Карта ролевой игры "Сказочные Вечеринки"

Петровское-Звегинцово

Да чтоб вас с первачом да калачом всей ярмаркой вприсядку под трёхрядку!
Грубо вырванный из оков сна непонятным грохотом, Николай Александрович Звегинцов сел на кровати, пытаясь сообразить, что именно его разбудило.
Грохот повторился, на этот раз сопровождаемый звоном.
Да что там происходит, черт вас дери!
Он уже успел накинуть шлафрок, когда в дверь спальни дробно постучали.
- Батюшко Николай Ляксандрыч, бяда! – донесся до него дребезжащий голосок старухи-няньки.
Отодвинув щеколду, Звегинцов выглянул в коридор.
- Что стряслось, Прасковья?
- Барыня дом громят, - несмотря на летнюю жару, старушка куталась в пуховый платок и все равно тряслась, как осиновый лист.
- Какая барыня? – соображал Звегинцов спросонок туговато.
- Анна Вгенньна приехали.
- Надо же, день еще толком не начался, а уже интересно, - протянул Звегинцов. – Спасибо, Прасковья, ступай. Я сейчас спущусь.
Наскоро плеснув в лицо водой из кувшина, Звегинцов отправился на поиски нарушительницы спокойствия. За приоткрытой дверью в людское крыло мелькнуло перепуганное лицо кухарки.
Незваная гостья обнаружилась в малой гостиной, где с остервенением топтала содранную с окна занавесь. На полу валялось несколько увесистых канделябров и стул с отломанной спинкой, а похрустывающие под ногами бело-голубые осколки напоминали о фарфоровых каминных часах.
«Жаль, отличный был механизм», - отметил про себя Звегинцов, вслух же раздумчиво произнес:
- Так понимаю, следует послать за отцом Иоанном…
- Зачем? - женщина резко обернулась и попыталась сдуть со лба выбившийся из-под шляпки локон.
- Изгонять вселившегося в вас беса, - Звегинцов отодвинул от стола уцелевший стул и демонстративно уселся, закинув ногу на ногу.
- Уже не стесняешься разгуливать по дому в неглиже? Быстро же ты опустился, - женщина брезгливо скривила губки.
- Вынужден вам напомнить, Анна Евгеньевна, что мы с вами были женаты без малого два десятка лет, так что мой вид в домашнем халате не должен вас так уж сильно фраппировать. Не могу сказать, что счастлив вас видеть, тем не менее, пока вы перестали крушить мое имущество, хотелось бы узнать, чему обязан?

Петровское-Звегинцово

- Где она? – женщина вздернула подбородок, окинув бывшего мужа роскошным презрительным взглядом, сделавшим бы честь драматическому таланту самой Ермоловой.
- Зависит от того, что конкретно вы тут пытались отыскать, - Звегинцов к тщательно выверенным взглядам и поджатым губам остался равнодушен, сохраняя нейтрально-вежливый тон.
- Не паясничай, Николай, ты прекрасно понял, о ком я говорю! Где Анюта?
- Утро сегодня превосходное, не находите? – с ленцой в голосе отозвался Звегинцов, сцепив руки на колене.
- Не уходи от вопроса! Куда ты дел Аню?
- Я и не ухожу. Видите ли, Анна Евгеньевна, это утро настолько прекрасно, что даже ваше бесцеремонное вторжение не сумело заставить меня пренебречь его красотой.
- Ты издеваешься?
- Как вы могли такое подумать! Я всего лишь пытаюсь вам рассказать, что, выглянув в окно, дабы полюбоваться великолепием летнего утра, заметил у поворота на подъездную аллею тройку. Коренник, пожалуй, впечатляет не меньше утра. Это ведь вас дожидаются, я правильно понимаю?
- Разумеется. Ты же не думал, будто я пришла сюда пешком?
- Такого на ваш счет я бы вообразить не осмелился! Однако вот что любопытно: тройка… да в нашей глуши… - ленивые нотки из голоса Звегинцова пропали, зато на лице появилась неприятная улыбка. – Вы на полном серьезе рассчитывали, будто сможете ворваться в мой дом с утра пораньше и похитить ребенка?
- Аня - уже почти взрослая барышня, она бы сама со мной ушла, никого бы мне не пришлось похищать! – женщина отбросила край бархатной портьеры, который все это время продолжала неосознанно комкать в руках.
- Вполне вероятно, что вы правы, Анна Евгеньевна. Анюта, к несчастью, весьма привязана к вам. Но, даже если бы она согласилась уехать с вами по собственной воле, это все равно осталось бы похищением. Радуйтесь, что вам не удалось осуществить свой план.
- Послушай, Николай, давай поговорим серьезно, – женщина словно бы растеряла весь пыл, ее плечи поникли, руки безвольно повисли вдоль тела. Подойдя к стоящему у окна креслу, она совершенно неэлегантно плюхнулась на сиденье. – У тебя есть все основания злиться на меня. Я виновата перед тобой и не прошу меня прощать. Но то, что я оказалась тебе дурной женой, не означает, будто я была плохой матерью. Даже ты не можешь отрицать, что об Анюте я всячески заботилась.
- Это правда, - спокойно согласился Звегинцов.
- И я первая скажу, что ты – прекрасный отец! Ты оскорблен, я понимаю, но подумай не о себе и не обо мне, подумай об Ане! Ты ведь образованный человек, Николай, ты должен понимать, что девочке очень нужно женское руководство, потому что есть такие вещи, о которых она никогда не сможет откровенно поговорить с мужчиной, пусть даже с самым любящим отцом! Ей нужна мать!
- В общем случае, несомненно, для девочки особенно важно женское влияние. Вот только вы забываете, что наш с вами случай не общий, а частный. – В голосе Звегинцова отчетливо прорезались металлические нотки. – Я ни при каких обстоятельствах не позволю, чтобы моя дочь воспитывалась в секте!

Петровское-Звегинцово

- Да отчего же в секте, Николай! – женщина всплеснула руками. – Разве близость к земле, физический труд и отказ от мясной пищи противоречат учению Христа?
- Избавьте меня от подробностей быта вашей общины опрощенцев! Я не собираюсь подпоясывать рубаху веревкой, натягивать лапти и бродить за плугом, делая вид, будто занят великим делом. Это любому невежественному мужику по плечу.
- А следовало бы! Следовало бы быть ближе к природе и подлинным носителям русского духа! Между прочим, у себя в имении Лев Николаевич и вовсе ходит босиком.
- Кажется, несколько минут назад вы упрекали меня за то, что по собственному дому я хожу в халате, а босоногий граф Толстой вас, стало быть, не смущает?
- Не сравнивай себя с великим человеком, мыслителем…
Звегинцов прервал собеседницу:
- Да куда уж мне, я фривольных книжонок не пишу.
- Как… как… – от возмущения Анна Евгеньевна задохнулась и никак не могла выговорить фразу, беззвучно хватая ртом воздух.
- Да вот так. Представить боюсь, сколько дамочек, прочитавши историю о душевных терзаниях истеричной особы, испортившей жизнь вообще всем, кому смогла, возомнили себе, будто это и есть любовь. Радуйтесь, что я подобных иллюзий не питаю, потому сам разрубил гордиев узел, и вам не придется кидаться под поезд.
- Ты хам, Николай! Ты низкий, подлый человек! – женщина вскочила на ноги, ноздри ее раздувались от негодования, глаза горели праведным гневом.
Звегинцов же согласно кивнул:
- Хам. Подлец. Мерзавец. Негодяй. Вот только открыто с чужими женами живу почему-то не я.
- Не смей! Не смей говорить о Константине в таком тоне! Ты даже мизинца его не стоишь!
- Какое счастье! Иначе мне пришлось бы поступить в духе ваших обожаемых «подлинных носителей», которые у себя в деревнях предпочитают неверную жену прогонять обнаженной по центральной улице, при этом избивая ее кнутом. На этой пикантной ноте предлагаю закончить нашу душеспасительную беседу. Дальнейшее общение считаю бессмысленным. Аню я вам не отдам, а если вы еще раз позволите себе появиться в моих владениях, я, пожалуй, вспомню, что тоже обладаю какими-то зачатками русского духа, и прикажу бросить вас в компостную яму и засыпать перьями.
- Ты не посмеешь!
- Желаете проверить? – Звегинцов поднялся со стула и вальяжно заложил большие пальцы рук за пояс шлафрока.

Петровское-Звегинцово

Проверять Анна Евгеньевна не пожелала.
Проводив бывшую супругу до дверей, Звегинцов остался стоять на крыльце, дабы удостовериться, что та благополучно уберется восвояси. Лишь когда тройка умчалась, он вернулся в дом.
У лестницы робко жалась нянька.
- Что же это, батюшко? – на глаза старушки навернулись слезы. – Что же это деется, родимый?
- Ничего, Прасковья, - Звегинцов ласково потрепал ее по плечу. – Ничего. Все образуется. Не переживай. Ты распорядись, чтобы малую гостиную привели в порядок. Там осколков много, пусть девушки поаккуратней, а я им пожалую по гостинчику за труды.
- Балуешь ты нас, батюшко, ох, балуешь, – Прасковья тут же забыла о печалях, разулыбалась, окрыленная осознанием своей нужности. Она, всю жизнь возившаяся с господскими детьми, в старости сама стала похожа на ребенка. Звегинцов не отправлял ее на покой лишь потому, что понимал: вдали от привычной суеты она быстро зачахнет, здесь же пожилая женщина бодрится и старается приносить пользу.
Перед отъездом Звегинцов вызвал к себе управляющего – обрусевшего немца - и передал ему два конверта.
- Юлий Францевич, здесь письменные распоряжения на случай, если моя бывшая жена вновь нагрянет сюда в мое отсутствие. В запечатанном конверте письмо к исправнику. Разумеется, если Анна Евгеньевна не появится, на что я весьма надеюсь, отправлять письмо не нужно.
- Понял вас, Николай Александрович. Еще будут какие-то распоряжения?
- Нет, благодарю вас, можете идти.
Поправив перед зеркалом булавку в галстуке, Звегинцов отправился к Мещерским.

Дорога к «Отрадному»

Звегинцов решил ехать верхом, чтобы при необходимости вернуться домой без лишних проволочек. Однако далеко он не уехал, практически за околицей обнаружив накренившийся кабриолет и тонкую женскую фигурку на обочине рядом с экипажем.
Подъехав ближе, Звегинцов узнал Евдокию Ильиничну – дочь графа Аристова. С графом они поддерживали добрососедские отношения, и Звегинцов был искренне опечален, когда Илья Николаевич в прошлую зиму скоропостижно скончался.
- Желаю здравствовать, Евдокия Ильинична! – Звегинцов вежливо коснулся шляпы. – Доброго дня, видимо, желать уже поздно, - он слегка улыбнулся, давая понять, что шутит. - Вы почему одна здесь?
- Добрый день, Николай Александрович! – ответная улыбка девушки была лучезарной. – А я не одна, я под охраной, - Евдокия Ильинична указала глазами на корзинку, из которой выглянул лобастый щенок.
- Вижу, охранник хоть куда, - Звегинцов спешился и внимательно осмотрел колесо застрявшего кабриолета.
- Вот, к Мещерским ехала, и такая неприятность. Гришку к вам отправила за помощью, а сама тут природой наслаждаюсь.
- Мы с вашим посланцем, видимо, разминулись. Он, вероятно, сразу в кузницу побежал.
- Наверное. Я, правда, еще водицы просила, жарко очень.
- С этим я могу вам помочь прямо сейчас, - Звегинцов немедленно вынул из седельной сумки плоскую серебряную фляжку. Ловко открутив закрывающую горлышко стопку и прятавшуюся под ней крышечку, он наполнил стопку прозрачной жидкостью и протянул девушке. – Прошу вас, Евдокия Ильинична! Не переживайте – вода. Охотничья привычка всегда иметь при себе запас воды.

Диалог с Евдокией Ильиничной согласован

Дорога к «Отрадному»

Изящная ручка в тонкой перчатке чуть дрогнула, как и мягкий голос при воспоминании о покойном Илье Николаевиче, потому Звегинцов не стал растравлять чувства девушки, предлагая еще воды. К тому же на дороге показались спешащие в их сторону фигуры, в одной из которых без труда угадывался кузнец Фрол, способный по пьяни завязать кочергу узлом. Значит, и воды для барышни скоро принесут вдосталь.
- Не тревожьтесь, Евдокия Ильинична, верхом вам ехать точно не придется. Я уже вижу кузнеца с подмастерьями, судя по всему, они сразу инструменты захватили, потому и задержались. Сейчас ваш транспорт осмотрят, вынесут вердикт, если починить на месте не получится, я прикажу заложить свою коляску. Доберетесь с комфортом и к обеду, несомненно, успеете.
Подошедшие «носители русского духа», отвесив традиционные поклоны, принялись споро и сноровисто устранять поломку, а незнакомый Звегинцову парень, явно тот самый Гришка, о котором говорила Евдокия Ильинична, бросился к барышне с ярко блестящими в солнечных лучах бидоном и кружкой наперевес.
Суета вокруг пострадавшего экипажа закончилась довольно быстро, Фрол уверил барина, что «таратайка ничего, справная, еще побегает, а Митьке, ироду чумазому, уши непременно открутят», и работяги с поклонами удалились.
- Кто такой Митька, не знаю, но главное, что все благополучно разрешилось, - Звегинцов вернулся к прерванному разговору.
- Ой, это, наверное, мальчик, который под самые копыта коню бросился, от того Гришка в яму и заехал. Не надо его наказывать, он и так испугался, бедный, - встревожилась Евдокия Ильинична.
- Да ничего Фрол никому не открутит. Это он для красного словца сказал. Он ребенка пальцем не тронет.
- Хорошо тогда, - улыбнулась девушка.
У нее была очень красивая улыбка: такая теплая и душевная, что сразу хотелось улыбнуться в ответ.
- Возвращаясь к вашему вопросу, Евдокия Ильинична: да, я тоже приглашен к Дарье Петровне на именины. Так что мы с вами направляемся в один и тот же дом, однако сопроводить вас я не смогу, хотя предпочел бы отправиться с вами и лично убедиться, что поломка не скажется на вашей дальнейшей поездке.
Звегинцову плохо удавались аккуратные намеки, хотя он очень старался обойти тему траура Евдокии Ильиничны и не напоминать ей вновь о покойном отце. Вполне вероятно, за прошедший год она так мало принимала у себя гостей, что скандал, связанный с разводом Звегинцова, до «Аристова» не докатился. Но объяснить свой отказ сопровождать графиню было необходимо, пришлось говорить прямо:
- Дело в том, что появление в моем обществе может бросить тень на вашу репутацию. Не знаю, известно ли вам, но мы с Анной Евгеньевной более не женаты. А разведенный мужчина - слишком скандальная компания для барышни. Потому прошу меня простить, но будет лучше, если я поеду вперед. Если вы не доберетесь до «Отрадного» через, скажем, полчаса после моего приезда, я сообщу, что видел вас на дороге, и у вас были проблемы с экипажем. Тогда за вами вышлют коляску из «Отрадного». Или для надежности лучше сообщить сразу?
- Нет, что вы, Николай Александрович, не нужно, - возразила Евдокия Ильинична. - Полагаю, мою репутацию испортить вряд ли возможно. Шесть сезонов в Свете достаточно для этого сделали. Мне перемывали кости и за глаза, и в лицо, да и про развод ваш слышала, хоть подробностей и не знаю, но думаю, коль дочка с вами осталась, вины вашей тут нет. Впрочем, если вы настаиваете, пусть будет по-вашему.
- Уверен, что вы преувеличиваете. Значит, через полчаса, - Звегинцов подал девушке руку, чтобы ей было удобно подняться в кабриолет, вскочил на лошадь и поскакал в сторону имения Мещерских.

«Отрадное»

Спешившись, Звегинцов сунул пальцы в кармашек жилета и извлек монету, которую вложил в руку дворового, подхватившего вожжи.
- Позаботься о Репке, любезный, а как расседлаешь, сумки отнесешь в отведенную мне комнату.
Но прежде, чем кобылу увели, Звегинцов вытащил из седельной сумки небольшую коробочку с подарком для именинницы. Взглянув на карманные часы, он отметил время, как и обещал Евдокии Ильиничне.
Оставалось лишь найти и поприветствовать Дарью Петровну.

Диалог с Евдокией Ильиничной согласован

Гостиная в «Отрадном»

Список вещиц, которые мужчина может преподнести барышне, не вызвав ненужных кривотолков, был до тоскливого мал. Пришлось выбирать подарок не столь оригинальный, сколь изящный, способный доставить удовольствие даже пресыщенному вкусу светской дамы. Звегинцов остановился на небольшой иконе, изображающей всем известный сюжет, зато тонко вырезанной по перламутру. Торговец утверждал, что прибыла красота из самой Палестины, но Звегинцов сомневался, что переливающееся жемчужными оттенками кружево могло доехать до Энского уезда из такой дали. Скорее уж какой-нибудь российский «Левша» овладел приемами столь филигранной резьбы.

Тщательно упакованную в коробку и обернутую бумагой иконку он и вручил имениннице.
- Дарья Петровна, должен заметить, что ветер дальних странствий вам удивительно к лицу. Когда я смотрю на вас, слышу лишь один звук – звон разбитых сердец, - он коротко коснулся губами кончиков точеных пальчиков.
- Уж не ваше ли сердце издает столь печальный звук? - улыбнулась именинница, привычная и к светским пикировкам, и к комплиментам всех мастей.
- Мое сердце разбили задолго до вас, так что я надежно защищен, - поддержал он беседу на грани флирта.
- Я воспринимаю ваши слова как вызов, Николай Александрович, - глаза девушки задорно сверкнули.
- В таком случае мне остается лишь сдаться на милость победителя, - и он отошел, освобождая место для желающих вручить хозяйке гостеприимного дома привезенные гостинцы.
В имении Мещерских собрался едва ли не весь уезд, так что рукопожатия, приветствия и поклоны текли своей чередой, но Звегинцов не забывал посматривать на часы.
Среди гостей он заметил Елену Петровну, дочь предводителя дворянства. Девушка сидела на диване в другом конце комнаты, потому, встретившись глазами, они лишь улыбнулись и кивнули друг другу. Елена Петровна показалась Звегинцову задумчивой и серьезной, словно находилась не на празднике, а на судебном заседании. Он хотел подойти и развлечь девушку легкой беседой, но его отвлекли очередным рукопожатием, а когда Звегинцов обернулся, Елену Петровну от него уже скрыли другие гости. Зато совсем рядом он увидел Евдокию Ильиничну и тепло улыбнулся девушке:
- Вижу, что вы благополучно добрались, и весьма рад этому!
- Я успела? – она тоже улыбалась.
- Двадцать две минуты…
Его прервал зычный голос:
- Кушать подано! – провозгласил перестаравшийся слуга.
Звегинцов предложил Евдокии Ильиничне руку, чтобы проводить девушку в столовую.

Диалог с Дарьей Петровной согласован

Столовая в «Отрадном»

Повар у Мещерских был большой искусник. Консоме в его исполнении получилось прозрачным, как слеза, но при том не потеряло ни одной нотки насыщенного аромата, возбуждающего аппетит, ни единого оттенка концентрированного вкуса с легкой горчинкой и нежным смолистым привкусом, свойственными лишь мясу рябчика. Воздушный волован таял во рту, а уж правенсаль в сладковатом томатном соусе с пикантными островатыми нотками чеснока и вовсе заставлял беспокоиться о возможности проглотить язык, наслаждаясь блюдом.
Несколько наискось от Звегинцова за столом сидел человек, который в первый момент показался Николаю Александровичу знакомым. Если глаза его не обманывали, это был князь Загряжский. Смущало лишь то, что ранее в их тихом уезде Звегинцов князя не встречал, да и знаки различия на эполетах указывали на чин поручика, а Загряжский слыл офицером бравым, он бы уже себе что повыше выслужил. Звегинцов пришел к выводу, что обознался, все же князя он не видел со времен службы, а даже если и не обознался, навязываться в знакомцы было неудобно. Близкой дружбы они никогда не водили, служили хоть и в одни годы, да в разных полках, виделись только на светских раутах да иной раз на веселых кутежах. Впрочем, на офицерских пирушках Звегинцов появлялся редко. Он рано женился, благодаря Высочайшему разрешению, выхлопотанному будущим тестем – графом Вонлярлярским. Покойный Евгений Петрович, царствие ему небесное, был любимцем императора Николая Павловича. Видимо, из уважения к памяти отца император Александр Николаевич счел возможным удовлетворить прошение графа, желавшего счастья для горячо любимой дочери. Хорошо, что граф не увидел, в какой фарс в итоге превратился брак, для заключения которого было приложено столько усилий.
Евдокия Ильинична мило болтала с сидящей напротив Еленой Петровной, и Звегинцов невольно слышал разговор девушек. Евдокия Ильинична посетовала, что за время траура отвыкла от общества и развлечений. Звегинцов подумал, что граф Аристов, как и всякий отец, тоже желал дочери счастья и наверняка не хотел, чтобы после его смерти Евдокия Ильинична заживо погребла себя в усадьбе. Однако лезть с непрошеными советами не стал, особенно памятуя, какое сильное впечатление на графиню производят воспоминания о покойном отце.
Во время обеда Сергей Сергеевич Демидов преподнес имениннице подарок – портрет, написанный в интересной экспрессивной манере. Дарья Петровна на картине выглядела невесомой и воздушной, словно не живая женщина, а дух из волшебного мира, какая-нибудь фея сирени. Все же умеют представители купечества делать широкие жесты, чего не отнять, того не отнять.

Веранда в «Отрадном»

После плотного обеда как нельзя кстати пришлось охлаждающее мороженое. Помимо десерта собравшимся предложили занимательный опыт по записи стихов на цилиндры.
Видимо благодаря утренней сцене с бывшей женой единственные строки, которые упорно крутились у Звегинцова в голове после предложения вспомнить любимое стихотворение, были эпиграммой Некрасова на роман графа Толстого. Однако для женского общества они, пожалуй, были излишне остры.
Отметив, как приставленная к фонографу барышня, которую именинница отрекомендовала «Ниночкой», назвала вызвавшегося первым участвовать в декламации поручика «князем», Звегинцов уверился, что глаза его не обманули, это и в самом деле Загряжский.
Слушая, как гости читают в рупор фонографа стихи, Звегинцов, наконец-то, смог отделаться от некрасовских рифм и вспомнить пару строк из сонета Шекспира, вполне пригодных для публичной декламации.
На взгляд Звегинцова, у барышень читать стихи получалось куда лучше, чем у мужчин. Они произносили строки о любви сердечно и от души. Он нашел глазами еще не подходившую к фонографу Евдокию Ильиничну, и ему вдруг стало интересно, какие стихи выберет она.
Выбор графини оказался неожиданным: она решила спеть, причем выбрала романс в стиле русских народных песен. Голос Евдокии Ильиничны звучал чисто, но печально, что соответствовало тексту песни, но совсем не вязалось с известным Звегинцову образом графини, ведь до кончины Ильи Николаевича девушка производила впечатление бойкой барышни, охотно улыбающейся и смеющейся. Очень жаль, если смерть близкого человека так ее подкосила.
После того, как цилиндр с записью голоса Евдокии Ильиничны воспроизвели, та как-то заторопилась покинуть веранду, словно расчувствовавшись.
Чтобы отвлечь внимание собравшихся от этого небольшого происшествия, Звегинцов подошел к фонографу и спокойно, но достаточно громко произнес:

Постыдно расточать души могучей силы
На утоленье злых страстей, что нам так милы:
В минуту торжества они бывают злы,
Убийственны, черствы, исполнены хулы,
Неистовы, хитры, надменны, дерзновенны -
И вслед, пресытясь всем, становятся презренны…

Никаких иллюзий по поводу своего исполнительского искусства Звегинцов не питал, так что запись прослушал без каких-либо эмоций, а вот затянувшееся отсутствие Евдокии Ильиничны начинало его беспокоить - девушке могло стать дурно.

Сад в «Отрадном»

Спустившись в сад, Звегинцов огляделся. Неподалеку виднелась беседка, укрытая кустами жасмина. Подойдя ко входу, он рассмотрел в глубине беседки силуэт, почти сливающийся с зеленоватым сумраком.
- Евдокия Ильинична, это вы? С вами все благополучно? – спросил он, не поднимаясь в беседку.

Беседка в саду

- Надеюсь, я вам не помешал? - Звегинцов поднялся в беседку. – Если мое присутствие неуместно, вам достаточно сказать, и я уйду.
- Нет-нет, что вы, - отозвалась Евдокия Ильинична, - я даже рада собеседнику.
- В таком случае позволю себе высказать крамольную мысль, - Звегинцов сел на ближайшую ко входу скамью. – Фонограф – штука занимательная и в виде эксперимента весьма любопытная, но качество записи настолько далеко от естественного звука, что даже у чревовещателей получается лучше имитировать голоса. По-моему, абсолютно у всех стихи в записи звучали так, что можно было лишь отличить женские голоса от мужских. Первые чуть повыше, вторые – пониже. Вот и вся разница. Так что ориентироваться на фонограф, определяя качество пения, идея заведомо провальная. Научный и технический прогресс не стоят на месте, вполне вероятно, что в будущем фонограф усовершенствуют, а пока это лишь забава, не более. Лично мне ваше пение понравилось, как и то, что вы единственная пошли не по проторенной дорожке – не испугались поступить нестандартно. Это качество дорогого стоит.

Беседка в саду

- Да, я так считаю, - абсолютно серьезно ответил Звегинцов. – И причины вашего поступка не столь важны. Главное, вы способны сделать не то, что все от вас ожидают. Что же до вашего батюшки… - он на миг замялся, подбирая слова. – Во время обеда я невольно слышал вашу беседу с Еленой Петровной. Вы упомянули, что отвыкли от развлечений и не уверены, готовы ли вновь принимать в них участие. Я тогда подумал, что Илья Николаевич, как и всякий любящий отец, желал вам счастья, и вряд ли хотел бы, чтобы вы сидели в четырех стенах, ничем себя не радуя. Я не озвучил свои мысли за столом, дабы не печалить вас упоминанием об отце, но вы сами заговорили на эту тему.
Звегинцов всмотрелся в полумрак беседки, но не сумел толком разглядеть выражение лица собеседницы.
- Евдокия Ильинична, позволите ли задать вам один вопрос, ужасно неприличный и бестактный, как все прямые вопросы? Разумеется, отвечать на него вы не обязаны.

Беседка в саду

Звегинцов слегка усмехнулся:
- Мне лестно ваше мнение, Евдокия Ильинична, но, боюсь, что сейчас я вас разочарую. Мой вопрос будет именно бестактным, но, как я уже и говорил, вы не обязаны отвечать. Я хотел узнать: отчего вы не замужем?
Он откинулся на спинку скамьи, глядя прямо на собеседницу.
- Прежде, чем вы обрушите на меня всю силу своего негодования, позвольте пояснить причины моего интереса. Вы сами упомянули, что провели шесть сезонов в Свете. Вы красивы и богаты. Любого из этих обстоятельств достаточно, чтобы вокруг вас вились толпы поклонников, а вкупе они неизбежно привели бы к огромному количеству самых выгодных предложений, даже окажись вы пустоголовой глупышкой. Но вы, ко всему прочему, и не глупы. Мне приходит в голову лишь одно объяснение данного феномена: вы сами не пожелали выходить замуж. Так отчего же?

Беседка в саду

Задавая откровенно провокационный вопрос, Звегинцов был готов получить в качестве ответа любую, самую бурную реакцию: обморок, истерику, пощечину, оскорбленное негодование, обвинения во всех смертных грехах… Однако и здесь Евдокия Ильинична выбрала путь, мало соответствующий навязываемым обществом стандартам поведения. Она дала на прямой вопрос такой же прямой ответ.
Он внимательно слушал немного сбивчивую речь явно волнующейся девушки, и ему даже показалось, что Евдокия Ильинична и сама была рада в кои-то веки высказать свою точку зрения. Если Звегинцов все верно понял, суть сводилась к тому, что его собеседнице не повезло встретить любимого человека. Поначалу надеялась на брак по любви, а со временем пришла к выводу, что под крылом у любящего отца жить можно даже уютнее, чем с нелюбимым мужем в браке по расчету. И, пожалуй, Звегинцов склонен был с ней согласиться. По крайней мере, сам он точно предпочел бы, чтобы его дочь жила счастливо и беззаботно, и готов был сделать для этого все возможное. Готов ли будет сделать все возможное для Анюты человек, которого она когда-нибудь полюбит, уже более интересный вопрос.
Не менее интересный вопрос задала ему и Евдокия Ильинична, правда, сразу смешалась, хоть и старалась глаз не отводить, словно ничего необычного в их откровенной беседе не было.
- Вам не за что извиняться, - ободряюще улыбнулся он. – Вы любезно согласились ответить на мой вопрос и вправе рассчитывать на взаимную любезность. Ради дочери. Я добился расторжения брака ради дочери. Это была не единственная причина, но основная. Все остальное можно было решить при помощи тех самых «разумных компромиссов», о которых вы упомянули. К сожалению, я не могу ответить на ваш вопрос так же обстоятельно, как вы ответили на мой, но лишь потому, что ответ касается не только меня, но и третьих лиц.
Звегинцов поднялся со скамьи, шагнул к собеседнице и, чуть приподняв ее руку, коснулся губами пальцев.
- Благодарю вас за откровенность, Евдокия Ильинична. Полагаю, нам лучше вернуться к гостям, пока вас не принялись искать. Вас проводить на веранду или предпочтете, чтобы нас не видели вместе?

Сад

Звегинцов подал Евдокии Ильиничне руку и помог выйти из беседки.
- Я могу как-то повлиять на ваше решение? Почти стемнело, а у вас выправленный на скорую руку экипаж. Может быть, надежнее будет отправить вашего кучера в «Аристово», чтобы он утром привез вашу горничную, туалеты и все прочее? Если с вашим кабриолетом что-нибудь случится, парень точно сможет выпрячь лошадь и добраться до «Аристово» верхом, а вот вы рискуете остаться среди ночи на дороге.

Сад

Евдокия Ильинична снова приятно удивила: не стала настаивать и рваться ехать в ночь, прислушавшись к здравому смыслу. А уж для того, чтобы прислуга ничего не перепутала, есть рецепт, проверенный временем.
- Вы ведь, кажется, с тетушками сейчас живете? – уточнил Звегинцов, неторопливо направляясь к дому. Шаги он старался делать поменьше, чтобы опирающейся на его руку Евдокии Ильиничне было удобней. – Прикажите подать письменный прибор. Пока вашего Гришку будут искать, напишете записку тетушкам, а заодно перечислите, что горничной утром необходимо захватить. Даже если ваша девушка не знает грамоты, ей прочитают.
Проводив барышню в дом и кликнув слуг, Звегинцов откланялся и ушел в отведенную ему спальню.

Спальня

Стоя у окна и глядя в ночное небо, Звегинцов вспоминал, какой большой и красивой казалась ему луна восемнадцать лет назад. Наверное, она всегда кажется особенно красивой, когда ты молод и влюблен. А сейчас у него уже дочка почти невеста. Еще чуть-чуть, и ее надо будет вывозить в свет, заказывать бальные платья, и что там еще к этим платьям полагается заказывать. Как давеча сказала Евдокия Ильинична: нужно платье для пикника и бала. И, судя по ее словам, это какие-то разные платья. Для бала, наверное, понарядней. А для пикника какое нужно? Да и кроме этих наверняка нужен целый ворох платьев на все случаи жизни.
Сам Звегинцов понимал только, что бывают платья очень красивые, а бывают не очень. Но это уже когда платье готово и надето на владелицу. А вот определить, будет ли платье очень красивым, глядя на приложенный к фигуре кусок ткани – это какая-то женская магия, не иначе. Пожалуй, права оказалась бывшая супруга, рядом с девочкой обязательно должна быть более опытная женщина, ведь и помимо платьев есть множество чисто дамских штучек, в которых мужчинам ни черта не понять. Жениться во второй раз, что ли? Если бы все было так просто, особенно в его положении. Барышень на выданье в уезде не так много, и у них поинтересней кавалеры найдутся. Звегинцов бы и сам три раза подумал, выдавать ли дочь за человека в два раза старше, да к тому же разведенного. Есть, конечно, вдовы, которые не против выйти замуж повторно, одна беда – среди его знакомых таковых не числилось. Разве только к одной из тетушек Евдокии Ильиничны посвататься. Если графиня на них хоть сколько-нибудь похожа, должны быть приятные женщины.
Невесело усмехнувшись своим мыслям, Звегинцов закрыл окно.

У крыльца

Утро началось не в пример лучше предыдущего: ни грохота, ни звона, ни сообщений о том, что дом пытаются разгромить. Только льющиеся в окно солнечные лучи и цветочные ароматы. Даже появилась надежда, что бывшая жена убралась к себе в Кривцово и в ближайшее время их с Анютой не побеспокоит. По крайней мере, если бы она снова появилась в Петровском, управляющий уже прислал кого-то из дворни с донесением.
После вчерашнего обеда есть до сих пор особо не хотелось, так что Звегинцов ограничился чаем с пирожками и поспешил присоединиться к обществу, собирающемуся на пикник.
Едва выйдя из дома, он сразу же увидел Артемьевых, Дарью Петровну, Евдокию Ильиничну и человека, устанавливающего треногу фотоаппарата. Поприветствовав собравшихся, Звегинцов обратился к предводителю:
- Петр Николаевич, мне кажется, что дамы сговорились и решили сегодня нанести непоправимый урон окружающей природе, ведь при виде их красоты все цветы вынуждены будут стыдливо спрятаться.
Он тепло улыбнулся барышням, несомненно, слышавшим его слова.

У крыльца

- Почту за честь, Евдокия Ильинична, - теперь улыбка Звегинцова предназначалась только графине.
Но прежде было решено сделать групповые фотографии, на ступеньках царила суматоха, гости «Отрадного» менялись местами, выстраиваясь перед аппаратом. Звегинцов к этому чуду техники относился примерно так же, как и к фонографу: пару раз забавно попробовать, но не более того, однако раз имениннице хочется на память получить карточки гостей – он счел своим долгом поддержать затею.
Появившийся Загряжский расцеловал барышням ручки с той светской легкостью, от которой Звегинцов успел отвыкнуть. Ему этот навык давненько не был нужен, а, пожалуй, надо бы обратно привыкать, раз он теперь снова мужчина холостой.
Видимо, за прошедшие годы Звегинцов изменился меньше, чем ему казалось – Загряжский его узнал.
- Доброго утра, Георгий Александрович! – он ответил на рукопожатие. – Я вас не сразу узнал, никак не ожидал увидеть в нашем уезде. Да, теперь я простой землевладелец. Живу неподалеку, в Петровском-Звегинцове. Буду рад видеть у себя, если пожелаете. С удовольствием расскажу про здешние места: охоты у нас богатейшие, в том числе и грибная, если интересуетесь.
Дарья Петровна любезно объяснила всем, что любопытного они могут осмотреть по дороге к реке. Звегинцова больше всего заинтересовали солнечные часы: необычно и должно быть очень красиво.
Когда освободилось место перед фотоаппаратом, Звегинцов подал Евдокии Ильиничне руку, чтобы девушке было удобнее стоять неподвижно. Графиня поблагодарила улыбкой и лучистым взглядом, и Звегинцову показалось, будто он перенесся во времени на пару десятилетий назад. Такими лучистыми взглядами обычно барышни награждали подтянутых молодых офицеров в нарядных мундирах. Он даже с трудом подавил желание обернуться и проверить, не стоит ли рядом Загряжский, которому и предназначался сияющий взгляд графини. Хотя князь уже тоже не юный корнет.
Глядя в объектив аппарата, Звегинцов впервые задался вопросом: а сколько, вообще, лет Евдокии Ильиничне? Как-то раньше его совершенно не интересовал возраст соседской дочери. Понятно, что моложе самого Звегинцова и старше Анюты, но вот на сколько… Когда скоропостижная смерть отца заставила Звегинцова, командовавшего к тому моменту Вторым эскадроном Кавалергардского полка, выйти в отставку и поселиться с семьей в родовом имении, Анюте было всего два годика. Дочка графа Аристова тогда выглядела отроковицей: немного застенчивой и нескладной. Получается, она примерно лет на десять старше Ани… Через несколько лет барышня расцвела, превратилась в красивую девушку, и Илья Николаевич начал вывозить дочку в Свет. Евдокия Ильинична сама говорила, что провела там шесть сезонов… Да, все складывается, графине должно быть лет двадцать пять.
- Готово! – возглас фотографа прервал размышления Звегинцова.
Отойдя чуть подальше, чтобы не мешать другим желающим запечатлеть мгновение, Звегинцов обратился к своей спутнице:
- Куда прикажете вас проводить, Евдокия Ильинична? Желаете с Дарьей Петровной в сборе ягод посоревноваться или осмотреть красоты парка?