Викинги. Властители морей

 » Викинги. Властители морей

Парнишка-дозорный вглядывается во тьму, пытаясь разглядеть малейшее движение на реке. Ветер рвёт его плащ, холодные капли дождя бьют в лицо, стекают под насквозь промокшую одежду.
Низкие изогнутые деревья на побережье растут в ряд, одно за другим, как люди, повернувшиеся спинами, каждое последующее на несколько дюймов выше переднего, больше подверженного ветрам; они образуют естественную стрелу или флюгер, направленный в сторону воды. Серая вода вздымается медленно, как огромное животное, волны загибаются и снова распластываются, их рвёт ветер, он прижимает и выравнивает нарастающий натиск. Серая вода, серое небо, тёмные тучи, затянувшие горизонты, никакого цвета в мире, только волны разбиваются о берег, оставляя следы пены.
Парнишка здесь уже так давно, что не слышит грохота; он замечает волны только тогда, когда они вздымаются особенно высоко, и тогда на лице вместе дождевой воды оказывается речная. Впрочем, какая разница, мрачно думал он. Такая же холодная. Ему приказали караулить, и он будет караулить.

Корабли с резными головами драконов на носах шли по руслу реки, меж плодородных, зеленых равнин. Гребцы трех драккаров делали одновременные, сильные гребки. Вёсла рассекали неспокойную поверхность вод. У рулевого весла первого стоял могучий воин. Он внимательно всматривался в неспокойные воды и время от времени выкрикивал приказы. У снастей застыли люди, ждали, потом одновременно начали тянуть. Ещё немного и они не смогут пристать к берегу, не повредив корабли. Буря нарастала. Ещё один приказ рыжебородого воина и на мачте показался парус, его тут же подхватил ветер и понёс корабль к берегу.

Он видел тёмное поле где то на краю мира, освещённое только пурпурным небом. На поле лежат бесформенные груды тряпок, костей, кожи, белые черепа и рёбра видны сквозь остатки великолепных доспехов. По всему полю прыгают и толпятся птицы — целая армия больших чёрных птиц с мощными клювами. Они сильно бьют клювами в пустые глазницы, разрывают кости в поисках кусочка мяса или мозга. Но кости эти они перебирали уже много раз, они сухие; птицы начинают громко каркать и клевать друг друга.
Но вот они стихли, успокоились, собрались вместе вокруг четырёх чёрных птиц. Слушают карканье этих четырёх, а те каркают всё громче и громче, всё более угрожающим тоном. Потом вся стая поднимается в пурпурное небо, кружит, образуя тёмный строй, и потом, как единый организм, устремляется к нему, туда, где он стоит. Передняя птица летит прямо на него, он видит её немигающий золотой глаз, устремлённый к его лицу чёрный клюв. Но не может пошевелиться, увернуться: что то словно держит его за голову; он чувствует, как острый клюв погружается в мякоть его глаза...

Ворон Одина! Ворон викингов!

Истошный крик дозорного подхватил и унёс c собой ветер...

текст частично потырен

Место действия: Скандинавия
Время: 890 год, лето
Экшн: 10 (из 10 возможных)
Эротика: 3/10 (из 10 возможных)
Продолжительность игры: 6 дней = 3 игровым суткам
Растяжка времени: Да
Когда: с 11-го по 16-ое сентября


Заявки на участие в игре прошу присылать мне.


  Добавить тему в подборки

- Ты не посмеешь опозорить наш род, несчастная.
Хельга стояла напротив отца с матерью опустив голову. А что ей еще оставалось делать? Умом ока понимала весь ужас грозящего последствия, но, поделать с собой ничего не могла.
- Замуж, срочно,- слова отца прогремели над ее головой как приговор,- ты и так засиделась. Вон, у Гендольфа уже внук есть. Чем я хуже? Муж, ребенок, быстро приведут тебя в чувство.
Хельга сильнее вжимала голову в плечи, сжимая пальцы в кулак и слушала отца. Мать, ее мать, всегда стоявшая за нее, в этот раз молчала. А что она могла сказать? Если именно она все рассказала отцу. Хельга только удивлялась, как и откуда она все узнала. И тут же сама ответила на свой вопрос. Не заметил бы только слепой. Ее детская привязанность, когда она, будучи совсем малышней бегала за ним хвостиком, при каждом удобном случая оказываясь рядом, которую она считала сестринской любовью, переросла во что то большее.
Время шло, а для Хельги ничего не менялось. Она так бы и оставалась в счастливом неведении относительно своих чувств, если бы не увидела как на одной пирушке он не зажал какую то девку лапая и целуя. Странное чувство накрыло Хельгу с головой. Она замерла на месте, а парочка ее не замечала занятая своим процессом. Зато заметила ее мать, схватив дочь за руку и уводя во двор.
- Посмотри на меня.
Ее добрая мать, всегда говорившая с ней тихим , не повышающим голосом, сейчас почти кричала.
- На меня смотри, несчастная.
И Хельгая подняла свой взгляд.
- О, Великий Тор,- мать прижала ладонь к губам с ужасом смотря на нее,- нет,- со в сей силой мотая головой,- только не это.
И снова хватая ее за руку уводя домой. Хельга и не думала вырываться. Перед ее глазами стояла недавно увиденная картина, и боль. Страшная, раздирающая грудь боль. Причину которой она не знала и не понимала.
Ее заперли дома не разрешая никуда выходить, а спустя пару дней, когда с охоты вернулся отец, она стояла уже перед ними.
Конечно же мать ему все рассказала. Она не могла не рассказать.
- Замуж,- это мое последнее слово,- тем более на тебя давно смотрят несколько парней. Выберешь сама или это мне сделать?
Хельга молчала. Она не хотела замуж. Ни за кого. Она хотела быть рядом с ним. Просто рядом и все. Слушать его рассказы о походах, от которых кров стыла в жилах. Смотреть на него и знать что он есть. Почему он до сих пор не женат, она не задумывалась, и это положение вещей ее вполне устраивало, т.к все свое свободное время он мог посвящать ей. Шутить с ней, поддергивать и давать советы. О, его советы ей были очень важны.
Почему она никогда не задумывалась о том, как она жила, принимая все как порядок вещей? Ответ был на поверхности. Она уже устроилась в этой жизни. Устроилась со всем уютом и комфортом, забыв только об одном. О порочности своего устройства.
Приподняв за подбородок ее голову верх, отец повторил свой вопрос
- Сама или я?
- Сама.
- Решено.
И она выбрала. Она выбрала Харальда. Она стала принимать его ухаживания, она стала его женой. А он ее мужем. Он был внимательным, заботливым мужем. И перовое время Хельгу закружил водоворот новых чувств и эмоций.
Почему именно он? Ответ, как ей казалось, был ясен. Ей нужна была сила. Сила, что бы бороться с самой собой. А вот чего - чего, а силы Харальд ей давай с лихвой.
Догадывался ли он о том, что с ней что то не так или нет, Хельга не знала. Она приникала к нему, черпая нескончаемый источник тепла, заботы и внимания.
Она вошла хозяйкой в его дом, обустраивая и налаживая. Что то оставляя, и привнося свое. А потом у них родился Барг. Хельга никогда не забудет взгляд Харальда когда к его ногам положили сына. Их первенца. Их сына.
Уставшая и измученная после родов она со слезами на глазах смотрела на извечный ритуал признания и вхождения в его род нового члена семьи. Смотрела, почти засыпая как Харальд поднял сына на руки нарекая его именем. Это имя ей очень понравилось. Последнее, что она тогда подумала проваливаясь в сон.
Потом был Эрн. Когда она отчаялась ждать и переживала, что у них с Харальдом только один ребенок. Он не упрекал, но Хельга и так все понимала и хотела дать ему еще сыновей и обязательно дочь.
Хельга помнила, как рядом с Харальдом стоял Барг. Тот же ритуал, а в конце, тихое ее
- Познакомься сынок, это твой брат.
От воспоминания, как тогда скривилось лицо ее старшого сына, женщина улыбнулась.
Эрн кричал не переставая. В отличии от спокойного и молчаливого Барга, с этим ей пришлось ох как не сладко.
А потом была Асу. Маленькая, крошечная. Она не плакала, а едва слышно пищала.
Отец был прав. Вся ее дур выветрилась из головы, растворившись словно туман на рассвете.
Муж, дети. Все это закружило Хельгу, не позволяя поднять из глубины, то, что было похоронено много лет назад.
Но что то в ней сломалось, вскоре после рождения дочери. Она неосознанно искала причину. Причину уйти и стать свободной. Ей хотелось раскинуть руки и взлететь.
Не раз она стояла на краю утеса подгоняемая ветром и вдыхала полной грудью. Ей хотелось точно так же как и он, взлететь и что то вырвать из своей груди. Вырвать, то удушающее нечто, что в последнее время мешало дышать.
У них все чаще возникать ссоры, и Хельга как никто знала, что во всем виновата она. Она одна. Она буквально выводила мужа из себя. Ее Харальд, носящий прозвище Гордый, должен был быть Харальдом Терпеливым.
Не раз она ловила себя на мысли, что на его месте она бы давно придушила себя, за все то, что она вытворяла. Но остановиться, уже не могла.
И та, их последняя ссора перед его отплытием, была полностью на ее вине. Хельга почти себя не контролировала, продолжая ходить за мужем и добиваться своего.
Чего? Свободы. Не для себя. Ему.
Где то, остатком своего здравого смысла, она понимала, что дальше будет только хуже. Она не имела никакого права продолжать мучить его. Он, он не был ни в чем виноват. Она, и только она должна за все рас платиться. Она должна дать ему, ему, а не себе свободу.
Подойдя к окну, Хельга посмотрела вдаль. Она не стала обманывать сама себя, а искренне признавалась в том, что подобные мысли и воспоминания посещали ее все время пока Харальд был в набеге.
Теперь, она могла думать и вспоминать обо всем, разрешая мыслям свободно парить в ее голове.
И она вспоминала, почти каждый день, в подробностях о их совместной жизни. Постепенно, день за днем. Год за годом.
Любила ли она его? Да. На этот вопрос она могла ответить искренне и правдиво. Любила, по своему. Любила с уважением.
У Хельги было много времени разобраться в себе. Спокойно и обстоятельно. То, что Харальд уплыл, было только к лучшему. Никто не мешал ей разобраться в себе.
Осторожно и постепенно, шаг за шагом, Хельга подходила к дням текущим, ища причину. Она смело смотрела и признавалась самой себе в своих ошибках. Ей нужно было это сделать.
И она нашла. Осторожно приблизившись к тому дню, когда что то в ней начало ломаться.
То, что она прятало даже от себя, и куда незаметно даже от нее самой накапливались и дополнялись новые обстоятельства, просто переполнили чащу ее возможностей.
Вместилище ее терпения было переполнено. Она просто была не способна делать вид, притворятся равнодушной. Она просто сломалась.
Осознав все, Хельга опустилась на скамью, опуская плечи, словно придавленные всем грузом обстоятельства.
Она не выполнила то, что обещала своей матери когда та умирала. Обещала забыть.
Она не смогла.
Горько усмехнувшись, Хельга поднялась со скамьи. Не сегодня - завтра должны вернуться мужчины. Если ничего не случилось непредвиденного, срок их отсутствия подходило к концу.
После развода, Хельга осталась в его доме, дожидаясь Харальда и смотря за хозяйством. Им предстоял раздел. И как не горько ей было осознавать, старший сын останется с отцом.
А ей.. Она возвращалась в семью.
_________________

Тяжёлые вёсла ритмично погружались в речные волны, прямоугольный парус над головами гребцов был натянут до звона в канатах. Повинуясь силе ветра и человеческой воле «Морской змей» бесшумно скользил по серым, холодным водам Рейна. Напряжённое дыхание гребцов и плеск воды под веслами растворялись во всё нарастающем шуме бури. Высокие волны разбивались о гордо поднятый к небу нос драккара, увенчанный оскаленной драконьей мордой. Стоя на носу корабля Торвальд Неуязвимый пристально всматривался в темноту. Белые клочья пены подобно снегу оседали на медвежьей шкуре, покрывающей его плечи.

Рядом виднелись очертания двух соседних кораблей, почти полностью скрытые среди пенных волн. Буря помогала им, она несла драккары прямо на берег, который надвигался темной стремительной громадой. Положив руку на рукоять боевого топора, Торвальд зажал в кулаке висящий на его шее маленький молот, символ Тора, бога-покровителя, мысленно обращаясь к нему за поддержкой. Цель их путешествия была совсем рядом. Ветер уже доносил отдалённый звон городских колоколов. Руки сами сжали оружие. В крови разгоралось знакомое опьяняющее чувство, предвкушение эйфории сражения.

Мягкий толчок и драккар скрипнув килем по песку, остановился, покачиваясь на прибрежных волнах. Взметнулись вверх из воды вёсла, укладываясь вдоль длинных скамей. Рядом остановились два других корабля. Оттолкнувшись от скамьи, Торвальд одним прыжком перелетел через борт, и сбросив с плеч стесняющую движения накидку, поднял топор, с воинственным кличем устремляясь вперёд. Неудержимая лавина воинов хлынула на берег.
_________________

Скандинавия.

Молоко тонкой упругой струйкой гулко ударило о дно подставленной посудины. За первой последовали другие и звуки стали тише и журчащей, пока совсем не затихли. Дёрнув ещё пару раз, Мэва убедилась, что выдоила всё молоко и поднялась. Шлепком по крупу девушка погнала козу пастись, а сама отправилась в дом, чтобы поставить молоко. Из этого молока позже она сделает солёный сыр, способный хранится всю зиму, а пока её ждёт другая работа. Начинался сезон сенокоса, и чем больше они смогут заготовить сена, тем сытнее будет их скот и тем больше пищи они смогут получить. По пути на лужайку, на которой Мэва уже начала косить траву, девушка привычно всмотрелась в морскую даль. Их мужчины должны уже вот-вот вернуться, и с каждым днём она смотрела на море всё чаще и со всё большей надеждой и одновременно с тревогой.
Пусть они скорее вернутся, молила она Фрейра.
Пусть вернутся с добычей и живыми.
Главное, живыми.
Пусть Сигвальд будет жив. С тех пор, как не стало отца и родного брата, Сигвальд - самый родной для неё человек.
Каждый викинг мечтает со славой погибнуть в бою во имя Одина и попасть в Вальхаллу, но она всего лишь женщина, и ей хочется, чтобы Сигвальд остался в живых.
Только бы он вернулся из похода.
Море, которое должно было принести назад корабль с их мужчинами, хранило в себе не только надежды на их возвращение и страх, что они не вернутся. Оно таило в себе и опасность. Об этой опасности Мэва старалась не думать, чтобы не накликать беду, но она всегда этого боялась. Ведь сейчас, в пору, когда почти все мужчины стана в набеге, оставшиеся здесь так беззащитны... А в набеги ходят ведь и другие. И каждый раз, когда на горизонте появлялись паруса, сердце Мэвы разрывалось от противоречивых чувств: от радости, что они вернулись, и до панического страха, что это не они.

Сегодня море было чистым, не виднелось ни единого пятнышка паруса на горизонте. Только чайки кружились над ним, выводя своих птенцов в их первые полёты. Жизнь птиц шла своим чередом, как и жизнь людей. Мэва прибавила шаг и погрузилась в свои привычные обязанности.
_________________

«Выпустите ворона» - этих слов Бьёрн ждал последние пару часов. Сегодня они ещё раз сойдут на землю германцев, чтобы унести всё ценное, что найдут в их жилищах и ризницах. Ещё один раз перед возвращением домой.
Бьёрн открыл клетку и засунул в неё руку. Пальцы коснулись мягких перьев, ощущая под ними хрупкое тело птицы. Стоит сжать кулак – и тонкие кости хрустнут. Словно прознав об этой мысли, ворон сильно клюнул его в палец. Боль неожиданная и острая, но Бьёрн не разжал пальцы. Он вытащил птицу из клетки и подбросил, выпуская её к берегу. На реке в этом не было нужды – берега хорошо просматривались, но отпускать ворона стало традицией, олицетворяющей надежду на удачу и богатую добычу.
Ворон взмахнул крыльями и растворился в ночной мгле. Ветер надувая парус словно на крыльях нёс их драккар к смутно виднеющимся в дали редким огням спящего города.
Прозвучал ещё один приказ и парус захлопал на ветру, а затем был споро убран. Время. Чувствовали ли остальные то же, что чувствовал он? Бьёрн бросил исподволь взгляд на родичей. Темнота скрадывала выражения лиц, смешиваясь с проливным дождём размывала очертания и движения, но не нужно было отчётливо видеть, чтобы услышать лязг оружия и спускаемого якоря. Пьянящее ожидание схватки, мрачное нетерпение и угроза витали в воздухе, сгущались и ширились. Как тёмные силы протянули они свои щупальца, стелясь, тихо крались по берегу, к стенам спящего города, с каждым шагом разрастаясь, набирая силу и скорость. Они были готовы в любой момент вырваться и хлынуть через край. Совсем скоро они столкнуться с острым запахом страха, солью слёз и ржавчиной крови. Упиваясь, празднуя и торжествуя – как велели боги.

Меч вязко вошёл в живот выскочившего на порог мужика в нижней рубахе. Выпученные глаза остановились на чём-то за плечом Бьёрна – должно быть германец увидел Хель, из раскрытого в немом крике рта хлынула кровь. Бьёрн дёрнул меч на себя и заметил краем глаза движение сбоку. Топор в его левой руке взметнулся вверх и опустился на голову сына хозяина дома. Хруст костей исторг тонкий вскрик из глубины тёмной комнаты. Защитники дома рухнули на пол замертво. Бьёрн посмотрел туда, откуда раздался голос – ни один мускул не дрогнул на его лице. Он не стал торопиться искать кто это был, богатое убранство дома манило его куда больше. Серебро, позолоченные предметы утвари, дорогие ткани и драгоценности отправлялись в освобождённый от одежды прежних хозяев сундук. Через некоторое время Бьёрн огляделся – поломанная мебель, бардак и запах смерти окружали его, но он не видел этого. Его глаза искали ещё что-нибудь ценное, что-нибудь, что можно продать или обменять.
Устроив сундук на плече и с мечом наизготове, он направился к двери дома. Тихий, едва различимый всхлип заставил его остановиться и обернуться. Стало так тихо, что кажется было даже слышно как оседает поднятая им пыль на половицы пола.
В тёмном углу, у занавешенного окна, смутно белело бесформенное пятно. Бьёрн подошёл ещё ближе. Из под края ночной рубашки выглядывали голые ступни. Слишком маленькие для мужчины, слишком большие для ребёнка. Женщина. Он не видел её лица, она прятала его в ладонях за занавесом спутанных волос. Подцепив мечом край рубашки, он потянул её вверх. Женщина издала звук полный боли и страха и попыталась удержать ткань на месте. Движение объяснило странность её неловкой позы – огромный живот мешал ей сжаться. Он смотрелся уродливо и чужеродно, резко контрастируя с худощавым телом. Бьёрн с отвращением окинул взглядом нелепую фигуру и встретился с женщиной глазами. Она была уже не так молода, как он сначала подумал, наверное даже его ровесница, и совсем не красива. С бледного, застывшего как маска, лица на него безмолвно взирали глаза полные боли и горя. Она не умоляла, не кричала, просто смотрела на него. Измождённая и безразличная к своей участи. Её волосы были влажными, а лицо блестело от пота. Вдруг женщина содрогнулась, её лицо исказила гримаса боли и из под подола рубашки, впитываясь в ткань, к его ногам потекла какая-то жидкость.
Бьёрн сделал шаг назад, бросил ещё один презрительный взгляд на жалкую, сведённую болью фигуру и вышел из дома. Смерть была бы ей облегчением.
_________________

Ночь сгущалась. За стенами бревенчатого дома, что стоял на окраине города, лил дождь, проказник-ветер трепал макушки деревьев. Со стороны реки тянуло холодом, а в доме было сухо и тепло. Рядом с домом находилась кузня. Ведь отец Брунхильды, Берхард, был мастером кузнечного дела. Знания этого ремесла мужчинам в семье Брунхильды передавались из поколения в поколение. Прадед, дед, отец – все они были кузнецами. Полуобнаженные, могучие, с тяжелым молотом в руках, освещенные пламенем кузнечного горна, черные от копоти. Они ковали железо, делая из них различные оружия и воинские снаряжения, а так же и то, что годно в обиходе. Работа была тяжелой, но позволяла содержать семью пусть и небольшом, но достатке. Прадеда и деда Брунхильда никогда не видела, давно они уже умерли, но отец про них всегда с гордостью рассказывал ей. Вот только не было у Брунхильды брата, которому отец бы передал своё дело, так получалось, что по их линии в семье никогда не рождалось больше одного мальчика. А мама Брунхильды, Кримхильда, не смогла подарить мужу сына, да и смерть её уже забрала. Так что у Берхарда было только две дочки – Брунхильда и Урсула. Какой прок от них Берхарду в кузнечном деле. Брал учеников-помощников, работы много, а двух рук не хватает. Ну а женский удел вести хозяйство. За домом располагалась пристройка, по одну перегородку были куры, по другую пару свиней и коз. Небольшой огород, где Брунхильда с Урсулой выращивали, бобы, фасоль, горох, капусту, морковь и лук.
Брунхильда перевернулась на другой бок и уставилась в темноту, прислушиваясь к шуму дождя. И хотя и надо было вставать с восходом солнца, сон никак не шел. Рядом спала Урсула. На широкой скамье и мягком, набитым соломой и ароматными травами тюфяке, им было совсем не тесно. А в холодное время года спать вместе всегда намного теплее.
- Брунхильда – шепотом позвала сестру Урсула – Ты спишь?
- Нет – повернувшись к сестре, ответила шепотом девушка, чтобы не разбудить отца – А ты почему не спишь?
- Это правда, что ты скоро выйдешь замуж?
- За кого? Кто тебе сказал?
- Когда я носила отцу в кузницу молока попить, то слышала, как он разговаривал с Аландом. Они говорили о тебе. Отец сказал, что лучшего мужа для своей Брунхильды он и представить не мог. Аланд ведь давно уже работает с нашим отцом, и ты его хорошо знаешь. Ты хочешь за него замуж? – в тихом шепоте слышалось любопытство. – Тебе ведь уже девятнадцать, пора уже.
- А тебе всего десять и много ли ты понимаешь – упрекнула сестру Брунхильда – Кто меня будет спрашивать, хочу я или нет. Как отец скажет, так и будет.
- Я слышу по голосу, что тебя это не обрадовало. Тебе он не нравится? А если ты скажешь отцу об этом, может он передумает, ведь ты его дочь и он любит тебя – рассуждала Урсула
- Отец любит нас обеих и всё, что он делает, он делает нам во благо. Так и должно быть, что девушка должна выйти замуж, а я ещё в девках засиделась. Когда мама умерла, ты была ещё маленькой, кто бы о тебе заботился? Теперь ты уже выросла и многому научилась, и сама можешь по хозяйству справляться. А меня можно уже замуж выдавать. – Брунхильда оглянулась на занавеску, за которой спал отец – Мы женщины не вправе выбирать. И если мне этот союз и не по сердцу, придется просто с этим примириться. Помню мама говорила про папу, что сначала он ей очень не понравился и она его даже побаивалась. А он то её сразу из всех девиц на выданье приглядел. И после совместно прожитого года она поняла, как ей повезло.
- Думаешь, и у тебя так будет?
- Ничего я не думаю и думать об этом не хочу. Мне пока отец ничего не говорил. А теперь давай спать.
- Злишься? – Урсула протянула руку и погладила сестру по щеке. – Но Аланд ведь не страшный и отец говорит, что у него руки откуда надо растут, что он дельный парень. Ой!.. Что это?! – девочка испуганно приподнялась и прислушалась.
- Где?- Брунхильда приподнялась следом и тоже стала прислушиваться – Что тебе послышалось?
- Будто кто-то кричал – сестра вцепилась в руку Брунхильды – Разве ты не слышала?
Как не напрягала свой слух Брунхильда, но кроме дождя и шума ветра ничего не слышала. Она успокаивающе погладила сестру по голове и поцеловала в лоб. Уложила её обратно рядом с собой и обняла.
- Спи, это всего лишь какая-нибудь ночная птица. Тебе нечего бояться.
- Брунхильда, расскажи мне какую-нибудь историю – Урсула вздохнула и прижала голову к плечу сестры – Я знаю, что уже поздно, но ты обещала.
- Ну, хорошо. Тогда слушай – Брунхильда улыбнулась и, закрыв глаза, стала рассказывать одно сказание , которое ещё в детстве слышала от матери, а та в свою очередь от своей матери.- В Вормсе на Рейне царствовали три бургундских короля Гибиха: Гунтер, Гизельхер и Готмар. И была у них сестра, прекрасная Гримхильда. А ещё у них был начальник дружины – свирепый Хаген. В один прекрасный день въехал к ним во двор чужеземный герой богатырского сложения, в великолепных доспехах. И звали его Зигфрид, сын короля Зигмудна с Нижнего Рейна. Безродным отроком вырос он в чаще лесной под присмотром кузнеца-альба. Победил грозного дракона и вымазав своё тело чудодейственным снадобьем из расплавившейся роговой оболочки, стал неуязвимым, кроме одного места, между лопаток. Он убил споривших из-за отцовского наследства королей-альбов – Нибелунгов и захватил их золотой клад «Сокровища Нибелунгов». И его-то он и привез на седле позади себя на своём коне. Гибихунги с почетом приняли прославленного витязя. Он пировал с ними и выезжал на ратные подвиги. Они смешали свою кровь с его кровью, обменялись клятвами верности и нарекли его своим названным братом и соправителем. И выдали за него замуж свою сестру Гримхильду.
- Он для этого и приехал к Гибихунгам, чтобы женится на Гримхильде? – перебила сестру Урсула.
- Конечно, ведь Зигфрид был наслышан о её красоте… - Брунхильда не успела договорить, как около дома раздался протяжный собачий вой.
- Хаки воет. Что это с ним? – настороженно спросила Урсула и обе сестры притихли. Через какое-то время собака опять завыла
- Пойду, выгляну, посмотрю чего это с ним – нарушив молчание, сказала старшая сестра и поднялась. Нашарила в темноте свои сапожки из сыромятной кожи. Обулась. Нащупала плащ, накинула поверх ночной рубахи, и стала пробираться к двери.
- Говорил, надо было гнать его прочь. Ишь, прикормили приблудыша, теперь спать мешает – заворчал отец сквозь сон.
Брунхильда промолчала и тихонько вышла из дому. Дождик всё ещё капал. Темно было. Оглянулась по сторонам. Всё как обычно. Тихо было. Во многих домах не мерцал уже огонек света. Пёс на цепи около грубо сколоченной будки. Хвост к верху, шерсть дыбом и носом по ветру в сторону реки. Увидел хозяйку, заворчал и опять всё внимание в сторону реки.
- Чего расшумелся? – приласкала Брунхильда пса – Отец выгонит тебя, будешь попросту лаять.
Но Хаки даже ухом не повел на голос хозяйки и её прикосновение, ощетинившись, рычал и скалился, будто чудище видел. Девушка посмотрела в ту сторону, куда пёс направил свой нюх, но за завесой дождя так ничего и не увидела. А рядом с домом, на ветку дерева, приземлился ворон. Каркает и смотрит на девушку и собаку.
-Кыш, черная птица, не к добру ты летишь – махнула Брунхильда на ворона рукой, сгоняя птицу с ветки - Кыш.
Ворон ещё раз каркнул, сверкнул своими черными глазищами, взмахнул темными крыльями и полетел…


И вдруг надрывно зазвонили колокола возвещая о надвигающейся беде. Брунхильда замерла, не до конца веря в происходящее. Отец выскочил из дому, волосы взлохмачены. Отец хоть и в годах уже был, но крепок телом. И хоть по природе своей и не воин, но за семью свою биться будет до конца. Метнулся Берхард в кузницу за оружием на ходу крича дочери:
- Чего стоишь, беги за сестрой и в лес скорей!
Люди уже кричали, сквозь крики и плачь, она слышала, что это норманны пришли в их землю. Брунхильда отцепила заливающегося лаем пса и к дому скорей за Урсулой.
_________________

Наконец-то Хакона сменили на вёслах, и он, воспользовавшись передышкой, лег в междурядье. Уже привыкший к набегам, как и любой из них, Хакон мог засыпать и просыпаться мгновенно. Это был дар валькирий воинам Одина - крепкий сон перед боем. Но сейчас Хакону мешали насладится даром сполна: растянувшись чуть дальше, не переставал вертеться Лейф, сын Йохана. Мальчишку ждала первая в жизни битва, её предвкушение лишило его последних остатков мудрости. Хакон дернул Лейфа за ногу и грубо сказал:
- Спи, во имя Одина, или отправляйся на вёсла и дай поспать тому, кто сможет!
Милостью богов, набег будет удачным, хвала им, что дали ветра, которые нынче несут драккар словно на крыльях. Воины заберут с собой сотни жизней, привезут в дом сотни фунтов серебра,зальют землю кровью и заставят обуглиться кровли - славный дар Одину! Достойный Астгарда, куда отправятся те, кому уже не ступать по холодной земле, не вдыхать солёный запах моря, не быть живым... воины Вальхаллы.

Крепкий сон рассеялся, и Хакон быстро поднялся на ноги - серое море, серые небеса, серая земля. По его губам скользнула улыбка - воинов ждал добрый бой. Хлопнув по плечу зевавшего Лейфа, Хакон закрепил мечи, перекинул из руки в руку молот и мысленно вознёс молитву богам. Едва драккар пристал к берегу, Хакон с боевым кличем перемахнул через борт. Их ждали, тем веселее будет битва. Хакон раскрутил молот и кинулся в самую гущу врагов.

И тут и там слышались крики боли и ярости- музыка войны, сладкая для ушей любого из сыновей Одина. В воздухе витал густой запах крови, он выворачивал желудки в первый бой и пьянил похлеще вина в любой из последующих. Гунн(1) и Рота(2) витали над берегом, Скёгуль (3) и Хлекк (4) звали к городку. Знатная битва, словно сам Один сегодня присоединился к викингам.
Хакон мчался на их зов. Молот стал скользким от крови, стекающей по рукояти, с чавкающим звуком он разбивал головы, с хрустом ломал кости. Пинком выбив одну из дверей, Хакон вломился в домишко. Сейчас в его голове был лишь один призыв "Круши!", словно противясь этому призыву, на руку викинга, выбивая молот, обрушился удар, что поглотила кольчуга. Расхохотавшись, Хакон вытащил пару мечей из-за спины и раскручивая их в руках пошел на мужика, что стоял за дверью. Тот судорожно сжимал меч, явно удивленный, что не смог отсечь руку, он кинулся на Хакона с занесённым мечом, вызвав лишь новый смех. Смел, но глуп, не боец, а торгаш. Хакон быстро уклонился, и мужчина обрушил удар на стоявший за спиной викинга стол. От удара меч выбило из рук мужика, Хакон кивнул на оружие хозяину дома, давая время поднять его. Схватив бесполезный меч мужик снова побежал на Хакона, который на сей раз не стал уклоняться, а вогнал в него оба своих меча.
Дом был довольно богато обставлен, Хакона ждёт знатная добыча. Добрый сегодня день.
________________________________
(1)Гунн - имя валькирии, что звучит как «Битва».
(2)Рота - имя валькирии, что звучит как «Сеющая смятение»
(3)Скёгуль - имя валькирии, что звучит как «Свирепствующая»
(4)Хлекк - имя валькирии, что звучит как «Шум боя»
_________________

Широко расставив ноги и сжав кулаки, я навис над поверженным противником, которого только что вырубил ударом топора. Мужик лежал лицом в грязи, раскинув руки и ноги в стороны. Я глубоко вздохнул, почувствовав что кто-то подкрадывается со спины, но не обернулся, позволяя противнику подойти ближе. Резко развернувшись, отразил удар мечом. Оружие нападающего отлетело в сторону. Я схватил мужчину за кожаный пояс и длинные волосы и впечатал его головой в стену дома, как таран. Череп мужика словно прогнулся вовнутрь, шейные позвонки не выдержали удара и с хрустом сломались. Я разжал руки и мужик бесформенной грудой упал к моим ногам.

Привесив меч обратно на ремень, я зажал в руке нож, а в другой поудобнее перехватил топор и со всей силой ударил ногой в дверь дома. Дерево треснуло и дверь отскочила к стене.
Внутри было намного темнее, чем снаружи. Сделал шаг внутрь, ощущая что не один, чувствуя запах страха. Гнев – самая ненавистная из эмоций, которой я не позволял влиять на свои поступки и людей в моей жизни, один раз вырвавшись, теперь всё чаще владела мною. И сейчас снова взревела. Да и зачем сдерживать его теперь?
Что-то мелькнуло в темноте и я получил увесистый удар в плечо, а следом по ноге, под колено. Нога подломилась, и падая на колено, я выпустил из руки топор, выбросил её вперёд и схватил едва различимого в темноте врага за одежду. Нанёс резкий удар снизу. Лезвие ножа вошло глубоко в тело и я дёрнул за рукоять в сторону, вспарывая живот противника. Хлюпанье и крик слились в предсмертный стон и человек рухнул рядом.

Подобрал топор и с усилием поднялся на ноги. Удар был сильным и правая нога отказывалась подчиняться мне как прежде. «Я не буду хромать, пока обе мои ноги одной длины» вспомнил я слова из услышанной от скальда саги и, сделав над собой усилие, твёрдо наступил на повреждённую ногу.
_________________

Проснувшись с первыми лучами солнца Ульрика занялась домашним хозяйством, споро выполняя привычные дела. Мать всегда говорила, что она будет прекрасной женой и уже давно готова к замужеству. В последнее время эта тема все чаще поднималась ее сородичами. Даже братья возвращаясь из похода, первым делом интересовались с ними ли еще их маленькая сестричка, или уже осваивает свой новый дом. А сама Ульрика порой хотела бить посуду от бессилия, настолько сложно ей было слушать все эти речи и сравнения с соседскими девушками, успевшими к ее возрасту не только выйти замуж, но и понести. Нет, она не была страшной, и мужчины их рода обращали на нее внимания, но никто так не задел ее сердца. Впрочем и серьезных ухаживаний со стороны мужчин тоже не было, видно они интуитивно ощущали ее внутреннюю холодность и решали, что такая женщина не принесет тепло в их дом. Закончив с делами по дому, девушка взяла фигурку Фреи и сжав ее в ладони, прочитала молитву. Богиня не оставит ее, она поможет найти мужа!
Убрав волосы чтобы не мешали, Ульрика отправилась в поле, в пору урожая было совсем некогда бездельничать, надо было убрать все, что им дала земля, пока не начались дожди. В поле уже вышли многие сородичи и девушка с улыбкой здоровалась со всеми, следуя к полям возделываемым ее семьей.
_________________

Рагнар проводил взглядом чёрную птицу. Пусть летит, предвещая воинам богатую добычу. Пусть будет залогом того, что все вернутся на драккары, удовлетворив жажду наживы и убийства. В такт быстрому бегу крови, яростным ударам сердца шли тёмные громадины судов, приближаясь к уже знакомому берегу. Ветер бил в лицо, слизывая усталость и пот. Пальцы сжимали рукоять топора, который вскоре вонзится в тёплую плоть. Рагнар как будто наяву ощущал металлический вкус крови. Скоро она польётся рекой, насыщая странную потребность внутри. Хищная волчья полуулыбка скользнула по лицу и растворилась в царящей темноте.

Глаз уже различал огоньки и крыши спящих домов. Скоро, совсем скоро.
Напряжение стало осязаемым. В нетерпении лязгая оружием, стискивая борты драккара, сжимая зубы, норманны готовились к набегу.

Шум ли дождя, или это гул крови, стремящейся по венам, сжигающей нутро? Песнь ли валькирий раздаётся над волнами, посланницами Одина, готовящимися забрать павших в Вальхаллу? Или это перезвон колокола, предупреждающего жителей о страшной беде, что движется к их жилищам?

Рагнар посмотрел на небо, подставив лицо горячим каплям. Один да благословит их деяния.
Они вернутся домой и принесут жертвы. Вернутся туда, где их ждут.

Сзади давила тёмная масса. Рагнар подобрался и, не дожидаясь, пока драккар окончательно причалит, спрыгнул вниз, в воду. Ледяные брызги окатили его, чуть охлаждая разгорячённую кожу, и тут же капли крови оросили лицо. Рядом кто-то нашёл свою первую жертву. Победно рассмеявшись, воин ринулся в гущу боя. Багровый свет факела вырисовал в темноте светящиеся страхом глаза жителей поселения. Они встали на защиту своего крова и первые встретили смерть. Она разила их топорами и мечами захватчиков, описывающих кровавые полукружья смерти. Хмельной дух убийства оттачивал движения, превращая их в дикий танец, ужасающий по своей природе.


Этим воинам неведом страх. Они готовы умереть в кровавой сече, дабы войти в чертог Одина, приветственно поднимающего рог.

Но эта битва не сулит им последнего вздоха. Жалкая горстка мужчин сметена шквалом разящей стали. В расширенных зрачках отражаются снопы огня, взметнувшиеся вверх. И дикие крики женщин и детей вторят хриплым звукам надсадного дыхания воинов. Сложно различить один набег от другого. Они все сливаются в одно пятно из крови, страха и едва-едва мелькнувшего перед смертью чувства ненависти. Побеждённые не успевают ненавидеть. Они с ужасом смотрят на диких варваров, даже не успевая осознать, что их последний час настал. Смерть их мгновенна, если удар придётся в сердце или голову. Но воины не слышат стоны поверженных. Они устремляются вперёд, врываются в горящие дома и выволакивают ценности наружу. Рагнар свалил в одну кучу чаши и ларь с драгоценностями и наклонился, чтобы затолкать всё в мешок, но какое-то внутреннее чутьё подсказало замереть. Какая-то паскуда кралась к нему, намереваясь огреть сзади. Он замер, как перед прыжком, и одновременно с нападающим они вскинули своё оружие. Топор почти снял голову с плеча жирного хряка. Он захлебнулся кровью и пал грудой к ногам Рагнара.

- Падаль, - сплюнул воин и пнул тушу. Повёл плечами и прищурился, вслушиваясь в стоны и крики.
_________________

"Ветер, брат ты мой, ветер, за что осерчал?
Хороню в себе боль и венчаю печаль.
Бурунами морскими пробежать нелегко
Вспоминай мое имя..."

Весна в тот год выдалась, как никогда, суровой.
Запасов дичи и солений зимой хватало в наших домах, Торвальд следил за тем, чтобы в семьях не голодали. И все же запасы подходили к концу. Все ждали, когда природа позволит отогреться. Выйти на охоту, начать посев, младшие братья же и вовсе подумывали о набеге, что пока вода не везде открылась, было особенно рискованно. Но кто остановит младшего сына в большой семье?

Мы с сестрой и Гвендолин со двора соседей по земле сговорились поискать ягоды, хотя надежды на то, что последнее не склевали птицы и не сжевали звери, почти и не было. Скорее, нам просто хотелось побыть рядом, поделиться тем, как прошла зима в наших семьях. С Венди же никогда не было страшно в лесу. Были ли тому причиной рассказы о ведовстве ее бабки, знавшей в лесу каждую тропу, или просто доверие к подруге, я не знала.

Разговорившись, мы увлеклись и сошли с тропы, углубившись в лес. Совсем рядом послышался скулеж, похожий на плач, и тут же стих. Гвен обернулась, стараясь обнаружить источник шума, и безошибочно указала рукой на бурелом, где под сломанными и припорошенными снегом ветвями притаились два совсем маленьких волчонка.
- Думаешь, мать где-то рядом? - я старалась говорить спокойно и тихо. Не стоило попадаться оголодавшей за зиму матери-волчице.
Венди только покачала головой и замерла, прислушиваясь к чему-то. Нахмурившись, будто могла увидеть следы, мне не ведомые вовсе, она ответила шепотом, что, должно быть, их мать погибла.
Один волчонок был совсем слабым, лежал и почти не шевелился. Второй малыш был с темно-рыжей перепачканной грязным снегом шерстью. Он тихо рычал и облизывал побитую лапу.
Когда я сделала шаг ближе, Гвен удержала меня тихим окликом.
- Давай заберем? - сама не знала, зачем говорила это.
- Не думаю, что это хорошая затея, - голос сестры, но ни одна из нас не могла заставить себя уйти и бросить их.
- Погибнут же.

Он меня все-таки оцарапал, но тут же зарычал, будто на самого себя, и все же пошел на руки. Так у меня появился Рыжий.

***

Время похода для женщин так же заполнено заботами, как и любое другое. С тем лишь отличием, что их, мужчин-защитников, нет рядом. Если мы за эти годы вместе со старшими женщинами на дворе свыклись и не ведали чрезмерного страха за себя самих, мысли то и дело возвращались к тем, кто ушел за море. К отцам, к братьям, к суженым. Каждая верила, что они вернутся с богатой добычей, окрыленные своими победами, омытые кровью врагов. Но сердце то и дело невольно сжималось от одной только мысли, что кого-то из них больше не встретит берег родной земли.

День все так же начинался рано утром, огонь под очагом в отсутствие мужчин в главной комнате могли и не разводить, но убирали и чистили все неизменно, каждый день ожидая их возвращения. Кто-то оставался ткать; те, кто могли себе это позволить, как часто бывало со мной, просиживали утро за вышиванием серебряной нитью. Я выпросила для себя моток в подарок и теперь могла расшить рукав на куртке брата. Обрадовать по возвращении.
Не готовили хмель, чтобы наварить свежего, не тратили лишний раз из запасов мяса. Женщины могли обойтись рыбой, приправленной травами, кашей с ягодами. Все мы ждали когда подадим на стол мясо забитой дичи в соусе из можжевеловых ягод, растопим сыр в козьем молоке, поднесем рог старшему ли брату, как у нас, отцу ли, как у соседей.

Они должны были уже вернуться, это понимали все женщины и говорить об этом старались, как можно меньше. Но ожидание становилось невыносимым. Потому мы с сестрой и решили сбежать на реку, чтобы хоть как-то отвлечься от этих мыслей, да и посуду всю заодно перемыть и горшки почистить.
Когда я проснулась в то утро, Ингрид уже расчесывала гребнем медно-злаченные локоны, тяжелой волной спадавшие ей до пояса. Перемолвившись парой слов с сестрой, я последовала ее примеру, расчесав, заплела волосы в простую косу. Потом из упрямства переплела волосы собрав две косы, переходящие в одну.
Поверх сарафана сестра, как и всегда, надела кованый пояс, ключи от кладовых тихо звякнули. Ключи перешли от нашей матери к Ингрид совсем недавно, вся ответственность за дом и хозяйство легла на нее. Но сестра от этого ничуть не изменила себе, оставаясь все такой же легкой и острой на язык девой, какой всегда и была. Иногда мне казалось, что ничто не лишит Ингрид ее жизнерадостности и толики легкомыслия.

Мы вышли из дома рано, пробыли на реке у холма до самого полудня.
Наконец, решив немного передохнуть, отправили рабынь с вычищенной посудой обратно в дом. Сами же упали в траву под кустом еще зеленой брусники. С полеска на холме открывался вид на залив. Там со дня на день должны были появиться драккары наших мужчин. Но их не было.

- Ингрид?
Сестра все же пытается отыскать среди зеленых ягод созревшие.
Смотрю на нее, перевернувшись на живот.
- А ты, что, правда, никого не ждешь?
- Почему же, - улыбается сестра. - Жду, - и раньше, чем я успеваю возрадоваться, что, наконец, поймала ее, продолжает. - Брата нашего старшего жду, Торвальда. Жду и второго брата Клеппа.
Вновь падаю на спину, с Ингрид бесполезно вести такие разговоры.
- А ты, сестрица, уж не ждешь ли кого-то, кроме братцев любимых?
Если и мелькает образ в мыслях, он тут же изгнан. В ответ звучит мое привычное:
- Вот еще.
_________________

Собрав добро в сундук торгаша, кинув туда же богатую красную тряпицу для сестры, Хакон вышел из дома. Навстречу ему мчался какой-то крестьянин. Хакон отбросил сундук и шагнул ему наперерез, пытаясь увильнуть мужик резко сдвинулся вправо, Хакон повторил маневр буквально впечатав крестьянина в стену. Тот дернулся, пытаясь высвободиться, и тут же сполз по стене оставляя кровавый след, от проткнувшего внутренности меча. На губах мужика пузырилась кровь, от пытался вдохнуть воздух, словно со вздохом Один вернёт ему силы. Хакон сплюнул на землю рядом, и снова впихнул в сундук рассыпавшиеся побрякушки. Славная добыча. Добрый день.
Мужик закашлялся,его руки все ещё нелепо были прижаты к пузу, словно пытаясь засунуть обратно вывалившиеся внутренности. Хакон тяжело вздохнул и избавил беднягу от мучений, перерезав тому глотку. Не иначе Фрейя Милостливая держала сегодня его меч.

Посреди улицы уже возвышалась небольшая гора из сундуков, отрезов тряпья и приглянувшегося кому-то обоза с седлами. Хакон сбросил туда же сундук и сплюнул на пол. Вверх по улице шла драка, Хакон толкнул в плечо бледного Лейфа, который хоть и был ранен, но стоял на ногах, и кинулся на подмогу. Влетев в самую гущу Хакон с хрустом разбивал молотом головы и по рукоять загонял меч. Одежда и лицо были покрыты каплями чужой крови, о своих ранах он узнает потом, когда пройдёт безумство Одина, что горячило кровь.

Дом принадлежал какому-то богатею, судя по добротной дубовой двери, за которой сейчас забаррикадировались хозяева. Свистнув Лейфу, Хакон отправил его за тараном, а сам с несколькими воинами остался присматривать за дверью, в надежде, что хозяева решат спасти добро и будут прорываться боем.
_________________

Забежала Брунхильда в дом, а сестра ей уже на встречу бежит. Лицо бледное, взгляд напуганный. С улицы слышен оглушающий звук кровавой бойни. Сознание рисовало ужасные картины. Сердце готово было выскочить из груди от страха. За отца боялась, за сестру боялась, за себя. Схватила Урсулу за руку и к дверям. Но представшая картина в ночи была настолько ужасающей, что в ступор ввела. Люди бежали, кричали, дети плакали. Варвары рубили топорами и мечами жителей города, не щадя ни женщин, ни детей, разоряли, поджигали дома. Смерть пришла в их город, жестокая и несправедливая. Отец уже с мечом в руках схлестнулся с одним из варваров. Много их было, куда её отцу до таких диких и кровожадных убийц. Это правда болью отдалась в груди, перехватывая дыхание. Широко распахнутыми глазами, она видела как отец отражает мечом один удар за другим. Бежать надо. Бежать!Но как же отец? Рядом Урсула заплакала, крепко-крепко стиснула ладонь сестры. Не переживет эту ночь отец, в отчаянии подумала Брунхильда. Дернула сестру за руку и побежали они через двор мимо дерущихся, мимо кого-то ещё. Пелена слез застилала глаза, ноги спотыкались и путались в одежде.
- Бежим, милая, бежим скорее! - подгоняла сестру Брунхильда
Вдруг перед ними выскочил один из варваров. Оскалил зубы в жуткой улыбке, замахнулся топором. Брунхильда вскрикнула, Урсула завизжала. Резко свернула за угол одного из домов и ещё пуще припустила, таща за собой сестру. А позади раздавался злобный смех и топот ног. Ещё один дом, ещё раз за угол свернула, петляя между постройками, перескакивая через мертвые тела.
_________________

Раннвейг поднялась раньше обычного, как делала всю последнюю неделю. Но время летело предательски быстро и, едва успев сделать пару стежков, девушка с досадой заметила что солнце поднялось выше и уже пора приступать к ежедневным делам. А ведь они сегодня еще и в лес собирались, за ягодами и травами... Надо было спешить!
Подоив и отправив пастись скот, девушка собрала с гнезд яйца, не забыв поблагодарить кур за работу и пошла в дом.

- Раннвейг, ты идешь? - услышала она свое имя и, подхватив корзину, вышла к женщинам, с которыми они вчера условились идти в лес.

В лесу вели себя тихо и старались не заходить далеко. Мало ли, кого можно привлечь. Предостережение может и наивное, но и оно не повредит.

Мягко ступая по ковру из мха, вдыхая влажный запах прошлогодних перепрелых листьев, девушка двигалась от кустика к кустику, срывая зазевавшиеся и не успевшие укрыться под листьями ягоды, наполняя берестовую корзинку.
Нынче был хороший год. Лес щедро делился с ними своими богатствами и вскоре девушки наполнив корзины ягодами, а узелки за спиной травами, отправились домой.

Принеся свою "добычу", Раннвейг позвала Бригг, девушку которую год назад брат привез ей в помощь, и они вместе перебрали травы и ягоды, уложив сушиться. Что-то зимой будет ароматным отваром, а что-то даже лечебным. Подвешивая пучки трав хозяйка дома искоса смотрела на помощницу. Ей не нравилось слово рабыня, и она старалась хорошо относится к девушке, надеясь что они могли бы подружиться. Но прошел год, а Бригг оставалась по большей части молчаливой, хоть и доброжелательной и покорной. Раннвейг удручало то что ей никак не удается развеселить девушку, но однажды представив себя на ее месте... Оторванной от дома, родных... Кажется она ее понимала. Но увы сделать ничего было нельзя. Такова судьба.

Поймав себя на том что опять задумалась не к месту, Раннвейг не стала больше тратить время зря и поспешила в свой уголок. Вытащив спрятанный узел с шитьем, разложила на коленях красивую ткань цвета алого пламени. Любовно разгладив ладонью материю, девушка нашла незаконченный участок и принялась споро работать тонкой иглой из кости, подбивая ткань мехом. Плащ для Хакона. Он будет к лицу ее брату и, как надеялась девушка, по душе. А главное - будет согревать холодной ночью, и защищать от вражеских мечей. Именно о последнем больше всего просила богов девушка вшивая в подкладку символы-обереги.

Вот, и готово! Проверив все еще раз и оставшись довольной результатом девушка бережно сложила плащ. Завязывая в узел остатки от шитья Раннвейг вдруг почувствовала как ослабели и опустились руки. Тревога поселявшаяся в сердце в день провожания мужчин, тайно сидела там все время пока их не было дома. Работа, подготовка к зиме здорово отвлекала, но иногда тревога резко давала о себе знать, сдавливая вдруг сердце, как сейчас.
Скоро все должны быть дома.
А что если...
Нет! Нет! - запретила себе подобные мысли девушка приложив усилия.
Все будет хорошо, с братом и отцом все будет хорошо. Со всеми все должно быть хорошо.

Зная что работа лучший врач подобного состояния, девушка пошла заниматься текущими делами, благо недостатка в них не было.
_________________

Этот городок дал им богатую добычу. Очень богатую. Много крови, много смертей во славу древних богов. Радуются девы-воительницы, глядя на бесстрашных сынов Севера, германцы храбро дерутся, защищая свои дома, но разве могут они сравниться в силе и доблести с детьми Одина и Тора. Выбрав дом побольше, Торвальд сбросил у порога уже собранную добычу и выбил дверь. Отразил направленный на него удар и не останавливаясь снёс топором голову выбежавшего хозяина. Его домочадцы ещё пытались сопротивляться, но быстро присоединились к своему хозяину, заливая полы кровью из вспоротых животов. Торвальд вытер меч об одежду мертвеца и оттёр со лба пот, осматриваясь. Богатый дом, ценная добыча ждёт его здесь.

Собирая в сундуки всё, на что только падал взгляд, он скорее почувствовал, чем услышал звук и подняв голову увернулся от летящего в него тяжёлого деревянного табурета и обернувшись расхохотался, направляясь к застывшей у стены женщине. Дура, посмевшая сопротивляться... Женщина кинулась прочь, на улицу, оскальзываясь на залитом кровью полу. Во дворе Торвальд нагнал её, сбил с ног. Намотав на руку длинные волосы, он рванул её за голову вверх, поднимая меч, собираясь перерезать ей горло и остановился. Женщина оказалась молодой и смазливой. Торвальд недобро усмехнулся и отпустил меч. Отшвырнул девицу в руки подбежавшим товарищам.

- Тебя можно будет выгодно продать, женщина. Из тебя выйдет хорошая рабыня. Отведите её на корабль!

Вернувшись в дом, Торвальд вытащил набитые добром сундуки и свалил во дворе, около ранее собранных тюков. Сунув в очаг замотанную ветошью дубинку мертвеца, он поджёг опустевший дом и подхватив свою добычу, пошёл прочь, не оглядываясь на огромный костёр за спиной.
_________________