Женский роман (СЛР)

 » Женский роман (СЛР)  [ Завершено ]

Авторы: мы
Жанр: фантазии
Рейтинг: школьный (временами старшая школа)

Аннотация:

#1 Имена
На Марину, вчерашнюю выпускницу иняза, сваливается все и сразу: классное руководство в 11 классе, холостой отец одного из учеников и громкий скандал. Каковы шансы справиться с обстоятельствами и найти единственно правильное решение?
А где-то в далекой гавани на другом краю Земли пришвартовался корабль под командованием бесстрашного капитана Ратона.

Посвящение: Нашей Наташе.

Примечание 1: ни один из авторов не имеет ни малейшего отношения к школам и образовательной деятельности. Потому заранее просим прощения у всех представителей славной учительской профессии за возможные неточности и ляпы.
Примечание 2: При написании этой истории не пострадал ни один пеликан.
Примечание 3: Во время кастинга мы не мелочились.

Примечание главное: "Женский роман" - история не новая, но нежно любимая. Главы будут выкладываться каждый день.

  Содержание:

  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (JK et Светлая)

  Подписаться на автора

  Открыть в онлайн-читалке

  Скачать вычитанный файл FB2
  Скачать вычитанный файл PDF
  Скачать вычитанный файл EPUB

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: JK et Светлая; Дата последней модерации: 31.03.2018

 » Пролог

На распахнутую ставню, шумно хлопнув крыльями, уселся пеликан. И стал чистить перья, поглядывая круглым глазом на девушку, которая спешно вытаскивала из шкафа белоснежные блузки и цветастые юбки, разбрасывая их по кровати и стульям. Все они совершенно не подходили Дейне. Сегодня ей хотелось быть самой-самой красивой.
Отбросив в сторону очередную юбку, она тихонько чертыхнулась и подошла к окну. Вгляделась в горизонт, но ничего не увидела. Не было ни облачка на синем небе, ни паруса на море. Дейна перевела взгляд на птицу, теперь медленно раскачивающуюся на ставне.
- И вот что ты тут расселся, а? – усмехнулась она. – Места себе другого не нашел. Подглядываешь? Ну и ладно!
Спустя полчаса разодетая, несмотря на сложность затеи, Дейна заметила, наконец, в окне быстро приближающийся корабль и радостно вскрикнула. Это могла быть только «Серпиенте марина»! Глаза девушки заблестели, и она выскочила за дверь своей комнаты только затем, чтобы тут же наткнуться на недобрый взгляд мамаши Жасинты, проходившей по коридору в то самое время. Мамаша ощупала этим взглядом наряд Дейны, рассмотрела зеленую юбку, расшитую вручную шелковой нитью сложным узором из синих цветов, оглядела блузку в тон с чудесными кружевами, выторгованными у скряги Рикардо, привезшего их из самого Парижа, ожерелье из разноцветных камней на высокой шее. И косы цвета ржавчины. Нет, цвет был красивый, но ужасно раздражал мамашу Жасинту. Не иначе папаша ее дочери был каким-нибудь ирландцем. Ну да мало ли ирландских моряков заглядывали в дом мадам Сесиль? Всех и не вспомнить. Хотя был один упрямый, настойчивый, обещал увезти ее на родину. Мадам Сесиль, добрейшей души женщина, отговорила, за что Жасинта была ей крайне признательна. Бог знает, как сложилась бы ее судьба, если бы сбежала она с тем мужчиной. А так ей грех жаловаться. Таверна ее процветает, отбоя от поклонников нет, дочь выросла красавицей… Только тревожил мамашу Жасинту неспокойный взгляд ее зеленых глаз, удивительно похожий на взгляд упрямого ирландца.
- И куда собралась, такая разодетая? – строго спросила Жасинта у дочери.
- К Алмейде схожу. Расхворалась она совсем. Брат ее, Тоби, сказал, она спрашивала обо мне.
Дейна попыталась обойти мать. Но ту провести было трудно. Хорошо она знала, когда Дейна пытается ее обхитрить. Сама такая же была. Жасинта схватила дочь за руку и сурово сказала:
- Говорят, нынче «Серпиенте марина» прибывает. Слыхала?
- А мне что с того? – фыркнула дочь. – Подумаешь. Сегодня один корабль, завтра другой. За всеми не уследишь.
- Верно, дочка. Ни к чему тебе эти висельники. А все они висельники, попомни мое слово! Если в море не сгинут, так губернатор Лос-Хустоса их переловит всех, да и вздернет рано или поздно. И Исла-Дезесператос не спасет. Особенно капитана Ратона – все знают, как его ненавидит губернатор. Только за ним по морям и гоняется. Так что ты об этом ублюдке и думать забудь!
Дейна бросила сердитый взгляд на мать.
- По губернатору самому виселица плачет, - буркнула она. – И о ком мне думать – сама разберусь!
Мамаша прищурилась и снова всмотрелась в упрямое лицо дочери. Ох и красивая, самородок! Но хуже – с характером! Жасинта усмехнулась и проговорила:
- Между прочим, с утра Дьярмуид забегал. Говорит, у сестры его именины. Старая Катарина пироги печет. А вечером музыкантов к себе зовут. Если хочешь, так и быть, отпущу тебя, в таверне и сама справлюсь. Хосе Бертино поможет, никуда не денется. Все равно сидит вечно, как истукан, в углу.
Весело глянув на мать, Дейна вздернула брови и рассмеялась:
- Значит, к Дьярмуиду можно?
- К Дьярмуиду – можно! Но ты ведь не пойдешь к Дьярмуиду, да? Ты ж только и думаешь, как на пристань сбежать, да?
- Ну почему же не пойду? – Дейна прищурилась – Пойду. Вот Алмейду проведаю – и пойду. У Катарины пироги всегда вкусные.
- А мне потом Катарина расскажет, была ты у них или не была! Потому даже не вздумай встречаться с капитаном Ратоном! И лгать мне не смей! А сейчас переоденься и ступай на кухню. Картофель привезли. К вечеру начистить надо. Фунтов двадцать понадобится, не меньше. Будем рагу делать! Моряки наше рагу любят!
- Мне к Алмейде надо, мам, - протянула просительно Дейна.
- Вечером у Дьярмуида повидаешь Алмейду! Она с утра Катарине помогает! Переодень передник, говорю тебе! – отрезала мамаша Жасинта.
- Сами и идите к своему Дьярмуиду! – прошипела Дейна и резко развернулась на каблуках. Так, что юбка взвилась ярким взмахом ткани.
Девушка влетела в свою комнату и громко хлопнула дверью. В ответ раздался шум крыльев улетевшего пеликана. Дейна проводила его глазами, медленно переоделась в домашнее платье и отправилась на кухню. Уныло устроившись среди корзин с картофелем, она принялась за работу.
- Я все равно убегу на пристань, - бормотала она себе под нос, - это ничего. Пусть и вечером. Проберусь на «Серпиенте марина»…
Дейна взглянула в маленькое тусклое окошко, в которое была видна лишь самая верхушка грот-мачты, вздохнула и зло бросила очищенную картофелину в миску, от чего брызги фонтаном разлетелись в разные стороны.
- Донья Дейна, - раздался голос маленькой Марии, посудомойки, - вы так поранитесь. Осторожнее с ножом.
- Я постараюсь, - улыбнулась ей Дейна. – Если уж кого и ранить этим ножом, то уж точно не себя.
- Полгорода сбежалось на пристань, - вздохнула служанка. – Говорят, капитан Ратон с хорошей добычей пришел. Будет, на что посмотреть.
- И все девушки и женщины Рэдбея уже там, - печально вздохнула Дейна.
- Ну так и вы бегите. Я картофель почищу.
- Правда? – сердце Дейны бешено заколотилось. – Мария, ты…
Не находя слов, она бросилась обнимать девчонку с ножом в руке наперевес, потом, опомнившись, отбросила его в сторону и прижала Марию к груди.
- Я тогда побежала, да?
- Бегите, донья Дейна! Бегите, да только за два часа уж управьтесь. Раньше сеньора Руива не придет, она с Хосе Бертино поехала на мельницу. Но два часа – самое большее. Иначе несдобровать нам обеим!
Дейна выскочила из кухни, на бегу сдергивая с себя передник. Сначала кинулась, было, к себе, чтобы переодеться, но потом махнула рукой, и, подхватив повыше юбку, чтобы не путалась в ногах, стремглав помчалась туда, где теперь во всей своей красе посреди бухты развевался на ветру флаг Ратона. К счастью, таверна располагалась на пригорке, и по дороге, круто уходящей вниз к берегу, Дейна уже спустя десять минут добежала до пристани и уверенно пробиралась сквозь толпу зевак.
_________________

 » Глава 1. На часах было 6:38 утра

На часах было 6:38 утра, когда Кирилл Максимович Вересов ввалился на кухню, почесывая взъерошенную шевелюру и щурясь от по-сентябрьски яркого солнца. Пред очи своего отца он предстал в пижаме, правда, уже умывшись. И окинув взглядом еще пустой обеденный стол, поинтересовался:
- Что на завтрак?
- Омлет, - раздался голос отца, - бери тарелки, накрывай на стол.
Вересов-старший отлепился от барной стойки, разделявшей кухню на две части, и вместе с толстой папкой в руках переместился за стол.
- О, с утра пораньше включил юриста, - протянул Кирилл и пошел к подвесному шкафчику, где стояли тарелки. Вынул две, поставил одну перед отцом, вторую напротив. Разложил приборы и поплелся к плите. Через минуту большой омлет со сковороды был поделен на два одинаковых куска и отправлен по тарелкам.
Глядя на завтрак, Кирилл чуть поморщился, немного подумал, влез в холодильник и присовокупил к уже имеющемуся пару томатов и банку сока.
- Между прочим, Нина Петровна ушла больше месяца назад, - объявил он, усаживаясь, - а каникулы уже третью неделю как закончились. Пора бы все-таки подумать о новой домработнице. Хотя бы подумать, па.
Максим кивнул, одновременно отправляя в рот кусок омлета и переворачивая страницу.
- Хорошо, подумаю. Вот процесс Борисоглебского завершу – и подумаю.
- Тогда придется звать на подмогу бабушку. На омлете я долго не протяну. Молодой растущий организм. Хочешь лекцию от педиатра на пенсии?
Удивленно вскинув бровь, отец оторвал взгляд от бумаг и внимательно посмотрел на Кирилла.
- Это сейчас была угроза или шантаж?
- Предостережение от рисков. Я тоже не хочу, чтобы она тут околачивалась – начнет контролировать учебу. Но, блин, омлет третью неделю!
- Ок, один вечер, вместо своего танкового рандома, посвяти выбору домработницы. Все равно от компьютера не отходишь. Но пользы будет больше.
- О! Спихнул уже! – рассмеялся Кирилл. – Тогда пеняй на себя. Когда на порог явится блондинка с третьим размером и ногами от ушей, не забудь спросить ее рекомендации.
- Ну, это ты сильно губу не раскатывай, - хохотнул Вересов в ответ. – Рекомендации спрошу в первую очередь, ДО подписания контракта. Так что жуй давай и не умничай!
И он снова уткнулся в бумаги. Этот процесс его изматывал. Он длился уже третий год, и конца-края ему было не видно. Но на сегодняшнее слушание Максим Олегович возлагал самые большие надежды, ожидая, что наконец-то будет вынесено решение. Впрочем, это еще ничего не гарантировало. Наверняка госпожа Мазур-Борисоглебская поспешит со своими адвокатами в апелляцию. Но хоть какой-то рубеж будет пройден. Послать бы все к черту, конечно, так в конторе не поймут. На гонорары от Борисоглебского можно было жить, не ведя больше ни одного процесса. Но как же он его достал!
- Ты б тоже не умничал и хоть одну из своих баб в дом привел, пусть бы готовила. Хоть какой толк, - проворчал Вересов-младший и отправил в рот кусок омлета.
Максим долго смотрел на сына тем взглядом, который предупреждал, что дальше лучше не шутить. Он мог позволить Кириллу многое, но были вещи, которые не подлежали обсуждению. В повисшей тишине он медленно и негромко проговорил:
- У тебя есть два варианта. Можешь доесть омлет, отправиться в гимназию и вечером подобрать несколько кандидатур в домработницы. Заметь, именно в домработницы. Сайты не перепутай! А можешь прямо сейчас позвонить матери и в ближайшее время переехать к ней. Завтракать тем, что тебе приготовит она. Это понятно?
Кирилл посерьезнел и кивнул.
- Ясно. Первый вариант. С ее Джорданом я не лажу. И три собаки в моей постели меня бесят.
- Вот и заканчивай балаган, иди собирайся, иначе опоздаем, - Максим поднялся, сунул свою тарелку в мойку и направился к выходу.
- Па! - крикнул ему вслед всполошившийся Кирилл. – Забыл совсем! Сегодня собрание на 18:00.
В ответ раздалось негромкое ругательство.
- Вовремя! – обернулся отец. – Ладно, я позвоню бабушке. У меня встреча.
- Пааа! У нас классуха новая. Стремная девка. Но с классной грудью. Сильно хочет пообщаться.
- А за словами последить? Ты как разговариваешь?
- Та она только после института, - отмахнулся Кирилл. – Француженка. Честное слово, на ее уроках я – просто образец изящной словесности.
- Именно поэтому она и хочет сильно пообщаться. Понятно! – Максим кивнул. – Ладно, встречу перенесу, съезжу сам. А теперь марш собираться, точно опоздаем.
Кирилл торжественно кивнул. Демонстративно отправил остатки омлета в мусорное ведро, а тарелку в мойку. Запил съеденное соком и пошел одеваться.
Киевская гимназия им. И. Франко № 92 с углубленным изучением иностранных языков считалась одним из лучших учебных заведений, где английский, французский и немецкий наряду с обычными учителями читали еще и носители вышеперечисленных языков. Английский Кирилл знал неплохо – с восьмилетнего возраста проводил летние каникулы у матери в Штатах. Французский выбрала для него бабушка. На факультатив по немецкому он ходил дважды в неделю, потому что нравилось. И с вузом на начало одиннадцатого класса так и не определился. Мать все лето соблазняла разнообразием американских колледжей, к себе поближе. Джордан бесил. Отец ни на чем не настаивал. Бабушка развела бурную деятельность, насобирав брошюр киевских университетов и подсовывая ему в стопку с тетрадями.
Сам же Кирилл даже специальность толком еще не выбрал. И не особенно думал об этом. Куда более занимательным был вопрос определения размера груди Марины Николаевны, той самой француженки и новой классной руководительницы.
Как так вышло, что жирный кусок в виде 11-Б, чей классный руководитель весь десятый класс провел в больнице и приходил от случая к случаю, достался молоденькой учительнице, вчерашней выпускнице Киевского иняза, история умалчивает. Но Марина Николаевна взялась за класс со всем энтузиазмом не разочаровавшегося в специальности молодого преподавателя. И, кажется, даже не подозревала, что в классе с куда большим любопытством рассматривают ее фигуру в неизменных строгих костюмах и мордашку, чем всерьез воспринимают как классную, да еще и француженку. А Марине Николаевне, несмотря на миниатюрный рост, было чем похвастаться. Хотя от природы она была совсем не хвастлива и стройные ноги прятала в классических брюках, а высокую грудь и тонкую талию – в пиджаках. Лицо спрятать было не за чем – зрение хорошее, очками серые глаза необычной, немного вытянутой формы не закроешь. Зато темно-каштановые волосы заплетены в тугую косу и закручены в узел на затылке. Но даже это ее не портило! Лицо казалось еще тоньше, изящнее. И моложе. Хотя Марина Николаевна искренно верила, что этак она выглядит солиднее. Словом, это было интереснее спряжения неправильных глаголов. А если сравнивать с прежней классной, шестидесятипятилетней Зоей Геннадьевной, весившей никак не меньше центнера, то ясное дело, в голове Кирилла Вересова, как и доброй половины мальчишек его класса, была совсем не учеба. Ничего не поделаешь – гормоны!
Первым уроком был, кстати, как раз французский. Марина Николаевна вплыла в кабинет и спокойно сообщила, что запланированное аудирование она проведет… прямо сейчас. После чего раздала листки с тестами по тексту, который предстояло услышать. И включила запись. Было что-то об эпохе Бомарше и буржуазной революции. Класс готовился к сдаче очередного экзамена DЕLF А-5 и А-6. Гоняли страшно и едва ли не каждый день. Миниатюрная Марина Николаевна и гоняла.
Но Кириллу Вересову аудирования по французскому всегда давались трудно. Он обреченно слушал болтовню сладкоголосой барышни из плеера. И толкал локтем Дрона, сидевшего с ним за партой. Тот недовольно косился на него и придвигал лист с ответами так, чтобы Кириллу было проще их скатывать. Невелика премудрость – галочки правильно расставить. Правда, развернутых вопросов никто не отменял.
- Псс! – зашипел Кирилл едва слышно. – А дальше?
- Ты хоть слова местами меняй, - в ответ зашептал Дрон.
- Ясен перец!
- Вересов! Новицкий! – раздался голос Марины Николаевны. – Что там у вас происходит?
Кирилл поднял глаза и пропал. Классуха, приняв наиболее строгий вид, на какой была способна, направилась прямо к нему. Опять придется хохмить и… хамить.
- Что тут? – она взяла оба тестовых листа и стала сравнивать. – Ну и кто у кого списывал? Сейчас обоим по паре поставлю.
- Ну, я списывал, - тут же протянул Кирилл. – Я на DЕLF не иду, мне можно и не париться.
- Во-первых, это я решаю, идешь ты на DЕLF или нет. Во-вторых, с итоговой оценкой, как я понимаю, ты тоже решил не париться?
- Ну, если я не парюсь, то вы-то чего? В Сорбонну я поступать не собираюсь, чтобы переживать. Вы, кстати, тоже со всеми своими дипломами не Сорбонну окончили! Или не поступили? Вот облом!
Темные брови учительницы подлетели вверх, а вытянутой формы глаза сделались вдруг почти круглыми.
- Два, Вересов, - тихо сказала она.
- Аудирование закончилось?
- Для тебя – да.
- Круто!
Кирилл вскочил со стула и стремительно вылетел из кабинета, не дожидаясь разрешения выйти. Впрочем, и окликнуть его Марина Николаевна не соизволила. А зря.
Понесло его на задний двор, где под козырьком, со стороны школьного стадиона, было удачное местечко, поскольку окна, выходившие на него, давно заколотили – там располагался бассейн. Да еще и старая пристройка хозяйственного назначения скрывала козырек от посторонних глаз. Излюбленное место юных курильщиков. Конечно, о том, что там курят пацаны, было прекрасно известно. Но сторожу лень было лишний раз гонять. Потому там детишки и торчали по два, по три.
Кирилл сел на ступеньку под крылечком, достал пачку, зажигалку и затянулся сигаретой. Она бесила его. Его, конечно, многое бесило. Джордан, собаки, омлет, бабушка… Но француженка – особенно. Своими бесконечными придирками, правильностью, брючными костюмами и даже голосом – негромким, но таким… черррт! Сексуальным!
С первого дня, как она появилась в школе… Конечно, разглядывать ее фигуру было основным его занятием на французском. Но одно другому не мешало. Неудовлетворительных оценок у него все прибавлялось. Желания вообще учить французский становилось все меньше.
Когда через двадцать минут раздался звонок на перемену, у крыльца появился Дрон. Он покрутил пальцем у виска и спросил:
- Совсем больной? Ты куда удрал? Дописал бы, сдал, может, она б оттаяла.
- Да ну ее на хрен, дура! Если чувства юмора нет, то и мозгов нет. И это я вполсилы!
- Угу, хохмил бы на полную катушку, она была бы твоя, - засмеялся Дрон. – Как и двенадцать итоговой.
- Ну… если все решает постель…
- Ну да… Зоя Говнадьевна как-то на романтический лад не настраивала.
Кирилл зло рассмеялся и снова затянулся. В голове его роились странные мысли. Странные, поскольку даже их возникновение его удивляло. Он поднял глаза на Дрона и зловещим шепотом проговорил:
- А спорим, по крайней мере, десять итоговой у меня будет?
- Только итоговой?
- Если будет итоговой, то и за год будет. Она ж малая еще.
- И что?
- Ведет себя, будто у нее недотрах.
- Кирюх, ты чего?
- Да ничего. Ну так спорим, десять? Месяца не пройдет – буду в любимчиках!
Дрон громко заржал и протянул руку:
- Ну ты больной! Спорим, конечно! Мачо!
Руки скрепили. Разбить было некому. Да и перемена закончилась.

«В столице – восемнадцать часов!» - радостно возвестило радио.
Потрясающе! Максим Олегович потянулся к магнитоле и зло выключил ее. Он терпеть не мог опаздывать. Тем более, на собрание в школе Кирилла. Тем более, к новой учительнице. Он сердился, барабанил пальцами по коже руля, дергал душивший ворот и продвигался по улице со скоростью полкузова в пять минут. Черт!
Весь день наперекосяк. Впрочем, этого и следовало ожидать. Все стало ясно около полудня. После трехчасового слушания по делу Борисоглебского судья объявила перерыв на полчаса, после которого адвокат госпожи Мазур-Борисоглебской неожиданно соизволила заявить очередное ходатайство. Гори оно синим пламенем! В этом деле их накопилось уже столько, что если сдать в пункт приема макулатуры, смело бы хватило на пятитомник Булгакова. Но не горят, как известно, не только рукописи, но и гребаные ходатайства. В результате Макс мысленно выругался, а судья назначила новую дату.
Днем выяснилось, что на прошлой неделе стажер умудрился перепутать документы при подаче трех исков. Конечно, мотаться по судам и разгребать чужие косяки пришлось не Максиму, но настроение катастрофически ухудшалось.
Вечернюю встречу перенести тоже не удалось. Кроме него провести ее было некому. А клиент – немолодая, но, судя по всему, с богатым жизненным опытом дама оказалась нудной и болтливой. Максим Олегович кивал, делал пометки в блокноте и посматривал на часы. То, что он опоздает, было несомненно. Теперь вопрос стоял в том, насколько. Наконец, сообщив посетительнице, что возьмется за это дело, Вересов передал ее в руки своей помощницы, облегченно выдохнул и рванул на собрание. Какой дурак их только придумал!
Он посмотрел на часы. 18:15.
Да твою ж мать!!!
До гимназии три квартала, а такими темпами он будет там, в лучшем случае, минут через сорок. Хоть бросай машину и иди пешком. Почти уже смирившись с этим решением, Максим решил дотянуть до следующего перекрестка, как вдруг именно за ним пробка словно сама собой рассосалась. За пять минут он домчался до школы, преодолел искусственное препятствие в лице охранника и через ступеньку взлетел на третий этаж. Перед кабинетом сделал глубокий вдох, поправил галстук и с невозмутимым выражением лица распахнул дверь.
- Прошу прощения за опоздание. Вересов. Вы позволите?
- Ааа... – отозвалась девушка, стоявшая у учительского стола, и серьезно осмотрела его с ног до головы. – Понятно. Присаживайтесь.
Максим прошел к свободному столу, за которым удобно расположился. Кивнул нескольким знакомым родителям. Попытался вслушаться в слова учительницы, но выходило плохо – почти ничего не понимал. В голове вертелся Борисоглебский, плохо успевающий по обществоведению, и стажер, который, вероятно, вообще получил по окончании школы справку о прослушанном курсе. Как попал в институт – ежу понятно.
Вересов заставил себя сосредоточиться на лице стоящей у доски молоденькой девушки.
- По итогам проведенных тестов… - очень серьезным тоном сообщала она родителям.
После Зои Геннадьевны контраст был разительным. Интересно, тот, кто отправил эту пигалицу в 11 класс, вообще хоть о чем-то думал?
Он легко откинулся на спинку стула. Как, Кирилл сказал, ее зовут? Марина… кажется, да… Марина Николаевна… «Нет, не ее имя», - Максим слабо усмехнулся. Пробежался глазами сверху вниз, потом гораздо медленнее поднял взгляд обратно к лицу. И беззвучно шевельнул губами:
- Мара…
- И я настаиваю на необходимости сдачи DЕLF-а и, разумеется, DALF-а, - вдохновенно продолжала учительница. – Во-первых, те, кто успеет сдать DALF, освобождаются от языкового теста при поступлении в вузы франкоязычных стран. Во-вторых, даже те, кто успевают сдать только DЕLF, получат билингвальные дипломы по договоренности с Центром французской культуры. По большому счету, это будет равнозначно – вместо языкового теста. Я понимаю, что на Францию из здесь присутствующих нацелены единицы, если вообще нацелены. Но это, в конце концов, еще и престижно. И послужит бонусом при поступлении в наши вузы.
Вересов устало потер лоб. Франция. Новая клиентка сегодня что-то вещала про домик под Ниццей, который ей достался от третьего мужа, и на который теперь положил глаз ее пятый, с которым она собирается разводиться, потому что на горизонте замаячил шестой.
Скорей бы уже эта бодяга закончилась.
- Далее вопрос материального характера. В школе планируется ремонт пристройки на заднем дворе. За ней располагается козырек и крыльцо у бассейна. Скажу прямо, старшеклассники там курят. Из нашего класса Вересов, Онищенко, Удод, Кудинова и Новицкий. Это те, кого я поймала за руку. Кроме того, что пристройка давно нуждается в ремонте, мы сможем хотя бы контролировать, кто там находится. Часто вместо уроков. Но это мое личное замечание, разумеется. На ремонт средства выделены из бюджета, но нам, как вы и сами понимаете, не хватит. Администрация раскидала недостающую сумму по количеству учащихся. Получилось сто пятьдесят гривен с ученика. Если есть возможность сделать ремонт дешевле… у кого-то из родителей, то Виктор Иванович по этому поводу проведет общешкольное собрание в актовом зале в пятницу через неделю, тоже в 18:00. Приходите.
«Если вместо уроков – это хреново», - Максим практически вернулся в мир живых. Вернее, в мир учительницы. Нет, девчонки, которая выбрала себе эту профессию. Интересно, это по зову сердца?
Он сдержал смешок, бросил взгляд на часы.
19:05.
Начала бы сразу с денег. Дать ей триста, только бы отпустила.
В этот момент она снова серьезно посмотрела на класс и сказала:
- Ну что ж, если имеются вопросы, спрашивайте.
Еще минут двадцать раздавались короткие вопросы родителей и основательные ответы учительницы. Вересов молчал. Успеваемость Кирилла его вполне устраивала. Голова на плечах у пацана имелась. И эта голова была далеко не глупой. Самый большой риск, что Вересов-младший согласится на уговоры матери и улетит учиться в Штаты. Но это его личное дело. Макс решил для себя, что вмешиваться не будет. Самый большой грех, который водился за сыном - то, что он курил. Но это точно не дело учительницы. Максим об этом знал уже некоторое время. Также знал, что немного и нечасто. Бесед проводить не стал. Никакие беседы в свое время не возымели результата с ним самим. Так почему с Кириллом должно быть иначе?
- Собрание окончено… - донеслось до него.
Вересов поднялся и неспешно двинулся к выходу, когда тот же голос, который всех только что отпустил, четко произнес с интонацией Мюллера в славноизвестном фильме про советского разведчика:
- Господин Вересов, вас я прошу остаться.
«О как!»
Максим давно научился скрывать свои эмоции за маской совершенного спокойствия. Он обернулся к учительнице и подошел к ней ближе.
Она дождалась, когда класс покинет последний родитель, и, наконец, выдохнула:
- Прошу прощения, я не знаю вашего отчества. Не успела еще…
- Максим Олегович.
Она чуть кивнула и продолжила:
- Я хотела поговорить об успеваемости и поведении Кирилла, Максим Олегович. Дело в том, что… Сегодня на аудировании он списывал ответы одноклассника. Разумеется, я поставила ему двойку. После этого он самовольно покинул класс.
- Я поговорю с ним, Марина Николаевна. Согласен, подобное поведение не допустимо. Впрочем, раньше он себя так не вел.
Она снова кивнула и почему-то опустила глаза.
- К сожалению, я не знаю, как он вел себя раньше. Разумеется, я не навязываю никому себя в качестве любимой учительницы, они взрослые, и их предпочтения сформированы. Я всего лишь доведу их до выпускного, и все… Но представления о вежливости и уважении к учителю к шестнадцати годам должны были развиться.
- Многие учителя жалуются?
Только этого Максу и не хватало, чтобы за несколько месяцев до окончания школы Кирилл вдруг решил забросить учебу.
Марина Николаевна покраснела и тихо сказала:
- По счастью, нет. У него это избирательно.
- Понятно. Я поговорю с ним, обязательно, - он помолчал, разглядывая ее лицо. – Впрочем, не могу гарантировать результат. С детьми нынче сложно. Вас-то как занесло к выпускникам? – неожиданно спросил Максим.
Она подняла на него глаза и чуть воинственно, будто защищалась, заявила:
- Мне этот класс доверил Виктор Иванович. Видимо, счел достаточно компетентной, если это вас беспокоит.
- Ну, раз Виктор Иванович, - протянул Вересов, - то больше меня ничего не беспокоит.
Марина Николаевна снова окинула его взглядом, совсем таким же, как когда он вошел в кабинет, на мгновение задержалась на его глазах, озадачилась и продолжила:
- Он способный мальчик. Даже талантливый. Но, наверное, это переходный возраст просто. Именно мой предмет он игнорирует. Я не склонна жаловаться. Но я бы рекомендовала вам больше времени уделять сыну. Это возраст такой. Только кажется, что он взрослый, а на самом деле ему внимания нужно столько же, если не больше, чем в детстве. Да и год будет трудный. Выпускной класс, внешнее тестирование, поступление… Вы знаете, я анкету им раздала на первом нашем классном часе. Попросила ответить на вопрос, кем они хотят стать. Кирилл прочерк поставил.
- Приму ваши рекомендации к сведению, - улыбнулся Максим Олегович. – А прочерк в его анкете ничего не значит. Кирилл далеко не всегда и далеко не всех посвящает в свои планы.
- А вам, его отцу, они известны?
- Вы хотите и мою персону обсудить?
- Нет, я хочу понять, как работать с вашим ребенком. Вы же помните постулат, что нет плохих учеников?
- Не уверен, - не сдержавшись, рассмеялся Максим. – У меня иная профессия.
Глядя на веселящегося родителя, Марина Николаевна нахмурилась и очень серьезно заявила:
- И ей вы явно уделяете больше времени, чем Кириллу.
- Кофе хотите, Марина Николаевна?
Учительница замерла с открытым ртом и поморгала. Потом рот закрылся. Но брови приподнялись.
- Что? – переспросила она, решив сделать вид, что могла ослышаться.
- Я спросил, хотите ли вы кофе, – сказал Макс чуть громче. – Вы ведь намерены мне рассказать, как лучше воспитывать сына. А я, знаете ли, без кофе плохо усваиваю информацию, не связанную с работой.
Ее лицо снова залилось краской, еще сильнее, чем до этого. Но она смело встретила его взгляд и проговорила:
- Нет, я не хочу кофе. Поздно для кофе. Видимо, я влезла в то, что меня не касается. За это прошу простить. И прошу не удивляться третьей его двойке за три недели. Надеюсь, вы не станете винить меня в предвзятости?
Вересов кивнул.
- Может быть, стоит нанять репетитора?
- Может быть, стоит. Если дело во мне.
- Я все понял, Марина Николаевна. С сыном поговорю, репетитора найму. Вот на собрании в будущую пятницу быть не смогу. Деньги на ремонт сдать сейчас?
Вересов полез в карман пиджака.
- Можно, - обреченно кивнула Марина Николаевна и достала из ящика стола распечатанный список с фамилиями учеников. – Распишитесь здесь, что сдали.
Он положил на стол деньги, потом снова полез в карман, достал ручку и поставил рядом со своей фамилией подпись. Подпись была ровной, в меру длинной, со сдержанной «М», фигурной размашистой «В» и оканчивалась странным знаком, похожим на угловатый скрипичный ключ.
- Разрешите откланяться, - с этими словами Максим Олегович Вересов кивнул учительнице и вышел из кабинета.
- До свидания, - запоздало сказала Марина Николаевна, тяжело вздохнула, спрятала деньги в ящик стола и тяжело села на стул. Это было самое первое в ее жизни родительское собрание. И она была в ужасе. Никто не готовил ее к тому, что папы выпускников могут быть… вот такие!
Посидев в тишине минут десять, Мара опомнилась и посмотрела по сторонам. За окном было уже довольно темно. А ей еще добираться. Она сгребла в сумку стопку тетрадей семиклассников с сочинениями. И, надев плащ, заранее принесенный из учительской, вышла из класса, закрыла его и пошла по лестнице вниз, думая о том, что, в конце концов, откажется от каблуков. К черту это нелепое желание быть хоть немного выше! Ноги болели нещадно.
Сдала ключ вахтеру. Вышла на улицу и вдохнула по-вечернему прохладный сентябрьский воздух. Пахло костром. Может, где-то листья палили. Зацокав туфлями по асфальту, торопливо направилась в метро. Маршрут был привычный. На метро до станции «Лесная». Оттуда на маршрутке до Броваров. И автобусом по городу.
В начале десятого вечера Мара зашла в квартиру, включила в коридоре свет и разулась.
- Дед! – крикнула она в сторону гостиной, где в темноте только мигал телевизор. – Дед, я дома!
- Что кричишь? – послышалось из комнаты, и почти сразу в прихожей показался высокий сухощавый мужчина, еще далеко не старик, с сильными залысинами на висках и острым взглядом удивительно ясных глаз из-под густых бровей. – Ну, и что так поздно? – недовольно спросил он.
- Родительское собрание, пробки на трассе, - коротко ответила она, стаскивая с себя плащ и вешая его на вешалку. Там он сразу стал единственным ярким пятном среди серых и черных курток и кофт – плащ был светло-голубого цвета и очень ей шел… на втором курсе.
Она подняла с пола сумку. И пробормотала:
- Мне сочинения еще проверять. Кофе сваришь? Пожаааалуйста.
- Ну и какой кофе на ночь глядя! Ты же уже совсем не ребенок! Сейчас желудок угробишь, что потом делать будешь? – ворчал дед, отправляясь на кухню и доставая турку из шкафа.
- Ну, иначе я над тетрадями усну, - спокойно ответила она, бредя вслед за ним. – Ужасно хочется, дед. С молоком. Молоко есть?
- Молоко есть. А спать надо в кровати, а не над тетрадями. О чем ты только думала, когда решила стать учительницей? Ни выходных тебе, ни проходных.
Петр Данилович снял закипевший кофе, налил в чашку и поставил перед Мариной. Рядом поставил пакет молока.
- Ужинать будешь?
- Неа, - качнула Мара головой. – Иначе точно усну. И у меня призвание.
Она налила молоко в чашку, помешала ложкой и отпила. Потом устало вздохнула и сказала:
- Я сегодня влезла, куда не надо было. Что делать, а?
- Есть суп! Я сейчас разогрею, - дед уже доставал из холодильника кастрюлю.
- Дед, ну не ем я суп ночью, - протянула она и улыбнулась. - Сейчас работать пойду. Честное слово, я даже перекусила перед собранием. А после шести есть нельзя. Вредно.
- А кофе полезно, да? Ничего тебе от супа после шести не сделается, все равно до утра сидеть будешь. А если не станешь есть суп – выкручу пробки!
Мара рассмеялась и положила голову на стол.
- Считай, я готова подписать акт о капитуляции, - пробормотала она. – Но не потому, что я прям не хочу бороться дальше за свои права, а потому что я тебя люблю. Вот.
- Вот и умница!
Петр Данилович поставил перед ней тарелку с супом, сунул в руку ложку и погладил по волосам.
- Так куда ты там влезла, куда не надо? – деловито спросил он у внучки.
- Объясняла отцу шестнадцатилетнего парня, как его воспитывать, - вздохнула она и стала вяло есть.
- И что такого? А то привыкли, во всем им школа виновата. А сами палец о палец ударить не хотят!
- Ну мальчик-то хороший, - протянула Мара. – Он только французский учить не хочет. Никто на него не жаловался никогда, я спрашивала. А я его отцу наговорила… Стыдно.
- Ну ничего, - дед снова погладил Марину по голове, - ничего. Хочет – не хочет. А надо. Значит, правильно, что все родителям сказала. Ты ешь, ешь, не филонь!
- Ем я. Ем, – она демонстративно отправила пару ложек в рот и сосредоточенно прожевала. – Он еще и на собрание опоздал сильно. И Кирилл с утра настроение испортил. Я злая была. Может, позвонить ему, а?
- Конечно, позвонить. Вот прямо сейчас! – дед насупился. – Доедай и ступай к своим тетрадкам. Как же ты любишь себе проблемы придумывать, - покачал он головой.
Мара засмеялась и быстро поцеловала его в щеку.
- Утром позвоню. В половине шестого встану и сразу позвоню! И они меня проклянут на веки вечные.

***

Капитан Блез Ратон, широко расставив ноги и держась за бортик, стоял на палубе и глядел на берег. Высокая статная его фигура была видна издалека. Черный плащ, расшитый серебром, развевался по ветру. Темные волосы, доходившие до плеч, были перехвачены шелковой лентой. Он был смугл. Его кожа задубела от солнца и соли. И резкие, крупные, но вместе с тем красивые в своей неправильности черты казались высеченными из камня искусным мастером. Он вглядывался в пристань, скользил темным взглядом по толпе людей, ожидавших, когда начнут на берег выгружать товар, привезенный на «Серпиенте марина».
Пустая шлюпка, отправленная на пристань, едва судно пришвартовалось, все еще не вернулась, и Блез начинал беспокоиться. Может быть, ее заперла мать? Может быть, за время его плавания ее куда-то услали? Или, еще хуже, выдали замуж? С сеньоры Руива станется! Капитан скрежетнул зубами и заставил себя успокоиться. Она придет. Что бы ни было, Дейна придет. А если нет, он найдет ее, что бы ни случилось.
И словно в ответ на его молитвы тонкая фигурка спустилась в лодку – он видел это издалека. И тихонько выдохнул, когда понял, что лодка отчалила и направилась назад, на корабль.
Блез широко улыбнулся и махнул рукой, надеясь, что Дейна тоже видит его. Она махнула ему в ответ, и он не удержался от радостного вскрика.
Конечно же, Дейна видела его. Не могла не видеть. Только его и видела. Столько месяцев она ждала, когда Блез вернется из плавания. Не нужны ей были товары, которые привезла «Серпиенте марина». Нужен ей был только капитан этого корабля. Самый лучший был день, когда Блез возвращался на Исла-Дезесператос, и самый печальный – когда снова покидал его, чтобы бороздить волны океанов во всех частях света. Страшно было Дейне, что однажды он не вернется. Море бывает сурово к тем, кто отваживается его покорять. Опасалась, что мать все же найдет ей за долгие месяцы мужа. В последнее время она все чаще заговаривала об этом. Но больше всего на свете боялась Дейна, что достигнет ее ушей новость о свадьбе капитана Ратона. Знала она, что любая женщина любого возраста в любой стране мира, мечтает об этом отважном храбреце. Вот и сегодня чуть ли не все жительницы городка, разнаряженные в лучшие одежды, прибежали на пристань и замерли в ожидании.
Дейна вздохнула, окинув печальным взором свое платье. Но вновь подняла глаза, чтобы посмотреть на милого ей Блеза. Он стоял на палубе в ожидании ее, а она была все ближе и ближе, и ближе…
Наконец, лодка подошла вплотную к кораблю, были сброшены тросы, и моряки заработали крепкими руками, поднимая ее на палубу. Блез оказался среди матросов и нетерпеливо ожидал, когда Дейна взойдет на корабль. И через несколько таких бесконечно долгих минут он сам подхватил ее на руки и закружил по палубе под веселыми взглядами своей команды.
- Ты, наконец, ты! – воскликнул капитан Ратон.
- Как же долго ты плавал, - шепнула в ответ Дейна и прижалась своей нежной щечкой к его щеке, знавшей соленые брызги и морозные ветра. И добавила обиженным голоском: - Ты целую вечность плавал!
- Так было нужно, родная. Прости… - пробормотал он, зарывшись носом в ее волосы, цвет которых, запах которых сводил его с ума.
А потом так же, с нею на руках, широким и скорым шагом, каким вероятно мерил палубу даже и в шторм, направился в свою каюту. Слуга услужливо открыл дверь, чтобы они спустились по лестнице. Потом миновали узкий, тесный, душный коридор, и, наконец, он, поставив ее на пол, распахнул дверь.
- Входи в мою обитель, красавица, - шепнул Блез, чуть отступив. Сюда он приводил ее впервые.
- Так вот, где проводишь ты свои дни, - улыбнулась она, входя в каюту капитана, и вдруг взгляд ее стал настороженным, - и ночи.
Она ревниво осмотрелась вокруг, оглядела низкий потолок, яркие восточные ковры и дорогие шелковые подушки на полу и на узкой кровати, резные сундуки и шкатулки, украшенные янтарем, бирюзой и яшмой, большое зеркало в золоченой раме в углу, глубоко втянула в себя пряный воздух через чуть расширенные ноздри, принюхиваясь, отчего грудь ее высоко поднялась.
А после оглянулась на Блеза и спросила:
- Почему ты не заберешь меня с собой?
Он подошел к ней. Взволнованно осмотрел ее, снова притянул к себе. И негромко сказал:
- Куда забрать? Сюда? Это ведь не дом. Это место, где я каждый день рискую жизнью. Тебе здесь нельзя, потому что рисковать я могу чем угодно, кроме тебя. Ты – единственное, что дает мне силы жить дальше.
Откинув голову, Дейна нежилась в его объятиях и любовалась его лицом.
- Мой дом там, где ты, - ласково сказала она. – А мама все настойчивее твердит о другом доме для меня, - по бледной щеке скатилась одинокая слеза. – Но я лучше погибну рядом с тобой, чем стану жить с тем, кого она выберет.
- Милая моя, - прошептал он, склонившись к ней, почти касаясь ее губ. – Как же я виноват перед тобой… Я ведь хотел… клянусь, я хотел, чтобы твоя молодость позволила тебе полюбить кого-то другого, не меня, чтобы ты смогла жить спокойно и счастливо… А я… Я бы научился радоваться твоему счастью… И не смог. Я не смог без тебя и никогда не смогу без тебя, Дейна.
- Глупый какой! – отозвалась девушка, и ее веселым смехом наполнилась капитанская каюта. – Да разве ж смогу я полюбить кого другого, кроме моего Блеза?
Она быстро и легко коснулась его губ поцелуем, успела почувствовать горечь табака и довольно облизнулась. И вдруг глаза ее, цвета изумрудов, сделались грустными.
- Уходить мне скоро, мама не пускала меня к тебе. А я сбежала, пока она на мельницу с Хосе Бертино уехала. Да Марии спасибо, что за меня работу мою делает.
Блез помрачнел на мгновение, лоб его нахмурился, глубокая морщина пролегла меж бровей. А потом вдруг улыбнулся и снова поцеловал ее, жадно и нежно одновременно. Как целуют в предвкушении большего. Как целуют после долгих разлук. Как целуют, когда сами души становятся единым целым. Неохотно оторвавшись от нее, такой сладкой, Блез проговорил восхищенно и грустно, но грусть эта была светлой:
- Смелая моя, и ты все равно сбежала! Клянусь тебе, нам нужно подождать совсем недолго. Еще немного, я завершу дела, и мы обвенчаемся и заживем спокойно и вольно. И тогда ни твоя мать, ни флотилии тех, кто желает моей смерти, нам не будут страшны. Я пошел бы на сговор даже и с дьяволом, если бы это могло нам помочь. Куда проще было добиться внимания испанского короля. Последнее плавание, и я буду свободен и честен перед законом.
- Как? – задохнулась Дейна. – Еще одно плавание? И сколько месяцев в этот раз тебя не будет?
- Я не знаю. Никто не знает. Мне нужно изловить капитана Браера. Я дал клятву. Как только станет известно, куда он пристал на этот раз, мне придется отплывать. А далеко он уйти не мог. Это будет мое последнее сражение, даю слово. Больше никаких набегов. Больше никаких грабежей. Его судно перейдет короне, как и все, что будет на этом судне. А «Серпиенте марина» останется мне. И будет обычным торговым кораблем. Никаких угроз, никаких опасностей. Это необходимо, пойми… И я ведь не теперь же отчаливаю. Я здесь, с тобой. Я твой, слышишь?
Дейна кивнула. Прижалась к нему тесно-тесно, словно не собиралась его отпускать, словно это что-то могло изменить.
- Да, ты здесь сейчас. Но как же я буду без тебя потом? Долгие дни, месяцы. Ах, Блез! Я боюсь. Я так боюсь, что однажды ты вернешься, а меня здесь не будет. Или еще того хуже, – глаза ее округлились от ужаса. – Я же знаю, что этот проклятый ван дер Лейден мечтает повесить тебя.
Блез усмехнулся. И успокаивающе погладил ее по спине. Потом положил руку ей на затылок, провел пальцами по нежной коже, зарылся ими в завитушки на шее. И проговорил:
- Ван дер Лейден ничего мне не сделает. Не он. И никто другой. Ты же знаешь – капитан Ратон непобедим.
- Я верю тебе, Блез, - она потерлась о его руку и посмотрела на него. Провела кончиками пальцев по его щеке, подбородку, а после неожиданно дернула шелковую ленту в его волосах, та развязалась, и Дейна снова весело рассмеялась. Капитан мотнул головой, волосы рассыпались по плечам, а потом он вдруг разомкнул объятие и ласково шепнул:
- Забыл совсем! У меня подарок для тебя.
Открыл шкатулку, стоявшую на столике тонкой работы, вынул оттуда маленький мешочек из синего бархата и высыпал себе на ладонь блестящее ожерелье из светло-зеленого жемчуга такой красоты, какой, кажется, не могло существовать в природе. Но он так изумительно подходил бы к ее глазам, что ни о какой цене и речи не шло с той минуты, как Блез увидал эту длинную нить, которую можно было обернуть много раз вокруг ее тонкой шеи. И все равно оно станет свисать ниже груди.
- Можно я надену тебе? – спросил он.
- Можно, - зачарованно шепнула Дейна.
Блез снова приблизился к ней, мимолетно касаясь пальцами ее теплой кожи, накинул на шею ожерелье – жемчуг был прохладным и тяжелым. А потом капитан закрыл глаза, быстро наклонился и поцеловал пониже ушка – долгим и горячим поцелуем. Дейна замерла, закрыв глаза, мечтая остаться так навсегда, чувствуя, как внутри нее загорается от его горячих губ что-то доселе неведомое. И крепко прижала рукой ожерелье, охлаждая им грудь.
- Блез, - тихонько позвала она, - мне пора, Блез.
Он нехотя отстранился и вынудил себя улыбнуться – она заставляла его терять разум, никаких усилий к тому не прилагая. Совсем еще юная, совсем еще неопытная… Встреченная им между бурями его жизни и сделавшаяся истинной его пристанью. Вместе с тем она будила в нем чувства, на какие, он думал, не может быть способен никто. Потому что чувств таких ни на земле, ни в море, ни в воздухе быть не может. Ни одна женщина из тех, что он знал в своей жизни, не заставляла его пылать изнутри. Ни одна, даже самая искусная, не могла заменить ему этих глаз, этого голоса, этой хрупкости и совершенной красоты. Ни одну он не любил. Только ее.
- Поедем вместе, - хрипло выдохнул Блез. – Я сойду с тобой на берег. Все и так знают, что Ратон любит Дейну. И что Дейна любит Ратона.
- Дейна любит Ратона, - эхом отозвалась девушка, - и Ратон любит Дейну.
Она вложила свою ладошку в его руку.
- Я бы никогда с тобой не расставалась, Блез.
Капитан улыбнулся в ответ. И вместе, рука об руку они вышли из каюты. Их ладони не расцепились ни на минуту. Ни когда садились они в лодку, ни пока плыли к пристани, ни когда вышли на берег. Потом так же, вместе, мимо суетящейся и пестрой толпы, они шли к таверне сеньоры Руива. Он поцеловал ее в щеку напоследок в двух кварталах от дома. И со словами «Я скоро снова приду» пошел прочь.
Как раз в это самое время поблизости оказался Дьярмуид. Едва увидав Дейну, он замахал руками и закричал, пробираясь к ней:
- Сеньорита Руива! Сеньорита Руива! Вы же помните про именины моей сестрицы? Вы же придете? Весь город будет! Танцы, веселье! Приходите, сеньорита Руива, я буду ждать! Все мы будем ждать.
Не успевший далеко уйти капитан Ратон замер и обернулся назад так, словно бы испытывал напряжение во всем своем теле. И взгляд его сделался насмешливым и совсем недобрым.
_________________

О, новая история. Для обитателей ЛВН, по крайней мере.
Я нашла "Женский роман" в другом месте, но там только ознакомительный фрагмент. Очень рада, что полностью прочитаю здесь.

Пока не понятно, как связаны между собой параллельные повествования. Но будем посмотреть.
_________________

В читателях! Тем более, когда в героях Бредли Купер!

О, с удовольствием присоединяюсь к новой темке!
_________________

О, мой подарок...
Наверное, самые смирные из ваших ребят. Хотя, характер и у них имеется ого-ого....
В добрый путь, Макс и Мара!

И я присоединяясь к замечательной теме. Интересно, как будут развиваться события?

Вау! Спасибо огромное!
Весеннего вдохновения и любви!

Праздник продолжается!
С удовольствием и предвкушением в первые главы...
Вдохновения вам!
_________________

Присоединюсь к читателям. Начало интересное, но не понятна связь 2 главные героини?

 » Глава 2. Следующее утро, в отличие от предыдущего

Следующее утро, в отличие от предыдущего, было холодным. Да и Мара проснулась не от звонка будильника, а от шума за окном – частые капли бились о подоконник, протяжно гудел ветер, и, что еще хуже, у соседей по площадке выла собака. Мара бросила взгляд на часы. Так и есть. Четыре. А легла сильно после полуночи.
После нескольких неудачных попыток повернуться как-то поудобнее и накрыть голову подушкой, чтобы хоть немного подремать, смирилась с мыслью, что все тлен, а значит, бренное ее тело надо поднимать с кровати, а то хуже будет. Уснет – проспит вовсе.
Она обреченно встала, тяжело потянулась. Зевнула. Вставила ступни в тапки и прошлепала на кухню. Дед еще спал. И слава богу, иначе бросился бы снова кормить. Мара сунула голову в холодильник и, изучив его содержимое, достала вчерашнее молоко. В хлебнице, если ей не изменяла память, оставались еще булочки. Нормальный завтрак!
Потом поставила кофе. Надо сказать, что ее коронным (и единственным) блюдом оставалась яичница с колбасой. Но кофе сварить она была в состоянии… Если не задумывалась у плиты о чем-то своем. Дед этот взгляд называл «брожением в Альфа-Центавре». В принципе, да, похоже. Правда, грезила она в основном не о космосе. Предметами ее грез были совсем-совсем другие просторы.
Кофе убежал. Мыть плиту не хотелось. Но следы преступления за собой оставлять хотелось еще меньше. Следующие пять минут развела бурную деятельность у печки с губкой и моющим средством.
Потом, в конце концов, села завтракать. Вместо кофе был чай. Из пакетика. Это она могла. Это она умела. Булочки зачерствели, молоко прокисло. Пришлось переливать в банку – будет кисляк. Дед кисляк уважал. Булочку уныло погрызла. Соседская собака продолжала душераздирающе завывать.
В конце концов, плюнув и на попытки позавтракать, Мара решила собираться. Ушла в свою комнату. Подошла к письменному столу, за которым уроки делала еще ее мама. Стопку тетрадей семиклашек сунула в пакет. Особо ценный блокнот – в сумку. Снимать с себя тепленькую и уютненькую пижамку в горошек совсем не хотелось, и это действо откладывалось до самого последнего момента. В конце концов, пижамка была снята. Мара в очередной раз покосилась в окно – дождь все не переставал. И вместо привычных брюк надела… джинсы. Строгой белой рубашке решила не изменять.
Что там еще? Ботинки, куртка, зонт. Мара снова бросила взгляд на часы. Ну выходит раньше. Раньше приедет. Тем лучше.
В учительскую она влетела за три минуты до звонка на первый урок. Сначала сломалась маршрутка. Потом пробка на трассе. Слава богу, в метро пробок нет! Но то, что день был совсем не ее, стало очевидно, когда налетела на завуча. Та поджала губы, процедила сквозь зубы: «Доброе утро, Мариночка». И решительно вышла из учительской. Маре оставалось только пробормотать приветствие ей в спину и последовать ее же примеру. Первый урок снова был в любимом 11-Б. И сама мысль об этом да еще в совокупности со всеми мелкими неурядицами за одно только утро навевала на нее обреченность и тоску.
Но урок прошел, как ни странно, вполне себе на уровне. Готовили диалоги. Говорение у 11-Б получалось лучше прочего. Вторым уроком в расписании стояло общение с Ришаром (Ришар – это имя, а не фамилия, к актеру отношения не имеет), волонтером из Центра французской культуры. На его уроки Мара и сама с удовольствием ходила, если выпадало окно.
Сейчас она первым делом спряталась за учительским столом, потому что и ежу понятно – нечаянная смена имиджа замечена. Пока шла от двери до своего стула, мальчишки, да и девчонки тоже, шеи посворачивали. Она живо открыла журнал, поздоровалась. Провела перекличку. И начала вызывать пары по очереди.
За последней партой сидел Вересов и повторял сценку с соседкой. Говорение всегда разбивалось на две группы по алфавиту. Потому здесь получалось разлучить его с Новицким. Они друг на друга влияли не самым положительным образом. Мара тянула вызывать Вересова, сколько могла. Пока не поняла, что они остались последними.
Когда же все-таки вызвала, он с ленивой улыбкой, такой похожей на улыбку своего отца, проследовал к доске. Девочка, Лера Митрофаненко, плелась за ним.
«Кофе хотите?» - мелькнуло в ее голове. И Мара тяжело вздохнула.
Пока детишки болтали (тематика была специфическая – поиски работы во время экономического кризиса), Мара, надеясь, что это не бросается в глаза, рассматривала парня. Он был довольно высоким. И имел все шансы вырасти еще – Вересов-старший, кажется, на целую голову выше. Русая шевелюра чуть-чуть светлее, чем у отца, но могла потемнеть. Он еще не брился. И Мара вспомнила щетину на щеках и подбородке Максима Олеговича. Эта модная небритость шла ему. Он был похож на какого-нибудь актера. Дед, правда, не одобрил бы. Хотя с чего бы ему одобрять постороннего мужчину? Мара рассердилась на себя и попыталась прислушаться к диалогу. Но вместо этого стала рассматривать черты мальчика. Вот лицо у него совсем почти непохожее. Наверное, пошел в маму. Красивый мальчик… В смысле, папа тоже был очень даже! Просто разные. Например, у отца глаза были выразительные, нос с горбинкой… А у мальчика нижняя часть лица была интересной – энергичный подбородок, пухлые губы. Смазливый. Девочкам в школе он нравился. Той же Митрофаненко и Кудиновой. Первая сочиняла для них двоих диалоги. Вторая курила с ним на перемене. Мара пригрозила написать докладную, но, конечно, за пределы класса это не вышло. Курить продолжали. И Мара понимала, что уж кто-кто, а Кирилл не бросит – характер. А если и бросит, то точно не по указке «классухи». В известность родителей поставила, и ладно.
Между тем, Вересов и Митофаненко закончили болтать и вопросительно посмотрели на француженку. И Мара тряхнув головой, но все-таки на автомате спросила:
- Quelqu'un veut-il poser des questions? [1]
Ответом ей послужила тишина, если не считать тихого перешептывания в среднем ряду – Несина и Богданова, закадычные подружки, думая, что это не заметно, листали каталог с косметикой. Французской, конечно – урок-то был французского.
«Лес рук!» - мысленно протянула Мара, понимая, что вопросов не будет, через минуту-другую прозвенит звонок, и никто не хочет задерживаться. Дождь и на детей влиял не наилучшим образом. Всем попросту хотелось спать.
- D`accord. Лера, Кирилл, аsseyez-vous. [2]
- Et nos notes[3], Марина Николаевна? – невозмутимо осведомился Вересов и приподнял бровь.
«Да ни черта! Похожи!» - вынесла вердикт Мара и со спокойной улыбкой ответила:
- Douze. [4]
- Á chacun? [5]
- Oui, à chacun. [6]
Лера улыбнулась, а Кирилл удовлетворенно кивнул. Оба отправились за свою парту. Стоило им сесть, как прозвенел звонок с урока. И Мара выдохнула. Теперь Ришар. Потом третий урок. И кофе. Можно жить!
Но не тут-то было. Дети вышли из кабинета на перемену. Марина стала складывать сумку, чтобы отнести ее в подсобку и устроиться за последней партой, где она обычно сидела на уроках Ришара. И в этот момент в двери показалась голова Вересова-младшего.
- Марина Николаевна, можно? – спросил он.
- Проходи, Кирилл, - отозвалась она.
Он вошел, приблизился к учительскому столу и, скользнув взглядом по верхней пуговице блузки, улыбнулся.
- Расстегнулось, - заявил Вересов.
Мара быстро опустила глаза и чуть не чертыхнулась вслух. Пуговка на груди, и правда, расстегнулась. Она вечно расстегивалась! Хотя и рубашка была по размеру. Просто петелька широковата!
«Ушью к чертям все, что можно ушить!»
«Ты и шить-то не умеешь, дура!»
- Спасибо, Кирилл, - спокойно ответила она, и пальцы ее быстро справились с этой неприятностью. – Что ты хотел?
- Извиниться. За вчерашнее.
- Отец провел воспитательную работу?
- Неа. Ему некогда было. Думаю, на выходных проведет. Может, в пятницу.
- Ясно. Считай, что извинения приняты. Но двойку тебе исправлять придется. И две предыдущие тоже.
- Ну сегодня одну исправил же.
- И что? Еще две.
- Марина Николаевна! Ну не даются мне эти аудирования. Слух плохой! Тексты не воспринимаю!
- Ты отлично говоришь, у тебя отменное произношение. Богатый словарный запас. Так что слух тут ни при чем. Тебе нужно больше и чаще слушать уроки из методики. А ты глазами схватываешь, и все.
- Дельфовские тексты гораздо сложнее тех, что в учебнике.
Мара кивнула. С этим не согласиться было нельзя.
- Но именно потому я и даю дельфовские. Чтобы вы понимали, с чем вам придется столкнуться на экзамене.
- Слушайте, Марина Николаевна, ну помогите мне, а! Если бы вы мне диск дали с этими записями, я бы себе скинул и слушал бы потихоньку.
- Чтобы тебе было проще других?
- Да мне для себя! Думаете, приятно чувствовать себя идиотом?
Мара негромко рассмеялась. Обычно казаться строгой учительницей у нее выходило. Но не в это утро, которое с первых секунд не задалось.
- Не напускай на себя, Вересов, - сказала она. – Хорошо. Диски я тебе дам. Те, что вы уже слышали. Новые – пока нет. Обойдешься. Завтра вернешь. Завтра! В целости и сохранности. Это с потом и кровью собиралось последние десять лет. С моими потом и кровью – я экзамены сдавала.
Кирилл радостно улыбнулся и закивал.
- Как скажете, Марина Николаевна.
Мара залезла в ящик стола, вынула диски, нужные убрала в сторону, остальные протянула ему.
- И только попробуй…
- Я только скину на свой компьютер. Все! Кстати, классно выглядите.
С этими словами он выскочил из кабинета. А Марина Николаевна резко выключилась. Мара же снова вздохнула и подумала, что идиотка здесь она. Это было ей несвойственно. Она всегда считала себя взрослой – лет с восьми. И умной – еще раньше. В три года научилась читать, в четыре декламировала огромные поэмы. Со стула. С выражением. Первый класс – на отлично. В пятом впервые прочитала «Войну и мир». Школа с золотой медалью. Иняз с красным дипломом. Все у нее получалось. Потому основания считать себя умной и взрослой у нее определенно были. Но это не мешало ей временами чувствовать себя идиоткой.
Это странное чувство обострилось при мысли, что Кириллу хватило духу подойти и извиниться. А она (взрослая и умная) Максиму Олеговичу так и не позвонила. Но звонить было страшно. Эпистолярный жанр по жизни ей давался легче разговорного. Могла начать извиняться и наговорить еще кучу глупостей. Неожиданно ее посетила свежая мысль. Она торопливо влезла в верхний ящик стола и стала в нем рыться. Бумажек было много. Слишком. Давно следовало навести там порядок, все руки не доходили. Наконец, был извлечен список класса, куда дети вписывали имена своих родителей, их контактные телефоны и адреса электронной почты. Правда, адреса были не у всех.
veresovM@ya.ua
Есть!
Через минуту Мара со скоростью спринтера на прогулке мчалась по лестнице на первый этаж в младший блок, где располагался компьютерный класс.
Через две учитель информатики Александр Александрович, кивая на ее «Мне надо разослать им задания!», включил ей один из ноутбуков.
- Интернет подключен, никуда не жмите. Пароль от облака – от вашей электронной почты.
- Спасибо! – кивнула Мара и села за парту.
Через двадцать минут душа ее содрогнулась от мук творчества, но в вордовском файле было примерно следующее:
«Уважаемый Максим Олегович!
Прошу прощения за недоразумение, произошедшее вчера…»
- Я больше так не буду, честное пионерское, - пробормотала Мара, глядя на две короткие строчки перед собой.
И снова ринулась в бой.
«Уважаемый Максим Олегович!
Прошу прощения за то недоразумение, которое произошло вчера между нами…»
- «Между нами» ничего не произошло! – зло прошептала она. – Просто иногда лучше промолчать!
«Уважаемый Максим Олегович!
Прошу прощения за вчерашнее недоразумение. Я позволила себе недопустимый тон и влезла в дело, не имеющее ко мне отношения. Я это осознаю, и мне неприятно, что, вероятно, вы могли составить обо мне превратное мнение. Поймите и вы меня – я ведь тоже учусь с вашими детьми. С каждым в отдельности. Но мне действительно не следовало так себя вести.
Кроме того, Кирилл извинился и попросил помощи. Не знаю, может быть, вы имели к этому отношение. Если это так, то спасибо. Думаю, мы с ним помирились.
Марина Николаевна Стрельникова».
- Розовые сопли! – констатировала Мара, решительно перенесла текст в окошко сообщения и нажала кнопку «Отправить», предварительно еще раз сверив адрес.

По вторникам Максим Вересов всегда работал в офисе. Это правило было неизменным уже на протяжении лет пяти. И выполняться должно было неукоснительно всеми помощниками. В противном случае, виновник увольнялся с недельным выходным пособием (прецедент был – одна из помощниц умудрилась вписать в расписание поездку куда-то за тридевять земель… или в Фастов, что по вторникам было равносильно одно другому).
Сегодня утренние звонки были сделаны. И наконец, удобно расположившись на диване и неспешно потягивая свою вторую чашку кофе, Максим Олегович просматривал документы вчерашней новой клиентки, только теперь в тишине кабинета, а не под сомнительную мелодию ее умилительно-дребезжащего голоса. Впрочем, с ходу разобраться в матримониальных перипетиях этой особы Вересову не удалось, и, разложив перед собой все свидетельства о браках, разводах, смертях и правах на наследство, словно карты Таро в салоне предсказательницы судеб, Максим Олегович пытался в очередной раз представить себе, насколько нескучно живут некоторые индивидуумы.
От философских рассуждений на тему бытия его отвлек звук, всегда напоминающий ему вопль кукушки, шарахнувшейся головой о колокол – достопочтенный Outlook сообщал о новом письме.
Макс нехотя поднялся с дивана, подошел к столу и глянул на экран.
Отправитель: Стрельникова.
Ему это ни о чем не сказало, и он открыл письмо. Пока читал, сначала плюхнулся в кресло, потом поймал собственные брови гораздо выше положенного им места, а на фразе «мы с ним помирились» Максим Олегович от души рассмеялся.
Все еще посмеиваясь и не думая о причинах, побуждающих его это сделать, он быстро набрал:
«Марина Николаевна! Сегодня еще не поздно для кофе. Я знаю место, где варят самый вкусный».
И нажал кнопку «Ответить».
Ответа ждать ему пришлось долго. Не потому, что Марина Николаевна была динамо. Просто после отправки своего письма с повинной она все-таки ушла слушать урок от Ришара. Успела на последние пятнадцать минут. Третий урок был у семиклассников. Разбирали ошибки в сочинениях. Но французский не был у них основным, а Мара очень хотела спать, и общение прошло вяло. И, по-прежнему недовольная собой, француженка отправилась пить кофе в маленькое кафе неподалеку.
Четвертый урок в этот день у нее, к счастью, был последним.
Потому, недолго думая, она, уверенно раскрыв зонт, помчалась к метро. Дождь теперь шел совсем странный. Зонт оставался сухим, зато все лицо было мокрым. Брызги летели отовсюду, но только не сверху. Наконец, нырнув в поток людей на станции, Мара закрыла это бесполезное и громоздкое сооружение и решила больше его не открывать.
Дома была к трем часам. Деда в квартире не оказалось. На плите, увернутая в полотенца, стояла кастрюля. Однако ни закрытая крышка, ни несколько слоев плотной махровой ткани не могли скрыть от нюха голодной учительницы умопомрачительного запаха борща. Умопомрачительного настолько, что, начав есть прямо из кастрюли, она далеко не сразу заметила на столе записку от деда. «Буду поздно. Обедай без меня. Из тарелки обедай, а то скиснет!»
Кратко и понятно.
Приблизительно в начале пятого вечера Мара, наконец, включила своего пенсионера, проверила почту и обнаружила там письмо от Максима Олеговича Вересова.
Сперва вспыхнула до корней волос. А потом вдруг улыбнулась. И решительно написала:
«К сожалению, у меня нет времени.
Семь уроков, проверка контрольных работ, дополнительные занятия с личными подопечными. Спасибо за предложение, но я вынуждена отказаться».
И с чистой совестью отправила сообщение, даже не вычитав на предмет ошибок. А потом включила скачанного накануне «Железного человека-3». Первых двух осилила на выходных.
Среда была, как среда.
С той разницей, что в эту среду у Вересовых был полноценный завтрак. Впервые за три недели.
Вчера вечером Макс пообщался с несколькими дамами, которых прислало агентство. И сегодня утром на недельный испытательный срок пришла Алла Эдуардовна.
Старт новой домработницей был задан неплохой. Кирилл уплетал сырники со сметаной, и, казалось, еще немного, и он заурчит от удовольствия. Максим потягивал крепкий кофе с солью, традиционно не отрываясь от бумаг.
И по прибытии в офис в это не самое обычное утро, Вересова-старшего ждал еще один сюрприз. Оказывается, Марина Николаевна все же ответила. Отказом.
Макс хмыкнул, занялся, было, делами, вызвал помощницу, но когда та зашла к нему, выслушать задания, вдруг сказал:
- Свет, выясни, пожалуйста, распорядок работы Стрельниковой Марины Николаевны. Это учительница французского в 92 гимназии.
- Это по какому делу, Максим Олегович?
- Это пока лишь поиски вариантов, - напустил тумана Вересов.
С 13:30 он уже стоял недалеко от ворот школы, высматривая француженку. Та показалась около двух, с самым серьезным выражением лица. Максим улыбнулся, вышел из машины, достал с заднего сидения букет и двинулся навстречу девушке.
- Добрый день, Марина Николаевна! – поздоровался он и протянул букет. – Это вам.
Марина Николаевна резко оглянулась на школьные ворота и на видневшееся за ними кирпичное здание. Потом снова перевела взгляд на неугомонного родителя и взволнованно проговорила:
- Это к чему? Это лишнее!
- Цветы не могут быть лишними, - улыбнулся Максим. – И я тут подумал. Вы категорически отказываетесь от кофе… может быть, согласитесь выпить со мной чаю?
- Я не пью чай. Не в это время. И уберите цветы, еще не хватало, чтобы кто-то увидел! – вдруг рассердилась учительница.
- Что увидел? Цветы? – он непонимающе оглядел букет. – И что такого?
- Такого? Ничего! Но придумают.
- Ааа… ну да, придумают, - Максим спрятал букет за спину, взял Мару под руку и сделал пару шагов к машине, увлекая девушку за собой. – Ну так пусть себе придумывают. Неужели вы никогда ничего не придумываете? Вот я, например, озадачен другим. Кофе вы не желаете, чай не пьете. Что скажете насчет обеда? Подходящее время?
Она резко дернула локтем, отбрасывая его руку, и сердито сказала:
- Не буду я ни с кем обедать! У меня планы. И вообще, вы это к чему все?
- Да ни к чему, кроме обеда, - Вересов хохотнул. – Но если у вас планы, придется обедать самому. Приятного вам аппетита, Марина Николаевна, на будущее.
С этими словами Максим сунул ей в руки букет, уселся в машину и отправился в офис, продолжая посмеиваться то ли с себя, то ли с француженки.
Сама же француженка еще некоторое время стояла посреди улицы, уподобившись изваянию с букетом, а потом выдохнула и… зарылась носом в цветы. Герберы. Надо же… Угадал.
Потом она глупо улыбнулась и неспешным шагом поплелась по своему извечному маршруту – Метро – станция Лесная – маршрутка раз – Бровары – маршрутка два.
Конечно, никаких особенных планов у нее не было. Тетради, тетради и еще раз тетради. И подготовиться к открытому уроку у… семиклашек. В последнее время ей казалось, что у нее одни только эти семиклашки! А ведь французский у них второй язык!
День был странным, скомканным. И вместе с тем наполненным неожиданными совпадениями. Например, только этим утром она обнаружила на своем письменном столе букетик из мелких розочек кремового цвета. Кем был забыт этот букет, она не имела ни малейшего представления. Накануне последним уроком в кабинете 316 (класс французского языка) был факультатив группы французского театра. Занимались допоздна. И тех детей, равно как и их руководителя, она знала плохо. Потому не особенно сомневалась в том, что этот букет действительно просто забыт. До начала второго урока, когда Вересов пытливо в течение всех сорока пяти минут смотрел то на нее, то на эти розы, которые она все-таки поставила в вазу, нашедшуюся в подсобке – жалко же цветы! Он глядел так, что она не знала, куда себя деть, чувствуя, что спина покрывается испариной, а щеки румянцем. После урока Мара помчалась в туалет – ополоснуть лицо. А когда вернулась, все тот же Вересов сидел в классе под предлогом, что надо вернуть диски. Теперь он уже беззастенчиво оглядывал всю ее фигуру. Горемычная Мара и сама знала, что там есть на что посмотреть, но приходилось терпеть. Во всяком случае, в этот раз все пуговицы были застегнуты – уже хорошо!
- Если у меня будут вопросы, можно мне обратиться к вам? – спросил Кирилл, когда диски скрылись в ящике стола.
- Разумеется, можешь, - отозвалась Марина Николаевна, не поднимая головы и уткнувшись носом в методику En avant la musique начального уровня.
- А после уроков со мной задержитесь?
- Вересов, давай потом, а? Видишь, к следующему уроку готовлюсь.
- А, кроме роз, вы какие цветы любите?
- Вересов!
Кирилл кивнул, улыбнулся и вышел. И снова она подумала, что его улыбка напоминает отцовскую. Они, видимо, оба знали, какое впечатление производят на девушек. Ну, во всяком случае, Митрофаненко и Кудинова млели.
И вот такая незадача! Опять цветы! Теперь уже от отца!
Еще и герберы, которые она любила с самого детства, правда, куда больше в палисаднике, на земле. Но букет, и правда, был изумительный.
Дома она устроила его в вазе. И поставила на свой письменный стол. А, засыпая, думала о том, что Вересовы – оба – решили ее извести. От этого сделалось смешно и легко. И она тихо-тихо рассмеялась, накрылась с головой одеялом и подумала, что все-таки она динамо. Леська, студенческая подружка, ее не поняла бы. Да, признаться, она и сама себя сейчас не очень хорошо понимала. Понимала только то, что Вересов-старший ей очень-очень понравился. И, наверное, Леська права – она дура.
Утром следующего дня мысли неожиданно прояснились. Ночные слабости и грезы были отставлены в сторону. Волосы завязаны в тугой узел. Вместо любимых ботинок обуты ботильоны на высоких каблуках.
Когда вошла в класс, облегченно выдохнула. Цветов на столе не было. Не падают два мяча в одну и ту же лунку. Но не прошло и трех минут, как выяснилось, что, например, в бильярде очень даже падают. На полочке под столешницей лежала книга. На французском. Amour royal et imperial. Где только достал? И что за намеки?
А Вересова-старшего утром следующего дня в офисе встретил господин Борисоглебский. Визит его был незапланированным, однако, и отвертеться от него никак нельзя. Пришлось выслушивать планы очередного блиц-крига против госпожи Мазур-Борисоглебской, поглядывая на часы. В 10:30 у него было слушание в Голосеевском суде, и в кои-то веки оно стало спасением. Распрощавшись с Альбертом Филипповичем, Максим выскочил из офиса.
Поеживаясь, добежал до машины. Как-то резко наступила осень – сырая, промозглая, ветреная.
Сегодня Вересову повезло. К обеду им зачитали резолютивную часть решения, требования клиента, которого вел Макс, были удовлетворены в полном объеме, на радостях клиент пригласил адвоката на обед, который они и провели в теплой дружественной обстановке в очень душевном ресторане.
Клиентом была дама. С помощью Максима Олеговича она получила с бывшего мужа приличный кусок в виде дома за городом, квартиры в центре Киева, двух машин и достаточно внушительной денежной суммы в качестве возмещения за причиненный моральный вред. И теперь, кажется, собиралась к солидным гонорарам, выплаченным Вересову, присовокупить и натуроплату. Так, как она это понимала. Всем своим видом давая понять, что она совсем не против, если…
Максим с улыбкой отвечал на ее кокетливые вопросы, с удовольствием уплетал обед – кухня в ресторане действительно оказалась хорошей, и думал о том, что после вполне успеет к гимназии. Расписание Марины Николаевны он помнил хорошо.
Наконец, обед подошел к концу, Макс оплатил счет и проводил даму к ее машине.
- Так вы позвоните, Максим? – томно спросила она.
- У меня плотный график, в последнее время все кинулись разводиться с удвоенным энтузиазмом, - улыбнулся Макс.
- Но я все равно буду ждать.
- Всего доброго, - он захлопнул дверцу.
Через двадцать минут был у школы. Сегодня припарковался подальше – «а то вдруг придумают», и стал наблюдать за выходом. Ждать пришлось дольше. В бардачке нашелся старый выпуск «Вокруг света». Поглядывая одним глазом на школьные ворота, прочитал что-то о работе авиадиспетчера и покорении южного полюса. Когда уже стал думать, что Марина могла уйти раньше, или он мог ее пропустить, вдруг увидел стройную фигурку в бежевом пальто и на высоких каблуках, спешащую вдоль школьного забора.
Но встретил он ее уже там, где забор закончился.
- Добрый день, Марина Николаевна!
Марина Николаевна едва не подпрыгнула на месте от неожиданности, поскольку смотрела, как всегда, не перед собой, а под ноги, чтобы не свалиться со своих каблуков. И вдруг улыбнулась.
- Здравствуйте, Максим Олегович! – легко проговорила она. - Кофе я не хочу и уже пообедала.
- Я тоже. Потому хочу предложить подвезти вас, - Максим улыбнулся в ответ.
- Куда подвезти?
- Домой. Подвезти вас домой. Вы же на метро? – он бросил взгляд вдоль улицы. Потом снова обернулся к ней, внимательно посмотрел ей в глаза и, совсем расплывшись в улыбке, спросил: - А вы что подумали?
Мара, словно загипнотизированная, рассматривала его лицо. Кажется, впервые она позволила себе откровенно рассматривать его. А потом брови ее подлетели вверх, и она совершенно бестактно проговорила:
- У вас глаза разного цвета!
Она была далеко не первой и уж точно совсем не последней, совершающей это открытие. Макс давно привык к подобным репликам. Мало, кому удавалось промолчать.
- Нравится? – усмехнулся он.
Мара тут же смутилась и отвела взгляд. Но словно бы все еще видела колдовские его глаза – один карий, а второй зеленовато-карий, гораздо светлее. Тогда в классе, еще на собрании, думала, что показалось. Разница была, но не настолько контрастная. А здесь на свету разглядела.
- Извините, - пробормотала она. – Вечно я… Я пойду, мне пора.
- За что извинить? За то, что у меня глаза разные? – Максим улыбался. – Марин, давайте отвезу вас домой, а?
- Не надо, у меня встреча.
Потом Мара резко подняла голову, полезла в сумку и достала оттуда книгу, полученную утром.
- Но кое-что вы можете для меня сделать. Отдайте Кириллу. Я не знаю, где он ее взял, но она слишком дорогая, чтобы оставлять ее в школе. И слишком тяжелая, чтобы везти ее через весь город. Вы значительно облегчите мне жизнь.
Максим взял из рук учительницы книгу, кивнул и предпринял еще одну попытку:
- Могу подвезти на встречу.
- Тут и пешком пять минут. До свидания! – Мара махнула ему рукой и побежала вдоль улицы, цокая каблуками и глядя уже не под ноги, а перед собой.
Проводив ее взглядом, Макс вернулся к машине, бросил на заднее сидение книгу. Потом внимательно прочитал название. Французского он не знал, но некоторые «интернациональные» слова разобрал. Снова взял в руки книгу, пролистал, с удивлением задержался на нескольких ярких иллюстрациях и поморщился. Воспитательную беседу придется проводить.
Вечером, после ужина от Аллы Эдуардовны, Максим зашел в комнату к сыну и без предисловий спросил:
- Когда ты решил перестать учить французский?
Кирилл, уткнувшись в монитор компьютера и не поворачивая голову к отцу, усердно клацал мышкой. Но отозваться все-таки соизволил.
- В смысле?
- В смысле трех двоек за три недели.
- Я в процессе исправления. Все под контролем. Училка новая, не притерлись еще.
- Кто к кому не притерся? – поинтересовался отец, располагаясь на диване.
Кирилл все-таки обернулся к отцу и легко пожал плечами:
- Да оба! Я, конечно, сам дурак. При Зое можно было на какие-то вещи забивать и не париться, а эта пока не выдохлась – старается.
- То есть, выдохся ты, - Вересов-старший кивнул. – При таком раскладе я бы поставил на нее.
- Рано делаешь выводы. Я бы на твоем месте не торопился. Не все средства еще испробованы.
- Неужели есть варианты? А подбираешь ты их где – в той книге, которую сегодня забыл в классе? Теперь так стали выглядеть учебники?
Кирилл вздрогнул, а потом расплылся в улыбке:
- А ты откуда знаешь про книгу? Это подарок был. Она на французском. Стрельникова любит все французское.
- Она вызвала меня сегодня, - не моргнув глазом, поведал Макс, - и отдала книгу. Сказала, что ты забыл. Еще сказала, что ты ведешь себя вызывающе. Кирилл, я за десять лет ни от одного твоего учителя не слышал, что ты хам. Так почему именно теперь и именно с ней?
Брови юного хама поползли вверх. Даже мышку из рук выпустил. До сохранения, конечно, не дошел.
- Вот дура! – рявкнул он. – Такие книги никто просто так в учительском столе не забывает! Это была попытка подружиться, между прочим. И кто после этого хам?
- По-прежнему, ты, - спокойно ответил Максим и внимательно посмотрел на сына. – Во-первых, потому что орешь, во-вторых, потому что позволяешь себе так называть молодую женщину, твою учительницу, между прочим, и в-третьих, потому что тебе вообще пришла в голову такая светлая мысль – подарить учительнице дорогую книгу, при этом не сообщив ей о своем намерении. Собственно, это еще и глупо. Так что все это означает, Кирилл?
- То есть ты считаешь, что лучше было бы сказать? – отметя все остальные доводы и вопросы как ненужные, живо спросил сын. – Или сделать надпись на обороте? Пусть даже и по-французски?
- В этом случае она бы вернула ее тебе, - отец пожал плечами.
- Ну да… - задумался Кирилл, а потом выдал следующее умозаключение: – Может, предложить ей позаниматься со мной дополнительно? Ты как? Потянет наш бюджет Марину Николаевну?
- Наш бюджет многое потянет. И это хорошо, что ты сам готов к дополнительным занятиям. Потому что она рекомендовала мне некоторых очень хороших учителей.
- Я против некоторых, даже если они очень хорошие. Оценку мне ставить будет она. Пусть погоняет меня пару раз в неделю с аудированиями. Остальное я и сам могу.
- Надеешься, что за оплату уроков, она поставит тебе оценку автоматом? Нет, дорогой. Заниматься будешь с другим учителем, а ей писать тесты. Или что там у вас?
- Ладно, ладно, как скажешь, - протянул Кирилл. - Но диски я у нее уже взял для занятий. За поведение извинился. С остальным разберусь.
С этими словами он снова повернулся к монитору и запустил игрушку, всем видом давая понять, что воспитательную беседу считает оконченной. Максим подошел к Киру, крепко сжал его плечо и спокойно сказал:
- По твоим итоговым оценкам я посмотрю, как и с чем ты разобрался.
После разговора с сыном, он расположился на лоджии, где было обустроено что-то наподобие курительной комнаты – глубокое удобное потертое кресло, небольшой бар… Он давно уже курил только сигары, только короткие панателы и только кубинские Коиба. Это можно было делать редко, никуда не торопясь и оставляя проблемы ненадолго в стороне.
Сегодня расслабиться не получилось. В любимом кресле, с бокалом виски и сигарой в руке Максим Олегович Вересов впервые решил подумать о том, что происходит. Потому что явно что-то происходило. Его упрямство напоминало скорее азарт охотника, но удивляло то, что этот азарт вообще был. Макс не помнил себя таким. Обычно «нет» он понимал с первого раза. И принимал это. Без пересмотра обстоятельств дела.
У Вересова все и всегда было просто. Единственный ребенок в семье, которого баловали в меру возможностей и от которого в ответ требовали не много: быть хорошим мальчиком и учиться на пять. Второе условие было простым – учеба давалась ему легко. Отличником не был, но твердые четверки имел. В университет поступил тоже легко. Учиться нравилось, гулять нравилось еще больше. Впрочем, одно другому, как ни странно, не мешало. В результате на третьем курсе сначала легко познакомился с Иркой, потом также легко на ней женился – свадьбой «по залету» никого и никогда удивить было нельзя, и через пять лет параллельной жизни с женой не менее легко развелся, поставив лишь одно условие: Кирилл останется с ним. Ирка не сопротивлялась. У нее случилась любовь, и она увлеченно оббивала порог американского посольства в желании получить визу невесты.
К этому времени Макс уже работал в адвокатской конторе и провел несколько успешных бракоразводных процессов, полностью определившись с направлением собственной деятельности. Легко и прибыльно. Отец, правда, мечтал, что сын станет следователем, но Вересов, проведя две практики в районных прокуратурах, совсем не горел желанием там работать.
Время шло, количество клиентов увеличивалось, авторитет начинал работать на Вересова, женщины появлялись и исчезали, иногда оставляя по себе недолгие воспоминания, Кирилл рос.
Собственно, уже почти вырос.
Максим медленно затянулся. Сделал большой глоток виски. И снова мысленно вернулся к первопричине. Зачем он затеял свою охоту?
Элементарно, Ватсон! Едва ли не впервые в жизни ему понравилась девушка, которая упорно его отшивала. Но проблема заключалась в том, что она ему действительно понравилась. Услышать от нее согласие стало жизненно необходимо.
И если она не желает заходить на его территорию, он отправится на ее. Максим улыбнулся. Сегодня вечером слова о репетиторах вылетели сами собой, но прозвучали вполне правдоподобно. А значит, можно воспользоваться этим как поводом встретиться с Мариной Николаевной. Отказать ему в разговоре о Кирилле она не сможет.

***

- Сеньора Руива, сеньора Руива! – бубнила себе под нос мамаша Жасинта, подражая голосу юного Дьярмуида, ожидавшего у ворот, и поднималась по лестнице в комнату дочери. – Уж тридцать четыре года я сеньора Руива! И что? Кому от этого легче стало? Мне его, что ли, учить, что с девушками делать, если хочешь своего добиться!
В самом деле! Когда ей было столько, сколько сейчас Дейне, она сама зарабатывала себе на кусок хлеба. Но Дейну уберегла от подобной судьбы и с собой в один ряд никогда не ставила. Дочь у нее – цветочек девственный, но слишком уж упрямый. Непорочность мамаша Жасинта очень высоко ценила – то, чего самой сохранить святые покровители не дали. Правда, везения ей было не занимать. Потому что характер покладистый. Не то что дочка! Упрямство ее погубит, как пить дать!
Вот бы только Дьярмуид хоть под венец ее затащил, тут бы мамаша Жасинта и успокоилась. Да только юноша что-то лепетал о любви и каждый божий день, привозя в таверну «Какаду и антилопа» свежеиспеченный хлеб из пекарни своего отца, заодно приносил несколько пирожных – совершенно бесплатно. Для прекрасных сеньориты и сеньоры Руива. Мамаша благодарила, вздыхала, облизывалась и оба пирожных отправляла дочери. Худая, как щепка! Откормить бы! Сама же Жасинта боялась лишний раз заглядывать в зеркало – старела да толстела. Хотя многочисленным ее поклонникам и нравились женщины в теле.
Впрочем о дочери… Вот хоть бери и советуй бедному парню непотребство какое, чтобы после него Дейна тотчас согласилась выходить замуж, чтобы даже других мыслей в голове не имела, и чтобы пути назад у нее не было!
Но едва подумав об этом, мамаша Жасинта перекрестилась, попросила прощения у святого Иакинфа, своего покровителя, за такие мысли. И решительно распахнула дверь в комнату дочери.
- Дейна, там Дьярмуид пришел! – объявила она с порога.
Дочка аж подпрыгнула.
- И зачем он явился? Я и сама бы прекрасно добралась до его дома, - вздернув повыше носик, проворчала она.
- Я тебя в темноте не пущу! – отрезала мамаша. – У меня времени ходить нету. Весь город, конечно, у старой Катарины сегодня, но у меня мука не просеяна, да запасы пересчитать надо, прикинуть чего да как. Я с тобой не пойду. Да и уважь юношу! Сложно, что ли?
- Не сложно, - Дейна заплела вторую косу и теперь разглядывала себя в зеркало.
На ней был утренний ее наряд. Она повертелась вправо-влево. Поправила кружева на блузке, откинула на спину косы и повернулась к матери.
- Не сложно, мама. Но в темноте, да с молодым человеком. А вдруг он целоваться полезет? – Дейна округлила в ужасе глаза и спрятала лицо в ладони.
- Тоже мне новость! Я ужасно удивлюсь, коли не полезет. Ты ж у меня такая раскрасавица! Прямо как я в молодые годы. Только тебя замуж сразу возьмут, такую сладкую. И мыкаться в нищете ты не будешь.
- Ну зачем мне замуж? – Дейна опустила руки. – Я могу помогать вам в таверне. И с Дьярмуидом целоваться совсем не хочу. У него зубы кривые и лоб в прыщах.
Жасинта рассмеялась, глядя на свою дочь, а потом приосанилась и стала объяснять:
- Ну с зубами я тебе ничего присоветовать не могу. Хорошо, что они есть. У половины наших молодцев в его годы зубы гниют уже. А этот, видишь, ничего. А с прыщами все просто – вот как женится, как заживет с женой, как то подобает молодому мужчине, так сразу прыщи и пройдут. Уж поверь моему опыту. И высокий он, и статный, и отец у него почтенный пекарь. Всегда накормлена и обута будешь при нем. А уж как страдает за тобой, как убивается!
- Но я не люблю его, мама! – в сердцах выкрикнула Дейна.
- Много ты знаешь о любви! – вдруг рассердилась мамаша Жасинта. – Столько юношей хороших к тебе ходили, а ты весь мир забыла со своим висельником! Ну да ничего, я эту глупость из головы твоей выбью! Или ты идешь сейчас же с Дьярмуидом к ним на праздник, или я запру тебя в монастыре на Лос-Хустосе! До тех пор, пока замуж не выйдешь! И поверь, капитан твой тебя туда забирать не придет – сама знаешь, что с ним сделает господин губернатор! Да и станешь ли ты его подвергать такой опасности?
- Хорошо, мама, - Дейна сердито смотрела в глаза матери. – Я пойду на этот дурацкий праздник вместе с твоим ненаглядным Дьярмуидом.
Она зло мотнула головой и вышла из комнаты. Мамаша засеменила следом, услышала восторженный голос сына пекаря, воскликнувшего: «Как же вы красивы сегодня, сеньорита Руива!». А когда за молодыми людьми захлопнулась дверь, поспешила на задний двор, где ее ожидал Хосе Бертино. Какое счастье в кои-то веки целый вечер провести только вдвоем!
- Даже не смей ко мне приближаться ближе, чем на шаг! – зло прошипела Дейна в ответ на приветствие Дьярмуида.
Так и шли они по дороге. Дейна впереди, помахивая косынкой, сын пекаря на шаг позади. Несколько раз он порывался что-то сказать девушке, но тут же прикусывал себе язык. Так он хотя бы может сказать, что они шли вместе, а иначе она еще убежит – не догонишь. Уж он-то Дейну знает! Оставалось только идти следом да вздыхать, глядя на колышущуюся вокруг ног девушки юбку.
Так и дошли они до дома сеньора Кальво, пекаря городка Рэдбей на острове Исла-Дезесператос. Веселье было уже в самом разгаре. Старая Катарина со своими пирогами сидела на самом почетном месте, а сама именинница, донья Перлита, давно уже танцевала со своим женихом в толпе молодых людей. Под веселую музыку местных музыкантов.
Глядя на счастливую сестрицу, Дьярмуид тихонько сказал:
- Идемте и мы танцевать, сеньорита…
- Ааааа! Прекрасная сеньорита Руива! – раздался громкий, будто из трубы, голос сеньора Кальво, который, едва увидав их, замахал рукой. – Рад приветствовать! Идите выпейте за здоровье Перлиты!
- Спасибо, сеньор Кальво, - вежливо сказала Дейна, пробравшись сквозь многочисленных гостей. – Поздравляю вас и донну Катарину! – она подняла свой бокал, который наполнил для нее почтенный пекарь, и весело выкрикнула: – Счастья и здоровья Перлите!
Глядя, как она пьет, пекарь довольно хохотал и промолвил, когда она осушила свой бокал:
- Ох и славная вы девушка, сеньорита Руива! И одевает вас ваша матушка, как с картинки! Швею не посоветуете? Нашей Перлите гардероб справлять пора – замуж идет!
- Ах, это донна Йоханна. Старинная матушкина подруга. Она живет где-то на той стороне бухты, - и Дейна махнула рукой.
- Не та ли это Йоханна, что в прошлую весну овдовела и, едва месяц прошел с похорон, вышла замуж за лодочника? – перекрикивая музыку, спросил сеньор Кальво.
- Не знаю, - Дейна пожала плечами. – Если и она, то я на ее свадьбе не гуляла.
- Так они, чтобы обвенчаться, уехали на Лос-Хустос. Падре Ансельм венчать их отказался. Сказал, Йоханна не чтит траур. Хотел от церкви отлучить, да запил.
- Как интересно! – глаза девушки заблестели. – А я и не знала. Наверное, у донны Йоханны и ее лодочника случилась большая любовь, - мечтательно добавила она.
- Сеньорита Руива, - снова протянул Дьярмуид, - музыка какая веселая…
- Дейна, идем танцевать! – раздался за их спинами голос Тоби.
- Идем! – ответила Дейна, протянула руку Тоби и, пока он вел ее к танцующим, спросила: – А где Алмейда? Я ее не вижу, – девушка повертела головой, пытаясь увидеть подругу.
Тоби привлек ее к себе и рассмеялся:
- Да она уже давно сбежала с Маню. Пошли к Синей бухте. Там сейчас красиво. Правда, думаю, не на луну они теперь любуются.
В ответ он получил легкую оплеуху.
- А тебе все бы с сестры посмеяться, - улыбнулась Дейна.
- А что мне еще остается? Ты со мной к Синей бухте не ходишь. Перлита выходит замуж. Только пить, спасать тебя от Дьярмуида и танцевать!
Он живо взял ее за обе руки и легко закружил под музыку. А потом вдруг выпустил, и через мгновение подхватили Дейну другие руки – крепкие, сильные, совсем не крестьянские руки, хоть и одет был державший в блузу и штаны, что носили крестьяне. Были ладони его горячи и нежны. Держали ее так, будто никогда-никогда не отпустят. И их узнала бы она из тысяч других.
- Благодарю тебя, Тоби! – крикнул мужчина, привлекший к себе Дейну, а после прошептал ей на ухо: - А вам, сеньорита Руива, доброго вечера!
- Блез, - прошептала Дейна, в миг ставшая самой счастливой.
Счастливей Перлиты, пляшущей со своим женихом, счастливей Алмейды в Синей бухте.
Потому что ни у кого не было такой любви, какая была у Дейны и Блеза.
Смотрела девушка в лицо своего любимого и не могла оторвать взгляда от его глаз разного цвета. Карий глаз в отблеске факелов казался черным, а второй, который при свете дня был зеленоватым, теперь словно переливался перламутром.
Наконец, когда нашла она в себе силы произнести хоть слово, промолвила:
- Как же я рада, что ты пробрался сюда. Мама заставила меня идти с Дьярмуидом.
Капитан коротко рассмеялся и поцеловал рыжую макушку возлюбленной.
- Я знал, что заставит. И знал, что не могу допустить, чтобы тебе пришлось весь вечер провести в его компании. Он успел утомить тебя?
- Он утомляет меня уже в тот миг, когда я вижу его, - улыбнулась Дейна. – И что мама в нем нашла? Блез! – она вдруг стала серьезной. – Она говорит, если я не пойду за него замуж, она отправит меня в монастырь на Лос-Хустос.
Он поднял взгляд, словно бы смотрел куда-то вдаль, в те просторы, что неведомы людям на празднике семьи Кальво. А потом сказал:
- Путь до Лос-Хустоса лежит через море. А на море хозяин я.
Едва прозвучали эти слова, глаза Дейны загорелись в темноте.
- Я ничего не боюсь рядом с тобой.
Он лукаво подмигнул ей, улыбнулся, обнажив ряд белоснежных зубов, и спросил:
- Тогда, быть может, ты не побоишься уйти отсюда прямо сейчас с одним пиратом? Грозным, но вполне себе ручным в том, что касается тебя.
- Ах, Блез! – выдохнула Дейна. – Я уйду с тобой хоть на край земли. Ничего мне не нужно. Ни богатства, ни положения. Потому что грозный пират во стократ милее мне сына уважаемого пекаря.
- Бедный сын пекаря! – воскликнул капитан Ратон, увлекая за собой прекрасную свою возлюбленную.


[1]Кто-нибудь хочет задать вопрос?
[2]Хорошо. Лера, Кирилл, присаживайтесь.
[3]А наши оценки?
[4]Двенадцать
[5]Каждому?
[6]Да, каждому.
_________________

 » Глава 3. «Какого черта будильник звонит в субботу?»

Утро пятницы Мара встречала с мыслью приблизительно следующего содержания: «Какого черта будильник звонит в субботу?»
Приблизительно на пятой секунде трели она сообразила, что никакой нынче не выходной. И что придется вылезать из теплой постели, надевать проклятый костюм и выбираться на тот жуткий ветер, что бушевал за окном. То, что за окном ветер, Мара не сомневалась. По крыше гудело страшно. И даже в окно сквозняк задувал, несмотря на стеклопакет.
В конце концов, собрав волю в кулак, села на кровати и потянулась. Когда она перестанет полуночничать и укладываться спать вовремя, тогда, наверное, жить станет чуточку проще, но определенно не так увлекательно.
Умылась, почистила зубы. Но просыпаться организм не желал.
Потом поплелась на кухню, где уже хозяйничал дед.
- Доброе утро! – чуть охрипшим голосом проговорила она. – Кофе сваришь, а?
- Кофе, кофе, - проворчал Петр Данилович. – Сварю. И овсянку сварю. И только попробуй не съесть, - с угрозой в голосе проговорил он.
- Вари, - милостиво согласилась Мара и рухнула за стол. – Все, что хочешь, вари.
Дед, не веря своим ушам, кинулся к холодильнику за молоком. На минутку замер и вдруг вкрадчиво сказал:
- А вчера днем Федор заходил. Тебя спрашивал.
- Никак не привыкнет, что я днем дома не бываю? Пора бы уж. Пять лет универа и почти месяц в школе работаю.
Дед недовольно крякнул.
- Можно подумать, что когда он заходит вечером, ты к нему выходишь, - буркнул он, помешивая кашу.
- Бедный Федька, - задумчиво проговорила Мара, глянув в окно. – Фамилия у него дурацкая, прыщи на лбу, девушка его который год динамит… Честное слово, я его даже уже пожалела бы. Если бы не одно обстоятельство из шести букв: дос-тал.
- Глупая ты! – по-прежнему бурчал дед. – Хороший мальчик. И ты ему нравишься.
- Марина Николаевна Нетудыхата. Звучит?
- Как есть, глупая! – Петр Данилович с недовольным лицом поставил перед внучкой тарелку с кашей. – Разве ж дело в фамилии? Не нравится – не меняй! А парень он хороший, работящий.
Мара улыбнулась, взяла ложку, поковыряла содержимое тарелки и решительно заявила:
- А я его не люблю. Он мне даже не нравился никогда, понимаешь? И если бы он мне просто в друзья набивался, я бы дружила. Я из женихов его который год отвадить не могу.
Дед сел напротив и полуласково, полуворчливо протянул:
- Ну а ты пока смотри на него, как на друга. Что ж ты все одна да одна. Нехорошо это для девушки. Замуж тебе пора. Вот привыкнешь к нему, а там глядишь… Хороший же парень!
- Дед, у меня сегодня шесть уроков в первую смену, три – во вторую. Плюс консультация для родителей дошкольников. Агитировать буду идти во французский класс. Какой Федька, а?
- Какой, какой… Сосед наш! – заявил дед и демонстративно вышел из кухни.
Мара тяжело вздохнула, еще пару минут поковыряла овсянку. А потом решительно встала со стула и отправилась одеваться.
В кабинет входила осторожно. Опасаясь снова что-нибудь обнаружить в классе. Внимательно осмотрев стол, выдохнула с облегчением – ничего постороннего. И никого постороннего.
Первые четыре урока пролетели легко и незаметно. Пятый урок был у любимого 11-Б. Аудирование. Снова. Но на этот раз не контрольное. А потренироваться. Вересов сидел за первой партой. Слушал внимательно, пометки в черновике делал. Мара совсем успокоилась.
До тех пор, пока не настала перемена. В перемену он снова явился к ней и спросил, можно ли подойти в окно между шестым и восьмым уроком. У него-де вопросы накопились.
- Ну так сейчас задавай! – не выдержала Мара.
- Не хочу отнимать ваше время на перемене.
- А в мое окно – можно? Ладно, приходи.
В результате дала слабину. И окно превратилось в полноценное индивидуальное занятие. А Мара лишилась обеда.
- А вы шоколад любите? – вдруг спросил Вересов, когда она уже торопилась убегать в младший блок на следующий урок.
- А ты решил расплатиться конфетами?
- Нет, это банально. Но почему бы жизнь не подсластить?
Мара хмыкнула, сказала:
- Ключ отдашь на вахту!
И помчалась работать дальше. Надеясь только, что неделя под знаком Вересовых когда-нибудь закончится. Потому что думала не о работе, а о чем-то отвлеченном и ужасно романтичном.
В 18:50 Вересов-старший припарковался у гимназии. Короткий разговор с охранником, милейшее лицо адвоката в учительской – и через десять минут он уже был осведомлен, что Марина Николаевна обрабатывает родителей дошколят.
Он занял удобную позицию у окна, присев на подоконник. Смотрел, как стайки детей то растекаются по коридору, то снова собираются в классы, пока, наконец, из кабинета 316 не стали по одной, по две выходить, к огромному удивлению Вересова, одни мамы. Папы не наблюдались. Максим усмехнулся и, дождавшись замыкающих, заглянул в помещение. Француженка сидела за столом и что-то писала.
- Марина Николаевна, - окликнул ее Макс, - день добрый! Вы позволите? – он прошел в класс и, остановившись перед учительским столом, добавил: - Я бы хотел поговорить с вами о Кирилле.
Мара, как накануне, подпрыгнула от неожиданности, но теперь уже сидя на стуле. Кажется, вместе со стулом. Вцепилась пальцами в стол и осторожно перевела взгляд на папашу своего «любимого» ученика. И снова потерялась. Ну, нельзя папам быть настолько привлекательными, что учительницы не знают, куда себя деть и где себя искать!
- Здравствуйте, - сказала Мара и кивнула на парту перед учительским столом: - Хорошо, присаживайтесь.
Усевшись за стол, Максим немного помолчал. Смотрел на Марину, внимательно разглядывая ее прическу и костюм. В тишине пустого класса его голос прозвучал неожиданно громко.
- Марина Николаевна, я поговорил с сыном. Он согласился на дополнительные занятия с репетитором. Но все дело в том, что я ровным счетом ничего в этом не понимаю. Не посоветуете, к кому я мог бы обратиться?
Мара кивнула. И сделала вид, что задумалась. Хотя в голове было пусто. Впрочем, не так уж и пусто. Она думала о цвете его глаз и о герберах, стоявших на столе в ее спальной. Динамо несчастное!
- Ну… может быть, Зоя Геннадьевна по старой памяти? Она уволилась, но уроки еще дает. У меня из девятого класса два человека к ней ходят.
- Мне бы хотелось, чтобы это был незнакомый Кириллу человек, - Максим напустил на себя самый серьезный вид. – Знаете, без воспоминаний о прошлых промахах или заслугах.
- Но тогда из девяносто второй вам никто не подойдет, - растерялась Мара.
- Вероятно! Но… я подумал… вы можете подсказать… - не сводя глаз с учительницы, рассуждал Вересов.
И тут началось. Под его взглядом сначала у Мары вспыхнули щеки – как обычно. Потом краской залились уши – тоже ожидаемо. Но, что еще хуже – покраснела даже шея! Она осторожно выдохнула и, надеясь, что при этом освещении ее цвет не очень заметен (о, наивная!), невозмутимо ответила:
- Ну, я могу обзвонить одногруппниц. Других знакомых специалистов у меня нет никаких.
Вересов кивнул, казалось, задумался, хотя на самом деле просто любовался замешательством Мары, и, наконец, проговорил:
- Буду вам крайне признателен. Было бы неплохо, если бы уже в эти выходные я мог встретиться с предполагаемыми преподавательницами. Не думаю, что стоит терять время.
- Вы предлагаете мне прямо сейчас звонить? – опешила она.
- Это неудобно?
- Но ведь вы же все равно не отстанете?
- Ну, все-таки выпускной класс. А судьба сына мне не безразлична, как бы вам ни казалось со стороны.
- Ничего мне не кажется! – рассердилась Мара и достала телефон из сумки. Открыла список контактов и, листая его, пробормотала: - Микроклимат вашей семьи меня вообще не касается, - а потом вдруг воскликнула: - И я же попросила прощения!
- Да нет, вы в чем-то правы. Мне некогда всерьез заниматься сыном. Я привык полагаться на него самого. Но… переходный возраст и все такое…
- А нужно найти время! – снова вспыхнула она. – Вы когда с ним в последний раз на рыбалку ходили? Может, уделяли бы ему больше внимания, он бы мне книги сомнительного содержания не подсовывал! Тем более, переходный возраст! Вы себя в его годы помните?
Вересов подпер голову рукой и долго смотрел в лицо Мары. Потом разлепил губы и заговорил:
- Рыбалку мы не любим. Ни он, ни я. Предпочитаем шахматы, - снова помолчал и продолжил: – А вот в его возрасте… Очень хорошо себя помню. Я бегал за одноклассницами, смотрел фильмы гораздо более сомнительного содержания, чем ваша книга, курил, пил водку и прогуливал уроки. И поэтому мне сейчас намного легче, чем моему отцу двадцать лет назад.
Очень внимательно выслушав воспоминания Вересова-старшего о юности, Мара решительно нажала кнопку вызова и заговорила:
- Алло, Лесь! Привет!.. Я по делу… Нет, завтра я не пойду… Какие к черту скидки, Леська! Не нужны мне туфли!.. Хорошо. Хорошо… Куртка тоже не нужна, у меня есть. Тебе надо – ты и покупай, я тебе зачем?.. Слушай, только не про Толика, я его имя слышать уже не могу… Ну так бросай его! На черта он тебе сдался, что ты на выходные из дома удираешь?.. Ах, любишь?.. Ну да, аргумент… Черт! Лесь! Я не о том! Я не одна… Не в том смысле! Передо мной сидит родитель и ищет репетитора по французскому своему сыну… А я не могу! Я его в школе учу!.. Непредвзятость и объективность… Одиннадцатый класс. Способный, но ленивый… По выходным?.. Я не знаю, может, они в будни хотят…
Мара убрала трубку от уха и растерянно проговорила:
- Вы поговорите? Она по выходным только может…
Максим лениво помотал головой, по-прежнему подпирая ее рукой.
- По выходным нам не подходит.
Она кивнула и снова заговорила в телефон:
- По выходным им неудобно… Да потому что никому не удобно по выходным, кроме тебя и Толика!.. Ладно, спасибо… Нет! Я говорю нет! Никуда я завтра не пойду! Я встаю в пять утра! Я спать хочу!.. Да, до обеда!.. А после обеда я тоже буду спать! Отбой, Леся!
Мара сбросила и посмотрела на Макса.
- Вообще-то она нормальная, - тихо прокомментировала она, продолжая листать телефонную книжку. – Просто ее иногда… переклинивает.
Не говоря ни слова, Вересов кивнул.
А Мара набрала следующий номер. Абонент был менее экзотический. Но ужасно занудный.
- Алло… привет, Маш… Я по делу… Тут отец моего ученика ищет сыну репетитора по французскому. Ты как сейчас? Взялась бы?.. Одиннадцатый класс, способный, но ленивый… Нет, не успевает не потому, что ничего не делает… Маш, он отличный парень, просто надо помочь… Я понимаю, что ты не выносишь лодырей… Я тоже… Но там не так все запущено… И вообще, тебе что? Деньги лишние? Тебе рожать через полгода – как раз поможешь… Ну выручи, а!.. Ладно… Я поняла… Привет Лешке.
И только пятый по счету звонок принес хоть какие-то результаты. Мара осмелела настолько, что позвонила своему дипломному руководителю. А та ни с того ни с сего согласилась взять ученика. «Я, Мариночка, на пенсию выхожу через месяц, мне заняться нечем. Но денежные вопросы решить надо. И мальчика хочу увидеть тоже…. Так что можешь дать им мой номер… Если, конечно, профессор – то, что им надо».
Вскинув брови, Вересов вопросительно смотрел на Мару.
Все полчаса, пока она звонила своим знакомым, в поисках репетитора для Кирилла, он откровенно разглядывал ее. Открытое лицо, на котором было совсем немного косметики, высокий лоб, темные волосы, строго собранные на затылке «а-ля моя бабушка». Ее белая блузка, застегнутая под самое горло, никак не умаляла унылость черного костюма. Причем самым унылым в нем была длина юбки, прикрывающей колени. И все, что оставалось Максиму – разглядывать икры, тонкие щиколотки и изгиб стопы в туфлях на высоких каблуках.
«Интересно, это чулки?» - мелькнуло в голове.
Все, что Вересов видел перед собой, странно не вязалось с глазами Мары. Было в них что-то такое, что заставило его представить короткую, почти мальчишескую стрижку, шорты и широкую улыбку, которой она улыбнется ему посреди Испанской лестницы.
Мара деловито взяла упаковку со стикерами, словно припасенную специально для этого случая. Распечатала ее. И выписала совсем не каллиграфическим почерком:
«Наталья Анатольевна Гостева
Моб. 067-58-19-070».
Потом отлепила стикер от пачки и протянула Вересову.
- Это мой дипломный руководитель. Надеюсь, вам подойдет?
- Вероятно, подойдет, если вы рекомендуете, - улыбнулся Максим. – Скорее у Кирилла может оказаться свое собственное мнение на этот счет. Откровенно говоря, совершенно не понимаю, что на него нашло, - доверительно добавил он. – Я всегда старался относиться к нему сообразно его возрасту. Как думаете, это было ошибкой?
Мара тяжело вздохнула и бросила взгляд на часы. С обедом так и не сложилось. Булочки из столовой на весь день явно было маловато. Времени было… В общем, Мара судорожно вспоминала расписание электричек, понимая, как загружена может быть трасса. А Вересов-старший, сидевший напротив нее, все сильнее ее смущал. И самое отвратительное – этим он еще больше ей нравился. И это-то уже совсем-совсем неправильно.
- Мне иногда кажется, что Кирилл хочет выглядеть старше, чем он есть, - сказала она. – Это получается у него почти всегда. Кроме уроков французского. Единственная причина, которую я вижу – это я сама. Может быть, он скучает по Зое Геннадьевне?
- Вы так думаете? – Вересов прикинулся задумчивым. Он заметил, как Марина посмотрела на часы, но невозмутимо продолжал: – Вряд ли… Зоя Геннадьевна никогда не входила в число его любимых учителей. Но это не мешало ему учить язык.
Что-что, а говорить часами ни о чем под видом плодотворной беседы он умел. Легко переводя потраченное время в денежный эквивалент.
- Он и сейчас учит. Иногда. Конечно, часто выплывает за счет старого багажа, но… Вот недавно двенадцать получил за диалог. Но то, что ему плохо дается, он делать отказывается.
- Да, он сообщил мне, что исправляет свои двойки… - Максим посмотрел на часы и сделал удивленное лицо. – Я совсем заговорил вас, Марина Николаевна. Вас, наверное, давно заждались дома.
В это мгновение Мара представила себе лицо деда, когда часика через два с половиной она завалится в квартиру. Еще попросит подышать на него!
- Ну вы же по делу, а не из праздности, - ответила она с улыбкой.
- Это меня мало оправдывает. Вам далеко добираться?
- Не очень. В Бровары.
- Ну да, не очень. Часа через два будете дома. Но раз уж вы задержались по моей вине, позвольте отвезти вас.
- Вы представляете, что сейчас на трассе? – помотала головой Мара. – Машиной тоже не меньше полутора часов ехать. А вам еще в обратную сторону добираться.
- Ну я-то представляю. А еще я представляю, как по этой трассе тащиться в набитой маршрутке. В машине гораздо удобнее, вы не находите?
- Я попробую успеть на электричку, - поджала губы она и тут же добавила неожиданно даже для самой себя: - Но, чтобы никому не было обидно, можете отвезти меня на вокзал.
- Вы мастер компромиссов, - улыбнулся Максим и поднялся. – Идемте?
- Я просто слишком устала, чтобы спорить.
Сходила в подсобку, чтобы забрать пальто и, на ходу одеваясь, вышла из кабинета.
Они в молчании прошли по коридорам школы, вышли на улицу, а когда подошли к машине, Макс распахнул перед ней заднюю дверь.
- Прошу, - улыбнулся он Маре и протянул руку, чтобы помочь ей сесть.
Мара автоматически перехватила его ладонь и мимолетно почувствовала, какие теплые у него пальцы. Воздух был влажный и холодный. Совсем-совсем осенний вечер. А его пальцы теплые.
Потом она устроилась в машине и не без сожаления отпустила его ладонь.
- Спасибо, - пробормотала она и оглянулась, рассматривая дорогой салон. В машинах она совсем не разбиралась. Но и дурой не была. Внушительный железный конь, видимо, очень неплохой породы.
Вересов захлопнул за ней дверь, обошел машину, устроился в водительском кресле и обернулся к ней:
- Вам удобно?
- Удобно, - отозвалась она.
Макс кивнул, завел двигатель и, вклинившись в плотный поток машин, медленно двинулся вдоль улицы. С поправкой на то, что вовсе не в сторону вокзала, а Набережного шоссе. А вот Мара включилась не сразу. А только тогда, когда обнаружила, что перекресток, на котором они чуток застряли, явно не в той стороне, куда ей нужно.
- Максим Олегович, ну что за самодеятельность! – рассердилась она.
Он весело глянул на нее в зеркало заднего вида.
- Не шумите, Марина Николаевна. Электричка – тоже не лучший выход. Машина, согласен, медленно. Впрочем, да, признаю́сь, я это делаю ради себя. Потом мне будет не так стыдно, что я задержал вас на работе и оставил без ужина.
- Если ваш сын оставил меня без обеда, то вам оставить меня без ужина – сам бог велел. Сейчас же высадите меня, я поеду на метро.
- На метро вы не поедете, - спокойно ответил Макс, продвигаясь вперед медленно, но уверенно. – За сына простите. Я могу предложить вам поужинать где-нибудь. И пробки за это время могли б рассосаться. Но что-то мне подсказывает, что вы откажетесь.
- Конечно, откажусь! Я вообще не понимаю, чего вы добиваетесь! – обиженно воскликнула она и откинулась на спинку сиденья, всем видом давая понять, как они все ее достали.
Максим промолчал, снова бросил на нее взгляд в зеркало и включил негромко музыку.
Сам-то он как раз знал, чего добивается. Сегодняшнее расписание учительницы французского Стрельниковой М.Н. оказалось весьма удобным для претворения его плана в жизнь.
В Зазимье у Вересовых была дача. Много лет назад, когда Макс учился классе в первом или втором, родители купили там участок и маленький дом. Отец насажал деревьев, мама возилась на клумбах, Максим зависал на чердаке, представляя себя пиратом на капитанском мостике – с чердака открывался прекрасный вид на Десну.
Сейчас, правда, вид оказался застроенным дачами, выросшими по соседству. Впрочем, и свой домик Вересов давно перестроил в двухэтажный коттедж. Только сад остался неизменным. И клумбы меняли лишь цветы, но не предназначение.
В этот самый дом и собрался отвезти Мару Максим, предварительно затарившись в супермаркете. Пакеты с едой мирно лежали в багажнике…
Они снова стояли, потом снова пробирались все дальше по улицам сквозь город. Пока, наконец, не выехали в район Почтовой площади, где Вересов свернул сначала направо, а затем налево и двинулся вдоль реки в сторону Гаванского моста.
В этот момент Мара снова закопошилась и, буравя недобрым взглядом его затылок, прошипела:
- Это что? Новый маршрут в Бровары?
- Не совсем. Это… допустим, старый маршрут в Зазимье, - получила она ответ.
- И зачем мне в Зазимье?
- Ну вот смотрите, - Максим улыбнулся и ударился в пространные неторопливые рассуждения. – Я предлагал вам кофе и чай. Вы категорически отказывались. Сегодня, оказывается, мы должны вам не только ужин, но и обед. А завтра выходной. И у вас тоже, Марина Николаевна. Я узнавал.
Вересов внимательно смотрел вправо, где между ним и Фольксвагеном впереди нахально пытался вклиниться Жигуленок.
- И по-вашему, все это дает вам право меня… похитить? Это же похищение, самое настоящее, Максим Олегович!
- Да? – удивился Максим. – Пожалуй, да… но я подумал… почему бы вам не провести этот выходной за городом? И потому решил отвезти вас к себе на дачу.
Мара похлопала ресницами. Представила себе деда, который на этот раз спрашивал у Максима, сколько выпил он. И ринулась в бой:
- Да? Ну здорово! А меня спросить, вы не удосужились? А может, меня дома муж ждет? Может, он не согласен, чтобы я проводила выходные с посторонним мужчиной на его даче!
- И снова вы правы – не удосужился, - Макс по-прежнему внимательно смотрел на дорогу. Помолчал и продолжил абсолютно серьезно: - Но у меня есть одно смягчающее обстоятельство. Вы мне нравитесь, Марина. Очень нравитесь.
Мара оторопело воззрилась на его затылок. Потом перевела взгляд на зеркало заднего вида, в котором надеялась разглядеть его лицо, но глаз его там видно не было. И сдавленно спросила:
- Вы сумасшедший, да?
- Ну если вам приятнее думать, что вы едете в гости к сумасшедшему, пусть будет сумасшедший, - улыбнулся в ответ Макс.
Мара ничего не ответила ему. Только сглотнула и, стараясь успокоиться, сделала протяжный вдох, будто собиралась нырнуть. Проблема была не в том, что он сумасшедший. Проблема была в том, что он ей тоже нравился. Очень нравился.
Она достала телефон, набрала номер деда и, сочиняя на ходу историю про подружку, у которой решила переночевать, чтобы с утра отправиться по магазинам, кое-как отмазалась. А после этого посмотрела в окно и ровно сказала:
- Если через несколько дней мой истерзанный труп найдут в какой-нибудь канаве, знайте, вас видели родители моих дошкольников. И вас легко просчитать – у вас мотив есть. Три двойки вашего сына.
- Кирилл сказал, что одну уже исправил, - забавлялся Вересов. Ее лепет по телефону не оставил сомнений, что мужа никакого нет. Впрочем, и его возможное наличие не особо смущало Максима. – И не переживайте. Обещаю вам, что в воскресенье после обеда вы будете дома. В Броварах.
- В воскресенье? – охнула Мара. – Тогда, и правда, лучше убейте меня. Это будет актом милосердия по сравнению с тем, что со мной сделает дедушка!
- У вас есть два варианта. Либо дедушку вы берете на себя, либо с ним придется поговорить мне. Мы приехали, - неожиданно объявил Максим и остановил машину у больших ворот.
В доме Вересов провел Марину на кухню.
- Вы проходите, осматривайтесь. Я только машину загоню и продукты принесу. Надеюсь, вы не станете морить себя голодом и поужинаете со мной.
- Куда я денусь? – вздохнула Мара. – Голодовку я точно не объявляла.
Спустя час они сидели за столом. Макс с довольной улыбкой смотрел, как Мара уплетает спагетти под соусом из тунца, оливок и каперсов. Сначала поспешно, потом все размеренней. Перед ней стоял большой бокал вина, но пила она мало. Когда тарелка ее осталась пустой, Максим спросил:
- Еще хотите? – и кивнул на кастрюлю с макаронами.
- Нет, спасибо, - тихо сказала она. И теперь уже вполне спокойным взглядом неторопливо обвела комнату. Потому что ранее было совсем не до того.
Странным здесь казалось все. Например, то, что этот дом в ее представлении со словом «дача» совсем не вязался. Она прекрасно представляла себе дачу – Леська родилась летом, шашлыки и песни до утра на дачном участке были обязательной программой. Одноэтажный домик с одной комнатенкой, куда свозились все ненужные вещи из нескольких квартир их родственников, и кухня со старой печкой, которую Леськины родители мечтали переделать в камин. И это была дача! А особняк Вересова… Да у нее квартира в четыре раза меньше… И не упакована по последнему слову техники и дизайна. А дизайнеры здесь явно постарались.
Мара вспомнила собственную гостиную, где дед обыкновенно до глубокой ночи смотрел телевизор. Ковер со стены она его так и не уговорила снять. Потому что «тогда же стены будут голые!»
Отчего-то она так рассердилась из-за этого воспоминания, что посмотрела прямо в глаза своему похитителю и воинственно спросила:
- Что дальше?
- Дальше? – удивленно переспросил Макс, высоко вскинув брови, посмотрел на часы и тоном, каким обычно заявлял отвод судье, сообщил: – Думаю, пора спать!
- Спать? – вспыхнула она, заливаясь краской. – Уверены? А колыбельную на ночь не хотите?
- Лично я собираюсь спать. Вы, впрочем, можете найти себе иное занятие. Чувствуйте себя, как дома.
Максим поднялся, собрал со стола грязную посуду, кастрюлю с макаронами и остатками соуса отправил в холодильник.
- Спокойной ночи, Мара! – сказал с порога и вышел в коридор.
Она собралась было кинуться за ним, чтобы, по меньшей мере, спросить, в какую комнату ей-то идти. Но вдруг замерла. Сообразив одно-единственное. Мара… Он назвал ее этим именем так просто, будто бы знал, что только так она саму себя и зовет. А об этом никому известно не было, даже деду.
Неожиданно для самой себя, она поняла, что улыбается. Встала со стула и отправилась искать, где можно устроиться на ночь. Комнат-то в доме было много.

***

Прижавшись щекой к плечу Блеза, счастливая Дейна шла с ним по узкой улочке, ведущей в гору. Они возвращались с пляжа, где провели вместе несколько часов. Купались, лежали на песке и целовались. Целовались так, словно не могли нацеловаться. Но они и вправду не могли. Дейна таяла в крепких объятиях своего Блеза и мечтала лишь о том, чтобы так держал он ее всю ее жизнь. И целовал так, чтобы кружилась голова и болели губы, как теперь.
- Ах, Блез, - мечтательно протянула Дейна, - как же я хочу, чтобы этот гадкий Браер утонул где-нибудь посреди Атлантики. И тогда тебе не пришлось бы никуда уезжать. Что может быть ужаснее разлуки с тобой!
Капитан Ратон задумчиво посмотрел в небо и проговорил зловещим голосом, какого она никогда не слышала от него:
- Нет, этот пройдоха так просто не погибнет. У меня с мерзавцем старые счеты, Дейна. И если он умрет, то умрет от моей руки.
Она обиженно надула губки и вздохнула.
- Но ты же пока не уезжаешь? Его же пока не нашли?
- Не знаю… Я жду вестей, сегодня прибывает «Белая черепаха», а на ней должен быть посланник… Может быть, что-нибудь теперь известно.
Дейна кивнула. И лишь теснее прижалась к своему капитану. Таверна уже была видна, и пришла пора расставаться.
- Ты не ходи дальше, - шепнула девушка Блезу, – мама увидит, скандал на всю улицу устроит. Ни к чему это.
- О, как бы я хотел, любовь моя, - стоном вырвалось у него, - чтобы нам больше не приходилось скрываться… И расставаться… Но ты права, теперь нам ни к чему скандал. Все устроится, даю тебе слово!
Он снова прижал ее к себе и крепко поцеловал. А после разомкнул их объятие и пошел прочь, скоро скрывшись в толпе.
Проводив Блеза долгим печальным взглядом, Дейна сделала несколько шагов к таверне, подняла глаза и увидела мать. Та стояла на пороге, уперев руки в пышные бока, и выражение ее лица не предвещало ничего хорошего. Но разве может быть что-то хуже того, что ей приходится постоянно расставаться с Блезом?

Мамаша Жасинта глядело сурово из-под темных густых бровей. Она покраснела, как рак. И, казалось, даже из ноздрей ее идет дым.
- Непутевая! – провозгласила Жасинта. – Сказано же, как паршивую девку ни воспитывай, она паршивой девкой останется! Не я ли давала тебе все, что могла? Не я ли лучшее для тебя берегла? Не я ли ценила тебя выше даже самой себя? Да благородные не все на наших островах могут похвастаться таким приданым и такими манерами, как я дала тебе! Сохранить тебя в чистоте я хотела, коли самой не довелось. Чтобы не знала ты тех же унижений и страданий! А что ты взамен? Честь свою измазать вздумала с этим проходимцем? Отвечай, Дейна, ты уже легла с ним или нет?
Глаза дочери округлялись тем сильнее, чем дольше говорила мать. А услыхав ее вопрос, Дейна вспыхнула до корней своих огненных волос, и возмущенно прошипела:
- А это не ваше дело, матушка!
- Ах, не мое дело? Ах, не мое?! – возмущенно заверещала Жасинта. – А что же тогда мое? А как я вручу тебя твоему будущему мужу, который потребует от тебя чистоты и непорочности! Да какой матерью меня назовут люди, коли узнают, что ты опозорила имя своего супруга?
- А вы меня замуж не отдавайте – вот и не будет у людей повода говорить о вас плохое, - рассмеялась Дейна, - коль уж вы так о своей репутации печетесь.
- Да не о своей, а о твоей, дурная! – заорала мать. – И как не отдавать, когда тебя-то поскорее и надо замуж! Иначе будешь таскаться со своим висельником, пока не понесешь от него. А он твоих детей не признает! Да и сомнительное благо – его имя твоим ублюдкам!
- Вы не знаете его совсем! – зло вскрикнула Дейна, глядя матери прямо в глаза. – Не знаете, а болтаете, - и снова покрывшись румянцем, мечтательно проговорила: - Он будет очень хорошим отцом.
Вид ее был настолько трогательным и влюбленным, что даже мамаша Жасинта печально села на скамью и молча наслала проклятия на голову красивого рыжего ирландца из ее бурной юности. Тот тоже мечтал о том, какой она стала бы матерью его детям.
- Бесстыжая дура! – горько сказала несчастная женщина и тут же добавила: - Да у него таких подстилок, вроде тебя, в каждом порту. Он по всем морям плавает, все острова знает. Таскается со всеми шлюхами. А ты влюбилась, глупая. Да тебе от него бежать надо, как от чумы. Он же даже здесь, в Рэдбее, не одну тебя обхаживает! Ты и не видишь ничего за своей любовью!
Не сразу смысл повисших в воздухе слов стал ясен Дейне. Она долго смотрела на мать, и брови ее все сильнее хмурились.
- О чем вы? – тихо спросила она.
Мамаша Жасинта грустно пожала плечами и покачала головой.
- Все говорят! За Синей бухтой дом стоит, принадлежал он когда-то донье Селесте. Она из благородных была. Ни с кем из города не водилась. Я ее молодой еще помню. Мы девчонками бегали смотреть, в каких платьях она на прогулку выезжает. Все нам из какого-то другого, особенного мира казалась. Мы даже прически, как у нее, делать себе пытались. А потом пропала. Говорили, замуж ее отдали за богатого плантатора. Много лет ее не было. А потом вернулась с маленькой девочкой на руках, назвалась вдовой. Девочка эта, сама понимаешь, взрослая теперь девица. И тоже сразу видать – знатная, от людей нос воротит и все прячется в своем доме. Туда твой Ратон и ходит. И вот, что я скажу тебе, глупая, если на ком и женится, так на ней – там и деньги, и связи. Не то, что ты – дочь шлюхи, которая только лишь немного преуспела.
И снова долго молчала Дейна. Мать многое знала. В таверне кого только не встретишь, а люди все видят, обо всем рассказывают. А уж кто как не мамаша Жасинта лучше умела слушать.
- Этого не может быть! – упрямо заявила Дейна. – Вы это все специально говорите. А Блез не такой.
- Все они не такие, пока у девки брюхо не нарисуется, - вздохнула мать. Потом мысленно попросила прощения у святого Иакинфа за свою ложь и продолжила: - Вот и отец твой! Казался мне самым лучшим из всех людей на земле. Я ведь свадьбы ждала, молилась на него. А он… едва узнал, что я понесла, так и сбежал от меня. Почему я, по-твоему, в продажные пошла? Кто бы меня замуж взял после такого? Да и я честного человека ни за что не стала бы позорить. А зарабатывать, чтобы тебя прокормить, как-то ведь надо было. И ни разу за всю жизнь он не поинтересовался, как мы живем. Ни разу не помог. Хотя судно его, где он теперь капитаном, по-прежнему заходит на Исла-Дезесператос дважды в год.
- Говорите, что хотите, - отмахнулась Дейна. – Не верю я вам. То, что нас отец бросил, совсем не означает, что Блез поступит так же.
- Что ж, - вытирая слезы, проговорила Жасинта. – У всех ожоги свои. Я тебя уберечь хочу. А ты меня врагом делаешь.
- И вовсе нет, - Дейна пожала плечами. – Я всего лишь замуж не хочу.
- А я не хочу, чтобы ты виделась с капитаном Ратоном! Погубит он тебя!
Дейна фыркнула и промчалась мимо матери к себе в комнату.
_________________

Надеемся, он вам приглянется.=)


Будем, будем.


Присоединяйтесь.


Добро пожаловать.


Куда ж без характера. Без характера - никудааа....


Скоро все узнаете.


Взаимно!


Спасибо!


Обо всем обязательно расскажем.

Дамы, спасибо большое за внимание!
_________________

Джын и Светлая, привет вам! Я присоединяюсь к вам в читатели
Подкупило ваше предупреждение о пеликанах
Шучу)))
В общем, поздравляю вас с открытием новой темы
___________________________________