Карта ролевой игры "Святки в поместье "Наливай""

- Ити вон во леснице - а там уфидишь. Как раз на калерею. Театр там пуутет.
Проводил девушку, улыбнулся и пошле господам сладости, да напитки разносить. Дама кресла приготовили. У нас все просто и красиво устроено. В игральной комнате, для удобства общего - одна стена открывается, и там - театр. Сцена. Красиво очень.
Штору я отдернул и объявил.

- Тамы и Коспотааа! Прошу театр смотреть!

Театр кончился, гости угомонились слегка,
даже собаку эту вредную Самсонихину нашли.
Вышел я на крыльцо снегу разгрести.
А то много снегу намело.
Дорожку надо расчистить от крыльца к воротам,
барышни пойдут, чтобы им удобно было.
Стою себе, снег чищу.
Глядь - девы балуются, гадают.
Валенки кидают, в кого попадет.
И вижу - летит...

Поймал, держу в руках.
- Тефыыы. Чей фаленок? - Стою, смеюсь.

- Маняяя? - Удивленно смотрю на девушек, - а ты Оленушка не китала? Катааать не пууутешь?

-Только тфоой и хотел пыы, - потупился я.

- Та перии, шалко чтоли, - кинул валенок обратно.

Стою ни жив, ни мертв, смотрю на валенок, а он на меня смотрит. Я и радый.
- Олена, натень фааленок, хоолотно.

- Нет на меня покассал, прафда Оленушка, натефай скорей, холотно, - подал девице валенок

- Что сутьпа и как поклятиим?

- И то прафта, - посмотрел за спину - ничего не увидел - темно.

- У фас коворят - от сутьпы не уйтееешь, тааа?

Кинула дева валенок, только не валенок то, а кочерга оказалась и аккурат мне по голове. Хорошо, шапка зимняя теплая, смягчила удар.
- Оооой, ятрен патон, поольно, - сижу на снегу, голову руками держу. - Упила парыня, ооой, упиила.

- Я там ешоо, Тыынис.

- Теперь точно снаю - не уйтеешь, - шишка росла с каждой минутой.
- Колофаа Олена, полит крушится, тааа, сильно, - горворю шепотом, почти дар речи потерял - руки девичьи легки, прохладные мою голову ощупывают, сижу ни жив, ни мертв - Хорошо, Олена, спасипооо тепе.

- Прости парышня, турака, ненарочно я, прости, - а сам к рукам Олены прижимаюсь. Хорошо мне. Только б она руки не отнимала. Пусть голова лучше болит.

встал, опираясь слегка на девушку - осторожно так, все-таки я мужчина большой, тяжелый, а она махонькая, пошли в дом. Голова-то уж и прошла почти. Только так мне хотелось, чтоб Олена не уходила и руки ее легкие голову мою обнимали и гладили, что и не сказала ничего. Молчу иду. А сердце в пятках где-то и голова покруживается -не от кочерги, а от близости Оленкиной.

Прошел я к себе в комнату, прилег на кровать. Не то сон - не то явь - Олена видится. Даже не понял - то ли снилась, то ли вправду тут была, толи привиделась...

Я проснулся с тяжелой головой. Встал, подошел к зеркалу - на лбу красовалась огромная шишка. Вспомнил и кочергу, и Олену. Обещала девица прийти полечить меня. Может и правда придет. Хозяину я вроде пока не нужен - все в доме хорошо налажен, все справляются. Но лежать было труднее, чем сидеть, Сел я в кресло, голову на спинку положил, тряпочку мочу в воде и прикладываю. Вроде легче. Синяк только страшенный. Как я в таком виде выйду на люди...

Вдруг в дверь кто-то поскребся. Мыши что ли? Отродясь у нас мышей не водилось

Я глаза приоткрыл, жду, что дальше будет.
Смотрю - Олена пришла. Сейчас вся хворь пройдет.
Подошла, смотрит так ласково и говорит нежно. Она всегда так говорит-то, не мне одному.

- С хреном? Что есть хрен, Олена? Так мушики фаши рукаются, - удивился я. - Ты что, Олена? Пелены опъеелась???
Говорю, а сам нстойку-то выпил - куда денешься, когда такая девушка наливает. тут и яду выпьешь за милую душу.

Подошла ко мне Оленушка. по голове гладит. Я и замер. Тихо сижу, чтоб н спугнуть. Я большой мужик здоровый, а она махонька. Еле выдавил из себя слова-то
- Олена, спсииипо милая, мне уше луучше. - Как она так быстро говорит, не успеваю я.

- Ах растеениее, йааасно. Хорошоо. Спрошу у Адольфофны. - я улыбнулся девушке, а она у же и убегать собралась, вот непоседа.

-Получше, кокта ты тут - сказал тихонько, сафарю компресс, опясательно. Охота секотня. Прихотии, Олена, - а она ручкой легкой кудри мои и погладила, и будто не было ее. Жаль..
Посидел я еще немного, потом встал с кресла, к зеркалу подошел - синяк цвел всеми цветами радуги - ну почти - от желтого - до фиолетового. Но что делать - дела не ждут. Умылся я, пошел на кухню перекусить и потом смотреть, как мужики к охоте готовятся. Чтоб все на месте было - кони, кареты, столы с едой и напитками, самоваров чтоб хватило, печей, ну и самогону.

- Тамы и Коспотааа! Пошалуйте на охоту!!!




Вышел я посмотреть, чтобы все приготовлено было, как положено - возки для дам, кони для господ, сани с провизией, с печами, с оружием.
Все готово - погонял я мужиков изрядно, но все исправно приготовил. Барин будет доволен.










Вот, при дрожащем огне фонарей,
Движутся длинные тени псарей.
Крик, суматоха!.. ключи зазвенели,
Ржавые петли уныло запели;
С громом выводят, поят лошадей,
Время не терпит - седлай поскорей!
В синих венгерках на заячьих лапках,
В остроконечных, неслыханных шапках

Конь - загляденье, собачек две своры,
Пояс черкесский, арапник и шпоры.
Вот и помещик. Долой картузы!
Молча он крутит седые усы,
Грозен осанкой и пышен нарядом,
Молча поводит властительным взглядом.
Слушает важно обычный доклад:
"Змейка издохла, в забойке Набат,
Сокол сбесился, Хандра захромала".
Гладит, нагнувшись, любимца Нахала,
И, сладострастно волнуясь, Нахал
На спину лег и хвостом завилял.


В строгом порядке, ускоренным шагом
Едут псари по холмам и оврагам.
Стало светать; проезжают селом -
Дым поднимается к небу столбом,
Гонится стадо, с мучительным стоном
Очеп скрипит (запрещенный законом);


"В Банники,- крикнул помещик,- набрось!"
Борзовщики разъезжаются врозь,
А предводитель команды собачьей,
В острове скрылся крикун-доезжачий.
Горло завидное дал ему бог:
То затрубит оглушительно в рог,
То закричит: "Добирайся, собачки!"
Да не давай ему, вору, потачки!"
То заорет: "Го-го-го!- ту!-ту!!-ту!!!"
Вот и нашли - залились на следу.
Варом-варит закипевшая стая,
Внемлет помещик, восторженно тая,
В мощной груди занимается дух,
Дивной гармонией нежится слух!
Хор так певуч, мелодичен и ровен,
Что твой Россини! что твой Бетховен!


Ближе и лай, и порсканье, и крик -
Вылетел бойкий русак-материк!
Гикнул помещик и ринулся в поле...
То-то раздолье помещичьей воле!
Через ручьи, буераки и рвы
Бешено мчится: не жаль головы!
В бурных движеньях - величие власти,
Голос проникнут могуществом страсти,
Очи горят благородным огнем -
Чудное что-то свершилося в нем!
Здесь он не струсит, здесь не уступит,
Здесь его Крез за мильоны не купит!
Буйная удаль не знает преград,
Смерть иль победа - ни шагу назад!


Зверя поймали - он дико кричит,
Мигом отпазончил, сам торочит,
Гордый удачей любимой потехи,
В заячий хвост отирает доспехи
И замирает, главу преклоня
К шее покрытого пеной коня.


Много травили, много скакали,
Гончих из острова в остров бросали,
Вдруг неудача: Свиреп и Терзай
Кинулись в стадо, за ними Ругай,
Следом за ними Угар и Замашка -
И растерзали в минуту барашка!




Так отдохнув, продолжают охоту,
Скачут, порскают и травят без счету.
Время меж тем незаметно идет,
Пес изменяет, и конь устает.
Падает сизый туман на долину,
Красное солнце зашло вполовину,
И показался с другой стороны
Очерк безжизненно-белой луны.
Слезли с коней; поджидают у стога,
Гончих сбивают, сзывают в три рога,
И повторяются эхом лесов
Дикие звуки нестройных рогов.
В поле завидев табун лошадей,
Ржет жеребец под одним из псарей...

Из лесу робких зверей выбивая,
Честно служила ты, верная стая!
Слава тебе, неизменный Нахал -
Ты словно ветер пустынный летал!
Слава тебе, резвоножка Победка!
Бойко скакала, ловила ты метко!
Слава усердным и буйным коням!
Слава выжлятнику, слава псарям!

Цыгане, цыганами, а мне в дом надо, посмотреть, что там и как. Мало ли что случиться могло. Сел я на коня, пока все цыганские песни слушали, и к дому, а на дороге меня


Я их выслушал, денег мелких бросил и и в усадьбу прямиком, да и там колядуют, Святки же.