Фантазм

 » Фантазм

Творческая Студия "Креатив-квест" представляет ролевую игру
в жанре псевдовикторианского романа с элементами фэнтези и стимпанка
"Фантазм"*.

*Фантазм (от греч. φάντασμα — призрак, воображение, представление) — нарушение памяти, разновидность парамнезии. События, которые придумал или вообразил человек, ему кажутся произошедшими на самом деле.

1896 год вошел в историю Империи, как время самых темных тревог, но и светлых надежд и свершений.
Мрачная слава неуловимого Джека Потрошителя померкла на фоне происходящих тогда событий, а тем, кто вольно или невольно оказался втянут в них, приоткрылась непостижимая, кажущаяся невозможной, сторона бытия.
Итак, друзья, мы с вами отправляемся в имперскую столицу – процветающий, прогрессивный город Брайбург, где поздней осенью 1896 года, начавшиеся задолго до этого события обрели поистине зловещий характер.
Из знатных семей со всех концов страны стали исчезать дочери, а затем их обескровленные тела находили в самых неожиданных местах, далеко от родного дома.
В помощь полиции задействовали имперских гвардейцев, целый штат экспертов, вооруженных последними техническими средствами, и лучших частных сыщиков. Безутешные родители готовы были отдать любые богатства за поимку злодея или злодеев, но все тщетно – девушек продолжали похищать прямо из их спален и жестоко убивать, а виновные так и не были найдены.
Более того, за все время, что велось следствие, не появилось ни одного свидетеля, ни единой зацепки или следа.
Зато родилось множество версий, от самых простых до невероятных, но ни одна не нашла подтверждения. Однако эксперты установили и приняли за немаловажный факт нечто общее для всех случаев: кроме того, что все жертвы были родом из состоятельных семей, они не отличались крепким здоровьем и не блистали красотой. Все девицы были представлены высшему свету в течение одного или двух сезонов, но так и не нашли желающих назвать их своими избранницами, несмотря на богатое приданое.
Так кому же и зачем понадобились немощные дурнушки?
В обществе поползли слухи о том, что в преступлениях замешано некое Тайное общество, похищавшее невинных девиц для чудовищных целей. Поговаривали о ритуалах, творящихся на крови жертв. И якобы во главе всех этих черных дел стояла известная персона, прозванная в обществе Кровопийцей.
События лета-осени вызвали не только тревогу в обществе Империи. Болезненный интерес к происходящему породил множество пугающих сплетен, невероятных теорий и попыток раскрыть тайну убийств. Отчаявшиеся родственники обещали щедрое вознаграждение каждому, кто сообщит хоть что-то о виновных в гибели их несчастных дочерей. И находилось множество желающих обрести свои пять минут славы любой ценой или попросту поживиться на горе безутешных людей.
Были среди них и те, кто искренне пытался помочь, стремясь раскрыть самую большую тайну уходящего века.
Но любая тайна отступает на второй план, когда возникает новая загадка.

...Светский сезон 1896 года затянулся, получив неожиданное продолжение. Ежегодно с мая по август дворянские семьи со всей Империи съезжались в столицу, дабы развлечься и представить высшему обществу своих незамужних дочерей и найти для них выгодные партии. А под финал сезона вдруг появились они, таинственные незнакомки.
Кто эти восхитительно прекрасные, юные девушки?
В сопровождении известных и влиятельных лиц, представлявших дебютанток, как своих воспитанниц или осиротевших дальних родственниц, их видели на шумных балах и приемах, в театрах, в опере, в музеях и на выставках, в дорогих ресторанах и синематографе. Они всегда одеты и причесаны по последней моде, обладают невероятной грацией и самыми изысканными манерами.
Красавицы молчаливы и скромны. От них не услышишь пустой светской болтовни, а лишь несколько вежливых фраз, произнесенных тихим, но незабываемо нежным голосом.
Эти девушки само совершенство. Они чисты и невинны, но от них исходит соблазн, перед которым трудно устоять.
И всегда найдутся те, кто не устоит.
Однажды на званом ужине у графа N появилась красавица, исполнившая для гостей арию «Casta diva» столь безупречно, что директор Имперской оперы готов был заключить с юным дарованием контракт немедленно и на самых выгодных условиях. Однако опекунша певицы решительно заявила, что девушка предпочитает тихие семейные радости волнениям и интригам богемной жизни. Дебютантка посетила лишь один бал и исчезла из поля зрения, оставив неизгладимый след. На вопросы публики опекунша девушки отвечала, что ее подопечная обрела то, о чем мечтала, и уехала из страны.
Позже, на балу у маркиза А еще одна красавица привлекла внимание всех присутствующих тем, что весь вечер танцевала как истинная сильфида.
А тем временем…
…Тем временем в полицейском расследовании появилась призрачная ниточка, соединившая нынешние преступления с преступлениями пятилетней давности, когда в бедном квартале находили обескровленные тела прачек и белошвеек.
Так есть ли на самом деле связь между этими злодеяниями?
Кто стоит за всеми убийствами?
И кем являются сказочно прекрасные красавицы, посещавшие светские мероприятия, а затем исчезавшие бесследно?

Жанр: псевдовикторианство с элементами готического романа, фэнтези, детектива и стимпанка
Время действия: ноябрь 1896 года
Место действия : город Брайбург, столица вымышленной Империи (аналог викторианской Англии)
Рейтинг: 18+
Продолжительность игры: миди
Когда: с 20 ноября до логического завершения сюжетных линий

1. Для продвижение по времени и основному сюжету игроки ориентируются на специальные посты, в которых будет дана ключевая информация.
2. В игре возможны элементы квеста.
3. Игровые локации имеют лишь общие описания, игроки могут прописывать необходимые им подробности сами, самостоятельно выстраивать сюжет и конечную цель своей игры. Однако просим учитывать время и место действия основной игры и ее сквозные сюжетные ходы.

Дорогие игроки!
Убедительная просьба – все свои действия и возможные развития сюжетов обговаривайте с партнерами в личной переписке.
По вопросам обращайтесь к Ведущей.

Список персонажей:
Обратите внимание, что некоторые персонажи связаны между собой.
Вы можете выбрать из списка или придумать своего, но с учетом некоторых сюжетных особенностей игры. Подробная информация - в лс Ведущей.

Роберт Деверо, 27 лет – виконт Бедфорд. Весельчак, гуляка, любитель женщин. Титул унаследовал два года назад, но образ жизни с тех пор практически не поменял. В этом сезоне впервые вывез в свет сестру, воспитывавшуюся в строгой закрытой школе.
Мисс Мюриэль Деверо, 17 лет – младшая сестра виконта Бедфорда. Сирота, после смерти родителей брат стал ее официальным опекуном. Воспитывалась в строгой закрытой школе. В этом сезоне впервые вышла в свет. - персонаж занят
Чарльз Четвинд, 22 года – граф Брусберри. Унаследовал титул и состояние отца в 16 лет. Владелец парка самоходных кэбов, работающих на паровой тяге - более комфортный и быстрый способ передвижения, нежели конные повозки. Три года назад стал фигурантом крупного скандала: сбежал за границу с замужней женщиной. Добился для нее развода и разрешения на повторный брак. Несколько месяцев назад они поженились и вернулись в Империю.
Эллен Четвинд, 30 лет – графиня Брусберри. Это ее первый сезон в столице после скандального бегства с молодым графом Брусберри. Дочь от первого брака осталась с отцом, который запретил бывшей жене видеться с девочкой.
Август Паулет, 38 лет – маркиз Кройчестер. Отставной военный, участник битвы у Серых холмов. Получил прекрасное образование, много лет прослужил на границе Империи. После тяжелого ранения с почетом вышел в отставку. Семьей обзавестись не успел. - персонаж занят
Мисс Флоренция Говард, 22 года – старшая дочь герцога Нортропа. Светская львица, много лет выполняющая функции хозяйки дома своего отца. Мать Флоренции умерла родами, двойняшки – сын и младшая дочь - родились очень слабыми. Герцог не желает даже слышать о возможности обручения дочерей до совершеннолетия наследника, чтобы у потенциальных женихов не было искушения окончательно испортить здоровье юноши. - персонаж занят
Мисс Мэри Доусон, 28 лет – баронесса дю Роз. Старая дева. Титул унаследовала год назад, после трагической гибели своего отца, его второй жены и маленького сына в кораблекрушении. Это ее первый сезон после окончания срока траура и в качестве баронессы дю Роз. - персонаж занят
Гидеон Вильгельм фон Марк, 32 года - герцог Клевский. Потомок одного из самых старинных и богатейших родов Империи, сын Иоганна фон Марка и маркизы Элеоноры Альтан. После гибели родителей в результате крушения дирижабля «Брайбург», воспитывался эксцентричным дедом, что не могло ни сказаться на характере Гидеона. Далек от политики. В данный момент является владельцем нескольких картинных галерей и Имперской кунсткамеры. - персонаж занят
Мисс Диана Стентон, 21 год – дочь обедневшего виконта Стентона. Поместье семьи пришло в упадок, родители Дианы едва сводят концы с концами. Когда отец заболел и слег, девушке пришлось стать компаньонкой леди Блакмер, матери Джона Эгертона, старого друга отца. Тайно мечтает обучиться летному ремеслу и поднять в небо дирижабль. - персонаж занят
Джон Эгертон, 40 лет - лорд Блакмер. Член Парламента, владелец крупнейшего металлургического завода. Вдовец, воспитывает дочь 11 лет. Покровительствует мисс Диане Стентон, став ее опекуном. - персонаж занят
Уильям Вудвилл, 25 лет – баронет Вудвилл. Увлекается каллиграфией, криминалистикой, механикой. Предпочитает проводить время в своей мастерской и в библиотеке, а не на светских раутах. Родители настояли, чтобы сын непременно отправился в столицу и подыскал себе невесту.
Леди Виолетта Кромер, 27 лет – младшая сестра барона Эдмонда Кромера, героя Битвы у Серых холмов. После гибели брата приняла титул и дала обещание выйти замуж только по любви. Пишет статьи для «Имперского вестника» и крупных столичных изданий под псевдонимом Феликс Уайт. - персонаж занят
Маркус Хван, 35 лет – ходят слухи, что Маркус - внебрачный сын покойного графа Томаса Винтертона. Вхож в общество благодаря своему состоянию, которое сколотил на торговле шелком и кашемиром. Владеет торговыми кораблями, планирует наладить производство шелка в Империи. - персонаж занят
Мисс Ида Лейбурн, 18 лет – племянница графа Ромни. Виктор разыскал девушку в приюте, в княжестве Корильяно и привез в Брайбург. - персонаж занят
Виктор Делорен, 43 года - граф Ромни. Потомок лорда Артура Ромни, учредителя Имперской Академии наук и искусств. Меценат, коллекционер, почетный член Ученого совета Академии. Участвовал в нескольких археологических экспедициях. Не женат. Недавно разыскал дочь умершей сестры и взял девушку в свой дом.- персонаж занят
Джордж Дарлоу, 36 лет – маркиз Вильерс. Увлекается азартными играми, верховой ездой и охотой. Несколько лет назад скупил практически дикие земли у Северной горной гряды, знаменитые своими лесами, превратив их в охотничьи угодья. Выстроил там роскошное поместье, парк развлечений и отель. - персонаж занят


  Добавить тему в подборки

Брайбург, набережная Ивстон
особняк «Маргарита»
20 ноября 1896 года, 9 часов вечера

Весь день с утра шел дождь, и хмурый осенний вечер пришел в город вместе с туманом. Мгла стелилась по мокрым мостовым, заползала в темные переулки, пряталась в безлюдных парках и скверах под скамейками, облетевшими деревьями и кустами.
Но ноябрьская меланхолия не смела подступить сегодня к стенам особняка Виктора Делорена, графа Ромни.
Гостеприимно распахнутые ворота пропускали экипажи на освещенный электрическими фонарями подъездной двор. Из экипажей выходили шикарно одетые дамы и господа и следовали к парадным дверям, из которых лился яркий свет и неслась непривычная слуху здешней публики музыка.
Женские и мужские голоса, сильные, глубокие, наполненные страстью, словно пела сама душа исполнителей, встречали входивших в просторный вестибюль. Гости останавливались, не торопясь проследовать в бальную залу, и с восторгом смотрели на цыганских музыкантов. Мужчины в атласных рубашках с широкими рукавами, виртуозно играли на скрипках и гитарах, а женщины в черных платья с летящими юбками, ярких шалях и сверкающих золотых ожерельях пели и кружились в зажигательных плясках.

Готовы дерзнуть и узнать свою судьбу? Смельчаку надо лишь снять перчатку и не побояться взглянуть в бездонные черные глаза прекрасной цыганки Сони. Она прочитает вашу жизнь по линиям руки и расскажет чистую правду, не таясь.
Что было, что есть, что будет, чем сердце успокоится.
Куда поманит дальняя дорога.
Где встретится опасность или любовь. А для кого одно и другое станут неразделимы.
Твердо ли сердце, верна ли душа, чисты ли помыслы.
Вам и самим это невдомек, а Соня все увидит, все узнает.

Но пока забудьте обо всем и просто веселитесь.
Распорядитель объявляет первый танец. Русский придворный оркестр исполняет полонез из оперы Римского-Корсакова «Ночь перед Рождеством». Гости выстраиваются в пары, и торжественное шествие в залитой огнями зале знаменует начало долгой бальной ночи.

Видео

Далее раздаются волшебные звуки вальса, за ним следуют другие танцы – мазурка, котильон.

Видео

И так всю ночь, до самого утра, пока сквозь огромные окна особняка не проникнет бледный осенний рассвет.
Немного отдохнуть от танцев, гула голосов и звуков музыки можно за обеденным столиком в одной из боковых гостиных, за карточным столом в библиотеке или побыть в тишине зимнего сада, куда вам подадут любой напиток или десерт.
В музыкальном салоне играют в фанты, а прогулявшись по галерее второго этажа особняка, вы ознакомитесь с обширной коллекцией живописи, собранной семьей графа Ромни за три с лишним столетия.



Добро пожаловать и прекрасного вечера!

***
Брайбург, особняк «Маргарита»
Кабинет Виктора Делорена,
20 ноября 1896 года, между 20 и 21 часом

"Так каждый из нас по-своему любит и ненавидит, и эта любовь, и эта ненависть отражает всю нашу личность».
Анри Бергсон

Ида слишком похожа на нее. И это почти невыносимо.
Как он мог не заметить сразу? Где был его разум?
Даже когда он не видел Иду, ее образ стоял перед глазами, отчетливый и объемный, и в то же время эфемерный, как плод фантазии, как давняя мечта или преследующий его всю жизнь, но так и не сбывшийся, сон.
А ведь сон должен был сбыться. Должен. Он сделал для этого все.
Но порой «все» не означает «достаточно». Мог ли он сделать больше, чем все? Теперь точно смог бы, в чем многократно убедился на деле, но тогда не посмел, поддался глупым сомнениям.
Он смотрел на девушку, изучая и запоминая каждую деталь ее пленительной внешности, юного, будто фарфорового лица, каждый изгиб точеной фигуры. И все больше обнаруживал сходство с той, кого потерял.
Воспоминания, нежданно ожившие с появлением Иды, пробудили давно забытые чувства. Виктора то затапливала болезненная нежность, то душил гнев. Следом наступало равнодушие, словно прежде испытанные эмоции начисто выжигали способность что-то ощущать. Это неправильно, не чувствовать ничего, но равновесие нарушалось уже давно, гнев быстро затухал, превращаясь в слабый всплеск раздражения, а нежность лишь досаждала, становясь помехой для способности мыслить ясно.
«…мы лишаемся возможности полностью выразить то, что чувствует наша душа,- ведь мысль несоизмерима с языком».
Мысль несоизмерима ни с чем. Мысль совершенна и всемогуща. Виктор давно не пытался выразить словами то, что чувствовала душа.
Он просто брал и делал, отбросив не только сомнения, но и в корне переписав свой личный моральный кодекс. Какой толк в том, что лишь сковывает, заставляет блуждать по пустошам несбывшихся грез и напрасных чаяний.

...Виктор убрал в потайной ящик письменного стола миниатюру с изображенным на ней портретом. Не просто убрал, а бросил небрежно, прикрыв сверху старым альбомом, хранившим то, что давно отжило и ушло в никуда. Решительно встал и направился к выходу: пора спускаться вниз и встречать гостей, которые начнут прибывать с минуты на минуту.
Распахнув дверь кабинета, он едва не столкнулся с леди Дефур.
- Милорд, - женщина присела в реверансе. – Я как раз направлялась к вам, чтобы сказать, что мисс Ида готова.
- Вы сделали все, как я просил? – Виктор скользнул беглым взглядом по бледному лицу собеседницы. На мгновение ему показалось, что он смотрит в свои собственные глаза - темные, непроницаемые.
- Все сделано абсолютно так, как вы приказали, милорд.
- В таком случае, мы начинаем.
И Виктор, выпрямив и без того безупречно прямую спину и надев на лицо приличествующую случаю улыбку, легкой поступью направился вниз по мраморной лестнице.

Брайбург, особняк «Маргарита»
20 ноября 1896 года
Перед балом

Тик-так… Тик-так…
Старинные часы на стене медленно отсчитывали время.
Слегка подрагивающие огоньки свечей, так же медленно оплывающих восковыми каплями на витой металл канделябров, щедро разбрасывали по резной поверхности дерева отсветы и тени, создавая иллюзию бесконечного танца. Как на настоящем балу, где темные силуэты кавалеров перемещаются по залу среди вихря светлых дамских нарядов. Ида знала, что едва длинная резная стрелка коснется отметки «двенадцать», появятся настоящие дамы и кавалеры. Вернее, не совсем настоящие – кукольные, но сделанные с таким искусством, что девушка была готова любоваться ими снова и снова. Корпус часов был выполнен в виде прелестного деревянного домика, в котором крошечные куколки прятались до поры до времени, но стоило лишь зазвучать мелодичной трели, знаменующей наступление нового часа, как боковые дверцы распахивались, и маленькие плясуны спешили исполнить свой короткий танец.
В ярком немигающем свете электрических ламп фигурки были видны отчетливее, но при свечах они казались Иде совсем живыми: дышащими и даже разговаривающими. Ей то и дело слышались негромкий смех и быстрый шепот:
- Не откажите мне в удовольствии танцевать с вами вальс!
- С удовольствием.
- Ах, вы сегодня подобны заре – столь же прекрасны!
Наставницы в приюте всегда пеняли Иде на излишне пылкое воображение, хотя сейчас девушка с трудом вспоминала годы, проведенные в мрачных стенах вечно холодного каменного дома, словно вся ее былая жизнь подернулась туманной дымкой. Наверное, всему виной резкий контраст между угрюмым и почти лишенным радостей жизненным укладом сиротского приюта и сияющим яркими огнями особняком графа Ромни, наполненным множеством интереснейших и невероятных вещей. Ида еще далеко не все местные диковинки успела изучить, да что там: она никак не могла свыкнуться с мыслью, что этот роскошно одетый человек – ее родной дядюшка. Девушка даже в мыслях именовала внезапно обретенного родственника не иначе как Его Милостью. Она привыкла считать себя дочерью небогатого священника. Со слов наставниц Иде было известно, что родители ее умерли от тифа. Ида совершенно ничего не помнила ни об отце, ни о матери. Девушке вообще частенько казалось, что она и не видела ничего, кроме приютских стен. И вдруг – племянница графа. Оказалось, что матушка Иды вышла замуж вопреки воле родителей и уехала с мужем в Корильяно. Покойный граф Ромни – дедушка Иды - не желал даже слышать о непокорной дочери, но после смерти старика брат миссис Лейбурн решил отыскать беглянку. Нашел он лишь заброшенную могилку на старом кладбище, да худенькую девушку с огромными глазами в сиротском приюте.
- Глаза точь-в-точь как у матери, - не раз повторял граф, сжимая тонкую девичью кисть.
Иде казалось, что она попала в сказку. В ожившую историю с затертых страниц книги рождественских рассказов из скудной приютской библиотеки. Старинные часы в виде домика с прячущимися танцорами стали для нее символом волшебства. Воплощением мечты. Апофеозом чуда.
Тик-так… Тик-так…
Длинная стрелка дрогнула и коснулась острием верхней отметки циферблата.
Девушка завороженно наблюдала, как высыпали из боковых дверей танцоры и прошлись в невероятной пляске под мелодичный перезвон.
Когда последний из танцоров скрылся в глубине домика, девушка негромко рассмеялась, вскочила со стула и закружилась по комнате, раскинув руки.
Юбка ее светлого платья раздувалась, тени от свечей метались по стенам, а Иде казалось, что она превратилась в прекрасную принцессу, и за ней скоро непременно явится самый настоящий принц.

— Я подал прошение императору… Ты унаследуешь титул… Препятствий не будет… – Ссохшиеся пальцы графа вцепились в мое запястье. – Тебя примут в обществе… Не переживай… Просто, стань похожим на них.

Я усмехнулся. Прямо в его желтое морщинистое лицо.

— Надо же, какая щедрость. А что если я не хочу быть похожим «на них»? Вы ведь поэтому выбрали мою мать? Потому что она отличалась от вашей жены.

Я выдернул руку из его хватки и встал.

Зачем я сюда пришел? Глупо было думать, что перед смертью у графа вдруг проснутся отцовские чувства.

Нет, я явился вовсе не за этим. Я пришел посмотреть на него. На его последние часы. На то, как он мучается. Я бы мог его спасти, но не стану этого делать. Именно это мне было нужно – осознание своего превосходства над ним. Его титул, его богатство, его влияние – ничто не сможет вернуть здоровье и молодость.

Я хотел, чтобы он мучился. Чтобы страдал. Но видя это понял, что ничего не чувствую.

— Хватит вести себя, как ребенок, Маркус! – Граф закашлялся и упал на подушки. – В обмен на титул… ты… должен позаботиться о моих дочерях…

Я выгнул брови, и граф снова рявкнул:

— Благодаря МНЕ ты появился на свет! Если бы не я…

Я не выдержал и склонился над ним так низко, что ощутил кислый запах болезни:

— Знаете, зачем я здесь? Почему пришел? Не за вашим жалким титулом. Я пришел, чтобы посмотреть, как вы тут сдохнете. В одиночестве. Старый и никому не нужный. Слабый. Не способный даже сдвинуться с места. Каково это – осознавать, что вы остались в одиночестве? Никто вам не поможет. – Я криво усмехнулся и выпрямился. – Никто не придет вам на помощь.

Кажется, до него только начало доходить. Его лицо вытянулась. Кожа обтянула череп, превращая графа в уродливое существо из сказок.

— Что… ты сделал?

— Позаботился, чтобы вам никто не мешал умирать.

Граф побелел, став почти серым. Он снова закашлялся, и на белый пододеяльник брызнули бордовые капли крови.

— Где Николь и Анетта?

Я снова улыбнулся и пожал плечами:

— Вы же сами хотели, чтобы я взял их под свою опеку. Не беспокойтесь, граф. Мне не нужен ваш титул. Я и без этого окружу их братской любовью.

— Кэмерон! Кэмерон! Сюда немедленно!.. – Окрик оборвался, когда граф снова закашлялся.

— Он не придет. Никто не придет. – Я направился к выходу, но остановился.

И на что только надеялся? Что он вспомнит о совести? Раскается? Скажет, что все эти годы думал о матери и мучился от того, как с ней поступил? Наивный дурак!

— Где мои дочери?! – Граф безуспешно пытался подняться. – Тебе это с рук не сойдет!.. Кэмерон!.. Что ты с ними сделал? Я близок с императором! Он узнает обо всем! Вот увидишь! Тебя ждет виселица!

Я шагнул к его кровати и вытащил из кармана сюртука практически пустой кошель. На потрескавшейся коже была отчетливо видна аккуратная вышивка.

Глаза графа расширились от ужаса.

Я кивнул:

— Узнали? Ваша жена тоже. – Я бросил кошелек на комод. Монеты внутри оглушающе громко звякнули. – Это все, что вы оставили моей матери. ТЕ САМЫЕ деньги. Мое наследство. – Я усмехнулся и достал два белоснежных платка с похожей вышивкой. – А это проценты. – Бросил платки на кошелек и направился к выходу.

Эта вычурная спальня давила на меня. Я чувствовал себя в ловушке. В клетке. Приговоренным к смерти.

— Вернись! Вернись немедленно, ублюдок! Где мои дочери?!

Я распахнул дверь, вдыхая пыльный воздух коридора.

— Скоро вы окажетесь рядом с ними. Надгробия очень красивые. Я сам выбирал.

Граф продолжал кричать, задыхаясь от кашля и харкая кровью, но я заставил себя выйти.

Полжизни я планировал свою месть. Именно она давала мне силы, подпитывала, толкали вперед. Я никогда не думал, что будет дальше. Почему-то казалось, что уничтожив графа, все вдруг изменится. Я почувствую свободу. И счастье, о котором все так упорно талдычат.

Но оказалось, что внутри… пусто. Пепелище.

У меня больше не было цели.

Но хуже всего было осознание того, что смерть графа ничего не изменит. Она не вернет мне мать. Не сотрет годы грязи и крови. Все будет так, как и прежде. Я один, и это мое наказание.

 

…спустя год…

— Можно нам к гадалке?

Я повернулся к Николь. Она гипнотизировала взглядом двери в другой зал и даже не понимала, что делает – вцепилась в платье, сжимая ткань в кулаке. Это движение напомнило вечер, случившийся почти год назад. Темная, заставленная мебелью спальня, и ссыхающийся старик посреди огромной кровати.

Внутри вспыхнула злость, которую каким-то чудом удалось сдержать.

— Нет. Иди потанцуй.

— С кем? – Старшая, Анетта, отвернулась от меня и пробубнила себе под нос: – Вы прогнали всех наших кавалеров.

Я сделал вид, что не расслышал:

— Ты что-то сказала?

Анетта вскинула голову и побледнела, хотя в зале стояла духота.

— Нет! Ничего! Вам, должно быть, послышалось.

Я по привычке выгнул брови:

— Должно быть. Ведь ты не могла настолько неуважительно обо мне высказаться.

Она задрожала и судорожно помотала головой:

— Н-нет.

Я знал, что они меня боятся. Сторонятся. С трудом терпят. Нужно было бы оставить их в покое. Позволить выйти замуж за искателей наживы. Вообще забыть о них.

Но почему-то продолжал держать их возле себя. Какая мне разница, что все их ухажеры просто пытались получить богатое приданое? Какая разница, что один из них планировал отравить молодую жену, как только брак будет заключен? Какая разница что с ними и где они?!

Им ведь не пришлось выгрызать зубами каждый день своего существования? Они не ковырялись в земле и грязи ради выживания. У них были семья, любовь и забота. Пора платить за это. Они должны быть наказаны за то, что обладали всем, чего я был лишен.

Но я оставался рядом. Делал то, о чем просил их отец.

Я шел у него на поводу.

Даже после своей смерти, он не оставлял меня в покое.

— Идемте. – Я отставил бокал и развернулся к дверям.

Удивленные взгляды Николь и Анетты буквально впились в спину. Не оборачиваясь, я пошел вперед, прекрасно зная, что они последуют за мной. Легкие шаги и шелест платьев подсказали, что я не ошибся.

Лакей распахнул двери, и мы прошли в Жемчужную гостиную. Я быстро огляделся, понимая, что допустил ошибку, позволив им прийти сюда.

— Не глазейте по сторонам. – Николь и Анетта дружно кивнули, словно были марионетками.

Гостиная была небольшой и напоминала раковину жемчужины. Перламутр потолка переливался розоватым блеском в сиянии свечей. Никаких ламп – здесь повсюду были только свечи, пахнущие цветами и морской солью.

Стены покрывали фрески. Русалки и прочая ерунда, но совсем не для женских глаз.

С потолка свешивалась огромная люстра с десятками свечей. К ней крепились полосы сиреневого шелка, которые тянулись в разные стороны. Одновременно походило на шатер, морской грот и волны. Вот, оказывается, для чего Виктору понадобилось столько шелка.

Музыка здесь звучала приглушенно, зато отчетливо слышался звон браслетов на руках у гадалки. И мягкий шорох пухлой колоды карт.

— Брат и две сестры… – Гадалка улыбнулась, обводя нас взглядом. – Как интересно…

Она сидела прямо на полу, за низким столиком. В окружении свечей, разбросанных подушек и подносов с кристаллами и сухими травами. Николь и Анетта перестали дышать – я видел это.

Они вопросительно посмотрели в мою сторону, и когда я кивнул, опустились на пол напротив цыганки.

Та снова улыбнулась и медленно начала тасовать колоду.

Брайбург, особняк «Маргарита»
20 ноября 1896 года
Перед балом и его начало

«Мой милый друг! Ты не успел соскучиться по мне, своему верному слуге? Тогда внимай со всем усердием, на которое способен!»

Виолетта довольно улыбнулась и взглянула в окно. Это приветствие, которое она сама придумала, словно бы протягивало невидимую нить меж нею и теми, кто будет с упоением читать эти строки уже завтрашним утром. Милый друг… да-да, именно таковыми и воспринимались те, кто обожал Феликса Уайта. Её альтер-эго, надёжно замаскированное во всех аспектах его существования.
Близился вечер, когда был объявлен бал у графа Ромни. Светский сезон затянулся, но Виолетте это было только на руку. Возможность оказаться среди гостей и добыть самые последние новости, которые каждый день исправно выходили на страницах «Имперского вестника», грела сердце и душу.

«Как ты помнишь, мой милый друг (ты же уже привык к подобному обращению, не так ли?), целый герцог N успел трижды опростоволоситься на предыдущем балу! Помнишь, как он наступил на подол леди R? О, чего ей стоило сохранить лицо и остаться невозмутимой, знает лишь она сама. И твой верный слуга, что так вовремя стал свидетелем этой занимательной сцены. Но эта новость поистине меркнет рядом с настоящим скандалом, уже бушующим в умах жителей Брайбурга. Поговаривают, будто Маркус Хван - настоящий тёмный чародей, что заколдовал своих сестёр и теперь они подвластны любой его воле!»

Виолетта наморщила нос и почесала его кончиком пера. Кажется, она немного переусердствовала с подачей фактов. Впрочем, вряд ли Маркус Хван будет читать заметки от неизвестного, да ещё и в «Имперском вестнике».
Положив свои вирши в конверт, баронесса отдала распоряжение доставить их в редакцию тотчас же, после чего отправилась приготовляться к балу.

Обычное времяпрепровождение. И как всем этим дамам и господам не надоело столь праздно проводить время? Виолетта повернулась к своему престарелому дяде, чей слух отказывал ему с обеих сторон, и, улыбнувшись, произнесла едва ли не шёпотом:
- Прекрасный вечер, правда?
- Что ты сказала, моя дорогая? Уже зажгли свечи? Да! Свечи прекрасны.
- Прекрасны, - согласилась Виолетта и, взяв дядю под руку, направилась в это великолепие света и праздника.

За несколько дней до бала

Первой мыслью, после внезапно раздавшегося стука во входную дверь, было: «Что, опять?»
Я выкроил несколько часов для новой идеи, разложил опасные и острые детали. Механизм под чуткими пальцами приобретал форму, превращаясь из невнятного набора в изящную боевую конструкцию. Эксперимент подходил к концу, но продолжал оставаться рискованным. Весь мир сосредоточился на схеме, на танце формул вдоль векторных дуг. Повторный стук нарушил сосредоточенность, и я лихорадочно застрочил в блокноте, стараясь не упустить мысль.
- Чего надо? – отрывисто крикнул я. Дверь аккуратно приоткрылась и в комнате появился мой напарник.
- Уже утро. Ты просил напомнить – сегодня сдаем партию, – ответил Майлз.
- Увлекся, - ответил я, потирая затекшую шею. – Приборы я подготовил, скажи отнести вниз. Да бережно пускай несут, как собственные яйца. Если разольют масло, самолично заставлю пол вылизать.
- И зачем тебе время тратить на эксперименты, – кивая на стол, спросил парень. – Деньги платят исправно, выполняй только заказы.
- Много ты понимаешь, - возразил я. – Револьверы, даже автоматические, апаши, гладкостволки, да и пневматика - все это вчерашний век. Будущее за электричеством! Мне бы чертежик до ума довести… Ну, или подсмотреть у кого. Только ты не ко времени засыпался, – с досадой заключил я.
Майлз сконфуженно ухмыльнулся.
В последний раз, этот идиот свистнул драгоценные побрякушки, пока я заметал следы. Грозное шипение пока не натренировал, поэтому придурок радовался, опустошая сейф за картиной. Меня же больше интересовал письменный стол. Но этот раз оказался пустышкой, нужных чертежей не было. Зато Майлзу невероятно повезло увести какой-то жутко дорогой комплект с редчайшим карбункулом-хамелеоном. И что теперь с ним делать? Ни к скупщику такое не отнесешь, ни девчонке не подаришь. Только и остается в сортир надевать и под рваньем прятать, чтоб соседи фараонам не сдали. История не сходила с газетных страниц почти месяц, к делу были подключены опытные следаки, но по оставленным уликам не удалось выйти на преступную банду и дело постепенно потеряло новизну.
- Сидеть теперь будешь смирно. Какой ты мне помощник! Говорил, надевай перчатки, засветишься ведь, - чувствуя, как гнев мешается с раздражением, нахлобучил кепку и вышел в утренний туман.

Ко мне подскочил шустрый мальчишка, разносчик газет: «Новый выпуск! Брайбургский Монстр на свободе!»
Толпа потеряла интерес к новостям о пропаже драгоценностей. Теперь любопытство подогревалось подробными описаниями мест преступлений. Пожалуй, пора младших сестричек запереть дома. Шить они смогут везде, а заказы из мастерской он доставит.

Район, где располагалась моя лаборатория считался бедным, но относительно приличным. Соседний же район, примыкавший к докам, считался опасным. «Бобби» лишний раз сюда не заглядывали, а активное участие в судьбах жителей принимала местная банда. Шон, мой старший братец, начавший с 14 лет зарабатывать деньги платными боями, сколотил группу парней, которая активно взялась за передел сфер влияния в доках. Вытеснив конкурентов, он подгреб под себя лавчонки, бордели и кабаки, став негласным хозяином округи. Семью свою он скрывал, оставив контакт только со мной. Матери сказали, что Шон завербовался на корабль, а затем остался на материке. Редкие письма подтверждали, что с ним все в порядке.
На Рыбной дома близко подступали друг к другу, нависая над выщербленным тротуаром, щерясь заколоченными окнами в попытках спасти тепло. Использовать уголь каждый день здесь считалось непозволительной роскошью. Миновав узкую улицу, я очутился на центральной площади. С утра здесь толпились торговки, шныряли карманники, а вечером несколько фонарей освещали пространство, давая проституткам возможность заработать. Наверно этот квартал как-то назывался на плане города, но местные прозвали его Чертовым Котелком. И если здесь что-то заваривалось, то пена выплескивалась далеко.

На углу, лениво полируя ногти, стоял франт в вычищенных сапогах и лихо заломленной шляпе. Поза его выражала скуку и утомление, но остро поблескивающие глаза внимательно наблюдали за суетой на улице. Я кивнул ему, в ответ он прикоснулся к полям шляпы и сказал что-то мальчишке. Тот шустро нырнул в лабиринт домов-хибар. Я последовал за провожатым, зная, что он приведет меня к брату. Для всех местных я был одним из поставщиков Шона, ведущих с ним дела, и кажется не слишком успешных. Временами он громко распекал меня, поддерживая легенду.
- Француз, ты что мне привез в прошлый раз? Гранаты оказались кислыми!
- Шеф, так сейчас не сезон! Мой вам совет, закажите лимонки… то есть лимоны. Не прогадаете, – и, понизив голос. – Нужна помощь. Через несколько дней у графа Ромни бал, мне нужно попасть в особняк.
- Знаешь ли, он забыл мне прислать приглашение.
- Мне не нужно там быть в качестве гостя, достаточно появиться как слуга. Так даже лучше, сэры и мадамы не обращают внимание на них. Слуги для них, что табуретки.

Две недели назад

Оплывшие свечи почти догорели, и огонь в камине погас.
- Ты не останешься? – Вивьен со вздохом вытянулась на кровати, без стеснения демонстрируя роскошную фигуру.
- Разве я оставался когда-нибудь? – спокойно спросил Джон, застегивая запонки на рукавах. Страсть схлынула, оставив после себя ленивое чувство сытости. Хотелось спать, но засыпать и просыпаться он предпочитал в своем доме. Хотя, и этот дом был в некотором смысле его – именно он платил за его аренду.
- Нет, - из-под опущенных ресниц она смотрела, как одевается любовник. – Но я подумала, что, может быть, сегодня… - Вивьен не спеша поднялась и села на кровати, скрестив ноги. – Неужели тебе хочется выходить на улицу в предрассветный час? Там так холодно, - она передернула плечами, черные кудри рассыпались по белой коже.
Джон повернулся к окну. Там, за бесконечной неровностью крыш начинал светлеть край неба, предвещая скорый восход.
- Я думаю, без меня ты выспишься гораздо лучше, - сказал он и встал на ноги. – К тому же, у меня с утра есть дела.
- Расскажи, - мурлыкнула Вивьен, поднимаясь на колени, - что за дела?
- Нужно встретить новую компаньонку моей матери, она прибудет утренним дирижаблем.
- Леди Блакмер нужна компаньонка? – оживилась девушка. - Возьми меня?
- Вив, - Джон вздохнул, протянул руку, пропустил сквозь пальцы скользкие черные локоны, - ты ведь просто актриса, и эта роль тебе не подходит. Ну, не дуй губы. Ты же и сама знаешь.
- Черт бы подрал ваши высокородные приличия, - буркнула она, отворачиваясь. – Ты совсем меня не ценишь, - пожаловалась она через плечо.
Иногда со спины она ему напоминала Анну. Особенно, когда молчала, но это случалось редко. Как только она открывала рот, сходство пропадало. Все чаще Вивьен становилась навязчивой и совала свой нос куда не следует.
Джон закончил одеваться. Шейный платок оказался невозможно измят, поэтому пришлось просто сунуть его в карман.
- Еще как ценю, и ты это знаешь. Быть может… - в его руках появился бумажник, - новая шляпка поправит твое настроение?
Вивьен стрельнула глазами и прикусила губу.
- Новая шляпка, туфли, перчатки и веер из страусиных перьев – такой же огромный, как был у маркизы Харрингтон на премьере, - перечислила она.
Мужчина усмехнулся и выложил на стол несколько банкнот.
- Зачем тебе такой?
- Пока не знаю, - дотянувшись до купюр, она аккуратно сложила их в подобие веера. – Но хочу быть не хуже маркизы.
- Ты гораздо, лучше, милая, - Джон наклонился и поцеловал ее в лоб. - И уж точно красивее. А маркиза просто прячет за веером свой выдающийся нос.
Вивьен хихикнула и спрятала деньги под подушку, ее настроение явно улучшилось.
- Ты придешь на спектакль?
Мужчина помедлил на пороге, обернулся.
- Нет. Я его уже видел.

На улице лорд Блакмер подумал о том, что Вивьен была права – и в самом деле холодно. Зря он ночью отпустил свой экипаж. Он поднял повыше воротник пальто, сунул руки в карманы и не торопясь зашагал вниз по мостовой. В такой час улицы Брайбурга были почти пустынны. Тускло горели газовые фонари, не в силах разогнать густой смог с туманом, тонкая изморозь покрывала карнизы крыш, водосточные трубы и стальные переплетения решеток на тёмных окнах нижних этажей, ниши с дверными проёмами скрывала тень. Пройдет еще час, и на улицах появятся первые служанки, спешащие по делам, загрохочут колесами повозки молочников и зеленщиков, звонкоголосые мальчишки на перекрёстках станут зазывать купить свежую газету, покатятся экипажи с еще сонными извозчиками. Город заживет своей обычной жизнью.
А пока – густые сумерки, жёлтые пятна фонарей и редкие звуки, тонущие в тумане. Идеальные, кстати, условия для совершения преступления – возможность появления свидетелей сведена к минимуму. Лорд Блакмер не удивился бы, узнав, что похищения и убийства тех самых девушек происходили именно в такой час.
На одной из центральных улиц ему повезло наткнуться на кэб и дремавшего на облучке кучера. Растолкав его и назвав адрес, Джон забрался на потёртые кожаные сиденья и хлопнул ладонью по крыше: езжай.

- Доброе утро, - он с удовольствием вдохнул тёплый воздух дома.
- Вы сегодня… - мажордом поколебался, выбирая слово, - поздно, милорд. Позвольте пальто.
- Скорее, рано. Прикажи подать кофе в столовую. Я переоденусь и спущусь.
- Папа? – маленькая фигурка в белом слетела по лестнице.
- Лили, ты не спишь? – Джон подхватил на руки дочь. – Томас, почему она не спит? – требовательно спросил он.
- Не могу знать, милорд, - мажордом был сама невозмутимость.
- Юная леди, почему ты не в постели? И босиком!
- Я проснулась и не смогла снова уснуть, - пожаловалась она, уткнувшись лицом отцу в шею.
- А где твоя гувернантка?
- У мисс Эббот вчера был выходной, и она еще не пришла.
- Понятно. Пойдем-ка, - Джон зашагал к столовой. – Томас, распорядись насчет какао, - крикнул он на ходу.
- Откуда ты пришел? – спросила Лили, болтая ногами, когда отец усадил ее на диван.
- Занимался важными… кхм, делами. Где твои туфли? – перевел он разговор.
Лили пожала плечами.
- Возле кровати, наверное.
- Постарайся не забывать про них. Ты и так слишком часто болеешь.
Девочка подобрала под себя ноги, обняла колени руками.
- А те девушки, которых похищали, - спросила она громким шёпотом, - у них тоже было слабое здоровье, да?
- Кто тебе об этом сказал? – насторожился Джон.
- Мисс Эббот.
Мысленно отметив, что надо поговорить с гувернанткой, он сел рядом с дочерью.
- Лили, давай договоримся, что ты не будешь верить всяким слухам.
- Это же не только слухи, - возразила она. – Все об этом говорят… И в газетах писали.
- Газетам тоже не всегда стоит верить. На прошлой неделе написали, что из зоопарка украли слона – и никаких следов.
- Как можно украсть незаметно целого слона! – засмеялась Лили, с легкостью отвлекшись от мрачной темы.
- А ты сама придумай, - подмигнул он ей. – И потом расскажешь мне.

Заложив руки за спину, лорд Блакмер стоял на пассажирской платформе воздушного причала и вместе с остальными встречающими наблюдал, как «Изумрудная леди» заходит на посадку. Массивная туша цепеллина казалась невесомой в воздухе, делая плавный разворот, заходя с подветренной стороны. Тень от гигантской зеленой сигары в посеребренном оплете скользила по городу. Глухо ворчали моторы, тормозя движение.
Корабль медленно приближался, и вот уже отчетливо можно рассмотреть пассажирскую гондолу с рядом окон, за которыми виднелись взволнованные лица.
Надо же… столько лет прошло со дня крушения «Брайбурга», и конструкции дирижаблей с тех пор стали гораздо совершеннее и легче, и полностью поменялась система управления – а всё так же любой полет вызывает волнение у всех: и у экипажа, и у пассажиров. Люди, прильнувшие к иллюминаторам, думают о том, насколько тонка газонепроницаемая ткань баллонов, и что легкая конструкция каркаса из алюминиевых сплавов не способна защитить от пробоины. И хотя они знают, что утечка из всех отсеков одновременно невозможна, и даже в случае аварии «Изумрудная леди» будет опускаться медленно, - всё равно волнение берет верх.
С причальной мачты команда скинула гайдроп, и теперь пилот стопорит рули.
Тонко взвизгивает лебедка, натягивая канаты.
Всё.
Платформа взрывается аплодисментами и радостными возгласами.
Рядом с Джоном деловито ставит треногу фотокамеры журналист: завтра фото «Изумрудной леди» украсит первые страницы газет.
От гондолы протягивают узкий металлический трап, по которому начинают спускаться люди – джентльмены с саквояжами в руках, леди в дорожных платьях, придерживающие от ветра шляпки.
И в этот момент Джон понимает, что, пообещав Себастьяну встретить его дочь, он забыл спросить, как она выглядит.


Брайбург. Особняк "Маргарита"
20 ноября 1896 года.

Раньше, когда был моложе, Джон Эгертон любил бывать на балах и приемах и даже неплохо танцевал. Впрочем, после смерти Анны уже больше десяти лет он перестал находить удовольствие в подобных мероприятиях, хотя посещать их время от времени приходилось, и этот пропустить он никак не мог. Балы у графа Ромни всегда славились размахом и собирали весь цвет общества. Идеальное место, чтобы представить молодую леди.
«И не только представить, а попытаться найти ей хорошую партию», - подумал Джон.
Это лучшее, что он может сделать как опекун для девушки и как друг для Себастьяна.
Опекун. Мысль была… непривычной и странной и вызывала какое-то смутное беспокойство. Может, потому что он не ожидал, что у друга окажется такая взрослая и красивая дочь. Это заставляло особенно отчетливо ощущать свой собственный возраст. Нет, он был в курсе, конечно, что Диана уже давно не ребенок, но одно дело знать, и совсем другое – видеть перед собой молодую леди. В том, что мисс Стентон красива, Джон имел возможность убедиться еще там, на причале. А глаза… глаза у нее в точности как у ее отца – серые и прозрачные, как лёд на зимней Диуре.

Бал в особняке «Маргарита» был стилизованный, и сразу с порога гостей встречали необычные музыканты в ярких одеждах. Официанты разносили бокалы на расписных подносах вместо обычных серебряных и кроме вина и шампанского подавали незнакомые напитки, пахнущие ягодами и мёдом.
В бальной зале сверкало всё – от хрустальных люстр, стекающих с высокого потолка с лепниной, до пряжек на туфлях дам. Леди Блакмер, чьей компаньонкой теперь являлась мисс Стентон, подцепила девушку под локоть и сразу же устремилась с ней в одну из гостиных, к гадалке, а Джон влился в толпу, и она понесла его по широкому кругу. Он раскланивался с приятелями, отвечал на кивки и улыбки, сам кивал, скользя взглядом по знакомым и незнакомым лицам. Знакомых было немало.

Джон лишь надеялся, что музыка останется привычной. В конце концов, мисс Стентон обещала ему танец, и хорошо если этот танец будет из тех, которые он еще не забыл, как танцевать. Осталось только ее найти в этой толпе.

Бал

Везде и всюду в мире нужна протекция. Эту истину я усвоил с детства. Есть у тебя знакомый «бобби», который к тебе благоволит, то и место на улице достанется бойкое. Мы с мальчишками присмотрели неплохое место на Граунд-сквер, там часто случались пробки и омнибус мог долго стоять, прежде чем продолжить движение. Тогда надо было не зевать: пройтись колесом, спеть жалобную песенку, продать спички – набегало несколько сентов. Для благородных мели тротуары, чтобы они не пачкали ботинки и длинные юбки. Вечером я как капитан распределял добычу между всеми. Неплохо мы тогда жили. Отец по вечерам объяснял геометрию, а днем я иногда чертил схемы в грязи. Это заинтересовало некоторых прохожих и я стал специально выбирать широкий тротуар и рисовать узоры. Толпе нравилось. Но черт меня дернул обратиться к правящей семье. В грязи я начертал «Боже, храни императора!» и как смог изобразил аверс кроны, где штамповался его профиль. Зевак стало приходить больше, и полицейский нас прогнал оттуда, сказал больно материал неподходящий. И чего обижаться, не в дерьме я ж его рисовал.

В особняк Ромни прислугу с улицы не берут. Во всяком случае, меня не взяли, когда я несколько месяцев назад приходил наниматься на место лакея. Рекомендаций не оказалось, отправили набираться опыта. Ума я набрался точно и теперь под покровительством мистера Шу, отвечающего за работу кухни, имею честь разносить напитки и всячески обслуживать гостей приема.

Артисты ослепляли варварским великолепием одежд, блеском глаз, звоном монист. Признаться был похож на деревенского дурачка, когда застыл в холле с подносом и уставился на невиданное зрелище. Дворецкий промашки не заметил. Гости походили, брали с подноса бокалы с напитками.

В углу за колонной сгрудились горничные, принимающие манто и шубы. Я услышал их шепот.
- Это бал «аля рюс». Хозяин закупил безумно дорогую красную икру. Да вот беда, лакомство успело по дороге испортиться и часть икры оказалось черной.
- Эй, красавицы, не дадим сэрам мучаться от отравления. Зовите, когда повар будет выбрасывать, – я подмигнул девчонкам.
Они смутились, но так спешили поделиться впечатлением от бала, что перебивая друг друга затараторили:
- Представляешь, собираются привезти живого медведя. Он будет плясать под «балалайку», – выговорили они незнакомое мне слово.
– Еще будут «скоморохи» и настоящая ведьма. Она нам перед балом погадала! Мне вот выпал жених богатый и дорога дальняя.

Брайбург. Особняк "Маргарита"
20 ноября 1896 года.
Бал

Идея пригласить на бал цыган была отличной, надо отдать должное графу Ромни. Жители Брайбурга любят всякие диковинки, а узнать свое будущее у гадалки не отказались бы многие из гостей. Я была в этом уверена, хоть и не собиралась сама участвовать в этом мероприятии. Когда-то, возможно, меня заинтересовало бы подобное действо, но теперь я предпочитала опираться в жизни не на чьи-то там предположения или мистические версии, а на собственные силы. И да, на собственные деньги. Им я доверяла куда больше, чем кому-то или чему-то другому. И у меня были на то основания.
Какое-то время я стояла, вслушиваясь в чарующие звуки музыки и рассматривая пеструю толпу кружащихся в танце цыган. Зрелище в самом деле завораживало. Они не просто танцевали – проживали каждое движение, вкладываясь в танец так, словно от этого зависело вся их дальнейшая судьба. «У этих людей можно поучиться выполнять свое дело с такой страстью», – подумала я и двинулась дальше, к бальной зале, где уже многие танцевали. Но еще больше было тех, кто ожидал приглашения на танец. Я хорошо знала эти взгляды молоденьких девушек, тайные, томные взгляды на предмет своего обожания или в сторону потенциальных женихов. Наивные создания, в своей простоте и неиспорченности они не подозревают еще, как сильно заметен их интерес и как одного вздоха, брошенного украдкой, достаточно, чтобы понять все их сокровенные мысли. Мечтают о том, что при первых аккордах следующей мелодии и они смогут закружиться в танце. И вскружить голову кому-то, кто станет потом их судьбой. И так ведь будет наверняка, и после этого бала заговорят о скорой помолвке некоего лорда с некой юной красавицей. Вот только судьба юной красавицы может оказаться совсем не такой, как ей мечтается сейчас.
Что и говорить, – я снова оглядела гостей в зале – мне повезло больше, чем повезет многим из них. Причем повезло дважды. Первый раз, когда я стала супругой не похотливого старца, думающего только о том, как удовлетворить свои низменные желания, затащив на брачное ложе молоденькую девушку, но человека добропорядочного и благородного. Граф де Пон был для меня в большей степени отцом, чем мужем, и за это я до сих пор бесконечно благодарна ему. А необходимость делить с ним постель с лихвой окупалась нежностью, заботой и пониманием, которыми он одарил меня в те недолгие месяцы, что мы провели вместе. Я любила его, что бы там ни болтали за моей спиной досужие сплетницы. Любила искренне и по-настоящему, со всей той силой, на которую была способна в свои годы. Возможно, эта была не та любовь, от которой захватывает дух и начинает быстрее биться сердце. Я любила его другой любовью: ровной, спокойной и тихой, как любят родной дом, где тебе всегда тепло и уютно, и куда всегда хочется вернуться, искренне горевала, когда его не стало, и до сих пор иногда скучала по нему.
А второй раз мне повезло уже после его смерти, когда я осознала, какие привилегии обрела в результате его кончины, как бы кощунственно это не звучало. Возможно, я цинична, но, по крайней мере, честна с самой собой и с памятью графа. Я стала не просто вдовой, но богатой вдовой, не обременённой заботами о том, как заработать себе на пропитание и нормальную жизнь. Я получила возможность заниматься тем, чем хочу, не волнуясь о том, как произвести впечатление на какого-нибудь богатенького жениха и не стремясь поймать его в свои сети. Теперь я могла просто жить и получать от этой жизни удовольствие. И не беспокоиться о том, какое мнение сложится обо мне в обществе. Все же деньги – великое благо. Я была далека от мысли считать их самым главным в жизни, но и отрицать их значение теперь ни за что бы не стала.

За несколько дней до бала у графа Ромни
Брайбургский особняк герцога Клевского

- Так что же, фон Марк, и вы примеряли все эти шкуры и панталоны из оленьей кожи? – поинтересовался Ольсен, насмешливо вскинув кустистые брови.
Казалось, на его лбу расположились две черные, мохнатые, лениво шевелящиеся гусеницы.
- Я не примерял, любезный Чарльз, а буквально жил в них, - ответил я, с наслаждением отпивая из бокала бурбон.– Денно и нощно, не снимая. Зимой там иначе никак нельзя или рискуете лишиться самого ценного.
- Это, должно быть, дико неудобно, - поморщился лорд Ольсен.
- Поначалу. Потом привыкаешь и оцениваешь незаменимость такой одежды в полной мере.
Я допил бурбон одним глотком, отставил бокал и, откинувшись на спинку стула, продолжил рассказ еще одной пикантной деталью:
- А белье там шьют из шкур морских котиков. На языке инуитов оно называется «naatsit». Такое носят и мужчины, и женщины. Очаровательные, я бы даже сказал, изящные вещицы, украшенные мехом, бахромой и бисером. Я привез парочку в качестве экспонатов для этнического зала моей галереи. Если желаете, господа, можете взглянуть. На следующей неделе как раз экспозиция должна быть подготовлена и выставлена для публики.
Я развалился на стуле и вытянул ноги к огню, полыхавшему в камине. Все же хорошо быть дома и провести вечерок в компании старых знакомцев и друзей. После длительного отсутствия удобств и прочих прелестей беззаботной жизни их особенно начинаешь ценить. Какое-то время упиваешься ими, пока все снова не приедается и не начинает тяготить. И тогда снова тянет подальше от всего этого.
- А каковы там фемины, фон Марк? Правда ли, что они мажутся тюленьим жиром и никогда не моются?
- Истинная правда, - именно такого ответа мои слушатели и ожидали, и я не стал их разочаровывать.- Они также охотно украшают татуировками свои тела и лица.
- Говорят, что вживую они даже менее привлекательны, чем на фотографических снимках. И, судя, по всему, еще и благоухают, как дикие звери.
- Насчет привлекательности, вот что я вам скажу: в них есть особенная… пикантность. Как и в их аромате, - многозначительно заметил я.
- Это отвратительно, фон Марк! – воскликнул кто-то за моей спиной, а я лишь растянул губы в улыбке.
Сидевшие со мной рядом и стоявшие вокруг джентльмены переговаривались, посмеивались, что-то восклицали, переваривая подробности моего рассказа о путешествии по Гренландии.
- Признайтесь, фон Марк, зачем вам это? – задал вопрос Ольсен. - Вы не географ, не исследователь. Держитесь от политики подальше. Так в чем дело? Я просто хочу понять.
- В любопытстве, друг мой. В разнообразии и свободе, - я просунул палец за воротничок и оттянул его, будто он меня душил. – Среди тех, кого мы считаем дикарями, начинаешь ощущать то, о чем здесь забываешь или не знаешь вовсе.
- Главное, самому не стать дикарем, - заметил кто-то.
- Вот тут вы абсолютно правы, - отозвался я. – За время своего отсутствия в Империи я почти забыл, как правильно держать столовые приборы и разучился танцевать.
- Как это не кстати, - насмешливо посетовал Ольсен. – Скоро бал у Ромни, вам придется спешно вспомнить все. Кстати, фон Марк, вы же слышали, какие дела творятся здесь?
- Да, вот где поистине дикость, - отозвался я.
- Просвещенное общество и столь безумная жестокость – понятия несовместимые, - с жаром заявил один из присутствующих. – За всеми этими преступлениями стоит кто-то из низов.
- Шайка обозленных дегенератов! – горячо подхватил другой. – Выродков, которых надо безжалостно истреблять!
- Вы так думаете? Но зачем? Насколько я знаю, девушек не похищают с целью выкупа. Их жестоко и цинично убивают, - заметил я.
- Это месть, фон Марк! Месть невежественных отбросов элите!
- Допустим. Но как с местью вяжется тот факт, что жертвами преступников становятся лишь слабые здоровьем и далеко не самые прекрасные обликом юные леди?
- Откуда нам знать, что творится в мозгу ничтожных деградантов? Возможно причина в том, что слабые здоровьем девы просто не в состоянии оказывать сопротивление при похищении. А дурнушки более восприимчивы и легковерны, они лучше поддаются внушению. Как-то же их выманивают из будуаров.
- В том-то и дело, что все девушки были похищены прямо из их спален в ночное время. При некоторых даже находились сиделки или гувернантки, но они ничего не смогли рассказать, будто пребывали в трансе. Что вы обо всем этом думаете, фон Марк?
- Я думаю, господа, а не сыграть ли нам в кости? – произнес я громко, вставая со стула.
Горячее обсуждение криминальных новостей в любом просвещенном обществе непременно превращается в обмен догадками, одна безумней и невероятней другой. Из чего потом рождаются самые нелепые и опасные сплетни. А истина, как всегда, прячется где-то там.

Бал

Я приехал в дом графа ближе к полуночи, когда веселье было в самом разгаре. Не думаю, что пропустил много интересного. Ничего нового в балах, даже поднесенных публике под каким-либо особым соусом, не было.
Нынешний «a la russe» у Ромни мало чем отличался от десятков таких же, стилизованных под диковинку мероприятий, будь то светский раут, маскарад или очередной сезонный бал.
Поначалу я намеревался сразу отправиться к карточному столу и сыграть партию другую в вист. Но меня привлекли звуки чудесной, виртуозно исполняемой музыки, и я решил все же заглянуть в бальную залу

Ей бы знать наверняка, что будет происходить дальше. Ей бы не мучиться от неизвестности и страха, не трястись как осиновый лист на ветру, кусая губы и сжимая в побелевших пальцах ручку дорожной сумки. Ей бы родиться мальчиком, в конце концов, и справиться с незавидным положением своей семьи и всеми трудностями самостоятельно. Ей бы просто остаться жить с отцом, обсуждать с ним технические новинки, паровые двигатели, летательные аппараты и никогда не взрослеть. Никогда - ключевое слово в этих мечтах и мыслях. Этого не суждено. Она уже не вернется в прошлое, не станет маленькой девочкой, чувствующей себя в безопасности на коленях здорового папы, посыпающей его брюки крошками домашнего печенья.
Нужно, наконец, смириться с тем, что ничего этого не будет. Уже давно пора. Когда, если не сейчас!? От волнения сводит живот. Радость от поездки, что так настойчиво оптимистично и даже яростно описывал отец, не появилась даже к концу путешествия. Никаких эйфории, восхищения дирижаблем (полетать на нем - это же была ее самая-самая мечта!) или желанием познакомиться с окружающими людьми. Она – гладкий камень на дне прозрачной реки. Ничто не выдает эмоций кроме расширенных зрачков, искусанных губ и побелевших костяшек. Ни одного слова в то время, когда хочется кричать от несправедливости бытия и никакого лишнего жеста, когда душа рвется обратно. Назад. Туда, где ее дом. Бывший уже дом. Потому что там для нее нет места теперь. Впереди ее ждет совершенно другая жизнь, чем та, к которой она привыкла. Жизнь в незнакомом городе с почти неизвестными ей людьми…
Лорда Блакмера, согласившегося взять опекунство над юной девушкой, Диана не видела очень давно, с детства. Отец, который с каждым днем чувствовал себя хуже и хуже, со временем перестал посещать общественные места и приглашать к себе гостей. Случайная смерть жены (падение с лошади было фатальным, Диана отчасти поэтому предпочитала неживые механизмы) сделала его затворником. Все, что еще давало ему силы жить – дочка, с которой он проводил много времени в пыльной библиотеке фамильного поместья, изучая различные схемы и карты, обсуждая возможность создать новые машины, которые будут служить людям. И им двоим было все равно, что на этот счет подумают. Пусть в обществе принято полагать, что девушка не должна интересоваться подобными делами, минуты, проведенные вдвоем с отцом за изучением газет и книг, были бесценными для Дианы. Что же касается своей будущей жизни, она гнала от себя всяческие мысли об этом, полагая, что опекун сможет правильно распорядиться ее судьбой (недаром же отец столь доверял ему). Единственное, о чем она смела надеяться, так это о том, что в новом доме к ней не будут жестоки и супруг, которого она обретет в дальнейшем, позволит ей заниматься изучением машиностроения, механикой и усовершенствованием аппаратов. О том, что этот брак будет по любви, мечтать она боялась и даже не хотела для себя, поскольку видела своими глазами, что может произойти с человеком, который потерял своего спутника жизни.
Лорда Блакмера она увидела практически сразу, как дирижабль опустился на землю. Перехватив свою сумку (только самое необходимое, в том числе две зачитанные книги), она поспешила к нему, присела и поздоровалась.
- Рада новой встречи с вами, милорд. Надеюсь, мое пребывание в вашем доме не станет тягостным для вас, - Диана еще хотела добавить, потому что будет недолгим, но вовремя прикусила себе язык. Это было бы невежливо. – Благодарю вас за то, что вы не отказали моему отцу в его просьбе.
Она опустила взгляд на свои руки, продолжающие сжимать ручку сумки, а после проследовала за лордом в карету, которая отвезла их в ее новый дом.
***
Две недели в доме Блакмеров пролетели как два дня. Диане понравились обитатели дома, с дочкой лорда Лили она легко нашла общий язык, потому что сама еще недавно была ребенком, а с его матерью, опытной, но энергичной для своего возраста, у них нашлось много тем для разговоров. С самим же лордом, то занятым на заводе, то проводящим вечера в клубе или еще где-то, у девушки отношения не слишком сложились. Просто не хватило времени. Просто ее ждали новые встречи и знакомства, и нужно было выглядеть подобающе юной леди. В их дом почти каждый день приезжали из ателье по пошиву одежды, Диану убедили, что платья, которые она привезла, уже не годятся для выхода в свет. А к платьям еще понадобились обувь, верхняя одежда и аксессуары, в общем, очень много всего, что создавало образ дебютантки и для кого-то возможной партии. И некогда было думать о том, чем это все закончится, только перед сном иногда накрывало ощущение беспомощности и по щекам катились слезы из-за грусти по отцу, которому Диана каждый день писала письма и держала в курсе событий. И хотелось не знать о том, что скоро того не станет и ей уже некому будет их писать.
***
Бал, особенно первый, волнительное событие, которое должно запомниться на всю жизнь. Диана разглядывала себя в зеркале и не могла узнать. Прическа, платье, веер - все отражало последнюю моду и было подобрано тонко и со вкусом. Правильно. Идеально. До последнего штриха. И все это делало ее совсем другим человеком, не такой, какой она являлась или сама себе казалась. Взрослее и серьезнее. Глубоко внутри маленькая девочка восхищалась новым образом, как когда-то она сама во все глаза рассматривала приезжающих к родителям гостей, мечтала вырасти и стать такой же красивой, элегантной и утонченной. Глубоко внутри у девочки был нарыв на сердце и стойкое желание построить свой летучий корабль, который увезет ее высоко в небо, туда, где не будет ничего, что могло бы сделать больно или вызвать страх.

Бал

Гости все прибывали.
Виктор обошел свои владения и убедился, что все в порядке, всего достает и все чувствуют себя прекрасно. Отдав несколько распоряжений, граф вернулся в бальную залу.
Окинув взглядом присутствующих, заметил баронессу Кромер, стоящую возле своего престарелого дядюшки, и направился прямо к ним. Юная баронесса опекала старого лорда и, похоже, собиралась находиться возле него весь вечер, боясь оставить старика без присмотра. Но молодой леди положено развлекаться на балу.
- Миледи, милорд приветствую вас!
После обязательного обмена любезностями, Виктор поинтересовался:
- Не желаете ли чего-нибудь прохладительного?
Баронесса вежливо отказалась, потом наклонилась к сидящему на стуле у стены старику и повторила вопрос Виктора более громко и отчетливо. Старый лорд был абсолютно глух и в таком возрасте, когда кружащихся в танце воспринимают как утомительную, бессмысленную суету. Возможно ему будет лучше перейти за обеденный стол или в одну из гостиных, предназначенных для отдыха, где он мог найти для себя подходящую компанию и с комфортом провести время. А юная дама тем временем позволила бы себе немного развлечься и потанцевать.
- Миледи, позвольте узнать, не осталось ли у вас свободного танца для меня? – спросил Виктор. – Не волнуйтесь, мы разместим вашего дядюшку наилучшим образом, а вы подарите мне удовольствие потанцевать с вами.

«Нынешний ноябрь выдался безжалостно холодным», - подумала Мэри, глядя на своё отражение в зеркале и пытаясь обнаружить на лице первые признаки увядания. –
«Впрочем, прошлогодний ноябрь мог бы соперничать с ним в безжалостности…Подумать только! Потерять в один день отца, мачеху и брата! Вот она, цена титула и моей личной свободы…»
Баронесса вздохнула.
- Вам что-нибудь ещё нужно, миледи? – тихо спросила горничная, поправляя последний локон в причёске Мэри.
- Нет, Абигайль. Можешь идти…
Подойдя к окну, баронесса удостоверилась, что экипаж уже подали. Она снова вздохнула. Приглашение графа Ромни застало её врасплох. Но, здраво рассудив, что срок траура подошел к концу, а титул обязывает бывать в свете, Мэри решилась принять приглашение. У неё не было времени заказать новое платье, приличествующее случаю, но подходящий наряд нашёлся в шкафу почившей мачехи. Мэри нисколько не смущал тот факт, что платье принадлежало другой женщине. Оно было великолепно, и этим всё сказано! Кроме целого гардероба платьев, костюмов, накидок и шуб, в распоряжении баронессы оказалась шкатулка с фамильными драгоценностями баронов дю Роз.
До того, как принять титул после смерти отца, Мэри называлась мисс Доусон и по меркам своего возраста и незамужнего положения считалась старой девой. Увы, но в Империи женщин было слишком много, и выйти замуж посчастливилось далеко не всем. Мэри не была писаной красавицей, как не была и уродиной. Её густые светлые волосы вились от природы, а немного резкие черты лица выдавали в ней особу, обладающую своеволием и мужским характером. Во всём Брайбурге не нашлось мужчины, которого бы она заинтересовала своими прелестями, хотя отец много сезонов вывозил её в свет. Зато Мэри обнаружила, что вне брака у женщины оставалось больше свободы, и она могла распоряжаться своим имуществом и деньгами, если таковые имелись. У мисс Доусон были некоторые средства после смерти матери. Приличия, принятые среди людей её круга, предписывали ей не работать никогда в жизни, так что когда Мэри, решила серьёзно учиться живописи, подразумевалось, что живопись станет лишь хобби, а не средством к существованию.
Потеряв надежды выйти замуж, Мэри опасалась превратиться в полную ненависти особу, окружённую приживалками. Конечно, у неё теперь появилось больше возможностей для полноценной жизни и без мужа, но баронесса знала, как общество относится к таким, как она.
Что ж, по крайне мере, теперь она ни от кого не зависит.
И с этими мыслями Мэри спустилась вниз и села в экипаж.
-Гони в особняк «Маргарита», - приказала она кучеру, и откинулась на спинку сиденья, зябко кутаясь в бархатную на меху шубу.

Август 1887 года.
Брайбург. Особняк Бедфордов. Кабинет виконта.

Мюриэль Бедфорд, маленькая, худая девочка восьми лет, спешила в кабинет отца, виконта Бедфорда. Она была совсем ребенком, но когда утром в комнату, где Мюриэль и ее гувернантка Аманда занимались уроками, зашла горничная и сообщила, что виконт Бедфорд ждет маленькую леди в своем кабинете, Мюриэль испытала только страх. За день до этого ее привезли из загородного поместья, вместе с кормилицей и гувернанткой в городской особняк. Мачеха, леди Виктория, вторая жена виконта Бедфорда, слишком радостно встретила девочку. Несмотря на свой возраст, Мюриэль прекрасно знала, что от довольной и веселой мачехи не стоит ждать приятных известий. У кабинета отца девочка остановилась, перевела дыхание и робко постучала в дверь.
- Доброе утро, отец. Вы звали меня. – Она остановилась, пройдя половину пути до огромного отцовского стола, за которым он сидел.
- Присаживайся, дочь, - виконт указал девочке на кресло, стоящее перед огромным столом. Виконт молча наблюдал, как девочка аккуратно присаживается на указанное кресло, разглаживает несуществующие складки на платье и, дождавшись, когда девочка внимательно посмотрит своими большими серыми глазами на отца, он продолжил. – Мы с леди Викторией долго обсуждали твое будущее и решили, что ты продолжишь свое обучение в закрытой школе Святой Милдред.
- Хорошо, отец. – Мюриэль тяжело вздохнула.- Когда я должна поехать в школу?
- Завтра.
- Я могу идти? - Девочка встала с кресла. Мюриэль хотелось скорее покинуть кабинет отца, чтобы уединившись в каком-нибудь уголке, дать волю чувствам, которые нахлынули на нее.
Покинув кабинет, девочка сразу же столкнулась с леди Викторией.
- Прекрасное утро, не правда ли, Мюриэль? – с улыбкой спросила женщина.
Сил разговаривать у девочки не было, поэтому она лишь кивнула в ответ на слова мачехи. Ей хотелось как можно скорее вернуться в свою комнату.
- Мне кажется, ты расстроена, - женщина, обхватив тонкими пальцами, подбородок девочки, заставила ту поднять голову и, глядя с улыбкой Мюриэль в глаза, леди Виктория продолжила, - Отец рассказал тебе о своих планах? Завтра ты едешь в пансион. Тебе нужно собрать вещи, - пальцы на подбородке ребенка чуть сжались, не причиняя сильной боли, но доставляя ощутимый дискомфорт. – Хотя знаешь? Можешь не собирать вещи, пансион представляет форму, единственное, что тебе понадобится это молитвенник. Тебе там понравится. И зная твою не любовь ко мне, ты будешь довольна решением отца. – Ликование, отразившееся на лице женщины, придало ей дьявольский вид. – Это закрытая школа. Полный пансион. Каникулы только летом, но не волнуйся, – леди Виктория склонилась к девочке, - Я сделаю все возможное, чтобы во время твоих каникул у нас появлялись более важные дела, чем ты. – Сухие губы женщины коснулись высокого лба Мюриэль. – Беги, девочка.
Мюриэль не стала сопротивляться наказу леди Виктории и побежала в свою комнату, расположенную на втором этаже особняка, чем выше поднималась девочка, тем мутнее становились ступеньки лестницы. В комнате, она упала на кровать и дала волю слезам.

12 Сентября 1896 года.
Закрытая школа Святой Милдред.
Этот день Мюриэль запомнила хорошо. Шел урок. Сестра Анна рассказывала о семейной жизни, о поведении замужней женщины, о смирении. Мюриэль пыталась понять для чего ей нужны эти уроки? Она давно смирилась, что с ее внешностью никогда не найти любящего супруга, единственное на что она могла рассчитывать это на богатое приданное, которое возможно за ней даст отец, если не вмешается леди Виктория. Мюриэль и в детстве не отличалась красотой, максимум, что можно было сказать о девочке – милая, а сейчас и подавно. Невысокая, худая, бледная, ее лицо могло бы быть красивым, но широкий нос, пухлые губы, нависшие брови придавали девушке болезненный вид. Она давно смирилась с мыслью о том, что примет постриг, останется в этой школе навсегда, и будет преподавать историю или географию или еще какой-нибудь не столь интересный предмет юным леди. Но в этот раз ее размышления о будущем прервала одна из сестер, которая заглянув в класс, сообщила, что мать настоятельница ждет девушку в своем кабинете.
- Тебе письмо от виконта Бедфорда. – Сообщила мать-настоятельница.
- Спасибо. – Ответила Мюриэль, с удивлением рассматривая конверт, подписанный рукой брата.
В письме новый виконт Бедфорд рассказал сестре о том, как их отец, путешествуя со своей супругой леди Викторией, подвергся жестокому нападению разбойников, был ограблен и жестоко убит. Леди Виктория тоже погибла. На этом месте, Мюриэль даже будучи благочестивой леди, не смогла сдержать улыбку, которая хоть и на мгновение, но озарила лицо девушки. Дальше в письме виконт обещал разобраться с делами и забрать сестру из школы, хотя бы на каникулы.
- Мой отец погиб, - Мюриэль смотрела в пол,- я должна помолиться за него. Можно я пойду?
- Иди, дитя мое.

«Дорогой, Роберт. Выражаю тебе соболезнования в связи с кончиной нашего любимого отца. Я пребываю в глубокой печали, молюсь о его грешной душе. Прошу тебя, дорогой мой брат, решай свои дела, принимай наследство, из школы заберешь меня, как появится такая возможность. Твоя сестра, леди Мюриэль.»

Нет, Мюриэль не любила школу, в которой провела почти девять лет, но тут все было привычно, молитвы, уроки, наказания, а то, что ждало ее, гадкого утенка, за стенами школы пугало девушку в несколько раз сильнее, чем любое наказание, которое могли придумать служительницы божьи.

20 ноября 1898 года.
Брайбург.
Утро перед балом.

Раннее утро. Обитатели особняка досматривали свои сладкие сны.
Дрова в каминах давно истлели и воздухе можно почувствовать приближение зимы. Через пару часов горничные разожгут камины, и от прохлады в комнатах не останется и следа, но сейчас холодно.
В одной из комнат особняка мерцает пламя свечи. На ледяном полу на коленях перед распятием стоит худенькая девушка. Ее тонкие пальцы перебирают гладкие бусины четок, губы тихо шепчут молитву:
- Отец наш, сущий на небесах, да святится имя Твое. Твое царство пришло. Да будет воля Твоя на земле, как на небе. Дай нам на сей день хлеб наш насущный. И прости нам проступки наши, Как мы прощаем преступникам против нас. И не введи нас в искушение, Но избавь нас от лукавого. Аминь.
Казалось бы, такое привычное, годами отработанное действие, но этим утром голову девушки занимают совершенно другие мысли, никак не связанные с верой. За этот сезон она окончательно смирилась с мыслью, что ее удел, это старая дева, нахлебница и приживалка при брате. Конечно, сам Роберт ни разу ей не сказал ничего подобного, но слишком часто она оказывалась в ненужное время и в ненужном месте и слышала подобные разговоры, как и среди слуг, так и среди кумушек высшего общества.
Ей понравилось в столице. Сезон был в самом разгаре. Она редко оставалась без партнера во время танца, но при этом к виконту Бедфорду не обратился ни один джентльмен с просьбой разрешить ухаживать за леди Мюриэль. Сначала это расстраивало девушку, но постепенно она решила просто наслаждаться жизнью, у нее в запасе было несколько лет до признания обществом леди Мюриэль Деверо старой девой.
Закончив молитву, девушка самостоятельно надела утреннее платье и спустилась в кухню. Старая кухарка Мэгги варила кофе для хозяйки. Мюриэль забирала большую кружку горячего кофе и шла в библиотеку, это было единственное время, когда она могла прочитать очередной бульварный роман или какое-то другое творение современных авторов, не подвергаясь осуждению брата. В этот раз Мюриэль решила познакомиться с одним из русских авторов, чтобы через его произведение проникнуться культурой загадочной и далекой России.

Особняк «Маргарита».
Бал.
Прибыв с виконтом Бедфордом в дом графа Ромни Мюриэль с первых минут поняла, что этот вечер будет одним из самых запоминающихся в этом сезоне. Люди, музыка, еда, напитки и развлечения были настолько необычными, что Мюриэль не уставала восхищаться и удивляться происходящим.

Мюриэль замерла, наблюдая за храбрыми девушками, которые подошли к гадалке. Она не слышала слов, но ее сердце учащенно билось в предвкушении. Девушке тоже хотелось приоткрыть для себя завесу будущего, ей было очень любопытно, но в тоже время и страшно.

Особняк «Маргарита»
20 ноября 1896г., 21 час

Маркиз Вильерс к своим почтенным тридцати шести годам заслужил славу удачного дельца.
Хотя назвать его везунчиком и баловнем судьбы, пожалуй, никто бы не рискнул. Этот высокий брюнет с льдисто-серым печальным взглядом, был вхож в высший свет, но при этом, поразительно редко попадал в поле зрение газетных писак. По-видимому, в его тихой жизни не было ничего столь примечательного, чтобы привлечь внимание собирателей сплетен и грязных семейных тайн.

Вот даже его небольшая хромота, которой он обзавелся в этом сезоне, не стала предметом обсуждений и домыслов. Да и нечего домысливать, коль знать любовь маркиза к прекрасным лошадям, которые ему, за редким исключением, оказывали взаимные чувства. Пожалуй, лишь неукротимый Красавчик, из конюшен маркиза, и позволял себе взбрыкнуть. Вот и в этот раз, жеребец показал свой норов, а Джордж Дарлоу обзавелся небольшой хромотой и изящной тростью с серебряным набалдашником в виде головы того самого несносного жеребца.

Это обстоятельство придало образу и без того сдержанного маркиза еще большей неспешности и романтичной печали. Во всяком случае, юные девы считали, что трость маркизу невероятно шла, а мужчины с уважением оценивали искусно отлитый набалдашник с двумя черными агатами глаз.

Тонкая работа выдавала руку известного ювелира, не многим с такой поразительной точностью удалось бы передать не только облик любимого жеребца маркиза, но и его крутой норов. Посему о стоимости этого аксессуара окружающим оставалось лишь догадываться, как и об истинном состоянии дел маркиза. Его давешний проект с покупкой большей части диких земель у Северной горной гряды сперва вызывал легкое недоумение в деловых кругах. Хотя многие полагали, что заядлого охотника и любителей лошадей привлекла невероятная природа тех мест. И они частично были правы.

Маркиз Вильерс, с присущей ему основательностью, превратил местные леса в прекрасные охотничьи угодья, которые славились богатой дичью и неизменно достойными трофеями. Но маркиз не остановился на одной лишь охоте, он пожелал организовать для ценителей комфорта роскошное поместье, и отель с шикарными апартаментами. А также новомодный увеселительный парк развлечений, слава о котором разлетелась далеко за пределы Брайбургских земель, и приносила, по слухам, его владельцу существенный доход к и не без того немалой ренте, которую получал маркиз.

Данное обстоятельство сыскало Дарлоу уважение в деловых кругах, и характеризовало как партнера исключительно надежного. Ведь даже в азартных играх, к коим маркиз имел так же небольшую страсть, он тонко чувствовал меру и не позволял себе проигрывать лишнего и при этом исправно платил по долгам.

Вот только с личной жизнью у завидного холостяка как-то не складывалось, хотя общества прекрасных дам он никогда не избегал, и относился к представительницам прекрасной половины с должным почтением и уважением, но еще ни одной прелестнице не удалось примерить на пальчик обручальный перстень рода Вильерс. Хотя охотниц было предостаточно. Но увы.
Быть может этот сезон все изменит?

Во всяком случае, нынешний бал предвосхитил все ожидания маркиза. Русская музыка и всё это яркое мельтешение – завораживало. А уж какие неслыханные явства, деликатесы и питье. Маркиз был поражен тем, как тонко графу удалось сие воплотить в жизнь.

Прищурившись, и перенеся свой вес с побаливающей ноги, на трость, маркиз Вильер принялся высматривать графа Ромни, и ожидаемо приметил его среди танцующих пар. Граф слыл искусным танцором и женским угодником.


Что ж. Отрывать от столь приятного занятия маркиз любезного графа не собирался, а потому рассеянно обвел взглядом зал, ища себе собеседника. Попутно размышляя, а не сыграть ли ему партейку – другую.


Признаться, в силу некоторых стесняющих обстоятельств, в этом сезоне маркиз Вильерс вынужден был отказаться от танцевальных па с прекрасными дамами, да и собственно от продолжительных физических нагрузок на правую ногу.