Карта ролевой игры "Пейзаж в тонах любви и смерти"

3 июня 1775 года
Утро
Шато Доре де Грамон

Суета, суета, суета… Каждый раз суета и суматоха, как будто в первый раз.
Стефан предпочел бы вовсе не ездить на празднество к герцогу де Фуа, чего он там не видел, в самом деле, но должность секретаря маркизы де Грамон обязывала.
Его сундук был уложен еще накануне. Саквояж Стефан собирался уложить вечером. В том, что маркиза распорядится ограничить размер клади, он не сомневался – Селин де Грамон была практичной и деловой женщиной.
С раннего утра Стефан сновал по поместью, передавая распоряжения маркизы и собирая сведения о готовности всех служб к долгому отсутствию хозяев. Дольше всего пришлось задержаться в саду: садовник требовал выдать ему дополнительный чопин* растительного масла, чтобы приготовить средство от плодожорки. Беспокоить маркизу по настолько мелкому хозяйственному вопросу не было необходимости, здесь могла справиться и экономка, но, учитывая всеобщий сумбур, Ларивьер согласился лично сообщить экономке об угрозе распространения плодожорок и требуемых мерах противогусеничной обороны. Самому Стефану хватило бы одного предложения, чтобы изложить эту просьбу, но старик-садовник непременно жаждал донести до помощника хозяйки всю важность возложенной на него миссии по борьбе с казнью египетской, грозящей вот-вот обрушиться на господские яблони.
Кое-как отделавшись от докучливого старика, Стефан поспешил в замок, но по пути его внимание привлекли какие-то крики. Два голоса он опознал: мадмуазель Надин развлекалась распеванием одной из любимых присказок своей матушки, на что ей и попеняла маркиза лично. А вот третий голос, задорно прокричавший излюбленную песенку Полиньяков, был ему совершенно не знаком. Сделав еще несколько шагов, Ларивьер, наконец, увидел мадмуазель Надин в компании какой-то дамы. Маркизы де Грамон нигде видно не было: либо она уже ушла, либо и вовсе не выходила из замка, окрикнув дочь из окна.
Стефан поклонился дамам, пытаясь сообразить, кто это пожаловал в гости накануне отъезда. Темноволосая незнакомка держалась с изяществом и грацией, которым могли бы позавидовать и придворные фрейлины. Многих из них Стефан видел на праздниках герцога де Фуа, но мало кто мог сравниться осанкой и стройностью стана с брюнеткой, стоявшей сейчас в компании мадмуазель Надин.

* чопин – приблизительно пол-литра

3 июня 1775 года
Утро
Шато Доре де Грамон
Сад


Мадам де Реоль… Это имя Стефану уже доводилось слышать. Дальняя родственница Полиньяков, гостившая в поместье Пон Блан. Кажется, вдова кого-то из родственников графа.
Необычно, что она оказалась в шато Доре.
Еще необычнее, что мадмуазель Надин собирается вести гостью не куда-нибудь, а к погребам. Любопытный выбор направления.
Стефан не разделял царящих в замке настроений и не почитал обитателей Пон Блан исчадиями преисподней во плоти, но после происшествия с отправленным в замок герцога де Фуа вином считал необходимым особенно пристально следить за всем происходящим в округе.
Если бы он собственным ушами не слышал голос маркизы, непременно задал бы вопрос, осведомлена ли Ее Сиятельство о намерениях дочери. Мадмуазель Надин была девушкой живой и порывистой, и не все ее поступки имели благоприятные последствия. Однако в данном случае Стефан был уверен, что о присутствии в шато Доре мадам де Реоль маркизе известно. Тем не менее, он счел за благо лично присутствовать при путешествии дам к погребам.


Стефан вновь поклонился, выражая согласие, и взглянул на мадам де Реоль. К его вящему удовольствию она с жаром поддержала предложение мадмуазель Надин.


Умная женщина – это само по себе нечто особенное, а сочетание в даме ума и красоты – поистине сражает наповал. Стефан в полной мере оценил элегантность, с которой мадам де Реоль отмела любые подозрения в неблаговидных намерениях, но то, как быстро она нашла нужные слова, могло в равной мере означать и чистоту помыслов, и заранее заготовленную хитрость.
- Почту за честь, - произнес он и уже собирался предложить дамам опереться на его руки, когда в саду появилась сама маркиза де Грамон в сопровождении неизвестного мужчины.
День явно становился все занимательнее. Стефану стало интересно, чье еще прибытие он умудрился пропустить, пока занимался хозяйственными вопросами. Спутник маркизы отрекомендовался.


Стефан последовал примеру барона и так же кратко представился, поприветствовав мадам де Грамон и посланника Его Величества еще одним поклоном.


Тем временем мадам де Реоль вновь сделала нечто любопытное – попыталась ретироваться. Внезапность ее отступления при появлении маркизы и барона более всего напоминала бегство. Стефан на миг задумался о том, чье именно присутствие столь смутило женщину, но в самый неподходящий момент отвлекся, наблюдая, как стройные женские ножки, обтянутые белым шелком панталон, соблазнительно мелькают из-под приподнятых юбок. Это зрелище будило воображение и волновало кровь, что было уже лишним в данных обстоятельствах. Предприняв некоторое усилие, Стефан отвел взгляд от завлекательной картины.

Его горячо любимая супруга умерла родами: не удалось спасти ни жизнь матери, ни жизнь младенца. С тех пор его собственная жизнь словно подернулась туманной дымкой: он выполнял возложенные на него обязанности, ел, спал, даже принимал участие в каких-то увеселениях, но не ощущал радости жизни – как будто и не жил вовсе, а только существовал вполсилы. Даже женщины его не особо привлекали – никто из них не выдерживал сравнения с образом умершей жены. Наверное, впервые за три прошедших со дня смерти Мари долгих года при взгляде на женщину он почувствовал волнение. Самое удивительное, что темноволосая кареглазая мадам де Реоль разительно отличалась от голубоглазой златокудрой Мари. Тогда почему? Стефан пока и сам этого не понял, да и время для размышлений о природе подобного влечения было неподходящим.

Он привычно отогнал непрошенные мысли, спрятал все от окружающих за чуть саркастичным изгибом губ, который вряд ли можно было назвать улыбкой, и посмотрел на маркизу де Грамон.
Именно хозяйке поместья надлежало решить, хочет ли она, чтобы гостья задержалась в замке, или же мадам де Реоль лучше и правда проводить до ворот, удостоверившись, что представительница ненавистного Грамонам семейства Полиньяк благополучно удалилась в сторону Пон Блан.

3 июня 1775 года
Утро
Шато Доре де Грамон
Сад

Однако мадмуазель Надин поспешила лично направиться в сторону ворот, старательно скрывая что-то в складках юбки. Стефану хватило одного взгляда маркизы, чтобы понять: ему лучше лично сопроводить дам. Он слегка поклонился мадам де Грамон и барону, а затем направился вслед за мадмуазель Надин и мадам де Реоль, не дожидаясь дополнительных распоряжений. Впрочем, мадам де Грамон сочла нужным подтвердить верность принятого им решения и устно:


Стефан в несколько шагов догнал дам, но, поравнявшись с мадам де Реоль, успел заметить, что тяжелый узел густых блестящих волос женщины выглядит влажным, как будто мадам совсем недавно искупалась. Воображение немедленно подсунуло ему ряд весьма пикантных картин, на которых очаровательная гостья резвилась в прозрачных водах озера Уртен. С трудом отогнав эти мысли как несвоевременные и нежелательные в данной ситуации, он сосредоточился на маневрах мадмуазель Надин, свернувшей в сад. Теперь Стефан был абсолютно уверен, какова истинная цель их путешествия: старый погреб с обвалившейся от времени кладкой. Он еще несколько лет назад предлагал маркизе подновить строение, но мадам де Грамон не пожелала. Как любящая мать, она была снисходительна к некоторым детским проказам. Вполне вероятно, что мадам де Грамон была права: мадмуазель Надин в компании племянников маркизы считали это укромное местечко своим тайным пристанищем. Если бы строение подправили, они бы наверняка нашли какое-то иное место, возможно, куда более опасное. Здесь же, в старом погребе, им ничего не угрожало, да и мадам де Грамон всегда знала, где можно отыскать шалопаев. Возможно теперь, когда о тайном лазе станет известно мадам де Реоль, маркиза согласится привести постройку в порядок.

Погреб

Стефан помог дамам проникнуть сквозь лаз в погреб, после чего пролез и сам. Мадмуазель Надин уже давно перестала скрывать свою ношу, а сейчас и вовсе протянула Ларивьеру кусок сыра.
Обыкновенная кружка была малоподходящим сосудом для того прекрасного вина, что производили в шато де Грамон. Такое вино следует пить из изящных бокалов, при хорошем освещении, наслаждаясь оттенками вкуса, переливами цвета и благоуханием аромата чудесного напитка. Но мадам де Реоль даже из простой кружки дегустировала вино с поистине царственным величием. Упомянутое маркизой имя Изабелла как нельзя лучше подходило этой грациозной женщине – такое же изысканное и волнующее, как и сама мадам де Реоль.
Он залюбовался таинственным блеском темных глаз гостьи в полумраке погреба и на миг представил, как должен пылать ее взгляд в минуты страсти, но почти сразу мысленно отвесил себе хорошего тумака. Близость этой женщины оказывала на него поистине одурманивающее действие, пьянила сильнее любого вина. Он сбивался с мыслей и чувствовал себя… странно.
Когда тонкие пальчики мадам де Реоль коснулись его руки, на лестнице появились маркиза и барон. Некоторым образом их приход даже обрадовал Стефана: при них было проще сохранять самообладание. Ларивьер тщательно изобразил на лице крайнюю степень изумления, чтобы не выдать мадмуазель Надин степень осведомленности ее матушки о проказах дочери. Впрочем, сделать это было не трудно, поскольку в этот момент нежная ручка мадам де Реоль крепче сжала его ладонь. От неожиданности он даже ответил на это легкое пожатие.
Гостья вновь проявила ум и тактичность, весьма элегантно принеся хозяйке замка свои извинения.
Судя по тому, как маркиза уверенно начала отдавать распоряжения относительно подготовки разных сортов вина для дегустации, королевский посланник прибыл в замок именно ради этого.
Стефан был абсолютно уверен, что вина, производимые в шато де Грамон, не только достойны стола Его Величества, но и могут стать настоящим украшением королевских трапез. Он молча забрал у мадам де Реоль кружку, поставил ее на полку, куда положил и сыр, выполнил все распоряжения маркизы относительно бокалов и рюмок, а после того, как мадам де Грамон рассказала барону об условиях хранения бесценных напитков, подал Изабелле руку, чтобы проводить гостью в беседку.

3 июня 1775 года
День
Шато Доре де Грамон
Погреб

Мадам де Реоль горячо отрицала любую возможность причастности семейства Полиньяк к происшествию с отправленным в замок герцога де Фуа вином. Это было любопытно. Стефан прекрасно понимал, что это мог быть и обманный маневр, но… он уже и сам задумывался на тему бессмысленности нападения для семейства Полиньяк. Вино и арманьяк – это совсем не одно и то же! Эти напитки употребляются в разное время и с разной целью. Более того, они вполне могут употребляться в рамках одной и той же трапезы. Никакой коммерческой выгоды от погрома Полиньяки не получали. А если бы герцог де Фуа заподозрил их в том, что они лишили его десяти бочек отменного вина, последствия могли бы быть самыми неблагоприятными для семейства Полиньяк. Рисковать же добрыми отношениями с герцогом ради мелкой мести… слишком непрактично.
Стефан очень хотел поверить в искренность слов гостьи, но не мог упустить из виду и возможность добросовестного заблуждения. Насколько ему было известно, молодой Полиньяк отличался излишней горячностью и резкостью, а значит, вполне мог подбить каких-нибудь собутыльников разграбить фургон втайне от отца. Из хулиганских побуждений.
Ларивьер бросил быстрый взгляд на разгоревшиеся от праведного гнева щечки мадам де Реоль и понял, что чары этой женщины слишком сильно сказываются на его мыслительных способностях. Дав себе зарок обдумать все еще раз в спокойном состоянии, он с сожалением выслушал слова Изабеллы о том, что она уже желает покинуть гостеприимный кров маркизы, но просит налить ей немного «Утренней свежести» в сосуд без маркировки. Не совсем обычная просьба, но вполне понятная в данных обстоятельствах. Скорее всего, мадам де Реоль просто пришлось по вкусу вино, ведь это поистине замечательный напиток, а везти в Пон Блан бутылку с печатью шато Доре – это все равно, что дразнить гусей.

Конюшни

Стефан лично проводил гостью к конюшням, где о медногривой кобылке мадам де Реоль уже успели позаботиться со всем тщанием, полюбовался, как уверенно Изабелла устроилась в мужском седле, словно выросла среди легендарных амазонок, ощутил учащенное сердцебиение, когда стройные, обтянутые белым шелком панталон ножки прелестной женщины стиснули бока лошади, а затем испытал одновременно разочарование и облегчение: разочарование от того, что вместе с отъездом мадам де Реоль все вокруг вновь подернулось туманной мутью, и облегчение от того, что существование в этом тумане уже давно стало для него привычным.

Беседка

Остаток дня прошел за приятной беседой и неспешной трапезой. Барон оказался очень интересным человеком, способным поддержать увлекательную беседу и отпустить приятный комплимент дамам. Сам Стефан никогда не отличался особым красноречием, а после смерти жены и вовсе настолько замкнулся в своем горе, что почти утратил дар речи. Первое время ему даже дышать удавалось с трудом, поэтому он не тратил силы на бессмысленные разговоры, не приносящие успокоения мятущейся душе. Постепенно он привык обходиться лишь самыми необходимыми фразами. И его это вполне устраивало.
Но сейчас Стефан ощутил слабый укол зависти к легко поддерживающему любые разговоры королевскому посланнику. Возможно, будь он способен отвесить такой же красивый комплимент даме, мадам де Реоль было бы приятнее находиться в его обществе? Кто знает…
Когда к собравшимся присоединились сын и воспитанница маркизы, Ларивьер счел нужным откланяться. Ему необходимо было еще раз проверить, все ли распоряжения выполнены должным образом, передать экономке просьбу старика-садовника, а также уложить саквояж.

4 июня 1775 года
Раннее утро
Шато Доре де Грамон

Уже в три часа Стефан был на ногах. Он еще раз проверил, все ли распоряжения маркизы поняты остающимися в замке слугами, лично присмотрел за тем, как в свете факелов запрягали лошадей, осмотрел укладку багажа и подергал все ремни. Когда небо на востоке окрасилось багрянцем, он был полностью уверен, что к путешествию в замок герцога де Фуа все готово.
Он стоял во дворе замка, ожидал появления маркизы с домочадцами, смотрел на светлеющее небо, но мыслями уносился в прошедшую ночь. Стефан вспоминал свои сны – яркие, тягучие, будоражащие. И в каждом из этих снов он видел стройные женские ножки, обтянутые белой шелковой тканью.

4 июня 1775 года
День
Лес Ландов

Погода стремительно портилась. Это было дурно. Сильный ливень мог превратить дорогу в настоящее непролазное болото. Радовало одно: до постоялого двора с нелепым названием «Золотой петух» оставалось совсем недолго ехать. Они должны были достичь укрытия до того, как стихия окончательно разгуляется.
Однако на пути появилось неожиданное препятствие – Полиньяки.
Было очевидно, что с одной из карет графа что-то случилось, но экипаж, по счастью, не перевернулся, а значит, никто не должен был пострадать. Более всего в данной ситуации Стефана беспокоило, не пострадала ли прелестная мадам де Реоль.
К счастью – не пострадала.
Ларивьер увидел их вчерашнюю гостью сразу же, как только вышел из кареты вслед за бароном. Изабелла стояла рядом со старшим Полиньяком.
Стефан молча поклонился присутствующим, выслушал все соображения графа и мадам де Реоль о предполагаемых планах по дальнейшему передвижению и направился помогать разгружать багаж и перетаскивать сломавшуюся карету. В данных обстоятельствах ни одна пара рук не была лишней: чем быстрее с дороги будет убрано препятствие, тем больше шансов, что все они благополучно доберутся до постоялого двора.
Ларивьер не мог не отметить, что Изабелла, невзирая на неблагоприятные погодные условия, решила пренебречь комфортом кареты барона и продолжить путь верхом на уже знакомой Стефану медногривой кобылке. Невероятная женщина! Стефан предпочел бы лично сопровождать мадам де Реоль во время этой поездки, ведь на скользкой дороге в непогоду может случиться всякое даже при огромном опыте наездника и самом смирном характере лошади, а при необходимости удержать животное мужчине легче, но… такой поступок непременно привлек бы всеобщее внимание и вызвал совершенно ненужные пересуды, причем женщине эта ситуация принесла бы гораздо больше неприятностей, чем мужчине. Ведь для всех присутствующих он всего лишь секретарь маркизы.
Ларивьер кривовато усмехнулся, в полной мере оценив иронию момента. Кто бы мог подумать, что совершенное семь лет назад так сильно отзовется в настоящем, отобразив ситуацию из прошлого с точностью зеркального отражения.
Он хотел предложить мадам де Реоль хотя бы плащ, чтобы как-то укрыть ее от непогоды, но его опередили: кто-то из служанок подал Изабелле накидку. Пожалуй, так было даже лучше. Правильнее.

Постоялый двор «Золотой петух»

К счастью, дальнейший путь прошел без приключений, и кареты въехали на постоялый двор до того, как окончательно разверзлись хляби небесные.
Стефан проследил, чтобы семейство де Грамон и имущество маркизы были размещены с максимально возможным комфортом, после чего отдал должное угощению, предложенному хозяином «Золотого петуха». Во время трапезы он предпочел рассматривать висящую над очагом картину. Не то чтобы этот мрачный пейзаж пришелся Ларивьеру по вкусу, наоборот, он будил в душе чувство какой-то мрачной обреченности, но так было проще себя контролировать и не пытаться искать глазами отважную темноволосую женщину.

Постоялый двор «Золотой петух»

Ушедший глубоко в собственные мысли Стефан не сразу понял, из-за чего поднимается шум. В первый момент он подумал, что кто-то из присутствующих опять сказал что-то про извечный камень преткновения двух семейств – благородные напитки, но, судя по странной фразе маркизы, на этот раз речь шла о каких-то событиях семнадцатого столетия. Только этого не хватало! Мало распрей и стычек между семействами в настоящем, чтобы еще вспоминать дела настолько давно минувших дней?
Ларивьер задумался, как бы поделикатней отвлечь всех от спора, когда мадмуазель Надин, а за ней и мадам де Реоль продемонстрировали собравшимся какие-то небольшие предметы. Он не успел рассмотреть, что это было, когда обе дамы вдруг начали растворяться в воздухе!
Что за…
Стефан вскочил на ноги, и вдруг понял, что растворяются не дамы, а стены постоялого двора!
Дьявольщина!
Что этот прощелыга-хозяин подсыпал в пищу?

Аббатство Мортемер

Стефану в лицо ударил ветер, принесший с собой странно знакомые ароматы. Он стоял среди еле проступающих из мрака темных стен, напоминающих могильный склеп, вдыхал смутно знакомые запахи и вдруг осознал, где находится.
Аббатство Мортемер!
А это значит, что он совсем рядом с родным домом.
От нахлынувших внезапно ощущений голова слегка закружилась, но почти сразу пришло понимание, что это может означать лишь одно: настала пора платить по счетам.
Неважно, как он сюда попал, важно, кто его позвал.
Он оглянулся, ожидая увидеть призрачный белый силуэт, но увидел… мадам де Реоль!
А она почему здесь? Это неправильно!
- С вами все благополучно, мадам? – его собственный голос, разнесшийся по коридорам аббатства, показался ему более похожим на воронье карканье.

Аббатство Мортемер


Мадам де Реоль тоже узнала его. Ее голос звучал немного нервно, но в данных обстоятельствах это было более чем естественно. Стефан и вовсе мог бы ожидать обморока или нервического припадка, но Изабелла явно обладала не только статью, но и характером истинной королевы. Удивительно сильная духом женщина! И все равно – женщина. Она может испугаться. Даже мужчина может испугаться при виде призрака.
Стефану надо было во что бы то ни стало успеть успокоить мадам де Реоль, поэтому он не только послал в преисподнюю хорошие манеры, но даже неожиданно для самого себя сумел произнести более двух предложений разом.
Взяв в свои ладони кисти рук Изабеллы, которые женщина доверчиво протягивала к нему, он сбивчиво и немного путанно заговорил:
- Мадам, не бойтесь! Пока не знаю, как мы сюда попали, но точно знаю, где мы. Это – аббатство Мортемер. Оно выглядит пугающе только по ночам. Днем здесь очень красиво – светло, уютно. Здесь есть святой источник, к которому любят бегать незамужние девушки. Если бросить в воду монетку, вскоре непременно обретешь любовь. А еще здесь живет призрак. Дама. Пугающая, но добрая! Главное при встрече с ней - не дотрагиваться до ее одежды. Сама она не тронет. Я точно знаю. Я ее уже видел. Понимаю, что мои слова звучат безумно, но… доверьтесь мне. Вспомните, как мы здесь оказались, и просто поверьте. Не трогайте ее одежду, и все будет хорошо!
Он всматривался в глаза Изабеллы, стараясь донести до женщины свои мысли, и сам терял голову под ее внимательным взглядом. С трудом переведя дух после столь длинной тирады, Стефан коснулся губами сначала правой руки женщины, затем левой.
- Не бойтесь! – словно заклинание повторил он.


- Мне кажется, что я узнал голос мадмуазель Бертран. Она воспитанница маркизы де Грамон. Давайте поскорее найдем их, пока они не испугались чего-либо.
Стефан наконец-то выпустил левую руку графини, а правую ладонь женщины опустил на свою согнутую в локте руку.
- Обопритесь на меня.
С этими словами он повел Изабеллу в ту сторону, откуда доносились голоса.

Аббатство Мортемер

На младшего Полиньяка и мадмуазель Шанталь они наткнулись практически сразу. Редко развешанные факелы сыграли с ними злую шутку: за пределами небольшого круга света почти ничего не было видно.
Узнать, есть ли здесь кто-то еще, Стефан не успел: раздался зловещий протяжный вой. Ларивьер всмотрелся в темноту, но тщетно. Однако его безмерно порадовала реакция молодого Полиньяка: тот немедля выхватил шпагу и попытался закрыть собой девушку. Если бы еще шпага могла помочь против обитателей ночи...
Громкие шаги, явно не похожие на поступь исчадий преисподней, заставили его подумать было о проживающих тут монахах, но из-за угла выскочили двое слуг. Полиньяк радостно поприветствовал мужчину, которого Стефан мельком видел при разгрузке сломанной кареты.


- Чревоядные псы, охраняющие подземелья, - раздался откуда-то из-за спины меланхоличный безжизненный голос. Стефан сразу узнал его. Семь лет назад этот голос звучал так же.
Накрыв руку Изабеллы своей в надежде, что это прикосновение придаст женщине сил и спокойствия, Стефан обернулся к говорившей.
Призрачный силуэт в белом одеянии все так же внушал какой-то запредельный ужас. Даже Стефану, хотя он и знал, что дама не причиняет зла, напротив, может помочь в некоторых ситуациях. Загоняя неуместный страх в самую глубину души, Стефан склонился в церемонном поклоне и посмотрел на цвет перчаток призрачной женщины. Белые. Семь лет назад они тоже были белыми. И в тот раз пророчество не обмануло. Не прошло года, как они с Мари обвенчались.
- Я тебя помню, - неспешно продолжил призрак, замерев в нескольких шагах перед Ларивьером. – Раньше ты горел ярко. Сейчас костер еще не разгорелся, но это лучше, чем холодные угли.
Фигура чуть покачнулась, сместившись ближе к Изабелле.
- Это не она.
- Она умерла, - ответил Стефан.
- Это больно. Я помню. Жаль. Вы согрели меня ненадолго. Твой отец тоже, но не так.
- Отец? – Стефан вздрогнул.
- Он приходил сюда много раз. Пытался вымолить прощение.
- Он пытался убить ее.
- Да. Так он понимал любовь. Он не думал, что ты готов обменять свою жизнь на ее. Ты жалел?
- Нет.
- Это хорошо. Значит, я не зря помогла вам. Знаешь, почему вы здесь? Сегодня вы можете помочь мне. Я тоже горела. Давно. Он там, внизу, в подземельях, я знаю. Но найти не могу. Не могу пробиться сквозь заговоренные камни. Он смог бы, он сильнее. Найдите его. Выпустите. И тогда я покажу вам выход отсюда.
- Я готов попытаться, но остальные… Они же ни при чем. Выпусти их.
- Если бы они были ни при чем, они бы здесь не оказались. Ты стал ярче. И они могут. А псы не могут. Не могут находиться там, где в пол воткнут нож или гвоздь.
После этих слов призрак начал таять в воздухе.
- А если у нас не получится? – успел спросить Стефан, прежде чем привидение полностью растаяло.
- Останетесь здесь навсегда, как я, - донеслось откуда-то.
Мысленно Стефан крепко выругался, но тут по коридорам вновь пронесся протяжный вой. Времени на раздумья не было, нужно было действовать. Бросив быстрый взгляд на дам, Стефан повернулся к Полиньяку.
- Рауль, вы ведь понимаете, что обстоятельства исключительны. Мы оказались на войне, и наш общий враг – там, - он кивнул в ту сторону, откуда донесся вой. - Если мы сейчас начнем грызться между собой – заведомо проиграем. Давайте забудем обо всех разногласиях хотя бы на время. Надо выбираться. Шанталь, я надеюсь на ваше благоразумие – держитесь поближе к нам.
Стефан вытащил из кольца ближайший факел и взял Изабеллу за руку. В ее благоразумии он не сомневался, а слуги, скорее всего, пойдут за хозяином.
- Идемте. Не знаю, где тут можно отыскать гвозди, а ножи должны быть в кухне. Кухня где-то рядом с трапезной. Трапезная – там, - он направился направо по коридору. – Дамы, если появятся какие-то псы, старайтесь забраться на подоконник или стол. Чем выше от пола, тем лучше.
Во рту резко пересохло, и Стефан закашлялся. Матерь Божья, он за весь предыдущий месяц вряд ли произнес столько слов, сколько за последние несколько минут.

Аббатство Мортемер

Хвала Создателю, перед лицом опасности все проявили недюжинную выдержку. Рауль не проявлял пресловутой горячности, демонстрируя вполне серьезное поведение. У Стефана даже мелькнула мысль, а справедливы ли слухи о нраве младшего Полиньяка. Шанталь вела себя тихо, скорее всего, от испуга. Изабелла же не только сохраняла поразительное самообладание, но даже старалась придумать план спасения. Невероятная женщина: ум, красота, манеры, деликатность – воистину кладезь всех достоинств! Стефан помнил ее осторожное прикосновение после ухода призрака, словно Изабелла старалась поддержать и воодушевить. Ее присутствие рядом воодушевляло само по себе.


Стефан тоже ничего раньше не слышал об этих животных. Вот про кошку, сторожащую клад – слышал. Он пока не представлял, как можно приманить призрачную кошку, чтобы в нужный момент выпустить ее перед сворой чревоядных псов, но для достиженья цели все средства хороши.
Он чуть пожал руку Изабеллы, давая понять, что услышал женщину.


Стефану не требовалось отворачиваться, он и так стоял спиной к остальным, вглядываясь в расстилающую перед ними мглу, перемежаемую редкими кругами света от факелов. К счастью, они уже почти добрались до трапезной.
Когда дамы зашуршали своим платьем, Стефан на миг отчетливо представил стройные ножки Изабеллы, обтянутые панталонами, и сам на себя разозлился. Нашел время! Сейчас думать следовало только о том, что могло помочь им выбраться. Например, юбки… Это хорошее полотно, которое можно при необходимости пустить на перевязку, на веревки, да даже просто использовать в качестве узла для переноски чего-нибудь полезного. Разбрасываться таким количеством полотна – лишнее. Но вот смогут ли они его унести… Мужчинам точно не следует занимать руки тканью, чтобы при внезапном нападении выхваченное оружие не запуталось в складках материи, дамы вряд ли смогут быстро передвигаться, если будут нести свои же юбки в руках, только быстрее запутаются, а вот служанка… Стефан не раз видел, как горничные переносили кипы выглаженного белья. С одной или двумя юбками должна управиться. В конце концов, если ноша будет ей мешать – выкинет чуть дальше. Как Изабелла назвала девушку?
- Аделин, вы можете быстро сложить одну или две юбки так, чтобы вам было удобно их нести, и захватить с собой? – спросил он, не поворачивая головы.
Вскоре они двинулись дальше. В трапезной было темно и затхло, словно этим помещением давно не пользовались, но дверь в кухню нашлась довольно быстро.
Стефан осмотрелся, освещая пространство факелом, а затем начал открывать все лари и ворошить корзины в поисках провизии. Сам он был сыт, но помнил слова Изабеллы о том, что она не успела ничего поесть на постоялом дворе. Поросенка на вертеле он в монастырской кухне найти не ожидал, но хлеб, вода и вино тут быть просто обязаны.

Аббатство Мортемер


Стефан смотрел на изящную вещицу, которую протягивала ему Изабелла, и ему очень не хотелось забирать у женщины украшение, тем более такое дорогое, но он понимал, что мадам де Реоль права. Любые подручные средства хороши, если могут послужить на благо. Но он непременно постарается сохранить драгоценность в целости, а использовать в любых целях: хоть для приманивания кошек, хоть для отпугивания псов – только в самом крайнем случае.
Он бережно взял вещицу из тонких пальчиков Изабеллы, поцеловал находчивой графине руку и с несвойственной ему теплотой в голосе произнес:
- Благодарю вас, мадам. Постараюсь сберечь ваше имущество.
Прикалывая крошечный стилетик к внутренней стороне обшлага своего редингота, откуда вещица не могла выпасть, но могла быть извлечена одним быстрым движением, Ларивьер подумал, что в прошлый раз Изабелла назвала его по имени, и ему это неожиданно было приятно. Привычные звуки его имени, произнесенные ее нежным голосом, прозвучали как-то очень необычно, как нежданная ласка.
В кухне мадам де Реоль вновь постаралась помочь. Положительно, необычайная женщина, всегда старается быть полезной, думая не только о себе, но и обо всех вокруг.


- Уже нашел, - сообщил Стефан, выкладывая на ближайший стол завернутый в чистую тряпицу хлеб. Рядом обнаружилась еще одна тряпица, с какими-то лепешками. В соседней корзинке лежал небольшой кусок сыра. На втором столе стояли кувшин и пара кружек. Стефан понюхал содержимое кувшина, и понял, что это куда лучше воды – в кувшине было пиво. – Мадам, вы ничего не ели на постоялом дворе. Пища не самая изысканная, но, если вы голодны… Боюсь, что ничего более подходящего все равно нет.
Продолжая осматривать кухню, Стефан увидел дверцу в углу. За дверью был какой-то коридор, но там висели полки, а на полках стояли бутылки. Часть из них выглядела наполненной маслом, а вот две бутылки содержали красное вино. Не продукция шато Грамон, конечно, но сносное.
Присовокупив бутылки с вином к остальным продуктам, Стефан заметил:
- Да простит меня Бог, но я бы забрал все, что сейчас не будет съедено, с собой. Щедрое пожертвование цистерцианцам искупит это невольное заимствование.
Над очагом были развешаны ножи разнообразных размеров. Стефан, не разбираясь, собрал все, и тоже отнес на стол.

Аббатство Мортемер

Пока Стефан выкладывал на стол ножи, раздался шум и грохот, дверь в кухню словно выбило мощным ударом, и в помещение ворвался огромный пес с горящими глазами. Рауль не растерялся и мгновенно выхватил шпагу, но собаке вреда нанести не смог. Стефан замешкался, пристраивая факел так, чтобы тот не погас, и не успел ничего предпринять, зато малышка Шанталь внезапно ожила, ухватила ближайший нож, и вогнала его в доски пола. Пес исчез, как и обещала призрачная дама, но они сочли за благо прикрыть дверь и подпереть ее массивным столом. Пока мужчины возились с этим жалким подобием баррикады, Изабелла успела собрать припасы в корзину, и вся компания ретировалась из кухни через вторую дверь.
Где находится вход в подвал в этом клятом аббатстве, Стефан не имел ни малейшего представления. Дорогу им неожиданно указал призрак, мелькнувший вдали. Видимо, привидение решило не приближаться, чтобы не пугать их лишний раз.
Лестница была отвратительной. Все вокруг выглядело так, как будто этим местом не пользовались несколько столетий. Стылый воздух вонял разновсяческой пакостью, по стенам стекали капли, крысы только что под ноги не бросались, да еще и откуда-то доносилось рычание. Стефан старался освещать дорогу, изредка оборачиваясь, чтобы проверить, все ли благополучно спускаются.
Наконец это сошествие в Ад закончилось, и они оказались в промозглом коридоре, перегороженном решеткой. Прежде всего Стефан передал факел Жану, стянул с себя редингот, и аккуратно накинул его на плечи Изабеллы. Одежда была ей сильно велика, но плотная ткань должна была защитить от холода. Поправляя редингот на женщине, Стефан отвернул обшлаг левого рукава и продемонстрировал графине ее драгоценную шпильку. В этот момент Рауль развил бурную деятельность и начал проталкиваться к решетке. По пути он задел Изабеллу, и Стефан, опасаясь, как бы женщина не оступилась, обхватил графиню за талию. Покачнувшаяся от толчка Изабелла невольно прижалась к нему, и Стефан на миг ощутил себя мальчишкой. Близость тела очаровательной женщины волновала кровь, тонкий аромат ее духов кружил голову, и Стефану безумно захотелось поцеловать чуть приоткрытые розовые губы Изабеллы: такие манящие, такие нежные… Почувствовать их вкус, уловить ответное движение, разомкнуть преграду из жемчужно-белых зубов… Стефану пришлось закрыть глаза, чтобы хоть немного успокоиться и отогнать обуревающих его демонов. Он, все же, не мальчишка! Поцеловать женщину под пристальными взглядами четырех пар глаз – это значило навсегда погубить ее репутацию. Завтра же о произошедшем узнала бы вся округа, и доброе имя мадам де Реоль было бы загублено. Особенно с учетом его положения в обществе. Он всего лишь секретарь маркизы де Грамон. В голове назойливо зазвучали слова призрака: отец пытался вымолить прощение… Отец уже семь лет считает его мертвым. Возможно…
Стефан резко выдохнул, стараясь прогнать из головы лишние в данный момент мысли. Он подумает об этом потом. Он открыл глаза и посмотрел на Изабеллу.
- Вы не ушиблись? – спросил он, с сожалением выпуская женщину из невольных объятий.
Тем временем Рауль расправился с замком. Интересные навыки у графского сына! Стефан понял, что подновляй старый погреб, не подновляй, а Полиньяки, если задумают какую-то каверзу, до вин маркизы доберутся.
Но сейчас надо было выбираться из западни.
Стефан забрал у Жана факел, а у Рауля замок. Железка была ему совершенно не нужна, и Стефан намеревался выкинуть ее после пары-тройки поворотов, но так была существенно выше вероятность, что решетку не закроют вновь, пока они будут блуждать по подземельям.
- Запомните: поворачиваем все время направо. Так мы не заблудимся в лабиринте переходов. В крайнем случае, обойдем все подземелье вдоль стены и вернемся сюда же.
О рыкающих где-то псах он намеренно умолчал.
Однако им везло. Собаки все время были слышны, но ни разу не появились в поле зрения.
Сколько они бродили по бесконечным коридорам, Стефан не знал, но в итоге они оказались перед каким-то подобием темницы, где в проржавевших от времени кандалах виднелись рассохшиеся кости скелета.

Аббатство Мортемер – постоялый двор «Золотой петух»

Глядя, как Изабелла безо всяких сожалений старается закрепить свою драгоценную шпильку между камнями, чтобы навсегда оставить украшение в подземелье, Стефан поклялся себе, что обязательно подарит женщине другое украшение взамен утраченного, если сумеет примириться с отцом. Женщины почему-то привязываются к подобным вещам, а Стефана с малолетства воспитывали в твердом убеждении: «Мужчина дает и дарит, а не берет и тянет». Было нечто неправильное в том, что женщина жертвует своими безделушками ради спасения нескольких мужчин. Вот только как можно примириться с человеком, который пытался убить твою возлюбленную? В голове Стефана вновь зазвучали странные слова, брошенные призраком: «Так он понимал любовь».
Возможно ли, что отца ввели в заблуждение, а Мари оболгали? Возможно. Стефан прекрасно понимал, что люди могут ошибаться, а клеветники могут казаться очень убедительными. Но почему отец не поговорил с ним? Почему сразу подослал убийц? Что ему могли наговорить про нежную кроткую Мари, чтобы отец прибег к столь радикальным мерам? На эти вопросы у Стефана не было ответов.
Пока он размышлял, стены подземелья вздрогнули, покачнулись, а затем и вовсе исчезли. Ларивьер вновь стоял в «Золотом петухе».
Он вскинул голову, отыскивая взглядом Изабеллу.
К счастью, она стояла совсем неподалеку и выглядела целой и невредимой.
Сделав пару шажков, графиня сняла его редингот и с приличествующими случаю словами благодарности протянула ему его одежду. Он принял из ее рук свой сюртук, молча поклонился, бросил на Изабеллу единственный взгляд, чтобы запечатлеть ее прекрасное лицо как можно лучше в памяти, и отошел в сторону, не позволяя досужим сплетникам получить пищу для злоязычия. Ему нужно было поскорее найти маркизу, узнать, что тут происходило в его отсутствие, понять, как следует действовать дальше. Но хотелось ему не этого.
Ларивьеру хотелось, чтобы нежные губы Изабеллы снова прошептали его имя так же сладко, как в подземелье, когда он укрывал ее плечи своим рединготом. И не только прошептали: он жаждал, чтобы эта невероятная женщина произносила его имя с пылом страсти, выкрикивала его, стонала… Чтобы это было единственное мужское имя, которое она произносила в интимном сумраке спальни.

Замок герцога де Фуа

После того, как все разместились в замке, Стефан старался избегать увеселений и держаться подальше от людных мест. Ему нужно было о многом подумать.
Воспоминания о двух совершенно немыслимых ночах в аббатстве Мортемер: одной совсем недавней и одной семилетней давности, не давали ему покоя. Стефан старался вспомнить каждое слово, произнесенное призраком. «Так он понимал любовь». Как – так? Что сумело привидение почувствовать в отце, когда тот приходил вымаливать прощение? Но сильнее всего Стефана терзала мысль: зачем отец вообще задумал убийство? Отец не был невинным агнцем, ему приходилось убивать людей: он участвовал в войне за австрийское наследство, отважно сражался в Деттингенском сражении и в битве при Фонтенуа, но при этом он был набожным и милосердным человеком, жертвующим огромные средства на благотворительность. Убить врага на поле боя – это одно, а подослать убийц к молоденькой девушке – совсем другое. Отец не рассматривал увлечение сына как серьезное, но он никогда не возражал против их отношений. Почему же все в одночасье изменилось, когда Стефан отказался жениться на выбранной отцом девице? Семья Мари жила на отцовских землях. Он вполне мог отправить самого Стефана с поручением в Рамбуйе, Париж, или вообще на другой конец страны, а в отсутствие сына запугать или подкупить родителей девушки. Пара мешочков золота, и к возвращению Стефана Мари уже была бы обвенчана с другим. Тогда какого дьявола нужно было подсылать убийц?
Стефан сосредоточенно мерял шагами дорожку в парке, пытаясь проникнуть в тайны прошлого.
Голос, раздавшийся где-то рядом, был совсем негромок, но Стефану вдруг показалось, что он оглох, настолько неожиданно прозвучали сказанные слова:
- С-с-с-с… Сте… фан… Стефан. Не может… Этого не может… быть!
Стефан развернулся и в первый момент решил, что зрение его тоже подводит.
У входа в небольшую беседку стоял человек. Правой рукой он держался за стену беседки, а левой тяжело опирался на трость с массивным набалдашником. Он сильно постарел и как-то осунулся по сравнению с тем, каким его помнил Стефан: под глазами набрякли мешки, пронизанные сеточкой мелких прожилок, нос раздулся, обвисли брыли. Да и фигура стала куда грузнее. «А ведь ему уже пятьдесят», - подумал Стефан. Эффектным жестом сняв с головы шляпу, Стефан изобразил глубокий придворный поклон. Выходка отдавала шутовством.
По лицу мужчины у беседки пробежала тень, он чуть прищурился и глухо спросил:
- Как ты в детстве называл своего пони?
- Фру-Фру. Щенка звали Лоцман, а в ту ночь вы отправили к Мари семерых.
Мужчина отчетливо пошатнулся, как будто собирался упасть ничком, но удержался на ногах, лишь привалился к стене беседки плечом.
- Как ты узнал?
- Во дворцах даже у стен есть уши. Бизи не исключение.
- Мне надо присесть, - все так же глухо обронил мужчина и с трудом, придерживаясь за стену, сделал шаг в беседку. – Присядь со мной. Поговорим.
- Не боитесь, что у стен этой беседки тоже могут оказаться уши?
- Не говори ничего, о чем можешь пожалеть, и все будет хорошо.
Стефан все еще колебался.
- Прошу тебя, посиди со мной, - в голосе отца послышались поскуливающие нотки. Раньше за ним такого не замечалось.
Стефан зашел в беседку и сел напротив тяжело опустившегося на скамью отца.
- Как это возможно? – отец обшаривал его настороженным взглядом, словно боялся, что Стефан вот-вот исчезнет. – Я своими глазами видел, как призрак дамы из Мортемера возник на вашем пути, кони захрапели и понесли вас прямо в озеро! Я согнал туда все окрестное население, и мы целый день обыскивали берега в надежде, что ты выплыл, а потом еще неделю прощупывали дно баграми, но так ничего и не нашли. Люзерн хотел вмешаться, вопил, что мы распугали ему всю рыбу. Меня оттащили от него, когда я пытался запихнуть эту рыбу ему в глотку.
Стефан криво усмехнулся. Да, вот этот поступок был в характере отца.
- Жаль, что я не видел. А вы видели морок: Белая дама отвела вам глаза.
- Почему?
- Мы ей понравились.
- И где ты жил все это время?
- Недалеко отсюда, около озера Уртен.
- А как ты устроился?
- Хорошо. Выполнял обязанности секретаря.
- Ты делал что? – голос отца возвысился, мужчина попытался подняться, но тут же осел обратно.
- Полагаете, что я недостаточно хорошо образован для этой должности? – с иронией осведомился Стефан.
- Почему. Ты. Не дал. О себе. Знать? – раздельно произнес отец.
- Чтобы вы довели начатое до конца?
- А… она? – отец запнулся, но так и не смог произнести имя Мари.
- Мари умерла три года назад, когда пыталась разрешиться от бремени. Вашим законным внуком, между прочим.
Отец прикрыл глаза, как будто от острой боли.
- Ты все же женился на ней.
- Вы сами не оставили мне выбора. Если бы вы не затеяли… все это, возможно, я бы так никогда и не отважился пойти против условностей. Зачем? Зачем вы ЭТО сделали? – звенящим голосом задал Стефан мучивший его вопрос.
- Я был уверен, что она тебя околдовала, и ты собираешься разрушить свою жизнь, карьеру и будущее, женившись на безродной. Я хотел спасти тебя. Как я слышал, после смерти наведшего чары, колдовство спадает, - глядя ему прямо в глаза ответил отец.
Стефан до боли сжал кулак, чтобы не взвыть от бессилия. Сам он в колдовство не верил, но отец… Отец верил. Прабабку Стефана, отцовскую бабушку, обвиняли в колдовстве, участии в «черных мессах», человеческих жертвоприношениях и отравлениях. От казни ее спасло только то, что «король-солнце» пощадил мать своих младших детей. Стефан считал, что обезумевшая под пытками вдова Монвуазен попросту оговорила добрую половину двора, назвав палачам все имена, которые только смогла вспомнить, а вечно старающиеся урвать кусок пожирнее интриганы воспользовались случаем, чтобы отстранить от трона некоронованную королеву Франции. Но отец считал иначе. Пожалуй, его желание избавить сына от наложенных чар любыми средствами вполне можно было описать фразой «так он понимал любовь». Вести диспут о колдовстве в беседке чужого замка было слишком рискованно, поэтому Стефан ответил лишь:
- В таком случае вы ошибались. После смерти Мари мне не стало лучше.
- А… ребенок? – голос отца опять звучал нерешительно.
- Его тоже не спасли.
- Я… понимаю тебя. Я похоронил жену и шестерых… пятерых детей. Хорошо, я понял, почему ты не давал о себе знать, пока… она была жива, но почему ты не подал весть после ее смерти?
- Зачем? Я уже привык, а мое появление испортило бы брак Ады.
Стефан прекрасно знал, что отец уже давно пытался устроить брак дочери с наследником герцога Орлеанского, но заносчивые представители Орлеанского дома не желали родства с потомками бастарда. Однако когда Аделаида стала единственной наследницей герцога Жизорского, обращенная лента на гербе заметно побледнела. Через год после мнимой смерти Стефана его сестра вышла замуж за Филиппа Орлеанского.
- Там нечего портить! Филипп – либертин, открыто живет с фрейлиной Ады, и ведет себя хуже дворового пса: у него скверный нрав и плохие привычки. Меня предупреждал еще Его Величество Людовик XV, но я не внял королевскому совету. Жаль, что поплатилась за это Ада.
- Теперь вы понимаете, почему я не желал брака по расчету?
- Ты забываешь, что Ада была влюблена в Филиппа чуть ли не с пеленок.
Стефан кивнул, признавая правоту отца. В случае Аделаиды любовь шла рука об руку с расчетом, но даже это не принесло сестре счастья.
- Ада тоже не смогла удачно разрешиться от бремени. Ребенок родился мертвым. Хвала Господу, хотя бы ее здоровье восстановилось, - голос отца звучал печально, но уже в следующую минуту интонация сменилась, теперь в голосе герцога слышалась надежда. – Ты ведь бросишь этот Уртен и вернешься со мной в Бизи?
- И как вы предполагаете объяснить мое внезапное воскрешение?
- Пока не знаю, но обязательно что-нибудь придумаю. Тела ведь не нашли… Ты выжил. Остальное можно как-то объяснить. А даже если не объясним – деньги затыкают рты надежнее кляпов.
- Зачем вам это?
- Что значит: зачем? Ты мой сын. И наследник. А Филипп в этом случае останется с носом.
- Вы же понимаете, что это может отразиться на Аде.
- Они с Филиппом почти не видятся, а если нужно будет, она переедет в отель Тулуз. Филипп – трус, он не посмеет тронуть Аду в моем доме.
- Все слишком быстро и неожиданно, - уклончиво ответил Стефан. – Я вообще не ожидал вас здесь увидеть. Как я слышал, после моей мнимой смерти вы почти не покидаете Бизи.
- Это так. Меня привел сюда случай: Его Величество недавно пожаловал мне титул графа д’Э, и я хотел переговорить с герцогом о покупке замка в Дре. А ты как здесь оказался? Ты же и в юности не испытывал тяги к светской жизни.
- Я ее и сейчас не испытываю, меня привели сюда дела. Пока была жива Мари, я тщательно скрывался, а потом надобность отпала. Даже если бы меня кто-то узнал, ничего непоправимого уже бы не случилось.
- Я жалел. Я жалел о принятом решении каждый день. Я испугался за тебя, а страх – плохой советчик. Когда в ночь твоей сме… исчезновения конюх прибежал ко мне, словно за ним бородатые свиньи гнались, я еле понял его несвязные речи. По всему выходило, что ты влетел в конюшню, заставил его помочь тебе оседлать лучших коней и растворился в ночи. Я сразу понял, что ты как-то узнал. Бросился к ее дому, но застал там только моих людей. От них я узнал, что к моменту их прибытия в доме уже никого не было. Как ты умудрился их обогнать?
- Они скакали по дороге, а я – напрямик.
- Смело, но безрассудно. Впрочем, мне ли тебя упрекать. Мы бросились в погоню, но опоздали.
- Почему вы поехали в сторону Мортемера?
- Я был уверен, что ты хочешь с ней обвенчаться, а для этого тебе нужен священник, который не побоится пойти наперекор моей воле. Аббатство стоит на землях Жизора, но не подчинено герцогу Жизорскому. Оно подконтрольно только властям духовным. Ты знал о нашей вражде с Люзерном. Пожалуй, он согласился бы вас обвенчать только чтобы насолить мне. Сейчас он уже епископ Лангра.
- Вы почти угадали: я искал Люзерна, но в тот момент хотел только укрыть Мари. Вместо аббата встретил Белую даму. Она предложила помощь, а в тот момент я легко согласился бы и на помощь самого дьявола.
- Почему тогда ты не объявился на следующий день, или через неделю? Зачем женился, если не собирался?
- Белая дама предупредила, что мне придется отказаться от своей жизни, если я захочу остаться с Мари. И тогда Мари начала уговаривать меня оставить ее в Мортемере и вернуться к вам. Я спросил: почему? Она ответила, что я не смогу жить без привычной роскоши, буду несчастлив, а для нее важнее всего мое счастье. И тогда я понял, что счастье любимого человека, - это, наверное, самое главное. Я не жалел ни одного дня. Все четыре года, что я провел с ней, я был счастлив.
Он умолк. Молчал и герцог. Какое-то время они сидели в тишине, нарушаемой только шумом листвы в кронах деревьев.
- Это звучит странно, - прервал, наконец, молчание герцог, - но я тебя понимаю. Я женился на твоей матушке без любви, но ее добрый нрав и искренняя привязанность через некоторое время подарили мне это чувство. Мы прожили хорошую жизнь, и мне до сих пор ее не хватает. Ты ее вряд ли помнишь, ты был совсем ребенком. Но ты наверняка помнишь, что после ее смерти я удалился от двора и стал вести уединенную жизнь. Наверное, поэтому и ты никогда не искал светских удовольствий. Я сам тебя таким взрастил. Мы оба наделали ошибок и глупостей, но я никогда не желал тебе дурного. Надеюсь, что ты тоже сможешь понять и простить совершенное мной. Я проведу здесь еще пять дней. Если ты захочешь – найдешь меня.
С этими словами герцог встал и, держась уже прямо, вышел из беседки.
Стефан остался сидеть на скамье и думать. Он понимал, что все будет сложно, что невозможно одним махом убрать все шрамы с души, невозможно в одночасье исправить то, что было сделано много лет назад, но он так же понимал, что сказал правду: счастье любимого человека – это самое главное. Простой секретарь способен принести в жизнь удивительной отважной женщины, с которой его так неожиданно столкнула судьба, одни лишь несчастья. А вот сын герцога Жизорского – другое дело.

Окрестности замка герцога де Фуа

После неожиданной встречи Стефана с отцом прошло уже три дня. За это время герцог успел придумать план возвращения давно почившего наследника в отчий дом. Герцог собирался аккуратно распустить слухи о том, что все это время Стефан выполнял тайную и опасную миссию в интересах Короны по личному приказу Его Величества Людовика XV. Мнимая смерть Стефана якобы была разыграна с позволения покойного монарха, дабы облегчить молодому человеку выполнение возложенной на него задачи.
Людовик XV не любил дофина и держал внука как можно дальше от государственных дел, поэтому при вступлении на престол молодой король не был осведомлен о доброй половине планов своего венценосного деда. Последовавшая за коронацией отставка прежних министров навела еще больший беспорядок в делах государства.
При необходимости герцог мог подтвердить свою версию семилетнего отсутствия сына кое-какими донесениями собственных прознатчиков, но почву для возвращения Стефана необходимо было тщательно подготовить. Пока же сын герцога Жизорского продолжал играть роль секретаря маркизы де Грамон.

Отец предпочел бы, чтобы Стефан покинул замок герцога де Фуа как можно скорее и спокойно отправился в Бизи, но Стефан не желал уезжать, не переговорив предварительно с графиней де Реоль. Обговорить необходимость своего отъезда в связи с какими-то семейными неурядицами с маркизой де Грамон Стефан мог в любой момент, а вот поговорить с графиней было значительно сложнее. Разумеется, Стефан мог подойти к Изабелле под видом выполнения какого-то поручения маркизы, но тогда разговаривать пришлось бы публично, а это его не устраивало. Можно было передать записку, якобы написанную маркизой, с просьбой о встрече наедине где-нибудь в укромном месте, но сохранялась вероятность, что графиня будет читать послание прилюдно, а следовательно, кто-то еще может увидеть написанное. Кроме того, простой секретарь был отнюдь не той фигурой, ради встречи с которой дама станет рисковать своей репутацией. Доведись досужим сплетницам узнать о подобном тайном свидании, и от доброго имени неосторожной женщины не останется и следа. Стефан криво усмехнулся, подумав о том, что на тайное свидание с наследником герцога Жизорского любая придворная сплетница сама кинулась бы, сломя голову, и теряя по дороге предметы туалета.

Стараясь держаться как можно дальше от праздных гостей замка, Стефан уходил подальше от любопытных глаз с рассветом, а возвращался уже под покровом темноты.
Вот и сегодня он вышел за ворота еще затемно. Петляя какими-то еле заметными тропинками, он шел уже довольно долго, когда в просвете между деревьями заметил блеснувшую ленту реки. Около реки, изящно выгибая шею, неспешно пощипывала траву знакомая медногривая кобылка, а чуть дальше, уже у самой воды, виднелась стройная женская фигурка. Облитая золотистыми лучами утреннего солнца, подернутая розоватой рассветной дымкой, она казалась нарисованной на холсте неведомым живописцем. Стефан залюбовался гордой осанкой графини и игрой света на ее темных волосах, в рассветном зареве казавшихся почти пурпурными. У Стефана даже мелькнула мысль, что его воображение подсунуло ему желанный образ, настолько нереальной и невозможной казалась эта случайная встреча.
Но он быстро взял себя в руки, поняв, что второго настолько удобного случая поговорить с Изабеллой точно не представится. Оглядевшись, он не заметил никаких признаков присутствия кого-либо из обитателей замка.
- Мадам, надеюсь, я вас не напугал, - сказал Стефан, подойдя ближе к графине, после чего поклонился. Ему так много надо было сказать, что он не знал, с чего следует начать. – Надеюсь, вы простите мою дерзость, но мне необходимо рассказать вам одну историю. Она звучит невероятно и почти безумно, но ведь и рассказ о том, что мы все пережили недавно в аббатстве Мортемер, тоже может показаться стороннему слушателю невероятным. Дело в том, что среди гостей герцога я встретил своего отца. Он влиятельный и известный человек, но мы с ним не общались семь лет. Более того, все это время он считал меня мертвым.
Далее Стефан постарался кратко, но не упуская важных деталей, рассказать о разговоре с отцом и о событиях, которые столь внезапно перевернули семь лет назад жизни нескольких человек. Такой длинной речи он не произносил уже много лет, поэтому звучал рассказ несколько сбивчиво и путано, но необходимость заставляла Стефана продолжать, вопреки всем привычкам.
- Отец хочет, чтобы я вернулся к семье и занял предназначенное мне по праву рождения положение. Наверное, вы удивлены, зачем я вам все это рассказываю? – Стефан с тревогой всмотрелся в темные глаза графини, страшась того, что она может не поверить его словам. - Дело в том, что вы – невероятная женщина: в вас сочетаются ум, красота, такт, находчивость, щедрость, присутствие духа, сила характера и, я уверен, еще множество достоинств. Вы поразили меня. Впервые за последние три года мне захотелось не просто размеренно существовать, спрятавшись от всех и вся, мне захотелось жить… И кого-то радовать… О ком-то заботиться… О вас. Заботиться о вас. И вас радовать. В качестве секретаря маркизы де Грамон мне было бы недоступно подобное, но… в качестве наследника герцога Жизорского… Я был бы счастлив назвать вас своей женой. Если вы этого пожелаете, сразу же после того, как я восстану из мертвых в глазах общества, мой отец напишет графу де Полиньяк, как главе вашей семьи, и официально попросит у него вашей руки. Не думаю, что у графа могут быть возражения против возможности породниться с герцогом Жизорским.
«А если таковые вдруг и найдутся, мне это не важно. Количество священников, готовых обвенчать пару тайно, напрямую зависит от количества золотых монет, которые им могут за это предложить. А уж в монетах недостатка не будет. Главное, чтобы возражений не нашлось у самой Изабеллы. Все остальное – преодолимо», - подумал Стефан, стараясь по лицу женщины понять, как она относится ко всему сказанному.
Он был уверен, что отец не станет возражать против его брака с Изабеллой: герцог уже потерял сына один раз, насмотрелся на несчастья дочери, а ведь он искренне любил своих детей и желал им блага. Лишь бы это поспешное предложение и его собственная кандидатура не оттолкнули графиню.

Где-то в окрестностях Мон-де-Марсан

Когда тонкие пальчики графини коснулись его щеки, Стефан невольно прикрыл глаза. Ему показалось, что он ощутил эту легкую мимолетную ласку не только кожей, словно рука Изабеллы дотронулась до его души. Это было настолько приятно, что хотелось остановить мгновение навсегда. Тем более что ответ Изабеллы звучал музыкой для его ушей. Не сразу до его растворившегося в грезах сознания добралось ощущение, что нечто странное есть в этом прикосновении.
Пальцы женщины были необычно холодны и, кажется, слегка подрагивали.
Стефану пришлось сморгнуть, чтобы окончательно перенестись из мира мечтаний в рассветное утро на грешной земле.
Он опустил глаза и заметил, что юбка графини промокла. Сам он ушел на прогулку в ботфортах, и просто не почувствовал в пылу объяснения, как вода лижет ноги.
- Вы замерзли! – произнес он и подхватил Изабеллу на руки.
Конечно, он помнил, как она даже в непогоду отважно скакала верхом, не замечая льющихся с неба холодных струй дождя, но это не значило, что ей полезно мерзнуть. Женщины – хрупкие создания. Стефан уже потерял одну возлюбленную и совершенно не желал, чтобы Изабелла слегла с лихорадкой.
Женское тело в его руках оказалось поразительно легким, настолько, что в голове Стефана мелькнула мысль, а не растает ли эта женщина, если снять с нее корсет и платье из плотной материи. Вдруг она и вправду окажется лишь видением, призрачной фигурой, вышедшей из-под кисти странного живописца, создавшего весь этот утренний пейзаж? Однако воображение почти сразу подсунуло ему гораздо более яркий образ: Изабелла, без платья, в одной тончайшей, почти прозрачной сорочке, с разметавшимися по измятым подушкам темными, как сама ночь, волосами, с пышущими жаром щеками и влажными губами. Такими манящими. Зовущими. Так близко…
Он не смог удержаться и поддался искушению узнать вкус этих губ, оказавшихся непозволительно близко от его лица. Стефан вновь ощутил аромат духов Изабеллы, на этот раз чистый и яркий, не приглушенный смрадом затхлых подземелий, и от того кружащий голову не хуже хорошего шампанского. Ее нежные и мягкие губы податливо раскрылись, позволяя ему почувствовать опаляющий жар ее трепещущего языка, насладиться одурманивающе-тягучим, до звона в ушах, до трепета в горле поцелуем, в котором нежность смешивалась со страстью и отдавалась судорогой болезненного напряжения во всех мышцах его тела. Волнующие изгибы женской фигуры под его руками распаляли кровь и лишали остатков здравого смысла. Он желал сделать ее своей немедленно, прямо сейчас. Хотел поймать губами приглушенные стоны и вскрики. Хотел почувствовать бархатистость и упругость ее кожи, ощутить горячую влагу ее лона, сжимающего его плоть.
Холодные пальцы графини скользнули по его щеке, и это прикосновение неожиданно отрезвило.
Вот так, неподалеку от наполненного досужими сплетниками замка, на берегу реки, где любой праздношатающийся бездельник мог их увидеть – это безумие! На связь графини с наследником второго после короля землевладельца Франции посмотрели бы сквозь пальцы. Завидовали бы, конечно, перешептывались за спиной, но никто не посмел бы открыто высказаться. Отец был прав – деньги затыкают рты надежнее кляпов. А вот за связь с простым секретарем любая вертихвостка будет считать себя вправе облить Изабеллу презрением и отпустить шпильку в ее адрес. Стефан совершенно не хотел, чтобы графине довелось испытать, как умеют жалить злые языки.
- Вы замерзли, - хрипло повторил он, оторвавшись от сладких, словно засахаренные фиалки, губ, и стараясь обуздать бешено бьющееся в груди сердце и восстановить сбившееся дыхание. – Вам нужно скорее вернуться в замок и согреться.
Руки стали непослушными, будто одеревенели, но Стефан посадил Изабеллу в седло как можно бережнее. Он вытащил из-за обшлага свежий носовой платок из простого полотна, большой и практичный, как раз подходящий человеку его нынешнего положения, и тщательно растер узкие ступни Изабеллы, осушив капли воды и постаравшись чуть разогреть ноги. Оглядевшись, он заметил туфельки графини, принес их и аккуратно надел на женские ножки. Когда его пальцы скользнули вдоль тонкой щиколотки, ему показалось, что руку опалило пламенем. Он поспешно убрал ладонь и даже сделал шаг назад, чтобы хотя бы расстояние не позволило ему послать к дьяволу все свои благие намерения.
- Возвращайтесь в замок, Изабелла, - негромко произнес он. – Обещаю, что еще до исхода лета вы получите известие от меня.