Перед Рождеством и после (сборник миников по Сумеркам)

 » Перед Рождеством и после (сборник миников по Сумеркам)  [ Сборник ]

  Содержание:

  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (Оксана Чекменёва)

  Подписаться на автора

  Открыть в онлайн-читалке

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: yafor; Оксана Чекменёва; Дата последней модерации: 06.03.2017

 » Очень страшный праздник (юмор)

ОЧЕНЬ СТРАШНЫЙ ПРАЗДНИК

– Шесть-коша! – радостно завопил Эдвард, глядя на выпавшие кости, и бодро застучал фишками по игровому полю. Я взвыла. Впервые за вечер у меня появился призрачный шанс на выигрыш, но невероятно удачный бросок костей помог Эдварду задавить моё преимущество на корню. Обидно. Играть совсем расхотелось, и я начала думать, как бы прекратить игру до того, как она выльется в очередной позорный проигрыш, но в голову ничего не приходило.

Помощь пришла неожиданно и очень вовремя.

– Эдвард, сколько раз я просила убрать ёлку? – раздался голос моей свекрови. – С Рождества прошло уже три недели, бедное дерево скоро корни пустит. Иди и начинай разбирать! Вот прямо сейчас!

– Ма-ам! – застонал Эдвард. – Ну, почему я? Почему не Эмметт с Джаспером?

– Мальчики на охоте, – напомнила она очевидное.

– А вчера мы с Беллой были на охоте, почему же ты их не заставила?

– Эдвард, ты ведёшь себя, как ребёнок. Иди и разбери эту ёлку, в конце концов.

– Да, Эдвард, пойдём, разберём, раз Эсми просит, а потом доиграем, – с энтузиазмом подхватила я, вскакивая с кресла и якобы случайно задевая бедром журнальный столик, который тут же опрокинулся, и все фишки рассыпались по ковру. Ничего, мне, как новорожденному вампиру, некоторая неуклюжесть простительна! – Ой, какая же я неловкая! Теперь не получится доиграть.

– Не переживай, дорогая, я запомнил, как лежали фишки, мы обязательно доиграем, – «успокоил» меня Эдвард и, услышав мой стон разочарования, ехидно ухмыльнулся, показывая, что прекрасно разгадал причину моей неуклюжести.

В это время Эсми принесла из кладовки кучу коробок и сгрузила их на диван.

– Только, пожалуйста, Эдвард, осторожнее, некоторые из...

– ...этих шаров старше тебя, – пробормотал Эдвард одновременно с ней. – Мам, ты это каждый год говоришь. И я всегда осторожен, в отличие от некоторых, которые в данный момент где-то шляются.

– Вот потому-то я и попросила об этом именно тебя. Мне хватило того, что в прошлом году я потеряла сразу два антикварных шарика из-за того, что твоим братьям вздумалось поиграть в жонглёров. Никогда бы не поверила, что вампиры могут быть такими косорукими, если бы сама не увидела.

– Ладно, мам, сделаю в лучшем виде, – Эдвард явно был доволен, что, по мнению матери, в чём-то превосходит братьев. – Белла мне поможет.

– Нет-нет! – вскричала Эсми испуганно. – Ей пока рано прикасаться к таким хрупким вещам. Может, на следующий год...

– То есть, я должен делать всё это в одиночку? – обречённо вздохнул Эдвард, но потом радостно воскликнул: – А папа? Папа же не косорукий!

– Я занят, – раздалось со второго этажа.

– Он всегда занят, – пробурчал Эдвард.

– Сынок, у папы важные исследования, – очень родительским тоном укорила Эсми.

– У него всегда важные исследования, – обиженно буркнул Эдвард и, тяжело вздохнув, словно осуждённый на казнь, побрёл к ёлке, стоявшей посреди холла.

– Вот и славно, приступай, а я пойду, – Эсми махнула рукой в сторону кухни. – У меня там, ммм...

– Молоко убежало? – ехидно подсказал Эдвард.

– Да-да, ты прав, молоко убеж... Эдвард!

– Ладно, мам, иди, один справлюсь, – глядя на то место, где секунду назад находилась Эсми, вздохнул Эдвард.

– Я помогу тебе, – предложила я. – Могу... ну... стремянку подержать.

– Спасибо, Белла, – легонько чмокнув меня в нос, с чувством произнёс Эдвард. – Ты настоящий друг!

Когда уже больше половины шариков было размещено в уютных постельках из ваты в своих коробках, за дверью раздались странные звуки. Я бы классифицировала их как предсмертный вой динозавров, пополам с мартовскими завываниями кошек, но, видимо, это была песня. И хотя голоса «динозавров» показались мне знакомыми, слова были на совершенно неизвестном языке. Дверь распахнулась, и в дом, с трудом удерживаясь на ногах и продолжая горланить песню, в обнимку ввалились Эмметт и Джаспер. Эдвард застонал, зажимая руками уши, что было, в принципе, бесполезно, поскольку вампиры могут слышать даже сквозь стены, так что ладони им точно не помеха. Но выдержать подобного издевательства над своим музыкальным слухом Эдвард не мог.

– Прекратите! – застонал он.

– О, Эдвард! – словно только что заметив его, Эмметт радостно кинулся обниматься и целоваться. Эдвард, как мог, отбивался от любвеобильного брата. Джаспер же, по странной дуге направился ко мне, замер в трёх шагах и с трудом выговорил:

– Р-рад пр-прветств-вть, мэ-эм, – после чего, шатаясь, попытался изобразить поклон и щёлкнуть каблуками, потерял равновесие, рухнул на четвереньки, уселся на пол и захихикал.

– Эдвард, что с ними? – спросила я, в ужасе глядя то на хихикающего Джаспера, то на Эмметта, который не оставлял попыток обслюнявить Эдварду щёку, периодически возмущённо повторяя:

– Ты меня уважаешь?

– Уважаю, уважаю, только отвяжись, – продолжал уворачиваться от его губ Эдвард. – Белла, они просто нализались, вот и всё.

– Они пьяные?! – сказать, что я была в шоке, это ничего не сказать. – Но разве вампиры пьют?

– Спиртное – нет, но если выпить кровь пьяного...

– И с этого можно ТАК опьянеть! – я всё ещё не могла осознать то, что видела своими глазами.

– Сам подобное впервые вижу, – покачал головой Эдвард, вздохнул, обречённо махнул рукой и замер с гримасой отвращения, позволив Эмметту звучно присосаться к своей щеке, после чего тот удовлетворённо выпустил «добычу» и плюхнулся на пол, рядом с Джаспером.

– Не вздумай к моей жене лезть, – брезгливо вытирая щёку подолом футболки, предупредил Эдвард. Как оказалось – зря. Услышав его слова, Эмметт начал вертеть головой, пока не сфокусировал взгляд на мне.

– О, Белла! – радостно заорал он. – Белла, ты меня уважаешь?

И встал на четвереньки, явно пытаясь подняться на ноги и идти ко мне с поцелуями. Джаспер ухватил его за ремень, дёрнул и повалил обратно на пол, после чего обнял одной рукой за плечи, а указательным пальцем другой стал махать у него перед лицом, едва не тыча в глаз.

– Не-не-не! Ж-жена брата – т-табу!

– Ну, хоть кто-то остатки мозгов не пропил, – на всякий случай придвигаясь ко мне и слегка загораживая плечом, вздохнул Эдвард.

– О! Джаспер! – обрадовался Эмметт новому объекту, возникшему в поле его зрения. – Ты меня уважаешь?

– Сколько же они выпили? – наблюдая за обнимающейся и целующейся парочкой, спросила я.

– Даже представить не могу, – покачал головой Эдвард.

– А на каком языке они пели?

– На русском.

– Они знают русский?

– Они – нет. Но это всё объясняет…

– Что объясняет?

– Понимаешь, Белла, когда ты пьёшь из человека, то на некоторое время получаешь его воспоминания о нескольких предыдущих часах.

Этого я не знала. Я вообще мало что знала о вампирах, только училась. Я пока ещё ни разу не пила из человека, Карлайл приносил мне донорскую кровь из больницы, в которой работал. Эдвард сказал, что не подпустит меня к человеческой шее до тех пор, пока я не овладею гипнозом в совершенстве, так, чтобы люди даже не догадывались, что накормили меня. Эдвард брал меня на охоту, но дальше тренировок по взятию человеческого разума под контроль, порой удачных, а порой и нет, у меня не шло.

Остальные владели этим умением в совершенстве и ни разу не прокололись, обещали, что через месяц-другой и я так смогу. Карлайл, самый старший из нас, достиг такого мастерства, что умудрялся в процессе питания определять, чем человек болен, и, взяв от него немного крови, на прощание внушал ему обратиться к врачу, или заняться спортом, или есть меньше сладкого. Мне до подобного умения – как до звезды, научиться бы просто внушать человеку забыть, что меня видел.

– И они выучили русский? За несколько укусов?

– Скорее – просто зазубрили пару песен, вряд ли понимая их смысл, разве что очень смутно. Зато теперь понятно, как они умудрились опьянеть до подобного состояния. Ты не представляешь, КАК эти русские пьют! Мне другое странно – как они умудрялись гипнозом пользоваться, они же лыка не вяжут.

– А не над-до гипноз-за! Они и не з-заметили! – радостно оповестил нас Джаспер, давая понять, что слышит Эдварда. – Они даже п-потом лезли обним-маться!

– Люблю русских! – подхватил Эмметт. – Они меня уважают! О! Ёлка!

И, обняв Джаспера, Эмметт вновь завыл что-то заунывное, Джаспер подхватил.

– О чём там поётся? – мне стало любопытно, к тому же я знала, что Эдвард точно понимает по-русски, он вообще восемнадцать языков знал.

– Про ёлку. Как она росла в лесу, и была и зимой, и летом зелёная и стройная.

– А сейчас?

– Трусливый серый заяц прыгал под ёлкой, и волк… хмм… не знал, что волки могут бегать рысью, ну да ладно, в общем, сердитый волк тоже там бегал.

– А дальше? – поинтересовалась я, поскольку парочка не имеющих слуха певцов продолжала концерт, обнявшись и раскачиваясь в такт.

– Ммм… Пап, а что такое «чу»?

– Тихо, – раздалось сверху.

– Пап, это ты не мне, это ты нашим пропойцам скажи, они же шумят, – похоже, Эдвард слегка обиделся.

– «Чу» – по-русски «тихо», – пояснил Карлайл. – Просто это слово простонародное и сейчас почти не употребляется.

– А, спасибо. А что такое «полоз»?

– Змея семейства ужеобразных.

– Понятно. В общем, там поётся: «Тихо, слышишь, как скрипит снег – это по густому лесу ползёт змея».

– Змеи ползают по снегу? – удивилась я.

– Ой, у этих русских чего только по снегу не ползает, не удивлюсь, что и змеи тоже.

– Н-да, что-то меня совсем не тянет туда поехать.

– Нам змеи не страшны.

– Всё равно не тянет. А что там дальше?

– Дальше… В общем, бежит лошадь с лохматыми ногами, порода такая, наверное, везёт… Па-ап?

– Понятия не имею. Погугли.

– Оно мне надо? В общем, лошадь что-то везёт, в этом чём-то сидит деревенский мужчина, только маленький, и он срубил эту ёлку.

В этот момент Эмметт притих и целенаправленно пополз к ёлке, Джаспер же продолжил свою партию в гордом одиночестве, и это уже не выглядело так ужасно, даже можно было разобрать мотив.

– А дальше?

– Ёлку нарядили, она пришла на праздник, хмм… ногами, что ли, а, неважно… и принесла много-много радости детям.

Джаспер умолк и сидел, блаженно улыбаясь и глядя на ёлку. Эмметт же подполз к ней, с трудом, цепляясь за ветки, встал на ноги и начал её обнимать.

– Ёлка! – умильно бормотал он, пытаясь поцеловать колючие лапы. – Ёлка, ты меня уважаешь?

Дзынь! Красивый старинный шарик слетел с ветки и превратился в кучу сверкающих осколков, даже толстый ковёр не спас.

– Ах ты, паразит! – из кухни вылетела разъярённая Эсми и стала охаживать Эмметта кухонным полотенцем. – Ты что натворил, а? Мне этот шарик ещё бабушка подарила, он же девятнадцатого века, а ты!

– Ма-ам, – ныл Эмметт, стараясь увернуться от полотенца, которое, вообще-то, никак не могло причинить ему боль. – Я нечаянно!

При этом его нетвёрдо держащаяся на ногах фигура представляла огромную потенциальную опасность для оставшихся на ёлке шариков.

– Карлайл, да уведи ты его, – в сердцах воскликнула Эсми. – Эдвард, ты разве не мог побыстрее всё убрать? Джаспер, прекрати ржать, это не смешно!

– Пойдём-ка, сынок, – появившийся рядом Карлайл забросил руку Эмметта на плечо и повёл его к лестнице. Тот покорно шёл, лишь периодически уточняя, уважает ли его папа.

– Джаспер, идём, вам нужно проспаться, – остановившись на лестничной площадке, Карлайл обратился к другому сыну. – Ох и будут же у вас завтра головы болеть!

– У в-вампиров головы не болят! – гордо возразил Джаспер.

– Много ты знаешь, – хмыкнул Карлайл, но настаивать не стал. – Эмметт, я тебя уважаю… только не надо целоваться на лестнице, рухнем вниз оба.

– Джас, тебе помочь? – спросил Эдвард.

– С-сам! – Джаспер, шатаясь, дошёл до лестницы, вцепился в перила и стал медленно, но всё же самостоятельно, подниматься вверх.

– Где вы столько пьяных русских-то нашли? Мы всё же в Нью-Йорке, – ни к кому не обращаясь, задумчиво пробормотал Эдвард. Но Джаспер ответил.

– Да в-везде! Они в-везде. Такие в-весёлые и в-всех целуют!

И он снова что-то запел, на этот раз более ритмичное. Эдвард фыркнул.

– О чём он поёт? – тут же полюбопытствовала я.

– Спрашивает, есть ли его вина в том, что он любит. И в том, что его голос дрожит, когда поёт песню?

– Во втором он точно виноват, напился, вот голос и дрожит, – резюмировала я. – А что в этом смешного?

– Так песню-то женщина поёт!

– А-а! Тогда да, смешно!

– Везде пьяные русские? – задумчиво пробормотала Эсми. – А какое сегодня число?

– Тринадцатое января, – тут же ответила я. – Хотя нет, уже четырнадцатое.

– Тогда понятно, – кивнула Эсми. – Русские празднуют старый новый год.

– ЧТО они празднуют? Какой год? – я ничего не поняла.

– Ой, Белла, не заморачивайся, никто этого понять не может, кроме самих русских, – Эдвард успокаивающе приобнял меня за плечи. – Просто они почему-то второй раз новый год празднуют, вот и всё. Наверное, чтобы побольше праздников было.

– И как я забыла про этот день, – сокрушалась Эсми, заметая в совок осколки шарика. – Я бы вообще никого из дома не выпустила. И Розали с Элис ещё не вернулись, кто знает, в каком виде они явятся. Так, Карлайл, ты уложил мальчиков?

– Храпят оба, разве не слышно? – раздалось сверху.

– Было мне когда прислушиваться! Спускайся, нужно срочно снять все оставшиеся шарики, потери ещё хотя бы одного я не переживу! Эдвард, ставь вот сюда стремянку, Белла, ты можешь снимать бантики и свечки, это тебе вполне по силам, Карлайл, тебя долго ждать?

И Эсми кинулась быстро, но аккуратно снимать оставшиеся шары. Осторожно снимая с ветки свечку и наблюдая за суетящимися родственниками, я сделала вывод, что старый новый год – это очень страшный праздник.

Конец

P.S. Если кому интересно, то Эдвард и Белла играли в нарды.

P.P.S. Какие именно песни пели Эмметт и Джаспер, догадайтесь сами!

Спасибо ! Очень понравилось! Правда, питьё человеческой крови - это по части "Дневников вампира".

Пожалуйста!

Все вампиры пьют кровь. Я решила - пусть мои делают это максимально безопасным и для них, и для людей способом.
_________________

 » Я нашла тебя! (сказка)

Я НАШЛА ТЕБЯ!

Она летела над шумным, сияющим огнями, заснеженным городом и удивлялась всему, что видела. Всё было ново, странно, удивительно, непривычно. Очень хотелось остановиться, рассмотреть, узнать получше, вспомнить, но она не могла. У Неё была цель, самая важная цель на свете – отыскать Его. Потому что больше выносить разлуку Она была не в состоянии. И ради этого нарушила все возможные законы, сделала то, чего никто и никогда прежде не делал – сбежала. Потому что, больше не могла терпеть своё одиночество. Без Него.

Они всегда были вместе, с тех самых пор, когда Она впервые осознала своё существование там, в Доме. Первое, что Она увидела, впервые открыв глаза – Его лицо, Его улыбку, обращённую к Ней, Его тёплый взгляд, Его протянутую руку.

«Ты пришла!» – сказал Он.

«Я нашла тебя!» – ответила Она почему-то. И это было правильным.

С тех пор Они не разлучались ни на минуту. Были всегда вместе. Летали, держась за руки, играли с лучами света, прыгали по мягким белым облакам. Им было хорошо вместе, и никто больше не был им нужен.

Куратору это не нравилось. Это было видно по тому, каким взглядом он смотрел на них, не осуждающим, нет, скорее печальным. Словно он заранее знал, чем всё это закончится. А они ничего не хотели знать, для них не существовало ни прошлого, ни будущего, были лишь они и окружающее их счастье. И больше ничего им было не нужно.

А потом случилось страшное. Куратор сказал Ему:

«Пора»

И Она осталась одна. Без Него. Он не хотел уходить, не хотел оставлять Её. Но от Него ничего не зависело. Открылся портал, и Он исчез. А Она осталась.

Одна.

Она не знала, сколько прошло времени. Вокруг Неё всё так же был свет и облака, но Ей уже не хотелось летать и играть, как это делали другие. Наконец, Она не выдержала, набралась смелости и подлетела к Куратору.

«Почему?» – только и спросила Она.

«Потому что, такова жизнь, – Куратор как-то сразу понял, о чём Она спрашивает. – Люди рождаются, умираю, снова рождаются. И Ему пришло время родиться.

«А я? Почему я не с Ним?»

«Твоё время ещё не пришло».

«Я увижу Его снова?»

«Не знаю. – Она удивилась, ведь Куратор был самым мудрым и знал всё. – Зависит от того, где и когда родишься ты. Этого не знает никто. Ты можешь оказаться на другом конце Земного шара…»

«Я всё равно найду Его!» – перебила Она Куратора.

«Не всё так просто. Ты можешь родиться вновь уже тогда, когда Он снова уйдёт. Но даже не это главное. Родившись, души забывают всё, что было прежде. Маленькие дети помнят, но, со временем, вырастая, забывают. Ты забудешь Дом, забудешь меня. Забудешь и Его».

«Нет, никогда!»

Куратор долго молчал, потом вздохнул и покачал головой.

«Порой души помнят. Как вы. Но это бывает очень редко, я слышал о таком от других кураторов, но сам никогда не сталкивался, у меня вы были первыми. В прошлой жизни вы были вместе, и, встретившись здесь, узнали друг друга. Ваша связь неимоверно крепка, возможно, встреться вы вновь – снова узнаете, вспомните друг друга, будете вместе. Но шанс на новую встречу неимоверно мал».

«Значит, если мы встретимся, то узнаем друг друга? Будем снова вместе? Тогда меня нужно отправить к Нему! Прямо сейчас!» – Она не понимала, почему этого не сделали сразу. Они должны быть вместе, должны! Разве Куратор этого не понимает? Ведь всё так просто.

«Это невозможно, – вздохнул Куратор. – Для каждой души определено место и время рождения, и определено не мной. Всё, что я могу – выпустить тебя тогда, когда придёт твоё время, не раньше и не позже. Прости, но всё, что тебе остаётся, это ждать и надеяться, что вы встретитесь вновь. Что-то изменить не в твоих силах».

Но Она не согласилась с этим. Если бы Она была уверена, что в итоге всё равно встретит Его, то покорно ждала бы этой встречи. Но с возможной перспективой никогда Его больше не увидеть, Она смириться не могла.

И Она стала думать. Наблюдать. Планировать. И заметила, что порой, когда две души должны уйти с небольшим перерывом, Куратор не закрывает портал после того, как уйдёт первая, он ждёт какое-то время, а потом даёт команду второй душе. И всё это время портал открыт. А значит, у Неё есть шанс. Нужно только всё рассчитать, выбрать нужное место, и…

У Неё получилось. Ждать пришлось долго, ей показалось, что очень долго, но Она дождалась. И нырнула в незакрытый портал. И хотя её словно бы удерживала какая-то невидимая преграда, Она не остановилась, Она пробилась, вырвалась наружу, не обращая внимания на крики Куратора:

«Вернись, ты погибнешь!»

Но Она не могла вернуться. Она должна была найти Его, поэтому Ей было уже ничего не страшно.

Преодолев портал, понимая, что назад дороги нет, Она притормозила и огляделась. Вокруг Неё было огромное пространство, невероятно огромное, тёмное и усеянное крошечными мерцающими огоньками с одной стороны, и светлое, с ярким, светящимся шаром – с другой. Небо, солнце, звёзды – пришли слова. Вокруг, сколько хватало глаз, появлялись и исчезали другие порталы, откуда вылетали души и неслись вниз. А внизу был другой шар, гораздо больше, разноцветный и очень красивый. Земля.

И Она сразу почувствовала – Он там, внизу, на этом красивом огромном шаре, именно там Его нужно искать.

Из портала появилась вторая душа, подлетела, притормозила.

«Куратор велел передать, что до того, как Земля сделает полный оборот, ты должна найти себе маму. Иначе погибнешь. Просто исчезнешь. Удачи».

И, махнув рукой, душа целенаправленно помчалась вниз, словно её притягивала невидимая нить. Ни минуты не раздумывая, Она кинулась следом. Да, Ей придётся найти себе маму, но сначала Она найдёт Его. Это Её главная цель. Всё остальное – потом.

У Неё даже не возник вопрос, куда именно лететь – словно незримая нить притягивала Её вниз, ниже, ещё ниже, ещё, и вот под Ней город. Дома, дороги, люди – каким-то образом Она знала, что это такое и как называется. Просто знала. Люди ходили, стояли, разговаривали, причём слова вылетали у них изо рта, и их можно было услышать. Души общались иначе – мысленно, но Она узнавала и этот способ тоже. И в памяти всплывали всё новые слова и понятия – машина, снег, собака, дерево. Она почувствовала, что Он совсем близко, и снизилась ещё больше, лавируя среди людей, которые Её не видели. Лишь совсем маленькая девочка, сидящая на руках у своего папы, улыбнулась и помахала ладошкой.

«Маленькие дети помнят», – говорил Куратор. Значит, не только помнят, но и видят. Увидит ли Её Он? Вспомнит ли?

И вот, наконец, дом, куда Её тянуло с невероятной силой. Мельком глянув в окна первого этажа, где посредине просторной комнаты стояло большое дерево, всё в ярких пёстрых украшениях, а в соседней комнате молодая пара накрывала праздничный стол, вспомнив ещё одно слово – Рождество, – она поднялась выше и залетела в спальню на втором этаже. Не обращая внимания на расписанные стены и разбросанные игрушки, Она кинулась к стоящей у стены детской кроватке, над которой, издавая тихую, успокаивающую мелодию, кружилась увешанная игрушками карусель.

Он был там. Крепко спал, прижимая к себе маленького игрушечного зверя. Она уселась на край кроватного бортика и стала любоваться каштановыми кудряшками, пухлыми губками, лёгким румянцем на щёчках. Прежде Он выглядел иначе, так же, как сейчас выглядит Она – безлико. Но как бы не выглядел – это был Он, самый лучший, самый любимый, самый необходимый. Он был рядом, и Она, наконец-то, впервые за долгое время, была счастлива, просто счастлива.

Она не знала, сколько просидела так, любуясь Им и мысленно подпевая тихой мелодии, Она готова была сидеть так вечно, но вот Он заворочался, открыл огромные зелёные глаза и широко улыбнулся Ей, продемонстрировав пять с половиной зубов.

«Ты пришла!» – сказал Он. Как и прежде – мысленно.

«Я нашла тебя!» – ответила Она.

«Я тосковал».

«Мне было плохо без тебя».

«Я так тебя ждал».

«Я здесь. Я нашла тебя».

Он протянул к Ней руку, Она протянула свою, но… Её рука прошла сквозь Его с такой же лёгкостью, с какой Она сама прошла сквозь стену, чтобы попасть в комнату.

«Но… Почему? Что случилось?» – растерялся Он.

«Ты уже родился, а я ещё нет», – вздохнув, объяснила Она.

«Разве так можно?»

«Нельзя. Но я нарушила правила и сбежала. Я должна найти себе маму здесь, рядом с тобой, чтобы мы обязательно встретились. А иначе…»

«Я бы нашёл тебя, обязательно нашёл бы!»

«Куратор сказал, что мы забудем. Родившись и взрослея, души забывают. Ты помнишь, потому что ещё маленький, но когда вырастешь…»

«Нет! Я никогда тебя не забуду. НИКОГДА!»

«Вот почему мы должны быть рядом, – улыбнулась Она. – Лишь снова встретившись, мы сможем вспомнить друг друга. Не прежнюю жизнь в Доме, нет, просто друг друга. Поэтому я здесь. И должна найти себе маму».

«Ты уйдёшь?» – Он заметно расстроился.

«Да. Но я побуду с тобой немного. У меня ещё есть время».

Дверь открылась, и в комнату тихонько вошла невысокая, чуть полноватая молодая женщина с рассыпавшимися по плечам кудрями, такого же цвета, как у Него, и с такими же зелёными глазами.

– Эдвард! – заглянув в кроватку, радостно воскликнула она. – Ты уже проснулся.

– Ма-ма! – протягивая к женщине руки, отозвался Он.

Её женщина не заметила, что было не удивительно. Выключив и отодвинув в сторону карусельку, она вынула Эдварда – да, теперь у Него было имя, и Ей оно понравилось, – из кроватки и прижала к себе, нежно целуя кудрявую макушку.

– Какой молодец у меня сынок! – ворковала она, начиная переодевать Эдварда из пижамки в красный с белым костюмчик. – Проснулся, но плакать не стал. Дал маме время всё приготовить. И сейчас к нам придут гости и увидят, какой Эдвард уже большой, какой красивый, какой самый-самый лучший.

Когда на голове малыша оказался красный колпачок с белой опушкой и помпоном, Он недовольно скривился, потянулся, чтобы его сдёрнуть, но взглянул на Неё и передумал.

«Мама меня любит, но совсем не понимает, – пожаловался Он. – И никто не понимает, кроме тебя. Я пытался с ними разговаривать – бесполезно. Они слышат только голос, но голосом я пока говорить не умею».

«Ты научишься, – улыбнулась она. – Думаю, это не самая большая плата за жизнь и за маму».

«Ты права. Я потерплю. – Женщина с Эдвардом на руках вышла из комнаты, и Он испуганно воскликнул: – Не уходи!»

«Нет-нет, я не ухожу», – и Она полетела следом.

Внизу, в той комнате с наряженным деревом – ёлкой, вспомнила Она, – находились люди. Весёлые, нарядные, они улыбались и разговаривали, но замолчали, стоило маме с Эдвардом показаться на лестнице. Потом снова заговорили:

– Какой большой!

– Мамочкина копия.

– Он в этом костюмчике просто маленький Санта Клаус.

– Эти пухлые щёчки просто умоляют зацеловать их.

Недовольный таким вниманием, Эдвард скривился и, вцепившись в воротник маминого платья, уткнулся лицом ей в шею. Вперёд выступил высокий светловолосый мужчина.

– Эдвард пока стесняется. Дайте ему немного привыкнуть, и вы увидите, что он вовсе не такой застенчивый, каким хочет показаться, правда, сынок? – он обнял маму Эдварда за плечи, погладил сына по напряжённой спинке, а потом вновь повернулся к гостям. – Прошу всех к столу, индейка уже заждалась нас.

И все направились в соседнюю комнату, к накрытому столу. Эдварда посадили в высокий стульчик, и праздничный ужин начался. Все ели, разговаривали, поздравляли друг друга. Все были радостные, шутили, улыбались.

Она уселась на один из шкафов, так, чтобы видеть всех присутствующих, и обратила внимание на одну молодую пару. Они тоже старались улыбаться, поддерживать беседу, но глаза у светловолосой женщины были печальными, порой она словно бы выпадала из общего веселья, глядя куда-то вдаль, а сидящий рядом с ней кареглазый темноволосый мужчина с тревогой посматривал на неё и, время от времени, утешающе сжимал её ладонь. И тогда, словно спохватившись, женщина благодарно улыбалась мужчине и вновь вступала в общий разговор.

Сначала Ей казалось, что никто, кроме Неё, этого не замечает, но это было не так. Когда ужин закончился, и все, перебравшись в комнату с ёлкой, разбились на небольшие группки, чтобы пообщаться, мама Эдварда, держа Его на руках, подошла к женщине с грустными глазами.

– Рене, мне кажется, нам нужно поговорить.

И, решительно взяв её за руку, увела в небольшую, расположенную рядом комнату, провожаемая тревожным взглядом темноволосого мужчины. Усевшись на диван, пристроив Эдварда на коленях и дав Ему пластмассовый бублик, который тот начал увлечённо грызть, она похлопала по дивану рядом с собой.

– Садись и расскажи, что тебя тревожит. – И поскольку Рене продолжала молчать, мама вытерла Эдварду обильно текущие слюни и покачала головой. – Ещё один зубик режется. Я поражена, насколько Эдвард спокоен сейчас, но, вообще-то, в последнее время он нам спуску не даёт. После прошлой ночи у Карлайла начал глаз дёргаться, честное слово. Третий зуб за месяц – это уже перебор. Будем надеяться, что у вашего ребёнка всё будет идти по графику, и вам с Чарли не…

И вот тут Рене разрыдалась. Опустив Эдварда на пол, Его мама обняла её и, прижав к себе, дала выплакаться. Немного успокоившись, Рене, наконец, заговорила:

– Ах, Эсми, прости, я не хотела портить вам Рождество своими плохими новостями. Хотела потом рассказать, после праздника. Но, видимо, я слишком плохая актриса.

– Так что же случилось?

– Доктор сказал, что медицина в данном случае бессильна. И зачать ребёнка я смогу разве что чудом. А я так надеялась, что лечение поможет, так надеялась…

– Мне жаль, мне так жаль, – обнимая подругу, шептала Эсми. – Но… есть ведь и другие варианты…

– Да, – кивнула Рене. – Усыновление. Я уже думала об этом, хотя пока ещё не говорила с мужем. Но я так мечтала родить своего ребёнка, так мечтала. Знаешь, твой Эдвард просто прелесть, но я всегда мечтала о дочке с такими же глазами, как у Чарли. Знаю, что это неправильно, но я даже выбрала ей имя. Изабелла. Я звала бы её Белла. Я бы качала её на руках, покупала бы ей платья и завязывала бантики, учила бы пользоваться косметикой. Я бы любила её, ах, Эсми, я бы так её любила. А теперь её не будет. МОЕЙ кареглазой Беллы у меня уже никогда не будет.

И Рене снова расплакалась.

«Белла, – задумчиво глядя на Неё, сказал Эдвард. – Белла… Знаешь, а мне нравится».

«Мне тоже, – улыбнулась Она. – Мы подумали об одном и том же?»

«Думаю, да. Они живут совсем рядом, видишь вон тот дом, через дорогу? – Эдвард ткнул рукой с обслюнявленным бубликом в сторону большого окна. – Они часто бывают у нас. Мы с тобой встретимся, обязательно встретимся. И уже не расстанемся. Никогда».

«Да, – кивнула Она. – Никогда».

В комнату зашёл темноволосый мужчина и, увидев заплаканную жену, извинившись, увёл её домой. Вылетев на улицу, Она проследила, как эти двое, которым предстояло стать Её родителями, о чём они даже не догадывались, зашли в дом, указанный Эдвардом. Время ещё было, так что Она вернулась к Нему, понимая, что это их последние часы вместе перед долгой разлукой. Но на этот раз разлука не пугала, потому что после неё обязательно будет новая встреча, на этот раз уже ничто не помешает им быть вместе вновь – ни время, ни расстояние.

Через некоторое время Эдвард, которого гости передавали с рук на руки и задаривали подарками, начал зевать и тереть глаза кулачками. Эсми забрала сына и, извинившись, унесла наверх. Искупав и переодев Эдварда в пижамку, она включила музыкальную карусельку, села в кресло-качалку и стала напевать под тихую мелодию:

Ты мигай, звезда ночная! Где ты, кто ты — я не знаю.
Высоко ты надо мной, как алмаз во тьме ночной.
Только солнышко зайдёт, тьма на землю упадёт, —
Ты появишься, сияя. Так мигай, звезда ночная!

«Я так не хочу, чтобы ты уходила, – вздохнул Эдвард, чьи глаза слипались, но Он старался держать их открытыми, чтобы видеть Её. – Там, в Доме, не нужно было спать, а здесь приходится всё время. Я засну – и ты уйдёшь…»

«Но я вернусь. Не скоро, но вернусь. И мы будем вместе всегда. Вечно!»

«Вечно», – шепнул Эдвард, окончательно засыпая.

Эсми продолжала петь:

В тёмном небе ты не спишь, ты в окно ко мне глядишь,
Бодрых глаз не закрываешь, видно, солнце поджидаешь.
Эти ясные лучи светят путнику в ночи.
Кто ты, где ты — я не знаю, но мигай, звезда ночная!

Допев песенку, она поцеловала Эдварда в лоб, опустила в кроватку, подоткнула одеяльце и ушла. А Она осталась. Она смотрела на Него, на то, как Он спит, дышит, улыбается во сне, и улыбалась в ответ. Разошлись гости, стихли все звуки в доме, потом и на улице, и, наконец, Она поняла – пора.

Погладив Эдварда по щёчке и пожалев, что не может почувствовать этого прикосновения, Она в последний раз взглянула на Него, а потом полетела туда, где Её так ждали и хотели. Новый ориентир, новая нить – и Она безошибочно оказалась в комнате, где, обнявшись, крепко спали Её будущие родители. Ей никто не объяснял, что и как нужно делать, Она просто это знала. Зависнув над кроватью и улыбнувшись спящим, Она закрыла глаза и сказал:

«Я готова!»

И в тот же миг Её словно затянуло в воронку. Это было похоже на переход через портал, только теперь он не сопротивлялся, а, наоборот, помогал, сопровождал. Пропали звуки, Она поняла, что исчезает, а точнее – переходит в другую сущность, другую ипостась. Но Она не боялась, потому что знала – это правильно. И впереди Её обязательно ждёт новая встреча. Эдвард протянет к Ней руку и скажет:

– Ты пришла!

А Она возьмёт его за руку и ответит:

– Я нашла тебя!

И это не конец, это только начало…

От автора: Рождественское чудо произошло – в сентябре у Рене и Чарли родилась чудесная кареглазая девочка, которую они назвали Беллой. Эдвард и Белла были неразлучны с самого детства, они выросли и полюбили друг друга, жили долго и счастливо – но это уже совсем другая история.
_________________

 » Колыбельная Ангела-Хранителя (часть первая)

КОЛЫБЕЛЬНАЯ АНГЕЛА-ХРАНИТЕЛЯ
часть первая

Конец ХIХ века. Америка, штат Монтана.

Мне хотелось умереть. Потому что смерть была милосерднее, чем та жизнь, точнее, существование, которое ждало меня в будущем. Все вокруг говорили мне, что я выжила чудом, только для меня это чудо обернулось проклятьем.

Это было уже второе «чудо» в моей недолгой жизни, второе необъяснимое спасение, только лучше бы мой ангел-хранитель в этот раз отвернулся, позволив мне умереть вместе с родителями. И тогда не было бы этой боли в искалеченных, неправильно сросшихся ногах, и этих слов доктора Вебера своей жене, которых, как он считал, я не услышала: «Бедная девочка никогда не сможет ходить». Не было бы бормотания отводящего глаза Майкла: «Прости, Белла, но мои родители против нашего брака, ты же понимаешь?»

Я понимала. Прежде, когда я была здорова и являлась единственной наследницей магазина своего отца, то была весьма завидной невестой. Многие холостяки нашего городка ухаживали за мной, но я отдала предпочтение Майклу, сыну владельца шорной мастерской. Он заметно выделялся своими джентльменскими манерами на фоне грубых ковбоев и владельцев ранчо, составлявших большинство моих поклонников. Мистер и миссис Ньютон, родители Майкла, были очень милы со мной и радовались вместе с моими родителями, когда, два месяца назад, мы объявили о своей помолвке.

Всё изменилось в один миг. Лишь позже я узнала, что в нашем магазине взорвался газ. Газовое освещение было новинкой, лишь совсем недавно появившейся в нашем городке. Оно было проведено лишь в несколько самых богатых домов города, а так же в наш магазин. Папа так радовался, говорил, что газовое освещение намного безопаснее свечей и керосинок. А в итоге именно оно нас и погубило.

Взрыв произошёл ночью. Он разрушил и магазин, и нашу квартиру над ним. Я, каким-то чудом, смогла выбраться из-под завалов и выпрыгнуть из окна своей спальни до того, как до неё добрался огонь. Но мои ноги оказались переломаны в нескольких местах. Сама я этого не помнила и не могла объяснить, как смогла спастись, я просто уснула вечером в своей кровати, а очнулась спустя двое суток в клинике доктора Вебера. Чтобы узнать, что второй раз осталась круглой сиротой.

Да, так получилось, что я не была родной дочерью четы Свонов, они удочерили меня, когда мне было около трёх лет. И именно в той, прежней жизни и произошло моё первое чудесное спасение, которое так и осталось неразгаданным.

Мой родной отец был траппером, охотником, который добывает пушных зверей, ставя на них капканы. После смерти моей матери, мы жили с ним вдвоём в уединённой лесной хижине. И вот, однажды утром, в канун Рождества, меня обнаружили спящей на крыльце церкви соседнего городка. Торговец, которому мой отец регулярно сдавал меха, опознал меня, и несколько человек отправились к нашему дому, где и нашли тело моего отца – его задрал гризли. То, как ребёнок неполных трёх лет смог преодолеть более двадцати миль по снегу, чтобы добраться до города, не заблудившись при этом, так и осталось загадкой.

Сама я рассказать ничего не смогла, поскольку едва умела говорить. Всё, что осталось у меня в памяти – страх. Мне страшно, очень страшно. А потом я слышу песню. Колыбельную. Её тихо поёт красивый мужской голос, и я успокаиваюсь, мне уже не страшно.

Возможно, вскоре и это выветрилось бы из моей памяти, но дело в том, что этот голос, поющий колыбельную, я слышала и позже. И в приюте, куда меня поначалу отправили, и позже, когда меня забрали оттуда супруги Свон, чьих детей унесла эпидемия скарлатины. Если ночью мне снился кошмар, и я просыпалась в слезах, тот же голос пел мне колыбельную, и я успокаивалась. Я чувствовала, что теперь я в безопасности. Когда я рассказала об этом маме, она погладила меня по головке и сказала, что это мой ангел-хранитель поёт мне, что эту песню слышу только я одна в своей душе, поэтому должна радоваться, что он меня охраняет.

Но со временем я всё реже слышала эту песню, а потом перестала совсем. Мама сказала, что ангелы-хранители поют только совсем маленьким деткам, удивительно, что я слышала своего так долго. И пусть сейчас я уже совсем взрослая, мне семнадцать лет, но порой мне так не хватает этой колыбельной, которая успокоила бы меня, прогнала все страхи. Как жаль, что мой ангел-хранитель больше её не поёт.

Я не знала, что со мной будет дальше. Доктор Вебер и его жена были очень добры, но они не могли держать меня у себя вечно. Я потеряла всё – родителей, способность ходить, от нашего магазина остались лишь обгорелые руины, денег на счету практически не было, большинство средств было вложено в товар, сгоревший вместе с магазином, а проведение газового освещения съело оставшиеся деньги. У меня не осталось ничего, вообще ничего, даже ночная рубашка, что сейчас была на мне, и та чужая. Жених от меня отказался, родственников у родителей не осталось – война и эпидемии всех выкосили.

Единственной моей перспективой был сумасшедший дом, куда помещали так же и инвалидов, от которых отказывались родственники. Жуткое заведение, о котором рассказывали страшные истории, подумав о котором, я вновь пожалела, что не умерла.

Прикрыв глаза и накрывшись с головой одеялом, я тихо замурлыкала знакомые слова, пытаясь успокоить сама себя:

– Когда вы рядом со мной, мой друг, мне не страшен мир, что жесток и груб. Когда вы рядом со мной, милорд, тихо счастье во мне поёт.

Вдруг привычные звуки улицы были нарушены шумом подъехавшего экипажа. Странно, у нас, в основном, все ездят в повозках или верхом, а дилижанс останавливается с другой стороны города, возле гостиницы, да и рано ему, он у нас только по средам бывает. Откинув одеяло, я села и выглянула в окно. Всё, что я увидела – это часть крыши большого дорогого экипажа, остановившегося у крыльца, для того, чтобы увидеть выходящих из него людей, нужно было встать, но теперь для меня это было невозможно. Так что всё, что мне оставалось – это прислушиваться.

Хлопнула дверь, послышались голоса доктора Вебера, мэра Кроули и ещё один мужской голос, мне не знакомый. Слов я не различала, но говорившие приближались, поднимаясь по лестнице, через какое-то время дверь в мою комнату распахнулась, и вошли четверо – доктор, мэр, крупная мускулистая женщина в форме сестры милосердия и молодой мужчина. Именно он решительно направился ко мне, в то время как остальные остались у двери. Сообразив, что сижу на кровати в одной ночной рубашке, я натянула одеяло до шеи и, как зачарованная, смотрела на невероятно красивого мужчину с бронзовыми, уложенными в элегантную причёску, волосами, светло-карими, почти золотистыми глазами и очень доброй улыбкой. Он был одет в дорогой сюртук, чёрные брюки, белую накрахмаленную рубашку и галстук. На ногах его были туфли, начищенные до блеска, что в нашем городе, где все мужчины и половина женщин ходят в сапогах, выглядело как нечто чужеродное.

Мужчина сел на мою кровать так, словно это было совершенно нормально, а не нарушало все существующие правила приличия. Я вскинула глаза на его лицо, осознав, что продолжала смотреть на его туфли.

– Я приехал за тобой, Белла, – сказал он удивительно красивым голосом. – Прости, что задержался, но я не сразу узнал о трагедии. Мне очень жаль твоих родителей, прими мои соболезнования.

– Спасибо, – машинально ответила я. – Но кто вы?

– Извини, что сразу не представился. Меня зовут Эдвард Каллен, я твой опекун.

– Опекун? – удивилась. Я что, уснула, и мне снится сон?

– Да, твой отец назначил меня твоим опекуном в своём завещании. Мы ведь родственники, хоть и не кровные. Моя тётя была замужем за двоюродным братом твоего дедушки. Так что можешь звать меня дядя Эдвард.

– Дядя Эдвард? – машинально повторила я, пытаясь осознать происходящее. Получалось у меня плохо. Я никогда не слышала о том, что у моих родителей остался хоть кто-то из родственников. С другой стороны, мистер Каллен – не кровный родственник, может, поэтому о нём и не упоминали?

– Всё верно, Белла, – подтвердил мэр Кроули. – Мистер Каллен предоставил завещание твоего отца, здесь чётко обозначена его последняя воля. Поздравляю, Белла, теперь будет кому о тебе позаботиться.

– Не будем откладывать отъезд, – мистер Каллен поднялся. – Миссис Коуп – профессиональная сиделка, она поможет тебе одеться.

И мужчины вышли, оставив меня в растрёпанных чувствах и в, действительно, заботливых руках миссис Коуп, которая ловко, словно ребёнка, одела меня в новое бельё и платье, идеально подходящее по размеру, словно было сшито специально для меня, расчесала и заплела мне волосы, хотя я уверяла, что мне и самой это по силам, и, также невозмутимо и деловито, помогла мне воспользоваться судном. И хотя обычно этот процесс вызывал у меня жуткое смущение, в этот раз я была настолько дезориентирована, что как-то даже не успела почувствовать неловкость.

Когда я была готова, она позвала мистера Каллена, и он, войдя, ловко подхватил меня на руки так, словно я вообще ничего не весила, и легко вынес по лестницу из дома. Остановившись возле просторного и, как после оказалось, очень удобного экипажа, мистер Каллен дал мне время попрощаться с теми, кто подошёл меня проводить. Таких набралось немало – новости в нашем городке разносятся со скоростью лесного пожара, я даже увидела неподалёку Майкла, но отвела глаза – не хотела видеть того, кто так легко меня предал.

Экипаж оказался удивительным – переднее сидение было превращено в удобную, хотя и неширокую кровать с мягким матрасом, на которую меня и уложили. Мистер Каллен и миссис Коуп разместились напротив. Рессоры были такие хорошие, что меня практически не трясло, хотя, когда колесо всё же наехало на камень и карету тряхнуло, я скривилась от боли в правой ноге. Левая пострадала меньше и практически не болела, а вот правая реагировала болью на любое неловкое движение. Заметив мою гримасу, мистер Каллен тут же достал откуда-то ещё одну подушку и подложил мне под ногу. Стало намного удобнее.

Ехали мы весь день, один раз остановились пообедать в каком-то небольшом городке, а потом снова отправились в дорогу. Я всё ждала, что вот сейчас мы приедем, потому что не решалась спросить о месте моего нового жительства. Всю дорогу я читала новый роман, который дал мне мистер Каллен, или смотрела в окно экипажа на небо или деревья, если дорога шла по лесу. Миссис Коуп тоже читала, но не роман, а молитвенник, а мистер Каллен что-то просматривал в большой книге, похожей на бухгалтерскую, иногда делая в ней пометки карандашом. Но это не мешало ему время от времени предлагать мне попить или ещё подушку под спину, чтобы немного посидеть, и происходило это как-то очень вовремя, словно он раньше меня догадывался, чего мне хочется. Я была ему очень благодарна, но всё равно чувствовала себя очень неловко.

Наконец, уже почти ночью, мы въехали в Шеридан. Я думала, что это и есть наша цель, но, оказалось, что нет. Наш экипаж подъехал к железнодорожному вокзалу, мистер Каллен вновь взял меня на руки и понёс на перрон, а потом занёс в роскошный пульмановский вагон. Миссис Коуп зашла следом, а возница занёс наш багаж и вышел. Я смотрела на окружающую обстановку едва ли не открыв рот, я слышала об этом чуде и знала, что частные вагоны доступны только очень богатым людям. Конечно, по мистеру Каллену было заметно, что он весьма состоятелен, его одежда, экипаж, золотые часы – всё говорило об этом. Но чтобы настолько?

Мне стало ещё более неловко. Такой солидный и, наверное, очень занятой бизнесмен тратит на меня своё время, хотя мог бы просто кого-нибудь послать за мной. Кажется, я начинаю испытывать к нему что-то вроде благоговения, пополам со священным ужасом. Но всё же я набралась храбрости и спросила:

– А куда мы едем?

– В Чикаго, – ответил мистер Каллен. Я удивлённо распахнула глаза – это же почти на другом конце страны! Я и предположить не могла, что когда-нибудь окажусь так далеко от дома. – Тебе там понравится, обещаю.

Наверное. Мне понравится где угодно, после перспективы сумасшедшего дома. Но всё же хорошо, что моим опекуном стал именно мистер Каллен, наверное, он очень хороший человек. Может, если я узнаю его получше, то уже не буду так стесняться. Пока же мой вопрос о месте нашего назначения исчерпал всю мою решимость, и я снова притихла.

~*~*~*~

Поездка, действительно, дала мне возможность узнать мистера Каллена лучше. Запертые в замкнутом пространстве в течение почти недели, мы постепенно стали всё больше общаться друг с другом. Миссис Коуп очень старательно и тщательно ухаживала за мной, но время, когда была мне не нужна, предпочитала проводить в дальнем углу вагона, с молитвенником или вязанием. Я вновь читала или смотрела в окно – меня устроили так, что я легко могла это делать, – но даже интересные книги и новые пейзажи, мелькающие за окном, постепенно надоедают. И на второй день, когда я сидела, глядя в книгу и не видя ни строчки, мистер Каллен подсел ко мне и задал вопрос о том, нравится ли мне то, что я читаю.

Я ответила. Потом он задал вопрос о другой книге, которую я читала в экипаже, потом спросил, какая из книг у меня любимая. Я и не заметила, как моё смущение куда-то делось, наша беседа текла легко, перескакивая с одного предмета на другой. Мистер Каллен расспрашивал меня о жизни с родителя, о подругах, о том, чем я любила заниматься. Сам же рассказывал о своём доме, в котором я теперь буду жить, о парке неподалёку, о своих лошадях и о том, что заведёт котёнка, чтобы мне не было одиноко, когда он уходит на работу.

В общем, насколько долгим мне показался первый день, настолько незаметно пролетел второй, я даже удивилась, обнаружив, что уже пора ложиться спать, так меня увлекла беседа. Причём, за это время мистер Каллен как-то незаметно превратился для меня в Эдварда, оказалось, что он не такой и старый, как мне показалось вначале, он сказал, что ему двадцать восемь, а ведь сначала я думала, что ему уже далеко за тридцать.

Все оставшиеся дни поездки пролетели так же незаметно и приятно. Эдвард рассказывал мне о городах, мимо которых мы проезжали – я не уставала удивляться, сколько же он путешествовал, казалось, объехал всю страну. Мы разговаривали обо всём на свете, много смеялись, и порой, зачарованная рассказами Эдварда, я даже забывала, что стала калекой, и что моих родителей больше нет со мной.

Осознание накатило ночью, на четвёртый день пути. Я долго не могла уснуть, сдерживая слёзы, а когда всё же заснула, то ко мне вернулся старый детский кошмар – страшно, холодно, темно, я плачу, зову папочку, но он спит на снегу, только почему-то с открытыми глазами, и не хочет просыпаться. И я плачу, плачу и никак не могу успокоиться, пока вдруг не слышу тихую колыбельную, которую напевает мой ангел-хранитель. И я успокаиваюсь, ведь теперь всё будет хорошо.

Я осознала, что уже не сплю, потому что вокруг меня не снег, а тёплая уютная постель, которая слегка покачивается, я слышала стук колёс поезда, но при этом колыбельная продолжала звучать, и я чувствовала легчайшее прикосновение к своим волосам, словно кто-то гладил меня по голове.

Открыв глаза, я быстро села, постаравшись сдержать стон от боли в ноге из-за резкого движения, и осмотрелась. В приглушённом свете фонарей я хорошо видела весь вагон, но никакого ангела-хранителя, конечно же, не увидела. Через спинку своего дивана я хорошо видела миссис Коуп, которая спокойно похрапывала в соседнем отсеке, Эдварда я не видела и не слышала, но его спальное место располагалось в дальнем конце вагона, так что это было нормально. Вздохнув, я снова улеглась, глядя в потолок и вспоминая голос, утешающий меня старинной песней. Мой ангел-хранитель вернулся ко мне.

Оставшаяся часть поездки прошла очень приятно. Эдвард учил меня играть в разные игры, нарды я освоила быстро и даже несколько раз выиграла, шахматы мне давались с трудом, даже играя без пары сильных фигур, Эдвард всегда выигрывал. А вот в покер, как ни странно, лучше всех играла миссис Коуп.

~*~*~*~

Чикаго потряс меня своими размерами, огромным количеством людей, высокими домами, но больше всего почему-то конкой. Я вслух пожалела, что не смогу на ней прокатиться, миссис Коуп ответила, что конка – для простолюдинов, а приличные леди ездят в экипажах, а поскольку я теперь воспитанница мистера Каллена, то тоже должна вести себя как приличная леди. Я хотела возразить, что леди или нет, но теперь я никогда не смогу прокатиться на конке, поскольку не могу ходить, но тут Эдвард велел кучеру остановиться, взял меня на руки, вышел из экипажа, и, прямо со мной на руках, сел в конку, и мы проехали две остановки, а потом вновь пересели в экипаж, который всё это время ехал следом. Миссис Коуп неодобрительно качала головой, но не решалась ничего сказать, а я была просто счастлива, что Эдвард, похоже, снова нарушил правила приличия, только чтобы сделать мне приятное.

Дом Эдварда оказался большим, трёхэтажным и очень красивым. Моя комната была просторной, светлой и выходила окнами в сад, к тому же из неё был выход на балкон, на котором я позже провела многие часы, читая, любуясь садом и просто мечтая. К моей спальне примыкала ванная комната с настоящим водопроводом, холодная и горячая вода поступала в ванную прямо по трубам, и её не нужно было качать из колонки, нагревать на плите и носить в ванную вёдрами, как у нас дома. Ещё для меня было приготовлено специальное кресло на колёсиках, в которое меня по утрам сажала миссис Коуп, и я могла ездить на нём по комнате и выезжать на балкон. А когда была хорошая погода, то два конюха выносили меня, вместе с этим креслом, в сад, где миссис Коуп катала меня по мощёным дорожкам.

Вскоре после приезда, ко мне стали приходить доктора. Сначала местные, потом даже несколько заграничных профессоров. И все сошлись в одном – если левую ногу со временем можно разработать, и я даже смогу на неё наступать, то с правой поделать уже ничего нельзя. Беда была в том, что большинство переломов пришлось в область ступни и щиколотки. Чудом было то, что удалось сохранить саму ногу, большинство из приглашённых врачей заявили, что предпочли бы сразу ампутировать мне ногу при таких повреждениях. И я мысленно поблагодарила доктора Вебера. Не его вина, что я не смогу ходить, но хотя бы саму ногу он мне спас.

К тому же у меня появилась надежда – если я смогу встать на левую ногу, то смогу и ходить, пусть даже на костылях. И я, подчиняясь предписаниям врачей, стала делать всё, что мне велели: и упражнения, и массажи – их, конечно, делала миссис Коуп, но это было больно, а я всё равно терпела. Потому что теперь у меня была цель.

Чаще всего в будни днём Эдварда дома не было. Если, конечно, не считать визитов врачей – он сам привозил их и всегда присутствовал при осмотре, сидел рядом и держал меня за руку, разрешив сжимать его ладонь, если мне становилось слишком больно. И хотя доктора явно не одобряли его присутствие, но никогда не возражали, только молча кидали недовольные взгляды, на которые Эдвард не обращал внимания, вот и всё. И именно ему говорили свои выводы и вердикты, признавая главным.

Вечера же, за редким исключением, Эдвард проводил со мной. Завтракала и обедала я в своей комнате, но ужинали мы вместе. Он на руках относил меня вниз, в столовую, где для меня было приготовлено специальное кресло-шезлонг, на котором я могла сидеть, положив ноги на специальную подставку. После ужина мы перебирались в гостиную, где беседовали, играли в шахматы – у меня получалось всё лучше, – и нарды, а порой Эдвард читал мне новости из газет, и мы их обсуждали. Казалось, ему никогда не надоедает со мной общаться, он вроде бы даже получал от этого удовольствие. Я же с каждым разом всё с большим нетерпением ожидала этих вечеров, день для меня тянулся очень долго, хотя и был заполнен прогулками, чтением, играми с котёнком, которого я назвала Уголёк, потому что он был весь чёрный, массажами, рукоделием, которому я начала обучаться под руководством всё той же миссис Коуп. Но только с возвращением Эдварда я словно оживала.

Ближе к вечеру, если не было дождя, я устраивалась на балконе – если смотреть вправо, то можно было увидеть экипаж Эдварда, точнее – его крышу поверх забора, когда он подъезжал к парадному подъезду. Тогда я возвращалась в комнату и с нетерпением ждала того момента, когда Эдвард войдёт в мою комнату, улыбнётся мне, поднимет на руки и понесёт вниз, расспрашивая на ходу, как прошёл мой день.

Поначалу, я ожидала этих вечеров потому, что они разгоняли мою скуку, я словно оживала, с Эдвардом было весело, и я даже порой забывала о своём уродстве. Но, постепенно, я стала замечать, что дело не только в том, что общение с ним скрашивает мои будни, моё отношение к Эдварду стало меняться. Я вдруг осознала, что уже не вижу в нём просто опекуна, друга, родственника, как прежде, я начала видеть в нём привлекательного мужчину. Я видела теперь не просто идеально красивые черты лица, а ямочку на левой щеке и морщинки в уголках глаз, когда он улыбается, замечала, как чуть сдвигаются его брови – значит, ему не очень нравится то, что он читает сейчас в газете, как упрямая прядь волос падает ему на лоб, когда он склоняется над шахматной доской – потому что когда он был рядом, я не могла глаз от него отвести.

Прежде, когда он нёс меня на руках, я восхищалась его силой и обнимала за шею, просто чтобы не упасть. Теперь же мне хотелось, чтобы он нёс меня долго-долго, потому что мне нравилось чувствовать себя, в каком-то смысле, в его объятиях. И когда он был рядом – моё сердце замирало, а потом начинало быстро-быстро колотиться, а когда он относил меня в спальню перед сном, сдавая с рук на руки миссис Коуп, для меня словно заходило солнышко, потому что Эдвард уходил.

Я не была такой уж наивной, чтобы не понять – я влюбляюсь в Эдварда Каллена, своего опекуна, самого прекрасного человека на свете. С Майклом всё было совсем не так. Я не испытывала к нему и доли того, что я испытываю сейчас к Эдварду. С Майклом всё было просто. Мне нравилась его вежливость и предупредительность, нравилось гулять с ним под ручку по тротуару, кланяться знакомым и гордиться, видя завистливые взгляды подруг, ведь меня выбрал самый красивый парень нашего городка. Мне нравилось представлять себя миссис Ньютон, я уже придумала, какой у нас будет дом, как я буду содержать его в идеальной чистоте и порядке – ведь я буду очень хорошей женой. На окнах у нас будут занавески в цветочек, возле крыльца будут цвести петунии, а ещё у нас будет трое детей, таких же светловолосых, как их папа.

Всё это я намечтала себе за время нашей невероятно короткой помолвки, я знала, что Майкл будет хорошим мужем, как и мой папа, он не будет напиваться в салуне и тратить все деньги на женщин с плохой репутацией, он будет хорошим отцом, и будет приходить вечером из мастерской и улыбаться мне, а я буду кормить его вкусным обедом.

Но никогда моё сердце не замирало, а потом не начинало биться быстро-быстро рядом с ним. И когда он уходил – мне никогда не казалось, что уходит солнце. И когда Майкл меня бросил – моё сердце не было разбито. Мне было обидно, больно, да, но скорее всё же обидно. А если меня бросит Эдвард… я, наверное, просто умру.

Беда была в том, что чувство моё было обречено изначально. Потому что если я полюбила Эдварда, как мужчину, то сам он видел во мне не более чем ребёнка, больного, требующего ухода, ласки и заботы ребёнка. Он был заботливым, внимательным, щедрым… опекуном. Ни разу, ни словом, ни жестом, ни взглядом, он не дал даже намёка на то, что воспринимает меня как-то иначе.

И что мне оставалось делать? Ничего. Просто жить дальше. Просто радоваться тому времени, которое Эдвард проводит со мной, наслаждаться тем вниманием, которое он мне уделяет. Придёт время – и он женится, а как иначе? И он уже не сможет уделять мне столько внимания – у него будет своя семья. Конечно, он слишком ответственный, поэтому продолжит заботиться обо мне, но, скорее всего, его жене не понравится моё присутствие в её доме, и тогда меня просто поселят отдельно вместе с миссис Коуп, и я уже не смогу видеть Эдварда.

Поэтому я жила сегодняшним днём, радовалась тому, что есть, стараясь не заглядывать в будущее, потому что оно всё равно было безрадостным. У меня никогда не будет семьи и детей, потому что никакой мужчина не сможет полюбить калеку, я с этим уже смирилась, но у меня не будет и Эдварда тоже. Никогда…

~*~*~*~

Шло время. Осень пришла на смену лету, скоро станет слишком холодно, чтобы сидеть на балконе или часами гулять по саду. Я думала, что ещё немного – и я окажусь пленницей своей комнаты до следующего лета, но я ошибалась. Ежедневные изматывающие массажи и упражнения постепенно приносили свои плоды – левая нога, хоть и слегка искривлённая, всё же стала почти нормальной, я даже пробовала наступать на неё, хотя пока не очень удачно. Но главное – постепенно прекратились изнуряющие боли в правой ноге, и когда это произошло, и поездка в экипаже больше не была для меня мучением, мои горизонты заметно раздвинулись.

Эдвард стал вывозить меня на прогулки – в парк и на набережную озера Мичиган. По воскресеньям мы посещали службу в ближайшей церкви. А вечерами ездили в театр – у Эдварда была своя ложа, в которую он относил меня на руках. Первое время, когда он нёс меня по фойе, на нас все глазели, и мне было очень неловко, но удовольствие от спектакля перевесило любую неловкость. А со временем люди привыкли и уже если и смотрели на нас, то не так открыто. Кроме регулярных поездок в театр, мы дважды побывали в цирке-шапито, приезжавшем в город, при одном из них был зверинец, и я впервые увидела льва и слона живьём, а не на картинке. Слон мне понравился, а лев не очень – он был какой-то облезлый и совсем не походил на царя зверей, о котором я читала в книгах. Эдвард сказал, что он очень старый, а условия, в которых он содержится – просто бесчеловечные, поэтому не удивительно, что он так выглядит.

В общем, если не брать в расчёт мои ноги – я была счастлива. Единственное, что омрачало мои безоблачные дни – это регулярные отъезды Эдварда. Два-три раза в месяц он уезжал на несколько дней по делам своей торгово-транспортной компании. Поначалу эти отъезды очень огорчали и даже обижали меня, пока я не подслушала разговор двух горничных, из которого узнала, что раньше, до моего появления, Эдвард отсутствовал месяцами, и дома появлялся совсем ненадолго, чтобы вновь исчезнуть по делам ещё на месяц. И я поняла, что ради меня он сократил свои поездки до минимума, поэтому, хотя и тосковала по нашим совместным посиделкам вечерами, но уже не обижалась.

Но однажды Эдвард задержался дольше обычного, и я вся извелась в ожидании. Вновь вернулись мысли о том, что скоро он женится, и тогда… А что, если он потому и задержался, что встретил ту, которую полюбил? И прямо сейчас, вот прямо в эту самую минуту, он делает предложение своей любимой? А что, если он приедет уже с женой, и мне придётся уехать из этого дома прямо… да прямо сразу же? Я понимала, что накручиваю себя, что, скорее всего, причина совсем не в этом, но ничего не могла с собой поделать.

Я вновь останусь одна. Миссис Коуп не в счёт. Она – не Эдвард. И она тоже меня оставит, ведь она уже немолода, и скоро уже не сможет, как сейчас, носить меня на руках в ванную, я же никогда не изменюсь, я всю жизнь буду калекой. И Эдвард наймёт кого-то другого, он ведь такой ответственный и заботливый, потом ещё кого-то, и ещё. И, наверное, будет меня иногда навещать, может, даже, со своими детьми, которых подарит ему его жена, а у меня никогда не будет детей, потому что я калека! Калека!!! Всё, что я могу – это сидеть в этом кресле и… стареть! Больше ничего. И ничего никогда не изменится.

Не выдержав, я разрыдалась, зажимая рот подушкой, чтобы не разбудить миссис Коуп. Она спала в соседней комнате, и у меня был колокольчик, чтобы позвонить, если она понадобится. Я знала, что спит она очень крепко, но всё равно вцепилась зубами в подушку и завыла, оплакивая свою судьбу.

Сильные руки подхватили меня, прижав к крепкой груди и покачивая, родной голос зашептал:

– Тише, Белла, тише! Успокойся, всё хорошо, я рядом, всё хорошо.

Осознав, что лежу на коленях Эдварда, в его объятиях, я вцепилась в его рубашку и слегка успокоилась – ведь Эдвард вернулся. Мои страхи были беспочвенны. Или нет?

– Ты… один в-вернулся? – сквозь всхлипы спросила я.

– Конечно, – в его голосе звучало удивление. – А с кем я должен был приехать?

– А п-почему так долго? – решив не отвечать на его вопрос, задала свой.

– Обвал. Железнодорожные пути завалило, пришлось ждать, пока расчистят.

– Ты не пострадал? – тут же вскинулась я.

– Нет. Наш поезд был далеко от того места, когда произошёл обвал. Но там только одна линия, без ответвлений, объехать было нельзя, пришлось ждать. Извини.

Какое-то время мы сидели молча, Эдвард покачивал меня, я понемногу успокаивалась. А потом он спросил:

– Почему ты плакала?

И всё навалилось снова.

– Потому что я – кале-е-ека, – разрыдалась я. – Я не человек, я получеловек! Меня никто никогда не полюбит! У меня не будет семьи, не будет детей. Ты ж-женишься, у тебя будут дети, а я…

– Нет, – резко прервал меня Эдвард.

– Что – «нет»? – я даже всхлипывать перестала, поражённая его тоном – такое короткое слово, и столько горечи.

– У меня не будет детей. Никогда. Я бесплоден, Белла.

Я замерла, глядя на его лицо, едва различимое в свете уличных фонарей. Я знала, что есть бесплодные женщины, но не знала, что мужчины тоже такими бывают. Я мало что знала о рождении детей, но про бездетные семьи слышала. Но ведь виновата всегда женщина, так говорили. Но если Эдвард сказал, что не может иметь детей… Наверное, поэтому он так и не женился? Как же я его понимаю! Я снова завсхлипывала, теперь не только из жалости к себе, но и к нему.

– И я тоже. У меня тоже никогда детишек не будет, никогда!

– Белла, это не так. Да, твоя нога покалечена, но это никак не влияет на возможность деторождения.

– Не влияет? Эдвард, я не очень много про это знаю, слышала только, что для того, чтобы родился ребёнок, муж и жена должны спать вместе. Ты можешь представить себе мужчину, который захочет уснуть рядом с такой, как я? Они же от меня шарахаются! Ты не видел, как они на меня смотрят, и в театре, и в парке, везде. Жалость и презрение – вот, что я вижу в их глазах, когда мужчины на меня смотрят. Именно так смотрят на калек. На них не женятся, их бросают. Майкл меня бросил, а говорил, что любит… так что у меня никогда не будет детей. Никогда…

Я снова заплакала, на этот раз тихонько, и Эдвард просто сидел, покачивая меня и гладя по голове, давая выплакаться. Наконец, когда я уже успокоилась, и лишь изредка тихонько всхлипывала, он негромко заговорил.

– Видит бог, я старался. Я хотел дать тебе нормальную жизнь, так хотел! Но даже я не всесилен. Белла, – он приподнял моё лицо и серьёзно посмотрел в глаза. – Есть один способ вернуть тебе возможность ходить. Твои ноги станут такими же, как прежде, но… За всё нужно платить, и тебе придётся заплатить очень дорогую цену.

– Какую? – Я была готова заплатить любую цену, любую, кроме разлуки с Эдвардом.

– Ты не сможешь иметь детей.

– Я и сейчас не могу!

– Нет, как я сказал, пока – можешь. Но потом это станет невозможным. Никогда. И назад дороги уже не будет. Понимаешь?

– Да, – ответила я. – Я согласна.

– Не решай прямо сейчас. Я всё объясню тебе, а ты подумай. Хорошенько подумай, взвесь все «за» и «против». И ещё, Белла. Поклянись, что независимо от того, что ты решишь, ты никогда, ни единой живой душе, не расскажешь то, что сейчас услышишь.

– Клянусь! – ответила я.

– Хорошо. – Эдвард ещё какое-то время помолчал, а потом, вздохнув, начал говорить. – Я вампир, Белла.

Я мысленно ахнула, но промолчала, боясь пропустить хоть слово.

– Я живу на этом свете уже более двухсот лет. Я бессмертен. Я быстр, силён, мгновенно исцеляюсь от ран и никогда не болею. Но есть и минусы такой жизни – я одинок, я не могу иметь детей. И, кроме того – я могу питаться только кровью.

– Но ты ужинал вместе со мной. Ты ел, я видела! – почему-то именно за это несоответствие и зацепился мой мозг.

– Я могу двигаться так быстро, что человеческий глаз этого не замечает. Возле моего стула обычно стоит ведро, и в него я понемногу перемещаю свой ужин, делая вид, что ем, – Эдвард усмехнулся. – Знаешь, соседская собака меня просто обожает – с тех пор, как я поселился в этом доме, её рацион заметно улучшился.

– Вампир… – пробормотала я. – А как же солнечный свет? И церковь! Мы же ходили в церковь! Как?!

– Солнечный свет, кресты, святая вода, чеснок, осиновый кол, – всё это сказки, которые люди придумали для собственного успокоения, чтобы верить, что могут убить вампира. Но единственный способ убить вампира – оторвать ему голову и сжечь тело. Вот только людям подобное не под силу.

– И ты пьёшь кровь? И убиваешь людей? Нет, не верю! Ты хороший!

– Я не убиваю людей, Белла, мне вполне достаточно крови животных. Я уезжаю на охоту несколько раз в месяц – этого мне хватает.

– Так вот куда ты уезжаешь… – пробормотала я. – Понятно. И этот способ вылечить мои ноги, это?..

– Обратить тебя. И все твои раны и травмы исцелятся. Абсолютно все.

– Я согла… – начала я, но Эдвард остановил меня, прижав палец к моим губам.

– Не нужно решать сейчас. Подумай, Белла. Взвесь всё. Что бы ты ни решила – я в любом случае буду рядом, буду заботиться о тебе, как и прежде. Ответишь мне завтра. А пока – спи.

Он уложил меня обратно на постель, укрыл, поцеловал в лоб – первый раз! – и вышел. А я осталась лежать, глядя в потолок и обдумывая то, что только что узнала.

Эдвард – вампир. Напугало ли меня это? Нет. Изменило ли мои чувства к нему? Ни капельки. Что дальше? Я смогу снова встать на ноги, но для этого должна обратиться. Пугает ли это меня? Да, немного. Как всё странное, необычное, непонятное. Не смогу иметь детей? Я с этим уже смирилась, сейчас я не могу и ходить, и детей иметь, что бы там Эдвард ни говорил про теоретическую возможность. Так что я ничего в этом плане не потеряю, только приобрету. Эдвард ведёт обычный образ жизни, он не прячется от солнца, ходит в церковь, ему не становится плохо, если на ужин жареная утка в чесночном соусе. Да, он её не ест, но нюхает же. И ничего. Конечно, мне придётся питаться кровью животных. Невкусно, наверное. Но ради того, чтобы встать на ноги – я готова землю есть, не то что кровь пить.

И, главное, Эдвард сказал, что всегда будет рядом. Он бессмертен, и я стану бессмертной. И если он никогда не женится на обычной женщине, потому что не сможет дать ей детей, то… мы же станем с ним в этом равны. Мы вообще станем равны. Так, может быть, когда-нибудь, пусть и не скоро, пусть даже через сто лет… Но вдруг Эдвард всё же перестанет видеть во мне ребёнка? И тогда мы сможем быть вместе… навсегда!

Я уснула с улыбкой на губах. Потому что у меня теперь была надежда, то, чего я, как считала, лишилась навсегда. Утром я скажу Эдварду «да».

На следующий день, хотя была среда, Эдвард не уехал в свою контору, а дождался, когда миссис Коуп закончит с утренними процедурами, и забрал меня вниз, в гостиную, сказав ей, что нам нужно поговорить.

У меня был лишь один вопрос.

– Ты меня укусишь?

– Нет, конечно. Это тоже сказки, будь это правдой, большинство людей уже превратились бы в вампиров, потому что не все из нас питаются кровью животных, многие кусают людей, но никогда не выпивают их до смерти – считают, что нет смысла резать корову, если можно доить её годами. Нет, наш укус не превращает человека в вампира. Это ты должна будешь выпить мою кровь. Но не пугайся – меня кусать тебе не придётся.

– А это… больно? Ну, перерождение?

– Да, больно, и очень. Но не волнуйся, благодаря замечательному изобретению, под названием «хлороформ», ты проспишь практически весь период перерождения. Белла, это значит «да»? Ты решилась? Ты хорошо подумала?

– Да – на все три вопроса. – Я ещё никогда и ни в чём не была так уверена.
_________________

 » Колыбельная Ангела-Хранителя (часть вторая)

~*~*~*~

Дальше всё закрутилось очень быстро. Эдвард сообщил миссис Коуп, что во время своей поездки он встретил врача, который готов сделать мне операцию, которая гарантированно поставит меня на ноги. Поэтому в её услугах больше не нуждаются, но поскольку она так замечательно за мной ухаживала, ей назначена пожизненная пенсия. Миссис Коуп попрощалась с нами со слезами радости на глазах, пожелала мне скорейшего выздоровления, подарила свои любимые спицы и уехала.

Мы тоже уехали. Якобы к тому самому врачу. До вокзала нас довёз кучер Эдварда, потом мы ещё полдня куда-то ехали в уже знакомом мне вагоне, а потом ещё несколько часов в наёмном экипаже, которым Эдвард правил сам. А когда дорога закончилась, то Эдвард завернул меня в тёплый плед, который прикрывал мои ноги во время поездки, взял на руки и побежал по лесу. Я знала, что он сильный, слышала, что быстрый, но чтобы настолько! Деревья проносились мимо нас на нереальной скорости, и спустя, как мне показалось, пару минут, мы уже очутились возле уютного одноэтажного домика.

– Это моё убежище, – объяснил Эдвард, занося меня внутрь, устраивая поудобнее на диване и разжигая камин. – Я иногда жил здесь, когда уставал от города и людей. Лучше, чтобы твоё перерождение прошло подальше от людских глаз. Ты посидишь немного одна, пока я принесу наши вещи?

Эдвард, действительно, вернулся очень быстро, потом снова убежал, на этот раз отсутствовал немного дольше и вернулся с лошадью, которую поставил под навес. Всё это время я осматривалась – в хижине была всего одна просторная комната, бревенчатые стены, пол застелен медвежьими шкурами, покрывало из таких же шкур на огромной кровати. Именно на неё меня и перенёс Эдвард, устроив поудобнее. Потом ненадолго исчез из поля моего зрения и вернулся, держа в руках стакан с кровью и, приподняв мою голову, поднёс стакан к моему рту.

– Достаточно пары глотков, чтобы запустить процесс перерождения, но чем больше ты сможешь выпить, тем быстрее оно пройдёт. Постарайся, Белла, хорошо?

Я кивнула и стала с трудом, едва ли не давясь, пить густую солёную жидкость. Мелькнула мысль – как же я смогу питаться этой гадостью всю оставшуюся жизнь? Мелькнула и исчезла – Эдвард уже убирал опустевший стакан от моего рта. Вновь уложив меня на кровать, он опять поцеловал меня в лоб, а потом прижал к моему рту и носу неприятно пахнущую тряпку. Помня, что это для мой пользы, я послушно стала дышать через неё, и вскоре моё сознание стало расплываться, я почувствовала, как проваливаюсь в сон, и перед тем, как окончательно туда провалиться, услышала, как мой ангел-хранитель снова поёт мне свою колыбельную.

Когда я очнулась, Эдвард сидел рядом, с тревогой глядя на меня, его щёки покрывала тень от отросшей щетины, под глазами – тёмные круги. Увидев, что я открыла глаза, он с облегчением улыбнулся.

– Ты очнулась, слава богу! – воскликнул он. – Ты была без сознания двое суток. Или я что-то напутал с хлороформом, или перерождающийся организм как-то не так на него отреагировал, но я ждал, что ты очнёшься гораздо раньше. Но теперь всё будет хорошо. Как ты себя чувствуешь?

Я прислушалась к себе.

– Всё тело ноет, голова болит. Но терпимо. Когда три года назад я сильно простудилась, и у меня был жар – я чувствовала себя примерно так же.

– Самое страшное уже позади, это остаточные явления. Знаешь, даже хорошо, что ты проспала так долго, хотя я чуть с ума не сошёл от тревоги, – всё самое болезненное уже позади. Теперь тебе просто нужно полежать и подождать, пока всё окончательно не пройдёт. И это будет последняя боль в твоей жизни, обещаю. Было бы славно, если бы тебе удалось ещё немного поспать.

– А ты? Когда ты сам спал в последний раз?

– В Чикаго. Я не мог спать, пока не удостоверюсь, что ты в порядке.

– Эдвард, ты обязательно должен поспать! Ложись сейчас же! – И откуда у меня только взялся этот командный тон? Но я не могла видеть его таким уставшим и никак не реагировать.

К моему удивлению, Эдвард согласно кивнул и прилёг прямо на край моей кровати, поверх укрывавшего меня покрывала, не выпуская мою руку из своей. В следующую секунду он уже спал – боже, насколько же он был измотан! Я лежала, стараясь не обращать внимания на боль во всём теле – не такая уж она была и сильная, бывало и похуже, – и любовалась лицом Эдварда, который во сне казался намного моложе, чем обычно, и ещё красивее. Интересно, если бы мы оба не были бесплодными, у нас бы родился ребёночек, ведь Эдвард спит рядом со мной, словно мы – муж и жена? Жаль, что я никогда этого не узнаю. Ладно, Эдвард рядом, и это самое главное, а с остальным я давно уже смирилась.

В следующий раз я проснулась, когда солнце вовсю светило в окна домика, испытывая лишь сильный голод и вообще никакой боли. Эдвард, уже успевший переодеться и даже побриться, с улыбкой протянул мне руку, предлагая встать. Я с опаской наступила на левую ногу, а потом – на правую. Я стояла! Я ходила! Я даже могла прыгать! Чтобы окончательно в этом убедиться, я несколько раз подпрыгнула, и в итоге ударилась головой о не такой уж и низкий потолок. С потолка посыпалась штукатурка, сама же я никакой боли не почувствовала. Поразительно!

Эдвард предложил перенести мои попытки освоиться в новом теле на улицу, поскольку домик всё же жалко, а вот деревья – ни капельки, их вокруг много, и всё равно нужно будет дрова заготавливать.

Когда мы вышли, я вдруг почувствовала невероятно аппетитный запах за углом дома, и с интересом направилась в ту сторону, но Эдвард меня удержал.

– Нет-нет, это наша лошадка, её мы есть не станем. Пойдём, поймаем кого-нибудь в лесу.

И мы пошли, точнее – побежали, и даже можно сказать – полетели, поскольку оказалось, что теперь я могу двигаться с такой же невероятной скоростью, что и Эдвард, и в прыжке лететь далеко-далеко и высоко-высоко! Мы поймали и выпили несколько кроликов и небольшого оленя – оказывается, кровь животных удивительно вкусная и сытная. Я вспомнила вкус крови Эдварда – какая гадость! Хорошо, что есть зверюшки, вот их-то кровь я буду пить с огромным удовольствием.

~*~*~*~

Время летело незаметно. Мы провели в лесном домике около двух месяцев. Осень сменилась зимой, первый снег украсил лес. Я постепенно освоилась в своём новом теле – оно стало слишком быстрым и сильным, поэтому я заново училась медленно ходить и ничего не ломать, поскольку мы планировали вернуться в Чикаго ещё до Рождества. Этого же времени как раз хватит для того, чтобы окружающие поверили, что я не только перенесла операцию, но и полностью восстановилась после неё – ведь именно так для всех будет выглядеть моё чудесное исцеление.

Мы не разлучались ни на минуту. Отсутствие привычных удобств нас не смущало. Нет водопровода? Мы носили воду из ручья, грели над огнём камина и мылись в корыте, которое отгораживали ширмой. Нет газового освещения? У нас были свечи, но мы не пользовались ими, поскольку, как оказалось, вампиры могут видеть в темноте настолько хорошо, что я спокойно читала, даже когда в камине – единственном источнике света, – оставались лишь тлеющие угольки. Кстати, дров для камина было – завались, мы же в лесу, а нарубить дров для Эдварда было – что для обычного человека прутиков наломать, столько же сил тратилось. Ну а готовить нам вообще не нужно было.

Единственное, что меня огорчало – Эдвард больше не спал со мной, ложился на диван. А мне так понравилось спать в тот раз, когда он был рядом, я даже могла представлять, что мы – муж и жена. Но зато теперь он часто целовал меня в лоб, и когда мы сидели у камина по вечерам – обнимал за плечи и прижимал к себе. И мне становилось так приятно и уютно, и сердце замирало, а потом стучало быстро-быстро, и я теперь могла слышать, что и его сердце тоже так себя вело. Может быть, он тоже перестал видеть во мне ребёнка и тоже начал что-то ко мне испытывать?

Мы вернулись домой за три недели до Рождества. Слуги радовались моему выздоровлению, искренне поздравляли меня. В дом зачастила модистка – мне готовили новый гардероб, потому что Эдвард планировал вывести меня в свет, и всякие рождественские приёмы и балы идеально, по его мнению, подходили для этого. А мне ничего этого не хотелось, я немного боялась выходов в свет, ещё помнила взгляды людей, когда Эдвард нёс меня по фойе театра. И вообще – я простая девушка из маленького городка в штате Монтана, мне не хотелось балов, мне просто хотелось, чтобы Эдвард был рядом.

~*~*~*~

Первая неделя пролетела незаметно, один раз мы сбегали на охоту – с нашей скоростью нам вполне хватило ночи, чтобы найти себе пищу в лесах в окрестностях Чикаго. Эдвард обещал, что у нас будут и более долгие поездки, но сейчас это выглядело бы странно, и я согласилась с ним.

Мне привезли первые готовые платья, и, по просьбе Эдварда, я надела одно из них, бальное, невероятно красивое, светло-голубое с белыми кружевами. Глядя в зеркало на прекрасное видение, я вздохнула:

– Зачем мне бальное платье, если я и танцевать-то не умею!

– Ты научишься, поверь. Это люди учатся танцевать месяцами, тебе достаточно будет одного урока. Такова одна из наших способностей. Просто следуй за мной. Раз-два-три, раз-два-три…

И он закружил меня по комнате, продолжая считать. К моему удивлению, мои ноги словно бы сами следовали за ним, я легко двигалась в ритме вальса, ни разу не споткнувшись и не сбившись с ритма, хотя танцевала его впервые в жизни.

Какое-то время мы танцевали, потом остановились, но Эдвард продолжал удерживать меня в объятиях, глядя на меня странно потемневшим взглядом.

– Ты так прекрасна, – прошептал он. – Мужчины будут драться за право потанцевать с тобой.

– Мне не нужны другие мужчины, – так же шёпотом и так же, не отрывая от него глаз, ответила я. – Мне нужен только ты!

– Белла, моя Белла! – Эдвард медленно наклонился, и его губы нежно-нежно коснулись моих.

Какое-то время мы стояли и целовались. Я, следуя какому-то инстинкту, повторяла за Эдвардом все движения губ, и это было так приятно, и сердце моё снова замерло, а потом застучало быстро-быстро, и его сердце билось в унисон с моим.

– Моя Белла, моя дорогая, любимая девочка, – шептал он, оторвавшись от моих губ. – Я люблю тебя, я так давно тебя люблю!

Я не верила своим ушам, моя самая невероятная мечта сбылась, Эдвард любит меня, любит! Мне хотелось петь и прыгать так, чтобы штукатурка осыпалась с потолка, но я лишь прижалась к нему крепче и ответила:

– Я тоже люблю тебя, Эдвард.

Немного позже, когда, вдоволь нацеловавшись, мы сидели, обнявшись, у камина в гостиной – бальное платье я сменила на обычное, домашнее, – Эдвард объяснил, почему вначале держался так отстранённо:

– Я не мог иначе. Я не имел права даже мечтать о тебе, потому что хотел, чтобы у тебя была нормальная жизнь – семья, дети. И хотя моё сердце разрывалось от боли, когда я представлял тебя в объятиях другого, я бы отошёл в сторону, лишь бы ты была счастлива. Но даже всех моих сил и денег оказалось недостаточно, чтобы дать тебе нормальную, человеческую жизнь, хотя я старался, видит бог, я старался. Я до последнего надеялся, что даже если ты и не встанешь на ноги, всё равно найдётся тот, кто полюбит тебя так же сильно, как я. Для кого будет не важно, что твоя нога искалечена, он полюбит тебя саму, ты же такая красивая, умная, солнечная девочка, ты озарила бы жизнь любого. Но эти глупцы не видели дальше собственного носа. Ты не права – я тоже видел, как они на тебя смотрят. Поэтому, когда я вернулся с охоты и застал тебя рыдающей от отчаяния, то понял, что не стоит ждать чуда, оно не произойдёт. Зато это дало надежду мне – я с чистой совестью мог обратить тебя, любить тебя, сделать тебя своей. Моя Белла, только моя!

– Ты поэтому вёл себя со мной, как с ребёнком?

– Да. Я скрывал свои чувства, как мог, хотя это было сложно. Я хотел, чтобы ты видела во мне лишь опекуна, чтобы была открыта для чувств того человека, который тебя полюбит…

– У тебя не получилось – я полюбила тебя. Не сразу, конечно. Вначале ты казался мне слишком взрослым, умным, таким… недоступным. Но… это всё равно не помешало мне полюбить тебя, Эдвард. Мой Эдвард, только мой.

~*~*~*~

Мы поженились в канун Рождества. Я сама выбрала эту дату – ведь она была такой знаковой для меня. Священник возражал, но деньги творят чудеса, так что нас всё же обвенчали именно в этот день, в гостиной нашего дома. Гостей было совсем немного – три деловых партнёров Эдварда, несколько его «родственников»-вампиров, приехавших буквально на пару часов, и слуги. А потом, пока большинство жителей города были на полуночной мессе, у нас проходила первая брачная ночь.

Оказалось, что муж и жена не просто спят рядом для того, чтобы у них рождались дети. Когда Эдвард объяснил мне это, я была очень удивлена, но и заинтригована тоже. И хотя не совсем понимала, зачем нам-то этим заниматься, если детей иметь мы всё равно не сможем, но любопытство победило, и я согласилась попробовать.

И поняла, какой же глупенькой я была прежде. Потому что это оказалось самое прекрасное на свете, чудесное, восхитительное, невероятное, волшебное… в общем, у меня не хватило эпитетов, чтобы описать Эдварду, что же я при этом почувствовала. Он полностью со мной согласился, добавил ещё слова «дивное, сказочное и фантастическое», а потом предложил повторить, и я с энтузиазмом поддержала его предложение. Потом повторить предложила уже я, потом снова он, и так мы повторяли, пока, совершенно обессиленные, не уснули, когда в окна уже начало заглядывать позднее зимнее солнышко.

Проснулись мы уже ближе к вечеру. В доме было тихо – всем слугам был дан выходной в честь праздника. Мы спустились в гостиную, где под ёлкой лежала гора подарков, в основном – мне от Эдварда, а от меня он получил носки и шарф, которые я сама связала, спасибо урокам миссис Коуп. Эдвард очень обрадовался, сказал, что это лучшие подарки, которые он получал за всю свою жизнь, но всё же самый чудесный подарок – это я сама. И он здесь же, под ёлочкой, «распаковал» этот «самый чудесный подарок», и мы снова повторили… два раза.

Когда мы лежали в объятиях друг друга на ковре у камина – как всё же хорошо, что в доме мы совершенно одни, – я, выводя на груди Эдварда сердечки, сказала.

– Знаешь, почему я выбрала этот день? Потому что пятнадцать лет назад, тоже в канун Рождества, в моей жизни случилось чудо. Вот я и хотела, чтобы и это наше чудо произошло именно в этот день.

– Я знаю.

– Знаешь? – удивилась я. Сама я никогда не рассказывала ему об этом, неужели кто-то успел сделать это за те минуты, когда Эдвард дожидался меня в клинике доктора Вебера?

И вдруг я услышала песню:

– Когда вы рядом со мной, мой друг, мне не страшен мир, что жесток и груб. Когда вы рядом со мной, милорд, тихо счастье во мне поёт.

Это была моя колыбельная, я узнала голос своего ангела-хранителя. Вскинув голову, я увидела то, о чём и так уже догадалась – пел Эдвард.

– Ты! Это был ты! Это ты спас меня тогда!?

– Я, – чуть смущённо улыбнулся Эдвард.

– Расскажи! – выдохнула я.

– Тогда я охотился в лесах Монтаны. Услышал рычание гризли и детский плач. Прибежав, увидел хижину в лесу, мёртвого мужчину, лежащего на снегу неподалёку, и медведя, пытающегося проникнуть в дом, из которого слышался плач. Я прогнал медведя – был сыт и убивать не хотел, – потом зашёл в дом, в отличие от медведя, я умею открывать двери, даже запертые изнутри на засов, и нашёл в доме тебя. Ты так жалобно плакала, сжавшись в комочек. Я взял тебя на руки и запел старинную песню, которую когда-то в детстве пела мне моя мама. К моему удивлению, ты сразу же успокоилась и вскоре уснула. Я отнёс тебя к людям, оставил на крыльце церкви, дождался, пока тебя найдут и ушёл. Но потом вернулся. Почему-то для меня стало важным узнать, что с тобой стало. Я прожил много лет, я научился держаться отстранённо, ни с кем не сближался, не заводил друзей… Но ты зацепила меня чем-то, меня тянуло обратно, и я вернулся. Тебя отправили в приют, но я пробрался и туда, это было не сложно. Ты лежала в кроватке, такая маленькая, и тихонько, жалобно плакала, но никто не подошёл и не утешил тебя.

– И это сделал ты…

– Да. Просто удивительно, насколько успокаивающе действовала на тебя моя песня. Ты расслабилась, перестала плакать и уснула, ты улыбалась во сне, а я сидел рядом и любовался твоей улыбкой. После этого я стал приходить каждую ночь. Видел, как тебе там плохо, тебя кормили и давали кров и одежду, в остальном на тебя было всем наплевать. Я даже стал обдумывать возможность забрать тебя, стал планировать, как именно это обставить – удочерить тебя официально или просто выкрасть, но тут появились супруги Свон и забрали тебя. Я продолжал наблюдать за тобой, убедился, что ты попала к очень хорошим людям, и тебя любят, но всё равно приходил. Это стало уже нужно мне самому. Порой тебе всё ещё снились кошмары, и я успокаивал тебя, но это происходило всё реже и реже, а потом прекратилось совсем.

– И ты больше не пел мне, – грустно прошептала я. – Мне так тебя не хватало…

– Мне тоже. Но я продолжал приходить. Ты выросла у меня на глазах, я наблюдал, как из забавной малышки ты превращаешься в весёлую, шаловливую девочку, а потом – в прекрасную девушку. И мои чувства к тебе тоже изменились, Белла. Я полюбил тебя.

– И когда ты сказал, что любишь меня давно, это значило?..

– Что я люблю тебя уже около двух лет, Белла. Два долгих года я любил тебя издалека, зная, что ты никогда не станешь моей, и понимая, что буду любить тебя вечно. Когда ты обручилась с Майклом… Это был самый страшный день в моей жизни. Я так считал, пока не увидел тебя, придавленную рухнувшей балкой.

– Придавленную балкой? – недоумевая, повторила я.

– Твои ноги были сломаны не в момент прыжка, Белла, на них упала потолочная балка, когда ваш дом буквально разваливался после взрыва. К счастью, в тот день я был в городе и вынес тебя до того, как до тебя добрался огонь. Но я не смог предотвратить взрыв, не смог уберечь твои ноги и не смог спасти твоих родителей – их комната находилась прямо над местом взрыва, и они погибли мгновенно. А ты потеряла сознание, так и не проснувшись, поэтому и не помнишь ничего.

– Ты сказал, что не сразу узнал… Когда приехал за мной…

– Я был рядом всё это время. Ждал, надеялся на чудо. Узнал, что ты не сможешь ходить, но… Был ещё Майкл. И только когда этот слизняк посмел от тебя отказаться – тогда я понял, что с чистой совестью могу забрать тебя, заботиться о тебе, попытаться всё же дать тебе нормальную жизнь. Я отлучался всего на два дня – нужно было состряпать завещание, делающее меня твоим опекуном, нанять сиделку – я бы и сам мог за тобой ухаживать, но понимал, что для тебя это будет слишком неловко.

– Карету подготовить, – кивнула я.

– И это тоже. Я понимал, что поездка будет для тебя нелёгкой, я бы предпочёл нести тебя до поезда на руках, это было бы менее травматично, но… совершенно невозможно. Поэтому экипаж переоборудовали по моему заказу всего за несколько часов, максимально приспособив для твоего удобства.

– И ты вовсе не племянник жены двоюродного брата моего дедушки?

– Конечно, нет. Это первое, что пришло мне в голову, чтобы объяснить, почему никто, даже ты, не в курсе, что у тебя есть такой вот родственник. Я даже не уверен, был ли у твоего дедушки двоюродный брат. Главное – что я смог забрать тебя. Я смог быть рядом, заботиться о тебе, уже не скрываясь. И в итоге, я получил то, на что и надеяться не мог – тебя, моя жена, моя любовь, моё маленькое рождественское чудо.

– А я – тебя, мой ангел-хранитель, – поуютнее умащиваясь в объятиях своего мужа, счастливо вздохнула я. – Ты ещё споёшь мне мою колыбельную?

– Конечно, спою, – и мой ангел-хранитель, легонько поцеловав меня, запел: – Когда вы смотрите на меня, мир уже иной, я уже не я. Я знаю, нам не по пути, но как тяжело уйти…

Счастливый конец


От автора: Да, мои вампиры не каменные, не холодные, не блестящие, не ядовитые и не испытывают жажду человеческой крови, а также у них бьётся сердце, есть кровь, и они спят по ночам. Но почему бы и нет – ведь это всего лишь сказка.

Кстати, Эдвард пел Белле старинную английскую балладу "Зелёные рукава".
_________________

 » Счастливый перелом (первая часть)

СЧАСТЛИВЫЙ ПЕРЕЛОМ
первая часть

– Пойми, Белла, это твой единственный шанс, – проникновенно глядя на меня, увещевала миссис Коуп. – Сейчас, в это время года, найти работу с проживанием практически невозможно. По крайней мере – я о такой не слышала. А здесь ты за несколько дней работы получишь столько, сколько обычно получаешь за месяц.

Даже больше, потому что прижимистые супруги Ньютон скрупулёзно вычитали из моего оклада плату за проживание и питание. Но оставшегося мне вполне хватало, и я любила свою маленькую подопечную Вики, поэтому даже не пыталась найти другое место. И вот теперь, спустя три года, оказалась на улице. Не в прямом смысле, конечно, но до конца года свою комнату в доме Ньютонов мне нужно освободить, а до него осталась всего две недели.

– Оплата замечательная, – согласилась я. – Но другая страна… Если честно – мне немного страшно. И я бы хотела постоянную работу.

– Постоянной сейчас нет. И вряд ли будет в ближайшее время. Решайся, Белла, это выход и для тебя, и для меня. Потому что я тоже не представляю, где взять свободную гувернантку, да ещё и имеющую загранпаспорт, за неделю до Рождества. И лучше, если дети встретят Рождество с родственниками, чем в приюте, ты согласна?

– Согласна, – понимая, что моими чувствами откровенно манипулируют, кивнула я. – Но почему родственники сами не приехали за ними?

– Насколько мне известно, опекуном мальчиков назначен дядя, точнее – двоюродный дядя, который около месяца назад сломал ногу, и до сих пор передвигается на костылях. Так что он физически не сможет сопровождать троих малышей во время перелёта на другой континент. Все юридические вопросы по поводу опеки и переезда мальчиков в Штаты взяли на себя адвокаты местного филиала его фирмы. Они же и обратились в моё агентство с просьбой подобрать сопровождение для детей, поскольку мистер Каллен настаивал на профессиональной гувернантке. Белла, соглашайся. Перелёт оплачен в оба конца, билеты в первый класс, выдаются деньги на текущие расходы, очень хорошая оплата. Обратный билет с открытой датой, посмотришь мир, в конце концов. Соглашайся.

– Хорошо, – кивнула я.

А был ли у меня выход? Ни жилья, ни работы, ни накоплений. Когда во время моей учёбы в колледже, мои родители развелись, продали наш дом и стали активно устраивать свою личную жизнь, я поняла, что возвращаться мне некуда, и стала искать работу с проживанием. Моим первым и пока единственным местом работы был дом супругов Ньютон, чей сын, после гибели жены, отдал им на воспитание двухлетнюю внучку. Пожилые супруги тоже не особо горели желанием заниматься малышкой, поэтому и наняли меня, и именно с проживанием, поскольку очень любили путешествовать, так что большую часть времени мы с Вики оставались вдвоём. Но год назад друзья, с которыми Ньютоны познакомились в одном из круизов, пригласили их отдохнуть на своей вилле в Греции, настояв, чтобы они взяли с собой и внучку, о которой были наслышаны. Именно этим и объясняется наличие у меня загранпаспорта – Ньютоны оплатили мне его получение, а так же билеты для меня, лишь бы не обременять себя заботами о малышке во время совместного отдыха с друзьями.

А недавно отец Вики женился второй раз. И его новая жена настояла на том, чтобы девочка жила с ними. Я была рада за малышку, её мачеха мне, в общем-то, понравилась, вот только я внезапно осталась без работы. И всё, что мне смогли предложить в агентстве на данный момент – отвезти к дяде-опекуну трёх внезапно осиротевших мальчиков, мать которых погибла, а отец умер пару лет назад. Родственников здесь, в Англии, у них не осталось, наверное поэтому в завещании матери был указан её американский кузен. Сама она тоже была американкой, у детей – двойное гражданство, и это позволило избежать множества юридических проблем.

Так что, спустя сутки, перевезя свои вещи от Ньютонов в дом отца, который согласился пока подержать их у себя, взяв лишь немного одежды на несколько дней, я забирала братьев Уитлок из приюта. Всё, что я знала о них – лишь имена и возраст детей, по словам миссис Коуп, у мальчиков была няня, которая уволилась в тот же день, как узнала о смерти своей работодательницы, поэтому их и поместили пока в приют. Первым в холл вышел старший, семилетний Джаспер, едва ли не по полу волоча довольно объёмную спортивную сумку, следом вышла воспитательница, ведя трёхлетних близнецов, Сэма и Сета. Младшие дети глядели на меня настороженно, старший – испуганно-выжидательно, но, когда я представилась и сказала, что отвезу их к дяде, заметно расслабился.

Всю дорогу до аэропорта близнецы молчали, сидели, прижавшись друг к другу и сосали большие пальцы. Я поинтересовалась у Джаспера, нет ли у них с собой каких-нибудь игрушек, которые лучше переложить в мой рюкзак, чтобы взять их с собой в салон самолёта, поскольку большую сумку придётся сдать в багаж. И была в шоке, услышав, что в сумке лишь одежда. Ни книг, ни игрушек, ни каких-либо памятных вещей, вроде фотографий. Только одежда. Именно её няня собрала перед уходом по просьбе социальных работников, увозивших мальчиков в приют.

– Они сказали: «Соберите немного вещей на первое время», вот няня и собрала. И нас сразу одели и увезли. Я даже книжку взять не успел, которую читал, – вздохнул Джаспер.

Выяснив, что читал он первую книгу про Гарри Поттера, я порадовала его, сообщив, что все книги про Поттера есть у меня в электронной «читалке», и он сможет читать в самолёте, благо лететь нам долго. И мальчик, впервые с момента нашей встречи, робко улыбнулся.

Пользуясь тем, что в аэропорт мы приехали заранее, а на «дорожные расходы» мне была выделена кругленькая сумма, мы зашли в пару магазинчиков, и в межконтинентальный полёт отправились во всеоружии, имея в запасе несколько детских книг, раскраски, фломастеры, трёх маленьких плюшевых медвежат, две машинки и трансформер, а так же детский рюкзачок для Джаспера, в который всё это сложили.

Учитывая кучу мультиков на моем планшете и множество детских песен в плеере – полет должен пройти не так уж и плохо, по крайней мере, я на это надеялась.

Мои надежды оправдались с лихвой. Не сказать, что я прямо-таки супер-спец по малышам, но кое-какой опыт у меня имеется, и официально заявляю – таких послушных трёхлеток я не встречала никогда. Даже Вики, которую я считала настоящим ангелочком, и то раскапризничалась бы в этой новой для себя обстановке. Но близнецы молча шли, держась за мои руки, туда, куда я их вела, молча сидели там, где сажала, молча, не вынимая больших пальцев изо рта – на чём я решила не заостряться, они явно себя так успокаивали, – и прижимая другой рукой новеньких медвежат, слушали сказку или смотрели мультики.

Волшебное поведение малышей нашло свою разгадку во время ужина – они так же молча, послушно и достаточно аккуратно, лишь с небольшой моей помощью, ели свои порции, но в какой-то момент Сэм случайно опрокинул свой стакан, и остатки сока пролились на штанину его брючек. В принципе, неприятно, но не страшно, для такого крохи – едва ли не нормально. А вот отреагировал он на это не вполне соразмерно – расплакался, сжался в комочек, а когда я потянулась, чтобы утешить его – описался.

И, видя столь бурную реакцию близнецов – поскольку Сет тоже расплакался, – и испуганно-выжидательный взгляд Джаспера, я, наконец, поняла – детей били. Отсюда и идеальное послушание, и явное ожидание наказания за столь незначительную провинность, и шараханье от протянутой руки. Вздохнув, я вынула из своего рюкзака футболку, сожалея, что не догадалась достать из сумки сменную одежду для малышей, прежде чем сдать её в багаж, попросила Джаспера присмотреть за братом, подхватила рыдающего Сэма и отнесла в туалет. Умыв и обмыв малыша, и надев на него свою футболку прямо поверх рубашки, я застирала его трусы и брюки, после чего отвела умыться и воспользоваться туалетом Сета. За это время стюардесса унесла остатки их ужина, так что, подняв подлокотник, я уложила на получившийся из двух просторных сидений диванчик обоих малышей валетиком, и, спусти несколько минут, наплакавшиеся близнецы уже спали.

А сама я пересела к Джасперу. В принципе, мы весь вечер перемещались, поскольку нам досталось два двухместных «диванчика». Во время взлёта я сидела рядом с Сетом, а Сэм – с Джаспером, потом я забрала Сэма к нам – мальчики прекрасно умещались на одном сидении, а я могла читать им обоим. Сейчас, оставив их спать, я села рядом с Джаспером, который всё время от взлёта до ужина сидел, уткнувшись в мою электронную книжку, да и сейчас, кстати, тоже, но, судя по тому, что губами уже не шевелил – не читал. Решив дать ему время расслабиться после инцидента, я принялась за свой ужин, который стюардесса подогрела для меня второй раз – всё же полёт в первом классе имеет свои плюсы. Закончив ужин, я достала плеер.

– Хочешь послушать? – предложила я Джасперу. – У меня есть много детских песен. Или можно посмотреть какой-нибудь мультфильм. – Мальчик ткнул пальцем в плеер. Я помогла ему надеть наушники. – Ты умеешь им пользоваться? У меня много разных треков, можно выбрать...

Но Джаспер уже нажал на «пуск», включив мелодию, которую я слушала последней.

– Красиво, – шепнул он спустя какое-то время.

– Там ещё много красивых мелодий, – с ободряющей улыбкой ответила я и расслабленно откинулась в кресле – кажется, мальчик нашёл себе новое занятие, можно отдохнуть.

Какое-то время я просто сидела, разглядывая пассажиров и лениво размышляя, почитать или не стоит. И тут Джаспер выдернул один наушник из уха и протянул мне.

– Что это за музыка?

– Это «Токатта» в исполнении оркестра Поля Мориа, – ответила я, узнав свою самую любимую мелодию из всего сборника.

– Её папа часто слушал, я помню! Я хотел её позже найти, но не знал название.

– Я обязательно запишу для тебя и название, и исполнителя, и ты всегда сможешь найти её, – пообещала я.

Какое-то время мальчик молча наслаждался музыкой, я заметила, что он прослушал этот трек трижды, потом выключил плеер.

– Когда папа был жив – было так хорошо, – едва слышно сказал он, рассматривая свои пальцы. – Мама была с нами всё время, и няни ещё не было...

– Джаспер, скажи, это няня вас била? – спросила я, понимая, что доставалось не только близнецам. Мальчик кивнул, не поднимая глаз. – А маме ты говорил? – ещё один кивок. – И что она сделала.

– Сказала, что если няня нас наказывает, значит, мы себя плохо ведём, – в голосе Джаспера явно слышались слезы. – Нужно быть хорошими мальчиками, и тогда никто не станет нас наказывать.

– А что значит «быть хорошими мальчиками»? – решила я всё-таки уточнить.

– Не бегать, – начал перечислять Джаспер, – не пачкаться, не кричать, не смеяться громко, не плакать, не мешать ей смотреть телевизор, не писаться по ночам… – его голос сошёл на нет.

– Но разве ваша мама не видела, как няня с вами обращается?

– Её почти никогда не было дома, – Джаспер взглянул на меня совсем не детским взглядом. – Она говорила, что её друг не любит, чтобы дети путались под ногами. Она приезжала... редко... ненадолго... Близнецы её почти не помнят. Она приезжала, привозила подарки, целовала, говорила, что побудет с нами подольше... И уезжала. Иногда на следующий же день. В этот раз обещала приехать на Рождество. Теперь уже не приедет.

Мальчик скривился и беззвучно заплакал. Господи, он ведь тоже малыш совсем – осознала вдруг я. На фоне близняшек он казался таким взрослым, а ему семь лет, всего-навсего, и он только-только потерял мать, которую знал, в отличие от близнецов, и, скорее всего, любил, даже несмотря на её предательство, иначе не назовёшь.

Я усадила Джаспера к себе на колени, обняла и дала выплакаться. Он тихо плакал у меня на руках, пока не уснул. Откинув соседнее кресло, я уложила мальчика, а потом стала укладываться сама – знала, что прилетим мы среди ночи, так что нужно лечь пораньше, чтобы хоть сколько-нибудь поспать.

«Утро» прошло спокойно, мальчики снова вели себя идеально, послушно, без капризов, проснулись и позволили себя одеть, и даже немного поели, хотя едва не засыпали на ходу. И близнецы всё так же были настороженно-молчаливы, но теперь я знала причину. Такое за полдня не пройдёт, тут нужно только время, терпение, забота и любовь. А, возможно, и помощь специалиста. Надеюсь, в семье дяди они всё это получат. Очень надеюсь. В любом случае – нужно обязательно рассказать их дяде о том, что дети пережили.

В Филадельфии был поздний вечер, в аэропорту – ярко, людно и шумно, так что мальчики немного взбодрились. Нас встречал молодой человек с табличкой «Мисс Свон», он представился Алеком, водителем мистера Каллена. В машине мальчики вновь уснули, все трое. Когда мы въехали в большие кованые ворота, открывшиеся автоматически, и остановились у дверей огромного, как мне показалось в полумраке, особняка, было уже около полуночи по местному времени. Я разбудила Джаспера, а близнецов Алек предложил отнести в дом, не будя. Когда мы трое – я с рюкзаком за спиной и Сетом на руках, Алек с сумкой мальчиков на одном плече и Сэмом на другом, и Джаспер со своим рюкзачком, – поднялись по ступенькам, дверь распахнулась, и в приглушённом свете прихожей я увидела человека на костылях. Первое впечатление – высокий. Выше меня на голову. Второе – борода. Не очень длинная, она закрывала всю нижнюю часть лица. Отступив назад, давая нам войти, он негромко, чтобы не разбудить близнецов, сказал.

– Мисс Свон, Джаспер, с приездом. Я – Эдвард Каллен. Извините, что не смог сам встретить вас, но, – и он кивнул на свою левую ногу, на которой белел гипс, – я стал бы лишь обузой.

– Добрый вечер, – поздоровалась я шёпотом, следом Джаспер, едва слышно. – Всё в порядке, Алек же нас встретил.

– Вы голодны? – Мы с Джаспером синхронно помотали головами. – Тогда, думаю, вам лучше сейчас лечь, поговорим завтра. Второй этаж, Джаспер, первая дверь налево, нижняя кровать. Близнецы – вторая дверь, мисс Свон – напротив. Я бы проводил вас, но по лестнице я пока передвигаюсь очень медленно, только задержу. И постарайтесь поспать подольше, чтобы быстрее привыкнуть к смене часовых поясов.

Мы поднялись наверх по широкой мраморной лестнице. За первой дверью оказалась просторная детская с кучей игрушек, разбросанных по всему полу, и двухэтажной кроватью. Джаспер сказал, что справится сам, так что мы с Алеком пошли дальше. В следующей комнате стояли две детские кроватки, в остальном – обычная безликая гостевая комната, хотя и просторная, а, судя по большим окнам – и светлая тоже.

– Странно, – шепнула я, укладывая Сета в кроватку и снимая с него обувь, раздевать не стала, боясь разбудить. – Та комната – настоящая детская, а эта...

– Там комната Эммета, – пояснил Алек, – сына мистера Каллена. Он сам предложил, чтобы Джаспер жил с ним, мальчики почти ровесники. Тем более, там даже кровать новая не нужна, у Эммета двухэтажная, ему нравится спать наверху. А для близнецов мебель заказали, но сейчас такое время... В общем, привезут только после Рождества. А эти кроватки я сегодня в ближайшем мебельном магазине купил, чтобы детям хотя бы было на чём спать.

Найдя свою комнату, я прихватила с собой сумку мальчиков, решив разобрать её, чтобы утром им было во что переодеться. И поняла, что близнецам переодеваться не во что – вся их одежда оказалась грязной, видимо, в приюте никому и в голову не пришло её постирать, мне выдали детей в последней чистой одежде. Решив, что на поиски стиральной машины уйдёт больше времени, я быстро простирнула по одному комплекту одежды под краном в ванной комнате, примыкающей к моей спальне, после чего рухнула в постель и выключилась – сказалось волнение прошедших суток, да и в самолёте удалось поспать совсем немного, в отличие от мальчиков, я долго не могла уснуть.

Когда я проснулась, было все ещё темно, но это ни о чём мне не говорило – стояли самые длинные ночи в году. На моих часах было десять утра, стало быть, в Филадельфии только пять. Я решила проверить, как там мальчики, и нашла всех троих в спальне близнецов – Джаспер читал малышам сказку из новой книги. А ведь они, наверное, голодные – перекусы в самолёте особо сытными не были, лично я просто умирала с голода. Вики давно уже прыгала бы по мне, стараясь разбудить, но эта троица тихо ждала, не претендуя на внимание старших, хотя Джаспер знал, где меня искать. Ну, конечно, «няне нельзя мешать смотреть телевизор», на сон это правило, видимо, тоже распространяется.

Мы тихо спустились на первый этаж и разыскали кухню. Решив, что миссис Каллен не станет сердиться, если я похозяйничаю на её кухне, я быстро приготовила омлет, и мы позавтракали. Когда мальчики пили молоко с печеньем, а я – чай, послышался стук костылей, и в кухню вошёл мистер Каллен, заспанный, взлохмаченный, в майке без рукавов, не скрывающей мускулистую грудь и руки – господи, Белла, нашла, на что пялиться! – и в широких спортивных штанах. Присев на свободный стул, мистер Каллен обвёл глазами застывших мальчиков, меня, стол, и попросил:

– Можно и мне чая, пожалуйста.

Я быстро налила чашку и поставила перед ним со словами:

– Извините, я тут похозяйничала, но дети были голодны. Надеюсь, ваша жена не будет сердиться, я не знаю, какие у вас правила насчёт кухни.

– Моя жена умерла, когда Эммету и года не было, – покачал головой мистер Каллен. – И никаких особых правил в отношении кухни у нас нет. Днём приходит миссис Вебер, готовит обед и ужин, с завтраком мы с Эмметом справляемся сами. Ну, здравствуйте, ребятки, – обратился он к близнецам, – я ваш дядя Эдвард. А вас как зовут?

– Это Сет, а это Сэм, – поспешил представить близнецов Джаспер, поскольку сами они продолжали молчать.

– У Сета вихор на макушке, – указала я мистеру Каллену на обнаруженное мной различие.

– Понятно, – кивнул он. – Когда закончите завтракать, можете вернуться в свои комнаты и поиграть, а мне нужно поговорить с мисс Свон.
Мальчики залпом допили молоко и быстро ушли – похоже, завтрак в компании незнакомого мужчины их нервировал.

– Слишком тихие и послушные, – чуть нахмурившись, покачал головой мистер Каллен, глядя им вслед.

– Насколько я успела узнать, мать забросила их после смерти мужа, устраивая свою личную жизнь, а няня безнаказанно избивала и муштровала детей. Новой няне придётся приложить все усилия, чтобы они вновь стали нормальными детьми. Вы ведь проследите за этим?

– Вот об этом я и хочу поговорить с вами, мисс Свон. С няней для мальчиков проблема. У Эммета была гувернантка, приходящая, она забирала его из школы, кормила, помогала с уроками, а когда я возвращался с работы – уходила домой. Когда я узнал, что теперь у меня будут жить племянники, я хотел, чтобы она стала и их няней тоже, но она отказалась, особенно учитывая, что работа предполагалась круглосуточная. И уволилась. Я пытаюсь найти другую няню, но сейчас такое время...

– Да, – кивнула я, – понимаю.

– В общем, выбора практически нет, брать, кого попало, я не хочу, на поиски нужно время, а детям нужна няня прямо сейчас. Мисс Свон, не согласитесь ли вы остаться, пока я не найду детям няню?

Я растерялась. На подобное я вообще не рассчитывала, думала, что сегодня или завтра отправлюсь домой. Но... я не связана никакими обязательствами, дома меня никто не ждёт. Рождество в семье? Я давно стала там лишней, у отца молодая жена и двое малышей, у мамы – очередная «любовь всей её жизни», к тому же последние годы все праздники я всё равно проводила с Вики. В общем, причин отказаться нет, а вот согласиться – да, есть, целых три: Джаспер, Сет и Сэм. Правда, был один момент...

– У меня нет разрешения на работу в Штатах, – вздохнула я.

– Это же совсем ненадолго. Так что нет необходимости оформлять все официально. Я заплачу вам вперёд, это послужит гарантией того, что всё будет честно, без обмана. И... – выдвинул он едва ли не главный аргумент, – за вами останется последнее слово при утверждении кандидатуры новой няни.

– Я согласна, – кивнула я. – Останусь, пока вы не найдёте хорошую няню мальчикам.

– Есть какие-нибудь вопросы ко мне?

Вопросов было много, но первым вырвался именно этот:

– А где у вас стиральная машина? – на удивлённо поднятые брови мистера Каллена, я пояснила: – Вся одежда близнецов грязная, для таких крох у них слишком мало сменной одежды.

– Я распорядился собрать вещи детей на первое время, а остальное отправить контейнером, но я не предполагал, что «на первое время» – это?..

– Четыре смены одежды, – вздохнула я.

– Машинка есть в подвале, но обычно мы всё отправляем в прачечную, там ведь ещё и гладят, – пояснил мистер Каллен. – Но мы сделаем вот что – сегодня днём Алек отвезёт вам в магазин товаров для детей, и вы купите там мальчикам всё, что нужно. Просто покажите на кассе своё удостоверение личности, и все покупки запишут на мой счёт.

– А так можно? – удивилась я.

– Там можно, это ведь мой магазин, – улыбнулся мистер Каллен. – Я предупрежу управляющего, а он – персонал.

В этот момент на кухню забежал темноволосый мальчик примерно одного роста с Джаспером, но гораздо крепче и даже на вид сильнее худенького кузена.

– Здравствуйте, – он широко улыбнулся, демонстрируя ямочки на щеках. – Я Эммет, и мне восемь лет. Пап, сделать тосты или сэндвичи?

– Здравствуй, Эммет, – улыбнулась я в ответ, – меня зовут Белла, и я побуду вашей няней, пока твой папа не найдёт новую. Как насчёт омлета?

– Круто! – обрадовался мальчик, правда, непонятно чему, омлету или тому, что я побуду новой няней. – Пап, а можно, я в школу не пойду, а? У нас всё же гости. А послезавтра уже каникулы.

– Осилите ещё одного бесёнка? – с улыбкой поинтересовался у меня мистер Каллен. Я кивнула. – Тогда ладно. Два дня погоды не сделают. Думаю, тебе нужно познакомиться с новыми братьями и помочь им освоиться в новом доме.

– Ура, – радостно заорал Эммет, порывисто обнял отца, уронив прислонённые к столу костыли, поднял их, попрыгал немного и, с трудом успокоившись, уселся за стол, напевая: – В школу не надо, в школу не надо!

А я смотрела на него с улыбкой – нормальный, весёлый, шумный ребёнок. Надеюсь, братья Уитлок тоже со временем станут такими. Потому что дети должны быть детьми, а не маленькими привидениями, которых видно, но не слышно.

Ладно, пока я здесь – постараюсь сделать всё возможное, чтобы малыши начали хоть немного доверять взрослым.

~*~*~*~

И потянулись очень насыщенные дни. Поначалу было реально некогда присесть, поскольку мало того, что пришлось организовывать быт мальчиков, приехавших в другую страну с одной сумкой одежды на троих, так этот переходный период пришёлся ещё и на праздники. И я порой очень жалела, что не могу раздваиваться.

Очень выручало то, что малыши были удивительно, едва ли не сверхъестественно послушны, к тому же Джаспер тоже изо всех сил старался взять на себя заботу о братьях, ограждая взрослых от забот. Видимо, такая привычка выработалась у него во время жизни с няней – держать младших братьев от неё подальше. Но иногда даже этого было мало.

Например, поездка в магазин за одеждой со всеми четырьмя мальчиками прошла на удивление спокойно. С нами был Алек, выступавший роли не только водителя, но и носильщика. Дополнительным удобством было то, что мерить одежду или обувь на близнецов я могла по очереди, а многое брала просто «на глазок» и «на вырост», поскольку мистер Каллен дал мне указание взять детям всё необходимое с запасом, и в средствах не ограничил.

Эммет тоже весьма активно помогал мне, принося и подавая нужное. Это был очень подвижный и весёлый парнишка, болтавший за двоих, но он сразу принял новоявленных братьев и, чувствуя себя старшим, взял их под своё крыло. Он так же настоял, чтобы некоторые вещи – футболки, бейсболки, – я купила для них с Джапером одинаковые. Я не возражала – если это позволит братьям сблизиться ещё больше, то почему бы и нет?

А вот с покупкой подарков у нас возникла проблема. То есть не с самими подарками – переехав, дети остались вообще без игрушек, Эммет поделился своими, но, в любом случае, проблема «что именно дарить» не стояла. А вот с поездкой за подарками вышла загвоздка. Покупать подарки близнецам при них самих было бы странно, но и оставить их дома я не могла – они откровенно боялись мистера Каллена, как, впрочем, и всех остальных людей, кроме меня и старших мальчиков. Но и на семилетнего Джаспера оставить их я не решалась.

Выручила Джейн – сестра Алека и секретарша мистера Каллена. Она привезла ему на подпись какие-то бумаги, поскольку он продолжал работать дома. К нашему удивлению, её малыши не испугались, так что она посидела с ними пару часов, пока мы с Эмметом и Джаспером носились по всё тому же детскому магазину, выбирая малышам подарки. А потом, вместе с близнецами, я уже покупала подарки старшим мальчикам. А поскольку мистер Каллен выдал мне неприлично большой аванс, утверждая, что работа в праздничные дни заслуживает отдельной премии, я смогла тоже купить кое-что мальчикам на свои собственные деньги. Для Джаспера я приобрела плеер, в который закачала множество детских песен, а кроме того – сборник оркестра Поля Мориа, чьи инструментовки так понравились Джасперу во время полёта. «Токатту» я поставила самой первой, чтобы, нажав на «пуск», мальчик сразу же услышал любимую мелодию своего отца.

Ёлку тоже привёз незаменимый Алек. Мы со старшими мальчиками два дня наряжали её и всю гостиную – на чердаке оказалось несколько коробок с рождественскими украшениями. Только чулки для камина пришлось подкупить – ведь количество детей в доме увеличилось вчетверо. Малыши были лишь наблюдателями. Вначале я попыталась и их привлечь к общему занятию, но это закончилось разбитым шариком, рыданиями и описанными от испуга штанишками. Так что остальное время они сидели на ковре, в окружении игрушек, и наблюдали за нашими действиями. И порой в их глазёнках мелькал неподдельный интерес, что чрезвычайно меня радовало. Мистер Каллен сказал, что нашёл для детей психолога, но его посещения можно будет начать лишь после рождественских каникул.

Кстати, сам мистер Каллен время от времени покидал свой кабинет, чтобы поучаствовать в процессе подготовки к Рождеству. Физически он мог не многое, но взял на себя общее руководство, а так же распутывание гирлянд – дело кропотливое, отнимающее много времени, зато не требующее здоровых ног. Он также затевал общие разговоры ни о чём со мной и старшими мальчиками, и Джаспер постепенно открывался ему, что-то рассказывая и даже смеясь шуткам. Малышей он не трогал, давая просто привыкнуть к своему присутствию, и постепенно это стало приносить свои плоды – всё меньше страха было в их глазёнках, всё чаще в них мелькало любопытство. Учитывая, что собственного отца они не помнили, дядя стал для них первым мужчиной, постоянно присутствующим в их жизни.

Со мной мистер Каллен говорил только о мальчиках, живо интересуясь всем, что я могла о них рассказать, и это было нормально, хотя для меня и непривычно – супруги Ньютон особо внучкой не интересовались, едва ли не единственным, обращённым ко мне вопросом о ней было: «Хорошо ли она себя вела?» Остальное их мало интересовало. Но мистеру Каллену на самом деле было интересно знать всё не только о родном сыне, но и о племянниках.

Впервые он заговорил со мной о чём-то, не относящемся напрямую к мальчикам, когда, накануне Сочельника, уложив детей спать, я сидела в гостиной, упаковывая подарки. Мистер Каллен покинул свой кабинет и уселся рядом, помогая мне. Тогда-то он и рассказал мне, что свою кузину Кейт, мать мальчиков, он в последний раз видел более двадцати лет назад, на одном из семейных праздников, после этого её мать вдрызг разругалась со своим братом, его отцом, и уехала, увезя дочь и порвав все отношения с семьёй. Мистер Каллен даже не знал, что Кейт перебралась в Англию, выйдя замуж за англичанина, он вообще о ней практически никогда не вспоминал, пока недавно его не поставили в известность о том, что он стал опекуном трёх осиротевших племянников. А когда я поинтересовалась, нет ли у мальчиков других родственников, он ответил, что есть, и много, и некоторые даже проявили желание забрать сирот к себе, но опекуном в завещании Кейт был назначен именно он, а это значит, мальчики будут жить у него, без вариантов.

Я с уважением посмотрела на мистера Каллена, он открылся для меня с новой стороны. Прежде я считала, что у него просто выбора не было, точнее, был один – мальчики живут у него или отправляются в приют. Оказалось, что он не стал перекладывать ответственность на чужие плечи, а принял совершенно незнакомых ему племянников под своё крыло без раздумий и сомнений.

А мистер Каллен стал задавать вопросы уже мне, интересуясь моей прежней работой, семьёй и учёбой, я даже не заметила, как всё ему выложила, как на духу – и про Вики, и про родителей, и даже про два своих неудачных романа во время учёбы в колледже. Даже не знаю, почему разоткровенничалась, но мне нравилась сама возможность поговорить с кем-то, старше восьми лет. Мы засиделись до двух часов ночи, но всё же упаковали все подарки.

Следующей ночью мы вновь встретились «под ёлочкой» – я переносила под неё подарки, спрятанные в кладовой, и наполняла лакомствами и мелкими игрушками четыре чулка, висящих над камином, а мистер Каллен ел печенье с молоком, оставленное детьми для Санты Клауса. Наутро меня разбудил Эммет, прыгающий по моей кровати – хорошо, что хотя бы не по мне, как это делала Вики, поскольку был раза в два крупнее неё. Джаспер с близнецами стояли в дверях, причём близнецы были немного напуганы происходящей суматохой. Пока я спускалась с ними вниз, Эммет умчался будить отца, мы встретились в гостиной и стали дарить друг другу подарки. К своему удивлению я тоже получила подарки – вязаную шапку от Эммета и варежки от Джаспера. Мальчики признались, что выбрали их, когда мы с ними покупали подарки близнецам, показали Алеку, а он их купил, пока я не видела – в общем, настоящий мужской заговор, в котором принимал участие даже мистер Каллен, финансово.

Но больше всего меня удивил подарок от самого мистера Каллена – изящные часики на цепочке. Я попыталась отказаться от такого дорогого подарка, но мистер Каллен заявил, что все его сотрудники получают подарки на Рождество, а так как я, хоть и временный сотрудник, но зато успевший проявить себя с самой лучшей стороны, заслуживаю намного большего. И вообще, босс всегда прав, так что я просто обязана без возражений принять эти часики. Я не могла не подчиниться прямому приказу босса, высказанному с комично нахмуренными бровями, поэтому поблагодарила и надела часики на шею.

Рождество прошло чудесно. Мистер Каллен весь день не уходил в свой кабинет, был с нами, когда мальчики опробовали свои новые игрушки и даже пытались кататься на новеньких скейтбордах по комнате. Потом у нас был чудесный праздничный обед, приготовленный миссис Вебер, которую тоже пригласили к столу. Мистер Каллен даже вышел с нами во двор и, опираясь на костыли, наблюдал, как мы с Эмметом и Джаспером играем в снежки, а близнецы копаются в снегу новенькими пластмассовыми лопаточками. Потом мы все вместе смотрели фильм «Один дома», под который близнецы заснули прямо на ковре среди игрушек.

В общем, день прошёл замечательно. Позже мистер Каллен сказал мне, что обычно они с Эмметом проводят Рождество в Чикаго, у его родителей, где собирается вся их большая дружная семья. Но в этот раз он решил никуда не ездить и никого не приглашать – новые люди, а тем более – поездка в другой город и ночёвка в незнакомом месте, могли стать слишком большим стрессом для детей, которые только-только стали привыкать к новому дому.

Я понимала, что он прав. За эти дни я заметила в поведении малышей небольшие положительные изменения. Совсем небольшие – чуть менее настороженно смотрели, чуть реже сосали большой палец, но ведь и времени прошло совсем немного. К сожалению, мальчики продолжали молчать. Но я была уверена, что они обязательно заговорят, как только почувствуют себя в полной безопасности.

После Рождества произошло сразу три события. Во-первых, привезли мебель для комнаты близнецов, и мы с Эмметом и Джаспером, а так же с вызванными на подмогу Алеком и Джейн, полдня передвигали кроватки, шкафчики, столики и стеллажи, пока не пришли к общему мнению, что всё идеально. А потом ещё полдня мы с мальчиками, причём я задействовала всех четверых, мотивируя это тем, что близнецы должны принимать участие в обустройстве собственной комнаты, и их мнение, пусть и молчаливое, тоже важно, расставляли и раскладывали по полкам книги и игрушки. В итоге у близнецов теперь была замечательная детская с мебелью по росту и кучей места для игрушек.

Во-вторых, мистеру Каллену сняли гипс. Теперь он ходил с тростью, временно, пока нога не восстановится окончательно, и ездил на физиотерапию. И я была рада, что этот перелом, полученный им на катке, где, по словам Эммета «какой-то придурок безглазый налетел на него и сшиб с ног», не будет иметь нехороших последствий. Кстати, избавившись от гипса, мистер Каллен перебрался в свою спальню на втором этаже, оказывается, прежде он ночевал на диване в своём кабинете, чтобы не пользоваться лестницей. Раньше у меня иногда появлялся вопрос, почему у него спальня на первом этаже, теперь секрет открылся.

И, в третьих – пришла первая кандидатка на роль няни. Худая, неопределённого возраста, в чёрном платье с воротником под горло, и волосами, стянутыми в пучок. Она заявила, что является идеальной кандидаткой на роль няни четырёх мальчиков, поскольку имеет большой опыт, и прекрасно знает, как держать детей в узде, чтобы их было видно, но не слышно. Я вздрогнула, услышав это выражение, а кандидатка начала излагать свою систему наказаний за малейшие провинности, и мне вдруг показалось, что няня семейства Уитлок нашла их и здесь, за океаном. Я не знаю, как выглядела их няня, но методы у них с этой явно были идентичными.

Мистер Каллен решительно отказался от услуг этой кандидатки.

Новый год прошёл весело. Мы все вместе ходили гулять по заснеженному, разукрашенному городу, зашли перекусить в детское кафе, где старшие мальчики с удовольствием лазили по пластмассовым горкам и лабиринтам, и даже малыши побарахтались в бассейне, заполненном шариками. А вечером мистер Каллен разрешил Эммету и Джасперу не ложиться до полуночи, и мы все вместе вышли во двор, чтобы полюбоваться фейерверком.

Джаспер, к моей радости, прыгал, размахивал в восторге руками и кричал следом за кузеном, хотя и не так оглушительно, как тот. Общение с Эмметом, а так же наглядный пример его взаимодействия с отцом, очень хорошо влияли на Джаспера. Мистер Каллен порой делал замечание расшалившемуся сыну, но никогда не одёргивал его по пустякам, не запрещал выражать свои эмоции, и уж конечно, никогда не поднимал на него руку. Видя это, Джаспер вёл себя всё смелее, всё же первые пять лет его жизни явно прошли в нормальной обстановке, с любящими родителями, и он это хорошо помнил. С близнецами было сложнее – никакой другой жизни, кроме муштры, запретов и побоев они не помнили. Но их юный возраст давал надежду на то, что прежние ужасы в итоге выветрятся из их памяти. Хотя и не скоро.
_________________

 » Счастливый перелом (вторая часть)

~*~*~*~

Утром второго января я обнаружила на кухне незнакомца. Нет, умом-то я, конечно, понимала, что это мистер Каллен, просто слишком уж большой контраст был между бородатым, вечно взлохмаченным мужчиной лет сорока пяти, как мне казалось, одетого в футболки и домашние брюки, а чаще – спортивные штаны, и этим чисто выбритым и аккуратно причёсанным молодым человеком в шикарном деловом костюме, белоснежной рубашке и галстуке. И он был красив. Невероятно красив! Высокие точёные скулы, мужественный подбородок, чувственные губы – всё это прежде скрывала борода. А когда он чуть смущённо улыбнулся, на его щеках появились ямочки, как у Эммета.

– Выхожу на работу, – потирая непривычно гладкую щёку, сказал он. – Пришлось снова принять презентабельный вид. Полтора месяца сидел дома – расслабился. Но пора заниматься делами, увы, праздники окончены. Справитесь здесь без меня?

– Конечно, – кивнула я, отводя глаза. Потому что нельзя так пялиться на своего работодателя, нельзя. Подумать только, две недели я жила бок о бок с потрясающе красивым мужчиной и даже не догадывалась об этом. Мистер Каллен нравился мне как человек, я восхищалась тем, как он относится к детям, и к своему сыну, и к племянникам, мне нравилось общаться с ним, его эрудиция, его чувство юмора. Но я никогда прежде не смотрела на него как на мужчину. Мне ведь казалось, что он мне в отцы годится. Ну и, конечно, он был моим работодателем, что тоже ставило некий психологический барьер. Кстати, он и теперь продолжал оставаться моим работодателем, так что лучше бы мне и сейчас так на него не смотреть.

Легче сказать, чем сделать. Но я старалась. Честно. Вот только не особо у меня получалось. Всё, что я могла – это не позволить мистеру Каллену догадаться о том, что моё отношение к нему изменилось. Потому что скоро я уеду, и мы больше никогда не увидимся. Поэтому, не вздумай влюбляться, Белла. Не вздумай!

И я старалась изо всех сил. В идеале было бы лучше всего, если бы до моего скорого и неизбежного отъезда мы бы вообще не виделись. Но не получалось. Джаспер и Эммет пошли в школу, мистер Каллен был на работе весь день, но вечера мы все непременно проводили вместе. Мистер Каллен расспрашивал старших мальчиков об их школьных новостях и успехах, а меня – о том, что случилось за день, как успехи близнецов, которых я начала возить к детскому психологу трижды в неделю, а так же – как продвигаются поиски новой няни. Кандидатки приходили почти каждый день, и проводить первое собеседование с ними было поручено мне.

Теперь я начала понимать отчаяние миссис Коуп при поиске подходящей няни для сопровождения мальчиков. Похоже, в это время, действительно, выбор был совершенно никакой, все хорошие няни давно были разобраны по семьям, остались только те, подпустить которых к детям я категорически не могла.

Кто только не приходил к нам в поисках места! Сначала – свидетельница Иеговы, начавшая с порога говорить со мной не о детях, а о боге, и не скрывавшая, что собирается приобщить мальчиков к «проповедованию». Потом – девушка-панк, которая «ваще-то раньше с малыми не нянькалась, но просто ща бабки нужны, прям край!».

Была ещё мексиканка, ни слова не знающая по-английски, после неё – любительница животных, пришедшая аж с пятью мелкими брехливыми собачонками, утверждающая, что детей нужно приучать к животным с детства, так что она собирается приходить на работу «со своими милыми крошками», которых она не может оставить одних дома. После десятиминутного присутствия в гостиной этих «крошек», мистеру Каллену пришлось вызывать клининговую компанию вне графика и покупать новый ковёр, потому что я попыталась, конечно, оттереть старый, но запах всё равно остался.

Потом была милейшая старушка. Она взглянула на меня сквозь очки толщиной в полдюйма и сказала: «Мальчик мой, где у вас тут детки?». Потом потрепала по головке Сэта и добавила: «Обожаю пуделёчков. А детки-то ваши где?».

Ещё была кандидатка, отказавшаяся выбросить сигарету, хотя близнецы находились в одной с нами комнате. И другая, от которой несло спиртным за милю. И ещё одна, успевшая спрятать стоявшую на столе фотографию маленького Эммета в серебряной рамочке в свою сумочку, пока я просматривала её рекомендации, написанные одним почерком и с одинаковыми грамматическими ошибками.

И когда я была уже в отчаянии, появилась последняя кандидатка. Она произвела на меня прекрасное впечатление, была аккуратно одета, от неё не пахло табаком или виски, она правильно говорила и показала диплом выпускницы педагогического колледжа и рекомендации из школы, где до замужества работала учителем английской литературы. Я была уверена, что мы нашли ту, которую давно искали, и мистер Каллен обязательно одобрит эту кандидатуру. И только я собралась предложить ей прийти вечером, когда хозяин был дома, как входная дверь распахнулась, и в дом ввалился здоровенный громила в наколках, который с ходу обложил уже практически принятую няню семиэтажным матом. С трудом переведя его перлы, я смогла понять, что его жена – падшая женщина, которая собирается бросить мужа и подцепить богатого вдовца, но он ей этого не позволит.

Дипломированная учительница английской литературы сорвалась на визг, и в тех же выражениях сообщила мужу, всё, что о нём думает, причём слово «мудак» было в её тираде самым приличным. В ответ на это громила схватил жену за волосы и выволок за дверь, где её визги резко смолкли. Испугавшись за её жизнь, я схватила телефон, собравшись набрать 911, но, выглянув в окно, увидела, что парочка целуется взасос на крыльце, причём учительница принимала в этом поцелуе самое активное участие, обвившись вокруг мужа лианой. Отложив телефон, я взяла сумочку и рекомендательные письма и вынесла их владелице, понимая, что и эта няня у нас работать не будет. Не удержавшись, я поинтересовалась, каким образом ревнивый муж попал на территорию двора, и услышала: «Через забор, как же ещё?» На это признание учительница отреагировала восхищённым взглядом и восторженным: «Мой орангутанг!», после чего супруги в обнимку удалились через калитку, которую я открыла для них с помощью пульта.

Когда я вечером рассказала о произошедшем мистеру Каллену, он долго хохотал, я тоже поулыбалась, но факт остаётся фактом – время моего пребывания в Штатах подходило к концу, точнее – заканчивался срок моей месячной гостевой визы, а оставить мальчиков мне было всё ещё не на кого. Когда я напомнила об этом мистеру Каллену, он сказал, что обязательно что-нибудь придумает.

И придумал. Он такое придумал, что я не знала, плакать мне или смеяться, прыгать до потолка или идти вешаться. Назавтра, едва мальчики уснули, мистер Каллен попросил меня спуститься в гостиную для серьёзного разговора. И сразу же огорошил меня словами:

– Я всё решил, Белла. Мы должны пожениться.

Я где стояла, там и села, благо рядом с дверью стоял пуфик, вот на него я и приземлилась. Это сейчас что, мне предложение сделали? Сам мистер Каллен, красивый, богатый, умный и самый-самый замечательный, сделал предложение мне – простой гувернантке? Я почувствовала, что пузырьки счастья начали наполнять меня, готовясь вознести к небесам, потому что мне не только не придётся уезжать от тех, кто за прошедший месяц стал мне так дорог, но и тот, в кого я, кажется, уже влюбилась, тоже хочет на мне жениться, а значит, тоже любит, разве нет?

Но от следующей же фразы полопались все мои «счастливые пузырьки», и я вновь грохнулась с небес на землю.

– Брак, конечно же, будет фиктивным.

Конечно же… Белла, тебе уже двадцать пятый год идёт, старовата ты, чтобы верить в сказки. Любовь, ага… Это просто деловое предложение, вот и всё. Мистеру Каллену позарез нужна заботливая и любящая няня для мальчиков, и он готов получить её любыми средствами. Горло сдавил комок, но я постаралась скрыть свои эмоции, продолжая слушать мистера Каллена.

– Подумай сама, это же идеальный выход. Мальчики любят тебя, разлука с тобой нанесёт им ещё большую травму. И ты их любишь, я же вижу. В Англии тебя никто и ничто не ждёт, зачем тебе туда возвращаться, если можно остаться здесь? Всё упирается в рабочую визу, но это можно обойти – как моей жене, тебе всё это будет не нужно. Соглашайся, Белла. У тебя будет всё, что захочешь – я достаточно богат, и буду щедр с тобой. Я никогда тебя не обижу. У тебя будет дом, семья… И ты нужна нам, Белла, ты очень нам всем нужна.

– Как долго? – смогла я, наконец, выговорить. – Как долго я буду вам нужна?

– Долго, Белла, минимум десять лет ты будешь нам нужна.

– А потом?

– Потом?.. Давай просто доживём до этого «потом», тогда и будем решать.

– А если вы встретите кого-то раньше? Ту, которую полюбите? Что тогда?

– Белла, сейчас двадцать первый век. Брак – не цепи на всю жизнь. И я, и ты, сможем его расторгнуть, если в этом возникнет необходимость. Это же не тюремный приговор без права на досрочное освобождение. Это просто возможность для тебя остаться здесь, с нами. Подумай, Белла. Ты же знаешь, как нужна нам.

– Можно, я дам ответ завтра?

Следующим вечером я сказала «да». Я думала практически всю ночь, заснув лишь под утро. И весь день, пока мистер Каллен был на работе. И поняла, что хотя это не совсем то предложение, которое я мечтала получить, но это единственное, на которое я могу рассчитывать. И если вдуматься, для меня в этом предложении только плюсы. У меня будет семья, дом, не нужно будет метаться в поисках работы, а найдя – опасаться, что меня уволят в любой момент без предупреждения. Мне не придётся расставаться с мальчиками, которых я, действительно, успела полюбить, и у меня сердце кровью обливалось от того, что придётся оставить их. И, главное – мистер Каллен. Да, несмотря на брак, он, по сути, всё равно останется лишь моим работодателем. Но ведь альтернативой была лишь разлука, других вариантов не было. А так я смогу продолжать видеть его каждый день, разговаривать с ним, слышать его чудесный голос, смеяться его шуткам, тайком любоваться им, когда вечерами мы всей семьёй будем смотреть кино по телевизору. И продолжу тайно и безнадёжно любить его.

И я сказала «да».

~*~*~*~

Мы поженились в мэрии спустя четыре дня, за день до того, как истекал срок моего пребывания в Штатах. Кроме нас присутствовали Алек и миссис Вебер, наши свидетели, а так же Эммет и Джаспер. Малыши остались дома с Джейн. Я была этому рада, потому что настоящей свадьбы с кучей гостей я бы не выдержала, прекрасно зная, что всё это всего лишь фарс. Эдвард – мистер Каллен сам велел мне так себя называть, поскольку странно было бы обращаться к мужу по фамилии, мы всё же не в девятнадцатом веке живём, – сказал, что позже познакомит меня со своими родственниками, и я боялась этой встречи до дрожи в коленках. Мальчики же отнеслись к рассказанной им новости с энтузиазмом, точнее – старшие мальчики. Близнецы вообще вряд ли что-то поняли, в принципе, в их жизни ничего не изменилось, а что там творится в жизни взрослых, их не особо волновало.

Вначале мне казалось, что, в принципе, моё замужество ничего не изменило, разве что закончилось нашествие жутких нянь. Время текло по заведённому графику – по утрам Алек отвозил Эдварда и мальчиков на работу и в школу, я оставалась с близнецами. Мы играли, гуляли, ездили к психологу. Говорить они ещё не начали, но их насторожённость стала гораздо меньше. Психолог обещал полное выздоровление, но нужно было время. Джаспер тоже посещал психолога, но реже, он гораздо быстрее пришёл в норму, и немалая заслуга в этом принадлежала Эммету, который весьма ответственно подошёл к роли старшего брата и защитника. Мальчики очень сдружились, и всё время проводили вместе. Они даже ходили в один класс – хотя Эммет был почти на год старше, но пошёл в школу немного позже.

Особых забот по дому у меня не было. Регулярную уборку проводила клининговая компания, миссис Вебер готовила и закупала продукты, стирка была в ведении прачечной. Так что на мне были мальчики и всякие мелкие бытовые проблемы – собрать грязное бельё для отправки в прачечную и разложить-развесить по местам то, что оттуда привезли, покупать в дом всякие нужные бытовые мелочи, вызывать электрика или сантехника, если в этом возникала необходимость, и тому подобное.

Но кое-что всё же изменилось. Для начала Эдвард, невзирая на все мои возражения, накупил мне кучу новой дорогой одежды и украшений. Я утверждала, что того, что я себе купила, когда согласилась задержаться, поскольку у меня с собой было даже меньше одежды, чем у мальчиков, мне вполне хватает, но мой босс, он же муж, был непреклонен. По его словам, раз уж я стала его женой, то мне время от времени придётся сопровождать его на разные мероприятия, так что одета я должна быть соответственно. И если мне так будет проще – могу рассматривать эту одежду в качестве униформы. Крыть мне было нечем, поэтому я больше не возражала.

И вскоре эта одежда, действительно, пригодилась. Пару раз мы ходили на благотворительные мероприятия, один раз – на день рождения делового партнёра Эдварда, трижды на разные званые вечера, где я чувствовала бы себя ужасно неуютно, если бы Эдвард не находился рядом постоянно, собственническим жестом прижимая меня к себе. Я видела направленные на меня удивлённые, завистливые, а порой и злобные женские взгляды, но под защитой Эдварда мне было не страшно.

А с мальчиками во время нашего отсутствия сидела Джейн.

Кроме этого, несколько раз Эдвард просто водил меня пообедать в ресторан. Говорил, что если будет держать свою жену дома, пряча от людей, его не так поймут. Логики в его словах я не нашла, от людей меня он и так не прятал, учитывая мероприятия, но я решила логики и не искать. Мне очень нравились эти наши вылазки в ресторан, где не было вокруг незнакомцев, чьи имена я перестала пытаться запомнить где-то на втором десятке, и которым нужно было улыбаться и говорить банальности. И хотя я очень любила мальчиков, всё же порой было так приятно просто побыть рядом с Эдвардом, пообщаться, как два взрослых человека, и даже потанцевать.

Танцы мне нравились особенно сильно. Потому что в этот момент я оказывалась в объятиях Эдварда, могла на законных основаниях прижаться щекой к его груди и покачиваться в такт музыки. В такие моменты я больше всего сожалела о том, что наш брак фиктивный. Потому что я не только давно и безнадёжно влюбилась в Эдварда – не стоит врать самой себе, это случилось, как бы я ни старалась не допустить подобного, – я так же желала его как мужчину. Мне хотелось его во всех отношениях и смыслах, но получала я лишь такие вот «объятия».

Хотя, вообще-то, постепенно Эдвард стал всё чаще прикасаться ко мне. Он клал руку на мою талию, когда мы стояли среди толпы на очередном мероприятии, приобнимал за плечи, когда мы, по выходным, всей семьёй ходили гулять в парк, сгребал себе под бочок, когда вечерами мы все вместе смотрели кино, что давно уже стало доброй традицией. И не важно, что в этот момент мы были облеплены детьми – я всё равно наслаждалась этой близостью, и с нетерпением ждала вечерних сеансов вовсе не ради фильмов.

А потом Эдвард приходил пожелать мальчиком спокойной ночи, иногда даже читал какую-нибудь сказку, и уходил в свой кабинет ещё немного поработать. А я шла в свою спальню, где мне было ужасно одиноко.

~*~*~*~

Но однажды всё изменилось. Как обычно, я уложила спать близнецов, потом старших мальчиков, которые ложились на час позже малышей, и, выйдя из их спальни, собралась идти в свою, но в коридоре меня дожидался Эдвард.

– Нам нужно поговорить, – его тон был очень серьёзным.

– Что-то случилось?

– Похоже, у нас могут возникнуть проблемы. Пока ничего страшного не произошло, но… Пойдём вниз, это разговор не на две минуты.

Усадив меня на диван в гостиной, Эдвард какое-то время расхаживал по комнате, потом уселся рядом и взял меня за руку.

– Белла, я поговорил со своим адвокатом на предмет получения тобой вида на жительство, хотел точно знать, что для этого нужно, и что нам предстоит сделать. Он в курсе нашей ситуации, поэтому мог, среди прочего, дать какой-нибудь дельный совет. Вот он-то меня и озадачил… В общем, о том, что наш брак фиктивный, знают всего несколько человек. Но беда в том, что это знают и мальчики тоже. Взрослые будут молчать, но если кто-то из детей случайно проболтается, просто так, мимоходом, что у нас с тобой разные спальни…

– Ой… – только и смогла сказать я.

– Вот именно – ой. Просить их молчать об этом – делать только хуже. А если об этом станет известно в миграционной службе – тебе никогда не получить грин-карту.

– А… мне необходимо её получить?

– Конечно. Ты – моя жена, и я не могу допустить, чтобы ты жила в моей стране на птичьих правах. Ты понимаешь, как это важно?

– Да, наверное. Просто никогда об этом не думала раньше. И что же делать?

– Выход только один – ты перебираешься в мою комнату. Не волнуйся, у меня просторная кровать, мы прекрасно на ней поместимся. И я не храплю, – тут голос Эдварда стал менее уверенным, – кажется, не храплю…

Я сидела, замерев, а мысли метались у меня в голове. Эдвард предлагает перебраться в его комнату, спать в одной с ним постели – разве не об этом я мечтала всё последнее время? Конечно, я мечтала ещё и о том, чтобы он меня полюбил, но нужно довольствоваться малым. А, кстати, то, что мы будем спать вместе, предполагает только смену географии, или же?.. Спросить, или нет? А вдруг я спрошу, а Эдвард скажет: «Не волнуйся, у нас же фиктивный брак, мы будем только спать, всё останется, как прежде»? А если не спрошу – будут возможны варианты. Ах, если бы мне хватило смелости сказать: «Я люблю тебя, Эдвард, и хочу стать твоей женой во всех отношениях». Но только со смелостью у меня проблема, большая проблема.

– Я согласна, – кивнула я. И будь что будет.

И я перебралась в комнату Эдварда прямо в этот же вечер, точнее – ночь. Поначалу было неловко, когда я пришла в его спальню, закутавшись в пижаму и халат, и нырнула под одеяло действительно очень просторной кровати, стараясь лечь на самый край. Я лежала и слушала шуршание ткани, потом почувствовала, как кровать прогнулась, и я сползла к середине, попав в объятия Эдварда, который уютно пристроил меня у себя под боком, сказал: «Сладких снов, Белла», уткнулся носом в мои волосы и вскоре уже размеренно посапывал. Какое-то время я лежала, боясь пошевелиться, а потом вдруг осознала, что, собственно, примерно об этом я и мечтала, а теперь, когда мечты начинают сбываться – почему-то вдруг напряглась. А ведь, если не считать обстановки, это не сильно отличалось от наших объятий в танце или перед телевизором. Осознав всё это, я расслабилась и вскоре тоже уснула.

Разбудил меня звук распахивающейся двери и встревоженный голос Эммета.

– Папа, папа, Белла пропала!

Я поняла, что всё ещё лежу в объятиях Эдварда, щекой на его груди, и сама его обнимаю, видимо, развернувшись во сне. А Эдвард совершенно спокойно откинул одеяло, в которое я, оказывается, закопалась с головой, с моей макушки и успокоил сына.

– Не пропала, вот она.

– А почему она спит здесь?

– Потому что она – моя жена. А муж и жена обычно спят вместе.

– Но она уже давно твоя жена, но раньше спала в своей комнате.

– Видишь ли, сынок, – Эдвард поудобнее устроился на подушке, вынудив одеяло упасть ещё ниже, открыв моё лицо, и я встретилась глазами с Джаспером, стоящим в дверях, Эммет же уселся в ногах нашей кровати, готовый слушать объяснение. – Белла во сне ворочается, а у меня нога ещё не до конца зажила, хотя гипс и сняли, и если бы она лягнула меня, мне было бы больно. А теперь нога совсем зажила, и мы решили, что даже если Белла её и заденет случайно, то ничего страшного не случится. Вот она и перебралась ко мне, и теперь всегда будет спать со мной.

– Ага, понятно, – кивнул Эммет. – А то Джаспер испугался.

– Я думал, что Белла ушла, – прошептал мальчик. – Как мама.

– Белла никуда от нас не уйдёт, обещаю, – успокоил его Эдвард, а я кивнула. Мальчики вышли из комнаты, и я услышала из коридора голос Эммета.

– Знаешь, если моя жена будет лягаться, я не стану с ней спать в одной кровати, даже и со здоровыми ногами.

– А я никогда не женюсь, – ответил Джаспер. – Ну их, этих девчонок, они все глупые.

Мы дружно захихикали, и неловкость, возникшая после пробуждения, исчезла.

– И совсем не страшно, правда? – улыбнулся Эдвард, вставая.

И я согласилась, что да, совсем не страшно. Мне вообще-то очень понравилось. Особенно учитывая, что Эдвард, действительно, не храпел.

Так прошло ещё три ночи – мы, просто спали в объятиях друг друга. Я всё ещё ложилась вечером на край кровати, но уже ждала, когда Эдвард притянет меня к себе и заключит в объятия. Мне хотелось большего, очень хотелось, но я не решалась проявить инициативу, а Эдвард тоже ничего другого себе не позволял.

Но на пятую ночь всё изменилось. Мы, как обычно, уснули, прижавшись друг к другу, но среди ночи я проснулась от того, что губы Эдварда целуют меня, а его руки бродят по моему телу, даря совершенно непередаваемые ощущения. Я даже не сразу поняла, что это совсем не сон, ведь в последнее время мне нередко снилось нечто подобное, но осознав, что не сплю, не стала отстраняться, наоборот, я стала целовать Эдварда в ответ. Не сразу до меня дошло, что он спит, но в тусклом свете фонарей, льющемся в окна спальни, я увидела, что глаза его крепко закрыты. Но в данный момент мне было уже всё равно, пусть даже он спит, пусть, только бы не останавливался.

Я даже не поняла, в какой момент мы остались полностью обнажёнными, просто вдруг осознала, что чувствую своей обнажённой кожей всего его, абсолютно всего. «Только не останавливайся, только не просыпайся», – мысленно умоляла я, тая под его умелыми прикосновениями. Никогда ранее ничего подобного я не испытывала, и не хотела, чтобы это прекращалось. А когда Эдвард, наконец, вошёл в меня, не сдержала стона наслаждения и рефлекторно вцепилась в его спину, стремясь прижать его к себе ещё ближе.

Эдвард вдруг замер, глядя на меня широко распахнутыми глазами, в которых плескался шок и даже ужас от содеянного. Но я, наплевав на гордость, ещё крепче прижалась к нему и умоляюще простонала:

– Не останавливайся!

– Я уже и не смогу, – пробормотал Эдвард, начиная двигаться, одновременно уже осознано целуя и лаская меня. И, спустя несколько минут, я впервые в жизни испытала то неземное наслаждение, о котором прежде лишь слышала или читала. Вот что значит, заниматься любовью с опытным мужчиной, который знает, как доставить женщине удовольствие, а, главное, хочет этого.

А потом мы лежали, крепко обнявшись, приходя в себя после произошедшего.

– Прости, – прошептал Эдвард.

– За что, – всё ещё пребывая в блаженной расслабленности, не поняла я.

– Я не имел права… Я пообещал тебе… А сам… Но я так давно хотел тебя, Белла. Мне снился сон… То есть, я был уверен, что это сон. Я не сделал тебе больно?

– Ты сделал мне приятно, очень приятно, Эдвард, – успокоила я его. И всё же призналась: – Я тоже уже давно хочу тебя.

После этого моя жизнь круто изменилась. Потому что теперь мы с Эдвардом занимались любовью при каждом удобном случае. Он так же пользовался любой возможностью обнять и поцеловать меня, пусть даже мимолётно. У нас словно начался медовый месяц, насколько это возможно с четырьмя малышами в доме.

Я была счастлива. Фиктивный брак канул в лету. Мы стали семьёй, настоящей семьёй, Эдвард был чудесным заботливым мужем и внимательным отцом, я чувствовала себя настоящей женой. И лишь одно немного омрачало моё безграничное счастье – Эдвард так и не сказал, что любит меня. Но я пока решила довольствоваться тем, что имею. Несколько месяцев назад я считала счастьем просто находиться рядом с ним, и могла, как о чём-то несбыточном, мечтать о том, что стану его женой. Может быть, когда-нибудь, Эдвард полюбит меня. Мне просто нужно набраться терпения.

~*~*~*~

Прошло три недели. Мы с мальчиками были в гостиной, близнецы возились с кубиками, а Эммет и Джаспер играли на приставке. Когда игра закончилась, Джаспер вспомнил, что когда-то видел по телевизору рекламу игры, но название не помнит. Эммет, услышав описание, предположил, что у него есть что-то похожее, и убежал наверх. Спустя минуту, он свесился со второго этажа, размахивая игрой и спрашивая, она это или нет. При этом он слишком сильно перевесился через перила, и какой-то инстинкт заставил меня подскочить и кинуться к лестнице, крича, чтобы он не нагибался так низко.

В этот момент Эммет потерял равновесие и полетел вниз. Но я уже была прямо под ним, успела поймать мальчика в охапку, и мы вместе рухнули на пол. Я почувствовала дикую боль в левой руке, но, отмахнувшись от неё, проверила, цел ли мальчик. Он оказался цел, немного ушиб коленку, но это была такая ерунда по сравнению с тем, что могло произойти, упади он вниз головой на мраморные ступеньки. Я прижала Эммета к себе одной рукой и разревелась от испуга, боли и облегчения. Если бы с Эмметом что-то случилось, я никогда бы себе этого не простила. На наш дружный рёв – близняшки поддержали меня дуэтом, – из кухни выбежала миссис Вебер, ахнула и схватилась за телефон. И хотя я убеждала её, что всё в порядке, но судя по непроходящей боли в начавшей опухать руке, это было не так.

Сцепив зубы, я встала и пошла успокаивать близняшек. К тому времени, как мне это удалось, в дом влетел совершенно невменяемый Эдвард. Заключив меня в объятия, он стал покрывать мой лицо отчаянными поцелуями, бормоча.

– Господи, Белла, родная, я так испугался. Если бы с тобой что-то случилось, я не смог бы больше жить!

И тут я совершенно забыла про жуткую боль в руке, потому что если это было не объяснение в любви, то я – китайский космонавт.

Дальше всё завертелось очень быстро. Попросив миссис Вебер присмотреть за мальчиками и сказав, что скоро приедут его брат с женой и подменят её, Эдвард подхватил меня на руки и унёс в машину. На мои возражения, что ноги у меня в порядке, он лишь бормотал: «Молчи, молчи!» и так отчаянно прижимал меня к себе, что я решила позволить ему нести меня, раз ему от этого явно легче.

В больнице мне наложили гипс на сломанную руку, сообщив, что перелом без осколков и смещения, всё заживёт без осложнений, но руку тревожить нельзя.

– Как же я теперь буду присматривать за мальчиками, – я была просто в ужасе от подобной перспективы. Мы уже сидели в машине, и я дала волю беспокойству.

– Это последнее, что должно тебя волновать, – целуя меня в висок, шепнул Эдвард. – Ты – героиня, ты спасла жизнь моему сыну, и теперь твоя главная задача – поправляться. А я буду о тебе заботиться.

– Но мальчики…

– Сейчас с ними мой старший брат Эммет, мой сын назван в его честь, и его жена брата Розали. У них двое детей-подростков, так что опыт общения с детьми имеется. А послезавтра приезжают мои родители. Они давно хотели познакомиться с тобой и мальчиками, но я попросил их пока отложить визит, дать тебе время освоиться. Ну а теперь у мамы будет законная возможность занянчить ребятишек, о чём она давно мечтает.

В этот момент мы подъехали к дому. Алек открыл дверцу машины, а потом и дверь дома, а Эдвард снова понёс меня на руках. На этот раз я не возражала – обезболивающие, которыми меня обкололи в больницы, имели так же и снотворный эффект, и я уже начала откровенно клевать носом.

Но стоило нам оказаться внутри, как сонливость слетела с меня просто моментально. Потому что на диване, читая близнецам сказку, сидела та самая последняя кандидатка в няни, чей сумасшедший муж выволок её из дома за волосы. А вот и он сам – кстати, уже без наколок, – появился из кухни, держа подмышками хохочущих Эммета и Джаспера.

– Ну, вот мы и снова встретились, Белла, – откладывая книгу, улыбнулась мне «няня». Я лишь разевала рот, как рыба, будучи в совершеннейшем шоке и не понимая, что здесь происходит. Но добили меня близнецы, спрыгнувшие с дивана и кинувшиеся ко мне с криком:

– Мама, мама!

Эдвард, продолжая держать меня на руках, присел на корточки, позволяя малышам прижаться ко мне. А я обнимала их одной рукой, целовала светлые головёнки и не могла сдержать слёз радости – малыши не только заговорили, но и назвали меня мамой!

– Всё хорошо, мама вернулась, – говорил между тем Эдвард. – У неё болит рука, и в больнице ей наложили гипс, видите. Больше мама не уйдёт, но сейчас ей нужно поспать. А тётя Розали пока дочитает вам сказку, хорошо?

После чего решительно встал и направился к лестнице. Через его плечо я видела, как здоровенный громила-матершинник, оказавшийся братом Эдварда, подмигивает мне и улыбается, демонстрируя точно такие же ямочки на щеках, что и у Эдварда.

– Но… но как? – когда Эдвард уже усадил меня на постель и аккуратно, стараясь не потревожить больную руку, снимал с меня одежду. – Они же…

– Ах, Белла, Белла, – сокрушённо покачал головой Эдвард. – Как же просто тебя обвести вокруг пальца. Неужели ты на самом деле поверила, что весь этот паноптикум – это то, что могут предложить лучшие агентства по подбору персонала в Филадельфии?

– Но… не сезон же…

– Я отозвал свои заявки на няню из всех агентств на следующий же день после твоего появления в моём доме, Белла. Я понял, что лучшей няни для моих детей мне просто не найти, и сделал всё, чтобы ты осталась.

– И все те женщины?..

– Мои сотрудницы или их родственницы. Мы вместе разрабатывали сценарии, я понимал, что подобным экземплярам ты ни за что не доверишь детей, а значит, должна будешь остаться. Эммет и Розали активно помогали мне во всём этом, и даже захотели сами поучаствовать в спектакле, поставив финальную точку.

– И всё это только для того, чтобы я осталась?

– Да. Сначала я уверял себя, что это только ради мальчиков. Но очень скоро понял, что в первую очередь я делаю это ради себя. Потому что я полюбил тебя, Белла, я не мог отпустить тебя, понимаешь? Но и признаться в своих чувствах я не решался. Ты едва знала меня, я боялся тебя спугнуть. Вот и придумал сначала этих «нянь из преисподней», потом – необходимость пожениться, ну а потом не выдержал, и сделал всё, чтобы затащить тебя в свою постель, прости. Я не планировал, что это произойдёт так, как произошло. Хотел дать тебе больше времени привыкнуть, и, конечно, чтобы мы оба в тот момент были в полном сознании. Но подсознание сыграло со мной злую шутку.

– Или добрую, – улыбнулась я, вспомнив ту нашу первую ночь. – Погоди, ты сказал, что придумал необходимость пожениться. Но моя виза заканчивалась.

– Ах, Белла, ты так до сих пор и не поняла, в какую семью вошла? Один телефонный звонок – и твоя виза была бы продлена, а разрешение на работу получено. Да и с грин-картой проблем не будет вообще никаких, получишь в минимально возможные сроки и без всяких проверок. Но я не хотел тебя только в качестве няни, ты была мне нужна как жена, как любимая.

– Я тоже люблю тебя, Эдвард, – призналась я. – И уже давно. Наверное, я полюбила тебя ещё до нашей свадьбы. Но очень долго не признавалась в этом даже самой себе, признаться же тебе было совершенно нереально.

Эдвард, закончив переодевать меня в пижаму, уложил на кровать, накрыл одеялом, а потом прилёг рядом.

– Мне жаль, что ты сломала руку, Белла, очень жаль.

– А мне, наверное, нет. Если бы не это, я не знаю, сколько бы ещё прошло времени, прежде чем я узнала бы, что ты меня любишь.

– Знаешь, а ведь и мой перелом стал для меня счастливым. Если бы я не сломал ногу, то сам бы слетал за мальчиками в Англию, а значит, никогда не встретил бы тебя. Мне впору разыскать того толстяка, сбившего меня с ног на катке, да ещё и приземлившегося прямо на мою ногу всем своим весом, и выразить ему за это благодарность. Потому что теперь у меня есть ты, моя Белла, моя любовь. А теперь закрывай глазки и спи. А я буду рядом. Теперь я всегда буду рядом.

Я послушно закрыла слипающиеся глаза и подумала, что этот перелом и в самом деле оказался счастливым. Для всех нас.


От автора: Если кому-то любопытно, то Эдварду тридцать три года. Просто как-то в текст не легло…
_________________

Спасибо за чудесные рассказы! Буду ждать новых!

Эдварду очень повезло, что его любовь оказалась взаимной. Бела могла бы и не простить такого обмана.

Luna, Виктория, привет! Рада видеть тебя в моих миниках.

Пожалуйста!


Эти миники были написаны на конкурс, обычно я предпочитаю формат "макси". Но, кто знает, возможно всё.

"Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!" (с)
Думаю, не такой и страшный был тот обман. Беллу ведь ни к чему не принуждали, она делала только то, что и сама хотела. Не хотела бы - не согласилась бы.
Но всё кончилось, даже лучше, чем Эдвард. планировал.
_________________

Как прошел конкурс?
Формат "макси" тоже по "Сумеркам"?
Выкладывай все ! С удовольствием почитаю!

"Колыбельная Ангела хранителя" - первое место.
"Счастливый перелом" - второе место.
"Я нашла тебя" - третье, пополам с ещё одним участником.

Один фанфик-альтернатива по "Сумеркам", два фэнтези - нет, они сами по себе.
Ну и ещё два мини-фика, тоже по "Сумеркам" и тоже конкурсные.

Уже всё выложила. Вот здесь. Буду рада видеть Вас и там тоже.
_________________

Читаю запоем остальные произведения. Все очень нравится.

Правда? Мне очень приятно.

Это радует.
_________________