» Кандидатский минимум, или Кофе по-баварски
Жанр: каприз
Рейтинг: высочайший
Примечание: Рассказ был написан к майским праздникам 2016 года
Пролог
В дверь позвонили. Маман всплеснула руками и зачем-то потрогала волосы, будто бы поправляла и без того идеальную укладку.
- А вот и наши гости! – неестественно громко сказала она и направилась открывать.
Следом с дивана вскочил и фазер.
- Ты хотя бы попытайся изобразить приветливость, - мрачно бросил он наследнику… - Они не виноваты, что у меня чадо – редкостный полудурок.
Делать нечего, пришлось вставать и их сынишке.
- Все будет в лучшем виде, - не менее хмуро отозвалось чадо.
Чадо было достаточно разумным, чтобы пропустить лестную характеристику мимо ушей. Чаду было прилично за тридцать, и оно имело достаточный уровень образования, чтобы промолчать. Чадо натянуло на лицо самую радушную улыбку, на какую было способно, когда дверь в прихожую открылась, и в квартиру вошли гости. Но уже в следующее мгновение лицо его слегка перекосило.
- Сергей, знакомься, это наша Катя! – раздался вечно жизнерадостный голос папаши Нарышкина.
С лучезарной улыбкой Гая Фокса на застывшем лице «наша Катя» сначала побледнела, а потом пошла красными пятнами. Отчего хозяйка дома пришла в неописуемый восторг, видимо, получив очередное подтверждение неотразимости собственного чада – «самого лучшего на свете, но ужасно невезучего».
Впрочем, «наша Катя» была также в самом расцвете гордости за свой возраст, имела не менее достаточный уровень образования и была воспитана в лучших традициях семьи интеллигентов в… неважно каком поколении. И потому уже в следующее мгновение она всучила Сергею коробку с тирамису и без запинки выдала:
- Добрый день!
На что в ответ раздался довольный голосок мамы-Писаревой:
- Катюшенька, а это наш Сережа!
за пять дней до необычного кофепития
Устроившись в кресле, Сергей Сергеевич Писарев, с недавних пор руководитель питерского филиала IT-компании NetCore и новоиспеченный холостяк, надел наушники и уставился в окошко самолета, глядя на взлетную полосу под вопли солиста AC/DC.
Собственно, в качестве слогана к его новой жизни вполне подходило банальное и заслушанное до дыр «Highway to Hell». И это его вполне устраивало. Потому что на другом конце маршрута был Мюнхен.
Он развелся два месяца назад. Началось с банального нытья: «Ты меня совсем не ревнуешь! Не любишь, что ли?»
Продолжилось экспериментами в поисках точки кипения якобы обожаемого мужа, который почему-то не кипел. Закончилось безумной влюбленностью в партнера все того же обожаемого мужа. Точка кипения все-таки была обнаружена после пожелания Клавдии (да, черт подери, его бывшую жену звали Клава!) отправиться в увлекательнейшее сексуальное путешествие. Ну, это если на литературную речь перевести.
Писарев сперва вскипел, потом развелся, а потом дельному совету внял. Почему бы не расслабиться? Теперь сам бог велел, если семьянин он был примерный. Можно сказать, индульгенцию заслужил, карма отработана на два поколения вперед. Затем и ехал теперь в Мюнхен – оторваться и остаться неизвестным. Чтобы на Родине не было мучительно стыдно поднять глаза впоследствии.
Уставившись в иллюминатор, вряд ли заметишь идущих по проходу пассажиров, а оглохнув от музыки, раздающейся в ушах, наверняка не услышишь вежливого обращения. Поэтому он получил крепкий толчок в плечо и просто обязан был почувствовать взгляд, буравящий его висок.
Наушник из одного уха выдернул, нехотя повернулся и… чуть рот не открыл от представившейся ему красоты. Красота была мелкая, как воробушек, аппетитная, со смазливой мордашкой и совершенно очаровательно рыжая.
- Привет, чего надо? – спросил новоявленный Казанова.
- Это мое место! – получил он громкий ответ, и воинственный палец с остро отточенным ногтем цвета металлик указал в направлении кресла, которое занимал непонятливый пассажир.
- С какой радости?
- Потому что оно мое! – и рыжая сунула ему под нос билет.
- И это очень принципиально, где вы будете сидеть? – осведомился Писарев, не глядя на бумажку, но оценивающе изучая фигурку прекрасной и очень сердитой незнакомки.
- Если вам было не менее принципиально, где сидеть, надо было попросить на регистрации! – девица уже почти рычала.
- Учту на будущее. Но и вы в следующий раз приходите пораньше – не придется проситься к окошку.
Она на мгновение опешила, но уже в следующее ринулась в бой с удвоенным рвением.
- Я не прошу. Я требую! Свое. Это место, - она снова указала в него пальцем, - зарегистрировано за мной. Будьте так любезны, откройте свой билет и отправляйтесь на поиски собственного пристанища! Господи, - в сердцах выдохнула она, - и откуда только берутся такие полудурки!
Полудурком он позволял называть себя только… папе. Терпеть такое обращение от этой, пусть и красивой, но все-таки бабы в его намерения не входило.
- Не с неба падают! – рявкнул он, встал с кресла, и, глядя на нее сверху вниз, вынул из кармана билет и помахал им перед ее лицом: - Но мое присутствие вам придется терпеть весь перелет. Так что присаживайтесь. Место я вам нагрел.
Сам он уселся на соседнее сидение, нисколько не озаботившись тем, что пробраться через его внушительные колени ей будет непросто.
- Было бы что терпеть, - фыркнула она. Наклонившись над ним, сначала определила сумку, а после легко перешагнула через ноги внешнего раздражителя.
Устроившись, наконец, в своем законном кресле, Катерина Дмитриевна Нарышкина достала наушники, в которых заорало на немецком, и хмуро посмотрела в иллюминатор.
Кой черт дернул ее, кандидата географических наук, доцента кафедры общественной географии большого университета связаться с тем малолеткой – она и сама не знала. Но, вероятнее всего, традиционно назло маменьке, упорно желающей ей обязательного семейного гнездышка полного желторотых детенышей. И все бы ничего, если бы «оно», числящееся некоторое время в кавалерах, не изволило ревновать ее ко всем встречным и поперечным, вплоть до участников Куликовской битвы. «Оно» закатывало невообразимые сцены, а потом виновато ныло: «Зая… ну, зая…» До тех пор, пока Катерине не надоедало. И она прощала его. Снова. Но однажды ей это категорически осточертело. Она отправила его по всем известному адресу. Сменила симку. И посетила турагенство. Куда ехать – не имело значения. Лишь бы побыстрее. А там, за пару-тройку тысяч километров от родного дома, в конце концов, найти любых зайчиков, котиков и рыбок и исполнить всё приписанное ей в полном объеме не представлялось затруднительным.
Неожиданно закралось сомнение: а что, если весь возможный зоопарк будет походить на этого, сидящего рядом?
«Этот» повернулся к ней вполоборота и, перекрикивая и свои, и ее наушники, спросил:
- По делам или развеяться?
Катерина уменьшила громкость, поймала мысль, лишенную логического объяснения, что этот все-таки в зоопарк не вписывается, и неохотно ответила:
- Допустим, по делам…
- Тогда вам лучше пропить курс Седасена. Дела с такими нервами не делаются.
- Вы – врач? – она удивленно вздернула брови.
- Я? Лучше. Я программист. И это тоже очень нервная работа.
- Вот и программируйте! – сверкнула Катерина глазами. – А не лечите мне мозг.
- Я так понимаю, приглашение на кофе сейчас будет воспринято в штыки? – уточнил он. – А я ведь от всей души.
- Да уж, ваша душевность бросается в глаза, - заявила она, снова увеличила громкость и демонстративно отвернулась к окошку, в котором теперь проплывали отвратительно беспечные облака.
«Трезвенники!»
за неделю до необычного кофепития
До запоя не дошло. Сто пятьдесят грамм коньяка после работы, чтобы расслабиться, до запоя еще никого не довели. Маман, правда, так не считала. Его развод дал ей повод расходиться – ее новой великой миссией был его новый счастливый брак.
- Я не в депрессии. Я не на грани суицида. Я даже чищу по утрам зубы и хожу в свежих рубашках.
- Сереженька! – маман присела на диван рядом с его компьютерным креслом и вкрадчиво заговорила: - У меня такая девушка есть на примете – загляденье. Из хорошей семьи. Кандидат наук, представляешь! Замужем ни разу не была, все училась, степень получала. Да и не девочка уже, голова на плечах имеется. Не курит, не пьет…
- Синий чулок не первой свежести, - равнодушно прокомментировал «Сереженька», уткнувшись в монитор. Выбирал себе направление для путешествия. Играл в города. От Нью-Йорка до Йокосуки. А в Японии гейши…
- А в Мюнхене пиво… - бормотала Катерина, не отрываясь от монитора. Раз уж ближайший вылет оказался в Баварию, надо было срочно выбрать себе пункты по интересам.
Она играла в достопримечательности. От Нойшванштайна до Альянц Арены.
- Радуйся, мама, - сообщила она заглянувшей, было, маменьке, - бойскаута больше нет.
Маманя даже в лице изменилась. Зашла в комнату и, боясь поверить своему счастью, спросила:
- Правда, что ли, Катя?.. Но это же чудесно! Вот и сын профессора Писарева развелся. Мы ж еще десять лет назад хотели вас познакомить… Такой мужик хороший, ведущий программист какой-то международной компании, обеспеченный, умный, кандидат физико-математических наук. Только с женой не повезло – загуляла. А у него и привычек вредных нет – не курит, не пьет!
- Ясно, - кивнула Катя, - такой же неудачник, как и бойскаут. Теперь идут, вероятно, в общем направлении…
за четыре дня до необычного кофепития
Протаскавшись часа полтора за гидом по центру Мюнхена, впрочем, несколько воодушевившись видом Новой Ратуши, Катерина не выдержала и отстала от группы. В которой, правда, обнаружился один зайчик, в чьих силах было поспособствовать ее затее, однако имевший огромнейший недостаток – московский акцент. Пока зайчик был увлечен рассматриванием фонтана с огромной глупой рыбой, она улизнула, спустилась в метро и отправилась на луг Терезии. «Посмотреть на аттракционы», - пыталась она обмануть собственную совесть. Что совершенно не соответствовало действительности. Хвала Гуглу, который на всех языках заманчиво сообщал о весеннем фестивале пива.
На лугу было оживленно, шумно и весело. А главное, здесь никто не удивится количеству выпитого. Скорее уж обидятся, если выпито будет мало. Кате же сейчас именно это и было необходимо. Потому как иначе, на здравую голову…
И уже спустя короткое время она уплетала картофельный салат и радостно поднимала огромную кружку пива вместе с другими посетителями громадного цветастого шатра под бравый тост оркестрантов, командующих каждое следующее «На здоровье!». Тост звучал достаточно часто, чтобы уже к середине второй кружки Катерина начала весело подпевать: «Ein Prosit, еin Prosit. Der Gemütlichkeit!»
- А у вас неплохо получается, - раздалось рядом, и напротив нее приземлился давешний попутчик. – Значит, дела в Мюнхене? Нравятся мне ваши дела!
Он нахально поставил на стол огромную кружку восхитительно зеленого пива, вытащил изо рта сигарету, затушил ее в пепельнице и широко улыбнулся.
- Мне тоже! – громко отозвалась Катя. В этот момент трубач, подняв собственную кружку, скомандовал: Eins, zwei, drei, g'suffa! Она подхватила свое пиво и, крикнув: «Prosit!», посмотрела прямо в глаза любителю занимать чужие кресла. Черт его знает, какой дурак сказал, что если так не делать, когда пьешь, то семь лет хорошего секса не видать. Но вдруг правда?
Он подмигнул ей, поднял свою кружку и, перегнувшись через стол, намеренно настойчиво «чокнулся» с ее.
- Меня Сергей зовут, - коротко сказал он так, будто это объясняло, за каким чертом он тут уселся. Хотя, собственно, что непонятного?
- Ага, - отвлеченно кивнула Катерина и перехватила пробегавшую мимо официантку. Заказала еще пива и капусты. Впрочем, соотношение еды к выпитому все равно было не в пользу еды. – А я Катя.
- Катя из Питера и баварская капуста, - заключил Сергей. – Романтика! Катя одна по делам приехала? Вопрос с подвохом – Сережа приехал один. Мается.
- Сережа мается – это проблема, - она не без облегчения оторвалась от Weißwurst (но ведь надо же попробовать традиционное!) и взглянула на него. Не котик, конечно, но почему бы не попробовать? Выпитое пиво радостно подтвердило вынесенный вердикт. Что там бабы в курилке говорят? Надо посмотреть на нос? Нос как нос. Ничего такой нос… даже, пожалуй, красивый. И, усмехнувшись, заявила: - Катя одна. Катя по делам в компании не ездит.
- А как насчет компании в очень частном значении? В компании всего один человек – я.
А что она, собственно говоря, теряет?
Если бы, конечно, ее мозг сейчас был несколько трезвее, он бы подсказал ей, что мающийся Сережа, скорее всего, проживает вместе с ней в одном городе, а это некоторым образом увеличивает риск возможной встречи по возвращении на Родину. Но… мозг наслаждался пивом, а Катя – удивительным соло одного из оркестрантов на стиральной доске. Наконец, после очередного «Вздрогнули!», она беззвучно икнула и с многозначительной улыбкой ответила:
- А давай!
Сергей только рассмеялся и хором с остальными пробасил: Prosit!
То, что бабы к нему неравнодушны, Писарев усвоил давно, еще когда Клава ревностно оберегала его от своих одногруппниц. Впрочем, это был еще один грешок в его копилке, когда час развода пробил. Много он тогда о себе и нового узнал… В том числе то, что он, оказывается, тоже к бабам неровно дышит – в каждой своей командировке. Эх, знала бы Клава, что впервые за последние десять лет он намеревался всерьез оторваться! Вот с этой, рыжей, пьяно распевающей песенки на немецком.
Осушив еще одну кружку и попросив у прибежавшей с капустой и пивом официантки повторить все то же самое, он еще более нахально пересел на сторону Кати, чуть подвинув ее на лавке, и сказал:
- Сначала танцевать, потом доедать. А то потом ты будешь не в состоянии.
Танцы Катерина помнила уже не очень отчетливо, а последующее не помнила вообще. Когда же память ненадолго вернулась, она обнаружила себя в гостиничном номере. Совершенно точно в чужом. Поймав в поле зрения Сережу, она глухо спросила:
- Туалет где?
- Ну, пошли в туалет, - ответил он ей и, придерживая под руку, повел в направлении означенного помещения. – Ты сама-то справишься?
Прикрыв рот ладонью, она слабо кивнула и захлопнула перед его носом дверь. Потом снова был провал. Под утро, когда только-только начинало светать, она нашла себя в постели, укрытую одеялом, заботливо переодетую в явно чужую мужскую футболку. На другой стороне кровати мирно сопел ее вчерашний знакомец.
Напрягать область мозга, отвечающую за воспоминания, было некогда.
Сообразительности хватило на то, чтобы натянуть джинсы, схватить вещи и выскочить за дверь.
Пробегая через холл, Катерина увидела странно знакомую напольную вазу между двух кресел ядовитого цвета, не заметить которые совершенно не представлялось возможным, и остановилась в растерянности: она находится в своей же гостинице. В голове вяло зашуршало воспоминание и смутно заговорило знакомыми голосами о том, кто где поселился. Был в этом открытии и положительный момент. Спустя всего пять минут она уже стояла под душем в номере. На этот раз в собственном.
Двумя часами позднее проснулся и Писарев. Не размыкая глаз, пошарил рукой по постели и, никого в ней не обнаружив, просопел: «Удрала, зараза!». А значит, хоть сколько-нибудь приятного пробуждения не последует. Впрочем, и без того ближайшие несколько часов ему едва ли что-то перепало бы – похмельный синдром, как оказалось, даже рыжие горячие штучки переживают не по-детски.
Сам Писарев всегда гордился тем, что, сколько бы ни выпил, никогда не пьянел. Во всяком случае, прошлой ночью, когда вытаскивал из туалета чуть не уснувшую там Катьку, ржалъ так, как не ржалъ… ну очень давно.
Ее бегство было тоже вполне себе закономерным – стыдно стало, с кем не бывает. Только теперь у него было два варианта – либо не давать спуску Рыжей, либо искать кого-то еще. В конце концов, впереди еще несколько дней. Для отрыва вполне достаточно.
Так и не решив, что делать, лениво встал с постели, лениво принял душ, лениво оделся и поплелся завтракать. После завтрака их группу везли на экскурсию в Schloss Blutenburg. И он даже почти решился. Тем более, экскурсовод, смазливая блондиночка с фирменным фасадом, второй день строила ему глазки. Проблема в том, что глазки Писарева оглядывались по сторонам в поисках вчерашней Рыжей. И таки нашли. В тот момент, когда он уже забирался в автобус, Катя показалась на выходе из гостиницы. Потому траектория его движения резко изменилась.
Уставившись в карту города, Катерина брела вдоль аллейки, уныло размышляя о неудачно начавшемся дне. На завтраке нарисовался пупсик. Был до невозможности вежлив: вежливо поинтересовался, можно ли присесть, вежливо уточнил, одна ли она, не менее вежливо вызвался принести еще одну чашечку кофейку и захватить бутылочку минералочки. Маменьке бы пупсик очень понравился. Но пупсик являлся владельцем пушистых усов, несколько вылинявшего цвета, которыми, безусловно, гордился. И Катерина, вглядываясь в него, с минуты на минуту ждала, когда же он ими начнет шевелить, как мартовский кот. Или как тараканище. Так и не дождавшись, она допила свой кофе, захватила минералку и вежливо откланялась.
Неожиданно карта уперлась в чью-то грудь, Катя подняла голову и, смирившись со своей участью, полувопросительно промямлила:
- Доброе утро…
- Доброе! Ты украла мою футболку. Расплачиваться чем будешь?
- Ну, не знаю… А какие есть варианты?
- Если ты классно целуешься – я тебе ее подарю.
Эфирное создание в золотой диадеме с крылышками из лебяжьего пуха облегченно вздохнуло, в то время как маленькое чудовище с яростным загаром из солярия и в высоких красных ботфортах злобно чертыхнулось. Катерина тряхнула головой, в голове зазвенело, но видения исчезли. Зато заявилась преподавательница.
- А она у тебя что – эксклюзивная?
- Да я и сам – тот еще экземпляр, - торжественно объявил Писарев и тут же заискивающе добавил: – Ну хоть на аттракционах покатать тебя можно?
- На колесо обозрения хочу! – вырвалось у Катерины.
На колесе обозрения он ее все-таки поцеловал. Вышло случайно – почти. Во всяком случае, Писарев не планировал этого заранее. Пока она с открытым ртом оглядывалась по сторонам, на него нашло что-то… нежное, теплое, довольно урчащее. Он резко, будто опасаясь сопротивления, притянул ее к себе и так же быстро прикоснулся губами к ее губам. Катя ответила. И точно знала, что не только ждала этого, но и хотела. Не собираясь скоро отпускать Сергея, она запустила пальцы в его волосы, а другой рукой пощекотала ногтями шею, чуть скользнув за ворот футболки. На этот раз в ней проснулся ученый, и Катерина с пылким энтузиазмом ринулась в подробное исследование его рта.
- Футболку дарю, - только и выдохнул он, прижимая ее к себе теснее. Мысли порхали где-то очень далеко от действительности. Катя оказалась у него на коленях. И обнимая ее, он спросил: - Тебя не тошнит хоть? Голова не кружится?
- Кружится, - пробормотала она.
- Пить не умеешь! Так и быть, научу!
Уже вечером, пока Катя принимала душ, тот, который никогда не пьянеет, мирно уснул, свернувшись на кровати калачиком. Когда обалдевшая от привалившего счастья Катя попыталась его растормошить, в ответ услышала сонное и очень пьяное: «Отстань, Клава, я устал».
«Негулящие!»
за неделю до необычного кофепития
- Между прочим, я бы на твоем месте хоть иногда заглядывала в паспорт! – села на своего излюбленного конька маманя, уперев руки в бока. – Хотя бы вспомнить, сколько тебе лет, и оценить свои шансы выйти замуж! Мужчины, которые подходят тебе по возрасту и по статусу, либо давным-давно разобраны, либо развелись. Писарев с этой точки зрения – идеальный кандидат. У него даже детей нет!
- Сомнительное достоинство, - пробормотала Катя, по-прежнему глядя на монитор.
- Ну что ты упрямишься? – не опуская рук, продолжила причитать маманя. – Где ты еще такого мужика найдешь? Его же как раз сейчас только тепленьким брать – жена бросила, несчастный весь! И чего ей надо было – порядочный, негулящий!
Катерина оторвалась от Гугла и внимательно посмотрела на маменьку.
- Мам, - с некоторым недоумением протянула она, - и что мне с ним делать прикажешь – утешать, что его бывшая себе кого-то лучше него нашла? Лишь потому, что мне уже тридцать четыре? Или ты всерьез полагаешь, что все, о чем я мечтаю – это негулящий несчастный мужик?
… несчастным Писарев-младший себя не считал. Потому подобное отношение маман его слегонца подбешивало. Иногда ему казалось, что она рада была бы взбивать ему подушечку, протягивать носовые платки и поглаживать по голове, утешая. Будто он ущербный какой-то! От этого становилось смешно. Но делать нечего. Мама – святое.
- Мам, город любой назови, а? – проговорил он, не отрываясь от монитора.
- Сереженька, ну при чем здесь город! – в сердцах воскликнула мама-Писарева. – У меня ведь душа за тебя болит. Столько лет потратил на эту свою… А ведь мы сразу против были, помнишь? Вот если бы ты с Катей еще тогда познакомился!
Маман обреченно вздохнула.
- Угу…
- Ну что «угу»? Ты меня хотя бы слышишь? Жена твоя бывшая всегда на сторону посматривала. Не удивительно, что тем и закончилось. А Катюшенька никогда себе такого не позволит. Гулять без разбору не станет. Не то воспитание.
- Еще и ханжа… - равнодушно проговорил Сергей. А, может, Европа? Экзотика ему всегда была до лампочки.
за два дня до необычного кофепития
С погодой не повезло. Было слишком ветрено. И волосы болонки-экскурсовода постоянно попадали ему в лицо. Так уж вышло, что болонка с завидной регулярностью оказывалась рядом. Или это он таскался за ней? Неудивительно. Из них двоих экскурсоводом значилась болонка.
Так вот о погоде. Сырость была колоссальная. На кораблике посреди Кёнигзее это ощущалось особенно остро. А ведь как все хорошо начиналось…
Опять вранье! Начиналось отвратительно.
Проснулся от жуткой головной боли. Последнее, что помнил – как рыжая пошла в душ. И в ужасе сообразил – в постели-то он один! А значит, она свалила. Более того, едва ли ночью он хоть что-то ей мог изобразить. Вот так закончилось первое в жизни Писарева опьянение.
Утром попробовал ее найти. Но бесполезно. Не зная ни фамилии, ни номера, ни даже того, собиралась ли она в этот день куда-то ехать, на многое рассчитывать не приходилось. Самое лучшее – выбросить из головы. Раз дважды облом, смысл пробовать в третий? Тем более, болонка тоже была… ничего…
Она как-то так соблазнительно жужжала ему с утра в уши про Орлиное гнездо и озеро, что он эти самые уши развесил и позволил погрузить себя в автобус. То, что силы были явно переоценены, он понял довольно скоро. Не мальчишка уже. И три с лишним часа дороги после дикой двухдневной пьянки делали свое дело. Но болонка по-прежнему улыбалась и что-то эротично ворковала про дачу Гитлера.
Уже на Кёнигзее он немного очухался. Болонка терлась рядом. Пряди ее волос были традиционно уже у него во рту и глазах. Она же смотрела на него преданно и нежно. Он сделал для порядка несколько снимков пейзажей – родителям же что-то в качестве доказательств, что он отлично провел время, предъявить придется. Горы, озеро, церковь св. Варфоломея – им понравится. И, в конце концов, поддался на флирт болонки – почти стиснув зубы. Если не считать ее глубоких познаний в области достопримечательностей Мюнхена и его окрестностей, в остальном она была типичной блондинкой. Скучной до зубной боли. Но на что ни пойдешь ради великой цели – курортного секса.
Закончился флирт вполне закономерно – приглашением вместе поужинать. Болонка вцепилась в его локоть и теперь уже взирала на него, как на свою собственность. Он не особенно возражал. Даже приобнял ее за талию и шептал какую-то чушь на ушко, когда они заходили в ресторан, содержавшийся в гостинице. Но вот, едва они вошли, что-то в нем встрепенулось и заставило оглянуться по сторонам. Точно. Рыжая.
Она сидела за столиком в центре зала в компании атлетически сложенного молодого мужчины. Он что-то увлеченно ей рассказывал. Она не менее увлеченно слушала и улыбалась. А улыбка ее могла растопить все льды Антарктиды.
На ней была юбка кораллового цвета с высоким разрезом и блузка без рукавов с обнаженной спиной на тон светлее, из которых Катерина разве что не выпрыгивала, принимая эффектные позы. Так, чтобы котик мог получше все разглядеть. Впрочем, в котике и без того было определенно заметно согласие на продолжение вечера в самой интимной обстановке. И это было бы хоть некоторым утешением в конце отвратительного дня.
Утро началось с ужасного открытия: бездарно потеряно три дня. Три!
Катерина настолько сердилась, что оставалась в кровати, пропустив завтрак и раздумывая, что же она делает не так. Вывод напрашивался сам собой: она выбрала не тот объект. Если говорить точнее, воспользовалась тем, что оказалось под рукой. И в этом заключалась ошибка. Без труда, как говорится… К обеду решительно поднялась. Чтобы начать поиски заново.
Вероятность встретить какого-нибудь котика в одном из многочисленных мюнхенских замков равнялась почти нулю, и Катерина, здраво рассудив, отправилась в музей BMW. Но и его посетила безрезультатно. Если иметь в виду котиков. После немного погуляла в Олимпийском парке, который в одиночестве навевал лишь тоску, и в расстроенных чувствах вернулась в отель.
Совсем отчаявшись, она спустилась на ужин в ресторан и наконец-то увидела подходящий экземпляр. Экземпляр потягивал коктейль и изучал путеводитель… та-да-да-дам!.. на русском.
Дальнейшее было банально до оскомины. Теперь же, сидя напротив уже почти своего котика, Катерина в очередной раз, для закрепления результата, стрельнула в него глазами, и в зону ее обстрела попал пробирающийся к свободному столику обладатель красивого носа с вцепившейся в его руку какой-то… болонкой.
- Вот сука! – едва слышно процедил сквозь зубы Писарев.
- А? – прошелестела экскурсовод.
- Пошли, говорю!
Они устроились где-то в углу, откуда открывался прекрасный вид на рыжую с кавалером. К ним тут же подлетел весьма расторопный официант и с достоинством короля вручил меню. Отличный повод! Прикрываясь этим самым меню, Писарев внимательно следил за происходящим в центре зала.
Да черта с два это проклятое меню скрывало его тяжелый взгляд!
Ишь! Ценитель элитных пород. Катерина живо представила, как он расчесывает болонке шерстку, цепляет яркие заколочки, горделиво надевает на ее грудь медальки и хвастает перед знакомыми. Самым простым было встать и уйти. Катя что-то кокетливо шепнула котику на ухо, почти касаясь его губами, он в то же мгновение с готовностью вскочил и, подхватив ее под руку, спешно повел к выходу из ресторана.
Едва котик переступил порог Катиного номера, он попытался стать тигром. Скинув пиджак и резким, киношным жестом сорвав с себя футболку, он вцепился в Катерину не менее киношным поцелуем, зашарив руками по ее голой спине. Это стало началом конца.
Ладони потные.
Губы мягкие.
Грудь безволосая.
Светлый образ котика померк.
Катерина вяло поцеловала гостя, высвободилась из его рук и отправила в душ. Сама же забралась в кровать с намерением сделать вид, что спит. Однако котик оказался рыбкой. Он долго плескался в душе, а Катя тем временем уснула по-настоящему.
Писареву же в эту майскую ночь, напротив, решительно не спалось. Болонка потребовала вместо собачьего корма форель в винном соусе и мороженое на десерт. И пришлось Писареву оставаться в этом чертовом ресторане, проклиная все на свете. Распрощавшись с болонкой сразу после ужина и, наконец, прочувствовав в полной мере значение слова «облом», он сделал честную попытку отойти ко сну в совершенно детское время – еще одиннадцати не было. Но, черт подери, в голову лезли отвратительнейшие картинки того, что происходило где-то в этой чертовой гостинице практически под одной с ним крышей.
В конце концов, не выдержал и, намереваясь повторить вчерашний подвиг и надраться до бессознательного состояния (ведь один раз получилось же!), он оделся и отправился в бар. Но в эту ночь его ожидали совсем другие подвиги… Всем известно, миссия простого и хорошего русского парня – спасать мир. Илья Муромец пролежал на печи тридцать лет и три года. Сергей Писарев ушел от него всего-то на четыре года дальше. А спасать мир никогда не поздно.
Из номера в конце коридора к лестнице двигался давешний «котик», волоча за собой сумку для ноутбука, кофр для фотоаппарата, небольшой рюкзак и… стоп! Это был Катькин рюкзак!
Уже через пять минут, пока рыжая спокойно спала в своем номере, гостиница стояла на ушах.
«Уравновешенные!»
за неделю до необычного кофепития
- Сынок! – предприняла новую попытку маман. – Ты должен учиться на своих ошибках. У Катюшеньки характер ангельский. А спокойствие олимпийское. О скандалах, какие закатывала тебе Клавдия, забудешь, как о страшном сне.
- Угу… Ма, а ты в Баварии была?
Мама-Писарева обреченно закатила глаза.
- И о чем ты только думаешь? – она махнула рукой и со вздохом поднялась. – Как хочешь, но мы с отцом пригласим их к обеду, и только попробуй придумать себе командировку, как ты сделал десять лет назад.
- Из Мюнхена вернусь – поговорим, - отмахнулся Писарев. На Oktoberfest он, конечно, опоздал, но почему бы не отметить День международной солидарности трудящихся на фестивале зеленого пива?
- Лучше бы фестиваль шнапса проводили, - буркнула себе под нос Катя, изучая программу Frühlingsfest. Но придется, видимо, довольствоваться зеленым пивом.
- И сколько ты еще фестивалить будешь? – поинтересовалась маманя. – Опять найдешь там какого-нибудь полудурка. И все сначала! Тебе пора задуматься о стабильности. Тебе нужны ровные спокойные отношения без всех этих встрясок. Писарев-младший, кстати, очень уравновешенный мужчина, прямо непоколебимый. У них это семейное. Его отец, сколько его по кафедре знаю, само спокойствие, и этот такой же.
- Мне на своей кафедре этого спокойствия более чем достаточно…
- Как хочешь, Катя, но мы с отцом тебя с ним познакомим – хуже тебе от этого точно не будет. И только попробуй придумать себе стажировку в Варшаве, как в прошлый раз!
- Хорошо, мама, - бесцветно согласилась дочь. – Вернусь из Мюнхена – поговорим.
за день до необычного кофепития
Когда, наконец, всё успокоилось, все вещи вернули, а водоплавающего котика-ворюгу увезли в неизвестном направлении, Катерина задалась наитруднейшим вопросом.
Надо было отблагодарить бдительного Супермена. Вопрос заключался в том, как это сделать. Теплилась надежда, что Супермен откажется от ее благодарности, не пожелав отвлечься от своей болонки. И так столько времени потеряно!
Но делать нечего и, нацепив любезное выражение лица, Катя приблизилась к Супермену.
- Я, очевидно, теперь должна? Обед, ужин?
Первым его желанием было послать ее подальше – должна она! Больно надо! Но второе желание – подействовать ей на нервы еще хоть какое-то время (о, Писарев воображал, каково ей сейчас!) – оказалось слишком заманчивым. Потому он широко улыбнулся и радостно сказал:
- Стоимость возвращенных ценностей тянет на завтраки, обеды и ужины до конца недели. Но я постараюсь не наглеть. Хватит с меня и обеда. На вечер у нас с Мартой планы.
Катерина хмыкнула.
- Значит, остановимся на обеде. Чем быстрее съешь, тем раньше успеешь к своей Марте. Хотя… - она снова расплылась в улыбке. – Могу передать сухим пайком.
- Нет уж, будешь терпеть мою физиономию минимум целый час. Потом свободна для новых приключений, - рассмеялся он, сунул руки в карманы и поплелся в свой номер. Досыпать. Но со сном по-прежнему не складывалось. До самого утра проворочался в постели, как полный придурок, гадая, было у нее со злоумышленником или не было. Успели или не успели. Сделав закономерный вывод, что успеть можно и за десять минут, рассерженно отключился. И проснулся только к обеду – еще более злой.
Окончательно рассвирепел он, когда, войдя в ресторан, обнаружил, что рыжей еще нет. Или уже нет. Или просто нет.
- Твое время пошло́, - услышал он, спустя несколько минут, и под нос ему было подсунуто меню. - Советую, его не терять.
- Обслужишь меня тоже ты? – осведомился Писарев, оторвавшись от разглядывания причудливых красно-белых клеточек на скатерти, и перевел взгляд на рыжую. – Или не будем дурака валять?
- Обслужит тебя официант, - Катя уселась напротив него и упрямо подтолкнула к нему меню. – Просто сэкономила тебе несколько минут, чтобы ты не опоздал к Марте.
- Ну, у тебя, я полагаю, тоже дел хватает, - он обвел глазами зал и неопределенно кивнул, - а то ведь не все плэйбои освоены.
«Ничего себе! – Катя ошалело глянула на Сергея. – И по какому праву?»
- Разве это каким-то образом касается тебя? – недовольно поинтересовалась она.
- К счастью нет, - отрезал Писарев. – Но вкусы у тебя сомнительны. Впрочем, тебе же все равно, с кем, да?
- Можно подумать, у тебя изысканный вкус! Хотя чему удивляться? Силиконовая болонка – мечта многих мужчин.
- Ее зовут Марта, и она охрененно рассказывает про дачу Гитлера. И потом, особой разницы, кроме окраса, я между вами не обнаружил. Что ты, что она преспокойно вешаетесь на шею малознакомым мужчинам. Я начинаю думать, что это отличительная черта большинства баб.
- А я уже давно думаю, что отличительная черта большинства мужиков – с удовольствием пользоваться отличительной чертой большинства баб. Ни забот, ни обязательств… Между прочим, да, весьма удобно.
- Удобно! Очень удобно до тех пор, пока тебя самого не считают идиотом из-за того, что ты не ведешь себя ровно так же! Еще и удивляются: «А что ты меня не ревнуешь? Разве это любовь?» - прорвалось. Интонация была совсем, как у… Клавы.
- Ну, конечно! Куда как проще быть уверенным, что ты только и делаешь, что сутки напролет трахаешься, как кролик, вообще с любым мужиком, который попадается на глаза, - кажется, она уже кричала, напрочь позабыв хотя бы о зачатках сдержанности. И было совершенно наплевать, что кто-то может понимать, что именно она кричит.
- А разве нет? – заорал Писарев. – В первый же день я тебя не отодрал только потому, что ты напилась так, что я придерживал твои волосы над унитазом во время вашего с ним душевного общения!
- Ну уж прости, тебе не перепало! – она посмотрела на часы и весело усмехнулась: - А твое время еще не закончилось. Пошли по-быстрому, - и кивнула в сторону туалета.
Писарев сузил глаза и, потянувшись к ней через стол, ответил:
- Ну пошли! Если вчера тебе мало было с твоим плейбоем. Я не брезгливый.
- Кажется, тебе твоей Марты тоже не очень хватило? Так мне-то уж тем более чего… В ду́ше, полагаю, был?
- Само собой. Помимо прочего, я чистоплотен. Еще не хватало тебя духами Марты травить.
Катерина вскочила.
- Идем! А то не успеешь мои духи смыть!
Писарев вскочил следом.
- Ты на таблетках или за презервативами сбегать?
- О! – она скривила губы. – За это можешь не переживать. Детей я в принципе не собираюсь заводить. Для меня это не актуально, ты же и сам понимаешь, да?
- Да пофигу. Пошли, - он резко схватил ее за локоть и потащил в сторону туалета на глазах присутствующих. Да в общем-то, ему действительно было плевать. До тех пор, пока они не оказались в узком коридорчике возле туалета, где висели предупредительные таблички No smoking, No drinking, No sex. Впечатления они не произвели. И Писарев довольно грубо притянул ее к себе и прошептал почти в губы:
- А еще я во время секса материться могу, ты уж не обижайся.
- Да пофигу! – довольно ухмыльнулась она и, тесно прижавшись к его бедрам, чуть откинулась назад и стащила с себя футболку.
Нечто невероятное взорвалось в его голове. Издав глухой рык, он подхватил ее под ягодицы, приподнял над полом и, когда лица их оказались друг напротив друга, впечатал свои губы в ее, раздвигая их языком и проникая в горячий и влажный рот. Он задыхался сам и не давал вздохнуть ей. Поцелуй был злым, почти жестоким, знал, что еще немного и сделает ей больно. И не мог остановиться. Спустился к шее, втянул губами кожу, от которой пахло чем-то до одури приятным. В жизни никому не оставлял засосов, а тут пробило. Поставил ее назад, на пол, руки сами потянулись к ее ширинке. Губы вернулись к ее губам. Запутался в шнурках плетеного ремешка. Прижался к ней бедрами еще теснее.
- Кто такая Клава? – неожиданно раздался Катин голос.
Она будто видела себя со стороны – стоящую, откинув голову, и глядящую прямо в глаза Сергею. И ровным счетом ничего не чувствовала, кроме тяжело, медленно, с длинными паузами бьющейся крови где-то в самом центре грудной клетки. Она не чувствовала его рук, не чувствовала его губ. Даже его самого не чувствовала, хотя обнимала его и, запустив руки глубоко за ремень брюк, царапала ногтями кожу.
- Бывшая жена, - бесцветно ответил Писарев, чувствуя, как во рту пересохло, и медленно отстранился. В глазах прояснилось. Дыхание было тяжелым, горячим, мерзко скользящим по носоглотке. Он смотрел на рыжую, и злость уходила, оставляя только опустошение. Вместе со злостью спадало и то дикое возбуждение, что владело им еще минуту назад. Он быстро наклонился, поднимая с пола ее футболку, и так же бесцветно сказал:
- Рассчитались. Довольна?
Нет, она не была довольна. Она не была довольна собой. Поддалась старым обидам. Злилась на «жениха», которого подсовывала маменька. И назначила козла отпущения…
- Рассчитались, - отрешенно ответила Катя, одеваясь.
- Ну и отлично, - кивнул он, поправил ее волосы и вышел из туалета, намереваясь все-таки снова наведаться в фестивальный шатер все с той же целью – надраться. Но на полпути забил на это дело, купил в ближайшем киоске путеводитель и отправился в Pinakothek der Moderne. Когда еще представится возможность побродить среди полотен Пикассо, Дали и Кандинского? В этот раз прогулка обошлась без экскурсовода. Служенье муз не терпит силикона.
Катерина же решила, что стоит проветрить голову на свежем воздухе и до темноты гуляла в Ботаническом саду и кормила лебедей в Нимфенбургском парке. А вернувшись в гостиницу, завалилась спать, думая о том, что еще один день – и все, наконец, закончится. И, может быть, дома она даже простит своего бойскаута. Снова.
Необычное кофепитие
Кофе по-баварски! Изысканный десерт, придуманный где-то в этих краях, простой в приготовлении, но самое главное – кофе, который можно есть, а не пить. Ну разве не восхитительно? А еще с шоколадом, взбитыми сливками и орехами!
Еще большее удовольствие – смотреть на восторженное личико самой рыжей женщины в совсем маленькой, на четыре столика, кофейне. И, пожалуй, самой рыжей во всей Баварии. А уж когда она начинала жмуриться от удовольствия, отправляя в рот очередную ложку кофе, ему отчаянно хотелось отнять у нее эту ложку и кормить самостоятельно, требуя за каждый кусочек поцелуя. Потому что у самой рыжей женщины – самые сладкие губы. Тоже изысканный десерт. Волнующий, характерный, индивидуальный. Вызывающий томление и нежность там, где их, кажется, никогда в жизни не было. Странные чувства, способности на которые он в себе даже не подозревал. И почему-то был уверен еще и в том, что вот только эта самая рыжая женщина, о которой он теперь всегда будет вспоминать за чашкой кофе и которую вряд ли забудет, как невозможно забыть о волнующем приключении, и есть та единственная, кто могла бы этот странный клубок чувств в нем разбудить….
«Так дело не пойдет!» - это была первая отчетливая мысль, которая посетила голову Писарева в момент пробуждения, когда солнечный луч скользнул по его глазам. Дело, черт подери, действительно не пойдет, потому что за все четыре дня своего пребывания в Мюнхене он только и занимался тем, что выходил из себя или выводил из себя Катю. Причем совершенно непонятно, по какой причине. Она приехала в Баварию, чтобы отдохнуть и оторваться, как и он. Его дома ждет любимая, но так заколебавшая его работа, заботы маменьки и какой-то неведомый синий чулок с кафедры географии отцовского универа. Катю… да мало ли, что ждет ее! Может, там муж к ее приезду пироги печет!
Писарев снова рассердился и повернулся на другой бок. На другом боку в голове вспышкой промелькнуло новое открытие. Она, оказывается, уже для него не просто рыжая, а Катя. Может быть, даже Катенька, если задуматься, но задумываться было нельзя. Это всего лишь курортный… Ну даже не роман. А… черт его знает, что такое!
Да и потом! Какая же она «Катенька» после вчерашнего почти секса в туалете ресторана?
Вот тут-то Писарев шумно выдохнул. Сам же спровоцировал! Обидел женщину. Женщина выпустила коготки – причем во всех смыслах. А дальше что? Она всю жизнь будет вспоминать идиота, едва не поимевшего ее в туалете?
«А не слишком ли большого ты о себе мнения, мм?» – ехидно прозвучало в его голове голосом Кати.
И тогда он подорвался с кровати и обреченно проследовал в душ.
Во время завтрака каждый раз оглядывался на дверь, надеясь, что Катерина тоже придет. Но ее так и не было. Потом пошел к ее номеру, даже постучал. Никто не ответил. Постояв для верности еще пару минут под дверью, всерьез размышляя над тем, что она просто не хочет открывать, он снова вздохнул и, рискуя прослыть однообразным и лишенным фантазии, все-таки отправился на Терезин луг. В надежде, что точно так же однообразна и напрочь лишена фантазии Катя.
Сказать, что она искала его здесь и ожидала увидеть – было бы обыкновенно соврать. Но то, что Сергей все же оказался на фестивале, совсем ее не удивило. Потому что только так и могло быть. И только сегодня. Накануне отъезда.
Сама Катя оказалась в шатре лишь потому, что совсем не знала, чем занять себя целый день – самолет только завтра утром. Все казалось скучным и бестолковым. Еще и погода усугубляла ее настроение. На улице было пасмурно, срывался мелкий и холодный дождь. Под него было удобно стыдиться того, что вчера так откровенно провоцировала его. В сущности, за что она на него взъелась? Всего-то и плохого, что спорил насчет места у окна в самолете… А еще под дождь легко получалось жалеть себя.
Катерина испытывала какое-то странное, ноющее чувство, словно после ссоры с очень давно знакомым и очень близким человеком. И пока не помиришься, так и будет ныть, как старый перелом.
- Привет, - с улыбкой сказала она Сергею и подвинулась, освобождая ему место.
Он сел рядом, на мгновение взгляд его задержался на ее легком шарфике, который скрывал засос на шее. И в то же самое время запах ее кожи снова начал отшибать мозги. Ну вот как можно так реагировать на бабу, пусть и красивую? У него от малолеток, вроде болонки, крышу не сносило так, как от… Кати.
- Привет, - негромко ответил он и виновато улыбнулся. – Мир?
- Была война?
- Я не знаю, что это было.
Ему поднесли пиво, он на мгновение отвлекся, но этого времени хватило, чтобы потом, обернувшись к Кате, выпалить:
- Вообще-то я хотел пригласить тебя на кофе. Ну… ты кофе ела когда-нибудь?
- Ела? – Катерина удивленно вскинула брови. – Нет. Но… я хочу попробовать.
Так они и оказались в этой крошечной кофейне, в которую ни один из них ни за что не попал бы, если бы не другой. Потому и сидели друг напротив друга, кажется, окончательно сошедшие с ума и, черт его знает, почему чувствовавшие себя влюбленными подростками.
Его взгляд нельзя было не чувствовать. Он обволакивал и заставлял пульсировать небольшое пятно на шее, скрытое шарфом. Это было приятно. Приятное приключение, случившееся далеко от дома.
- Ты так смотришь, будто у меня вкуснее, чем у тебя! – рассмеялась Катя, облизывая ложку.
- Если тебе не нравится, могу не смотреть, - усмехнулся Писарев, немного подумал и тут же добавил: - Вру. Я не могу не смотреть на тебя.
Округлив глаза, Катя возмутилась:
- Почему не нравится? Я… просто подумала, может, с тобой поделиться, если у меня вкуснее. Хочешь?
- Хочу, - честно сказал он, имея в виду совсем не кофе.
Она кивнула. Но обнаружилось, что ее кофе съеден. Тогда она придвинула к себе его чашку и, наполнив ложку, протянула Сергею.
- И только попробуй сказать, что невкусно, - сделала она сердитое лицо.
- Обычно это мужики своих женщин кормят, а не наоборот, - заявил он, взял губами лакомство и добавил: - Я не то, чтобы возражаю. Но привык доминировать.
- Неужели кто-то мешает?
Он не ответил. Только чуть приподнял бровь, улыбнулся и все-таки отнял у нее ложку. Зачерпнул, было, еще кофе, но передумал. Вместо этого передвинул свой стул ближе к Кате, следом по столу передвинул десерт, потом обнял ее за плечи и шепнул на ухо:
- Только бы попробовал кто-то помешать.
И теперь ложка с десертом оказалась уже у Катиного рта.
Она облизнула ее, потом облизнула губы, на мгновение прикрыла глаза и, распахнув их, улыбнулась.
- Это что-то потрясающее!
- Совершенно с тобой согласен, - кивнул Сергей и, быстро наклонившись к ее лицу, прижался губами к ее губам. Те пахли кофе, были изумительно мягкими и… гораздо вкуснее любого другого десерта.
Катя целовала его в ответ и еле сдерживала безумное, безудержное желание, которое вызывал в ней этот поцелуй. Смутно соображая, что может последовать дальше, она слегка оттолкнула его и выдохнула:
- Не здесь…
- Разумеется, не здесь, - глухо ответил Сергей, прекрасно осознавая, что конкретно сейчас хочет эту конкретную женщину. А еще он осознавал, но чуть менее ясно, что никого и никогда так сильно не хотел. Впрочем, что там было того опыта? Бурное студенчество, бурность которого была слишком уж преувеличена, и долгие годы брака со статистикой святого? В самом деле, ни разу за свои тридцать семь лет он не позволил себе того, что вытворял все последние дни. От этого было непривычно легко. Или, может быть, легко было с ней? С Катей?
Потом время стало тянуться мучительно медленно. Пока ждали официанта со счетом, пристально глядя друг на друга и от взглядов распаляясь еще сильнее. Пока сквозь дождь мчались в гостиницу, дорогой иногда останавливаясь ради быстрых жарких поцелуев, когда сил не целовать уже не было. Пока поднимались в лифте, где он, окончательно обезумев, расстегнул на ней бюстгальтер, настойчиво шаря руками под блузкой и снова целуясь до потемнения в глазах. Пока открывал дверь, впечатав ее в стену всем своим телом, чувствуя все нараставшее напряжение.
И только оказавшись внутри, он ненадолго пришел в себя и подумал, что обязательно попросит номер ее телефона и адрес. Но все потом. Потом, когда это наваждение хоть немного схлынет – вне ее было теперь мучительно… невозможно.
И неожиданно время помчалось с удвоенной скоростью. Катерине хотелось за оставшиеся часы успеть так много, чтобы потом хватило надолго, может быть, навсегда. Желание ее было безумно. Но за эти несколько дней они оба сошли с ума. И еще она сделала невероятное открытие: безумие приятно, когда делишь его на двоих.
В номере постепенно темнело, а когда света совсем не стало, он был уже больше не нужен. Словно они знали друг друга тысячи лет, но с каждым разом продолжали открывать друг в друге что-то новое. И словно дышать не могли без этих тайн и открытий.
Полночи, измотанные и счастливые, они дремали, снова просыпались и целовались, наверстывая упущенное время, и снова не могли оторваться друг от друга. Но Катерина знала – под утро она уйдет. «У меня самолет», - пыталась она обмануть себя. И надеялась, что он заснет. Тогда все обойдется без лишних объяснений, без ненужных прощаний. Так она избежит его вопросов и не впадет в мелодраму. Если она хоть что-то скажет Сергею о себе, то станет ждать.
А ждать Катерина не хотела. Никогда и никого в своей жизни она не ждала. Начинать слишком поздно.
Каникулы должны оставаться каникулами. Без продолжений. Она искала развлечений, он совершенно точно был здесь за тем же самым. К счастью, их пути пересеклись. И, несмотря ни на что, им удалось отдохнуть, развлечься и повеселиться. Если можно так назвать происходящее. Катя улыбнулась. Даже для нее, привыкшей к свободным отношениям, это было слишком. Может быть, это он так на нее действовал? Она до сих пор не понимала, что на нее нашло. Но что бы это ни было, теперь, замерев рядом с ним под одним одеялом, она чувствовала уверенность в том, что ей повезло…
Ей действительно повезло. Сергей заснул. Она осторожно выбралась из кольца его рук и ног, быстро и бесшумно оделась и выскользнула из номера.
А через два с половиной часа сидела в своем законном кресле у окна, глядя на остающийся внизу Мюнхен. Место рядом с ней было пустым.
Он проснулся, когда она была уже где-то в воздухе, сонно пошарил рукой по подушке и усмехнулся: «Удрала, зараза!». А потом подумал о том, что теперь-то он знает, в каком она номере – долго искать не придется. Несколько шагов по коридору и дверь справа.
Эпилог
Лило так, что дворники едва справлялись. Но это и к лучшему. Не так накаляло искушение скосить глаза вправо, чтобы посмотреть на Катю, как и он, напряженно вглядывавшуюся в лобовое стекло, за которым мало что было видно.
- А еще мы до сих пор храним Катюшины похвальные грамоты со школы! – пьяным голосом проговорил предполагаемый тесть. Собственно, его нынешнему состоянию Писарев был обязан тем, что эта странная встреча обедом не ограничилась. Профессора Нарышкина за руль не пустили. Его супруга не водила. Писарев же был непьющим. Потому традиционно всех развозил.
- Давайте поднимемся! – не отставал профессор. – Я вам и грамоты, и медаль покажу! Золото! Выпьем на посошок!
- Пап, какая медаль! – устало проговорила Катя, пытаясь утихомирить отца. – Кому она сейчас нужна? И на посошок ты сегодня выпил уже трижды.
- Так то с профессором Писаревым! А с кандидатом наук еще не пил!
- Кандидат не пьет, - пискнула маманя и улыбнулась в зеркало заднего вида.
- Кандидат не пьет, - повторила себе под нос Катерина и бросила быстрый взгляд на Сергея.
- Кандидат бросил, - буркнул Писарев и остановил машину возле дома, указанного в навигаторе конечной точкой маршрута.
- А еще у Веруни… в смысле Веры Павловны… такие огурчики маринованные – закачаешься! – не унимался профессор Нарышкин. – Переночуете у нас, чего уж!
- Мне еще Катерину домой везти, - ответил Писарев и широко улыбнулся.
- Действительно, Димочка, пусть уж они… сами уже, - чуть покраснев, поддакнула Веруня.
Катерина вздохнула и попрощалась с родителями.
Этот вечер был для нее бесконечным. И она никак не могла определиться, чего она хочет больше – чтобы они поскорее довезли ее родителей, или чтобы отец все же затащил Сергея к ним. Потому что она… боялась остаться с ним вдвоем. За обедом было легко вести себя так, словно никогда ничего не было. Там были родители – его, ее. Они все дружно что-то говорили, рассказывали, нахваливали. Она все терпеливо слушала, говорить старалась немного, а на Сергея смотреть и того меньше. И до сих пор не могла поверить, что именно он оказался тем самым неудачником, от которого она когда-то давно сбежала в Варшаву.
Когда Нарышкины скрылись в парадной, Писарев, наконец, осмелился впервые за весь вечер прямо и открыто посмотреть на Катю. Тоже еще… синий чулок…
«Хватит искать мне невест среди аспиранток!» - наорал он десять лет назад на мать и свалил в командировку. А после той чертовой командировки познакомился с… нет, не с аспиранткой – хуже! – с первокурсницей с редким именем Клава и роскошным телом. Они встречались три года. А потом он женился, потому что надо же когда-то на ком-то жениться. Собственно, и тогдашний руководитель его первого крупного проекта в NetCore весьма прозрачно намекнул на то, что супруга – оплот успешного мужчины. Он делал карьеру, менял квартиры, пробовал убедить Клаву родить, становился рогоносцем, разводился… И все это время где-то на земле жила Катя. Синий чулок.
- Куда хоть едем? – поинтересовался Писарев. И, кажется, это были его первые слова, обращенные к ней, не считая неловкого приветствия.
- Домой, - уныло пробормотала Катерина, глядя в залитое дождем окно, и назвала адрес.
С места не тронулся. Дождь, кажется, только усилился. И теперь уже где-то над ними небо озарялось яркими вспышками. Обыкновенная гроза. Обыкновенная майская гроза.
- Утром я хотел принести тебе завтрак в номер, - глухо сказал Писарев. - То, что планировалось после завтрака, тебе бы понравилось. Наверное.
- А ты романтик, - она по-прежнему разговаривала с собственным отражением на стекле.
- Какой есть. И меняться ни черта не собираюсь. В моем возрасте поздно.
- В моем тоже поздно делать многое, - Катя повернулась к нему. – Ты на родителей моих не обижайся, у них идея «фикс» - отдать меня замуж. Никак не хотят понять, что мне это не нужно. Надеюсь, сегодняшний обед, плавно перешедший в ужин, не нарушил никаких твоих планов?
- Нарушил, - легко сказал он и улыбнулся.
- Мне жаль.
- А мне – нет.
- Отвези меня, пожалуйста, домой, - помолчав некоторое время, попросила Катерина.
- И что ты будешь делать дома?
- Сереж, ну какое это имеет значение?
От этого ее «Сереж» глубоко вздохнул, чувствуя, как мерно, спокойно бьется сердце, будто только готовясь к тому, какой очередной фортель выкинет его обладатель. А он сам толком не знал, сердиться или сгрести в охапку своего найденыша и больше уже никуда и никогда не отпускать.
- Для мирового сообщества это, конечно, не имеет ровно никакого значения, - улыбнулся, наконец, Писарев. – Это имеет колоссальное значение для меня. К примеру, если ты планируешь устроить пьяную вечеринку, я, пожалуй, с удовольствием припрусь в гости. А если весь вечер ты собираешься переключать пульт телевизора в поисках какой-нибудь мелодрамы, то меня вполне устроит посидеть рядом на диване и почитать книжку. Вдруг тебе захочется чаю, а до рекламы еще далеко, чтобы отлучаться на кухню?
- То есть ты уверен, что ни для той, ни для другой роли у меня никого нет? – на ее лице появилось отдаленное подобие улыбки. – Я, пожалуй, вызову такси.
- Не знаю, может быть, для роли кто-то и есть. Ты не заигралась?
- Заигралась, - спокойно ответила Катя, не отводя взгляда. – Еще тогда, в Мюнхене. Потому и думаю, что все это надо там и оставить. Если бы я могла предположить, что меня ведут на смотрины к тебе, то уехала не только в Варшаву, а даже в Парамарибо.
- Лестно. Послушай, я сейчас задам тебе один-единственный идиотский вопрос. Постарайся не удивляться. Ответишь честно – отвезу домой и оставлю в покое. Идет?
- Идет.
- Ты сбежала, потому что влюбилась?
Катерина хлопнула ресницами. Она влюбилась. Она точно влюбилась. Неожиданно для самой себя и как-то совершенно бесповоротно. И это было странно, потому что до этого она была влюблена всего один-единственный раз в двенадцать лет в Сирано де Бержерака – он был жутко умный. Но сбежала она не поэтому…
- Я не сбегала. У меня просто был ранний вылет. Тур закончился, - пожала Катя плечами.
- Окей, будем считать, я удовлетворен, - процедил сквозь зубы Писарев, завел двигатель, отпустил сцепление и вдавил педаль газа.
Они рванули по ночному городу сквозь ужасную грозу, лавировали между машинами на дороге, вел он нервно, и пару раз рука рвалась к бардачку, где валялись сигареты. Потом вспоминал, что и окно не откроешь – зальет к черту. И ладонь снова цеплялась за руль. На Катю смотреть избегал – слишком злился. Но зато потом с удовольствием наблюдал за тем, как вытянулось ее лицо, когда они оказались во дворе совершенно незнакомого ей дома.
Впрочем, большого ума не понадобилось, чтобы понять, куда они приехали. Катя весело усмехнулась.
- Еще и обманщик!
- Сама хотела домой. Не понимаю, что тебя не устраивает.
Уже не сдерживаясь, она рассмеялась.
- С домом все устраивает. Идем, будешь показывать, как оставишь меня в покое.
- Вот тут соглашусь – слукавил. Покоя не будет точно. А еще у меня зонта нет.
- А горячая вода?
- Да хоть залейся. И кофе у меня тоже вкусный. Правда, я его традиционно, в джезве варю. Устроит?
- Вполне, – она сняла туфли и стянула чулки. – Побежали!
Он раскрыл дверцу, подхватил ее на руки, не обращая внимания на восторженный визг, в совершенном умилении от вида ее узких ступней. Промокли моментально, насквозь. И у него даже куртки не было, чтобы романтично, по-киношному укутать ее. Добрались до парадной, и вскоре в одном из окон на пятом этаже зажегся свет.
Гроза продолжалась всю ночь. Но, собственно, какая разница?
К слову, утром вспомнили, что в холодильнике осталось так и не открытое мюнхенское пиво. Конечно, не зеленое. Но пили кофе. Все-таки оба были уравновешенными негулящими трезвенниками.
Конец
_________________
На форуме с: 20.12.2017
05 Май 2018 8:28
Они здесь такие.... мммм даже не знаю... нежные что ли. И безумно теплые. Вот не знаю почему, но теплые! 
На форуме с: 05.11.2013
На форуме с: 07.07.2012
На форуме с: 08.02.2018
На форуме с: 04.04.2017
На форуме с: 22.05.2017
На форуме с: 20.12.2016
На форуме с: 29.09.2016
Участвуйте в литературной игре 
В теме «Читальный зал»: Код красный (Петерсон Хельга) С огромным удовольствием прочитала новинку от Хельги Петерсон. В ней снова появляются полюбившиеся герои... 
В блоге автора AriSta: 
В журнале «Литературная гостиная "За синей птицей"»: