Улыбка Амура

Ирина Касаткина: 14.09.16 12:14

 » Глава 31. Дома у Вадима

Окрыленная Настя помчалась через две ступеньки в указанную лабораторию. Там ее встретила доцент Надежда Васильевна Вострикова − худенькая женщина в очках. Поинтересовавшись у Насти, какая область науки ее интересует, и услышав ответ «нанотехнологии», она одобрительно кивнула и продиктовала необходимую литературу. Предложила для начала ознакомиться с содержанием этих книг, после чего снова встретиться и тогда наметить тему исследования.
Нужные книги нашлись только в читальном зале Центральной городской библиотеки. На дом их не выдавали, поэтому Настя теперь после занятий, наскоро перекусив в студенческой столовой, бежала туда и являлась домой только под вечер. Она похудела, осунулась и под глазами легли глубокие тени, из-за чего глаза стали еще больше.
− Ты что, заболеть хочешь? − приставала к ней сестра. − Ты посмотри на себя: на блокадницу похожа, кожа да кости. Почему ничего не ешь? Утром кофе − и все. Разве это дело?
− Да я в столовой обедаю, а после восьми вечера мне ничего в рот не лезет. Привычка такая. А завтракать вообще не люблю.
− Ах, так! Тогда я сама буду тебе еду заворачивать. И попробуй не съесть! Мне только туберкулезных в доме не хватало!
Так, благодаря Натальиной заботе, у Насти появилась возможность перекусывать в библиотеке. Читая книгу, она потихоньку отщипывала бутерброд и отправляла в рот, стараясь не сорить. Зато желудок перестал болеть, и самочувствие улучшилось.
С Надеждой Васильевной Настя быстро подружилась. Уже через месяц они стали подолгу задерживаться в лаборатории, обсуждая вначале научные проблемы, а потом и личные. Настя не заметила, как поделилась с милой женщиной историей своей семьи, − только о Вадиме умолчала. Надежда Васильевна, в свою очередь, рассказала о себе. Она родилась и всю жизнь прожила в Петербурге. Родители ее погибли в автокатастрофе, когда дочка училась на втором курсе, поэтому она, подобно Насте, доучивалась сама: перешла на вечернее отделение, окончила заочную аспирантуру и успешно защитилась − и все, по ее словам, благодаря Борису Матвеевичу. Понизив голос, Надежда Васильевна призналась Насте, что давно и безумно влюблена в своего научного руководителя − как, впрочем, и все остальные его ученицы. Даже замуж из-за него не вышла, ведь никто из молодых людей не мог сравниться с Вороновым.
− Нет, ты скажи, скажи, − горячим шепотом спрашивала она Настю, − ну почему все девки сходят по нему с ума? Старый, пузатый, носатый. Женатый! Но пообщаешься с ним несколько раз − и все, пропала. Сколько студенток ему в любви признавались − не перечесть. Они рыдают у него на плече, а он только по головке гладит и утешает: «Ничего, деточка, это пройдет, ты еще встретишь своего суженого». У кого проходило, а у кого, как и у меня, на всю жизнь осталось. Я уже и к знакомой психологше обращалась, думала, снимет с меня это помешательство. Она только взглянула на него и пожала плечами: − «Старый», − говорит, − «пузатый, носатый. Женатый?» − «А как же!» − отвечаю. − А она: − «От жены налево гуляет?» − «Да ты что!» − говорю. − «Никогда! Всю жизнь у него одна Сашенька − свет в окошке. Верность долгу превыше всего». «Тогда еще и с простатитом», − огорошила меня психологша. «Почему?» − удивилась я, − «У него ведь жена есть для этих дел». «Гарантия», − утверждает, − «Сто процентов. Ладно, приходи, поработаю с тобой пару часиков − все как рукой снимет».
− И ты знаешь, Настя. − Надежда Васильевна ностальгически вздохнула. − Мне так вдруг жалко стало этой любви. Никогда, думаю, так уже не смогу влюбиться. И не пошла я к ней. Так и осталась одна. Но зато какая радость его видеть, разговаривать с ним! Может, помнишь, был такой фильм «Все остается людям» − там Быстрицкая играла безнадежно влюбленную в своего больного шефа. Все точно, как у меня: он там тоже старый, женатый да еще и умирающий. Я раз десять смотрела этот фильм. Ты, гляди, сама не влюбись, предупреждаю: бесполезно.
− Мне это не грозит, − невесело усмехнулась Настя. − У меня на это дело иммунитет.
− Что ж так?
− Так получилось.
− Может, расскажешь? Я же с тобой поделилась.
− Не могу. Правда, не могу, не обижайтесь, Надежда Васильевна.
− Ладно, замнем для ясности. Ну, давай прощаться, уже десятый час − а нам еще на автобус да на метро.
С первого дня приезда в Питер Настя решительно отгоняла мысли о Вадиме. Но они упрямо возвращались и возвращались. Дошло до того, что она стала ругаться сама с собой. – Бесстыжая, упрекала она себя, – как ты смеешь о нем думать? Да ему до тебя нет дела! Как улетел – ни слуху, ни духу. Если бы хотел, давно бы объявился, ведь знает, что ты здесь. И адрес сестры знает, и телефон. Выбрось его из головы. Забудь!
Но выбросить почему-то не получалось. Она почти зримо ощущала присутствие Вадима, где бы ни находилась, – и когда спешила в институт, и когда бродила по Невскому, и когда направлялась домой. Наконец, не выдержав, Настя попросила Надежду Васильевну выяснить: не учится ли у них на третьем курсе студент Туманов. Та быстро выяснила, что нет, не учится.
Наверно, он в какой-нибудь другой университет поступил, гадала Настя, может, в Пушкинский? Но там готовят только педагогов и нет подходящего факультета. Скорее, в какой-нибудь технический. Ну и ладно, хоть можно не озираться и не замирать, увидев похожего парня.
В популярных книгах по нанотехнологиям она разобралась довольно быстро и стала настойчиво приставать к Надежде Васильевне, чтобы та дала ей что-нибудь посложнее. − Тогда тебе сначала надо вникнуть в методы математической физики, − пояснила та, − без них ты все равно ничего не поймешь. Но вам их будут читать только на третьем курсе. Я-то могу дать, мне не жалко, но ты же там ничего не поймешь.
− Дайте, Надежда Васильевна, − взмолилась Настя, − я разберусь. А что будет непонятно, у вас спрошу.
− Ладно, бери. Книги в шкафу на третьей полке.
Надежда Васильевна, оказалась права: разобраться во математических премудростях Насте стоило больших трудов и времени. Но терпение и труд, как известно, перетрут и не такие преграды, − в конце концов, она начала кое-что понимать и даже стала обдумывать, как все эти уравнения соотнести с миром наночастиц. А ведь их можно применить, размышляла Настя, и не только к наночастицам. Можно и к частицам, из которых состоят поля. И вдруг ей на ум пришла мысль об инфо, придуманных Вадимом. Правда, то были частицы информационного поля. Эх, знать бы хоть немножко об этих частицах, можно было бы такой прорыв сделать в создании теории инфо. Вадим, Вадим, ну почему у нас с тобой все сложилось так плохо?
Интересно, вспоминает ли он о ней? Конечно, вспоминает − еще бы не вспоминал. Думает ли по-прежнему о ней плохо? А почему, собственно, он должен плохо обо мне думать? − вдруг пришла на ум мысль, от которой она даже остановилась. Ведь все произошло по его инициативе. Он же знал, что и как будет, − ведь у него уже такое было и, наверно, не раз. Хотя бы с той же Анечкой. Но ведь не стал он ее презирать после этого. Не любил, но ведь и не презирал. Почему же она, Настя, решила, что он будет к ней так ужасно относиться?
И перед ней всплыла картина, которую она всеми силами старалась изгнать из памяти: она летит со двора, а ей вслед из окна несется вопль, полный отчаяния и боли «Настя-а-а!» Она словно снова услышала снова этот крик. И вдруг поняла: так кричат, когда теряют самое дорогое. Человек, презирающий кого-то, никогда не будет так кричать. Значит, он любил ее, Настю, и в те мгновения − конечно, любил, как это до нее раньше не доходило? Наверно, надо было не убегать так стремительно, подождать, что он скажет, объясниться. Но могла ли она тогда остаться? Нет, не могла − она не смогла бы даже взглянуть ему в глаза от стыда, а не то, что заговорить. Вот она, Настя, идиотка! Сама все испортила.
Но что же теперь делать? Найти его? Или просто позвонить? Но что она скажет? И что он скажет ей?
Нет, нельзя. Ведь он не стал ее разыскивать. Даже не позвонил. Хотя мог. Значит, решил, что им лучше расстаться. Зачем же навязываться?
Разве что − сказать ему о мыслях по поводу инфо? А что − это реальная причина. Что тут такого? Правда, заговорить первой будет очень трудно. А посмотреть ему в глаза − ой, даже страшно представить. Но ведь придется. В конце концов, они с Вадимом взрослые люди, сколько можно строить из себя недотрогу?
Так она убеждала себя, спотыкаясь на ходу, пока не обнаружила, что забрела в чужой двор. Прямо перед ней, грозно рыча, стоял огромный бульдог и явно собирался вцепиться ей в лодыжку.
− Ой, мамочки! − только и успела выкрикнуть Настя. − Ратмир, ко мне! − услышала она повелительный оклик. Пес повернулся и, рыкнув напоследок в ее сторону, нехотя затрусил к хозяину − невысокому крепкому парню, немедленно пристегнувшему собаку к поводку.
− Извините, девушка, − виновато обратился к ней парень, − только что никого здесь не было, а он так просился побегать, вот я его и спустил. Сильно испугались?
− Немного есть, − призналась Настя. − Песик у вас грозный-серьезный.
− Сторожевой! А вы кого-то ищете?
− Нет, я, похоже, заблудилась. Шла, шла и задумалась. Я иногородняя студентка, город еще плохо знаю.
− А куда надо?
− На Невский.
− Тогда вы действительно далеко зашли. Пойдемте, я вас провожу. Славка! − окликнул он мальчика, игравшего в песочнице. − Никуда не уходи, я девушку провожу и вернусь.
Малыш проворно выбрался из песочницы и подбежал к ним, отряхивая на ходу ладошки. − Славик! − воскликнула Настя, протянув к нему руки. − Я Настя. Помнишь, как ты на море потерялся, а я тебя нашла?
Малыш помолчал, наморщив бровки, и вдруг радостно просиял. − Помню, помню! − запрыгал он на месте, − ты Настя! Вадь, помнишь, я тебе про нее рассказывал? А где Алиса?
− Наверно, у себя дома. Мы с тех пор не встречались.
− А как ты меня нашла?
− Случайно. Я заблудилась и попала в ваш двор. Я теперь здесь учусь, в вашем городе.
− Пойдем к нам. Мама с папой обрадуются.
− В другой раз, Славик, − отказалась Настя. − Мне домой надо. Назавтра много задано. Не обижайся, я к вам обязательно как-нибудь загляну, когда буду посвободнее, хорошо?
По дороге домой она искоса поглядывала на провожатого. Вадим, думала Настя, его тоже зовут Вадим. Но как не похож на того, другого Вадима. Вот с младшим братом они одно лицо: оба лобастые, круглолицые и сероглазые. Славик за два года подрос, но внешне совсем не изменился. Она вспомнила страшные минуты, когда думала, что мальчик утонул. Какое счастье, что все кончилось благополучно. Славный парень, думала Настя о его старшем брате, шедшем рядом. Но не тот Вадим, − увы, не тот. Она ласково попрощалась с молодым человеком и охотно продиктовала номер своего сотового. И даже погладила по спине бульдога, дрожавшего от возмущения, но терпевшего под строгим взглядом хозяина.
Дома мысли о Вадиме снова вернулись к ней и больше уже не покидали, чем бы она ни занималась. Из-за этого она полила салат жидкостью для мытья посуды, и только положив в рот, почувствовала что-то не то. Пришлось долго отплевываться и полоскать рот водой, а салат выбросить. Из-за этого она так разозлилась, что решила взять себя в руки и наметить план действий.
Вечером позвоню ему, подумала Настя и тут же малодушно поправилась, − нет, позвоню завтра после занятий. Нет, лучше вечером. Спокойно, очень спокойно скажу, что у меня есть новые мысли по поводу его теории. И предложу встретиться. Нет, просто скажу, а встречу пусть назначит сам. Если заинтересуется. Надо сегодня хорошенько обдумать с чего начать разговор. Может, сразу с уравнений Лагранжа? Дать ему понять, что я только поэтому и позвонила. Интересно − как он отреагирует?
Она представила себе это разговор − и внутри у нее все задрожало, даже зубы застучали. Ничего себе, − испугалась Настя, − что это со мной? Если такое повторится при нем, я и слова вымолвить не смогу. Вот опозорюсь!
А правда, что со мной происходит? Почему я все время думаю о нем? Выходит, люблю? Опять люблю изо всех сил − да сколько же можно! Нет, я точно чокнутая.
Звоню, − вдруг решила она. Прямо сейчас и немедленно. И решительно набрала на мобильнике номер его сотового, давно врезавшийся ей в память.
Но, как и когда-то, далекий женский голос равнодушно сообщил ей, что «абонент недоступен, позвоните попозже, абонент недоступен, позвоните попозже». И повторные попытки через каждый час ничего не дали − абонент упорно не отзывался. Не отозвался он ни на следующий день, ни через день, ни через неделю. Настя поняла, что, скорее всего, он сменил номер сотового, − как и она когда-то, когда ей не хотелось никого видеть и слышать. Она попыталась через 09 узнать номер его домашнего телефона, но ей ответили, что такой абонент не зарегистрирован.
Она печально брела по улице, раздумывая, что бы еще предпринять Вдруг в кармане завибрировал мобильник. Вздрогнув, она выхватила из кармана трубку и поднесла к уху. − Настя! − услышала она далекий знакомый голос. − Настя, это Павел. Мне срочно нужен твой жених или кто там он тебе. Срочно! Я не могу ему дозвониться по телефону, который он мне тогда дал в планетарии, помнишь? Понимаешь, я нашел в Интернете статью из Израиля − там все его идеи, но еще и с математическими выкладками. Я с ними уже связался − они страшно хотят переговорить с твоим Вадимом. Настя, скажи ему, чтобы он мне позвонил или связался по Интернету, ладно?
− Павлик, я тоже не имею с ним связи. − От неожиданного совпадения слов Павлика с ее планами, она просто остолбенела. Вот это да! Значит, не только ей, Насте, понадобился Туманов, − кому-то он нужен не меньше. Вот теперь у нее есть настоящая причина сходить к нему домой.
− Ну так найди его! Тебе же проще, чем мне. И узнай его электронный адрес. У него дома есть Интернет?
− Откуда мне знать? Я его давно не видела.
− Поссорились, да? Настя, ну ради такого дела, разыщи его, хорошо? Очень тебя прошу! Я тебе перезвоню через пару дней, ладно?
− Ладно, я постараюсь. Как твои дела?
− Отлично! Перевожусь в Москву, в физтех. Родители, наконец, сдались. Сказали, если сдам на пятерки зимнюю сессию, могу ехать. А там меня уже ждут, я же их заочные курсы оканчивал.
Настя решила сходить к Вадиму домой в ближайшее воскресенье. Накануне она не спала всю ночь, все обдумывала, как будет с ним разговаривать: каким тоном, какими словами. Утром, взглянув в зеркало, она ужаснулась своему виду: губы потрескались, под глазами синяки и взгляд затравленный, как у психопатки.
− Наплевать! − вдруг разозлилась она на себя. − Как выгляжу, так выгляжу. Не на свидание же иду. Передам ему слова Павлика и уйду.
Когда она нажимала на кнопку дверного звонка, у нее от волнения подкашивались коленки. Дверь отворилась, и Настя увидела двух женщин, вопросительно посмотревших на нее. В одной она узнала мать Вадима − ее фотографию она видела у него дома. Сейчас эта худая измученная женщина никак не походила на красавицу с портрета над камином. Рядом с ней стояла, по-видимому, ее сестра.
− Вы Настя? − хором спросили женщины. Настя изумленно кивнула. − Подождите! − И его мать поспешно ушла. Ее сестра так и осталась стоять в дверях, явно не собираясь приглашать Настю в квартиру.
− Мне нужен Вадим. − Настя не знала, куда деваться от смущения. − Я должна ему кое-что передать.
− Конечно, он вам нужен, еще бы! − Вернувшаяся мать протянула ей распечатанный конверт и захлопнула дверь. На конверте рукой Вадима было написано «Насте Снегиревой лично. Не вскрывать».
Вскрыли, подумала Настя, доставая сложенный пополам лист и фотографию. Она с Вадимом на фоне Медного всадника, веселые и счастливые. Его лицо – оно ударило ее по сердцу. Она не видела его четыре месяца – целую вечность. Как она прожила эти месяцы? И разве это была жизнь? Нет, унылое существование − в нем не было души.
«Прощай, любимая моя!» − холодея, прочла она. «Прощай навсегда. Больше я никогда не стану тебе докучать. Как же сильно ты меня возненавидела, что так отчаянно убежала. Прости меня, если можешь, за то, что я натворил. А я себе этого до смерти не прощу. Не знаю, зачем пишу это письмо, – ведь ты его никогда не получишь. Просто, захотелось облегчить душу».
Оцепенев, она долго стояла, всем существом ощущая тяжесть надвигающейся беды. Надо немедленно найти его, надо объясниться − билась в голове только одна мысль. Он все неправильно понял − как, впрочем, и она сама. Повела себя, как кисейная барышня. А вдруг он с собой что-нибудь сотворил? Его мать так на нее посмотрела – как на личного врага. Нет, надо срочно узнать: где он, что с ним.
И она снова нажала на кнопку звонка.
− Что вам еще надо? − Голос тети Вадима был полон глухой ненависти. − Я так и знала, что эти ваши отношения добром не кончатся. Чего звоните, если он вам не нужен?
− Простите, пожалуйста, − торопливо заговорила Настя, боясь, что она снова захлопнет дверь. − Я только хочу узнать, где он. Нам крайне необходимо поговорить. Скажите, пожалуйста, как мне его найти. Поверьте, это очень важно для него.
− Нет его. И оставьте его в покое, раз он вам не пара. Сами его отвергли, так чего теперь голову морочить. Мальчик чуть руки на себя не наложил.
− Пожалуйста, умоляю вас, скажите, как мне его увидеть. Я только поговорю с ним и уйду. Очень прошу вас!
− Повторяю: его нет в городе. Как приехал, пометался две недели и исчез. Даже в университете не появился. Наверно, к отцу умчался. С тех пор ни от него, ни от отца – ни слуху, ни духу. Нам жить не на что – и все из-за вас. Так хоть стипендия его была бы, да подрабатывать обещал, − а теперь даже за квартиру заплатить нечем.
Широко раскрыв глаза, Настя слушала эти страшные слова. Значит, Вадим и его отец пропали. Конечно, там же война. Вот ужас!
− А Вадим знал об отце?
− Так после этого известия и исчез. Определенно, понесся его разыскивать. Столько сразу на него навалилось − смерть брата, больная мать, теперь отец пропал. А тут еще и вы. Теперь и деньги от Павла перестали поступать, мы вообще сидим без копейки.
− Вот, возьмите, − Настя лихорадочно открыла сумочку и достала две тысячерублевых купюры. − Берите, пожалуйста, у меня еще есть, видите? − Она показала женщине раскрытый кошелек и быстро сунула деньги в кармашек ее фартука.
− Не надо, мы не нищие. − Та посмотрела куда-то в сторону, но деньги возвращать не стала. − Вы не приходите сюда больше, а то у сестры опять приступ начнется.
− Не буду, не буду! − замотала головой Настя. − Только огромная просьба: если Вадим объявится, дайте ему номер моего сотового, пожалуйста. − И, вырвав из записной книжки листок, быстро записала свой номер.
− Хорошо. − Она взяла записку и захлопнула дверь.
На ватных ногах Настя вышла во двор, села на скамейку − двигаться дальше не было никаких сил. Ее внимание привлекли дети, катавшиеся на качелях посреди крохотной детской площадки. С визгом они высоко разлетались, потом слетались, хватали друг друга за ладошки и снова разлетались в разные стороны.
Качели, подумала девушка, − совсем, как у нас с Вадимом. Приблизились, потом нас разнесло, потом снова сблизились, потом опять разлетелись. А после того, как стали ближе некуда, нас снова разнесло и неизвестно − соединимся ли когда-нибудь.
Она долго сидела, пытаясь унять терзавшую душу боль. Дети слезли с качелей, подошли к странной тете, постояли, глядя на нее с любопытством, потом ушли. Тогда она встала и вышла на улицу. По широкому проспекту летели машины, подъемный кран нес по воздуху большую белую плиту, на третьем этаже новостройки суетились рабочие в касках и оранжевых жилетах.
Любовь, думала девушка, все это делается ради любви, все во имя любви. Этот грузовик едет куда-то ради любви и строится высотка для тех, кто любит, и эта женщина тащит тяжелую кошелку тому, кого любит. Все в мире происходит ради любви – как я раньше этого не понимала?
Что же мне остается? Только ждать. Ждать и молиться, чтобы он когда-нибудь вернулся. Буду в наши августовские дни каждый год ходить к Амуру. Хоть всю жизнь. Что бы ни случилось, буду там ждать его, как он когда-то ждал меня. И может быть, дождусь.
И еще – буду учиться изо всех сил, чтобы добиться успеха. Для него. Чтобы помогать его семье и ему – когда вернется. Если вернется. А если нет? Все равно буду ждать − хоть сто лет. Но он вернется, обязательно вернется, я верю. Как Ольга Дмитриевна говорила: «Надо, чтобы в душе горел огонек, чтобы не погас». Этот огонек – моя любовь к нему, он никогда не погаснет.

...

Sosedka: 14.09.16 12:36

Принимайте в читатели. Заранее благодарю.

...

Ирина Касаткина: 14.09.16 12:37

Как хорошо! Я рада новому читателю. Жду ваших впечатлений.

...

kanifolka: 14.09.16 12:49

вот беда. куда же мальчишка умчался? надо Никиту подключать. он был в тех краях, наверняка какие-то контакты остались.
А тётка поражает своей черствостью. пропали два человека,а её беспокоит, что некому деньги заработать..

...

IrinaAlex: 14.09.16 13:07

Добрый день!
Бедная Настенька! Все сама, сама... Хоть бы с Наташей поделилась, Никита может помочь...
Грустно рассуждения близких Вадима слушать, их больше волнует материальная сторона вопроса.
А вообще женщины могли бы обратиться к командованию, отец Вадима официально служит, значит получает зарплату, выделили бы что-то иждивенцам. За мужчин тревожно...
Спасибо!

...

Ирина Касаткина: 14.09.16 13:07

 » Глава 52. Однокурсники

А первый в ее жизни семестр бежал быстрей и быстрей, и все отчетливее стала вырисовываться зимняя сессия. Экзаменов Настя не боялась: в отличие от многих студентов на лекциях она садилась в первом ряду, старалась не отвлекаться и писала, как учила ее Туржанская, скорописью, заменяя физические величины их буквенными обозначениями и записывая через тире только начала и окончания слов. Благодаря этому ее конспекты читались легко и были наиболее полными по сравнению с записями остальных студентов, поэтому перед семинарами их частенько выпрашивали однокурсники. Настя никому не отказывала, только просила не потерять и не испачкать, − за что быстро завоевала симпатию у большинства студентов ее группы.
Правда, за все время она так ни с кем не подружилась. Хотя желающих было немало − как среди однокурсниц, так и среди однокурсников. Но Настя, хоть и старалась держаться со всеми приветливо, ни разу не посетила пирушки в общежитии, происходившие еженедельно по поводу и без такового. Придя однажды на студенческую дискотеку, она молча постояла в углу, отказала пригласившему ее на танец студенту, а когда тот стал приставать с уговорами, сослалась на головную боль и ушла. Зато во время поездки в лес набрала больше всех грибов, чем прославила свою группу, – об этом даже в вузовской газете написали. И поместили ее фотографию с охапкой опят. А вечером устроила Наталье с сыном роскошный ужин из жареной картошки с дарами леса, приготовленными в сметане.
Особенно много Настя занималась перед сессией. Весь декабрь она буквально не поднимала голову от книг и все зачеты посдавала досрочно, ведь ей, караул, была нужна повышенная стипендия. С трудом уговорили ее однокурсники на совместную встречу Нового года, поскольку буквально через три дня после него предстоял экзамен по математическому анализу, которого девушка боялась больше всего.
Во время новогоднего застолья к ней подсел самый симпатичный парень их группы Толик Прокопенко, похожий на артиста Харатьяна, − по нему сохли многие однокурсницы. Правда, он никому из них не отказывал в скоротечной любви − его любимая фраза была «Хочешь? Давай!». Из-за чего не раз между поклонницами любвеобильного студента вспыхивали сцены ревности.
− Вот я смотрю на тебя, − обратился к ней Толик, накладывая в ее тарелку гору салата «оливье» и пытаясь приобнять через спинку стула, − и не пойму: то ли бы больная, то ли у тебя горе неутешное. Сколько учимся, я ни разу не увидел твоей улыбки. Ты поделись, облегчи душу, а я тебя пожалею, приласкаю. Хочешь? Давай!
− Так ты, оказывается, пастырь? − усмехнулась Настя, отодвигаясь. − Не напрягайся, со мной все в порядке. Просто, у меня нет богатенького папы-адвоката, вот мне и приходится много заниматься, чтобы стипендию получить.
− А у тебя что − предков нет? Поумирали? Или ты детдомовская?
− Вот это тебя это не касается. − Настя сердито встала и пересела на край стола. Но Толик не унялся: взял стул и принялся моститься рядом.
− Хочешь, чтоб я ушла? − поднялась Настя.
− Эй, Толян, оставь девчонку в покое, − крикнул староста группы Володя Неделько. − Эта девочка не для тебя.
− А для кого: для тебя? − не унимался тот.
− Настя, иди сюда, − позвали, сидевшие тесной группой девчата. Они раздвинулись, освобождая ей место, и Настя, наконец, смогла спокойно поесть. Отзвенели куранты, все чокнулись, потом отодвинули к стенке столы и начались танцы. Наверно, я, действительно, не от мира сего, думала Настя, танцуя с Володей. Почему мне так неприятно чувствовать его руки на талии, его объятья? Ведь славный парень. Вон как Люся Семенова по нему умирает. Но зачем он так прижимает меня к себе? Ох, все, больше не могу!
− Извини, Володя, − остановилась она, − мне надо выйти на воздух. Здесь так душно.
− Одну не пущу, − уперся староста, − там под общежитием такая гульба, тебе спокойно уйти не дадут.
− Тогда проводи меня домой.
− А чего так рано? Только час ночи. Побудь еще, а то ты все дичком да дичком. Жареный гусь будет, девчата постарались.
− Не хочу. Понимаешь, не люблю долго сидеть за столом − я изнемогаю. Знаешь, я пойду потихоньку.
− Ну, хорошо, провожу.
− Можно спросить у тебя одну вещь? − стеснительно произнес он, когда они уже стояли у подъезда Настиного дома.
− Спрашивай. − Насте не терпелось поскорее уйти, ей совсем не хотелось никаких объяснений и поцелуев. А по всему было видно, что именно это у него на уме.
− У тебя есть кто-нибудь? − Он поковырял снег ботинком, не глядя на нее, и достал сигарету. − Ну, в общем, ты понимаешь, о чем я?
− Это тайна, − помолчав, ответила Настя.
− А почему такая таинственность. Мы же взрослые люди. Если есть, так и скажи.
− И есть, и нет.
− Как это?
− Ладно, скажу. Я очень люблю одного человека, но его здесь нет. Я даже не знаю, где он и встретимся ли мы когда-нибудь. Но это не имеет значения.
− А он тебя?
− Это никого не касается. Володя, ты очень хороший, лучше всех на курсе. Но у нас с тобой ничего не будет. Кстати, тебя очень любит одна девушка из параллельной группы, она со мной делилась.
− Да знаю я, о ком ты. Семенова, да? Уже всему курсу растрепалась. − Он досадливо сплюнул. − Терпеть не могу приставучих.
− Вот и я таких не люблю, − засмеялась Настя и скрылась за дверью.
Сразу после Нового года началась зимняя сессия. Первым экзаменом был матанализ. Принимал его новый преподаватель, заменявший последнее время их заболевшего лектора. Накануне экзамена к Насте подошел староста.
− Ты будешь деньги сдавать? − не глядя на нее, спросил он.
− Какие деньги? − не поняла Настя.
− Какие, какие! Не строй из себя дурочку. Чтобы гарантированно сдать. Наши почти все согласны
− Володя, да ты что! А если Воронов узнает?
− Не узнает − если никто не проболтается. Так ты будешь сдавать или нет?
− Нет.
− Дело хозяйское. Только потом не жалуйся. Хотя ты, может, и сама сдашь, а мне край нужна стипендия. − И он повернулся, собираясь уходить.
− Постой, − остановила его Настя. − Вам это сам преподаватель предложил – насчет денег?
− А тебе оно надо? Не хочешь сдавать, гуляй. У него двойня на неделе родилась и жена студентка. А зарплата − кот наплакал, он ведь даже без степени. Думаешь, при таких доходах он откажется от денег? Подпрыгнет от радости. И заваливать никого не станет.
− Так, может, просто собрать деньги и поздравить с рождением малышей? Я согласна.
− Да кому это нужно? Сам должен понять: за что дают. А так − скажет спасибо, и все.
− А если не возьмет? Откуда вы знаете, что возьмет? Ты что − сам будешь ему эти деньги отдавать? А если он сообщит, куда следует? Тебя же будут судить за взятку.
− Нет, Настя, ты, определенно, не от мира сего, − пожал плечами староста. − Все берут в этой стране. Запомни: дают − бери, а бьют − беги. Ладно, ступай, только держи язык за зубами.
− Нет, погоди. Ты не ответил: он сам предложил или это ваша инициатива? Вы хоть понимаете куда можете вляпаться?
− Ну, беги, доноси. Только подумай, как после этого будешь здесь учиться. Я догадывался, что у тебя и не все дома, но не думал, что до такой степени.
Не все дома! От этих злобных слов у Насти потемнело в глазах, даже захотелось ударить его. Да, у нее не все дома. Вообще никого дома нет. Боже, как больно! Она молча отвернулась, и как неживая, медленно стала спускаться по лестнице. На нижней ступеньке ее перехватила Надежда Васильевна:
− Настенька, вот хорошо, что я тебя увидела. Есть разговор. Постой, да ты никак плачешь? Что случилось?
Настя затрясла головой, стараясь не разрыдаться.
− Ну-ка, пойдем ко мне. Нет, нет, ты должна все рассказать. Я тебя в таком состоянии никуда не отпущу. Идем, идем!
Она завела Настю в пустую аспирантскую, заперла дверь и налила воды из графина.
− Пей, она свежая. А теперь выкладывай, что стряслось. Чем тебя этот тип расстроил?
− Не могу, он меня ябедой будет считать. И всех против меня настроит. Но это такой ужас!
− Умеет считать, пусть считает хоть до ста. Давай, говори. Я нюхом чую, что он тебя в какую-то авантюру хотел втянуть. Обещаю, что если за этим никакое свинство не кроется, если это любовные дела, вмешиваться не буду. Но если связано с учебным процессом, не молчи, − у Воронова и так неприятностей хватает.
И Настя все рассказала. Выслушав ее, доцент помрачнела:
− Вот урод! У мужика, может, и в мыслях не было, так ведь сами человека портят. Ладно, ее переживай, я разрулю эту ситуацию. Все будет в порядке. Иди, готовься к экзамену. А с вашим старостой веди себя, как обычно. Ничего, после сессии он больше старостой не будет.
− Неужели правда, что все преподаватели деньги берут? − немного успокоившись, спросила Настя.
− Что значит: все? Как ты думаешь, я беру? Здесь больше слухов, чем правды. Одно знаю точно: сдают экзамены за деньги только лодыри. Тех, кто знает предмет, никто специально валить не станет. А к вам на матанализ я ассистентом попрошусь, вроде, меня ректор назначил. Как раз вчера на Ученом совете он потребовал, чтоб на всех экзаменах сидели ассистенты. Посижу, послушаю.
Стоя под дверью аудитории, где проходил экзамен, Настя страшно волновалась. А вдруг Неделько с этим новым преподавателем в приятельских отношениях, думала она. А вдруг Надежда Васильевна не придет? Тогда он меня точно завалит. Она всю ночь перед экзаменом не сомкнула глаз, все повторяла и повторяла вызубренный материал. Задремала, когда уже начало светать, и чуть не опоздала к началу экзамена. Прибежала, когда уже первую пятерку студентов запустили в аудиторию. Остальные толпились под дверью, время от времени заглядывая в щелку, – пытались узнать, какие билеты уже вытянули. Настя тоже заглянула и сразу увидела за столом рядом с экзаменатором Надежду Васильевну.
− Твоя работа? − услышала она за спиной голос Неделько. − Всех подставила! И как ты теперь будешь смотреть нам в глаза, если она нас завалит?
− Конечно, моя, − не моргнув глазом, усмехнулась Настя. Она вдруг так разозлилась, что ей стало все безразлично. − Это я к нам ее ассистентом назначила. Бедненький, ты же все выучил, а она тебя сейчас как завалит, как завалит!
И не дожидаясь ответа, отошла к окну. Достала конспект, но открыть не успела: выглянувший экзаменатор пригласил на экзамен еще троих студентов. Среди них прозвучала и ее фамилия.
Билет ей достался знакомый, поэтому она вызвалась вне очереди. Экзаменатор не стал выслушивать до конца даже первый вопрос, − быстро просмотрел решение задачи, сказал «достаточно» и поставил в зачетку «отлично». Надежда Васильевна слушала внимательно, но тоже не задала ни одного вопроса, Настя даже пожалела об этом. Лучше бы они меня погоняли подольше, думала она, покидая аудиторию, теперь Неделько точно всем натреплется, что я хожу в любимчиках. Хоть бы он сдал, иначе мне житья не будет.
Но ее надеждам не суждено было сбыться: из всей группы только она да еще Ирочка Бельченко сдали оба экзамена − остальные матанализ дружно завалили. И немудрено, ведь почти все они жили в общежитии, а там каждый вечер гремела музыка.
Настя думала, что теперь все отвернутся от нее, но этого не случилось, − к ней относились, как прежде, вежливо, но без особой приязни. Оставшийся без стипендии Неделько вскоре перешел на заочное отделение. Там он быстро женился на старшекурснице и получил питерскую прописку, о которой страстно мечтал. Остальные неудачники занимались все зимние каникулы и, в конце концов, экзамен пересдали.

...

IrinaAlex: 14.09.16 13:17

Спасибо за быстрое продолжение! А можно, пожалуйста, маленький спойлер про Вадима?! Малюсенький...

...

kanifolka: 14.09.16 13:45

да!да! присоединяюсь!

...

Ирина Касаткина: 14.09.16 20:56

Потерпите, скоро конец. Там все и узнаете.

...

Ирина Касаткина: 15.09.16 12:54

 » Глава 53. Мама, бабушка и братик

На зимних каникулах Настя наметила навестить бабушку с дедушкой, здоровье которого сильно пошатнулось. Утром она собралась за билетом на поезд, как вдруг зазвонил ее сотовый. Звонила мать.
− Доченька, − задохнувшись от волнения, услышала Настя родной голос, − если хочешь, приезжай ко мне. Я живу очень хорошо, всем довольна, мне ничего не нужно. Вот только с тобой повидаться сильно хочется. − И мать назвала адрес крупного женского монастыря, расположенного недалеко от их родного города.
− Мама, ты теперь монашка? − не поверила своим ушам Настя. − Ты же никогда не верила в бога?
− Жизнь вразумила, слава Господу! Приедешь? Здесь есть где остановиться.
− Мамочка, конечно! Мамочка, как соскучилась по тебе, − заплакала Настя. − Мамочка, миленькая, родненькая, возвращайся! Я всегда буду с тобой, все брошу, мне ничего не нужно! Только возвращайся! Я не могу больше одна!
− Нет, Настенька, не вернусь, не проси. Мне здесь хорошо. Я счастлива, мне не больно жить. Меня все любят, и я всех люблю. Я всех простила: и Олега, и его новую жену. Дай бог им счастья! Ты уже большая девочка, ты сильная, ты справишься. Одно хочу: тебя обнять. Приедешь?
− Конечно! Завтра же выезжаю. А бабушка знает где ты?
− Уже знает. Только она не может пока приехать: отец болеет. Буду молиться за него. Бог милостив. Ну все, Настенька, не могу больше говорить. Жду тебя.
И она отключилась. Но номер ее сотового у Насти остался. Испытывая сложное чувство смятения и облегчения, она позвонила бабушке. Та сквозь слезы сказала, что дедушка очень плох, у него инсульт − и связь оборвалась. И сколько Настя потом ни звонила, трубку никто не взял.
В поезде, уносившем ее к родным местам, Настя неотрывно думала о маме и все никак не могла представить ее в образе монашки. Она не помнила, чтобы мать посещала церковь или интересовалась религией, как, впрочем, и всякими суевериями, − считала все это полной чушью. И вот теперь ее мать − монашка. Непостижимо!
Она хотела сначала заехать к бабушке, но потом передумала, − села на нужную электричку, удобно подошедшую к перрону, а затем пересела на автобус, подвезший ее прямо к монастырю. Свою маму Настя узнала не сразу. Перед ней стояла худая женщина в черном − даже ростом она казалась выше ее мамы. Чертами лица была похожа на мать − но это была не она. В худом темном лице, иссушенном каким-то внутренним пламенем, не было радостного интереса к жизни, так присущего прежней Галчонку.
− Мамочка! − только и смогла произнести Настя. Мать молча обняла ее, потом взяла за руку и повела за собой. Они вошли в невысокое здание и сели на скамью.
− Расскажи о себе, − попросила мать. − Как живешь, как учеба. Не обижает тебя Наталья? Денег хватает? Уж больно ты худенькая.
− Все нормально. Деньги тетя Нина присылает, ей квартирные жильцы платят. Буду стипендию повышенную получать: я сессию сдала на отлично. − Настя говорила через силу, испытывая внутреннее опустошение. Она чувствовала, что интерес матери поверхностный, в нем нет желания вмешаться, помочь хотя бы советом.
− С отцом общаешься?
− Перезваниваемся. − Настя внимательно посмотрела в глаза матери. Нет, никаких эмоций: ни прежнего горя, ни боли. Перегорела мама, подумала она, один пепел остался.
− Навестить его не хочешь? С младшим братом познакомиться.
− Ни малейшего желания. − Настя насупилась. Зачем мама это спрашивает? Ей, может, уже все равно, а у нее, Насти, болит в груди от этих мыслей.
− Нет, доченька, так не годится, − покачала головой мать. − Он отец твой. И мальчик перед тобой ни в чем не провинился. Это твой родной брат, поэтому ты должна его любить.
− Мама, как ты можешь? − взмолилась дочь. − Я ненавижу Ляльку, не могу встречаться с ней! Не могу даже думать о ней, меня что-то душит! Понимаю, что это нехорошо, но желаю ей зла, хочу, чтобы она неизлечимо заболела, чтобы умерла. Ведь она разрушила нашу семью, сделала меня сиротой при живых родителях! − И припав к матери, она горько зарыдала.
− А ты пересиль себя. − В глазах матери полыхнуло пламя, но тут же погасло, и лицо приняло прежнее смиренное выражение. − Я же смогла. Бог велит любить тех, кто причинил тебе зло. − Мать погладила ее по голове. − Надо дочка, надо. Прости их и помирись. Обещаешь?
− Ладно, мама. Но не сейчас. Может быть, потом, когда-нибудь. А ты так и будешь здесь жить?
− Так и буду.
В это время зазвонил Настин сотовый. Поднеся его к уху, Настя помертвела.
− Что-то случилось? − Мать с тревогой посмотрела на дочь. − Кто звонил?
− Дедушка умер. − И Настя залилась слезами пуще прежнего.
Мать долго сидела молча, не проронив ни слезинки. Потом перекрестилась и сказала:
− На все воля божия. Царство ему небесное!
Она встала.
− Мне пора, дочка. Прощай. Не забывай меня. Приезжай, когда сможешь.
− Ты не поедешь на похороны? − Настя даже плакать перестала от изумления. − Мамочка, это же твой отец!
− Не поеду. Буду молиться за него. Он был праведником − бог возьмет его душу на небо. Прощай, дочка.
Мать перекрестила ее и ушла. А Настя, вытирая слезы, побрела на автобусную остановку.
Вид бабушки поразил Настю. Они не виделись всего каких-то полгода, но можно было подумать, что с десяток лет. Уезжая, Настя простилась с хлопотливой пожилой женщиной, никогда не сидевшей без дела, − а теперь перед ней стояла изможденная старушка. Глубокие морщины пересекали ее щеки, большие черные глаза потускнели, спина согнулась, как от невыносимой тяжести. Весь вид свидетельствовал о глубокой печали.
− Настенька, − обняла она внучку и заплакала. − Покинуло меня счастье жизни моей! Как же мне горько! Пойдем в дом, попрощаешься с твоим дедушкой.
Дальнейшее Настя воспринимала как в тумане. Душевная боль переполнила ее. Изо всех сил стараясь не потерять сознание, она двигалась, что-то говорила, держала свечку во время отпевания, бросила вместе со всеми горсть земли на могилку, но делала это по инерции.
− Когда матери поедешь? − спросила бабушка после похорон. Они сидели в беседке, когда-то с любовью сооруженной дедушкой. Все уже разошлись, и только старшая дочь бабушки Лиза хлопотала на кухне.
− Я уже была у нее. − Внучка рассказала о посещении монастыря. − Это навсегда. Она не вернется.
Ей очень хотелось плакать, но слез больше не было.
− Ба, как же ты будешь одна? Давай я перейду на заочный и приеду к тебе. Пойду работать и тебе помогать. И саду руки нужны.
− Нет, внученька, − покачала головой бабушка, − ты учись. Со мной Лизонька поживет. А помру − продадите дом да поделитесь, мы с дедушкой завещание оставили, никого не обидели. Вот только сил бы набраться да к Галочке съездить, попрощаться. А там и собираться стану, − чего одной небо коптить?
− Ба, не говорит так! Хочу, чтобы ты жила долго-долго. Ты у меня одна осталась, больше никого нет. Живи, пожалуйста!
− Что ж так? Неужто до сих пор у тебя нет паренька?
− Никого у меня нет. − И Настя горько вздохнула.
− Ничего, вся жизнь впереди. Еще встретишь хорошего человека. С отцом повидаться не собираешься?
− Не знаю. Понимаю, что надо, но не могу себя заставить.
− Не хочешь − не насилуй себя. Он вам такое зло причинил. Только на чужом горе счастья не построишь.
− Он же построил.
− Подожди, ему еще аукнется. Ты побудешь у меня? А то Лизонька хочет домой съездить, а потом уж вернется насовсем.
− Побуду. Неделю у тебя поживу. С Наташей хочу повидаться, в лицей сходить.
− Вот и ладно.
Через пару дней Настя созвонилась с Наташкой. Та взвизгнула от восторга, но, когда узнала об их горе, взгрустнула: дедушка Артур всегда был с ней приветлив и ласков.
− Не знаешь как там наши, как лицей? − поинтересовалась Настя. − Да − как ты сессию сдала?
− Хорошо. − Голос Наташки повеселел. − Без трояков, мне теперь светит стипендия. Мелочь, конечно, но приятно. Ирка Соколова со своим Сашей уже живут открыто, родители не препятствуют. Если честно, в лицее не была давно, как-то не тянет. Ты надолго?
− На неделю. Приезжай ко мне.
− Ладно, сейчас приеду. Побегу цветов купить − сходим к дедушке на могилку. Хоть попрощаюсь.
Пожив несколько дней у бабушки, повидавшись с подругой и побродив по родному городу, Настя почувствовала, что ее нестерпимо тянет в Питер. Ничто здесь теперь ее не держало. У нее не хватило сил даже приблизиться к своему дому: уже за квартал она испытала такую душевную боль, что резко повернула назад.
С Натальей они провели вместе целый день. Подруга выглядела великолепно. Она немного пополнела и, что называется, расцвела. Было видно, что Наташка полностью избавилась от всех прежних комплексов: взахлеб рассказывала о вузовских буднях, восторгалась преподавателями и в будущее смотрела с нескрываемым оптимизмом. В личном плане у нее тоже наметились позитивные перемены. Третьекурсник Володя, о котором когда-то Насте шепнула Белла Викторовна, на днях сделал Наталье предложение и официально попросил у родителей руки их дочери. На что те благосклонно ответили что не возражают, но пусть это решает сама Наташенька.
− Ну и что ты решила? − поинтересовалась Настя.
− Ничего, − призналась Наташка. − Знаешь: и хочется, и колется. Его родители уже продали дачу и купили для нас однокомнатную квартиру. А я все не могу решиться.
− Но ты его хоть любишь?
− Как ты Вадима − однозначно нет. Наверно, я так уже и не смогу. Но одной оставаться боязно. А вдруг меня больше никто не позовет?
− Наташа, замуж выходят не от одиночества, а по любви. Куда тебе спешить? Еще только первый курс. Если любит, подождет.
− А вдруг не захочет ждать?
− Делай, как знаешь, тебе решать. Только смотри, чтоб не получилось как с твоей мамой. Выскочишь, а там один ребенок, второй − и прощай учеба.
− Нет, что ты! Пока не окончу институт, никаких детей.
− Ага, так они тебя и будут спрашивать. Сами появятся, оглянуться не успеешь.
− Не появятся, − засмеялась Наташка, − я способ знаю. Ну, а ты как? Что-нибудь о нем слышно?
− Ничего. Бросил институт и пропал. Ни одной весточки. Его мать с теткой совсем без денег остались.
− А чего вы тогда разбежались? Поругались? Ведь все у вас было хорошо, я же помню.
Настя молчала. Наталья, не дождавшись ответа, кивнула: − Понятно. Вообще-то я догадываюсь в чем дело. Ладно, не хочешь − не говори. У моего братика сейчас связи в Москве завелись. Такой видный стал, девки пачками вешаются. Одна москвичка, дочка академика, по нему прямо умирает. Но он пока держится, не поддается. По-моему он по-прежнему по тебе сохнет. Может, пожалеешь парня? Мы бы с тобой родственницами стали.
− Наташа, бросай эти разговоры. Я хочу добиться в жизни чего посущественней. Знаешь, я, наверно, завтра уеду. А ты не забывай меня, будем созваниваться. Надумаешь замуж − на свадьбу приеду чего бы мне это не стоило.
Они расцеловались, и Наталья уехала. А Настя направилась в дом собирать вещи. Но едва открыла чемодан, как заиграл сотовый. Оказалось, это отец.
− Настенька, ты где?
− У бабушки. Приехала на дедушкины похороны.
− Артур Манукович умер? Как жаль! Такой хороший человек был! Передай бабушке мое сочувствие. Так ты, значит, приехала. А о маме что-нибудь знаешь?
− Знаю. − И Настя рассказала о посещении монастыря. Он долго молчал, потом спросил:
− Увидеть тебя можно?
− Ну, если хочешь. − Насте очень хотелось отказаться под благовидным предлогом, но памятные слова священника и матери пересилили.
− Приходи. Ляля уехала к больному отцу, мы с Валериком одни. Придешь? Я не могу надолго из дому уходить.
− Уехала? Как же она такого маленького оставила?
− У нее отец в больнице, в коме. Вот она и сорвалась. Ничего, нам на молочной кухне смеси дают, я справляюсь. Твой брат очень спокойный мальчик.
− Хорошо, говори адрес. − Настя сама себе удивилась. Ведь собиралась не иметь с ними никаких контактов. Ладно, подумала она, посмотрю и уйду. Зато совесть будет чиста и отца не обижу − ведь это грех, как говорили мама и тот священник.
С сильно бьющимся сердцем Настя поднималась в лифте на восьмой этаж новостройки. Едва вышла на лестничную площадку, как улыбающийся отец широко открыл дверь, приглашая войти. И Настя вошла. Так вот где теперь живет мой папа, думала она, во все глаза рассматривая большую светлую комнату, обставленную новой тоже светлой мебелью. Да, это не наша старая квартира. Какие окна, двери, люстра! Картины на стенах! Наверно, это у них гостиная. Откуда-то прозвучал детский голосок, отец быстро скрылся в другой комнате. Вот он вышел, держа на руках светловолосого малыша. Настя всмотрелась в личико полугодовалого брата − и обмерла. Она хорошо помнила детские фотографии отца в семейном альбоме. Малыш был его точной копией.
− Похож на меня? − Отец выжидающе взглянул на нее. В его взгляде читались страх и надежда на понимание и милосердие.
− Клон! − Настя взяла себя в руки и попыталась улыбнуться. − Один к одному!
В это время затрезвонила трубка переносного телефона, лежавшая около телевизора. − Подержи его, − попросил отец, передавая Насте малыша, − он контактный парень и чужих не боится. − И поспешно удалился в другую комнату.
Действительно, мальчик спокойно отнесся к незнакомой тете: уставился на нее большими сероголубыми глазами, опушенными темными отцовскими ресницами. Настя пощекотала его под пухлым подбородком − в ответ малыш радостно заулыбался беззубым ртом и, взмахнув ручонками, попытался сделать тете ладушки. Крепко прижав тяжеленького малыша к себе, Настя опустилась на диван и прислушалась к отцовскому голосу за стенкой. Его униженный тон и слащавое подобострастие поразили ее. Никогда отец так не разговаривал с матерью.
− Да, Лялечка, конечно, ласточка моя, все сделаю, − ворковал он. − С Валериком все хорошо, здоров, няня каждый день приходит. Птичка моя, когда же я увижу тебя? Ну, хорошо, хорошо, я потерплю, ты только не забывай своего папочку. Целую тебя везде-везде! − Отец увлекся и говорил в полный голос.
Интересно, скажет он ей, что я здесь? – подумала Настя. Нет, не скажет, побоится расстроить свою ненаглядную Лялечку. И ей вдруг стало так тошно, что она быстро посадила малыша на диван и ринулась в прихожую. На отчаянный рев мальчика в комнату поспешно вернулся отец.
− Уже уходишь? − Он взял малыша на руки и вышел за ней следом. − А чего так быстро? Посидела бы, чайку попила. − Сквозь внешнее радушие его слов проскальзывали нотки облегчения, и Настя, натягивая сапоги, поняла, что он рад ее скорому уходу больше, чем приходу. Поцеловав отца в щеку, она простилась и захлопнула за собой дверь.
Не нужна, думала она, медленно бредя по заснеженным улицам. Не нужна ни ему, ни маме. А ведь пару лет назад нельзя было и подумать, что такое возможно. Нет, неправда, уже тогда была между ними какая-то трещина, но она, Настя, занятая своими переживаниями, не обращала на это внимания. И вот теперь она не нужна никому на свете. Даже Наташке. Как ревела она прошлым летом на вокзале и как легко простилась со мной нынче.
Куда теперь? Поезд уходит поздно вечером. Может, пойти домой, взять у жильцов деньги за этот месяц, чтобы они не посылали их переводом? И Настя направилась на автобус. Но едва она вышла на своей остановке, как душевная боль снова пронзила нее. Вот улица, по которой они с Наташкой бегали в лицей. И институт совсем близко. А там, через два квартала, бывший дом Вадима. Совсем рядом их старый парк − там скамейка, где они с Вадимом любили сидеть, тесно прижавшись друг к другу. Как счастлива она была тогда! Куда все это ушло?
Но надо же идти дальше − сколько можно стоять столбом посреди улицы? С трудом переставляя непослушные ноги, она направилась к дому. Но чем ближе она подходила к знакомому двору, тем труднее было идти. Несколько раз пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Большой черный пес выскочил из знакомых ворот и с радостным лаем понесся ей навстречу. Черныш! Самая крупная псина из дворовой стаи, которую они с бабушкой Зарой подкармливали когда-то. Не забыл ее лохматый друг. Она остановилась, достала из сумки бутерброд и отломила половину. Черныш выхватил угощение прямо их рук и, не жуя, проглотил. Она отдала ему остаток бутерброда и направилась к воротам. Но не дойдя до них, остановилась. Она ясно почувствовала, что не сможет войти в свою квартиру, у нее не хватит духу даже зайти в подъезд. И глотая слезы, почти бегом устремилась прочь.
Она долго ходила по улицам, пока не замерзла окончательно. Время тянулось медленно, до поезда оставалось несколько часов. Надо пообедать, подумала Настя, но вспомнив о нынешних ценах на самые незатейливые кушанья, отказалась от посещения кафе. Поеду к Наташке, наконец, надумала она, Белла Викторовна меня обязательно покормит и отогреюсь у них.
Но к ее великому разочарованию у подруги никого не оказалось дома. Она постояла у запертой двери, позвонила для верности еще раз и медленно побрела назад. Она шла, никого не замечая, вся погруженная в свои невеселые мысли, и едва не столкнулась со встречным прохожим. Она сделала шаг в сторону, чтобы обойти его, но он шагнул туда же, снова загородив ей дорогу. Настя подняла голову, приготовившись к отпору, и замерла в изумлении: прямо над ней возвышался улыбающийся Никита. − Кого я вижу! − радостно заорал он, заключая Настю в объятия. − Самая красивая девушка на свете у моего порога! Нет-нет, поворачивай назад, я тебя никуда не отпущу.
− А ты как здесь оказался? − Настя тоже обрадовалась встрече. − Ты же в столице, мне Наталья говорила.
− На побывку приехал. Заходи, заходи, ты, я вижу, совсем замерзла. Раздевайся, я тебя сейчас кормить буду. Мои макароны по-флотски еще не забыла? С жареным луком и молотым мясом. Наталья нынче утром целую тарелку умяла. Она скоро должна прибежать. Ты не спешишь?
− Нет, у меня поезд вечером в десять тридцать. − Настя с жадностью набросилась на еду − она сама не ожидала, что так проголодалась. И немудрено: ведь даже не завтракала и целый день провела на ногах. − Как вкусно! Конечно, кофе, − ответила она на его вопрос. − И если можно, с молоком, ты ведь помнишь мой вкус.
− А теперь давай поговорим серьезно, − сказал Никита после того, как она насытилась. − Это большая удача, что я тебя встретил. Я ведь хотел ехать к тебе в Питер. Настя, выслушай меня. И, пожалуйста, не говори сразу «нет». Ты ведь знаешь, я тебя очень давно и сильно люблю. Выходи за меня замуж. Да, у меня пока нет своего жилья, но оно непременно будет в столице. Я не требую немедленного ответа, но дай мне надежду. Всю жизнь я любил только тебя.
− А как же Света? − улыбаясь, чтобы скрыть смущение, − спросила Настя. − И кое-кто еще? Мне подруга рассказывала каким ты пользуешься успехом у москвичек.
− Язык у твоей подруги! − досадливо поморщился Никита. − Да, я не монах, у меня были женщины, но только от тебя зависит, будут ли еще. С тобой мне никто не нужен.
− Никита, ты что-нибудь знаешь о Вадиме? − Настя понимала, что сейчас не следует об этом спрашивать, но боялась, что больше не представится такой возможности. Ведь они друзья, может, Вадим писал или звонил Никите.
− Этот Вадим! − поморщился Никита. − Опять Вадим! Настя, кончай это детство! Зачем тебе нужен этот слабак?
− Он не слабак. Почему ты так о нем? Вы ведь были друзьями.
− Нет, слабак! Бросил учебу, больную мать. Конечно, легче уехать на юг, чем ухаживать за матерью и тянуть лямку в институте.
− Но ведь его отец пропал.
− А чем он мог помочь? Как он собирался его искать? Для этого люди есть. Небось, отец в какой-нибудь спецкомандировке, а этот умник без дела там ошивается. Конечно, его в части знают, устроят и накормят. Море рядом и проблем никаких.
− Никита, как ты можешь? Ты же понимаешь, что это неправда. Его мать и тетя в ужасном положении и очень переживают за них обоих. Если бы отец был на задании, им бы сообщили и деньги присылали бы. А они давно никаких переводов не получают и ужасно бедствуют.
− Ну ладно, ладно, может, я и неправ. Ну не расстраивайся ты так, объявится он, вот увидишь. Значит, ты и дома у него бываешь. Вот, значит, как. А я, дурак, надеялся, что у вас все кончилось. Что ж, видно, не судьба. Только зря, со мной ты была бы как за каменной стеной.
− Узнай о нем! − горячо попросила Настя. − Узнай, я умоляю тебя! Тебе ведь это проще, у тебя связи. И если с ним… если его уже нет… или у него кто есть… даю слово: я буду с тобой. Но я должна это знать наверняка. Узнаешь, а?
− Хорошо, − мрачно пообещал он. − Исполню твою просьбу. Но и ты тогда выполни свое обещание. Не обманешь?
− Не обману.
− Смотри! А вот и сестра! Ну, теперь она не даст нам поболтать, сейчас тобой завладеет. О, да она с женихом!
На кухню влетела румяная Наташка, за ней вошел невысокий парень с лицом, густо усыпанным веснушками. Володя, догадалась Настя, низенький какой. А Наталье всегда нравились высокие ребята. Что она в нем нашла? Хотя − чего я сужу по внешности, мысленно упрекнула она себя, в конце концов, не в ней дело.
− Настюха! − радостно завопила Наташка. − А я думала, ты уехала. Звонила тебе на сотовый, а он не отвечает. Знакомься, это Володя.
− Да я уж догадалось. − Настя пожала руку Наташкиному приятелю. Рука показалась ей неожиданно маленькой и мягкой. Ее хозяин снял шапку, под которой оказались огненно-рыжие кудри. Еще рыжее Ляльки, почему-то подумала девушка. Рыжий − говорят, к счастью. Только рыжая Лялька принесла мне одни несчастья. Может, хоть Наташке с этим рыжим Володей повезет. Неужели она его любит? Что-то не верится. Он-то, конечно, по уши в нее втюрился, глаз не сводит. А вот она − нет, не похоже. Впрочем, чего я голову ломаю? − это ее дело.
− У меня поезд вечером. − Настя поцеловала подругу в румяную щеку. − Вот и решила к вам заглянуть. А мобильник мой разрядился, Никита только что поставил на зарядку.
− А где твои вещи?
− Да у меня одна сумка, она в коридоре.
− Никита, покорми Володю, а мы поболтаем. − И схватив Настю за руку, подруга утянула ее в свою комнату.
− Ну как тебе мой бой-френд? − Наташка настороженно посмотрела на Настю. − Вижу: не показался?
− Парень как парень, − пожала плечами Настя. − Тебе виднее. Что у тебя с ним?
− Замуж выхожу. Весной свадьба. Приедешь?
− Замуж? Наташа, это серьезно? Ты хоть его любишь?
− Господи, Настя, когда ты поумнеешь? Какая любовь? Нет никакой любви − забудь эти глупости. Надо устраиваться в жизни − вот и все. У Володи блестящая перспектива, его отец лучший в городе хирург и Володя будет таким же. Ординатуру окончит и будет у отца в больнице работать.
− Все это прекрасно, но ведь тебе с ним жить. Как ты себе это представляешь − без любви? Это… это же ужасно!
− Ты про секс?
− Ну да. И про него тоже.
− Ой, да уже все было − и не раз.
− И тебе не противно?
− Если честно, сначала было неприятно − а сейчас уже все нормально… если сильно не зацикливаться на этом деле. − Наташка тряхнула кудряшками. − Пообвыкнусь со временем, зато жить буду без проблем. Квартира есть, а его родители меня прямо на руках носят. Ладно − что мы все обо мне? Как тебе мой братец? − Глаза Наташки заблестели. − Правда, хорош? Его в столице оставляют, представляешь? Квартиру обещают − фантастика!
− Очень возмужал, − улыбнулась Настя.
− Насть, он ведь по тебе до сих пор сохнет. У него паспорте твоя фотокарточка и в папке с документами, я видела. Он тебя сегодня не позвал замуж?
− Предложил.
− А ты? Не согласна?
Настя молчала.
− Неужели из-за Вадима? Ну, тогда ты полная дура! Настя, неужели ты никогда не повзрослеешь? Да не нужна ты ему, пойми! Если бы была нужна, он давно бы явился. Сколько можно из-за него терзаться? То он с тобой, то он тебя бросает, − да плюнь ты на него!
− Пойду я, − поднялась Настя. − Темнеет уже. Пока до вокзала доберусь совсем темно станет.
− Ну вот, обиделась. Да посиди еще − ну я не буду, не буду! Мы тебя проводим.
− Я сам провожу, − сунул голову в дверную щель подслушивавший Никита. − Не спеши, сотовый твой еще не зарядился. Пойдем, еще кофейку попьем. Володя торт принес.
За час до отхода поезда Никита вызвал такси. У вагона крепко поцеловал Настю в губы, занес ее сумку в вагон и ушел. Ничего − подумала Настя, прислушиваясь к себе, никакого впечатления. Не то, что тогда с Вадимом. Его поцелуй был − как удар в сердце. А здесь − ничего.
Наташка! Наташки у меня тоже больше нет. Моя бывшая подруга превратилась в чужую женщину, для которой главное: удобно устроиться в жизни. Хотя после всего, что она пережила, может, так и надо? Может, она станет хорошим врачом? Бог ей в помощь. Но, похоже, мы друг другу уже не нужны.
Потом под мерный перестук колес ее мысли перенеслись к совсем другому человеку. Вадим, думала она, глядя в черное окно. Вадим, Вадим! Где ты, Вадим? Есть ли ты на свете? Хоть приснись мне. Как хорошо, что ты был у меня когда-то. Да, теперь я могу вспоминать все происшедшее без боли − спасибо, что оно было. Теперь воспоминания – моя главная опора, ими и буду жить, ведь больше у меня ничего не осталось.

...

kanifolka: 15.09.16 13:16

спасибо за главу!
Никита не обманет? не воспользуется ли данным обещанием?
ох, скорее бы продолжение!

...

Ирина Касаткина: 15.09.16 13:19

А вы как думаете?

...

IrinaAlex: 15.09.16 13:29

Добрый день!
Противоречивые эмоции от этой главы. Несмотря на то, что все желают Олегу счастья, назвать счастливым его не могу. Просто он оказался слабохарактерным человеком, сидит у Ляльки под каблуком, с дочерью тайком встречается.
Никита даже не подумал сам разузнать что-то о Вадиме. Взял с Насти слово. Вот не верю я ему, заранее не верю.
Настя взрослеет не по дням, утраты продолжаются. Похоже только муромские родственники искренне переживают за Настю, у остальных у всех какая-то корысть. Даже Наташка уговаривает породниться из каких-то меркантильных интересов, ведь любовь - это глупости. Охо-хо... Вадим, ау!

...

Noxes: 15.09.16 14:06

Думаю,что отец Насти уже наказан.
Спасибо, Ирина! Целый день пасу выкладку новых глав.

...

Ирина Касаткина: 15.09.16 14:18

 » Глава 54. Квартирный вопрос

− Настя, ты просила разбудить тебя пораньше. Уже шесть. − Голос двоюродной сестры выдернул Настю из неспокойного сна. Ей снилось, что до начала урока осталось пять минут, а она все не может выбраться из людского потока, несущего ее в противоположную от школы сторону. Открыв глаза, Настя облегченно вздохнула: как хорошо, что это только сон и до начала урока в школе, где она проходила педагогическую практику, еще много времени. А по дороге она успеет проверить письменный зачет, которым так и не удосужилась заняться вечером: увлеклась телевизионным «Пятым элементом», а потом страшно захотела спать.
Учительствовать Насте понравилась с самого начала. Большинство ее однокурсников тяготились этим процессом, стремясь поскорее разделаться с практикой. Проведя по три-четыре обязательных урока и получив желанный отзыв от директора школы, они с облегчением покидали школьные стены, чтобы больше никогда туда не возвращаться. Работать учителями по окончании университета никто из них не собирался.
Когда Настя пришла за своим отзывом, директор школы, посетовав, что с физиками напряженка, вдруг предложила девушке продолжить практику до лета: мол, у нее хорошо получается и дети ее полюбили, жалеют, что она уходит. А с университетом, она, директор, договорится.
Настя, подумав, согласилась. Действительно, до конца пятого курса осталось меньше полгода, а после защиты диплома работу можно будет продолжить в этой же школе. Тем более, что директор обещала полную нагрузку. Да и учебы в университете уже почти никакой: в основном подтягивание хвостов, которых у нее практически нет. Одно плохо: добираться до школы было далековато: она находилась в пригороде. Приходилось ехать на электричке да еще немного автобусом − на дорогу уходило не менее двух часов.
Насте, учившейся все годы на отлично, была предложена аспирантура, но она рассудила, что выберет заочную: стипендия в очной аспирантуре мизерная, а за обязательные публикации статей в журналах теперь приходиться платить и немало.
Быстренько приготовив завтрак себе, Наталье и еще не проснувшемуся племяннику, Настя понеслась на вокзал, чтобы занять в электричке место поудобнее. В дороге она хотел проверить зачетные работы десятиклассников по электростатике − пожалуй, самой трудной теме школьного курса физики. Класс, в котором она преподавала, был одним из лучших в школе − но каким же слабым показался он Насте в первые дни ее учительства. Все проблемы заключались в плохом знании математики и скверной дисциплине на уроках. Ей, еще помнившей строгости родного лицея, поведение отдельных десятиклассников казалось совершенно диким. Во время урока они могли ходить без разрешения по классу или выкрикивать, что взбрело в голову. Некоторые по нескольку раз просились выйти, громогласно объявляя, что ему надо «в туалет». И демонстративно комкали вырванный из тетради лист под хихиканье остальных. Настя помнила, что в ее родной школе даже третьеклассники стеснялись отпрашиваться на уроке. На ее возмущение нарушители удивленно пожимали плечами: мол, а что я такого сделал?
Попытки побеседовать наедине с самыми отъявленными безобразниками ни к чему не привели: те, глядя в сторону, молча, кивали и тупо повторяли, как маленькие: «Я больше не буду». С Настиной точки зрения такое поведение могло быть простительным для малышни или, на худой конец, пятиклассников, но никак не для учащихся предпоследнего класса. Но когда она обратилась за советом к завучу, та предложила девушке не обращать внимания на столь мелкие, с ее точки зрения, нарушения дисциплины: мол, в других школах дети ведут себя куда хуже. − Реагируйте только на явное хулиганство, − посоветовала завуч, − на драку, мат или уход с урока. Если вы будете переживать из-за каждой мелочи, вас надолго не хватит.
С тех пор Настя старалась не раздражаться из-за мелких проказ. Правда, выдержка и лояльное отношение к нарушителям давались ей с большим трудом: ведь их поведение отнимало драгоценное время урока и в итоге приводило к плохому усвоению предмета.
Особенно безобразно вел себя белобрысый паренек Сеня Лапин. Недавно он нагрубил молодой учительнице прямо на уроке. Когда Настя дважды попросила его убрать сотовый и взять в руки ручку, он в ответ заорал: «Блин! Чего вы ко мне цепляетесь? Мне позвонить надо!» Насте страшно захотелось выпроводить грубияна из класса, но она сдержалась: неизвестно, что он станет вытворять за дверью, − может, еще чего похуже выкинет, а ей потом расхлебывать. В другой раз, когда она стерла шпаргалку, написанную на обратной стороне калькулятора, он ляпнул, нимало не смущаясь: «Достали! Скоро на голову сядете!». И на других уроках этот парень вел себя крайне развязно, что признавали все учителя.
Настя не раз беседовала с ним и его мамой – но делу эти разговоры не помогали. Мама прямо сказала, что сын всегда был неусидчивым и с этим ничего нельзя поделать. А когда Настя резонно возразила, что из-за его выходок в классе страдает успеваемость, та только пожала плечами: мол, это ваши проблемы. Тогда Настя обратилась в родительский комитет. Пригласив четырех родительниц в школу, она призналась, что не может справиться с одним нарушителем дисциплины, который сам безобразничает и заводит других проказников, в результате чего класс, в том числе и их дети, усваивают физику хуже, чем могли бы. А ведь через год им сдавать ЕГЭ. От этих слов родительницы возбудились и поклялись разобраться с Сеней и его мамой по-своему. Неизвестно, как они это проделали, но только Лапин сразу присмирел. Правда, учиться лучше он так и не стал, но хотя бы перестал досаждать на уроках – и то ладно.
Еще Насте очень мешала нехватка времени. Пока проверишь домашнее задание, ответишь на вопросы и разберешь трудные задачи, до конца урока остается минут пятнадцать-двадцать, − а когда объяснять новый материал и показывать опыты? В ее родном лицее все уроки были спаренными: сорок пять минут физики, потом короткий перерыв и еще сорок пять минут этого же предмета. При таком расписании можно было многое успеть: и разобраться в тонкостях нового материала, и продемонстрировать эксперименты, и порешать задачки, и просто поговорить за жизнь. А здесь − только успела призвать к порядку нарушителей и приступить к объяснению, как звенит звонок.
Особенно тяжело обстояли дела с практикой. Ведь задачи электростатики требовали знание геометрии с тригонометрией, − а с математикой у нынешних учеников дела обстояли крайне плохо. Не помогло и обращение к учительнице по этому предмету: та, махнув рукой, только и посетовала: мол, ей бы Настины заботы. Отчаявшись, Настя сама выписала на доске нужные математические формулы и потребовала выучить их прямо на уроке, а в конце провела летучку. Поставила полтора десятка пар и разрешила пересдать. После этого дела с решением задач физики пошли веселее − правда, далеко не у всех.
Вот и сейчас: проверяя зачетные работы, Настя была вынуждена поставить сразу полтора десятка двоек: ни одна задача не была решена верно, а трое ребят сдали вообще пустые тетради. Наверно, я плохая учительница, уныло думала она, в нашем лицее у Гиббона мы столько пар никогда не получали. Но ведь у нас был такой отбор на вступительных, возразила она себе, а здесь вынуждены учить всех подряд, даже ребят с умственными отклонениями. Действительно, а куда их девать?
Вот еще одна тетрадка: начата задача верно, чертежи правильные и нужные формулы записаны. Но, определяя скорость электрона, этот умник путь умножает на время − когда надо делить. Дальше все решение коту под хвост. И такие же грубые ошибки во всех пяти задачах. В итоге тоже двойка. Чья же это работа?
Взглянув на обложку, Настя обмерла: Лида Меркулова, круглая отличница и лучшая ученица класса. Да что же это такое, огорчилась она, как же они будут сдавать ЕГЭ? Ведь завалят − а она, Настя, будет виновата: плохо учила. Но как научить без знания математики? Ведь физика куда труднее этого предмета: математика − это только математика, а физика − это математика плюс физика. Ольга Дмитриевна, милая, как же мне нужны ваши советы! Где вы сейчас, Ольга Дмитриевна? И ведь не к кому больше обратиться. К Воронову? Но он в школе не преподавал, да и Надежда Васильевна тоже. Может, действительно, довести этот десятый до лета и бросить? Пусть в одиннадцатом их учит кто-нибудь другой, зато не придется краснеть после ЕГЭ. Надо подумать.
Погруженная в эти невеселые мысли, она добралась до школы и чуть не столкнулась в коридоре с директором − та едва увернулась от налетевшей на нее практикантки.
− Что случилось, Анастасия Олеговна? − директор внимательно вгляделась в лицо девушки. − Проблемы? − Проблемы, − горестно кивнула Настя, − за контрольную по электростатике в 10 «Б» вынуждена поставить девятнадцать двоек. Просто, руки опускаются.
− Ну-ка зайдите ко мне. − Директор направилась в свой кабинет, Настя уныло поплелась за ней.
− Запомните, Настя. − Усадив Настю, директор строго посмотрела на нее. − Когда учитель ставит две-три двойки на класс, он ставит их нерадивым ученикам. А когда он ставит девятнадцать двоек, он ставит их себе. Ну-ка покажите мне работы.
Перелистав все тетради, она покачала головой: − Так я и думала. Настасья Олеговна, у вас слишком высокие требования. И задачи вы решаете чересчур трудные. Вы дайте им три задачки попроще, в одну формулу, а еще две − посложнее, но уж, конечно, не олимпиадные, как у вас во втором варианте. У нас ведь не наукоемкий лицей: в вузы собирается меньше половины выпускников, а физику сдавать будут единицы. С этими контрольными поступим так: вы корректором отметки закрасьте и поставьте тройки там, где хотя бы верно записаны формулы. А тем, кто решил правильно пару задач, поставьте четверку.
− Так ведь никто не решил правильно и двух задач. Даже Меркулова.
− И что вы ей поставили?
− Двойку. У нее ни одна задача не решена.
− Запомните, Анастасия Олеговна. − В голосе директора зазвучал металл. − Лиде Меркуловой вы будете ставить только пятерки! − это мое категорическое требование. Даже если она сдаст пустую тетрадь − только пять! Вам понятно?
− Но как же? − растерялась Настя. − Как это можно: пять в пустую тетрадь? А что дети скажут?
− Оставьте девочку после урока, объясните еще раз и пусть она при вас все перерешает. А мелкие ошибки можете исправить сами − ничего страшного. Но чтобы у нее по вашему предмету в журнале стояли только пятерки. Девочка идет на медаль. И, кроме того, вы знаете, кто ее отец?
− Не знаю и знать не хочу. − Настя начала злиться. − Для меня, Анна Михайловна, ваши требования неприемлемы. При чем здесь отец?
− При всем! Только благодаря ему мы справились с ремонтом школы. Если бы не он, у нас бы до сих пор потолки протекали. Вы человек пришлый, вам не понять наших трудностей. И интерактивные доски им обещаны. Да я ради этого шестерки его дочке готова ставить. Поэтому, надо − занимайтесь с девочкой дополнительно, но чтобы ни одна, не то что двойка, четверка не стояла против ее фамилии.
− Анна Михайловна, я так не могу. Как это будет выглядеть? Ребята ведь все поймут.
− Думаете, они и так не понимают? Да они больше нашего с вами понимают − жизнь такая! Идите и выполняйте, иначе нам не по пути.
Настя не помнила, как провела урок. Ребятам сказала, что тетради еще не проверила, и после уроков закрылась в классе. Корректор у нее был с собой, поэтому большинство двоек она переправила, но когда дошла до работы Меркуловой, у нее опустились руки. Чтобы поставить там пятерку, нужно было переписать всю работу заново. Она представила, как оставляет для этого Лиду после уроков, как диктует решение, ставит пятерку, − и ей стало так тошно, что она поднялась и снова направилась к директору.
− Простите меня, Анна Михайловна, − опустив голову, сказала Настя, положив на стол заявление об уходе, − но я не могу. У меня рука не поднимается ставить Меркуловой пятерку. И заниматься подтасовкой я тоже не стану: для меня все дети одинаковы. В общем, я отказываюсь работать в вашей школе.
− Значит, бросаете класс в середине четверти? Сбегаете? − Директор гневно посмотрела на Настю. − Чистенькой хотите остаться? А если я позвоню в университет и скажу, что вы практику запороли? Не боитесь?
Настя молчала. У нее не было ни малейшего желания вступать в пререкания. Да и что тут скажешь − все и так ясно.
− Ну ладно. − Директор тяжело вздохнула. − Идите. Никому я, конечно, звонить не стану. Наверно, на вашем месте я бы тоже так поступила − по молодости. Ничего, жизнь вас обломает. Повозит пару раз носом по стенке, глядишь, и станете не такой принципиальной. Только, где же мне теперь физика взять? Хоть самой становись к доске. Ладно, идите. В бухгалтерии вас рассчитают. − И она горестно махнула рукой.
Вот и все, думала Настя, глядя на проплывающий мимо окон электрички сосновый лес. Кончились мои уроки. А жаль − работа интересная и с ребятами, вроде, нашла общий язык. Неужели во всех школах заставляют завышать оценки? Тогда мне в школу нельзя, я так не смогу. Конечно, понять Анну Михайловну можно: если, действительно, отец Меркуловой все делает для школы. Наверно, он какой-нибудь олигарх или крупный начальник. Но ведь это неправильно: школу должно обеспечивать государство, а не чьи-то папы.
Но что же мне делать? Аспирантура? Там так мало платят − смогу ли я на эти деньги продержаться? Эх, найти бы какой-нибудь наукоемкий лицей, вроде нашего, где все по-честному. Только, кто же меня туда возьмет на работу, нужна же прописка. Ладно, впереди еще есть время, может, что-нибудь придумаю.
За вечерним чаем Настя, не выдержав, рассказала обо всем Наталье. Та обрадовалась: − Вот и ладно. Хоть отоспишься. А то ты совсем избегалась, как только здоровья хватает? Займись лучше своей наукой. Я на пару недель съезжу к родителям: что-то отец прихворнул, маме помогу. А вы тут с Юркой сами хозяйничайте. Да, что у тебя с сотовым? Твоя подруга не может к тебе дозвониться. Опять забыла зарядить?
− Точно! − Настя посмотрела на черный экран мобильника. − Вроде недавно заряжала, и опять сдох. − Она поставила телефон на зарядку и набрала номер Натальи:
− Привет! Ты чего звонила?
− Настя, ура! Ура! Я жду ребенка, поздравь меня! Наконец-то! Уже четвертый месяц! Володя просто прыгает от радости. Если будет девочка, назову Настей. Ты не против? Согласна быть крестной?
Слава богу, облегченно вздохнула Настя, может, Наташка теперь успокоится. А то все с ума сходила, что она бездетная. Действительно, уже столько замужем, а с дитем все никак. Она даже заявила, что если у них с Володей детей не будет, разведется. Мол, детей нет, любви нет − зачем жить вместе? Настя тогда посоветовала ей не дурить. Насчет любви раньше надо было думать. Вышла замуж − живи, надо иметь ответственность. На эти справедливые слова Наташка только вздохнула.
− Поздравляю! − обрадовано прокричала Настя в трубку. − Конечно, согласна! А если мальчик?
− Никаких мальчиков! − безапелляционно заявила подруга. − Только девочка! Через месяц будет точно известно − УЗИ покажет. Но я чувствую, что там девочка. Хотя Володя мечтает о сыне − но помалкивает.
− Ты теперь береги себя. Меньше прыгай и не переутомляйся. Может, возьмешь академический?
− Да какой академический? − впереди ординатура. Но я, конечно, ее отложу. Володя сказал, сам все устроит − через своего отца. Он теперь с меня пылинки сдувает.
− А как Никита? Как твои родители?
− Родители тоже рады. Я им запретила делать покупки для малыша раньше времени, так мама увлеклась вязанием. Пинетки, шапочки, кофточки − и все розовое. А Никита по-прежнему живет в общежитии: на квартире слишком дорого, он уже пробовал. Сказали, квартиру дадут, когда женится, мол, женатым квартиры нужнее, а он пусть пока потерпит.
− Так чего он тянет с этим делом?
− А ну тебя, Настя. Как будто это так просто! Он хочет по любви, а с любовью не получается. Все какие-то не такие попадаются: то воображалы, то просто дуры. Недавно у него была одна − вроде ничего. А как дошло до постели, он мне рассказывал, представляешь, говорит: «У нее на груди волосы растут». Я ему: «Ну и что? Если она человек хороший, то волосы можно сбрить». А он: «Не могу − и все». Ну не идиот? Это ты виновата. Он все ищет на тебя похожую, а таких больше нет.
Посмеявшись, Настя попрощалась с подругой и принялась разбирать постель. И уже лежа, долго не могла заснуть: все перебирала в памяти события Наташкиной и своей жизни. И ее мысли привычно обратились к самым дорогим для нее людям.
Мама, думала она, мамочка моя, как мне плохо без тебя! Пусть бы ты меня ругала хоть каждый день, только бы мы были все вместе. Как ты тогда сказала: «Ты уже большая девочка». Большая! Но я не хочу, быть большой, я хочу иметь папу и маму, чтобы они заботились обо мне, бранили, что опять не надела шапку и поздно вернулась. Ведь все это было. Если бы не Лялька, мы бы до сих пор были вместе. Нет, я бы все равно уехала в Питер, но папа не расстался бы с мамой и бабушка с дедушкой, может быть, были живы.
Бабушка Зара пережила своего мужа всего на год. После ее смерти в доме поселилась старшая дочь Лиза с семьей, всегда мечтавшая уехать из Назрани. Свое жилье она продала за бесценок, и потому из бабушкиного наследства Насте ничего не досталось. Да она и не возражала: все-таки у нее есть квартира, за которую она получает хоть какие-то деньги. Правда, последние два года приходилось самой улаживать проблемы с жильцами: Нине стало трудно оставлять дом и часто болевшего мужа. Некоторые из арендаторов задерживали оплату месяцами, и тогда Насте прибегала к помощи отца: он с Наташкиным крестным-милиционером выселял неплательщиков и опечатывал квартиру. После этого Насте приходилось отпрашиваться в институте, приезжать и находить новых жильцов. Все это сильно ее напрягало, но делать было нечего: жизнь в Питере дорожала, а садиться на шею двоюродной сестре не хотелось.
Через неделю после памятного объяснения с директором школы Настю вызвали в деканат.
− Снегирева, ваши бывшие ученики сильно горюют, что вы их покинули, − недовольно обратился к ней декан, − мы получили коллективное письмо, где они просят повлиять на вас. Чтобы вы вернулись в школу и довели уроки хотя бы до конца года. И родители присоединились к их просьбе. Что заставило вас отказаться от класса?
− Мне трудно совмещать уроки с подготовкой к защите, − попыталась оправдаться Настя, − и наука отнимает много времени, я же готовлюсь в аспирантуру.
− Чтобы вы испугались трудностей? − не поверил декан. − Да ладно вам! Работали, работали − и вдруг посреди четверти бросили. Зная вашу ответственность, я не могу поверить, что причина в загруженности. Может, признаетесь, в чем дело?
Настя молчала. Да и что она могла сказать? Что директор заставляет ее завышать оценки? А вдруг декан станет выяснять отношения, а та откажется? Наверняка откажется − кто же признается в таком? Получится, что она, Настя, оговорила человека.
Декан подождал ее ответа, но так и не дождавшись, постучал по столу карандашом: − Снегирева, я был о вас лучшего мнения. Понятно, что вы столкнулись с какой-то проблемой и спасовали перед ней. Но все же подумайте − может, наберетесь мужества продолжить начатое дело? Школа ведь на вас понадеялась − а где теперь найти физика? Замещают пока другими предметами, но это, конечно, не выход. Что вы молчите?
А может, правда, вернуться? − подумала Настя. Действительно, как нехорошо получилось: начала и бросила на полдороге. Но как же быть с категорическими требованиями директора? Ведь, если двоечникам ставить тройки, то троечникам надо завышать оценки до четверок, а хорошистам − до пятерок. А они, поверив, что знают предмет, выберут ЕГЭ по физике и дружно завалят. Как я тогда буду выглядеть? Да и не смогу я той же Меркуловой ставить пятерки ни за что. Нет, не вернусь.
− Да, Всеволод Матвеевич, − Настя прямо посмотрела в глаза декану, − вы правы, причина моего ухода в другом. Но я не могу вам открыться, − это не только моя тайна. Просто поверьте, что причина очень существенная. Это все, что я могу сказать.
− Вот, значит, как. − Не ожидавший столь решительного отказа декан явно расстроился. − Выходит, школе мы ничем не можем помочь. Уж если вы не идете им навстречу, то ваши сокурсники тоже скорее всего откажутся. Ладно, идите. Вы меня разочаровали. Но, если все же у вас заговорит совесть, дайте знать.
С тяжелым сердцем Настя вышла из деканата. Ей страшно хотелось посоветоваться с каким-нибудь опытным педагогом типа Ольги Дмитриевны или Екатерины Андреевны, но таковых поблизости не было. А самой ничего на ум не приходило. В грустной задумчивости она шла по коридору, когда ее внезапно поймали за руку:
− Настя, ты чего? Идешь и даже не здороваешься. Что стряслось?
Настя подняла глаза. На нее вопросительно смотрела куратор их группы − добрая пожилая женщина, терпеливо выносившая на протяжении студенческих лет все выходки ее беспокойных подопечных. В свое время ей так и не удалось защитить диссертацию и потому она на долгие годы осталась ассистентом, подрабатывающим в должности куратора. Посоветоваться с ней, что ли, мелькнула мысль. Нет, не буду, она декану обо всем доложит.
− Ничего, Людмила Петровна. Просто задумалась.
− О чем, если не секрет?
− Скажите, вы когда-нибудь ставили зачет ни за что? − неожиданно выпалила Настя. − Например, если не сдано ни одной лабораторки, а начальство требует.
− Как это похоже на тебя! − вздохнула кураторша. − Ты у нас известная любительница задавать трудные вопросы. Просьбы, конечно, такие были, но я всегда предлагала остаться с этим студентом после занятий, помочь ему выполнить работу, оформить бланк и защитить ее. Зачем обострять отношения, когда можно решить вопрос полюбовно. У тебя что: возникли подобные проблемы в школе?
− Вот догадливая, − молча, подосадовала девушка. − Нет-нет, − поспешно возразила она, − просто я подумала, как поступить, если от тебя потребуют поставить отличную оценку, а ставить не за что. Ведь такое может быть? Правильно вы говорите: надо предложить позаниматься дополнительно. Спасибо, я подумаю над вашими словами. − И чтобы избежать дальнейших расспросов, поспешила распрощаться.
Когда она садилась в автобус, заиграл мобильник. Поскольку он был в сумке, а народу в салоне набилось битком, Настя решила перезвонить самой позже. Но он звонил и звонил, пока на нее не начали оборачиваться. Скрепя сердце, она полезла в сумку и долго искала застрявшую трубку, продолжавшую настырно наигрывать.
− Слушаю вас! − Настя постаралась придать голосу приветливые интонации, как их учили на занятиях по психологии, − но это у нее получилось плохо. − Говорите громче, а то я в автобусе, здесь шумно.
− Тогда я перезвоню попозже, − отозвался незнакомый мужской голос и отключился. Настя, пожав плечами, спрятала телефон в карман. Уже возле ее дома сотовый заиграл снова.
− Здравствуйте, Анастасия Олеговна, − поприветствовал ее все тот же голос. Настя лихорадочно пыталась вспомнить: кто бы это мог быть, но на ум ничего не приходило. − Вы можете говорить?
− Да, пожалуйста. Здравствуйте. Я вас слушаю.
− С вами говорит отец вашей ученицы Меркуловой Лидии. Дочь очень расстроена, что вы покинули их класс. Только-только она начала разбираться в предмете, и тут такая незадача. Нельзя ли что-нибудь сделать, чтобы вы переменили решение?
Надо же, поразилась Настя. Со всех сторон обложили. Интересно, откуда у него номер моего сотового? Неужели директор дала? Могла бы хоть разрешения спросить. − Извините, нельзя, − стараясь изо всех сил говорить вежливо, отказалась она. − Мне надо готовиться к экзаменам в аспирантуру и диплом на носу. Кстати, откуда у вас номер моего телефона, если не секрет?
− Ну, узнать ваш номер − не проблема, у меня большие возможности. Значит, отказываетесь категорически. Но тогда, может, индивидуально с ней позанимаетесь? Хоть пару раз в неделю. С оплатой проблем не будет.
Деньги! − пришла в голову мысль. Новые туфли и теплая куртка, в этой уже руки торчат из рукавов. Нет, сначала джинсы, сколько можно их штопать. И Анне Ивановне смогу почаще помогать.
С тетей Вадима Анной Ивановной Настя сумела за эти годы подружиться. Был момент, когда у них с матерью Вадима в материальном плане стало так плохо, что она сама позвонила Насте. Попросила, чтобы та заняла им денег: у них после платы за квартиру и лекарства не на что купить еды. Настя, конечно, тут же отдала все, что у нее было. После этого она сама им позванивала и, как только у нее заводились деньги, немного отстегивала. Подобревшие сестры стали приглашать Настю на чай с домашними плюшками, так напоминавшими ей бабушкины. За круглым столом, покрытым узорчатой скатертью, Настя, замирая от счастья, слушала рассказы Анны Ивановны о детских годах Вадима, его болезнях и шалостях. А сама все не сводила глаз со стены, увешанной фотографиями. Заметив ее интерес, Анна Ивановна однажды достала из секретера несколько семейных фотоальбомов, в которые Настя погрузилась с головой. Перелистывая страницы, заполненные его снимками, она испытывала состояние человека, попавшего в сады Эдема. Она просмотрела все альбомы по нескольку раз и даже умудрилась выпросить большую фотографию семнадцатилетнего Вадима − теперь он постоянно был с ней.
Одно смущало Настю во время этих чаепитий: его мать, в глазах которой застыла неутихающая боль. В разговоры она не вмешивалась, лишь выжидающе смотрела на Настю большими, черными, как ночь, глазами, словно ждала ответа на свой немой вопрос. Лишь однажды, когда Настя была уже у выходной двери, она, прикоснувшись к ее руке, тихонько попросила: − Вы не могли бы передать Вадиму, чтобы он сегодня не задерживался в институте. Надо помочь Дениске, он опять получил тройку по математике.
Потрясенная Настя так и застыла у двери, потеряв дар речи. Подошедшая Анна Ивановна обняла сестру за плечи и увела в комнату.
Да, размышляла Настя, держа трубку, деньги очень нужны, очень. Согласиться, что ли? − Но мне негде заниматься с вашей дочкой, –нерешительно сказала она. – Своей квартиры у меня нет, а в институте запрещают репетировать.
− Это не проблема. Можете заниматься у нас. Мой водитель будет вас привозить и отвозить куда скажете.
− Ну, если так. Ладно, я согласна. Но при условии, что Лида будет выполнять мои задания. И, кроме того, у нее огромные пробелы в математике: делает грубые ошибки в элементарных преобразованиях.
− Для меня это новость. Все годы с математикой у нее не было проблем, одни пятерки. Только с вашим приходом это всплыло. Но надо что-то делать: дочка собирается в строительный университет, хочет пойти по моим стопам. А там математика с физикой − главные предметы, особенно на младших курсах. Может, заодно и тут ее подтянете?
− Нет, за математику я не возьмусь, это слишком большая ответственность.
− Тогда, может, кто из ваших преподавателей согласится? По прежним временам я нанял бы ей педагогов из строительного вуза и никаких проблем с поступлением не возникло. Но с вводом ЕГЭ это теряет смысл, нужны настоящие знания. Помогите, Анастасия Олеговна, я в долгу не останусь.
− Хорошо, я попробую завтра поговорить на кафедре математики. Запишите, какие учебные пособия по физике издательства ФЕНИКС надо купить, и давайте начнем заниматься по средам и пятницам. Часов с пяти Лиду устроит?
− Как скажете. Куда за вами подъехать?
Настя назвала адрес. Он поблагодарил ее и попрощался, заверив, что послезавтра приедет сам и обсудит условия оплаты. Сунув мобильник в карман, девушка стала медленно подниматься по лестнице. Вот и пошла я по стопам мамы, думала она, радуясь и досадуя одновременно. Не зря говорят: яблоко от яблоньки недалеко падает. Лишь бы Лида учила, а то, если завалит ЕГЭ, то папаша может потребовать деньги обратно, а я их потрачу. Нет, надо сразу этот вопрос обговорить. А может, не стоит связываться? Но деньги так нужны − тех, что присылают за аренду, стало катастрофически не хватать. Ладно, начну, а там посмотрим.
Когда послезавтра отец Меркуловой привез ее в свой особняк, Настя онемела. В ее понимании это был не дом, а дворец, не комнаты, а залы. Маленький Эрмитаж! Куда там домик папы-шашлычника, которым она когда-то так восхищалась на море, − перед этими апартаментами тот выглядел жалкой хижиной. Какие-то немыслимой красоты арочные переходы, картины на стенах, подогревные полы, устланные роскошными коврами, мебель из стекла и бронзы, − все это заставило ее почувствовать себя жалким плебеем в заштопанных джинсах.
− Здравствуйте, Анастасия Олеговна, − услышала она девичий голос и оглянулась. Лида Меркулова в атласном халатике приветливо ей улыбалась. − Проходите в мой кабинет.
Лидочкин кабинет представлял собой просторную комнату − вдоль ее стен тянулись книжные полки, а у окна стоял большой компьютерный стол. Еще там имелся красивый кожаный диван и стеклянный журнальный столик, на котором стояли фарфоровая чашечка, кофейник и тарелочка, полная миниатюрных бутербродов.
− Угощайтесь, Анастасия Олеговна, − предложила маленькая хозяйка. − Перекусите, а потом будем заниматься. Вы ведь из института.
И как это будет выглядеть, подумала Настя, я буду есть, а она на меня смотреть? − Только вместе с тобой, − твердо заявила она, − мне одной неловко.
− Но я недавно обедала. Ладно, я тоже кофе выпью. − Девочка сбегала куда-то и принесла такую же чашечку. − Это из Японии, ручная работа, − сказала она, заметив, что Настя заинтересовалась изображенным на чашке драконом. − А если посмотрите донышко на просвет, увидите гейшу.
Настя посмотрела. И правда, в почти прозрачном донышке просвечивалось женское лицо с высокой прической. Это каких же денег стоит одна такая чашечка? − подумала она. А все остальное? Неужели строитель, пусть даже занимающий высокий пост, может столько зарабатывать? Наверно, он хозяин какой-нибудь фирмы, что строит шикарные многоэтажки? Тогда, конечно, он имеет бешеные деньги, ведь квартиры в них такие дорогие. − Я что ли завидую? − спросила она себя. − Нет, ничуть, − подумала с облегчением. Жить в таком дворце: это сколько комнат надо прибирать ежедневно, сколько пыли стереть, − пока одни полы пропылесосишь, выдохнешься. Хотя у них, наверно, есть прислуга. Нет, для меня предел мечтаний: однокомнатная квартира, не требующая долгой уборки, чтобы можно было заниматься чем либо более продуктивным.
− Анастасия Олеговна, скажите правду, как я написала тот зачет по электростатике? − Лида пытливо посмотрела на молодую учительницу. − Только правду. А то мне иногда ставят пятерку, хотя я точно знаю, что решила неправильно. А как правильно, не объясняют.
− Плохо, Лида, − честно ответила Настя. − Ты не решила ни одной задачи. Давай сначала повторим основные формулы и графики, а потом разберемся с твоими ошибками.
И они погрузились в физику. Три часа пролетели незаметно. Когда за окном стало темнеть, в комнату вошел Лидочкин отец.
− Думаю, на сегодня достаточно, − решительно заявил он. − Я ожидал, что вы позанимаетесь пару часов, а вы, похоже, потеряли счет времени. Давайте, Анастасия Олеговна, я отвезу вас домой и по дороге обсудим условия оплаты.
Когда в машине он спросил у Насти про гонорар, она только пожала плечами. − Не знаю, − честно призналась девушка, − я прежде никогда не занималась репетиторством. Мама занималась, она английский преподавала в институте. Но сколько она брала за уроки, я не спрашивала. Решайте сами. Сколько можете, столько и платите.
− О, вы не так просты, как кажетесь! − сказал он, отсмеявшись. − «Сколько могу» − верно, вы догадались, что я могу немало.
− Ничего я не догадалась, − насупилась Настя. − Я не это имела в виду. Можете вообще ничего не платить, мне просто нравится заниматься с Лидой. Я люблю, когда не надо заставлять, когда человек сам хочет больше знать. А она как раз из таких.
− Ладно, ладно, не сердитесь. − И он протянул девушке конверт. Настя, не глядя, сунула его в сумку: ей было неудобно при нем считать деньги.
− Неужели даже не пересчитаете? А вдруг недостаточно? − Он с любопытством взглянул на нее.
− Я же сказала: платите сколько считаете нужным. До свидания! − И выбравшись из машины, Настя поспешила в свой подъезд. Когда у себя в комнате она вытащила из конверта деньги, то даже уронила их на пол от неожиданности: сумма за одно только занятие была равна трети месячной квартплаты. Надо отказаться, подумала она, собирая рассыпавшиеся купюры, сказать, что это слишком много. Хотя, с другой стороны, что для папы-олигарха такие деньги? Мелочь! А пусть платит, вдруг решила Настя, не обеднеет. Зато хоть оденусь. Куплю завтра цыпленка-табака и торт «Золотые купола» − вот вкусный! И устроим с Юркой пир. После института сбегаю сначала в обувной, а потом в гастроном. И Анне Ивановне денег занесу. Решено!
Она сунула деньги в сумку и пошла на кухню готовить ужин.
Вот и кончились мои студенческие годы, с грустью думала Настя, выходя из актового зала, где им вручили дипломы. Хорошо, что впереди еще два года аспирантуры, − а как дальше? Без прописки ведь на работу не возьмут, даже если защищусь. А сестра постоянную прописку не предлагает, хотя могла бы: все-таки я ее родственница и метраж позволяет. И ведь относится она ко мне хорошо, грех жаловаться. Все пять лет заботилась, переживала за мои успехи, слова дурного от нее не слышала. А прописать не торопится, хотя прекрасно понимает, что без этого я на работу не устроюсь. Наверно, сын не разрешает.
Догадливая Настя была недалека от истины. Повзрослевший племянник познакомился в походе с девушкой − хорошенькой сероглазой туристкой с личиком веселой лисички и конским хвостиком на затылке, Девушку звали Даша, она работала медсестрой в поликлинике. Период их платонических отношений длился недолго: по возвращении из похода Даша сразу осталась у него на ночь. Возмущенная Наталья наутро устроила сыну грандиозный скандал. − Или женись! − кричала она, − или чтоб этого больше не повторялось! Нечего мне здесь бордель устраивать!
− Мама, уймись, − спокойно отреагировал сынок, − глядя на нее сверху вниз с высоты почти двухметрового роста. − Я взрослый человек, и это не только твоя квартира, но и моя. Буду жить, как хочу и с кем хочу. Посмотри вокруг. Все сейчас живут без регистрации, это нормально. А ты со своими старомодными принципами просто смешна.
От этих хамских слов Наталья сначала онемела, а потом залилась безутешными слезами. Как же она не заметила, что ее любимый, всегда послушный мальчик вдруг превратился в чужого циничного человека? А этот человек, вместо того, чтобы утешить плачущую маму, только усмехнулся и ушел, хлопнув дверью.
Пару месяцев Наталья терпела, потом решила воздействовать на сына через его подругу. − Дашенька, − обратилась она к девушке, − если вы любите друг друга, почему не женитесь? Квартира большая, места всем хватит. А если ребеночек появится?
− Никаких ребеночков, − засмеялась Даша, тряхнув хвостом. − Этого еще не хватало!
− Но как же так можно? Ведь без регистрации у него никакой ответственности перед тобой. А если он поживет-поживет с тобой и бросит?
− Бросит − другого найду. Можно подумать, печать от этого спасает. Пока хорошо вместе, будем жить. А надоест − разбежимся. И вообще, не кажется ли вам, Наталья Юрьевна, что вы вмешиваетесь не в свое дело?
− Но любовь проходит, а обязанности остаются, − попыталась еще раз образумить эту вертихвостку Наталья. − Нельзя же так: один бросит, другого найду. Ты женщина, тебе надо думать о семейном очаге.
− Ах, оставьте! Мне еще только двадцать. Вот когда будет тридцать, может, задумаюсь. А пока буду жить для себя. Жизнь-то всего одна.
− Вот именно, одна! Пролетит − не заметишь как. И останешься, как та старуха, у разбитого корыта. Семью надо по молодости создавать, после тридцати, может статься, никому уже не будешь нужна. И что значит: не в свое дело? Он мой сын, мне его судьба небезразлична. Неужели не понимаешь, что он с тобой поступает нечестно?
− Да что вы обо мне так печетесь? Мы с Юрой договорились не быть друг другу обузой. Доставлять друг другу только удовольствие, а обязанности оставить дома. Меня это устраивает и его тоже.
Наталья долго потом изливала Насте свое возмущение, но ничего поделать с этой парочкой не смогла. Даша демонстративно приходила, когда хотела, оставалась на ночь, а утром убегала на работу. Юрка сделал ей вторые ключи, поэтому проблем с ее приходами и уходами не возникало. И Наталья, в конце концов, смирилась, хотя все в ней бунтовало.
Еще перед получением диплома Настя созвонилась с бригадиром грибной артели Трофимом Матвеевичем, чтобы тот зарезервировал ей на июль домик: этот месяц она собиралась посвятить любимому сбору грибов. И отдых великолепный, и деньжат подзаработать можно − разве плохо? Это же она предложила и Наталье. Та, взвизгнула от радости, поклялась уговорить мужа поехать в лес на машине. Ведь тогда можно будет обследовать не только ближние, но и дальние лесные угодья, до которых пешком не добраться.
До отъезда оставалось чуть больше недели. Это время Настя решила посвятить поиску работы. В лицее на соседней улице ей обрадовались и сразу предложили полную нагрузку: физиков в городе не хватало. Но узнав, что у нее временная прописка, только развели руками. В остальных лицеях произошло то же самое.
Настя приуныла. Выход оставался один: очная аспирантура − с заочной не получалось. Она поехала в университет и переписала заявление, потом вернулась домой. В доме было тихо. Она прошла к себе в комнату, почувствовав усталость, прилегла на диван и задремала.
Проснулась Настя от громкого голоса за стеной. Голос принадлежал Даше, в нем сквозило раздражение и даже агрессия.
− И долго эта приживалка будет у вас отираться? − возмущалась Даша. − Пять лет проучилась − пора и честь знать! Она что: навсегда здесь поселилась? Уже работу ищет. Потом постоянную прописку потребует.
− Но она наша родственница, − прозвучал голос Юрия. − И она платит за квартиру, убирает, готовит. Знаешь, какие вкусные блинчики с мясом и суп-харчо! − я больше нигде такое не ел. Она хорошая и никому не мешает.
− Подумаешь, платит! Если бы она квартиру снимала, разве столько бы платила? По-настоящему, она за такое жилье должна в десять раз больше! И какая она родственница − седьмая вода на киселе. Пропишете, а потом она станет предъявлять на квартиру права.
− Не станет, − не очень уверенно ответил племянник. − Она порядочный человек.
− Наивный! Вот посмотришь: не сегодня-завтра она заведет разговор с твоей мамашей о постоянной прописке. Скажи, чтобы мать не соглашалась ни за какие коврижки! Пусть катится домой, и там устраивается на работу. Иначе вы ее потом не вытолкаете, попомнишь мои слова. И вообще: я не хочу больше ее здесь видеть.
− А тебе она чем помешала? Чего ты раскомандовалась?
− Помешала! Помешала! Юра, у меня задержка.
− Вот это новость! Но мы же договаривались. Ты сама говорила: никаких детей. Передумала?
− Так получилось. Но выскребаться я не хочу, боюсь. Давай жениться, раз так. Тем более, что твоя мать только об этом и мечтает. Но эта девка пусть выметается − это мое категорическое условие.
− Ну, не знаю. Я, конечно, поговорю с мамой. Но боюсь, она будет возражать. Она Настю любит, они ведь двоюродные сестры.
− Пусть выбирает: внук или она.
Не в силах больше слушать этот драматический диалог Настя постучала в соседнюю дверь.
− Извините, но вы так кричали, что было все слышно, − сказала она, заходя в комнату Юрия. − Не надо ничего выбирать. Даша права: мне действительно пора и честь знать. В ближайшие дни я съеду.
− Но куда? − виновато спросил племянник. − Ты же не сможешь снять квартиру, это очень дорого.
− В общежитие. Очным аспирантам обязаны предоставить комнату. На два ближайших года у меня есть жилье, а там будет видно.
− Но ты же хотела в заочную аспирантуру. Сама говорила, что очную тебе не вытянуть − стипендия маленькая.
− Буду подрабатывать. С Лидой буду заниматься весь одиннадцатый класс. Ее отец хорошо платит. А потом, может, еще ученики появятся. Что-нибудь придумаю, не переживай.
Сдерживая слезы, она вышла из комнаты. Лихорадочно переоделась и поехала в университет писать заявку на общежитие. Но в профкоме получила вежливый отказ. − Понимаете, − объяснили ей, − вы ведь сначала подали заявление на заочную аспирантуру, а там общежитие не полагается. И потом, мы знали, что у вас жилье есть. А теперь все комнаты распределены в основном между семейными парами.
− Может, вы посоветуете недорогую квартиру, − растеряно попросила Настя. − У меня изменились обстоятельства.
− О чем вы говорите? Недорогих квартир в Петербурге не бывает. Везде оплата больше вашей аспирантской стипендии.
В состоянии близком к панике Настя вышла из университета. Села на скамейку и задумалась. Думала-думала, но так ничего и не придумала. Выход был один: оставаться на заочном отделении и возвращаться домой. Но как не хочется! Она представила себя одну в родительской квартире, мучительные встречи с отцом и Лялькой, терзающие воспоминания − и ей стало так плохо, что она едва не разрыдалась. «Так будет не всегда!» − всплыла в памяти фраза, сказанная когда-то матерью. И ее совет повторять эту фразу, когда тебе очень плохо – мол, она рождает надежду. Только никакой надежды не осталось.
− Питер, − думала она, − я не хочу с тобой расставаться. Я люблю тебя, город! Никто тебя так не любит, как я. Почему ты меня отвергаешь?
− Не хочется, но приходится, − сурово ответил ей внутренний голос. − Возьми себя в руки и отправляйся собирать вещи.
В своей бывшей комнате Настя обнаружила Наталью, понуро сидевшую на диване. По ее взгляду девушка поняла, что Юрий все рассказал матери.
− Настенька, ты не обижайся на нас, − заплакала сестра. − Если будет плохо в общежитии, приходи искупаться или постирать, там же, наверно, с этим проблемы. Ох уж эта Даша, чувствую, намучаемся мы с ней. Но что же делать? Ребеночек ведь − куда теперь денешься?
− Я уезжаю, Наташа. − Настя достала из кладовки чемодан, открыла шкаф и принялась снимать с вешалок одежду. − Спасибо, но мне в общежитии отказали, сказали, раньше надо было подавать заявление. А теперь мест нет.
− Уезжаешь? А как же аспирантура?
− Буду учиться заочно. Да не переживай ты так. Спасибо тебе за все. Сейчас поеду за билетом. Можно, я еще сегодня переночую, а завтра отвезу вещи в камеру хранения?
− Да что ты так торопишься? Ночуй сколько надо. С вещами Юрий поможет, отнесет. Иди поешь, кто его знает, сколько в очереди простоишь. − Она тяжело поднялась и вышла.
Билет достался Насте на завтра. Она надумала отправить вещи багажом, самой пожить месяц с Наташкой в лесу, а потом вернуться домой на их машине. Выйдя с вокзала, Настя оправилась бродить по городу: ей не хотелась лишний раз встречаться с Дашей. Надо позвонить Меркулову, подумала она, сказать, что не смогу заниматься с Лидой. И навестить родных Вадима, попрощаться. Больше мне не ждать его у Амура − это бесполезно. Ведь столько лет прошло.
Все эти годы в условное время она выстаивала по нескольку часов у заветной статуи, безуспешно высматривая среди посетителей музея дорогое лицо. Вадим пропал. Год назад его родные получили из военкомата известие, что полковник Туманов признан погибшим, хотя его тело так и не было найдено. Матери Вадима как инвалиду стали платить пенсию за погибшего мужа, и сестрам в материальном плане полегчало, но не намного: плата за большую квартиру в самом центре Петербурга достигла неподъемной суммы.
Дойдя до Медного всадника, Настя села на свободную скамейку и принялась звонить по сотовому отцу Лиды. Настя знала, что дочку он отправил в какой-то международный лагерь. Матери у нее не было: жена Меркулова умерла во время родов, поэтому он воспитывал девочку один. Как-то Аркадий Дмитриевич признался Насте, что пару раз, когда Лида была уже большая, он имел намерение жениться, но дочка сразу приняла его избранницу в штыки, закатив отцу такую истерику, что он отказался от этих планов. Наверно, следовало найти мать девочке, когда она была маленькой, − став постарше, Лида не захотела делить своего папу с кем-то еще.
Меркулов отозвался сразу. Узнав, что учительница его любимицы уезжает навсегда, он страшно огорчился: − Но почему? Вы же в аспирантуру собрались, мне дочка говорила. Оставайтесь, не уезжайте, я увеличу вам плату. Анастасия Олеговна, что вас заставило принять такое решение?
− Мне негде жить, − просто сказала Настя.
− Как негде? У вас же здесь родственники.
− Они отказали. Племянник женится, и уже малыша ждут. И в общежитии мест нет. А снимать квартиру мне не по карману. Очень жаль покидать Петербург, я бесконечно люблю этот город. Но ничего не поделаешь.
− Так. Я все понял. Где вы сейчас?
− В сквере возле Медного всадника.
− Оставайтесь там, я подъеду.
Вскоре Настя увидела его плотную фигуру, быстрым шагом направлявшуюся к великой скульптуре. Вот он остановился и принялся озираться. Тогда она поднялась. Взяв ее под руку, он повел к своей машине.
−Значит так, Анастасия Олеговна, − решительно заявил он, когда они отъехали. − Вы будете жить у меня. И не возражайте. Вы видели мой дом? Там сейчас мы живем втроем: я, дочка и няня Нина Ефремовна, вы ее знаете. Ну и еще охрана. Будете жить в гостевой комнате: хотите на первом этаже, хотите на втором. Где ваши вещи?
− У сестры. Я хотела зимние вещи отправить домой багажом и уехать на месяц к родне в Муром. Пожить в лесу, а потом уже вернуться к себе домой.
− Едем за ними.
− Но мне неудобно, Аркадий Дмитриевич, − нерешительно запротестовала Настя. − На правах кого я буду жить у вас? Ведь я вам чужой человек.
− Насчет прав что-нибудь придумаем. Пусть это вас не беспокоит. У меня есть кое-какие мысли. Мой водитель поможет забрать вещи.
Когда Настя с водителем вошли в квартиру, Наталья снова заплакала: − Настенька, что же ты так сразу уезжаешь? Собиралась ведь побыть еще пару деньков. У меня сердце не на месте.
− Я остаюсь, − успокоила ее Настя. − Отец моей бывшей ученицы предложил пожить с ними. У них большой особняк недалеко отсюда, всего через квартал. Он владеет строительной компанией.
− Как же ты будешь − у чужих людей? Чем расплачиваться?
− Пока не знаю. Посмотрю, как получится. Буду заниматься с его дочкой. Все-таки это шанс остаться в Питере. Вот их домашний телефон и адрес, а мой сотовый ты знаешь. Ну, пока.
Они расцеловались, и Настя навсегда покинула квартиру, в которой прожила все студенческие годы и так привыкла, что считала
почти своей.

...