Началось в колхозе утро...

Разве может быть большее счастье любить и быть взаимно любимым? До этого момента Дима не знал и даже не предполагал, что его может распирать от счастья.


- Дорогая, - Дима чувствовал, как его грудь переполняет теплое и невероятное счастье. Он чувствовал её прикосновения, чувствовал, как нежные пальцы гладят волосы лицо, и поцеловал их, когда Маша прикоснулась к губам. Словно любопытный ребенок она изучала его лицо.



Мария улыбалась, когда он вернулся к губам, и в этот раз она, в свою очередь, обняла его за шею, выгибаясь навстречу его губам и рукам. Его руки сместились со спины на грудь, сжимая сквозь одежду девичью упругую плоть, а Миронова уже несло без тормозов. Он хотел и желал получить доступ к нежному телу Маши, поэтому недолго думая, стал быстро расстегивать маленькие пуговички, пока не распахнул блузку.
Губы с лица скользнули по шее, пока руки ласкали, уже ничем не прикрытую, талию и подбирались к груди, бурно вздымающейся и до сих пор скованной бюстгальтером. Зачем женщины носят это кошмарное приспособление, которое заставляет только больше действий совершать? Но товарищу Миронову не привыкать к сложностям, и умело расстегнув замочек сзади, он потянул хлопковые выбитые чашечки вниз, и замер, любуясь на идеальной формы полушария. А темно-розовые сосочки уже напряглись, просясь в рот, но Диме вдруг захотелось поиграть с девушкой.


И вместо быстрого и не очень нежного секса, он растягивал удовольствие. Подняв руку, обвел пальцем ореолу, легко касаясь напряженного сосочка, так что девушка часто и неглубоко задышала. Он снова обвел сосок, потом слегка сжал и потянул, и едва не кончил в штаны, услышав тихий всхлип.

– Девочка моя... – он вновь вернулся к шее, целуя и лаская нежную кожу языком, пока руки его мяли и гладили бархатную кожу груди. –
Любимая... прости, но я больше не могу терпеть...

Он подхватил её под ягодицы, усаживая на небольшой стол, который оказался свободным, и стал задирать юбку, поглаживая обнаженные ножки, пока не добрался до трусиков. Когда рука легла между бедер, девушка застонала, шире раздвигая бедра. Ткань была мокрой, что могло означать только одно. Она тоже его хотела. Дима снова погладил мокрые
трусы, слегка надавливая пальцем между половых губ, так что Мария откинулась назад, опираясь на руки, и двинула бедра вперед.

– Приподнимись немного, любимая, - и когда она исполнила его просьбу, Дима стащил с неё бесполезный предмет гардероба, закинув его куда-то за спину. – Иди ко мне, – рука по-хозяйски накрыла нежный холмик, пока пальцы ласкали горячую и уже абсолютно влажную плоть, проникая пальцами в жаркую глубину, пока не наткнулся на преграду.

Собственнический инстинкт смёл все остальные разумные доводы. Он хотел сделать её своей, окончательно и бесповоротно. Ласкать нежную плоть, пока Мария не запросит пощады, пока не закричит от наслаждения.

Он шире раздвинул бедра, так чтобы можно было встать между ними, и расстегнул штаны, спуская их к щиколоткам. Приподнял ягодицы, устраивая девушку почти в лежачем положении, и стал медленно входить, постепенно растягивая и подстраивая женскую плоть под себя. И вот он уперся в преграду, говорящую лучше всяких слов, что он первый, и им и останется. Моя! Всё существо Дмитрия стремилось заявить все права на эту девушку, и сейчас он сделает её своей, или умрет прямо в этом сарае со спущенными штанами.

– Прости, – только и смог прошептать он, прежде чем одним резким толчком, лишить Марию Лебежинскую девственности. Девушка закричала, стараясь отодвинуться, но Дима сильнее прижал её к себе, чувствуя, как пульсирует внутри её нежного тела. Он не двигался, давая ей привыкнуть девушке к своим размерам, но стал целовать зажмуренные глаза, влажные ресницы, из-под которых скатывались слезы. Ему было ужасно больно самому, но он не знал, как облегчить её боль. – Прости, Маша, я не хотел делать тебе больно...

Она сама поцеловала его, не дав договорить свои извинения. Да и не в чем было извиняться, ведь он хотел её и стал для нее первым. Первым и единственным, но об этом позднее. Миронов почувствовал, как девичье тело расслабилось, впуская его ещё глубже, словно засасывая в нежную глубь.

– Я люблю тебя, Маша, – он отодвинулся немного и вновь толкнул бедра вперед, поймав выдох девушки своими губами. – Люблю и не отпущу теперь никогда.

Новый толчок – и уже послышался стон, а тонкие пальцы сильнее сжали его шею, словно она цеплялась за него, боясь упасть. И Дима не позволит ей упасть ни в прямом, ни в переносном смыслах.

Темп нарастал, движения становились более хаотичными, пока их обоих не накрыла волна чистейшего наслаждения. Мария бы закричала, не закрой он ей рот поцелуем, чувствуя, как наполняет её собой, вздрагивая от волн оргазма, что пронзали его тело, словно электрические импульсы.

Когда всё было кончено, Дима не торопился покидать такое гостеприимное тело. Он сжимал Машу в объятиях, баюкая её, как маленькую девочку, пока она переживала оргазм.

– Ты что-то говорила про ярмарку? – пошутил он, на что Мария улыбнулась. – Можем, конечно, прогуляться, но если ты сможешь стоять на ногах.
Он помог любимой спуститься со стола, и заметил, как, встав на ноги, она поморщилась.

– Прости, – снова сказал он, опять одолеваемый муками совести.

Всё должно было быть как у людей, после свадьбы, на мягкой кровати, а не как с деревенской девкой в сарае. Но он не мог бы остановиться, даже если бы она попросила, а Маша и не просила.

– Больше не будет больно, обещаю, – он поцеловал её припухшие губы и помог надеть блузку, тоже каким-то образом оказавшуюся не на ней. - Никогда не будет больно.

Спустя полчаса. Ярмарка.

Они держались за руки, переплетаясь пальцами,точно так же, как всего меньше часа назад переплетались тела, соприкасаясь всеми возможными гранями и клеточками. От одно воспоминания мурашки бегали по телу Димы, и дыхание сбивалось, когда он вспоминал нежное и податливое тело своей будущей жены.
кого здесь только не было... и лесорубы местные и комбайнеры подтянулись с полей. Но Дима искал матушку, чтобы сказать ей радостную новость. И конечно, не мог не услышать зычный голосище в центре ярмарочной площади. Но прежде чем двинуться, Миронов взглянул на Машу.
- Хочу побаловать тебя, - Дима потянул её к сладостям, где прикупил "петушок" на палочке. - Ты у меня всё равно слаще, но пока придется обойтись леденцом. Ну и надо поздороваться с матушкой и рассказать ей, что мы собираемся пожениться.
И тут...

Если бы он был непривычен, от этого вопля подскочил бы на месте. Ну и баба.
Маша только охнула, а Дима рассмеялся.
- Только этого не хватало! Если и пригласим Дусю на свадьбу то неприменимо надо ей рот заклеить. Идём, - и Дима потянул Марию в направлении зеленого платка матери. - Пора поделиться с матушкой новостями, пока Евдокия не разнесла по всей станице.

Ярмарка

Не думал Георгий, что после слов его Клава ахнет и хлеб уронит на землю, да посмотрит на него большими, светлыми от счастья глазами.
А уж когда она поцеловала его в щеку, захлестнуло бригадира и понесло куда-то в давно забытые солнечные дали, где детство голопятое, и визги с друзьями в речке, и беготня за той девочкой, что в школе дала портфель свой понести... Шатнуло Лукина. А она тем временем залепетала что-то, срываясь, и не сразу до его сознания дошло.

Очнулся Георгий, шагнул к девушке, полонившей его сердце, и, никого не стесняясь, обнял и поцеловал в губы, медом перепачканные. Так поцеловал, что у обоих дыхание занялось. Закрылись клавины глазки, и их тоже поцеловал Лукин.
А потом, не отпуская, сказал хриплым шепотом:
- Милая ты моя. Путевая моя, родная моя красавица. Нету у меня никаких краев и концов, кроме одного - того, где ты будешь. Куда ты - туда и я, как телок привязанный побреду. Клавушка, солнышко мое... ненаглядное...
И подтвердил слова эти новым поцелуем. А на смешки Сонечки-продавщицы только отмахнулся. Нечего подсматривать за людьми, когда люди не хотят.

Два месяца спустя

Осенняя пора настала в станице Красная синька, зарядили проливные дожди. А сегодня, как по заказу, небо прояснилось, и везде пахло яблочным свежим духом.

- Чтобы вам ни пня, ни камня под комбайнами, - пыхтел Лукин, завязывая галстук. Тот, как назло, упирался и выскальзывал. - Спасибо вам, дорогие товарищи, за все добро.
- Дай помогу, - подбежала матушка, и бригадир отпустил концы. - Да что ж ты, сынок, ты его вовсе неправильно повернул-то!
- А ему не до галстуков нынче, - откусил с хрустом яблоко Андрей, его шафер. - Он все о своей Клавдии думает, о предстоящих, так сказать, брачных удовольствиях. Гы-гы.
Лукин молча показал ему свой знаменитый кулак, и наглый шафер сделал вид, что нашел в яблоке червяка и начал его вытаскивать.
- Ну что вы там долго? - сунулся в комнату и Данила. - Бригадир, тебя женить - как бегемота из болота тащить! Невеста там уже извелась вся! Семья ее мается, батяня Шестаков вон уже за валерьянкой потянулся, пришлось твоему бате его водочкой отпаивать. А ты все тут телепаешься. Поспешай, Борисыч!

Георгий наконец завершил туалет и оглядел себя в зеркало, висевшее на стене. Он совсем не был уверен, что рядом с Клавушкой не ударит лицом в грязь и не сделает чего-то неподобающего такой прекрасной девушке. Но дал себе твердый зарок - во что бы то ни стало подтянуться хоть немного до нее, продолжить образование, может, и в институт поступить. На инженера. А что? Вон директор после разговора о новых дорогах предлагал его отправить от колхоза в столицу на повышение квалификации. Дело хорошее.

Выходя, столкнулся с отцом. Тот уже "принял на грудь" от волнения за компанию с будущим родственником.
- Сынок, иди сюда, обниму. Утешил ты нас с мамкой, теперь помирать не страшно, не один ты на свете. Внуков только сделайте не меньше трех, и чтобы первый пацан был!
- Батя, - Георгий обнял отца так, что у обоих захрустело в плечах, - батя родной, спасибо тебе, что вырастил меня человеком. Мама, тебе поклон в ноги. Ну, пойдемте.
- С Богом, - сказала мать и снова перекрестила сына. Лукин вздохнул, но отмахиваться не стал. Мать с Клавдией потихоньку бегали в соседнюю деревню в церковь, он все знал, но, как и отец, молчал.
У всех свое. У него вот - джаз в подвале. С другой стороны, может, удастся его ввести в советский быт под видом революционной кубинской музыки? Тем более, будущая жена - библиотекарь, светило кУльтуры.

Свадьба гуляла по старинке - трое суток, широко, с танцами, песнями, поездкой на тройке, которую невесть откуда пригнали шафер и его друзья.
Георгий с Клавой в это время уже были далеко. Погрузившись в свою любовь, молодые никого вокруг не видели и не слышали... Русские так и любят - без края и конца. Как в последний раз...


_________________

Услышав ее ответ, мне хотелось кричать от радости, но больше этого мне хотелось носить ее на руках. Я был счастлив ее положительному ответу и не до конца верил в ее ответ. Но ее улыбка, светившаяся на губах, развеяла мои сомнения.
- Мы обязательно покормим белок, Александра. И не только их, - сказал я, расплывшись в ответной улыбке.

Я умилялся ее реакции на букетик, чувствуя, как в моей груди разливается тепло. Так хотелось, чтобы это не было минутной радостью, а длилось целую жизнь, целую вечность. Я внимательно следил за Александрой и будто чувствовал все то, что чувствовала она: ласковое прикосновение лепестков к коже, щекотание пальцы в носу. А когда на губах Александры расплылась улыбка, я не мог не ответить ей ответной улыбкой, слегка неуверенной, но очень счастливой. Радость расцвела во мне, когда она сказала, что ей приятно получить подарок от меня. Невольно после этих слов закралась мысль, пока еще только шепчущая в моей голове: это ее я ждал так долго. Милую, маленькую, прекрасную Александру.

- Обязательно, Александра, - так же тихо ответил я.

Придя домой, я бросил топор на привычное место, но через пару минут подобрал его и повесил на стену. Затем полчаса я потратил на уборку, не понимая причину моего настроения. И чуть-чуть пыли в комнате раздражало, и стулья стояли не ровно. Я был в полной растерянности, и именно в таком состоянии меня и застала моя соседка.
- Павлуша, ты дома? Я тебе творожок принесла?
- Я дома. Проходите, - крикнул я в ответ, не отрывая взгляда от точки на обоях. Как она там появилась?
Лишь завидев меня, она поняла, что что-то со мной не так. Она разве что не пытала меня, хотя я абсолютно уверен, что будь мы у нее дома, она бы нашла чем меня помучить. Ей понадобилось десять минут, чтобы понять происходившую ситуацию и вынести свой вердикт.
- Бааа, Павлуша! Да ты влюблен!
На это заявление я лишь молча посмотрел на нее, не в силах вымолвить ни звука. Теперь стало очевидным, что я лишь гнал от себя эту правду. Вслед за этой мыслью пришла и другая: я просто боялся признавать эту правду. А как на это отреагирует Александра? А что она испытывает ко мне?
Я настолько погрузился в свои мысли, что не заметил, как остался один. И лишь творог, лежавший на столе, служил доказательством, что я все же был не один.

На ярмарку я явился слегка расстроенным, но все это было глубоко в душе. Переодевшись в брюки и надев новую, голубую с синим рубашку, я ходил по ярмарке, не зная чем себя занять. В какой-то момент появилось желание купить что-нибудь для Александры, но я тут же отмел эту мысль. Подарок подарком, но я привык делать полезные подарки, которые можно использовать хоть каждый день. В какой-то момент я остановился ка вкопанный, заметив чашечку, блестевшую на солнце своим золотым краем. Подойдя поближе, я внимательно смотрел на нее, чувствуя, что не могу оторвать взгляд. Цветы на ней были нежными, даже хрупкими, но в то же время они казались стойкими. Эти цветы мне напомнили Александру, так что над покупкой этой чашечки я не раздумывал ни секунды.
Держав в руках чашечку словно самую хрупкую вещь в мире, теперь я внимательно смотрел на людей, ходивших вокруг, высматривая Александру, но ее нигде не было видно. Слегка опечаленный таким поворотом событий, я облокотился на ближайшее дерево, стоявшее на небольшом расстоянии от ярмарки и стал внимательно смотреть на это веселье со стороны. Так хотелось, чтобы Александра была сейчас рядом. Чтобы я мог разделить с ней свою счастье. Рассказать ли ей правду, признаться в своих чувствах? Мне так хотелось открыть ей свою душу, что я буквально разрывался между желанием пойти и найти Александру на ярмарке и прийти к ней домой. Так я и стоял в раздумьях, не в силах прийти к единственному, верному решению.
_________________

На ярмарке.

Никогда еще Клаву так не целовали! До того горячо, что аж голова кругом пошла. Хотя, честно если сказать, мало она вообще целовалась. В столице вот пару раз было и то не особо ей это понравилось. Но то ли дело Жорочка - так целует, что все на свете забываешь и жарко становится до того, что кажется сгоришь вся, но ни за что на свете не хочешь, чтобы это прекратилось. Не знала Клавдия и не подозревала, что такое бывает. И, как оказалось, еще много того, о чем она раньше и не мечтала, ждало ее впереди вместе с этим удивительным мужчиной - героем ее романа...

Эпилог
Когда они с Жорочкой расписались, вошла Клава в его дом хозяйкой. Сурепка стала первой в ее жизни коровушкой, с которой ей удалось поладить. А поросята были ей что домашние животные, и Клава даже с некоторым ужасом думала, что когда-то придется их зарезать. Хотя в родительском хозяйстве скотину тоже держали и пускали на мясо без сожаления, эти розовые комочки со смешными пятачками и хвостиками крючком, ей было до слез жалко.
Родители мужа приняли ее как родную и даже свои собственные будто зауважали дочь больше за то, что такого жениха видного отхватила. А сама Клавдия просто радовалась каждому прожитому вместе с Жорочкой дню и потихоньку дописывала свой роман, который вскоре увидел свет, опубликованный издательством "Молодая гвардия". И хотя гордилась Клавдия этим достижением сильно, но поняла, что призвание свое и так уже нашла - быть женой Георгия Лукина, бригадира комбайнёров и просто человека, которого она без памяти любит. Хотя писать она тоже не бросила, тем более что муж это занятие, к ее удивлению и радости, всячески поощрял.
И Клава каждый Божий день благодарила Создателя за все, что имеет.

Вот это нашли ключик! Между ног саднило, но такой сладкой боли Маша не испытывала еще никогда в жизни. Глаза Дмитрия все еще были темны от страсти, а в их глубине таилось что-то, очень явно напоминающее чувство вины.



– Я ни о чем не жалею. И даже эта боль принесла мне радость…

Мария улыбнулась, приподнимаясь на носки и прикасаясь губами к его рту, желая стереть это столь очевидное напряжение.

Ей хотелось доказать свою любовь, дать понять, что все в порядке. То, что случилось сейчас между ними может быть и стало слегка преждевременным, но они оба нуждались в этом. Оба с одинаковой силой хотели того огня, который ураганом накрыл с головой в крошечном бревенчатом сарае. Маша знала наверняка, что навсегда запомнит этот пряно-сладкий запах сухих березовых листьев на подвешенных к потолку вениках, слабый шелест сена и его душистый аромат, и такие короткие, бесконечно-дорогие минуты, соединившие их.

Снова потянулась к Диме, по-прежнему осторожно целуя его, все еще не до конца уверенная в себе, ослабевшая от счастья, встречая ответные прикосновения его губ. Он уже тоже успел одеться, и его грудь под тонкой тканью сорочки была теплой и твердой. Маша припала к ней щекой, улыбнулась, опустив ладонь туда, где билось его сердце.

Ярмарка



Маша пыталась сконцентрироваться на богатом содержимом ярмарочных прилавков. Украшения, наряды, сладости. Еще никогда в Красной синьке ей не приходилось видеть такого изобилия товаров и скопления людей. Воздух звенел от звонкого смеха ребятни, катающейся на ярких каруселях, а со всех сторон доносящиеся голоса делали станичную площадь похожую на пчелиный улей, полный густого, насыщенного меда. Маша и чувствовала себя так, будто напробовалась этого меда. И только обилие людей вокруг удерживало ее от того, чтобы не прижаться теснее к Дмитрию и не сказать о том, что кипело в сердце и переполняло душу. О том, как она счастлива, как сильно любит его и как хочет поскорее оказаться вдвоем.

Ощущая, как сильная ладонь сжимает ее пальцы, девушка не могла думать ни о чем ином. И предпочла бы сейчас находиться совсем в другом месте, не среди шумной толпы, среди множества людей, бросающих на них любопытные взгляды. Ей бы хотелось снова оказаться в том саду, где они были вчера ночью, почувствовать аромат яблок и их сочный вкус. Один на двоих.

Им многое надо было обсудить. Теперь Маша не сомневалась в будущем, счастливом, светлом, наполненном любовью и пониманием. И еще тем, что до сих пор вибрировало в теле невероятной смесью наслаждения и боли и томительным желанием испытать это вновь. Но были и те вопросы, о которых следовало поговорить. Работа, жизнь, их интересы, близкие, которых нужно поставить в известность о планах, изменившихся так внезапно. Девушка не сомневалась, что ее мама обрадуется подобным новостям. И надеялась, что и матери Дмитрия придется по душе выбор сына. По другому просто не могло быть.



В веселых, почти беззаботных слова Димы Маша снова расслышала хрипловатые нотки желания. Девушка тихонько рассмеялась, забирая леденец и тут же прижимаясь к золотистой карамели губами. Ничего подобного она не ела с детства. Мама готовила такое лакомство для нее и сестренки, но сахар в их доме был почти что роскошью, поэтому такое случалось очень редко, по самым большим праздникам, и воспринималось детьми как некое волшебство. Как сейчас было волшебством то, что произошло в жизни Маши за столь короткое время. Сбылась ее мечта, и мужчина, о котором она тайком грезила так долго, был рядом, любил ее и мечтал сделать своей женой.

От этой мысли сердце забилось сильнее, а леденец показался еще слаще. Ей даже захотелось и Диме дать попробовать лакомство, и только опасение вызвать неодобрение окружающих удержало Машу от такого желания.

– Спасибо, – она улыбнулась, высматривая в толпе маму Дмитрия, с которой он собирался поговорить. И сама ждала этой встречи и чтобы женщина первой узнала новости. А еще хотела поблагодарить ее за такого замечательного сына и за то, что и ей Маша обязана своему неожиданному счастью.



За время, проведенное в станице, Маше же однажды «посчастливилось» услышать пение Евдокии Могучей. И сейчас, представив подобное сопровождение на собственной свадьбе, девушка испугалась было, но тревога тут же улеглась, когда она услышала слова Димы.



Маша на мгновенье прижалась губами к его щеке. После громогласного заявления Евдокии сохранить в тайне их предстоящую свадьбу все равно не удастся, а поблагодарить Диму за обещание чудесного избавления от пения тети Дуси она могла единственным кажущимся ей правильным способом.

Потом были объяснения с его мамой, ее трогательные слезы и наставления. Маша почувствовала такое тепло, исходящее от пожилой женщины в свой адрес, что и сама не сдержала слез, расплакавшись от радости на виду у всей станицы и вызвав снисходительную улыбку Димы.

Стараниями Евдокии новость разлетелась по площади, и еще долго пришлось выслушивать многочисленные поздравления, посыпавшиеся со всех сторон, и от учеников Марии, и от остальных работников колхоза.

Когда, наконец, удалось покинуть ярмарку, на улице уже сгущались сумерки. Маша возвращалась домой, так же, как днем, крепко держась за руку Дмитрия, не опасаясь теперь, что кто-то увидит или осудит их. Дух прохладный ветерок, напоминая о скором приходе осени, а на еще не убранных до конца колосьях качался лунный свет.

Девушка подняла голову, взглянув в небо, – и в груди что-то дрогнуло: через весь небосклон серебристой полосой простирался сияющий Млечный путь. И Маше в этот миг показалось, что там, наверху, кто-то прошел с большой охапкой соломы из нового урожая, растрясая ее по пути. И в вышине, словно от прикосновения ветра, шевельнулись золотистые соломинки, мякина и ость. Мария даже увидела зерна, просыпавшиеся вместе с мякиной, – крошечные звезды, засиявшие ярче обычного. Как добрый знак того, что сбылись все ее мечты. И хоть она не знает, что ждет впереди и какой будет новая жизнь, но ее простая земная мечта совпала с желаниями справедливости, времени и добра. Вот-вот закончится жатва в Красном богатыре, и урожай наверняка будет добрым. Как и в ее жизни. В их жизни.

Она повернулась к мужчине, сжимающему ее руку, потянулась к нему, пряча лицо на плече, и тихонько выдохнула: – Люблю тебя.
_________________

Шура обрадовалась, услышав от Павла такие слова. Он не посчитал ребячеством ее желание покормить белок. Не увидел в этом ничего смешного или глупого. Даже предложил покормить кого-то еще. Шурочка задумалась, представляя, кто из лесных жителей может встретиться им на пути при прогулке. Но так никого и не придумала. Ну что же, значит это останется для нее сюрпризом. Девушка почему-то была уверена, что приятным, если прогулка действительно состоится.
Она попрощалась с Павлом, усаживаясь на свой велосипед и аккуратно убирая букетик из ромашек в почтовую сумку. Писем там уже не было, а Шурочке хотелось довести цветы до дома целыми. Поставить в вазу в своей комнате и любоваться ими. Ромашки в воде стоят долго, так что эти маленькие солнышки и завтра, и позже напомнят ей о добром подарке.
Шурочка собиралась на ярмарку, так тщательно выбирая наряд, как никогда не делала этого раньше. Ей хотелось сегодня выглядеть особенно красивой. На ярмарке будет много народа, нарядно одетого. И ей не хочется выделяться в худшую сторону. Девушка думала именно так, а в глубине сердца скрывалась мысль о том, что на самом деле она одевается, чтобы понравиться одному человеку. Только одному. Чтобы он так же, как в лесу, или вчера в клубе, смотрел на нее и улыбался. Как будто она ему нравится.
Такие мысли даже испугали немного. Шура поругала себя за слишком бурную фантазию. Как всегда, увлеклась больше, чем нужно. Напридумывала всего. А на самом деле Павел может вообще о ней и не думать. Видный парень, работящий, серьезный, для чего ему интересоваться такой обычной девушкой, как она? Лучше Шурочка постарается поменьше фантазировать. Увидится с Павлом на ярмарке, а потом и решит, что делать дальше. И о чем мечтать. Почему-то ей казалось, что сегодняшний вечер многое прояснит.
На ярмарке людей было так много, что Шура растерялась. Для чего она сюда пришла? Поглазеть на товары? Так ведь покупать девушка ничего не собиралась. Побродила между пышными рядами, посмотрела на вещи, которые там продавались, а потом решила отойти в сторонку и немного отдохнуть от толпы. И тут заметила Павла, стоящего под деревом и о чем-то размышляющем. Он был один, и Шура не удержалась, чтобы не подойти – так обрадовалась встрече. Если Павел кого-то ждет, тогда она быстренько поздоровается и уйдет, не станет мешать.
Девушка приблизилась к Павлу и улыбнулась:
– Привет. Красивая ярмарка, только очень шумно. А ты почему стоишь в стороне? Ждешь кого-то?
Шурочка тут же прикусила язык, поняв, как невежливо звучит ее вопрос. Разве можно так прямо спрашивать? А если Павел и правда ждет девушку, что он сейчас подумает про болтушку Шуру?
Она почувствовала, как щеки заливает румянец.
– Извини, я так много болтаю опять. Можешь не отвечать...

До чего славно народ гулял на ярмарке. Соревновались меж собою лесорубы, да сельхозработники. И всюду их ждали заслуженная слава и почёт. Замминистра даже жаль немного стало уезжать отсюда. Да и не могла она... Батюшки, про ключи-то Даздраперма и позабыла вовсе! Веселье и общее радостное настроение ненадолго отвлекли её от тяжких дум. Но теперь снова надо было возвращаться к поискам.
Снова выпив квасу, Даздраперма вручила победителям соревнований почётные грамоты, да отошла в сторонку от общего веселья. Ребятня носилась туда-сюда, с интересом разглядывая всё изобилие, какое выставил на обозрение простой рабочий люд. Всюду виднелись счастливые лица, и Даздраперма приуныла ещё больше. Завтра придётся возвращаться и объясняться за утерю ключей. Может, Пётр Аркадьевич её подбросить до города сможет? Что-то пропал директор, наверное, весь в делах. Даздраперма взяла в руки колос - налитой, полный спелой пшеницы - и отправилась прогуляться по станице. Вот же и окраина её, где ввечеру сливается горизонт с землёю советской, и алый закат уже вступает в свои права. А вот и то место, где она вчера с Пановым впервые встретилась. Так и вертя колос в пальцах, замминистра прошлась туда-сюда, вспоминая о том, как решилась на поступок весьма дерзкий, за который её и с места честно заслуженного погнать могли. Ежели бы стало то известно в широких кругах, разумеется. Так увлеклась мыслями своими, что не сразу заприметила в траве ключи... Батюшки-светы! Вот же они, родненькие, лежат, ждут её.
Счастье и любовь ко всей станице "Красной синьке" всколыхнулись в её душе с новой силой. Подняла Даздраперма ключи, к груди прижала. Славно-то как теперь!

Уехала замминистра на следующий день, по утру, пока "Красный богатырь" ещё спал. Отбывала нехотя, но с лёгким сердцем. Она знала, что живут в этом чудесном месте простые рабочие люди. Светлые какие-то, по-особенному. И желала им простого счастья, которое они заслужили, как никто.
И много дней ещё пройдёт в воспоминаниях об этом приключении. Но будет важным одно - чтобы здравствовала и богатела их страна. Дружбою, урожаями и счастливыми рабочими людьми.
Да здравствует СССР!

Я смотрел на нее, не в силах оторвать своего взгляда. Выбранное платье очень ей шло, придавая фигуре еще большую стройность и невесомость. Я улыбнулся в ответ, но не успел ничего ответить.

Меня одновременно и поразил, и восхитил ее румянец, так сильно он ей шел. Я снова залюбовался, на минуту утратив связь с реальностью. Но, собравшись с мыслями, ответил:
- Ярмарка очень красивая, - ответил я, и мысленно добавил "но не красивее тебя", - Жду, Александра. Вернее, ждал, - улыбнулся я, беря ее руку в свою, - я ждал тебя, и вот ты здесь. Погуляем?
Сделав шаг в сторону от дерева, я хотел засунуть свободную руку в карман, но вместе с чашкой она туда не поместилась.
- Ах да, это тебе, - добавил я, протягивая выбранный подарок и внимательно смотря за ее реакцией.

Мы зашли на ярмарку, по очереди подводя друг друга к наиболее приглянувшимся местам. Даже если она отходила, я неизменно чувствовал ее присутствие рядом с собой. Мы говорили практически без перерывов обо всем, что приходило нам в голову. Ее смех заставлял меня чувствовать себя самым счастливым человеком в мире, а ее улыбка кипятила мне кровь. Ее маленькая ладошка, лежащая в моей руке, приятно грела сердце, придавая мне смелости. Через какое-то время мы вышли с ярмарки, довольные и молчаливые.
Мы остановились около небольшого прудика в станице, по которому плавало несколько гусей. Я понял, что либо сейчас, либо никогда.
- Александра, - начал я, обращая на себя внимание, - я...мне нужно сказать тебе одну вещь.
Приподняв ей голову за подбородок, я продолжил, не убирая при этом своей руки:
- Ты мне нравишься, очень нравишься. Я абсолютно уверен в одной простой вещи: я влюблен в тебя.
Выпалив это на одном духу, я робко обнял Александру, не в силах сдержать и этого порыва. Я отдался на волю судьбы, вверив себя Александре. Я жаждал ее ответа сильнее всего на свете. Невольно я подумал, что она не согласится. Что же будет тогда? Но я упорно гнал эти мысли от себя, веря в светлое будущее.
_________________

Эпилог

Что происходило на ярмарке - осталось на ярмарке. Макар то и дело возвращался к событиям того дня, но так и не смог вспомнить всей последовательности. Потому что мысли его тогда занимало нечто другое. Точнее, некто.
Сейчас же, по прошествии небольшого количества времени, Макар лишь убедился в правильности своих решений и поступков. С Людмилой было так хорошо, что он не замечал приближающейся осени, у него в душе царила и расцветала буйным цветом весна.
К общежитию подъехала бойкая почтальон Шурочка и остановилась, высматривая кого-то. Тудыбей подошел к ней с предложением помочь, но она лишь радостно улыбнулась.
- Вам письмо.
Макар был очень удивлен. От родителей и сестры вести приходили недавно, поэтому он не рассчитывал на скорую почту.
- Спасибо, Шурочка, вы делаете замечательное дело - соединяете людей. - Улыбнулся и ушел обратно в свою комнату, чтобы прочесть письмо от дедушки.
В Москве все было хорошо. Только, судя по тому, что писал дед, хороших архитекторов не хватало. Планировалось застроить новый квартал, а рук не хватало. Не верил Матвей, что в столице и не найдется профессионалов, сразу понял, что схитрил дед, чтобы позвать его к себе. Только куда он теперь уедет, если сердце его тут... Разве что забрать его с собой. и для этой цели мужчина поспешил в секретариат комсомола.
Люда не ожидала его увидеть. Совсем. Но тем радостнее была незапланированная встреча.
- Привет. Прости, что беспокою тебя, милая. - Урвал короткий поцелуй с губ, поспешил оторваться, пока не наделал глупостей прямо здесь. - Дедушка из Москвы письмо прислал. Зовет к себе.
Она удивленно взмахнула руками, спрятала нагрянувшие слезы.
- Езжай. Если надо, езжай. А я подожду тебя. Сколько нужно.
Макар был удивлен и огорошен. Не это он хотел услышать.
- А ты не можешь... не могла бы... не хочешь поехать со мной? Уверен, что там и тебе найдется дело по душе. Свадьбу сыграем, а потом и сына мне родишь. Поехали, милая, поехали...
И столько надежды звучало в его голосе, столько страдания, что оттаяло девичье сердце, забилось быстрее. Людмила улыбнулась и вопросительно подняла бровь.
- Ты делаешь мне предложение таким образом?
Макар растерялся. Ведь у него не было с собой ничего, что подобает в таких случаях, ни сватов, ни кольца.
- Да. Только кольца уже там купим. Родителей наших позовем, сестру, брата твоего с семьей, деда, друзей, кого хочешь позовем. Даже отсюда, из станицы, может, кто захочет приехать. Я обещаю, что это будет чудесная свадьба. Выйдешь за меня?
И она сказала "да".
***
Крупный город после тихого колхоза казался необыкновенным, как в другой мир попали. Свадьба прошла именно так, как и предвещал строитель. А после Макар закрутился, занимаясь проектированием дома своей мечты, Людмила продолжала агитировать молодежь вступать в комсомол, стала работать на кафедре института, где работал дед Макара, а потом забеременела и спустя девять месяцев родила сына Артемия, который уже с раннего возраста стал показывать непростой характер и полюбил строить башенки из кубиков. Прадед смеялся, что ребенок растет настоящим Тудыбей.

Всем спасибо за игру. Людмила, тебе мое
_________________

Ее ждал? Шурочке показалось, что рука, которую взял Павел, задрожала. Разве такое может быть? А ведь и она ждала. И так хотела увидеть его! И значит, их желания опять совпали. От этого стало так радостно, что Шура не сдержала улыбку.
– Конечно, пойдем.
Ей хотелось погулять с Павлом. Все равно где. Здесь, на ярмарке, по улицам родной станицы. В лесу, среди белок, или где-то еще. Услышать о его мечтах, узнать о желаниях и планах. Рассказать о своих. Сердцу опять стало тепло.



Девушка ахнула, прижимая ладони к лицу, а потом осторожно взяла хрупкую чашечку в руки. Она не ждала никаких подарков, еще и таких чудесных.
– Как красиво.
Она не смогла бы сказать, что ей нравится больше: сама чашка или то, что это подарок Павла для нее. Или то и другое вместе. Скорее всего, так и было. Шурочке было очень приятно, что он думал о ней, выбирая этот подарок. Хотел порадовать, и ему это удалось.
– Спасибо тебе. Я буду пить из нее с удовольствием. И думать о тебе.
Шура тут же прикусила язычок, понимая, что опять сболтнула лишнего. Выдала свои чувства. Осознание этого ошеломило. Чувства? У нее? К этому мужчине? А ведь и правда…
Девушка отвела глаза, надеясь, что Павел ничего не заметит, и снова вложила ладонь в его руку, когда он потянул ее за собой на ярмарку. И так хорошо было ходить вместе с ним. Раньше ее утомлял шум, а теперь Шура и не замечала окружающих, поглощенная общением.




А потом, когда они смотрели на большущих гусей, смешно хлопающих крыльями на зеленоватой воде пруда, Павел окликнул ее. И Шура поняла, что он скажет еще до того, как услышала его слова. Выдохнула с облегчением, потому что сердце переполнила такая радость, которую нельзя было сдержать.
– И я… – обычная говорливость вдруг подвела. Шура что-то лепетала, не зная, как выразить то, что чувствует. – Влюблена. Да. Тоже… – она рассмеялась, понимая, как забавно выглядит со стороны. И пусть, зато ей только что признался в любви такой замечательный мужчина. И он и не думает смеяться над ее заплетающимися словами. А выглядит очень даже счастливым. Как и она сама. Ведь люди всегда счастливы, когда чувства взаимны. И нет ничего на свете дороже этого счастья.

Эпилог

А что ей еще было сказать? Ей как будто почву выбили из-под ног, когда он сказал, что уезжает. Да, она готова была ждать. Не день, не два, не полтора. Сколько угодно. Он за такой короткий срок, стал для нее слишком значимым. Слишком близким. Слишком родным.
Ей пришлось уйти с должности, но она не расстраивалась, даже наоборот, впервые эгоистично хотела личного счастья, а не общего. Но работа всегда была важна, как и родина, поэтому даже в столице, не смогла сидеть без дела.

А когда она впервые увидела свое маленькое чудо и взглянула в глаза любимого мужа. Поняла, что колхоз - это не только производство. Это место, где сбываются мечты. Где невозможное становится возможным.
Вступайте в колхоз товарищи! Вместе мы построим счастливое будущее! И теперь она по-настоящему в это верила.
_________________

Внутри меня разлилось тепло при виде ее реакции. Мои мечты сбывались пусть и малыми частями, но сбывались. Одно то, что она обрадовалась подарку, окрыляло мое сердце и заставляло душу рваться наружу.

- Я рад сделать тебе приятно, Александра, - ответил я, мысленно добавив, что готов делать это каждую секунду, минуту. Целую вечность готов прожить для нее одной, лишь бы видеть эту нежную и счастливую улыбку, слышать ее заразительный смех и смотреть в эти прекрасные глаза. Мой взгляд скользнул по ее губам, вызывая желание узнать, какие они на вкус. Но я решил, что сейчас не время.

С каждым ее словом мое сердце словно останавливалось и начинало биться быстрее, подгоняемое трепещущим в груди изумлением и разрываемое счастьем и любовью. Ее смех, такой чистый и мягкий, не смог не вызвать во мне ответную улыбку. Разве это не счастье?
- Я очень счастлив, Александра, - тихо, едва слышно прошептал я, беря ее лицо в свои руки. Внимательно смотря ей в глаза, я медленно склонился, прошептав около самых губ:
- Я буду любить тебя вечность, моя маленькая Александра.
Ее губы были мягкими, нежными, с привкусом меда. Я провел руками по ее плечам, остановившись на талии и, не разрывая поцелуя, притянул ее ближе, оставляя все же небольшое расстояние между нами. Я хотел выпить ее до дна, вобрать в себя целиком. Понимая, что с каждой секундой поцелуя оторваться от Александры все труднее, я разорвал поцелуй, прижимая ее к себе. Вдохнув полной грудью, я поцеловал ее макушку, потом делала это снова и снова, обещая быть с ней каждую секунду, каждую минуту. Обещая, чтобы каждый миг для нее был наполнен счастьем и любовью.

Эпилог

Я старался сдержать свое обещание, делая различные подарки каждый день. До свадьбы мы жили по отдельности, и с каждым днем время тянулось все медленнее и медленнее, заставляя испытывать мучения. Свадьбу сыграли скромно: с моей стороны почти не было гостей, зато со стороны Александры было достаточного количества, чтобы нам не приходилось скучать.
В белом платье Александра напоминала мне ангела, спустившегося на нашу землю только ради меня одного. Ее маленький рост в сравнении с моим делал ее похожей на облако, которое держало меня своей теплой рукой. Я заметно нервничал весь день, и лишь теплая, согревающая сердце улыбка Александры помогала мне выглядеть спокойным. Эта ночь, наша первая ночь, была самой лучшей. Робко, неуверенно мы любили друг друга, часто прерываясь на разговоры, поцелуи и простые объятия.
Я проснулся по привычке рано, в моих объятиях лежала Александра. Свет, лившийся из окна, освещал нежную кожу Александры, придавая ей неземной вид.
- Моя маленькая, - тихо прошептал я, выскальзывая их кровати, чмокнув Александру в лоб.
Именно с того дня началась моя привычка баловать ее завтраками в постель. И именно из-за этого мы поругались в первый раз. Поругались, конечно, сильно сказано, но говорили мы очень громко. Через пару разбитых тарелок компромисс был найден в виде небольшого графика. В прочем, он постоянно нарушался нами обоими в стремлении проявить свою любовь.
Будучи в лесу, я часто приносил домой Александре что-нибудь из него. То красивую шишку, практически идеальной круглой формы, то букетик ароматных цветов, то пожеванный белкой орех. А она радовалась всем этим глупостям, искренне меня этим удивляя. В один день я решил порадовать ее подарком, сделанным своими руками. Прогнав ее из дома, а сделав вид, что ушел на работу, я вскоре вернулся домой и принялся делать ей плакат. Я пытался передать с ним все свои чувства, который испытываю к ней, но подобное занятие было далеко не для меня. Не успел я скрыть улики за собой, как в дом буквально ворвалась Александра. Сначала она звонко рассмеялась, чем вызвала во мне одновременно и радость, и недоумение, а затем она с нежной улыбкой поцеловала меня в щеку, отбирая подарок и расплываясь в довольной улыбке. Дальнейшая его судьба меня не сильно волновала, я был искренне рад, что ей это понравилось.
Со дня нашей свадьбы прошло два года, и мы начали воплощать нашу совместную мечту в жизнь. У нас были маленький сорванец, так похожий на меня, и маленькая копия Александры, покорившая меня взглядом своих прекрасный и чистых глаз. Порой в нашем доме творилось полнейшая неразбериха, стоял крик одного из жильцов, но каждый из нас был счастлив, окруженный теплом, любовью и заботой. И каждый день, прожитый в окружении горячо любимых мной родных, приносил мне все больше удовольствия. Разве не в том счастья, чтобы тебе было ради кого жить?

Александра, моя малышка, я буду любить тебя вечно
_________________

Вместо эпилога

Разлука с родиной ничуть не печалила Галку. Как можно горевать, когда Италия стала её новым домом? Не деревянная изба, а белокаменные хоромы возле самого синего моря, которое можно только себе представить. Горячий песок, влажный ветерок, душистые цветы пленяют ароматом, а вместо соловьиных трелей Адриано, любимый муж, потчует серенадами вместо завтрака, обеда и ужина.
Такая жизнь, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Бурная жизнь бьёт ключом – путешествия, гости, праздники, шумные друзья, фейерверки и виной рекой. Не успеешь оглянуться, а уже звезда вечеринок, ещё раз – уже и карьера артистки в гору идёт. Вместе с мужем Галя удачно прошла кинопробы, и новая красивая пара брызжет экспрессией с экранов.
Страсть, буря, безумие – зритель верит, Галя и Адриано дарят свою безмерную любовь другим, но и себе остаётся вдоволь. Только такая она – настоящая любовь, для которой и железный занавес – не преграда.
Каждый день Галя засыпает с улыбкой в объятиях любимого мужа и благодарит Бога за то, что выбежала тогда в расхристанном виде на улицу и встретила иностранца. Вздыхает и произносит про себя: "Il mio amore, il mio cuore"*.

*Моя любовь, моё сердце

Эпилог от Дуси.

Министерша видать сама свои ключики нашла и укатила быстренько. И машину никому не вручила, и Дусе даже покататься не удалось. Жалко конечно! Зато столько новостей свалилось, на год хватит. Страда закончилась и начались свадьбы. Гуляли громко, весело, до стертых подошв, а вот спеть почти нигде не дали! А Дуся поет шикарно - громко, далеко слыхать.
Чернявый Андрейка укатил в свою Италию, прихватив с собой Галку. Это же надо, наша Галка и замужем за артистом ихним. На фотокарточках Галка сама на себя не похожа - важная мадама, а красивая стала, жуть.
Евдокия попросила учительшу показать на карте Италию, интересно же, сильно далеко ли чернявый с Галкой укатили - не впечатлилась. Сапог какой-то!
Димка с Марьей тоже поженились. Гуляли весело. И пока милиционер за припрятанным аппаратом не приходил.
А вот хитрый Тудыбей укатил в Москву вместе с Людкой, и свадьбу играли там. Дуся на этом мероприятии не присутствовала, чему очень огорчалась. А как бы красиво было гулять в ярком платье в горохи по Москве!
Шурочка вышла замуж за Павла. Вот где отличный мужик! И рот Могучей затыкать не стал. Пели от души, а то что собаки подвывали, то это их, собак дело. Может у них вечером концерт был назначен?
От новости, что бирюк Лукин женится на библиотеркаше у Евдокии резко подскочила необходимость обсудить это. Лукин и женится! Ну надо же! Вот те и библиотеркарша. С тех пор Дуся в библиотеку зачастила. Резко обострилась потребность в чтении, ага.
Особливо шумно гуляли на свадьбе двух бригадиров. Ай да Надька, мало того, что захомутала такого парня, так еще и готовить заставила.

Евдкия Могучая по прежнему зорко следит за всем, что происходит в колхозе и задает самые дурачкие вопросы, всем кто попадется в поле зрения. Только на работе тоже петь почему-то запретили, у них, видите ли, от пения куры нестись перестают и утки икают. Глупости, хорошая песня завсегда полезна.

И самогон втихаря по прежнему варится и продается...
_________________

Как кстати Лену перехватили жители, когда она шла от Лили домой. Четыре стены свели бы её с ума. А так, толпа потащила её, как можно дальше от одиночества, затем забросила в лес, искать какой-то ключ.
Девушка стояла на поляне, покрытой густой травой, посреди изумрудного леса. Сквозь частые ветки деревьев виднелось чистое, безоблачное небо, и зелень переливалась под лучами высокого солнца. Словно живой, лес шевелился, дышал… Кивал верхушками деревьев, приветливо махал мохнатыми ветками. Лес завораживал, звал к себе, обещая спасение.
Лена часто гуляла в этом лесу с другими детьми из села, но отчего-то, никогда раньше не замечала этой запущенной, изгибистой тропинки, которая сейчас вела её вглубь леса.
Девушка так увлеклась лесной музыкой: вольным пением ветра, тем как мелодию подхватывают деревья и кустарники, как едва слышно вторят им цветы, как лесные птицы подпевали ветру, а радужно-стеклянные стрекозы, легкокрылые бабочки и блестящие жуки кружились в воздушном вальсе, что не заметила, как под ногами исчезла тропинка…
Долго Лена плутала по лесу в поисках знакомых мест, но не находила. Добравшись до поросшего склона горы, поняла, что окончательно заблудилась. Силы были на исходе, еды и воды не было совсем. Солнце пряталось за деревьями, а с его исчезновением Лена еще больше погрузилась в пучину отчаяния. Но совсем опустить руки ей не дал крохотный огонек.
Домик, свет из которого заметила девушка, выглядел очень милым: с аккуратным крылечком, ставнями на красивых резных окошках, рядом пристроился небольшой сарайчик. Чувствовалось, что в домике кто-то живет, но кто?

Эпилог.
Дорога жизни порой бывает очень сложной, росстань ставит нас в тупик, штиль сменяется цунами, но мы продолжаем стоять, не понимая, куда нам идти, в какой стороне спасение.
Лена заблудилась. Туман скрыл от неё дорогу, и она не представляла, куда ей двигаться дальше. Она искала себя, и не находила. А рядом не было никого, способного помочь. Лена стояла на распутье, но не могла пошевелиться, не могла решиться ни на что.
Лучик света в её безнадежную жизнь привнесла бабушка Агафья. Дверь домика в лесу тихо отворилась и на пороге показалась сухонькая старушка с длинной седой косой. С того вечера Лена все свободное время проводила у неё, впитывая все знания лесной знахарки. Агафья была не просто учителем, но и лекарем, латавшим раны в Лениной души, вселяя надежду, убеждая, что у девушки талант к врачеванию. Однако одного дара Божьего мало и о том, что такое лень – пришлось позабыть. Судьба подарила ей шанс выбраться из трясины, в которую она сама себя загнала.
В медицинское училище Лена все-таки вернулась, но спустя год. Закончила с отличием.
Разрушив себя до основания, с помощью Агафьи девушка создала себя заново. Более сильную, уверенную и самобытную личность.
Вылечить Лилю ей не удалось, но с помощью тех знаний, что она получила в лесном домике и училище – Лена значительно облегчила жизнь девочке.
Агафья не вечна и она, как когда-то бабушка, покинула Лену, только девушка уже была другой. Слезами светлой грусти она простилась с Агафьей и на всю жизнь запомнила её последние слова:
- Пациенты приходят к лекарям со своим страданием, они ждут спасения: от жара, боли, каждодневных мук. Не все могут это показать, но они ценят нежную заботу. Ты не можешь опускать руки, продолжай свой путь, совершенствуйся. Поражения неизбежны, всех и каждого спасти невозможно, но я знаю, на что ты способна, не отступай от своего призвания.
И Лена во второй раз поклялась быть врачом. Но теперь она четко понимала, на сколько тернистым может быть её путь: будет и шум, суета и тревога, иногда отчаяние… Но страха из своей души она изгнала, теперь там царила вера. Лена нашла себя, а осознав это – шла по жизни смело, не страшась ничего, помогая тем, кто нуждался в её помощи.