Лекочка:
04.04.12 00:34
» 12 глава
Запах свежего печева разбудил Брезя. Мальчонка мигом с полатей скатился и, сонно жмурясь, ласковым котом, закрутился вокруг стола.
- Бери, бери. Чего глядеть то на них, - улыбнулась я, прислоняя тяжелый ухват к беленому печному боку.
Пироги сегодня вышли знатные – пышные с золотистой румяной корочкой, сдобренной растопленным маслом. Брезь наелся от пуза сам и соседским сорванцам утянул. Милогнева, сидевшая на лавке за пряжей, улыбнулась довольно. Мерно крутилось веретено. Кошка мурлыкала, терлась о ноги старухи.
Я поднялась еще до зари, чтоб порадовать домочадцев пирогами и теперь, настоявшись у жаркой печи, уморилась. Мне стало вдруг душно и тесно в просторной избе.
- На крыльцо выйду, - сказала я, накидывая на плечи теплый платок.
Последние дни выдались хмурыми и сырыми. Туманы низко стелись по земле. Тяжелые облака закрывали серое небо и все не могли снегом прорваться. Сегодня же ударило солнце. Да как! Казалось весь мир вокруг - сколько хватало глаз, купался в его щедрых лучах. Тепла от них теперь было чуть, но зима хоть мало еще временила…
Кутаясь в большой шерстяной плат, я стояла на высоком крыльце и жадно вдыхала свежий холодный воздух. Село притихло вокруг на одно лишь мгновенье. Я слушала лес, подступавший к самому дому большака. Сквозистый и беззащитно прозрачный, он шептал мне, что хочет снега, что томится и ждет покоя. Я улыбнулась задумчиво, тряхнула головой, и звуки села нахлынули, разрушили подступившее волшебство. За тыном гомонили люди. Послышалась тихая песня девушек, задорные крики парней. Один из большаковых работников вышел из теплого хлева, в след ему послышалось довольное сытое мычание. Мужик завидел меня, поклонился. Я кивнула.
Все было теперь здесь мне привычно, покойно… Только, что-то вдруг украдкой кольнуло сердце. И поблазнилось – воздух стал тяжелей. Чутье нежданно встрепенуло расслабленную покоем душу, тяжелым скрипучим жерновом повернулось.
Гомон за воротами стал громче. Послышался топот копыт. Работник вопросительно глянул, я снова кивнула, закусила губу. Он прихрамывая, пошел к воротам, скрипнули отворяясь резные дубовые створки. Во двор вошли трое, ведя под уздцы своих взмыленных скакунов. Они были воины, блестели на солнце дорогие кольчуги. Все в шеломах и при грозных мечах. В бородах довольно уже седины. Я молча стояла. Ждала.
Один, самый высокий и широкий в плечах, поклонился.
- Здорова будь, красавица, - начал он учтивую речь. – Мы – княжьи кмети, из ближней дружины люди. Держим путь из Нового Града. Ищем здесь Добромира Стойгневовича.
В его словах, резко для чуткого уха, сквозило чужое… Они были варяги.
- Вы пришли правильно, - я усмехнулась, - княжьи люди. Только, муж мой – Добромир Стойгневович, уехал третьего дня в Ольховки. Там собрались старейшины на большой совет.
Седобородый воин снял шелом и вновь поклонился.
- Зовут меня Олав. Мы проделали долгий путь, хозяйка мудрая. Дай нам отдохнуть в твоем доме, да и спешили мы не к Добромиру, а все больше к тебе.
Я удивилась, но велела работникам забрать измученных лошадей и повела гостей в дом. Они один за другим прошли в светлую горницу, поклонились жаркой печи, а за тем Милогневе. Поди, давно жили в Новом Граде. Обычаи знали.
Старушка захлопотала, накрывая на стол. Горячая рассыпчатая каша в расписном глиняном горшке, молоко и мои пироги… Кмети были голодны, но рассевшись, никто не притронулся к ложкам.
- Нам бы дело решить сначала…
Я повела рукой.
- Угощайтесь, гости, может, и разговор быстрее заладится.
Пока они ели, Милогнева утянула меня за рукав и шепнула на ухо: « То видно от князя. О дани разговор поведут!»
Я знала, что все большие окрестные села, сидевшие под крылом Нового Града, платили не малую дань за защиту, за твердый покой. Налезет враг – прилетят ясны соколы, отобьют нас, не дадут в обиду. Но дань везли большими обозами только зимой. Часть урожая, меха, добытые в богатых лесах, мед. Все это соберут и по снегу, под надежной охраной повезут князю – заступнику. Будет сыта его дружина – будет мир на этой земле. От чего же теперь, не ко времени, явились знатные гости..?
Мужчины наелись, утерли густые усы и ждали меня. Я села напротив старшего воина.
- Вот теперь и разговоры говорить можно.
Он глядел уже добрее. Ярко – синие его глаза пытливо смотрели из-под косматых бровей.
- Ты не гневайся, хозяйка, что потревожили. Только слава далеко идет, что старейшина Кринцов – Добромир Стойгневович взял в жены волхву мудрую. И сила ей дана большая людей исцелять ото всякой скорби, какая только и есть. Наш надежа князь болен лежит. Три седмицы уже не встает. Старая рана грызет его изнутри, словно червь лютый. Много лекарей перебывало, а все без толку. Вот и послал он нас – ближников своих, наказал найти кудесницу и к нему привезти. Сказал, что только пожелаешь – все отдаст!
Олав еще говорил что-то жарко, но я не слышала. Перед глазами стояло другое лицо. Бледное и прекрасное лицо моего Князя, его грустные глаза.
«Послужишь. Сначала князю человеческому. Потом мне…»
Эти слова звучали в моей голове, и надо ли говорить, что каленым железом выжжены были в сердце…
Тут Милогнева запричитала, заохала: «Не пущу! Что удумали?! В тягости она! Не пущу!»
Я улыбнулась ей, коснулась рукой морщинистой теплой ладони. Моя судьба сегодня пришла на порог, и не нам с ней было спорить.
- Добромир явится, голову с меня снимет и прав будет! – стенала она.
Слезы текли по щекам доброй старухи. Только мы обе уже чуяли – Добромир нам тут не указ. Против князя никак не пойдешь, не вывернешься.
Мужчины переглядывались виновато.
- Вот что, - я смотрела строго, и они все притихли. – Сегодня вы - мои гости, в бане попаритесь с долгой дороги, отдохнете, а я подумаю, чем этому горю помочь.
Они не были рады моим словам, но спорить с ведуньей не решился никто. Другую, поди взяли бы неспросясь, на я была не другая… Что уж там они слышали про меня, того и теперь не знаю, но кмети нехотя кивнули.
Всю - то ночь мне было не сомкнуть глаз. Глухая волчья тоска поедом ела душу. Белояр был кметем из Нового Града. И ясно, что не из последних. Как знать, может со славным Олавом одним щитом прикрывался?..
Неужто еще петлять дороге моей и без того не шибко прямой?!
Я жила здесь недолго, но видела этот дом дюже своим. Здесь ткались звонкие нити, связавшие меня с волчьим капищем, невысказанными, но самыми крепкими клятвами, замешанными на досветной крови, здесь только я узнала покой.
Как уйти, не спросив мужнего позволения? А как ослушаться Князя Лесного?! И хотел ли заступник мой, чтоб я страх свой только теперь повстречала?
Все это жгло душу, но ночь неумолимо должна была кончиться. Я села, отодвинула цветастую занавеску. Сегодня у печки легла, чтоб никого не тревожить. Брезь мирно сопел на полатях. Милогнева ворочалась на печи. Новгородцы легли спать в повалуше. Сами просились. Я предлагала им в горнице оставаться.
Я еще не совсем понимала, что меня сдернуло с лавки, а ноги уже к порогу несли. Стараясь поменьше скрипеть, я подошла и остановилась у двери, закрыла глаза. В малую щелочку под самой дверью тихо сочился холод. Густой и живой, он тек во влазне, и я видела его лунный размытый свет и чуяла силу. Совсем слабую. Я недоуменно оглянулась, но поняла, что дыхание Нижнего Мира никто не услышит кроме меня.
Круглая огромная луна смотрела на меня равнодушно. Слабый колючий ветер гнал редкие облака, и казалось, само светило тоже плывет над мрачным притихшим лесом, над спящим покойно селом. Небо только начало чуть светлеть за острыми маковками елей, казавшиеся сотканными из черных теней. Мир был еще темно – серым. Ну, что ж… Самое время.
Прямо посреди двора стояла кобыла. Тонконогая и белая, как молоко. Шкура ее, казалось, мерцала, забирая весь скудный свет. На кобыле сидела девушка, одетая парнем.
А ворота были накрепко закрыты тяжелым засовом…
Девушка улыбнулась мне, как старой знакомой, которую я долго ждала. Спрыгнула, отвязала котомку, притороченную к седлу и пошла ко крыльцу. Мне казалось ноги ее, обутые в кожаные сапоги, не больно - то касались земли. Гостья подошла. Даже в сумраке я ясно видела ее красивое открытое лицо.
- Добрые люди ночью дома спят, - сказала я, руки складывая на груди.
- Так - то люди, - улыбнулась мне гостья. – Ты, как я погляжу, тоже не крепко спишь, Волчья Волхва.
- Кто ты и зачем пришла к этому порогу, незваная?
- Гостинчик тебе принесла. А и какой! Залюбуешься! – Она насмешливо поцокала языком, дивясь моей глупости. – От Двуликого я…
Дом спал, тем самым крепким сном, который только и бывает, что перед рассветом. Гостья, не чинясь, положила свою котомку на стол, раскрыла и достала сверток, растряхнула, и мне на руки легло платье – голубое, как ясное зимнее небо. Тяжелая ткань приятно холодила кожу. Я такой никогда не видала. Во мне взыграло женское. Я заахала, поворачивая его и так и так, силясь разглядеть узор в неровном свете лучины.
- Одевай, - скомандовала кромешница.
Я мигом стянула свою одежду, сработанную из простого крестьянского льна. Платье скользнуло по телу, широкий подол зашуршал.
- Садись, - торопила моя нежданная гостья.
«Значит, поеду. Значит, поеду», - вертелось на языке.
Я села за стол. Девушка быстро начала расплетать мою косу. Она дернула больно раз или два, но не остановилась.
- Так и кто же ты?
- Много ли имя скажет… Раз любопытно, Вжеленой зови.
- Желанная значит…
- А ты – Нежданная, - усмехнулась та.
Она одолела - таки мою косу и начала плести, что-то премудрое. Пальцы быстро сновали, забирая все новые пряди, и там, где она прикасалась, словно льдом холодило.
- Зачем мне ехать туда?
- А ты хочешь князю отказать? Чтобы дань приросла вдвое или еще похуже чего?!
Я содрогнулась. Вот так всегда – носилась со своими бедами, пестовала муку о Белояре, а надо бы было думать о большем. О людях, за которых я отвечала.
Вжелена доплела косу, которую мудрено выложила по затылку и растворила в оставленных свободными волосах. Пошуршав еще в котомке, она достала и одела мне обруч, который лег на лоб, словно всегда был со мной. Маленькая голова волка – не больше горошины, венчала его. Хищно щерился мой зимний зверь.
- Вот, теперь, волхвой встанешь перед князем. Равной… - Девушка закинула котомку за плечо. – Ну, что ж я все выполнила. Пора мне. Рассвет не наше время.
Я нечего у нее не расспросила, хотя любопытство снедало меня. Есть вещи, которые узнаются, когда придет их черед. Двуликий послал кромешницу, а меня значит, благословил на верное дело. Я не знала, благодарить ли Вжелену и как. Мы вышли на крыльцо. Белоснежная кобыла нетерпеливо била копытом. И с долгой гривы сыпались то ли снежнки, то ли самые звезды и быстро таяли на холодной земле.
- Давно же я на Этой Стороне не была… - задумчиво молвила моя гостья.
- Дорога узка? – тихо спросила я.
- Тебе ли незнать! – Она обернулась, и я успела увидеть тоску в ее глазах, да какую… - Мы же посестры с тобой… Ты на Этой Стороне рубашку стеречь обещалась, я на Той. – Она вдруг коснулась моей руки. – Только ты - то по своей воле…
Девушка тряхнула головой и я увидела, что толстенная косища спрятана у нее за воротом.
Только ты - то по своей воле…
Вжелена сбежала с крыльца и лихо взлетела в седло. Лошадка всхрапнула, попятилась.
- Как мне… - я не успела договорить, когда она натянула поводья, поворачивая кобылу.
- Затепли и за меня на капище огонек, когда вернешься. Может душу хоть чуть обогреет, - последние ее слова эхом отозвались в моей голове, и она растаяла в снежном вихре, закружившемся у самых ворот.
...