Конечно он (СЛР, 18+)

 » Конечно он (СЛР, 18+)  [ Завершено ]

Он мужчина, который её любит.
Он тот, кто калечит женщин и не может остановить своё тягостное влечение.
Он одержимый, для которого она – наваждение.
Кто он?
Их трое в её жизни.
Один – известный футболист.
Другой – талантливый следователь.
А ещё есть тот, который, казалось, остался тенью, промелькнувшей в прошлом.
Их трое, но любовь-то у неё одна… И жизнь одна. И одна смерть. А чтобы жить и любить, надо понять, кто из них эту смерть несёт.
Кто ОН?

  Содержание:

  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (Ольга Шарипова)

  Подписаться на автора

  Открыть в онлайн-читалке

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: Ольга Шарипова; Дата последней модерации: 28.05.2017

Заинтригована! Когда будет первая глава?

Ольга, с началом новой книги!!!

Первая книга Автора , не знаешь ,что ожидать и уже платно .может я ошибаюсь не первая ?

думаю, книга не менее интересная, чем предыдущие! я в читателях!
_________________

Приглашаю прочесть первую главу - это завязка, знакомство с героями. Всё только начинается...
_________________

Конечно он (СЛР, 21+)


Аннотация: Он мужчина, который её любит.
Он тот, кто калечит женщин и не может остановить своё тягостное влечение.
Он одержимый, для которого она – наваждение.
Кто он?
Их трое в её жизни.
Один – известный футболист.
Другой – талантливый следователь.
А ещё есть тот, который, казалось, остался тенью, промелькнувшей в прошлом.
Их трое, но любовь-то у неё одна… И жизнь одна. И одна смерть. А чтобы жить и любить, надо понять, кто из них эту смерть несёт.
Кто ОН?
_________________

 » Глава 1

ЧАСТЬ 1


– Я очень хорошо соображаю! Потому что я вычислил, кто будет генеральным секретарём ЦК КПСС в случае смерти действующего. Всё очень просто – тот, кто значится председателем комиссии по организации похорон усопшего гения-руководителя.
Когда я впервые предположил об этом, мне было всего четырнадцать лет. В этот день скончался товарищ Брежнев, поэтому были отменены все уроки, нам раздали газеты, и мы усиленно изучали некролог и остальные статьи о горе утраты. Все учителя ходили из кабинета в кабинет и перешёптывались – «Кто же теперь будет генсеком?» Они обсуждали разные кандидатуры, а я ждал, прав ли окажусь в своём умозаключении.
Как же этот интерес меня грел и будоражил! Ещё ни разу в моей жизни не было таких удивительных, завораживающих дней!
Вообще, помимо азартного ожидания, эти траурные ноябрьские дни доставили мне много и простого удовольствия.
Во-первых, мы не учились. Мы зачем-то переходили из кабинета в кабинет, хотя проще было оставаться в своём классе. И комсомольцы-активисты читали нам то статьи из утренних газет, то отрывки из «Малой земли» и остальных нетленок товарища Брежнева. Ну, а если в кабинете, где должен был проходить урок, имелся телевизор, то мы по сорок пять минут слушали печальную и торжественную симфоническую музыку.
А, во-вторых... наша завуч плакала! Плакала, утирала слёзы платочком, выжимала сопельки из носа и всхлипывала. А ещё приговаривала:
– Что же теперь будет? Он же боролся за мир... Вдруг война начнётся?..
Она искренне страдала. А я, хоть и тихо, но от всей души радовался! Мне было хорошо от её боли!
А ведь совсем недавно казалось: ничто на неё не сможет подействовать! Она даже спокойно рассказывала нам, как однажды из-за рассеянности лаборантки ей в сапог попала какая-то щёлочь и прожгла палец. Она чувствовала боль, пока шла домой, и была изумлена, обнаружив причину жуткого дискомфорта. Эту страшную историю завуч-химоза рассказала нам перед первой лабораторной по химии в целях предостережения при работе с химикатами.
Прошло немного времени, и я подумал, что, наверняка, щёлочь попала в её сапог не случайно... И, возможно, это была не оплошность лаборантки, а чей-то намеренный поступок. Стервой она оказалась ещё той...
И вот теперь... Переживает она? Так ей и надо! Теперь мы с ней поменялись местами: ведь обычно-то она радовалась, что заваливает меня по химии, а я весь трясусь от несправедливости и бессилия. И ладно бы я ни фига в этой химии не смыслил, так нет же, просто лично я ей не приглянулся!
Вот бы ещё кто-нибудь небезразличный этой непробиваемой химозе умер! Она бы снова плакала, а я бы радовался!
И...
Ха-ха! Я не только угадал с председателем комиссии по организации похорон: действительно, именно его внеочередной пленум избирал генеральным секретарём! Я будто накаркал – генсеки принялись помирать...
И мы опять не учились по несколько дней: читали газеты, слушали симфонический оркестр и смотрели прямые трансляции похорон.
А завуч-химоза плакала!!! Она жутко боялась нестабильности и происков империалистов!
Уже прошло столько лет, а мне до сих пор хорошо, когда я вспоминаю об этом!
Вообще, эту стервозину многие ненавидели. Писали записки – «Химоза-заноза» – и раскидывали по партам и даже подкидывали ей на стол. А ещё в её кабинете химии харкали на пол и высмаркивались в шторы. Не говоря уж о разбиваемых по воскресеньям стёклах.
Ну, разве нормальной училке будут такие подлянки устраивать?
С этой чёртовой химией я наизнанку выворачивался: помимо того, что этот предмет я прекрасно понимал, так ещё и учил параграфы слово в слово! Но она находила к чему придраться! А ещё подкидывала мне такие вопросики, на которые я не мог ответить просто потому, что они были не по школьной программе!
«Почему вы меня заваливаете?» – спросил я однажды.
«Ты мне не нравишься. И очень жаль, что при переезде ты не сменил школу! Надоел ты мне, умник!»
Никогда не забуду её гаденькую улыбочку!
Да, мы переехали, и мама уговаривала меня перейти в другую школу, но мне так не хотелось быть новеньким, а тем более учиться-то оставалось немного...
«С химией проблемы закончатся», – пыталась убедить меня мама.
Но этим только укрепила моё решение доучиться со своим классом – уйти, значило проиграть химозе!
В общем, эта игра с химозой дошла до того, что за первое полугодие выпускного класса она мне выставила «трояк», оценив устроенный ею зачёт по задачам «неудом» – я уверен, что зачёт этот она придумала только для того, чтобы мне в очередной раз нагадить, ну какие зачёты могут быть в школе! И тогда я пошёл на крайнюю меру. Не зря же я такой сообразительный и раз уж додумался про назначение генсеков, то и придумал, как поставить на место завуча-химозу!
Крайней мерой стало обращение к директору – благо, генсек, появившийся в марте 1985 года, здравствовал и объявил в стране гласность и перестройку. Эти-то перемены и сделали меня уверенным, а директора заставили прислушаться к проблемам ребёнка! Короче, эта поганка-химоза прикусила язык, и за второе полугодие я получил «четыре».
И расслабился – решил, глупенький, что теперь-то аттестат мой будет только с четвёрками и пятёрками. Э-хе-хе... В конце мая, когда нам выдали расписание экзаменов и консультаций, химоза успела шепнуть мне: «Тринадцатого в РУНО совещание по поводу выпускных вечеров, так что директора не будет! – именно на тринадцатое июня был поставлен экзамен по химии. – Я поставлю тебе «три», и итоговая выйдет «тройка»!»
Эта зараза знала обо всём и составила расписание экзаменов так, чтобы химия совпала с директорским совещанием! Скотина!
Блин... Хорошо ещё, что предупредила. Спасибо, дорогая учительница, дала время подумать!
Я понимал – единственное, что может меня спасти, это её отсутствие на экзамене. Тогда принимать химию станет биологичка, и всё будет в порядке!
Но что сделать, чтобы химоза тринадцатого не появилась в школе? Она одинокая женщина, и нет человека, с которым может случиться несчастье и это обстоятельство преградит ей дорогу в школу. Убить генерального секретаря? Она всего лишь расстроиться и в лучшем случае экзамен перенесут. Да это и не смешно, это глупо...
Она даже о собственной боли, хоть уже и испытанной, не особенно переживает... Вот если бы ей сожгло тогда полноги, может...
Я хорошо всё это понимал и поэтому принял решение... А что было делать? Другого выхода у меня не было! Ведь только при аттестате без троек я получал право сдавать всего два вступительных экзамена в институт – ввели столь удачное условие в этом году! Ну как можно было упускать такой шанс?! Никак нельзя!
...Решение нисколько не испугало меня. Наоборот, я сосредоточился, всё обмозговал. И...
Накануне экзамена я отнял у химозы её булочку с изюмом. Я умный, и всё прошло гладко, без свидетелей.


Глава 1

Ненасытный монстр-дождь пировал, жадно поедая горячие летние дни. Монстр напал на московское лето, безжалостно отнимая у города тепло. И хохотал до слёз, радуясь победе.
Москвичи недовольно посматривали на монстра и, огорчённо вздыхая, скрывались под зонтами от порывов его хохота...
...Цветастый зонтик отважно отражал потоки дождя, надёжно защищая девушку, которая шла очень быстро, легко перескакивая через лужицы. Она почти не обращала внимания на дождь и старалась не промокнуть лишь по привычке.
Когда она достигла пятиэтажного здания старой постройки, почувствовала, как задрожали ноги и мгновенно пересохло во рту. Ещё бы... Ведь она оказалась в здании педагогического института. Да не просто так, а узнать результаты вступительных экзаменов.
Вся дрожа, будто в ознобе, девушка подошла к стенду, на котором были прикреплены листы со списками счастливцев. Счастливцев, успешно сдавших вступительные экзамены и зачисленных в институт.
Взгляд её устремился к перечню фамилий. Как обычно, было очень много фамилий, начинающихся на «К», но зато по этой букве было легко ориентироваться, ведь её буковка была следующей. И...
Есть!
Лаврентьева Ольга Михайловна.
Глаза Оли радостно вспыхнули – поступила... Поступила!!! А ведь как боялась – вдруг не хватит её девятнадцати баллов...
С этого момента жизнь показалась Ольге Лаврентьевой сказочной, как и всё окружающее. А любимый дождь и вовсе стал божеством, этот ливень, обрушившийся на Москву!
– Списки по группам и расписание занятий будут 27 августа, – прочитала она объявление, помещённое под перечнем поступивших. – Как же здорово!..
Как же всё здорово и прекрасно!
Она вышла на улицу и... побежала! Она, подхваченная крыльями удачи, спорхнула со ступенек и, не открывая зонта, помчалась под благословенными дождевыми струями! Нет, не обманул её любимец-ливень... Будто нарочно намекал на осуществление её желания!.. Оля бежала, с удовольствием шлёпая по лужам и разбрызгивая вокруг себя фейерверки дождевой воды.
Теперь быстрее домой!
В метро Оля немного пообсохла. Её даже не беспокоила духота, до того она была рада! Но всё же, оказавшись на поверхности, она с наслаждением вдохнула приятного влажного воздуха. Жизнь прекрасна!
Лето 1987 года Оля Лаврентьева не забудет никогда в жизни. Счастье незабываемо!
…Оля жила в самом конце Ботанической улицы, там, где улица упиралась в железнодорожную линию. Это был тупик, который Оля называла «небермудский треугольник». Потому что скопление кирпичных домов было тихим, уютным и очень симпатичным местом, и жить в этом треугольном квартальчике, притаившимся за громадой Ботанического сада, было замечательно.
Ливень закончился, ушёл, унося за собой шлейф из моросящего дождичка. И Оля наслаждалась мягкой, пасмурной погодой и своим хорошим настроением.
Вот она нырнула во дворы, где могла бы ориентироваться даже с закрытыми глазами, и увидела свой дом – дом, застеленный дождевым тюлем, показался ей ещё более любимым. Или, может быть, Оля повзрослела за прошедший час? Но как бы там ни было, она с улыбкой вбежала в подъезд своего кирпичного жилища.
Её родной подъезд, где всё близко и знакомо: и выбоинки на ступеньках, и потёртые перила, и почтовые ящики. И запах – хороший аромат чистого дома.
– Вечер добрый, – услышала Оля, когда преодолела один лестничный пролёт.
Она вздрогнула и... улыбнулась.
Сегодня всё вызывало сияние её прекрасных глаз. Даже приветствие этого мальчика-соседа Димы, который жил этажом выше.
– Вечер? – она взглянула на часики. – Действительно, уже пятый час... Здравствуйте.
Он, словно заворожённый, смотрел на неё. Они столкнулись на лестничной площадке возле окна, и Дима впервые заметил, что на свету её серые глаза становятся голубоватыми.
– Вы в институт поступили? – смущённо проговорил Дима, и щёки его порозовели.
– Угадали! – кивнула Оля.
И подумала: «Странно, мы с ним общаемся на «вы». Хотя, нет, не общаемся. Всего лишь здороваемся. Это мамы наши стали приятельницами, вместе иногда в Ботанический сад гулять ходят».
– Поздравляю.
– Спасибо.
И Оля пошла вверх по лестнице.
Дима зашагал вниз.
На верхней ступеньке она остановилась и взглянула в окно – через мутноватые стёкла было видно, как сосед-Дима идёт прямо через двор, бредёт, опустив голову.

* * *

Она никогда не понимала, почему смотрит на него. Наверное потому, что очень часто видит его в окно. Отчего-то так получалось: стоило ей посмотреть в окно, так в большинстве случаев Оля видела этого мальчика.
– Просто он возвращается из школы, когда я уже успеваю пообедать, – решила она. – И уходит на какие-то спортивные занятия, когда я заканчиваю делать уроки. Случайные временные совпадения.
Дима с семьёй переехал в их дом три года назад. Соседи сверху разъезжались – молодая семья и свекровь. А Димина семья соединялась.
– У них отец запил, – мама Оли узнала об этом от собиравшейся уезжать соседки. – И жена устала: его запои детей травмировали и её мучили. Они развелись и разъехались. А через несколько лет мужчина одумался. Сам бросил пить – а это важно, ведь лечиться без толку, если нет желания завязать с алкоголем. И вот теперь съехались снова...
Когда Оля увидела Диму в первый раз, то решила – он намного моложе, пацан.
Он не пошёл в их школу, ездил в старую.
«Сколько же ему ездить! – подумала тогда Оля, но... – Я бы тоже не смогла перейти в другую школу».
Дима был небольшого роста, здоровался с ней на «вы»... Именно поэтому Оля решила, что разница в возрасте у них не меньше трёх лет! И каково же было её удивление, когда после летних каникул новый сосед Дима вырос! Он стал выше Оли сантиметров на пятнадцать, а то и больше! И...
– Здравствуйте, – его густой голос удивил её не меньше его стремительного роста, когда они столкнулись возле подъезда.
Оля кивнула, а он улыбнулся её изумлённым глазам.
... – Мам, у нас мальчишки после восьмого класса вытянулись очень заметно, – растерянно глядя в окно на идущего к подъезду Диму, как-то проговорила Оля.
– Это ты про нашего соседа сверху? Так он же всего на год моложе тебя, Оль!
– Да-а?
– Да.
– С соседкой, его мамой, в нашем магазине в очереди разговорились. До этого только здоровались, а тут... Знаешь, такая приятная женщина оказалась! Мы даже с ней договорились в субботу на пару часиков в Ботанический сад сходить.
Оля улыбнулась маме.
На год моложе. Но ведь на целый год!
Тогда, в шестнадцать лет, год был внушительным временным отрезком. Наверное потому, что ещё много-много времени впереди. И только не одно прожитое десятилетие позволяет даже пять лет считать незначительной разницей в возрасте: а уж год-то...
Но тогда этот самый год был пропастью, которая разделяла их.
Оле казалось при их случайных встречах, что Дима – этот милый мальчик – хочет о чём-то ей сказать, так он смотрел...
Но этот самый год не давал ни ей понять, ни ему решиться.


_________________

Танюша,спасибо , обязательно прочитаю ! и эту книгу тоже буду читать ))и не извиняйтесь , всем нормально

Оля, мне понравилось, буду читать.
СПАСИБО.

Я однозначно в читателях.

Мне нравится! А ведь ещё двое должны появиться!

Благодарю тех, кто откликнулся!
_________________

 » Глава 2

– Есть такой анекдот: «Мальчика воспитывала бабушка. Поэтому он уже в 7 лет научился вязать на спицах, качаться в кресле-качалке и за 30 минут, кряхтя, засовывать нитку в иголку».
Как это ни грустно, но анекдот этот обо мне. Грустно. Грустно, потому что плохо жить в комнате с бабкой. Бабка моя не только храпела. Храп её заливистый был пустяком, я уже привык к нему. Хуже было тогда, когда она вдруг среди ночи начинала молиться. Неожиданно подскакивала к окну, отдёргивала шторы и начинала!.. Она причитывала, подвывала, стоя у окна, запрокинув голову. Какой уж тут сон! А тем более мне было страшно – ведь в Бога верить нельзя, а она...
А днём бабка со мной занималась – учила вязать и вышивать. Учила и приговаривала, что хотела внученьку, а родился я. Но оттого, что и мама моя тоже мечтала о девочке, я получился мальчиком прилежным.
Эх, бабуля! А как тут было не стать прилежным, если хотелось тишины и покоя! Уж лучше слушать, как бабка бубнит, обучая меня, чем как кричит, давая советы отцу.
Мой отец был ей зятем, и ненависть к нему процветала у бабки на генном уровне. И каждый вечер, как только отец возвращался с работы, она начинала... И мама тут же делала мне знак: я напоминал бабуле об отложенном вязании и уводил её в комнату.
А отец с матерью облегчённо вздыхали.
Только вот когда отец приходил выпивши, он врывался к нам в комнату, выхватывал у меня вязание или вышивание и начинал орать на бабку – «Что ты делаешь с пацаном, сука?! Разве это парню надо?!»
На трезвую голову он предпочитал тишину и отмалчивался, а вот стоило после работы распить с приятелями бутылочку!..
Закончилось всё это глубоким запоем. И мать отца выгнала – ежедневные словесные потасовки с дикими воплями, временами доходившие до драки, выдерживать стало невозможно.
– Прекрасно! – заявила счастливая бабушка. – Поживу спокойно на старости лет!
И выставила меня в большую комнату к маме.
И тут я такое узнал! Ого-го! Мне было шесть лет, и обнажённое женское тело стало для меня потрясением. Дело в том, что мама спала голой. Поэтому весной и летом, когда светает рано, я такого насмотрелся!
– Мам, а что это у тебя такое? – спросил однажды я, указывая на её грудь.
– Это булочки, – улыбнулась мама. И, указав на сосок, добавила: – С изюмом. Когда ты был маленький, я тебя ими кормила.
– Я их ел?
– Да. А потом они опять выросли! – хохотнула мама.
...Бабушкино счастье длилось недолго: папа прошёл курс лечение в ЛТП, перестал пить, попросил у мамы прощения и вернулся к нам.
Кстати, тогда и я содрогнулся не меньше бабушки, ведь придётся вернуться в её комнату! Опять, опять слышать её храп и просыпаться от молитвенных стенаний! И вздохнул с сожалением: мне так нравилось смотреть на мамину грудь – белую, надутую, с коричневым изюмом посередине.
Зря я напрягался – бабка не стала тогда брать меня в свою комнату. И... я узнал, что папа обожает поедать мамины булочки с изюмом. «Хорошо ещё, они к утру отрастают! – думал я тогда. – А то ведь почти каждый вечер набрасывается на них!»
С этим возвращением отец стал для меня мужчиной. И я даже немного ревновал маму – теперь только отцу доставалось смотреть на её прелести. Хотя она по-прежнему спала голой, мне редко перепадало на неё полюбоваться. Теперь папа, спавший с краю, загораживал её от меня. А когда мама вставала, и если я уже не спал, отец всегда напоминал ей, что парень-то здесь! И она постепенно подчинилась его воле, поднималась, поворачиваясь спиной ко мне. Хотя и на это папа ворчал.
– Да ладно тебе, – весело отвечала мама. – Попы-то у всех одинаковые!
Но это она ерунду говорила! Ничего одинакового...
...А потом выяснилось, что мама беременна. И чуть больше, чем через полгода я всё же снова переселился в бабкину комнату, а на месте моего диванчика у родителей появилась деревянная кроватка для малыша. Закончилась моя жизнь, наполненная интересными наблюдениями. Эх...
У бабушки, как я не пытался, ничего увлекательного увидеть не удалось – она приходила спать уже переодетой в ночнушку, которая у неё была закрытой и очень длинной. В общем, от бабки шёл один негатив.
С рождением братика я хоть и смог иногда любоваться грудью моей мамули, это было уже не так приятно и радостно. И всё потому, что я ему завидовал! До судорог... что-то сводило в самом низу живота и порой темнело в глазах. Ведь этот малыш сосал мамину грудь и трогал её ладошкой... И не понимал, глупый, как ему везёт!
А как я хотел потрогать...
Но это было невозможно. Поэтому мне оставалось только мечтать. Мечтать о том, что я женюсь. И тогда!..
Я мечтал, что булочки с изюмом моей жены, будут только моими. И ещё я решил, что ребёнка у нас не будет, потому что делить прелести жены я ни с кем не собирался! А тем более я представлял мою будущую жену ОСОБЕННОЙ, предназначенной только мне! Для меня одного! Не то что эта…
Я домечтался до того, что в один прекрасный момент усомнился – а есть ли вообще такая совершенная женщина? Ведь первое моё увлечение закончилось плачевно.
Зря я сомневался. Оказалось, что сила мысли способна материализовываться. Я уже не ожидал встретить такую женщину, но встретил!
И встреча эта перевернула всю мою жизнь!


Глава 2

Родители Оли Лаврентьевой давно решили, что не станут вмешиваться в жизнь дочери со своими умными родительскими советами. Правда, если случай не окажется из ряда вон выходящим. А так, пусть лучше ошибётся и сама поймёт, как правильнее поступить. Ведь учиться можно только на своих ошибках.
Конечно, они смогли принять такое решение, потому что помнили себя в молодые годы. А ещё были уверены в благоразумии своей девочки. Ведь с самого рождения Оля была умницей. Она не капризничала, не ходила по лужам, не кидалась песком в сверстников – ничего экстремального. Только иногда немножко упрямилась.
Однажды, когда мама сказала, что пора учиться завязывать шнурочки, девочка отказалась – так неохота было возиться с этими тонкими, длинными штуками! В тот день Оля вышла на прогулку с развязанными ботиночками. Почти сразу же шлёпнулась – да, это не по высоким ступеням шагать, не задевая болтающихся шнурков. Упала, измазала и немного расцарапала ладошки. Но не заплакала, а поднялась и пошла в сторону подъезда. И дома, приведя себя в порядок, принялась за завязывание шнурков. Пока, наконец, не научилась.
После этого случая Оля стала ещё покладистее. Всё пошло гладко.
Годы шли, шли, а она не совершала ни одного взбалмошного поступка и не принимала ни одного бездумного решения, особенно свойственного подросткам. Может быть, всё так удачно в её жизни получалось ещё и потому, что Оля Лаврентьева была складной: когда росла, она чудом избежала угловатости и непропорциональности. И расцвела прекрасной девушкой. Всё было очень хорошо!
Но вот...
– Кошмар! Что же делать, Миша? – зашептала мама, закрывшись с мужем в спальне.
– А что?! – Олин отец понимал, что необходимо запастись терпением перед этим разговором с женой. – Любушка, она же не водителем троллейбуса работать собирается!
– Да в школе работать ничем не лучше! В троллейбусе ты хоть отгорожен от толпы, а там!.. Она просто не понимает, что это за нервотрёпка! Помимо детей, ещё все эти подводные учительские течения!
Михаил погладил жену по плечу – в её громком шепоте уже зазвучали истерические повизгивания. Надо ей успокоиться, а то так и до головной боли недалеко.
– Оля просто получит высшее образование! А если поймёт, что педагогика – это не её, то закончит другой институт! Всего два года и – второе высшее!
Муж ласково улыбнулся.
– Мишенька, ну если бы она хотя бы собралась предметником, а то ведь – учительницей начальных классов!
– Конечно, она же первую учительницу свою обожает!
– Да, Елена Сергеевна для неё – это всё! Они до сих пор всем классом к ней бегают!
– Ну, и что тебя не устраивает? – пожал плечами муж. – В конце концов, Любушка, Оля пошла по твоим стопам!
Любовь Васильевна вздохнула и с укором посмотрела на мужа.
– Миша, я тебе говорю – если бы она ещё предметником пошла, я бы так не волновалась! – Любовь Васильевна села в кровати. – И лучше – математиком!
– Почему?! С маленькими-то легче!
– Ну, во-первых, не легче! Малышей тяжелее организовать и приучить к порядку! Да и учатся они ещё неосознанно! А во-вторых, у учителей начальных классов зарплата – восемьдесят рублей! Не ценят в нашей советской стране труд учителей!
Олина мама была преподавателем английского языка. В обычной общеобразовательной школе она работать не смогла. Её угнетали склоки учителей – не все, конечно, вели себя недостойно, но всё же! А эти сюсюканья с завучем и директором по поводу распределения часов! Да и классное руководство: Любовь Васильевна совершенно не горела желанием готовить все эти праздники, проводить родительские собрания и классные часы, а уж культпоходы!.. Она хотела просто преподавать свой любимый английский язык, и всё.
Именно поэтому Любовь Васильевна, в конце концов, перешла в вечернюю школу – это было очень разумным решением. В вечерней школе она была единственным преподавателем иностранного языка, классного руководства не имела. А днём спокойно занималась репетиторством. Любовь Васильевна стала заниматься тем, чего хотела, и что не разрушало нервную систему!
Но вот её Оленька...
– Может, Ольга пойдёт в науку! – не сдавался Олин отец. – И вообще, педагогическое образование очень хорошее, не помешает! А тем более у нас отлично готовят учителей начальных классов! Оля будет разносторонне образованной, грамотной! Её даже рисовать научат!
– Миша!
– Правда! И ты зря так переживаешь!
Любовь Васильевна заплакала, она совершенно не хотела, чтобы дочь шла в этот институт.
– Миш, может стоит вмешаться? Единственный раз! А? Лучше пусть идёт в экономический, она же у нас умненькая, поступит!
– А если мы вмешаемся, а потом она будет страдать из-за неправильно выбранной профессии?
– Нет! Давай попробуем?..
– Любушка, давай не будем отступать от принятого семнадцать лет назад принципа! Посмотри, какой Ольга у нас умницей выросла! Всё делать умеет, характер твёрдый, но сама она ласковая!
Их замечательная Оленька!


* * *

Весь первый курс Оля была погружена в учёбу с головой. Из спецпредметов пока была только психология, да и то вводный курс – будущих учителей постепенно приобщали к выбранной профессии. И это было хорошо, потому что по другим дисциплинам нагрузка оказалась нешуточной. Ведь выяснилось, что учёба в школе была детским лепетом.
Ведь, например, физика в школе – это природоведение, по сравнению с подходом и подачей этой науки в ВУЗе.
А русский!.. Как же подробно изучали язык в институте! В тончайших, мельчайших подробностях! И глубины фонетики, о которых она даже не подозревала! И состав слова – все варианты приставок, корней и суффиксов с их написанием!
– Мам, в глаголах, например – учиться – «ся» – это не суффикс, как мы проходили в школе, а постфикс! – Оля не уставала делиться с мамой своими знаниями. Делилась, даже не подозревая о том, что своим желанием всё это изучать успокаивает её.
И далее, во всех подробностях и с изучением особенных, частных случаев: например, склонение слова «дитя». Кто – дитя, кого – дитяти, кому – дитяти, кого – дитя, кем – дитятею, о ком – о дитяти.
Оле очень нравилось! Хоть было и трудновато. Ведь ещё всякие там: история партии, математика... Весь первый курс она отчаянно плыла! И только в самом конце привыкла к необычно высоким волнам разных наук, к их силе и красоте.
В финале второго семестра Оля словно вынырнула повыше, опомнилась, оглядела окружающий мир – весна... конец тёплого апреля! Уже почти половина 1988 года прошла! Ничего себе!
– Оль, давай на какой-нибудь концерт сходим, что ли? – предложила однажды приятельница по институту Наташа. – А то совсем засахарились в своей учёбе!..
Они купили билеты в ближайшей театральной кассе – выбрали концерт-съёмку шоу «16×16». В «Олимпийском» комплексе!
На таких концертах Оля не бывала. С классом ходили только в театры, а тут... Наверное, необычно! Это что-нибудь особенное!
Оля встретилась с Наташей у эскалатора на радиальной станции «Проспект Мира» и всего через несколько минут удивилась, что почти вся толпа из метро движется наискосок, к «Олимпийскому».
– Конечно, там, наверняка, не одна тысяча уместится! – Наташе нравилось такое столпотворение. – Представляешь, что в зале твориться будет!
– С трудом, – ответила Оля и почувствовала нешуточный интерес.
Действительно, одновременно так много человек будут смотреть, слушать, аплодировать! И потом, окружающие были не похожи на людей, которых Оля привыкла видеть в театре. Во-первых, люди кругом были приблизительно одного с ней возраста, а во-вторых, одеты были вольготно – никаких костюмов или платьев, только удобные джинсы или соблазнительные мини-юбки. Благо, толпа, стремящаяся к «Олимпийскому», позволила Оле в брючном костюме и Наташе в вельветовом платье слиться, раствориться и стать незаметными.
Девушки нашли нужный подъезд, потом по бетонным лестницам добрались до интересующего их отсека и устроились в пластиковых креслицах. Они с интересом оглядывали огромный зал «Олимпийского».
Совсем скоро стало ясно, что зрители не будут сидеть на местах и в тишине слушать исполнение песен. К рёву собравшихся присоединилось оглушительное звучание динамиков. Всё вокруг ухало и бухало, зрители визжали, подпевали и прыгали. Прожекторы сочно освещали сцену и мазали своим ярчайшим светом зрителей.
Полчаса Оля привыкала к созданной техникой, исполнителями и зрителями обстановке. И постепенно стала различать слова, слышать мелодию и перестала обращать внимание на прыгающих и орущих людей вокруг.
Когда закончилась первая половина концерта, и всё стихло, Оля с Наташей улыбнулись друг другу: выключили прожекторы, зал оказался в мягком свете, рёв превратился в едва слышное журчание голосов. Народ потянулся к выходу.
Девушки не торопились покинуть свои места, решив отдышаться, прежде чем вновь попасть в людской водоворот.
И вдруг Наташа осторожно похлопала Олю по руке и произнесла тихо:
– Посмотри направо, наискосок. Там сидит парень и смотрит на тебя как-то странно.
Оля, не поворачивая головы, поглядела в указанную сторону.
Незнакомый молодой человек уставился на Олю немигающими глазами. От его взгляда у Оли холодок пробежал по спине. Его немигающие тёмные глаза – чёрные! – пугали и завораживали одновременно. Он будто пришпиливал её своим взглядом. Оля вздрогнула и отвела глаза. Она взяла Наташу за руку, и они вышли из зала.
В дневном свете сразу стало спокойнее и теплее – никогда раньше Оля не думала, что лампы дневного света способны приободрить. Девушки пошли в буфет.
– Хорошо, что обождали немного, – вздохнула Наташа, когда они пристроились в успевшую укоротиться очередь. – Знаешь, Оль, ненормальный взгляд какой-то у того парня.
– Может, он меня перепутал с кем-нибудь? Вот и смотрел так: решал, его это знакомая или нет, – Оля махнула рукой и улыбнулась.
Они купили себе по «фанте» в бумажных стаканчиках и по пирожному-колечку из песочного теста, посыпанного жареным арахисом.
Наташа бесперебойно болтала, впечатлений от увиденного у неё была масса.
– Оль, а ты всех знаешь, кто выступал?
– Почти ни о ком раньше не слышала.
– Ну и как тебе?
– Песни четыре мне понравилось, не больше.
– Вот это и есть перестройка – поют все, кому не лень!
Наташа села на свой любимый конёк – поговорить о плодах перестройки и о моральных устоях современного общества. Оля же время от времени кивала ей.
А сама не могла избавиться от воспоминаний о только что увиденных глазах. Это сначала она так подумала – «Перепутал этот парень меня с кем-то». А вот сейчас, немного побыв вдали от его взгляда и поразмыслив о своих ощущениях, ей показалось: «Взгляд его будто обдувает холодом... могильным».
Они зашли в зал, когда почти все места были заняты и шум голосов, ожидавших продолжения концерта, поглотил их. Не успели Оля с Наташей пробраться к своим местам, как началась вторая половина концерта.
И снова прожекторы, грохот, крики. Но уже не случилось оглушающего удивления, они уже успели привыкнуть к безумной атмосфере концерта популярной музыки...
...Как только зажёгся обычный свет, Оля тут же снова посмотрела направо, наискосок – на месте ли тот парень со странными глазами? Его не было: то ли ушёл раньше, то ли вообще не пришёл на вторую половину, ведь Оля не видела его, заходя.
От того, что больше не придётся сталкиваться с этим чёрным взглядом, она повеселела. Значит, можно спокойно, не ожидая неприятных ощущений, идти к метро.
Наташа с Олей спустились по эскалатору спорткомплекса, прошли к выходу... Они направились по кругу, в сторону спуска к улице Щепкина, и когда уже пошли направо...
– А вам кто-нибудь говорил, что вы самая красивая женщина на свете?
Девушки замерли – перед ними стоял тот самый парень, и ужасный взгляд его был устремлён на Олю. Да ещё слово это – «женщина»!
Наташа тут же взяла Олю под руку, и они попытались обойти парня. Но не тут-то было! Он быстро преградил им дорогу.
Благо, девушки даже не слишком испугались, потому что откуда-то сбоку вырос высокий молодой человек и оттолкнул странного субъекта.
– Ну, пацан, в чём дело-то?
Девушки смотрели на своего неожиданного избавителя. Но Оля всё же заметила, что «парень-взгляд» не ушёл, а всего лишь посторонился. Мимо них проходили десятки людей, и он, видимо, решил из толпы наблюдать за ними.
– Привет, Лен! – избавитель приблизился к ним и поцеловал Олю в щёку – именно к ней он обратился, назвав Леной. Оля поняла мгновенно, что сделал незнакомец это для того, чтобы окончательно избавиться от преследователя со странным взглядом. – Лёшка, иди сюда!
К ним подошёл ещё один молодой человек, такой же высокий и спортивный.
– Ты чего, Юр? – едва слышно поинтересовался он.
Значит, спасителя звали Юра. И этот незнакомец не казался посторонним, будто всё так и должно было произойти, эта их встреча.
– Вот, познакомься, это моя Лена! – Юра взял Олю под руку.
– Здравствуйте, – кивнул Лёша.
– А это Наташа, моя подруга, – тут же подыграла Оля и осторожно посмотрела в сторону: тот, со странным взглядом, стоял всего лишь метрах в трёх от них. – В «Олимпийском» мы вас не нашли!
– Там такая толчея, – Юра направился в сторону метро, увлекая за собой Олю. И говорил, нарочно, громко. – Надо было условиться о месте встречи! Не ожидал, что там всё одинаковое и несколько невзрачное!
– Простовато там, это точно, – кивнула Наташа.
– Это же спортивный комплекс, а не концертный зал! – подал голос Лёша.
Они перешли проезжую часть улицы Щепкина и остановились возле церковной ограды.
– Спасибо, – тихо произнесла Наташа. – Выручили, а то этот тип ещё в зале на Олю пялился!
– Вас Олей зовут? – улыбнулся Юра. – Очень приятно!
– Спасибо, – она улыбнулась в ответ.
– Тогда давайте мы поможем вам от этого придурка окончательно оторваться, – предложил Лёша.
– Да, он же следить может! Весной у психов обострения всякие бывают! – кивнул Юра. – Пойдёмте в сторону метро.
Наташа с Лешей пошли первыми. А Юра с Олей вслед за ними: он так и держал её под руку. И она поймала себя на мысли о том, что ей это нравится.
– Оль, по верху к тебе домой можно добраться?
– Да, – кивнула она, – только, конечно, с пересадками! – и улыбнулась: – На троллейбусах!
– Ну и отлично! – «Вот так неожиданно можно повернуть судьбу! Да не одну! Самому!»
Войдя в фойе, они опустили по пятачку и прошли через турникеты.
– Думаешь, он следит за нами? – спросила Оля, глядя на Юру, стоящего перед ней на эскалаторе.
– Наверняка. Взгляд у него какой-то жуткий, даже мне не по себе было, – Юра сморщил нос. – Я его заметил, когда мы с Лёшкой вышли из «Олимпийского» – стоит против движения толпы и высматривает кого-то... Мне даже стало интересно.
Оля кивнула. И улыбнулась ему – симпатичный, с приятным взглядом. Он стоял на ступеньку ниже, но был одного роста с Олей. Широкоплечий...
Юра не просто так встал против хода эскалатора, он высматривал этого странного паренька. Он даже не спросил себя – почему решил помочь. Сначала он просто не мог допустить, чтобы какой-то псих приставал к девчонкам, а уж когда увидел Олю! Лучшего повода для знакомства судьба подарить не могла... – Едет, – чуть слышно сказал Юра. – Сейчас ничему не удивляйся, хорошо?
Оля кивнула. И почувствовала, как крепко он взял её за руку.
Они попрощались с Наташей и Лешей, которые пошли на переход, а сами подошли к платформе, от которой отходили поезда в сторону центра.
– Вообще-то мне на другую платформу, – прошептала Оля.
– Вот и хорошо. А тем более мы поедем на троллейбусах!
Они пропустили пару поездов: Юра показывал Оле жестами, что слишком много народа, и она соглашалась подождать другой состав.
– Стоит в следующем пролёте и то и дело высовывается, смотрит, не садимся ли мы!
Оля глубоко вздохнула – «Всё же жутковато...»
Когда подошёл очередной поезд, Юра взял её за плечо и плотно притянул к себе. Они зашли последними в уже не слишком полный вагон – основная масса народа, пришедшая из «Олимпийского», успела схлынуть. И только из динамиков послышалось – «Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Тургеневская»!» – Юра выдернул Олю из поезда. Двери шлёпнули прямо перед ними.
Они оказались на пустой платформе. Мимо поплыли вагоны. И в одном из них, прислонившись лбом к стеклу, проехал в сторону темнеющего туннеля тот самый парень.
Его жуткий тёмный взгляд с ненавистью промелькнул мимо Оли – холодок вновь пробежал по всему её телу, да так, что она почувствовала озноб.
Поезд исчез в тёмной дыре, унося с собой те ужасные глаза, чёрные, как страшная ночь...

* * *

Впервые Дима увидел этого парня как-то в конце мая, когда возвращался из школы. День тогда выдался солнечный, в школе был полный порядок – Дима шёл и думал о том, что сегодня у соседки Оли глаза голубоватые, светящиеся.
Он заметил эту её особенность в тот день, чуть меньше года назад, когда встретил счастливую, поступившую в институт. В полумраке глаза были серые, но стоило свету добраться до зрачков, как глаза светлели. А уж когда день оказывался солнечным!.. И с тех пор каждое утро, проснувшись, Дима думал о цвете глаз соседки снизу, раздвигая шторы.
– Прямо лето! – улыбнулся Дима, шагая вдоль ограды Ботанического сада.
И тут он увидел Олю, а возле неё какого-то парня. Её Дима узнал даже со спины, а вот спутника видел впервые. Дима остановился – нет, его не легко было назвать парнем, это был молодой мужчина. И видел он этого мужчину впервые, это точно. И уж, конечно, это не родственник, но явно и не сокурсник Оли: вряд ли такие высокие, широкоплечие экземпляры учатся в пединституте.
И... он так уверенно шёл возле Оли, касался её плеча. То и дело...
Они остановились, видимо прощались.
Дима перешёл дорогу и поспешил скрыться во дворах. Он побежал к своему дому, вмиг добрался до третьего этажа, влетел в квартиру, звучно хлопнув дверью.
– Дим, ты чего?
Из комнаты вышел младший брат. Гена был первоклассником, учился в ближайшей школе и домой приходил в половине первого.
– Ничего, Генусь, просто сквозняк.
Дима бросил дипломат в коридоре, метнулся к окну. И почувствовал странные, беспокойные переживания. И ещё... боль, дикая боль сдавила грудь...
...Оля показалась минут через пять – она шла так легко и улыбалась! И глаза её, наверняка, светились как чистое солнечное небо!
– Конечно, это глупо... – Дима опустился на табурет и глотнул воздуха – боль зашевелилась и стала просачиваться наружу.
Конечно. Он ведь моложе её... Он всего лишь сосед-мальчишка, с которым Оля всего-навсего здоровается и который обращается к ней на «вы».
Конечно, они ведь разговаривали один-единственный раз, в тот день, когда она узнала, что поступила в институт. Лишь раз... Да и разве можно это назвать разговором? Нет. Они только перебросились парой фраз!..
Дима встал, снова подошёл к окну. Он смотрел на хоккейную площадку, в которой летом мальчишки гоняли мяч... Вот и он для неё такой же паренёк, гоняющий мяч.
Дима вздохнул – не надо было молчать! Конечно... Конечно!
А он?
А он радовался – как пацан! – из-за того, что они часто сталкиваются с ней у подъезда!
А он старался лишний раз посидеть с мамой на кухне, особенно после её прогулок по Ботаническому саду с тётей Любой, Олиной мамой. Чтобы уловить какие-нибудь слова о ней, об Оленьке! Соседки стали приятельницами, а тем более Оля была первокурсницей – впечатлений масса! А Дима в институт как раз собирался поступать... Женщины много говорили о своих детях.
– Да! И Олина мама не говорила ни разу, что у её дочери появился парень. А ведь наверняка сказала бы! – Дима уцепился за эту мысль и потянул как за верёвочку. – Может, Оля ещё не решила, стоит ли говорить о нём маме потому, что не уверена, серьёзно ли это всё? Может, это и не серьёзно!
Может, это и не серьёзно?..
_________________

даже мне не по себе стало от взгляда озабоченного парня.. Представляю каково Ольге.
спасибо за главу!
_________________