Долгожданная встреча (ИЛР) - серия Хадсоны 2

 » Долгожданная встреча (ИЛР) - серия Хадсоны 2  [ Завершено ]

Долгожданная встреча (ИЛР) - серия Хадсоны 2

Автор - Марина Агекян
Жанр - ИЛР

Приглашаю почитать продолжение про семью Хадсоны, на этот раз история Виктории и Себастьяна.
Уверена, они тронули не одно сердце. Чтобы ваше сердце было покорено окончательно, вы должны прочитать мою самую особенную для меня книгу.

Они дружили с самого детства, с первой встречи потянулись друг к другу. Они были такими разными. У них были такие разные представления о жизни и любви. Она хотела быть с ним, но так вышло, что она отправила его в ад. И он действительно прошел почти все круги ада. Долгое время она думала, что потеряла его, но он вернулся. К ней. Он не мог иначе. Потому что она была для него больше, чем жизнь. Сумеют ли два человека, предназначенные друг другу самой судьбой, преодолеть великие трудности, побороть гордость, пересмотреть все свои принципы, забыть прошлую боль и обиды, чтобы наконец быть вместе? Сможет он простить ее за боль, которую она неосознанно причинила ему? Сможет ли она понять, что значит для него не смотря ни на что?

Ответы на все эти вопросы и не только вы найдете вместе со мной в захватывающей, тяжелой и проникновенной книге, которой я с удовольствием с вами поделюсь.

Пишите, осуждайте, критикуйте и ругайте. Но среди всего прочего буду все же очень надеяться, что вам моя история хоть немножко, но понравится.



Заранее не судите строго за ошибки, потому что каждый раз да обязательно найду самые нелепейшие... Это потому, что мысли бегут быстрее паровоза. Если где-то допустила ошибку при оформлении, обязательно исправлю.

"Данный текст предназначен только для ознакомления. Выкладка на других сайтах или использование не по назначению без разрешения автора будет преследоваться на основе законодательства за нарушение авторских прав!"


Теперь о серийности:

1 Неожиданная встреча
2 Долгожданная встреча
3 Тайная встреча
4 Опасная встреча
5 Слова, или сила слов

Ну и немного о новостях здесь же.

НОВОСТИ ОТ АВТОРА

Кроме того, спешу назвать вам новые истории, которыми так же собираюсь с вами поделиться. Книги не серийные. К Хадсонам не относятся. Wink

"Куда я без тебя?" - выложена - завершена
"Цена всему, или как прожить еще один день" - готов к выкладке (пока не будет выложена)
"Непристойное предложение" - готовится к выкладке / будет выложено в ближайшее время
"Удивительное мгновение" - готов к выкладке (будет выложено после Непристойного предложения и Цены)
"Ты не одинок" - в процессе написания - будет выложено после Удивительного мгновения

НОВАЯ СЕРИЯ
1 НЕСГИБАЕМЫЙ - в процессе завершения
2 НЕПРЕКЛОННЫЙ - в процессе написания
3 НЕПОКОЛЕБИМАЯ - в процессе написания

После них так же планируется продолжение вышеизложенной серии, будут 2 книги, названия пока в работе.

  Содержание:

  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (mshush)

  Подписаться на автора

  Открыть в онлайн-читалке

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: mshush; yafor; Дата последней модерации: 21.03.2017


_________________

 » Глава 1

Марина Агекян
«Долгожданная встреча»
(Хадсоны – 2)

Посвящается дедушке Рафику.
Помню, люблю, тоскую.

Глава 1

С самого детства Тори полагала, что по какой-то причине жестоко проклята. Ведь всякий раз, к чему бы она ни стремилась, к чему бы ни прикасалась, непременно возникала противоположная сила, которая отнимала у нее всё. Горькое чувство потери жило в сердце постоянно, а затем оно усилилось и полностью поглотило ее семь лет назад, когда погибли ее родители. Тори казалось, что весь ее мир рухнул в одночасье, а земля медленно уходила из-под ног.
Однако оказалось, что это не самое страшное, что ждало ее впереди.
Следующая трагедия обрушилась на нее два года спустя. Произошло это пять лет назад. Едва оправившись от смерти родителей, которых убили бандиты с большой дороги, ограбив и перерезав им горла, Тори пришлось пережить то, что навсегда лишило ее желания жить. Она своими собственными руками похоронила любовь человека, который мог бы принадлежать ей. Который мог бы любить ее. Всю жизнь она стремилась только к нему, ни о ком другом не думая. Всю жизнь, сколько себя помнила, Тори хотела только одного: чтобы он всегда был рядом, но он ушел. Она сделала все возможное и невозможное, чтобы он покинул ее. А потом к ней пришло холодное осознание того, что она не знает, как ей теперь жить дальше.
Без него.
Виктория Оливия Хадсон, вторая из трех сестер Хадсон сидела в своей комнате в Клифтон-холле на диване напротив камина, поджав под себя ноги, и хмуро смотрела на яркие языки пламени. За окном царила теплая летняя ночь, однако в душе Тори было промозгло, как в самую заснеженную зиму. Холод и боль стали ее спутником так давно, что она уже и забыла, когда точно всё началось.
Девушка крепче стиснула маленькую подушку и тяжело вздохнула, уносясь воспоминаниями в далекое прошлое, когда впервые повстречала его. Немало причин всколыхнули в ней память о тех днях. Память – единственное, что грело ее и служило временным утешением от мучительного одиночества.
Память, которая удержала ее в этом мире, когда она получила известие о том, что он умер, пал жертвой битвы при Ватерлоо. Себастьян Джейкоб Беренджер, второй сын графа Ромней пропал без вести во время месива, царившего на поле боя, и его не нашли ни среди живых, ни среди мертвых. Его батальон британских гвардейцев до последнего держал оборону холма Угумон, куда на помощь так поздно была направлена вся бригада Бинга.
Позже газеты рассказали об этой резни, пожарах, о кровавой бойне, которая забрала столько жизней. Говорили, что это место стало настоящим кладбищем, где была пролита английская, немецкая и французская кровь. Там были разбиты полки Нассау (1) и Брауншвейгский (2), английская гвардия была полностью искалечена, а в одних только развалинах замка Угумон, (родового имения тогда ещё тринадцатилетнего Виктора Гюго), изрублены саблями, искрошены, задушены, расстреляны, сожжены три тысячи человек. И все ради того, чтобы ценой собственной жизни отстоять укрепление, которое было так важно для Веллингтона, ведь холм укрывал его армию от острого глаза Наполеона, и спутал все карты императора.
Тори думала, что просто сойдет с ума. Ее чуткое, обезумевшее от горя сердце не могло вынести такой правды. Он не мог, не имел права умереть, так и не выслушав ее. Во всем была виновата только она, и Тори признавала это. Она лишь просила небеса дать ей возможность искупить свою вину. Она не могла потерять его, не объяснив ему всё! И не хотела свыкнуться с мыслью о том, что никогда больше не увидит его. Это было слишком мучительно для ее израненной, погибающей души.
Пять долгих лет чувство вины постепенно разъедало ее изнутри. Она сносила свои горести с завидным мужеством, ни разу не пожаловавшись и не ропща. Потому что у нее была надежда. Слабая, но всё же надежда. Она верила, что когда-нибудь вновь увидит его. Она так отчаянно хотела его увидеть! Тори с детской наивностью полагала, что их встреча должна состояться совсем скоро, и тогда она заставит его понять ее поступки, понять ее сердце.
Ей было невыносимо тяжело прожить целый месяц, зная, что его нет, и никто не может его найти. Месяц с того дня, как она узнала о его вероятной гибели. Внутри действительно все омертвело. Никогда прежде она не чувствовала такого упадка сил и безразличия ко всему миру. Мир, который отнял его у нее. Ей не хотелось дышать воздухом, которым теперь не мог дышать он. Месяц она носила в груди сердце, которое не желало биться. Месяц она встречала рассвет и закат, не участвуя ни в чём. Жизнь проплывала мимо, и Тори с пугающим равнодушием пропускала ее вперед. Ей хотелось свернуться калачиком и исчезнуть. Ей не хотелось видеть никого, не слушать никого, не делать ничего. Она не представляла, что вообще на что-либо будет способна в будущем. Тори даже не заметила, как целый месяц сумела прожить без него, пока однажды не открыла дверь и не увидела на пороге дома живого Себастьяна.
Раздался тихий стук в дверь, а потом в комнату вошла младшая сестра Алекс, держа в руке подсвечник с зажженной свечой. Тори встрепенулась и взглянула на сестру, которая с грустной улыбкой смотрела на нее.
- Ты ещё не спишь? – удивилась Алекс, подходя к дивану. Быстро поправив очки на переносице привычным движением, она присела возле Тори. – Уже поздно.
- Я пока не хочу спать.
Тихий голос старшей сестры был наполнен такой невыразимой печалью, что у Алекс сжалось сердце. Она знала, что происходит с Тори, и всеми силами старалась помочь ей, но та никому не позволяла хоть бы на шаг приблизиться к себе. К своей боли.
- Я вижу, – кивнула Алекс, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало явного снисхождения.
- А ты почему до сих пор не легла?
Тори хотела сменить тему разговора. Она знала, видела, что родные хотят помочь ей, и была глубоко тронута и благодарна им за это, но только она сама могла справиться со своими душевными муками.
- Мне нужна была чистая тряпка, – ответила Алекс. – Я хотела очистить листья спатифиллума от скопившейся пыли, но обнаружила, что мои запасы кончились. Вот и решила спуститься вниз и одолжить их у миссис Уолбег. Думаю, она не станет возражать.
- Уверена, – натянуто улыбнулась Тори, глядя на свою очаровательную сестру ботаника, которая не представляла жизни без растений. – Даже ночью ты занимаешься своими растениями.
Тори никогда не могла постичь ту любовь, которую питала Алекс к каждой травинке, к каждому чахлому кустику и цветку. С самого детства младшая сестра только этим и занималась, целыми днями пропадая в оранжерее вместе с обожаемым отцом. Она пыталась выучить всё, что рассказывал ей отец, следовала каждому его слову. Они вместе создали Клифтонский сад неземной красоты со знаменитым лабиринтом и фонтаном в виде ракушки, который производил ошеломляющее впечатление на любого посетителя.
Когда погиб их отец, убежищем Алекс стала оранжерея, которую она наверняка не променяла бы ни на одно другое место на земле. Она не была представлена ко двору и ни разу не выразила желания принять участие в лондонских сезонах. В отличие от старшей и средней сестёр, Алекс прекрасно обходилась без кавалеров и женихов и нисколько не жалела об этом. Она даже не задумывалась о замужестве. Тори иногда хотелось встряхнуть ее, ведь не пристало молодой, милой и умной девушке хоронить себя в стеклянных стенах одинокой оранжереи. Алекс заслуживала счастья, заслуживала любви. Иногда Тори казалось, что Алекс больше всех нуждается в любви, в том, чтобы быть любимой, но каждый раз она обрывала любой разговор и уходила в себя. Так она научилась защищаться от внешнего мира.
И даже по ночам, вместо того, чтобы спать, ей нужно было сначала позаботиться о своих любимых комнатных растениях и цветах.
- Я не могу не подготовить их ко сну, – сказала Алекс так серьезно, словно это было так же важно, как если бы мать укладывала спать своих детей. – Кроме того, ты ведь не видела письмо, которое писала тетя из Лондона, верно?
Тори виновато покачала головой. В последнее время чувства настолько сильно захватили ее, что ничего вокруг она не была в состоянии замечать. Боль в сердце была слишком глубокой и острой, и уже не осталось места ни для чего другого. Поэтому она даже не поинтересовалась, что происходит у Кейт.
- О чем пишет тетя?
- Она говорит, что Джек оправился от приступа и увез Кейт в Гретна-Грин, чтобы пожениться как можно скорее. – Алекс сняла очки, потерла покрасневшую кожу от дужек очков и снова водрузила их себе на маленький носик. – Она так же пишет, что Габби вернулся в Итон, а сама она завтра приедет домой.
Тори вздохнула с облегчением, радуясь, что у ее близких всё хорошо.
Габби, вернее Габриел Лукас Хадсон был их младшим братом, ставший виконтом Клифтоном в десять лет. В ту пору он не понимал, какие изменения произошли с его жизнью, потому что горе, постигшее его, отодвинуло всё остальное на второе место. Он был слишком маленьким, чтобы свыкнуться с мыслью о потери родителей. Он так сильно тосковал по ним, что сначала не мог спать по ночам, а потом заснул на целых два дня. Кейт вызвала врача, заверившим, что с ним всё в порядке, и видимо таким образом мальчик пытается пережить свое горе. Сестры заботились о нём и помогали, как только могли. Но больше всех его поддержал их дядя, единственный брат матери, который стал их опекуном. Бернард Уинстед и его жена Джулия почти вытащили Хадсонов из бездны отчаяния. Почти, потому что без помощи Кейт никто бы не справился с этим самостоятельно.
Опора и поддержка для всех домочадцев.
Кэтрин Хадсон была старшей из детей, обладала завидной волей и неиссякаемой целеустремленностью, бывала порой вспыльчивой, но неизмеримо доброй. Она помогала сестрам и брату даже в ущерб себе. Тори не могла понять, откуда та черпала силы, чтобы жить дальше и подпитывать их уверенность в завтрашнем дне. Она стоически выносила любые трудности, с отчаянием боролась с преградами, пережив немало горестей, и даже поборола боль от потери родителей, не имея рядом никого. Если у Тори был Себастьян, у Алекс тетя Джулия, а у Габриеля дядя Бернард, то у Кейт не было никого, кто мог бы прижать ее к своей груди и успокоить. Поэтому Тори была безмерно рада, когда в жизни сестры появился Джек, такой же потерянный и одинокий, как и сама Кейт. Счастье далось им невероятно тяжело, однако они так трепетно и глубоко полюбили друг друга, что перестали обращать внимания на внешний мир.
Но, как водилось в их семье, за счастьем неотступно следовала беда. Родители Джека, едва узнав о его намерениях, стали возражать против этого союза. Его мать чуть было не разрушила счастье двух любящих сердец, однако Кейт все же перешагнула через злые козни графини и сумела разглядеть сквозь собственную боль верный путь, по которому ей следовало добраться до Джека, а потом вместе с ним шагать по нему. Тори безмерно любила Кейт и искренне радовалась за нее, надеясь, что все страшное позади. Ей так хотелось, чтобы ее близкие были счастливы. Может потому, что Тори никак не удавалось найти свое собственное счастье, и радость близких была бы ей неким утешением?
- Я очень рада за Кейт.
Алекс как-то странно посмотрела на сестру.
- Я могу тебе чем-нибудь помочь?
Милая Алекс! В горле Тори образовался такой комок, что ей стало трудно говорить, даже трудно дышать. Алекс порой замечала то, что не удавалось разглядеть никому.
- Н-нет, – хрипло прошептала она и отвернула лицо от сестры.
- Тори, милая, – заговорила Алекс мягким голосом. – Я вижу, как тебе плохо. Может, если ты выскажешься, тебе станет легче? Твои переживания заполнили тебя до отказа. У растений такое тоже бывает, когда их корни вырастают, земля начинает давить на них. В такие минуты я их просто пересаживаю, и у них начинается новая жизнь. Они освобождаются от тяжести и давления.
Видимо в ботанике есть своя мудрость, с горечью подумала Тори, сильнее сжав подушку. Но все было не так-то просто. Если бы и она нашла занятие, которое так же всецело поглотило бы ее, как растения Алекс. Но казалось, на свете не существовало ничего, что могло бы отвлечь ее от мыслей о Себастьяне.
- Выскажись, Тори, – взмолилась Алекс, сжав холодную руку сестры. – Это облегчит твои страдания.
- Вряд ли. – Тори сделала глубокий вздох и посмотрела на Алекс. – Милая, иди спать. Ты устала, тебе нужно отдохнуть…
- Как и тебе.
- Я тоже скоро лягу. Обещаю.
При взгляде в грустные глаза сестры у Алекс сжалось сердце. Невыносимо было смотреть на некогда веселую сестру, у которой жизнерадостность била ключом. Теперь внутренний свет потух, а энергия медленно вытекала из нее. В ней погасло почти все. Алекс очень боялась за Тори и день и ночь пыталась придумать хоть что-то, что помогло бы ей, но все было тщетно. Уже две недели, с тех пор, как вернулся Себастьян, ни Алекс, ни тем более Амелия, ее верная подруга и сестра Себастьяна, не могли найти способ спасти этих двоих.
Глубоко вздохнув, Алекс встала, понимая, что чрезмерное давление ещё больше отдалит ее от Тори.
- Ну что ж, – тихо проговорила она, снова поправив очки, которые постоянно сползали на кончик носа. – Спокойной ночи. – Наклонившись, чтобы взять свечку, Алекс вдруг передумала, резко повернулась к Тори и быстро обняла ее дрожащие плечи. – Я люблю тебя, сестренка.
Тори была так глубоко тронута, что не смогла произнести ни слова. Ей было трудно дышать. Ее душили любовь родных, пустота в груди и мучительные воспоминания. Когда Алекс, наконец, покинула комнату, Тори показалось, что стены медленно надвигаются на нее. Она больше не могла выносить боль в груди. И уткнувшись лицом в мягкую подушку, тихо заплакала, вспомнив потрясенное лицо Себастьяна, когда увидела его в день возвращения.
В тот день она открыла дверь не только перед ним.
Она открыла дверь в свое прошлое…
***
Виктории было всего восемь лет, когда она с семьей переехала жить в Клифтон-холл. До этого они жили в большом уютном доме в центре Лондоне. Клифтон принадлежал их отцу, доставшийся ему по наследству по мужской линии от виконтов Клифтонов, его далеких предков. Однако до тех пор в поместье жил их дед, который промотал не только всё своё состояние, но и чуть было не разрушил сам дом. Клифтон был жалким зрелищем и почти необитаем. Отец Тори, в ту пору только создавший свою семью, прикладывал нечеловеческие усилия, дабы спасти родовой дом, восстановить его и выплатить долги отца после его смерти. На все ушло долгих десять лет, но усилия окупились с лихвой. Дом превратился в красивое место, где хотелось жить вечно.
Расположенный в графстве Кент, недалеко от золотистого песчаного берега, в окружении лесов, прудов и вересковых пустошей, Клифтон являл собой величественное строение из серого камня, с множеством комнат и гостиных. Угодья поместья насчитывались в десять тысяч акров плодородной и лесопарковой земли, которые в последствие отец превратил в великолепные сады и лабиринты.
Тори прыгала от неописуемой радости, осматривая свое новое жилище, в котором теперь у каждой из сестер была своя собственная просторная комната. Она не могла вместить в себя присущий ей детский восторг, который и подтолкнул ее совершить поступок, который впоследствии и изменило всю ее жизнь.
Девочке не терпелось познакомиться с Клифтон-холлом, и, обследовав дом изнутри, она намеревалась осмотреть его снаружи. Быстро пробежавшись по широкой лестнице вниз, Тори подбежала к большой входной двери, открыла ее и неожиданно замерла у порога. В самый первый день своего пребывания в новом доме ей суждено было встретиться с тем, кто в будущем станет смыслом ее существования.
Перед ней стоял худой, аккуратно одетый парень с темно-каштановыми волосами. У него были необычайно яркие, слегка хмурые и глубоко посаженные зелёные глаза. Он тоже замер, пристально разглядывая девочку, и даже не опустил руку, которую протянул, видимо для того, чтобы постучаться. Но Тори опередила его. И теперь сама встречала первого гостя в новом доме.
Он не был сыном конюха, кухарки или садовника, подумала Тори. Он был хорошо одет и выглядел очень опрятно. И Тори вдруг сразу решила, что он не такой, как все. В нем было нечто особенное. Она не могла понять, что, но точно была уверена, что никогда прежде не встречала такого, как он. И ей было безумно приятно от того, что их первый гость оказался таким необычным, и что именно она и принимала его.
Лучезарно улыбнувшись, она протянула ему руку и сжала его застывшую ладонь.
- Здравствуйте, я ваша новая соседка. Вы примите меня в ваше общество? – спросила она, вспомнив все правила хорошего тона, дабы произвести впечатление на гостя.
Вот только парень даже не пошевелился, а продолжал неотрывно смотреть на нее. Он не улыбнулся, не сжал ее пальцы, а его пристальный взгляд, направленный прямо ей в глаза на секунду смутил и озадачил Тори. Но девочка не придала этому значения, решив, что он либо слишком робок, либо слишком удивлён, и что это непременно скоро пройдет.
Так и произошло. Парень неожиданно вздрогнул, словно проснулся от глубокого сна. Взял ее руку в свою, а затем, наклонившись, прижался губами к тыльной стороне ее ладони.
- Буду счастлив принять вас в наше общество, – сказал он серьезно, снова взглянув на Тори. – И благодарю за оказанную мне честь быть первым среди ваших знакомых.
С первого же дня он очаровал малышку Тори своими идеальными манерами. Он не был насторожен, злонамерен или затаён. Он без лишних слов принял ее в свое общество и даже не подумал возразить, как это сделали бы другие на его месте.
Немного придя в себя, он предложил Тори показать ей всю округу. Тори тут же согласилась, признавшись, что как раз это и хотела сделать, но теперь в компании нового друга ей будет намного интереснее. Они как раз спускались по парадной лестнице, когда он повернулся и, нахмурившись, сказал:
- Маленькой девочек нельзя одной гулять по незнакомым местам. А вдруг с вами что-нибудь случиться?
Тори округлила глазки, не понимая, о чём он.
- Что со мной может случиться? – с детской беззаботностью весело спросила она.
- Здесь может быть опасно для вас, – не унимался гость, в голосе которого слышалось неподдельное волнение.
Тори вдруг перестала улыбаться, удивившись его серьезности и искреннему беспокойству, ведь он видел ее впервые в жизни. И только тут она заметила черную в кожаном переплете книгу, которую он прижимал к себе.
- Как вас зовут? – осторожно спросила она, боясь обидеть своего новообретенного друга. – Я – Виктория, но родные зовут меня Тори. А как ваше имя?
Какое-то время парень молча смотрел на нее, и снова это насторожило Тори.
- Мое имя Себастьян.
- Какое красивое имя! А как называют вас ваши родные?
- Себастьян, – просто ответил он, пожав плечами.
- О, это никуда не годиться. – Тори очаровательно сморщила носик. – Мама всегда называет нас особыми именами. Она говорит, что это признак исключительной привязанности друг к другу, признак необычной любви к другому человеку.
Он с ещё большей заинтересованностью посмотрел на нее и стал медленно спускаться с лестницы, у подножья которой ждала Тори. Не сказав ничего, он взял ее за руку и повел показывать окрестности. Оказалось, он столько всего знал и столько всего рассказывал Тори, что когда они вышли к пляжу, девочка испытывала благоговейный трепет. Не привыкшая узнавать столько нового, она удивлялась, как он мог запомнить даже такие детали, как год основания деревни Нью-Ромней и первый приезд сюда Вильгельма Завоевателя. Разве это не скучно, запоминать даты?
Оказавшись на залитом солнцем золотистом пляже, о берег которого бились пенные волны, а вода поражала своей голубизной и прозрачностью, Тори замерла на месте, затаив дыхание. Никогда прежде она не видела такой красоты. Девочка была так поражена, что даже не заметила, что ее новый друг смотрит не на море, а на нее.
- Боже! – выдохнула она, прижав ладонь к груди в том самом месте, где билось ее сердечко. – Как здесь красиво!
- Да, – совсем тихо кивнул Себастьян. – Теперь здесь намного красивее.
Встрепенувшись, Тори повернула голову и с улыбкой посмотрела на него.
- Спасибо, что показали мне это место.
И впервые за время их знакомства, неловко переменившись с ноги на ногу, он робко улыбнулся ей. Тори вдруг отметила, как он красив, когда улыбается. Но больше всего завораживали глаза, которые заблестели особым ярким светом, излучая тепло и ещё что-то, что-то особенное.
- Не за то, мисс, – неуверенно пробормотал он.
- Ой, это слово «мисс»… – снова поморщилась Тори. – Между прочим, мы достаточно юны, чтобы пренебрегать этикетом, особенно когда мы одни. Манерность наводит скуку. Зови меня просто Тори.
Улыбка его стала чуть шире. И ей вдруг показалось, будто она знает его очень давно. Почти всю жизнь.
- Мне нравится ваше имя, Виктория, – сказал он, глядя ей в глаза. – Оно означает «победа».
- Я знаю, мне папа говорил об этом. Но лучше зови меня Тори.
Он вдруг наклонил голову к плечу и тихо попросил:
- А можно я буду звать вас Вики?
Тори замерла, вскинув брови.
- Вики? – повторила она это странное имя, словно смаковала его на вкус, и оно вдруг пришлось ей по душе. – Так меня ещё никто не называл.
Себастьян резко выпрямился и твердо заявил:
- Тогда я буду звать вас так.
Девочка не выдержала и звонко рассмеялась, почувствовав себя необычайно счастливой.
- Ты такой забавный, Себа… – она вдруг запнулась. У нее радостно заблестели глаза. – А я буду звать тебя Себой, хорошо?
Он снова улыбнулся ей, от чего в груди у Тори стало теплее.
- Хорошо.
Тори вдруг захотелось что-то сделать. Она не могла долгое время стоять на одном месте. Ей хотелось двигаться. Но ещё больше хотелось разговаривать с ним. Какое странное желание.
- Давай погуляем по пляжу, – предложила она, протянув к нему свою руку.
Уже привычным жестом он взял ее за руку и повел направо, к высоким деревьям, скрывавшим небольшую бухту, в берег которой врезались большие серые камни. Он подвел ее к одному плоскому крупному валуну и положил на него свою книгу.
- Это мой любимый камень, – сказал он очень серьезно. – На нем удобно сидеть. Я часто прихожу сюда, чтобы почитать в тишине.
Тори положила свою руку рядом с его рукой на теплую гладкую поверхность камня.
- Можно я тоже буду приходить сюда? Обещаю, что не буду мешать.
Она с мольбой посмотрела на него своими серебристыми глазами.
- Можно, – пробормотал он. – Вам можно всё…
Его палец неожиданно дотронулся до ее пальца, и он быстро отдернул руку, словно что-то произошло.
Тори снова радостно улыбнулась, не ожидая, что первый день пребывания в Клифтоне будет таким запоминающимся. Подобрав юбки, она быстро взобралась на камень, устроилась на нем и весело посмотрела на него.
- А что ты читаешь?
- Это Фома Аквинский, – тут же ответил он, приподняв книгу.
- Кто?
- Это итальянский философ и теолог, который рассуждает на предмет веры.
У Тори сделалось такое выражение лица, словно он говорил на непонятном языке.
- Сколько тебе лет? – изумленно спросила Тори, глядя на своего не в меру начитанного и умного друга.
- Мне тринадцать. – Он снова нахмурился. – А что в этом такого?
- Просто ты такой умный для своих лет.
Его лицо смягчилось. Он тоже присел возле нее на своем камне и открыл книгу.
- Хочешь, я немного почитаю тебе о философии Фомы?
Оглядевшись по сторонам, Тори поняла, что лучшего места на земле просто быть не может. Напротив волны медленно накатывали на золотистый песок, теплый ветерок трепал волосы, деревья тихо колыхались над их головами, создавая тень и защищая от лучей солнца. Она взглянула на Себастьяна и медленно кивнула, готовая слушать его вечно. Он читал ей замысловатые рассуждения какого-то человека из прошлого, а Тори наслаждалась звуками его голоса и красотами своего нового дома. Ей было здесь так хорошо, что она не хотела уходить отсюда.
Когда же Себастьян перестал читать и поднял к ней свое лицо, он осознал, что девочка не поняла ничего из того, о чем он читал ей. Однако вместо того, чтобы рассердиться или обидеться, он снова мягко улыбнулся. Словно ему было достаточно того, что она была рядом.
Тори улыбнулась ему в ответ и стала засыпать его разными вопросами, зная точно, что он удовлетворит ее любопытство. Он ведь был таким умным. Он был ее другом. И она вдруг захотела узнать о нем все.
- А в честь кого тебя назвали? Кем был этот человек? У вас случайно нет среди ваших предков викингов?
Себастьян снова улыбнулся ей и покачал головой, а потом стал отвечать на каждый ее вопрос с невероятной терпеливостью, которой мог бы позавидовать любой священнослужитель.
Казалось, он был готов выполнить любое ее желание, любую прихоть.
И не имело значения, что они познакомились совсем недавно. Тори знала точно, что лучшего друга у нее никогда больше не будет.
_
1. Фридрих Август, герцог Нассау - командующий полком. Всего у Велингтона было 72 000 человек: 50 000 пехоты, 11 000 кавалерии и 150 орудий (6000 человек). В его армии было 24 000 британцев и 6000 солдат из Королевского Германского Легиона. 7000 британцев были ветеранами войны в Испании. Остальная часть его армии: 17 000 голландцев, 11 000 ганноверцев, 6000 брауншвейгцев и 3000 нассаусцев.

2. Брауншвейгский корпус, командующий Фридрих Вильгельм Брауншвейг-Вольфенбюттельский.
_________________

 » Глава 2

Глава 2

Ее дружба и привязанность к Себастьяну росли вместе с ней и становились всё сильнее и крепче помимо ее воли. И уже через месяц пребывания в Клифтоне она не представляла жизни без него. Тори даже не допускала мысли о том, чтобы провести хоть бы день и не увидеть его, не поделиться с ним всем тем, что с ней приключилось за то время, пока они были порознь.
Вскоре Тори узнала, что Себастьян сын их соседа, могущественного и влиятельного графа Ромней. Однако это нисколько не повлияло на ее отношение к нему. Для нее Себа продолжал оставаться лучшим другом, который постоянно что-то читал и всегда знал ответы на любые ее, казалось бы, самые нелепые вопросы. Он был тихим, слегка замкнутым и невероятно робким парнем, поэтому Тори обожала отвлекать его от чтения, приставать с вопросами, выводить из равновесия и заставлять бегать за ней по всему пляжу. В такие минуты он забывал свою робость и искренне веселился вместе с ней. Он казался ей живым, близким. И улыбался ей. Ей безумно нравилась его улыбка. И Тори была счастлива просто от того, что он был рядом с ней.
Она показала ему свой новый дом, познакомила со своими сестрами и родителями. Отец ласково улыбнулся дочурке и твердо пожал руку Себастьяна, тем самым безоговорочно приняв его, как это сделал в своё время сам Себастьян. Затем Тори показала ему новую детскую, где предстояло жить ещё одному члену Хадсонов. Она рассказала Себе о вечных спорах родителей, о том, как папа всегда твердит, будто родится очередная очаровательная девочка, которая наполнит его «сад», а мать любила журить его и говорить, что он неправ, и что она непременно родит ему наследника. Себастьян внимательно выслушал все это, а потом тихо заявил:
- Не имеет значения, кто родится. Ребенок – дар Божий, и любовь к нему не должна зависеть от его пола.
В очередной раз Тори поразилась мудрости его слов. Он, как и надлежало сыну графа, получал самое лучшее домашнее образование, но, по мнению Тори, слишком усердно посвящал себя учебе. Она полагала, что как второму сыну в семье, у него будет больше свободного времени и меньше обязанностей, но он читал и занимался больше брата. Однако это никогда не становилось между ним и Тори, и если она ждала его, он обязательно приходил к их любимому месту на пляже, к тому самому валуну, где сидел рядом с ней и рассказывал очередную интересную историю.
Однажды даже его брат шутливо заметил, что Себастьян больше времени проводит с Тори, чем с мальчишками, на что тот ответил:
- Вики нуждается во мне больше, чем вы.
- А может, это она нужна тебе больше, чем мы? – крикнул ему вслед Эдвард.
Однако Себастьян ничего не ответил и, взяв Тори за руку, повёл ее к пляжу.
Тори была невероятно счастлива от того, что Себа была настолько сильно предан ей одной. Ей было неважно, что говорят окружающие. Самое главное, что Себа был рядом именно тогда, когда ей это было нужно. И даже на церковной службе по воскресеньям он всегда сидел подле нее, а не на семейной скамье. Только иногда Тори чувствовала себя обделенной, и происходило это тогда, когда Себа слушал наставления викария с таким любопытством и интересом, будто важнее этого ничего на свете не существовало. Это раздражало и иногда даже огорчало Тори, но она научилась принимать странные пристрастия своего лучшего друга, но только при условии, что после всего этого он снова всецело будет принадлежать ей.
И так и происходило.
Долгожданное событие в семье Хадсонов наступило в сентябре. День начался весьма странно. Быстро позавтракав, Тори намеревалась немедленно направиться на пляж, к Себастьяну, однако отец отвел трех дочерей в гостиную и слегка взволнованным голосом сообщил, что сейчас они поедут на прогулку. Кейт, всегда воспринимающая всё всерьёз, с подозрением посмотрела на отца.
- Какое странное предложение, – сказала она.
Присев перед ней, Николас Хадсон заглянул в голубые глаза дочери, так напоминающие его собственные.
- Почему ты так говоришь, родная?
- С самого утра ехать на прогулку? Сейчас ведь время занятий и я хотела бы немного почитать. К тому же мамы нет с нами, а она всегда нас сопровождает.
- Ой, Кейт, и охота тебе разглядывать пыльные книжки? – поморщилась Тори, стоя возле отца и глядя на старшую сестру. – Мне вот все рассказывает Себа, и нет никакой необходимости что-либо читать. К тому же прогулка лучше занятий, будет весело. Посмотри, какая хорошая погода. Поехали!
Тори всегда с огромным энтузиазмом встречала любое увеселительное мероприятие.
- Тори права, дорогая, – подхватил отец. – Миссис Брайтс не будет возражать, если вы пропустите одно занятие, к тому же нам нельзя упускать такую хорошую возможность погулять всем вместе. Верно, Тори?
- Конечно! – с готовностью воскликнула Тори, недолюбливая строгую гувернантку, которая вечно задавала слишком много заданий.
- Но мама… – не унималась Кейт.
Отец мягко прервал дочь.
- А мама останется дома, потому что устала и должна отдыхать.
- А разве ночью она не отдыхала?
Скептический вопрос Кейт, казалось бы, должен был насторожить отца, но его поразила другая дочь.
- Господи, Кейт, какая ты непонятливая! – Тори с недоумением закатила глаза. – Люди ночью не только спят.
Потрясенный отец повернулся к ней, всё ещё сидя на корточках перед своими смышлеными дочками.
- Милая, что ты такое говоришь?
- Папа, ведь не всегда ночью хочется спать, верно? – с невинным ангельским видом спросила Тори, вскинув золотистые бровки. – Однажды я не могла заснуть и собралась спуститься вниз, но когда проходила мимо вашей комнаты, то услышала, как вы с мамой разговариваете. Ты что-то сказал маме и у тебя был хриплый голос, потом мама застонала…
Пока она рассказывала всё это, виконт не знал, покраснеть ему от смущения или побелеть от ужаса. Пытаясь казаться спокойным, он тихо спросил:
- А что ты сделала потом?
- А что я могла сделать? – с негодованием ответила она вопросом на вопрос. – Я пошла на кухню, чтобы выпить стакан молока. Ведь мама всегда говорила, что если не спиться, нужно выпить теплого молока. Миссис Уолбег ещё не легла и налила мне молока. Я вспомнила, что и вы не спите, и попросила дать мне ещё немного для вас. Но она как-то странно посмотрела на меня и сказала, что вы играли в шахматы, а мама застонала потому, что проиграла. А раз проиграла, значит, игра закончилась, и вы легли спать. Отец, – обратилась она к нему тоном великосветской матроны, – право не знаю, зачем на ночь глядя вы играете в эту сложную игру?
Ощутив безграничное облегчение и расхохотавшись, виконт схватил дочурку и прижал к своей груди, про себя решив, что отныне всегда будет лично укладывать детей прежде, чем пойти к себе. А ещё он непременно должен повысить оплату миссис Уолбег, которая спасла его в такой щекотливой ситуации.
- Мое солнышко, – проговорил он, отпустив Тори. – Я обязательно научу тебя играть в шахматы.
- Это ведь так сложно, – поморщилась Тори.
- В жизни бывают вещи намного сложнее. – Отец встал, взяв на руки трехлетнюю Алекс, и шагнул к двери. – Пойдемте.
Тори сразу подумала о том, чтобы попросить Себу научить ее игре в шахматы, ведь он наверняка знает об этом всё. Вот только девочка не допускала мысли о том, чтобы играть с ним ночью. Она лучше будет разговаривать с ним, или слушать очередной рассказ о книге, которую он совсем недавно прочитал. Ведь он так интересно рассказывал истории. А вообще по ночам лучше спать, решила про себя Тори, сжимая ладонь отца.
К моменту возвращения домой, дворецкий сообщил, что виконтесса родила сына, и что мать и ребенок пребывают в полном здравии. Виконт тут же помчался к жене, взяв с собой детей. Его счастью не было предела. Взглянув на улыбающуюся жену и крошку, которую она держала в руках, он вновь ощутил ту безграничную любовь, которая заполнила его всего с тех пор, как он впервые увидел Оливию. Стоя поодаль от кровати, он следил за тем, как Тори подошла к матери и с радостным любопытством стала рассматривать крошечного братишку, нависнув над ним.
- Какое счастье, что он похож на меня! – воскликнула она. – Обидно, что Кейт и Алекс так похожи внешне. Одна я такая… Какая-то не такая.
Подойдя к ней, отец обнял худенькие плечи Тори и взял ее на руки.
- Ты у меня самая замечательная, моя златовласка, – с любовью сказал он. – Золотистая фея, как и мама.
- Правда? – недоверчиво спросила Тори.
- Да.
- Но разве феи бывают такими старыми, как мама?
Николас громко расхохотался.
- Господи, Тори, ты сведешь меня в могилу своими вопросами. Разве мама старая? Она же только-только превращается в фею.
- Тогда как я могу быть феей, если я совсем маленькая?
- Ты у нас маленькая фея.
- Дорогой, – позвала его Оливия. – Хватит мучить Тори. Идите сюда.
Виконт опустил на мягкий матрас Тори, подсадил к ней рядом Кейт, сел сам и усадил к себе на колени маленькую Алекс, которая внимательно смотрела на братика.
- Мы все готовы услышать то, что ты хочешь сказать нам, любимая.
- Мои дорогие, – заговорила виконтесса, обращаясь к своим детям. – В нашей семье появился ещё один ангелочек. Моим первым ангелом была ты, Кейт. Затем свет озарила наша златовласка Тори. – Она касалась щек дочерей, чьи имена произносила. Взглянув на Алекс, виконтесса продолжила: – Потом появилась ты, Алекс. Мы с папой были рады каждой из вас, и любим вас с каждым днем всё сильнее. А теперь давайте поприветствуем в нашей семье очередного ангелочка, вашего братика.
- Мама, – впервые за всё это время заговорила маленькая Алекс. – А как зовут блатика?
- Мы с папой решили назвать его Габриелем, солнышко.
- Какое красивое имя! – восхищенно воскликнула Тори. – Вы, наверное, решали это с папой по ночам, когда не спали и играли в шахматы, да, мама?
- Что? – изумилась виконтесса.
Муж ее рассмеялся и покачал головой.
- Это долгая история, дорогая. – Он наклонился к ней, быстро поцеловал ее в губы и прошептал: – Я люблю тебя. – Затем с отеческой нежностью и любовью поцеловал каждую дочь в щеку, а потом повернулся и посмотрел на сына. – Здравствуй, мой ангел. Папа рад твоему появлению и очень тебя любит.
Именно в тот день, в тот самый миг, когда Тори была в окружении самых дорогих ей людей, она вдруг с болезненной ясностью поняла, как сильно ей не хватает Себастьяна. Она хотела, чтобы Себастьян тоже был рядом с ней, хотела разделить с ним свою безмерную радость, и чтобы он тоже порадовался за нее. Он так редко чему-то радовался.
Тори еле смогла дождаться утра, когда вновь увидится с Себой и расскажет ему о Габби. Она знала точно, где его найти, и увидела его на их любимом валуне, когда выбежала на пляж. Он сидел на согретом солнцем камне и читал очередную, без сомнения, умную книгу. Тори вдруг испытала щемящую радость при виде своего дорогого друга. Ее день непременно должен был начаться со встречи с ним. И никак не иначе.
Девочка подбежала к нему и, запыхаясь и улыбаясь, громко позвала его:
– Себа, Себа!
Себастьян даже не вздрогнул ни от звука ее голоса, ни от громких шагов, словно уже давно привык, почувствовал задолго до ее появления, что она рядом. Словно так было всегда.
– Доброе утро, Вики, – заговорил он, захлопнув книгу, и поднял к ней свое сосредоточенное лицо. – Ты рано встала.
- Я не могла спать.
- Ты плохо себя чувствовала? – неожиданно нахмурился он.
Тори была приятно услышать заботу в его голосе, поэтому улыбнулась ему ещё шире.
- Наоборот.
- Как это?
Себастьян не выдержал и спустился с камня. Его беспокойство помимо его воли росло и крепло.
- А так. – Девочка набрала в грудь побольше воздуха и на одном дыхании выпалила: – Я не могла спать потому, что хотела тебе кое-что рассказать. Дело в том, что вчера случилось такое! С утра отец забрал нас на прогулку, чего раньше никогда не происходило. Я призналась ему, что знаю, как они с мамой играют в шахматы по ночам, но он даже не рассердился на меня. А когда мы вернулись домой с прогулки…
- Вики, ради Бога, скажи, наконец, что же вчера произошло! – не выдержал и оборвал ее Себастьян, ощутив дрожь в коленях.
- Так вот, – продолжила с энтузиазмом Тори, желая поделиться с ним любой мелочью. – У меня вчера появился братик, представляешь? Себа, он такой красивый! И он очень похож на меня. У него такие же глаза и волосы, как у меня. Это так здорово!
- Слава Богу! – вдруг с невероятным облегчением выдохнул Себастьян, неожиданно обхватил худенькие плечи Тори и прижал ее к себе. – А я-то подумал, что с тобой что-то случилось.
Тори замолчала, впервые оказавшись в его объятиях. Себастьян обнимал ее! Это было так необычно, но так приятно и волнующе, что Тори отчаянно захотелось обнять его в ответ. И она вдруг поняла, что, обнимая его, может наиболее полно передать ему свои чувства, свою радость и почувствовать его рядом с собой.
- Глупенький, – проговорила она, обвив его за талию и положив щеку ему на плечо. Ей было невообразимо хорошо в его объятиях. Такого умиротворенно-нежного чувства она не испытывала даже тогда, когда ее обнимали мама и папа. – Что со мной может случиться?
Он отпустил ее так же неожиданно, как и обнял, а потом нахмурился ещё больше и посмотрел на нее долгим, пристальным взглядом глаз, слегка склонив голову к плечу. Этот его взгляд всегда отдавался теплом в груди Тори.
- Как вы назвали брата? – тихо спросил он, проигнорировав ее вопрос.
- Габриел, – тут же ответила Тори. – Он такой хорошенький и такой маленький!
И тут Тори увидела, как некое напряжение отпускает его, он медленно расслабился и улыбнулся ей так мягко, что Тори снова ощутила щемящее тепло в груди.
- Я очень рад за тебя, Вики, – мягко проговорил он. – Поздравляю тебя от всего сердца.
- Спасибо. Мне было нужно услышать твои слова. – Тори вдруг замолчала и опустила голову, ощутив необъяснимое смущение, потому что впервые посмела сказать ему о своих чувствах, о том, как важно для нее его мнение. Как важен он сам. Она знала, что он знает о ее преданности и привязанности к нему, но выражать это словами было немного… необычно, так по-взрослому. Глубоко вздохнув, Тори прогнала смущение и снова посмотрела на него. – Ты должен увидеть Габби.
Она схватила его за руку и повела к знакомой тропинке, ведущей в Клифтон-холл.
- Габби? – удивленно переспросил Себастьян, крепко держа ее маленькую нежную ручку и покорно следуя за ней. – Кто это?
- Господи, Себа, это же особое имя Габриеля. Как ты не понимаешь? Каждому нужно особое имя. Как тебе, например.
- И ты назвала его Габби? – в недоумении спросил Себастьян, глядя на золотистые волосы Тори, которые колыхал ветер. – Мне казалось, так зовут девочек.
- Габриел такой крошечный и такой славный, что язык не поворачивается назвать его иначе. К тому же нашу Александру тоже зовут по-мужски, Алекс, вот только от этого она не становится мальчиком. Габби подходит моему братику, и это не делает его девочкой, поверь.
- Никак не привыкну к твоей манере называть людей особыми именами, – вздохнул он, улыбаясь про себя.
- Ничего, я научу тебя это делать, – бодро заявила Тори и вдруг резко остановилась и повернулась к нему. Себастьян успел вовремя затормозить, чтобы не налететь на нее. – Себа, ты всегда такой серьезный. Почему ты редко улыбаешься?
- Что? – Себастьян удивленно приподнял бровь, пытаясь осмыслить ее вопрос. Тори всегда перепрыгивала с одной темы на другую, что иногда сбивало его с толку, но неизмеримо восхищало, потому что ее живой ум служил очередным доказательством того, что она особенная.
- Ты понял меня, – совершенно серьезно сказала она. – Ты очень мало улыбаешься и почти никогда не смеешься. Почему?
- Что за странный вопрос?
- И вовсе не странный. Мой отец часто смеется и почти всегда улыбается. А ты нет.
- Он очень счастливый человек, поэтому выражает свои чувства в виде улыбки.
- Ну, вот опять, – грустно вздохнула Тори, покачав головой. – Ты снова пытаешься все объяснить вместо того, чтобы просто чувствовать.
- Я чувствую, – тихо заявил Себа, пристально глядя на нее.
- Да неужели? – скептически заметила Тори, изучая серьезное выражение его лица, но потом медленно улыбнулась и крепче сжала его руку. – Потом об этом поговорим. Нам нужно взглянуть на Габби прежде, чем нас позовут на завтрак. – Она с хитрой усмешкой взглянула на него. – Габби – это мой братишка, Габриел, надеюсь, ты не забыл?
Себастьян не смог сдержать улыбку, от чего Тори почувствовала себя невообразимо счастливой.
- Конечно, нет. Я не забываю ничего, что связано с тобой.
Тори была рада услышать то, что доказывало его крепкую привязанность к ней.
- Вот и отлично. – Она повернулась и пошла дальше, увлекая его за собой. – Тебе лучше помнить обо мне, а не о своих книжках, с которыми мне, кажется, ты даже спишь.
Поразительно, но она ревновала его к книгам!
- Я не сплю с книгами.
- А в шахматы ты умеешь играть? Папа обещал мне научить играть в эту игру, но если ты умеешь, лучше будет, если ты сам это сделаешь. Я тебя понимаю лучше, чем других. Только пообещай, что не будешь играть по ночам.
Себа снова улыбнулся, глядя на ее золотистые волосы и слушая ее веселое щебетание. Она даже не давала ему возможности вставить слово, но он не возражал. Он безумно любил слушать ее щебетание.
– Я умею играть в шахматы, – наконец сказал он. – И обязательно научу тебя.
– Я так и думала! – радостно воскликнула Тори, весело шагая к дому. – Ты ведь останешься на завтрак? Я буду очень сильно настаивать. А потом мне нужно будет немного позаниматься, хотя я лучше пошла бы с тобой к нашему валуну. Мне там нравится больше, чем в нашей комнате для занятий.
– Я останусь.
Он никогда не мог возразить ей. Ни в чем.
– Чудесно! Хотя если честно, я никогда не видела, чтобы ты проявлял чувств или просто чувствовал…
Себастьян нахмурился от ее заявления.
– Я чувствую многое, – тихо произнес он, но от звуков собственного голоса, Тори не расслышала его.
***
Через год все уже привыкли к тому, что Тори ходила за ним по пятам, а если пропадал Себастьян, то он обязательно был с девочкой Клифтона. Никто не видел вреда в том, что эти два безобидных существа общаются друг с другом и большую часть времени проводят вместе. Они никогда никого не беспокоили своим поведением, не вызывали осуждения или упрека родителей и никогда не ссорились.
Однажды Тори с невероятной ясностью поняла, что жизнь – это нечто большее, чем занятия в классной комнате и семья, нечто большое и непонятное, где она могла бы потеряться, если бы не Себа.
Благодаря Виктории и Себастьяну их семьи очень крепко сдружились. Притягательность, искренность и неподкупная доброта обитателей Клифтон-холла покорили всех жителей деревушки Нью-Ромней так, что соседи просто души не чаяли в дочерях виконта, а местный викарий Гордон Хауэлл лично вызвался крестить малютку Габби. И кстати, никто не возражал против того, чтобы звать малыша его особым коротким именем, каким окрестила его сама Тори.
Вскоре образовалось нечто вроде избранного, тесного круга соседей, в который вошли Клифтоны, Ромней, Кэвизелы и Хауэллы. Это были самые преданные, самые дружные и великодушные друзья, каких знавал свет. Но их преданность никогда не смогла бы соперничать с преданностью Себастьяна к Тори.
Как-то граф Ромней предложил устроить в своем поместье состязания для мальчиков. Это был очередной приятный повод для соседей вновь собраться вместе. В играх, несомненно, должны были участвовать сыновья графа, Эдвард и Себастьян, сын викария Майкл, сын Кэвизелов Райан и два племянника лорда Кэвизела, Уильям и Джек, которые впервые приехали в Кент, чтобы навестить дядю и тетю.
Граф намеревался устроить игры в несколько этапов, а под конец вручить победителю ценный приз. Сначала предполагалось устроить бега, затем конкурс на метание дисков, и последнее испытание на выносливость: всем участникам должны были вручить по небольшому мешочку, заполненному землей, и дождаться того, кто дольше всех продержит мешок на вытянутых руках. По общим баллам и определялся победитель.
Все тут же принялись сравнивать его затею с рыцарскими турнирами, а графиня в связи с этим предложила поступить так же, как на средневековых соревнованиях: даме выбрать себе рыцаря и повязать платок на его руке. Не думая ни секунды, Тори выхватила свой платок и подбежала к Себастьяну, который, казалось, только этого и ждал. Улыбнувшись, она завязала свой белый платок с вышитыми ею собственными инициалами на его правой руке.
– Желаю тебе удачи, Себа, – сказала она, вложив в эти слова всю свою веру в него.
Склонив голову к плечу, Себастьян так непривычно долго смотрел на нее, словно видел впервые. Затем взял ее руку и нежно сжал ей пальцы. Тори показалось, что ее коснулось само солнце, так тепло и светло стало у нее на душе. Он стал на год старше, на год умнее. И на год красивее. Тори знала точно, что через пару лет он станет ещё выше и ещё красивее. Ее друг. Ее Себа. Ничто на свете не имело значения в тот миг, когда он находился рядом с ней.
– Когда ты смотришь на меня так, – наконец, заговорил Себастьян как всегда с присущей ему серьезностью, – мне кажется, что я могу свернуть горы.
Тори звонко рассмеялась, ощущая какое-то странное стеснение в груди.
– Определенно здесь нет гор, – ответила она, успокоившись.
Себа невольно улыбнулся ей.
– Все равно, – ласково молвил он и отпустил ее руку.
Соревнования начались с того, что мальчишки выстроились у линии старта, где стоял дворецкий Ромней, который в нужный момент подал сигнал. И все побежали. С колотящимся сердцем Тори следила за своим рыцарем, выкрикивая ободряющие слова в знак его поддержки. Хотя Себастьян всегда был сдержанным и серьезным, его физические возможности поразили не только его самого, но и всех присутствующих, и в особенности его отца, который гордо улыбнулся сыну.
Тори ликовала, когда ее друг обогнал всех мальчишек. Он с присущим ему упорством и целеустремленностью шёл к победе. Но тут вдруг один из племянников лорда Кэвизела вырвался вперед, подравнялся с Себастьяном и, когда они оба были близки к финишу, произошло нечто ужасное. Себастьян подвернул ногу и упал. Тори замерла от ужаса. Все замолчали, но не обратили на его падение должного внимания. Зато Тори видела и видела достаточно! Она заметила, как этот бессовестный племянник подставил подножку Себастьяну. Парень был чуть старше самой Тори, но играл нечестно. Это рассердило и ужасно расстроило девочку. Она вскочила на ноги, намереваясь броситься к Себастьяну, но мягкий голос матери, на коленях которой мирно спал годовалый Габби, остановил ее.
– Не стоит. – Виконтесса понимающе взглянула на свою юную дочурку. – Он – мальчик, и ты уязвишь его гордость, если подойдешь и станешь его жалеть.
– Но он упал! – возмутилась Тори, изумляясь словам матери, которая совершенно ничего не понимала в этой ситуации. – Ему должно быть очень больно.
Почему-то от этих слов стало больно ей самой.
– Ничего страшного, он это переживет. Он сильный. – Оливия улыбнулась и кивнула в его сторону. – Вот посмотри. Он жив и здоров.
Тори тут же перевела обеспокоенный взгляд на Себу и немного успокоилась, увидев, что с ним все в порядке. Он медленно вставал, оттряхивая пыльную одежду. Его лицо было суровым и непроницаемым, как всегда, но Тори знала, как ему тяжело скрыть от всех горечь поражения и тот факт, что его ловко обставили. И гнев вспыхнул в ней с новой силой.
– Племянник лорда Кэвизела, – процедила она, повернувшись к матери, – играл нечестно! Он подставил подножку, поэтому Себа упал! Он – жулик!
– Солнышко, – всё так же спокойно проговорила виконтесса, укачивая Габби, – это всего лишь игра. К тому же я не заметила ничего подобного. Племянники лорда Кэвизела слишком воспитаны, чтобы поступить нечестно.
Тори очень хотелось в это верить, но она не могла забыть выражение лица Себастьяна. Однако заставила себя сосредоточиться на продолжении игр.
Следующим этапом было метание дисков. Здесь все прошло без происшествий, однако на этот раз Себастьяну удалось поразить всех, потому что его диск пролетел дальше всех. Никто не ждал победы от него, ставя на Майкла, сына викария, заядлого метателя камней. Радости Тори не было предела, когда она выкрикивала ему слова поздравлений. Получая заслуженную похвалу, Себастьян даже не слышал никого, а быстро повернулся к зрителям и стал искать глазами Тори, словно хотел снова убедиться, что она рядом. Затем, когда их взгляды встретились, он удовлетворенно вздохну и кивнул. Тори улыбнулась в ответ, удивляясь тому необычному чувству, которое появилось у нее в груди от этого его глубокого взгляда. Как будто внутри нее надували хрупкий шарик, который заполнил ее всю, принося радость, приятную сладость и восторг. Это было так необычно, что она даже не расслышала слов родителей, которые обращались к ней, поздравляя ее рыцаря. Словно на миг все куда-то исчезли, и она видела только Себастьяна. И ей это понравилось: видеть только его.
Последний этап соревнований был самым изнурительным. Каждый мальчик пытался доказать всем, что он самый выносливый, кроме Себастьяна, который, не сказав ни слова, просто схватил мешок за горлышко, приподнялся и выпрямил руки. Все стали ждать, кто же продержится дольше остальных. Первым выбыл Райан. Он упал на мягкую траву, вздохнув с облегчением и пытаясь отдышаться. Потом не выдержали и одновременно уронили мешки Майкл, сын викария, и Эдвард. В игре остались трое: два брата, племянники лорда Кэвизела, и Себастьян.
Сидя на траве, Эдвард взглянул на брата:
– Не думал, что ты такой сильный, но теперь честь семьи в твоих руках, братишка. – Тут к нему подбежала их младшая трехлетняя сестренка Амелия, ровесница Алекс, и устроилась у обожаемого брата на коленях. Эдвард обнял сестру и снова посмотрел на брата. – Мы с Амелией болеем за тебя, хотя… – Он быстро окинул взглядом напряженную почти так же как Себастьян Тори, и добавил: – Наши переживания не смогут сравниться с переживаниями Тори.
Так оно и было. Затаив дыхание, Тори сложила руки вместе, прижала к груди и внимательно следила за своим другом. Она видела, как он невероятно напряжен, так, что даже на лбу выступила испарина, и покраснело лицо. Она никогда не видела его таким напряженным, он был почти как натянутая струна. У нее сжалось сердце. Ей хотелось подойти и забрать мешок, который довел его до такого состояния, а потом помочь ему прийти в себя.
– Ты можешь, – про себя прошептала Тори, сжав ладони. – Я всегда верила в тебя.
Тут мешок уронил младший из братьев, Джек, и свалился на траву прямо там, где стоял. Оставалось два соперника: Уильям и Себастьян. Зрители напряженно следили за двумя парнями, медленно подходя к ним, и вскоре образовали вокруг них небольшое кольцо. Прошло больше десяти минут, но было очевидно, что теперь идет борьба не сил, а характеров. Граф Ромней заволновался, понимая, что так парни просто могу довести себя до изнеможения.
– Ну, все, мальчики, – прервал он молчание притворно бодрым голосом. – Я объявляю победителем вас обоих.
Однако соперники даже не пошевелились. Неожиданно руки Уильяма задрожали, он судорожно вздохнул и уронил мешок. Тори радостно запрыгала на месте, понимая, что Себастьян выиграл этот конкурс, а вместе с ним и соревнование. Причем в честной борьбе. В этом и был весь Себастьян.
– Ты сделал это, Себа! – воскликнула она и ринулась к нему.
И тут произошло нечто из ряда вон выходящее.
Уильям, чьи руки затекли и одеревенели от напряжения, крутил ими по часовой стрелке, чтобы расслабить мышцы. Так получилось, что Тори пробегала мимо него, и, не заметив ее, он со всего размаху ударил Тори в живот. Девочка вскрикнула от неожиданной боли, согнулась пополам, схватившись за живот, и упала на траву. Застывший Себастьян вздрогнул, услышав крик Вики. Его лицо смертельно побледнело, а затем… Через миг оно потемнело. Он с такой легкостью отшвырнул в сторону мешок, словно он ничего не весил, подлетел к потрясенному Уиллу и схватил его за ворот рубашки.
- Ты ударил Вики! – прорычал он, дыша так тяжело, что многие подумали бы, что он задыхался. Лицо его исказилось, а глаза горели так убийственно, что Уилл испугался до полусмерти.
– Я.. я не заметил ее… – пролепетал в испуге Уилл, с трудом сглотнув. – Я не хотел ее ударить… Честно!
Граф с не меньшим потрясением следил за этой сценой и, поняв, что ситуация принимает крутой оборот, двинулся к мальчикам, впервые видя своего младшего сына в таком состоянии.
– Себастьян, хватит! Немедленно прекрати!
Но Себастьян даже не шелохнулся, с нескрываемой яростью глядя на обидчика Вики, словно не мог никак решиться, как наказать его.
Немного придя в себя и отдышавшись, Тори подняла голову и увидела, наконец, что происходит вокруг. Ее сдержанный, всегда такой правильный, владеющий собой при любых обстоятельствах Себа налетел на мальчика, который, по его мнению, намеренно ударил ее. Она никогда не видела его в такой ярости, его глаза потемнели и сузились так, что еле виднелись из-за тяжело опущенных век. Она даже не думала, что он способен на столь сильные эмоции. Его вид испугал Тори, прежде всего, потому, что он казался ей незнакомцем.
Боль немного стихла и Тори попыталась сесть, а потом и встать. Она видела, как тщетно граф пытается разнять мальчиков. Наконец, выпрямившись, она взглянула на своего друга.
– Себастьян, – мягко позвала она его, но он не отреагировал. Возможно потому, что не привык, чтобы она так обращалась к нему, или возможно гнев его было настолько силен, что он не замечал ничего вокруг. Даже ее. Тори почувствовала настоящий ужас от того, что разворачивалось перед ее глазами. Она боялась увидеть, что ее Себа будет способен ударить невинного человека. – Себастьян, отпусти его, – уже более твердо заговорила Тори.
Но Себастьян почему-то не услышал.
Тори позабыла о своей боли, подошла к нему и положила свою ладошку на его сжатый кулак, которым он сжимал рубашку Уилла.
– Отпусти его, Себа.
И на глазах у всех он послушался не своего авторитетного отца, а маленькой девочки, которая обрела над ним небывалую власть. Себастьян разжал пальцы, выпуская Уильяма, который стал пятиться назад. Резко обернувшись к Тори, Себа лихорадочно осмотрел ее с ног до головы. И вдруг выражение его лица сменилось паникой, нескрываемым ужасом.
– С тобой все в порядке? –срывающимся голосом спросил он, требуя честного ответа.
– Да, – тут же ответила Тори, по-прежнему сжимая его пальцы, которые вдруг стали ледяными. – Все хорошо.
– Честно?
– Честно.
Тут он перевел взгляд на бледного Уильяма и прорычал:
– Немедленно проси прощение у нее!
Уильям горячо извинился перед Тори, а она приняла его извинения, понимая, что все это простая случайность. И все это понимали, кроме Себастьяна. Все видели эту сцену и теперь изумленно смотрели на него. Поведение Себастьяна потрясло всех. Но больше всех потрясенным был он сам.
Игры были объявлены законченными. Уилл наотрез отказался принять приз, поэтому граф вручил обещанную награду подавленному Себастьяну: золотые карманные часы с необычной гравировкой на крышке. Он принял их рассеянно, не замечая ничего вокруг, а когда все ушли в дом, чтобы пообедать, он остался стоять у дерева, тупо глядя вдаль, пытаясь осмыслить всё то, что произошло некоторое время назад.
Дождавшись, пока все скроются в доме, Тори незаметно подошла к Себастьяну.
– Ты идешь с нами? – спросила она, глядя на его хмурое лицо.
Он не ответил, а лишь медленно перевел взгляд на Тори и заглянул ей в глаза своими потухшими, грустными глазами. Впервые в жизни он испытывал настоящий ужас и не знал, как жить с этим дальше.
У Тори защемило сердце, когда она впервые увидела боль в его изумрудных глазах.
– Ты о чем? – переспросил Себастьян, проведя рукой по своим спутавшимся каштановым волосам. У него по-прежнему неестественно сильно колотилось сердце.
– Все пошли в дом, чтобы пообедать. Ты пойдешь со мной?
И снова он не ответил, как будто никак не мог собраться с мыслями. А может, в данный момент важным было не это? Глубоко вздохнув, он шагнул к ней, полез в карман и достал оттуда часы, которые выиграл.
– Возьми, – сказал он, протянув их Тори. – Они твои.
Тори изумленно смотрела на его протянутую ладонь, где лежали золотые часы. Его награда.
– Но… но ты же их выиграл!
– Для тебя. – Взяв ее руку, он повернул ее ладонью вверх и положил часы туда, а потом нежно сжал тоненькие пальцы. – Пусть они будут у тебя.
Тронутая до глубины души, Тори не знала, что и сказать. Какой-то непонятный комок застрял в горле и мешал ей произнести слова благодарности. Она долго смотрела в его такие знакомые, такие любимые зеленые глаза, подернутые дымкой усталости, и вдруг отчетливо поняла, что этот дар – нечто большее, чем награда за победу. Как для него, так и для нее. Тори поднялась на цыпочки и мягко поцеловала его в щеку, зная, что только прикосновением к нему может наиболее полно выразить свои чувства. Чувства, которые впервые заполняли каждую клеточку ее души.
– Я буду беречь их, – тихо проговорила она, ощущая давление в груди, там, где билось ее сердечко. – Обещаю.
И с тех пор кое-что неуловимо изменилось.
_________________

 » Глава 3

Глава 3

Менялись месяцы, сменялись года.
Подрастал малютка Габби и веселил всю округу.
Подрастала Тори. Подрастал и Себастьян. И их дружба становилась все крепче день ото дня. Вот только менялся оттенок этой дружбы. Она стала другой: более осмысленной, глубокой и необычайно нежной. Тори по-прежнему с невероятной силой тянуло к Себастьяну. Почти так же как его. У нее сладко замирало сердце каждый раз, когда она видела своего хмурого мудреца, как в шутку однажды назвала его. Он вырос настолько, что перерос даже брата. Возмужал и стал таким красивым, что Тори не могла уже скрывать от себя свое восхищение им. Она гордилась своим другом, своим Себой. И была счастлива только от того, что он по-прежнему принадлежал ей.
Всё своё свободное время Тори старалась провести с ним, но теперь ей это удавалось не так хорошо, как раньше. Жизнь брала своё. Ей приходилось заниматься с учителями, постигать тайны этикета, рисования и музицирования. Себа же пытался найти свой путь в жизни и, будучи вторым сыном графа, ему нужно было заняться своим делом. Он так тщательно думал об этом, так скурпулёзно взвешивал свои решения, что Тори порой становилось не по себе за него. Он и так с рождения был серьёзным и ответственным человеком, а тут почти доводил себя до полногоистощения, ища ответы.
Однажды, сидя с ним на их любимом валуне теплым летним вечером, Тори поняла, что он стал ей больше, чем друг. Он занимал очень важное место в ее жизни. Место, на которое не смог бы претендовать никто другой. Место, которое навсегда было отдано ему.
Тори переживала за него, отчаянно стремилась помочь ему сделать выбор, но он не позволял ей этого, беспечно заявляя, что нет повода для волнений. Вот только она знала, что Себа никогда не бывал беспечным. И любое решение принимал с такой дотошностью, что иногда это изумляло и раздражало. Но больше всего ее начинала тревожить его сдержанность. Себастьян всегда всё держал в себе, а она так сильно хотела, чтобы он делился с ней всем: своими мечтами, заветными желаниями, своими мыслями, своими переживаниями. Она была открыта перед ним как книга, а он был тайной, которую она никак не могла разгадать. Тори иногда это жутко пугало, а иногда и злило, однако она была слишком юна, чтобы понять, что на самом деле за этим может скрываться.
Всё было в том, что он редко улыбался, мало смеялся и почти никогда не шутил. Тори хотела, чтобы ее друг умел радоваться жизни, умел чувствовать необъяснимую легкость и восторг, которые заполняли ее тогда, когда они бывали вместе. Но что-то внутри него постоянно сдерживало все его порывы. С другой стороны благодаря этому качеству он и не играл с другими мальчишками и девочками. Тори не могла себе представить, чтобы он дружил с другими девочками или играл с ними. Ей это казалось чем-то ужасным, неприятным. Стоило только подумать, что он может привести к их валуну другую девочку и почитать ей, как Тори приходила в ярость. Это причиняло ей необъяснимую боль. Хотя, нет, она как раз объяснила это тем, что Себа принадлежал только ей одной. И точка. Слава богу, он знал об этом и нисколько не возражал!
Но чем больше они росли, тем больше мир делился на мальчиков и девочек, на мужчин и женщин. Появилось осознание своей принадлежности и места в этом мире. И это начинало пугать Тори, потому что законы жизни возводили невидимые барьеры между ней и Себастьяном. Она не понимала, что происходит, но что-то менялось, что-то уходило, а на смену приходило то, что не поддавалось объяснению.
В довершении ко всему Тори однажды увидела, как местный конюх поцеловал дочку их кухарки, и это запечаталось у нее в голове, как поворотный момент. Потому что Тори вдруг стала размышлять, а что было бы, если бы Себа поцеловал ее? В губы, а не в щеку, как бывало прежде. Что бы она почувствовала? Что почувствовал бы он сам? И чем больше она думала об этом, тем больше эти рассуждения пугали ее. И Тори засунула их в самый дальний угол сознания, не желая, чтобы хоть что-то омрачало их дружбу.
Однако она даже не предполагала, что их дружбу омрачит сам Себастьян.
В тот день они сидели на валуне и смотрели на пенящиеся волны, когда он тихо заговорил:
– Я долго думал, прежде чем решить.
– Ты всегда думаешь, сколько я тебя знаю, – с нежностью заметила Тори и повернула к нему улыбающееся лицо. Но увидев его задумчивый профиль, девушка насторожилась: сегодня он выглядел чересчур серьезным. – И что ты решил? – обеспокоенно спросила она, нахмурившись.
– Мне нужно определиться по жизни, решить, кем стать.
Едва эти слова сорвались с его губ, как Тори ощутила острое беспокойство.
– И… и кем ты хочешь стать? – дрожащим голосом осведомилась она.
Тут он поднял голову и посмотрел на нее своими необыкновенно зелеными глазами, и сердце Тори замерло в груди. Ему было уже восемнадцать лет. Боже, он был так красив суровой, присущей ему одному строгой мужской красотой! Черты лица его стали ещё более выразительными, подбородок выступал вперед, а темно-каштановые волосы завитками падали на широкий лоб. Но, как и прежде, сильнее всего завораживали его глубоко посаженные, миндалевидные глаза. Их взгляд проникал ей в самую душу и заставлял невольно трепетать. Она по праву гордилась своим другом.
– У меня не так уж и много вариантов, – как-то печально начал он. – У младших сыновей небольшой выбор, если только у них нет богатой овдовевшей тети, которая могла бы оставить им свое наследство, но такой у меня, к сожалению нет. Поэтому мне остается выбрать морской флот, армию, адвокатское дело, банки или…
Себастьян не договорил, но Тори каким-то образом догадалась, что он выбрал именно то, что недосказал. И она почему-то была уверена, что это не обрадует ее.
– Или? – в нетерпении спросила она.
– Это мое призвание, – неожиданно решительно заявил он. – Я чувствую, что это именно то, с чем я справлюсь лучше всех. Я рождён для этого.
Его убежденность вселила в нее почему-то не восхищение, а ужас.
– Рождён для чего? – глухо осведомилась Тори, соскочив с валуна.
Себастьян тоже спустился на золотистый песок.
– Я хочу стать священником, – тихо ответил он, глядя ей прямо в глаза. – Я хочу помогать другим и доносить до них слово Господа.
Тори застыла, как громом поражённая. В том, что он хотел помогать другим, не было ничего плохого. К тому же он был невероятно добр ко всем, и будучи набожной, она понимала значение слов Бога. Но Тори не могла свыкнуться с мыслью о том, что Себа хотел стать священником! Ее Себа! Стать занудным, скучным священником! Она никогда не видела, чтобы священники искренне радовались жизни, по-настоящему веселились и шутили. А ее Себа был всегда таким серьезным, таким ответственным. Звание священника навсегда похоронит его в стенах обязательств и превратит его жизнь в монотонное, однообразное и мрачное существование. Как он этого не понимал? Тори всегда хотела, чтобы он был по-настоящему счастлив, чтобы он радовался жизни. Смеялся. Улыбался.
Он совершит самую большую ошибку в жизни, если пойдет по этой дороге. Поэтому она не могла принять его решения. Просто не могла!
– Ты не можешь быть священником! – резко заявила она.
Он ведь даже не научил ее играть в шахматы! – почему-то вдруг в голову закралась именно эта сакральная мысль.
Себастьян нахмурился.
– Почему ты так говоришь?
– Это не твое призвание! – более убежденно воскликнула Тори, впервые по-настоящему гневаясь на него. Впервые в жизни она рассердилась на него, и это ей ужасно не понравилось. Но больше всего ей не понравилось то, что именно он был виновен в том, что она рассердилась на него. Он был таким взрослым! Как он мог прийти к такому абсурдному заключению?! – Почему ты не выбрал что-то другое? – с упрёком спросила она. – Например, стал бы барристером и мог бы дослужиться до верховного судьи. Или устроился бы в Ост-Индской компании. Или стал бы военным. Быть военным намного лучше, чем быть священником!
– Откуда ты знаешь об Ост-Индской компании? – удивился он.
– Отец мне рассказывал, но дело не в этом. Ты не станешь священником!
– Но почему?
Тори с горечью признала, видела это по выражению его глаз, что он не понимает ее. Он не понимал, что совершал величайшую ошибку в своей жизни, а она не знала, как попросить его не делать этого.
– Это самое занудное и скучное занятие на свете! – сказала она первое, что пришло ей в голову.
Ее звенящий голос потонул в шуме волн. Пораженный ее словами, Себастьян уставился на нее.
– Ты считаешь меня занудой? – не веря собственным ушам, медленно спросил он, выпрямляясь. – Скучным?
Тори вздрогнула, но не отступила, чувствуя, как колотиться сердце.
– Ты станешь таким, если пойдешь учиться на священника.
– Я уже всё решил!
Мир раскалывался на множество частей, а она ничего не могла с этим поделать. Сердце Тори болезненно заныло. Она не представляла, что когда-нибудь все может сложиться именно так. Всю жизнь, с тех пор, как она обрела его, Тори боялась только одного: что между ней и Себой может что-то встать. Впервые угроза была более чем реальной, и Тори вдруг поняла, что не вынесет этого. Потому что была до смерти напугана.
– Ты не можешь так поступить, – с жалобным упреком прошептала она, прикусив нижнюю губу.
– Почему? – спросил он, смягчившись, когда увидел, как ее милое личико исказилось от настоящей боли. – Почему, Вики?
Его нежный голос сотворил с ней нечто необъяснимое: Тори к своему ужасу заплакала, ощутив холод в груди.
– Тебе ведь придется уехать для учебы… – пролепетала она. – Надолго. И я тебя не увижу.
Одна только мысль об этом вселяла в нее панику и ужас.
– Но только так я смогу выучится на священнослужителя, – словно бы оправдываясь, сказал он. – Да и в любом случае мне пришлось бы уехать, чтобы учиться.
– Прошу тебя, не делай этого, – взмолилась она, чувствуя, что начинает задыхаться.
Тори вдруг увидела, как потемнели его красивые глаза. От боли.
– Мне уже прислали письмо из Кембриджа… – Его голос стал совсем тихим. – Я зачислен на первый курс.
Тори окаменела, ощутив, как земля уходит из-под ног. Своими словам он словно бы вонзил ей в сердце самый острый нож. От потрясения у нее даже слезы высохли на глазах. Это было похоже на предательство. Он предал ее! Он решил их судьбу, не посоветовавшись с ней. Больнее всего ее ранило именно осознание этого факта.
– Значит, ты уже все решил? – наконец заговорила она шершавым голосом. – Принял решение без меня?
Он вздрогнул так, будто она ударила его.
– Так будет лучше.
– Как это может быть лучше? – вскрикнула Тори, вытерев тыльной стороной руки вновь скатившиеся по щекам слезы. Ее начинало трясти от дикого холода. – Зачем ты это делаешь? Ведь все было так хорошо.
– Жизнь не стоит на месте, – с присущей ему мудростью заметил Себастьян, с мольбой глядя на нее. – Все меняется. И поверь, так будет лучше. Я обещаю, – горячо заверил он.
– Неужели? Ты действительно веришь в то, что говоришь? – С гневом и мольбой она смотрела на него и ждала ответа, который исправит всё это, но он не ничего не сказал. Словно бы ему не хотелось оставаться с ней. Расставание с ним для нее было подобно смерти. Как он этого не видел? Как не может понять? Как он может поступить так необдуманно, разрушить свою жизнь и ее мир? У нее дрожали ноги, когда Тори отошла от него. Ее сердце разрывалось на части. Такой боли она ещё никогда прежде не чувствовала. И она вдруг так на него рассердилась, что больше не хотела его видеть. Раз он уже все решил, раз он не хочет оставаться с ней, раз не хочет, чтобы ее смех согревал его, пусть тогда делает, что хочет. Тяжело дыша, она гневно выпалила: – Ну что ж, прекрасно, уезжай в свой Кембридж, учись на священника. Делай, что считаешь нужным. А меня оставь в покое!
Она убежала с пляжа, так и не оглянувшись, оставив его стоять возле их валуна.
Ей казалось, что мир рухнул. Тори так сильно боялась дня, когда Себа может уйти из ее жизни, когда она будет ему больше не нужна. И, кажется, такой день наступил. Вот только она не была готова к тому, что обрушится на нее от его предательства. Боль охватила и терзала ее с такой силой, что было трудно дышать, трудно говорить. Трудно даже двигаться. Боль, которую причинил ей именно он, разрушив всё то, что было святым для нее. Он добровольно решил покинуть ее, оставить одну. Тори просто не представляла, что будет делать без него. Она наивно верила в то, что их дружбе ничего не угрожает, что она будет длиться вечно. Неужели она была так слепа! Так наивна!
Тогда пусть он уезжает в свой чертов Кембридж и учится на священника, пусть добровольно отрекается от всех радостей жизни, пусть улыбка больше не коснётся его красивого лица, пусть свет больше не будет светиться в его глазах, пусть он больше никогда не будет смеяться, пусть живет без нее…
– Черт побери! – закричала Тори, гневно шага по лесу и отчаянно борясь со слезами.
И впервые в жизни ей захотелось сделать что-нибудь ужасное, безумное. Хотелось кого-нибудь ударить! Что-нибудь разрушить. Себа говорил, что хотел помогать другим, доносить до других слово Божье, а как же она? Неужели она ничего не значила для него, если ему было так легко разрушать их дружбу? Неужели ему было все равно, что они надолго не увидятся друг с другом? В нем не было ни капельки привязанности к ней?
Едва добравшись до дома и распахнув двери, Тори стремительно полетела вверх по широкой лестнице, желая оказаться в своей комнате, но ее остановил голос Кейт, которая вышла из гостиной вместе с родителями.
– Тори, что это с тобой? – настороженно спросила старшая сестра, зная, что Тори никогда не хлопает дверью.
Но, увидев слегка припухшие красные глаза сестры, Кейт застыла, зная точно, что Тори почти никогда не плачет. Поэтому можно было сразу догадаться, что случилось что-то ужасное. Однако сестра не пожелала ответить. И даже не взглянула на них.
– Оставьте меня в покое! – яростно прокричала Тори и убежала к себе.
Она заперлась у себя, и никого не пускала к себе до самого вечера.
Домочадцы с ужасом пытались понять, что произошло с ней, но только на следующий день узнали, что Себастьян уехал на учебу в Кембридж, и что он будет учиться на священника. Теперь было очевидно, что послужило причиной дурного настроения Тори, но никто так и не смог понять, что она испытывала на самом деле. Когда же виконтесса попыталась вызвать свою юную дочь на откровенный разговор, Тори холодно отмахнулась и гневно потребовала:
– Никогда больше при мне не упоминай имени этого зануды!

***
Мир словно сорвался со своей оси и двигался по наклонной вниз в бездонную пропасть. Так полагала Тори, которая с каждым днем всё больше убеждалась, что жизнь без Себастьяна просто невыносима. Он так долго был частью ее жизни, что теперь образовалась пугающая пустота, которую никто не в силах был заполнить. Она не представляла, что делать без него, о чем говорить, чем заняться, как встречать рассветы и с кем делиться сокровенными мыслями. Она была уверена, что и он в определенные моменты жизни нуждался в ней, и теперь она не могла посидеть рядом с ним, чтобы ему захотелось улыбаться. Чтобы и он ощутил покой и счастье.
Теперь же он был очень далёко от нее и не знал, через что ей приходится проходить. Сейчас он занимался тем, что любил больше всего на свете: он учился, читал книги. И возможно, уже забыл ее, глупую, наивную девочку, которая сходила с ума от беспокойства за него. Тори прикладывала отчаянные усилия для того, чтобы не давать губительным мыслям развиваться и дальше.
Поэтому с большим рвением стала предаваться занятиям, чтобы доказать ему, что и она на что-то способна, что и она кое что всё же может. Тори изучала танцы и этикет во всех подробностях, родословную всех аристократов, тонкости ведения светского разговора, вышивания и выучила французский язык даже лучше самой Кейт. Но вот скрупулёзнее всех, во всех нюансах Тори пыталась постичь искусство флирта. Она хотела быть самой запоминающейся, самой красивой и яркой дебютанткой сезона, чтобы он понял, наконец, от чего добровольно отказался и уехал.
Родные видели ее отчаянные попытки заполнить жизнь чем-то существенным после отъезда Себастьяна. Они видела, как буквально заново ей приходилось учиться жить, дышать и смотреть на солнце. Но никто не смел говорить ей об этом, и тем более вздумать утешать ее. И Тори была безмерно благодарна им за это.
Он приехал домой ровно через год на летние каникулы. Как раз все дружные соседи собрались в Ромней, когда он вошел в гостиную. Тори безумно боялась этой встречи, умирала от страха обнаружить, что он мог наслаждаться жизнью вдали от нее, что мог забыть о ее существовании, в то время как она не переставала ни секунды тосковать по нему. Ей было плохо, ей было безумно больно и одиноко без него, вот только Тори не желала показывать ему, как ей жилось в его отстутствие.
Тори боялась и тайно мечтала о встречи с ним. И вот однажды встреча состоялась, и глубоко потрясал ее.
Теперь она была достаточно взрослой, чтобы контролировать свои чувства, но потерпела полное фиаско, едва увидела его.
Он ещё больше повзрослел, плечи его стали шире, руки сильнее, черты лица ещё выразительнее, подчеркивая силу его характера и затаившиеся глубокие чувства. Но вот глаза… Когда Себастьян обнаружил ее присутствие в комнате, он так нежно и тепло посмотрел на Тори, что ей захотелось зарыдать и броситься в его объятия. Ещё немного и колдовство его изумрудных глаз могло заставить ее умолять его больше никогда не уезжать из Нью-Ромней. И его ласковый голос, этот бархатистый баритон! Тори даже не представляла, что так смертельно соскучилась по нему, пока не взглянула на него. Ей казалось, что сердце медленно раскалывается на две части. Одна часть умирала без него, а вторая с отчаянной мольбой тянулась к нему. Боль в груди была просто невыносимой.
Она бы никогда не подумала, что он сам сможет причинить ей такую боль, но это было именно так. С тех пор как он уехал, Тори понимала и не раз, что ему рано или поздно пришлось бы уехать на учебу. Он не мог вечно сидеть возле нее. Вот только она не могла простить ему выбора, который навсегда лишит его всех радостей жизни, навсегда отнимет его у нее. Тори была слишком сильно обижена на него, поэтому повела себя с ним непростительно грубо и холодно. И когда он рассказывал о своей учебе, Тори безразлично махнула рукой:
– Жизнь священников такая скучная. Они настоящие зануды.
Хорошо, что семейство викария Хауэлла не было в Ромней. Однако остальные, наконец, поняли, что происходит нечто серьёзное. Но снова никто не решился вмешаться или начать задавать вопросы.
Тори было противно от того, что она причиняла боль Себастьяну, вела себя с ним грубо и невежливо, но она не могла остановить себя. Когда она видела Себастьяна, теперь, когда он бывал рядом с ней, в ней словно пробуждался внутренний демон, который терзал уже не только ее. Ей было больно вдвойне от того, что она поступала с ним так дурно и отвратительно. По ночам Тори горько плакала, сжимая в ладони подаренные им золотые часы, моля Бога о том, чтобы всё стало как прежде. Но, разумеется, ничего уже не могло измениться.
Он приезжал домой два раза в год: на Рождество и летние каникулы. Он стремился к общению с ней, игнорируя ее холодные и колкие замечания. Он был неизменно вежлив и терпелив с ней, и это ещё больше сводило Тори с ума. Потому что ей казалось, что он ведет себя так, будто ничего не произошло, ничего не изменилось. Но, разумеется, это было не так! А однажды, когда он признался, что примерял сутану, Тори готова была разбить о его голову всё, что находилось в комнате.
Вскоре настала пора выводить в свет Кейт. Это было незабываемое зрелище. Старшая сестра превратилась в такую изящную красавицу, что Тори не могла отрицать: Кейт найдет себе мужа, едва переступит порог бальной залы. Сама Тори осталась в деревне, пока родители и Кейт уехали в Лондоне. По правилам младшие сестры не имеют права выходить в свет, пока старшая не выйдет замуж, однако не это заставило Тори остаться дома. Во-первых, она ещё не достигла возраста, когда положено представлять дочерей дворян ко двору. А, во-вторых, Тори сама никуда не хотела уезжать. Она предпочитала гулять по пляжу.
Быть у валуна.
Жизнь в деревне почти застыла, пока, наконец, не приехал Себастьян. Тори знала точно, когда он должен был приехать, но даже самой себе не признала, что считала каждый день, каждый час до того мгновения, когда вновь увидит его. Как ни странно, вместо того, чтобы ехать в Лондон, где на время сезона жила вся его семья, где были развлечения, он приехал в деревню.
Приехал к ней.
Ей так хотелось верить в то, что он действительно приехал к ней!
Они встретились на пляже, возле валуна, где поссорились четыре долгих, мучительно холодных года назад. Теперь ей было семнадцать, но и сейчас Тори остро реагировала на него и поражалась тому, каким красивым и высоким он стал. Почему она не имела права лично видеть каждый миг его взросления? Ей было по-прежнему больно смотреть на него.
Тори сидела на валуне, когда появился он. Сердце в груди забилось как сумасшедшее от предчувствия скорой встречи. Она всегда чувствовала, когда он оказывался рядом с ней, даже не видя его. И чтобы немного успокоиться, девушка медленно соскользнула с камня, погрузив ноги в мягкий, золотистый песок.
Себастьян подошёл ближе и стал рядом с ней. Ветер трепал их одежду, развевая подол светлой юбки девушки. Теперь по росту она уступала ему лишь незначительно, доходя макушкой ему до подбородка. Она тоже подросла, если только он это заметил. Какое-то время они молча смотрели на море и на редкие волны, которые накатывали на берег, и Тори на секунду попыталась представить себе, что ничего не произошло, что не было никакой ссоры, расставаний и боли.
И тут он заговорил ставшим совсем мужским, бархатистым, до боли знакомым голосом.
– Как у тебя дела, Вики?
Тори сжалась от мучительной боли, услышав свое особое имя, произнесённое его глубоким голосом, однако она приложила все силы для того, чтобы скрыть свои чувства. Что она могла ответить? Разве он не понимал, не видел, как ей плохо без него? Но он ни за что не узнает об этом, поклялась Тори, и заговорила притворно беззаботным тоном:
– Восхитительно, благодарю. Я готовлюсь к своему сезону. Скоро закончится нынешний сезон. Кейт выйдет замуж. Кажется, она нашла свою любовь. Отец писал, что собирается дать объявление о помолвке. Затем настанет моя очередь. Я поеду в город, буду ходить на балы и приемы, встречу свою любовь и тоже выйду замуж. А ты как?
Тори была достаточно взрослой, чтобы понимать, что она делает. Ей было невыносимо больно говорить такое, но она хотела увидеть хоть какие-то его чувства, хотела понять, что же все-таки значит для него. Нужна ли она ему? Он как-то покажет, что она ему небезразлична? Тори мысленно умоляла его сделать хоть что-нибудь, сказать хоть что-нибудь! Пусть он отругает ее, пусть потребует, чтобы она никуда не поехала. Ведь в Лондоне у нее, несомненно, будут поклонники, которые станут ухаживать за ней, дарить цветы. Но если он попросит, если скажет хоть слово, она никуда не поедет. Одно слово…
Поклонники, которые захотят ее поцеловать! Но Тори не хотела чужих поцелуев! Она хотела, чтобы ее целовал только Себастьян, ее Себа. В последние годы жажда его поцелуя стала просто навязчивой идеей. Она грезила об этом миге почти постоянно, изводя себя почти до предела, желая об этом во сне и наяву.
И снова он ничего не ответил на ее провокационное заявление. Кроме бледности и сковавшего напряжения, ничего больше не выдавало его чувств. А потом он медленно развернулся и шагнул прочь, словно пожалел, что вообще пришел сюда. Это просто потрясло Тори. Она была в таком отчаянии, а он смеет уходить! И вот так она нужна ему? И после всего у него хватает наглости вот так легко разрывать ей сердце? У нее перехватило дыхание, потому что она ощутила себе преданной. В очередной раз! Не в силах больше скрывать свой гнев, Тори обернулась и громко крикнула, глядя ему в спину:
– Ты – чурбан! Я говорю, что поеду в Лондон, найду себе жениха и, возможно, выйду замуж, а ты просто разворачиваешься и уходишь?!
И тут Себастьян остановился и резко обернулся к ней. Он отошёл от нее всего на пять шагов, поэтому Тори удалось отчетливо увидеть, с какой болезненной грустью потемнели его некогда сверкающие зелёные глаза.
- Ты имеешь право на свой сезон, а я не имею права отнимать его у тебя, – тихо произнес он, сжав руку в кулак так незаметно, что девушка даже не обратила на это внимания.
Тори шагнула к нему, не отрывая от него взгляда. И когда оказалась прямо перед ним, она вдруг ощутила, как из нее разом уходят все силы. Она так устала. Устала сражаться с ним. За него. Устала жить без него.
- Как ты можешь быть таким спокойным? – охрипшим от боли голосом спросила Тори, полагая, что хоть бы сейчас он не сможет устоять, хоть бы сейчас он должен сделать что-нибудь, иначе она просто сойдет с ума.
Он так долго смотрел на нее, что, казалось, больше никогда не заговорит, но все же он не сдержался.
- Я заканчиваю учебу в следующем году, – совсем тихо начал он, так что Тори пришлось напрячь слух, чтобы расслышать каждое его слово, которое перекрывал шум волн. – Архиепископ выдаст свидетельство о сане и назначит мне приход. Возможно, если ты подождешь…
Сердце Тори подпрыгнуло с такой силой, что сначала она просто позволила себе впитать в себе его слова. Он хочет, чтобы она ждала его! Он думает о ней. Он хочет… Боже! Тори готова была сказать, что будет ждать его вечно, что хочет этого больше всего на свете, но он вдруг прикрыл глаза, опустил и так сокрушительно покачал головой, будто жалея о каждом произнесённом слове, жалел так, что Тори похолодела от ужаса. А потом на ее глазах он снова развернулся и широкими шагами пошёл прочь, словно только и мечтал о том, чтобы покинуть пляж. Покинуть ее. На этот раз Тори ощутила черную боль, которая с неумолимой силой собиралась поглотить ее.
Он уходил, не желая слушать ее ответа. Он не желал слушать ее ответа. Не хотел, чтобы она ждала его. И жалел, что сказал ей такое?
- Ты – трус, Себа! – выкрикнула Тори так громко, что запершило в горле. Она даже не заметила, что плачет, пока провожала его пустым взглядом. – Ты самый настоящий трус!
Но он даже не обернулся. Он просто ушёл.
Невероятно!
_________________

 » Глава 4

Глава 4

Настала пора Тори выходить в свет и быть представленной ко двору, вот только сама она хотела этого меньше всего на свете. Ее мысли и желания были очень далеки от Лондона, однако реальность вторгалась даже в самые потаённые уголки сознания. И вскоре она попала в совершенно другой мир, мир богатства, красоты и блеска.
Кейт была рядом и всячески помогала сестре, хотя сама нуждалась в гораздо большей поддержке после того, что с ней произошло. В прошлом году что Кейт так и не вышла замуж, хотя и было объявлено о ее помолвке с тем самым джентльменом, которому удалось покорить ее сердце и который изначально являл собой образец добропорядочности и чести. Вот только все его достоинства, все чувства и клятвы оказались грязной ложью, потому что в самый неожиданный момент выяснилось, что у него уже есть законная супруга и даже двоё детей. Кейт очень тяжело перенесла предательство своего «жениха». У нее напрочь пропало желание вновь появляться в свете, потому что она больше не могла верить мужчинам. Но в самый последний момент она передумала. Ради Тори, которая попадала в тот же мир, который год назад разбил ей сердце. Кейт не желала сестре такой же участи, а Тори не могла найти слов, чтобы выразить свою благодарность и любовь к сестре. Она всегда восхищалась выдержкой и силой воли Кейт. И если бы не Кейт, она вряд ли смогла бы пройти через новые испытания.
Тори испытала настоящий шок, когда на первом же балу ее безоговорочно признали новой сенсацией сезона. Все представители мужского пола добивались ее внимания, бальная карточка заполнялась с ошеломляющей скоростью, а цветочные магазины получали невероятную выручку только от продаж букетов специально для мисс Виктории Хадсон. Городской дом в Лондоне был превращён в настоящую оранжерею, и Тори любила журить отца, который с грустью смотрел на умирающие цветы, предпочитая живые, в глиняных горшочках.
Но никакой радости ни балы, ни тем более знакомства не приносили ей. И Тори стало противно от того, что ей придется веселиться, улыбаться, смеяться и делать вид, что жизнь прекрасна. Потому что ничего прекрасного уже не могло быть.
На первом же балу у Тори появился особо пылкий поклонник, если не учесть дюжину других, которые постоянно преследовали ее. Гарри Лейтон, красивый светловолосый сын престарелого графа, выделялся среди всех своими изысканными манерами, был неизмеримо галантен, всегда сопровождал ее на различные мероприятия, приглашал на прогулки и, конечно же, дарил цветы. Тори не имела ничего против наличия у себя стольких поклонников, потому что, глядя на них, она представляла, как бы отреагировал на всё это Себастьян, если бы видел их своими глазами. Несомненно, он бы пришёл в ярость, если бы узнал, сколько мужчин желает ее внимания, ее слов, ее решений и ее улыбки. Сознание этого факта подстегивало ее. И чем больше она думала, как бы досаждала его своим поведением и наличием бесчисленных поклонников, тем больше ей хотелось флиртовать, смеяться и улыбаться. В конце концов, Тори решила, что отточила до совершенства мастерство скрывать свои истинные чувства, и полагала, что так будет всегда, пока однажды Лейтон не поцеловал ее.
Всё произошло так быстро и неожиданно, что Тори не успела даже отреагировать или остановить его. Они гуляли в саду графини Данбери, у которой проходил очередной бал, когда Лейтон решительно обнял ее. Тори была ошеломлена и немного даже напугана его поведением. Ей казалось, что ее загнали в угол. Она никогда не думала, что ее поцелует кто-то другой, что с ней произойдет такое. Нет, она не была настолько наивна, чтобы не понимать, что может грозить девушке, которая остается наедине со своим кавалером. Просто она не представляла, что кто-то другой может поцеловать ее раньше Себастьяна.
Первой ее мыслью была: это должен был быть Себастьян! В эту минуту она отчаянно, до боли хотела бы оказаться в объятиях Себы. Чтобы это были губы Себы. Ведь она так долго грезила об этом, так неистово желала именно его поцелуя. Замершая от столь глубоких переживаний в руках безразличного ей поклонника, тем самым она дала Лейтону призрачную надежду на то, что неравнодушна к нему, что конечно же было абсолютно не так.
В ту ночь Тори горько плакала, лежа в своей постели, потому что этот неожиданный поцелуй стал для нее актом настоящего предательства. По отношению к себе самой. И к Себастьяну, ведь именно он заставил ее проходить через это. Именно он оставил ее одну в этом непонятном, большом мире. Именно он не захотел быть рядом с ней. И что самое ужасное, заставил почувствовать, будто бы она на самом деле предает его. Тори действительно казалось, что этим поцелуем она осквернила не только себя, но и свои чувства к нему. Ей было больно и тошно, но ничто не могло исправить ситуацию. Единственный человек, который мог бы спасти ее и ее сердце, ни о чем не подозревая учился вдали от нее.
К немалому удивлению Тори после произошедшего Лейтон попытался сделать ей предложение, причём дважды с особой настойчивостью стремился с ней поговорить. И дважды она отказывала ему с почти яростной решимостью. Во-первых, потому, что ни один мужчина на свете не интересовал ее, кроме того самого, которого она не видела больше года. А, во-вторых, скрытый холодный блеск и неуловимая жестокость в глазах Лейтона, которые он, однако, ни разу не проявлял в ее присутствии, заставляли держать его на определённой дистанции. Как и всех остальных поклонников.
Кейт однажды шутливо заметила, что Тори наверняка в третий раз согласиться выйти за него замуж. Разумеется, она шутила, ведь Кейт знала об особом отношении сестры к Себастьяну, которого, как предполагала Тори, не было в Лондоне. И Кейт надеялась, что Тори и дальше так будет считать. Однако самой Тори было по-настоящему больно от ее слов. И к ее великому облегчению, Лейтон больше не делал ей предложения. Он исчез после последнего неудачного разговора с ней в саду леди Рашфорд, где снова попытался поцеловать ее, но Тори оттолкнула его, яростно вытирая губы, и отчетливо дала понять, что он никогда не интересовал ее так, как ему бы этого хотелось.
- Я никогда не рассматривала вас в качестве своего мужа, милорд, – честно призналась она, даже не боясь реакции мужчины, чьи чувства, возможно, задевала подобным жестоким образом.
Лейтон побагровел, глаза его пылали.
- Но ваши поцелуи… – начал он.
- Я не хотела этого и мне жаль, если вы подумали иначе. Я не стремилась дать вам надежду.
- Вы думаете, что можете так легко играть мной и моими чувствами?
Он выглядел по-настоящему рассерженным, и Тори даже замерла от дурного предчувствия, но намеревалась до конца довести до него свое истинное отношение к нему.
- Я не умею играть с людьми, милорд, – тихо ответила она.
- Лживая сука! – неожиданно резко выдохнул он, сжав руку в кулак, и сделал шаг в ее сторону, но тут же остановился, сделав глубокий вдох. Тори была ошеломлена его словами, но он кажется, вовремя успел взять себя в руки. К великому ее облегчению. – Вы девушка, я допускаю тот факт, что вы в смятении, но это скоро пройдёт. Я надеюсь, что вы как следует подумаете над нашим разговоре и придете к правильному заключению, поймете, как сильно ошибаетесь.
Тори смотрела ему прямо в глаза, когда сказала:
- Никогда ещё я не ошибалась в своих чувствах. И ничто на свете не изменит моего решения.
После этого разговора она больше не видела его, потому что он уехал из города и никогда там больше не показывался, чему Тори была несказанно рада.
Но Тори словно подменили после того поцелуя. Ею овладели горечь и злость на весь мир. Она стала ещё настойчивее искать общества молодых людей, и снова дело завершилось очередным поцелуем. Причем на этот раз был уже другой поклонник. Она даже не могла вспомнить его имени, вновь захваченная болезненными чувствами предательства и потери. Но как ни странно, на этот раз всё оказалось совсем иначе. Ей даже чуточку понравился поцелуй. И она вдруг поняла, что с разными мужчинами это бывает по-разному.
А потом ее вновь поцеловали. На этот раз это был ее третий поклонник, веселый и преданный друг Генри Эшборт, который, в отличие от всех остальных, немного даже нравился Тори. И пусть теперь она была более опытна в подобных делах, однако неизменным оставалось одно: каждую ночь в день поцелуя Тори горько плакала в подушку, желая, чтобы это был Себастьян, представляя, что могла бы почувствовать, если бы ее коснулись его губы. И горячо ненавидела его за то, что его действительно не было рядом. В такие минуты она готова была убить его за ту боль, которую он причинял ей даже на расстоянии.
Пока Тори пыталась справиться с совершенно новыми испытаниями, Кейт стала жертвой очередного обманщика, который на этот раз с особой жестокостью разбил ей сердце. Тори очень надеялась, что сестра оправится от этого удара и не станет замкнутой и полностью недоверчивой. Но Кейт было невероятно плохо. На ней лица не было, когда однажды утром она вошла в столовую и сказала, что разорвала помолвку. Дела задержали родителей в Лондоне, однако отец тут же приняли решение отослать дочь домой, чтобы в стенах родного дома она смогла хоть немного прийти в себя. Тори воспользовалась случаем и с огромным облегчением покинула столицу, желая уехать из города, который открыл ей новые грани страданий.
Они уже были в Клифтоне, когда через пару дней до них дошла ужасная весть: родителей ограбили по дороге домой и перерезали им горла. Неожиданная трагедия, обрушившаяся на их семью, грозила окончательно раздавить юных Хадсонов. Маленький Габби был безутешен, Алекс куда-то пропала, и никто не мог ее найти. Кейт металась между ними, стремясь хоть как-то помочь родным.
Тори не могла даже представить, что испытала не всю боль мира, который продолжал издеваться над ней. Она и не знала, что способна страдать ещё глубже, пока смерть родителей не доказала обратное.
Это испытание жизни почти выбило почву у нее из-под ног. Тори думала, что ей осталось совсем немного до полного безумия. Незаметно покинув дом, она двинулась к пляжу, не замечая ничего вокруг. Внутри было так холодно и пусто, что она начала дрожать. Тори боялась, что упадет и никогда больше не сможет встать. Это было слишком. Такого не должно было произойти. За что? Сначала потеря Себастьяна, теперь родители… Кого она лишится через два дня? Ей было страшно, так страшно и больно, что она боялась провалиться в кромешную пропасть, которая навсегда поглотит ее.
Ноги сами несли ее к заветному месту. И внезапно она оказалась в чьих-то крепких объятиях.
Ни ничто в мире не смогло бы помешать ей узнать, кто это.
Уткнувшись в грудь Себастьяна, и со всей силы, которая у нее ещё осталась, обняв его, Тори, наконец, горько зарыдала, испытывая несказанную благодарность к высшим силам за то, что те именно в этот момент послали ей Себу. Он был нужен ей сейчас как никогда прежде. Он обнимал ее с не меньшей силой и всегда такой красноречивый, на этот раз он не мог произнести ни слова. Поглаживая ее дрожащие плечи, он лишь хрипло шептал:
- Вики… Вики…
И как ни странно это помогало ей, это спасало от той черной бездны, в которую Тори могла провалиться в любую секунду. Жизнь была слишком быстротечной, чтобы хранить в сердце обиду и боль. Она устала страдать и жить без него. Тори готова была смириться с его новой профессией, была готова принять любые его условия, любое решение, лишь бы он больше не уходил. Лишь бы никогда не оставлял ее одну, потому что она не могла больше жить без него. Жизнь была по-настоящему бессмысленной и невероятно пустой. И так внезапно могла закончиться.
Тори крепче обняла его, полностью признав свое поражение. От этого ей стало немного легче. Она была бессильна перед ним. Слезы иссякли, в голове прояснилось, и теперь она могла думать связно.
Наконец, она была там, где хотела быть почти всю свою жизнь: в его надежных, крепких объятиях. Тори всё более отчетливо ощущала силу и тепло его тела, которые подпитывали ее и дарили надежду. Надежду, в которой ей было отказано так долго. Так долго она мечтала об этом дне. О дне, когда он вернётся к ней. Когда обнимет ее так, будто никогда не бросал ее. Но было ещё кое-что, что могло бы излечить ее разбитое сердце.
Тори вдруг ослепило желание поцеловать его. Она задрожала и приподняла к нему свое бледное лицо. Он был рядом. Такой красивый и такой желанный. Ее Себа.
Он смотрел на нее с такой пронзительной нежностью, что у Тори запершило в горле. Она вдруг поняла, что умрет прямо на месте, если он сейчас же не поцелует ее. Ей казалось, что только его поцелуй может вернуть ее к жизни, может вернуть ей покой и заставит обрести его навсегда. Его поцелуй сотрет из памяти те другие, внезапные и ненужные прикосновения, которые ей пришлось пережить. И Тори была уверена, что если сама поцелует его в ответ, она заставит его ощутить ту силу притяжения, которая связывала их с первого дня их знакомства. Может, наконец, он тоже ощутит то непреодолимое желание остаться с ней? Может после поцелуя он останется с ней?
Она подняла дрожащую руку и коснулась его щеки. Его глаза светились такой теплотой, такой безграничной лаской, что у нее сжалось сердце. В такие минуты, когда он смотрел на нее вот так, Тори верила, что нужна ему, что дорога ему почти так же, как был дорог ей он.
- Поцелуй меня, Себа, – с хрипотцой в голосе вымолвила она, цепляясь за единственный шанс спасти их обоих.
Его лицо застыло.
- Что? – выдохнул Себастьян так, словно она говорила на непонятном языке.
Тори захотела этого ещё больше.
- Поцелуй меня, прошу тебя, – более решительно попросила она, трепеща от предвкушения долгожданного чуда.
Вот сейчас он склонит голову и его красивые губы коснуться ее. И тогда она искупит вину перед ним за те поцелуи, которые невольно срывали другие. Но он продолжал хмуро смотреть на нее, исследуя ее лицо так пристально, словно видел ее впервые. Затем, подняв руку, он осторожно дотронулся до нее своими теплыми длинными пальцами. Он впервые касался ее так интимно и так нежно, что от томительной сладости у Тори закрылись глаза, и она прислонилась к его широкой груди.
Его прикосновения творили с ней нечто невероятное. Тори забыла обо всем на свете, ощущая в ногах непонятную слабость, которая росла по мере того, как он исследовал кожу ее лица своими пальцами. Боже, впервые, без самоконтроля и сдержанности он обнимал и ласкал ее. От ошеломительной радости сердце стучало так сильно, что могло остановиться в любую секунду.
- Господи, Вики, – прошептал он, обдав ее лицо теплом своего дыхания. – Ты так прекрасна! Ты похожа на ангела. Ты превратилась в ангела.
За всё то время, что Тори провела в Лондоне, она слышала множество цветастых комплиментов. Но ни одно слово не тронуло ее так, как слова Себастьяна. Он никогда не говорил ей о том, как она красива, как бы она ни наряжалась. Он никогда не произносил ее имя с такой лаской, смешанной с болью и отчаянием. Тори раскрыла веки, и взгляды их встретились. Он смотрел на нее глазами, потемневшими и наполненными нескрываемым желанием поцеловать ее. Боже, он на самом деле разделял ее желание!
- Себа, – выдохнула Тори, схватившись за лацкан его сюртука. – Поцелуй меня, – взмолилась она.
Она знала, что когда это произойдет, а это неминуемо произойдет через считанные секунды, она больше никогда не будет прежней. И все изменится.
Но он вдруг остановил ее, удержав на расстоянии, и не позволил приблизиться к себе.
– Ты не в себе от горя, – донесся до нее его еле различимый хриплый голос. – Я не могу так поступить с тобой… Не сейчас.
Тори замерла, не веря собственным ушам. Ей казалось, что это очередная шутка, но она могла поклясться, что точно слышала слова «я не могу». Он не мог даже поцеловать ее? Как так? Как такое возможно? Неужели он не мог заставить себя переступить через свои чертовые принципы? Неужели было так сложно прижаться своими губами к ее губам и хоть бы на время заставить ее поверить в то, что жизнь не кончена, что ей есть, ради чего жить?
Прежняя боль и горечь вернулись к ней с новой силой. Тори вырвалась из его объятий и оттолкнула его от себя.
- Не могу поверить, – задыхаясь, проговорила она надломленным голосом. Глаза обжигали жгучие слезы, но ей удалось сдержать себя из последних сил. Как он может продолжать с такой умопомрачительной жестокостью терзать ее? – Ты даже сейчас отказываешь мне в столь малом? Почему? Что в этом сложного? – Она была так зла на него! За то, что он делал ей больно, а сам при этом сохранял изумляющее спокойствие. И ей захотелось ударить его. Вот только ударили его ее слова. Резкие. Отчаянные. – Ты знаешь, что в Лондоне с десяток мужчин охотно целовали меня, и в этом не было ничего плохого? Почему же и ты не можешь сделать того же? Почему отталкиваешь меня так, словно я тебе не…
Она не договорила, потому что Себастьян застыл, а потом лицо его стремительно потемнело. Он навис над ней и с такой силой схватил ее за локоть, что ей стало даже больно.
- «С десяток мужчин»? – прорычал он с таким гневом, что Тори невольно поежилась. – Тебя целовали другие мужчины, и ты так спокойно об этом говоришь?
Тори вдруг поняла, что он разгневан почти так же, как много лет назад в день мальчишеских игр, когда он защищал ее от племянника лорда Кэвизела. Невероятно, но его самые сильные чувства проявлялись в момент наивысшего гнева. Но как он смел винить ее в том, в чем в какой-то степени был сам же виноват?
- А что в этом такого? – выпалила Тори, желая, наконец, поговорить с ним на чистоту, видя, что ей удалось достучаться до него.
- Что в этом такого? – Казалось, его мог хватить удар от ее слов. Его глаза блестели опасным огнем. Тори надеялась, что вот сейчас он, наконец, скажет то, что расставит все на свои места, но взрыв эмоций прекратился так же внезапно, как и начался. Черт бы побрал его сдержанность, но он продолжал умело контролировать себя, и смог подавить свои чувства тогда, когда этого совершенно не нужно было делать. Он вдруг так резко отпустил ее, что Тори покачнулась, с трудом сохраняя равновесие. Свет в его глазах потух, и он совсем глухо добавил: – Не думал, что ты…
Он даже не мог до конца договорить то, что могло хоть бы в малейшей степени обличить его истинные чувства.
- Что я? – дрожащим голосом молвила Тори, понимая, что жизнь снова летит к черту. – Что я захочу жить полноценной жизнью? Захочу целоваться?..
Она замолчала, не в силах продолжить от внезапно вспыхнувшей боли в груди. Как он не понимает, что делает с ней? Как он может быть таким бесчувственным?
Он долго смотрел на нее, прежде чем заговорить. И сказал всего два слова.
- Ты права, – убитым голосом произнёс Себастьян.
А потом развернулся и пошёл прочь.
Его поступок так сильно ошеломил ее, что на какое-то время Тори напрочь забыла о том, что совсем недавно осиротела.
– Каждый раз ты только и можешь уходить! – крикнула она ему вслед, не обращая внимания на слезы, которые катились по щекам. – Лучше бы ты стал военным! Они более дисциплинированные и умеют доводить дело до конца! – Шмыгнув носом, Тори яростно добавила: – Черт тебя побери, Себастьян Беренджер, почему ты ведешь себя так отвратительно? Ты так ничего и не понял?
И снова ничего не могло остановить его. К боли от потери родителей добавились и мучения последних минут. Она задыхалась, чувствуя, как сердце медленно разрывается в груди.
На этот раз она действительно потеряла его, подумала Тори, рыдая в безмолвной глуши леса. Сначала она потеряла родителей, а сейчас теряла Себастьяна. Он отказался от нее и так просто ушёл вместо того, чтобы остаться и бороться за то, что могло принести облегчение им обоим. Душа медленно покрывалась коркой льда, замораживая сознание и мысли.
В трудные для себя минуты Тори находила утешение только в одном месте, но сегодня ей не суждено было дойти до своего любимого убежища. До их валуна. Места, которое никогда по-настоящему не принадлежало ей.
Больше ей ничего не хотелось. Тори закрыла глаза и поняла только одно: она хотела умереть. Прямо здесь. Прямо сейчас.
***
После того разговора никто больше не видел Себастьяна. Он не пришёл даже на похороны родителей Тори. Девушка была в таком глухом оцепенении, что даже не обратила внимания на приезд в Клифтон-холл дяди Бернарда Уинстеда, брата их матери, и его жены Джулии, которые теперь стали их опекунами и должны были позаботиться об осиротевших Хадсонах.
Тори было абсолютно все равно, что теперь сделает с ней жизнь. Она не хотела этой жизни, потому что в ней не осталось ни единого смысла, ради которого стоило бы жить.
Она не видела Себастьяна целых два года. Два года прошло с тех пор, как он развернулся и ушёл от нее. Два года, как он закончил учёбу и вероятно уже наставляет прихожан своего прихода. Теперь он добился своего, получил то, что так отчаянно хотел от жизни. Тори надеялась, что это утешит его, но сама она не могла порадоваться за него.
Жгучие слёзы наворачивались на глаза, когда она думала об этом. Он обещал, что всё будет хорошо, он клялся, что так будет лучше для них обоих, но что в итоге они получили? Что получила она? Кем она была теперь? Два года как его брат женился на очаровательной девушке, с которой подружилась Тори во время своего первого и единственного сезона. У Эдварда и Сесилии родился замечательный сынишка, его крестили. Однако даже столь значимые события его семьи не заставили Себастьяна вернуться домой.
И вот однажды, гуляя возле дома, рядом с конюшнями Клифтона, Тори вдруг остановилась как вкопанная, увидев, как издали к ней решительным шагом приближается тёмная фигура Себастьяна. Сначала она не могла поверить собственным глазам. Сердце замерло в груди. Она медленно моргнула, но видение не исчезло. И по мере его приближения, девушка поняла, что это не сон.
Его мрачный вид потряс Тори до глубины души. Он остановился прямо перед ней на расстоянии вытянутой руки. Глаза его опасно поблёскивали, взгляд был жестким и неумолимым, вокруг красиво очерченных губ залегли глубокие морщинки. Волосы растрепались, щёки запали, будто он похудел. Во всем его облике сквозило что-то пугающее и зловещее.
- Себа? – прошептала изумлённая Тори. – Это ты?
Он выглядел так, словно пережил самое большое потрясение в жизни, и казался таким несчастным, что Тори захотелось немедленно объять его и стереть это пугающее, болезненное выражение с его лица. Что с ним сталось? Что произошло?
В голове вдруг промелькнула предательская мысль: слава небесам, что он не в сутане.
Себастьян продолжал сверлить ее своим тяжелым взглядом, а потом заговорил резким, но до боли любимым голосом:
- Однажды ты кое-что попросила у меня. Я долго размышлял над этим. Ты даже понятия не имеешь, что это значило для меня, и Бог свидетель, как сильно я тогда хотел исполнить твою просьбу.
Тори непонимающе приподняла брови.
- О чем ты?
Он не ответил. Вместо этого он грубо схватил ее за плечи и прижал к каменной стене конюшни. Тори была так потрясена его поведением, что не подумала даже вырываться, а только беспомощно смотрела на него, не представляя, чего он хочет с ней сделать. Что он задумал? Тем временем Себастьян прижался к ней всем своим твердым телом и наклонил к ней темноволосую голову. Необычный трепет охватил ее всю. Господи, никогда прежде он не дотрагивался до нее вот так откровенно и так решительно. И его прикосновение заставило ее очнуться будто от долгого, глубокого сна.
- Ты так спокойно рассуждала об этом, – с нескрываемой угрозой в голосе начал он, обжигая ее своим пылающими изумрудными глазами. – Посмотрим, что ты скажешь после этого.
- Что ты… – только хотела вымолвить Тори, но не смогла договорить.
Ее шепот потонул в потрясённом вздохе, когда он запечатал ее губы своими губами.
Даже во сне Тори не могла представить себе, что он когда-нибудь сделает это. Но теперь… Она застыла, потому что застыл весь ее мир.
Себастьян целовал ее!
Ее тихий, сдержанный, всегда такой робкий Себа был, наконец, готов сделать это! Пришёл так внезапно только для того, чтобы поцеловать ее! Целых два года ему потребовалось, чтобы решиться на этот поступок! И тут ее мир снова раскололся на тысячи осколков. Дыхание перехватило, а сердце взорвалось от мучительной боли. Почти всю жизнь она желала этого мгновения, мечтала об этом и гадала, какие чувства испытает, когда он коснётся ее. Но реальность превзошла все ее ожидания. К такому она не была готова.
Впервые в жизни у нее была возможность без каких-либо запретов обнимать его. Своего Себастьяна. Тори понимала, что задохнется, если не начнет дышать, но боялась пошевелиться, дабы не спугнуть его, не развеять этот прекрасно-захватывающий момент, это чудо. Она утонула в самых своих сокровенных ощущениях. Он прижимался к ней так тесно, что она чувствовала каждый мускул, каждый нерв его большого, напряженного тела. Он обнимал ее так крепко, что сдавил ей все кости, но Тори не возражала. Господи, она всегда хотела быть вот так близко к нему!
Тепло его губ словно бы разморозило ее. Тори встрепенулась и постепенно начала верить в реальность происходящего. Оцепенение постепенно сменилось другим, более острым чувством. Он надавливал на ее губы с отчаянной силой, словно хотел расплющить ее. Но это не могло напугать ее. Себастьян был зол, напряжен и рассержен, с изумлением поняла Тори, но даже, несмотря на это он изучал ее уста с присущей ему осторожностью и нежностью. У нее заныло сердце. Какими бы жестокими не были его намерения наказать ее, он не был способен причинить ей болью. Он никогда не был груб с ней, что бы ни произошло. И возведенные за столько лет толстые стены вокруг нее рухнули. Тори издала мучительный стон, подняла руки и обвила его за шею.
- Себа, – хрипло молвила Тори, притягивая его к себе, вжимаясь в его тело. Впитывая его тепло, его силу. – Мой Себа…
И в этот момент в нём что-то бесповоротно изменилось. Если до этого он был напряжён до предела, то теперь из него, казалось, ушли все его силы. И злость. Он в один миг выдохся в ее руках, ощутив ее объятия, услышав ее шепот. Затаив дыхание, он поднял голову и потемневшими от боли и страсти глазами посмотрел на нее.
В груди у Тори что-то оборвалось, когда она столкнулась с его будоражащим взглядом. Впервые он не мог скрыть от нее то, что творилось у него в душе, то что она могла бы узреть до конца, если бы он резко не притянул ее к себе. На этот раз она была готова к прикосновению его губ, и они слились в желанном, осознанном и горестно-тоскливом поцелуе, который перевернул их мир. Он обжигал ее своей жаждой и горячим дыханием. Он заставлял дрожать каждый нерв ее тела. Он втянул к себе в рот ее губы, словно хотел поглотить ее, а затем решительно разжал языком ее зубы и проник внутрь.
Тори издала слабый стон, не ожидая подобного. Никто ведь никогда прежде не целовал ее так. Так откровенно, так страстно и так мучительно сладко, что она забыла обо всем на свете. Его язык исследовал ее с дотошной, но опьяняющей тщательностью, словно не хотел обделить вниманием ни одну крошечную точку. Словно хотел оставить на ней свой след, не зная, что она уже вся принадлежит ему.
Его руки мягко поглаживали ей спину и плечи, вызывая озноб во всем теле, губы терзали ее так, что Тори с трудом могла дышать. Каждое его прикосновение отзывалось мучительной дрожью и сладостью в груди. Она льнула к нему, боясь упасть, потому что ноги вдруг стали ватными и больше не держали ее. Его поцелуй вытеснил из нее всю боль и горечь, которые отравляли ей жизнь. Голова кружилась от постепенно нарастающего, такого необычного и дивного удовольствия, что Тори стала медленно плавиться.
И не в силах больше быть равнодушной к этому чуду, она поцеловала его в ответ так, как только мечтала об этом с тех самых пор, когда впервые поняла, что такое поцелуй между мужчиной и женщиной. Ей было двадцать лет, она уже столько всего пережила за это время, но казалось, только сейчас поняла, что такое настоящая жизнь.
Едва Тори встретила его губы безоговорочной капитуляцией, полностью раскрывшись перед ним, как в нём снова что-то изменилось. Себастьян вздрогнул, когда она коснулась его языка своим, и Тори почувствовала, как он задрожал. Будто для него это было так же невыносимо прекрасно, как и для нее. И ещё теснее прижал ее к себе, почти поглощая, испивая ее без остатка. Это было слияние не только губ. Медленно друг в друге растворялись их одинокие души. И впервые в жизни Тори позволила произнести про себя слова, которых так сильно боялась.
«Я люблю тебя, – заныло ее сердце. – Господи, Себастьян, я так сильно люблю тебя, что не хочу больше жить без тебя!»
Внезапное осознание этого так сильно потрясло ее, что ей вдруг захотелось заплакать.
Но она не успела в полной мере насладиться этим хрупким моментом, который определил всю ее дальнейшую жизнь, потому что так же неожиданно он прервал поцелуй, оторвался от нее и поднял голову. Не желая расставаться с ним хоть бы на миг, с всё ещё закрытыми глазами Тори потянулась к нему, решив, что он вернулся к ней на этот раз навсегда. Вернулся, чтобы…
- Ты на удивление хорошо целуешься, – раздался вдруг его охрипший голос.
Тори все ещё была под воздействием пьянящего поцелуя, поэтому не расслышала в его голосе ноток жёсткого упрека. Медленно открыв глаза, она удивлённо посмотрела на него.
- Себа?
Его глаза потемнели ещё больше. Он смотрел на нее с такой болью и гневом, что Тори, наконец, пришла в себя, отчетливо понимая, что с ним что-то происходит. Что-то ужасное. И следующие его слова подтвердили это, лишив ее надежды, которая затеплилась в груди. Его голос прорезал воздух подобно острому кинжалу, когда он заговорил:
- Ты просила поцеловать тебя? Я сделал это. Ты не хотела, чтобы я стал священником? Я отказался от сана. Ты хотела, чтобы я стал военным и пошёл в армию? Через час я отплываю на континент. Я еду туда воевать и убивать. Ты считала, что я скучный зануда? Надеюсь, жестокий убийца больше придется тебе по душе. – Он отпустил ее и сделал шаг назад. – Что ж, меня не будет рядом. Можешь и дальше продолжать наслаждаться мужским вниманием, а в особенности их поцелуями. Ведь мой ты забудешь так быстро. Ведь я всего лишь зануда.
Тори с ужасом смотрела на него, слушая эту дикую речь. Весь его приход был мрачной прелюдией к тому, что он только что сказал. Чем только что разорвал на части ее бедное сердце. А потом, вероятно, в самый последний раз Себастьян развернулся и зашагал прочь.
Навсегда.
Тори показалось, что она видит очень-очень плохой сон, но разве во сне можно испытать такую невыносимую, обжигающую боль, от которой хотелось умереть? Во сне нет места свирепой силе, которая мечтает задушить в железных тисках сердце, которое только что поняло величайшую силу любви.
Из нее вдруг разом ушли все силы, и Тори поняла, что сползает вниз по стене на холодную землю. Силуэт Себастьяна растворился вдали, а потом перед глазами все поплыло. И она обнаружила, что плачет, но не издавала при этом ни единого звука, настолько глубокой было ее горе.
Он отказался от сана. Ради нее.
Он стал офицером. И тоже ради нее.
Боже, он готов был совершить любую глупость ради нее, не зная, что ей ничего этого не нужно! Она не хотела священника, не хотела военного или банкира. Она хотела того самого Себастьяна, которого встретила на пороге собственного дома много лет назад. Который привел ее к своему валуну и разделил с ней свой секрет. Неужели она так много хотела от жизни?
Что он знал о войне? Ее духовный и всегда такой робкий, сдержанный и правильный Себастьян. Его могли убить на первой же битве. Ведь именно ее взрывные, запальчивые слова и подтолкнули этого глупца на столь вопиющий поступок. Как она сможет жить после этого, зная, что это она послала его на верную гибель?
Тори вдруг издала истощенный вопль, упала на землю и разрыдалась, не в силах больше дышать. Она потеряла его в тот самый момент, когда с кристальной ясностью поняла, как сильно любит его, как сильно нуждается в нём. Это был предел, та самая черта, через которую она не могла уже переступить.
Что он наделал?
Почему он поступал с ней так жестоко? Чувство вины разрывало ее изнутри, но к нему примешалось чудовищное осознание того, что она больше никогда не увидит его, потому что он ни за что не выживет на войне. Тори вдруг схватилась за грудь, ее пронзила такая острая боль, что она задохнулась, а потом замерла и потеряла сознание.
Очнулась она в своей комнате через два дня после последней встречи с Себастьяном. Тори лежала на кровати, а рядом сидели тетя Джулия и Кейт. Сестра убрала холодный компресс с ее лба и поднесла к губам стакан с водой.
- Выпей это, – мягко попросила она.
В сознании вдруг взорвались события двухдневной давности, и Тори снова ощутила ту режущую боль, от которой хотелось умереть. Теперь она ничего не хотела от жизни. Жизни, которая отняла у нее всё! На глазах навернулись слезы. Задыхаясь, Тори резко ударила по руке Кейт, отшвырнув от себя ненавистный стакан, который улетел в угол комнаты, ударился о стенку, упал и разлетелся на мелкие осколки.
Почти как ее сердце.
- Я ничего не хочу! – яростно прохрипела она, мечтая о том, чтобы ее оставили в покое. Она попыталась оттолкнуть от себя Кейт, которая с нескрываемым потрясением следила за ней. – Уходите отсюда! Я никого не хочу видеть. Оставьте меня в покое!
Она не заметила боль в глазах сестры. И не заметила кивка, которым та что-то дала понять тете. Джулия схватила Тори за руки и пригвоздила ее к матрасу. Тори, онемев, посмотрела на родных, которые, видимо, решили добить ее.
- Вы что делаете? – побелевшими губами спросила она. – Немедленно отпустите меня! Я… – Она не договорила, потому что в этот момент Кейт влила ей в рот что-то очень горькое. Тори похолодела, решив, что родные сошли с ума и решили отравить ее за все то, что она сделала. Тори хотела выплюнуть яд, но Кейт зажала ей рот рукой и пришлось проглотить отраву. По щекам текли мучительные слезы предательства. Когда Кейт убрала руку, а тетя отпустила ее, Тори размахнулась, чтобы ударить сестру, но та перехватила ее руку, а потом вдруг притянула к себе и крепко обняла ее. – Зачем вы это делаете? – хрипло вымолвила Тори, обнаружив, что больше не может двигаться. Она так сильно устала от жизни. И этой нескончаемой боли. – Почему вы поступаете со мной так?.. – Она уткнулась в плечо Кейт и закрыла глаза, не переставая плакать. – Зачем он это сделал?.. Я ненавижу его… Ненавижу…
Она плакала на плече у сестры до тех пор, пока силы не покинули ее. Боль в сердце почти поглотила ее. Тори провалилась в темноту, решив, что ее приняла холодная смерть, но она всего лишь заснула.
- Спи, родная, – срывающимся голосом прошептала Кейт, осторожно уложив сестру на подушки. Она вытерла слезы Тори, а потом и свои собственные. – Ты переживешь это. Ты сильная.
Почему все считали ее сильной? Она ведь не была сильной. Она всего лишь хотела любить Себастьяна. Она умирала от любви к нему, поняв свои чувства слишком поздно. И ничего не могла поделать, чтобы хоть как-то исправить ситуацию.
Видимо, она на самом деле была проклята с рождения. Только так можно было объяснить то, что она не получила ни Себастьяна, ни его любви, ни освобождения от боли. И теперь страх от того, что каждую секунду она может получить весть о его гибели, стала ее настоящим наказанием. Но на этот случай у нее всегда под рукой был пузырек с порошком.
И его часы…
***
Тори разбудил чей-то голос. Открыв глаза, она увидела склонившуюся к ней Алекс.
- Ты снова заснула на диване? – грустно заметила Алекс, глядя на сестру.
Измученная и обессиленная от воспоминаний, Тори лишь промолвила:
- Прости.
Глаза Алекс предательски заблестели, но этот блеск Тори приняла за отблеск света свечи, отразившийся в круглых очках Алекс.
- Пойдем, я помогу тебя лечь в кровать.
Встав и опираясь о руку сестры, Тори прошлась по комнате и легла на мягкий матрас. Она не знала, который сейчас час, она не знала, какое время суток за окном. Тори знала лишь одно: когда так сильно ноет сердце, лучше ещё немного поспать. Только так можно было на время спастись от боли.
И на короткое время она нашла забвение без снов, без чувств. В темноте.
Без него. Как всегда…
_________________

 » Глава 5

Глава 5

Поместье графа Ромней, Кент

Какой же он болван!
Себастьян в который раз проклинал себя за свое недопустимое поведение в доме Вики. О чем он только думал, набрасываясь на жениха Кейт? Правильно, ни о чем! Да и откуда он мог знать, что у Кейт появился жених? Едва он услышал, как кто-то другой называет Вики «милой», как кровь ударила ему в голову и натренированный годами, рациональный ум подвел его в самый важный для него момент.
Черт побери, но он всегда терял ясность ума, когда дело касалось ее.
Застонав, Себастьян упал на диван, прикрыв глаза рукой.
Виктория!
Ее имя было выжжено у него в груди, прямо в сердце. Это имя вызывало боль во всем теле. Это имя могло бы вылечить его от всех болезней. Это имя терзало его и одновременно спасало от беды. И это было агонией, которую он переживал с того самого дня, когда впервые повстречал ее.
Златовласую, очаровательную, смышленую девочку, которая буквально озарила его тусклую, ничем не примечательную жизнь. С ее появлением он будто пробудился от глубокого сна, ему явились все краски мира. Он знал точно, что теперь просыпаться по утрам не такая уж и сложная задача, потому что впереди его ждала встреча с ней. Она заполнила собой всю его душу. И он был только рад позволить ей это сделать, потому что хотел этого больше всего на свете.
Поначалу маленькая девочка, она покорила его одной своей улыбкой и светящимся взглядом. Когда она смотрела на него своими серебристыми, лучистыми глазами, ему казалось, что само солнце касается его сердца. Она была похожа на маленького ангела, который спустился к нему с небес. И он относился к ней как к ангелу, оберегал от дуновения ветерка и капелек дождя. Он читал ей книги, рассказывал все то, что знал. С самым рассветом он бежал на пляж только для того, чтобы увидеть в начале дня ее. Ради того, чтобы угодить ей, он как сумасшедший бегал за ней по пляжу, позабыв об остальном мире. Пока этот мир не встал между ними.
Пока она не подросла и не превратилась в ошеломляющую красавицу.
Себастьян сделал глубокий вздох, откинув голову на спинку дивана. Мысли о ней будоражили его сознание, его дух. И в особенности его тело.
Он обожал бывать с ней у их валуна, не мог насладиться мгновениями, когда она сидела возле него и слушала его замысловатые речи о далеких философах и мужах истории, качая при этом головой и журя его за столь сильное рвение к знаниям.
– Ты так много знаешь, что когда-нибудь у тебя обязательно лопнет голова, – говорила она с улыбкой, которая заставляла его терять дар речи. – Почему бы просто не жить?
Для нее все было так просто. Но не для него. Ведь он был старше, он знал законы жизни. А она была ещё слишком мала, чтобы понимать мир. Понимать его. Порой ему казалось, что он сам себя не понимает. Но глядя ей в глаза, он мог точно сказать, чего хочет от жизни.
Она постоянно твердила, что он должен чаще улыбаться. Раньше он никогда не задумывался над этим, но теперь. Теперь, когда рядом была Вики, он не мог позволить себе забыться хоть бы на миг, чтобы она не поняла истинный смысл его улыбки, его взгляда, его прикосновений. Ему всегда была нужна Вики. Даже когда она была девочкой. Это были самые опасные его мысли. Боже, ему было всего четырнадцать лет, возраст, когда в тебе просыпаются самые потаённые желания, но он безумно боялся их и отгонял их прочь. Боялся коснуться ее не так и тем самым напугать ее. Себастьян пытался держать себя в руках, подавлять свои истинные чувства и всегда улыбался ей, по первому ее требованию, лишь бы обрадовать ее. Лишь бы увидеть блеск ее бесподобных серых глаз.
Прошёл год с тех пор, как в его жизни появился неземной ангел. Уже целый год как она жила в его сердце.
Он был готов на все ради нее.
И был готов убить того мальчика, который на импровизированных рыцарских турнирах ударил Вики.
В тот день он испытал такой животный ужас, что ему потребовалось несколько недель, чтобы прийти в себя. Себастьян был ошеломлён тем гневом, той яростью, а потом и паникой, которые мгновенно скрутили его. Ему казалось, что ударили его. Что земля ушла из-под ног, а сердце перестало биться. И действительно, лучше бы ударили его, а не ее. Потому что с ней не должно было случиться ничего плохого. Вики была для него слишком дорога, чтобы наблюдать даже, как она морщится, не говоря уже о том, чтобы видеть ее корчащейся от боли. В тот день он наиболее полно осознал, как она беззащитна перед реальным миром. И что он не всегда может ее защитить. Понял окончательно, как сильно она нужна ему.
Но, черт побери, у него не было возможности, никакого права сказать ей об этом. Ей было всего девять лет!
Она называла его своим лучшим другом, а он вздрагивал словно от боли, не желая быть ей просто другом. Да, она проводила с ним всё своё свободное время. Но ему нужно было больше. Потому что они росли. Росла и его любовь к ней, его привязанность. И ответственность за нее.
И сокрушительное, настоящее, почти болезненное желание, которое он однажды обнаружил в себе. Себастьян сначала дико испугался этого. Он не знал, как отнестись к этому. Господи, он желал Вики в самом примитивном смысле! Ему казалось это чем-то мерзким, словно он мог запятнать даже свои мысли о ней. Он сходил с ума, мучился днями и особенно ночами. А потом понял, что должен сдерживать себя. Иначе погубит ее и потеряет навсегда.
Себастьян полюбил ее с самого первого дня, когда она попросила принять ее в своё общество. Он любил и был вынужден скрывать свою любовь, чтобы не напугать жизнерадостную девочку, которая стала его миром. Он надеялся, что когда она подрастет, когда придет время, он непременно откроет ей свое сердце, расскажет, а ещё лучше покажет, как сильно любит ее. И тогда ему не придется сдерживать себя. Ему не придется страдать. Тогда наступит блаженное облегчение. И хоть он читал бессчётное количество книг, он не мог найти нужных слов, чтобы выразить свои чувства к ней.
Однако время шло, и она подрастала. Стала так пленительно прекрасна, что Себастьян терял голову от одного ее вида. У него перехватывало дыхание, когда он видел ее. У него подгибались колени, когда она подходила ближе. У него дрожали все внутренности, и разрывалось сердце, когда она касалась его. Боже, он мечтал о том, чтобы она дотронулась до него и никогда больше не отпускала. Желание постоянно прикасаться к ней сводило с ума. И не имея возможности излить на нее всю свою любовь, Себастьян боялся не выдержать и взорваться. Он больше не мог вместить в себе все те чувства, которые испытывал к ней.
Вот и сейчас, сидя в слабо освещённой библиотеке, в своем излюбленном месте, Себастьян вспоминал ее глаза, когда впервые увидел ее после пятилетней разлуки, и ощущал дикое желание прижать ее к ноющей груди, сплавить с собой и никогда больше не отпускать.
Когда бы он ни приходил к ней, что-то с завидным постоянством вставало между ними. Это сводило с ума, потому что он был почти опустошен тем, что каждый раз ему приходилось терять ее!
Ведь однажды он действительно потерял ее.
Все изменилось после того дня, когда он признался ей, кем хотел стать. Это была его единственная возможность обрести уверенность в себе и в завтрашнем дне. И эта был уникальный, почти единственный способ завоевать ее. Ведь у него не было ничего. Он был вторым сыном графа, и хотя отец выделил для него небольшие средства, это едва бы хватило на то, чтобы купить скромный коттедж где-нибудь в глухом месте. А на что они бы жили дальше? Себастьян не хотел для Вики такой участи. И зная свои возможности, свою замкнутость и робость, он мог претендовать только на сан священнослужителя. Ведь это так хорошо подходило ему. Он думал, что отучится на викария, заимеет свой собственный приход, и будет жить с Вики долго и счастливо, в мире и согласии.
Но все пошло прахом.
Вики не нужен был священник. Она восстала против этой мысли так, словно он хотел занять место самого Сатаны. Как она не могла понять, что так он старался предложить ей нечто большее, чем имел? Но она не хотела священника. Она хотела банкира, военного, клерка, барристера, кого угодно, но не священника.
Он не мог понять причину, по которой ей пришелся не по вкусу его выбор. Что было плохого в сане священника? Она говорила о том, что это не принесёт ему смеха и улыбки. Но ему не нужны были ни смех, ни улыбка, ему было достаточно того, что она была рядом с ним. Он не видел смысла в улыбке. Его улыбкой была только Вики.
Но она назвала его занудой. Ранила его тогда, когда он меньше всего на свете ожидал этого от нее.
После этого ее отношение к нему кардинала изменилось. Ее будто бы подменили. И Себастьяну было до боли обидно наблюдать, как она игнорирует его, проходит мимо так, словно его и вовсе не существовало. Он терпел это, он покорно сносил все ее гневные, порой жестокие речи. Потому что любил ее. Просто умирал от любви к ней. Она была нужна ему даже тогда, когда причиняла ему боль.
Никогда прежде он не думал, что для нее он всего лишь зануда. Она стояла перед ним, такая красивая, такая гордая и говорила, что поедет в Лондон, найдет себе жениха и выйдет замуж. Неужели за время его отсутствия она научилась разбивать сердца, научилась управляться и его сердце? Неужели не понимала, что этим делала с ним? Он и так не знал ни секунды покоя. Он учился день и ночь, чтобы завоевать ее, предложить ей все радости жизни, но уже начинал проклинать тот день, когда уехал.
Себастьян не мог лишить ее сезона, как бы сильно не боялся отпустить ее, не мог лишить ее того, что по праву принадлежало ей, чем она обязана была насладиться будучи молодой дебютанткой. Он не имел права привязывать ее к себе, пока она сама не выберет его. А она заявляла, что выйдет замуж за того, кого найдет в Лондоне? Она с ума сошла? Господи, наверное, это он сошел с ума, потому что до поездки в Кембридж он не знал ни одну девушку, наивно храня верность только ей одной!
И сознания того, что она с такой лёгкостью может предать его, ожесточило Себастьяна. Он словно попал в чистилище, ежеминутно думая о том, что мог потерять ее, пока гнил в стенах университета. Как он мог потерять ее? Она была для него больше, чем жизнь. И поначалу усердный ученик, он постепенно превратился в безумца. И в один прекрасный, а может и наихудший день его жизни, не выдержав больше ни секунды вдали от нее, Себастьян послал к черту учебу и поехал в Лондон, чтобы наблюдать за ней хотя бы издалека. Умирая от ревности всякий раз, когда видел ее с другими.
А потом один единственный поступок навсегда перевернуло его жизнь. Себастьян сделал то, что перечеркнуло все, во что он до этого верил, и о чем мечтал. Он совершил злодеяние, которое сделало из него непростительного грешника.
Он стрелял в человека, и чуть было не убил его!
Воспитанный в духовном смирении и благочестии, Себастьян не смог смириться со своим поступком. Он не мог простить себя за это, но у него не было выбора. Ему нужно было действовать быстро и решительно, чтобы спасти Вики, и в какой-то момент он смог уберечь ее от беды. Вот всякий раз, вспоминая об этом, Себастьян приходил в настоящий ужас и молил Бога лишь о том, чтобы Вики никогда не узнала об этом. Ведь такое невозможно было простить, а он не смог бы вынести ее презрения. Он действительно был приговорен гореть в аду, но его отравленная душа не имела значения. По крайней мере, потом он был уверен, что она в безопасности.
А спустя ещё некоторое время погибли ее родители. Беда стала преследовать их почти по пятам. Себастьян так отчетливо помнил тот день. День, который перечеркнул все его намерения и разрушил все надежды. День, который ещё больше отдалил ее от него, хотя должно было произойти обратное. Сердце до сих пор переворачивалось от боли, едва эти воспоминания охватывали его.
Она просила поцеловать ее. Умоляла об этом, цеплялась и льнула к нему, не представляя, что творит с ним сама.
Себастьян лишь совсем недавно оправился от своего поступка, греховного для будущего священнослужителя, и не представлял, как теперь жить с этим дальше. У него разрывалось сердце, когда в тот день он обнял ее и слышал глухие рыдания. Он обнимал ее так крепко, как только это было возможно, ощущая ее боль как свою собственную. Она прожгла ему душу своими слезами, но он не выпустил ее из своих объятий до тех пор, пока она не успокоилась. Он не мог оставить ее одну в такой момент. Ни за что бы не смог. Поэтому примчался к ней и пытался утешить ее, как только мог.
Пока она не попросила поцеловать ее.
Господи, он так долго мечтал о том дне, когда сможет, наконец, поцеловать ее! Он так долго хотел ее, так долго думал об этом, терзаемый мучительным, неконтролируемым, непреодолимым желанием, что боялся не устоять и наброситься на нее, шокировать, отпугнуть и вызвать полное отвращение к себе. Если она узнает, что он желал ее всю жизнь, она возненавидит его. И если бы он тогда поцеловал ее, он не смог бы сдержать себя. Не смог бы остановиться. Он был слишком молод и горяч и непременно напугал бы ее силой своего желания, которого ни к кому прежде не испытывал. Да, в колледже у него были несколько девушек, но те были лишь бледной тенью в сравнение с Вики. И если она узнает, что он предал ее…
И если она узнает, что его руки обагрены кровью, что он все это время следил за ней в Лондоне…
Он совершил так много глупостей! Но он не мог потерять ее! Не сейчас. Никогда…
А ещё, Себастьян не хотел, чтобы их первый поцелуй был связан с такими страшными для нее воспоминаниями. Она просила об их первом поцелуе, который должен был состояться едва ли не на неостывших телах ее родителей. Этого он никогда бы не смог сделать. И когда, еле сдерживая себя, стараясь не поддаваться искушению, Себастьян с болью отказал ей, она снова вонзила нож ему в сердце, с оглушительной легкостью признаваясь, что уже познала поцелуи других мужчин!
Как будто он этого не видел! Как будто не умирал ежесекундно, наблюдая эти мучительные для себя сцены.
Его сокрушило ее спокойствие. Как она могла признаться ему, что целовала другого в его отсутствие? Как она могла вынести прикосновение другого человека, когда он сам корчился от отвращения, уединяясь с безликой девушкой, которая давала облегчение его телу? Он ненавидел эти минуты, а она заявляла, что в этом нет ничего плохого? Он еле сдержался тогда, чтобы не наброситься на нее, чтобы не признаться, что и у него есть опыт в подобных делах, да и побогаче. Но он не гордился этим опытом, в отличие от нее. Поэтому ничего не сказал ей, ведь тем самым он бы окончательно отдалил ее от себя.
Она хотела полноценной жизни, хотела веселья, улыбок. И поцелуев. А он, глупец, который тайно страдал от бесконечной любви к ней и не мог предложить ей ни света, ни улыбки, потому что его светом и улыбкой была только она.
В тот день Себастьян с горечью решил, что не нужен ей. Что никогда и не был нужен. Возможно, он много думал и многое анализировал, вместо того, чтобы просто чувствовать. Как однажды заметила Вики. Но он не мог иначе. Поэтому ему не оставалось ничего другого, как уйти от нее. Уйти до того, как наговорит ей много из того, что уже потом не вернуть…
Себастьян снова застонал. Он знал, что возвращение домой ничего хорошего не сулило ему. Все эти годы он только и делал, что воевал. Сначала с самим собой, потом с жизнью. Затем за Вики. Больше всего на свете он боялся потерять ее, потому что не представлял, ради чего тогда ему стоило бы жить дальше.
И в какой-то страшный момент Себастьян почувствовал, что она ускользает у него из рук.
После несостоявшегося поцелуя он жил целых два года, не видя ее. Это были самые тяжелые дни в его жизни. Он долго размышлял над тем, что же произошло, что ему сделать теперь, чтобы все исправить. И тогда понял, что только пойдя в армию, как она того и хотела, он вернет ее расположение, или хотя бы снова напомнит ей о себе. Себастьян понял, что никогда не сможет стать священником, имея на совести такие ужасные грехи.
Сердце разрывалось от мысли, что она могла забыть о его существовании за прошедшие два года. И если раньше с такой легкостью дарила поцелуи другим, может на этот раз она успела ещё нескольким десяткам подарить свою благосклонность? У него холодело все внутри, едва он думал, что она могла позволить другому больше, чем поцелуй. Вдруг она уже познала мужчину в самом прямом смысле? Ведь для нее «в этом не было ничего плохого». Ведь она хотела жить «полноценной жизнью»!
И тогда он приехал в Клифтон-холл. Себастьян не мог забыть тот день, когда ему пришлось объявить ей о своём намерении уплыть на континент. Он не хотел прощаться с ней так жестоко и холодно, но с ним что-то произошло в тот момент. Он почти не владел собой. Впереди была пустота и неизвестность. И дни без нее. Этого было достаточно, чтобы он потерял разум. Внутри что-то надломилось. Себастьян не знал, как станет жить, если ее не будет рядом. Он не хотел причинять ей боль. Он не хотел видеть боль в ее глаза. Но произошло то, что произошло.
И она ни за что не простит его за это.
Не простит за поцелуй, которым он хотел наказать ее, но потом сам же пал от нежности ее прикосновений, которое она бессознательно обернула против него же, целуя его так, что у него чуть не остановилось сердце. И только тогда Себастьян отчетливо понял, от чего ему придется отказаться.
Он не мог забыть вкус ее губ даже, когда ему казалось, что он умирал. Это были единственные светлые воспоминания, которые он вырвал из долгих лет отчаяния и боли. Господи, он до сих пор вспыхивал как порох, стоило вспомнить ее нежное, податливое тело, блуждающие по его плечам руки и тёплое дыхание. И горячие, восхитительные, медовые губы, которые сокрушили его волю, его дух. Он был ужасно зол на нее, но вся его злость тут же испарилась, когда она даже, несмотря на его грубость и резкость поцеловала его в ответ.
Лучше бы она этого никогда не делала.
Вики…
Она была его светом, его теплом. Его дыханием. Она была так восхитительна, что ему казалось, он умер и попал на небеса, потому что ни один поцелуй в мире не мог сравниться с тем, что позволили познать ее губы.
А потом он ушёл, успев заметить в ее глазах почти ту же черную боль, какая терзала и его. И впервые Себастьян задумался над тем, а правильно ли поступил? А вдруг он ошибся, вдруг он нужен ей… Это было похоже на медленную и мучительную смерть, потому что из него будто бы вытряхнули всю душу и, опустошенного, его бросили возле той конюшни, где он так же бросил застывшую Вики.
Всю жизнь, сколько он себя помнил, с тех пор, как повстречал ее, он хотел быть только с ней. Но злой рок постоянно отнимал ее у него, доведя его то того, что он сам когда-то отрекся от нее.
А потом настал ад, к которому он совершенно не был готов.
Даже в самом страшном сне Себастьян не мог представить себе, что ему доведется пережить такое. Что его грех, совершенный в Лондоне, будет легкой прелюдией к настоящему чистилищу. И если до этого он полагал, что от его души ничего не осталось, теперь ему приходилось убеждаться и не раз, что душа у него есть, и она способна разлагаться очень долго.
Пять лет, что он провел вдали от нее, на поле боя, стали для него адом, самым страшным кошмаром, который он никогда бы не смог забыть. Там, калеча и убивая людей, он потерял себя, частичку за частичкой. Он пошёл в армию, чтобы угодить Вики, но даже понятия не имел, что там ждало его. Неужели она хотела, чтобы он стал таким? Стал убийцей. Стал монстром.
Он собирался стать священником, хотел нести людям слово Божье, хотел жить в мире и согласии. И хотел Вики. Но его жизнь превратилась в кромешный ад. Он сам сделал это. И Бог не хотел помогать ему. Ни в чем. Его душа загноилась и стала такой черной, что ни одна молитва не была способна отмыть ее. Ему ни за что не вымолить у Бога прощения. И у Вики.
На этот раз он знал точно, что потерял ее. Потому что сомневался, что хоть когда-нибудь сумеет вырваться из этого ада. Да и она ни за что не станет ждать его, скучного ученого, который пошёл в армию только ради того, чтобы угодить ей. Теперь он превратился в монстра, его тело было отмечено бесчисленными шрамами от пуль и сабель врага. Вики будет тошно даже смотреть на него. Его душа почти умерла, и ей будет страшно узнать, что от него почти ничего не осталось.
Он не мог спать по ночам, потому что в ушах постоянно раздавались крики убитых им людей. Себастьян не понимал, как жить дальше, имея на руках кровь стольких людей. Он не представлял, что будет делать, когда все это закончится. И кончится ли когда-нибудь? Что ему делать в мире, где не будет Вики? Если раньше он думал, что хоть как-то сможет заслужить ее, теперь у него не осталось ничего, что он мог бы дать ей. Она ни за что не захочет монстра. А он не хотел запятнать ее своими грехами.
Да и помнит ли она о нем?
В нем осталось только одно: безмерная, безграничная, сводящая с ума, лишающая покоя любовь, которая навечно приросла к его костям и жила в его сердце. Только любовь и мысли о Вики помогали ему выжить на войне, помогали хотеть увидеть утро и рассвет. Он умирал от любви к ней и хотел хоть бы ещё один раз увидеть ее…
В висках вдруг запульсировало, и Себастьян понял, что довёл себя до очередного приступа. И это снова не позволит ему заснуть, хотя он уже давно не знал, что такое здоровый сон. В камине тихо потрескивали дрова, и их звук вернул его к реальности. К холодной, пустой реальности, в которой он не жил, а просто существовал.
Встав, Себастьян медленно направился к окну, вглядываясь в темноту ночи, и, приподняв голову, увидел луну. Серебристую и далекую. Луна всегда напоминала ему о Вики, которая была так же прекрасна и далека. Луна напоминала ему цвет ее искрящихся глаз. Обожаемые глаза, которые были наполнены слезами, когда она две недели назад открыла дверь и увидела его. В тот миг, находясь так близко от нее, глядя ей в глаза, он вдруг почувствовал, поверил, будто нужен ей. Что она не забыла о нем.
Что ждала его…
Себастьян застонал, ощущая удушающую боль в груди. Даже на континенте ему не было так плохо, как сейчас. Раз Бог пожелал сохранить ему жизнь и вытащил из того ада, где пало так много хороших людей, значит он был для чего-то нужен. Поэтому он должен был смириться со своим возвращением в этот мир и как-то попытаться жить дальше. Но беда заключалась в том, что без Вики он не знал, как это сделать.
Проведя рукой по волосам, он ощутил боль в плече, а потом и в раненом бедре. Это всегда будет напоминать ему о том, откуда он вернулся. Это его проклятие, и он сам должен нести свой крест.
Себастьян снова вернулся на своё место, и устало опустился на мягкий диван. Затем резко полез в карман, достал горстку миндаля и отправил пару зернышек в рот. Когда начинались приступы, он поглощал миндаль, и это унимало боль в ранах. Так ему сказал старик, который нашёл его на поле боя, под телами других офицеров, привез к себе домой и вместе со своей женой буквально вырвал из лап смерти. Себастьян не представлял, как отблагодарить этих людей, ведь только благодаря им он снова мог видеть Вики. Видеть солнце.
Целую неделю после ранения Себастьян пребывал в бреду, терзаемый агонией от боли в ранах. И однажды, когда он понял, что не вынесет больше и приказал старику прекратить его мучения, он вдруг услышал чей-то голос, далекий, но такой родной, что перехватило дыхание.
«Что бы ты ни делал, Себа, ты должен вернуться ко мне, к нашему валуну. Обязательно!»
Так однажды сказала ему Вики, когда он провёл в церкви после службы дольше времени, чем обычно, прежде чем пойти к ней. Она ушла задолго до того, как викарий Хауэлл закончил читать наставления. А когда Себастьян нашёл Вики у валуна, она нацарапала эти слова на их камне своей детской ручкой, чтобы он больше никогда не забывал приходить туда, где было его место. Где была она.
И Себастьян понял, что должен непременно вернуться к валуну. Вернуться к ней.
Зная, что совсем скоро боль усилится до такой степени, что он не сможет ходить, Себастьян встал и побрёл к себе в комнату. В доме было тихо. Все давно легли спать. Это немного успокоило его, потому что Себастьян не хотел никого видеть, ни с кем не желал разговаривать. Потому что непременно посыплются вопросы, а он не был готов ответить на них. Он не был готов вернуться к жизни.
К тому же миндалины быстро закончились, а у него в комнате была большая ваза с этими косточками. Которые утолят его голод. Он жевал их с тех пор, как впервые попробовал. Они унимали не только боль в голове, но и странным образом отвлекали и успокаивали. Звук хрустящих миндалин напоминал ему о том, что он до си пор жив.
Войдя в свою комнату, он тихо прикрыл дверь и направился к столу, где лежала ваза.
И его Библия.
Отплывая из Англии на войну, он взял с собой всего две вещи. Свою Библию, с которой никогда не мог расстаться. И…
В тот первый вечер, когда он спустился в свою каюту, Себастьян взял в руки Библию и развернул кожаный переплет. Внутри лежало то, за что потом он чуть не отдал жизнь.
Он был офицером, не знающим страха. Он безрассудно бросался под пули врага, мечтая поскорее прекратить агонию в груди. Но по какой-то необъяснимой причине он не умирал, или получал незначительные ранения. Другие солдаты стали побаиваться его. Он сам себя иногда боялся, понимая, что нигде в мире он не найдёт покоя. И однажды в очередном бою, когда враг выбил его из седла, из его кармана выпала Библия. Пока Себастьян приходил в себя, лихорадочно пытаясь дотянуться до заветной книги, враг понял, что завладел ценным трофеем и решил отобрать у него Библию. Себастьян озверел, не мысля жизни без этой книги. Вскочив на ноги, он хотел отшвырнуть противника и успел выхватить книгу из его рук, но кто-то вонзил острый кинжал ему в прямо грудь. Упав на землю, он вздохнул с облегчением, зная, что вернул себе свою драгоценность. Он выжил в тот раз, как впрочем, и всегда. Кинжал прошел всего в нескольких дюймах от его сердца.
Господи, ничто в мире не могло пронзить его сердце!
Но однажды кое-что проткнуло его насквозь.
Произошло это в той же каюте, в которой он уплывал из дома. Когда остался один и развернул Библию. Тогда Себастьян почувствовал, как сдавливает горло, как немеют пальцы рук и ног. Голова стала кружиться, а потом он обнаружил, что щиплет в глазах. Такое происходило с ним впервые. И не выдержав больше, он застонал и глухо молвил, впервые произнес то, что не говорил никому, даже себе.
-Я люблю тебя, Вики! Господи, я до безумия люблю тебя!
Он даже сам еле различил свои слова, но они заставили его содрогнуться от мучительного спазма, который перехватил горло, а потом сжал все его тело.
Вот и теперь Себастьян осторожно взял Библию, развернул кожаный переплёт и увидел маленький лоскуток льняного платка. Весь продырявленный от многочисленных неуклюжих стирок, посеревший от времени, но до боли дорогой платок. Платок, который повязала ему на руку Вики много лет назад на импровизированных рыцарских турнирах.
Это была единственная вещь, которая связывала его с ней. Это было то, что напоминало ему о ней. В этом платке заключалась вся его жизнь. Он носил его в самой священной для себя книге, понимая, что эти две вещи подпитывают его, пока он далеко от дома. Далеко от нее.
И когда, очнувшись, он лежал в домике старика, и смотрел на платок с вышитыми на нем тремя буквами, ее инициалами, Себастьян понял, что должен вернуться к ней. Он не мог умереть, не повидав ее, не заглянув в обожаемы глаза. Даже если она забыла о нём.
Он не писал домой ни единого письма, чтобы не получить в ответ послания о том, что возможно Вики вышла замуж. Она была прекрасна, так красиво, что захватывало дух. Она была умна, жизнерадостна, тактична, проницательна и так безмерно добра, что любой мужчина был бы счастлив видеть ее своей спутницей. Он вернулся к ней, даже не зная, замужем она, потеряна ли для него навсегда или нет.
Он просто хотел ещё раз увидеть ее. Даже если она уже познала другого мужчину.
Дрожащими пальцами взяв заветный платок, Себастьян приподнял его, а потом зарылся лицом в мягкую материю, ощущая сверлящую боль в груди. Он знал, что она совсем рядом, но в то же время далека, как ночная звезда.
Почему-то в столь мрачное для себя время, он вдруг вспомнил далёкий день из прошлого, когда стал гоняться на пляже за бабочками, которые так понравились Вики. Она хотела рассмотреть их вблизи, а они так быстро улетали от нее, что она не успевала этого сделать. И тогда Себастьян решил поймать их для Вики. Он принес на пляж все баночки, какие только смог найти, и в каждой поместил по хрупкой бабочке, сохранив им жизни. Чтобы Вики смогла, наконец, разглядеть каждую из них. С присущим ей заразительным восторгом она обходила каждую баночку, подзывая его делать то же самое. Но он не смотрел на бабочек. Себастьян смотрел на Вики, и с каждой ее улыбкой его жизнь наполнялась смыслом и значимостью. В тот день она была счастлива, и грудь его переполняло острое чувство удовлетворения от сознания того, что он сам сделал ее счастливой.
Это был последний раз, когда он видел ее счастливой.
Теперь жизнь так сильно потрепала его, что он боялся не обнаружить в себе ничего из того, что мог бы предложить ей. И тогда он потеряет ее навсегда… Но на этот случай он всегда хранил возле своего сердца Библию и платок. И пулю.
И чувствуя, как сердце сжимается в груди, понимая, что не в силах больше сдерживать боль, Себастьян с мучительной тоской прошептал:
- Вики.
***
Вздрогнув, Тори присела на постели, оглядываю темную, пустую спальню. Ей показалось, что кто-то позвал ее. Она точно слышала, как кто-то произнес ее имя.
Прошептал «Вики».
Тори вдруг замерла, поняв, что никто не называл ее так. Кроме Себастьяна.
Рухнув снова на подушки, она зажмурилась, пытаясь помешать слезам выкатиться из глаз. Она начинала сходить с ума. Ей уже мерещился его голос. Она знала, что он совсем близко. Он рядом, но она не видела его с тех пор, как он появился на пороге ее дома. Почти как в первый день приезда в Клифтон. Две недели она сторонилась входной двери, боясь даже выйти во двор. Потому что боялась увидеть его. Она была так виновата перед ним. Чувство вины заставляло ее задыхаться, и Тори боялась, что в свете всех произошедших за эти годы событий он приехал, чтобы прилюдно отвергнуть ее. В последний раз разбить ей сердце в наказание за то, что она послала его в ад, где он чуть было не погиб.
Что с ней станется, если он действительно откажется от нее?
Что ей делать тогда?
И выдержит ли ее кровоточащее сердце этого, последнего испытания?
_________________

Ооо новый роман!!! Буду читать с удовольствием

Приятного прочтения! Это не последний из новинок.
В скором времени начнется выкладка еще одного романа.
Следите за новостями. Обязательно сообщу, как только девочки голосованием решат, какой роман выкладывать следующим. Вы так же можете принять участие в голосовании. В разделе Куда я без тебя?..
_________________

Марина,с новой темой!!!Принимайте в читатели
___________________________________

Спасибо большое! Конечно принимаем! Располагайтесь и устраивайтесь!
_________________

Вкусняшка!жду продолжения!
_________________

Марина, добрый день! Принимайте в читатели!
___________________________________

Понравилось? Ух как быстро проглотили. Как вам герои?
_________________

Добрый-добрый!!! Конечно, принимаю. Располагайтесь и наслаждайтесь!
_________________

У меня вообще дурацкая привычка проглатывать понравившийся текст, качество при этом не страдает да понравилось... У вас удивительная способность описывать так что невольно переживаешь за героев как за друзей... А еще это шикарное описание тех условностей.. предрасудков..негласных законов трактующих "моду и законодательство" в обществе по отношению к людям...
и да я за Себа))
_________________