он и был таков! Тут Оленька поняла, что мама говорит о своей умершей дочери и перестала задавать вопросы. Она права, ей ли не знать! - решила Оленька. Могла ли она не доверять матери, пережившей страшные последствия любви и безрассудства дочери. В тот же вечер она слышала, как Юля ссорилась с мамой на кухне. Дверь была плотно прикрыта и слов было не разобрать, но слышно было, что сначала Юля долго и горячо что-то доказывала маме, а потом та резко возражала, иногда переходя в крик, потом послышались рыдания, потом отец пошел на кухню и слышались невнятные утешения и уговоры, тут Юля опять закричала и выскочила из кухни, хлопнув дверью. На другой день она уехала в Пушкинские Горы, попрощавшись утром перед школой с Оленькой, грустно повздыхав и шепнув напоследок: «Не забудь меня, приезжай!»
- Хорошо, достаточно, - мягко перебил ее Пьер, - теперь вспомним кое-что приятное. У тебя было много любовников?
- Господи, тебе нужны точные цифры?
- Нет, - засмеялся Пьер, - Я этого не выдержу, каждый из них - это кинжал в мое сердце! Можешь сказать приблизительно.
- Ну, скажем, больше пяти. Этого достаточно?
- Спасибо, дорогая, ты оставила мне возможность жить, хоть и с истерзанным сердцем. Теперь вспомни того, что произвел на тебя самое сильное впечатление и расскажи о ваших отношениях.
- Я не знаю, что рассказывать... Это был студент с другого факультета, биолог. Мы познакомились на вечеринке, которую устроила моя подруга. Мы танцевали. В какой-то момент я почувствовала, что мы как бы одно целое, наши нервы переплелись и я чувствовала и думала то же, что и он. Это ни с чем не сравнимое нервное возбуждение, пробегающее по телу, вся кожа сосредоточена на ощущениях прикосновений, мы даже дышали одинаково - глубоко, но чуть неровно. После этого мы почти не разговаривали. Я все время ощущала его руку на моей талии. Как только мы нашли подходящий момент, мы, не договариваясь, ушли и в такси помчались к нему домой. Понимаешь, в этом было что-то стихийное, нас притягивало друг к другу, как магнитом. На следующий день мы опять встретились, он уже ждал меня после лекций и мы опять поехали к нему, но было уже не так. Мы утратили связь, он был отдельно от меня. Он искал встречи со мной, приглашал на концерты и в кино, провожал домой, но становился все дальше и дальше. Потом было это жуткое объяснение в любви. Он твердил, что любит меня, а я смотрела на него и не понимала, что он от меня хочет. Мне было жалко его, но я ничего не чувствовала, кроме сожаления, что кончились так прекрасно начавшиеся отношения. Какое-то время мы еще встречались, но это все больше напоминало супружескую пару перед разводом: упреки, обвинения, разочарования.
- Это он сравнил тебя с тортом изо льда?
- Да. Я тогда обиделась - неужели я вызываю гастрономические ассоциации...
- И он - это твое самое лучшее воспоминание?
- Да, он мне нравился и сначала все было прекрасно, с ним было лучше всех. Он и сейчас мне нравится, но это совсем другое. Я всегда сама выбирала и решала за двоих, но тогда я впервые почувствовала третью силу над ним и собой. Это было... ужасно и прекрасно одновременно, почувствовать, что тобой что-то управляет, не мужчина, нет, а что-то... Ты меня понимаешь?
- Кажется понимаю. Что ты знаешь о своем настоящем отце?
- Только то, что мне сказала Юля. Они с мамой любили друг друга, но семьи были против их брака, он был тогда женат, кажется. Он приезжал посмотреть на меня, когда я родилась, но наверное его выгнали. Юля встречалась с ним однажды и потом изредка посылала мои фотографии. В то лето, пока я не знала, что он - мой отец, он мне очень нравился. Кажется, я на него похожа. По крайней мере глаза у моей матери были серо-зеленые, а у меня карие, как у него. Это все.
- Ты не устала? Может мы отложим все до завтра?
Солнце, склоняясь к горизонту, мягко греет их тела. Они оба уже лежат на траве, голова к голове. Ольга прикрыла сплетенными пальцами глаза. Пьер схитрил, тихо перевернувшись на живот, и смотрит на нее. Ему видны каштановые волосы и загорелые руки с полоской светлой кожи, видной из-под рукава майки. Бедная девочка! Сохранить такую жизнерадостность и юмор. Да если бы он оказался на ее месте и вдруг почувствовал себя большим куском льда рядом с ней, он бы застрелился! Это самая привлекательная, самая сексуальная женщина, которую он знал - и такая несчастная. Как там говорил ей этот счастливчик, которому удалось на единый миг воспламенить ее? Ведьма? Да, в ней действительно есть что-то колдовское, иначе как могло получиться, что не у нее, а у него стучит сейчас сердце от ее признаний и он с усилием держит себя в рамках пациентки и психоаналитика. Ее мамаша постаралась вытравить из нее всю женственность, всю страсть и любовь, на которые щедра природа - ради мифической безопасности. Благими намерениями вымощена дорога в ад. Ей будет трудно признаться в этом, но она знает кто виноват в том, что она боится любви. Пьер так задумался, что не расслышал, что Ольга ответила на его вопрос.
- Пьер, - продолжает она, - я понимаю, ты решил, что мои неудачи в любви нужно относить за счет страха перед мужчинами...
- Разве ты боишься мужчин? Ольга, ты боишься меня? Вот я беру тебя за руку, она нежна, несмотря на то, что чуть огрубела в наших скитаниях. Ладонь прохладна и чуть влажна, вот здесь... - Пьер подносит ее руку к лицу и начинает губами проводить по ней, щекоча дыханием, потом, придвинувшись к Ольге, наклоняется и целует в губы, - Разве тебе страшно? По-моему тебе понравилось! И нам хочется еще, ведь правда? Никогда не надо отказывать себе в таких желаниях, - он продолжает покрывать ее лицо поцелуями и чувствует руки Ольги на своих волосах. Она прижимает его голову и отвечает на поцелуй.
- Я могу сейчас умереть от желания продолжить, но это все, что мы пока должны себе позволить, - Пьер с трудом заставляет себя оторваться от нее, - Подумай вечером о том, боишься ли ты мужчин!
Пьер подает Ольге руку и помогает встать. Он не сразу отпускает ее. Ему хочется послать к черту все психологические выкрутасы и просто любить ее, но это ни к чему хорошему не приведет, она так же отвернется от него, как и от всех остальных. Нужно пройти через это до конца, но и тогда нет гарантии, что она будет счастлива в любви. Хотя она сильная девочка и должна сама справиться. Анри, с которым Пьер тайком советовался каждый вечер, уверен, что Ольга преодолеет все.
Когда они приходят в гостиницу, спеша к ужину, они застают профессора сидящим в кресле с ногой, туго перетянутой бинтами и уложенной на скамеечку.
- Не волнуйтесь, - первым говорит профессор, улыбаясь и спеша их успокоить, - Даже горные козлы иногда спотыкаются! Небольшое растяжение. Пару дней покоя и все будет в порядке! Я вам не сильно испорчу каникулы? Пожалуй, в этом году Сен-Готард мне не одолеть.
- Ну, мне-то все равно, я просто убиваю время, как вы знаете! - тут же заявляет Пьер.
- А я согласилась на этот поход только из уважения к вам, профессор! Вообще-то я предпочитаю проводить каникулы, читая детективы или в парикмахерской.
- Вы отличные попутчики! - смеется профессор, - Давайте ужинать, а потом я действительно попробую отвлечься детективом.
Ужин им приносят в номер профессора и они весело болтают, допивая бутылку легкого итальянского вина и обсуждая обратный маршрут. Потом профессор заявляет, что пора приниматься за детектив, Ольга заботливо проверяет, чтобы у кровати было все, что ему может понадобиться, и они с Пьером выходят в коридор.
- Мне совсем не хочется спать, пожалуй, я еще немного пройдусь, - замечает Пьер.
- Можно мне с тобой? Я только что подумала, что не засну.
- Не отлынивай! Ты должна сейчас сидеть и сосредоточенно копаться в себе.
- Мне легче копаться в себе, когда я хожу.
Они выходят из гостиницы и некоторое время молча идут по дороге, огибающей деревню, и начинают подниматься в сторону перевала. Уже совсем стемнело и за домами дорога освещается только лунным светом да фарами изредка проезжающих машин. Горный воздух прохладен, чувствуется близость снежных вершин. Пьер накидывает Ольге на плечи свою куртку и оставляет руку на плече. Она смущенно благодарит. Ей нужно было взять с собой свою куртку. Там, где дорога поворачивает и вьется над ущельем, они садятся на парапет лицом к обрыву и некоторое время каждый думает о своем: Пьер - о том, что скоро они закончат и можно будет попробовать разжечь ее чувства и может быть она сможет преодолеть себя и ответить так, как она была способна - он уверен, что это будет восхитительно; Ольга думает, что возможно он прав и нет у нее страха и отвращения к мужчинам и ей хотелось бы и дальше сидеть вот так рядом с Пьером, чувствуя тяжесть руки на плече, чуть привалившись к нему сбоку. Ольга запрокидывает голову, глядя вверх и сильнее опираясь на Пьера и восхищенно вздыхает при виде ярких звезд на черном бархате неба.
- Знаешь, если долго смотреть вот так, небо из плоского становится бездонным и бесконечным. Хочется смотреть в эту глубину, утонуть в ней... Есть две вещи, которые гипнотизируют меня, притягивая взгляд: огонь и звездное небо.
- «Есть две вещи, которые вызывают мое восхищение: звездное небо у нас над головой и моральный закон внутри нас». А у меня еще - морские волны. Я часами могу смотреть на прибой. В детстве я ездил отдыхать на Ньюфаундленд. Океанский прибой приводил меня в восторг, меня с трудом уводили обедать.
- Меня не возили на море. Только один раз, это там я встретила своего отца. Может поэтому я и не бывала на море? Мама боялась, что там со мной произойдет то же, что и с ее дочерью. Она старалась оградить меня от всего, что может повредить.
- Как можно оградить от встречи с человеком, которого ты полюбишь и уйдешь к нему, потому что он станет для тебя самым нужным и важным в жизни? - вдруг взрывается Пьер, - Ольга, взгляни правде в глаза, ты же всегда ее знала. Помнишь, ты сказала, когда мы говорили обо мне и моей матери: естественно, что дорогому человеку желаешь счастья и боишься, что еще одна ошибка приведет к еще одной трагедии. Ты имела в виду свою мать! Ты оправдывала ее, но это не исключает факт, что она постаралась внушить тебе страх перед последствиями любви. В детстве все воспринимают дословно и ты решила, что первопричина всех бед - сама любовь.
- Она не хотела этого, Пьер, она так меня любит! Бедная мама!
- Мне почему-то кажется, что она сыграла свою роль и в судьбе дочери.
- Нет!
- Ольга, перестань защищать ее, попробуй хоть раз защитить себя! Защити в себе то, что заложено в тебе природой: естественную потребность любить, - Пьер говорит это с поразившей его самого горячностью, - Не позволяй никому извне диктовать тебе, чего ты должна бояться. Подумай о том, что твоя мать, настоящая мать, любила и была счастлива и если бы не трагическая случайность, жила бы долго с любимым мужчиной, а может, встретила еще одного и тоже полюбила его, как моя мать. Это жизнь. Нельзя вырвать из нее самое важное - любовь, и думать, что жизнь осталась полноценной. Как человек с ампутированной ногой - это калека, так и жизнь бывает искалечена и неполноценна.
Ольга вдруг начинает всхлипывать, отвернувшись от него и прикрыв лицо ладонями. Пьера заливает горячая волна жалости и раскаяния, он осторожно прижимает ее к себе и начинает поглаживать по волосам. Тут плач Ольги переходит в рыдания и она долго не может успокоиться, уткнувшись мокрым от слез лицом в его плечо.
- Прости меня, девочка, я поторопился, ты должна была сама дойти до сути, я все испортил, но мне было невмоготу наблюдать за тем, как ты сопротивляешься истине. Психолог должен быть совершенно свободен от эмоций и личной заинтересованности, впервые я не справился! Но ты мне не безразлична, помни о том, что ты сейчас не одинока!
- Ничего, не беспокойся, спасибо, - рассеянно отвечает Ольга, - Теперь я должна побыть одна.
- Я провожу тебя в гостиницу.
- Нет, оставь меня. Ничего не случится. Иди.
Ольга остается сидеть на парапете, но Пьер, отойдя немного в сторону, опять садится так, чтобы видеть ее одинокую фигурку, и терпеливо ждет, куря сигарету за сигаретой. Ему холодно без куртки, но он решил, что дождется Ольгу. Когда Пьер соглашался на предложение Шанриона провести с ней сеанс психоанализа, он не подозревал, что у нее будут серьезные проблемы, обычно такие учебные сеансы напоминали игру, где нет проигравших, потому что «пациент» с удовольствием рассказывал о своих переживаниях в надежде научиться, как с ними справляться. Но сейчас Пьер все испортил своей поспешностью и боялся, что Ольга не получит полного представления, как надо подводить пациента к самостоятельному решению проблемы. Господи! - вдруг мелькнуло у него, о чем я думаю, к черту обучение! Если она сейчас не поймет, что нужно отказаться от неприятия любви, я погублю ее, она никогда не выйдет из своих заблуждений. Это может стать непоправимым и виноват в этом буду я! Нужно срочно к профессору, только он может посоветовать, как можно исправить все, если еще можно исправить. Пьер заметил, что Ольга встала и медленно побрела к деревне. Пропустив ее вперед, он пошел следом. Из-за поворота выехала машина и Пьеру показалось, что она несется прямо на Ольгу. В два прыжка он оказался рядом и, схватив ее за плечи, оттащил на обочину. Он стоял, прижимая ее к себе, и его сотрясала крупная дрожь, больше от холода, чем от испуга.
- Ты могла попасть под машину!
- Ты меня испугал! Машина была далеко. Пьер, что с тобой? Почему ты дрожишь?
Ольга чуть высвободилась из объятий и, быстро скинув куртку, набросила ее на Пьера.
- Не надо, ты сама замерзнешь! - Пьер еще крепче прижал ее, - Это ты меня напугала, мне показалось, что ты стоишь прямо на пути у машины.
- И ты решил, что я хочу броситься под нее? Глупый! Но спасибо тебе! А теперь может ты отпустишь меня? Пора идти.
- Может мы постоим еще вот так? Хоть чуть-чуть, - тон его такой умоляющий, что Ольга улыбается в темноте и Пьер видит, как блестят ее глаза, почти черные в лунном свете. Он опускает лицо в ее волосы и вдыхает их аромат, он все еще немного дрожит, но теперь скорее возбужденный ее близостью. Пьер осторожно проводит рукой по ее телу и чувствует, что она напряжена.
- Пошли скорее, - вздыхает он, - Ты замерзнешь!
Пьер, несмотря на возражения, одевает куртку на Ольгу и они быстрым шагом возвращаются в гостиницу.
- У меня есть немного бренди, пожалуй нам нужно немного глотнуть перед сном. Я сейчас принесу.
Ольга, кивнув, идет к себе и через минуту Пьер уже несет бутылку. Стакан в номере только один и они пьют по очереди. Пьер всячески старается оттянуть минуту, когда ему придется уйти, он боится оставлять ее одну, да ему просто не хочется расставаться. Ольга терпеливо ждет, когда он допьет. Наконец Пьер прощается и уходит. Почти до утра Ольга не спит, ворочаясь с боку на бок, встает пить воду, включает лампу и пытается писать письмо домой, но комкает листок за листком. Утром Пьер видит бледность Ольги и темные круги под глазами и сердце его сжимается.
Вечером Пьер почти разбудил Шанриона, дремлющего над детективом, и признался в собственной некомпетентности, которая может иметь серьезные последствия.
- Глупости, мой мальчик, все еще можно исправить, не забывай, что она тоже профессиональный психолог и давно уже поняла принципы твоей работы, а что касается ее самой, может так и нужно было? Она защищает свой образ матери и сама никогда не сформулировала бы эту проблему, затрагивая материнский авторитет. Ты должен вернуть ей ее настоящую мать, тогда влияние первой уменьшится и она станет свободной. Тебе действительно нравится Ольга?
- По-моему, я влюблен. Анри, ты же знаешь, что у меня были до этого только интрижки. Как только за смазливым личиком я обнаруживаю убожество души, я в очередной раз укрепляюсь в желании остаться холостяком. Когда я впервые увидел Ольгу, мне тут же захотелось соблазнить ее, я не встречал женщину, которая вызывала бы большее желание тут же затащить ее в постель. Господь меня уберег от поспешных действий. Но чем более я узнавал ее, тем сильнее она интересовала меня как человек. Хотя признаюсь, - со смущенным смешком добавляет Пьер, - что желание оказаться с ней в постели так же сильно и иногда сводит меня с ума, как впрочем и многих других, я думаю.
- Тебя не оставляет тщеславная надежда, что ты будешь первым, кто научит ее любви! Пьер, не обольщайся на этот счет. Она еще долго будет приходить в себя. Тебя может ждать сильное разочарование.
- Еще более сильным разочарованием будет сознание, что я упустил свой шанс.
- Не забывай еще, что она из Советского Союза. Это закрытая страна и у вас нет будущего. Насколько я знаю, вы можете больше вообще не увидеться. Удивительно даже то, что Ольга к нам попала. Оттуда приезжают один-два студента в год и в основном филологи, психолог у нас впервые. Основная тема ее исследований - психологическая совместимость в замкнутых группах. Пьер, подумай, ваша связь может доставить вам разочарование и печаль, хотя если она решится остаться тут с тобой, она без труда устроится. Но ведь для этого Ольга должна любить тебя? У тебя остается три месяца до ее отъезда. Будь осторожен и разумен. Хотя о какой осторожности в любви можно говорить?! Иди, я устал от детективов и любовных историй!
После завтрака профессор отсылает Ольгу с Пьером гулять, сославшись на то, что хочет поработать над статьей. Они идут вверх в сторону перевала, карабкаясь по камням, поднимаясь все выше, молча помогая друг другу в трудных местах. Наконец они оказываются в высшей точке склона и внизу видна петля дороги, уходящей дальше, а прямо перед ними среди вершин горной гряды сверкает на солнце белоснежная Юнгфрау. На фоне синего неба она прекрасна, как фантастическое видение. Пьер сжимает плечи стоящей впереди Ольги и они долго не могут оторвать взгляд от волшебной картины.
- Большой и прекрасный кусок льда. Юная женщина, Юнгфрау. Пожалуй и тогда были такие же проблемы? Тот, кто придумал это название, не был лишен юмора, правда? - говоря это, Ольга откидывает голову, чтобы видеть Пьера и ее лицо оказывается прямо возле его лица.
Пьер наклоняется и целует ее в шею ниже уха. Слыша под губами убыстряющееся биение пульса, он говорит, не отрывая губ:
- Он был таким же идиотом, как и твой любовник. Назвать тебя куском льда - это все равно, что назвать вулкан остывшей печкой. Ты слышишь, как у тебя колотится сердце от одного моего поцелуя? Наверное и твоя мать была такой же страстной женщиной? Сколько ей было лет, когда ты родилась?
- Исполнилось девятнадцать.
- И она встретила мужчину и полюбила настолько, что презрев условности, отдалась ему целиком, душой и телом. Понимаешь, ты - дитя любви. Поэтому ты так прекрасна. А условностей, наверное, было много? В каком году ты родилась?
- В пятьдесят шестом. Да, тогда считалось позором не сохранить невинность до свадьбы. А уж ребенок у незамужней - это было несмываемым пятном. Юля мне рассказывала, что они собирались пожениться, так сказал ей отец. Но больше я ничего не знаю. Понимаешь, раньше я об этом почти не думала, это для меня было просто историей, рассказанной на ночь: немного страха, немного любопытства, но обнимешь маму и забудешь обо всем...
- А ты не можешь расспросить подробнее свою Юлю?
- Она умерла десять лет назад.
- Но ведь наверняка жив твой отец? Разыщи его. Мне кажется, он может рассказать тебе многое о твоей матери и их отношениях. Ты ведь знаешь, где его можно найти?
- Я знаю только, что он живет в Одессе и, когда я его встретила в детстве, кажется работал в театре. Я тогда этим не интересовалась.
- Он что, актер?
- Нет, не помню, то ли художник, то ли костюмер... Но я хочу его увидеть. Спасибо тебе, Пьер! Я действительно, как страус, прятала голову в песок, не желая знать правду. Я знала, что родителям будет больно, если я начну их расспрашивать. Но теперь я взглянула на все под другим углом. Моя мама прожила так недолго и теперь нет даже памяти о ней, все сделали вид, что ее просто не было! Я постараюсь восстановить все, что возможно, и буду думать о ней с любовью и нежностью - благодаря тебе. Спасибо!
Ольга поворачивается к Пьеру и целует его в щеку.
- Твоя благодарность столь велика, что ты позволила себе целомудренный поцелуй! Ну что ж, значит я только его и заработал. Хочешь, перекусим прямо здесь? Я взял с собой бутерброды и пиво.
- Неужели мужчины могут думать только о еде?
- Мысли о еде очень утешают, когда голова занята совершенно другим. Почему же иначе мужчины так много думают о еде!
- Может потому, что они любят поесть?!
Ольга, смеясь, уворачивается от протянутых к ней рук и начинает искать подходящее местечко среди камней. Они поднялись довольно высоко, туда, где альпийские луга переходят в бесплодные каменные россыпи и скалы. Между камней кое-где цветут миниатюрные альпийские растеньица: колокольчики, горечавки, обриеты, и выглядит это необычайно трогательно. Ольга выбирает плоский камень, на который они усаживаются лицом к уходящему вниз ущелью. Пьер достает из рюкзака бутерброды и банки с пивом и они принимаются за еду. Покончив с бутербродами, Пьер извлекает два больших яблока и плитку шоколада, что приводит Ольгу в восторг и она смущенно признается, что любит шоколад.
- Ну вот, наконец-то я обнаружил слабость, которую могу ублажить и не бояться твоего недовольства. Получим от этого максимум удовольствия!
Пьер начинает одной рукой отламывать кусочки шоколада и подносит ко рту, наблюдая, как Ольга губами осторожно берет их, а другой рукой придерживает ее голову на затылке. Эта игра захватывает их обоих. Его рука, зарывшись в волосы, нежно поглаживает их, ее губы касаются его пальцев, беря шоколад, и вот вместо шоколада он начинает ласкать ее губы пальцами, пока они не раскрываются, дрожа, навстречу его губам. Поцелуй длится бесконечно и Пьер чувствует, что Ольга вся подается к нему, руки ее блуждают по его плечам и он отрывается от ее губ только чтобы поцеловать шею, маленькое ухо или ямочку у ключицы, вызывая трепетные вздохи наслаждения. Наконец, поцеловав последний раз, Пьер оставляет Ольгу и начинает собирать остатки трапезы в рюкзак, успокаивая дыхание и незаметно наблюдая за ней. Широко раскрыв глаза, Ольга удивленно смотрит на него, все еще дрожа от возбуждения.
- Пьер?
- Да, моя радость?
- Ты собираешься спокойно идти домой?
- Я собираюсь идти домой, но кто тебе сказал, что спокойно?
- А ты не мог бы еще поцеловать меня?
- Конечно, с удовольствием, дорогая! - и Пьер целует Ольгу в щеку так же, как недавно она его.
- Да, это весьма определенно. Пошли.
Когда вечером после ужина втроем Пьер собирается выйти погулять, Ольга сухо желает ему спокойной ночи и уходит спать. Ее неудержимо влекло к нему, но она убедила себя, что это обычное чувство между пациентом и психоаналитиком: он нравится ей, потому что терпеливо выслушивает ее излияния. Никому раньше она не рассказывала, что чувствует в объятиях мужчины, и эти разговоры связали их интимными узами, но ему, похоже, это не нужно: он всячески уклоняется от общения с ней. Ольга сама не отдавала себе отчет, что несправедлива, Пьер всегда давал понять, что увлечен ей, но она хотела большей определенности. Его поведение было для нее непонятно, он то привлекал ее, соблазняя поцелуями, то отталкивал равнодушно, это напоминало игру кошки с мышкой, а Ольга боялась оказаться в когтях, как беспомощный и неразумный мышонок. Обычно сознание, что еще один у ее ног и готов на все, давало утешение, когда Ольга была в очередной раз разочарована, не получив ничего, кроме смятения чувств и тоски. Это удовлетворяло ее гордость, или скорее гордыню. Пьер же ни разу не показал, что может потерять от нее голову. Ольга попалась в ловушку, которую мужчины расставляли женщинам во все времена: чем меньше женщину мы любим...
Наутро профессор уже немного ходит, чуть прихрамывая, и Ольга предлагает остаться с ним и вместе съездить на смотровую площадку для туристов, чтобы хоть издали посмотреть на перевал и Юнгфрау. С ними едут еще туристы-американцы, две пожилые пары и старик, похожий на мафиози на пенсии. Проехав по петляющей вокруг ущелья дороге, все выходят на площадке над обрывом, откуда открывается великолепный вид на перевал Сен-Готард и окружающие горы. Юнгфрау с утра затянута дымкой и ее вершина только угадывается в облаках. Хозяин отеля, который привез их на своем микроавтобусе, сказал, что еще выше есть замечательное место, с которым связаны местные легенды, место свиданий молодого горца и духа горы Юнгфрау, который среди людей превращался в молодую и красивую девушку - «точно такую же, как наша молодая фройляйн!» - и он с улыбкой поклонился Ольге. Осматривать место свиданий никто не захотел и все просто разбрелись по площадке, любуясь видом и щелкая затворами фотоаппаратов. Профессор Шанрион сел на скамью и стал уговаривать Пьера повести Ольгу в легендарное место, а Пьер безразлично улыбался. Ольга села рядом с профессором и заявила, что единственный, с кем бы она отправилась в любое место, был профессор и если он не может увести ее в горы, то она останется с ним здесь. Профессор засмеялся и тихо сказал, что только она может удовлетворить его любопытство, посмотрев, что особенное есть в этом уголке среди скал по сравнению с мягкой травкой внизу у ручья, где особенно удобно и приятно заниматься любовью с горной феей.
- Иди и потом мне все расскажешь, иначе я буду мучиться этой загадкой всю жизнь!
- Но профессор, я хотела сегодня остаться с вами и развлекать! - попыталась возразить Ольга.
- Вот и развлечешь меня вечером подробным отчетом об увиденном.
- Ну хорошо, я поднимусь на эту площадку, боюсь только, что красоты ее сильно преувеличены и ничем не отличаются от тех, что мы видим здесь.
Ольга первой пошла по крутой тропинке вверх, не оглядываясь, но слыша за собой шаги Пьера. Досада боролась в ней с удовольствием остаться еще один, последний раз наедине с Пьером, завтра они собирались уезжать домой в Париж. Когда Ольга оступилась на камнях и Пьер поддержал ее, она почувствовала в теле волну возбуждения от прикосновения его рук. Ей вдруг так захотелось, чтобы он обнял ее и гладил по волосам и спине, а потом, не выпуская из рук, целовал так, как вчера, но бесконечно долго, пока она сама не отстранится. Ее бросило в жар от этих мыслей, и взгляд видимо выразил смятение, потому что Пьер стал расспрашивать о ее работе дома в университете. Ольга стала рассказывать и увлеклась. Еще студенткой она участвовала в экспериментах по психологии и однажды целый месяц прожила с двумя летчиками в изолированной комнате. Это было очень интересно. Она наблюдала за их поведением, а затем поняла, что сама является для них раздражителем, влияющим на их реакции и настроения. Потом она написала отчет, который напечатали в научном журнале, и ее пригласили работать в той самой лаборатории, где изучали психологию кандидатов в длительные космические полеты. Она помнит, как однажды в метро встретила одного из тех летчиков и как их бросило друг к другу, как они стояли в толпе и рассказывали все, что произошло с ними после того, как окончился эксперимент, но потом вдруг смущенно замолчали, осознав, что теперь они совершенно чужие люди и не связаны больше общей жизнью.
- Вот так и мы, вернувшись в Париж, вдруг поймем, что не связаны ничем, кроме совместной работы и этого лазанья по горам! - Ольга быстро взглянула на Пьера, но он стоял к ней спиной.
Они наконец добрались до конца тропинки и оказались на каменистой площадке, окруженной с трех сторон скалами, которые нависали над ней. Больше ничего примечательного там не было, не считая того, что прямо впереди сверкала из уходящей дымки ослепительно белая на синем Юнгфрау.
- И профессор оказался прав, на травке у ручья безусловно лучше! - отчаянно воскликнула Ольга и Пьер услышал в ее голосе слезы.
- О чем это ты?
- Шанрион заинтересовался, что необычно привлекательное есть здесь среди скал по сравнению с мягкой травкой внизу у ручья, где «особенно удобно и приятно заниматься любовью с горной феей». Почему именно здесь они встречались? Это далеко не райское местечко!
- А ты не понимаешь? Для него рай был там, где была она! Он ничего не видел вокруг, когда она появлялась. Он видел только ее! Ее глаза, ее волосы, ее губы, ее тело под одеждой... А может быть она появлялась обнаженной? Нежное девичье тело среди скал!
Говоря это, Пьер повернулся к Ольге и не спускал с нее глаз. Ольга внезапно почувствовала такую слабость в ногах, что оперлась спиной и затылком о скалу и прикрыла на минуту глаза. Когда Пьер погладил ее по лицу, она рывком прижалась к нему и их поцелуй совсем не был похож на вчерашний. Обоих сотрясала дрожь нетерпения и, не отрываясь друг от друга, они сняли майки, соприкосновение обнаженной кожи сняло напряжение ожидания и дальше все ласки доставляли медленное, неторопливое наслаждение. Пьер все еще целовал Ольгу, проводя руками по тонкой талии, по спине, прижимаясь к груди, когда она удивленно сказала:
- Я даже не подумала, что кто-то может пойти за нами и увидеть это!
- Они решили бы, что видят Юнгфрау в объятиях горца. А как ты думаешь, не отправиться ли нам на травку к ручью, чтобы разнообразить впечатление?
- О, Пьер! - засмеялась Ольга, - Нас ведь ждут?
- Посмотри на часы! Уже полдень, никто нас не ждет! Если ты согласна вместо обеда съесть плитку шоколада, то я хотел бы не откладывать.
- Это заманчивое предложение! А ты знаешь, где тут ручей?
- Неужели мы не найдем!
Спуск вниз занял массу времени, потому что они все время останавливались, чтобы поцеловаться. Наконец в стороне Пьер увидел зеленую полоску травы и увлек Ольгу в укромное местечко, где их не было видно от дороги. Ольга никогда не переживала таких чувств, такого полного подчинения разума инстинктам, когда все, что они делали друг с другом, служило только одной цели - доставить наслаждение. Удовольствием было уже просто лежать на траве, ощущая движение нагретого солнцем воздуха, ласкающего обнаженное тело, вдыхать запахи травы и цветов. Прикосновения, ласки и поцелуи доводили это наслаждение до такой остроты, что перехватывало дыхание и хотелось замереть, чтобы продлить мгновения восторга. Они так и остались лежать на траве, лениво раскинувшись на солнце. Пьер достал шоколад и они ели его, откусывая по очереди от большой плитки.
- Пьер? Скажи мне, ты занимаешься любовью со всеми своими пациентками? Может это входит в курс лечения? - Ольга спрашивает это с улыбкой, но Пьер остается серьезен, когда отвечает.
- Ольга, как ты думаешь, что я подумал, когда ко мне ворвалась рассерженная соседка и стала выговаривать, что я слишком громко и фальшиво пою?
- Неужели, что ее надо уложить в постель?
- Примерно так. Увидев тебя, я сразу испытал шок. Я понял, что вижу женщину своей мечты и должен во что бы то ни стало попытаться понравиться. А насчет постели... разве ты не догадываешься, какое впечатление производишь на мужчину с первого взгляда? Так что было все ясно уже до того, как мы начали работать вместе. Я не мог думать о тебе, как о простой пациентке, потому и испортил всю работу.
- Нет, ты не испортил. Я поняла все, чему ты хотел меня научить. И ты помог мне. Я тебе очень благодарна! И еще, Пьер, ты мне тоже сразу понравился...
Ольга проводит рукой по его волосам и он тут же отзывается лаской.
- Твоя изощренность наводит на мысль о большом опыте. У тебя было много девушек? Студентки тебе наверное прохода не дают!
- Нет, не очень, хотя у меня была бурная молодость в Париже. Дома в Монреале я остепенился. Причина же поразившей тебя изощренности в том, что мне хотелось произвести на тебя впечатление и накануне поездки я купил забавную книжку для молодежи о технике секса.. Я мечтал, что как-нибудь мы с тобой попробуем воспроизвести все, что там советуют.
- Пьер...
- Что, дорогая?
- Я боюсь... Дальше ведь может быть уже совсем не так. Я боюсь разочароваться!
- Ну, в любом случае книжку мы изучим. Смотри на меня как на тренера.
- Но я не хочу! Я хочу, чтобы было, как сегодня!
- Не думай об этом сейчас. Лучше скажи мне, как ты думаешь, эта фея Юнгфрау, долго они встречались?
- Не знаю. Несколько раз? А может быть всю его жизнь? Она-то была бессмертной. Он постепенно старился, а она была так же молода и прекрасна. Представляешь, как печально? Она столько жила до него и знала, что после его смерти будет жить еще вечность. Если она любила его, как она тоскует теперь!
- Она живет воспоминаниями о прекрасной любви!
Когда они вернулись в гостиницу, профессор Шанрион ни о чем не стал их расспрашивать. На следующее утро они уехали в Париж.
Ольга по-прежнему много занималась в Сорбонне. Через неделю Пьер получил степень доктора, но остался еще поработать с Шанрионом. Вечерами теперь Ольга не сидела в общежитии, Пьер водил ее по всем местам, связанным со студенческими воспоминаниями. Они допоздна сидели в маленьких кафе Латинского квартала, ездили в Версаль и гуляли по Булонскому лесу, ходили на художественные выставки и в Оперу. Пьер бывал удивительно романтичен и нежен, иногда шутлив и беспечен, иногда обращался с ней, как преподаватель со студенткой, иногда - как страстный мужчина со своей любовницей. Каждый раз Ольга бывала обескуражена новизной, к которой нужно было привыкнуть. Она даже не заметила, что пропустила момент, когда могла бы задуматься, не надоел ли он ей. Нет, он ей не надоел, более того, когда они не виделись один-два дня, Ольга начинала скучать и томиться, словно ей чего-то недоставало. В первый же день по приезде Пьер пригласил ее к себе и они провели великолепный вечер, изучая его книжку о сексе. Это было так забавно, Пьер остроумно все комментировал, но вскоре они увлеклись. Ольга никогда и ни с кем не чувствовала себя так непринужденно и так страстно жаждущей наслаждений. В ней словно открылись шлюзы и она теперь упоенно предавалась тому, чего была лишена много лет. Она училась жить.
Наконец подошло время отъезда в Монреаль. Пьер устроил «маленькую прощальную оргию». Когда они после ужина в ресторане вошли в его комнату, Ольга вскрикнула от неожиданности. Пьер зажег вместо электричества свечи, осветившие фрукты, вино и бокалы у постели, застланной черным бельем.
- Сегодня я буду предаваться любви с женщиной, которая для меня более желанна, чем Маргарита Наваррская для ее любовников, - пояснил Пьер, видя ее удивление, - Ты будешь такой же жемчужиной на этих простынях и если она иногда велела убивать утром своих любовников, я согласен. Все равно я не представляю, как буду жить без тебя. Я все еще хочу тебя с такой силой, что если не вижу больше суток, я начинаю сходить с ума.
- Мне тоже трудно представить, как я буду жить без тебя, - шепнула Ольга, обняв его и прижимаясь всем телом.
Эта ночь действительно стала незабываемой и волшебной. В свете догорающих свечей тело Ольги на черных простынях, казалось, само светится нежным розоватым светом. Пьер со всей очевидностью понял, что, возможно, видит ее в последний раз, безнадежность сжимала все внутри и придавала ласкам отчаянную нежность.
- Неужели три месяца назад я не знал еще, что ты существуешь? Ольга, ты нужна мне, поехали со мной в Монреаль!
- Какой ты смешной! Разве я могу вот так просто поехать, куда захочу!
- А ты хотела бы?
- Я хочу, чтобы эта ночь никогда не закончилась... Но так не бывает!
Утром Пьер улетел в Канаду. Ольге предстояло еще месяц писать заключительную работу и защищать ее. Пьер не давал ей обещаний приехать, но решил, что приложит все силы, чтобы найти такую возможность. У него начинались занятия в университете, но на воскресенье прилететь он постарается. Пьер собирался серьезно поговорить с Ольгой и надеялся, что когда пройдет какое-то время и она соскучится, но не успеет забыть, ее можно будет уговорить уехать с ним в Канаду.
Пьер появился почти перед самым ее отъездом. Увидев его в дверях аудитории, Ольга засветилась невольной счастливой улыбкой и бросилась навстречу, не замечая любопытных и насмешливых взглядов студентов.
- Пьер, я скучала!
- И я тоже, дорогая моя! Но я прямо из Орли и если мы сейчас не пообедаем, я разочарую тебя, у меня недостаточно сил, чтобы продемонстрировать всю мою любовь.
- Ну так начнем с обеда?
Для разговора Пьер выбрал момент, когда после обеда привел ее в свой отель. После первых нетерпеливых объятий и поцелуев, все еще крепко прижимая Ольгу к груди, Пьер зашептал ей на ухо, как ждал этого момента и мечтал, что улетят они в Монреаль уже вдвоем.
- Пьер, не надо все портить! Этого никогда не будет. Ты прилетел до понедельника? Значит у нас вся ночь? - Ольга поворачивает к нему лицо, чтобы поцеловать, и Пьер видит ее глаза, в которых еще не погасли искорки страсти.
- Меня всегда удивляли твои глаза. Такой странный взгляд, словно ты смотришь чуть дальше, сквозь меня. Это было так загадочно. Мне казалось, что такие глаза могут быть только в момент любовного наслаждения, может это как раз и привлекает к тебе мужчин больше всего?
- Дурачок! - засмеялась Ольга, - У тебя только одно на уме! Я просто близорука и, когда не ношу очки, у меня всегда такой взгляд.
- А теперь объясни, почему ты не хочешь уехать со мной и выйти замуж?
- Это серьезный разговор, может потом как-нибудь? - Ольга берет его руку в свои и начинает шаловливо проводить губами по ладони, по Пьер отдергивает руку и продолжает:
- Нет, это для меня самое важное сейчас. Пока ты была далеко и я смог подумать без помех о своих чувствах, я понял, что люблю тебя и хотел бы видеть тебя всегда рядом. Нам так было хорошо вместе и мы подходим друг другу, мне кажется, я знаю тебя так же хорошо, как себя самого...
- Раз уж ты заговорил об этом сам, то давай разберемся до конца. Я не буду говорить о том, что абсолютно невозможно мне остаться здесь или выйти за тебя замуж. Предположим, что этого препятствия не существует. Но есть еще одно и такое же непреодолимое - для меня. Ты разве никогда не замечал, что пользуешься в наших отношениях теми сведениями обо мне, что узнал, когда проводил сеанс психоанализа? Я иногда чувствовала себя совершенно обнаженной перед тобой, внутренне обнаженной. Ты знаешь, как я мыслю, как чувствую, как отреагирую на ту или другую ситуацию. Я не смогу жить под микроскопом. У меня должен быть мир, в который нет доступа другим, тем более - близкому человеку. Да, мы любовники, само слово «любовники» подразумевает краткость такой связи, но я твоя пациентка и навсегда ею останусь. Ты лечил мою душу, но для этого ты вынул ее, вывернул наизнанку и показал мне на черные пятна. Я не могу выйти за тебя замуж.
- Ольга, но я клянусь, что буду так же бережно к тебе относиться. Я люблю тебя!
- Мне иногда кажется, что то, что я чувствую к тебе, тоже можно так назвать, - она опускает глаза, полные слез, - Я не верила, что когда-нибудь смогу сказать это мужчине, но всегда знала, что это принесет мне боль!
Ольга смахивает слезы, но они текут неудержимо и Пьер долго успокаивает ее. Он держит в объятиях эту женщину, непостижимым образом привязавшую к себе все его мысли и чувства, и ему хочется, чтобы это длилось вечно, она так нужна ему: ее тело, расцветающее навстречу ласкам, ее жизнерадостность и сила, ее юмор - Пьер хочет, чтобы она всегда была рядом... Любовь их этой ночью нежна, отчаянна и вся пронизана слезами, потому что они прощаются навсегда.
Утром в понедельник профессор Шанрион долго беседует с Ольгой о ее планах на будущее, о работе, о жизни, о Пьере и доволен, что Ольга спокойна и сосредоточена. Эта девочка умеет переживать трудности без истерики, он не ошибся в ней!

Ну, вот и до дедушки Фрейда дошли и даже перешагнули, но дальше будет такой фрейд, что боюсь - побьют подушками!

Или все в выходные все дружно ринулись на природу, или полностью потеряли интерес. Но выкладываю ради нашего профи Юльчика. Читай, дорогая, когда все свои дела поделаешь!

 » часть 6

- 3 -

Когда Оля рассказала мне все, что произошло с ней в Париже, я была рада, потому что поняла: у нее начинается новая жизнь. Мне всегда было жаль ее за любовные неудачи и, хотя я мало что поняла из ее рассказа о психологических причинах, я порадовалась, что ее страх перед любовью преодолен. То, как она рассказывала об этом канадце, убедило меня в том, что она стала совершенно нормальна, стала такой же, как я. Теперь с ней можно было шушукаться на кухне о мужчинах, о проблемах с мужем и чувствовать, что она меня понимает и дает советы не из учебника психологии, а из своего женского опыта. Единственное, что я совершенно не понимала - это почему она отказалась выйти замуж за человека, которого любила. Я-то хорошо знала ее и сразу поняла, что она влюблена по-настоящему. Хотя я тоже была уверена, что это практически невозможно, выйти замуж за иностранца. Но ведь она даже не попыталась!
Защитив диссертацию, Оля осталась работать в лаборатории, занятой космическими исследованиями. Виделись мы довольно часто, потому что находилась лаборатория недалеко от моего дома и Оля часто забегала к нам после работы, она любила играть с моими детьми. Часто она уезжала в командировки и о них никогда не рассказывала. В свой первый отпуск она поехала в Одессу, но отца там не нашла, ее тетки, которые все и про всех знали, рассказали ей, что он еще в семьдесят первом году эмигрировал за границу, но не поехал в Израиль, а отправился в США. Последняя возможность узнать что-нибудь о матери была утрачена. Прошло довольно много времени, пока Ольга не познакомилась - совершенно случайно, на выставке в Манеже - с одним художником, который стал появляться с ней везде, и вскоре мы привыкли, что они всегда вместе. Однажды мы на кухне заканчивали последние приготовления перед праздничным застольем, нарезая в большую миску традиционный салат «оливье», пока мужчины обсуждали очередные изменения в правительстве, рассказывая анекдоты по поводу обильной смертности (шел восемьдесят пятый год). Оля вдруг сказала, что скоро выходит замуж за своего художника. Я была ошеломлена. Не таким я представляла себе Олиного мужа. Меня не оставляла мысль о том канадце, в которого, насколько я поняла, Оля была влюблена. Помнила ли она его или все прошло? Когда все разошлись и мы с мужем лежали в постели, я вспомнила о нашем разговоре и выложила ему новость об Олином замужестве.
- Почему ты так удивлена? Он тебе не нравится?
- Да нет, но я представляла ее мужа совсем другим. Она ведь скоро защитит докторскую! У нее должен быть такой же умный и интеллигентный муж, такой же уравновешенный и общительный. А этот Саша... он как беспризорник рядом с ней. Надеюсь, что он хоть талантливый художник, я-то в живописи плохо разбираюсь.
- Ты глупая. Твоя Ольга - старая дева, ей скоро тридцать. Как бы шикарно она не выглядела сейчас, скоро она превратиться в ученую воблу. Ты заметила, как она обращается с Сашкой? Словно он ее непутевый сынок, так и тянется вытереть ему сопли. Она явный лидер, ей не найти мужа, который согласился бы терпеть ее постоянное превосходство. А Сашка забавляется этим. Знаешь, он не подчиняется, а позволяет ей взять инициативу на себя, чтобы самому не перетруждаться! У них будет очень удачный брак, вот вспомни потом мои слова!
- Ах какой ты у меня умный! Хорошо, посмотрим. Но жалко, что у нее не получилось с этим канадцем. Я поняла, что она его любила, может и до сих пор? Я-то всегда выбирала синицу в руке, но так хочется, чтобы хоть кому-то повезло с журавлем!
- А я разве у тебя не журавль?
- Ты сексуально озабоченный лев, - пробормотала я, пытаясь оттолкнуть мужа, потому что устала и хотела спать.

Михаил Фальковский

Пьер Деларе позвонил матери, чтобы выяснить, какие планы у нее на лето. У них был домик на реке, где они проводили отпуск, занимаясь рыбалкой. Оказалось, что сама Жаклин сможет отдохнуть только осенью, после деловой поездки в Нью-Йорк и Париж, а ее муж собирался в этом месяце порыбачить недельку и обдумать новую коллекцию моделей, и он с радостью поживет там с Пьером. Через неделю Пьер собрался в отпуск. Строго говоря, он должен был поработать там над книгой, которую писал уже полгода, но сомневался, что долг пересилит соблазны отдыха на воде. Нельзя сказать, что он был заядлым рыболовом, но когда оказывался в лодке с леской в руке, азарт брал верх над скептицизмом. Самым же приятным были сборы рано утром, торопливо выпитая чашка кофе, плеск воды под веслами, туман, поднимающийся над рекой, спокойные мысли, бегущие одна за другой, как бежит вода, и вдруг - поклевка, короткая борьба с рыбой, у которой были совсем другие дальнейшие планы, и в результате - радость победы или разочарование, впрочем не сильное. Пьер подъехал к домику в сумерках и, оставив багаж в машине до утра, занялся хозяйственными делами: наколол поленьев для камина, сварил себе кофе, включил магнитофон и сел в кресло у пылающего огня с чашкой, в которую щедро плеснул бренди, что позволял себе редко и только здесь, на отдыхе. Мысли побежали свободно, сначала о недописанной книге, потом о студенте, с которым занимался сейчас больше других, как когда-то с ним профессор Шанрион, потом подумал о том, как последний раз виделся с ним три года назад, и опять вспомнил все, что было у него с Ольгой. Прошло столько времени, но он помнил все до мельчайших подробностей. Однажды в университете он встретил девушку с такими же бровями над карими глазами и долго преследовал ее вниманием, но к счастью из этого ничего не получилось. Пьер старался не думать о ней в Монреале, но знал, что стоит ему расслабиться на отдыхе, как она неслышно приходила, чтобы занять все его мысли и чувства. Он, конечно, старался вытеснить ее другими впечатлениями, другими девушками, но никто его не мог увлечь так же. Ему было уже тридцать шесть лет и друзья шутили, что он останется старым холостяком и страх перед браком является его единственным тайным комплексом. Если бы он рассказал им, что не может забыть девушку, которую три года назад знал всего три месяца, они подняли бы его на смех.
Через несколько дней приехал Майкл и они целые дни проводили на реке, почти не разговаривая, каждый был занят своими мыслями: Майкл - новой коллекцией одежды, а Пьер, предполагалось, - своей книгой.
- Майкл, - спросил однажды Пьер, когда они прямо в лодке, не причаливая, закусывали бутербродами и кофе, - ты прожил уже немало, скажи, до Жаклин у тебя была такая любовь, которую ты не мог долго забыть? Ты ведь был, кажется, женат?
- А что, мальчик, ты влюбился? Это хорошо! - Майкл пригладил усы, в которых, как и на голове, было пополам черных и седых волос, - Жаклин давно уже мечтает о внуке. А что касается любви, каждому человеку в моем возрасте есть что вспомнить. Любовь, которую не забыть... Это трудное испытание. Лучше бы это миновало тебя!
- Значит у тебя так было? Это твоя первая жена? Расскажи, пожалуйста!
- Нет, это не она. Жена у меня была первостатейной стервой. Счастье мое, что там нет законов о денежной компенсации при разводе, она добилась бы, чтобы я, как раб на плантации, всю жизнь работал только на нее. Дочь наша уже давно наверное замужем, она чуть младше тебя. Нет, была у меня одна история... Это было еще до того, как я приехал в США. Я встретил девушку и влюбился сразу, по уши! Она была такая молоденькая, только что закончила школу, такая чистая и нежная. Я боялся смотреть на нее. И вдруг она признается, что влюблена в меня, представляешь! Тот первый поцелуй я помню до сих пор... И перед смертью вспомню именно его... Мы так хотели быть вместе! Я помню каждый день, проведенный с ней, каждую ночь, их можно было пересчитать по пальцам. Много лет я потом не мог забыть ее, другие женщины для меня не существовали. Только Жаклин смогла заменить ее. Вернее, ее никто не может заменить, Жаклин - это просто Жаклин, я люблю ее, а та так и осталась в сердце.
- Почему же ты не женился на ней?
- Она умерла. Ей было всего девятнадцать лет, но она успела оставить неизгладимый след в моей жизни. Ну, а что же случилось у тебя? Расскажи, это всегда приносит большое облегчение, впрочем, ты знаешь об этом. Когда влюблен, хочется говорить о ней со всеми - Шекспир был прав. Она из Монреаля? Твоя студентка?
- Нет, я познакомился с ней в Париже три года назад. Понимаешь, я сначала увидел ее и влюбился, потом я учил ее проводить сеанс психоанализа, она тоже стажировалась у профессора Шанриона. И тут обнаружились проблемы. Я должен был вылечить ее, помочь ей справиться с трудностями, но когда все закончилось, она отказалась от меня именно потому, что я слишком много про нее узнал.
- Значит, она тебя не любила. Это печально, но не так трагично, как если бы вы были разлучены несмотря на любовь. А может тебе стоит еще раз попробовать встретиться с ней и убедить в своей любви?
- Все значительно сложнее, Майкл. В том-то и дело, что я первый, кого Ольга полюбила. У нее была в детстве психологическая травма, которая мешала ей испытать чувства к мужчине.
- Ольга... Она француженка? Редкое имя здесь. Она красива?
- Она очень красива, у нее такие удивительные глаза, кстати, очень похожие на твои, такие же бархатисто-карие. Когда она смотрит на тебя, кажется, что чуть дальше, так наверное смотрят русалки. Она русская, приезжала в Сорбонну на стажировку. Профессор Шанрион сам с ней занимался.
- Русская? Знаешь, мою дочь тоже так звали, только правильнее ставить ударение на первом слоге: Ольга.
- Да, она говорила. Так вот, мы были соседями в общежитии. Я увидел ее и сразу влюбился. Представляешь, открываю дверь, а там стоит такая красотка, что дух захватывает: фигура, как у Мэрилин Монро, и в глазах молнии. Я стал усиленно за ней ухаживать, но все безуспешно. И вдруг оказывается, что мы оба приглашены Шанрионом в Альпы! Профессор попросил меня провести с ней учебный курс психоанализа. Мы бродили по горам или сидели среди камней на траве и она рассказывала мне свою жизнь. Я сразу понял, что с ней не все в порядке. Ее воспитывали родители матери, умершей при родах. Они, конечно, очень ее любили, она заменила им дочь. Но страх потерять внучку так же, как они потеряли дочь, заставил их воспитывать ее, как в средневековых монастырях. Бабушка внушала ей, что любовь приносит одно несчастье и без нее можно жить значительно спокойней. Ольга ничего не знала о своей настоящей матери, а отца увидела случайно уже в двенадцать лет. Майкл, ты хорошо себя чувствуешь? Может поплывем домой? Ты побледнел, - Пьер внимательно вглядывается в отчима, который сидит, прижав руку к сердцу, и начинает быстро грести к берегу, - Сейчас мы приедем и я позвоню врачу.