Любимые поэты и стихотворения

Юрий Разумовский

Это было, навеpно, давно -
Подошел и пpисел у огня
И поднес мне плохое вино
Человек, не любивший меня.

Он шумел и смеялся как бес,
Все святое кляня и бpаня.
О, как ловко он в душу залез,
Человек, не любивший меня.

Это он оттолкнул всех дpузей,
Что мне были pодней, чем pодня
И pассоpил с любимой моей
Человек, не любивший меня.

Он со мною кутил по ночам,
Мелочишкой последней звеня
И к безделью меня пpиучал
Человек, не любивший меня.

Он твеpдил мне: "Талант - пустяки,
Hадо только вскочить на коня!"
И внушал мне пустые стихи
Человек, не любивший меня.

Я давно бы pаспpавился с ним,
Он не пpожил бы даже и дня,
Если б не был он мною самим -
Человек, не любивший меня.

Михаил Жванецкий

МОЛИТВА

Умоляю тебя, оставь их.
Пусть их не тронет.
Каждый день с ними дорог мне.
Недостоин я просить.
Если разрушаешь мое здоровье – пощади их.
Мне страшно за себя только их глазами.
С ними в мою душу входит покой.
Дни становятся ясными, смех простым, остальное – посторонним.
Пощади их.
Они тебя несут в себе.
Все человечное – твое.
Не твое – все ложь.
Чего во мне и моих товарищах...
Ибо ищем выгоду после слов.
Всем дай их.
Сними ненависть мою. Не святая она. Не пойму от чего.
Я не должен ненавидеть того, кто смотрит не моими глазами.
Выдержки дай мне.
И сдержанности.
Избавь от желания нравиться.
Так мало людей нравится мне, и я беспокоюсь.
Дай понять, за что наказываешь людей.
Почему их так много.
Избавь от мщения.
Дай покой ночью.
И оставь мне их.
Ты наказал меня ленью, от которой смрадно разлагается нутро.
Жадностью, от чего непослушны руки.
И слабостью.
И сомнениями.
И недовольством.
И пороком.
И выделением дурного в человеке.
Разве снимаю грех, перенося его на бумагу?
Дай понять, что делаю.
Дай силы принять оценку.
Если кому-то нравится предмет несдержанности – речи мои,
есть ли тут радость мне?
Дни летят...
Дни летят...
Гонишь меня.
Суди сам.
Верю в легкость, с которой...
Верю в облегчение.
Коль суждено еще побыть среди живых –
Дай выдержать новость и оценить.
Помоги пройти посредине, по интуиции, внушенной тобой.
Оставь их со мной.
_________________

Дон Аминадо

AMO-AMARE

Довольно описывать северный снег
И петь петербургскую вьюгу...
Пора возвратиться к источнику нег,
К навеки блаженному югу.

Там первая молодость буйно прошла,
Звеня, как цыганка, запястьем.
И первые слёзы любовь пролила
Над быстро изведанным счастьем.

Кипит, не смолкая, работа в порту.
Скрипят корабельные цепи.
Безумные ласточки, взяв высоту,
Летят в молдованские степи.

Играет шарманка. Цыганка поёт,
Очей расточая сиянье.
А город лиловой сиренью цветёт,
Как в первые дни мирозданья.

Забыть ли весну голубую твою,
Бегущие к морю ступени
И Дюка, который поставил скамью
Под куст этой самой сирени?..

Забыть ли счастливейших дней ореол,
Когда мы спрягали в угаре
Единственный в мире латинский глагол -
Amare, amare, amare?!

И боги нам сами сплетали венец,
И звёзды светили нам ярко,
И пел о любви итальянский певец,
Которого звали Самарко.

Приходит волна и уходит волна.
А сердце всё медленней бьётся.
И чует, и знает, что эта весна
Уже никогда не вернётся.

Что ветер, который пришёл из пустынь,
Сердца приучая к смиренью,
Не только развеял сирень и латынь,
Но молодость вместе с сиренью.
___________________________________

Светлана Девятова

Ты крикнул безмолвно весне уходящей: "Постой".
Она обернулась и молча сказала: "Прости".
И ты побежал бы за ней, но густой травостой
Зелёной лавиной накрыл все земные пути".
Инок Всеволод

Мы Юности часто отчаянно шепчем: "Вернись!"
Но годы уходят, и не остановишь их бег.

Зимой - покаянной душой устремляемся ввысь,
Все волны страстей, разбивая о суетный брег.

Сгораем свечой, ведь не долог у пламени век.
А сколько сердец отогрел бескорыстный огонь?

Но если обижен хотя бы один человек,
Жар боли снимает прохладная друга ладонь.

Елей покаянья и светлое слово: Прости!
Чугунную тяжесть обиды сдувают как пух.

И к Горнему Храму упрямо ведут все пути...
Успеть бы, покуда огарок свечи не потух.

 » Рябова Наталья. Письмо

Наталья Рябова "Письмо"

Как живешь, единственный, хороший?
Помнишь безмятежный наш апрель,
Нежности вишнёвую порошу,
Чувств неугомонную метель?

На деревьях сумрак синь развесил,
Свищет в окнах ветер-хулиган.
Разгулялся мартовский повеса,
Бродит нараспашку будто пьян.

Нам с тобой не слушать тихий шелест
Трав душистых солнечной весной.
От разлуки кровь остыла в теле,
Обошла любовь нас стороной.

Околела за окошком вьюга, 
Мается болезненный февраль. 
Счастье не рождается в потугах,
Ничего теперь уже не жаль. 

Пламя ослепительной сирени 
Будет полыхать, но не для нас. 
Никогда не сесть мне на колени,
Не увидеть серых шалых глаз.

Вот и всё, единственный, хороший. 
Скоро вновь проклюнется апрель.
Только в чувствах - снежная пороша,
В сердце отбуянила метель.
_________________

Борис Чичибабин

О, дай нам Бог внимательных бессонниц,
чтоб каждый мог, придя под грубый кров
как самозванец, вдруг с далеких звонниц
услышать гул святых колоколов.

Той мзды печаль укорна и старинна,
щемит полынь, прощает синева.
О брат мой Осип и сестра Марина,
спасибо вам за судьбы и слова.

О, трижды нет! Не дерзок я, не ловок,
чтоб звать в родню двух лир безродный звон.
У ваших ног, натруженных, в оковах,
я нищ и мал. Не брезгуйте ж родством.

Когда в душе, как благовест господний,
звучат стихи с воскреснувших страниц,
освободясь из дымной преисподней,
она лежит простершаяся ниц

и, слушая, наслушаться не может,
из тьмы чужой пришедшая домой,
и жалкий век, что ею в муках прожит,
не страшен ей, блаженной и немой.

И думает беглянка ниоткуда:
«Спасибо всем, кто дал мне их прочесть.
Как хорошо, что есть на свете Чудо,
хоть никому, хоть изредка, но есть.

А где их прах, в какой ночи овражной?
И ей известно ль, ведает ли он,
какой рубеж, возвышенный и страшный,
в их разобщенных снах запечатлен?

Пусть не замучит совесть негодяя,
но чуткий слух откликнется на зов...»
Так думает душа моя, когда я
не сплю ночей над истиной стихов.

О, ей бы так, на ангельском морозе б
пронзить собой все зоны и слои.
Сестра моя Марина, брат мой Осип,
спасибо вам, сожженные мои!

Спасибо вам, о грешные, о божьи,
в святых венцах веселий и тревог!
Простите мне, что я намного позже
услышал вас, чем должен был и мог.

Таков наш век. Не слышим и не знаем.
Одно словечко в Вечность обронив,
не грежу я высоким вашим раем.
Косноязычен, робок и ленив,

всю жизнь молюсь без имени и жеста,—
и ты, сестра, за боль мою моли,
чтоб ей занять свое святое место
у ваших ног, нетленные мои.

1980
___________________________________

Шехтман Марк

Русские женщины на Пасху


Христос воскресе... Плакали и пели,
Убогим клали сласти и рубли,
Близь церкви умывались из купели,
Наполненной от матушки-земли.

И крестным ходом, со свечой из воска,
Брели под колокольный перезвон
В своих платочках, светлых и неброских,
Похожие на лики у икон...

Я их – и пожилых, и помоложе,
Счастливых и у горя на краю
Несуетно хранящих имя Божье –
Немало повидал за жизнь свою.

И, чуждый этой веры от рожденья,
Я, выросший вдали от слова «Бог»,
Дивился связи силы и терпенья,
Чьего единства я постичь не мог.

И мне далось – не логикой, не мерой,
А будто взмахом удивлённых крыл:
Бог если был, то был силён их верой,
А если не был, всё равно он был.

Несли они не страх, не покаянье,
Но тихое величие своё,
И был их Бог – любви иносказаньем,
Прекраснейшей метафорой её.
_________________

Борис Чичибабин

Ежевечерне я в своей молитве
вверяю Богу душу и не знаю,
проснусь с утра или ее на лифте
опустят в ад или поднимут к раю.

Последнее совсем невероятно:
я весь из фраз и верю больше фразам,
чем бытию, мои грехи и пятна
видны и невооруженным глазом.

Я все приму, на солнышке оттаяв,
нет ни одной обиды незабытой;
но Судный час, о чем смолчал Бердяев,
встречать с виной страшнее, чем с обидой.

Как больно стать навеки виноватым,
неискупимо и невозмещенно,
перед сестрою или перед братом,-
к ним не дойдет и стон из бездны черной.

И все ж клянусь, что вся отвага Данта
в часы тоски, прильнувшей к изголовью,
не так надежна и не благодатна,
как свет вины, усиленный любовью.

Все вглубь и ввысь! А не дойду до цели —
на то и жизнь, на то и воля Божья.
Мне это все открылось в Коктебеле
под шорох волн у черного подножья.
___________________________________

Николай Гумилев

В мой самый лучший, светлый день,
В тот день Христова Воскресенья,
Мне вдруг примнилось искупленье,
Какого я искал везде.

Мне вдруг почудилось, что, нем,
Изранен, наг, лежу я в чаще,
И стал я плакать надо всем
Слезами радости кипящей.

 » Яреньгин Леонид. А вдохновение, как птица

Леонид Яреньгин "А вдохновение, как птица"

А вдохновение, как птица,
то вдруг взовьется в небеса,
то камнем вниз и приземлится
на ветку клёна у крыльца.

Вдруг защебечет, как синица,
потом нахохлится молчком,
а то совсем уединится
и вдруг зальется соловьём.

Душа невольно подчиняясь,
своей струной в ответ звучит
то вдруг, в мажоре, возвышаясь,
а то, в миноре, загрустит.

И ничего не остается,
лишь только дирижёром стать,
но не всегда нам удается,
душевной лирой, прозвучать.
_________________

Евдокия Аполлоновна Нагродская

ФРЕСКА ПО КАРНИЗУ

Торжественно ночь голубая
В блестящем покое царит...
А бедное сердце страдает,
А бедное сердце не спит.

Томительным лунным сияньем
Парк старый до дна осребрен...
А в парке мой замок старинный
В печальный покой погружен.

Я в замке живу одиноко...
Дни медленно, тихо идут.
Со мною лишь горькие слезы
Да грустные мысли живут.

А он? Что ему мое горе
И долгие годы любви!
В пирах и турнирах забыл он
И речи, и клятвы свои.

С тоскою моей я сроднилась,
Сдалася судьбе без борьбы
И только покоя и смерти
Прошу у суровой судьбы.

Но ночь так сегодня прекрасна!
А сердце не может забыть...
Оно и дрожит, и томится,
Безумно желает любить.

"Приди!!!" Я так крикнула громко,
Что сразу замолк соловей
И нежные белые розы
Осыпались с гибких ветвей.

Мой крик был протяжен и звонок,
Стрелою он ночь пронизал...
Ты был далеко... ты не помнил...
Но этот мой крик — услыхал.

Чу, конский доносится топот,
При месяце латы блестят,
И цепи подъемного моста,
На ров опускаясь, скрипят.

Вот он! Его голос веселый:
"Я здесь, дорогая моя!"
Но что это? Сердце не бьется,
И счастья не чувствую я.

В груди все так пусто и странно,
Спокойный мой взор не горит.
"Ты, кажется, гостю не рада?" —
С улыбкой он мне говорит.

"Хочу воскресить я былое
И в замке твоем пировать,
Как прежде, хочу твоих песен,
Хочу обнимать, целовать!"

"О, милый, ждала я так долго...
Я больше страдать не могла,
Больное усталое сердце
Я криком моим порвала.

Мертва я. И страстные ласки
Уж мне недоступны теперь...
Но все будет в замке как прежде,
Входи, отперта моя дверь.

Как прежде, сияет огнями
Высокий и стрельчатый зал,
Готовы любимые яства
И полон фалернским бокал.

Служанки нарядны и стройны,
И лютни так нежно звучат,
А в окна высокие льется
Свет лунный и роз аромат.

Петь буду опять тебе песни,
Творенья поэтов читать,
Как прежде, шутить и смеяться,
И танец веселый плясать.

Когда же замечу, как прежде,
Блеск страсти в очах дорогих,
Тебя обоймет, поцелует...
Одна из служанок моих".

"Стихи", СПб., 1911
___________________________________

Солоухин Владимир

Цветы

Спросили про цветок любимый у меня.
Вы что, смеетесь?
Будто бы возможно
Из тысячи любимейших предметов
Назвать наилюбимейший предмет.

И вообще,
Задумывались вы
Над сущностью цветка?
Что за идея,
Какому (языком собранья говоря,
Писательского нашего собранья),
Скажите мне, какому содержанью
Придал художник форму василька?

Для нас, людей,— любовь,
А для травы иль дерева — цветенье.
То, что для нас
Томление в присутствии любимой.
Волненье от ее улыбки, взгляда
(Ожог на сердце от ее улыбки!),
Бессонница, свиданье, поцелуи,
Тоска, желанье, грусть и ликованье,
То, что для нас почти что крылья птицы,
То, что для нас перерастает в слово
И в музыку,
То у травы — цветок!
Толпа однообразна, как трава (или
листва).
И жизнь, как луг весенний,— однотонна.
И вдруг
То тут, то там на ровном этом фоне
Любовь.
Цветы,
Ромашки, незабудки,
Кроваво-полыхающие маки.
Любовь — и та, что вовсе откровенна,
И та, что в тихом сумраке таится
(Допустим, ландыш).
И ночной фиалки
Таинственное пряное цветенье,
И крепкое до головокруженья
Роскошество магнолии в цвету.
Да, жизнь цветет, как луг,
Она уже красива.
Она ярка.
Она благоухает.
Она цветет... бывает пустоцветом
(О, иногда бывает пустоцветом!),
А иногда цветами материнства,
Но все равно цветет, цветет, цветет!

У трав иных цветенье каждый месяц.
У кактуса — единожды в столетье.
Чудовище. Колючка! Квазимодо!!
Как ждет, наверно, он своей поры,
Сладчайшего великого мгновенья,
Когда внутри раскрытого цветка
(Пылинка жизни упадет на пестик)
Завяжется пылинка новой жизни.
Цветы — любовь. А как любить любовь?

Да, как любить?
Но если непременно,
Но если с повседневной точки зренья
Вы все-таки меня спросить хотите,
Какой цветок я больше всех люблю,—
Пожалуй, назову я одуванчик.
А как же ландыш? Василек во ржи?
Черемухи душистое соцветье?
Кувшинка? Георгины? Белых лилий
Надводно-надзеркальное дрожанье?
И розы, наконец?

Постойте. Погодите.
Не рвите сердце. Я люблю, конечно,
Кувшинку, ландыш, синенький подснежник,
И клеверную розовую шапку,
И розовую «раковую шейку»,
И розу, и купальницу. Конечно...
Но чем-то
Мне одуванчик ближе всех цветов.

За то, во-первых, что вполне подобен
солнцу.
Как будто солнце четко отразилось
В бесчисленных осколочках зеркальных,
Разбросанных по ласковой траве
(Как только солнце скроется за лесом,
Хоть бы один остался одуванчик
Раскрытым и цветущим — никогда!).
Но это к слову. Вовсе не за это
Люблю я скромный маленький цветок,
За то его люблю, что вечно жмется к
людям,
Что он растет у самого порога,
У старенькой завалинки, у прясла
И самый первый тянется к ручонкам
Смеющегося радостно ребенка,
Впервые увидавшего цветок.

За то, что сам я сорок лет назад,
Когда пришла пора увидеть землю,
Когда пришла пора увидеть солнце,
Увидел не тюльпаны, не нарциссы,
Не ангельские глазки незабудок,
Не маков сатанинское горенье,
А одуванчик,
Полный жизни, солнца,
И горечи, и меда, и тепла,
И доброты к крестьянскому мальчишке.

Срывал я солнце голыми руками.
Легко сдувал пушистые головки.
И опускались легкие пушинки
На землю,
Чтобы снова расцвести.
Мой старый, добрый друг,
Наивный одуванчик...
_________________

 » Заяицкий Сергей. Замок

Сергей Заяицкий "Замок"

В замке древнем, в замке старом
С вереницей сновидений
Бродит ночь по кулуарам,
Бродят дремлющие тени.

В древних сводах гулко эхо,
В древних сводах ночь крадётся,
Для рыданья и для смеха
Там ответ всегда найдётся.

Помнят своды замок старый,
Весь огнями озарённый,
И танцующие пары,
Шёпот нежный и влюблённый.

И тогда давало эхо
Беспрерывные ответы
Лишь на звук весёлый смеха,
Лишь на звуки менуэта.

Поздно ночью после бала
Приходили сновиденья,
В старом замке жизнь смолкала
И бродили те же тени.

Но тогда они казались
Тенью жизни, тенью счастья,
И кивали и смеялись,
И далёк был час ненастья.

Но прошли века и годы,
Но замолкли звуки смеха
И навек заснули своды,
И навек замолкло эхо.

Те, кто некогда любили,
Те, кто некогда страдали,
Спят спокойно, спят в могиле,
Позабыв свои печали.

В замке древнем, в замке старом
С вереницей сновидений
Бродит смерть по кулуарам,
Бродят дремлющие тени.
_________________

Сюзанна Серова

В привычках гнезд,
В прививках узнаванья,
В опасностях неузнанных глубин

Мы голуби -
Наследники изгнанья,
Мы вороны -
Наследственных руин.

В неведенье о дереве, о камне,
О звере и о птице в вышине
Покорный Авель
И проворный Каин

Противостали в нас -
В тебе, во мне.
Мы здесь, внизу,
Рабы по доброй воле,

Жизнь заполняем
Расстановкой вех.
Сквозь слой дымов,

Распластанных по полю,
Огня не видно
Рвущегося вверх.

Иван Елагин

Наша улица покато
Опускается к реке.
На дворе у нас закаты
Застревают в тупике.

И когда в вечернем гуде
Над водой мосты летят —
Птицы, здания и люди —
Все кидаются в закат.

А в окошке у соседа
Где-то рядом надо мной —
Поставщик ночного бреда,
Мастер боли головной —

Сотрясается приёмник
С лязгом всех своих частей
От испанских неуёмных
Раздирательных страстей.

В долгожданную нирвану
Уплываю наугад,
Вместе с городом я кану,
Вместе с птицами в закат,

Вместе с пёстрым и гортанным
Населеньем этих стен,
Вместе с доном Эстебаном,
С сеньоритою Кармен,

Чтоб до самого рассвета
Надо мною звёзды шли,
Я под красной тучей где-то
Завалюсь за край земли.
___________________________________