Разножанровые истории о любви и равнодушии

 » Разножанровые истории о любви и равнодушии  [ Сборник ]

Всем добрый день!
Решила завести тему, в которой буду выкладывать все (более-менее удачные, разумеется) написанные мною рассказы. Пока их немного накопилось, но только пока, я надеюсь, - потому как мыслей и идей у меня много, а написание рассказов требует всё же меньше времени, чем написание романов
В некоторых рассказах есть что подправить, но, честно говоря, мне не хочется: такими они "родились", такими пусть и остаются - со всеми своими недостатками
Буду рада услышать любое мнение!

  Содержание:

  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (Lady in White)

  Подписаться на автора

  Открыть в онлайн-читалке

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: Lady in White; yafor; Дата последней модерации: -


_________________

 » Камень в руке нищего

...И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.
© М. Ю. Лермонтов

В воскресный день у входа в Старую церковь толпился народ. Светлое пасхальное воскресенье. Любой церковный праздник был для него счастливым днём, потому что в такие дни Старая церковь, у ворот которой он сидел каждый божий день, была полна верующих. Не все эти верующие были сострадательны, но всё же оставались некоторые, которые не обходили его вниманием — невзрачного нищего, попирающего церковные ворота уже более шести лет.
Этот день был погожим. Дожди, не прекращающиеся последнюю неделю, сегодня уступили место яркому солнцу, с самого рассвета наблюдающего за людьми с лазурно-голубого неба. А он сейчас смотрел в это же самое небо, не замечая, что солнце слепит глаза, и просил Господа о том, чтобы эта невозможная жизнь закончилась. Ему было не важно, умрёт ли он или случится что-нибудь ещё, благодаря чему он сможет не приходить сюда. Он просто желал этого всей душой.
Он не имел возможности зайти сейчас в церковь, которая воспринималась им как дом. Дом, в котором он не был ни разу. И сейчас, сотни, а может и тысячи людей, проходящие мимо него ко входу в святую обитель вызывали у него зависть. И сожаление. Потому что он не мог преклонить колена перед Ним, посмотреть на лик Господа и обратиться к нему с молитвой, как полагается. Единственное, что было ему доступно, — обращаться к Богу в мыслях и надеяться, что тот его услышит.
Мысли о Боге посещали его часто. Он не знал о нём ничего, кроме того, что он выше всего человеческого и что управляет судьбами всех живых существ, но иногда снисходит до просьб простых смертных и исполняет их. Это всё, что он знал о Боге, и это было всё, что требовалось ему знать для веры в него.
Опустив изнурённый взгляд покрасневших глаз на возвышающийся над его головой шпиль церкви, он улыбнулся — с верой, с надеждой, с уверенностью, что когда-нибудь Бог его услышит и исполнит его желание.

***

Время всех нищих — когда люди выходят из церкви, умиротворённые, воспрянувшие и с новой силой верующие в Господа. В такие моменты у многих нищих был шанс получить несколько монет, необходимых для пропитания. Кому-то везло — и таких денег хватало даже больше, чем на неделю. Кому-то — только на один день. Кому-то не доставалось ничего.
Сначала ему не доставалось ничего, потому что он не мог перебороть в себе отвращение к этой униженной позе — протянутой за подаянием руки. Потом — смирился. Теперь же привык и делал это с какой-то восторженной возбуждённостью, как и многие здесь.
Как только прихожане начали выбираться на солнечный свет, он придвинулся ещё ближе к воротам. Ему повезло когда-то отвоевать наиболее выгодное место, и теперь он редко оставался хотя бы без копейки. Всегда что-нибудь перепадало.
Протянул руку, сделав умоляющее лицо, и стал смотреть в глаза каждому, кто пройдёт мимо.
Многие проходили в молчании, небрежно бросая несколько монет ему в руку, некоторые улыбались светло и радостно, с видимым удовольствием кладя монеты на его огрубевшую ладонь. Остальные проходили молча, не желая замечать. Он ссыпáл все деньги в небольшую железную тарелочку и снова протягивал руку.
Рядом было достаточное число таких же нищих, из кожи вон лезших для того, чтобы получить свою долю. И он делал так же, тыкая своей грязной рукой чуть ли не в лицо близко идущим к нему людям.
Вдруг неподалёку он услышал звонкий девичий голосок. Он застыл, сначала не поняв, что происходит. Ни разу прежде его сердце не стремилось так отчаянно выпрыгнуть из груди, взлететь высоко-высоко в небо... Он не понимал, что с ним происходит. Что его могло так привлечь в этом голосе. Резкий, по-детски громкий, с капризными нотками... Он казался ему самым прекрасным звуком, слышанным когда-либо в жизни. Прекраснее даже звона колоколов!
Подняв голову, словно голодная собака, учуявшая запах мяса поблизости, он жадно всматривался в однообразно-тёмную толпу, выискивая обладательницу этого восхитительного голоса. Глаза его нашли её почти сразую
Она шла по дороге как раз с той стороны, где стоял он, и вскоре должна была пройти мимо него. Сердце глухо забилось, переполняясь непонятным ему счастьем и восторгом. Глаза горели, не спускались с её лица.
Она была совсем ещё юной. Нежное круглое личико, застывшее сейчас в недовольной гримасе, напомнило ему единственную Мадонну, которую ему довелось видеть — свою мать. Нежно-розовые губки, надувшиеся сейчас от обиды, казались ему самым необычайно-волнующим цветком, который он когда-либо встречал на своём пути. Её длинные, светлые , волнистые волосы, что с таким удовольствием трепал сейчас ветер, заставляли его руки чесаться в желании притронуться к ним, пропустить сквозь пальцы, ощутить их. А её насыщенно-синие глаза, в которых сейчас застыли гнев и непослушание, притягивали его ещё больше: он окунулся в них разом, с головой — и понял, что не сможет уже никогда вынырнуть.
Она была не одна. Старая женщина шла с ней рядом, что-то тихо шепча на ухо, пытаясь вразумить, убедить в чём-то важном. Она была недовольна. А он был просто вне себя — однако не забывал протягивать руку и ссыпать полученные монеты в свою тарелочку. Как ему удавалось заниматься привычным делом, когда он глядел только на неё, слышал только её незабываемый голос? Он не знал.
Прошла вечность — и она оказалась настолько близко к нему, что он мог слышать, о чём она говорит.
—...вот уж глупости! Разве мог он действительно так сказать? Я не верю!
— Придётся поверить, девочка моя. И смириться с этим выбором.
Он раздражённо поморщился. Голос женщины настолько неприятно звучал после Её сладкой музыки слов.
— О нет! Я стану невестой Господа, если на то пошло, но только не невестой этого...
Она буквально задыхалась от гнева, не зная, какое и слово подобрать для того, чтобы описать всю силу своего отвращения к тому, чьей невестой должна была стать.
— ...недостойного человека! Никогда!
Его душа не шевельнулась от сочувствия к ней — он любовался ею так, будто она сошла с небес, но то, что говорила она, было слишком земным. Настолько земным и нелепым, что он не мог и не хотел воспринимать её слова.
Теперь она была совсем уже близко. Он весь подался навстречу, как никогда нагло, с напором, решительно, уверенно. Впервые за шесть лет он почувствовал себя прежним, а не забитым, униженным, потерявшим всё молодым человеком.
Он редко говорил. Было с кем — не хотелось. Но сейчас что-то толкнуло произнести его совершенно бессмысленные рядом с Ангелом слова:
— Помогите, добрая леди.
Он смотрел ей прямо в глаза, такие же синие, как и небо в вечернее время суток над Амстердамом. Смотрел и ощущал, как в груди просыпается новое, неизведанное прежде, чувство.
Взгляд девушки выразил сначала замешательство и недоумение, затем досаду, а потом и вовсе раздражение.
— Помочь?! Тебе помочь?
Столько пренебрежения и презрения звучало в её сладком голосе, что он отшатнулся, растерявшись, не понимая, чем заслужил её немилость.
— Ради всего святого, девочка... — забормотала Её спутница, пытаясь отвести подопечную от дерзнувшего заговорить с ней нищего.
Но девушка не сдавалась. Раздражение и злость, зревшие в ней всё это время, нашли того, на кого можно было излиться. Ведь он был ей никем, и её совесть молчала. Нищий — едва ли даже человек в её понимании.
— Помощь... — прошипела она в исказившееся недоумением лицо нищего. — Вот твоя помощь! Вот где она!
Она толкнула носком туфли его тарелку. Монеты со звоном рассыпались по земле, почти в ту же секунду растворяясь в карманах других нищих, что всегда были начеку. Но ему было всё равно. Всё, на что он был способен в этот момент, — только смотреть в жестокие синие глаза, осознавая, что душа вновь покрывается льдом.
— Мало тебе этой помощи?!
— Боже милосердный... — простонала женщина, оглядываясь по сторонам и не оставляя попыток увести разбушевавшуюся девушку.
Он всё молчал. Солнце словно скрылось, оставляя его в вечной тьме и холоде. Он не мог даже пошевелить пальцами, что говорить о душе. Видел только Её и слышал Её же, но сердце уже не рвалось ввысь. Оно было растоптано.
— Что ж, вот тебе моя помощь!
Девушка подняла с земли первый попавшийся под руку камень и, брезгливо морщась, вложила его во всё ещё протянутую руку нищего.
Он вдруг с силой сжал этот камень, продолжая во все глаза взирать на ту, что вызвала в нём особенные чувства, ту, которая сама показалась ему особенной. Ту, которая оказалась так жестока, так неумолимо безжалостна.
Она стремительно прошла мимо, хлестнув его по щеке мягкой тканью юбки своего платья.
Он не двигался.

***

Люди проходили мимо, не замечая оборванного нищего, который, раскрыв грязную ладонь с лежащим на ней небольшого размера камнем, капал на неё редкими, горькими слезами — слезами разочарования и безысходности.
И глаза его уже не светились ни верой, ни надеждой, ни любовью...
_________________

 » "Незначительная" деталь

Я неуверенно улыбнулась своему отражению. С одеждой точно всё было в порядке. Пальто медного цвета, ладно облегающее стройную фигуру. Бежевая сумочка на длинном ремешке, будто небрежно перекинутая через плечо. Узкие, тёмные джинсы и светло-коричневые полусапожки, отлично гармонирующие со всем остальным. Волосы? Нет, они были аккуратно собраны заколкой, и лишь несколько прядей лукаво спускались вдоль лица. Да и макияж как раз такой, какой и должен быть, — лёгкий, едва приметный, делающий моё лицо милее и вместе с тем ярче. А деревянные серёжки, кокетливо выглядывающие из-под тёмно-русых волос, дополняли созданный мною образ естественной красоты.
Я нравилась себе определённо! Но что-то не позволяло отойти от зеркала, что-то томило, чутьё подсказывало — я упустила какую-то деталь. И если это не касается внешности... Так, зонт-тросточку в руке понесу. Что ещё? Я мучительно пыталась понять, чего же мне не достаёт.
— Всё красуешься, Анечка? — заставил вздрогнуть меня голос бабушки, вышедшей из своей комнаты.
— Да вот думаю, что-то забыла... — протянула я.
— А я знаю что, — тепло улыбнулась бабушка и тут же скрылась снова в своей комнате.
Я метнула ещё один взгляд в зеркало, с неудовольствием отмечая, какой хмурый и не весёлый у меня вид. Не дело! Я всё же на свидание иду, да ещё такое долгожданное. И надо же было появиться этому тягостному ощущению именно сейчас...
— Вот так...
Меня окутал сбивающий с ног аромат лаванды. Ещё не веря, что бабушка могла меня так подставить, я медленно обернулась и от ужаса открыла рот. Дар речи пропал. Только не это! Бабушка побрызгала меня своими духами. Своими отвратительно пахнущими духами!
— О нет... — простонала я, обретя, наконец, голос.
— Это твой запах, — авторитетно заявила бабушка, словно не замечая, в каком шоковом состоянии я нахожусь. — Молодому человеку на первом свидании именно аромат и врезается лучше всего в память. Образ тоже, но аромат...
Вот это утешение! В панике я побежала в ванную, уже не слушая бабушку. Так, на волосы попало? Ага, значит, голову сейчас помою.
— А ты не опаздываешь, Анечка? — взволнованно прокричала бабушка из прихожей.
Взглянув на наручные часы, ужаснулась, поняв, что до намеченной встречи осталось лишь двадцать минут, а ведь ещё дорога на автобусе предстоит. Боже ж ты мой, что теперь делать? Выдохнув, постаралась успокоиться. Опоздать на первое свидание с человеком, который так сильно мне нравится... Нет, нельзя! А духи... Может быть, выветрятся? Вон как листья с деревьев летят, а ветви к земле гнутся, — у отвратительного запаха нет шанса устоять.
Я выбежала из дома и торопливо направилась к остановке. К счастью, автобус не заставил себя долго ждать и вскоре я уселась у окна с тревожно колотящимся в груди сердцем. А ведь так всё хорошо начиналось, я так нравилась себе и была уверена в том, что встреча пройдёт на «ура». И что теперь? Вот этого мне не хватало? Запаха, который преследовал меня весь путь из дома до остановки, раздражая обоняние, а теперь, как мне казалось, заставлял окружающих людей странно поглядывать на меня и морщить носы? Я совсем приуныла.
Выйдя на нужной остановке, направилась к скверику, где меня уже должен был ждать Глеб, — очаровавший меня после нескольких мимолётных встреч в компании общих друзей парень. Я мягко ступала по опавшей, желто-красной листве, собирая по каплям уверенность, которую этот навязчивый аромат лаванды чуть ли не полностью во мне убил. Ладно, с кем не бывает? Может, в автобусе рядом со мной бабушка сидела, благоухая таким вот ароматом? Я же не виновата!
Глеба увидела у не работающего уже фонтана. Он, засунув руки в передние карманы джинсов, наблюдал за тем, как несутся к земле ведомые настойчивым ветром листья. На несколько мгновений я застыла, то ли любуясь парнем моих грёз, то ли от осознания, что это наше первое свидание и, возможно, далеко не последнее, то ли... ах, бабушкины духи! Ну почему, почему такая, казалось бы, мелочь может так легко всё испортить?
Глеб вдруг повернул голову в мою сторону и весело махнул мне рукой. Улыбнувшись, я тут же подошла, внутренне сжавшись. Как он взглянет на меня, когда почувствует, чем от меня пахнет? Решит, что совсем вкуса нет. Вот его-то запах запомнился мне с первой нашей встречи. Поразительное сочетание ноток сосны, имбиря и сандала. И сейчас, подойдя на достаточно близкое расстояние, я втянула носом воздух — и его аромат, так завораживающе оттененный запахом осени.
— Привет, Ань, — улыбнулся он, — бабушка провожала? — и многозначительно приподнял брови.
И снова я не смогла вымолвить ни слова. И как только понял? И почему не морщится от этой вони?
— Я твой запах сразу запомнил. Что-то такое свежее, фруктово-цветочное, вкусное и приятное. Не могла же ты так скоро изменить своим привычкам, — объяснил он, видимо, разглядев вопрос на моём лице.
Я рассмеялась, крайне польщенная, что он оценил мои самые любимые духи. Вот, кстати, о чём я забыла и чего мне так не хватало!
Эх, ну и переволновалась же я! А теперь на душе стало так легко, так беззаботно и счастливо.
Я вложила ладонь в протянутую Глебом руку и открыто улыбнулась ему, уже и не чувствуя тяжёлого, приторно-сладкого аромата бабушкиных духов.
_________________

 » Свиданию — быть!

Ах, эти шейные платки!
Вы пригодились в нужный час.
Пусть вы немного коротки,
Но вас внушителен запас.
Наследнику семнадцать лет.
Имеет право он любить?!
Преград для встречи больше нет.
Ура, ура! Свиданью — быть!
© Ириша П

Принц Эрихлопа Хлоп-Хлопиус в раздражении мерил шагами свои обширные покои. Взгляд его прекрасных зелёно-голубых глаз беспомощно обводил двенадцать крепких, дубовых шкафов в полный его рост; громадную, вычурную кровать, заправленную покрывалом с жёлто-синим флагом Эрихлопа; четыре зеркала, инкрустированные синими агатами и жёлтыми топазами, каждый — размером с яйцо; и дюжину портретов самого себя, оживляющих покрытые персидскими коврами стены. Остановив, наконец, свой взгляд на самом последнем — где самый талантливый художник Эрихлопа изобразил его восседающим на высоченном коне с жёсткой улыбкой на устах и угрожающе поднятым мечом в руках, — Хлоп-Хлопиус гордо вскинул подбородок.
Немыслимо! Ему уже семнадцать лет! Он уже мужчина! Несмотря на то, что впервые Хлоп-Хлопиус взял в руки меч всего за несколько дней до того, как начали писать этот портрет — чтобы попривыкнуть к его тяжести, — он не сомневался, что уже является великим воином, о котором когда-нибудь будут слагать легенды и воспевать его подвиги при каждом королевском дворе. Осталось только поучаствовать в своей первой битве да победить первое вражеское войско на своём пути, но всё это Хлоп-Хлопиус планировал совершить когда-нибудь потом. Пока же он намеревался пожить в своё удовольствие, что значило просыпаться в три часа пополудни, любоваться на своё красивое, ухоженное лицо в каждом из четырёх зеркал поочерёдно, что ни день ходить на балы да на званые вечера, отведывать самые вкусные яства, покупать самую дорогую одежду и носить самые бесценные камни. Коротко говоря, в ближайшее время Хлоп-Хлопиус собирался жить так же, как жил с самого своего рождения.
Однако сегодня за ужином король Эрихлопа Эрих-Эрихус дал понять сыну, что отныне не каждая прихоть будет ему дозволена. Он повелел принцу прекратить ходить на свидания с первой красавицей королевства — обворожительной и притягательной леди Лутой. И почему!.. Была бы тому веская причина — так нет же, вся причина состояла в том, что леди Лута была помолвлена с другим. Хлоп-Хлопиус подошёл к одному из зеркал и хмуро поглядел на своё отражение. Он — наследный принц Эрихлопа. У него всегда должно быть всё самое лучшее и он везде должен быть самым первым. И первая любовь у него должна быть с первой красавицей Эрихлопа. Иначе и быть не может!
Решив так, Хлоп-Хлопиус воспрянул духом. Зная непредсказуемый нрав своего сына, Эрих-Эрихус поставил за дверьми двух стражников, дабы принц не покинул комнату, а единственное окно находилось слишком высоко от земли, чтобы Хлоп-Хлопиус рискнул спуститься из него. «Но выбраться необходимо во что бы то ни стало», — решительно подумал принц. Лута, как и все уважающие себя леди Эрихлопа, была особой гордой и непримиримой, а потому ждать его не станет. И тогда он лишится возможности быть возлюбленным первой красавицы королевства!
От такой безрадостной перспективы принц прикусил край своего жёлто-синего шейного платка, пожевал несколько секунд, но потом, опомнившись, выплюнул. Учителя долго пытались отучить его от этой не достойной принца Эрихлопа привычки и, в конце концов, преуспели, да только в нервном состоянии Хлоп-Хлопиус забывался и неосознанно принимался зажёвывать края своих шейных платков. Развязав слегка подпорченный платок, принц аккуратно разложил его на подоконнике, а затем прошёл к самому ближнему шкафу и открыл его дверцы. Содержимое всех шкафов в комнате на пять шестых состояло из шейных платков всевозможных фасонов и расцветок — страсть принца ещё с семи лет — и лишь на одну пятую — из всех остальных вещей, которые могли или же не могли ему понадобиться.
Хлоп-Хлопиус задумчиво осмотрел своё богатство и внезапно понял, что ему нужно делать. Вернувшись к окну, он выглянул наружу. Метров пятьсот — не больше, на глаз определил он. Ещё раз принц прошёлся оценивающим взглядом по двенадцати шкафам, и губы его тронула победная улыбка. Не медля более, Хлоп-Хлопиус стал вытаскивать из шкафов все свои шейные платки — даже те, которые уже давно не носил, так как они вышли из моды, — и связывать их замысловатыми узлами друг с другом. Через час принц закончил. Разноцветная лента шейных платков огибала обширную комнату в несколько кругов.
Хлоп-Хлопиус привязал один конец ленты к ножке кровати, а за другой с силой вцепился и, перекинув длинные ноги через подоконник, прочёл охраняющую молитву. Спуск прошел успешно: ни одна ниточка ни в одном из платков не растянулась. Принц мысленно похвалил себя за то, что никогда не жалел золота из королевской казны и покупал только самые качественные и дорогостоящие шейные платки. Когда же он оказался внизу, лента из платков чудесным образом отвязалась и разноцветным ворохом упала к его ногам. Не желая оставлять вещественное доказательство своего непослушания, он обмотал один конец ленты вокруг тонкого запястья и гордо — но быстрым шагом, ибо леди Лута ждать не будет, он помнил об этом, — направился в сторону уединённой беседки в саду, где в полночь должно было состояться их свидание.
На полпути башенные часы известили его, что наступила полночь. Леди Лута уже ожидала его, беспокойно постукивая каблучком по полу и гневно хмуря превосходно очерченные брови.
— Где вы были, любезный принц? — встретила она его ожидаемым вопросом и окатила обвиняющим взором прелестных синих глаз.
— Простите великодушно... – начал было Хлоп-Хлопиус, но леди Лута не пожелала услышать окончание его речи.
— Вы явились без цветов! Как я могу простить вас? Впрочем, что это у вас там?.. — заинтересовалась капризная красавица.
— Лента из моих шейных платков... — не подумав, выпалил Хлоп-Хлопиус.
Лицо Луты тут же смягчилось, на губах расцвела милая улыбка, а в глазах загорелось желание обладать... Хлоп-Хлопиус только и успел воскликнуть про себя: «О нет!», когда Лута, прижав руки к груди, радостно выдохнула:
— Ах, это лучше, чем цветы! Так романтично и символично! Я буду бережно хранить эту ленту, можете быть уверены, мой любезный принц!
Лута подлетела к нему и нежно поцеловала в щеку, освобождая при этом его запястье от ленты.
Все его шейные платки, ошеломлённо думал Хлоп-Хлопиус, растерянно хлопая глазами, — совершенно все, даже давно вышедшие из моды! Все, что он хранил с семи лет! Немыслимо! Его разрывало меж двух одинаково сильных желаний: немедленно забрать своё сокровище у Луты и упасть в обморок, дабы избавить себя от ужасных страданий.
Но потом Хлоп-Хлопиус встретился с прелестными глазами леди Луты, и губы его медленно растянулись в улыбке. В конечном счете, первая красавица Эрихлопа оказала ему благосклонность, а в королевской казне имелось предостаточно золота, чтобы наполнить шкафы новыми шейными платками...
_________________

 » Погоня, или Шарф, который приносит удачу

Когда последняя лекция завершилась, Мел не торопилась покидать аудиторию. И чёрт её дёрнул за язык поспорить вчера с Лесли!.. Да ещё по такому глупому поводу. «Когда был основан Даремский университет?! — восклицала она про себя, медленно заталкивая тетрадку в сумку. — Мой университет! Основан! Позор!». Надо было просто согласиться с подругой, тем более что та в итоге оказалась права. И ещё надо было внимательнее слушать: год основания и получение королевской хартии — разные вещи, как-никак. Теперь придётся отвечать за свою глупость. Лесли наверняка придумала какую-то пакость, которая ей, Мел, придётся не по душе.
Пока ничего страшного не происходило. Мел благополучно вышла из аудитории вместе с виновницей её переживаний и так же благополучно спустилась на первый этаж. Лесли, как ни в чём не бывало, болтала о всяких мелочах. Мел поддакивала и осторожно оглядывалась по сторонам. После того, как однажды из-за шуточек подруги ей пришлось мыть голову в городском фонтане, Мел не могла так просто расслабиться и выкинуть мысли о проигранном споре из головы.
— Оденься теплее, — предупредила Лесли перед выходом на улицу.
— Я же в таком виде пришла.
Мел осмотрела свои вязаную кофту и джинсы. На улице был май, и погода с утра стояла тёплая.
— Ну, не знаю, шарф хотя бы свой. Ты же всегда его с собой таскаешь.
Академический шарф с цветами родного университета действительно был всегда с ней на протяжении уже трёх лет, став для неё чем-то вроде талисмана. Не раз Мел замечала, что ей сопутствует удача, когда шарф обвивает её шею. Поэтому она и носила его всё время с собой: вдруг удача внезапно понадобится? Мел просветлела. Удача ей сейчас и нужна, а то Лесли, конечно, что-то такое придумала...
На улицу Мел выпорхнула с расслабленной улыбкой. Длинный, тёмно-фиолетовый шарф с белыми полосами, свободно висящий на шее, придавал ей уверенности. И, хотя ей почти тут же стало жарко (всё-таки шарф был зимним), Мел ни за что бы его не сняла по доброй воле...
Минут через десять неспешной прогулки к дому, незнакомый Мел парень пронёсся, как ошалелый, мимо них, стянул с неё шарф и бросился наутёк обратно к университету.
— Эй! — крикнула Мел ему вслед. — Вернись!
— Чёрт, — недовольно буркнула Лесли. — Скорее догони этого придурка!
Похоже, коварный план подруги потерпел крах, и Мел порадовалась бы этому от всей души, если бы её любимый шарф не был сейчас в чужих руках! Она сорвалась с места. Вдруг не получится догнать этого парня? Вдруг она больше никогда не увидит свой шарф?! Она ведь даже инициалы свои на нём любовно вышила, всегда хранила как зеницу ока. Он ей так дорог!..
Убежавший уже достаточно далеко вор вынуждал Мел поторопиться. Она расталкивала знакомых и не очень студентов, покидающих университет, не отрывая взгляда от спины вора. Тот, между тем, уже вбежал в здание университета. Лишь на секунду Мел остановилась, чтобы перевести дыхание и заодно усомниться в том, что кража была незапланированной. Но шарф свой она всё равно не собиралась оставлять не понятно кому. Здесь-то уж легче будет догнать вора...
Когда, взбегая по лестнице за мелькнувшими синими кедами вора, Мел растянулась на только что вымытом полу, задача уже не казалась ей настолько простой. Парень явно обладал лучшей физической подготовкой, проворностью и... удачей! Её шарф, всегда приносящий ей удачу, был теперь в руках вора!
— Ну пожалуйста, остановись! — крикнула она, устремляясь вверх по лестнице и держась за перила.
Ответом ей был топот убегающих шагов. Вбежав на третий этаж, Мел на секунду остановилась и прислонилась к стене. Одна радость, что перерыв уже закончился, и в коридорах было пусто.
— Хэ-хэй, милый шарфик! — протянул наглый голос откуда-то справа.
Зло прищурив глаза, Мел бросилась в ту сторону. Вор исчез за дверью в одну из аудиторий. Даже не подумав о том, что та может быть занята, Мел ворвалась следом. Порядка двадцати голов студентов обернулись на звук. Преподаватель ожидающе уставился на неё.
— Простите... — сгорая от стыда, сказала Мел. — Я хотела... — Взгляд её упал на шарф, который одиноко лежал на предпоследнем ряду. — Я кое-что забыла, — не отрывая сверкающих радостью глаз от своего талисмана, объяснила она.
Но, как только она стала подбираться к шарфу, тот вдруг, будто самостоятельно, начал перемещаться в обратную ей сторону. Передвигаясь на корточках под пустыми партами, вор тянул за собой её шарф. К тому времени, как Мел прошла весь предпоследний ряд, шарф её уже красовался на третьем ряду с конца и неуклонно двигался дальше. Мел глазам своим поверить не могла: неужели он собирается таким образом дойти до первых, занятых студентами, рядов? Преподаватель уже раздражённо поглядывал на неё, когда Мел брала штурмом следующий ряд. Как парню удавалось перебираться на корточках так быстро, она и понятия не имела, но догнать его у Мел никак не получалось.
— Вам помочь?! — не выдержав её мельтешений, возмутился преподаватель. Студенты все, как один, обернулись и заинтересованно уставились на неё.
— Вылезай уже и отдай мне мой шарф! — яростно вскричала Мел, заставляя всех разразиться смешками.
— Вон! Вы срываете весь учебный процесс! — с не меньшей яростью воскликнул преподаватель.
Вор укоризненно взглянул на неё, подхватил шарф и прямо по партам кинулся к двери. Вероятно, не одна она застыла на месте от такой наглости. Спохватившись, что может упустить свой шарф, Мел бросилась за парнем: правда, в обход. Выбежав в коридор, она огляделась. Вор лёгкой трусцой бежал к лестнице. Гневно запыхтев, Мел продолжила погоню. Попутно она думала о том, кто он такой и зачем ему её шарф. Просто больной парень, которому стало скучно? Или, может быть, он так познакомиться с ней решил? В любом случае — больной!
Теперь странный вор бежал к столовой. Столовая, к несчастью, никогда не была пуста, поэтому Мел уже заранее знала, что они с вором устроят представление публике. Остановившись на кратный миг в дверях, она оглядела довольно внушительное помещение. Вор стоял у одного из столиков, пил сок из стакана и переговаривался, вероятно, со своим знакомым. Но не эта безмятежная картина заставила Мел задохнуться от ярости. Он обвязал её шарф вокруг своей шеи. «Задушу! — клялась она, пробираясь к стоявшему спиной к ней вору. — Этим же шарфом задушу!».
Когда её и вора разделяли всего несколько шагов, последний обернулся и, поставив стакан на стол, кинулся прочь. Но, на счастье Мел, побежал он не на выход, а вглубь столовой. Вор резко остановился, видимо, поняв, что оказался в тупике, но сдаваться так быстро не собирался. Открытое окно! Мел заметила его слишком поздно. Парень подтянулся, забрался на подоконник, обернулся, подмигнул ей и исчез по ту сторону.
— Нет, нет, нет...
И всё же Мел решилась. Залезла она на высокий подоконник не с первого раза, при этом показав себя неповоротливой коровой, но старалась не думать о том, как выглядит со стороны и как долго потом ещё будут смаковать эту историю. Зато вор убежать не успел! Он неспешно прогуливался рядом и сразу же заметил её появление в окне.
— Отдай мне шарф! — потребовала Мел, но, так как парень не послушался, ей пришлось спрыгнуть вниз. На этот раз вор отбежал всего на несколько футов и стал залазить на одиноко стоящее поблизости дерево. — Ты сумасшедший! — обречённо выдохнула Мел, но, тем не менее, полезла за ним. Мрачное ликование наполнило её душу. Уж с дерева-то ему не удастся улизнуть! И, хоть взобраться почти на самую верхушку (парень, очевидно, был из тех, кто идёт до конца) было не так-то просто, вскоре Мел уже стояла на соседней ветке.
— Ты с честью выдержала это испытание, и я возвращаю тебе твой шарф! — пафосно изрёк парень и в самом деле снял с себя шарф и накинул его ей на плечи.
— Ну и что это было? — спросила Мел, почему-то растеряв весь свой боевой запал. Вор (весьма симпатичный, к тому же) просто обезоружил её своей лучезарной улыбкой.
— Что-что, — развёл он руками, — подруга твоя сказала, чтобы я заставил тебя устроить погоню в универе. Прости, отказаться не мог, я тоже ей проспорил недавно.
Права она была в том, что Лесли придумает нечто пакостное. «Ничего, когда-нибудь я ей припомню...», — пообещала себе Мел.
— У меня такой же есть, кстати, — заявил недавний вор, указывая на её любимый шарф. — Я тоже здесь учился. Может, спустимся уже и посидим где-нибудь?
Мел бросила на него косой взгляд.
— Спустимся, и я тебя пну хорошенько.
— Если догонишь, — поддразнил он.
_________________

Грустно((( До слез.
Несколько необдуманных злых слов, рожденных раздражением, а итог... растоптанная душа.
Спасибо, Ри!
Зацепил рассказ.
_________________

Ри, приветик! Давно не заходила, а тут увидела твои рассказики, и решила прочитать!
Правда, все рассказики разные, но здорово написаны, коротенькие, а столько вложено!!!
Первый очень трогательный, и действительно, так, одним неверным словом можно убить в человеке веру во что-то хорошее. Грустно конечно!
Второй романтичный, хорошо, что Глеб оказался тем молодым человеком, о ком мечтала Аня!!!
А вот "Свиданию быть", мне очень понравился!!! Такой необычный рассказик!! Правильный выбор сделал принц, купит он себе еще платочков!!!
А четвертый рассказик, динамичный такой, героиня молодец такая, не сдалась, бегала за незнакомцем, и с окна спрыгнули, и на дерево залезла!!!! И думаю Мел не так уж и злится будет на свою подругу, не зря она столько бегала за своим шарфом!!!
Спасибо тебе, хорошие рассказики, пошла читать "Ветер пыльных дорог"!!!!!

Маняка, привет! Спасибо, очень рада, что "Камень" зацепил!

Яна, очень рада тебя видеть!


спасибо!


боюсь, с такими решениями принца народ любить не будет)))


если у них с героем всё получится, то да, причины злиться не будет но, возможно, Мел отомстит подружке... надо подумать ей (мне ) об этом
_________________

 » (Не)упущенное

Она была немного странной: какой-то отрешённой, нелюдимой. Всегда в стороне, всегда молчит, да и никто её особо не замечает. Завела только себе одну подружку в начальной школе — и с тех пор увидеть их по раздельности почти невозможно. Учителя её любят за прилежность и довольно острый ум. Она — твёрдая ударница, из которой так и норовят сделать отличницу.
Внешность её совсем непримечательна. Красивой не назовёшь и страшной — тем более. Обычное лицо. Со временем оно обретает некую выразительность; она, словно нехотя, учится пользоваться косметикой; неуклюже, неумело, неудачно поначалу. Густые тёмные волосы красит в блондинисто-жёлтый. Начинает носить короткие юбки и кофты, оголяющие живот. Оценки её становятся хуже — и учителя бьют тревогу. Но она всё та же — твёрдая ударница. Всегда с единственной своей подругой. Всегда в стороне, всегда молчит.
К десятому классу она находит свой стиль. Почти не красится. Цвет волос — свой, но сами волосы уже не так густы, как прежде. Они неизменно распущены. Одежда — классические джинсы и разного рода блузки и кофточки: строгие, как она сама. Изредка — юбки, открывающие стройные ноги. Она часто теперь смеётся, но немногие вызывают её смех: в основном, только лучшая подруга. Смех её — приятный, по-тихому звонкий и заразительный. А улыбка преображает, делая из неё — нет, не красавицу, но загадочную юную девушку.
Она знает, чего хочет. Теперь ей всё равно на созданную за долгие годы репутацию. Она учит литературу и историю, потому что собирается поступить на историка. По физике и химии у неё одни тройки. Родители смирились, хотя недовольны её выбором. Учителя доставляют проблем, по привычке пытаясь вытянуть её на пятёрки. В одиннадцатом классе в школе её редко увидишь: почти всё её время занимают репетиторы и самостоятельная подготовка. Она собирается поступать в московский вуз — и очень боится потерпеть неудачу. Под глазами её — тёмные круги, а на лице — задумчивое выражение. Она часто что-то пишет в своей тетрадке. А ещё много читает необходимой ей литературы во время уроков, из-за чего её порой с них выгоняют. На переменах она спит на парте, положив голову на скрещенные руки и закрыв лицо волосами. От неё вкусно пахнет каким-то сладким, терпким запахом...
...Он не может удержаться — и проводит по её волосам ладонью, погружаясь в них пальцами. Гладкие, приятные на ощупь. Она вздрагивает и поднимает голову, натыкаясь на него сонным взглядом. Потом вновь опускает — и снова то ли думает, то ли дремлет, закрывшись от всего мира. А он садится за свою парту, что располагается прямо перед её, и стучит длинными пальцами по столу.
...Она смеётся чему-то, хватаясь за живот. Лицо её делается живым, а глаза — лучистыми. Их разделяет толпа учеников, он сам — в компании друзей: шутит, что-то обсуждает — а взглядом то и дело находит её фигуру.
...В кабинете проходит контрольная у параллельного класса, и их одиннадцатый стоит за дверью, ожидая, когда можно будет войти и положить сумки. Она рассеянно проскальзывает сквозь проход, образованный одноклассниками, и тянется к ручке двери. Он перехватывает её холодную ладонь — за окном властвует снежный декабрь — и качает головой. Слова почему-то не идут. Она отрешённо смотрит на свою руку в его и медленно поднимает взгляд. Потом мягко высвобождает её, отворачивается и отходит в сторону.
...На лабораторной по физике они оказываются в паре. Он обожает физику и уже знает, что свяжет с ней жизнь. А она ничего не умеет, и он берёт всю лабораторную на себя. Она помогает — а ему почему-то неловко. И он угрюмо молчит, что совсем ему несвойственно.

В любой компании он — её душа. Любит дурачиться и смешить людей. Участвует во всех творческих мероприятиях. Совсем некрасивый, со смешными иссиня-чёрными кудрями и продолговатыми глазами невзрачного карего цвета, — он не привлекал ничьего внимания где-то лет до четырнадцати. Потом — вытянулся в росте, природное обаяние проявилось во всём своём блеске, а безумные идеи и острые шутки стали украшать и разнообразить каждый урок. Он начинает играть на гитаре. Одевается в свободные рубашки, так подходящие к его худощавой фигуре, и тёмные джинсы. У него появляются поклонницы. Девочки с ним беззастенчиво заигрывают и он — отвечает тем же. Недолго встречается с одной из параллельного класса. А потом, в старшей школе, попадает в только родившуюся группу местных энтузиастов — басистом. В своей, за пределами школы, жизни он позже встречается с кем-то ещё.
Через некоторое время он замыкается и выпадает из общественной жизни. Но по прошествии недели-двух вновь становится прежним собой, хоть и неуловимо серьёзнее. Учёбой он никогда особо не занимался и всегда был троечником. Но любит и разбирается в физике, не пропускает по ней ни одной олимпиады, откуда постоянно возвращается с первыми-вторыми местами. На уроках английского языка он часто оборачивается к ней и спрашивает, как переводится то или иное слово. Она отвечает. На внутриклассных праздниках его просят что-нибудь сыграть — и он играет. А она слушает и наслаждается, отчего-то с трудом отводя от него взгляд. Мысли её всё чаще возвращаются к нему, а каждое случайное прикосновение заставляет трепетать сердце. Она старательно избегает писать о нём в дневнике. И, когда он не приходит в школу, грустит и скучает. А он не приходит всё чаще и чаще — много времени занимает игра в группе.
...Она не может удержаться и, пользуясь случаем, игриво начинает шутить с ним, пока учительница по математике отлучилась и в классе стоит гомон. Он удивлён — но, как обычно, подхватывает, полуобернувшись к ней и положив локоть на её стол. Ей хочется дотронуться до его руки, но она сидит, словно окаменев: только улыбается — неестественно широко. И излишне громко смеётся его шуткам. В голову что-то ударяет — и она чувствует себя пьяной. Заходит учительница — и он отворачивается, улыбнувшись ей напоследок уголком рта.
...Она взяла в привычку класть ноги на перекладину его стула. Ему не мешает — не должно, — но на литературе, пока она, нахмурив лоб, читает критический очерк, он опускает вниз правую руку и натыкается ею на девичью ногу. И хватает за лодыжку. Она со смешком пытается высвободиться, но он держит крепко. Щёки её обжигает краской — и внутри вновь разливается что-то горячее и пьянящее. Он ослабляет нажим руки — и она дразняще убирает свою ногу.
...На перемене он подходит к ней и спрашивает, не хочет ли она прийти на концерт его группы. Она соглашается и на крыльях чего-то большого и светлого спешит домой.
...На концерте ей становится тоскливо, потому что он окружён друзьями и просто людьми. А она подойти не решается. Но так хочет, чтобы подошёл он...
...Ночью она впервые совсем не думает об ожидающих её экзаменах. Только о нём. И впервые льёт по нему слёзы.

Время до экзаменов пролетает слишком быстро. Она не успевает насладиться своими чувствами. Безответными, как ей кажется. Он задет, что она то открыто с ним разговаривает, то избегает. И решает, что после окончания школы, когда пути их разойдутся, — он о ней забудет. Во время экзаменов они видятся лишь дважды, на общих для всех учеников: русском языке и математике. Она сидит впереди, и ему едва удаётся сосредоточиться на заданиях. Он ловит блики солнца в её волосах, ласкает взглядом изящную руку, которой она заправляет непослушную прядь за ухо. Она же в холодном поту и панике убеждает саму себя сосредоточиться на экзаменах, от которых зависит её будущее. Только тело напряжено; оно ощущает пристальное к себе внимание. А мысли придаются мечтам...
...Результаты экзаменов её удивляют — очень высокие баллы по всем предметам. Удивляют только её: остальные поздравляют со снисходительным видом: чего ещё от неё ожидать... И родители, не отпуская крохотную надежду, уговаривают пойти на техническую специальность...
...Он поступает на факультет инженерной физики в родном городе. Знает, что она уехала в Москву и успешно учится там на историка — к чему и стремилась. Её нет рядом — и ему легче. Только иногда она всё же вспоминается — и тогда внутри становится как-то странно. Почти больно.

***

Пять лет спустя, осенним промозглым утром, она сидит в снимаемой квартире в Москве и пьёт кофе с молоком. Перед ней — ноутбук с открытой страничкой предлагаемых вакансий. Университет она окончила с красным дипломом. Стажировалась год в Австрии. И теперь пытается найти работу в ставшем родном и близком городе. У неё снова большие планы на будущее: заработать достаточно средств, чтобы купить квартиру, а потом и уговорить переехать родителей. Родители же постоянно напоминают ей, что время идёт и пора найти себе молодого человека. Она находила. Нескольких. Но как-то всё не складывалось. Она и сама не знает, почему...
...Отвлекается на пришедшее сообщение в Скайпе. Лучшая подруга кидает ссылку на какое-то видео. Ей любопытно, и она включает видео, оказавшееся записью концерта некой группы. И вскоре сердце её леденеет в груди от переполняющей его радости — та самая группа! На концерте которой она была пять лет назад. По его приглашению. И круговорот воспоминаний уносит её на долгие-долгие часы в прошлое. Настоящее позабыто. Она сотни раз перематывает видео, поедая его глазами. Он почти не изменился. Всё такой же высокий и стройный, только в плечах стал шире и волосы опустил длиннее. Те же иссиня-чёрные нелепые кудри, которые ей так нравились. Те же продолговатые глаза невзрачного карего цвета, в которых она тонула. И обаяние в каждом жесте.
...Он теперь тоже живёт в Москве. И она покупает билет на концерт его группы. Заранее страдая, что увидит его лишь издалека. И не решится подойти. Она уверена, что он её вспомнит, — но не захочет поддерживать знакомство.
...И всё же наряжается с несвойственной ей тщательностью и едва не плачет, стоя перед зеркалом за час до выхода. Потому что не верит, что её можно найти привлекательной.

Концерт не обещал быть выдающимся, пока он не натыкается взглядом в кружке разгорячённых зрителей на неё. Воздух вышибает из его груди, и пальцы становятся вдруг непослушными. Но никто ничего не замечает. И он кое-как играет свою роль до конца, пока в голове мечется мысль: не упустить! Теперь он ясно понимает, что хочет с ней быть. Должен быть с ней. И его порывы уже не сдерживает юношеская нерешительность.
...После концерта он наспех избавляется от гитары и собирается к ней подойти, но его окружили со всех сторон. Проталкиваясь через друзей и поклонников, рассеянно отвечая на какие-то фразы, он пытается найти её взглядом, но не может. Всё без толку. Упускает...
...А когда через несколько дней поздно ночью возвращается домой, шагая по хрустящим опавшим осенним листьям, — неожиданно видит её у своего подъезда. Она сидит на качели, задумчиво болтая ногами. Поднимает голову и смотрит на него в упор. И он медленно идёт к ней...

Она узнаёт его адрес через общих знакомых. И решается прийти. Просто поговорить. Как старые знакомые. Бывшие одноклассники.
...Они говорят. И соглашаются на том, что уже не старые знакомые и не бывшие одноклассники; держатся за руки, смотрят друг другу в глаза с затаённым желанием. Она смущённо улыбается. Он вдыхает её новый, но по-прежнему дурманящий запах.
...И отныне они строят планы вместе.
_________________

Классно!
Воспоминания, воспоминания! Юность - это замечательно!
Спасибо.

Ира, спасибо большое за отзыв!
_________________