Кошки, Собаки и другие животные в ЛР

— Твой ненаглядный ухитрился засадить себе в горло инородный предмет… проще говоря, обломок ветки. Теперь эта штука крепко сидит у него во рту. Послушай Ариадна, разве я не говорил, что надо кормить его подходяшей пищей?
— Но я никогда… Как ты сказал — обломок ветки? — Ариадна испытала такое облегчение, что у нее подкосились ноги. Она с трудом удержалась на ногах. — Но как у него во рту мог оказаться этот обломок?
— Не знаю. Знаю только, что он выгнут дугой вдоль неба и крепко застрял. Может, так и оставить? Будешь привязывать к нему кусок веревки и использовать вместо уздечки. Удила не понадобятся.
— Но, Колин…
Ветеринар пожал плечами, улыбнулся в знак того, что шутит, и одним быстрым движение извлек изо рта Шареба то, что при ближайшем рассмотрении и впрямь оказалось частью ветки с острыми окровавленными краями. Потом взял из ослабевшей руки Ариадны лампу, поставил на землю и повернулся поощрительно потрепать по шее жеребца.
— Что ж, дружок, я очень надеюсь, что это послужит тебе уроком. Питаться надо сеном и овсом, а не бог знает чем.
Колин не возражал — более того, всем сердцем приветствовал любовь дочери старого графа Уэйбурна, но его совсем не порадовали чувства, вспыхнувшие по отношению к нему в ее жеребце. Любовь Шареб-эр-реха оказалась чувством весьма обременительным.
После триумфального извлечения ветки изо рта он, как привязанный, последовал за своим спасителем в рощу и ждал, пока тот упакует и закроет сундучок — тот самый, насчет которого он еще недавно лелеял злобные намерения.
Когда ветеринар отправился к ручью умыться и вымыть руки, жеребец потрусил следом и не двинулся с места, пока ритуал не был завершен. Оттуда они, опять-таки вместе, вернулись в лагерь, причем старина Гром выразил свое мнение издевательским ржанием. Но даже это не сбило Шареба с однажды выбранного курса — он собирался и дальше выражать свою бесконечную признательность. Когда бывший недруг подошел к Ариадне и обнял ее, он не только не возмутился, но приблизился вплотную и одобрительно задышал ветеринару в затылок.
Колин понял, что его терпение на исходе. Повернувшись, он странно посмотрел жеребцу в глаза.
— Я уже все понял, Шареб. Довольно, ты сказал свое «спасибо».
— Ты завоевал его дружбу на веки вечные, — не без иронии заметила Ариадна.
— Сдается мне, лучше иметь эту лошадь в числе врагов, чем друзей, — сухо ответил Колин, но в душе ему льстила откровенная благодарность животного с таким крутым нравом.
Пожалуй, и в самом деле иногда он чувствовал себя настоящим героем, даже сейчас.

Да у Д. Линдсей в "Ангеле" мне понравилась Марабелла