Синие зори Астры (ЛФР, твёрдая НФ, антиутопия 18+)

Я шла в гости к тётке, шла на очень неприятный разговор, сжимая в руке изготовленную мной подзорную трубу, а в голове всё ещё жил обрывок сна. Он был таким ярким, что даже сейчас, спустя такой долгий, сложный сол[сноска 1.2], заставлял моё сердце трепетать.


Во сне я стояла на вершине холма, окутанная синим сумраком Марсианского рассвета. Рядом был он — тот, без которого я в этих грёзах не мыслила свою жизнь. Я никак не могла вспомнить его лицо, зато не забыла ощущение его любящего взгляда и непривычное чувство безопасности. Как бы я ни силилась, я не могла оживить в памяти ни его голос, ни, что самое ужасное, имя, чтобы проверить по Социальной Сети Сектора его существование. Зато, прекрасно помнила объятия сильных, заботливых рук и обжигающее прикосновение его комбинезона за спиной, защищающее от стужи выпадающей из атмосферы инеем углекислоты.

На небе синел рассвет, и звезды гасли по одной. Однако наш с ним взор притягивали не они, и даже не утренние и вечерние звезды — Земля и Венера, а огромная хвостатая комета, вытянувшаяся вдоль своей орбиты к Солнцу, пока ещё скрытому за горизонтом. Рядом с нами стоял на своей треноге телескоп. И мы спорили, увидим ли мы пиксели «матрицы», посмотрев на комету через него.

Возвращаться в реальность из воспоминаний о грёзах очень не хотелось. Однако не то чтобы у меня был какой-то выбор.

Я знала, что разговор с тёткой не будет приятным, и не хотела её видеть, несмотря на то, что вся остальная моя семья мертва, убита фунджанинами. Убита в тот сол, когда нас с тёткой захватили в рабство, сделали, как говорят в Секторе, ногфлерами.

До нашего порабощения мы жили небольшой общиной Свидетелей Симуляции. Мы были как семья: помогали друг другу во всём. Иронично, что Сектор тоже часто называет себя Семьей с большой буквы, а своего диктатора, Деда, Великим отцом. Так вот, я знаю, что это неправда. Потому что я видела общество, которое куда более похоже на то, что пропаганда Сектора про себя утверждает.

Такие общины, как наша, часто странствуют в серой зоне, между границ секторов. Пытаются выживать и сохранять свою самобытность. Я надеюсь, мы не были последней общиной Свидетелей Симуляции в этой части Марса. С другой стороны, всё, что ни делается, — всё делается по воле Оператора Симуляции. Я думаю, Его план был в том, чтобы мы изменили Сектор изнутри, сделали его настоящей Семьёй, как была у нас, только намного большей. Нас было сорок четыре человека. И номер посёлка, куда нас поселили с Тёткой, сорок второй.

Тётка любит говорить, что если из 44 вычесть обеих нас выживших, будет как раз 42. И считает это знаком свыше.

С другой стороны, из своих книг я знала, что человеческий мозг очень любит находить совпадения в совершенно случайных, не связанных событиях, притягивать их за уши. Думаю, это именно такой случай.

Пока у тётки не очень получалось с агитацией. Из всех жителей посёлка она смогла сделать Просветлённым только шахтёра Дупера. Я думаю, тётка давно поняла, что её агитация не работает, и она решила попробовать новый способ распространять веру: родить, воспитать в Просветлении детей. Точнее, заставить их рожать меня. Она отказывалась даже выслушать о других идеях, как мы бы могли привлечь к себе людей. А я старалась лишний раз даже не думать о тёткиных способах и избегала этих разговоров как могла.

Однако в этот раз избежать разговора с ней было невозможно, как бы я ни хотела этого. Я осмотрелась, чтобы заставить себя принять действительность.

Позади меня, на центральной площади посёлка, подавляя всё вокруг, и доминируя, возвышалась статуя Отцов-Основателей. Силуэты вошедших в историю мужчин чернели на фоне красного Марсианского неба, а длинная тень пролегла на багровом песке почти до самого конца улицы. На ней почти не было видно других людей. Они либо внутри, в жилищах, либо ещё не вернулись в наш 42-й поселок со своей смены, как совсем недавно сюда приехала я. Я подумала, что хорошо, что Дупер так и вкалывает в своей шахте и прибудет в посёлок только на закате. Надеюсь, я с ним сегодня не встречусь! Ведь он совсем не похож на того, кто мне сегодня приснился. Он такой примитивный и тупой! Хорошо, что хотя бы во сне я обнималась и наблюдала комету с тем, с кем хотела быть вместе. Окружающий меня пейзаж пока ещё был погружён в привычную красную, дневную палитру Марса. Однако посёлок уже готовился к своим обычным вечерним ритуалам.

Я шла по узкой улочке, петлявшей, как вход в ловушку. Я проходила мимо ставших такими привычными за последние три года бараков. Не задумываясь о них, обходила знакомые тупики. На плечи давили лямки кислородного баллона. Правую руку оттягивала изготовленная мной в оптической мастерской подзорная труба, а левую тянул вниз вживленный в нее ПИК — персональный имплантированный компьютер. Он изготовлен по примитивным, всё более упрощающимся технологиям Сектора и не отличался ни компактностью, ни малым весом. Всё никак не могла к нему привыкнуть. На душе было еще более тяжело от предстоящего разговора с тёткой. Я устала за рабочий сол, а ведь он для меня пока не закончился — я ещё должна проверить работу оптической стабилизации трубы по ночным зданиям поселка, перед тем как этот заказ военных Сектора будет закрыт. Под ногами скрипел красный марсианский песок — Сектор вымостил камнями только центральную площадь.

Чем ближе я подходила к бараку тётки, тем тяжелее мне было на душе. И тем меньше мне хотелось думать о предстоящем разговоре. Да что там! Хотелось думать о чём-то совсем другом, более возвышенном, романтичном… Как сегодняшний сон. Хотя подумать и спланировать разговор стоило.

Когда я возвращалась домой с работы в Столице, я получила от тётки мыслеграмму, которая звенела пружиной теткиного нетерпения и пахла её болезнью. Хотя я и была зажата со всех сторон набившимися в кабинку канатки ногфлерами, в этот момент я ощутила липкий страх остаться после смерти тётки совсем одной. Однако её нетерпение, переданное мыслеграммой, не предвещало ничего хорошего.

Хотя тётка и не упомянула в тексте сообщения, о чём она хотела поговорить, я догадывалась, что именно ей от меня нужно — она опять будет нудеть о том, что моему телу осталось ещё года три биологической молодости, напоминать о близости моего совершеннолетия.

Во время которого должно произойти кое-что настолько ужасное, что я хочу об этом думать ещё меньше, чем о другой теме предстоящего разговора. Тётка опять будет пытаться выдать меня замуж за нашего единственного с ней в Секторе единоверца — скучного, тупого, лысеющего, рано оскуфевшего от тяжёлой работы шахтёром Дупера.

Нет, он точно не мужчина моей мечты, я заслуживаю совсем другого мужа! Больше всего на свете мне хотелось убрать Дупера из своих официальных женихов, куда его добавила тётка, пользуясь тем, что она моя официальная опекунша, а я всё ещё несовершеннолетняя. Если бы не этот статус шахтёра, по правилам Сектора он бы не смог мне мыслеграммить, и ему было бы запрещено со мной начинать разговор первым, и я могла бы его просто игнорировать, как и других членов его касты. Правила Сектора, конечно, были ужасными, но именно в этой части они не казались такими уж несправедливыми лично ко мне. Это тётка виновата в том, что он мне досаждает.

А ведь можно было бы говорить совсем не о Дупере или о возрождении нашей религиозной общины через брак с ним — я бы очень хотела поделиться с тёткой чувством хорошо сделанной работы, которую держала в руке. А ещё хотела ей пожаловаться на то, через что я каждый сол прохожу в нашей Лабе, особенно на напоминания фунджанинов, что значат продольные полоски на моем фиолетовом костюме. Брр, телесные наказания — это ещё одна тема, о которой совсем не хочу думать! Наверное, мне был нужен кто-то, чтобы выговориться, и тётя подходила для этого как никто больше, ведь она была не только моей единственной родственницей в Секторе, но и сестрой по вере. Кто ещё поймет меня?

Ещё в вагончике канатки меня осенила идея, как убедить тётку, что есть и другой путь добиться увеличения численности представителей нашей общины в Секторе — рожать детей от унылого Дупера вовсе для этого необязательно: я крепко держала эту идею в правой руке. Брутальная, большая, тяжёлая, выкрашенная в красно-чёрный военный камуфляж, подзорная труба казалась неуместной в этом месте и тем более в моей маленькой ладони. Тут и там я ловила удивленные взгляды редких прохожих, бросаемые на неё и меня.

Над каждым ногфлером дополненная реальность, или, как её часто сокращённо называют, AR, выводила личный номер и различные иконки, среди которых превалировала иконка неквалифицированных ногфлеров, принадлежащих этой улице. Это результат работы связки примитивного, но функционального нейрочипа Сектора и ПИКа, имплантированного мне в руку. Впрочем, касты ногфлеров были понятны и по цвету комбинезонов наблюдавших за моим возвращением: почти все они были мужского, коричнево-полосатого, и женского, жёлто-полосатого цветов.

Одна из коротких, жёлто-полосатых фигурок направилась ко мне, петляя между сваренными промышленными бочками, которые служили жилищами в посёлке. Длинная вечерняя тень с женскими пропорциями скользила по красному песку, искажаясь на неровностях грунта.

Я перевела взгляд на лицо девушки, и мне не потребовалась подсказка от нейрочипа, чтобы мгновенно узнать Машку из клининг-команды[сноска 1.2] и, по совместительству, главную сплетницу нашего посёлка.

— Гляньте-ка на нашу сектантку! — пронзительный голос Машки, усиленный в разреженной атмосфере Марса резонансом её кислородной маски, резанул слух. — сегодня она решила нас опозорить! Таскается с вещами в мужских цветах.

Я невольно крепче сжала подзорную трубу, её камуфляжный окрас действительно был… Неуместен для меня в кастовом обществе «Семьи».

— Привет, Машка, — я попыталась пройти мимо. — Спешу к тётке.

К счастью, на улице почти никого не было, так что взывания Машки к нравственности не нашли благодарных слушателей. Тогда сплетница решила сменить тактику, попытавшись спровоцировать меня на ответ.

— Конечно, ты спешишь, у вас же секта в полном составе! Или Дупер ещё не вернулся? — Машка фыркнула, перегораживая мне дорогу, — Целых три фанатика на один барак! Ну и о чём будете молиться вашему… как там его… Оператору?

— О том, чтобы он вернул тебе мозги, — я не сдержалась, хотя знала, что огрызаться — лишь ухудшать ситуацию.

Машка наигранно ахнула:

— Святая Астра снизошла до оскорблений! А знаешь, ходят слухи, что на следующем опускании тебя тоже опустят. Чтобы вы все, сектанты, собрались в одном бараке для низших, где тебе и место. Или в инкубаторскую отправят. Там твоя… аморальность будет к месту, — Машка всё же решила ещё раз уколоть меня нарушением общественных норм

— Оператор видит твои злые слова, Машка, — я обошла её, направляясь к самой массивной конструкции в посёлке из десятка сваренных промышленных бочек, где жила тётка. — Когда-нибудь ты поймёшь…

— Да-да, конечно! — её голос догнал меня. — Когда мир снова рассыплется на пиксели! Передавай привет Дуперу, твоему будущему мужу!

А вот это было уже больно. Она всё-таки сумела меня пронять. Все в посёлке знают, что я его ненавижу. Кроме самого Дупера. На глазах выступили слёзы. Моя кислородная маска закрывала только нос и рот, и в другой день в сухой атмосфере Марса слёзы бы быстро высохли. Но не сегодня вечером — воздух был влажным, и мои слёзы впитывал так же неохотно, как и песок воду.

Всё вокруг было покрыто свежей ржавчиной, наросшей на металле от недавно прошедшего сильного дождя. Вода впитала углекислый газ из атмосферы, а химическая реакция превратила её в кислоту. Особенно много ржавчины было на вбитых в грунт кольях, и чуть меньше на металлических тросах, которые удерживали железные бочки жилищ ногфлеров на месте. Видимо, дождь был настолько сильным, что поток кислой воды покрыл колья целиком.

Я постепенно успокаивалась. Мне стало жаль, что я пропустила сегодняшний ливень, работая в инженерной лабе днём, — за прошедший влажный сезон я так и не увидела это редкое погодное явление.

Порыв ветра пронес мимо меня облачко песка, и я рефлекторно прижала кислородную маску плотнее к лицу, чтобы под неё не набилась вездесущая, абразивная марсианская пыль, которая хоть сегодня и слиплась от влажности после дождя, но всё ещё оставалась опасной для лёгких и желудка человека.

На влажном оранжевом песке, на котором сегодня отпечатки моих шагов были особенно рельефными, так, что их не мог уничтожить ветер, лежали длинные, вечерние тени. Самой длинной, острой из них была, конечно, тень статуи Отцов-Основателей. Тень от барака для низших ногфлеров была самой толстой из всех, но тоже абсурдно длинной. Рядом с ними легли меньшие тени общежитий, и пять ещё меньших теней индивидуальных бочек ногфлеров-специалистов. Одна из них была моей.

Почти все тени были неподвижны. Но одна из них, короткая по сравнению с другими, следовала за мной. Это Машка зачем-то решила продолжить наше с ней общение в тёткином бараке. А может, у неё там были свои дела. Хорошо, что я внесла её в чёрный список, она больше не может слать мне оскорбления мыслеграммами или явиться ко мне домой без спроса, как она уже это делала — у уборщиков есть доступ к любым помещениям ногфлеров, пока уборщик не в чёрном списке.

Мой разум, не желая думать о предстоящем разговоре с тёткой, и пытаясь отвлечься от нанесённой Машкой обиды, попытался найти хоть что-нибудь, что угодно положительное в моменте. Подумав некоторое время, я нашла:

Хотя бы то, что терраформирование Марса, пусть и было заброшено после Сингулярной Катастрофы, успело поднять давление атмосферы достаточно, чтобы мы могли не носить громоздкие скафандры.

В Секторе рассказывали самые дикие легенды о Катастрофе, и мне бы хотелось обсудить их с кем-нибудь - но только не с Тёткой и Дупером. Они слишком догматичны. Можно было бы порассуждать над этим и одной, но, к сожалению, я дошла до тёткиного барака, и должна была сосредоточиться на настоящем. Я оглядела вход в барак и проверила, сколько трудосолов[сноска 1.4] осталось на моём счету. Осталось совсем немного, но на общение с родственницей хватит.

Я подошла к шлюзу. Из-под ржавчины виднелись фрагменты QR-кода, нечитабельного для моего нейрочипа. Я подняла руку и потёрла поверхность. Куски ржавчины отвалились и медленно упали в ослабленном тяготении Марса на грунт.

Фрагменты QR-кода пропали, зато проявилась надпись «Посёлок 42, закрытый барак для низших ногфлеров BN-5». Я сосредоточила взгляд на этой надписи, и ПИК на моей левой руке загудел охлаждением своих медленных и горячих процессорных ядер. Через мгновение я получила мыслеграмму:

> Демон[сноска 1.5] барака BN-5. Ногфлерка 116.114.97.112[сноска 1.6] по кличке Астра, назови цель посещения.

Я привычно накликала ответ мысленным взглядом на всплывшей, в моём поле зрения, клавиатуре: «Посещение родственницы». Через несколько мгновений перед моими глазами появилось зелёное сообщение: «Доступ разрешён. Списано 5 трудосолов налога на общение с представителями касты низших. На счёте: 10». В душе угнездилась тревога: как тётка меня встретит? Есть ли надежда, что она не будет навязывать мне брак с Дупером? Будет ли терзать меня другими проблемами, которые всё равно невозможно решить, а потому о них лучше не думать? В любом случае дороги назад нет: я заплатила не только эти 5 трудосолов, но ещё 10 из своих накоплений, чтобы тётку отпустили с работы сегодня раньше, чем обычно.

Овальная дверь шлюза скрипнула отворяясь. Я сделала шаг внутрь, и дверь за моей спиной с тяжёлым, лязгающим металлическим звуком закрылась, заперев меня в тесном помещении. Стены шлюза были сделаны из старого, местами латаного заплатками свежей сварки металла, который давно потерял свой блеск. Под ногами скрипел красный песок, занесённый сюда с улицы предыдущими посетителями.

Сверху моргал свет одной-единственной тусклой лампы накаливания, сигнализируя, что она почти перегорела из-за нарушения своей герметичности. Если бы она находилась внутри, в богатой кислородом атмосфере, это бы давно произошло. Впрочем, скоро это обязательно случится, когда дуговой электрический разряд лампы разложит до активных форм фтора, медленно просачивающиеся внутрь крупные, неповоротливые молекулы суперпарникового газа — гексофторида серы[сноска 1.7], использованного для терраформинга планеты.

AR подсветила красным, запретным цветом входную дверь и вывела передо мной постепенно ползущий вверх столбик давления. ПИК опять загудел своими вентиляторами, пока его программное обеспечение связывалось с демоном барака и управляло нейрочипом, который влиял на зрительную кору моего мозга и передавал то, что я вижу, назад в ПИК для обработки.

Сверху шипели клапаны компрессоров, через которые подавался воздух, а металл шлюза дрожал от приводивших их в действие электромоторов. Перед моим взглядом менялись, зеленея, несколько информационных столбиков. Индикатор общего уровня давления и парциального же давления кислорода увеличивались, а столбики углекислого газа и гексафторида серы уменьшались. Я рефлекторно сглотнула, чтобы избежать заложенности ушей. Когда AR дала мне знать, что процесс завершен, перед глазами появилось еще одно сообщение:

> Демон барака BN-5. Ногфлерка 116.114.97.112 по кличке Астра, в связи с прошедшим дождём процедура изменена. Жди, идёт дополнительная очистка.

Тугой поток воздуха подул снизу, и красная пыль, клубясь, закружилась в потоке, стремясь в вентиляционные решётки на стенах. Густая взвесь рассеивалась, и я молча смотрела, как оставшаяся часть осела тонким красным слоем на полу. Этот оттенок — вечный спутник марсианской жизни, особенно в сезон дождей, которых в последнее столетие бывало уже не меньше десяти за влажный сезон. Во всяком случае, я об этом читала в хрониках Общины до того, как нас с тёткой захватили в рабство.

Я сняла надоевшую кислородную маску и прицепила её на липучку на спине. Лицо сразу начало зудеть, а кожа покрылась слоем мелкой пыли. Я провела рукой по щеке, стирая прилипшие крупицы. Под маской кожа вспотела и оставалась влажной, отчего зуд лишь усиливался. Я знала, что давление маски на кожу всегда оставляло на скулах и носу неприятные вмятины. Они и сейчас напоминали о себе при каждом движении мышц лица. Я потёрла нос, но это не помогло; вместо облегчения ощутила только стянутость и покалывание. Захотелось в душ, который мне разрешали посещать в Лабе. Хотя и влажные салфетки бы помогли — пачка таких сейчас валяется у меня дома.

Внутренняя дверь распахнулась с таким же скрипом, как и входная. В нос шибануло смесью сырости, затхлости, гнили и ржавчины. Я замерла, привыкая к запахам. Сквозь открытую дверь неслись звуки, издаваемые множеством скученных, больных людей — просыпающейся на работу ночной смены из низшей касты ногфлеров. Я зашла внутрь. Внутренность промышленной бочки была забита двумя рядами многоярусных кроватей, между которыми находился узкий проход. AR, считывая и интерпретируя QR-коды, обозначала иконками с номером низшего каждую кровать и лежащих на них людей. Часть кроватей была свободна. Для них также указывался владелец, либо кровать помечалась зелёным маркером «свободна». В торцах кроватей находились ящики для личных вещей. Когда я посмотрела на один из них, в AR он пометился красным маркером и надписью «доступ запрещён» — кое-какие права у таких ногфлеров всё же оставались.

Я двигалась вдоль рядов кроватей, переходя из секции в секцию. Вокруг устало шевелились и кашляли больные люди в полосатых комбинезонах тёмно-зеленого и салатного цветов — униформе низшей касты ногфлеров, работа которых была не только вредна для здоровья, но и смертельно опасна. Старые промышленные бочки, сваренные между собой, создавали длинные узкие коридоры, освещённые тусклыми лампами. В воздухе витали тяжёлые запахи старого металла и пыли, впитавшейся в вогнутые внутрь стены. Однако последние были оживлены в дополненной реальности нарисованными на них QR-кодами, ссылающимися на голографические фотографии и видеоролики Социальной Сети Сектора. Чаще всего попадались изображения спортсменов-фунджанинов Сектора, по-геройски павших на Панмарсианских Олимпийских играх. Однако, встречался и гордый, довольный жизнью фунджанин Шенли, впервые в истории Сектора получивший бронзовую медаль и потому оставшийся в живых[сноска 1.8]

. Но ещё чаще, мелькали привычные изображения фунджанина Деда и его ближайших соратников, основавших Сектор. Вряд ли Шенли, несмотря на своё свершение, может приблизиться по своей славе и величию к одному из Отцов-Основателей.

Ведь Дед, по другой легенде Сектора, был одним из ближайших соратников другой легендарной личности — Элона Маска, сыгравшего ключевую роль в появлении людей на Марсе. Точнее, мифология Сектора рассказывала, что это Маск был павшим на первых панмарсианских играх, ближайшим соратником деда. Но в хрониках нашей общины Маск упоминался в совсем других историях, и далеко не всегда в положительном контексте, и умер он в них вовсе не на Марсе, а на Земле. А фунджанин Дед не встречался в них ни разу. Я думаю, истина где-то посередине. В конце концов, хроники — это не Священное Великое Извинение Оператора Симуляции, и уж наверняка наш летописец где-то местами приврал. Во всяком случае, статуя отцов-основателей всегда изображала их обоих: и Маска и Деда. Несколько реже попадались и фотографии, и видеоролики павших гладиаторов Сектора, бои которых устраивали, для знатных гостей, либо развлечения публики, фунджанины Сектора.

Я прошла мимо небольшого помещения с кухней, где несколько мужчин, в их зелёно-полосатых футболках и штанах, тихо общались друг с другом, поглощая свой сойлент. Низшие ногфлеры узнали меня, и кивнули, вернувшись к общению друг с другом. Чуть поодаль, в этой же секции, располагались туалет и комната для сексуального уединения. Я знала, что в этом бараке цифровая очередь на кухню и в туалет, за которыми следит демон барака, и скорее всего, она тянется на несколько часов вперёд. А в комнату для уединения, из которой прямо сейчас доносились стоны и ахи, аж несколько дней. Услышав эти звуки, я покраснела и попыталась быстрее пройти это место.

Наконец, я дошла до секции тётки. Она уже ждала меня, видимо, предупреждённая демоном барака о моём визите. Моё сердце сжалось от того, что я увидела. Я всё ещё помнила её совсем другой, до её опускания в касту низших, когда она выглядела куда моложе своих лет, ведь наша жизнь в Общине и далеко не была такой выматывающей, как после переезда в Сектор. Сегодня тётка выглядела ещё более измождённой, чем во время нашей прошлой встречи. Её бледное, болезненное лицо было покрыто сеткой тонких морщин и оспинами химических ожогов от контакта с парами фторсодержащих соединений, разъедавших кожу. На левой руке, рядом с ПИКом, виднелась гноящаяся язва — тётка, как и я, всё не могла привыкнуть к тяжёлому компьютеру, вживлённому в руку, и получила производственную травму.

Волосы тётки были куда более короткими, чем в прошлом — её, как и других женщин, обрили во время церемонии опускания. Они немного успели отрасти, но стали куда хуже. Чтобы спасти их от воздействия химикатов, тётка собрала свои преждевременно поседевшие и выпадающие пучками волосы в жидкий хвост. Одна из прядей выбилась из хвоста тётки и колебалась от работы вентиляции барака.

Однако не похоже было, что жизнь в Секторе её сломала. На мои глаза навернулись слёзы, и я обняла родную фигуру в плотном едко-салатном полосатом комбинезоне с множеством карманов, скрывающих её фигуру. Она не успела переодеться после работы. Тётка обняла меня в ответ, и её объятия ощущались неожиданно сильными, несмотря ни на на её прерывистое и хриплое дыхание, ни на то, что её грудь, крепко прижатая к моей до боли в ней, поднималась и опускалась с заметной одышкой. Постояв в объятиях, тётка отстранилась от меня и сказала осипшим голосом:

— Дай-ка на тебя взглянуть, моя девочка! Совсем взрослой стала, красивой, не узнать! Я тебя почти и не вижу больше.

На моей душе разливалось тепло, и я на миг забыла свои опасения, наслаждаясь редким моментом гармонии в отношениях с женщиной, которая стала для меня, после гибели родителей, самой близкой на свете. Однако сентиментальный момент был неожиданно испорчен репликой тётки:

— Вот оно как! Теперь понятно, почему Дупер так просит твоей руки! — она сжала мои плечи, впиваясь в меня оценивающим взглядом. Фторсодержащие химикаты могли заставить глаза тётки покраснеть и слезиться, но не были в силах ни изменить их жгучий янтарный цвет, ни тем более погасить в них фанатичный огонь Свидетельницы Симуляции. — Ну не тяни. Нечего брату по Вере ждать. Вряд ли мне или Дуперу осталось больше пары циклов[сноска 1.9]. Гнилушка[сноска 1.10] съест мои лёгкие. Он тоже заболеет.
Она ещё сильнее сжала мои плечи, её лицо, прежде светящееся искренней любовью, стало жёстким, словно камень, а голос стал тише. Тётка громко зашептала.

— А ты обязана, слышишь? Обязана дать жизнь новым Свидетелям. Есть вещи поважнее и меня, и тебя, и жизни нашей, особенно Дуперовской. Это община, и это Истина, свет Великого Извинения Оператора, она не должна погибнуть, — Тётка надсадно закашлялась, а я обиженно молчала, глотая наворачивавшиеся слёзы. Прокашлявшись, родственница отрезала: — Ты обязана родить детей и воспитать их в нашей вере. Это твой твой долг перед миром и Оператором. Свет Откровения Оператора Симуляции не должен пропасть, будущие поколения обязаны узнать о нём, чтобы Оператор не обиделся и не выключил вычислительный процесс Симуляции.

Я замерла, не зная, что ответить. Слова тётки, резкие и острые, словно резцы фрезерного ЧПУ-станка, пытались обтесать меня, выдирая и обрезая мои чувства, мысли, мечты с мясом. Она смотрела мне прямо в глаза. В моём прошлом теле я была чуть выше неё. Но в этом новом, быстро стареющем, куда роботизированный хирург Торговой Лиги, оставшийся с досингулярных времён, пересадил мой мозг, я была, напротив, ниже. И внимание тётки, возвышающейся надо мной, подавляло. Мне казалось, что густой, янтарный взгляд тётки видит меня насквозь. Все аргументы, которые я заготовила, вылетели у меня из головы. Из моих глаз потекли слёзы. Я почувствовала себя одинокой, а тётку отстранённой, словно она и не держалась за мои плечи минуту назад, а между нами, напротив, пролёг Великий каньон Маринера, раскинувшийся к юго-западу от Сектора.

— Тётя… — мой голос предательски дрогнул. Я не знала что ей сказать. — Тётя, разве это… Разве это всё, ради чего мы живём? А как же любовь между мужчиной и женщиной, воспетая Оператором? Прости, но я не люблю Дупера. Пожалуйста, ты бы не могла удалить его из моих официальных женихов? Не хочу с ним общаться!

— Оператор, конечно, воспел любовь между мужчиной и женщиной. Но это не твой случай, Астра. Я приняла новую тебя и твоё новое имя не только потому, что я тебя люблю, но и потому, что кому-то нужно возрождать общину! Не может идти и речи о том, чтобы я удалила его из твоих женихов в системе. Тогда он, как опущенный фунджанинами, не сможет за тобой ухаживать!

Тётя, видимо устав, села на свою койку. А мне не понравилось это напоминание о… моём прошлом, о котором я старалась забыть, ещё больше не понравился категорический отказ просьбе исключить Дупера из моей жизни, но я не успела что-либо ответить, потому что в этот момент раздались чьи-то хлопки, к которым стихийно присоединились и другие ногфлеры, наблюдающие за сценой.

Я обернулась, и увидела Машку. Неужели ей и в самом деле больше нечем заняться, как везде за мной шляться?

Сплетница стояла, скрестив руки на груди, её карие глаза горели любопытством и радостью от наблюдения за нашей ссорой, а на её губах застыла едва сдерживаемая усмешка. Со своих многоярусных кроватей за нами наблюдали другие ногфлеры: одни насмешливо улыбались, другие недоумённо переглядывались. Я почувствовала, как чужие презрительные взгляды пронзают меня, словно прожектора, выхватывающие на сцене земного досингулярного театра персонажа-преступника — я любила изучать древние видеоролики в детстве.

Машка продолжила хлопать до тех пор, пока не убедилась, что всё внимание теперь направлено на неё.

— Ну у тебя и яркая тётка, Астра, — хихикнула Машка, — сумасшедшая, как и ты. Но какой пафос! Скоро тебя опустят, как и её. Все знают, что чем больше общаешься с низшими, тем чаще Отцы-Основатели, наблюдая за нами из своей сингулярности, приказывают системе опустить общающегося. А когда вы обе помрёте, тебя забудут, а вот её нет. Ну и бред вы с ней несёте! Какая-то симуляция… Какой-то её оператор… Если бы я не знала твою тётку до её опускания в низшие, подумала бы, что она надышалась химией до глюков.

Я почувствовала, что обидные слова Машки пронзили и разорвали меня на куски своей невероятной энергией насмешки. Всесокрушающей энергией, словно у раскалённой капли металла, расплавившейся в своём полёте от трения о редкую марсианскую атмосферу, выстреленной из рейлгана Торговой Лиги и обратившей целое здание в пыль. Эту случайно виденную мной демонстрацию для фунджанинов нашего сектора устроили менеджеры-продавцы торговой лиги Лиги, когда их торговый караван посетил Сектор пять циклов назад.

Машкины слова с хулой Оператора и нашей с тёткой Веры были крайне неуместны. Хотя я и, боясь признаться самой себе в этом, и сомневалась в её догматах, но слышать вот это всё от непросветлённого человека, терпеть эти циничные, богохульные фразы я была не намерена.

Она, по сути, повторила то же самое, что и на улице. Но оскорбление, сказанное 1-на-1 куда менее обидно, чем сказанное публично!

— Держи своё мнение при себе, Машка, — резко сказала я, старалась унять дрожь в голосе. — Ты… ты просто не понимаешь! Это никакой не бред. Оператор существует, и он управляет нашей жизнью, следит за каждым нашим шагом, за каждой мыслью. Он может рассердиться на тебя и убить за такие слова, не обратив внимание на то, что ты слишком слепа и не понимаешь, что творишь, возводя на него хулу!

— Не беспокойся о тех, кто глух к истине, дитя, — голос тётки был слаб, но в нём звенела сталь. Она медленно поднялась с койки, её измождённое лицо с химическими ожогами теперь казалось почти величественным. — Они смеются потому, что боятся. Боятся того, что их жизнь может оказаться лишь строкой кода.

Я удивлённо посмотрела на тётку. Обычно та говорила со мной либо с упрёком, либо с пророческой торжественностью, но сейчас в её голосе звучало что-то иное — чувство общности со мной.

— Так ведь и есть, — кивнула я, ощущая, наконец, единение с родственницей, на которое так надеялась — А Оператор видит всё.

Машка фыркнула.

— Ой, никак опять проповедуете? — она подчёркнуто закатила глаза. — «Оператор Симуляции», «пиксели реальности»… Вы бы ещё в Космического Змея поверили! Хотя, знаете, — Машка наклонилась, понизив голос до театрального шёпота, — я слышала, что вашу секту потому и накрыли, что вы там все хотели в «режим отладки» войти. Пароли от Симуляции подобрать. А фунджанины решили, что вы так маскируетесь и подбираете пароли к их компьютерным системам.

Я стиснула зубы.

— Ты ничего не понимаешь, Машка. Наше учение можно доказать с помощью расчётов и экспериментов!

— Математические расчёты? И ваш Дупер их будет проводить? — перебила Машка, разражаясь визгливым смехом. — Да он пальцы на руках сосчитать не может!

Мне не хотелось с ней спорить о Дупере. Я бы даже согласилась с ней, но не хотелось обижать Тётку. А вот она разозлилась, подалась вперёд. Её лицо покрылось нездоровым румянцем:

— Дупер, может, и не гений, но он хотя бы честный человек! Не то что некоторые, кто языком мелет налево и направо!

И продолжила, повернувшись ко мне:

— Не трать слов на глухих к Истине, Астра, — голос её звучал тихо, но в нём сквозила железобетонная уверенность в своей правоте — Насмешки — удел непросветлённых умов. Оператор видит их сердца, как видит наши. И только мы знаем, что все мы — лишь строки кода.

Я посмотрела на родственницу, чувствуя внезапный прилив благодарности. В поддержке этой измученной женщины я подчерпнула больше силы, чем во всех доводах разума, которыми старалась себя убеждать.

Машка собиралась ответить что-то язвительное, но в дверях появился зелёно-полосатый мужчина с усами, которые тот почему-то не стал сбривать, несмотря на очевидные проблемы с кислородной маской. Я подвела к нему взгляд, и нейрочип считал раньше моего сознания QR-код с одной из его татуировок, ну или с одежды — понять откуда было нельзя, так как нейрочип тут же подменял этот участок поля зрения, вместо этого выводя информацию из Социальной Сети Сектора в дополненной реальности. Я сосредоточила взгляд на незнакомом лице, и прочитала всплывающую подсказку: «Макс, смотрящий за бараком низших ногфлеров BN-5. Назначен третьего 1-го мая, взамен прошлого, выбывшего смотрящего».

Его усы странно подёргивались.

— Опять языком мелешь? — буркнул он, но без настоящей злости. — Машка, ты бы лучше на кухне помогла, отмыла там всё — ребята всё опять залили сойлентом.

Машка фыркнула, но не слишком агрессивно.

— Прямо не бывает, чтобы ты не командовал. Ладно… — она повернулась к двери, но на пороге обернулась: — А вообще, скажи лучше, куда кислородные баллоны из схрона дел? Мне нужен один. Это вопрос жизни и смерти. Ты меня каждый сол завтраками кормишь, как протеиновыми батончиками. Я устала это терпеть, спрошу теперь при всех твоих.

Макс вдруг переменился в лице. Добродушие покинуло выражение его лица, на котором нарисовалась очень даже злая рожа.

— Ты что, обвиняешь меня в воровстве? — рявкнул он, надвигаясь на Машку. — Да я тебя…

— Что ты мне сделаешь? — огрызнулась она. — Донос напишешь? А может, расскажешь всем им заодно, — Машка обвела рукой внутренность барака — куда делась половина батончиков для продуктовых пайков шахтёров?

— Заткнись, дура! — лицо Макса побагровело, на лбу вздулась вена. — Ещё слово, и я тебя…

Тётка сидела неподвижно на своей койке, глядя куда-то сквозь ругающихся. Её губы беззвучно шевелились, наверное, она читала молитву.

Я вспомнила, что Машку и Макса часто видели вместе этим летом. Да и ходила сюда зачем-то Машка не первый раз. Я подумала, что они мутили что-то вместе… Незаконное. Но моё ли это дело, что они, видимо, обманывают фунджанинов? Пожалуй, я должна это приветствовать. Ведь оператор воздаст своим Наказанием за зло только после смерти. А фунджанины бессмертны. Когда ещё их убьют враги и несчастный случай!

— Раньше хоть денежный смысл был, путаться с таким опущем как ты. А теперь, когда ты меня обокрал, какой с тебя прок? — продолжила Машка.

— Раз так, больше не зайдёшь. Ты теперь в стоп-листе у демона барака, а теперь пошла отсюда вон, — и добавил, — сами будем убираться, без тебя и твоего пылесоса, краснопыль.

— Ты пожалеешь, Макс. Я тебя удалила из списка друзей в Соцсети. Напишу на тебя жалобу, что ты заговорил со мной, и вот с ней, — Машка указала на меня, ни чуточки не смутившись, что минуту назад предсказывала, что я тоже окажусь в низшей касте, — следующий смотрящий будет мудрее, и не станет связываться с клининг-департаментом

У моей начальницы, уважаемой Сюй Цзинь, длинные руки!

— Ты, конечно, можешь написать на меня донос. Но не думала ли ты, что я не просто так стал смотрящим в этом бараке? Что, если у меня тоже есть связи?

Слушая переругивания Макса и Машки, я постепенно успокоилась, и, наконец, решилась опять привлечь к себе внимание:

— А я смогу вам всем доказать, что наш мир нереален, и мы живём в Симуляции! — Я подняла вверх камуфляжную трубу, сняв крышку с её объектива, и заявила с уверенностью, которой вовсе не чувствовала, — после заката я пойду на холм-террикон, закрывающий запад, и поднимающийся выше плотного приземистого слоя гексофторида серы, мешающего астрономическим наблюдениям, своим высоким коэффициентом преломления, и посмотрю в трубу на Землю и Венеру. Я уверена, что рядом с Венерой не будет никакой чёрной дыры — это вообще какая-то чушь, противоречащая небесной механике, а сама Венера, да и Земля обернутся пикселями! Запишу это всё и выложу в социальную сеть, чтобы вы все посмотрели и убедились!

Выпалив это всё, я тут же пожалела, что поддалась на провокацию: это и была моя идея, как можно расширить нашу с тёткой и Дупером общину, не ложась под него. Скорее всего, никто не понял, о чём я говорила: без образовательной лекции по оптике не стоило упоминать коэффициент преломления.

Машка ещё раз уставилась на меня тем же насмешливо-любопытным взглядом, и сказала, сделав вид, что видит устройство в первый раз:

— О, военная труба. В мужских цветах. Как неприлично, стыдно. Ещё позорнее, чем общение с низшими. Ты совершенно аморальна… Впрочем, это твоё прошлое, наверное, не даёт тебе понять, что женщинам носиться с мужскими вещами не должно в нашей Семье! Где ты её взяла вообще? Украла?

— Я сама сделала эту трубу и сама её покрасила в камуфляж, я же оптик, — сказала я покраснев, и начав оправдываться. — Да и как я могу её украсть? Нашей касте ногфлеров-специалистов запрещены рюкзаки, чтобы мы не выносили оборудование фунджанинов. У меня… У меня задание, связанное с трубой в посёлке. Не могу рассказывать — военная тайна, я подписку давала.

— Да какая разница, сама ты её сделала или нет? Главное, что ты, бесстыжая, позоришь нас всех, весь посёлок перед остальной Семьей!

Я пожалела, что пришла в тёткин барак. Нужно было позвать тётку к себе в гости и вести неприятный разговор, который нельзя было избежать, без чужих взглядов и ушей, особенно Машкиных. Но за каждый такой визит приходилось бы платить уже не 5 трудосолов налога, а пятьдесят — правила были созданы так, чтобы с низшими никто лишний раз не общался. Впрочем, для моей касты, специалистов, платные запросы к системе было разрешено делать в кредит. После того как меня перевели в касту ногфлеров-специалистов, мне начисляли по два трудосола в сол. Неквалифицированным ногфлерам платят по трудосолу, а у низших забирают половину трудосола в виде налога на своё существование. Они получают только половину.

Однако дело было даже не только в деньгах — мне очень не хотелось лишний раз дёргать больную женщину и заставлять её идти на другой конец посёлка. Она явно ходила с трудом, мучаясь от одышки, и с трудом дошла с работы до канатки, и от канатки до барака уже в посёлке. Нужно было что-то делать со скандалом. Так мы не поговорим с тётей.

Я вызвала экранную клавиатуру, на которой накликала сообщение мыслеграммы для Макса, приложив к ней эмоцию мольбы, не забыв отметить галочку, разрешающую низшему, который у меня не во френдах, ответить:

— Пожалуйста, Макс, пусти нас с тёткой поговорить приватно на кухню… Или в вашу секс-комнату.

Тот ответил почти мгновенно. От мыслеграммы запахло насмешкой:

— Ты что, лесбиянка? Поэтому с Дупером не хочешь? Но спать с родственницей… Осуждаю, впрочем, не моё дело

— Нет, я не лесбиянка, — не знаю зачем стала оправдываться я, приложив к ответу эмоцию оскорблённости. В Секторе, в отличие от нашей общины, ЛГБТ никак табуировано не было. В отличие от общения с низшими, — мне просто нужно… Поговорить с тёткой. Без Машки.

— Без проблем. Двадцать трудосолов и я всё организую, — ответ Макса ощущался в мыслеграмме гладко-деловым, будто лакированный стол одного из клерков каравана Торговой Лиги.

— Но у меня столько нет, — с обидой настрочила я, — можно я отдам с будущей зарплаты за пару месяцев?

— Нет… Ты сумасшедшая, я тебе не доверяю, прости, — ответил Макс. Остальные ногфлеры вокруг наблюдали за тем, как мы переглядываемся, догадываясь, что мы обмениваемся сообщениями.

Машка же с заметным сожалением, видимо, подгоняемая демоном барака, покинула нас ещё в самом начале нашего немого общения, почему-то унося на своём плече второй кислородный баллон. Вслед ей грустно и зло смотрел один из тёмнозелёно-полосатых ногфлеров. Мне показалось, что она взяла баллон именно у него.

Внезапно вдруг приходит автоматическая мыслеграмма, от которой шибает страхом, и требованием подчиняться:

≫ Говорит демон посёлка номер 42. Местное время: 17:30:00. Ежегодный ритуал опускания ногфлеров, взамен умерших, состоится сегодня в 20:30 — через полтора часа после заката, во время восхода Фобоса. Явка всех ногфлеров старше 9 циклов[сноска 1.11] строго обязательна!

≫Говорит демон посёлка номер 42. Местное время: 17:30:02. Дополнительное сообщение. Инкубаторский департамент прислал запрос на плодовитую самку ногфлера, взамен умершей при родах. Назначение подходящей ногфлерки будет осуществлено сегодня, сразу же после ежегодной церемонии опускания.


Я почти не обратила внимание на это сообщение. В конце концов, до этого дурацкого ритуала ещё часы. Я должна успеть сделать то, что я задумала — сбегать на террикон и убедиться в том, что пиксели на месте. Эта мысль успокаивала: в мире должна быть высшая справедливость. Оператор воздаст несчастным, опущенным ногфлерам по их страданиям, и они будут перезалиты после своей смерти в новых персонажей. Словам Машки о том, что я окажусь среди опущенных, я не верила. Как и не ожидала того, что меня обратят в шлюху фунджанинов, находящуюся в их репродуктивном и сексуальном рабстве: ведь кому-то нужно работать в Секторе специалистом. Я чувствовала, что на меня возложена Оператором особенная миссия. Так что ничего плохого со мной не может случиться. Я не зря столько лет учила оптику. Шла к этому годами. Боялась, что за оставшиеся мне несколько циклов жизни фунджанины так и не разрешат мне вынести из лабы что-то, что может помочь мне увидеть пиксели. И вот, наконец, появился шанс остаться с собственной трубой ночью, спасибо заданию на проверку системы стабилизации трубы в темноте. Я не должна его упускать!

Конечно, мне ещё предстоит ужасный ритуал Права Первой Ночи, когда меня в сол моего совершеннолетия, в 10 марсианских циклов, или, по земному времени, в 19 лет, должен изнасиловать один из фунджанинов. Ни одна ногфлерка не могла его избежать. Я подумаю об этом потом, когда разберусь с самым важным — моим экспериментом. Первая Ночь случится не сегодня, до неё ещё больше недели. Я предпочитала не думать о предстоящем ужасе, вместо этого обычно мечтая об идеальном женихе, не таком, как Дупер, а сегодня все мои мысли были заняты моим экспериментом с трубой — заданием от военных на тестирование оптической стабилизации и моим решением посмотреть на Землю и Венеру, убедиться, что пиксели окажутся на месте.

Остро хотелось доказать им всем, особенно Машке, как они не правы! Я собралась было уходить, но меня догнала тётка. Она тихо сунула мне в руки кислородную маску с поцарапанным марсианским песком, уже не совсем прозрачным забралом. В маске лежала записка, которую она как-то успела написать, чем меня очень удивила:

«Возьми маску, чтобы барчуки на опускании не глазели. И не волнуйся о первой ночи. Дам мазь, натрёшься, будешь вонять, и не будет риска, что он тебя возьмёт и ты понесёшь, и что сделает наложницей. Дупер твой единственный путь. Оставь глупые и опасные затеи с трубой. Забыла, что значат полоски? Да и холодно на терриконе ночью, там нельзя быть, замёрзнешь! Помни, на тебе долг перед Оператором и общиной, тебе нельзя рисковать»

«Ну тётя и даёт, — произнесла я про себя, холодея от ужаса. — А если кто посмотрит запись «в облаке» Сектора с её или моей зрительной коры мозга? Это же сразу смертная казнь и её перезаливка Оператором в нового персонажа за эту затею с вонючей мазью! Хорошо хоть догадалась не мыслеграммить. А если мы переродимся в разных мирах, и я больше её никогда не увижу? Когда мама намазалась такой же мазью и пришла в Сектор за лекарствами для себя, тут всё с нами, с нашей Общиной плохое и случилось».

Моё настроение изменилось, когда я испугалась за тётку, будто что-то надломилось во мне. Теперь, меня переполняли обида на тётку, на ногфлеров в этом бараке, на фунджанинов, на мир и даже, наверное, на Оператора Симуляции. Я всё-таки прицепила маску на свободную липучку на спине, когда направлялась к шлюзу. А по моей щеке катилась слеза.

Я знала, что я делаю то, что фунджанины не одобрят. Но я также знала, что Оператор меня защитит, ведь я задумала благое дело: записать Землю и пиксели в подзорную трубу и силой своего разума убедить весь посёлок, что только вера в Оператора ведёт к Спасению!

[сноска 1.1] Марсианский год примерно вдвое длиннее земного, поэтому в одном из известных вариантов марсианского календаря месяцы дублируются — первый и второй апрель, например. А сам год называется в романе циклом.

[сноска 1.2] сол - марсианский день. Чуть длиннее земного: 24 часа, 39 минут

[сноска 1.3] от англ. cleaning - очистка. Департамент уборщиков

[сноска 1.4] если сол марсианский день, то трудосол — аналог трудодня, как это было в СССР в колхозах: деньги Сектора

[сноска 1.5] Демоном в информатике традиционно называют программу, которая всё время работает - не загружается пользователем при нужде, а всегда исполняется. В мире Windows чаще используется синоним сервис. Демон, daemon - больше про мир Linux/Unix. Автор выбрала именно такой термин неслучайно. Для передачи эмоциональных коннотаций. Что такое демон посёлка? Можно себе представить что-то вроде ChatGPT - то есть, почти ИИ, но не совсем, не AGI (общий искусственный интеллект), несколько глупее. И не дружелюбно настроенное к пользователю, а служащее фунджанинам. В общем, это что-то вроде современной большой языковой модели(хотя, видимо, архитектура используется другая), которую при определенном упорстве можно обмануть. Как говорят технари, "джейлбрейкнуть".


[сноска 1.6] в большинстве номеров работы спрятаны пасхалки

[сноска 1.7] Гексафторид серы - тяжелый газ, который будет собираться в низинах. Его в мире романа использовали для терраформирования - это суперпарниковый газ. Это стабильный, не токсичный газ. Однако, продукты его разложения - например, во время грозы от молний, или в лампе накаливания токсичны.

[сноска 1.8] Эту историю можно прочитать в рассказе "Три Гонки"

[cноска 1.9] цикл - аналог года на Земле. Занимает 1.8 лет (687 дней)


[cноска 1.10] патогенный грибок, предок которого прибыл с земли и скорее всего не был патогенным. Поражает лёгкие больных, ослабленных людей. Практически никогда не инфицирует здоровых, питающихся правильной пищей. Редко инфицирует неквалифицированных ногфлеров. Зато распространён среди низших. Тётка Астры, если болеет, то болеет именно им. Но так же может быть, её кашель связан с тем, что она надышалась соединениями фтора

[cноска 1.11] 9 циклов - чуть больше 16 земных лет

Внутренние часы Алекса никогда его не подводили. Он проснулся в то же время, с точностью до секунд, что и всегда. Каждое утро солдата отличалось только воспоминаниями о прошедшей ночи. Сегодня он вернулся из мира снов, плохо помня что именно он в них видел. Кажется, что-то сентиментальное. Вроде бы это была опять мама, и она что-то ему говорила. Но так ли это важно, что именно она говорила во сне? Важно было совсем другое, то, что ненависть к нему всегда приходила по утрам. И помогала держаться, не забывать о своей цели весь следующий день.

«Никогда не теряй себя», Алекс повторил слова мамы, опуская ноги на тёплый, керамический пол каюты, подогреваемый скрытыми под ним трубами с горячей водой, тянущимися аж от самого термоядерного реактора, расположенного в другом дистрикте Столицы. В обществе Сектора забыть о том, кто ты такой и зачем живёшь, превратится в винтик жестокой системы было самой простой дорогой. Все, кого он знал, просто делали то, что Семья от них требует. И не видели в жестокости, ненормальности мира никакой проблемы. Больше всего Алекс боялся раствориться в текучке, стать одним из них. Поэтому, он завёл себе привычку каждый день напоминать самому себе правду.

Алекс методично проверял системы защиты своей каюты. Как условный аристократ, он имел в Секторе право на приватность. Однако меры предосторожности никогда не бывали лишними. Датчики движения, микрофоны, камеры — всё должно быть отключено.

Алекс сел за столик, на котором стояла простая, металлическая рамка. Кончики пальцев касались холодного металла, и шершавой бумажки в её центре. Но в AR, нарисованной нейрочипом, не было ни бумажки, ни напечатанного на ней QR-кода. В рамке циклически проигрывался голографический видеоархив с его мамой. Но иногда цикл проигрывания нарушался. Внутренние часы никогда не подводили условного фунджанина, поэтому он и просыпался каждый сол именно в это время, чтобы не пропустить самые важные кадры, которые он не мог позволить себе забыть. Только в эти часы защищённое хранилище, которое Алекс сделал в секрете от фунджанинов сектора, отдавало рамке ссылку на зашифрованные файлы. Файлы могли проигрываться только в этой рамке, каюте, и именно в это время — всё это наш герой использовал в качестве ключа для расшифровки.

На первой голограмме молодая женщина держала на коленях маленького Алекса. Она демонстративно отвергала привилегии наложницы. Вместо оказанной ей чести носить одежду фунджанинок, белый либо синий комбинезон с красивым принтом-голографической фотографией и узорами, на ней была одежда женщин-врачей из древних земных сериалов XX-го и XXI-го веков: белый халат поверх чёрного платья-футляра. Её тёмные волосы уложены в сложную вечернюю прическу, бессмысленную роскошь в мире кислородных масок. Такое можно увидеть, разве что, в Торговой Лиге, в чудом сохранившемся до сегодняшних дней Люмосе — многокилометровом городе, состоящем из множества соединённых друг с другом куполов под прозрачными крышами. Уже в первый раз, когда мама ему рассказала о столице Торговой Лиги, он решил, что однажды станет в Семье главным, купит у Торговой Лиги специалистов, и построит тут такой же.

Карие глаза мамы смотрели в камеру с вызовом, а на её губах играла лёгкая улыбка. Одной рукой, с импланированным ПИКом, она придерживала Алекса. Другой же, на которой был заметен шрам от неудачной попытки суицида, перелистывала гербарий лекарственных растений, из тех, что выращивали в госпитале для лекарств. Только спустя годы после её смерти Алекс понял, что она начала собирать коллекцию ядов уже в этот момент. Разумеется, мама знала, что голограмму увидят фунджанины, и, особенно, отец Алекса и… Её регулярный насильник. Знала, и её это совсем, в этот момент не тревожило, как бы это ни взбесило потом отца Алекса.

Она нашла ещё один способ сопротивляться — отложив гербарий, рабыня-врач из Торговой Лиги запела колыбельную на древнем земном языке — он так и не смог узнать, на каком именно, как ни пытался потом выяснить.

На голограмме маленький Алекс тянулся к её лицу, завороженный мелодией. А она целовала его пальчики, не прерывая песни. Её голос был особенным — глубокий, с какой-то бархатной хрипотцой. Такой голос, которым хорошо петь не только колыбельные, но и… Отдавать приказы в операционной.

Однажды, мама рассказала Алексу, что до Сингулярной катастрофы, люди говорили на сотнях других языков. И о том, что колонисты Сектора Хриса иммигрировали на Марс из Восточной Европы, а их языки оказали влиение на формирование официального языка Семьи — англокитайского пинджина — стихийно возникшего языка из двух других, английского и китайского. Языках захватчиков. Это было запретное знание. Мама говорила, что такой информации у Алекса теперь слишком много, что это опасно, так что она унесла тайну языка колыбельной с собой в могилу. Всё, что у Алекса осталось, только эта мелодия. И образ непокорной, гордой мамы на голограмме.

Вторая голограмма была записана мамой в сол её смерти. На её лице красовался плохо закрашенный макияжем синяк, который, видимо, оставил его отец. А сама она сидела в ординаторской в больнице Сектора, на этот раз одетая по стандартам, положенным в Семье для аристократок, к которым маму условно причислили, когда она случайно забеременела Алексом после её ритуального изнасилования отцом Алекса в День Первой Ночи. Она должна была быть рада изменению своего статуса в Секторе — стала из ногфлерки наложницей фунджанина. Другого социального лифта для таких, как она, в Семье не предусматривалось. Ногфлерки Сектора слишком привыкли к идее постоянного физического насилия, поэтому некоторые из них вполне были бы довольны таким способом стать из рабыни условной аристократкой, и могли смириться с разовым сексуальным насилием. Наверняка, большинство из них потом нашло бы общий язык с его отцом. Но не мама Алекса.

— Когда ты увидешь эту запись, твой отец будет уже мёртв, — говорила печальным, но твёрдым голосом она, -. И я тоже — не хочу давать им возможность устроить показательное судилище. Прости, что оставляю тебя. Но я больше не могу. Они заставляют меня выбирать из ногфлеров будущих кандидатов для опускания, кто менее ценен, и кто больше проживёт как шахтёр или на вредном промышленном производстве. А из опущенных выбирать тех, у кого пора, пока они ещё не умерли, забирать сохранившиеся органы для пересадки фунджанинам или продажи Лиге. Я ухожу, отравив твоего отца, себя, и разморозив криохранилище с изъятыми органами. Они не получат ничего. Пожалуйста, запомни: самое главное, не сломаться, не потерять себя. Меня Семья так и не сломала. Верю, сын, что он не сломает и тебя!

В этот момент она встала, и Алекс заметил принт, на который сперва, когда ему позволили попрощаться с мамой, не обратил внимание: рисунок синего марсианского рассвета над горами.

У Алекса ушёл не один год на то, чтобы догадаться, что в этом изображении может быть что-то скрыто. Он часто пересматривал свои воспоминания её похорон — нейрочип записал видеопоток с глаз убитого горем мальчишки. И будущий революционер сохранил эту запись, часто пересматривая и тогда ещё не понимая, почему он остался и без отца, которого ненавидел за то, что он делает с мамой, и без матери.

Мама, заметив способности Алекса к математике, приносила ему учебники по ней, которые в Секторе были разрешены, но ими уже не одно столетие почти никто не интересовался, кроме, разве что, покупных ногфлеров-специалистов.

Однажды, Алекс догадался поискать закономерности в линиях гор, лучах солнца и цветовых кодах синего градиента рассвета. И нашёл ссылку на тщательно спрятанный архив с учебным курсом по хакингу и шифрованию информации. Это была ещё одна тайна его мамы — было совершенно не понятно, где она сумела найти такие файлы. При этом, очевидно, будучи врачом, не разбираясь в этой теме.

Последняя голограмма была старым снимком в Социальной Сети Сектора, который увидели все его жители, прежде чем фунджанины её удалили: ещё бы, скандал, фотография отравившей себя, мёртвой наложницы, убившей собственного господина-фунджанина. Родители Алекса были найдены в купальне, воду которой его мама и отравила. На вешалке, на стене аккуратно висели красно-чёрный камуфляж отца, и тот самый комбинезон мамы с зашифрованным принтом.

Мама казалась не мертвой, а спящей, будто её сморила горячая вода. Она была погружена в воду с пеной по шею. Отец же, которого Алексу было совершенно не жалко, плавал в воде спиной к верху. На спине виднелись шрамы от ранений, которые он получил за свои более чем триста циклов жизни. Алекс подумал, что, возможно, далеко не все эти шрамы изначально были настолько заметными. Он знал, что его отец при своей жизни, как и все другие фунджанины, не гнушался пластических операций, которые условным аристократам были запрещены. Как и лекарства от старения.

Алекс сжал кулаки. Его ногти привычно вдавились в ладони, оставляя следы от боли, ненависти, и, наконец, невыносимого одиночества — ощущения, что он не может никому доверять. Что было необычно сегодня, так это то, что, кажется, он вспомнил — ему снилась вовсе не мама. Во сне он видел девушку, которая была совсем не похожа на местных женщин в секторе. И… Она была его соратницей, поддерживала во всех его планах и начинаниях. Ощущение от воспоминания было очень необычным. Алекс озадачился. Однако, демон казармы не дал Алексу задуматься на эту тему, выведя перед глазами сообщение:

≫ Внимание, бастард Алекс, к вам посетители: ногфлер и ногфлерка из клининг-команды.


«Хм, а вдруг я видел во сне именно эту ногфлерку?», подумал Алекс, и, с затаённой надеждой, дал мысленную команду двери каюты на открытие.

Когда дверь каюты открылась, снаружи оказались два человека: чуть впереди и слева был худощавый мальчик в коричнево-полосатом костюме неквалифицированного ногфлера. За его плечами находился массивный пылесос, труба которого была прицеплена на липучке к костюму паренька, как и кислородная маска. В руках он держал большой мусорный мешок из чёрного пластика, скрывавший своим открытым раструбом его ПИК. Уборщик явно нервничал, его руки слегка дрожали, и он прикусывал губу, словно пытаясь подавить страх. За тщедушной фигуркой паренька неудачно пыталась спрятаться желто-полосатая фигурка довольно миловидной ногфлерки.

Алекс сосредоточил на ней взгляд. ПИК Алекса связался с серверами Социальной Сети Сектора, и вывел всплывающую информацию в AR: кличкой ногфлерки оказалась Машка. Алекс лениво пробежался взглядом по страничке девушки, и не нашёл там ничего интересного, одни банальности. Однако, ему стало жалко явно испугавшихся ногфлеров, так что он сделал приглашающий жест рукой.

Ребята шагнули внутрь, и остановились в нерешительности. Машка, когда Алекс бросал на неё взгляд, прятала свой, уставившись в пол, а её пальцы судорожно перехватывали щетку и баллончик с чистящим средством, словно она пыталась успокоить себя. Но стоило ему перевести взгляд на её напарника, тут же принялась с любопыством осматриваться в каюте. Её внимание привлекла застывшая голографическая фотография в рамке — со сценой с мёртвой мамой Алекса и мертвым же отцом. Она аж открыла рот от удивления, казалось, забыв где находится. Алекс продолжал смотреть на паренька. Возникла неловкая пауза, и последний вынужденно подал голос, не дождавшись Машки. Он сильно заикался:

— Г-г-г-гос…г-ггоспод-дин б-бастард Алекс, м-м-мы п-п-п-ришли у-у-у-ббб-рр-р-рр, — мальчик силился выговорить слово. На его лице вздулись синие жилы, а дрожь рук стала ещё заметнее. Алексу хотелось помочь, но он не знал как, так что молчал. Наконец, паренёк решил использовать другое слово, —. п-почистить В-в-вашу каюту.

Паренёк-заика залился краской, и спрятал лицо за своим мешком.

Алекс едва заметно кивнул, не обратив внимание на недостатки речи уборщика. Машка острожно шагнула вперёд. Она держала в руках щётку и баллончик с чистящим средством. Алекс решил не мешать уборке, и сказал:

— Я в душ, не буду вам мешать. Туалет вот там, за углом, — он указал рукой

Через минуту, Алекс уже стоял под плотными струями тёплой воды. Она отдавала ржавчиной и тиной от некачественной очистки, что раздражало, и заставляло в очередной раз задуматься, есть ли та же проблема у верхушки Семьи и полноценных фунджанинов, или последние моются той же водой, что и условные аристократы — бастарды и наложницы.

«Однажды, я свергну Деда, и узнаю это», замечтался Алекс.

Машка металась между душевными стремлениями: с одной стороны, ей хотелось рассмотреть скандальную голограмму на столе, которая уже демонстрировала следующий кадр с той же самой женщиной. С другой, мощная, уверенная в себе фигура Алекса, проступающая через полупрозрачную перегородку, буквально притягивала взгляд, заставляя её сердце трепетать, а мозг забыть о деле. Она не удержалась, и открыла профиль условного аристократа в Социальной Сети Сектора.

Сплетница отметила, что Алекс холост, что у него нет даже наложницы. При том, что система отметила, что он предпочитает женщин. Внезапно, уборщица ощутила острую зависть к той, которая однажды поселится в этой каюте и в сердце солдата. И… Будет принимать тёплый душ, ведь Семья заставляла уборщиков мыться каждый сол, и холодной водой. Чтобы как-то унять чувства, Машка решила задуматься о приятном — о том, что ей обязательно нужно встретиться сегодня вечером с этой выскочкой, Астрой, которую по какой-то непонятной причине перевели в касту ногфлеров-специалистов. Хотя сектантка даже держаться как положено представителю своей касты не могла, позволяя Машке указывать её настоящее место в касте опущенных, куда она обязательно скоро будет определена, как это уже случилось с её сумасшедшей, фанатичной тёткой, доставшей своими проповедями весь посёлок.

Напарник Машки с тревогой смотрел на застывшую девушку. Нужно было что-то делать: время, отведённое на уборку каюты, таяло.

— Ммм, — попытался он выговорить её имя, но та не слышала, продолжая то пожирать глазами силуэт хозяина каюты, то с интересом наблюдать за калейдоскопом голограмм в рамке на столе.

Вода пока ещё шумела. Паренёк переминался с ноги на ногу, чувствуя, как по спине градом течёт холодный пот. Но Машка очнулась только тогда, когда он дернул её за рукав желто-полосатого комбинезона.

— Ты ччч-ег-г-го медлишь? — прошептал уборщик

«А? Что?» — Машка вздрогнула, и посмотрела на на него так, будто бы видела его впервые в жизни. Но потом до неё дошло: они теряют последние минуты, отведённые на работу.

«Проклятая краснопыль!», выругалась Машка. Её напарник вздрогнул и покачал головой осуждающе, но не стал ничего говорить — он уже устал напоминать, что девушкам ругаться неприлично.

Ногфлеры заметались по каюте, стараясь успеть сделать хоть что-то. Машка торопливо брызгала чистящим средством, а её напарник неловко возил воющим на максимальной мощности пылесосом, совсем заглушившим звук воды, то и дело спотыкаясь о шланг. Время от времени он отключал свой профессиональный инструмент, проверяя, что бастард всё ещё моется.

Внезапно, щетка в руках девушки задела металлическую рамку. Душа Машки ушла в пятки, когда та, словно в замедленном кино, накренилась, и медленно полетела, в сниженном тяготении Марса, вниз, прямо на всё ещё мокрый пол. Каким-то чудом Машке удалось подхватить рамку. Её пальцы дрожали, когда она ставила её на место.

«В-в-вода…» — её напарник замер с выключенным пылесосом. Шум душа в ванной действительно стих. Машка в панике оглядела каюту. Пол был едва помыт, пыль протерта кое-как. Хорошо хоть весь мусор собрали.

— Ч-ччто будем делать? — голос парня выдавал страх наказания. Как ни к стати, он вспомнил, что символизируют продольные полоски на его костюме.

— Не дрейфи. Прорвёмся, — заявила вдруг Машка без тени прошлого смущенния и неуверенности, и продолжила, — я уверена, он даже о нас и не вспомнит, если мы сбежим

— А с-с-с-анузел? — выступил в качестве голоса совести парень

— А краснопыль с ним! Побежали, пока он не вышел! , — уговаривала на нарушение Машка, подкрепив предложение отправкой мыслеграммы напарнику с чувством уверенности в собственной правоте.

Как главная сплетница сорок второго посёлка и ожидала, условный фунджанин едва ли помнил о визите ногфлеров. Вытирая свой ёжик волос полотенцем, он думал о судьбах Сектора, мечтая о революции, которая навсегда изменит этот несправедливый мир, в котором никакого права первой ночи не должно быть, как и других беспричинных зверств над ногфлерами. Алекс знал, что он будет справедлив и милостен к рабам Семьи. Думая об этом, он было вспомнил о визите уборщицы, и на мгновение задумался, что ведь и её изнасиловали в сол её совершеннолетия. Наверное, поэтому она так при его виде и оробела.

«Бедная девочка», заключил наш герой, и продолжил внутренний диалог пафосным риторическим вопросом: «Настанет ли сол, когда я смогу не просыпаться от ненависти?», и ответил сам себе: «Обязательно настанет! И раньше, чем кажется!»

Мечты Алекса были грубо прерваны входящей мыслеграммой от Цзиньлуна, — его единокровного брата по отцу, полноценного фунджанина, то есть рождённого от одной из знатных жен отца, ныне вдовы. Брат был командиром второго отряда бастардов, в котором служил Алекс.

Когда Алекс открыл мыслеграмму, его обдало лёгким презрением, а в черепе зазвучал голос: «Ублюдок, слушай приказ: Я забираю тебя у фунджанина Зэна назад — он получил пополнение, новый бастард сегодня вошёл в возраст. Тебе больше не нужно временно заменять убитых в 4м отряде. У них убили двух бастардов, но теперь им не хватает только одного человека. Так что ты возвращаешься к нам назад. Немедленно отправляйся в Арсенал, получить церемониальное оружие. Наши все уже получили. Времени у тебя не так много, так что возьми дирижабль. От туда — к административному комплексу, встречать делегацию послов Арабики вместе с нами. Доложи, как выполнишь задачу в Арсенале.

На самом деле, Брат не относится к Алексу плохо, он, наоборот, его патронировал. Но сословные традиции Семьи заставляли его себя вести именно таким образом. Поэтому, Алекс привычно не обратил внимания на форму сообщения брата, зато задумался о его смысле:

«Послы Арабики… Это ли не шанс, которого я ждал так долго? Нужно наладить с ними контакт»

Алекс спросил у брата:

«А почему встречаем мы, штурмовая пехота? У нас же почти все бастарды? Разве это не должен делать первый отряд кадетов?»

Цзиньлун ответил Алексу. От мыслеграммы пахло грустной иронией:

«Это должен был делать первый отряд, но они не могут — их поставят на охрану реактора и Арсенала. Деду приснился сон, что на нас и послов могут напасть во время мероприятия. Он доверяет Стальному[сноска 2.1] больше, чем мне. А наш второй отряд, наоборот, будет выполнять их церемониальную роль. Доложи, как выполнишь задачу в Арсенале.»


Тем временем, Машка, пробежав с напарником на буксире пол-коридора, мгновенно остановилась, словно наткнувшись на стену, получив автоматическую мыслеграмму от демона казармы:


≫ Ногфлерка номер 103.111.115.115.105.112 по кличке Машка, автоматический анализ выявил, что уборка каюты 1001 выполнена с грубыми нарушениями регламента. Степень тяжести: средняя. Назначено дисциплинарное взыскание — лишение кислородной пайки на два дня. Результат автоматического анализа может быть обжалован у твоего менеджера, фунджанинки Сюй Цзин. В случае, если твоя жалоба окажется не оправданной, продолжительность взыскания будет удвоена.


— Ты тоже это получил? — спросила упавшим голосом Машка. Её напарник явно выглядел упавшим духом. Он силился что-то сказать, но от волнения не мог произнести не звука. Через мгновение Машке пришла от него мыслеграмма, от которой пахло солёными слезами, которые на самом деле появились на лице паренька:

«Да. Я же говорил тебе! Я говорил!»

Машка залезла в баланс, и увидела перед глазами: «Баланс: 2 трудосола. Внимание: наложено взыскание, лишена кислородного рациона. Осталось дней: два. Стоимость нового баллона: 5 трудосолов»

Она лихорадочно задумалась, что же делать. Можно попробовать попросить у кого-нибудь из знакомых в 42м посёлке кислород. Или… Продать полученную информацию одному из фунджанинов? Главное, не продешевить. Нет, наверное, лучший способ выбраться из западни — шантаж одного из опущенных ногфлеров. Всё равно он скоро умрёт, а вместе с ним исчезнет и ценность компромата на него.

Паренёк же, словно забыв о существовании Машки, уже строчил собственную мыслеграмму знакомой, работавшей кухаркой в дворне главного Медика:

«Вера, привет. Выручишь? Нужен кислород на два дня

Живот Алекса настойчиво напомнил о себе, заглушая мысли о грядущей революции. Он дал команду через нейрочип, и демон казармы выдвинул из стены компактный металлический столик с легким щелчком — Алекс никогда не использовал для еды столик, на котором стоит рамка с мамой. Вторая панель откинулась, явив запас с военными пайками, выданный завхозом Семьи, старшей женой Деда Цзяо Алексу ещё в прошлый цикл.

В AR немедленно вспыхнула подсветка — жестяная банка оказалась обведена пульсирующим красным контуром. «Срок годности: 16 солов» — предупреждала висящая рядом надпись. Внутри — синтезированное мясо из биореакторов Сектора, плотное и питательное, но безликое. Алекс поморщился — в столовой можно было бы разогреть в микроволновке свежее напечатанное мясо без консервантов, придающих еде характерный кисловато-солёный привкус. От него не оставалось и химического послевкусия. Но сегодня у солдата нет времени на столовую.

Под тихий щелчок ключа Алекс вскрыл консерву, и на металлическую тарелку выпала розовато-коричневая масса, сохранившая форму банки. Он положил рядом пару хрустящих галет. Мясо пахло почти как настоящее — биотехнология имитации вкуса, запаха и текстуры работала надёжно.

Но то же мясо, приготовленное поваром на официальных приёмах, превращалось в нечто совершенно иное — сочное, ароматное, с нотами, которые невозможно получить в автоматических пищевых процессорах. Не в самом мясе дело — в искусстве его приготовления. Алекс может и не был опытным дегустатором, но всё же несколько раз в жизни он пробовал блюда от кулинаров из природного мяса, и из пробирок. Он не заметил разницы.

Механически пережёвывая пищу, он поймал себя на странном противоречии. Как военный, чьей профессией было, по сути, убивать врагов Семьи, он считал неприемлемым убийство животных ради еды. Это всегда казалось ему непростительным излишеством, демонстрацией власти, самодурством фунджанинов.

Когда он возглавит Сектор, животных будут беречь. Ведь их в Секторе так мало! В древности животных держали как питомцев — эта мысль казалась Алексу очаровательной. Представить только: козосвины, живущие в каютах у людей, привязанные к хозяевам! Он раздаст их в качестве награды самым достойным. Эта мысль казалась бастарду такой же светлой и яркой, как детская мечта.

А вот повара сейчас прислуживающие фунджанинам — другое дело. В его обновлённой, реформированной Семье в каждой столовой будут работать настоящие мастера кулинарии, а не безликие автоматические дозаторы.

Пережёвывая плотный, чуть солоноватый белок, Алекс внезапно вспомнил желто-полосатую девушку, завороженно разглядывавшую его жилище. Интересно, чем кормят в клининговом департаменте? Вероятно, консервами похуже качеством — без специй, с растительным белком, смешанным с мясными остатками от производства солдатских пайков. Но наверняка столь же питательными — Алекс не сомневался, что Семье выгодно поддерживать работоспособность и лояльность подчинённых качественной едой. Ведь сытый ногфлер — надёжный ногфлер, верно? Когда он придёт к власти, он обязательно увеличит долю мяса в пайках для ногфлеров. Хотя… Пожалуй, и витамин D нужно добавлять — Алекс вспомнил, что у уборщиков цвет кожи был немного сероватым, нездоровым. Особенно это было заметно у парня-заики. Наверное, он круглый год убирается внутри, и не видит солнца.

Алекс торопливо проглотил последний кусок галеты, запив её водой из-под крана. Жидкость, слабо отдающая ржавчиной, всё же была чище той, которой он мылся.

Функциональная, безвкусная трапеза раздражала. После революции, когда ресурсы будут перераспределены справедливо, каждый получит по потребностям — даже вот эта стеснительная уборщица. Тогда и ногфлеры будут питаться лучше, и вода станет по-настоящему чистой.

Алекс застегнул последнюю липучку на парадном камуфляже, когда его пронзила мысль. Он замер на полушаге, словно натолкнулся на невидимую стену.

«Перебор паролей по словарю! — вдруг появилась идея в его в сознании. — Я всё время усложнял, когда ответ лежал на поверхности. Фунджанины… Эти хвалёные аристократы, взирающие на мир с космических высот, слишком самодовольны, чтобы всерьёз беспокоиться о защите своих систем. Несмотря на всю их напускную изысканность и хитрость, в создании паролей они до смешного предсказуемы. Их «высокая культура» — не более чем декорация для маскировки привычек, сформированных сотнями циклов изоляции и самоуспокоения.

Они наверняка используют Древние символы, легенды, которые они выдумали для ногфлеров, имена жён и наложниц, адреса… Тысячи вариантов вместо миллиардов»

Написав эту программу, он может попробовать подобрать пароли к основному серверу управления нейрочипами. Главное, чтобы инженеры, занимающиеся им, ничего не заметили! Но это другая задача, её Алекс решит следующий раз.

Алекс взволнованно вздохнул, и лихорадочно подумал:

«Когда я получу контроль над нейрочипами, я перестану транслировать ногфлерам ночные программы лояльности, зато включу такие же программы аристократам, что они должны заботится о ногфлерах, и передать власть мне, вместо Деда!»

Начинающий революционер почему-то был уверен, что всё именно так и работает. Но мы должны простить ему его наивность.

Бастард забыл о приказе своего командира. Вместо этого, он открыл редакторе код программы перебора паролей. Глаза забегали по строчкам, выхватывая узкие места. Вот оно — алгоритм должен перебирать не все возможные комбинации, а лишь те, что соответствуют психологическим паттернам элиты. А их он соберёт автоматически из Социальной Сети сектора — именно этот модуль для его программы и нужно написать.

Бастард моргнул, возвращаясь к реальности. В правом верхнем углу тревожным красным пульсировала мыслеграмма. Это наверняка брат — он опаздывал. Ругнувшись на красную пыль, Алекс мысленным приказом открыл перед своим взором транспортный портал Столицы. Алекс быстро заказал дирижабль от ближайшей причальной мачты к арсеналу. Он надеялся, что Цзиньлун укажет бухгалтерии вернуть Алексу средства, даже если он опоздает.

Солдат рывком распахнул дверь, захлопывая её на бегу, и вылетел в гулкий коридор казармы. В казарме было пусто — второй отряд давно ушёл встречать послов, захватив церемониальное оружие. Которое он даже ещё не получил.

Алекс пронёсся мимо уже знакомой ему девушки в желто-полосатом комбинезоне, которая испуганно прижалась к стене — второй раз за день судьба сталкивала их. Её заикающегося напарника не было видно. Глаза ногфлерки скользнули по фигуре Алекса, но он этого не заметил.

Солдат, перепрыгивая по две ступеньки, бежал вниз по лестнице, с каждым шагом чувствуя, как минуты утекают сквозь пальцы. Внизу, у КПП, скучал дежурный, слишком медленно активировавший биометрическую проверку, и потом ещё более медленно разблокировавший дверь.

Марсианское солнце, окрасившееся в дневную палитру, но пока ещё близкое к горизонту, ослепило сквозь стекло кислородной маски. Девятый дистрикт — центр биотехнологической промышленности Столицы — подавлял монолитами серых заводских зданий. По разбитой трехполосной дороге с грохотом ползли грузовые платформы, везущие компоненты к конвейерам. Алекс бежал вдоль тротуара, рассекая потоки прохожих. Тело солдата двигалось на автопилоте, отточенном годами тренировок, но разум все еще пульсировал кодом. Вдруг он заметил суматоху в дальнем конце улицы, у поворота к заводу синтетического белка. Желто-полосатая фигура неестественно выгнулась и медленно осела на пыльный тротуар, как марионетка с обрезанными нитями.

Алекс проверил через AR. Фунджанины опять лишили бедного ногфлера кислорода — система наказания отработала своё чёрное дело. Алекс замедлил шаг, прикидывая расстояние. Слишком далеко, чтобы успеть поделиться кислородом, а опоздать на задание брата — непозволительная роскошь. От этого, как он думал, зависит не только его будущее, но и всех людей в Секторе… А может и на Марсе.

В считанные секунды вокруг упавшего образовалась пустота. Прохожие огибали умирающего, даже не замедляя шага. Когда Алекс пробегал мимо, два ногфлера из клининг-департамента уже грузили обмякшее тело на тележку. Лицо казнённого застыло в мучительной гримасе, а пустой кислородный баллон аккуратно подобрали, занеся его номер в опись. Всё буднично, словно речь шла о неисправном механизме.

Губы Алекса сжались в тонкую линию. Фунджанины относились к ногфлерам как к расходному материалу, а ногфлеры считали такой порядок естественным. Живой пример того, насколько прогнила система, и почему она должна быть уничтожена. Полное равнодушие к чужой смерти было страшнее самой смерти.

Добежав до причальной мачты, начинающий революционер обнаружил, что дирижабля пока ещё нет. Больше он ничего не мог сделать, чтобы не опоздать. А образ человека, умершего в нескольких сотнях метров от него, стоял перед глазами, подстёгивая решимость. Все эти жестокие наказания, системы контроля, ритуалы опускания — весь этот кошмар существовал потому, что фунджанины контролировали доступ к настройкам нейрочипов. Недолго им осталось. Дрожа от ярости, Алекс внёс последние изменения, после чего запустил компиляцию новой версии программы.

Когда серебристый корпус дирижабля заслонил небо, на полупрозрачном экранчике перед его взором появились первые строки результатов перебора — Алекс выбрал в качестве тестовой мишени один из старых демонов — архивный, который копирует записи с нейрочипов ногфлеров. За этим демоном, как Алекс уже выяснил, не было закреплено ни одного программиста уже больше сотни циклов. Никто не заметит, чем начинающий взломщик занимается.

Мерный гул моторов смешивался с мягким шорохом вращающихся винтов, создавая успокаивающую, почти гипнотическую вибрацию. Корпус воздушного судна пел под напором ветра. Алекс сидел в кресле. Он получил доступ к архиву информации из нейрочипов ногфлеров. Хотя он и немного опаздывал, у начинающего революционера теперь было благодушное настроение. Он пытался наслаждаться полётом.

Алекс поднял руку, и ПИК, почувствовав жест, негромко щёлкнул сервоприводами.

В реальности, на тыльную сторону ладони упала тонкая линия красного света, быстро заскользила вниз-вверх, прорисовывая на его коже лазером квадратный QR-код. Но зрение Алекса его не видело. Вместо этого взгляд нашего героя смотрел на погодный виджет[сноска 3.1] в AR. И... Он показал, что сегодня будет дождь. Нужно успеть слетать в Арсенал, и потом до Административного здания до того, как погода окончательно испортится.

Дирижабль постепенно поднимался, достигая максимальной высоты, границы приземистого слоя гексафторида серы, чтобы оседлать попутный ветер. Внизу, в иллюминаторе, проплывали игрушечные коробки девятого, фабричного дистрикта, где и находилась казарма Второго отряда бастардов.

Полёт ускорился, что показали индикаторы в AR, добавленные уже забытым программистом в его прошивку[сноска 3.2] сотни циклов назад. В другой ситуации, высота скрадывала бы необычно большую скорость. Но сегодня проносившиеся не так далеко внизу облака, двигающиеся в своём потоке воздуха противоположном направлении, её визуально даже добавляли. Алекс, подумал, что это хорошо, что он прибудет в Арсенал раньше запланированного времени. С другой стороны, он досадовал, что опять предстоят разборки с бухгалтерией, написание большого числа отсчётов, без которых ему не вернут только что потраченные сто фунджаниновских трудосолов за полёт.

Вдалеке показалась приближающаяся нитка Великого кольца, тянущаяся вверх и вниз бесконечно, до самого горизонта, раздвинутого высотой полёта необычно далеко во все стороны. Чуть в стороне от курса дирижабля, к нитке Великого Кольца, прицепился гигантский прямоугольник с красными, горящими зловещим цветом даже на фоне привычных красных оттенков Марса радиаторами. Это термоядерный реактор, сердце равнины Хриса, источник жизни всех людей в Секторе, необходимое и достаточное условие для рентабельности натурального, замкнутого на себя хозяйства, как во времена древнего, земного феодализма. Промышленный дистрикт кончился, ознаменовав близкое завершение полёта. Чуть в стороне проплывал амфитеатр, напоминая о жестоких развлечениях с гладиаторами Деда и его приспешников.

«Однажды я свергну Деда и больше никто не будет сражаться в Секторе насмерть, на потеху фунджанинам. А чтобы они проглотили такие реформы, отменю участие Семьи в панмарсианских играх. Все люди хотят жить. И ногфлеры и фунджанины. Никаких больше лишних смертей» — горячился Алекс, уверенный в том, что простые решения сложных проблем обязательно сработают.

Я стою в шлюзовой камере барака, прислушиваясь к нарастающему гудению воздушных насосов. Замкнутое пространство с потускневшими металлическими стенками, покрытыми наслоениями старых сварочных швов и заплаток, отражает моё внутреннее состояние — такое же потрёпанное и собранное из несочетающихся мечтаний и представлений.

Лязг запирающихся механизмов заставляет меня вздрогнуть. Над головой включается и мигает единственная лампа — её тусклый, умирающий свет дрожит и пульсирует. Гексафторид серы, медленно просачивающийся сквозь микротрещины, распадался на химически активные компоненты, соприкасаясь с её нитью накаливания и постепенно разрушая её внутреннюю структуру.

По щекам всё ещё катятся слёзы, горячие и злые. Но ПИК уже впрыснул в мою кровь коктейль успокоительных. Я рыдаю навзрыд, позволяя себе эту короткую вспышку свободы, хотя бесстрастный алгоритм уже решил, что с меня хватит — фунджанины запрещают своим ногфлерам проявление сильных эмоций.

В этот момент лампа над головой вспыхивает ярче, шипит и с тихим хлопком гаснет. Я осталась в полной темноте, ощущая, как дрожат стены шлюза от работы компрессоров. Странно, но это совпало с моим внутренним состоянием — ярость и обида тоже вспыхнули, зашипели препаратами в крови и… отключились. Осталась пустота, глухая и тёмная.

Под ногами по-прежнему скрипел принесённый другими посетителями шлюза красный песок. В темноте стал ярче свет индикаторов перед моими глазами — виртуальные столбики, показывающие изменение состава атмосферы. Я машинально сглотнула, когда перепад давления отозвался дискомфортом в ушах.

«Как странно», — подумала я, — «и лампа перегорела, и чувства». Ни разочарования, ни боли — просто констатация факта. Химия ПИКа работала идеально. Но где-то глубоко, куда не дотягивались щупальца успокоительных, теплилась решимость. Я обязательно поднимусь на холм. Обязательно увижу Землю. И пиксели. Сегодня.

Шлюз наполнился шипением воздуха — последний этап перед выходом. В полной темноте я ждала, когда откроется дверь навстречу вечернему свету и моему, возможно, главному в жизни приключению.

Пока демон барака завершал процедуру шлюзования, я подумала о противоречиях между легендами Сектора и Великим Извинением Оператора.

Наименее бредовой, на мой взгляд, легендой Сектора была версия, что Отцы-основатели прервали терраформирование намеренно, чтобы люди на Марсе не стали слишком изнеженными. В принципе, она не противоречила Великому Извинению, но всё равно была странной на мой взгляд чужачки.

Мы верили, что в названии Сингулярной Катастрофы речь о том, значение чего никто из нас не знал: о сингулярном разложении матриц в линейной алгебре для вычисления кода «матрицы» же, но представляющей собой наш мир, симулируемый на суперкомпьютере Оператором Симуляции. Когда я стала изучать оптику, я попутно изучила линейную алгебру. Найдя в древних учебниках упоминания сингулярного разложения матриц, я испытала настоящий религиозный катарсис!

Думаю, что когда увижу пиксели, испытаю его ещё раз. Вряд ли программное обеспечение ПИКа умеет гасить такие эмоции. Так что, я предвкушала ещё один момент свободы.

Отец очень хвалил меня за то, что я нашла в учебниках сингулярное разложение без каких-то подсказок сама. Согласно нашей версии, Оператор Симуляции, программируя наш мир, слишком много работал, и устал. После чего сделал ошибку в сингулярном разложении, и весь мир за пределами Марса исчез, превратившись в пиксели. Тогда Оператор и написал своё Великое Извинение, адресовав его нам, своим просветлённым.

Дверь шлюза открылась с тихим шипением, и я вышла на улицу. Вечернее солнце пока ещё не посинело, и привычно окрашивало ржавые бочки-жилища в густой багрянец. Я оглянулась на барак, в котором осталась единственная живая родственница. Тётка со своими постылыми желаниями лезть в мою жизнь, но всё же — моя тётка. Обидные слова Машки и категоричность тётки всё ещё довлели надо мной, но предвкушение увидеть, наконец, пиксели своими глазами пересиливали горечь.

«Я им докажу», — произнесла одними губами я, крепче сжимая подзорную трубу. Мне не терпелось перейти от слов к делу, подняться на холм и, наконец, увидеть то, что обязательно изменит жизнь посёлка, а может быть и всего Сектора.

Иду по улочке, огибая другие ржавые бочки-жилища. Навстречу движутся усталые ногфлеры в полосатых комбинезонах. Знакомые кивают мне, а незнакомые с любопытством разглядывают мою военную трубу. Полоски на их одежде заставляют меня вздрогнуть — напоминание о том, что ждёт нерадивых работников. Шрамы на моей спине молчаливо подтверждают реальность угрозы. Маска с мутным стеклом, которую мне вручила тётка, неприятно трётся о них. Внутри маски спрятана записка тётки с обескураживающим планом избежать Права Первой Ночи. Если кто-то увидит эту записку, тётку ждёт смертная казнь. Я решила выкинуть записку по-дальше от посёлка — на холме.

Неодобрение тётки, насмешки Машки, страшный компромат на родственницу — всё давило на плечи тяжелее кислородного баллона.

На площади выхожу к резервуару с водой. Обычно он закрыт крышкой, чтобы избежать испарения в сухой атмосфере Марса. Но сегодня он наоборот открыт, потому что дождь разъел краны, и её снял кто-то из ногфлеров, ответственных за водоснабжение.

Я заглянула в резервуар. В тёмной воде отразилось моё лицо — большие глаза, полные сомнений, тонкие губы, сжатые от решимости. Я отодвинулась. Когда вода успокоилась от моего дыхания, я увидела в ней девушку в фиолетово-полосатом комбезе с подзорной трубой в руках. Странно думать, что этому телу осталось всего три года молодости. Узкая талия, широкие бёдра, высокая грудь — я действительно была красива.

За свои внешние данные я должна благодарить своих угнетателей — у меня новое, искусственно выращенное тело, куда роботизированный хирург Торговой Лиги, оставшийся с досингулярных времён, пересадил мой мозг, с такими нужными для Фунджанинов знаниями в оптике.

Конечно, они могли бы давать мне препараты от старения, которые принимают сами, чтобы моё тело, жертва технологического регресса, не развалилось так быстро. Могли бы, но не будут: только знатным членам «Семьи» разрешены такие препараты и пластические операции. Но это не то, за что я должна ненавидеть фунджанинов: ведь если бы не это тело, я бы уже была мертва.

Мою внешность портил, разве что, имплантированный в руку, массивный компьютер-ПИК. До того, как меня захватили в рабство, у меня был старый, досингулярный нейрочип, изготовленный на Земле до Катастрофы. В нём у меня и был архив учебников.

Я подняла левую руку, пробуждая свой ПИК.



Я посмотрела на компьютер, который, на мой взгляд, портил то, как она выглядит, совсем не сочетаясь с моими тонкими пальцами своим брутальным видом со своим металлическим корпусом с отверстиями под вентиляторы и торчащим объективом проектора, добавленным чтобы отображать QR-коды. Мой старый нейрочип, который вырезали и отдали какому-то фунджанину, чтобы оплатить услуги Торговой Лиги, был достаточно мощным компьютером сам по себе, и не требовал внешней вычислительной поддержки.

Уже привычным движением, я поднесла руку к глазам. От запястья донеслось знакомое тихое жужжание, похожее на звуки, издаваемые насекомыми в видеороликах с Земли. На коже запястья возникла красная паутина. Мыслимым усилием я отключила погодный виджет, не дав нейрочипу распознать и скрыть в моём поле зрения QR код — вместо этого, мне захотелось рассмотреть ПИК.

Механический проектор еле слышно щёлкал и скрипел, заставляя тонкий лазерный луч метаться туда-сюда, от чего красное изображение слегка мерцало. Я уже давно перестала удивляться этой странной технологии.

Сектор не мог позволить себе более изящные решения, и поэтому нам приходилось мириться с техникой, которая казалась мне поначалу странной и даже немного жуткой.

Сектор разучился делать LCD экраны, поэтому перешёл на проекторы и экраны на электронно-лучевых трубках. Но последние не смогли бы влезть в ПИК, и их почти не используют.

Впрочем, QR-код появился отчётливо, хоть и ненадолго: я слегка отвела руку, и паутина мгновенно исчезла, оставив после себя лишь чуть заметный след на сетчатке глаза, исчезнувший через мгновение. Скрытый внутри ПИКа диск со сканирующим зеркалом зашумел ещё раз, возвращаясь в исходное положение, и замолчал, ожидая следующей команды.

Ладно. Это не так уж и важно. В конце концов, ПИКи в Секторе почти у каждого человека. Даже у аристократок.

Повертевшись перед тёмным зеркалом воды, я подумала, что не всё так плохо в моей жизни. По крайней мере, у меня есть хоть какие-то перспективы найти любимого парня, ведь, в отличие от знатной фунджанинки, у меня не было возможности скрыть и тем более исправить недостатки внешности. Надеюсь, моя красота поможет мне найти любимого, и этим любимым будет не Дупер.

Тем не менее, у меня оставалось не так много времени. Мне кажется, его совсем мало, чтобы по-настоящему пожить. Я считаю, моя жизнь должна гореть ярко и быстро, как подожжённая в атмосфере Марса струя фтора[сноска 3.3]

, вырывающаяся из реактивного двигателя. Именно поэтому, отбросив последние сомнения и страх наказания, я пойду на холм посмотреть на древнюю прародину человечества — на Землю. И увижу вместо неё пиксели.

Наверное, раньше люди задумывались о смысле жизни только перед смертью, имея в запасе много десятилетий. А я думала об этом каждый сол. В воде колыхнулось моё отражение, и я вдруг поймала себя на том, что улыбаюсь. Сейчас, когда ПИК прекратил мою истерику, я испытывала странную лёгкость и решимость. Как будто с быстросохнувшими в атмосфере Марса слезами, у меня пропал и камень на душе. Завтра я могу получить наказание за свою выходку с побегом на холм, но сегодня… сегодня была только я, труба и звёзды.

Я отвернулась от резервуара, крепче сжимая подзорную трубу. Ещё более брутальная, чем ПИК, большая, тяжёлая, выкрашенная в красно-чёрный военный камуфляж, она казалась неуместной в моей маленькой ладони. Но эта труба была моим пропуском к тайнам, которые я так жаждала раскрыть.

Мимо станции канатной дороги я почти бежала, надеясь успеть уйти прочь до того, как шахтёры выйдут на тропинку к посёлку. ПИК автоматически увеличил подачу кислорода из заплечного баллона, и моё дыхание стало более шумным в дешёвой маске ногфлера. Станция, на которую сейчас прибывала кабинка, вырастала в поле зрения, перекрывая холм, который, в свою очередь, закрывал вид на запад.

Перед глазами неожиданно появляется красный программный барьер. Как я могла о нём забыть? Я пытаюсь сделать шаг, но мои мышцы меня больше не слушаются, а перед глазами появляется надпись:

> сторожевой демон посёлка N42. Внимание! Распознана и заблокирована подозрительная активность. Ногфлерка 116.114.97.112 по кличке Астра, Назови цель покидания посёлка?

Кажется, я должна была подумать об этой проблеме заранее, ведь теперь я теряюсь, и не знаю что ответить цифровому вахтёру. Кликаю взглядом по клавиатуре, и пишу первое пришедшее в голову: «поддержание физической формы. Бег вверх и вниз по холму», но потом вспоминаю, что связка ПИКа и нейрочипа в Секторе настроена у ногфлеров так, что периодически напрягает неиспользуемые мышцы, как бы это ни было для нас неприятно, что позволяет поддерживать физическую форму, даже если ногфлер не будет вставать с кровати месяцами, если бы такое кому-то из нас разрешили. Сторожевой демон задумывается на несколько секунд, и предсказуемо пишет красной надписью перед глазами:

> В доступе отказано.

Тем временем, из башни, к которой причалила кабинка, выходит толпа неестественно бодрых, нервно переговаривающихся с друг другом людей. Это шахтёры в их полосато-темнозелёных комбезах низших ногфлеров .Они под наркотиками, которые «Семья» принудительно колет через ПИКы всем задействованным на тяжелых работах низшим.

Ну и конечно же, среди них Дупер! Не очень понимая, что делаю, я, нервно оглядываясь, пытаюсь продавить программный барьер. Конечно же, это у меня не получается, зато Дупер легко преодолевает барьер с другой стороны, и сперва лапает за задницу, а потом вообще хватает в охапку, и шумно целует в ухо. У него бешеные глаза с огромными чёрными зрачками — несмотря на то, что все люди на Марсе несут в своих генах устойчивость к ультрафиолету, задействованные на тяжелых работах долго не живут. И не последнюю роль в этом играет солнечный ультрафиолет: бесполезные, слепые рабы «Семье» не нужны. По какой-то причине, ногфлерам запрещены тёмные очки. Я думаю, фунджанины решили так из соображений безопасности, для работы системы распознавания лиц, если идентификация по чипу почему-то засбоит.

Я чувствую омерзение, и пытаюсь вырваться из охапки обдолбанного, почти забыв о трубе, которую чуть не выронила. Последнее обдало меня волной ужаса, и я подумала, что должна использовать вместо силы, в которой преимущество у Дупера, разум, с которым у шахтёра проблемы даже когда он трезв. Пытаясь игнорировать сильные, покрытые морщинами и химическими ожогами руки, похотливо ощупывающие меня, я подключаюсь к демону, лихорадочно накликиваю и отправляю:

«доклад о нарушении закона о Праве Первой Ночи. Ногфлер личный номер 99.97.105.115.101.114 пытается получить то, что принадлежит только фунджанинам и до того, как заявитель доклада вошла в возраст». Перед глазами появляется красная надпись:

> заявление о нарушении принято. Наложены обеспечительные меры в виде коллапса мышечной активности ногфлера 99.97.105.115.101.114, по кличке Дупер.

Цепкие руки ослабевают, и мы валимся с утоптанной ногами ногфлеров тропинки на красно-чёрный, в свете заходящего солнца, песок. Я падаю сверху Дупера, мне не больно, но сама вышибаю из него дух, он начинает кашлять. Труба ударяется о его голову в шахтёрском шлеме, отскакивает, и катится в сторону. Я в панике вскакиваю, подбегаю к ней, но с облегчением вижу, что она цела. Мне кажется, что я обронила что-то ещё, но осматриваюсь и не замечаю — решаю, что мне показалось. Тут же отправляю новую команду:

«заявление о срочной работе по проекту зоркий глаз. Для отлова возможных редких багов в прошивке трубы необходим доступ на холм и наблюдение за посёлком сверху ночью после захода солнца». Компьютер что-то вычисляет несколько мгновений в своих электронных потрохах, удалённых от меня на несколько десятков километров и расположенных в датацентре в Столичном городке, а потом выдаёт:

>заявка одобрена. Информация о заявке и предоставленном доступе отправлена начальнику проекта — фунджанину Деду.

Тут же понимаю, что завтра меня ждут большие проблемы. Но это будет завтра, а сейчас я свободна как птица, летающее животное на старой Земле, и я бегу, лечу вверх по склону холма, и даже не слишком досадую, когда перед глазами загорается составленное машиной сообщение:

> заявление о нарушении не подтвердилось. Ногфлер 99.97.105.115.101.114, по кличке Дупер является официальным женихом заявителя. Он не нарушал половую неприкосновенность заявителя, и, по его утверждению, и не планировал нарушать. Если заявитель полагает этот вывод сторожевого демона ошибочным, заявителю рекомендуется эскалировать проблему до дежурного условного фунджанина. В случае, если вывод останется тем же, заявитель будет наказана.

Через мгновение я так же получаю входящую мыслеграмму от Дупера: «я просто хотел тепла, добра и понимания. Ты такая красивая и мягкая. И у нас с тобой осталось так мало времени. Ты точно хочешь умереть в одиночестве?», к которой приложена эмоция одиночества, хотя я уверена, что в реальности Дупер не чувствовал ничего, кроме похоти.

Я конечно же игнорирую сообщение, и бодро скачу вверх по камням холма, потому, что обувь комбеза не предназначена для таких путешествий, и утонет в песке. Вокруг постепенно темнеет. Я вижу дорогу всё хуже и хуже. Один раз, я недопрыгиваю до камня, и падаю. В медленном, в пониженном тяготении Марса, падении я как всегда успеваю выставить свободную руку, больше переживая за трубу. Моя рука хватается за мягкое — это камень, который облеплен мхом. Мох постепенно распространяется по Марсу. Конечно же, я не получаю никаких ссадин благодаря всё той же сниженной гравитации, и плотному комбезу — я читала, что люди на Земле получали, при падении, травмы довольно часто.

Встаю, отряхиваю колени комбинезона от пыли, и включаю силой мысли фонарик на ПИКе, вытягивая руку с трубой и имплантированным компьютером вперёд. Переключаю разные цвета, попробовав красный, зелёный, и останавливаюсь на синем, который, как мне кажется, лучше соответствует атмосфере момента. Синий луч света узким конусом выхватывает крутой, восходящий склон холма из стремительно проваливающихся в бездну тьмы окрестностей. Я продолжаю прыгать наверх, но теперь более медленно и осторожно. Показывается вершина холма, и вот, я на вершине. Отключаю фонарь, чтобы не портить вид.





Впереди меня синяя заря[сноска 3.4] , сзади огни посёлка. Я чувствую небывалый душевный подъем и наслаждаюсь моментом, оглядываясь, фиксируя в памяти этот вид. Пусть я и видела закаты уже множество раз, особенно до захвата в рабство, но всё ещё не разучилась отмечать красоту момента. Когда надоедает, решаю заработать себе хоть какое-то оправдание перед начальством — я отлаживаю программу прошивки трубы по посёлку, водя трубу между уличными огнями и подсвечиваемыми ими бочками зданий.


Изображение не всегда стабильно, поэтому я держу перед глазами и полупрозрачное окошко с исходным кодом скрипта[сноска 3.5] управляющим стабилизацией. Честно говоря, я не слишком сильна в программировании, поэтому приходится учиться ему на лету. Тем не менее я удовлетворяюсь, наконец, как программа работает, и придумываю «отмазку» зачем я стала смотреть на Землю — чтобы отловить возможные редкие баги. Я решила глянуть на Венеру потом, после Земли. Я думаю, видео с пикселями на месте Земли важнее для того, чтобы наша религиозная община выросла. То, что рядом с Венерой, как я уверена, нет гравитационной сингулярности[сноска 3.6] , будет не главным инфоподом, а дополнительными, хоть и важными деталями!

Легенда Семьи о чёрной дыре рядом с Венерой утверждала, что Сингулярную Катастрофу назвали так потому, что другие Отцы-Основатели оставили своё «стадо» фунджанину Деду, а сами улетели в другую галактику через гравитационную сингулярность — микроскопическую черную дыру, якобы вращающуюся вокруг Венеры. И по-прежнему дают оттуда советы Деду, которые он принимает прямо на свой совершенный досингулярный нейрочип.

Абсурд! Любой, кто хоть немного изучал древние учебники по астрономии, знает, что черных дыр в Солнечной системе нет, по крайней мере точно нет на орбите вокруг Венеры. И что при приближении к такой дыре человек будет порван на кусочки, превратившись в спагетти. Ещё большим бредом казались рассказы про передачу советов из чёрной дыры: то, что я узнала о физике, занимаясь самообразованием в Общине, заставляло меня чувствовать глубочайший скептицизм ко всем перемещениям быстрее скорости света.

Наша община Свидетелей Симуляции придерживалась иного взгляда: мы верили, что произошла катастрофа с программным кодом мироздания, и весь мир за пределами Марса превратился в пиксели.

Но чем больше я изучала науку, тем чаще меня посещала крамольная мысль: что, если никаких пикселей нет? Что, если в Великом Извинении Оператора не написана правда? Вся наука построена на сомнении в теориях и на их доказательстве. На готовности отвергнуть идеи, если они не соответствуют фактам.

Это отец научил меня сомневаться во всём и искать истину. Однако он так и не объяснил мне, как не бояться узнать ответ. Я думаю, решение в том, что я должна верить в изложенное Оператором без каких-то сомнений. Принимать эту истину как аксиомы в геометрии, ведь Оператор не прав быть не может. Ситуация, когда реальность результатов экспериментов противоречит реальности Великого Извинения, невозможна, поэтому я и не должна волноваться. Однако, отогнать мысли о том, что мир устроен не так, как я думаю, не получалось.

С момента последнего нашего разговора с отцом, когда он, смертельно раненный солдатами Сектора, попрощался со мной, прошло несколько циклов, а я так и не достигла прогресса в развитии своей Веры. Сегодня, сейчас всё изменится! Сейчас я посмотрю на Землю, и червячок научного скептицизма больше не будет меня кусать. А наша община пополнится множеством новых просветлённых. Тогда и тётка отстанет от меня насчёт брака с Дупером - она увидит, что другой подход к агитации работает лучше!



Чувствую, что начинаю замерзать, и что одета я слишком легко, тем более, что на высоте холма меньше концентрация суперпарникового газа SF6[сноска 3.7], который Отцы-Основатели использовали для нагрева нашей планеты; поэтому чувствую, что начинаю мёрзнуть – я слишком легко одета для вечера на холме, где концентрация согревающего гексафторида серы ниже. Собираюсь с духом, и навожу трубу на вечернюю и утреннюю звезду[сноска 3.8] — на Землю.

[сноска 3.1] виджет - небольшой элемент графического интерфейса. Например, на современных читателю телефонах тоже может быть погодный виджет, отображающий прогноз погоды на "рабочем столе" среди иконок

[сноска 3.2] прошивка - программное обеспечение для работы различного компьютерного железа - например, микроконтроллеров, принтеров, итд. Обычно пишется на низкоуровневых языках программирования и требует большей, чем в среднем квалификации разработчика

[сноска 3.3] на самом деле, основной компонент атмосферы Марса - углекислый газ будет гореть в сильном окислителе, во фторе

[сноска 3.4] из-за разреженной атмосферы, которая осталась таковой даже после терраформирования, на Марсе рассветы и закаты не красные, как на Земле, а синие.

[сноска 3.5] скрипт — разновидность программы, которая не требует подготовки (компиляции) для своего запуска. В данном случае, можно исправить скрипт, и сразу увидеть результаты

[сноска 3.6]то есть, черной дыры. Обычно черные дыры бывают либо гигантской массы - в центре галактик. Либо звездной - это сверхкомпактные остатки мертвых, тяжелых звезд. Астра права, что небесная механика не позволила бы существовать такому объекту на орбите Венеры - он был бы тяжелее солнца и разрушил бы солнечную систему. В теории можно представить себе микроскопическую черную дыру, оставшуюся со времён большого взрыва. Но всё та же небесная механика, гравитационные возмущения, скорее всего оторвали бы такую дыру с орбиты вокруг Венеры - она бы вращалась вокруг солнца. Ну либо эта орбита существовала бы короткое время. В принципе, время прошедшее с момента сингулярной катастрофы - короткое по астрономическим меркам

сноска 3.7] Гексафторид серы - тяжелый, суперпарниковый газ, который по сюжету романа использовали для терраформирования Марса. Склонен собираться в низинах, откуда может выдуваться ветрами. Парниковые газы блокируют тепловое инфракрасное излучение. Поэтому, выйдя из плотной "шапки" SF6, накрывающей низину, где находится Сектор, да ещё и ночью, Астра оказывается в довольно некомфортных условиях

сноска 3.8] внутренние планеты, которыми на Земле являются венера и меркурий, видны утром и вечером. На Марсе к утренним планетам прибавляется и Земля, которая ярче обеих других внутренних планет.

Чтобы не быть голословной, приведу примеры

Я убеждена, что слово "Однако" выражает контраст и противопоставление. В первой фразе - страх одиночества после смерти родственницы, и он протипоставляется нетерпению во втором предложении. Это странно. Нетерпение (как написано) нехорошо, а смерть и одиночество , получается, чем-то лучше? Нетерпение тети обещает Астре бОльшие неприятности, чем смерть тети?

У меня диссонанс, и я перечитываю. Я пытаюсь домыслить, чем тетка ей не угодила. Потом становится понятно, что их отношения далеки от любви и взаимопонимания, там противный жених внесен в список, к которому Астра испытывает омерзение, но мне кажется, что это слишком сложные конструкции, и просятся совсем иные средства выражения, проясняющие мысль в самом начале.
Нельзя полагаться на догадливость и терпение читателя. Читатель в массе туп, ленив и недогадлив (и я это о себе)

Еще пример:

В правой руке у нее оптическая труба, а не идея. Идея - штука абстрактная, и читая эти строки, я воспринимаю выражение "держать идею в руке" как аллегорию. Потом читаю про конкретную трубу и уже не понимаю, отчего же идея о способе пополнения общины пришла ей только в вагоне? Трубу-то она прихватила раньше! Или она всегда гуляет с трубой по улицам? Или ее план увидеть пиксели с холма не был связан с женихом?
Короче, я снова теряю нить. Тем более, что дальше начинаются описания поселка, жилищ, а про то, зачем ей труба, ничего не говорится, это откладывается на далекое потом.

Короче, текст и без того сложный из-за обилия научных терминов и понятий, он требует сосредоточенности. И хорошо бы добавить ясности изложения, причесать все это, чтобы облегчить участь читателей.

Роман глубокий и достойный, он стоит хорошей редактуры

Я было решила, что это гениальная литературная идея, вот так сказать аллегорически. Видимо, нет

Дирижабль снижался, стравливая водород. Внизу, под ним тянулась рваная, но всё более плотная гряда облаков, в разрывы между которыми мелькали три купола: белоснежный, примыкающий к двум стеклянным. Стеклянные купола время от времени сверкали на солнце, когда оно показывалось.

Когда воздушное судно нырнуло под облака, проступили новые детали: радары, и антенны опутали крыши полусфер паутиной металла, уже много сотен циклов не функционирующие спутниковые тарелки целились в красное небо. Всё это железное кружево отбрасывало короткие, дневные тени на внутренность прозрачных полусфер, лопающихся от набитого внутрь оружия в красно-черном камуфляже.

Арсенал остался одним из немногих зданий в Столице с досингулярной архитектурой. Его построили в первой четверти XIIго века, когда марсианский ретромодерн вошёл в моду. Люди тогда верили в светлое будущее, и не скупились на красоту и размах. Белые колонны вокруг сфер не потускнели за сотни циклов — древние нанотехнологии создали покрытие, отталкивающее вездесущую красную пыль.

Воздушный корабль спускался всё ниже, и полусферы обернулись массивными конструкциями, каждая высотой с десятиэтажный дом на Земле ХХго века. Издалека казалось, что прозрачные сферы изготовлены из стекла, но на деле это был хитрый композит из оксинитрида аллюминия и углеродных нанотрубок. Материал не боялся ни жгучего ультрафиолета, ни перепадов температур, ни кислотных дождей. Небольшие трещины, или даже пулевые отверстия были ему не страшны, благодаря возможностям по самовосстановлению структуры при температурных колебаниях в течение суток.

Белоснежная полусфера ангара раскрылась, обнажив внутренности ангара, с его площадками для десантных коптеров и столбиками причальных мачт. К ним были привязаны более военные дирижабли, казавшиеся спящими в ожидании грядущей битвы породистыми скакунами, из совсем древних изображений с Земли, благодаря своему более стремительному виду, чем у воздушного корабля, на котором прибыл наш герой.

Алекс изначально решил, что не может себе позволить отпускать воздушный корабль, и потом ждать следующий. Его сегодняшняя миссия слишком важна. Все должно пройти идеально. В другой ситуации он бы спустился из дирижабля, используя опускающуюся веревочную лестницу на лебедке. Но в ожидании дождя, лучше было припарковать судно в ангаре, и заплатить за его простой, надеясь, что все его затраты будут компенсированы службой.

Желто-полосатая причальная команда ловко поймала причальный трос, пришвартовав его к мачте. Это не заняло так много времени, как опасался солдат, так что уже через минуту-другую он прошёл через малый шлюз, соединявший ангар с основными помещениями. Вокруг стоял запах консервационной смазки.

Стеллажи ломились до самого потолка от складированного оружия, превращая просторные залы в лабиринт узких проходов. Между ними катались натужно шипящие гидравликой, пока еще функционирующие древние роботы-погрузчики. Здесь хранилось оружие Семьи — гаусс-винтовки, боеприпасы, силовая броня, гауссовы артеллирийские орудия. В другом прозрачном куполе Сектор хранил свои гражданские стратегические запасы — такие, как еду или запас фторовых топливных ячеек. Фунджанины думали о черном дне, и заранее к нему готовились. Все это добро, или, вернее, зло, однажды достанется Алексу.

Алекс следовал за синей стрелкой в AR. Пространство заполняли голограммы. Дополненная реальность рисовала сцены с героическими сражениями с сектором Восточного Маринера. Вот отряд нашей Семьи, одетый в силовую броню в красно-чёрном камуфляже, штурмуют укрепления противника, чьи зеленые бронекостюмы сливаются с тундростепью Восточного Маринера, местами покрытую болотами, местами густым, зеленым покровом траволишайника.

А вот пузатые дирижабли Сектора, ловко уворачиваясь от трасс зенитного огня, сбрасывают парашютный десант на город вражеского сектора. Алекс весело усмехнулся — он прекрасно знал, что все эти «великие битвы» были обычными рейдами за рабами, в которых редко учавствовало больше десятка солдат с каждой из сторон.

Внутри арсенала был расквартирован первый отряд кадетов-фунджанинов. Они охраняли арсенал и почти не участвовали в боях всем составом. Однако, нельзя сказать, что первый отряд был небоеспособен — в его состав брали только тех знатных подростков, кто сумел выжить в настоящих сражениях, прикрываясь пушечным мясом бастардов. Последних не брали служить в первый отряд. Однако, редко кто из кадетов первого отряда доживал до пятидесяти циклов: все старослужащие отправлялись на панмарсианские игры, на которых, обычно, и гибли всей командой. Знатный кадет-фунджанин мог избежать такой судьбы, совершив военный подвиг, либо выиграв медаль на панмарсианских играх, как фунджанин Шэнли. Без этого никто из знатных подростков не мог пройти инициацию, и быть признанным мужчиной, получив право на пластические операции для того, чтобы визуально состарить внешность своего биологически бессмертного тела, придав ему более солидный вид, вместо прежней внешности юнца. В ходе рейдов за рабами, редкая возможность совершить настоящий подвиг едва ли могла случиться.

Алексу, как и другим условным аристократам, такая судьба не грозила: его касте не были положены ни препараты от старения, ни пластические операции, ни даже возможность умереть с честью на панмарсианских играх, или, может быть выжить, заработав медаль. Вместо этого, фунджанины с детства готовили его как пушечное мясо. А мама — на роль того, кто снесёт всю эту порочную систему. Все порядки Семьи казались Алексу лишёнными какого-либо смысла, кроме как желания потакать садистским чувствам Деда и его ближайших приспешников, не желавших делиться своим статусом ни с бастардами, ни даже с урожденными аристократами, кто не был соратником Деда во время основания Сектора.

Алекс подумал, что Панмарсианские игры были жутким фарсом, безжалостным театром, на сцене которого, под видом славных битв, аристократы демонстрировали свою силу, зрелищно погибая и убивая ради развлечения руководства секторов и для прибыли борды[сноска 4.1]

Торговой Лиги.

Его охватило холодное презрение и отвращение к этой порочной системе, пожирающей жизни ради бессмысленного зрелища. С горечью Алекс вспомнил слова матери, которые она оставила ему в зашифрованном послании: «Ты будешь тем, кто разрушит это рабство, сынок. Никогда не забывай этого». Воспоминания были тяжёлыми и болезненными, но именно они заставляли его жить дальше, помогали не терять себя.

Алекс сжал кулаки, ощущая, как кровь пульсирует в висках от ненависти. «Нет, я не пушечное мясо. И нет, мечтать жениться на аристократке, чтобы мой сын получил право погибнуть на Играх, я тоже не буду. Это всё разводки старых бандитов, — мысленно произнёс он себе, стиснув зубы, — я изменю всё. Я докажу, что достоин большего». И его кулаки сжались ещё сильнее, словно Алекс уже готовился нанести первый удар.

Солдат продолжал идти за стрелочкой. Она вела к отделу церемониального оружия и расположенного рядом с ним отделом дронов. Обоими заведовал Санчо — ногфлер-специалист, совмещавший обе должности. Бастард так и не встретил никого из первого отряда, зато увидел завхоза Цзяо в окружении свиты ногфлеров-специалистов.

Старшая жена Деда выглядела почти подростком — изящная фигурка в фиолетовом комбинезоне с принтом чёрной розы. Только глаза выдавали её истинный возраст — в них застыла мудрость столетий, смешанная с холодным расчётом. Как догадался по её выражению лица Алекс, она яростно водила взглядом по видимым только ей и её ногфлерам голографическим столбцам, и что-то в них меняла, показывала, что нужно делать. Но ногфлер-специалист рядом явно не понимал её указаний.

— Да что с тобой такое? — её голос задрожал от едва сдерживаемого бешенства. Она всплеснула руками — Я же показываю! Вот эта графа! Почему ты не можешь её просуммировать? Почему ты даже мыслеграммы читать так и не научился?

Ногфлер что-то пробормотал с сильным акцентом, и Цзяо взорвалась:

— Ты что, совсем дурак? Тут же латиница! Та же самая, что и в твоём Маринере!

Алекс проверил профиль ногфлера в Соцсети. Захвачен три месяца назад в рейде на Восточный Маринер. Франкофон. До захвата вёл учёт барщины сервов. Бедняга просто не понимал англо-китайского пиджина — буквы вроде бы латинские, но многие корни слов китайские, и грамматика другая, тоны. Смысл ускользает.

Алекс замедлил шаг. Обойти Цзяо означало нарушить этикет. Пришлось подойти.

— Моё почтение, госпожа Цзяо, — он склонил голову ровно настолько, насколько требовал протокол когда условный аристократ приветствует настоящего.

Она обернулась, ноздри её трепетали от гнева. На миг в глазах мелькнуло что-то хищное, оценивающее. Потом лицо смягчилось в подобие улыбки.

— А, бастард из второго отряда, — она скользнула взглядом по его форме. — Ваш почётный караул сегодня встречает Арабику? Цзиньлун всё так же мнит себя великим стратегом?

В её голосе звучала насмешка, смешанная с презрением.

— Командир Цзиньлун — образцовый офицер, госпожа.

— О да, образцовый, — Цзяо рассмеялась коротко и зло. — Особенно когда дело касается его… родственничков. Как дела у вашего общего папы? Вспоминаешь мамочку? Как она там у тебя поживает?

Удар был точным и жестоким. Алекс почувствовал, как напряглись мышцы пресса, будто туда ударили во время тренировки.

— Моя мать мертва, госпожа. Как и отец.

— Ах да, забыла, — она повернулась к ногфлеру, который всё ещё пытался разобраться с учётом оружия. — Вот что бывает с выскочками из Торговой Лиги. Думают, что умнее всех, а кончают… ну, ты понял.

Алекс попытался успокоиться: Цзяо не сказала ничего про отравление. Он решил, что фунджанины всё же были очень уязвлены этой историей. Это помогло ему восстановить самообладание.

Ногфлер опять что-то пробормотал по-новофранцузски, и Цзяо топнула ногой:

— Говори на нормальном языке! Или хотя бы учи интерфейс! В Маринере же пользуетесь нашим софтом!

«Пользуются софтом Торговой Лиги», — мысленно поправил её Алекс, но промолчал.

— Мне действительно пора, госпожа. Скоро дождь.

— Дождь… — она посмотрела вверх, сквозь прозрачный купол арсенала на проносящиеся на север облака — Да, погода портится. Беги, мальчик. И передай своему… братцу, что я слежу за его играми.

Она отвернулась, продолжив демонстрировать работу с голографическими таблицами в AR.

Ногфлер, вспотевший от страха, отчаянно пытался угадать, какой именно столбец арсенального учёта от него требуют менять — хотя бы цифры и их запись везде была одинаковой. И язык формул был похожим и в софте Лиги, и в софте Сектора, ведя свою родословную ещё с конца ХХго века.

Алекс быстро зашагал прочь. «Старая змея, — думал он. — Всё знает. Или делает вид, что знает. С такими нужно быть вдвойне осторожным».

Наконец, Алекс дошёл до места назначения — склада дронов. Алекс вошёл внутрь. Здесь воздух был пропитан запахом свежей консервационной смазки, смешиваясь с едва уловимым ароматом вездесущей марсианской пыли — видимо, она попадала сюда на лопастях дронов. Свет ламп накаливания, висевших на сравнительно низком, на этом складе, потолке, отбрасывал теплые, диффузные тени на металлические полки с дронами. Последние были современными, поэтому примитивными. AR выводила тактико-техническую информацию по каждому из них, когда Алекс задерживал на дроне взгляд. Он заметил, что почти все дроны использовали оптику, купленную у Торговой Лиги. Это, как он знал, увеличивало стоимость их производства для Семьи. А ведь раньше Сектор был одним из главных производителей оптики на Марсе…

Стрелочка указывала на единственного человека в окружающем пространстве, одетого в красно-полосатый комбинезон мужчины и ногфлера-специалиста. AR подписала его как имеющего кличку Санчо. Седые волосы ногфлера были аккуратно подстрижены, а лицо, испещрённое морщинами, склонилось над полуразобранным крупным дроном. Инженер что-то ремонтировал в его потрохах. Несмотря на преклонный для ногфлера возраст, Санчо был собран и сосредоточен, а его синие глаза излучали цепкий ум и энергию. Особая версия ПИКа производства Торговой Лиги, светилась зелёным проектором, рисующим на полу вокруг Санчо множество QR-кодов, расширяя голографический интерфейс нейрочипа, с которым оперировал специалист. На Санчо висело множество незнакомых для Алекса гаджетов, явно инженерного назначения. Движения Санчо были плавными и уверенными, демонстрируя его мастерство.

Алекс остановился на расстоянии, с интересом наблюдая за ногфлером, так же с любопытством рассматривая его необычный ПИК. Компьютер был значительно легче стандартного ПИКа Сектора, и был оснащён большим числом портов. Отсветы проектора играли на мелких шрамах на руках Санчо, полученных им за долгие годы работы с техникой.

Алекс задумался: иметь на своей стороне этого ногфлера было бы замечательно для осуществления планов по революции. Наконец, Алекс решился, и окликнул старика

— Санчо?

Ногфлер отключил голографические интерфейсы, и поднял свои синие глаза на Алекса, впрочем, казалось, старик всё так же думал о своей работе, не заинтересовавшись появлением солдата.

— Господин, ты кадет-фунджанин из первого отряда? Пришёл за дроном для наблюдения? Извини, он ещё не готов. Приходи завтра, — Санчо почему-то не стал смотреть в Социальной Сети кто такой Алекс и откуда, как и поклоняться Алексу. Старику многое позволялось, что было недопустимо для других ногфлеров. Он говорил со странным акцентом, который Алекс ранее не слышал.

— Нет, я бастард Алекс из второго отряда…

— А, — перебил его Санчо, — точно, мне Цзиньлун про тебя мыслеграммил, тебе нужно церемониальное оружие — древняя лазерная винтовка. Пойдём, тут недалеко, выдам.

Алекс последовал за ним по узкому проходу между стеллажами. В этой части склада стояла глухая тишина, лишь иногда нарушаемая металлическими щелчками и звуками механизмов.

Шагая по коридорам, бастард отметил, что ногфлер время от времени обращал внимание на работающие там и тут механизмы, видимо, раздавая им команды.

Как и в других частях арсенала, старые автопогрузчики изношенно скрипели, словно знали о своей скорой поломке, медленно перетаскивая ящики с оружием, подчиняясь невидимым в его AR планам и командам. Однако, они двигались медленнее чем те грузовые роботы, что уже видел Алекс, сберегая свой ресурс. Санчо думал о будущем Семьи и трудностях своего будущего преемника.

На некоторых машинах были заметны следы недавнего ремонта: свежие металлические детали ярко поблескивали на фоне потускневших корпусов, отличаясь текстурой от других.

Сектор пока ещё обладал технологией 3D печати металлического порошка, спекая его пучком электронов. Затем детали помещались в печь для спекания и предания дополнительной прочности. Такие детали часто имели немного оплавленные углы.

Другая часть машин ранее ремонтировалась с помощью деталей, хоть и изготовленных после Сингулярной катастрофы, но уже с помощью утраченных технологий. Теперь такой ремонт было повторить невозможно. Но по большей части, роботы склада сохраняли фабричный, а не кустарный вид — чаще всего, их ремонтировали с помощью каннибализации: из пары неисправных роботов-погрузчиков собирали один функционирующий. Однако, такой ремонт можно было заметить из-за смешивания деталей разных цветов.

— Все ломается, — неожиданно произнес Санчо, обернувшись к Алексу, — пройдет ещё циклов 50, и последние погрузчики придется заменить на людей. Хорошо, хоть учет оружия пока можно вести в компьютерной базе.

Алекс не ответил. Он лишь молча кивнул, для него это все не выглядело трагично. Скорее, привычно. Тайный претендент на роль главы Сектора старался не думать о том, что вечно это продолжаться не может. Главное ведь не железки, а люди. Нужно, в первую очередь, решить проблемы негуманности Семьи, а уже потом думать, что делать с воспроизводством технологий. Ведь зачем нужны машины, технологии, если не для людей? Эта мысль, конечно, была для Сектора практически еретической. Но Алекс был благодарен маме за то, что она объяснила ему эту концепцию. Что всё может быть сложнее, он не знал. И учебники по теории управления, социологии, политологии, человеческой истории не читал не от лени, а потому, что не догадывался, что такие существуют.

Вскоре они дошли до отдела церемониального оружия, на что указала вывеска в AR. Он находился в сравнительно небольшом помещении, отгороженном стеллажами, и заполненном стеклянными шкафами с образцами. Посредине комнаты располагался стол, с множеством инструментов, адаптеров, всевозможных болтиков, и другой мелочёвки. Алекс заметил даже фторовые топливные ячейки.

Санчо махнул Алексу, чтобы тот остался на месте, и скрылся в меньшей комнате. Экспонаты в шкафах подписывались голографическими бирками в AR.

Алекс прошелся вдоль ряда образцов. Первой он заметил черную винтовку с необычно толстым дулом. Полупрозрачная бирка, светящаяся красным, гласила, что это ружье «Гром Зевса», стреляющее калифорниевыми пулями: микроскопическими атомными бомбами. Но тут же поясняла, что пули к ружью давно, сотни циклов назад, «протухли».

Алекс осторожно коснулся витринного стекла. Провел пальцами вдоль корпуса ружья, будто через стекло мог ощутить его вес, холод металла. В груди зашевелилось что-то тоскливое — перед ним была мёртвая мощь, бесполезная реликвия величия, которого он никогда не видел. «Микроскопические атомные бомбы… Что могли создавать люди до Катастрофы!» — подумал он с горькой завистью.

Рядом находилась другая винтовка, «Глаз Бога». Алекс приблизил лицо к стеклу, разглядывая изящную гравировку на стволе, сложную оптическую систему прицела. Текст бирки огорчал, что самонаводящиеся пули давно кончились, а сама винтовка не совместима с современными, примитивными нейрочипами по протоколам.

Его рука непроизвольно сжалась в кулак. «Самонаводящиеся пули… Управление через нейрочип… А мы теперь даже простой оптический прицел толком собрать не можем, выкупаем всё в каждом караване Лиги». Злость мешалась с восхищением, создавая в душе странный коктейль из зависти к прошлому и ненависти к настоящему.

Левее висела броня, образ которой в AR был похож на живое существо — БиоРегенерат.

В голограмме брони словно дышала. Алекс прижался лбом к холодному стеклу, пытаясь разглядеть текстуру материала. В реальности броня была просто сетчатым металлическим каркасом. Информация гласила, что картриджи с ГМ-бактериями кончились сотни циклов назад.

«Броня, которая лечит… Останавливает кровь… А сколько наших солдат погибло от пустяковых ран?» — Алекс почувствовал, как в горле встал комок. Он вспомнил лица погибших товарищей, их предсмертные хрипы. Эта броня могла бы их спасти.

Рядом был выставлен плащ-невидимка из мета-материалов — полупрозрачная ткань, которая даже сейчас странно преломляла свет. Алекс водил взглядом по складкам ткани, пытаясь уловить хоть намёк на былое волшебство. К сожалению, устройство утратило свои свойства от молекулярной диффузии.

Он представил себя в этом плаще, невидимым, проникающим в покои Деда… «Что бы я отдал за такую возможность!» — сердце забилось быстрее от одной мысли.

Толстый раструб рядом оказался портативным пусковым устройством для запуска разведывательных спутников. Алекс обошёл витрину, разглядывая устройство со всех сторон. Его воображение рисовало картины: спутники на орбите, передающие данные о передвижениях врагов… Твердое топливо внутри рассохлось в незапамятные времена.

«Мы словно слепые котята… А ведь когда-то люди видели всю планету как на ладони», — думал он с тоской.

Висящая на ниточках платформа была заявлена как диамагнитная левитационная система. Алекс присел на корточки, заглядывая под платформу, пытаясь понять принцип её работы. Поверхность была покрыта странным узором — возможно, следами сверхпроводящих контуров. Устройство всё равно не функционировало.

«Парящие над землёй грузы… Господи, что ещё они умели делать?» — восхищение боролось с отчаянием.

Самым же интригующим оказалось банально выглядящее устройство, похожее на термос для жидкого азота. Алекс обошёл его несколько раз, пытаясь угадать назначение. На бирке было написано, что прав Алекса в системе недостаточно для доступа к информации. Он с трудом удержался, чтобы не попытаться воспользоваться знаниями, полученными из маминых книг, и не узнать что это такое.

Алекс остановился посреди зала, окружённый мёртвыми чудесами. Его охватило острое, почти физическое ощущение потери — словно он стоял на кладбище цивилизации. Все эти артефакты были памятниками величию, которое его предки растеряли, променяли на жалкое существование в постапокалиптическом аду.

«Если бы хоть что-то из этого работало и принадлежало мне… Я бы смёл Деда и всю его шайку за один сол. Но нет… Мы все — дикари, роющиеся в обломках прошлого», — думал он, сжимая кулаки до боли от бессильной ярости, забыв в этот момент, что кое-какая коллекция работающих досингулярных устройств, которые в Семье называли Артефактами, у Сектора была. Коллекцию контролировала старшая жена деда — Цзяо.

Тем временем, Санчо вернулся, держа в руках лазерную винтовку. На нём всё так же был красно-полосатый комбинезон, но теперь техник виртуально прицепил на грудь значок, на котором было гордо написано «Оруженосец олимпийского чемпиона Шэнли», напоминая о бронзовом призёре панмарсианских игр за 395й цикл. Алекс вдруг вспомнил, что следующие панмарсианские игры состоятся в цикле летом, и пройдут дома — в Секторе Хриса. Может быть, их можно использовать для отстранения Деда от власти? Старый ублюдок засиделся. Впрочем, это всё будет потом. Проблемы нужно решать по-порядку. Вот сейчас — нужно как можно скорее отправиться встречать послов Арабики.

— Господин Алекс спешит? — спросил Санчо, и Алекс снова обратил внимание на его выговор, — Церемониальное оружие требует уважения и времени, ведь оно частица истории нашего Сектора.

Алекс демонстративно посмотрел на погодный виджет на своём ПИКе — дождь неумолимо приближался. Но Санчо, видимо, решил поставить Алекса на место, и начал нудную, техническую лекцию, догадавшись, на что именно посмотрел Алекс:

— Знает ли господин, как работает погодный виджет? Две сотни циклов назад, последний разработчик нейрочипов Дмитрий получил от уважаемого Деда заказ, придумать способ демонстрировать голограммы в AR с агитацией Сектора, не требующий большой вычислительной мощи — уже недоступной нейрочипам. Он добавил в нейрочип аппаратную реализацию считывания QR кодов — которые теперь наносят на всё подряд. Чип расшифровывает QR код как ссылку на файл на серверах Соцсети Сектора — картинку или 3D объект, скачивает через ПИК и демонстрирует мозгу, в который имплантирован. А незадолго до своей смерти, Дмитрий понял, что больше никто не сможет ни разработать новый нейрочип, ни даже поменять его прошивку — только печатать уже спроектированные, не понимая как они работают. Так что, он решил сделать так, чтобы программисты ПИКа могли использовать те же транзисторные пути в нейрочипе, но для изменения графического интерфейса перед глазами, демонстрируя QR код с помощью проектора ПИКа.

Алекс раздражённо закатил глаза, а Санчо продолжил, наставительно подняв палец:

— Мы все должны быть благодарны Дмитрию, только благодаря ему глупые программисты наших дней, знающие только скриптовые языки ПИКа, и не владеющие математикой и алгоритмами, смогли добавить удобный способ смотреть прогноз погоды.

— Переходи к делу, — не выдержал Алекс. Хотя и завербовать инженера всё ещё казалось Алексу хорошей идей, но потакать ему в капризах уже не выглядело верной стратегией, — я очень спешу. Если опоздаю, неприятности будут не только у меня, но и у тебя.

— Эта винтовка, — Санчо презентовал Алексу то, что принёс с собой, — была на первых играх. Тогда фунджанины сражались с настоящей честью, не то, что нынешние… Санчо осёкся, вспомнив, и извинился:

— Прошу прощения, молодой господин. Старику простительна болтливость, — и продолжил, — эта винтовка, к сожалению, давно не функционирует. Её аккумулятор мёртв, а сменить его невозможно — она отвергает те аккумуляторы, встроенный чип которых не подписан ключом производителя…

Алекс внимательно рассматривал выданное ему оружие. Древний лазерный излучатель был встроен в корпус, стилизованный под оружие XX века, и выглядел немного чуждым среди более современного оружия арсенала. Глаз бастарда зацепился за почти стёртую надпись «MAINTENANCE PORT». Он ощутил знакомое покалывание в кончиках пальцев — адреналин закипал в его венах. Это ощущение всегда приходило, когда он понимал, что может сделать что-то вопреки правилам Семьи. Нарушить систему, хоть немного сдвинуть равновесие, созданное старыми, древними садистами — это было почти физическим наслаждением, резонирующим где-то в глубине груди.

Санчо продолжал увлечённо и нудно рассказывать об истории оружия, кажется, забыв о спешке, в которой Алекс находился.

Но Алекс не слушал старика. Его сердце забилось от внезапной догадки: он узнал разъём на винтовке. В памяти всплыл раздел учебника с тайными знаниями, прочитанного благодаря маме. Алекс на мгновение прикрыл глаза, вызвав перед собой образ её лица: строгого, грустного, уставшего от постоянного противостояния с миром, но такого живого и тёплого. Мама ведь хотела не просто, чтобы он выжил — она хотела, чтобы он остался свободным, чтобы он никогда не склонился перед бесчеловечной системой, не смирился с этой мерзостью, не стал как они. «Не сломайся, сын, будь сильнее их», — шептал её голос в его памяти.

И сейчас, когда Алекс заметил переходник на прозрачном столе, в груди его возникло острое чувство дерзкой радости, смешанной с томительным ожиданием неудачи. Он взял кабель без спроса у Санчо, который, поглощенный рассказом, это даже не заметил, и подключил одну его сторону к своему ПИКу, а другую — к винтовке. Начинающий взломщик послал мысленную команду подать напряжение на порт, после чего ощутил слабую вибрацию обратной связи. Экран терминала вспыхнул перед его глазами, требуя авторизации. Система вывела терминал с запросом логина и пароля.

«Tech\_support», — команда ушла в винтовку. На мгновение задержав дыхание, герой продолжил: «Calibrate1» — стандартный инженерный пароль для этого протокола, согласно прочитанной книжке, который к удивлению Алекса подошёл. Система послушно открыла доступ. Алекс порылся в меню, и быстро нашёл пункт «аккумулятор», после чего переключил винтовку из режима «белый список» в «нет ограничений». На винтовке загорелась зелёная светодиодная индикация.

Санчо резко замолчал, уставившись на винтовку, а потом перевёл удивлённый взгляд на Алекса. Его лицо побледнело.

— Как… как ты это сделал? — старик впервые сбился со спесивого, поучительного тона.

— В старых руководствах много интересного, — спокойно ответил Алекс, проверяя настройки прицела, но в его душе бушевала буря эмоций. «Я знал, что смогу делать великие вещи! Что ещё мне по силам изменить?»

Санчо смотрел на него другими глазами. Взгляд старика был растерян, удивлён и даже чуть испуган, и Алекс ощутил гордость, смешанную с симпатией к старику. На миг ему даже захотелось рассказать инженеру обо всём — о спрятанных мамой книгах, о планах, которые зрели в его сердце уже много лет. Но он тут же одёрнул себя: «Осторожнее! Никому нельзя доверять».

Лицо Санчо просветлело. Он спросил:

— Значит, мы можем подключить другой источник энергии?

— Да, я разлочил винтовку. Она теперь примет любой совместимый аккумулятор. У нас есть такие?

— Нет… Но это не проблема, — ответил Санчо. Он подошёл к столу в центре комнаты, взял в руки какой-то адаптер. Тот загорелся активируясь. Санчо что-то поменял в его настройках через свой нейрочип и ПИК. Он подошёл к Алексу, вставив в винтовку адаптер, а потом вернулся с фторовой ячейкой, которую вставил, в свою очередь, в адаптер.

— Вот теперь будет стрелять…

— Отлично, мне подходит, — сказал Алекс, собираясь уходить

— Стойте, господин, — разве я не должен выдать Вам церемониальное, нефункционирующее оружие?

— Ты что, хочешь, чтобы я ходил безоружный?

— Но разве не таков приказ? , — спросил Санчо, опять не позволяя себя продавить, и демонстрируя, что он собирается соблюдать правила.

«Нда… Жаль… — подумал Алекс, — идейный. И со значком ходит. Я один, совсем один. Никому не могу доверять. Как же это тяжело».

— Сейчас будет разрешение, — сказал Алекс, строча мыслеграмму Цзиньлуну, приложив к той эмоции раздражения и спешки:

«Командир, тут вахтёр на складе не хочет отдавать мне лазерную винтовку, которая оказалась работоспособной. Скоро дождь, могу не успеть. Что делать? Можешь дать свою визу?»

Брат ответил почти мгновенно и односложно: «теперь отдаст. Пошевеливайся».

Алекс взглянул на Санчо, и поняв, что тот тоже получил мыслеграмму, выжидательно на него уставился.

— Все готово, господин, — Санчо протянул винтовку, — Оружие готово стрелять с максимальной мощностью. Пусть делегаты Арабики увидят истинное величие Семьи!

Алекс развернулся и собрался уходить, не прощаясь.

— Для меня была честь служить истинному инженеру и войну Сектора, — сказал Санчо примирительно, и продолжил, — господин, я служу здесь уже тридцать лет. Видел многих героев. Шэнли… Инженер покачал головой, и продолжил с надрывом, а Алекс остановился, слушая:

— Он мог стать величайшим. Мы так работали, господин условный фунджанин… Выкладывались на полную. Моя Майя погибла… А Шэнли получил только бронзовую медаль. Что-то пошло не так в тот сол[сноска 4.2]. Семья нуждается в новых героях.

Алекс молча кивнул, и направился к выходу. Они не были на одной волне с пожилым оружейником. Оба были достаточно умны, чтобы понимать, что дела в Секторе неладны. Но имели слишком разные ценности.

Когда Алекс почти вышел, старик крикнул в вдогонку:

— Береги винтовку, господин. Она помнит времена, когда Сектор был велик. Может, эти времена вернутся…

Створки дверей с шипением закрылись за спиной Алекса. Древние системы безопасности оказались удивительно уязвимы. Хакер-самоучка не ожидал такой лёгкой победы над оружием золотого века человечества.

Холод вечернего Марса подбирался ко мне, как неотвратимая истина, просачиваясь сквозь тонкие покровы моего комбеза. Пальцы едва слушались — приходилось тщательно выверять каждое движение. Хорошо, что труба управлялась автоматически, через беспроводную связь ПИКа с ней и с нейрочипом. Я знала, что шла на риск, поднявшись так высоко, за границу защитной шапки гексафторида серы, где температура падала ночью до опасных значений. Но так же была уверена, что Оператор оценит, что я решила рискнуть всем в этой жизни ради того, чтобы увидеть истину своими глазами. И показать ее другим ногфлерам в поселке! Он обязательно меня спасет. Ну а если нет, ну значит такова Его воля. Я уйду на перезаливку в другого персонажа, сделав все, что могла для торжества Его Откровения. Надеюсь, мои старания будут оценены. И… Мой новый персонаж сразу будет с правильным телом, а мой суженый не окажется новым Дупером!

Я молила Оператора, чтобы весь Сектор увидел пиксели. Или хотя бы 42й поселок. Меня немного беспокоило, что связь с поселком на таком расстоянии была неустойчивой. Фунджанины, конечно, скопируют информацию с ПИКа моего окоченевшего трупа, если Оператор решит меня к себе забрать. Но сомневаюсь, что они покажут пиксели остальным: вряд ли знание, что мир нереальный, поможет им мучить людей, ногфлеры будут бояться куда меньше! Или… Наоборот, ногфлеры смирятся со всем, как смирилась я? Не знаю, вот и они не знают, и рисковать не будут. Засекретят всё!

В груди что-то дрожало, как колеблющаяся стрелка прибора, которая не может определиться. Страх перед разочарованием смешивался с трепетным ожиданием. Где-то на задворках сознания пульсировала крамольная мысль: а что если я не увижу пиксели? Мельчайшие разрывы в ткани мироздания, подтверждающие, что всё наше существование — лишь несовершенный код, написанный усталым Оператором Симуляции? Великое Извинение Оператора утверждает, что пиксели особенно заметны на Земле — там и произошел сбой, отключивший ту часть симуляции реальности. По моим расчетам, пиксели будут сравнимы по размеру с диском самой планеты.

Мой ПИК напряжённо гудел, как старый вентилятор в летний день на Земле в старых фильмах — примитивная техника, несмотря на окружающий холод, с трудом справлялась с неоптимальным алгоритмом стабилизации, который я написала. Мало того, что моя программа была «тяжелой», так она еще и не работала! Скрипт никак не хотел запуститься, оставляя изображение Земли дрожащим, неясным. Ледяная пустыня проникала в меня своими мертвыми щупальцами все глубже. Я поняла, что не справлюсь. Не успею.

Вокруг меня простиралась марсианская пустыня, равнодушная к моим поискам. Тени от разбитой шахтёрской техники вытягивались в синеющих сумерках, превращаясь в длинные чёрные пальцы, тянущиеся к горизонту. А над всем этим висели звёзды, проступающие сквозь чернеющий воздух, как пробивающаяся сквозь помехи истина, и почти не мигали, как они мигают внизу. Среди них — ярче других — горела совсем не мигающая Земля, моя цель, мой вопрос и, возможно, мой ответ.

Я глубоко вдохнула воздух через маску. «Оператор, прости меня! Я не смогла. Помоги исправить программу, пожалуйста!», — прошептала вслух я, зная, что эти слова зафиксирует нейрочип. Пусть потом фунджанины смеются над моей верой — какая разница, если я буду уже в другом персонаже? Пока есть хоть малейший шанс увидеть и записать доказательства существования пикселей, я должна попытаться.

Я снова подкручиваю настройки. Труба гудит сервоприводом фокусировки. Мои пальцы оставляют на провернувшемся металле трубы след тепла, тут же исчезающий, как мимолётное счастье. Где-то там, за пределами компьютера Вселенной, Оператор смотрит на меня. Я знаю, что он не на небе, а за его пределами. Но страстно молясь, подчиняясь тысячелетней человеческой привычке, я смотрю именно туда. На небо. На Землю. Оператор должен меня услышать. Не может такого быть, чтобы он остался глух к такой молитве, самой страстной в моей жизни!

И вдруг, я заметила, что скрипт стабилизации внезапно заработал. Это оператор услышал меня, свое дитя, ведь я ничего не меняла! Мои пальцы онемели от холода, чтобы крутить юстировочные винты трубы руками, а мой ПИК раскалился от безуспешных, и, видимо, неправильных вычислений — никаких изменений в коде я не вносила.

Фокусировка моей трубы занимает меньше секунды. Но это мгновение кажется мне вечностью. Словно в замедленном видео, Земля из синей кляксы превращается в четкий шарик.

То что я вижу… Меня поражает… Мне вдруг перестало быть холодно, наоборот, меня кинуло в жар; мой лоб вспотел. Земля. Я вижу её. Вижу отчётливо, чётко, ясно. Она висит в пространстве, как голубая слеза, оброненная Оператором Симуляции на чёрный бархат космоса.

Дрожь в пальцах усиливается, но не от холода. Я держу трубу, словно священный артефакт, боясь пошевелиться, чтобы не нарушить идеальную стабильность изображения. Моё сердце колотится в груди, как пойманная птица на планете, на которую я сейчас смотрю, и каждый удар отдается в висках болезненной пульсацией.

Я Не вижу пиксели. Нет. Их просто нет.

Моё дыхание сбивается, кислород в маске кажется разреженным, словно его вдруг стало не хватать. Горло сжимает спазм, будто невидимая рука стиснула его. Где они? Где доказательство, что мы живём в Симуляции? Там должны быть пиксели, разрывы в ткани реальности, неровности в текстуре, которую Оператор накинул на нашу вселенную, как тонкую вуаль, скрывающую истину.

Я смотрю на Землю — прародину человечества, колыбель нашей цивилизации — и вижу лишь гладкую, цельную поверхность. Никаких сбоев. Никаких неровностей. Никакой матрицы.

Я читала в Откровении, и слышала от родителей, что пиксели особенно заметно на краю диска Земли, там, где матрица симуляции истончается, как изношенная ткань, и сквозь нее проступают ограничения Зоны Вычислений. «Симуляция — это шатёр, который Оператор натянул над головами людей, чтобы они не видели истинного неба», — повторял отец, цитируя Великое Извинение.

А я… я не вижу ничего, кроме голубой планеты с зеленовато-серыми и желтоватыми континентами, между которыми простираются синие, холодные океаны. Нет разломов мироздания, нет трещин в коде вселенной. Нет исключенных из вычислений линейных уравнений для Великого Компьютера Оператора.

Мне опять стало холодно. Очень-очень холодно. Ложь? Вся моя жизнь была основана на лжи?

Странно видеть континенты разных цветов. В древних текстах, которые мы хранили в Общине, досингулярная Земля описывалась как зелёная и голубая, но не такая… лоскутная. Это похоже на сад, который кто-то разделил на участки.

Постлюди. Слово всплывает в памяти из древних текстов, которые у нас в Общине считали глупыми мифами. Тем не менее собирали как фольклор из разных баз данных столетиями. Неужели это их работа? Тех, кто остался на Земле, превзошел человеческую форму, стал чем-то иным? По этим легендам, они пересоздали жизнь на Земле, разделив континенты на исторические периоды, воссоздав давно вымершие экосистемы.

Нет, пожалуй, я больше никогда в жизни ни в какие легенды верить не буду. Только в результаты экспериментов или в официальные исторические документы. Я думаю, и эта сказка про постлюдей лишь миф. Выкидываю его из головы.

Я смотрю, и смотрю, и смотрю, пожирая взглядом каждую деталь, которую могу различить. Каждый оттенок, каждый переход цвета. Меня затягивает это зрелище, как водоворот. Я чувствую, что тону в нём, растворяюсь, исчезаю.

Моя вера, всё, ради чего умирали мои братья и сёстры из Общины, всё, что давало мне силы выносить ужасы Сектора, — глупый самообман? Если Земля реальна, если нет пикселей, значит, я никак не смогу доказать всем то, во что я всегда верила. Но, если честно, часто в глубине души сомневалась. Неужели мы не в симуляции? Это что, реальный мир?

В груди разливается холод, я перестаю замечать окружающий меня марсианский мороз. Чувствую, как что-то надламывается внутри, как ломается тонкий лёд под ногами, и я проваливаюсь в тёмную, ледяную воду ногфлеровского бесплатного холодного душа сомнений и отчаяния.

Мои мысли мечутся, как повреждённый стабилизатор изображения, не находя точки опоры. Вся моя жизнь — обман? Пересадка моего мозга в девичье тело, ускоренное старение, страх перед Первой Ночью — всё это напрасно? Нет высшего смысла, нет великого плана? Просто жестокость и бессмысленное страдание? Но кто исправил программу? Я думала, это Оператор.

Стоп.

Что-то меняется в программе. Кто-то продолжает улучшать алгоритм, настраивать его, оптимизировать. Но это не я. Мои руки неподвижны, мой разум парализован открытием. Кто-то здесь, рядом. Кто-то прикасается к моему коду, к моим мыслям, проникает в мою голову как вор.

Я чувствую присутствие постороннего сознания, чью-то тень, скользящую по краю зрения. Холодок страха поднимается по позвоночнику, сливаясь с окружающим холодом в единый ледяной панцирь. Кто-то здесь. Кто-то следит. Кто-то знает, что я не нашла. Возможно, знает, что я собиралась найти.

Я резко оборачиваюсь, широко распахнув глаза от ужаса, готовая встретить опасность лицом к лицу.

сноска 4.1 от английского слова board - совет топ-менджеров Торговой Лиги
сноска 4.2 Подробнее в рассказе «три гонки»

Дирижабли, значит, у них там плавают давно, это не символ упадка после катастрофы?
Но насколько они могут быть маневренными? Вот чтоб прям уворачиваться от залпового огня...
Непрактичное решение, особенно с учетом, что внутри водород, а в измененной атмосфере Марса прибавилось кислорода. Водород, наверное, дает лучшую тягу, чем гелий, но размеры этой махины в разреженной атмосфере должны быть просто гигантскими, чтобы нести полезную нагрузку...

Кароч, насколько эти голографические картины, что демонстрируются Алексу, реальны? Был ли типа мальчик?

Спойлеры. Скоро узнаете



Достаточно удобно плавать в тяжелом гексафториде серы. И устраивать рейды за будущими ногфлерами в Восточный Маринер. Плавают... Да пожалуй, очень давно. В начале у них было что-то лучшее, реактивная авиация на фторовых двигателях. Но её гораздо сложнее воспроизводить. Такое кое-где ещё осталось как артефакты полузаконсервированные.


Это пропаганда ) Никак они не уворачиваются. Однако и не падают от нескольких попаданий


Кислорода всё ещё следовые количества. Обоснование: на земле понадобилось гораздо более длительное время для его накопления, когда появился фотосинтез. А тут ещё и океана нет. Да и сплошная тундростепь с травой сформировалась в Элладе и Восточном, Центральном и Западном Маринере несколько сотен лет назад. Так что гремучки не образуется.


Помогает меньшая гравитация и относительно тяжелый гексафторид серы. За пределы этого слоя дирижабли не летают. Как и если его временно сдует сильным ветром.



Что-то было. Сделали пропаганду по мотивам - чаще всего. Что-то совсем выдумали. Что-то может даже честно передали, но такое редко.

Алекс с трудом успевал на встречу делегации. Мама, в своих посмертных наставлениях, учила его всегда всё планировать, и учитывать возможные неожиданности. Но в этот раз у него не получилось прибыть на столь важное, для его планов, мероприятие заранее. Он не мог себе позволить быть на плохом счету среди других бастардов своего отряда. Ведь из аутсайдера не так-то просто стать главой Семьи…

Наш заговорщик нервно посматривал на виджет таймера. Обратный отсчёт вела программа на ПИКе, учитывая оставшееся расстояние до места назначения ровера Сектора, который забрал послов от последней станции железной дороги, соединявшей располагавшиеся в низинах кратеров города высокогорной Арабики.

За мутным иллюминатором облака сгущались и темнели, приобретая зловещую массивность. Взгляд Алекса приковало к себе нечто по-настоящему пугающее, возникшее далеко на юго-западе, там, где выгоревший до розоватости марсианский горизонт обычно был пуст и ясен.

Огромная тёмная туча медленно растекалась по небу, напоминая каплю густых, чёрных чернил, упавшую в бежево-бордовую воду. Верхняя часть её разрасталась, приобретая неестественно чёткие очертания гигантской грибообразной шляпки. Глубокие вихри клубились и извивались, будто внутри тучи бурлила чья-то невидимая злая воля, готовая излиться на нежеланных пришельцев-людей, осмелившихся жить на красной планете, и считать своей.

Раз за разом черноту прорезали вспышки молний, сверкающие невероятными оттенками синевато-оранжевого цвета — следствие химических реакций между молекулами фторсодержащих газов и марсианской пыли. Каждый такой разряд подсвечивал нутро тучи, озаряя её зловещие спирали ярким свечением, похожим на нервные импульсы гигантского живого существа.

Нижняя часть облака всё больше уплотнялась, образуя тяжёлые тёмные пряди, тянущиеся к поверхности, словно щупальца чудовищного создания из старых земных легенд. Туча внезапно ускорила своё движение, нависая над дирижаблем, будто стремясь схватить его и затянуть в своё чернильное нутро.

Алекс почувствовал, как сердце пропустило удар. Он слишком хорошо помнил подобные штормы, каждый из которых грозил воздушным судам катастрофой. Во время бури тяжёлые капли кислотного дождя падали из атмосферы, насыщенной углекислотой, пылью и распадающимся от молний гексофторидом серы. Капли в таких бурях были почти размером с камень, и были не только кислыми и тяжелыми, но часто и токсичными.

Перед его глазами вспыхнуло тревожное красное сообщение:

> Говорит дежурный демон столицы. Внимание! Атмосферная опасность, кислотный дождь, категория 3. Адресат: все, находящиеся в столице. Срочно укройтесь!

«Проклятая краснопыль!» — сквозь зубы процедил Алекс. — Всё пошло наперекосяк. Если я сорву участие в почётном карауле, рухнут мои планы… И Цзиньлун будет очень зол.

Первые капли кислотного дождя застучали по оболочке дирижабля. Каждое попадание вызывало небольшое содрогание воздушного корабля, и издавало тревожное, жгучее шипение и потрескивание. Перед глазами появилось предупреждение о повреждении внешней обшивки. Ещё несколько секунд — и он почувствовал, как демон-пилот резко бросил дирижабль вниз. Вокруг сверкали молнии, связь с центром управления полётами прервалась. Алекс уже успел попрощаться с жизнью, когда на мгновение соединение дирижабля с сервером восстановилось, и программное обеспечение успело выровнять воздушный корабль перед тем, как его с силой впечатало в мокрую марсианскую грязь.

Выбираясь из аварийного люка покосившегося дирижабля, Алекс неуклюже ступил на мокрый грунт и, не удержавшись, упал. Почва была скользкой от выпадающей сверху слабой кислоты, уже успевшей смешаться с марсианской пылью.

Он опёрся ладонью о что-то зелёное, мягкое и бархатистое: ещё недавно это был сухой нарост лишайника, набухающий прямо на глазах в потоке хоть и кислой, но воды. Когда-то Отцы-Основатели возлагали на этот ГМ-организм большие надежды в терраформировании.

Почти безжизненный прежде камень стремительно преображается под каплями дождя, напоминая ускоренную запись старого обучающего ролика о терраформировании, который он часто пересматривал в детстве. Отцы-Основатели выпустили этот лишайник, надеясь на его способность быстро реагировать на редкие марсианские дожди и выбрасывать споры, постепенно превращая красную пустыню в подобие земной тундры, а потом и в тундростень. Алекс видел такую тундростепь во время рейдов за ногфлерами в сектор Восточного Маринера. Она уже подбралась к территории Семьи — появилась вокруг единственного ручья на равнине Хриса, который тёк на юг, чтобы впасть в Великую Реку Маринера.

Тем временем по улицам Столицы уже неслась грязная кислотная вода. Поток бурлил, подхватывая мусор и куски ржавчины с ближайших построек, и волнами прокатывался по узким проходам между зданиями. Потрескивание обшивки дирижабля напоминало, что без защиты снаружи не стоит задерживаться слишком долго — можно получить химические ожоги. На силовой броне Алекса с глухим звуком разбивались мириадами брызг тяжелые капли, оставляя после себя разводы растворившейся камуфляжной окраски, а кое-где даже ржавчины.

Алекс достал из рюкзака специальную накидку, и набросил её на свою силовую броню, особенное внимание уделив ПИКу: хоть настолько интенсивные бури в Секторе и случались редко, но все же какой-то дождь шел несколько раз в году. И был он на частично-терраформированном Марсе всегда кислотным. Так что в стандартном оснащении бастардов накидка от дождя имелась.

Алекс совершал десятиметровые прыжки с помощью гидравлики своей силовой брони. Каждое приземление отзывалось глухим чавканьем, когда его берцы увязали в размытом дождём грунте. Вокруг сверкали молнии, освещая пейзаж жутким, мертвенным светом, окрашивая мир вокруг в сюрреалистичные оттенки сине-жёлтого. Знакомая местность теперь выглядела совершенно чужой, словно Алекс оказался на другой планете, совсем не той, на которой родился и вырос.

Молнии продолжали бить одна за другой, превращая окружающий пейзаж в леденящее шоу, а таймер надписью «Опоздание: +10 минут» убил последнюю надежду. Связь так и не восстановилась. Делегация уже наверняка в пункте встречи — без него. Алекс развернул мыслеграмму от двоюродного брата, и его пронзило волной ярости и нетерпения: «Ты где?!». Бастард хотел отправить короткий ответ с извинениями, но его попытка провалилась: перед глазами вспыхнула надпись «Нет связи». Он раздражённо махнул рукой, понимая, что уже ничем не сможет оправдаться перед братом и делегацией послов.

Алекс чувствовал острый химический запах. Это были или едкие пары продуктов разложения гексафторида серы от атмосферного электричества, а может выхлоп фторовых топливных ячеек силовой брони — что-то просачивалось сквозь неплотно прилегающую кислородную маску, немного сдвинувшуся набок от его прыжков, раздражая слизистую и заставляя его морщиться от горечи при каждом вдохе. Примитивный ПИК с его ещё более примитивным программным обеспечением молчал, никакой информации на нейрочип не выводил — видимо, растерявшие за последние сотни циклов свою квалификацию программисты не рассчитывали, что кто-то в силовой броне будет прыгать с «протекающей» маской.

Неожиданно прямо перед Алексом вспыхнула молния, ударив в ржавую, покосившуюся от времени вышку связи. Глухой гром прокатился над равниной Хриса, отдаваясь неожиданно сильной, для разреженной атмосферы, вибрацией в груди. В голове пронеслась мысль, что, окажись он на пару шагов ближе, сила разряда легко могла бы убить его или вывести из строя электронику брони. Его охватил холодный страх, но тут же он усилием воли подавил его, заставив себя двигаться дальше. Алекс ускорил свои прыжки, преодолевая очередной участок, заполненный ржавыми обломками и грязью

Алекс, со ржавыми подтеками на силовой броне и злой, наконец добрался до навеса, под которым уже столпились бастарды второго отряда во главе с Цзиньлуном. Последний нервно переминался с ноги на ногу, бросая взгляды то на неистовое небо, то на ровер делегации, двери которого никак не открывались. Церемониальная красная дорожка, которую разъела кислота дождя, выглядела жалко и грязно, её куски уносили прочь в пустыню потоки воды.

Тут же прилетела мыслеграмма Цзиньлуна: «Ну, наконец-то! Ты хоть представляешь, под какой риск ты нас всех подставляешь? Думаешь, дед не заметит, что солдат на церемонии не хватает?!»

Алекс не успел ответить, как Цзиньлун продолжил уже вслух, через подавляющий внешний шум динамик бронекостюма:

— Где дирижабль? Ты почему пешком?

Алекс тяжело вздохнул и ответил:

— Дирижабль разбился из-за грозы. Меня чудом не убило при крушении, а потом молнией.

Цзиньлун замер. Его лицо исказила тревога, гнев и страх перед ответственностью:

— Что значит, разбился?! — он повысил голос. — Ты хоть представляешь, сколько он стоит?! Ты это специально сделал, да? Нарочно подставил меня перед Дедом? Мы все тут облажались! И то, что нет связи, и нет приказа что делать в этом форс-мажоре, он не посчитает важным!

Алекс почувствовал, как в груди вспыхнула обида и злость:

— Я чуть не погиб, братец. Ты правда думаешь, что я сделал это нарочно?

В ответ Алекс получил мыслеграмму:

— Прости, я не знаю как теперь тебя отмазать, — от неё повеяло досадой, злостью и чувством вины брата, — скорее всего, тебе придётся заплатить за ремонт дирижабля самому. Не могу же я повесить на весь второй отряд несколько тысяч фунджаниновских трудосолов? Я понимаю, что звучит ужасно, но за десяток-другой лет выплатишь… Я поддержу. Главное, не перечь деду, когда он начнёт тебя стыдить.

Юшенг, стоявший чуть поодаль и заметно наслаждавшийся ситуацией, тихо пробормотал:

— Когда я был командиром третьего отряда, такого бардака не допускал.

Шэнли, давно ожидавший формирования нового отряда бастардов под себя, либо смещения Цзиньлуна, раздражённо перебил:

— Хватит балагана! Лучше придумайте, как открыть этот проклятый ровер.

Алекс знал, что тот искал любую возможность показать лидерство, и что он уверен, что достоин быть не заместителем Цзиньлуна, а настоящим командиром. Ведь он — единственный победитель олимпийских игр за всю историю Сектора! Разве это не более важно, чем то, что Цзиньлун был соратником деда в первых войнах Семьи сотни лет назад? Больше всего его раздражало противоречие между приписываемыми таким как брат Алекса подвигам, и реальными лидерскими качествами. Алекс давно обсуждал это с братом, и как мог, помогал ему сдерживать амбиции Шенли. Однако эти политические игры потеряют всякий смысл, если они с братом сейчас сядут в лужу.

Алекс перевёл взгляд на вездеход с послами. Двери намертво заблокировало. Крышу быстро разъедало ржавчиной от кислотного дождя. Внутри мелькали вспышки — это коротило панель управления, и в салоне уже появился пока еще еле видимый дым. Транспортный демон ровера не отвечал. Впрочем, часть систем в ровере всё же работала. Алекс использовал прямую лазерную связь между его ПИКом и портом на транспортном средстве, и подключился к камерам и микрофонам внутри вездехода — техники Семьи сделали независимую систему, чтобы шпионить за послами.

Система ответила на запрос доступа с его уровнем бастарда. Видимо, ограничить права доступа просто не успели. Или специально не стали? Пока функционировала даже AR, объясняющая нашему герою кто есть кто из послов.

От панели управления ровером шёл дым, а с потолка капала вода, проев себе путь сквозь ржавчину. Люди внутри нервно оглядывались, и, когда брызги попадали на кожу, стирали их своей одеждой. Что-то шипело. Звук шел или от коротких замыканий в панели управления, или от постепенно выходящего, из-за разницы в давлении, воздуха через прохудившуюся крышу[сноска 5.1]

Повинуясь мысленному приказу Алекса, камера посмотрела на Генри Роудса — высокого, статного мужчину зрелого возраста, одетого в роскошный костюм с элементами железнодорожной символики: узоры в виде рельсов, шестеренок и механических деталей. Взгляд приковывал массивный золотой ошейник, украшенный орнаментами. В AR были подписаны не только имя, но и титул: великий машинист. Алекс колебался включать ли запись происходящего только для себя, или сделать её доступной для всех солдат второго отряда. В конце концов, он решил включить общую трансляцию на отряд, подумав, что такую проблему нужно пытаться решить вместе. Шанс выделиться лично ему тоже должен выпасть — позже. Да и наверняка запись событий всё равно сохраняется на локальный «диск» в ровере для последующего анализа разведчиками-аналитиками Хриса.

— Так… Связь через мыслеграммы не работает из-за помех. Давайте общаться голосом. Досточтимый Архивариус, проверь аварийную вентиляцию, и систему жизнеобеспечения ровера наших клешеруких союзников из Хриса. Джеймс, попробуй выбить окно — нам нужно выбираться. Мария, проверь запасные баллоны с кислородом. Те, что лежат на заднем сидении — раздал распоряжения Генри, явно привычный к тому, чтобы командовать на том же языке, на котором говорили члены Семьи, однако его выговор был очень необычен.

Ему ответила женщина на вид сорока земных лет, сидевшая на заднем сидении вездехода. Её акцент был таким же. Как и у других послов. В AR женщина была подписана как Мария Волкова, надзирательница женского кратера. Алекс перевел камеру на неё, чтобы рассмотреть лучше. У надзирательницы были длинные тёмные волосы и строгий, проницательный взгляд. На шее Марии красовался серебряный ошейник. А её одежда чем-то напоминала униформу, хотя и была по-женски элегантной. Алекс с удивлением отметил, что на женщине форменная юбка, а не обтягивающие штаны того или другого цвета, соответствующего касте, как в Секторе Хриса.

— Джеймс, сколько Вам говорить, я не Ваша девочка на побегушках! Я подчиняюсь только Эвелин Старк — нашей министорше иностранных дел! Если она утвердит твой приказ, я так и сделаю.

Алекс перевёл камеру на женщину, которая выглядела лет на 30. У неё были яркие, зелёные глаза, и заплетённая сложным образом коса — Алекс прежде такого никогда не видел. И не знал, что кто-то в суровых условиях Марса может себе позволить иметь такую причёску. Кроме косы, Алекс заметил золотой ошейник с драгоценными камнями, и элегантное платье, украшенное металлическими узорами.

Алекс поразился элегантности и, в то же время непрактичности одежды послов, особенно женщин. Он решил, что это либо «понты» послов перед дедом и другими фунджанинами, либо условия жизни представителей элиты в Арабике чуть ли не такие же, как в главном городе Торговой Лиги — Люмосе… Если, конечно, он правильно их представлял по рассказам мамы и по книгам из Торговой Лиги. Если бы не доступ к библиотеке тайных текстов, он бы даже не распознал в одеянии женщин-послов платья и юбки.

Старк ответила примирительно:

— Мария, сделай то, что он сказал, — и добавила очень тихо, наклонившись к Марии, но чувствительный микрофон передал Алексу разговор, — Нашему городу не выгодно портить отношения с этим машинистом. Весной его очередь быть консулом нашего Сектора. Он может осложнить нашу торговлю с Лигой.

Генри не стал прислушиваться. Вместо этого он обратил свой взгляд на Архивариуса, который не отреагировал на его запрос.

— Священный Архивариус, пожалуйста, помоги нам! — обратился машинист к роботу с почтением, которое, видимо, редко проявлялось в его голосе.

Робот дрожал на своих гусеницах, индикаторы мигали хаотичными паттернами. Послы наблюдали за ним с явной тревогой — как будто от состояния этой древней машины зависела судьба их миссии или что-то ещё более важное.

Архивариус, гусеничный робот, покачивался. На его видавшем многочисленные ремонты корпусе вспыхивали пиктограммы, и массивный вращающийся блок с оптическими датчиками дёрнулся дважды подряд. Внутренний динамик «прокашлялся» пустыми электронными помехами, прежде чем проговорить вполголоса:

— Ошибка… чтения… памяти… сектор 04–F… загружаю резервную копию…

Индикация робота быстро мигала. Видимо, он пытался обработать команду, но с ним происходило что-то не то. Что, впрочем, учитывая короткое замыкание в системе электропитания ровера было легко объяснимо: AR показала, что робот союзного сектора подключен к электрической системе ровера.

Внезапно часть подсветки робота погасла, и Архивариус осел на гусеничном шасси. Послы Арабики замерли — казалось, каждый из них на миг задержал дыхание.

Мария Волкова коснулась своего серебряного ошейника — ритуальный жест, явно адресованный роботу. Эвелин и Генри на мгновение прекратили противостояние взглядов, и обратили взор на Архивариуса с удивительным для жителя Хриса почтением.

Мария Волкова лишь обхватила руками серебряный ошейник, и когда Архивариус выдал очередной, заедающий звук, тихо сказала:

— Священный робот… Прости нас за спешку.

— …Данные повреждены… пытаюсь восстановить резервную копию… добро пожаловать в Арабику, сегодня… сегодня…

Генри устало бросил взгляд на старого робота, процедив сквозь зубы:

— Этого нам ещё не хватало.

Эвелин Старк, которая в отличие от остальных, сохранила полное хладнокровие, с лёгкой долей цинизма заметила:

— Священный робот нас хотя бы повеселит, пока мы тут задохнёмся.

Мария нервно взглянула на Эвелин, но поддержала её ироничную реплику короткой, сдержанной улыбкой.

Архивариус продолжал бессмысленно бормотать:

— Запуск резервной копии… Ошибка доступа к памяти… Перезагрузка…

Джеймс Блейк, внезапно бросил в раздражении молоток на пол, и со злостью выдохнул:

— Ты хоть понимаешь, Роудс, что никакой аварийной вентиляции здесь давно нет, даже если ее и предусмотрели конструкторы? Сгнила сотни лет назад. Наши так называемые союзники просто забыли нас в этом железном гробу. Я думаю, они специально решили нас уморить, списав всё на несчастный случай!

Генри лишь слегка повернул голову в сторону Джеймса, холодно процедив:

— Отставить панику. Никто не умрёт, пока я не прикажу, — и, заметив то, как камера, управляемая Алексом посмотрела на него, указал на дымящуюся панель, и зловеще добавил:

— А почему это всё случилось, несчастный ли это случай, или это кто-то подстроил, — он переглянулся с Джеймсом, и вдруг зло посмотрел на Эвелин, — мы выясним потом

— Что Вы имеете в виду, великий машинист? — удивился Джеймс Блейк

— Интересно, почему ровер, выбранный министерством иностранных дел для первого официального визита за десяток циклов, оказался настолько… ненадежным? — Генри задумчиво провел пальцем по запотевшему стеклу ровера. — Помнится, я предлагал использовать специальный поезд с модифицированной ходовой частью, который может ехать не только по железной дороге, но и по пустыне с помощью сменных колёс большого диаметра.

— Машинист Роудс, Вы забыли, что делегация должна представлять весь сектор Арабика, а не только ваше Депо? Точка сбора должна была быть на границе. А транспорт — нейтральным, не принадлежащим никому из нас. Мы так договаривались! Ваш поезд не подходил. Ровер наших союзников из Хриса, наоборот, был лучшим выбором!

— Наш сектор был бы сильнее без этих бредовых разделений, — пробормотал Генри, проигнорировав что его титул сокращён, и бросая косой взгляд на Марию, которая старательно делала вид, что не замечает напряжения. Машинист продолжил:

— Почему здоровый мужчина вынужден терпеть, что рядом с ним нет женщины? Ладно я, великий машинист — я могу купить наложниц-рабынь у Торговой Лиги к себе в поезд. Или заключить династический брак с другим сектором. Если министерство иностранных дел не будет мешать, конечно. Но что делать несчастным надзирателям? — Генри кивнул в сторону Блейка — Или ещё более несчастным и бедным жрецам? Я думаю, мужчинам нужно дать то, что они хотят. Нам нужно учиться у нашего союзника — у Хриса, тому, как обращаться с женщинами. От женщин одни проблемы. Этот инцидент в самом начале переговоров… чрезвычайно неудачен. И при этом Вы — женщина. Интересное совпадение, не находите?

— К чему вы клоните, машинист? — в голосе Эвелин звенела сталь.

Генри поправил свой золотой ошейник, словно играя на публику:

— В последнее время слишком много «случайностей» мешает моим инициативам. Особенно тем, что касаются династических браков машинистов с Хрисом. Странно, что именно министерство иностранных дел так настойчиво рекомендовало использовать этот… конкретный транспорт.

Мария бросила тревожный взгляд на Джеймса, безуспешно пытающегося выбить стекло.

— Машинист Роудс, — губы Эвелин сжались в тонкую линию, она продолжила сокращать титул мужчины — если вы обвиняете моё министерство в саботаже из-за ваших личных амбиций как будущего консула, имейте мужество сказать это прямо.

— Я лишь констатирую странную закономерность: кому-то в нашем секторе явно не нужны эти переговоры. — Генри сделал паузу. — Причем этот кто-то имеет доступ к подготовке дипломатических миссий.

Эвелин слегка побледнела, но сохранила самообладание:

— Сохранение традиционного уклада с отдельными кратерами-городами для мужчин и женщин позволило нам выжить после Катастрофы. Как показывает досингулярная история человечества — специализация ключ к выживанию. Наш сектор очень суровое место на Марсе. Только индустриальное производство детей, и индустриальное же их воспитание, отбор лучших эмбрионов для ЭКО помогли нам выжить. Не всем нравятся ваши… иностранные идеи о смешении. Если Вам так нравится Хрис, Вы вольны отдать свой поезд старшему сыну-наследнику и иммигрировать сюда. Я думаю, Вас тут примут. А Ваш сын справится с регулярным сбором полюдья[Сноска 5.2] из мужских городов в кратерах не хуже Вас. Человечество в нашем Секторе продолжится, а наш женский кратер будет иметь ресурсы для воспитания детей. Мы так жили сотни циклов, и не Вам, машинист, это менять.

До того как он подслушал этот разговор, Алекс не знал, как устроено общество Арабики. Бастард задумался об аргументах и Генри и Эвелин. Он был не согласен с ними обоими. С одной стороны, он был уверен, что его родной Сектор точно не образец подражания. То, что сделали с его мамой… Что регулярно делали с ногфлерками… Не имело никакого практического смысла. Это совершенно античеловеческие традиции. С другой стороны, жить всю жизнь бобылём, как предлагает Эвилин… разве это правильно? Алекс очень страдал от того, что рядом с ним нет женщины, которая могла бы разделить его видение мира, ценности, стремления, поддерживать его в планах. Конечно, от бы хотел и делить постель со своей любимой. Насколько он понимал из рассказов мамы, в обществе Торговой Лиги это было возможно. А значит, можно реформировать и Семью в этом направлении. Пока Алекс думал, машинист прервал паузу, и ответил Эвилин.

— Изменения неизбежны, — Генри многозначительно взглянул на Старк. — И надвигающиеся перемены, мое грядущее назначение консулом, помогут избавиться от… замшелых и противоестественных представлений. — Он понизил голос. — И от тех, кто их придерживается.

— Если только некоторые машинисты доживут до весны, — еле слышно процедила Эвелин плохо прикрытую угрозу, отворачиваясь и натягивая кислородную маску. Кабину начало заволакивать дымом.

Странная перебранка послов — Алекса очень удивило, что отношения выяснялись вот так, публично — вынужденно прекратилась, они закашлялись, и принялись натягивать кислородные маски, так и не успев проверить оставшийся уровень кислорода в баллонах.

— Чего стоим?! — раздражённо произнёс Шэнли, оглядывая остальных солдат. Никто не решался двигаться — связь отсутствовала, командир растерялся, и брать ответственность на себя никто не хотел. Хотя все с интересом наблюдали за трансляцией перебранки союзников.

Алекс понял, что действовать нужно быстро, неизвестно сколько кислорода в баллонах у послов. Никто из солдат второго отряда, или из послов, не обладал его навыками. Хотя условный аристократ и читал, в основном, про взлом информационных систем, но и про то, как они в Секторе устроены, он тоже успел набраться. Бастард быстро просмотрел логи транспортного демона ровера, и заметил, что тот, как и Архивариус, постоянно уходит в перезагрузку из-за короткого замыкания: кислая вода протекла куда-то внутрь панели управления. Решение пришло в голову Алексу мгновенно: использовать лазерную винтовку в режиме малой мощности — отрезать с помощью лазерного луча, прямо через прозрачное окно, провода, ведущие к панели управления ровером.

— Дайте мне попробовать, — неожиданно произнёс Алекс. — Лазерной винтовкой можно просветить лучом внутрь и устранить короткое замыкание.

Цзиньлун сомневался лишь мгновение:

— Действуй! Только не добей их окончательно.

Алекс вышел из-под навеса. Он остановился, разглядывая ровер. Пластиковая накидка на броне тревожно потрескивала под тяжелыми каплями кислотного дождя. Он чавкнул ботинком, вступив в красную грязь. Алекс подумал, что так долго стоять нельзя — хоть его обувь и была военной, и устойчивой к внешним воздействиям, всё же под кислую воду её не шили. Алекс поднял левую руку и убедился, что пластиковый чехол хорошо сидит на ПИКе, и компьютер, обеспечивающий работу его нейрочипа, не постигнет судьба архивариуса.

Подойдя к транспортному средству, он тщательно стёр кислотные разводы с толстого прозрачного окна рукой, сняв с неё перчатку. Кожу сразу защипало из-за того, что на неё попала слабая кислота. Его ПИК, загудел своими процессорными ядрами, проанализировал боль, и впрыснул бастарду обезболивающие и противоспалительные препараты. На этот раз медицинский софт ПИКа сработал правильно. Горячий выхлоп компьютера прожог отверстия в пластиковой накидке выше, ближе к плечу. Тяжелая капля дождя зашипела, закипая в условиях пониженного давления и оставляя явно видимый след ржавчины на броне.

Однако Алекс проигнорировал произошедшее. Вместо этого, его взгляд, напряжённый и сосредоточенный, внимательно изучил каждого посла. В такие моменты он отчётливо осознавал важность малейших деталей — провалить эту миссию он просто не мог, и должен использовать этот случай для получения нужных ему связей. А своей силовой броне он привык доверять и в более серьёзных передрягах, чем какая-то кисловатая вода, льющаяся с неба дольше, чем обычно. Алекс достал из-под накидки свою новую лазерную винтовку.

Несколько раз настойчиво постучав по стеклу, Алекс, наконец, привлёк внимание Генри Роудса, который жестом приказал послам отодвинутся. Поняв, что его наконец заметили, Солдат поднял винтовку и переключил её в режим малой мощности. Высокочастотный писк лазера слился со звуками дождя. Луч скользнул по стеклу, создавая вокруг себя мелкие облачка пара от испаряющихся капель. Вспыхнули искры — перерезанные провода панели управления с треском обесточились, и свет внутри ровера на мгновение погас.

Транспортный демон ровера, наконец, загрузился. Архивариус тоже замигал лампочками — видимо, на этот раз он тоже запустится. Но робот дело послов. Он, как солдат Семьи, должен был волноваться только о ровере, который принадлежал Сектору и чуть не убил дипломатов и, возможно, сломал их имущество. Так как панель управления ровером выведена из строя, а связь с дата-центром управления так и не восстановилась, Алекс решил подключиться к главному демону ровера напрямую через порт лазерной связи через свой ПИК.

Перед Алексом всплыл примитивный интерфейс инженерного терминала. Причём терминал использовал не язык обоих секторов (англо-китайский пинджин), а древний, ныне вымерший — английский, который использовался в информационных системах в незапамятные времена:

>MarsRover OS v.110

>Authentication required:

>Login: admin_rover

Алекс, нервно сглотнув, быстро перебрал в памяти подходящие пароли. Однако, ни один из них не подошёл. Тогда начинающий хакер запустил программу перебора паролей, которую писал в свободное время. ПИК повторно загудел своими ядрами.

Строки логов перебора замелькали перед его глазами. Ядра процессора ПИКа напряглись до предела, их горячее дыхание прожигало пластиковый чехол. Секунды казались вечностью. Стараясь не думать, что может сделать горячая кислота с его броней, или тем более ПИКом, если он прожгёт свой пластиковый чехол, Алекс задумался, что может означать версия операционной системы? Просто ничего не значащий номер? Или она была написана в 110м году Марсианской эры? Могли ли в то время ещё не забыть древний язык?

Вдруг, когда Алекс уже почти решил, что пароль длиннее, чем он ожидал, запуская перебор, терминал мигнул зелёным:

>Access granted. Loading language package[сноска 5.3]

И далее ответил уже на современном языке:

>Транспортный демон 3го VIP-ровера Сектора. Внимание! Самодиагностика показывает критические проблемы: нарушение герметичности крыши. Панель управления вышла из строя. Нет связи с центром управления. Ожидаю ввод команды

«Есть!» воскликнул Алекс

В салоне ровера послы заметно оживились. Мария Волкова, нервно теребя серебряный ошейник, обеспокоенно переглянулась с Генри Роудсом, который сохранял внешнее спокойствие. Эвелин Старк, наконец догадавшись, что теперь ее слышит кто-то из Хриса, с лёгкой иронией нарушила напряженную тишину:

— Я, конечно, люблю экстрим, но на этот раз хотелось бы обойтись без дополнительных развлечений.

Алекс отправил команду, и ровер мягко двинулся в сторону шлюза здания, которое Семья использовала для торжественных приемов и балов. Он мысленно следил за показателями через визуализацию в AR. За считанные секунды пришло ожидаемое сообщение:

> Внимание! Въезд в шлюз. Ожидаю инструкций по разгерметизации.

— Ты вообще думаешь, что делаешь? — раздражённо отправил мыслеграмму Цзиньлун, заметивший манипуляции Алекса со шлюзом. — Что с твоей субординацией?! Мало тебя пороли в детстве, не привили уважения к настоящим фунджанинам. Забываешься, бастард!

— Прости брат, я задумался — ответил Алекс примирительно, — в следующий раз всегда буду докладывать тебе предварительно и ждать твоего приказа

Цзиньлун раздражённо молчал, но через пару секунд ответил:

— Ладно, не стану отменять твоё решение. Но в следующий раз жди приказа, как только что пообещал!

Алекс не ответил, сосредотачиваясь на управлении. Он шагал рядом с ровером, наблюдая, как капли дождя теперь падали уже реже, а ветер заметно ослаб. Шторм начинал стихать. Он поплотнее прижал к лицу маску, зная, что в воздухе витают едкие и токсичные продукты разложения гексафторида серы, но в целом атмосфера постепенно стабилизировалась. Вдалеке на северо-востоке небо посветлело, но над юго-западной частью горизонта ещё доминировали тёмные облака.

Ровер медленно и с натугой въехал в шлюзовую камеру, массивные створки с лязгом сомкнулись за ним и Алексом. Надпись перед глазами сменилась на новую:

> Шлюзование начато. Очистка внешней поверхности…

Включились мощные вентиляторы, мгновенно подхватившие кислотную морось, взвешенную в атмосфере, и поднявшие в воздух мокрую пыль с колёс ровера и ботинок Алекса. Вокруг повисла полупрозрачная дымка. Потоки сухого воздуха с характерным низким гулом обдули ровер и Алекса, сдувая с поверхностей остатки дождя и красной грязи. Датчики зафиксировали снижение кислотности в воздухе, а индикаторы на виджетах, создаваемых проектором ПИКа, рисующим дополненную реальность перед глазами Алекса, постепенно сменились на зелёные. Столбик кислорода пополз вверх, столбики углекислоты и гексафторида серы обнулялись.

> Давление стабилизируется…

Шлюз, наконец, завершил цикл очистки, и цифровые индикаторы мигнули сигналом готовности. Внутренняя дверь шлюза с шипением открылась. Алекс отправил команду:

> Разблокировать двери.

Ровер с лёгким толчком отпер замки, и двери разошлись в стороны. Алекс вошел внутрь здания, снял с себя накидку и занял своё место в шеренге бастардов, которые успели зайти и выстроится, пока он возился с ровером и его шлюзованием в большом шлюзе.

У других бастардов тоже было разнообразно выглядящее древнее оружие. Но, видимо, только у него оно функционировало. Интересно, что подумают послы увидев древнюю работающую лазерную винтовку?

Послы начали осторожно выходить. Генри Роудс первым ступил на пол, его лицо оставалось невозмутимым, но во взгляде читалось напряжение. Мария Волкова быстро окинула взглядом помещение, словно оценивая обстановку, и сосредоточила свой взгляд на Алексе. Эвелин Старк заметила это, и будто бы скорчила гримасу, но её глаза оставались холодными. Взгляд Алекса пересёкся с глазами Марии Волковой, и он почувствовал легкое замешательство, но быстро подавил его, сосредоточившись на происходящем, вытянув в руках своё церемониальное оружие, сослужившее неожиданную службу. Последним ровер покинул робот.

Архивариус приподнял одну гусеницу, едва удержавшись от опрокидывания. Из динамиков едва слышно вырвалось тихое бормотание:

— Сопрограмма «Анализ»… не отвечает… прерываю выполнение… выполняю перезапуск сопроцессора прерыванием его питания…

Генри, с чуть озабоченным лицом, оглянулся на Эвелин. Та кивком дала понять: да, надо бережно переместить Архивариуса и не оставлять его одного. И надеяться на совершенные древние алгоритмы самовосстановления, и дублирующие процессоры и блоки памяти, на то, что древнее программное обеспечение сумеет их перенастроить и запустится должным образом в полном режиме.

Все вместе, аккуратно и с явной осторожностью, они помогли роботу стронуться с места и выехать по сходням к выходу из ровера. Казалось, даже больше переживали за «священный» механизм, чем за собственную безопасность.

Отойдя от ровера, посланники Арабики ступили на запасную красную дорожку, протянутой между двумя ровными шеренгами солдат-бастардов, отдающих им честь. Цзиньлун нарушил протокол, и нервно подбежал к делегации, спеша произнести заготовленную фразу:

— Уважаемые послы Арабики, сектор Хриса приносит глубочайшие извинения за этот досадный инцидент. Мы сделаем всё возможное, чтобы компенсировать неудобства. Штормы бывают непредсказуемыми, и ровер попал в самую бурю. Механики, отвечающие за техническое состояние ровера будут наказаны за свой непрофессионализм. Надеюсь, это не испортит союза между нашими державами, — передохнув, он добавил высокопарно, — Мы должны быть вместе, и дело тут не только в том, что бароны и герцоги Восточного Маринера наши традиционные враги, но ещё не нужно забывать, что сервы этого сектора говорят на другом языке, и расплодились в невиданных количествах как саранча из древних легенд! Если мы не будем держаться вместе, они захватят нашу промышленность, всё тут заполонят.

Эвилин Старк бросила быстрый взгляд на Алекса, чуть улыбнувшись:

— Ваш солдат уже продемонстрировал, что сектором Хриса потеряны ещё не все компетенции. Мы чтим союз с Хрисом.

Цзиньлун на мгновение замялся, но быстро взял себя в руки и продолжил:

— Да, конечно. Алекс проявил себя с лучшей стороны, несмотря на… — Он запнулся, но всё же закончил: — Обстоятельства.

Генри кивнул, но в его голосе послышалось едва уловимое раздражение:

— Мы ожидали некоторого уровня риска, но надеялись, что встреча пройдёт без таких осложнений.

— Ваш комфорт остаётся для нас приоритетом, — ответил Цзиньлун ровным тоном. — Мы подготовили для вас помещения для отдыха.

— Хорошо. Но согласно нашим инструкциям, мы должны приветствовать правителя Сектора лично. Потом, может быть, мы и воспользуемся предложением вас, как хозяев об отдыхе, а пока мы будем ждать — ответила Эвилин Старк, и перевела взгляд на других послов, после чего замолчала. Очевидно, послы обменивались с друг другом мыслеграммами, пользуясь локальной, зашифрованной связью через аналог ПИКов Арабики — через ошейники.

— Ты откуда вообще узнал, как эту штуку чинить? — пришла мыслеграмма от Цзиньлуна. В ней читалось удивление и подозрение.

— Поверь, братец, ты и представить не можешь, чему иногда учат бастардов в свободное от вахты время, — ответил Алекс, прикрепив эмоцию ироничной загадочности.

Цзиньлун явно не поверил:

— Хватит темнить, Алекс. Что за трюки? Я сам учу моих бастардов. И ты в моём отряде. Ничего такого я тебе никогда не преподавал!

Алекс, уже раздражённо, отмахнулся мысленно:

— Ладно тебе, всё вышло как надо. Сейчас важнее, что скажет Дед.

Цзиньлун замолчал, отправив последнюю мыслеграмму с оттенком раздражения и облегчения:

— Ладно, братец. Хорошая работа. Считай, что твои косяки сегодня будут списаны. С дирижаблем разберёмся — в конце концов, это стихийное бедствие, ты тут ни при чём. Я заболтаю Деда. Но впредь будь осторожнее — второго такого раза я тебе не прощу.

Бастард почувствовал, что с его плеч упала гора, хотя и понимал, что пока это лишь временная передышка. Ему ещё предстоит очень сложный день и вечер, когда будут происходить переговоры. Он должен на них присутствовать и узнать как можно больше. Завязать контакты с элитой Арабики. Особенно когда они захмелеют, напившись самогона Сектора и расслабятся.

Алекс стоял не слишком близко, но он видел, что послы продолжали стоять молча. По небольшим движениям губ, языку тела и жестам и настороженным взглядам было ясно: обсуждение идёт бурно, а вот слов не слышно не было. Ему нужно было знать, что происходит между посланниками Арабики, чтобы попытаться использовать это для получения власти в Семье.

Внезапно Архивариус завёлся и подал сигнал:

— Предупреждение… модуль анализа… избыточная нагрузка… Прошлый поиск не завершён…

Генри покосился на робота, а Эвелин чуть заметно нахмурилась. Было видно, что им неудобно: видимо, они хотели, в том числе проконсультироваться с «хранителем знания», но побаивались его текущего неустойчивого состояния.

— Сейчас не время для сбоев, — вслух, а не мысленно обратился к коллеге Джеймс

Тем временем Архивариус шевельнул манипулятором и прошипел:

— …необратимое закрытие модуля… Анализ повреждён… Ошибка 022—CPU: heat threshold…

Послы переглянулись. Мария Волкова быстро сделала короткий жест ладонью у своего серебряного ошейника — Алекс предположил, что это какой-то религиозный ритуал или знак уважения к Архивариусу.

Переволновавшаяся Эвелин сказала вслух:

— Давайте подождём, пусть проведёт диагностику… Иначе лишимся его советов в критический момент.

Алекс, наблюдая со стороны, отметил странности в поведении послов: они относились к роботу как к живому существу, которого нельзя ни отругать, ни отключить, не проявив почтения. Стало понятно, этот ветхий механизм был важен им и с политической, и с религиозной точки зрения.

— Сканирование… — прохрипел Архивариус, — завершено… Адрес памяти переназначен на исправный аппаратный модуль. Пожалуйста, сформулируйте запрос…

Генри взглянул на остальных. На долю секунды обмен мыслями послов прервался, затем все трое кивнули друг другу: видимо, приняли решение продолжить «тайно» обсуждать дела, но подключить к совету Архивариуса, как только он полностью стабилизируется.

Робот, уловив команду с задержкой, приподнял оптический сенсор, слегка повёл им по помещению — наверное, пытаясь понять, кто здесь присутствует. А послы вновь замолчали, переходя на шифрованные мыслеграммы, в которых Алекс точно не мог поучаствовать. Алекс заскучал, и на мгновение отвлекся от созерцания послов.

Наблюдая за тихими переговорами послов, Алекс ощутил знакомое чувство изоляции. Эти люди, даже в конфликте, принадлежали к единому миру. Общее прошлое, общие ценности — по крайней мере в рамках их фракции, единый язык недомолвок и намеков, понятный только посвященным. Алекс оставался за невидимой чертой. У лояльных деду фунджанинов был круг таких же как и они. У бастардов второго отряда были свои товарищи по оружию. Даже у ногфлеров… Были другие ногфлеры. Но кто был у него? Хранить тайные планы реформ, скрывать свои истинные намерения, не иметь никого, кому можно довериться полностью… Иногда Алекс воображал, как бы было, если бы мама осталась жива. Она бы выслушала, поняла, поддержала. Подсказала, что можно использовать для своих целей, как лучше спланировать захват власти, и что нужно делать потом, чтобы не превратится в такое же зло, как и Дед. Она была бы не просто родным человеком — настоящим союзником. Мысли об одиночестве отдавались тупой болью. Одно дело — знать, к какой цели стремишься, совсем другое — делить эту дорогу хотя бы с одним понимающим спутником.

Алекс на мгновение отвлёкся, когда перед его глазами возникла надпись

«Восстановлена связь. Входящий поток: видеотрансляция».

В AR спроецировались картинки с внешних камер. В красном небе, в котором уже утих шторм, а поредевшие облака уносило на север, плавно снижался коптер в красно-черном камуфляже, его красные, под цвет неба винты уже замедляли вращение. В нескольких метрах от входа в зал он завис, а затем плавно опустился на площадку.

Из коптера вышли три фигуры. Первым вышел, как это и ожидалось Дед. На нём была надета парадная военная форма: всё тот же комбинезон в красно-черном камуфляжном цвете, однако явно не «полевого» покроя. Его искусственно состаренное лицо сохраняло бесстрастное выражение, но глаза лихорадочно блестели, а пальцы левой руки непроизвольно подрагивали, что он пытался скрыть, сжимая и разжимая кулак. Следом за ним двигались два бастарда из его личной охраны. Они молча заняли позиции у коптера, готовые укрыть машину от последних капель дождя, если бы такие вдруг пролились.

Алекс с удивлением заметил, как один из охранников обменялся быстрым взглядом с другим, когда Дед на мгновение замер, глядя в пустоту перед собой. Через секунду патриарх Семьи продолжил движение, словно ничего не произошло.

Внутри зала воцарилась напряжённая тишина. Техники Сектора Хриса включили трансляцию для всех членов Семьи, и передавали её через оптическую связь, проложенную в Великом Кольце, в Арабику.

Послы выпрямились, напряжённые взгляды направились на приближающегося Деда. Он шагал медленно, но в каждом его движении читалась тяжесть власти. Остановившись в нескольких метрах от делегации, он слегка кивнул послам, оценивающе оглядывая каждого из прибывших, и сказал:

— Приветствую дорогих союзников в сердце Сектора Хриса. Я не смог прибыть раньше из-за непогоды. Как я понял, это не единственные неожиданные проблемы. Если уважаемые послы не возражают, я опрошу своих шестёрок.

Генри наклонил голову, и сказал:

— От имени Арабики, приветствую Отца всех Отцов, великого Отца Хриса Деда. Конечно, мы не возражаем, — после чего дал знак остальным послам и сам отошёл в сторону ровера

— Доложи, — Голос деда, обращенный к Цзиньлуну, прозвучал ровно, но в нём ощущалась сила, и добавил тише, — отвечай мыслеграммой на общем канале твоего отряда.

Цзиньлун быстро шагнул вперёд, и ответил молча, посмотрев в глаза Деду и скосив свои раскосые глаза на послов:

— Достопочтенный Дед, послы успешно прибыли. Шторм стал неожиданностью, но благодаря своевременным действиям моего брата мы смогли избежать худших последствий.

Дед перевёл взгляд на Алекса, затем снова вернулся к Цзиньлуну:

— Что именно произошло? Почему шторм был неожиданным, разве синоптики не предупреждали о нем? — Спросил диктатор на том же канале, приложив к мыслеграмме эмоции, от которых повеяло могильным холодом. У Алекса и Цзиньлуна тут же появились капельки пота на лбе.

Цзиньлун, не давая себя сбить, отрапортовал:

— Внезапный грозовой фронт, пришедший из Восточного Маринера, спровоцировал выпадение кислотного дождя высокой концентрации. Синоптики предупреждали о дожде, а не о шторме!

— Да уж. Ничего хорошего из Восточного Маринера никогда не появлялось. Ну а что дальше-то было? — продолжил допрос Дед, и брат Алекса ответил:

— Дирижабль, перевозивший бастарда Алекса и древний артефакт, лазерную винтовку, потерпел крушение. Однако, бастард сумел эвакуироваться и добраться до пункта назначения. Лазерная винтовка позволила спасти послов, и их ценнейший древний артефакт — робота архивариуса

Дед на мгновение замолчал, обдумывая сказанное. Его взгляд снова скользнул по Алексy, но вместо ожидаемого гнева или недовольства, он лишь кивнул:

— Что ж. Победителей не судят. Разберёмся позже. Сейчас важнее переговоры.

Алекс позволил себе едва заметный выдох. Он знал, что этот разговор ещё не окончен, но, по крайней мере, не сейчас.

Цзиньлун скосил на него быстрый взгляд и отправил мыслеграмму: «Всё хорошо. Дед не станет раздувать это, пока у нас есть важные дела».

Алекс кивнул, снова занимая своё место в строю бастардов, наблюдая за тем, как Дед медленно поворачивается к послам, готовясь начать настоящий разговор. Слегка наклонив голову, он произнес:

— Приветствую дорогих союзников в сердце Сектора Хриса. — Его взгляд внезапно затуманился, словно он на мгновение увидел что-то невидимое остальным. — Стихия сегодня… неспокойна. Как и сны, что приходят ко мне в последнее время.

Генри склонил голову, выражая почтение, проигнорировав то, что Дед уже приветствовал послов, решив действовать по протоколу, раз Дед его инициировал повторно:

— От имени Арабики, приветствую его Великого Отца Хриса Деда. Мы благодарны за возможность встречи, даже несмотря на… неблагоприятные обстоятельства.

Дед перевел взгляд на проржавевший ровер, и его глаза сузились:

— Неблагоприятные обстоятельства… интересная формулировка. Расскажите мне, что случилось с транспортом?

Эвелин Старк сделала шаг вперед:

— Крыша протекла во время шторма. Нас бы затопило, если бы не помощь вашего аристократа.

— Помощь бастарда, — поправил Дед, и продолжил неожиданно резко: — Я видел подобное в своих снах. Металл, пожираемый водой. Враги, проникающие сквозь ослабленную защиту…

Генри и Джеймс обменялись недоуменными взглядами. Генри осторожно произнес:

— В нашем секторе некоторые считают, что такие… совпадения редко бывают случайными.

Дед застыл, его взгляд пронзительно впился в главного машиниста.

— Совпадения? — переспросил он напряженно. — О чем вы?

— Ни о чем конкретном, уважаемый Дед, — ответил Генри с вежливой улыбкой. — Просто странно, что именно сегодня, и именно с этим транспортом… — Он мельком взглянул на Эвелин. — Женский кратер у нас отвечает за организацию дипломатических встреч. Возможно, кому-то наши важные переговоры о заключении династических браков показались… преждевременными.

Эвелин слегка побледнела, и опять вставила шпильку сопернику, сократив его титул:

— Машинист Роудс, ваши намеки неуместны. Тем более при правителе иностранной державы.

Дед переводил взгляд с одного посла на другого, его дыхание стало прерывистым:

— Вы обвиняете меня? Думаете, я приказал устроить эту диверсию?

— Нет, что вы! — быстро возразил Генри, явно удивленный такой реакцией. — Я лишь пытался сказать…

— Я знаю, что вы пытались сказать, — Дед выпрямился, его руки сжались в кулаки. — Вы испытываете моё терпение! Мои сны были правдивы. Вижу ваши истинные намерения…

Повисла неловкая пауза.

Как ни странно, на этот раз из растерянности первым вышел Цзиньлун. Возможно, он уже сталкивался с таким поведением правителя. А может быть, ему подсказал что делать кто-то из членов высшей элиты Сектора в мыслеграмме. Он осторожно шагнул вперед:

— Достопочтенный Дед, возможно, стоит отложить переговоры до завтра? День был трудным для всех, а послы наверняка нуждаются в отдыхе.

Дед словно очнулся, его взгляд на миг прояснился:

— Да. Да, верно. Мы продолжим завтра, — он повернулся к солдатам. — Проводите послов в их апартаменты.

Когда делегация покинула зал, Алекс отправил брату мыслеграмму:

— Что за краснопыль сейчас произошла?

Ему было очень досадно, что, видимо, его шанс на знакомство с элитой Арабики сорвался.

— Дед опять… Он стал слишком подозрительным после ранения

— Не знаю, — ответил Алекс. — Но послы что-то скрывают. Я чувствую.

— Забудь об этом. Ты бастард. Не лезь в дела фунджанинов. Завтра тебя здесь не будет. А сегодня… Сегодня я отправлю второй отряд в 42-й посёлок. Там сегодня ежегодная церемония опускания ногфлеров. Будешь с другими охранять её. А в перед ней — патрулировать.

Алекс стиснул зубы. Как всегда — отстранен, отодвинут, изолирован. Завтра решатся судьбы Семьи, а его, человека с планами, знаниями и амбициями, отправят следить за ногфлерами какого-то Великими Отцами забытого посёлка. «Чем я хуже этих послов?» — думал он. «У них есть союзники. Даже их священный робот — и тот не одинок среди них. А у меня — никого. Ни единого человека, с кем можно было бы разделить бремя тайных знаний, с кем можно обсудить планы, кому доверить сомнения».

— Так точно, командир, — ответил он, не пытаясь скрыть разочарования. И не было ни одного человека на свете, с кем бы он мог им поделиться.

[сноска 5.1] Даже на международной космической станции реальные микроскопические трещины не приводят к мгновенной потере воздуха в модуле, в котором такие трещины есть. Чтобы давление сильно упало, требуются десятки часов. На частично-терраформированном Марсе разница в давлениях меньше — вокруг не вакуум. Впрочем, дыры от ржавчины, видимо, все же больше. Так что микрофоны могли бы записать и передать Алексу то ли свист, то ли шипение

[сноска 5.2] Полюдье — налог, который собирали Князья древней Руси, объезжая ее конно и оружно.

[сноска 5.3] Английский: Доступ предоставлен. Загружаю языковой пакет

Ничего не имею против термина "полюдье", почему бы и нет - переосмысление на новом историческом витке. Но сноска!
"Конно и оружно" -
Зачем эта смена стиля на устаревшие обороты? Я бы не упоминала древнерусских князей всуе, а как-нибудь обошлась бы своими бы словами...