Иной исход - по роману "Катрин" Жюльетты Бенцони

 » Иной исход - по роману "Катрин" Жюльетты Бенцони  [ Завершено ]

Иной исход
Направленность: Гет
Автор: Фьора Тинувиэль
Фэндом: Бенцони Жюльетта «Катрин»
Пэйринг и персонажи:
Легуа Жакетта/Легуа Гоше, Мишель де Монсальви/Лоиза Легуа, Катрин Легуа
Метки: Средневековье, XV век, Мятежи, Франция
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Драма, AU, Исторические эпохи
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 5 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен

Описание:
Немного другой исход, если бы Мишеля де Монсальви в винном погребе Гоше Легуа нашла не служанка Марион, а Лоиза Легуа.

Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию

Примечания автора:
Когда ваша Фьора упоролась и захотела отмочить нечто из ряда вон выходящее. А почему это сестру Катрин - Лоизу обделяют фанфиками?

  Содержание:

  Профиль автора

  Показать сообщения только автора темы (Фьора Бельтрами-Селонже)

  Подписаться на автора

  Открыть в онлайн-читалке

  Добавить тему в подборки

  Модераторы: yafor; Дата последней модерации: 14.07.2019


_________________

 » Часть 1

В пог­ре­бе, ус­тро­ен­ном в опо­ре мос­та, ца­рила прох­ла­да и поч­ти аб­со­лют­ная ти­шина, ес­ли бы её не на­руша­ли из­редка до­летав­шие до слу­ха пря­чуще­гося в пог­ре­бе Ми­шеля Мон­саль­ви ярос­тные воп­ли «Смерть Ар­мань­якам» и «Да здравс­тву­ет гер­цог Бур­гунд­ский» с ули­цы.
Ми­шель по­кон­чил со сво­им ужи­ном, при­несён­ным ему по ду­шев­ной доб­ро­те этой стран­ной де­воч­кой Кат­рин Ле­гуа, ко­торая по не­понят­ным Ми­шелю при­чинам вмес­те со сво­им то­вари­щем Лан­дри Пи­гас­сом и ни­щим Бар­на­бе по проз­ви­щу Ра­кушеч­ник, с ог­ромны­ми рис­ка­ми спас­ла его от бес­ну­ющей­ся тол­пы.
Ког­да Ми­шель и его спа­сите­ли бе­гом пет­ля­ли по ули­цам Па­рижа, где буй­ство­вали ка­бошь­ены, у мо­лодо­го че­лове­ка не бы­ло вре­мени ду­мать о том, нас­коль­ко он ус­тал и го­лоден, нас­коль­ко силь­но его му­чил страх рас­стать­ся с жизнью, хо­тя Ми­шель пе­ред ли­цом вра­га — Фи­лип­па Бур­гунд­ско­го и его от­ца, гер­цо­га Бур­гундии Жа­на Бесс­траш­но­го — дер­жался очень гор­до и от­важно.
Но сей­час у не­го по­яви­лось дос­та­точ­но вре­мени пе­ревес­ти дух, от­дохнуть, отс­тра­нить­ся хоть на вре­мя мыс­ля­ми от все­го, что с ним слу­чилось за се­год­няшний день.
Юно­ша не те­рял на­деж­ды выб­рать­ся из ох­ва­чен­но­го мя­тежом Па­рижа жи­вым, ведь ночью к ок­нам до­ма юве­лира Го­ше Ле­гуа под­плы­вёт на лод­ке Бар­на­бе и вы­везет Ми­шеля из го­рода по ре­ке.
Ми­шель под­бадри­вал се­бя мыс­ля­ми, что ско­ро он по­кинет этот го­род, ко­торый слов­но обе­зумел. Он вер­нётся в Мон­саль­ви по­видать свою ма­туш­ку — гос­по­жу Иза­бель, нес­ги­ба­емую и стро­гую, но лю­бящую и всей ду­шой пре­дан­ную сво­ей семье, сво­его млад­ше­го бра­тиш­ку Ар­но — ко­торо­му как буд­то сам Все­выш­ний или Дь­явол да­ровал вол­шебное ши­ло по­ниже спи­ны и го­лову, при­тяги­ва­ющую неп­ри­ят­ности.
Вос­по­мина­ния о на­дёж­ных и неж­ных объ­яти­ях ма­тери и о млад­шем бра­те с его жи­вым и пыл­ким нра­вом зас­тавля­ли Ми­шеля ра­дос­тно и меч­та­тель­но улы­бать­ся, пред­вку­шая тот день, ког­да он на­конец-то вер­нётся до­мой и уви­дит их.
Мыс­ли о том, что ско­ро все опас­ности ос­та­нут­ся по­зади, по­мога­ли Ми­шелю ус­по­ко­ить­ся и нас­тро­ить се­бя на оп­ти­мис­тичный лад, а съ­еден­ные тол­стый ло­моть хле­ба с мис­кой пах­ну­щего шаф­ра­ном ба­рань­его ра­гу и вы­питая клю­чевая во­да за­пол­ня­ли пус­то­ту в же­луд­ке. Та­кой жест ис­крен­ней за­боты про­яви­ла к не­му Кат­рин.
Си­дя в пог­ре­бе за по­лен­ни­цей и ожи­дая но­вого при­хода Кат­рин, Ми­шель не­ред­ко ло­вил се­бя на мыс­ли, что, ро­дись Кат­рин в знат­ной семье и маль­чи­ком, из неё бы мог по­лучить­ся от­личный ры­царь.
Мон­саль­ви га­дал, как в та­кой то­нень­кой и хруп­кой де­воч­ке три­над­ца­ти лет, не­высо­кого рос­та, с во­лоса­ми цве­та зо­лота и боль­ши­ми фи­ал­ко­выми гла­зами на ли­чике тре­уголь­ни­ком, по­меща­ет­ся столь­ко храб­рости.
Но доб­ро­та… её бы хва­тило ещё на трёх та­ких Кат­рин.

Из его раз­мышле­ний Ми­шеля выр­вал звук от­кры­ва­емой крыш­ки лю­ка, че­рез ко­торый Кат­рин и при­вела его в пог­реб.
— Это, на­вер­но, Кат­рин! — об­ра­довал­ся Ми­шель, выб­равшись из сво­его ук­ры­тия и нап­ра­вив­шись к вы­ходу из пог­ре­ба.
Од­на­ко же его жда­ла не­малая не­ожи­дан­ность, ког­да он бук­валь­но вре­зал­ся в изящ­ный жен­ский си­лу­эт, яв­но по­выше рос­том, чем Кат­рин, об­ла­чён­ный в се­рое и наг­лу­хо зак­ры­тое платье.
Ви­зитёр­ка по­шат­ну­лась на­зад, и неп­ре­мен­но бы упа­ла, не ус­пей Ми­шель схва­тить её за ло­коть и по­тянуть на се­бя.
С ог­ромным удив­ле­ни­ем Ми­шель уз­рел пе­ред со­бой мо­лодень­кую де­вуш­ку, при­мер­но его воз­раста и чуть стар­ше Кат­рин. Боль­шие го­лубые гла­за на утон­чённом и юном ли­чике гля­дели оше­лом­лённо на Ми­шеля, нес­коль­ко пе­пель­но-бе­локу­рых пря­док вы­бились из-под бе­лого чеп­ца.
— Гос­подь ми­лосер­дный, вы кто?! Как сю­да по­пали?! — плес­кался в её не­бес­но-го­лубых гла­зах и окай­млён­ных зо­лоты­ми обод­ка­ми чёр­ных зрач­ках страх, а са­ма де­вуш­ка выр­ва­ла свою ру­ку из ру­ки Ми­шеля и взо­ром оки­дыва­ла по­меще­ние в по­ис­ках че­го-ни­будь тя­жёло­го, что­бы за­щитить­ся от не про­шено­го чу­жака. — Что вам здесь нуж­но?
— Про­шу про­щения, что на­пугал вас, ми­лая ма­дему­азель, — об­ра­тил­ся к ней с доб­ро­жела­тель­ной уч­ти­востью Ми­шель, про се­бя от­ме­тив, как прек­расна эта нез­на­комая ему де­вуш­ка с го­рящи­ми ре­шимостью го­лубы­ми гла­зами, — я охот­но вам всё рас­ска­жу. — Мо­лодой че­ловек сде­лал нес­коль­ко ша­гов навс­тре­чу этой юной осо­бе, но пря­мо по ли­цу ему пе­репа­ло ве­точ­ка­ми от мет­лы, ко­торую де­вуш­ка в спеш­ке схва­тила, став за­щищать­ся ею. — Не при­чиню я вам ни­како­го вре­да, ус­по­кой­тесь!
— Так я и по­вери­ла те­бе! Ты не ус­пе­ешь это сде­лать, не су­ме­ешь нав­ре­дить ни мне, ни мо­им ро­дите­лям с Кат­рин! Я сей­час во­об­ще по­зову сю­да пат­руль­ных! — И, швыр­нув мет­лу в опе­шив­ше­го Ми­шеля, де­вуш­ка рва­нула к вы­ходу, но ру­ки юно­ши, ус­певше­го её дог­нать, пе­рех­ва­тили её та­лию, при­тяну­ли к се­бе. — По­моги­те! Сю­да, сю­да! — зак­ри­чала, бы­ло, де­вуш­ка, что­бы поз­вать на по­мощь, но в этот миг к её гу­бам жад­но и пыл­ко приль­ну­ли гу­бы мо­лодо­го че­лове­ка.
Де­вуш­ка и хо­тела его от­тол­кнуть от се­бя, за­лепить ему по­щёчи­ну как мож­но боль­нее, но не смог­ла. У неё не наш­лось столь­ко сил, что­бы про­тивос­то­ять той слад­кой и тя­гучей тёп­лой не­ге, ко­торая оку­тала её, не смог­ла ни­чего про­тиво­пос­та­вить то­му ог­ню, ко­торым заж­глась кровь в её ве­нах.
Пусть нем­но­го роб­ко и не­уме­ло, она от­ве­чала на по­целуй, не­реши­тель­но об­вив ру­ками шею юно­ши, ру­ки ко­торо­го об­ни­мали её та­лию.
Но по­том, слов­но опом­нившись, Ми­шель отс­тра­нил­ся от неё и при­дер­жал за пле­чи, ког­да де­вуш­ка чуть по­шат­ну­лась.
Вид её вы­давал пот­ря­сение, щё­ки ок­ра­сил стыд­ли­вый ру­мянец, гла­за ли­хора­доч­но го­рели, ше­веля слег­ка при­пух­ши­ми от по­целуя гу­бами, де­вуш­ка хо­тела что-то ска­зать, но ни­как не мог­ла соб­рать­ся с мыс­ля­ми.
— Я про­шу про­щения, сам не по­нимаю, что на ме­ня наш­ло! — го­рячо из­ви­нял­ся Ми­шель пе­ред ни­чего не по­нима­ющей, что про­ис­хо­дит, де­вуш­кой. — Ра­ди бо­га, прос­ти­те ме­ня! — про­гово­рил он ви­нова­то и не­лов­ко, взлох­ма­тив свои зо­лотис­тые во­лосы.
— Э­эээ… — про­тяну­ла бе­локу­рая кра­сави­ца, — а вы уве­рены, что за то, что бы­ло так прек­расно, сто­ит из­ви­нять­ся?
— Вы, на­вер­но, Ло­иза? Сес­тра Кат­рин? Она рас­ска­зала мне о вас, о её семье.
— Да, я Ло­иза Ле­гуа. Стар­шая сес­тра Кат­рин. Но от­ку­да вы зна­ете мою сес­трён­ку? Су­дя по ва­шему оде­янию, вы при­над­ле­жите к зна­ти… — нем­но­го не­до­уме­вала Ло­иза, где её сес­тра мог­ла свес­ти зна­комс­тво с этим стран­ным юно­шей, ко­торый нез­на­мо как очу­тил­ся в пог­ре­бе её до­ма.
— Кат­рин ме­ня сю­да и при­вела, — по­яс­нил Ми­шель. — Я сто­рон­ник Его Вы­сочес­тва — до­фина Фран­ции и Ар­мань­яков, моё имя Ми­шель де Мон­саль­ви. Гер­цог Жан Бесс­траш­ный Бур­гунд­ский от­дал при­каз каз­нить ме­ня за вер­ность мо­ей стра­не и мо­ему за­кон­но­му ко­ролю. Кат­рин и её друг Лан­дри с ни­щим по име­ни Бар­на­бе смог­ли ме­ня от­бить от стра­жи.
— Сла­ва Бо­гу, вы не из вра­гов, мес­сир Ми­шель! — от­легло от сер­дца у Ло­изы, и де­вуш­ка ти­хонь­ко зас­ме­ялась, пос­ле про­из­не­ся ко­ротень­кую мо­лит­ву. — Ну, Кат­рин!.. Вот же ма­лень­кая су­мас­брод­ка! — го­рячо воз­му­щалась Ло­иза, ка­чая го­ловой и схва­тив­шись за сер­дце. — Её с дру­гом сто раз мог­ли убить, ис­ка­лечить, по ули­цам ша­та­ет­ся по­ряд­ком вся­кого от­ребья — ко­торое не ос­та­новит­ся от над­ру­гатель­ства да­же над ре­бён­ком… Чем она толь­ко ду­мала…
— По­верь­те, Ло­иза, я за­давал Кат­рин тот же воп­рос.
— Ес­ли ро­дите­ли ког­да-ни­будь не отор­вут ей го­лову за то, ка­ким опас­ностям она се­бя под­верга­ет, это сде­лаю я! — вос­клик­ну­ла Ло­иза, схва­тив­шись за го­лову и осев на пол пог­ре­ба. Ми­шель опус­тился ря­дом с ней.
— Зна­ете, а у ме­ня есть млад­ший бра­тиш­ка Ар­но — дву­мя го­дами стар­ше Кат­рин, но ши­ло в од­ном мес­те у не­го точ­но та­кое же. Я то­же иног­да лов­лю се­бя на мыс­ли, что, ес­ли на­ша ма­туш­ка Иза­бель де Мон­саль­ви не отор­вёт ему го­лову за вся­кие фор­те­ли, это сде­лаю я, — с лас­ко­вой иро­ни­ей по­делил­ся Ми­шель с Ло­изой сво­ими мыс­ля­ми.
— Эти двое наш­ли бы об­щий язык, — про­бор­мо­тала де­вуш­ка, не­весе­ло улыб­нувшись. — Я и отец с ма­терью все из­ве­лись, не зная, что с Кат­рин и где она… — воп­ре­ки её во­ле, из глаз Ло­изы хлы­нули слё­зы. — Я так бо­ялась, что кто-то при­несёт нам до­мой её труп, я все но­ги в кровь сби­ла — по­ка её ис­ка­ла! — вы­пали­ла Ло­иза, всхли­пывая и ку­сая гу­бы, не ути­рая слёз, и сня­ла с ус­та­лых ног свои се­рые туф­ли — мес­та­ми на блед­но-бе­жевых чул­ках де­вуш­ки прос­ту­пали не­боль­шие тём­но-алые пят­на — на кон­чи­ках паль­цев, на пят­ках.
— Са­мое глав­ное, что те­перь страш­ное по­зади, Кат­рин до­ма, с ней всё в по­ряд­ке, её друг то­же вер­нулся жи­вым и здо­ровым, — уте­шал Ми­шель свою со­бесед­ни­цу, ус­по­ка­ива­юще гла­дя её по пле­чу. — Всё хо­рошо, с ва­шей сес­трой не слу­чилось ни­како­го зла.
— Я смер­тель­но за неё ис­пу­галась, и уже не зна­ла, ко­му мо­лить­ся, что­бы сес­тра вер­ну­лась до­мой жи­вая и здо­ровая… — тень улыб­ки сколь­зну­ла на гу­бах Ло­изы, на­бож­но пе­рек­рестив­шей­ся. — А Мон­саль­ви — это где?
— Это в Овер­ни. Вы бы ви­дели, ка­кая там кра­сивая, нес­мотря на су­ровость, при­рода, и ка­кие у нас за­меча­тель­ные лю­ди… Я обя­затель­но уго­ворю ма­туш­ку, что­бы ва­шу семью и семью Лан­дри час­то и хо­рошо у нас в Мон­саль­ви при­нима­ли. А вы, Ло­иза… — вне­зап­но Ми­шель умолк, о чём-то за­думав­шись, с улыб­кой и меч­та­тель­ным блес­ком в его го­лубых гла­зах гля­дя на де­вуш­ку.
— Что вы хо­тели ска­зать, Ми­шель?
— Вы так прек­расны, вы по­хожи на Ма­дон­ну с фрес­ки в цер­кви Мон­саль­ви! — вос­хи­щён­но вос­клик­нул юно­ша, с вос­торгом он смот­рел на бе­лос­нежное ли­чико Ло­изы и не мог от­вести от стар­шей из до­черей Ле­гуа взор.
— Ми­шель, вы бы пос­тесня­лись бо­гохуль­ство­вать! — пыл­ко воз­му­тилась став­шая пун­цо­вой от сму­щения Ло­иза. — По­бой­тесь Бо­га!
— Но что бо­гохуль­но­го в прав­де? — воз­ра­зил на её сло­ва этим Ми­шель. — Вы и впрямь на­пом­ни­ли мне Ма­дон­ну с фрес­ки в цер­кви Мон­саль­ви. И вы ещё прек­раснее, чем это изоб­ра­жение… Хо­тите ска­зать, что вы не кра­сивая?
— Всё рав­но кра­сота ни­ког­да не бы­ла мо­ей за­ботой, я го­тов­люсь уй­ти в мо­нахи­ни и пос­вя­тить свою жизнь Все­выш­не­му, по­мощи дру­гим… — свет­ло улыб­ну­лась Ло­иза сво­им мыс­лям, но впер­вые ей в го­лову зак­ра­лось сом­не­ние, что она, на­вер­но, нем­но­го оши­ба­ет­ся, со­бира­ясь за­точить се­бя в сте­нах мо­нас­ты­ря.
— Но это неп­ра­виль­но, на мой взгляд… Что­бы та­кая де­вуш­ка как вы… и в мо­нас­ты­ре… — по­ражал­ся Ми­шель, ка­чая го­ловой и не сво­дя с Ло­изы бла­гого­вей­но­го взгля­да. — Бу­дет очень жаль, ес­ли в мо­нас­тыр­ских сте­нах по­хоро­нят та­кое со­вер­шенс­тво…
— Вы что се­бе поз­во­ля­ете!.. — воз­му­тилась Ло­иза, но тут же про се­бя приз­на­ла, что её воз­му­щение сло­вам Ми­шеля на­пус­кное, ско­рее она пы­та­ет­ся убе­дить се­бя в его неп­ра­воте и в том, что её уход в мо­нас­тырь де­ло ре­шён­ное.
— Да, вы пра­вы, я ска­зал дер­зость, — приз­нал Ми­шель, неж­но об­няв за пле­чи эту юную осо­бу, чьи гла­за го­рят та­ким гне­вом, а щё­ки жар­ко але­ют. — И сей­час со­вер­шу не ме­нее дер­зкий пос­ту­пок…
— Что вы име­ете в ви­ду?
— Вот это! — в этот раз Ми­шель тре­пет­но приль­нул к по­лу­от­кры­тым гу­бам Ло­изы, она об­ви­ла ру­ками его шею, с пы­лом от­кли­ка­ясь на лас­ку, ру­ки Ми­шеля пе­ремес­ти­лись на её та­лию, при­тянув к не­му Ло­изу бли­же.
Лишь сте­ны пог­ре­ба бы­ли мол­ча­ливы­ми сви­дете­лями то­го, как Ми­шель пал не­воль­ной жер­твой утон­чённой и неж­ной кра­соты стар­шей сес­тры спас­шей его де­воч­ки, не ду­мая боль­ше ни о чём, кро­ме как о же­лании спас­тись из ох­ва­чен­но­го мя­тежом го­рода и по­кинуть его вмес­те с Ло­изой, не раз­лу­чать­ся с ней. Эти же сте­ны пог­ре­ба так­же бы­ли сви­дете­лями то­го, как Ло­иза по­забы­ла все свои обе­ты и ус­трем­ле­ния пос­вя­тить свою жизнь Хрис­ту, сто­ило страс­ти зах­лес­тнуть её с го­ловой…
……

Ког­да бы­ло уже силь­но за пол­ночь, Кат­рин, не­ся в ру­ках кор­зи­ну с ово­щами и хле­бом, оде­тая в прос­тень­кое платье и на­кинув на пле­чи лёг­кую шаль, спус­ти­лась в пог­реб, что­бы удос­то­верить­ся, всё ли в по­ряд­ке у Ми­шеля. И под­плыл ли уже к ок­ну пог­ре­ба по ре­ке на лод­ке Бар­на­бе.
— Ми­шель, с ва­ми всё хо­рошо? Где вы? — поз­ва­ла де­воч­ка, спус­тившись в пог­реб, и зак­рыв крыш­ку лю­ка. — Это я — Кат­рин. При­нес­ла вам по­есть. Вы тут? — не по­лучив от­ве­та, Кат­рин прош­ла вглубь пог­ре­ба, к той по­лен­ни­це, за ко­торой пря­тал­ся Ми­шель, ког­да она его ос­та­вила в пог­ре­бе и ве­лела не вы­ходить.
Вне­зап­но взгляд Кат­рин за­цепил­ся за кло­чок бу­маги, ко­торый был прик­реплён к сто­яв­шей ря­дом вин­ной боч­ке гвоз­дём.
С уча­щён­но за­бив­шимся от вол­не­ния сер­дцем Кат­рин от­кре­пила бу­магу от боч­ки, и выш­ла из пог­ре­ба. Прос­ле­довав в кух­ню, де­воч­ка заж­гла све­чу в под­свеч­ни­ке на сто­ле и вгля­делась в текст сво­ими фи­ал­ко­выми гла­зами. Зо­лотая пряд­ка вы­билась из при­чёс­ки, упав пря­мо на глаз, и Кат­рин раз­дра­жён­но зап­ра­вила её за ухо.

«Моя до­рогая сес­трич­ка Кат­рин!
Ес­ли ты сей­час чи­та­ешь это пись­мо, зна­чит, ме­ня уже дав­но нет в Па­риже, и я плы­ву по Се­не из го­рода вмес­те с Ми­шелем, ко­торо­го ты спас­ла от ка­бошь­енов, и вмес­те с Бар­на­бе, ко­торый сог­ла­сил­ся вы­вез­ти Ми­шеля из го­рода.
Зна­ешь, я по­няла, что заб­лужда­лась во мно­гом. Нап­ри­мер, в том, что­бы свя­зать свою жизнь со слу­жени­ем Бо­гу и уй­ти в мо­нас­тырь. О ка­ком мо­нас­ты­ре мо­жет ид­ти речь, ког­да по зем­ле хо­дят та­кие мо­лодые лю­ди, ко­торые прек­раснее ар­ханге­ла Ми­ха­ила?
Я про Ми­шеля. Мы по­няли, что лю­бим друг дру­га и хо­тим быть вмес­те воп­ре­ки все­му.
По­целуй за ме­ня на­ших ро­дите­лей, об­ни­ми их пок­репче и ска­жи им, что я их люб­лю, что я про­шу у них про­щения.
Те­бя я то­же люб­лю, моя веч­но со­бира­ющая се­бе на хвост все неп­ри­ят­ности и ми­лая сес­трич­ка.
Ми­шель на­мерен пред­ста­вить ме­ня сво­ей ма­тери как бу­дущую ма­дам де Мон­саль­ви.
Кат­рин, толь­ко ра­ди Бо­га, не на­до ре­веть — у Ми­шеля млад­ший брат есть лет пят­надца­ти, я и те­бя прис­трою.
И неп­ре­мен­но за­беру в Овернь те­бя и на­ших ро­дите­лей.
Вот уви­дишь, мы все смо­жем быть та­кими счас­тли­выми, смо­жем жить все вмес­те и в бе­зопас­ности, бла­гопо­лучии.
Те­бе и на­шим ба­тюш­ке с ма­туш­кой пон­ра­вит­ся Овернь.
Же­лаю вам вся­чес­ких благ и счастья, да хра­нит вас Гос­подь.
Ло­иза Ле­гуа, ско­ро де Мон­саль­ви».

Пот­ря­сён­ная всем тем, что бы­ло в пись­ме, Кат­рин схва­тила све­чу и бе­гом сор­ва­лась в ком­на­ту ро­дите­лей, не вы­пус­кая пись­ма из рук. По­тока­ми из её глаз ли­ли слё­зы. Без сту­ка вой­дя в ком­на­ту от­ца и ма­тери, Кат­рин пос­та­вила под­свеч­ник на сун­дук с ве­щами и при­нялась рас­талки­вать ро­дите­лей.
— Ма­ма, па­па, про­сыпай­тесь! Ло­иза от нас сбе­жала! — нав­зрыд вык­ри­кива­ла Кат­рин. Она бы не смог­ла ска­зать, что силь­нее при­чиня­ет ей боль: то, что сес­тра сбе­жала из до­ма, или то, что сес­тра сбе­жала из до­ма с юно­шей, в ко­торо­го Кат­рин бы­ла влюб­ле­на. Са­ма Кат­рин скло­нялась к ва­ри­ан­ту, что и то, и дру­гое.
— Кат­рин, дет­ка, что ты та­кое го­воришь? — сон­но отоз­ва­лась Жа­кет­та, не­хотя от­ры­ва­ясь от кро­вати.
— Доч­ка, ты точ­но в ла­дах с рас­судком? — стро­го и спро­сонья спро­сил отец.
— Да нет же, я не вру! Вот! — Кат­рин вру­чила в ру­ки от­цу пись­мо сес­тры и под­несла све­чу, что­бы Го­ше Ле­гуа бы­ло удоб­нее чи­тать.
Юве­лир впол­го­лоса за­читы­вал все те стро­ки, ко­торые ка­лёным же­лезом жгли ду­шу Кат­рин. То крас­не­ла, то блед­не­ла и хва­талась за сер­дце Жа­кет­та, не ве­ря сво­им ушам.
— Гос­подь все­видя­щий, как так про­изош­ло? По­чему? — до сих пор не мог сми­рить­ся с из­вести­ем Го­ше.
— Ма­ма, па­па, это всё я! Это я при­вела в дом юно­шу-ар­мань­яка, ко­торо­го хо­тели каз­нить по при­казу гер­цо­га Жа­на и его сы­на Фи­лип­па, пря­тала у нас в пог­ре­бе, так что об­ви­няй­те ме­ня! — ры­дала Кат­рин, иног­да за­ика­ясь, зах­лё­быва­лась сле­зами и раз­ма­зыва­ла эти слё­зы по сво­ему ли­чику тре­уголь­ни­ком. — Мне пло­хо, и что Ло­иза сбе­жала, и что с пар­нем, ко­торый мне нра­вит­ся, сбе­жала… Я влю­билась в Ми­шеля, а он с Ло­изой!.. — и Кат­рин заш­лась по-но­вой в ры­дани­ях.
— Час от ча­су не лег­че, Ло­иза сбе­жала с пер­вым встреч­ным ар­мань­яком… — пос­та­вив под­свеч­ник на прик­ро­ват­ную тум­бочку, при­ложил­ся Го­ше ли­цом о ла­донь.
— Я бо­ялась, что по­доб­ное вы­кинет Кат­рин, с её-то не­покор­ным нра­вом, но что­бы Ло­иза… — Жа­кет­та воз­ве­ла на­пол­нивши­еся сле­зами гла­за к по­тол­ку и пе­рек­рести­лась, про­шеп­тав мо­лит­ву.
— Ну, спа­сибо на доб­ром сло­ве, ма­туш­ка, — оби­жен­но про­рыда­ла Кат­рин, тя­жело осев на пол, и пы­та­ясь зас­та­вить се­бя при­мирить­ся со всем про­изо­шед­шим. И пусть рух­ну­ли все на­деж­ды де­воч­ки на то, что меж­ду ней и Ми­шелем в бу­дущем воз­можна лю­бовь, но всё же Кат­рин ис­пы­тыва­ла об­легче­ние, что Ми­шель смог жи­вым по­кинуть Па­риж, что он вер­нётся к се­бе в Мон­саль­ви и бу­дет счас­тлив, пусть да­же с её сес­трой, а не с ней.
_________________

 » Часть 2

Последующая неделя, миновавшая с побега Лоизы, выдалась непростой для Катрин.
Отец и мать ходили мрачнее тучи, служанка Марион не изменила своей привычке заливать при любой удобной возможности за воротник и потрепать языком о том, что Лоиза покинула родной дом вместе с каким-то заезжим дворянином — хотя Жакетта ясно велела своей молочной сестре держать язык за зубами.
Гоше Легуа, чтобы только его не терзали мысли о дурном поступке старшей дочери, весь ушёл с головой в работу, надеясь забыться хоть так.
Жакетта нередко, переделав работу по дому (управиться с делами ей помогала младшая дочь), садилась на стул в кухне, подпирала голову левой рукой. В правой руке женщина сжимала деревянные чётки, и беззвучно о чём-то молилась, не утирая катившихся из глаз слёз по щекам.
Катрин и хотела бы сказать родителям несколько слов поддержки, ободрить их, обнять. Но, стоило девочке подойти с намерением приласкаться к матери или к отцу, как ловила на себе их отрешённо-печальные взгляды, как будто бы сквозь неё. При виде этого на душе Катрин делалось так тяжело и сумрачно, что она оставляла своё намерение, а внутренний голос мерзко звенел в её голове, говоря: «Родителям сейчас не до тебя, не лезь к ним со своими глупостями».
И Катрин молча переживала боль разрыва с сестрой одна, переживала одна же и боль того, что Мишель сбежал с Лоизой — не с ней, Катрин. В целом доме девочка не знала, с кем бы могла поговорить о том, что у неё наболело — служанке Марион, которая заслужила славу одной из главных сплетниц Парижа и знатной пьянчуги, Катрин бы точно никогда не пришло в голову доверять всё сокровенное, что на сердце. Потому что Марион после трёх стаканчиков вина сделала бы всю подноготную Катрин достоянием соседей.
В конце концов, Гоше не выдержал с женой, что Марион на всех углах треплется языком о совершённом его дочерью, и отослал не в меру болтливую служанку в Дижон к брату Жакетты — Матье Готерену.
Щедро снабдив имеющимися деньгами и продуктами Марион в дорогу, лишь бы только глаза его не видели её, Гоше попросил её немедля покинуть дом и ювелирную лавку на мосту Менял.
Катрин только вздохнула с облегчением — хоть она и пылала горькой обидой на сестру, но всё же ей нелегко было выносить, как Марион полощет имя Лоизы в досужих сплетнях на пьяную голову. Да ещё и сманивает выпить саму Катрин, приговаривая:
— Ну, полно тебе, Катрин! Сколько можно по этой вертихвостке тосковать? Пройдёт твоё горе. На, выпей, — протягивала Марион стакан не разбавленного вина в руки Катрин, но девочка в гневе отталкивала от себя её руку.
А потом она уходила в комнату сестры, запиралась там, перебирала её оставленные немногочисленные вещи, крепко прижимала к себе какую-нибудь шаль Лоизы, давая волю слезам. Дышала пылью, которую хранил Евангелие сбежавшей девушки, перебирала деревянные бусины её чёток.
И если Катрин смогла вытравить из своего сердца злость на сестру за её побег с Мишелем из дома, то вот со скорбью и тоской от её побега девочка ничего не могла поделать.
К отцу и матери Катрин же не могла с этим прийти потому, что отец строжайше запретил говорить о Лоизе в их доме.
Катрин и не говорила с родителями об этом, она вполне довольствовалась разговорами с Ландри, который часто навещал её и приносил с собой новости обо всём, что происходит в Париже.
— Дал Господь дочь, называется, — сокрушалась Жакетта, качая головой и всхлипывая, утирая слёзы платочком.
— После того, что вытворила эта Лоиза, будет чудом, если кто-то женится на Катрин, когда она вырастет, — бурчал недовольно и всё же грустно Гоше.
Катрин едва удавалось держать язык за зубами, чтобы не выпалить родителям, что в гробу она видела это замужество.
Лучший друг детства частенько приносил Катрин для поднятия её настроения сцапанные с торговых лотков яблоки или орехи, развлекал её разговорами — например, о своей недавно родившейся младшей сестрёнке Мадлен, которая в таком нежном возрасте, несколько дней от роду, уже обладает довольно упрямым характером и вьёт из своих родителей верёвки, хотя очень маленькая.
Катрин испытывала большую благодарность к товарищу, что он не забывает о ней в её вынужденном заточении, потому что Жакетта и Гоше не выпускали дочь из дома.
Попавший во власть кабошьенов — мастеров с корпорации Больших Боен, Париж как будто обезумел. Бог весть, что творилось в городе: шатались по улицам бандиты, не упускающие возможности пограбить на волне мятежа, раздавались крики и мольбы о помощи, звучали громкие призывы наподобие «Смерть Арманьякам» или «Да здравствует герцог Жан Бургундский», «Смерть предателям», «Париж наш».
Звучал лязг оружия, брань, проклятия…
По городским улицам водили закованными в цепи людей — мужчин и женщин разных возрастов, в изорванных одеждах, со следами жестоких издевательств на теле, еле передвигающих ноги.
За них цеплялись дети, умоляя не убивать их отцов и матерей, сестёр или братьев. Но бедных детей, охваченных отчаянием и ужасом, без всякой жалости отгоняли копьями вооруженные люди, если их вообще можно было назвать людьми.
— Вот, полюбуйтесь! Они укрывали у себя сторонников арманьяков! Покажем теперь, какая награда ждёт предателей! — громко звенел голос часто возглавляющего такие процессии дяди Катрин, мясника с Больших Боен — Гийома Легуа.
Слыша доносящиеся с улицы эти выкрики, Катрин вопреки запретам родителей, подбегала к окнам и смотрела, кого ведут. В такие моменты сердце Катрин замирало от ледяного ужаса, пропускало удар, но гнетущая тяжесть отпускала, едва Катрин осознавала, что не увидела в толпе обречённых на смерть свою сестру и Мишеля.
Как бы там ни было, как бы сильно Катрин ни горела на них обидой, она желала им только добра и молилась ночами, в тайне от матери и отца, чтобы у них всё было хорошо.
Со страхом Катрин думала о том, что в толпе смертников могли быть её сестра и родители вместе с ней, если бы кто узнал о том, что она укрывала в подвале отцовского дома Мишеля.
И, когда Катрин не видела в толпе приговорённых к мучительной гибели свою сестру и Мишеля, то возносила молитвы Всевышнему, что уберёг от такой участи Лоизу и юного Монсальви.

«Боже, пусть только с ними всё будет хорошо! Пожалуйста, я умоляю тебя, пусть Лоиза и Мишель доберутся до Монсальви живыми, невредимыми и здоровыми!» — молилась про себя Катрин, уже забыв держать зло на родную сестру и её избранника.

Вплоть до девятого, и даже до одиннадцатого мая продолжалась эта захлестнувшая Париж кровавая вакханалия.
Бунт продолжался, похоже, что никто и не был намерен его прекращать.
Арестовали горожан, не присоединившихся к восстанию, а двадцать второго мая был захвачен дворец Сен-Поль и арестованы тридцать человек, включая окружение королевы.
Краснела от стыда и крови жертв расправы Сена.
Оглашение в зале Парламента в присутствии короля 26–27 мая «Кабошьенского ордонанса» стало апогеем восстания.
Но Парижский университет, чиновники, нотабли Парижа, напуганные жестокостями до того, что в жилах стыла кровь, мечтали о мире. Кровопролитиями были сыты выше головы и парижане, начавшие склоняться в пользу арманьяков — вошедших в столицу в августе.
Зачинщиков восстания либо изгнали, либо казнили. Либо же, как Симон Кабош, бежали, вознамерившись укрыться в землях герцога Бургундского.
Пятого сентября 1413 года настал тот день, когда Кабошьенский ордонанс торжественно отменили и уничтожили.

Все эти драмы, застигнувшие Париж, вытеснили ту драму, которую переживала Катрин.
Воочию увидев столько крови, насилия и смертей, порушенных судеб и оборванных жизней, девочка понимала, что первое разочарование в любви — ещё самое милосердное, что жизнь отсыпала на её долю.
И ей стоит быть благодарной за то, что она жива и здорова, рядом с ней её родители, её сестра благополучно покинула с Мишелем эту кровавую мясорубку, которой был во времена кабошьенов родной и вопреки всему любимый Париж.
— Катрин, ты заметно переменилась, — заявил ей однажды невесело Ландри, придя в гости к своей подруге одним ясным сентябрьским днём.
— В чём ты видишь эти перемены, Ландри? — не поняла, о чём это он, Катрин, начищая овощи к обеду. Ловкими движениями девочка почистила и нарезала морковь, потом почистила горох и покидала это в кастрюлю с водой.
— Ты как будто неживая. Почти что не смеёшься, перестала улыбаться, даже глаза не сияют как раньше. Я за тебя переживаю, — Ландри ласково взлохматил золотые волосы Катрин.
— Не стоит беспокойства, Ландри, я в порядке, — попыталась уверить его девочка.
— Но я вижу, что ты не в порядке, — не поверил юноша. — Мне очень жаль, Катрин. Побег Лоизы с тем спасённым нами юношей Мишелем очень ранил тебя…
— Не так мучительно, как ты себе это представил, — сопроводила свой немного ироничный ответ Катрин лёгкой улыбкой. — Я переживу.
— Наверно, тебе тяжело справляться со всеми переживаниями… не случившаяся первая любовь, побег сестры — с полюбившимся тебе юношей… я бы хотел помочь, но не знаю, как лучше…
— Но ты и так мне хорошо помогаешь. Я правда в порядке. Да, мне обидно, что Лоиза убежала с юношей, которого я любила. Но я не могу держать на неё зло — Лоиза моя сестра, и я люблю её, — честно призналась Катрин, чуть грустно вздохнув, — и желаю ей счастья. На Мишеля я тоже не держу обиды — он же ничего мне не обещал, мы не были помолвлены. Так что я почти оправилась.
— Надеюсь, что это так. Но ты всегда можешь полагаться на меня.
— Спасибо тебе. Ты прекрасный друг, Ландри, — Катрин прервала приготовление съестного, отложила на стол нож и встала с табуретки, обняв Ландри.

Так потянулись для Катрин обычные серые и скучные дни, не приносящие ей ничего плохого, как, впрочем, ничего хорошего. Она помогала по мере сил в мелкой работе отцу, помогала матери вести дом — стараясь облегчить для неё бремя хозяйственных забот, выполняла отцовские поручения — например, доставить готовый заказ.
В один день Гоше пришла в голову идея, которую вряд ли кто мог бы от него ожидать — Легуа стал учить дочь потихоньку, пошагово, ремеслу ювелира.
У Катрин не было ни моральных сил, ни желания чему-то учиться, но она не протестовала, желая хоть немного порадовать отца. И даже не прекословила, когда отец говорил при ней и матери, что сделает Катрин своей преемницей.
В редкие свободные часы она убегала гулять по парижским улочкам или купаться в речке с Ландри. Вместе они забирались в сады чужих или заброшенных особняков и обрывали оттуда несколько яблок или груш.
Вот только делать с Ландри вылазки в город ей было тошно — благодаря соседям и другим горожанам, перемывающим кости Лоизе.
Катрин в такие моменты очень сожалела, что у неё под рукой нет арбалета. Или хотя бы тазика — на случай, если её стошнит от такого парада лицемерного выгуливания на фоне Лоизы чужих белоснежных плащей.
Особенно старалась мамаша Кабош, грубоватая и дурно воспитанная пожилая особа, поносящая Лоизу громче кого-либо.
— Мадам Кабош, вы бы лучше о своей нравственности так пеклись, как печётесь о нравственности Лоизы, — не выдержала однажды Катрин нападок старой сплетницы на её сестру в разговоре с местными кумушками.
— Поговори мне тут, соплячка! — погрозила старуха кулаком девочке. — По крайней мере, я не сбегала с заезжим вельможей, как твоя сестра!
— Готова об заклад биться — вы бы сбежали, будь такая возможность. Только вам уже никто лет сорок сбежать не предлагает, — со злым ехидством поддела Катрин эту особу. — Вот вы и завистью к моей сестре исходите. Доброго дня, мадам, позвольте откланяться, — попрощалась Катрин, чуть выше вскинув подбородок и уйдя по своим делам, с улыбкой выслушивая проклятья мамаши-Кабош в свой адрес.

Декабрьским днём, в Рождественский Сочельник, 1413 года, Катрин и Ландри, тепло одетые, играли в снежки неподалёку от ювелирной лавки Легуа. Смеясь, юноша и его подруга обкидывали друг дружку комьями снега. Изредка подшучивали с доброй иронией, если кому-то случалось промахнуться.
Потом на них напало настроение лепить из снега фигурки животных. У Ландри не получилось ничего, и он, потеряв терпение, просто слепил из двух огромных комьев снеговика.
Катрин попыталась сделать медвежонка, но у неё получилось какое-то непонятное и небывалое в природе нечто. Что угодно, только не задуманный медвежонок.
Вместе с Ландри посмеявшись над плодами её трудов, она хотела, было, уйти к себе домой по примеру товарища, которого кликнула из окна мать с просьбой помочь по дому, но потом она почему-то передумала и осталась на улице.
Подняв глаза к небу, Катрин подставляла падающим хлопьям снежинок своё немного обветренное на холоде личико, улыбаясь каким-то своим мыслям.
Ноги девочки, обутые в ботинки, успели немного промокнуть, промокли её перчатки, но Катрин этого будто и не замечала вовсе — любуясь падающим с небес и оседающим на землю снегом.
Погружённая в свои раздумья, Катрин не сразу успела отскочить в сторону, когда почти в считанных дюймах от неё остановился богатый экипаж.
Отшатнувшись, Катрин не удержала равновесия и упала прямо на каменную брусчатку моста, тихонько застонав.
Из экипажа, открыв дверцу, вышла молодая и изысканно одетая дама — обутая в добротные сапоги, одетая в бархатное платье и в подбитом мехом синем плаще. Голову её украшал невысокий конусообразный эннен.
— Оливье, внимательнее надо быть, чуть не сшибли ребёнка! — выговорила молодая и богато одетая дама кучеру.
— Виноват, госпожа графиня, прошу прощения, — неловко замялся немолодой мужчина, сидящий на козлах и держащий в руках поводья, заставляя четвёрку лошадей смирно стоять на месте.
— У девочки проси прощения, — с этими словами незнакомка подошла к сидящей на камнях моста Катрин и помогла ей подняться, и тут же изменилась в лице, едва Катрин взглянула ей в лицо и высказала неловкие слова благодарности. — Боже мой, Катрин! Это ты, милая!
— Лоиза?! — совершенно шокированная и не верящая своим глазам, Катрин отшатнулась от сестры, потому что этой шикарно одетой дамой и оказалась её старшая сестра. — Но как? Какими судьбами ты здесь? Боже мой, это правда ты! — сменилось её потрясение восторгом, радостью, и Катрин бросилась к Лоизе, крепко обняв её. — Ох, Лоиза, я так без тебя тосковала! — высказала девочка наболевшее, подняв на сестру переполненные слезами глаза, только плакать Катрин хотела вовсе не от горя.
Спустя столько времени она снова видит свою сестру, живую и здоровую, да ещё одетую как знатная дама, с лучистым взглядом голубых глаз, холёную, с нежным румянцем на щеках, счастливо улыбающуюся.
— Мне тоже очень не доставало тебя и батюшки с матушкой, моя милая, — гладя по румяным от холода щекам Катрин, Лоиза крепко поцеловала её в макушку.
— У тебя всё хорошо? Как ты живёшь? Надеюсь, всё сложилось у тебя благополучно? — засыпала Катрин сестру вопросами, настойчиво уводя в дом.
— Оливье, ждите меня снаружи и лучше в карете. Я скоро вернусь, — наскоро велела Лоиза слуге. Тот кивнул в знак того, что распоряжение понял. — Да, Катрин, у меня всё прекрасно, — отвечала Лоиза уже на вопросы сестрёнки. — Лучше и желать грешно. Я счастливо замужем за Мишелем, ношу фамилию Монсальви, супруг очень любит меня, как и я его, даже с его матушкой всё же поладила — хотя первое время она меня не жаловала, — с ласковой усмешкой повествовала Лоиза. — А как ты, как наши отец с матерью?
— Хвала небесам, мы все живы и здоровы, отец учит меня ювелирному делу, матушка только по тебе очень тосковала… По тебе тосковали оба, отец и мать, только виду не подавали… — добавила Катрин, как бы между прочим. — И хорошо, что тебя не было в Париже до этого дня. Здесь такой кошмар творился… лучше тебе не знать. — Катрин завела сестру в дом и проводила в кухню, навела ей горячего молока с мёдом.
— Катрин, скажи, с тобой и родителями точно не случилось ничего дурного за те месяцы, что меня здесь не было? — встревожилась Лоиза, сняв с головы эннен и распустив свои пепельно-белокурые волосы, дав им свободу.
— Да, Лоиза. С нами правда всё было в порядке, никто из нас не пострадал. Может быть, расскажешь, надолго ли ты к нам приехала? Ты же хотела у нас остаться погостить, да? — с робкой надеждой, с какой-то наивной детской радостью обрушила Катрин вопросы на сестру.
— Нет, милая. Я ненадолго. Как раз забрать в Овернь тебя и наших родителей. Мишель поддержал меня в моём стремлении, — Лоиза потянулась к руке Катрин и нежно её пожала. — Отец и мать дома?
— Нет, они ушли в церковь послушать мессу, скоро придут, я осталась заниматься хозяйством.
— Вот и хорошо. Когда они придут, я и Оливье поможем вам всем собраться. Наконец-то мы сможем жить все вместе, счастливо, вдали от всех этих жестокостей… Катрин, моя дорогая, тебе и папе с мамой очень понравится Овернь! — вдруг восхищённо выдохнула Лоиза, выпив молоко и встав из-за стола.
Выйдя на улицу, она кликнула Оливье и потом снова вернулась в дом.
Слуга проследовал в лавку.
Велев Оливье помочь ей собрать вещи Катрин, Лоиза уверенно прошла в комнату, которую раньше делила с сестрой, ведя за руку ошеломлённую событиями сегодняшнего дня Катрин.
— Милая сестричка, ты едешь со мной, с нами поедут наши родители, это вопрос решённый, — весело и оживлённо болтала Лоиза, упаковывая вещи Катрин в саквояжи и мешки, Оливье же относил всё в экипаж, складывая в сундуки, благо, вещей у Катрин было немного, и не пришлось долго с ними возиться. — В Оверни у тебя будет другая жизнь, ты и наши родители будете жить в благополучии и достатке, я и Мишель сможем дать тебе хорошее образование… Милая, это так важно в наши дни!
— Но Лоиза… ведь мы даже не сказали ещё нашим родителям… — робко напомнила сестре Катрин.
— Скажем, когда они вернутся. И соберём их вещи. В этом сумасшедшем городе я вас не оставлю! — непреклонно заявила Лоиза, даже скорее властно, и Катрин с трудом узнавала в этой решительной молодой даме свою старшую сестру, которая некогда носила ласковое семейное прозвище «наша монашенка». — Ах, да, Катрин, — вдруг обратилась к сестре Лоиза. — Не повторяй моих ошибок, когда я чуть не похоронила себя в монастыре. Ты чересчур для этого красивая.
— Даже мысли такой не было! — с хихиканьем проронила Катрин. — Я слишком люблю эту жизнь и то, что она может мне дать хорошего.
— Катрин, моя радость, я ведь тебе не сказала! — стукнула себя Лоиза тонкой ладонью по лбу.
— Что ты не сказала? — эхом отозвалась Катрин.
— Ты ведь скоро станешь тётей, я ношу ребёнка Мишеля! — поделилась юная мадам де Монсальви с сестрой своей радостью. — Вот уже третий месяц, Катрин!
Катрин первые несколько секунд не верила услышанному, но потом восторженно засмеялась и обняла Лоизу, крепко поцеловав в обе щёки, шепча ей на ухо, как она счастлива за неё, и как смягчатся сердца родителей — стоит поделиться с ними этой новостью.
Жакетта и Гоше ещё не пришли домой после мессы, Катрин стояла в обнимку с сестрой посреди комнаты, крепко к ней прижавшись, всё было хорошо.
_________________

 » Часть 3

Сёстры, Лоиза и Катрин, сидели в кухне за столом, напротив друг друга, ужиная совместно приготовленным супом с курицей и овощами. Катрин не могла отвести восхищённого взгляда от сестры, приобретшей манеры благородной дамы, изящество.
Глядя на Лоизу, Катрин подумала, что её сестра сейчас как будто находится не в кухне их дома, не блещущего изысками, а скорее на каком-нибудь званом обеде во дворце.
Однако же, хоть Лоиза приобрела лоск аристократизма, вся излучала собой довольство жизнью, богатство и холеность, это была всё та же добрая и любящая свою семью теперь уже молодая женщина.
Новое положение знатной дамы, графини де Монсальви, нисколько не сделало её заносчивее и высокомернее. Когда Катрин готовила ужин, Лоиза без лишних слов присоединилась, чтобы помочь сестре, и ей было безразлично, насколько дорогое на ней надето платье.
Лоиза поразила Катрин всеми теми переменами, которые произошли в ней: в разговоре с сестрой она нередко смеялась, слушая рассказ Катрин о том, как о персоне Лоизы нелестно трещала с торговками мамаша-Кабош, и как Катрин на глазах у всех ловко поддела злую и склочную старуху, которая разразилась проклятьями в её адрес.
Часто исполненная искренности и тепла улыбка освещала лицо Лоизы, даже глаза в такие моменты её будто улыбались — в них горели весёлые золотые искорки.
Если раньше Катрин немного побаивалась свою строгую и набожную сестру, то эта сидящая перед ней за столом переменившаяся Лоиза, горячо выражающая радость снова видеть её, вызывала в Катрин чуть ли не восторг.
Определённо, счастье очень шло юной мадам де Монсальви.

Иногда Катрин наблюдала, как Лоиза бережно касалась рукой своего пока что не особо заметного живота, светло и блаженственно улыбаясь. Голубые глаза Лоизы загорались тёплыми огоньками нежности к той новой жизни, которая зародилась и зрела внутри неё.
Катрин не уставала засыпать сестру вопросами о том, как той живётся в Оверни, хорошо ли складывается её семейная жизнь, как идут дела у Мишеля, легко ли Лоизе осваивать новую для неё роль, радушно ли её приняли в родном доме её мужа.
Лоиза удовлетворяла любопытство Катрин, увлечённо рассказывая о том, какую жизнь теперь ведёт как жена Мишеля. Поведала сестре о том, как ей пришлось учиться управлять поместьем под руководством свекрови — Изабель де Монсальви, разбираться в счетах и расходных книгах.
Лоиза очень обрадовала Катрин, рассказав сестре о том, что в её браке всё благополучно, Мишель преданно и глубоко её любит, они живут душа в душу как её с Катрин отец и мать.
— Правда, первое время свекровь меня тихо невзлюбила, — со смешком поделилась Лоиза, — и недели три после моего с Мишелем приезда представляла меня всем вассалам как «подругу сына». Хотя на тот момент я уже была его законная жена. Но потом ничего, всё наладилось, мы друг к другу присмотрелись лучше.
— Да, недолго она не хотела признавать тебя невесткой, — проговорила Катрин. — А почему ты не приехала с мужем? — полюбопытствовала девочка.
— Я хотела предложить Мишелю поехать вместе, но он не смог, хотя очень хотел. Ему пришлось отказать мне. Мишель присоединился к войску мессира де Барбазана, — тень омрачила лицо Лоизы, но потом, чтобы не тревожить сестру, она нашла в себе силы на улыбку. — Но я верю, что с Мишелем всё будет благополучно, что он вернётся ко мне живым и здоровым, может быть даже к рождению нашего ребёнка.
— Непременно вернётся, Лоиза. Иначе не может быть, — вторила сестре Катрин. — Лоиза, скажи… — начала вдруг Катрин, но осеклась.
— Что сказать?
— А каково это — быть с мужчиной?.. Ну, я имею в виду наедине, в спальне… — покраснев от смущения, Катрин чуть ниже склонила голову, чтобы не встречаться с иронично-добрым взглядом Лоизы.
— Смотря, с каким мужчиной, Катрин. Если мужчина тебе приятен и хороший любовник, то очень даже замечательно. Как вышло у меня, — с кокетливым смехом поделилась Лоиза с Катрин, немало смутив девочку, ведь раньше за Лоизой никогда не наблюдалось подобного. — Так что теперь это моё любимое занятие наедине с мужем. — И снова с нежных губ Лоизы сорвался кокетливый смех. — Ни один обет целомудрия не стоит отказа от этого.
— Исчерпывающий ответ, предельно понятный, — только и смогла от лёгкого шока ответить Катрин. — У Мишеля ведь ещё есть младший брат… Он к тебе хорошо относится?
— Да, довольно хорошо, доброжелательно. Арно славный юноша, честный, добрый к людям. Но жутко разболтанный и мастер собирать на хвост неприятности. Прямо как ты, — ласково поддела Лоиза младшую сестру, а Катрин легонько толкнула её в плечо, без агрессии, с лёгким озорством.
— Лоиза, а в Оверни сейчас сильно холодно?
— Да, порядком. Когда я уезжала в начале ноября из Монсальви, вся округа была усыпана снегом. Представляешь? Так что зимы в Оверни суровые, эта зима вообще началась раньше календаря, — ответила молодая женщина. — Катрин, милая, скажи, родители были сильно на меня сердиты? — лёгкая тревожность отразилась на лице Лоизы.
— Сердиты — мягко сказано, — замялась Катрин, подбирая слова. — В нашем доме запрещали даже упоминать твоё имя. Отец и мать первое время пребывали в какой-то меланхолии. Отец ушёл с головой в дела, чтобы забыться. Начал учить меня ювелирному делу. Сетовал, что после истории с твоим побегом никто не возьмёт меня замуж, да мне это и не нужно. Мать тоже это тяжело переживала…
— Скорей бы родители вернулись после мессы… Увидеть бы их и обнять, попросить прощения за побег… — грустно улыбнулась Лоиза. — Зато теперь мы все сможем воссоединиться и жить вместе, я расскажу родителям о моём замужестве и беременности… Думаю, это их смягчит, — вплелись в нежный и кроткий голос молодой женщины мечтательные нотки. — О, боже мой… чуть не забыла! Я же столько подарков привезла! То-то родителям будет приятно!
— Самый приятный подарок лично для меня — то, что ты приехала! — воскликнула горячо Катрин, встала из-за стола и подошла к стулу Лоизы, обняв сестру со спины. — Отец и мать были так поглощены своей бедой, что не замечали меня. Я чувствовала себя такой одинокой в кругу моей же семьи, — грустно прошептала Катрин и всхлипнула, удержавшись от того, чтобы заплакать.
— Теперь всё это будет скоро позади, Катрин, — Лоиза мягко высвободилась от сестры, встала со своего стула и подошла к Катрин, привлекла её к себе и чуть склонилась, поцеловав Катрин в золотую макушку.
Широко улыбнувшись, довольная Катрин крепче прильнула к сестре, уткнувшись личиком ей в платье. Лоиза ласково перебирала распущенные волосы Катрин, гладила по щеке.
— Катрин, дочка, ты где?
— Мы дома, милая!
Послышались в доме голоса супругов Легуа — Жакетты и Гоше, и вскоре сами родители Катрин и Лоизы переступили порог кухни. Но, стоило им узреть Лоизу, как на их лицах были написаны радость вперемешку с изумлением, но вскоре на лице Гоше эти чувства сменились возмущением.
— Так тебе хватило бесстыдства вернуться после того, как ты опозорила свою семью? — строго звучал голос Гоше, нахмурившегося и сложившего руки на груди. — Я думал, у тебя есть совесть…
— Гоше, мы не видели нашу дочь все эти восемь с половиной месяцев. У тебя хватит духу выставить её из дома? — неожиданно пришло заступничество со стороны Жакетты.
— Но хватило же духу у этой бесстыдницы сбежать с первым встречным из дома, не подумав о том, как это отразится на всей семье! — напомнил Гоше супруге.
— Отец, матушка, я, в самом деле, очень виновата перед вами и прошу у вас прощения, что причинила вам столько огорчений, заставила страдать… — проговорила печально и виновато Лоиза, выпустив из объятий Катрин, и, подойдя к родителям, опустилась перед ними на колени. — Я не ищу себе оправданий. Я сама не знала, что смогу полюбить так безоглядно, — говорила она, стыдливо опустив белокурую голову. — Но так получилось, что любовь уготовила мне ловушку, а я охотно в неё попалась…
— Дочка, неужели тот дворянин бросил тебя? — как бы ни старалась, Жакетта не смогла скрыть сострадания к дочери.
Но мадам Легуа поняла, что ошиблась в своём предположении, когда Лоиза тепло и тихонько рассмеялась.
— Вовсе нет, матушка. Я и Мишель женаты, я стала де Монсальви и ношу его ребёнка, вот уже третий месяц! — обратила Лоиза на мать сияющий безмерным счастьем взор.
— Боже мой… — только и могла сказать с неверием, но с каким-то робким восторгом Жакетта, подойдя к дочери и подняв её с колен, обняв покрепче.
— Так ты ждёшь ребёнка… Ты теперь замужем, носишь древнюю и славную фамилию, принадлежишь к французской знати, — ошеломлённо проговорил Гоше, схватившись за голову. — Что же тебе тогда здесь понадобилось? — в вопросе ювелира Легуа не было враждебности к дочери, скорее какое-то недоумение.
— Мама, папа, так ведь я приехала за вами и за Катрин! Я хочу забрать вас всех к себе, в Монсальви! С Мишелем я говорила, он только за! У нас будет совсем другая жизнь, вы никогда не будете ни в чём нуждаться, я и Мишель сможем дать хорошее образование Катрин! — оживлённо говорила Лоиза, обнимая мать.
— От кого же ты сумасбродством заразилась, дочка? — качал головой Гоше, впрочем, в голосе не было и намёка на недовольство, скорее досада. — Как ты себе это представляешь? Я владею ювелирной лавкой, я ответственен за подмастерьев, у меня и твоей мамы уже упорядоченная и привычная жизнь… И ты предлагаешь нам сейчас всё бросить и сорваться с места?..
— Да, Лоиза. Я и отец уже не сможем как вы, молодые, кинуть всё и сорваться, мы привыкли к той жизни, которую ведём. И не хотим с нею порывать, — поддержала Жакетта мужа. — К тому же я и твой отец уже срослись всеми фибрами души с Парижем, здесь вся наша жизнь, здесь прошла наша молодость… Прости, дочка.
— Но как же так… Я ведь хотела дать вам другую жизнь… — побледнела Лоиза, изменилась в лице, живой и весёлый огонёк в её ясных голубых глазах потух.
— Дочка, но нас устраивает наша жизнь, мы вполне ею довольны, — заверил дочь Гоше, подойдя к жене и обняв её.
— Да, милая. Наша жизнь нас устраивает такой, какая она есть. Но спасибо, что ты в первую очередь подумала о своей семье.
— Матушка, отец! Вы даже не поедете хотя бы погостить к Лоизе? — обиженно обвела Катрин взглядом родителей.
— Милая, разумеется, мы приедем к тебе в гости, если ты захочешь нас видеть… эх, кого я пытался обманывать? Не могу я долго держать зло на моё же собственное дитя, — пожав плечами, Гоше подошёл к дочери и погладил её по волосам.
— Да, Лоиза. Мы с отцом приедем к тебе. — Жакетта поцеловала дочь в висок. — Только разберёмся с делами нашей лавки и оставим вместо нас управляющего на то время, что будем гостить у тебя.
— Мама, папа, я так хочу этого! Я так хочу, чтобы вы застали рождение вашего внука или внучки, так хочу вашего участия в воспитании и в жизни моего с Мишелем ребёнка! — Лоиза по очереди переводила исполненный надежды взгляд с матери на отца.
— А как же без этого, родная? Непременно будем, — Гоше погладил старшую дочь по плечу.
— Конечно, будем, моя милая, — вторила супругу Жакетта.
— Я так рада, что в семье снова мир! Наконец-то! — воскликнула ликующе Катрин, хлопнув в ладоши, не сдержав счастливых эмоций.
— Хотя бы позвольте мне забрать с собою Катрин. Я хочу, чтобы она жила в доме моего мужа, со мной, — упрашивала Лоиза отца и мать.
— Но зачем увозить Катрин в Овернь? Разве не будет ей лучше остаться с нами в Париже? — не понимала Жакетта, взяв за руку свою младшую дочь.
— Да, незачем Катрин уезжать из Парижа. Что её ждёт в Оверни? — поддержал жену Гоше. — Здесь Катрин вполне неплохо проживёт всю жизнь.
— Отец, Катрин — моя сестра, которую я люблю, — возразила Лоиза. — Я хочу дать ей лучшую жизнь, какую только смогу. Я хочу, чтобы она получила хорошее образование, а не оказалась сбыта с рук замуж за какого-нибудь чурбана вроде нашего с ней дяди Гийома Легуа или вроде Кабоша. Я хочу, чтобы Катрин в этой жизни увидела большее, чем горы посуды и пелёнок.
— Вот только спроси для начала Катрин, захочет ли она с тобой ехать, — хмуро бросила Жакетта.
— Да, ты сперва поинтересуйся мнением самой Катрин, — согласился с женой Гоше.
— Если Катрин не захочет ехать — принуждать её не стану, — ответила Лоиза родителям. — Но, если она согласится, то я вас умоляю — отпустите её со мной! Катрин, дорогая, скажи, ты хочешь уехать в Монсальви со мной? Скажи, да или нет, я не обижусь, — обратилась Лоиза к сестре, взяв её за руки.
Сама Катрин стояла в замешательстве, виновато глядя то на родителей, то на старшую сестру. Девочка стояла, оцепенев, мучительно размышляя, как ей поступить. С одной стороны, она хотела уехать с Лоизой, по которой очень тосковала все эти месяцы. С другой — Катрин боялась своим отъездом причинить боль родителям, которые любили её и заботились, оберегали все тринадцать лет её жизни.
— Лоиза, прости… я запуталась… — Катрин обратила на сестру растерянный взгляд своих фиалковых глаз. — Я очень хочу поехать с тобой, но я не знаю, как смогу оставить родителей… я тоже думала, что мы уедем в Овернь все вместе… — на глаза Катрин навернулись слёзы, и чтобы не дать им волю, Катрин прижала ко рту ладонь, прикусив её.
— Катрин, милая, я и твой отец взрослые люди. Мы сможем о себе позаботиться. Тебе не обязательно оставаться в Париже против твоей воли, чтобы нам угодить, — мягко промолвила Жакетта младшей дочери.
— Да, Катрин. Твоя мама права, — согласился Гоше Легуа с женой. — Мы не будем на тебя в обиде, если ты уедешь с Лоизой. Не переживай и не жертвуй своим желанием пожить с сестрой, чтобы нас не огорчать.
— Тогда я поеду… — нерешительно проговорила Катрин. — Если всё так, как вы говорите… Я уеду в Овернь к Лоизе.
— Папа, мама, я же не сказала вам, что привезла много подарков! — спохватившись, воскликнула Лоиза, схватив за руку Катрин и выбежав с нею из дома.
Оливье помог двум сёстрам перенести в дом все эти небольшие сундучки с драгоценностями, все эти изящные и со вкусом сшитые одежды для мужчины и женщины, дорогие плащи и обувь.
Гоше и Жакетта, оба во власти сильного потрясения, впрочем, приятно поражённые, вместе с дочерями рассматривали привезённые Лоизой подарки. Отец благоговейно касался всего того, что привезла в подарок ему и жене дочь, руками. Жакетта с каким-то восхищением молодости, ушедшей от неё, примеряла подаренные ей дочерью украшения.
Катрин отпросилась у родителей зайти ненадолго к Ландри и проститься с ним, ведь неизвестно, когда им доведётся снова увидеться.
Прощание с погрустневшим юным Пигассом проходило почти что в тишине, после того, как Катрин рассказала ему, что уезжает в Овернь с сестрой. Сидя на скамье, Ландри и Катрин держались за руки.
— Счастливого пути, Катрин, — пожелал ей друг. — Можешь не привозить подарков. Только пиши о том, как идут твои дела.
— Непременно, Ландри. Но подарки тебе я приготовлю обязательно, — напоследок возразила девочка, скорчив забавную рожицу.
Обнявшись на прощание с другом, Катрин вышла из дома Пигассов и проследовала до экипажа сестры, Лоиза уже ждала её внутри, сидевшая на мягких подушках сидения и протянувшая Катрин руку.
Девочка присела рядом с Лоизой и прижалась к ней.
Кучер тронулся в дорогу, и Катрин понемногу одолевало дремотное состояние под стук колёс.
— Моя милая, тебе понравится Овернь, — тихо и ласково прошептала Лоиза засыпающей Катрин, погладив её по волосам. — Вот увидишь, тебе там будет очень хорошо. А потом мы всё же вытащим к нам в гости наших родителей, и они не отвертятся, — добавила она с каким-то нежным ехидством.
_________________

 » Мои арты Лоизы и Мишеля

_________________

 » Глава 4. Дорога в Овернь

Вместе с сестрой Катрин довольно быстро добралась в карете до одного хорошего, высокого уровня, постоялого двора «Рог изобилия». Как оказалось, что там же расквартировались примерно около десяти человек из вооружённой охраны, которых Лоиза взяла себе в сопровождение, покидая Монсальви.
Воины почтительно поздоровались с Лоизой, немного отчитались обо всём происходившем в её отсутствие — ничто досадного не произошло за всё то время, что Лоиза пробыла в родительском доме.
Оливье незамедлительно перетащил весь багаж сестёр в снятую Лоизой комнату, в чём ему вызвались помочь три воина из сопровождающей Лоизу охраны.
Сама же молодая графиня де Монсальви первым делом распорядилась о том, чтобы для Катрин и для неё самой прислуга приготовила ванну.

Пока же прислуга постоялого двора занималась приготовлениями ванны для молодой женщины и её младшей сестры, Лоиза отвела Катрин в общий зал, выбрала наиболее уединённый столик за перегородкой, где их никто не побеспокоит, и заказала гранатовый сок с кроличьим рагу, к нему же по стакану молока и засахаренный имбирь с вафлями.
Расплатиться Лоиза предпочла сразу и добавила от себя пять экю к стоимости заказа в качестве поощрения.
За мирными посиделками, в ходе которых пустели тарелки и стаканы на столе, Лоиза расспрашивала Катрин о том, что нового происходило в Париже за время её отсутствия.
Катрин и хотелось бы утаить от старшей сестры всё то, что было, но Лоиза так проницательно и тепло на неё смотрела в ожидании ответов на вопросы, что девочка не нашла в себе силы и способности солгать. Катрин была вынуждена пойти на откровенность и поведать обо всех тех днях кабошьенского кровопролитного безумия, многочисленные казни — которые Катрин справедливо считала беззакониями и убийствами.
Лоиза всё это слушала, качая головой, прижимала ко рту руку, вполголоса призывала проклятия на головы всех тех, кто сотворил подобные бесчинства. И опять же вполголоса возносила благодарственные молитвы Господу и Мадонне, что её родители и Катрин остались в живых. С состраданием она глядела на сестру и тихо говорила, как ей жаль, что случилось столько зла, и чему Катрин стала свидетельницей.
Катрин же поделилась с Лоизой всеми теми страхами, которые её мучили всё время отсутствия Лоизы в Париже, после её побега с Мишелем из родительского дома. Сквозь плач, но с улыбкой на губах Катрин сняла камни с души — рассказав сестре, как она боялась однажды увидеть в толпе ведомых на смерть несчастных свою сестру и Мишеля.
Девочка не умолчала, как ей было страшно просыпаться каждое утро и засыпать каждый поздний вечер — прекрасно зная от Ландри обо всём происходящем в городе, и видя процессии смертников из окна своего дома.
Но теперь её страхам конец, потому что она видит свою сестру живую и здоровую, в счастливом браке, довольную жизнью, и Мишель вернулся живым и здоровым к матери и младшему брату — причём счастливо женатым человеком, и в скором времени в его браке появится ребёнок.
Дабы немного развеять гнетущее ощущение тяжести от недавнего разговора, Катрин рассказала Лоизе о том, как матушка Кабоша — мадам Лекутелье, прозванная мамаша Кабош, поносила Лоизу в разговорах с подружками как могла. И как Катрин ловко сумела поставить старую сплетницу на место, колко поддев её всего несколькими словами, что причина злословия старухи — то, что ей никто не предлагает сбежать лет сорок, вот она злобой и желчью исходит.
Лоиза сперва сидела немного поражённая, но потом её прорвало на смех — очень обаятельный, открытый, полный веселья. Молодая женщина то хваталась за живот или за сердце, то очень глубоко дышала — пытаясь побороть смех, но потом всё же смогла успокоиться и даже поаплодировала Катрин, выразив своё восхищение её колким язычком.
— Не могла же я этой вульгарной особе спустить то, что она тебя оскорбляет, — доев последнюю вафлю у себя на тарелке, произнесла Катрин, хитренько подмигнув сестре, и допила своё молоко.
— Ох, моя милая сестричка, не завидую я тому мужчине, который на тебе женится, если его самолюбие окажется очень ранимым. С твоим-то остроумием, — Лоиза встала из-за стола и сделала приглашающий жест рукой, чтобы Катрин следовала за ней. — Дорогая моя, нам завтра вставать рано, трогаться в путь. До Оверни дорога неблизкая.
— Да, Лоиза. Пойдём. Я всё же немного устала, — согласилась Катрин, встав из-за стола следом за сестрой.

В обнимку Катрин и Лоиза дошли до комнаты, которую молодая женщина снимала на постоялом дворе. Лоиза закрыла дверь на замок. Приняв ванну и переодевшись в ночные сорочки, сёстры улеглись спать по разным кроватям, стоявшим близко друг от друга, и разделял их только сундук для хранения постельного белья.
Как только уставшие Катрин и Лоиза скользнули под тёплые одеяла, а головы их коснулись подушек — сон заполучил над ними власть. Сонно пожелав друг другу спокойной ночи, сёстры крепко уснули.
До того, как провалиться в сновидения, Катрин хотела о многом расспросить сестру, что тревожило её ум, но у неё уже не осталось сил после богатого на впечатления ушедшего сегодняшнего дня.
Спали две сестры крепко, без сновидений, но как убитые и без задних ног.
Для восстановления сил, чтобы выспаться, им хватило с избытком этой ночи.
Проснулись они довольно рано, ещё до того, как начало светать. Но вовсе не потому, что молодые организмы сестёр привыкли вставать очень рано каждый день.
Лоизу поднял с кровати приступ дурноты — типичный спутник каждой беременной женщины на весь первый триместр, так что бедная молодая будущая мать обнималась с ночной вазой, куда её обильно вырвало.
Вместе с сестрой поднялась с постели и Катрин, очень испугавшись за Лоизу, даже предлагала послать за врачом.
Но Лоиза убедила её успокоиться и этого не делать, поскольку ей и правда стало немного лучше, и недомогание отступило. Переодевшись в повседневную одежду, накинув тёплые плащи, и обувшись, сёстры спустились в общий зал, где их уже ждали успевшие позавтракать охранники и кучер.
Катрин и Лоиза заказали себе по-быстрому молоко и вафли с мёдом. Катрин не чувствовала в себе желания наедаться, обеспокоенная и немало встревоженная утренним состоянием сестры. Лоиза не чувствовала в себе желания наедаться, всё ещё немного мучимая тошнотой.
Заказ сестёр выполнили быстро, вскоре Лоиза и Катрин могли уже насладиться горячим молоком и приятно хрустящими вафлями с мёдом, удовольствовавшись этим перекусом.
После завершения этой маленькой трапезы Лоиза распорядилась собрать вещи в дорогу и после уже трогаться. Оливье и трое молодых парней из охраны быстро справились с распоряжением госпожи.
Лоиза поспешила увести Катрин и устроиться с ней в карете, накрывшись одним тёплым одеялом. В обнимку две сестры сидели рядышком одна с другой, весело болтали.
Лоиза рассказывала сестре про Овернь, про отзывчиво и тепло отнесшихся к ней крестьян в Монсальви и про суровую, но красивую и гордую природу этого края. Рассказывала младшей сестрёнке про то, как гордую и непреклонную Изабель де Монсальви смягчило к невестке то, что Лоиза и Мишель скоро станут родителями, а у госпожи феода появится внучка или внук.
Не могла умолчать Лоиза и о том, что Мишель был бы очень рад снова увидеться с Катрин, и что это он поддержал жену в её желании забрать в Монсальви её сестру с отцом и матерью. И что Мишель очень радостно воспринял слова своей супруги, что она хочет забрать Катрин жить к ним.
Катрин не обижалась нисколько на оживлённо рассказывающую ей о Мишеле старшую сестру. Девочка давно смирилась с тем, что Мишель всё равно не смог бы её любить как женщину, что он не сможет в ней видеть женщину вообще. Для столь доброго и мягкого сеньора де Монсальви Катрин всегда будет той славной и отважной, хрупкой девочкой, спасшей ему жизнь, любовь к которой всегда будет лишь братской с его стороны.
Пусть осознание этого причиняло Катрин ноющую боль, она твёрдо решила, что вырвет из себя любовь к Мишелю как к прекрасному юноше и постарается научиться любить его как старшего брата. Тем более, что Мишель теперь женат, скоро станет отцом своего первенца, и Катрин будет приходиться родной тётей его ребёнку.
Вопреки тому, что это было нелегко, Катрин приучала себя к мысли, что как возлюбленный — Мишель потерян для неё, но не как любящий брат.
С добродушной и ласковой иронией Лоиза поведала на ушко Катрин, что младший брат Мишеля — юный Арно де Монсальви — успел все уши прожужжать брату, матери и невестке тем, что впервые слышит про таких отчаянных девчонок вроде Катрин, и очень хотел бы лично сказать спасибо за спасение его брата.
— Вот видишь, Катрин. Ещё один человек, помимо Мишеля, в Оверни относится к тебе хорошо, — подбадривала Лоиза младшую сестрёнку, когда кучер уже тронулся, подгоняя рысью лошадей.
Следом за каретой рысью скакали вооружённые всадники из эскорта Лоизы.
— Приятно слышать, что я в Оверни у кого-то вызываю тёплые чувства, помимо Мишеля, — с нотками веселья проронила Катрин. — Не уверена, что мадам Изабель будет от меня в восторге.
— Ты что такое говоришь! — воскликнула недовольно Лоиза. — Это она на меня первое время без восторга реагировала и была против моего брака с Мишелем, а потом привыкла. Мы лучше друг друга узнали, моя беременность её ко мне смягчила. Мишель рассказал матери, что ты и Ландри провернули его спасение, так что уважение к тебе моя свекровь точно испытывает, — Лоиза крепче обняла Катрин и расцеловала в макушку и щёки.
Катрин замолчала, закрыв глаза, прильнув к Лоизе поближе, Лоиза с нежностью перебирала рассыпавшиеся по плечам девочки её густые и длинные волосы цвета расплавленного золота.
Успокоенная и приободрённая словами сестры, Катрин облегчённо к ней прижалась.
Карета увозила сестёр из Парижа, мимо них в окне проносились заснеженные улочки и дома, лавки ремесленников, церквушки. Карета выехала через городские ворота, мчала двух сестёр всё дальше и дальше от Парижа в новую жизнь — которую вкусила старшая, и скоро вкусит младшая. За транспортом неотступно следовал вооружённый до зубов эскорт охраны.
Лоиза тихонечко молилась о том, чтобы дорога до Монсальви заняла меньше времени, чтобы добраться без приключений, и чтобы её дурнота не накатывала так часто — не мешала проделывать путь.
Катрин мысленно молилась за родителей, за Ландри, как и её старшая сестра — за благополучное путешествие в родные края Мишеля. В конце концов, Катрин молила Бога о скорейшем наступлении того дня, когда она вновь сможет увидеть Мишеля и обнять его при встрече, прекрасно понимая, что этот благородный и добрый юноша с красотой архангела отныне запретен для неё.
А пока… карета мчала её и сестру в Овернь…
_________________