Карта ролевой игры "Пираты"

Чуть поколебавшись, Фостайн уселась на ступеньки. Снова поморщилась от боли. Скорее всего она зашиблась, когда выплескивала свою ярость на тюремную дверь. Почти два года назад, Тролль сломал ей ребро, тогда болело совсем по другому. И эта старая скотина Пьер, называющий себя доктором, перематывая её полотном, успел облапать её грудь. После того, как чуть зажило, Фостайн целый месяц ходила к Пьеру "расплачиваться за лечение".

Когда доктор прикоснулся к ней, Фостайн замерла. Боже, как же она не любила, когда её трогают. Но строго сказав себе, что это для её же блага, расслабилась и стала смотреть на руку доктора. У него была рука, как у Папаши Мирабо: красивой формы кисть и длинные пальцы. И трогал он Фостайн не грубо, а так, будто не хотел причинить ей лишнюю боль. Это немного ошарашило Фостайн, ибо она уже давным-давно не верила в человеческую доброту. Он что-то спрашивал, девушка ничего не понимала, но старательно кивала головой "Да".

Машинально девушка сложила руки на груди, прижимая блузу к себе. Но доктор, кажется, не собирался пользоваться своим положением и Фостайн преисполнилась благодарности к нему. Немного застенчиво улыбнувшись, она отпустила руки и заставила себя стоять смирно.



Фостайн вздрогнула от неожиданности, когда доктор поднялся и что-то крикнул в двери. Девушка недоуменно оглянулась и посмотрела к кому обращается доктор. Но никого не увидела и снова посмотрела на доктора.


Она смотрела на протянутую ей руку, как на ядовитую змею. А уж когда доктор взял её за руку и повел за собой, благодарность, которую она испытывала к нему буквально минуту назад испарилась, как снег под летним солнцем. Плата за лечение ... Что ж тут не понятного ...

Покорно перебирая ногами и опустив голову, Фостайн шла за доктором.
Невзрачная хижина, такая же невзрачная, как и все на этом острове, куча грязной одежды около порога ... Все, как и везде, будь ты в Париже или на забытом Богом острове. Везде все одинаково!


В хижине был относительный порядок. Девушка проследила за рукой доктора, указавшего ей на окно. Придя в недоумение, она скользнула глазами вниз на кушетку. Ну, конечно. Какая же она дурочка! Она подошла к кушетке и остановилась. Ведь доктор не сказал ей, что надо делать. Должна ли она лечь? Или ему хватит, если она просто нагнется?


Доктор чем-то занимался за её спиной. Подавив готовый сорваться вздох, Фостайн оглянулась, ожидая дальнейших приказаний ...

Затравленно глядя на то, как доктор подходит к ней, Фостайн содрогнулась. Оказывается за год в тюрьме она успела отвыкнуть ... от мужчин. И теперь ей так не хотелось возвращаться к былому.
Но доктор не обратил никакого внимания на нее и, надавив ей на плечо, вынудил сесть, моментально задрал на ней блузу и заставил её держать ткань. И всего-то? Фостайн вновь преисполнилась к доктору благодарностью. Поморгала немного от растерянности и совершенно успокоилась.
Снадобье, которым доктор мазал Фостайн, пахло не так мерзко, чем те, которыми лечил её Пьер. Принюхавшись, девушка решила, что запах ей даже нравится.

Фостайн села прямее, когда доктор стал перематывать её чистым полотном. Она повыше подняла руки, чтобы ему было удобно и старалась не ерзать. Её туго перетянули, но зато стало не так больно, да и чистая ткань к телу всегда приятнее. Девушка наслаждалась чувством чистоты своего тела и ткани. Её стало даже немного хорошо от этого. Она глубоко вдохнула - туго перевязанная ткань не мешала дыханию, наверное, этот доктор был самый лучший на всем свете, решила для себя Фостайн. У него были добрые глаза, он не старался сделать ей больно, он даже не ударил её ни разу, когда она вцепилась ему в лицо на корабле около борта. Да, вспомнила, Фостайн, он не ударил её за то, что она старалась причинить ему вред.
Когда доктор отпустил её, Фостайн тщательно заправила блузу за пояс юбки. И посмотрела на доктора. Тот указал ей взглядом на руки. Девушка протянула вперед руки и разжала кулаки. Ладони еще саднили от мелких ран и заноз. Доктор тщательно осмотрел её ладони, но даже вытаскивая оставшиеся занозы острием длинной иглы, он старался сделать это аккуратно, не причиняя боли. И даже подул на одну, более глубокую ранку. Фостайн улыбнулась.


Девушка с удовольствием смотрела на свои руки. Тело, перетянутое тканью уже не болело, ладони не саднили. Она благодарно посмотрела на доктора. Затем быстро опустила глаза. Она почти никогда не смотрела в лицо мужчинам. Это было опасно. Они принимали её взгляд за вызов. И почти всегда наступали плохие последствия.
Но сейчас, сидя в этой хижине, наедине с доктором, Фостайн не хотелось вспоминать о плохом. Ей было спокойно. Она улыбалась.
Девушка прислушалась к тому, что он говорит, пытаясь по губам прочесть смысл сказанного им. Но она поняла, когда он повторил по-французски. Он сделал это для нее! Фостайн быстро закивала головой:

- Да, я приду. Да.


Идя за доктором по улице, Фостайн уже не чувствовала себя жертвой, ведомой на заклание. Она не опускала головы и с любопытством оглядывалась вокруг.
Они снова подошли к большому дому.

- Фостайн, - она подхватила принесенное ей мыло и чистую одежду. Посмотрела на женщину и замерла.

У темнокожей женщины были глаза сестры Магдалены - в них просто плескалась доброта.

- Спасибо, - машинально ответила девушка и быстро отвела взгляд, но потом еще раз подняла глаза и посмотрела в глаза стоящей напротив женщины, - Спасибо ...

Держа в охапке чистую одежду и кусок мыла, Фостайн отошла к окну из которого вчера выпрыгнула, пытаясь бежать. Грязь и зло есть всегда и везде. Но, может быть, и доброта тоже?

Все еще прижимая к груди сверток с одеждой и брусок мыла, Фостайн выглянула из окна.


Она узнала бы этого человека в толпе одинаково одетых людей. Это его лицо она видела освещенным свечой ночью в корабельном трюме. Это он говорил о сокровищах. Это "Молодой" ... Вглядевшись внимательнее, Фостайн увидела неподалеку и "Старого"

Она оглянулась и снова вылезла в окно. У нее входит в привычку входить в этот дом через двери, а выходить через окно. Это наблюдение заставило Фостайн улыбнуться. Не теряя времени, она подбежала к спящему под пальмой мужчине. Слегка толкнув его ногой, она пробормотала:

- Привет тебе, мое сокровище.

Фостайн улыбнулась не менее радужно и решила брать быка за рога сходу, не разводя церемоний:

- Заткнииись, - сладко пропела она, - И послушай меня. Надеюсь, ты рассказал той приятной в обращении девушке, что привезла нас сюда на своей посудине о том, что ты знаешь, где находятся сокровища? А еще, надеюсь, ты показал ей бумаги, которые хранишь в маленьком деревянном ящике?

Она разулыбалась еще сильнее и вздернула вопросительно бровь ...

Фостайн опустилась на песок, сложив ноги по - турецки, водрузила перед собой все барахло, что держала в руках, утвердив сверху кучи брусок мыла. Проделывая все эти манипуляции, девушка ни на миг не переставала улыбаться.



- Я не такая умная, как ты, и не знаю никаких поговорок, но я знаю, что у меня хватит ума вернуться в дом, найти в кабинете эту прекрасную во всех отношениях девушку и рассказать ей о твоих особенных знаниях. Думаю она будет в восторге. Может быть, меня даже отпустят, - мечтательно произнесла девушка.


У Фостайн заболели щеки - её улыбка была ярче солнца.

Фостайн была согласна с лежащим перед ней на песке парнем. Да, она лгунья, а также шлюха, дрянь и ... еще много кто. Она уже привыкла к тому, что её обзывают, как угодно и кто угодно. На мгновение задумалась и не могла вспомнить, называл ли её Тролль хоть раз по имени? Кажется, нет. Или она просто этого не помнит.

И да, она пытается отлынить от всего на свете всеми правдами и неправдами. Кроме одного!



- За кусок мыла и за мое молчание, я хочу половину сокровищ. Половину, - подчеркнула она, чтобы до англичанина уже точно дошло чего она хочет, - Или я в доле, или я обеспечу тебе "приятное" времяпрепровождение с милой Кортни Морган, или как там её зовут. И скажи своему дружку, - кивок в сторону "Старого", - Чтобы не пялился на меня. И сам не пялься.



Фостайн еще раз сладко улыбнулась:

- Подумааай, дружочек, у тебя есть часоооочек, - пропела она, вскакивая с песка и бросая парню брусок мыла, - А мне еще переодеться надо, чтобы не оскорблять чувств местной знати.

Повернувшись и взметнув юбкой песок, Фостайн отправилась в барак переодеваться.

Ранее ...

Уже отойдя на несколько шагов, Фостайн услышала брошенный ей в спину вопрос. Оглянувшись, покачала головой:

- Неа.



Смех девушки был ему ответом.


Сейчас ...

Она была в хорошем расположении духа.
Как там говорила Тереза? "Дорогая, ничего не делай, не подумав хорошо. А то ты сначала сделаешь, потом расхлебываешь, потом начинаешь думать. Ну, так же нельзя"

Нет. Можно! Так можно! И она только что доказала это! Она взяла этого англичанина тепленьким и половина сокровищ будет принадлежать ей. А разве деньги - это не свобода? Это самая настоящая свобода.

Заскочив в приоткрытую дверь барака, Фостайн огляделась. Никого нет. Охрана тоже куда-то вся подевалась. Притворив двери, она быстро скинула с себя грязную одежду и развернула узел, что дала ей темнокожая женщина с добрыми глазами.
Белое платье. Не новое, но чистое.
С большим удовольствием Фостайн облачилась в этот поистине царский наряд. Ткань платья такая приятная на ощупь и в нем не будет жарко. Повязав свой поясок, девушка выгребла из кармана грязной юбки три монеты, осколочек синего стекла и шпильку Терезы. Вот и все её богатство. Но это ничего. Вот скоро она совсем разбогатеет. У нее будет много всякого добра и даже настоящие туфли. Фостайн посмотрела на свои поношенные сандалии. А еще она купит много белых цветов на могилы Терезы, Папаши Мирабо и сестры Магдалены и самое красивое платье, какое найдет, для темнокожей доброй женщины. Да! Она обязательно это сделает!
Старую юбку и блузу тоже нельзя выкидывать. Она постирает их и они еще пригодятся ей. Свернув свои вещи в узел, она положила его в "свой" угол.

Вполне довольная собой, Фостайн выскользнула из барака и направилась к большому дому.

Мурлыкая под нос песенку в три ноты, засунув руки в карманы, Фостайн шла, чуть пританцовывая.

Она занималась своим любимым занятием - делила шкуру неубитого медведя. Тереза сейчас бы смеялась над её планами до слез.
Но Фостайн было все равно. Она уже ощущала себя богатой и свободной, представляла свой будущий домик и как она нарядно одетая будет каждое воскресенье навещать родные могилы.

Черт! Фостайн даже остановилась. Ей же нельзя возвращаться во Францию, она приговорена к каторжным работам. И что же делать? Девушка закусила щеку, решая эту, вдруг невесть откуда взявшуюся, проблему. Тогда она поедет в Америку.
А может, она уже в Америке? Девушка снова остановилась. Никто ведь не сказал, как называется это место. Она озадаченно поцарапала щеку и снова засунула руку в карман.

И если пройти эти джунгли, окажется ли она в Америке? Фостайн серьезно задумалась. Тогда бы она убила сразу двух зайцев одним выстрелом: она берет половину сокровищ у этого англичанина и до Америки недалеко - прошел джунгли и вот она, Америка. Все оказалось бы легко и просто.

Может быть, сестра Магдалена была права и удача, наконец-то, нашла Фостайн, чтобы все время идти с нею рядом?

Настроение улучшилось еще больше.



А вот и её билет на свободу. Девушка подошла к англичанину:

- Подумал, дружочек?

- О половинной доле моих сокровищ, о чем же еще. Значит, мы договорились, что я в доле?



Фостайн подошла чуть ближе и зашептала:

- Ну, я еще тут не осмотрелась путём, но когда сегодня доктор водил меня к себе, то я видела рыбачьи хижины там внизу, около самой воды. Сам подумай, если есть рыбаки, значит, должно быть то, на чем они за этой рыбой ходят в море. Смекаешь? Тут мы можем разжиться какой бы то ни было посудиной. Насчет жратвы ... Фруктов нарвем на ветках. Только зеленые не будем рвать, они кислящие, сил нету. С кухни можно натаскать харч, воды пресной тоже найдем. Ну, почему ты такой нерешительный-то?

Девушке хотелось уже прямо сейчас начать действовать, чтобы к закату сокровище лежало у её ног. Ей надо было, чтобы сейчас и немедленно ...

- Я не хочу только мечтать о них! Я хочу уже взять их и уйти с ними отсюда подальше.

Фостайн довольно кивнула. Да! Она добилась этого! Половина - это не мало. Хотя три четверти, все-таки, больше. Девушка на минуту задумалась, а не продешевила ли она, запросив всего лишь половину?



- Хорошо, завтра. Давай завтра.

Фостайн была готова уйти сейчас, но слова англичанина звучали разумно, поэтому она кивнула, соглашаясь с ними.



Девушка замолчала и на мгновение замерла, затем сделала шаг назад:

- Я бы просила не трогать меня. Я ненавижу, когда ко мне прикасаются. Была бы очень благодарна, если бы ты, дружочек, держал свои руки при себе.



- Да, иди поешь, а я должна подумать.

Не говоря больше ни слова, Фостайн обогнула англичанина и пошла по тропинке к озеру. Ей нужно было подумать.

Долго Фостайн сидела на берегу озера. Её эйфория давно прошла и сменилась тревогой.
Может быть, она и вправду дурочка? Наверное.
Тереза была права, когда говорила, что надо сначала подумать, а потом сделать.
У нее был насыщенный событиями день. Хотелось прилечь и вздремнуть. Но она достаточно сегодня натворила, не нужно было будить спящую собаку. Последствия могли быть очень плачевными для нее.
Девушка вновь подняла кулак вверх и смотрела как тонкой струйкой, распыляясь около самой земли, сыплется песок.
Она не верила никому. И сейчас она не верила этому англичанину. Он слишком быстро согласился взять её в долю и отдать ей половину сокровищ. Слишком быстро ...
"А я скажу, что ты маленькая лгунья", вспомнилось Фостайн. Действительно, а кто помешает ему сказать это Кортни Морган? Никто. И тогда именно Фостайн будет выглядеть достаточно бледно, особенно если окажется, что никаких сокровищ и в помине нету. А этот англичанин посмеется, когда Морган будет поджаривать её пятки на медленном огне.
Судя по тому, что она видела, на этом острове царили жестокость и бессердечие, как и там, где она жила до этого. Везде сильные самоутверждались унижая и истязая слабых. Разве она не была этому свидетельницей? Да тысячу раз. Разве она не была участницей этого на стороне слабых? Еще больше раз.
И нет никого в целом свете, кто бы заступился за нее. В своей жизни Фостайн знала всего двух мужчин, которые любили её. Это Иисус, который любил всех живущих на земле людей, и Папаша Мирабо, который считал её своей дочерью, хотя и никогда не говорил, что любит её.
Разве кто-то хоть раз в жизни сказал, что любит её? Нет.
Разве она не привыкла к тому, что мужчины командуют ею, используют её, как им вздумается. Почему она вдруг решила, что что-то изменится в её жизни? Почему она решила, что достойна чего-то большего? Она шлюха и дрянь!
Она прекрасно помнила ту ночь, когда умерли все её надежды быть любимой. Ей было 16 лет … Почему сейчас она решила, что достойна этого?
Слезы закипели в глазах, но она не позволила им пролиться. Закрыв глаза, она вспомнила Терезу, в тот момент, когда Тролль уже взялся руками за её голову, готовясь свернуть тонкую шею. Вернее, вспомнила взгляд своей подруги. И только сейчас поняла, что в последний миг своей жизни, Тереза посмотрела на Фостайн с благодарностью.
Смерть – это тоже свобода.
Смерть, да. Но не самоубийство. Самоубийство – это большой грех. А теперь, расставшись с мечтами о сокровище, Фостайн вернулась к своей мечте попасть в рай к Папаше Мирабо и сестре Магдалене. А для того, чтобы попасть туда, нужно терпеть. Иисус терпел за всех, она потерпит за себя. Все будет, как было … Она найдет, чем утешить себя, думала Фостайн, сжимая в кулаке осколок синего стеклышка и шпильку Терезы.

Отряхнув от песка платье, Фостайн вернулась в дом. Она должна быть благодарна темнокожей женщине за чистое платье и доброту в глазах. А значит, Фостайн не подведет её больше.
Молча, пройдя в столовую, она собрала со стола грязные тарелки. Определив по запахам, где кухня, Фостайн сгрузила на стол грязную посуду. Повязав, найденный на кухне передник, и аккуратно смотав в рулончики полоски полотна, которым перевязал ей руки доктор, девушка налила в большую лохань горячей воды из котла в очаге и взялась за мыло.
Она мыла тарелки в мыльной горячей воде, отчего её руки покраснели и сморщились. Фостайн улыбнулась, сдувая с них мыльную пену. Если аккуратно подуть, то пузыри так смешно поднимались в воздух и даже немного висели там, прежде чем плавно упасть вниз. А один пузырь провисел в воздухе довольно долго, потому что девушка долго дула на него. Эта игра была забавной.
Фостайн снова взялась за тарелки. На одной тарелке много осталось не съеденным. Кто-то был не голоден. В животе у девушки заурчало. Чего не скажешь о ней. Она взяла кусочек хлеба, откусанный с одной стороны, и собрала им с тарелки овощи. Положив все это себе в рот, она на мгновение зажмурилась – так было вкусно. Не торопясь, она собрала с тарелки все, что на ней было. Затем оглядела принесенные с кухни блюда. На одном осталось несколько кусочков жареного мяса. Если она съест один, может быть, никто его не хватится. Фостайн выглянула из кухни. Темнокожая женщина с добрыми глазами, вытирала в столовой большой стол и расставляла вокруг него стулья. Вернувшись к блюду, девушка двумя пальцами взяла самый маленький кусочек мяса и, затолкав его в рот, быстро проглотила, почти не жуя. Пощипав еще крошки от остатков хлеба и запив все это холодной водой из большой бочки, она решила, что сыта.
Перемыв и переполоскав все тарелки, блюда и столовые приборы, девушка вытерла их большим льняным полотенцем и составила чистую посуду большими ровными стопками на кухонном столе.
В голову опять начали лезть думы об англичанине и сокровищах. Чтобы отвлечься, Фостайн взялась за метлу. Она тщательно вымела все из углов и подмела полы, собрав сор, выкинула его в найденное за очагом старое деревянное ведро с веревкой вместо душки. Кое-как вытащив большое тяжелое ведро, Фостайн выгребла в него всю золу из очага. Жаль было платье. Из белого, оно стало серым, рукава кое-где были в саже. Но, может быть, темнокожая женщина с добрыми глазами даст ей мыло, и она сможет постирать платье. Наверное, даст. Она же добрая.
Снова вспомнилась Тереза. В те моменты, когда ей было плохо, её подруга начинала убираться. А так как жизнь у них была, сказать по-честному, скотской, то каморка под лестницей, где они жили, всегда сверкала чистотой. Фостайн редко помогала Терезе, но зато она прикрывала хрупкую Терезу от побоев Тролля или брала на себя часть её клиентов, когда Терезе было совсем невмоготу. Найдя и сохраняя это хрупкое равновесие, они сделали свое существование более терпимым.
Управившись часа за три с уборкой, Фостайн присела около очага на низкую трехногую скамеечку. Устало прислонившись головой к очагу, она задремала …

Фостайн вскочила, как только рука темнокожей женщины с добрыми глазами коснулась её волос. В руки её снова легла чистая одежда. Пока Фостайн пыталась проморгаться после сна, женщина опять ушла.

Девушка смотрела ей вслед, вспоминая, как ласково бранилась эта женщина во время их уборки, как уговаривала поесть. И Фостайн захотелось уткнуться в колени этой женщины, прижаться к ним и плакать. Но это желание так и осталось жить внутри Фостайн.

Она вышла в ночь. Ей было велено помыться. В темноте она быстро нашла, ставшую уже знакомой, дорожку к озеру, залюбовалась лунной дорожкой на поверхности озера. Начало серебряной дорожки лежало прямо у ног девушки, а сама дорожка уходила за горизонт, где была свобода. Если бы она была без греха, то, наверняка, могла бы ходить по воде и по вот таким серебряным дорожкам ...

Фостайн сняла передник и белое грязное платье. Развязала полотно, которым были обмотаны её ребра и сложила его на платье. Наверное, нужно постирать его и отнести доктору.

Чуть вздрагивая, Фостайн вошла в воду. Песок на дне приятно нежил ступни её ног. Фостайн пошевелила пальцами на ногах и засмеялась. Затем войдя прямо на середину серебряной лунной дорожки пошла, гладя серебряную воду рукой. Плавать она не умела.
Зайдя в воду по грудь, девушка охнула и окунулась в воду с головой. Намочив волосы, она пожалела, что у нее нет мыла. Было бы хорошо помыть волосы с мылом. Снова вспомнился англичанин, которому она отдала днем брусочек мыла. Мысли от англичанина сразу же метнулись к сокровищу. Фостайн грустно улыбнулась, стоя в серебряной ленте лунной дорожки. Мечты ... Она всегда была мечтательницей ...

Достав со дна песок, девушка потерлась им, пару раз присела в воду с головой, ополаскиваясь, и вышла из воды.
Вытерлась, и долго стояла, глядя на полосу тонкого полотна. Навряд ли она сама сумеет обмотаться как надо. Она сделала глубокий вздох - да и не так больно уже. Сложив полотно, Фостайн одела чистое платье. Переложила в карман три монеты, осколочек синего стекла, шпильку Терезы и пошла обратно в дом.

На кухне, она снова присела на ту же самую скамеечку, положила на колени сложенное полотно и грязное платье и прислушалась. В доме было очень тихо. Наверное, все спят. Разрешив сама себе немного вздремнуть, Фостайн прислонилась головой к очагу.