Карта ролевой игры "Сказочные Вечеринки"

-Яшка! Паразит ты этакий! – влажная тряпка шлепнула по лицу, прерывая сладкий сон под раскидистой яблоней. – Я тебя по всей усадьбе обыскалась! Барышня велели тебя найти, а он вон где! Прохлаждается! – Дуняша сердито топнула ногой.
Я со стоном закрылся рукавом.
- Помилуй, Дуняша, да какой же прохлаждаться! С рассвета на ногах, вот те крест! – я сел и потер ладонями лицо. - Воды в кухню принес, дров три охапки, печь затопил. Потом этот француз треклятый, которого давеча поваром выписали, гонял меня как зайца то на ледник за сливками, то в погреб за ветчиной, то к Егоровне за яйцами свежими… он-то вчера все яйца на бисквиты извел, ирод! А Яшка, значит, беги со всех ног… Потом багаж надо было в комнаты разнесть… - я расплылся в улыбке, глянул на Дуняшу снизу вверх. – А какая барышня красивая приехала… вся сурьезная такая… как глянет, так вот насквозь… - я хлопнул себя по груди и засмеялся.
Дуняша фыркнула, выудила из моих волос соломинку и щелкнула по носу.
- Ты шибко-то на барышень не заглядывайся, глаза твои бесстыжие! Ступай лучше к Дарье Петровне, да умойся сперва, а то на лешего похож.

В господском доме я бывал нечасто, занимаясь в основном дворовыми работами да помогая в кухне матери. А если и надо было воды принести на второй этаж или затащить тяжелый сундук, пользовался черной лестницей. Поэтому, ступая сейчас по мягким коврам в коридоре, чувствовал себя неуютно, изо всех сил стараясь не пялиться по сторонам на золоченые рамы зеркал и расписные потолки. Дарью Петровну нашел в малой гостиной – стояла у окна и смотрела в сад, прижав палец к губам. Невольно вспомнил ее малышкой, когда еще матушка моя была сперва ее кормилицей, а затем няней. Кто бы мог подумать, что неуклюжий купидончик превратится в такую даму.
- Барышня, - кашлянул я от двери. – Звать велели?

- Рубль?! – я так и обомлел. Цельный рубль за сухой цветок?! Да где ж это видано? Ох и не знает деньгам счету ДарьПетровна!
Но! Кто мы такие, чтоб возражать?
Поэтому ежели вы изволите наблюдать чью-то задницу в кустах под окнами, так это я там ползаю, ищу цветок, что барышня обронили. А перед взором моим – огромадная клумба с розами, из которых засушить энтих бутонов можно хоть тыщу! А что… тыща бутонов, тыща рублей. А?!
Нашел!
Вот ты где… зараза… В ветках жасминовых застрял.
Я осторожно вытащил бутон с помятой ленточкой, сдул с него соринки и сунул за пазуху.
- Яшка! – меня снова окликнула Дуняша, высунувшись в распахнутое окно. – Дарья Петровна велела тебе ливрею найти, примерить надобно. Ступай в людскую, я туда принесу.

В людской, понятное дело, зеркал не водилось, но и без них было понятно, что костюмчик маловат. В смешные панталоны я еле влез, а камзол не сходился на груди.
- Это Прошкин, - виновато пояснила Дуняша. – Кто ж виноват, что ты такой лоб вымахал.
Ну, всё понятно! В Прошке весу как в ягненке!
- Слушай, Дунь, я в этом дышать не могу, не то что шевелиться как-то, - пожаловался я. – Даже вот присесть если, смотри…
Я резко присел и раздался треск. Мы испуганно переглянулись.
- Что там? Штаны порвались, да? – я завертелся, пытаясь заглянуть себе за спину.
Дуняша критически оглядела сзади.
- Руки, видать… режутся, - она прыснула со смеху. – Снимай давай, заштопаю вечером! И пойду поищу тебе другую ливрею.
Ливрея по размеру все же нашлась, да только всё одно неудобственно в ней было, не привык я к этим… камзолам! И платкам шейным, ими же удавиться можно! И как только господа в них ходят. Зато обшлага вышитые и пуговицы золоченые, красотища! Потянулся было открутить, получил от Дуняши по рукам.
- Не вздумай тут урону учинить! Казённая вещь!

В зеркало я себя увидал позже, когда проходил через большую залу. Увидел и не узнал сперва – ну что за красавец!
Я приосанился, разглядывая себя, щелчком пальцев убрал несуществующую пылинку с рукава. Не хуже какого-нить графа, да!
В коридоре натолкнулся на Прошку, бежавшего в гардеробную со шляпами в руках. Увидев меня в ливрее, он быстро сообразил что к чему.
- Там господа приехали, проводи в голубую гостиную и дай знать хозяйке, что гости прибыли, - бросил он на бегу.
Я вышел к входной двери и в самом деле нашел двух важных господ. Стоят, озираются. Пуговицы у них почти как у меня, точно говорю. Не к ним ли присмотреться ДарьПетровна просили?.. Для иксперименту.

Я выпятил грудь и взмахнул рукой в жесте, каким мужики сеют пшеницу.
- Пожалуйте за мной!

Инжир, он, конечно, не рубль, но зато ведь в шоколаде!
Шоколад мне довелось пробовать лишь однажды, да и то, когда французский повар отвернулся на минутку. Тогда-то я и стянул конфекту у него из под носа! Но проглотил так быстро, боясь разоблачения, что вкуса не понял. Теперь же такой ошибки повторять был не намерен, поэтому завернул угощение в платок и сунул в карман. Розу тоже убрал от греха подальше. Кто разберет этих барышень – то подай ей бутон, то с глаз убери…
Хотя, оно и понятно, у нее и так руки заняты подарками – сперва один подойдет с подношеньем, опосля другой.

- Ты чего истуканом стоишь? – зыркнул расторопный Прошка, пробегая мимо с пустым подносом.
- А чё делать-то? – шёпотом спросил я.
- Поди на кухню, возьми пару блюд с угощениями да отнеси в столовую залу! Обед пора накрывать!

Я вообще страшно сообразительный, когда дело еды касается. Поэтому через минуту уже на кухне был. А запахи там! Заправляет всем, понятое дело, француз ЖанЖак. Мы его меж собой Башмак зовем. А бывает, и не за глаза, так он и отзывается! Не различает, видать, на слух. Так этот Башмак в колпаке белом у плиты суетится, поварят гоняет, как архангел Михаил бесенят. И матушка тут же, начинку на пироги готовит.
- Яшка! – всплеснула она руками. – Ты чего в ливрею вырядилси?
- Помогаю сегодня ДарьПетровне на приеме, - важно заявил я.
- И как там, на приеме-то? - полюбопытствовала она, отложив в сторону ложку.
- Князьёв, матушка, как звёзд на небе. В кого ни ткни пальцем, везде в князя попадешь. А не в князя, так в графа. А не в графа, так в прехорошенькую барышню.
- Ты там на барышень шибко не пялься, - пригрозила мать.
- Вот и Дуняша так сказала, - огрочился я. - А как не смотреть, коли они красивые все, как розы на барской клумбе.
- Кому розы, кому слезы, -отрезала Авдотья Ивановна. - Лучше спроси, что готово у месье Жан Жака.
- Чегой подавать? - кричу ему, значит.
- Консоме! - восклицает он, через плечо обернувшись.
- Чё?.. - я растерянно посмотрел на матушку.
- О, мон дье, эти рюс! - Башмак с отчаянием подскочил ко мне и потряс перед носом сложенными в щепоть пальцами. - Консоме! Вот! - и на супницу фарфоровую показывает.
- Суп, что ли? - догадался я. - Так бы и говорил, ну. Давай сюда.
Я помог накрыть столы и вернулся в гостиную. Распахнув двери, гаркнул:
- Кушать подано!
всегда хотел это сказать

Фонограф оказался мудрёным устройством, но Нина Ивановна обращалась с ним умеючи, будто привычно ей было. Как рассказывать о нем начала, так глаза и заблестели, как у иных барышень, когда с кавалером беседуют.
Чудная она, ей-богу. Мужа бы ей такого же ученого, чтоб она ему про науку и механизмы, а он ей про эти… иксперименты, а потом наоборот. Да только в нашем уезде не встречались мне такие.

Я-то сперва не поверил, что эта шарманка может голос человечий повторять. Даже подумал, что внутри попугай обученный спрятан, видал такого однажды на ярмарке. Но где ж вы такого попугая возьмете, который сразу может стихи повторять, да ни разу на запнувшись! На всякий случай я незаметно перекрестился – наука наукой, но есть в этом странность: человека, скажем, нет, а голос его – есть, отдельно от тела, будто дух какой.

Но когда гости вдосталь стихов наговорили, Нина Ивановна орхестр запустить изволила, и такая музыка полилась, ну чисто ангелы на скрипочках играют. Захотелось еще раз перекреститься, уже от умиления, но сдержался.
Выходит, вскорости и музыканты не нужны будут – знай себе цилиндрики меняй с музыками и хошь танцуй, хошь пой.
Слушал бы и слушал, да только Прошка снова пихнул:
- Ступай чай накрывать на веранде!
Ну никакого почтения к искусству, дубина!

К вечеру потянуло с реки прохладой, часть гостей разъехались по домам, чтобы вернуться завтра. На небе высыпали крупные звезды.
В людской я летом не спал, душно там, храпят все. Мне милее был сеновал на конюшне. Я кинул в сено старый тулуп, упал сверху – не хуже чем на перине. В узкое окно под потолком светил месяц – молодой, тонкорогий, как завиток сосновой стружки. За перегородкой тихо фыркали лошади, где-то пел сверчок, вдали глухо брехал пес.
Я закрыл глаза.

Провалиться в сон не успел, как еле слышно стукнула дверь и где-то слева зашуршало сено.
- Яшка… ты тут? – раздался громкий шепот Дуняши. – Темно, хоть глаз выколи. Ничего не вижу со свету…
Она опустилась на колени и пошарила впереди руками.
Приподнявшись, я поймал ее и повалил на себя.
- Ой! – она перевела дух и рассмеялась, стукнула ладошками по плечам. – Напугал, чертяка!
Я засмеялся вместе с ней, перевернулся.
- Ты чего в темноте бродишь?
- Пирог вот тебе принесла, Авдотья Ивановна на завтрева напекла аж две кадушки. А ты не ел весь день толком. – Она завозилась, сунула мне сверток. – На вот, теплый еще.
- Благодарствую. Следишь, стало быть, чтоб не отощал? А с чем пирог?
- Да я не глядя взяла, сверху. Там с грибами были, с зайчатиной, с капустою… сладкие еще…
- Спасла ты меня от голодной смерти, добрая девица. У меня тоже для тебя кое-что есть.
Я вложил ей в руку платок с завернутым инжиром.
- Это что?
- Конфекта шоколадная. Ты не думай, я не стянул. Барышня угостили.
- А ты как же?
- Я этих конфет знаешь сколько съел? Сто штук. Видеть их не могу больше, - я тихонько потянул вверх подол ее платья.
- Ну коли так, спасибо... – Дуняша насторожилась. - Яшка!
- Мм?
- И чего это ты делаешь? – с подозрением спросила она, замерев.
- А на что похоже?.. – пальцы дотянулись до теплой коленки.
- Похоже на то, что ты хитрющий прохвост! – Дуняша задрыгала ногами, сбрасывая руку. – Отвлекаешь, значит, разговорами, а сам!.. Пусти-ка, мне бежать надобно. Барышню еще ко сну приготовить да штаны заштопать, кои ты утром изорвал.
- Поцелуешь – отпущу.
- Так, значит?!
- Ага.
Она сердито посопела, потом приподнялась и быстро чмокнула в уголок губ.
- И это поцелуй?
- А что это, по-твоему?
Я наклонил голову, поймал ее губы, пахнущие яблоками и мятой, и целовал, пока она сама не закинула руки мне на шею.
- Вот поцелуй, Дуняш. Беги теперь.
- Кабы ноги еще держали, - вздохнула она.


Глаза я открыл, когда еще не рассвело. Лежал, закинув руки за голову, смотрел, как сереет предрассветный сумрак в окне. Короткая летняя ночь тускнела, вместе с ней угасал бледный месяц. Яркой полосой разгоралась заря, предвещая восход, небо стремительно набирало голубизну. В деревне за рекой горланили петухи, перекрикивая друг друга, за тонкой стенкой верещали воробьи в кустах.
Я поднялся, сонно потер руками лицо, стянул с себя рубаху, в которой спал, и отправился во двор умываться, ёжась от утренней прохлады. Потом надо пойти в кухню, принести воды, помочь собрать корзины для пикника, отнесть на берег заранее да там же натянуть навес от солнца, а то и не один.
День начался.

Фотография, девять на двенадцать,
С наивной подписью на па-а-амять
Тьфу ты, пропасть! Откуда песенка привязалась, в толк не возьму! Никогда раньше не слыхал такую, а поди ж ты… вертится в голове. Может, сам ее сочинил? На фотографа-то глядючи.

Фотограф был маленький, вертлявый человечек с мышиными усиками, суетился так, что в глазах рябило. Вот бы он, как Нина Ивановна вчера, разъяснил, как аппарат работает, да чтоб понятно все было. А то я сколько ни таращился, никакой птички не увидал. Но одну штуку точно понял – художники, как и музыканты, тоже скоро не нужны будут. Щелк – и пожалуйте чуть опосля фотокарточку, ставьте в рамочку – стоят себе три барышни, улыбаются. А ну как малевать их кисточкой, сколько ж времени ухлопать можно! Да и выйдет ли похоже…
Мне подумалось, что вскорости навыдумывают и других аппаратов, чтоб человека заменить. Чтоб, к примеру, полы в доме мёл. Или рукавицы вязал. Или тесто месил. И что тогда человеку делать? Так и спиться недолго, от безделья-то.

В мыслях таких я вернулся к заднему крыльцу и сразу увидал коляску соседа нашего Демидова, который мне вручил ящик с нежно звякнувшими бутылками.

- Считайте, уже сделано, барин.

Ну что за чудесный денек! Давайте справлять именины чаще, право слово! Я так, глядишь, разбогатею – то барышня целковый подарит, то барин какой облагодетельствует.

В кухне я бутылки споро завернул в салфетки и разложил по плетеным коробам, к уже приготовленной снеди. Мне как-то довелось пробовать вино, Башмак давал попробовать на донышке бутылки, что Пал Палыч не допил. Уверял меня, что это настоящее французское вино, мурмур тужур и всё такое. И вот что скажу. Не понравилось мне. Кислятина страшная и язык вяжет, будто черемухи наелся. То ли дело – матушкины наливки на рябине, на малине да на смородине!
И вот кстати о ягодах. Это хорошо Дарья Петровна придумали, посоревноваться кто боле наберёт. Что не съедят, то на наливку и пустим!
Я просунул руки в петли большого короба и подхватил ряд маленьких корзинок - раздать гостям.

В сборе ягод от гостей именин ожидаемо толку было мало. Я, пока шел к берегу, два туеска набрал по пути. Дело-то нехитрое, тем более что лето нонче!.. Такие жаркие дни стоят, такие звезды высыпают короткими ночами! Порой упадешь в стог сена, руки раскинешь и думаешь: так бы и обнял весь мир. Грибов в лесу – россыпью, ягод – хоть горстями бери. А вот господин поэт ягоды собирал, по синим губам видать, в себя. Да и в корзинке его, небрежно оставленной у расстеленного покрывала, болталось лишь несколько чахлых малинок на дне. Нет, так мы наливку с матушкой не поставим.

Однако ж гости разбрелись по пути кто куда, а на расставленные угощения начали слетаться осы. Надобно пойти созвать всех припоздавших и, самое главное, именинницу найти.
Искал я недолго, в аккурат где любимая барышней магнолия росла. Знакомое платье мелькнуло меж веток, и я чуть было не вывалился на поляну, как медведь из кустов, да вовремя заметил, что она не одна.
Ба, да это ж тот князь, что фаберже подкатывал! Ну точно, он!
Я затаил дыхание, прищурился. Нет, ну вы посмотрите на него! Цаловаться полез! Ох ты ж, прохвост! Посватайся сперва, ирод!
Барышню пора спасать. Это князю как с гуся вода, если кто заметит, а нам репутацию надо беречь. Верно говорю, ДарьПетровна?

Я тихонько обошел поляну вкруг и намеренно громко захрустел под ногами камешками, с сухим треском обломил ветку, встал за раскидистым орешником и позвал во всю мощь голоса, так, что и в усадьбе наверное услыхали.
Долго ждать не пришлось.
- Яша, я здесь! Давай, созывай всех к столу.
Румянец у нее на щеках горел – ярче зари.
- Расцвела, магнолия-то, а, ДарьПетровна?
Она вскинула глаза, посмотрела пытливо.
- Не вся, - помолчав, ответила она и пошла вперед, а я потопал следом.
Магнолия красноречиво торчала в петлице у князя, который появился на берегу чуть позднее.
Ах ты, цветовод-любитель! Вот глаз с тебя не спущу!

Табор за рекой стоял не первый день, так что раздавшиеся гитарные переливы не стали неожиданными. Я бывал у цыган иногда, со многими был знаком, но дружбу не водил, да и они в друзья не набивались. Девки у них красивые, это правда, но чужой красотой, нездешней: смуглые, темноглазые, с яркими лентами в черных косах, в цветастых юбках, что разлетаются в танцах у жарких костров с горьким дымом. И тягучие песни, от которых жало тоской в груди и хотелось незнамо чего... то ли петь, то ли пить, то ли птицей взлететь.
Просил однажды погадать мне, но Рада отказала наотрез. Она сама выбирала, кому будет гадать, а кому нет, и упрашивать было бесполезно. Нет – так нет.

Те светлые времена, когда на балу заместо живых музыкантов будут играть диковинные фонографы, еще не наступили. А потому прибывшие музыканты заняли целый угол в зале и постоянно требовали то воды, то закрыть окошко, то открыть, то побольше свечей то удлинитель.
На кухне тоже царила суета. Матушка натирала серебряные подносы до зеркального блеска, слуги уносили готовые блюда, а Башмак выкладывал живописную гору из пирожных, таких крохотных, что проглотишь и не заметишь, но зато изукрашенных кремовыми цветами, будто живым букетом. Красотишша.
- Чего расселся-то! – сердито крикнул вездесущий Прошка. – Бери поднос с шампанским и неси!
Это нам не трудно, это мы пожалуйста.

Зала сверкала десятками свечей и натертыми зеркалами в золоченых рамах, блестел хрусталь в люстрах, сладко пахло духами и дамской пудрой, а в центре кружились пары. Эх, вот жаль, не умею я так изящно танцевать! Как говорила однажды Дуняша, искусство танца сводится к тому, чтобы дама успела вовремя убрать ноги, дабы не отдавил их партнер. Боюсь, что от моих ног ни одна дама не убережется. Зато я прекрасно пляшу под гармонику деда Матвея - вприсядку, да с коленцами, да вкруголя – ни один из этих господ так не сумеет, сразу запыхается!
- Не стой у стены-то, чай не барышня! – шепнул Прошка. – Лавируй! – и рукой волну показал.
Я покосился на бокалы с шампанским на своем подносе, растопырил под ним пальцы поустойчивей. Ну, ща попробуем. Кто не спрятался, я не виноват.

Бокалы оказались ребятами сговорчивыми, звякали, но держались, пока мы с ними лавировали, лавировали, да не вы… лари…лави… ларир-во-ва-ли – поднос опасно накренился, когда я увернулся от резвой танцующей пары – но! – всё обошлось. Зато я оказался вблизи белокурого князя с Дарьей Петровной и успел услышать, как тот шепнул ей:


Ишь, какой прыткий! Вот как дрогнет у меня рука – и как ты будешь танцевать в мокрых брюках? И вообще, Пал Палыч далеко не успел уйти, так что свататься - туда!

Кто?! Я?!
Опасливо поглядел на одного барина, затем на другого – а они смотрят с таким видом, будто им сейчас истину открою. Мнение простого народа надобно, слыхали? Не выдумали еще такого самогону, перед которым отступил бы отважный Яшка! Пусть даже и заморский, и желтый будто на коре дуба настоян – всё едино самогон. Щас всё будет!
Я храбро взялся за стакан, тот, что безо льда.
- Извольте, судари, - и опрокинул в себя. Ух, как огнем по горлу прокатило! Прокатило да и плюхнулось в живот, растеклось горячим. Я зажмурился и занюхал рукавом ливреи. – Хо-ро-шо-то как… - просипел я и перевел дыхание.
Сергей Сергеич прям-таки просиял при этих словах и локтем так тихонечко соседа тронул – мол, слыхал, хорошо как зашла!
- Теперь со льдом, - придвинули ко мне второй стакан.
Я взял второй, а сам чувствую – зашумело в голове и так славно и благостно сделалось, что рот сам в улыбке разъехался. Давно такого чудного вечера не случалось, а!..

Вторая порция пошла легче, прям как в сухую землю. И кусочек льда я не стал оставлять, причмокнул и проглотил вместо закуси. А чего добру пропадать.
- Так что же? Как лучше, со льдом али без?
А мне, ежели по правде сказать, со льдом-то поболе понравилось – мягче идет и приятней (надо будет матушкины настоечки тоже со льдом испробовать!) Но тут вот какая штука… барин Алексей Михайлович погостит да уедет, а Сергей Сергеич наш сосед и с визитами часто захаживает, нам еще, как говорится, вместе жить, так что…
- Безо льда лучше, судари, вот как на духу – правда! – доложился я, поднял пустой поднос и попятился. – Дозвольте пирожных еще принесть, а то разобрали все…

В коридоре я столкнулся с Дуняшей, сгреб ее в охапку и закружил под глухую музыку, доносившуюся из-за закрытых дверей.
- Яшка! – она чутко повела носом. – Ты никак пьян?!
Я плотно сомкнул губы и помотал головой.
- А ну, дыхни! Сейчас же!
Не выдержал, засмеялся.
- Господа настояли, пробу велели снять с напитка.
- И ты, конечно, напробовался, паразит, - Дуняша подбоченилась и покачала головой. – Ступай-ка на воздух, пройдись по саду и продышись! Я Прошке скажу, что по делу тебя послала.