Карта ролевой игры "Сказочные Вечеринки"

Утро Галины началось традиционно: с щекотания усов Василия и его смачного протяжного мяукания, который на человеческий язык можно было бы перевести как «Дай жрать, хозяйка, мочи нет терпеть!».

– И тебе доброе утро, лохматый-хвостатый. Иду уже. Не кричи. Надо было вчера больше мышей ловить на складе. Не пришлось бы страдать с голодухи.

Встав с белоснежной накрахмаленной простыни, Галина поправила длинную сорочку и устремилась к погребу, где хранила припасы. Кот, не переставая подмявкивать, шел за ней. Из-под пола показалась баночка клубничного к творогу для хозяйки и банка рыбных консервов для полосатого. Не пропадать же «просрочке».

Заглянув в кабинку в конце двора, Галина вскипятила самовар, умылась и села за стол. Взглянула в окно и вдохнула. Хорошо осенью в селе. Солнышко пригревает макушки деревьев и крыши домов. Птицы поют. Кошки. Понятно теперь почему Василий вернулся домой в ночи. Любовь нашел.

У Галины же с этой штукой всё было гораздо гораздо прозаичнее. Поженили ее с парнем из соседней деревни в 17 лет, родила сына Борьку, а после и дочек Марью да Таисию. Тяжело было вырастить трех оболтусов, старший вечно куда-то влезал, то в улей осиный нос сунет, то под лед на речке чудом не уйдет. Девочки же одна другой краше и молодцы местные им проходу не стали давать. Да на этой почве супруга как будто переклинило, как подменили. Пить начал по-черному, так, что однажды под трактор попал. Не выжил.

С той поры уже года 4 прошло. Вырос Борька, сходил в армию да возвращаться в деревню не возжелал. В городе на заводе обосновался токарем. А следом за ним и дочки уехали учиться. Одна на фельдшера пошла, другая – поваром. Так и осталась Галина жить одна. Только Василий в собеседниках, да в сельпо подружайка с детства Аннушка. И хотелось бы по-другому, только не выходило. Ехать в город –новую жизнь детям ломать. Возвращаться в родительский дом в получасе езды – обрекать себя на ворчание стариков: не уберегла мужа.

– Засмотрелись вы что-то в окошко, Галина Тимофеевна. Пора и честь знать, то есть магазин открывать.

Волосы причесала, платье надела, кота погладила и пальцем погрозила: нечего песни ночью орать, людям отдыхать надобно, впереди посевная. А любовь? Что любовь? Была и нету.

Рукопожатие. Именно так выглядит знак районного потребительского союза. Причём руки на той картинке явно мужские. И никто не думает, что это абсолютная ложь. В СельПО всегда трудились женщины. И ягоды-грибы принимали, и ящики с хлебом из пекарни таскали, и даже двор перед магазином мели. Потому что пойти в магазин – это для советского человека целое событие. Вдруг удастся окорока копченого взять или даже валенки. И неважно, что на 2 размера больше. Ноги точно ради такого вырастут.

Аннушка должна была сегодня отдыхать – сестре-доярке помогала, поэтому Галина отперла амбарный замок и направилась к прилавку. Здесь, конечно, не как в коровнике, навоз на лопату тяпкой убирать не надо, никто хвостом по лицу не ударит да и мычания не слышно. Только иногда самой хотелось мычать в ладошку, а точнее, кричать что есть мочи. От бессилия.

Галина пересчитала остаток в кассе, внесла в журнал, отперла склад и выложила на полки те небольшие запасы, что остались с прошлого привоза: гречку, пшено, репу, трехлитровые банки с соком. А вот сахар выкладывать не стала. Сейчас народ будет варенье варить, самогон гнать, поэтому сахар нужно приберечь. Хоть и сегодня привоз, да только не факт, что там всё будет как она заказала.

Отворив дверь СельПО, Галина впустила утренний воздух и первых покупателей. Улыбнулась приветливой улыбкой знакомой бабушке и лишнюю конфетку ей в пакет положила. Не убудет от этого заведующей, а старушка лишний раз чайку попьет.

День протекал как по маслу, что привез-таки грузовик. Отгрузив ящики с провиантом, водитель уехал в другое село, а Галина сверила товарные накладные и занялась новыми ценниками. Хлеба столько в этом году, а цена выросла. Странно это, не должно так быть. Хотя в жизни много чего не должно быть, например, чтобы баба в расцвете лет, чахла без мужика. Только кто ж виноват?

За этими мыслями ее и застал председатель. Уважаемый человек на селе. Никто слова поперек не скажет, потому что видно – хозяйственный и ответственный, а главное, не пьющий. Как некоторые.
– Доброго денечка, Прохор Гордеевич. Да всё как обычно – с бумажками вожусь, деньги пересчитываю, новости собираю. Говорят, кино к нам привезут. Ох, праздник будет!

Завершающая быстрыми отточенными движениями завернула хлеб в бумагу и вручила покупателю.
– Только привезли. Кушайте на здоровье.

Председатель выскочил из сельпо как ошпаренный. Ну, хоть «кирпичик» взял, голодным не будет. Галина вздохнула и принялась новый ценник писать. Интересно, конечно, что там Паша опять натворила, но магазин не бросишь. Да и к тому же здесь все про всех и так всё знают. Деревня.

Подсчёт выручки показал недосдачу в кассе. Ровно 1 рубль 24 копейки. Цена «кирпичика».
Галина потерла уставшие глаза и положила деньги в кассу. Завтра Аннушка ещё раз все проверит.
Сменщица Анна Степановна Тарасова прежде всего была подругой детства. Ещё ее покойная бабушка лет 40 назад называла эту парочку: Галчонок и Аннушка. Так между ними и осталось. Вместе в школе за одной партой, вместе в сельпо. Только жили в разных домах через 2 улицы. Первая, к кому бежала Галина в горе и радости, была Анна.
Закрыта дверь магазина. В сумке батон и банка тушёнки. Зачем готовить, если есть только ты да кот? Борщи да блины для кого-то хочется делать, а себе достаточно и бутерброда. К тому же, ещё остались дела по хозяйству. Дом деревянный, без мужской руки разваливается, всегда что-то нужно подделать.
Домашний любимец встретил протяжным «мяу» и обнюхиванием сумки. Галина вытащила тушенку, открыла банку и часть выложила на тарелку. Остальное поставила коту.
– Ешь, мурлыка. Ешь. Прошатался по деревне опять целый день, лучше бы крота поймал. В саду опять норы.
Разделив ужин с котом, Галина помыла посуду и открыла ящик с инструментами. От мужа остался. Гвоздодером подцепить гвоздь в прогнившей доске пола удалось не сразу. Надо бы по-хорошему весь сменить, да только это же материалы нужно привезти, обтесать, пошкурить, прибить, покрасить. Перечислять трудно. Не говоря уже о том чтобы сделать. Галине и в магазине работы хватает – целый день на ногах, с людьми, не каждый приветлив и трезв.
Можно было бы Григория, мужа Аннушки, попросить помочь. Тот уже как-то с крыльцом помогал, но Гриша уехал в Москву. Повез предметы народного промысла. Можно было бы сыну телеграмму отправить, но не будет его Галина беспокоить, отрывать от работы из-за досок. Ей здесь жить и ей тут наводить порядок.
Вдруг в окошко постучали. Галя взрогнула и выронила доску прямо себе на ногу, вскрикнула и зажмурилась.
– Эй, Галина, чего шумишь? Неужто ремонт затеяла? – в окне показалась голова бабушки Прасковьи с соседнего дома.
– Да какой ремонт? Просто доску сняла, скрипит, зараза, прогнила, боюсь ступить.
– И как же ты с дырой в полу жить будешь? Не дует?
Галина откинула прядь волос, пообещала себе посмотреть ногу, когда соседка уйдёт, и пожала плечами.
– Тепло ещё. К тому же, у меня кот есть, согреет. А как Гриша приедет, попрошу его починить полы.
Бабулька сплюнула и от окна отринула:
– То же мне, глупая баба! Одного мужика с подругой делит. Лучше бы своего нашла, – послышались шаги.
Галины опустилась, сняла с ноги вязаный тапок, посмотрела на наливающийся синяк под ногтем и заплакала. Она бы нашла, да только где ж его искать? А такого как муж покойный точно не надобно.

Проснулась Галина с тяжелыми мыслями и головой. Полночи кошмары снились, просыпалась, когда ноги случайно касалась. Даже кот не помогал. Зыркал в темноте зелеными глазами и недоумевал.

Утро провела Галина в огороде да кухне. Нужно было томаты да огурцы собрать. Часть на еду оставить, а остальное в закрутки. Вдруг дети приедут, будет что дать с собой.
Провозилась Галя с банками до самого обеда. Штук 15 получилось – придётся, наверное, раздавать. Той же бабушке Прасковье пара банок уйдёт. Ей садить огород уже хандроз не позволяет.
Пообедав, Галина направилась в сельпо. Хоть и выходной у неё сегодня, да надо бы инвентаризацию начать. Вместе с Аннушкой за несколько дней управятся.
– Привет, подруга, держи огурчиков да помидорок. Как вчера в совхозе поработала?
– Привет, Галчонок. Ой, не спрашивай. Спина сегодня просто раскалывается. Спасибо за угощение.
– Ну тогда я буду считать товар, а ты записывай. Кстати, как сегодня продажи? Идут люди?
– Идут. Только и рассказывают как трактор и Пашу Кавардак спасали да про кино, что в клуб привезли. Или танцы будут? Тьфу ты, забыла. Когда поясницу ломит и не такое забыть можно.
– Неважно. Давай начнём, пока нет никого.

Спустя несколько минут уже вовсю кипела работа.
Взвешивая мешки с картофелем на больших напольных весах, Галина думала о том, что жизнь как эта самая картошка. Неправильно взвесишь – получишь убытки. Достаточно гири не те взять и всё. Не будет по-честному.

В разгар инвентаризации в магазин зашёл председатель. Галина сбилась со счета и положила деревянные на прилавок.
– Я на склад за рисом, – сказала Аннушка и кивнув покупателю, ушла.

Галина вытащила из-под прилавка пачку сигарет и сдержалась, чтобы покачать головой. Не ее это дело, что человек сам себя каждый день убивает. Это его выбор. Только сердце в груди сжалось.
– Добрый день, Прохор Гордеевич. С вас рубь пятьдесят.
Пересчитав деньги и положив их в ящик, заведующая сельпо промолчала про хлеб и вновь посмотрела на председателя. Хороший он все же мужик. Рукастый. Умный. Общительный. Такой не только пол перестелет. С таким жить – в масле кататься.

Галина сосмотрелась вокруг, будто этот вопрос мог кому-то ещё предназначаться. Не поверила, что ей. Но тут подруга вышла со склада с мешком риса.
– Аннушка, ты часом в клуб не собираешься сегодня? Программу обещают.
– Я-то? Не знаю. Что мне там без Гришки делать? Дети точно пойдут, молодежи общение нужно, подвигаться. А у меня столько движения, – Анна сдула челку с лица, – что наоборот полежать тянет. А ты чего спрашиваешь? Неужто собралась в люди?
Галина покраснела и кивнула на председателя.
– Да вот. Интересуется. Как думаешь? Сходить?
Аннушка оглядела покупателя сверху вниз и обратно:
– А он с какой целью интересуется? А ли он не женат? Хочешь чтобы потом тебя заклевали? Пальцем показывали? Та же бабка Прасковья потом житья не даст.
Галина перевела взгляд с подруги и вопросительно посмотрела на председателя. Сложила руки на груди и стала ждать ответа.

Иногда мужчины чувствуют себя хозяевами положения. Иногда им кажется, что они делают всё правильно и других вариантов развития событий нет. И иногда от такого хамского, доминантного поведения у некоторых женщин кружится голова, по коже бегают мурашки и звенит в ушах. Кто-то в такие моменты говорит про бабочек в животе, но Галина о сказочных насекомых никогда не слышала. Ей в молодости родители сказали выходить замуж, она и пошла. Иначе было не выжить.


Галина хотела было возмутиться, потому как с её близким человеком невозможно так обходится, но председатель опередил готовую вырваться тираду.

Развернулся и вышел чеканным шагом, а заведующая сельпо стояла с застрявшими в горле словами и широко открытыми глазами.

– Что это было-то? Откуда вдруг такой интерес проснулся? – озвучила вертевшиеся на языке вопросы Аннушка.
– Кто б знал, подруженька. Сама не ведаю. Всегда только здрасти да шахтерские, а сегодня как собака покусала.
– Ой, Галчонок, не видать тебе теперь покою. Уж если председатель за тебя возьмется, спасу не будет. Он в ежовых рукавицах весь совхоз держит, а ты простая русская баба.
Галина покачала головой. Может и русская, но точно не простая. За всю жизнь одному была верна и после смерти оставалась. Да и одной уже как-то привычно.
– Пойду завтра в клуб, Аннушка. За общение, надеюсь, никто нас не осудит. А дальше видно будет. Давай домой собираться, что ли? Время уже позднее.
И по дороге домой, и за ужином, и даже перед сном Галину не отпускали мысли о произошедшем. Казалось ей, будто не было ничего. Будто всё привиделось. Ведь уже столько времени прошло со смерти мужа, никогда Ульянов никаких знаков внимания не оказывал. А тут в клуб позвал. Чудно.

Наутро Галина проснулась раньше солнышка, приготовила кашу овсяную, кастрюлю борща сварила да кролика потушить с капустой успела. Вдруг председатель, как и она, после работы зайдет голодный. А у нее только батон вчерашний да консервы. Такое только кот стерпит, а мужик вряд ли.

В магазине день тянулся хуже трактора из брода. С одной стороны, Галине хотелось, чтобы он поскорее закончился, а с другой, она боялась, что наступит вечер, а председатель пожалеет о своих словах и не придёт. Или придёт, но разговаривать с ним будет не о чем. Галя очень не любила разоваровываться в людях. Поэтому всегда помнила о том, что чтобы не разочаровываться не нужно очаровываться. И держала перед собой невидимую стену. Такая – не пол в деревянном доме. Чтобы в ней появилась дыра, надо постараться.

Прибежав с работы, Галина нагрела 2 ведра воды на газовой плите – топить баню некогда, намылась, заплела волосы и надела лучшее платье. Посмотрела на себя в зеркало и тут же отвернулась. Нечего.

Услышав скрип калитки и шаги, Галина испугалась, схватила кота и прижала его к груди.


– Это... Да это так, Прохор Гордеевич, ерунда. Может, поесть хотите? У меня борщ есть, капуста с кроликом. Чаю с вареньем могу предложить. Простите, не знаю какое любите.

Кто, кому и что должен - вечный вопрос. Как "быть или не быть?". Но Галина никогда не рассматривала его, не верила, что существует позиция: ей должны. Только как продавцу в сельпо, который товар просто так дает. Всю жизнь она должна была кому-то. Родителям - быть послушной, мужу - вести хозяйство, детям - кормить, поить, учить. И при этом в ответ она никогда не получала того, чего хотела. Родители всю жизнь вкалывали, времени на дочку не было, муж больше любил самогон, чем ее, максимум цветок у соседки воровал. А дети разъехались и только когда нужны деньги вспоминают. И поэтому привыкла Галка запрещать себе мечтать, только на себя рассчитывать приходилось. Даже платье, в котором сейчас красовалась, через связи в райпотребсоюзе добывала. Никто кроме нас.

Но гость про это не ведал. Кажется, стеснялся так же сильно, как и хозяйка. И это, если честно, подкупало. Не председатель совхоза к ней пришел, а человек. Мужчина.




От одного вида гостя, который уплетал ее борщ, женское сердце будто сжалось. Галина готова была всю кастрюлю скормить, лишь бы сидеть подольше и любоваться. Даже кот на руках притих, только замурлыкал, будто почуял, что хозяйке нельзя мешать. Ему было невдомек, что кроме любования голова женщины была забита разными мыслями. Ведь никто другой как женщины умеют себя накручивать.

И зачем только спросила? Ведь не ее это дело. Чужой мужчина. И отчитываться ей не должен.


Он и не стал. Доел, поднялся и показал свой командный тон. Хотела Галка еще кролика предложить, да передумала. Ульянова люди ждут, а она готова с ним на кухне до ночи сидеть, смотреть как он ее борщ уплетает. Не по-советски это.

Покачала головой Галина на это утверждение и промолчала. Так-то дело говорит, только одно - головой понимать и совсем другое - слушать сердцем. И ее в такие моменты от негодования всегда заходилось. Не получалось пропускать мимо ушей, так воспитали, наверно.


Вот и сейчас, глядя на эту сцену, Галина лучезарно улыбалась и благодарно смотрела на Ульянова. А внутри про себя отметила никогда не водиться со Спиридоновой и в магазине дефицитные товары перестать предлагать. Потому что нечего придумывать того, чего нет, и завидовать. Посмотрела вслед и свою частушку выдала:

Собрались у клуба люди,
Веселись честной народ,
И про сено не забудет,
Потанцует, попоет. У-у-ух!


После председатель взял слово, а Галина стояла в толпе, слушая каждое слово. Все по делу говорил Прохор Гордеевич. Как маяк, к которому плывут корабли, тянулись к нему люди. И Галина не была исключением.

В эти моменты Галина не вспомнила молодость. Она почувствовала себя молодой, красивой и, главное, нужной. Удивительное ощущение своей неповторимости и значимости, от которого за спиной расправляются крылья.

Галина сидела рядом с Прохором и совершенно не вникала в события на экране. Они были белым шумом, через который она впитывала в себя чужое присутствие, запах, дыхание. Она прикрывала глаза и пыталась представить, что это не клуб и вокруг нет толпы. Что это лавочка около ее дома, где они отдыхают вечером после рабочего дня. Слушают песни цикад и щелкают семечки. Или кровать. Ой, нет. Сейчас не надо. Иначе покрасневшие щеки ничего не скроет.

И именно на этой мысли Галя почувствовала как ее руки касается мужская – мозолистая и огромная по сравнению с ее. В ответ на это по телу пробежали мурашки – от макушки до пят. Галина не отдернула руку, решив что в темноте зала мало кто увидит, да и слишком приятно было это касание, чтобы добровольно себя его лишать. Та, кто изголодалась по телесному контакту, точно не будет. Всегда считала себя умной.



Кино закончилось слишком быстро. По крайней мере, Галине казалось, что она может сидеть рядом с Прохором до глубокой ночи. Или больше. Но время вышло и они в числе первых пошли по улице, где только фонари могли их услышать.
–Хороший был вечер...
–Я бы даже сказала, уникальный. Не помню, чтобы когда-то проживала что-то подобное. В смысле, у меня был муж, но таких прогулок вдвоем практически никогда не было. Сын родился и завертелось. Да и до этого тоже как-то... – Галина замялась, поняв, что ей особо нечего рассказывать. Да и говорить про мертвого плохо не хотелось. А хорошее она не могла.

Но тут случилось то, что случилось. Они подошли к ее дому и председатель ее поцеловал. Прижался крепко своими губами и будто часть своей души в нее вдохнул. Даже запах табака Галине показался сладким. Волшебство да и только. Но как любая магия, она быстро растаяла. Прохора срочно позвали к телефону и Пронина не имела никакого права его останавливать.


Зайдя в дом, Галина переоделась в халат, положила себе и коту разогретого тушеного кролика и принялась за еду. На нервах аппетит проклюнулся зверский. Когда она уже заканчивала, в дверь постучали. Галя подумала, что это может быть председатель, охнула и поспешила открывать. Но за дверью стояла Аннушка со старшим сыном Сашкой.
– Собирайся, подруга. Идет гроза. Нужно собирать сено, пока не ливануло.

Галка всплеснула руками, натянула штаны, кофту, платок. Налила в бидон воды колодезной, схватила единственные грабли, что были.
– Поспешим, дорогие. Не можем опоздать.
На поле они прибежади как раз вовремя. Кто-то сено сгребал, а кто-то в кузов закидывал. Кто-то из мужиков матом ругался на то, что в темноте ничего не видно, а кто-то из баб причитал да охал. Галина же молча принялась за работу, время от времени поглядывая на небо. И думала о том, Прохор Гордеевич как в воду глядел, когда про сенокос говорил. Чуйка на беду. И ее бедовую не обошёл стороной.

Когда Анечка только родилась, мама покормила ее до полугода, а потом отдала бабке с дедом в глухую деревню на 3 дома. А ей с мужем нужно было работать. Поэтому, девочка всегда считала своей мамой старушку, а отцом – старика. И когда раз в несколько месяцев приезжали настоящие родители, обращалась к ним как к тете Свете и дяде Паше. Взрослые думали, что так им всем будет легче, ведь девочку хотели оставить у родителей только на пару лет, пока не доучатся, найдут жилье, встанут на ноги. Но 2 года растянулись на 6. И Анна испытала огромное потрясение, когда вскрылась правда, а ей вместо раздолья лугов предстояло сесть за школьную парту. Вместо свободы и любящих людей – тюрьма и почти чужие. И пусть со временем Анна приняла правила игры, ее сердце больше всего ценило честность и любовь близких. К ним она относила и Галину, которая в 1 классе уже не побоялась взять шефство над замкнутой и даже диковатой девочкой.

– Это тебе не вилкой картошку цеплять, – поучала Анна сына, который орудовал вилами.
– Отстань от него, Аннушка, всё по чести делает. Настоящий мужик растёт, – улыбнулась, глядя на это, Пронина, а про себя подумала, что такие в стране никогда не переведутся. Потому что их воспитывают русские женщины.
– Давайте, давайте, товарищи. Скоро ливанет. Не дадим скотине голодать зимой, – переключила внимание на других Аннушка.
– Коли не будет молока да мяса, в сельпо пустые полки только увидете, — вдохновляла уже уставших людей на труд Галина. – Не будет товара, двери закрою, так и знайте.

Но тут ее мотивационную речь прервал знакомый голос.



– Да где же мне ещё быть, Прохор Гордеевич? Неужто думаете, что я буду в стороне стоять, пока другие сено убирают? Не из таких я, хоть и принято считать, что работнику торговли дай только кого-то обвесить. Вот и Анна здесь, и сынишка ее старший. Младшие ещё слабоваты для такой работы, – Галина вытерла пот рукавом и вздрогнула от раската, прокатившегося по небу. – Слыхали небесный барабан? Он самый, ни дать, ни взять.
А затем Галя почувствовала как первые тяжёлые капли дождя ударили по волосам и невольно на секунду подставила им лицо. Только на мгновение. Потому что нужно было в экстренном порядке убирать остатки сена. Потому что где-то рядом ударила молния.

Сладко

Было работать рядом с лучшей подругой, ее сыном, но больше всего, с председателем. Потому что первые всегда были рядом, а ощущения крепкого мужского плеча давно забыты. И даже мечты о них глубоко запрятаны под толщей жизненных трудностей, страхов и воспоминаний о неудачах.

Собирать сено рядом с Прохором было не менее приятно, чем смотреть вместе фильм или сидеть на кухне. Про поцелуй было страшно вспоминать. Внутри разгорались тепло, восхищение и даже чувство принадлежности кому-то. То, что Пронина даже при живом муже перестала ощущать.

И Галина ловила себя на мысли, что хочет невзначай касаться Прохора, украдкой следила за каждым его движением, не разрешая себе делать это открыто. Будто права никакого не имела. Наверное, поэтому заметила момент, когда в его глазах отразилась боль от старой раны.

И ей тоже стало больно и горько.

От того, что война зацепила осколком этого прекрасного мужчину. За то, что их поколение вынуждено восстанавливать страну, забыв про усталость, сон и радость. За то, сколько людей никогда не увидят это поле, грозовые тучи над головой, не почувствуют силу ветра.

Горько от того, что ничего не изменить.

Во рту стало кисло, но соленые слезы Галина смогла удержать, когда увидела рану. Ни к чему смешивать их с дождевой водой. Потом она обязательно даст им выход, но не сейчас, когда вокруг столько людей. И Прохор внимательно смотрит на нее, будто хочет понять реакцию, боится увидеть тень брезгливости на уродство.

Но разве этот шрам про это? Разве он не про то, что Прохор – мужчина с большой буквы?

Галя многое бы отдала, чтобы этого шрама не было. Но он есть. Напоминает о том, что нельзя забывать. И когда на земле не останется живых свидетелей событий войны, она верит, всё равно об этих людях будут помнить и говорить.

Сено было собрано, последняя машина отправилась в путь, а Галина, Анна с сыном, председатель и другие спасатели животных от голода зимой смотрели ей вслед, стирали со лба пот, капли дождя и приводили в порядок дыхание.

– Ура! Мы это сделали! – искренне и громко закричал подросток. А остальные только заулыбались такому поведению. Не знает парнишка, что это только начало его трудовой жизни. И что таких «подвигов» на его счету будет ещё ой как много.

– Тише, Петька, не ори так, – попыталась угомонить сына Аннушка. – Пошли домой, а то там дети, наверное, не спят, ждут нас. Да и дождь усиливается.

– Расходимся, товарищи! – скомандовал председатель и люди неровным строем направились в сторону домов.

– А вы сейчас куда, Прохор Гордеевич? – осмелилась спросить Галина.

– Я? – Делегация заграничных гостей к нас пожаловала. Надо всех накормить, напоить, спать уложить. Иначе не видать мне нового коровника как своих ушей.

– Да что же вы один, Прохор Гордеевич? Вот сколько нас много. Сейчас вилы да грабли определим и поможем вам гостей развлекать. Куда идти надо? Где столы накрывать?

А, может, ну их к лешему этих иностранцев?! Думала Галина, стягивая с себя в спальне мокрую одежду и ополаскиваясь из ведра прохладной водой. Благо, что оставила пару ведер в комнате и та успела нагреться.
Нет, она всё понимала – не посрамить честь страны перед представителями дружественных стран, укрепить связи и увеличить товарооборот. Но какой ценой? Как это сделать после дня на эмоциональных качелях, на которых ее протащил председатель совхоза собственной персоной? Тут даже не второе дыхание должно открыться, а восемнадцатое.
Надев чистую рубашку и широкую юбку, Галя поправила воротник, волосы и уже было вернулась в гостиную к гостю, как неожиданно раздался стук в окно. Пронина вздрогнула и тихо чертыхнулась, увидев пожилую соседку.
– И чего вам дома не сидится в такую погоду? – высунувшись из окна, прошипела заведующая сельпо.
– Галка, сено-то убрали? – шёпотом спросила бабушка.
– Да... А чего так тихо?
– Ну так... Председателя шоб не будить. – Смутилась пенсионерка и вдруг погрозила пальцем. – Ты это... Второго-то мужика сбереги! Негоже ему сгинуть в бутылке, – напутствовала сердобольная соседка и убралась восвояси. А Галина тихо прикрыла окно, вдохнула и выглянула за дверь.
Прохор сладко спал, подложив руку. Только сытый кот пел ему песни и даже не поднял головы, когда увидел хозяйку. Видимо, мужская солидарность.
Галина могла бы разбудить председателя, предложить действительно плюнуть на гостей и выбрать кровать, но тут открылось то самое восемнадцатое дыхание.
Галина дала себе 40 минут и за это время успела напечь блинов, наварить киселя и собрать большую сумку припасов. Не забыв спрятать в переднике ключи от сельпо, она осторожно тронула плечо по-прежнему спящего Прохора и поставила перед ним кружку ароматного и бодрящего чая.
– Пора, Прохор Гордеевич. Просыпайтесь.
Кот вторил ее словам недовольным, но громким мяуканием.

Эпилог

Она знает.

У этого мужчины руки не дрожат от страха. Только при сильной усталости. У него не колятся усы. Только приятно щекочут. У него нет зависимости от сигарет. Это только в память о войне. Он ее любит. Это не обсуждается.

Потому что за мужчину говорят не слова, а поступки. Не обещания, а:
– крепкий пол, на котором полдеревни отплясывало свадьбу председателя колхоза и заведующей сельпо,
– крепкие объятия, в которых так уютно засыпать,
– крепкий тыл, который Галина хочет создавать для Прохора.

Горячая пора посевной сменяется дождями и улетающими на юг птицами, морозными вечерами у печки и мурлыкающим котом на коленях, ноющей поясницей и первым сладким укропом. Снова наступают жаркие летние дни. В деревню возвращается одна из дочерей, школьная любовь к трактористу перевелила желание жить в большом городе. Для Галины это значит переезд в дом Прохора и окончательное осознание – она больше не одна.

Не за горами новая свадьба, внуки, открытие второго магазина. Ее зовут заведовать потребительским обществом всего района, но Галина отказывается. Прохор никуда не уехал, да и ей нет нужды. Здесь всё хорошо, слаженно, привычно. Всё та же Аннушка с семьей приходят в гости, всё та же соседка стучит в окошко, чтобы узнать последние новости. Всё тот же колхоз “Светлый путь”, который берет новые награды за надои коров и урожай. Всё то же. Только заведующая сельпо теперь гораздо счастливее. У нее теперь есть не только кот и консервы. У нее каждый день в кухне витают ароматы хлеба, тушеного мяса и варенья. Каждый день на лице появляется улыбка. Каждый день теплые беседы, красивые подарки и страстные признания полушепотом. И Галина этим наслаждается и гордиться. С фамилией Гордеева невозможно по-другому.