Карта ролевой игры "Калейдоскоп историй"

Понизив голос до шёпота, Контарини наклонился к князю.
-Всё, что я сейчас могу сказать - это лишь наблюдения, основанные на мисс Клиффорд и том, что я слышал. Если он обескровливает жертв, то должен каким-то способом переместить большой объём жидкости из одного сосуда в другой. Человеческий организм не способен ни вместить такое количество, ни создать силу, достаточную для её движения. Вывод один: он использует насос. 
Контарини пожал плечами.
-В любом случае, большая кровопотеря не объясняет ту реакцию, которую я наблюдал у мисс Клиффорд. Если объединить симптомы с отравлением опием, беладонной и мандрагорой, то могу с уверенностью заявить, что её чем-то отравили. 

-Вряд ли это что-то даст. Не разбираюсь в том, что нельзя препарировать. 

-Каюта ваша, потому... Но нужно кого-то оставить с девушками. Так как капитан, я, а так же большая часть команды были в другой части корабля, то предлагаю выбрать охранника кого-то из них.

Контарини, превратившийся в марионетку, которую тащит за собой своенравный кукловод, не сопротивлялся и покорно последовал за капитаном Блейком. Он напоминал доктору неукротимую стихию, которая пару часов разыгралась на воде. Порывистый и неудержимый. Но сейчас в нём было что-то ещё. Беспокойство, гораздо большее, нежели переживание за чью-то жизнь. В лице капитана было что-то сродни тем эмоциям, которые отражались на лике другой сестры. Так волнуются за жизнь кого-то близкого и дорогого... Контарини задумчиво взглянул на капитана. Впрочем, это не его дело. 
Природа человеческих эмоций неизвестна, но доктор в который раз убедился, что от них нет никакого проку. Равнодушное лицо его снова перестало выражать какие-либо мысли. Ни задумчивости, ни попытки разрешить странную задачу. Просто личина каменной статуи, которой, может, и хочется улыбнуться или опечалиться, но это невозможно.
-Я вам не могу вампир это или нет. По той лишь причине, что не знаю этого. Но если вам интересно, то я не верю в вампиризм. 

-Впрыскивает? Не обязательно. Как я сказал, прокол сделан чем-то напоминающим иглы. Вполне возможно, что они просто смазаны этим веществом, как наконечники стрел. Вполне возможно, что растительного. Впрочем, это может быть и змеиный яд. Мне известны несколько видов, дающих яд, примерно такого действия. А может, и то, и другое. Это может быть что угодно. Мне нужна её кровь, чтобы провести анализ. Но, вероятно, из-за того, что мне пришлось дать леди лекарство, эксперимент не даст результатов. К тому же, вряд ли родственники согласятся на то, чтобы я немного обескровил мисс Клифорд вдобавок к тому, что с ней уже произошло.

-Мои заслуги здесь минимальны. Её удалось спасти лишь по той причине, что убийца не закончил начатое. Самое интересное не то, какой яд он использует или как обескровливает жертв, а то - что ему помешало. И... Какие следы остались на месте преступления.

-А так же, откуда у него средства на то, чтобы покупать эти камни и кольца. Либо же, изготавливать их. Хотя, я могу ошибаться.

-Ваша правда. Впрочем, меня всё это уже не касается. Позовите, если вновь понадобится помощь. Пойду проверю матроса. Он хоть и не так родовит, но тоже заслуживает участия. 
С этими словами доктор подошёл к кровати, около которой стоял его саквояж. Подхватив его с пола, Контарини вышел и направился на верхнюю палубу. Ему необходимо было вдохнуть свежего воздуха.
Скопление людей, надушенных до головокружения духами, запах тканей, лекарства - всё это вызывало головокружение, дикого сумасшедшего танца, до тошноты, до рвоты. 

На верхней палубе, где царил хаос и унылая суета, попытка исправить праздник, учинённый штормом, каждый был занят свои делом. И даже у одинокой фигуры, застывшей у борта корабля, было своё дело. Видимо, оно содержалось в наблюдении за волнами или за редкими звёздами, проглядывающими сквозь тучи. А может...
Контарини почти бесшумно приблизился к монахине, застывшей так неподвижно, что казалась мраморным изванием, зачем-то облачённым в бесполезную ткань. Холодная и несгибаемая. 
-Я слышал, монахини отличные сиделки. И вся их жизнь посвящена облегчению участи страдающих. Ещё мне известно, что женщины ужасно любопытны по своей природе. Так почему женщина, да ещё и монахиня, находится здесь, на холоде, а не облегчает муки страждущих?

Чёрные воды с острыми волнами, которые, казалось, могли разрезать, стоило к ним прикоснуться, завораживали. Там, в их глубине, таился кто-то, кто звал его к себе. Давно забытый голос тонул в водной толще, и ветер доносил до слуха лишь их эхо...
...двадцать восемь лет назад...
...Она стояла у самого края. Настолько тонкая, что казалась игрой света. Ветер трепал белую сорочку, как парус. Трепет ткани напоминал биение птичьих крыльев. И почему-то он сразу вспомнил об угрюмой равнодушной чёрной птице, в чьё одеяние облачались те, кто хотел скрыть не только лицо, но и душу. Её волосы были такими длинными... Он и не представлял, что они такие. Тонкие пряди развевались в стороны. Огромная голубая луна высвечивала это странное призрачное существо. То ли ведьму, то ли реального человека. Наверное, она услышала его шаги, потому и обернулась. Огромные блестящие глаза на худом измождённом лице смотрели и печально, и радостно. Она улыбнулась и сказала:
-Прости меня...
Он должен был понять. Должен был догадаться. Обязан! Вместо этого лишь глупо стоял на крыше и считал, что это один из снов. 
Когда она упала вниз, на её губах всё ещё была улыбка. Он слишком поздно понял, что нужно сделать. И когда упал на холодный камень и вытянул руку, его пальцы коснулись её ледяной кожи. 
Она упала в воду, словно на мягкую перину. Взметнувшиеся волны сомкнулись над её хрупким телом, утягивая вглубь. Луна отражалась в чёрной воде канала. Кажется, она тоже улыбалась.
Винченцо очнулся. Он постарался прогнать мимолётное воспоминание, но эта тёмная картина упорно стояла перед глазами. 
Почему он подумал, что эта странная монахиня тоже..?
Он изо всех сил старался вернуть себе былое равнодушие. Ему должно быть всё равно. Ни она, ни её мысли не должны иметь никакого значения. Но он почему-то всё равно стоял рядом и рассматривал её так, как будто пытался проникнуть в самую суть этого странного загадочного существа. 
-Не скажу, что интересовался темой монашества. Вам нужно облегчить свою участь? - Энцо ещё сильнее впился взглядом в монахиню. Он почти ощущал, как прикасается к грубой ткани её одеяния, к озябшей коже. - Внизу уже ничего интересного. 
Почему-то прядь волос, выбравшаяся наружу из плена чёрного плата, завладела Винченцо. Он следил за её трепетом на ветру, за крошечными огоньками, мелькающими от света фонаря. Эта волнистая прядь послала какую-то странную дрожь по всему телу. Но не от холода. В этом было что-то настолько запретное и будоражещее, что Энцо почувствовал, как начинает чаще дышать.
-Не советую бродить по кораблю в одиночестве. 
Что сложного в том, чтобы развернуться и уйти, продолжить свой путь? Но он продолжал стоять на месте, превращаясь в каменного исполина, в теле которого, однако, текла кровь. И хоть это противоречило всему, что он знал, ему почему-то казалось, что кровь нагревается. 

-Вы сами спросили минуту назад "И кто облегчит их участь и муки?" Разве я не прав? 
Он внимательно слушал какое-то изречение, чувствуя себя мишенью напротив очереди из бравых лучников, желающих попробовать свои силы в меткости. Сейчас в него летели стрелы из слов, смысл которых оставался для доктора абсолютно скрытым. 
-Последнее, что я читал - это труды Везалия. Но ваше изречение явно не оттуда. 

Доктор громко рассмеялся. Но в этом смехе не было ни радости, ни веселья. Мышцы его лица всего лишь пришли в движение, соответствующее тому, что люди обычно называют улыбкой, а связки исторгли из горла звук. И этот звук, почему-то, ему самому казался злым и отчаянным.
-Господь уже не защитил нас ни от зла, ни от бури. Один матрос чуть не погиб, молодая девушка борется за жизнь. По кораблю бродит тот, кто по вашему утвержден, не видел Бога. И, по-моему, он от этого не сильно страдает. Думаете, следует уповать на ваши молитвы о спасении наших грешных душ? - Винченцо навис над монахиней и тихо хрипло вытащил из нутра каждое слово, - Видимо, вы очень плохо молитесь за нас, сестра Кэтрин. 

-Значит, это просто радение за ваших сестёр? Вы думаете, им необходимо ваше заступничество? 


-Вот как... - Контарини пожал плечами. - Почему же не имеет? Он опроверг многое, что там написано. Считаете, всё это, - Доктор кивнул головой в сторону океана, - возможно создать за семь дней? Думаете, возможно создать кого-то, похожего на вас, из костей? 
Винченцо ухмыльнулся. Зачем он вообще пытается её в чём-то переубедить? Она же монахиня. И если её не отправили в монастырь родственники, то, скорее всего, приняла это решение самостоятельно. А значит, искренне верит в то, что молитвой и покаянием можно решить все проблемы.
Вот только горячность её голоса, поспешность слов и то, с какой внезапностью прозвучали эти слова, заставило Энцо задуматься. Монахиня, которая так рьяно отставивает свои убеждения... Или делает вид? Религиозная фанатичка? А может, это лишь пыль, которой она пытатся заслонить его взгляд? Контарини вдруг понял, что теряет такую необходимую отстранённость. Он должен смотреть на всё непредвзято и равнодушно - лишь это поможет увидеть то, что скрыто. Равнодушие к исходу событий позволит не бояться фатальной ошибки, а значит, только в этом случае он может пойти на те меры, которые считал бы неприеслимыми, и добиться успеха. Впрочем, всё это касалось лишь медицины, а не общения с живыми людьми. 

-С девушкой всё лучше, чем могло бы быть... -и, не удержавшись, добавил, - Вашими молитвами. 
Контарини пытался решить одну из величайших загадок природы - женщину. Все ли они от природы столь противоречивы, или только эта? 
-А в чём же ещё? Минуту назад вы заявили, что на стоит уповать на Господа, что всё, происходящее здесь, - Его воля. Теперь же пытаетесь утверждать обратное, сестра... Кэтрин?
Винченцо ощутил, как губы дрогнули в уголках, в попытке улыбнуться. Но тут же себя одёрнул, возвращая лицу привычное равнодушное выражение. Природа эмоций не известна и не изучена, а всё, что является тайной для чего - великая опасность для него же.
В том числе и эта женщина. Почему-то Энцо она казалась опасной. И в голове сформировалась мысль, которую он не мог объяснить: эта девушка опасна. Опасна именно для него. 
Наверное, всё дело в недостатке сна. Конечно, он не спал двое суток. Именно поэтому ему кажется опасной монахиня в строгом чёрном одеянии, мёрзнущая на холоде.
-Уйдёмте отсюда. Здесь холодно. 
Не дожидаясь позволения, он сжал пальцами локоть сестры Кэтрин, вынуждая её идти следом. Интересно, ему дозволено прикасаться к ней? Или же сейчас разверзнется небосвод, морская пучина, и кара настигнет его?

-Будь у вас хоть капля здравого смысла, вы бы, обладая столь... ценной информацией, предположили бы, что убийца кто-то обладающий медицинскими познаниями и инструментами. Значит, я должен быть первым подозреваемым. 
Энцо вышел из-за поворота, где стал невольным свидетелем этой беседы.
-И так как я больше не планирую на сегодня никаких операций, то советую отправиться по каютам. А иначе, рискуете оказаться на прозекторском столе. 

Винченцо вглядывался в лица женщин, пытаясь понять, какова природа их странного желаний найти убийцу. Человеку не свойственно по собственному желанию двигаться навстречу смерти. Любопытство? Погоня за славой? Болезненное желание находиться на волосок от смерти?

-Исходя из вашего ответа, я могу сделать вывод, что вы весьма сообразительны. А значит, должны сообразить, что лучше вам будет отправиться в каюту. 

-Да, доктор я, отнюдь не дешёвый, поэтому, если не хотите разориться, оплачивая мои услуги, то последуете совету не лезть нарожон. И, кстати, я не шутил. Оставьте свою затею. Иначе, я буду вынужден доложить капитану. 

Выросший там, где все друг другу лгали, доктор успел перехватить взгляд, который Маркиза обратила к вчерашней собеседнице Винченцо.
[quote="Фредерик Н. Фишер]Вы вправе поступать так, как сочтете нужным. Но угрожать дамам? Вы все больше меня разочаровываете. [/quote]
-Милая леди, я разочаровал три поколения моего семейства. И я с этим живу. 
Он притворно вздохнул. 

-Вот и отлично. А чтобы вам было не скучно в одиночестве в ваших каютах, я попрошу двух матросов убедиться в вашей... безопасности. На грядущее утро и день. 
После этих слов, Винченцо развернулся и отправился в амбулаторию, кивнув двум матросам, занятых устранением повреждений. 

Выросший там, где все друг другу лгали, доктор успел перехватить взгляд, который Маркиза обратила к вчерашней собеседнице Винченцо.

-Милая леди, я разочаровал три поколения моего семейства. И я с этим живу. 
Он притворно вздохнул. 

-Вот и отлично. А чтобы вам было не скучно в одиночестве в ваших каютах, я попрошу двух матросов убедиться в вашей... безопасности. На грядущее утро и день. 
После этих слов, Винченцо развернулся и отправился в амбулаторию, кивнув двум матросам, занятых устранением повреждений. 

-Чтобы ещё больше разочаровать вас? - Винченцо наклонил голову в сторону. - Пожалуй, отправлюсь в амбулаторию и изготовлю парочку клизм. Моё почтение. - Он поклонился леди и зашагал в протиповоложную сторону. 

...двадцать лет назад...
-Конечно, он старый, но должен тебе понравиться... Да и Флоренция рядом. Чудесный город.
Энцо с удивлением взглянул на деда. Тот искренне полагал, что внуку понравится соседство с городом, в котором некогда господствовали чума и "Чёрная смерть". Он решила не огорчать старика и попытался улыбнуться. Общение с людьми всегда давалось Энцо не просто. Он тяготился их обществом, пусть это были даже родственники. Он ощущал себя среди них чужим. Привыкнув, что все его сторонятся незаконнорожденного, пусть и признанного, Винченцо и сам начал сторониться других. 
Энцо не мог проигнорировать искренние попытки старого маркиза пробить его равнодушие и подружиться. Он даже был благодарен ему за это. Однако, будучи честным с самим собой, Винченцо не испытывал никаких эмоций. Он преувеличенно внимательно смотрел в окно экипажа, пытаясь показать, что его интересует всё, что он видит снаружи. Маркиз, довольный тем, что смог увлечь внука, даже не подозревал, что тот думал совершенно о другом.

Доктор открыл дверь амбулатории. Он думал о многом, но все мысли стягивались к одному. Одержимый одной-единственной загадкой, Контарини понимал, что ему теперь не будет покоя, пока он её не разгадает. К его собственному сожалению, это была загадка не мнимого вампира. 

-Доктор, там Сэм опять поранился. Кажется, серьёзно. Мистер Питерс приказал звать вас...
Винченцо медленно брёл по пустому коридору. Внизу, где располагались матросы, было шумно и безнадёжно. Каждый, кто оказывался на корабле, понимал, что домой может не вернуться. Эта атмосфера ожидания смерти пропитала каждую доску, гвоздь и верёвку. Сэму в руку впилась острая деревянная щепа. Пришлось вытаскивать её прямо там, зашивать рану и уверять половину команды, что моряку нужен отдых. Самым сложным для Энцо было последнее. Он изнывал от желания спрятаться от этого скопления безжиненных теней, лишённых надежды на покой. Поднимаясь к себе, Винченцо пытался не думать о несчастных матросах и тёмной Смерти, поселившейся подле них. Вновь вспомнилась Пляска Смерти, изображённая на стене амбулатории. И как-то незаметно для себя самого он опять начал думать о монахине, прячущейся где-то на корабле. Её тонкий хрупкий силуэт так явственно стоял перед глазами, что Энцо не сразу осознал: это действительно она, сестра Кэтрин.

-Вам плохо? 
Он подбежал к девушке и, обхватив её плечо отстранил от стены. Она была слишком бледной. Проклятье! Внезапно дрожащими пальцами Энцо пытался снять с неё мешковатый балахон, почти срывая с головы плат, чтобы добраться до шеи. Сложно было что-то рассмотреть в темноте, но, кажется, проколов не было. Доктор быстро ощупал тонкую шею. Не обнаружив никаких ран, его ладони опустились на талию и живот, в попытке обнаружить ранения и травмы. Но, кажется, единственная кровь, которая здесь была - это кровь Сэма, оставшаяся на манжетах его рубашки. 
-Кто это был? Не молчите!
Он подхватил монахиню на руки и почти бегом бросился в амбулаторию. Его отстранённый мозг отметил, что она аномально лёгкая. Но это было всё, что он мог сейчас сказать. Такого шквала эмоций, он не испытывал уже давно. Дрожь, паническая и неконтролируемая, набросилась на его тело, как жадная лбовница. Ногой распахнув дверь амбулатории, Энцо преодолел крошечное расстояние до своей каюты. Дверь стукнулась о стену, когда он ворвался внутрь. Уложив, Кэтрин на кровать, Энцо начал срывать уродливую ткань, пытаясь добраться до повреждений. Но разум уже начинал осознавать, что помощь нужна вовсе не ей, а ему. 
-Куда он вас ранил? Не молчите же! 

Тихий шёпот, страх в глазах, судорожные движений. Она была напугана. Слишком сильно, чтобы осознавать, где находится. Непонятные слова, совравшиеся с её губ потонули в ворохе постели, когда она пыталась отползти назад, хоть как-то защититься. 
Винченцо практически не удивился, когда услышал иностранную речь. Он должен был давно догадаться. Его мозг уловил лёгкую, едва заметную неправильность в произношении - практически идеальный говор для того, кто долго и прилежно учился. Но всё же слишком мало для того, кто говорит с рождения. У него самого был точно такой же акцент, практически незаметный окружающим и, всё-таки, явственный. Он давно понял. Но почему-то не хотел это осознавать. Почему? Что в этом странного? Монахиня, проводящая всю жизнь в монастыре. Она может изучать языки...
Энцо старался не смотреть на Кэтрин, старался вернуть себе былое равнодушие и отстранённость. Но с кажой секундой сделать это становилось всё труднее. Она была так напугана. В ужасе. Просто животный инстинкт самосохранения. И до этого, её довёл он. 

Доктор. Он всего лишь доктор. И взгляд, который сейчас бессознательно бродит по её телу - это лишь попытка найти ранения. 
Испытывая омерзение к самому себе, Энцо очнулся от странного дурмана, в котором пребывал и быстро отодвинулся от постели. Он поднял руки в воздух, и тихо медленно сказал:
-Вот! Я вас не трогаю. Мы никогда не были женаты, слышите? 

Энцо встал с колен и вышел в амбулаторию. Налив полный стакан воды, он плеснул туда несколько капель успокоительного настоя и вернулся обратно, двигаясь осторожно, чтобы не напугать её ещё больше.

Всё же, ему удалось вспомнить, что прежде всего он врач, а уже потом мужчина. Запрятав все свои эмоции и чувства, от которых никогда не было проку, Энцо вновь вернулся к равнодушию и спокойствию. Спокойным, но твёрдым голосом, он приказал:
-Выпейте. 
И, не дожидаясь согласия Кэтрин, поднёс стакан к её губам. 
А она начала плакать. Рыдать. Отставив стакан, Энцо присел на край кровати и потянулся за одеялом. Он старался избежать всяческих прикосновений, которые ей были неприятны. Ни разу не дотронувшись до неё, он натянул одеяло ей на плечи и кое-как укутал.
-Здесь нет Джеймса. И я не Джеймся. Я - Винченцо. А как вас зовут? 
Он не удержался. Будучи всегда проклятым ублюдком, не смог подавить то, что всегда клокотало где-то внутри, что он старался подавить, уничтожить. Рука сама собой дёрнулась и поднялась вверх. Энцо даже не сразу понял, что это именно его пальцы убирают пряди с её лица. Жаль, что теперь не сжигают на кострах. Он был бы первым в очереди. 

Винченцо встал с кровати и отошёл. Она боялась его. Этот страх был и её душой, и телом, и одеждой. Во взгляде, в позе, в каждом движении скрывался ужас столь явный, что незаметить его было невозможно. Даже на небольшой кровати его скромной каюты она казалась крошечной, затерянной в ледниках голубого полога, свешивающегося с одной стороны. Такая молодая и такая напуганная. Кому она принадлежит? От кого бежит? Но его это волновать не должно. Она не должна его волновать. Русская. Екатерина. 
Тогда что она делает в его каюте? И почему он, раньше равнодушный ко всем людям, так жадно смотрит на неё? 
Энцо отвернулся. Но он не перестал видеть её. Тьма в каюте мешала воспоминаниям заполучить эти мгновения, и смутный карандашный набросок женского портрета в его мозгу не прерывался красками. 
Винченцо взял стакан с водой и вновь повернулся к Екатерине. Сложное русское имя. Но он уже знал, что привык к нему. За минуту. Пальцы крепче сжали прозрачное стекло. Она заправила волнистую прядь за ухо. Прикусила губу. Огляделась. Потянулась за чёрным сгустком ткани, который сосредоточился непроглядной тьмой у края кровати. Её движения так просты. А его реакция на них ужасна. Резче, чем должен был, Энцо протянул Екатерина стакан.
-Вам нужно выпить.
Открылась и закрылась дверь. Торопливые шаги смолкли у распахнутой двери. На пороге мялся перепуганный матрос.
-Простите, доктор... Там... Там леди... Говорят, она умерла... 
Винченцо сжал зубы. Она не должна была умереть! Он был уверен, что мисс Клиффорд шла на поправку.
-Будьте здесь. - Он сурово посмотрел на монахиню. - Никуда без меня не уходите. И выпейте это. 
Доктор отдал Кэтрин стакан и вышел.

-Предполагаю, что убийство. 
Энцо вошёл в богатую каюту и кивнул князю. Он ощутил облегчение, когда увидел, что жертвой была не мисс Клиффорд. 
Опустившись на колени, он без промедления начал осматривать тело. Никаких проколов на шее. Ранений не было вообще. 
Но вот зрачки снова расширены. Белки налились кровью. Энцо нахмурился. Покраснение было и вокруг губ. Шея тоже была неествесственно красной. А вот губы посиневшие. Контарини уже видел такое. Несколько раз. Энцо поднялся на ноги и подошёл к князю.
-Её отравили. Цианидом. Точнее, его испарениями. Умерла за минуту, может, быстрее, - его шёпот был едва слышным, чтобы никто из присутствующих не мог понять, о чём он говорит. - Духи, нюхательная соль - всё, что угодно. 

-Положительно. Однако, не могу гарантировать свою компетентность в данном вопросе. 
Винченцо собрал свой саквояж и огляделся.
-Нужно распорядиться о теле и...
Что-то блеснуло на полу, под кроватью. Как будто чьи-то хитрые глаза наблюдали за всеми собравшимися. 
Отойдя от князя, доктор вновь опустился на колени и заглянул под кровать. Бронзовый цилиндр мирно лежал на полу. 
Энцо потянулся за ним и, обхватив двумя пальцами, поднял с пола. Он изучит содержимое позднее. Если Раду уверен, что это соли, то, скорее всего так и было. Опустив флакон в карман, доктор вернулся к князю.
-Идёмте. Я изучу содержимое, но вряд ли это что-то нам даст. Могу предположить, что необходимые ингридиенты мог достать, кто угодно. Нужны лишь пронырливость и деньги. 
Он немного помолчал, пока оба выходили из каюты, где их мог услышать каждый. Пустой коридор, впрочем, тоже ненадёжная гарантия уединённости, всё же был предпочтительнее. 
-Я, так и быть, не спрашиваю, как вам стало известно о девушке. Но всё же поинтерисуюсь: как она с ним связана? Насколько мне известно, выживших жертв, кроме мисс Клиффорд, больше не было. Или..?