Карта ролевой игры "Не по своей воле"

Девка с вазой наголо вдруг полезла в окно. Аарон не выпускал из вида своего противника, поэтому видел это боковым зрением. Он старался не отвлекаться на мельтешение, но хрипы Сэма, которого побеждала баба, грозили нарушить ход и его поединка. Но этого он допустить не мог. Много рабов погибнет сегодня, и если Сэму уготована та же участь, то на то воля Божья. А он, Аарон, потянет за тобой на тот свет как можно больше белых. Он насупил брови и вскинул в руке топор, рванувшись навстречу белому. Тот дёрнулся наперерез. Столкнувшись, они от силы удара вылетели в окно, проносясь несколько метров сквозь колючие кусты. Чёртов вояка! Совладать с ним оказалось не просто. Но Аарон не выпустил топор, да ещё и приземлился сверху белого, распластавшегося на земле. Оглушённого ударом, безоружного, Аарон мог взять его голыми руками. Отбросив топор, он протянул руки к белой шее врага и стиснул их, мечтая украсть весь воздух, как у него воровали свободу.

Рядом промелькнула какая-то тень. Аарон сам не понял, как смог почувствовать, что кто-то появился рядом, ведь глаза застилала пелена из ярости и желания убивать. Именно поэтому раб отклонился в сторону, буквально на дюйм, когда сверху обрушилось что-то тяжёлое, перекатился в сторону, разжав пальцы и схватил топор. Теперь он был один против двоих. Он снова пожалел, что не прикончил эту бабу в штанах. Раб сплюнул, присев в позу будто перед прыжком, и перекинул топор из одной руки в другую.

- Ты смелая женщина, и я не хочу убивать тебя, - прокричал раб в ночи, и этот крик был полон поражения и тоски. У них ничего не вышло. Они потеряли столько своих братьев. Пуля в плече жгла каленым железом. Аарон развернулся и опрометью бросился прочь, надеясь, что сможет хотя бы убежать, раз забрать с собой жизнь хозяина не удалось. Он слышал, как другие рабы борются с жителями и гостями дома. Кто одерживал победу, он не понимал. Аарон влетел в гостиную.
На красивом когда-то комоде стоял большой канделябр со свечами. Раб скинул его на пол и стал смотреть, как пламя быстро распространяется по тяжелой гардине вверх, пожирает обои, стены, бросается на мебель, наполняя удушливым запахом всё вокруг, освещая всё праведным огнём свободы. Огонь уничтожит всё, что не смогли уничтожить они! Смерть! Смерть белым!

По дороге он натолкнулся на Асию, маленькую рабыню.
- Асия, нам не одолеть их. Надо спасаться. Уносить ноги. Бежим! - схватив девушку за руку, раб потащил её подальше.

- Ничего не выйдет. Бежим отсюда, - крикнул он вдогонку, но раб с сумасшедшими глазами кинулся к дому.

- Пора убираться, - заключил Аарон, глядя в глаза Лютеру. Они живы, и это главное. Он должен был знать самое главное: - Корреа и хозяин мертвы?

- А как же ты? - вскричал Аарон.

Аарон и Асия быстро перебирали ногами, устремляясь в темноту. В спину им неслись дикие крики рабов, взмывающие в небо вместе со столпами пожара. Случилось то, чего Аарон опасался, когда планировалось это восстание – они проиграли. Раб бежал, а перед внутренним взором проносились сцены из недавнего прошлого. Это было жестокое побоище, не на жизнь, а на смерть, но белые оказались сильнее. Но он жив, всё ещё жив, и пока его сердце бьётся, оно будет стремиться к свободе.
Аарон мало знал здешние места, поэтому верил Лютеру, что где-то их ждёт укрытие, в котором они смогут переждать какое-то время, прежде чем предпринять попытку бежать дальше. То, что он не один, согревало сердце беглого раба. Если он упадёт, то Асия его не бросит. Она будет жить и выживать ради Лютера. Одного короткого разговора и пары взглядов между ними хватило Аарону понять, что между рабами что-то происходит. Что-то такое, о чём он уже и не думал, работая от заката до рассвета на плантации да Коста.
Туда он больше не вернётся! С них сдерут кожу, а потом эти окровавленные полутрупы отправят собирать хлопок. Нет! Ни за что! Раб ускорил шаг, превозмогая жгучую боль в плече и красные мухи перед глазами.
Его нога утонула в чём-то топком. Придерживая Асию рукой, Аарон притормозил:
- Стой. Здесь болота. Лютер должен был позаботиться о лодке.
Они пошли дальше, осторожно ступая по пружинистым мшистым участкам. Вода чавкала под ногами. Неведомые обитатели болот просыпались и оглашали окрестности присущими им звуками. Так невовремя заурчало в животе у вечно голодного раба. Болото было безграничным, необъятным. Не было ему конца и края. Насколько хватало глаз, впереди было только водное пространство, скрытое под обманчиво землистыми участками. Куда ни ступи, везде опасность. Каждый шаг может быть последним. Здесь даже солнце было неспособно осветить дорогу. Мрачное, страшное место. Но где-то там, среди лесных зарослей, ждёт тайное место, обещанное Лютером. А, значит, они будут идти и идти вперёд.

Асия, бежавшая за ним, стала задыхаться от быстрого бега и вырвала руку из крепкого захвата. Рабу пришлось остановиться. Испуганные глаза Асии ярким пятном выделялись в предрассветной мгле. В них плескался дикий страх загнанного животного. Аарон спросил себя, что было бы лучше для неё: каждодневный труд и унижения или эта призрачная надежда на спасение. Ответа он не знал.

Аарон молчал. Этот вопрос не требовал ответа.

Остановив руку Асии, Аарон твёрдо сказал:

- Некогда. Сначала надо найти лодку. – Остановка не пошла на пользу. Он покачнулся и прижал руку к ране в попытке остановить боль. Но она только усилилась.
В таком опасном месте они могли блуждать вечность, но, видно, кто-то свыше хоть немного обласкал своих чад милостью – они нашли лодчонку, хлипкую, спрятанную в зарослях ивы, и забрались в неё. Перед ними простирались запутанные тропы, вокруг сновали непонятные тени, а позади была смерть. Лодка раскачивалась из стороны в сторону, что не улучшало состояния раба. Он с трудом уселся на маленькое узкое седалище, прикрыл набрякшие веки и проговорил с паузами на то, чтобы собраться с силами:

- Там… где-то… ищи котомку с припасами… Надо рану… обработать.

Пошарив под своим сиденьем, Асия достала небольшую котомку, из которой выудила помятую флягу. Аарон качнулся к ней и выхватил флягу, с жадностью глотнув воду, отдающую жестью. Глоток, другой. Больше он позволить себе не мог. Воду надо было беречь как зеницу ока. Тем временем рабыня начала врачевать плечо. Аарон отломал ветку и вставил её между зубов, плотно сжав. По лицу Асии было ясно, что рана серьёзная – ей придётся доставать пулю. Всё то время, что она трудилась над раной, со слезами надавливая, ковыряя, причиняя боль, раб вспоминал, как рубил топором дёргающееся тело своего врага. Он отомстил за брата, и этот кусок вырванного с кровью ощущения возмездия излечивал лучше снадобий. Асия затянула растревоженную рану, а Аарон положил её руку на голову. Его маленькая спасительница.

- Тшшш, - заставил её замолчать Аарон, прислушиваясь к звукам. Уж слишком нарочито кричала птица, чтобы на это нельзя было обратить внимание. – Ну-ка, девочка, дай-ка мне эту палку, - попросил раб, и они вместе, сложив все силы в одну, стали грести на звук, и вместе увидели Лютера, сложившего руки трубочкой и выкрикивающего в высоту звуки птицы. Притормозив, они стали подавать махать ему руками, раскачивая ненадёжную лодчонку.

Лютер пробирался к ним сквозь топь, орудуя палкой, и, казалось, будто только она и поддерживает раба – таким усталым он выглядел. Огромное счастье, что в непроходимых болотах им удалось найти друг друга. Но если бы не находчивость Лютера, этому не бывать. Аарон прислушался. Ему будто бы чудилось, что он слышит лай собак, но могло и шалить его воображение, подстёгиваемое страхом. Какое-то движение привлекло внимание Аарона. Слева из воды поднялась голова змеи. Рептилия, поводив головой, черной извивающейся лентой уплыла восвояси. Сколько здесь подобных тварей, лучше было не думать.

Раб добрался до них и перевалился через борт лодки, сжимая Асию в объятиях. Аарон ещё раз убедился, что этих двоих связывает нечто большее, чем общая лямка рабов. В этот момент Аарон поклялся себе, что сделает всё, чтобы его собратья спаслись, иначе всё было зря. Пусть хоть кто-то спасётся.
- Держусь, - ответил он на вопрос Лютера, всматриваясь в мелькающие точки вдали. – Как думаешь выбираться отсюда? Мы все давно не ели. Долго так не продержимся. Надо разделить твою провизию, быстро перекусить и двигаться дальше. Здесь долго оставаться нельзя.

Жуя холодное, но такое вкусное мясо, Аарон слушал Лютера. Габи. Кухарка. Это имя показалось таким теперь далёким. Всё, что осталось за границей болот, было прошлым. Если их настигнут, Аарон в руки живым не дастся. Лучше смерть. Он должен был поблагодарить Лютера, но не находил слов. Они застревали в горле вместе со скорбью по потерянным собратьям. Раб просто грёб, вкладывая все остатки сил в это простое, но такое сложное сейчас действие.

Утлая лодчонка медленно, как черепаха, продвигалась по тёмной воде, подёрнутой ряской. Над водой мутными клубами плыл туман. Тут и там слышалось кваканье лягушек и стрёкот невидимых птиц. Один раз они даже услышали рык, а потом лодку что-то толкнуло. Болота Луизианы кишели аллигаторами, но беглецам повезло, и хищников они видели лишь издали.
Силы рабов, измученных каждодневным трудом, побоями и голодом, были подорваны страшной ночной схваткой. К тому же ранение Аарона давало о себе знать. Солнце всегда было их врагом. Оно возвещало о начало нового дня. Оно жалило их спины во время трудового дня. И даже когда она закатывалось за горизонт, это не дарило радости – приходила пора подсчитывать собранный хлопок. Кто-то обязательно не добирал норму, после чего следовала порка. Свист плетей стал привычной траурной музыкой вечера рабов, а стоны избитых рабов – ночной колыбельной. Таким было небесное светило. Вот и сейчас оно стало пособником ловцов, которые пустили по их следу собак. Аарон радовался, что они ушли далеко. Среди болот так легко затеряться. Но знает ли Лютер дорогу? Аарон надеялся, что да.
Ниггер грёб уверенно, с решимостью на лице. Они дали Асии поспать. Девушка совсем выбилась из сил, и пока она дремала, делились планами, вспоминали потерянных собратьев и праздновали победу над убитыми белыми. Особенную радость Аарону принесло то, что Корреа был мёртв. Он сплюнул, вспоминая эту тварь, и крепче взялся за палку-весло. Лютер повёл лодку вглубь зарослей, где стало труднее грести. Скрученные ветви деревьев, погруженные наполовину в воду, образовывали природную арку, сквозь которую они плыли к тому месту, о котором говорил Лютер. Они должны были спрятаться и переждать, пока не стемнеет.
Лодка ударилась о дно, и рабы выскочили наружу, чтобы укрепить её на берегу. Обнажённые корни деревьев, переплетаясь, образовывали нечто вроде укрытия, достаточно просторного, чтобы в нём могло поместиться три человека А вход прикрывали раскидистые ветки тех же деревьев. Когда-то они, видимо, были скрыты водой, но теперь она ушла, и в этом природном гроте, покрытом изнутри мхом, можно было спрятаться.

Обговорив детали, рабы стали ждать. Тьма никак не собиралась сгущаться, а им так нужны были сумерки, чтобы как можно более незаметно пробраться до назначенного места. Небесное светило снова было не на их стороне. Аарон люто ненавидел солнце и молил Бога, чтобы оно поскорее спряталось за горизонт. Он молил о дожде, чтобы тучи сгустились на небе, спрятали источник света, чтобы смыло их следы, и беглецы могли двигаться дальше. Аарон дышал тяжёлым запахом болот с вкраплениями ароматов экзотических цветов и понимал, что это один из первых запахов свободы. И если их поймают и убьют, он будет помнить об этом миге, когда он сам себе был хозяином. Сам был вправе решать, куда идти, когда есть, а когда спать. Как это и было заведено Богов, а не так, как извратили белые себе на благо.
Снадобье из трав, которым врачевала его Асия, успокоило и притупило острую боль в плече, и хотя рана по-прежнему саднила, а рука плохо двигалась, ноги раба были сильными. Он был готов бежать дальше, к своей свободе. Рассказы Лютера о корабле, плывущем на их родину, казались чем-то вроде сказки, рассказанной на ночь его матерью, этой давно забытой женщиной из их племени. Жива ли она, помнит ли своих сыновей, которых забрали и увезли в рабство… Беглый раб чувствовал, как постепенно освобождается от внутренних оков, в которые себя заковал на время рабства. Он всем существом стремился радоваться каждой минуте новой свободной жизни и одновременно запрещал себе делать это, потому что до свободы было очень и очень далеко.
Вернулась Асия, тоненькая фигурка с неожиданно сияющими глазами, и Аарон достал котомку, из которой извлёк небольшой кусок окорока. Его осталось совсем чуть-чуть, этого хватило, чтобы перекусить. Рабы поднялись и выбрались наружу. Они бежали вперёд, перескакивая через кочки, перебираясь через поваленные деревья. Тяжело дыша, опасаясь погони, то и дело оборачиваясь, они перебирали ногами, чувствуя, как рассекают телами горячий воздух. Мускулистые ноги оставляли отчётливые следы на земле, но некогда и не чем было их скрывать. В лесу укрыться уже было проще, но и идти было сложнее. Но рабы двигались без остановки, пока Аарон не споткнулся об какую-то корягу и не растянулся плашмя на сырой почве. Весь в грязи, он поднялся и опёрся руками об согнутые колени. На него сразу накинулись вездесущие москиты. Дышать было тяжело. Он не знал, сколько времени длился их бег, но усталость прибавляла призрачные часы.

- Долго ещё? Где это поселение? – прохрипел Аарон, чувствуя, как сердце мощно колотится о грудную клетку. – Асия, ты как?

Первым, что услышал Аарон, был тихий вскрик Асии. Это уже потом задрожала земля, воздух будто сгустился от напряжения и стал вязким, замедлив движения. Резко повернув голову в сторону, Аарон увидел фигуры всадников, дрожащие в мутной дымке. Они что-то кричали, наставляя на беглецом орудия. Собаки рванули к ним, скаля пасти, но до Аарона звуки доносились приглушённо, будто заложило уши. Он неуклюже повернулся, одна нога завернулась об другую, он снова споткнулся и побежал, ломая ветки, пытаясь скрыться в чаще. Он слышал, как Асия и Лютер тяжело дышат, догоняя его. Слышал лай собак и окрики догоняющих их белых, топот копыт и резкие команды. Страх лизал ему пятки. Страх бился в грудь в такт с оглушающим стуком сердца и рёвом крови в ушах. Засвистели пули, вырывая щепки в деревьях, проносясь прямо мимо ушей. Каждый шаг давался всё труднее, каждый мог стать последним, но рабы бежали вперёд, петляя между деревьев, ибо позади их ждала только смерть. Солёный пот струился по лицу раба, застилая глаза, рана так невовремя напомнила о себе, и рука совсем перестала двигаться, тормозя и без того медленный бег измотанных беглецов. Лай раздался совсем рядом, и мохнатая псина накинулась со спины, и от толчка раб покачнулся и покатился кубарем, увлекая за собой разъярённое животное, натасканное на дичь. Щёлкая зубами и брызгая слюной, собака пыталась добраться до горла Аарона, и он, катаясь по земле, изворачивался и отпихивал бешеную шавку, борясь за свою жизнь.

Слыша обрывки фраз, Аарон понимал, что погоню возглавляет ненавистный хозяин. Никто из рабов не добрался до него. Всё было напрасно.

Катаясь вместе с псиной, Аарон увидел, как мелькнули босые испачканные ноги Асии, закинутой на седло кем-то из ловцов. Сердце раба сжалось от боли, гораздо большей, чем та, что причиняли острые зубы псины. Его сопротивление ослабло, он только и мог, что прятать лицо, заслоняя его ладонями.

Вдруг он почувствовал, что избавился от лап, зубов и когтей, услышал только жалкое поскуливание и глухой удар об ствол дерева. Короткая передышка, чтобы только набраться воздуха и вскочить, шаря рукой по прелой листве в поисках какого-то подобия оружия. Голова кружилась, и картинка перед глазами было неясной. Лютер нападал на белых, но силы были неравны. И вдруг все замерли. И Лютер, махавший палкой, и собаки, готовые броситься на рабов, и Асия, сжавшаяся на седле. Все затихли перед хозяином, направившим узкое чёрное дуло на Лютера.

Аарон простонал и рухнул на колени, склонив голову. Палка выпала из ослабевших рук. Покачиваясь, он упёрся руками в мокрые листья и сжал их, ощущая, как его сердце кровоточит от поражения. Он хотел бы заскулить, как та собака, которую шандарахнули об дерево, тихо плача о своей тяжёлой доле. Но он был мужчиной, не собакой. Тем, кто дерзнул поднять руку на своих хозяев. Тем, кто убил одного из них. Раб гордо встал, глядя в глаза своим врагам. Он знал, что его будут пытать, калечить и мучить. Простой смерти он не ждал. Раб знал, что его мучения только начинаются. Он смотрел на богатых плантаторов и продавшихся им за барыши наёмников, на своих друзей, которые вместе с ним хапнули немного счастья, он смотрел на просвет между деревьями, где маячила долгожданная свобода, недостижимая и, наверное, даже не существующая, и молился о том, чтобы пришёл тот день и час, когда иго белых будет свергнуто. Но это будет не с ним, не с Лютером и не с Асией. И ни с кем из его чёрных собратьев.

Один из белых спрыгнул с лошади и размашистым шагом пошёл к нему. Аарон смело смотрел в лицо, пышущее злобой. Он узнал этого белого и ясно понимал, что тот жаждет мстить. Аарон не дрогнул. Не дрогнул и тогда, когда с ног его сбил сильный удар. Он снова встал, готовый к любым пыткам. Стиснув челюсти, он с ненавистью смотрел на своего обидчика.

Повесить? Аарон изумлённо перевёл взгляд на хозяина. Он ожидал, что их привяжут к позорному столбу, заживо сдерут в кожу и оставят так в назидание остальным рабам. Раб посмотрел в небо, куда устремлялись верхушки деревьев. Где-то там, высоко-высоко, летела чёрная птица, свободно расправив крылья. Ничтожное создание природы, которое всегда считали ниже человека, имела то, чем чёрный раб никогда не смог обладать. Свободу. А за то, что он хотел забрать то, чем наделил его Господь, его лишают жизни. От чувства жесточайшей несправедливости грудь сдавило так, что стало трудно дышать.

Наёмники ходили взад-вперёд. Аарон не обращал на них внимания. Он смотрел, как белый готовится повесить его, перекидывает верёвку через толстую ветвь дерева, готовит виселицу. Их потащили и засунули шеи в петли. Всё происходило слишком быстро, чтобы понять. Сердце забилось быстрее, будто зная, что скоро совсем замолчит. Лёгкие работали с удвоенной силой, зная, что скоро их заставят прекратить сжиматься. Навсегда. Аарон заставлял себе не сопротивляться, но какое-то время бился в руках, а потом, после сильного рывка, когда что-то противно хрустнуло, уже его тело конвульсивно дёргалось, сознание убегало куда-прочь, а перед глазами сгущалась темнота. А потом всё исчезло.