Карта ролевой игры "Сказочные Вечеринки"

Лес никогда не пугал меня. Я вырос на лоне природы и многое впитал, так сказать, с молоком матери: умел слушать и слышать ветер, деревья и землю. Они могли многое рассказать о том, что происходит за много миль назад или вперед: вот кто-то развел костер, где-то косят траву, собирая ее в смолянистые душистые стога. Природа Ирландии, страны моего детства, отличалась и от здешней и была, одновременно, на нее похожа. В округе Энск-сити практически не было роскошных лугов, из зелени которых, кажется, вынырнет фея или леприкон, одарят тебя монеткой или желанием, местность здесь – горная, дикая, вольная, рождающая людей под стать ей. Живя у себя на родине, редко представляешь себе что-то отличное от того, что видишь каждый день из окна или по пути домой.
Когда отец после смерти матери женился во второй раз и родилась Кати, в Ирландии буйствовал голод. Впервые увидев сестру, я сразу полюбил ее, да и никто после не смог устоять перед очаровательной улыбкой этой девчушки. Однако прокормить семью в голод гораздо сложнее, чем одного сына. Отец работал как проклятый, так окончательно и подорвав свое здоровье, и без того изрешеченное достаточно дешевым алкоголем, сигарами и возрастом. Поэтому я стал все чаще помогать ему. Все мы старались, как могли, я трудился за взрослого мужчину, хотя назвать меня мужчиной тогда можно было лишь с натяжкой. Так что почти рабский труд мне вполне знаком.
Незаконная деятельность моего отца спасала нас лишней копейкой, но в итоге стала той последней каплей, которая вынудила семью покинуть свою родину. Не могу сказать, что Дикий Запад мне не по духу, но хочется верить, что я еще хоть раз увижу необъятные просторы зеленых лугов.
Хруст веток и вспугнутые ночные птицы заставили меня вынырнуть из омута воспоминаний. Моя любовь к природе и то, что я вырос бок о бок с ней, сделали из меня неплохого следопыта, а общение с аборигенами научило тому, чего не мог знать человек из какой-никакой цивилизации.
Я замер и прислушался. Все уже знали о том, что банда некоего Люка совершила очередной налет и ограбила банк на крупную сумму … ну что-то там такое, признаюсь, не сильно вникал, однако сейчас я вдруг сообразил, что могу нос к носу столкнуться с бандитами, а это никак в мои планы не входило. Лишь некоторые в городе посвящены в мои дела, да и то потому, что сами получают моржу с переправки и продажи. Один в поле не воин. Однако все связи держатся на мне, и уж никак нельзя светить своё личико, а уж тем более ввязываться в «общение» с бандитами. Лёгкий шум повторился, почти рядом со мной всколыхнулась листва, хрустнули камешки. Я резко обернулся:
– Черт, Оцеола, я чуть не прирезал тебя! – легко спрятал свой охотничий нож, подаренный мне отцом Оцеолы, именуемым Беар-Спайдер, то есть Медведь-Паук.
Молодой индеец улыбнулся, я видел, как в неверном свете луны блеснули его зубы:
– Ты прекрасно знаешь, белый человек, что я убил бы тебя первым… и уже давно, – хмыкнул паршивец, коверкая половину слов так, что, если бы не привычка, я бы никогда не понял сказанного.
Намек был более чем понятен: он давно идет по моему следу, а я, по своей, как сказал бы Оцеола, «белой глупости», так крепко задумался, что упустил крадущегося за мной индейца, точнее сказать: стопроцентного убийцу, который стрелой бьет точно в глаз белке, не говоря уж о владении холодным оружием.
– Мне везет, что мы на одной стороне, – я примирительно поднял руки и снова замер, как и мой собеседник: вновь листва на деревьях пошла рябью, вновь мы, притаившись, услышали крадущиеся шаги и тихую беседу нескольких человек, а также цоканье копыт.
Ох, теперь совсем не в моих интересах наткнуться на банду Люка, впрочем, как и на других гринго.

Мы с Оцеолой замерли, казалось, не дыша. И рядом с нами, в нескольких метрах, по не всем ведомой тропе, освещенной бледным светом луны, прошел человек, который вел за собой несколько лошадей.
Благодаря лунной подсветке, находясь под прикрытием крон деревьев и густого подлеска из кустаников дикой смородины, мы отлично могли видеть идущего. Человек был один, хотя мне сначала показалось, что я услышал обрывки разговора. Через минуту стало ясно: причина в том, что этот некто говорил вроде как сам с собой. Вернее… скорее, с лошадьми. Поняв это и сопоставив его внешность с образом нынешнего моего соседа по пряткам, я тихо чертыхнулся. Однако этого было достаточно, чтобы человек обернулся и застыл. Теперь можно было точно сказать, что это не гринго.
Я затаился: все это неспроста и к не к добру. Всех местных лакота Oglala (Развеять самих себя) и Hunkpapa (Стоящие при входе в лагере) я более-менее знал: ведь я снабжал их всеми открытыми ими и ставшими незабываемыми благами цивилизации: от муки до алкоголя, особенно алкоголя, стопроцентного ирландского виски, которое мне привозили контрабандой старые знакомцы отца. Но этого я видел впервые. И лошади у него были непростые. Я узнал эту породу, где уж мне не понять: это ирландский тинкер. Все бы хорошо, только откуда они у индейца?
В этот момент луна моргнула и, видимо, сетуя на мою недогадливость, укрыла чернотой человека с парой лошадей.
Спустя еще несколько минут легкий, еле слышимый, шаг и стук копыт стихли.
Человек шел той же тропой, что и я, до того, как встретил Оцеола. Только назад, к городу, в сторону Томпсона.
Оцеола, дернув за рукав, вырвал меня из размышлений: кто, зачем и почему:
– Нам пора, Патрик, человек ушел, я не слышать больше его дух.
Да уж. Хорошо бы мне и не видеть этот дух… что-то подсказывает мне: такие знания не к добру.
– Он не из ваших племен? – спросил я, когда (по моему «белому» мнению) мы отошли достаточно, чтобы однозначно не быть услышанными.
– Нет.
– Но он лакота.
– И да, и нет.
– Черт, Оцеола.
Однако молодой индеец молчал. Что ж, зная его упертость, я отбросил на время (скорее всего) ненужные мне мысли и тихо скользнул вперед, выходя на освещенную кострищем утоптанную поляну, в центре которой сидел человек с длинной трубкой.
– Ну, здравствуй, вождь, Красное Облако.

Утро выдалось суматошным: мало того, что после ночных прогулок я, мягко говоря, не выспался, так еще и на Пони Экспресс подвезли разную бакалею, пришлось ее разгружать, считать и оплачивать лишку, которая, как мне думалось, не будет лишней. Ее раскупят либо местные, либо мои индейские визави.
Потом оказалось, что Кати не купила кофе, и вообще ее не оказалось дома. О причинах столь раннего пробуждения и исчезновения из дома моей сестрицы я в курс введен не был, и это бесило. Ведь договорились же?!
Затем, все еще пылая праведным гневом на сестру, я понял, что мой Ирландец хромает. Попытался переподковать. Не тут-то было! Дело не так просто: без кузнеца мне не обойтись, а потому светит топать на почту на своих двоих. Почтой я отправлял отчеты и чеки. Скажете, ненадежно? А вот и нет: кто станет проверять письма тетушке Эн? Да еще когда на обоих концах света почтальоны точно знают, что эту корреспонденцию лучше доставлять, упаси их Боже, в срок, и даже не помятой.
В общем, со всеми этими задержками на почту я попал, когда солнце стояло высоко над городом. Возле полицейского участка я увидел свою старую знакомую – хозяйку ранчо «Кленовый лист» Анабель Мерфи.
Она спускалась со ступенек здания, взволнованная и… очевидно злая. Золотые пряди выбились из наверняка аккуратно собранной с утра прически, щеки алели румянцем, кулачки в кожаных перчатках – сжаты.
Расстроенная, она чуть было не прошла мимо, не заметив меня.
– Миссис Мерфи, – я перешел на один шаг с ней и осторожно слегка придержал за локоть, – доброго дня.
Она тут же дернула руку, развернулась, готовая дать отпор нахалу, но, узнав меня, невольно улыбнулась и сменила гнев на милость:
– Мистер Свейзи, какими судьбами?
Я слегка поклонился. Анабель Мерфи была интересной женщиной – вести дела целого ранчо – дело вовсе не дамских рук. Кстати, да, мы познакомились с хозяйкой «Кленового листа» как раз при покупке Ирландца. Миссис Мерфи знала толк в лошадях, любила животных и природу, имела чутье, и, в общем-то, помогла мне сделать судьбоносный выбор: если бы не совет Анабель и настойчивость в отстаивании такого выбора, я никогда бы не посмотрел в сторону Ирландца. А теперь он мой лучший друг и помощник, существо, преданное мне от кончиков копыт до последнего волоска в гриве.
Я улыбнулся в ответ:
– Почтовые дела, вот выбрался по ним в город, а вы зачем тут в такую рань, да и, простите, выглядите немного расстроенной?
– Ах, это…, – Анабель сверкнула глазами, опустила взгляд и, кажется, пару раз глубоко вздохнула, пытаясь прийти в себя:
– Мои лошади! Все десять ирландских скакунов украдены ночью с ранчо! Я так зла! Только ведь рассчиталась за них с банком.
Анабель снова начала заводиться, поэтому прикрыла глаза и медленно выдохнула, а мое сердце сжалось: кажется, сегодня ночью я стал невольным свидетелем части этого похищения.
– Мистер Свейзи, я слышала, что вы хорошо разбираетесь в следах, даже у… индейцев учились, – на этой фразе я снова сжал ее локоть, но уже требовательно: лучше не кричать посреди города возле полицейского участка о моих связях с краснокожими.
Анабель поймала мой красноречивый взгляд и чуть тише продолжила:
– Я нашла следы табуна у ручья на границе своих земель. Вероятно, они пересекли лесной брод. Прошу, попробуйте разузнать у ваших… знакомых что-нибудь о дальнейшем пути лошадей или может сможете выяснить сто-то сами?
Думается, что от ручья следы поведут к тому месту, где ночью я увидел человека с двумя лошадьми. Но Анабель я этого не сказал, не зачем раньше времени мутить воду своими в общем-то безосновательными догадками. И все же я не мог не убедиться, не понять. Да и не помочь… не мог… Решить, как быть, всегда успею, но надо хотя бы понимать – на чем основывать это решение.
– Хорошо, к вашим услугам, подкую Ирландца и прогуляюсь туда, – ответил, уже чувствуя, что могу встрять по самое не хочу. И когда же ты, Пат, перестанешь биться с драконами за правду и спасать принцесс?

Как и ожидалось, у ручья следы табуна обрывались, возможно животных намерено некоторое время вели по воде?
Пройдя вниз по ручью некоторое расстояние и не обнаружив ничего, указывающего направление движения конокрадов, я вернулся к вытоптанной копытами переправе. Следы двух лошадей по правому берегу отделялись, хотя это и нельзя было сразу понять, а за ними тянулись лишь несколько еле заметных отпечатков встречного мной этой ночью человека. Сомнений не было: он индеец, либо очень тесно связан с ними. Передвигаться, не оставляя следов, мог только опытный следопыт из местных. Нам, людям цивилизации, как ни старайся, никогда не научиться такому. Оцеола, вняв моим просьбам, в обмен на обучение английскому, взялся учить меня этим премудростям. Ну и насмеялся же он, просто животик надорвал. Хотелось бы надавать юнцу по шее, но я прекрасно понимал, что его слова – чистая правда: я топаю, как стадо бизонов, оставляя за собой следы, сломанные ветки, шум.
И все же, несмотря, на мои незначительные (по мнению Оцеолы) успехи, я смог выцепить след мокасин «моего» индейца. Я шел за ним, поражаясь мягкости поступи, которая, пружиня от земли, оставляла лишь легкий намек на сделанный кем-то шаг.
Но дальше след я потерял, как только ночной знакомец свернул с той тропы, где мы столкнулись, в чащу. Может, Оцеола смог бы добыть больше информации, но, само собой, я бы даже не подумал рисковать парнишкой, и, что греха таить, собой, ради поиска какого-то следа.
Снова вернувшись к переправе, я аккуратно перебрался на левый берег. Здесь тоже трава была вытоптана, осока примята копытами, и вокруг отчетливо виднелись следы нескольких человек.
Некоторое время я шел по ним. Похитители не сильно беспокоились и тут не пытались путать следы. Пройдя еще немного, я вышел на небольшую полянку, здесь явно была стоянка людей, на это указывали остатки затушенного костра, собранный для ночлега хворост, примятая трава и… труп.

Это было очевидно по позе, по внешнему виду и, пожалуй, не сразу распознанному мною еле слышимому, но все же присутствующему, соответствующему запаху.
От неожиданности на секунду я растерялся, но тут же сработал инстинкт: пригнувшись и схватившись за нож и кольт, я медленно перебрался к ближайшему дереву и огляделся, пытаясь понять – здесь ли еще убийца. Кругом была теплая сумеречная тишина леса, где-то ухала сова, звенел ручей. Ничего. И никого.
Аккуратно, двигаясь перебежками между деревьями, я добрался до тела. Да, точно мертвец, мать его так. И черт меня подери!
Первая мысль – рвануть отсюда, но, взвесив все за и против, я решил, что других вариантов у меня нет. Похоже, встречи с полицией мне не избежать.

Констебль Рассел, хороший малый, хоть и служитель закона, к моей удаче оказался на месте. Он сидел у себя в кабинете, вполоборота ко мне, и читал тонкую белую полоску телефонограммы.
– Рассел, приветствую, – поздоровался я, слегка стукнув костяшками по раме открытой двери.
Кристофер поднял на меня глаза и кивнул, здороваясь, и, очевидно желая поскорее вернуться к делу, от которого я его оторвал, спросил:
– Любопытно, что привело столь законопослушного гражданина в мои пенаты?
Прозвучало немного ехидно и с намеком, хотя, скорее, мне бы послышалось то, чего я опасался, в любой его фразе:
– Боюсь, у меня плохие новости, – я, напряженный до предела, сделал шаг через порог кабинета констебля.
Рассел вздохнул, отложил телефонограмму, жестом пригласил меня войти и сесть на свободный стул напротив:
– Итак?
Я начал со встречи с миссис Мерфи, ее рассказе об украденных лошадях, о том, что она просила меня разведать следы (тут Рассел укоризненно приподнял брови и хмыкнул, я почти физически почувствовал, как жижа закона затянула меня по колено), затем о том, как исследовал берега ручья, что увидел отделившиеся следы двух лошадей, а потом нашел труп. С рассказом о ночной вылазке я не торопился.
Под конец моего рассказал Рассел весь подобрался, как гончая, взяв след:
– Ты там был один?
– Говорю же, как я ни прислушивался, ни выжидал – никого и ничего. Да и по состоянию тела – того малого явно прикончили не сегодня…
– Надо выдвигаться туда, покажешь мне место, – безапелляционно заявил Рассел.
Я вздохнул, мол, делать нечего.