Карта ролевой игры "Последний шанс"

Ранее

Фабрицио коротко улыбнулся, но улыбка едва ли скрыла мелькнувшее во взгляде.
- А для вас, синьора, - он открыто смотрел женщине в лицо, - привычная манера поведения - говорить то, что вы думаете? И сообщать эту информацию о малознакомых людях с видом пророчествующего жреца Аполлона? - он посмотрел ей в глаза и все же смягчился. - Иногда, синьора, нет ничего ужасного в том, чтобы ухаживать за женщинами. Ведь если вы рождены не для этого, я все эти годы жестоко ошибался.
В своем поведении за ужином, как и в поведении своих собеседников до того, как ситуация накалилась, Фабрицио не находил ничего предосудительного. Дела его прошлого вовсе не касались синьоры.

- Вы не поведаете всем нам, в чем же это благо, по-вашему, состоит? - предельно вежливо. Фабрицио не знал ее, не считал возможным нападать на женщину. Даже если она начала подобный разговор первая, и все же. - Что касается моих слов, простите мою неучтивость, я не мог знать, что адвокат синьоры Александры - женщина. Ничтожно мало знаю о ваших делах. Но да, юристы всегда казались мне именно пронырами.
Вы видите вопрос о верности так, как его хотите видеть, - он снова улыбнулся. - Я спрашивал о женщинах, а не искал вселенской справедливости, - не имело смысла строить из себя святость.

Фабрицио смотрел на сестру, с обидой на вся и всех бросившую сумку на песок и сидевшую скрестив ноги и обняв их руками; на Суэлен, забежавшую в воду так стремительно, будто необходимость находиться рядом с ним ее душила.
Как и всех этих маленьких женщин, которые из-за них собрались в пансионе. Ведь в конечном счете ответственность за их судьбы на них. В номере в пансионе спала его жена. Он стоял на берегу моря.
Итальянец вздохнул, поглубже засунул кулаки в карманы брюк, и не оборачиваясь к Эльдерману, сказал самое верное за весь вечер:
- Я бы выпил, - мрачно глядя на море, на женщин и на небо над ними. - Ты? - с ухмылкой глядя на мужа Суэлен.


Спасибо всем за терпение и за игру) особенно девочкам) доброй ночи.

Н-да.
- Передайте от меня пожелание доброй ночи вашей жене, - ничуть не сомневаясь в том, что о пожелании просто забудут. А сама Суэлен вряд ли заметит их отсутствие.
Фабрицио криво усмехнулся и пошел к сестре, наклонился к ней, приобнял за плечи, согревая, шепнул пару слов, что пора возвращаться, и увел с пляжа, кивнув Эльдерману по дороге.

Проводив сестру, в номер Фабрицио зашел тихо, не желая будить Лауру. Она спит, как ребенок. Маленькая девочка, которую он, оказывается, несмотря на отличный план, совсем не берег.
Женщины...
Но хочет ли беречь теперь? И хочет ли любить? Возможно, лучшее, что он может ей дать - свобода.
Короткий щелчок смартфона оповещает о сообщении.
Фабрицио смотрит на экран, затем на жену.
Утро. Они со всем разберутся утром.

Ранее

Она попала. Смогла задеть в нем то, что имело значение. "Счастье" Фабрицио не волновало ничуть, как и все остальные слова, но "создать семью" он не смог, упустил контроль и теперь вынужден слушать это. Потому ответ был коротким:
- Отнюдь.
Он не думал иначе. Фабрицио любил и ценил правду. Правду, перемешанную с добрыми итальянскими ругательствами о том, сын какого дьявола собирал двигатель этого пылесоса от механиков и конструкторов. Правду от Эндрю, сказанную в стенах его кабинета и никогда не выходящую за ее пределы. Даже правду от Неллы в ее юношеской непосредственности. Упустил он, возможно, только одну правду.

Вежливая скука на лице мужчины никак не вязалась ни с тем, как он опустил голову, ни с тем, как напряглись его плечи. Он слушал, очень внимательно слушал, запоминая, что ему могли противопоставить. Так вот, чем это было, физическим насилием? Психологическим? Он не взглянул на жену. Все это время, каждый раз... Щека дернулась от того, как забился нерв на скуле.
Но выслушав до конца, Фабрицио улыбнулся. Действительно, что доказывать судье, когда доказывать нечего. Его умозрительные рассуждения и разговор с синьорой за ужином. Впечатляющая доказательная база.
- Синьора Фереа, я впечатлен, - бархатно мягко, приложив ладонь к нагрудному карману рубашки и делая именно то, что синьора не ценила - солгав.

К несчастью для синьоры Фереа, об этом виде проныр он имел разговор со своей женой еще до ужина. Но слушал Фабрицио все так же внимательно.

Фабрицио смотрел на нее, и как всякий убежденный в том, что он не был грешен, думал о том, почему эта женщина с внимательным и теплым взглядом, вообще, выбрала такую судьбу. Об этом вместо того, чтобы прислушаться к ее словам.
- Хорошо, синьора Фереа, - так же спокойно.

Просьба считать, что мы с сестрой по умолчанию вместе со всеми поехали к гроту. Реал.

Фабрицио проснулся довольно рано. Что не доставляло ему удовольствия и он предпочел бы сон, но работа его к этому приучила.
Спустился вниз, узнать успеют ли они с женой позавтракать до отъезда или будет общий завтрак. Ему нужно было поговорить с Лаурой. Но если она захочет поехать к гроту? Фабрицио решил, что до возвращения разговор может и подождать.
Мария сообщила ему о том, что синьорина Антонелла отправилась бегать, мужчина только пожал плечами. Такая уж идея у его сестры - "бегать". Как знать, попытка приучить себя к дисциплине еще один способ быть "не такой"?

Узнав о том, что завтрак будет на природе, Фабрицио забрал кофе для жены и вернулся в номер. Есть шанс, что она проснется раньше, чем напиток остынет.
Оставив кофе на столике в ее комнате, вышел на смежный балкон. Море меняло цвет, сохраняя темный только на глубине вдали.
- Доброе утро? - когда он расслышал, что она остановилась у него за спиной.

Мне кажется, мы крепко влипли...


Как глоток спиртного с утра. Взгляд застывает на ее ногах, на полоске светлого шелка - на грани.
Она хочет, чтобы он знал ее. Зачем она этого хочет...
Но если уж хочет, взгляд поднимается к ее глазам.
Он никогда не поймет эту женщину. Ту, которой она стала.
Останется ли в ней хоть капля этой нежности, когда она узнает, что сделал его "проныра" Эндрю?
Но это утро у них еще есть.

Он кивает. Его голос будет таким же хриплым, рисковать не стоит.

- Ты хочешь загадать желание?
Скажи его мне.
Смотрит, не отрываясь. Заставляя себя оставаться у перил балкона. Что там, в кошачьих глазах жены? Целое море.
Легкость между ними постоянно не выдерживает испытания. Как, если все его мысли сводятся к "касаться" и "трогать"?! Потому что так было всегда.
- Замерзнешь, - бросает Фабрицио коротко, оттолкнувшись от перил балкона и проходя мимо в комнату. Рука привычно тянется обнять ладонью ее щеку и притянуть к себе. Нет. Мысль сбивает так, что он застывает с ней рядом, и недоуменно смотрит, будто виновата Лаура.
Привык к тому, что она часть его жизни.
Наперекор себе мужчина не останавливает движение, но вместо того, чего хочет, легко касается ладонью волос.
- Я жду.
Фабрицио дождался, пока жена оденется, и вместе с ней спустился вниз. Нелла все равно не дала бы ему покоя, так что поездки было не избежать. Поддержал жену под локоть, когда она поднималась. В ответ получил такой удивленный взгляд, что, несмотря на всю выдержку, все же выгнул бровь. Только не надо говорить, что он не проявлял заботу никогда.
- В автобус, - мягко, но твердо, прерывая все возможные замечания по поводу.
Тень улыбки на губах Лауры от этого тона была столь мимолетной, что другой решил бы, что ее и вовсе не было.

Лаура, ты деморализовала мужа)
А вообще, я никуда не спешу.

В любой другой ситуации Фабрицио Марелли заснул бы под монотонный и размеренный рассказ хозяйки пансиона, и щелчок проснуться сработал бы только с остановкой автобуса.
Он думал. Ненавидел это самокопание, но думал. Женщины были в его жизни до нее, они остались, когда она вошла в его жизнь. Маленькая девочка, так доверчиво отвечавшая на ласку. Девочка, которая с тихим стоном выгибалась ему навстречу и вздрагивала. Мысль, что он ломал эту девочку все это время, просто не приходила.
К истории синьоры Фереа Фабрицио не прислушивался, но суть уловить было не сложно. Добрая половина греческих мифов построена на супружеской неверности и методах борьбы с ней. Тем не менее, женщины все еще задают вопросы о естественности такого положения вещей. Дело Пенелопы - ткать. И не потому что они с Одиссеем шовинисты. Потому что в противном случае Пенелопа пошла бы по рукам. Или вздумала бы надевать просвечивающее под одеждой кружево перед другими мужчинами.

Он знает, что с ней делать. Как коснуться, накрыть пальцами соски, очертания которых не скрывают ни белье, ни этот ее сарафан. Дьявол. Мужчина выпрямил спину, стараясь вытянуть ноги под сиденье перед ним. Автобус был маленьким, расстояние между сиденьями ничтожным. Как там говорила синьора Фереа, правду? Вовсе не это было причиной его неудобства. Фабрицио открыл глаза.
Ее обнаженное плечо касалось его руки. Она его заводила. Так сильно, что хотелось вытащить ее из автобуса и не слушать ничего из ее рассказов о самостоятельной жизни, обидах и о том, что было неправильно.

Он мог надавить и сломать. Посмотреть, сломается ли.
Он мог просто остаться прежним и позволить ей поступать, как хочет.
Фабрицио переплел их пальцы и, чуть повернув голову, поцеловал жену в волосы. Одно утро?

Чудесно. Фабрицио не удается сдержать смешок. Она в этом кружеве будет еще и купаться.
- Ты можешь не считать меня своим мужем, - произносит он спокойно, не открывая глаза, - но клянусь, если ты полезешь купаться, я тебя просто придушу.
Слова вопреки смыслу выходят легко, с насмешкой над самим собой.

Можем ли мы предположить, что уже доехали?

Хороший вопрос. Привычка. Никто не пытался с ним бороться. Никогда. Ни одна из других. Последней поднявшей бунт была Симона Баглиони. И он вычеркнул ее из жизни, - приходит кристально ясная мысль.

- Синьора, спасибо за рассказ, весьма поучительно.
Возможность, наконец, размять ноги, радовала.

Не радовало то, как бежала от него Лаура.
Бросив на Неллу предостерегающий взгляд, Фабрицио в два шага догнал жену и, не раздумывая, обнял со спины за плечи.
- Почему ты никогда прежде не пыталась перечить? - задал он встречный вопрос в ответ на тот, что озвучила она.
Он знал, почему. Фабрицио не позволил бы. Что изменилось? - вот, в чем был вопрос.

Ее слова. Потому что он единственный, кого она знала. Лестно. Теперь же она хотела узнать других.
- Мир? На два часа, - ослабив хватку, так что она могла уйти из его рук. - Пошли купаться?

То, что Лаура делала, совершенно не совпадало с тем, что она говорила. И после этого жена обвиняла его в нежелании разбираться в женских, в частности, ее действиях и их мотивах. Лучше не думать об этом.

Фабрицио слушал ее и не мог сопоставить то, что она говорила с тем, что он видел в их жизни.
- Ты бы хотела чем-то заниматься? - вопрос удивил его самого. Учитывая все обстоятельства, выяснять это было чертовски поздно.

Он кивнул, но не ждал того, что последовало за этим.

Не должно прошибать вдоль спины от простого касания ее ладоней. Наверное, на мгновение он застыл, не спуская с нее потемневших глаз.

Но Фабрицио тихо рассмеялся и стало легче:
- За последние сутки, ты не представляешь себе, как часто!

Жест был женский, кошачий и издревле правильный. Пальцы сами вплелись в ее волосы у затылка. Он чуть надавил, побуждая ее посмотреть ему в глаза и замер.
Заставил себя моргнуть и говорить легче, хотя и слышал, как сел голос:
- К тому же, ты забываешь. Вдруг я хочу проверить, везде ли это проклятое кружево?
С этими словами Фабрицио, обняв ее за плечи, повел жену в одну из купален, пока они обе не оказались заняты. Странно, но если бы у нее был купальник, он предпочел бы просто купание в роднике. Мысль о том, что он может захотеть коснуться жены там, где это делали сотни туристов до, вызывала у итальянца странную брезгливость.
- Как, вообще, ты собиралась купаться? Или не собиралась?

И тут муж тихо выдохнул "вашу мать"...


Фабрицио слушает, не понимая, почему не сказала. Академия. У нее есть рисунки? Спросит ли он, если не забудет? Возможно.

Снова. Все, что он мог дать ей - эта обреченность в голосе.

Фабрицио встречает ее слова сухим смешком, ладонь от ее плеч слитно опускается вдоль спины. Перенимая легкую дрожь ее тела.

Он на мгновение разворачивает ее к себе. Настолько душил ее? Но осознав, что вновь поступает так же, отпускает.

Лаура раздевалась без капли стеснения. Нет, она вовсе не должна была стесняться собственного мужа, но они впервые вместе одни вне дома. И он с удивлением впервые видит ее такой. Свободной. С накатывающим пониманием того, чего он лишал ее и себя. Будто, вообще, было нужно искать это в ком-то другом.

Жест одновременно женский и детский, отчего мужчина усмехается, потянувшись за спину стащить футболку.
Но прежде, чем Фабрицио успевает подумать и просчитать:

Невесомая вязь шелка и кружева падает на камни поверх ее сарафана, и все мысли сметает напрочь. Разом. Все.
Он смотрит. Кровь ударяет в голову, сердце медленно, глухо набирает силу удара.
Он смотрит, будто не видел, не знает ее. Не она была рядом все это время. Как мальчишка. Не хочет думать.
Она краснеет. Медленно. Щеки, шея. Он вбирает ее целиком. Всю плавную линию спины, поясницы, бедер.

Когда он так хотел женщину...почему свою жену??
Негромкий плеск воды, когда она входит в воду. И кровь отливает от мозга хотя бы на пару вдохов.
Не понимает, зачем раздеваться, когда можно смотреть на нее.
Ее вопросительный взгляд. Если он зайдет в воду, он снова не спросит ни на что разрешения.

Второго значительно больше первого, да. Одежда падает рядом с ее. Не хочет ничего говорить. У нее был шанс. Крохотный. Последний.
Усмешка выходит жесткой. Прощальный секс? Если бы она знала, что он сделал, она бы точно его утопила. Плевать.
Фабрицио заходит в воду и опустившись в нее с головой, выныривает рядом с Лаурой. Касание кожи к ее настолько верное, что мыслей снова не остается ни одной. Кроме ладоней, зачесывающих ее волосы от лица, обнимающих ее затылок. Пальцы сжимаются на ее шее, когда он целует ее, вжав в себя так плотно, что хочется надрывно застонать.
Целует, лаская пальцем в уголке губ. Запрокинув к себе ее лицо, забирая в объятия, до одури желая забрать себе целиком.
Скажи, что хочешь этого. Позволив сделать ей вдох и вновь прикусывая губы. Никогда не спрашивал. Никогда, вообще. Он всегда безошибочно знал, что хочет. Лучше других понимал, как может соврать женщина, но не Лаура.
На секунду подумав о ней и замедлив движение, он срывается на ругательство, и поцеловав ее еще крепче, вжимает в себя, раздвигая ее бедра ладонью. Гладит лицо, шею свободной рукой, и все же отрывается от ее губ, когда толкается в нее пальцами. Сжав зубы крепче, чтобы не выругаться, когда она сжимается вокруг. Дьявол, женщина.
Смотрит в ее глаза. Будто он, правда, смог бы остановиться, когда от желания быть в ней сводит мышцы внизу живота.
Заполняет до упора, поцеловав так нежно, как только умеет.

В другое время Фабрицио многое сказал бы о сексе в воде. Если бы мог говорить и думать. Но сейчас он может только твердо стоять на ногах и притягивать ее к себе ближе, ощущая то, как она царапает его затылок.

Разрядка. Что может быть проще? Тогда зачем так нежно целовать ее в шею, еще ощущая то, как она вздрагивает. Зачем гладить, зачем думать о том, что надо устоять на ногах и забирать ее из воды.
Фабрицио коснулся губами ее щеки. Остается надеяться, что Лаура успела загадать все свои желания.

Прикусив подушечки ее мокрых пальцев, он все же замирает и смотрит на нее. Они все еще вместе, а она уже думает о чем-то, что изгоняет желание из ее взгляда.
Ладонь твердо ложится на ее затылок. Ему хочется сказать, чтобы она не смела говорить, что вынудил. Что не смогла отказать. Что не хватило сил. Почему бы просто не сказать, что хотела не меньше его?
Но вместо этого:
- Ты помнишь, что два часа мира еще не истекли? - смотрит в ее глаза.

- И я загадал желание, - ленно потянувшись, пока она поднимают с камней оставленную одежду. Фабрицио застегивает пуговицу на джинсах, наблюдая за тем, как одевается жена, натягивает футболку.
Она одевается. Но не стала ни на долю менее нужной, чем когда сбросила с себя эту одежду и осталась перед ним совершенно нагой.
Что она выдумала себе и какое объяснение найдет этому?
В вечном желании все контролировать его одолевает куча мыслей о чистоте воды. О чем он думал...
- Не проголодалась? - растерев ее плечи руками, нет, она не замерзла.

Романтичная. Фабрицио смотрит на нее и коротко целует в волосы, собрав кончики в ладонь, сжимает.

Быстрый взгляд на ее губы и короткая усмешка.
- Обязательно.

Коротко кивнув, он берет ее ладонь в свою. Не обнимает за плечи. Но ведь, на самом деле, все это фарс. Сколько он сможет сдерживать себя, давая ей нужную дистанцию для свободы. Фабрицио проверяет телефон в кармане джинсов и хмурится сильнее. Но тут же притягивает к себе жену, чтобы она не подумала, что его мысли связаны с тем, что между ними было.


Возвращается к синьорам Фереа, не слишком торопясь, чтобы ни у кого не возникло если не мыслей, то очевидных оснований думать, что они не только купались. Он никогда не любил выставлять свою личную жизнь напоказ. При этом неосознанно считая своей "личной жизнью" только семью. Еще одна причина, по которой пребывание в пансионе теряет для него смысл с каждой минутой.
Фабрицио ловит на себе взгляды жены, но только улыбается ей. Если Лауре хорошо, мир можно и продлить. Они подходят к расстеленным для пикника пледам и одеялам.
- Синьоры, доброго утра. Синьора Валентина, - он склоняет голову, - если с вашей сестрой я успел перемолвиться парой слов в автобусе, то с вами нет.
Фабрицио осматривается, проверяя не вернулся ли кто-нибудь еще. По привычке проверяет все ли в порядке с сестрой.
- Мы с женой ужасно проголодались, вода освежает, разрешите разделить с вами завтрак?

В привычке поступать по-своему есть один неотъемлемый плюс - можно делать так постоянно. Независимо от того, чего от тебя ждут. Потому Фабрицио пожимает плечами и демонстративно мальчишеским движением отпихивает жену под попу - легко, соизмеряя силу, чтобы отвоевать себе пространство на одеяле. Ложится на спину положив голову ей на колени и смотрит в лицо.

На то, как ягода исчезает за припухшими губами жены.
Улыбается, сощурившись. И ему совершенно плевать на то, что они приехали сюда разводиться. Он ехал не за этим.

Услышав голос молодой женщины, Фабрицио поворачивает голову в ее сторону.
- Что вы, не стоит о нас беспокоиться. Марелли, - в который раз представляется он. Взгляд вверх на Лауру, - Лаура, - в глазах мелькает лукавство. - Бессердечная женщина, разводится со мной.