» Часть 1. Расцвела лаванда, или Как все началось
Перевод -
Peony Rose
Редактура -
Karmenn
Давным-давно, когда феями повелевал Оберон, в сказочном королевстве Фантасморании правил король, и было у него шесть красавиц-дочерей.
Все они, как водится, до кончиков ногтей слыли истинными принцессами: с волосами цвета золота, что добывают маленькие гномы в северных горах, с очами такой голубизны, что позавидовали бы дельфиниумы в дворцовых садах, и со щечками сродни бархатным лепесткам роз, окунутым в сливки.
Немудрено, что матушка-королева очень гордилась дочками и каждой из них пышно отпраздновала крестины, когда принцессы были малютками. Она дала им имена в честь драгоценных камней и частенько в шутку обращалась к дочерям: «Ах, вы, мои сокровища». А звали принцесс Бриллианта, Рубина, Изумруда, Сапфира, Хрусталина и Жемчужина.
Каждая принцесса носила золотую корону, украшенную самоцветами в соответствии со своим первым именем. Так что можете вообразить переполох, поднявшийся в Фанффе, столице Фантасморании, когда прошел слух, дескать, господам Хейбендиксу и Пипхорну, золотых и серебряных дел мастерам, по повелению его величества, короля Хюльдебранда, поручили изготовить еще одну корону и на сей раз украсить ее аметистами.
- Видать, скоро во дворце появится седьмая принцесса! – восклицали домохозяйки Фанффа.
- Так оно и честь по чести, седьмая дочка всегда к счастью, - кряхтел старейший житель.
- Седьмая принцесса! – вздыхали романтичные девицы. – И конечно, самая из всех красивая. Младшеньким вечно все достается.
- Вот счастливица! Как же здорово быть принцессой, - думали дети, с завистью глядя поверх городских крыш туда, где величественные башни и остроконечные башенки королевского дворца возвышались над кронами деревьев.
- Откуда вам знать, что в этот раз родится не принц? – спрашивали путешественники, гостившие на постоялых дворах и в тавернах города. Но городские жители и хозяева постоялых дворов и таверн лишь посмеивались и отвечали:
- Оно и видно, что вы нездешние. В нашей королевской семье всегда рождаются только принцессы.
- Но у вас же есть король, - возражали путешественники.
- Ну да, но по обычаю наследником трона всегда становится младший сын старшей принцессы. Все просто.
И вот одним прелестным весенним утром, когда в Дальнем лесу зазолотились примулы и от пышного цветения вишен побелели рощи, громадная бронзовая пушка на стене дворца, из которой стреляли только, если рождалось королевское дитя, выпалила прямиком в небо. Не успело первое облачко дыма растаять над стенами дворца, а первый залп затихнуть над городом, как жители побросали работу, а хозяйки, лавочники и дети дружно высыпали на улицы.
Все взоры обратились к дворцу.
- Бум! - громыхнула пушка. – Бум! Бум!
- Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, - считали горожане. – Двадцать! Принцесса!
И они принялись бросать в воздух шляпы и выкрикивать приветствия, пока колокола всех столичных церквей радостно трезвонили, и в честь великого события был объявлен всенародный праздник.
В богато украшенной опочивальне одной из башенок дворца причина всего этого ликования и восхваления лежала в золотой колыбели и моргала, таращась на резной потолок.
Седьмая принцесса и впрямь была прелестнейшее дитя. Величиной не более чем с куклу одной из своих сестер, вся розово-белая и золотая, словно яблоневый цвет и солнечное сияние, с глазами столь же синими, как небо над Дальним лесом. Нянюшки и фрейлины неустанно восхищались маленькой принцессой и восхваляли все ее совершенства, и перво-наперво чудесный характер. Она никогда не кричала и не плакала, а лежала себе тихонько и улыбалась солнечным зайчикам, танцевавшим на потолке, или же спала часами.
У такой крошки была весьма пышная детская: с потолком, украшенным резьбой и разрисованным сценами из легенд Дальнего леса, а стены увешивали гобелены аметистового цвета. Полы устилали роскошные ковры. А еще у седьмой принцессы имелось не менее двенадцати собственных слуг.
Первой была ее кормилица Марта, далее три ее помощницы, две фрейлины, четыре нянюшки и два пажа. Время от времени пажам полагалось играть на флейтах и скрипках, а фрейлинам петь колыбельные, чтобы убаюкивать седьмую принцессу.
Когда принцессе исполнилось шесть недель от роду, начались приготовления к особенно грандиозным и великолепным крестинам. Сотни писцов день-деньской сидели за столами из слоновой кости, выводя золотыми чернилами на пергаменте приглашения. Сотни пажей грели золотой сургуч, чтобы запечатать конверты, а сотни королевских посланников пришпоривали лошадей и скакали во все концы света, чтобы доставить послания приглашенным гостям.
Список гостей оказался столь велик, что лорду великому камергеру потребовалось время от завтрака до ужина, чтобы прочитать его, а сам свиток получился такой длины, что несли его шестеро рыцарей.
В Совете долго спорили, стоит ли приглашать на крестины фей. Король вначале возражал, но дело кончилось победой королевы, которую поддержали премьер-министр, лорд великий камергер и большинство советников.
- Ох, ну и ладно – поступайте, как вам угодно, - наконец сдался король. – Но помяните мое слово, это безрассудство. И я буду повторять, что это безрассудство. На крестинах других моих дочек не было всяких там волшебных заморочек, и что случилось?
- Да ничего, - ответила королева.
- Вот именно, - подтвердил король. – Совершенный мир и покой. Все прошло великолепно без сучка и задоринки, и все прекрасно провели время.
- Но ваше величество… - начал премьер-министр.
- Знаю, знаю. Не перебивайте меня, - раздраженно прервал король. – Вы намереваетесь сообщить мне, что таков обычай нашего королевства – приглашать всех фей на крестины седьмой дочери. Вы уже это говорили, по крайней мере, раз семь, а я все равно утверждаю, что это безрассудство!
- Нет нужды горячиться, милый, - вмешалась королева. – Ты прекрасно знаешь, прежде всегда так поступали, и будет крайне странно выглядеть, если мы и нынче не последуем обычаю.
- Я не горячусь, - возражал король. – Я просто говорю, что все это безрассудство.
- Ради всех высших сил, Хюльдебранд, - выпалила королева, почти теряя царственное терпение, - прекрати же твердить это надоедливое слово. – Глубоко вдохнув, она вернула себе величественное спокойствие. - И потом, милый, подумай, какая от этого будет польза. Феи всегда преподносят такие чудесные подарки. Например, Добрый Нрав, и… и Неизменное Очарование, и Неувядающую Красоту. Не хочешь же ты лишить свою доченьку такого счастья?
- Повторяю, что приглашать фей на крестины, значит, звать беду, - упрямился король. - И накликать ее, - прибавил он мрачно. – Лично я охотнее пригласил бы парочку тигров-людоедов. Вы, возможно, запамятовали, что произошло с моей пра-пра-пра-прабабушкой, а я-то не забыл. Проспала сотню лет, бедняжка, и весь двор с нею, и все из-за каких-то глупых феечных свар на крестинах.
- Но ваше величество позабыли, что упомянутый вами несчастный случай произошел из-за вопиющего небрежения и невнимательности, - вмешался премьер-министр.
- Историки рассказывают, что какая-то влиятельная фея не получила приглашения. Однако на сей раз я лично приложу величайшие из возможных усилий, чтобы подобная беда не повторилась. - И премьер-министр постарался принять как можно более беспечный вид.
Лорд великий камергер поспешил добавить, что в списке гостей не будет пропущен ни один придворный короля Оберона.
– И мы не должны забывать, - указал лорд великий камергер, - что, по словам ее величества, эти… э… персоны способны наделить наиболее ценными дарами. Во благо вашей дочери… - наставительно продолжил он.
- Ай, хорошо, довольно, - раздраженно прервал его король. – Давайте не будем ходить по кругу. Но уж попомните мои слова, лучше принять миленькую серебряную чашу от верного и надежного барона, чем какую-то рискованную штучку вроде Неугасающей Красоты от плутоватого создания с крылышками и волшебной палочкой! И потом, - продолжил он, - кто скажет, что какая-нибудь нудная фея не встанет не с той ноги в день крестин и не вручит моей доченьке вместо этого Дурной Нрав? Отвечайте!
- Ох, Хюльдебранд, - утомленно вздохнула королева, - порой ты бываешь невыносим. Мне кажется, ты решил перечить нам во всем.
- Но ваше величество… - начал премьер-министр.
- Но ваше величество… - вторил лорд великий камергер.
- Но ваше величество… - хором вступили советники.
- Ай, хватит, - ответил король. – Поступайте, как вам угодно. Зовите всех. Обо мне не беспокойтесь! – Он подобрал подол мантии и оглядел советников, премьер-министра, лорда великого камергера и королеву. – Но не говорите после, что я не предупреждал. Ни разу феи не были на крестинах, чтобы ни учинился какой-нибудь тарарам. Вы еще попомните мои слова. Все это безрассудство. - На этом он выскочил вон из залы Совета и хлопнул дверью.
Итак, фей пригласили и приняли самые тщательные меры по подсчету гостей: назначили особый комитет, призванный надзирать, чтобы никого не забыли. День крестин близился, и весь дворец гудел от возбужденной суеты и суматохи, словно пчелиный улей.
В королевских кухнях двести двадцать поваров, четыреста поварят, столько же подавальщиков и пятьсот судомоек работали как одержимые, выпекая торты, пироги и печенья. Они фаршировали лебедей, петухов и кабаньи головы, готовили восхитительные сласти – марципановые деревца, украшенные засахаренными вишнями, замки, драконов и большие корабли из леденцов. Пятеро поваров из Италии трудились над крестильным тортом, украшенным сотнями леденцовых колоколов и засахаренных роз, и таким высоким, что кондитерам приходилось подниматься по серебряным лесенкам, чтобы покрыть верхушку глазурью.
Фрейлины наполняли золотые вазы и хрустальные чаши сотнями цветов, так что весь дворец походил на сад, где необыкновенно пахло розами, лилиями и сиренью.
Горничные натирали до блеска канделябры, а лакеи и пажи бегали туда-сюда с подносами, полными фарфора и стекла. В городе богатым торговцам и важным жителям, приглашенным на праздник, шили по случаю торжества новые костюмы и платья, а простые горожане готовили фейерверки, украшали улицы и дома флагами и гирляндами.
День крестин выдался ясным и солнечным, ни одного облачка в голубом небе. Палили из пушек, во всех церквях трезвонили колокола, народ собрался вокруг дворца, чтобы криками приветствовать прибытие гостей. Лишь одна седьмая принцесса ничуть не тревожилась из-за всего этого шума и гама. Она лежала в великолепной колыбельке в большой тронной зале, глазела на бахрому из крошечных золотых колокольчиков, свисавшую с балдахина, и не обращала никакого внимания на гостей.
У нее было семь крестных отцов и семнадцать крестных матерей, и когда церемония крещения завершилась, герольды в алом и золотом торжественно протрубили в серебряные трубы и возвестили собравшимся семь имен принцессы:
- Ее светлейшее королевское высочество принцесса Аметиста Александра Августа Араминта Аделаида Аврелия Анна!
Затем все радостно закричали и швырнули шляпы в воздух, а из окон дворца вылетела на свободу тысяча белых голубей. Птицы взмыли к солнцу, закружились и заворковали над башенками и зубцами стен, а после полетели прочь, в Дальний лес. А в тронной зале гости вереницей проходили мимо колыбельки, и каждый из них дарил что-то принцессе.
Подарки копились, образуя высокую кучу, в конце концов почти достигшую потолка, но дары фей вообще не занимали места, поскольку такие вещи в коробки не уложишь.
Феи даровали принцессе Остроумие, Мудрость, Грацию, Смелость и множество других подобных вещей. И королева поневоле выглядела чрезвычайно довольной собой и шептала весьма громко королю:
- Видишь, хоть ты и возмущался, все вышло как нельзя лучше. Говорила же я!
Однако король только фыркал.
- Я бы не спешил радоваться, - мрачно возвещал он. – Времени еще хватит, чтобы стряслась беда.
И тогда-то все и случилось.
Последняя и самая влиятельная крестная фея опоздала – дорогу ко дворцу перегородили кареты. Звали ее Крустасия, и была она владычицей вод, то есть правила всеми морями, озерами, заводями, прудами и реками.
Крустасия была уже очень стара и глуховата, и как только попадала на сушу, то становилась немного капризной. Но тем не менее, слыла очень могущественной и важной особой, так что все гости расступились, пропуская фею к колыбели.
Королева поклонилась весьма грациозно, а король пробормотал что-то о том, как он рад видеть фею, между тем старая Крустасия оглядела их поверх очков в роговой оправе.
- Хотелось бы, - сварливо сказала старушка, - чтобы люди, которые устраивают большие празднества, похлопотали бы и о том, чтобы на дорогах как следует навели порядок. Ваши стражи ни на что не годятся. Можете представить, что я проторчала в куче карет почти полчаса? Я! В моем-то возрасте! Терпеть не могу пыли, и высохла почти до костей!
И правда, ее длинное одеяние из водорослей выглядело едва влажным, а не приятно мокрым, как ему и положено.
Королева рассыпалась в извинениях и сразу же послала за кубком соленой воды из королевского рыбного пруда.
Крустасия вылила на себя воду, допила остаток и заявила, что ей уже лучше. Вода стекла по водорослям и скопилась неопрятными лужицами на полированном полу, но никто об этом и не обмолвился.
- А теперь дайте-ка взглянуть на вашего отпрыска, - произнесла старушка.
Она подковыляла к колыбели и посмотрела на седьмую принцессу.
Аметиста дремала, но сейчас открыла один голубой глазик, потом второй, и улыбнулась старой фее.
Крустасия провела длинным костлявым пальцем по розовой щечке принцессы. Потом фея поглядела на короля, королеву, блистательных гостей и шесть старших принцесс, одну краше другой, и, наконец, уставилась на громадную гору блестящих подарков и список, который лорд великий камергер составил из даров, преподнесенных другими феями.
- Хм-м-м, - хмыкнула Крустасия. – Остроумие, Очарование, Смелость, Здоровье, Мудрость, Грация… О небеса, бедное дитя! Что ж, слава богу, моя магия сильнее всех на свете.
Она подняла кривой коралловый посох и трижды махнула им над колыбелью седьмой принцессы.
- Дитя мое, я хочу подарить тебе то, что принесет куда больше счастья, чем все эти безделушки-побрякушки, вместе взятые. Будешь ты самой обыкновенной девочкой! - провозгласила Крустасия.
И резко кивнув, фея Крустасия повернулась и шустро уковыляла из тронной залы, опираясь на коралловый посох и оставив после себя слабый запах водорослей да мокрый след на блестящем полу.
После исчезновения феи целую минуту в ало-золотой тронной зале царила тишина. Нарушил ее король.
- Я же говорил! – вскричал он триумфально. – Безрассудство! Я знал, это безрассудство! Разве не предупреждал я, что нечто подобное произойдет?
Ни словом сказать, ни пером описать, что последовало дальше. Королева рыдала, король все твердил: «Безрассудство» и «Говорил же я», а премьер-министр мечтал немедленно сложить с себя полномочия. Все разом загалдели, повсюду стали раздаваться возгласы «невозможно!», «кошмар!» и «возмутительно!», и шум настолько возрос, что с трудом можно было разобрать свои мысли.
И тут седьмая принцесса показала, как быстро подействовал дар Крустасии.
Малышка скривила нежно-розовое личико так, что оно стало походить на маленький сморщенный помидор, разинула во всю ширь ротик и принялась плакать громко по всем правилам – совсем как любой обыкновенный ребенок после утомительного дня.
Все сразу замолчали и кинулись к колыбели. Однако принцесса продолжала реветь. Ей не нравились все эти незнакомцы, она устала, соскучилась и проголодалась, и ей было все равно, пусть все знают.
- А-а-а! У-у-у! Ы-ы-ы! – сжимая крошечные розовые кулачки и багровея лицом, кричала седьмая принцесса.
Королева лишилась чувств, пришлось приводить ее в сознание, прибегнув к нюхательным солям. Король в семнадцатый раз повторил: «Я говорил, безрассудство», премьер-министр тут же сложил с себя полномочия, в то время как лорд великий камергер послал полдюжины камергеров за феей Крустасией, чтобы умолить ее вернуться и изменить дар.
Крестины превратились в сумятицу, гости стали прощаться и выражать сожаление – «кто знает, может, все будет не так ужасно, нужно надеяться на лучшее, другие дары были чудесные и… э… отрадные, так что…»
Карета последнего гостя выехала с королевского двора, и лакеи, пажи и подавальщики начали убирать остатки пиршества. Они унесли недоеденные пирожные и печенья, обломки марципановых деревьев, леденцовых замков, кораблей и драконов к себе домой, для друзей и родственников. Королева тем временем легла спать в состоянии нервного истощения, а премьер-министр отправился в постель с головной болью.
Что же касается ее светлейшего королевского высочества принцессы Аметисты Александры Августы Араминты Аделаиды Аврелии Анны из Фантасморании, то ее, все так же упорно захлебывающуюся плачем, отнесли обратно в детскую.
Продолжение следует..._________________