Кейт Уолкер:
08.02.19 11:35
» Историческое кино. Часть LXVIII. Талисман любви
Ещё раз о сериале "Талисман любви", по мотивам которого Ирина Лаврентьева написала серию книг.
Причудливые узоры судеб главных героев рисуют нам красивую, таинственную, полную приключений и опасностей историю поиска истинной любви.
Гавриил Макарович — глава семейства Уваровых. Он не вникает особенно в домашние дела, предоставляя своей супруге Любови Евсеевне вести хозяйство.
Любовь Евсеевна — женщина с деловой хваткой, поэтому для неё хозяйственные дела представляют куда больший интерес, нежели воспитание детей. Властная и решительная, она редко прислушивается к чувствам и желаниям детей и всю жизнь старается распоряжаться их судьбами, как своей собственной. Быть может, поэтому ей так сложно наладить с ними отношения.
В семье Уваровых четверо детей. Старшие, — Александр и Ольга, — дети Гавриила от первого брака. Александр — рассудителен, амбициозен, умен, деловит, увлечён проектом строительства железнодорожной компании. Он не слишком счастлив в семейной жизни, а потому целиком отдаёт себя работе.
Ольга — независимая, своенравная молодая женщина. Чтобы быть рядом с любимым мужчиной, она готова пойти против воли родителей, против общественных устоев. Но принесёт ли ей счастье эта украденная любовь?
Младшие, Павел и Надя, — родные дети Любови Евсеевны.
Павел — полная противоположность Александра: горяч, отчаян, легкомыслен, помешан на лошадях и скачках. Известный ловелас.
Надя — младшая Уварова. Несмотря на юный возраст, она влюблена и уже готовится к замужеству. Перед самой свадьбой её жених, Леонид Погожев, преподносит ей неприятный сюрприз.
Лиза — бедная крестьянская девушка, которая вынуждена бежать из родного дома в Петербург. В незнакомом городе ей помогает Ульяна Ковригина, родная тётка Лизы. Она устраивает Лизу служанкой в дом богатого промышленника Гавриила Уварова, где сама Ульяна работает с незапамятных времен. Появление Лизы в доме неожиданным образом отражается на жизни всех членов семьи Уваровых, обостряя и без того непростые отношения между ними.
Одна из новых знакомых Лизы — обладающая даром ясновидения Кассандра, которую Любовь Евсеевна держит в доме в качестве медиума. Отношения Кассандры и Лизы складываются непросто. Девушки поначалу побаиваются друг друга, но обстоятельства заставляют их сблизиться.
Тем временем в особняке Уваровых происходят странные, необъяснимые явления, и Лиза становится их свидетельницей и участницей. Дом как будто пытается что-то сказать Лизе, открыть ей свой секрет.
По мере развития сюжета всё новые и новые персонажи вовлекаются в охоту за таинственным камнем. Переходя из рук в руки, от владельца к владельцу, камень-талисман мистическим образом меняет судьбы наших героев. Но куда ведёт дорога, указываемая камнем? Что ждёт счастливчика, разгадавшего секрет талисмана? Власть? Счастье? Богатство? Любовь?
Поймут ли наши герои, что им вовсе не нужно волшебство, чтобы сделать свою жизнь лучше и обрести любовь?
Санкт-Петербург, конец XIX века. В доме богатого промышленника Уварова появилась новая служанка Лиза. Неопытная Лиза влюбилась в одного из братьев Уваровых, но чуть позже поняла, что этот человек её недостоин.
Один из обитателей особняка любит Лизу по-настоящему, но...
С особняком Уваровых связана старинная легенда о сокровище, которое хранится в подвале дома. Путь к нему может указать таинственный Талисман. Но загадка Талисмана откроется только двоим - тем, кто готов отречься от всего ради любви. Удастся ли Лизе сделать сказку реальностью и открыть тайну волшебного Талисмана?
Принесёт ли счастье талисман любви?
...Конец XIX века. В дом богатого петербургского промышленника Гавриила Уварова поступила новая служанка Лиза Кольцова. Её появление обостряет и без того непростые отношения между членами большой семьи. Неопытная Лиза влюбляется, но её ждёт горькое разочарование... Есть человек, который давно и безответно любит Лизу, но свои чувства он тщательно скрывает от всех... С особняком связана старинная легенда о сокровище, которое хранится в подвале особняка. Путь к нему может указать таинственный Талисман. Прошлое оживает - волшебный камень входит в жизнь обитателей дома. В охоту за ним вовлекаются всё новые и новые персонажи. Переходя из рук в руки, от владельца к владельцу, Талисман мистическим образом меняет судьбы всех героев... Но куда он манит? Что ждёт счастливчика, который разгадает его секрет? Власть? Счастье? Богатство? Любовь? В довершение всех бед, Лизу постоянно посещает призрак девушки Татьяны, который хочет о чём-то попросить её... Но кто она такая, и почему является именно Лизе? Возможно, барышня когда-то жила в этом доме? Какая же трагедия с ней случилась, если она до сих пор не находит успокоения?
Размеренная жизнь Уваровых меняется круто и бесповоротно. Неожиданное разорение семьи, побег Ольги, расторгнутая помолвка Надежды, страшная болезнь Юлии, крушение планов Александра... Что означает эта зловещая череда событий? Может быть, злой рок преследует семью? Призраки, что являются Лизе, не дают ответов на вопросы...
А может быть, дело в Талисмане, в Лунном камне, который попал в дом Уваровых, и, переходя из рук в руки, от владельца к владельцу, таинственным образом поменял жизнь каждого из обитателей дома?
Поиски таинственного сокровища продолжаются. Борьба за него становится всё опасней. Под давлением обстоятельств Надя выходит замуж и узнаёт, что её молодой супруг - преступник. Братья Уваровы разоблачают заговор, едва не бросивший семью в нищету. Гавриле Макаровичу становится известно, что его жена интригует против самых близких.
Приоткрывается завеса тайны призраков, живущих в Уваровском особняке.
Много нового и печального узнают герои, но остаётся неразгаданной загадка лунного камня, места, где хранятся таинственные сокровища. За разгадкой герои устремляются в Крымское имение Уваровых...
Конец 19-го века. В столице, т. е. в Санкт-Петербурге (он, если не ошибаюсь, тогда был столицей), жила семья Уваровых. Вообще, это реальная фамилия, и они действительно занимались строительством железнодорожных веток, это правда. Так вот, в семье есть следующие герои... Гавриил Уваров - старшее поколение, всё время изображает из себя слабака и овечку, его жена Любовь Евсеевна - властная и строгая хозяйка дома, любительница интриг... Александр - старший сын Гавриила от первого брака, он женат на Юлии, но не любит её, занят исключительно строительством... Ольга - старшая дочь Гавриила от первого брака, она умна, эксцентрична, любит блистать в обществе. Барышня любит женатого на богатой княгине Варваре Бориса Глушковского, старший брат которого - преступник, главный в Питере, все воры ходят под ним. Павел - младший сын, он ветреный и непостоянный, любит скачки и лошадей. Надежда - младшая дочь, она ещё совсем юна, но уже собирается замуж, хотя жениха не любит... Неожиданно в доме появляются новые слуги - Елизавета и Василий Кольцовы. Надя влюбляется в Василия, Александр и Павел - в Елизавету, оба сразу. Даниил Дронов - авантюрист, разыскивающий клад в компании цыганки Мариулы, хотя не она пленила его сердце... Его сестра Долли Захарова вышла замуж за брата Любови Евсеевны, состряпав документы о княжеском происхождении... Долли мечтает избавиться от мужа, в чём ей может помочь влюблённый учитель пения... Даниил неожиданно находит некий Талисман, способный привести к сокровищу. Лизе являются призраки - девушки и какого-то конюха, за советом она обращается к ясновидящей Кассандре, которая способна видеть всё, кроме собственной судьбы... Кассандра влюблена в Александра, но её любит совсем другой человек... И пусть он вор и даже убийца, но из-за неё изменится в лучшую сторону... Хотя её судьба для неё скрыта, но есть тот, кто любит её, благородный, хоть и казался ветреным... Между тем, Даниил и Мариула находят письма некой Татьяны, к ней и ведут следы потерянного клада, именно она является Лизе...
Елизавета Кольцова
Лиза — молодая девушка из бедной крестьянской семьи.
В детстве ей пришлось испытать немало горестей и лишений, но это не ожесточило её, а наоборот, сделало очень чувствительной к чужой боли. Лиза добра и очень доверчива.
Ей предстоит пройти через множество испытаний в жизни, чтобы обрести своё счастье.
Ольга Уварова
Ольга — старшая дочь Гавриила Уварова от первого брака.
Она умело использует своё женское очарование, умеет блистать в обществе. Ей нравится вести богемный образ жизни.
Ольга никогда не признавала родительский авторитет, и однажды она решилась изменить свою жизнь кардинально…
Надежда Уварова
Надя — младшая Уварова.
Обожает лошадей и в своё время массу времени проводила на конюшне, но после того, как однажды упала с лошади, боится к ним подходить. Из трогательного подростка она стремительно превращается в красивую девушку, на которую начинают обращать внимание мужчины. Надя помолвлена с Леонидом Погожевым.
Кассандра
Кассандра — красивая женщина, наделённая даром ясновидения. Она может предсказать будущее человека, подержав в руках какой-либо принадлежащий ему предмет. Волшебный дар достался ей по наследству — её мать и бабка тоже были провидицами. У неё доброе сердце, и она искренне переживает, предсказывая кому-то печальную судьбу, но она не способна лгать, иначе её дар исчезнет.
Александр Уваров
Александр — старший сын Гавриила Уварова от первого брака. Привлекательный, но на первый взгляд кажется бесчувственным. Под внешней сдержанностью, однако, скрывается страстная натура. Он образован, смел, может справиться с любой проблемой, но он не счастлив. В глубине души он жаждет любви — но боится сам себе признаться в этом.
Даниил Дронов
Даниил — умен, хитёр и предприимчив. Привлекательный мужчина, обладающий обветренной красотой странника, он очень нравится женщинам. Окутан ореолом загадочности, поскольку истинная цель его приезда в Петербург пока никому не известна.
Павел Уваров
Павел — беспечный и беззаботный младший сын Уваровых. Он хорош собой и чертовски обаятелен, редкая женщина может перед ним устоять. Павел терпеть не может приземлённый и полный суеты мир, в котором живут его отец и старший брат Александр. Он ненавидит рабочую обстановку, рабочие обязательства, предпочитает быть "вольным ветром" и весело проводить время вне дома, например, катаясь верхом.
Василий Кольцов
Василий — старший брат Лизы. Он добрый человек, но временами бывает очень вспыльчив. Василий всегда помогает сестре и во всём поддерживает её. Он обожает лошадей и превосходно умеет их приручать и дрессировать, много времени проводит на конюшне.
Любовь Уварова
Любовь Евсеевна — вторая жена Гавриила. Женщина с горделивой осанкой и царственными манерами. Властная и амбициозная, она стала единоличным диктатором в доме Уваровых. И муж, и дети — Александр, Ольга, Павел и Надя — так или иначе, постоянно ощущают контроль со стороны Любы и вмешательство её в свою жизнь.
Гавриил Уваров
Гавриил — отец семейства Уваровых. Гавриил родом из знатной и уважаемой Петербургской семьи. Своё состояние он сколотил сам — путём упорной работы на железнодорожную компанию. Он передал старшему сыну Александру управление делами, чтобы тот возвёл компанию к новым вершинам успеха. В свои 50 с лишним лет Гавриил для своей жены Любы — ещё один ребенок. Она для него — надёжная защита от всех проблем и волнений.
Ульяна Ковригина
Ульяна — няня в семье Уваровых, воспитывала Александра, Ольгу, Павла и Надю Уваровых. Ульяна всегда была добродушной и понимающей — полной противоположностью Любы. Ульяну особенно обожают младшие Уваровы. И хотя дети давно уже выросли, Ульяну оставили в доме как почётного члена семейства.
Савва Евсеевич Захаров
Савва — брат Любови Уваровой. Заядлый игрок, частенько проигрывает немалые суммы денег. Савва унаследовал право управления семейным делом, но, поскольку вся родовая смекалка передалась по наследству Любе, под его руководством дела пришли в упадок. Люба старается незаметно исправлять последствия неудачных деловых решений брата, и только за счёт этого семейное дело ещё держится на плаву. Савва обожает свою молодую жену, Долли.
Юлия Уварова
Юлия — красавица-жена Александра. Они с Александром знают друг друга с детства. Юлия всегда была влюблена в Александра, который, в свою очередь, относился к ней хорошо — но его больше интересовали железные дороги, чем званые вечера и балы. Юлия страдает неизвестной психической болезнью: резкие перепады настроения, слёзы, сменяющиеся приступами ярости, апатия, сменяющаяся бешеной радостью. Никто, в том числе и Александр, не могут объяснить того, что происходит с Юлией.
Варвара Глушковская
Варя — супруга Бориса Глушковского. Она боготворит Бориса и терзается, зная, что у него есть любовница. Однако она старается относиться к этому, как к неизбежному злу, понимая, что у многих мужчин в Петербурге есть любовница. Варя надеется, что однажды её мужу наскучит любовница и он посвятит себя целиком семье.
Мариула
Мариула — молодая цыганка. Её экзотическая красота и магнетический взгляд привлекают мужчин, однако, девушка дорожит своей свободой и отвергает их ухаживания. Мариула обладает даром целительства. В частности, она умеет исцелять лошадей, знает, какие травы нужно заварить, чтобы животное выздоровело и какой заговор прошептать, чтобы беспокойная лошадь утихомирилась.
Стеша Ковригина
Стеша — служанка в доме Уваровых, дочь Ульяны Ковригиной, двоюродная сестра Лизы. С детства жила в доме Уваровых, однако так и не сумела наладить дружеские отношения с детьми-Уваровыми. Завистливая и алчная, она мечтает стать богатой и благородной, хотя её происхождение никак к этому не располагает.
Долли Захарова
Долли — хитрющая интриганка. Чрезвычайно хороша собой. Умеет вовремя прикинуться беззащитным котёнком, чтобы добиться желаемого от мужчин. Но она умеет не только мурлыкать — она умеет также выпускать когти. Выросшая в нищете, Долли пообещала себе, что обязательно достигнет положения в обществе и будет жить в роскоши, даже если ради этого ей придётся лгать или выйти замуж за нелюбимого человека.
Платон Амелин
Платон — искусный фокусник, мошенник и вор, становится главой банды цыганских ребятишек, которые бродят по улицам Петербурга и выполняют его приказы. С раннего детства он был предоставлен сам себе и не привык кому-либо доверяться или всерьёз привязываться к людям.
Леонид Погожев
Леонид — симпатичный, но излишне серьёзный молодой человек, родом из семьи зажиточных торговцев. Вложил деньги в проект Уваровых по строительству новой железной дороги. Влюблён в Надю Уварову и официально помолвлен с ней.
Роман Смелянцев
Роман — учитель пения у Долли Захаровой. Симпатичный молодой человек всю жизнь был поглощён изучением музыки и свойств голосовых связок. Но плохо разбирается в людях — из-за чего Долли рассматривает его как очередную жертву, которой можно манипулировать и использовать в своих целях.
Борис Глушковский
Борис — петербургский аристократ, любовник Ольги Уваровой. Красивый мужчина с утончённым вкусом, который привык иметь всё самое лучшее: лучшие вина, лучшие костюмы, лучших скакунов, и лучшую любовницу. Он — завсегдатай лучших театров, ресторанов, клубов и игорных домов Петербурга. Борис происходит из очень старого дворянского рода, но его предки промотали унаследованное от славных прадедов состояние...
Елизавета Кольцова
Я родилась в бедной крестьянской семье. Моё детство прошло нерадостно. Мама много работала, и очень редко улыбалась. А я всегда хотела учиться, но мне досталась лишь ободранная азбука от соседской девочки. Но я всегда верила в лучшее. Я очень люблю людей. Люблю с ними поговорить. Если у меня есть хоть маленькая возможность, то обязательно помогу. Иногда радость переполняет меня, и я готова обнять весь мир. Сейчас я служу у господ Уваровых, они такие хорошие. Но у них столько неприятностей и несчастий! Они люди славные, но порой какие-то бестолковые. Знаете, чего я хочу? Встретить большую любовь и выйти замуж. Мне так не хватает нежности и заботы! Наверное, я кажусь иногда слишком восторженной, легкомысленной и наивной, но на самом деле я просто стараюсь видеть хорошее во всём. Хотя в последнее время это не слишком-то просто, ведь меня предали двоюродная сестра и возлюбленный. Но я всё равно не отчаиваюсь и верю в лучшее, потому что иначе точно опустятся руки. Я очень переживаю за своего старшего брата Василия Кольцова. Он влюблён в Надежду Уварову, хотя это запретная любовь. И всё равно мне хочется, чтобы они были вместе.
Кассандра
Все меня зовут Кассандрой. Родителей я плохо помню, и как меня зовут на самом деле, не знаю. Говорят, что я красивая. Я вижу, как на меня смотрят мужчины. Я знаю, что Павел Уваров с детства был в меня влюблён. Ещё меня любит Платон Амелин, человек с сомнительными жизненными ценностями. Я же люблю Александра Уварова, только он, увы, женат и холоден. Я умею предсказывать будущее. Глядя на человека, могу предсказать ему судьбу. Этот дар у меня от мамы и бабушки. Мне рассказывали, что бабушка предсказала даже смерть императора. Мама завещала мне перед смертью, чтобы я никогда не лгала людям. Если вижу, что человек скоро умрёт, то так и надо сказать. Иначе дар может исчезнуть. Хотя так страшно порой говорить правду! Так и хочется слукавить, сказать, что я ничего не вижу, но увы - этого делать нельзя... Но недавно судьба поставила меня перед трудным выбором - я должна сказать правду, тем самым напророчив смерть любимому человеку, или утаить своё видение от всех и потерять свой дар, возможно, навсегда...
Ольга Уварова
Я старшая дочь Гавриила Уварова, от первого брака. Свою семью, конечно, люблю, но терпеть не могу, когда мне указывают, что делать. Я - умна, хитра, и, боюсь показаться нескромной, красива. К чему скрывать свои достоинства? Я хочу и намереваюсь брать от жизни всё. Я желаю блистать. Не понимаю иных своих знакомых, которые из-за какого-то глупого стеснения того не делают, чего им вправду хочется. Я точно знаю - ради своей любви пойду на всё. Пусть даже против меня восстанет весь мир! Наверное, я кажусь взбалмошной и легкодоступной, однако это не так. Да, я бросилась в омут с головой, но Борис Глушковский оказался абсолютно недостоин меня. На кон было поставлено всё: честь, репутация, свобода, мои собственные отношения с родными... И я проиграла, однако всё равно ни о чём не жалею! Мы с супругой Бориса, Варварой Глушковской, очень сильно сблизились, вопреки тому, что изначально являлись непримиримыми соперницами... Конечно, мне искренне жаль её, ведь она осталась одна, и будущего ребёнка ей придётся воспитывать в одиночку... Но я надеюсь, что она ещё встретит достойного человека... В меня же влюблён авантюрист Даниил Дронов, однако я пока ещё прихожу в себя после последних событий в моей жизни... Хотя уже сейчас я понимаю, что меня тоже влечёт к нему, но пока я слишком устала, чтобы думать о новых отношениях... Должно ещё пройти какое-то время...
Надежда Уварова
Я - младшая дочь Гавриила Уварова, от второго брака. Моя маменька, Любовь Евсеевна, - женщина строгая, властная и суровая. У меня есть жених, Леонид Погожев, но я ещё слишком юна, чтобы выходить замуж... Да и вообще, в последнее время мне всё чаще кажется, что я его не люблю, зато меня с каждым днём всё сильнее влечёт к Василию Кольцову, который работает у нас конюхом. После того, как я упала с лошади, стала бояться ездить верхом, но сейчас снова испытываю восторг от быстрого и лихого галопа. Я очень дружна со своей старшей сестрой Ольгой, несмотря на все её недостатки и выходки. У меня близкие отношения с братом Павлом, он тоже любит лошадей. А вот Александр - сложный человек, он редко открыто проявляет свои чувства.
Долли Захарова
Я - сестра авантюриста Даниила Дронова, который, как и наш отец, пытается найти какой-то мифический клад. Я замужем за Саввой Захаровым, но не люблю его. Я решила во что бы то ни стало добиться успеха и положения в обществе, для достижения этой цели даже пошла на обман - сказала семье супруга, что у меня есть высокопоставленные родственники в Париже. Теперь я боюсь, что они рано или поздно узнают правду обо мне, и тогда будет большой феерический скандал! Недавно я решила, что мне нужно брать уроки пения - юный соловей Роман Сменянцев определённо не сможет устоять перед моими чарами! Мне, конечно, повезло - муж меня любит, буквально пылинки с меня сдувает! Он водит меня по театрам, дорогим ресторанам и магазинам, жаль только, что вся эта роскошь с изысканными ужинами оплачивается из кошелька его сестры, Любови Евсеевны Уваровой. Вот бы освободиться из-под её опеки!
Варвара Глушковская
Я - супруга Бориса Глушковского, а значит, обманутая женщина, ведь он изменял мне с Ольгой Уваровой... Но мы с ней, вопреки всему, не стали соперницами, а смогли благодаря Даниилу Дронову дать моему драгоценному благоверному достойный отпор! Глядя на счастливую Ольгу, я всё чаще вспоминаю о том, что теперь осталась одна, и будущего ребёнка мне придётся воспитывать в одиночку... Да, я - богатая и завидная невеста, но кому же захочется связываться с женщиной, у которой уже есть ребёнок... Несмотря ни на что, я любила Бориса, как и Ольга. Недавно я стала вдовой, но это, увы, не принесло мне облегчения. Но я всё равно надеюсь на то, что ещё встречу свою настоящую любовь...
Мариула
Я - цыганка и целительница, мне знакомы многие травы, я гадаю и лечу людей. Но в последнее время мои мысли всё чаще возвращаются к авантюристу Даниилу Дронову, которого я, на свою беду, полюбила. А он меня не любит, я это ясно и чётко вижу! Мне кажется, он действительно влюблён в Ольгу Уварову. В последнее время они как-то подозрительно сблизились, и меня это очень сильно беспокоит. По натуре я очень ревнивая, поэтому боюсь в один далеко не прекрасный момент сорваться и натворить глупостей. Конечно, было бы правильным уйти от него насовсем, но я ничего не могу с собой поделать...
Александр Уваров
Я старший сын Гавриила Уварова от первого брака. Никого и ничего не боюсь. Говорят, что я - холодный и эгоист. Это не так. Я люблю свою семью, брата, сестёр, отца и даже мачеху. Она стала хорошей женой моему отцу. Честно говоря, я хочу тихого семейного счастья, но пока отчего-то не получается. Поэтому стараюсь целиком отдать себя работе. Я сейчас увлёкся новым проектом - железнодорожная компания. Увлекательное, признаюсь, дело. Я тут представил - а если проложить железнодорожные пути через всю страну! Сделаешься разом и богат, и знаменит. Эта работа поазартнее, чем рулетка! Конечно, у меня есть супруга, её зовут Юлия, с ней меня познакомила мачеха Любовь Евсеевна. Но я её, увы, не люблю. К тому же, я мечтаю о детях, а Юлия об этом и слышать ничего не хочет! Она боится испортить свою фигуру и красоту! Я знаю, что меня давно и безнадёжно любит ясновидящая Кассандра, но увы - не испытываю к ней никаких романтических чувств, хотя девушка она очень хорошая, милая и добрая. Да, есть та, которую я люблю по-настоящему, но вынужден скрывать свои чувства от всех, потому что у меня есть жена, и я не хочу давать ложных надежд...
Павел Уваров
Я сын Гавриила и Любови Уваровых, младший брат Александра. Про меня говорят, мол, я беззаботный и беспечный. Может быть. Слишком много сильных в семье - отец, старшие брат с сестрой. Я терпеть не могу работу и обязательства, предпочитаю жить, как вольный ветер, особенно легко и вольготно мне вне дома, на лошади скакать хорошо! Или к барышням сходить, поразвлекаться. К чему обременять себя заботами? Живём лишь однажды, так пусть оно будет в радость! Я близок со своей младшей сестрой Надей, она такая хрупкая и нежная девушка, похожа на цветок. К тому же, тоже любит лошадей, как и я! А теперь ещё я могу разделить своё увлечение с Василием Кольцовым, он у нас работает конюхом. Единственное, мне не нравится жених Нади, Леонид Погожев. Он не чист на руку, готов ради достижения своей цели буквально пойти по головам! Увы, но сестра меня и слышать не желает, когда я пытаюсь открыть ей глаза на поведение её будущего супруга. По-моему, ей больше Василий подходит, хоть он и не ровня богатой невесте из высшего общества. Сам я ещё совсем недавно думал, что серьёзно влюблён, однако через всю свою жизнь я пронёс чувство к совсем другой девушке, которая, к сожалению, любит другого человека... К тому же, эта девушка непростая, она способна увидеть все мои пороки и проступки, потому что обладает особым даром. Хотя она, возможно, также сможет увидеть с помощью деревянной лошадки, что я всегда любил только её одну...
Даниил Дронов
Я много путешествую. Наконец добрался до Петербурга. В этом состоит моя жизнь. Я видел много стран, знал любовь многих женщин, но полноты счастья ещё не испытал, всё чего-то недостаёт. Теперь, когда я узнал про Талисман, понял, что он мне нужен. Потому что лишь недосягаемая цель будоражит и влечёт меня. Серьёзные препятствия, будь то недоступная женщина или царская казна, делают жизнь интересной и наполняют её смыслом. Со стороны, наверное, может показаться, что я пользуюсь женщинами, как красивыми игрушками, но на самом деле это не так. Я знаю, что меня любит цыганка Мариула, но у неё слишком горячая кровь, это меня пугает и тревожит... Недавно я помог очаровательной Ольге Уваровой разыграть неплохой спектакль, достойный лучшей сцены мира! Я долго не хотел себе в этом признаваться, но всё-таки очевидно, что я действительно люблю её. Но она, увы, пока остаётся для меня недоступной, а впрочем, после недавнего предательства со стороны человека, которого она любила, это не удивительно. Но я всё равно надеюсь на взаимность...
Василий Кольцов
Я - старший брат Лизы Кольцовой. Люблю лошадей, умею их приручать и дрессировать. Я - защитник сестры, никому не дам её в обиду! Достаточно того, что отец продал Лизу мельнику за долги! Больше я никому не позволю причинить ей боль! Я влюблён в младшую дочь Гавриила Уварова - Надежду, но у неё, увы, есть жених Леонид Погожев, за которого она скоро должна выйти замуж... Конечно, я определённо не ровня ей, но сердцу, как всем известно, не прикажешь... Если она решит, что я ей действительно не нужен, то, конечно, тихо отойду в сторону, чтобы не мешать её счастью... Просто буду искренне за неё радоваться... Хотя мне кажется, что будущий супруг её абсолютно недостоин! Он преследует какие-то свои корыстные интересы, к тому же, по словам сестры, из-за него чуть не погиб Павел Уваров! Надеюсь, Надя вовремя поймёт, что ошиблась в своём выборе...
Роман Смелянцев
Я преподаю музыку у Долли Захаровой. Хотя она - замужняя дама, но я всё равно серьёзно в неё влюблён. Конечно, у неё совершенно нет голоса, но это для меня абсолютно ничего не значит! Я всё равно с радостью бегу на занятия, надеясь опять увидеть улыбку на её лице. Супруг у Долли, конечно, замечательный - он любит её по-настоящему, балует и потакает во всём. Но всё равно я отчаянно мечтаю о том дне, когда мы с ней наконец станем близки... Знаю, что должен выкинуть эти мысли из головы, но почему-то ничего не могу с собой поделать...
...
Кейт Уолкер:
08.02.19 23:36
» Историческое кино. Часть LXIX. В лесах и на горах
Сериал по дилогии П.И. Мельникова «В лесах» и «На горах»
Говорить, впрочем, мы будем не о самом сериале, а об оригинальном произведении. Чтобы понять сюжет, нужно, что называется, вернуться к истокам.
Вклад П.И. Мельникова (А. Печёрского) в русскую литературу значителен. Немного найдётся писателей, которые до конца дней своих сохраняли такую тесную связь с провинцией и служили делу изучения народной жизни и народного языка. Созданные им произведения сыграли важную роль в литературе XIX века и до настоящего времени сохраняют как литературную, так и историческую значимость.
П.И. Мельников являлся представителем этнографической школы, что, несомненно, сказывалось на языковой личности писателя. Талантливое использование всех богатств родного языка, а также творческое обогащение и расширение его за счёт использования элементов народной речи, создание ярких и выразительных образов, имеющих, как правило, фольклорную основу, - всё это характерно для творческой манеры писателя.
К сожалению, произведениям П.И. Мельникова не уделяется должного внимания ни в школьных, ни в вузовских курсах литератур. Их особенности в области языка недостаточно определены и изучены, хотя эта проблема не раз привлекала внимание исследователей. Работы А. Зморовича, П. Усова, А. Скабичевского, С. Венгерова, А. Богдановича, А. Измайлова, Л. Аннинского и других литературоведов способствовали более глубокому изучению языковой личности писателя.
Дилогия П.И. Мельникова «В лесах» и «На горах» - в золотом фонде русской национальной культуры
Очерк жизни и творчества
Встречи с произведениями подлинного искусства никогда не бывают скоропреходящими: рассказ, повесть, роман, поэма, лирическое стихотворение — словом, всё, что написано настоящим художником, поначалу приковывает наше внимание своей жизненной непосредственностью: вымышленные герои живут в нашем воображении, мы судим об их поступках и мыслях, грустим и радуемся, сочувствуем и негодуем. Но вот перевёрнута последняя страница книги, мы возвращаемся к повседневным нашим делам и заботам; но люди и события, о которых мы узнали при чтении, не перестают волновать нас. Вспоминать о полюбившихся образах —это едва ли не самое прекрасное в нашем общении с миром литературы. И не только потому, что тут мы заново переживаем первые впечатления; с этими воспоминаниями наступает черёд неторопливых раздумий обо всём, что образует коренные основы нашего бытия в мире — о смысле и тайнах человеческих отношений, о бесконечном многообразии жизни, о вечном её обновлении, о силе зла, о неисчерпаемости и нетленности прекрасного на земле... При этом рано или поздно, так или иначе, но неизбежно возникает мысль о писателе, который своим искусством возвысил наши чувства и обогатил наш разум.
Естественнее всего, конечно, искать его черты в том, что он создал, то есть в его произведениях. Ведь, в конце концов, как и о всяком человеке, о писателе судят по его делам, а слова поэта, говорил Пушкин,— это и есть его дело. Однако очень часто личность писателя по разным причинам запечатлевается в его творчестве в таких сложных, а иногда, кажется, даже в преднамеренно завуалированных формах, что бывает чрезвычайно трудно более или менее отчётливо представить себе её конкретные очертания. И в этих случаях просто необходимо заглянуть за страницы книги и узнать, какова была жизнь писателя, потому что только в ней можно найти источники всех тех качеств, которые удивляют, радуют, озадачивают, а порою и огорчают нас в его произведениях.
Открывая первые страницы какого-либо издания Павла Ивановича Мельникова, мы видим репродукцию его портрета, который был написан художником И.Н. Крамским по заказу Третьякова. На нас смотрит «человек с чисто-русскими, широкими, крупными чертами лица, лишённый красоты в прямом е понимании, но одухотворённый красотой умных, прекрасных глаз, внимательно всматривающихся из-под слегка взброшенных бровей, как бывает у «бывалых», «ce6е на уме» купцов. Русская борода широко опушила всё лицо и, скрывая черты рта и подбородка, как бы оттенила большой и благородный лоб. И на всём этом — на складках губ, на этом высоком лбе,— природа положила печать высокой интеллигентности и в то же время чего-то типично- русского, какого-то добродушного юмора, живой и беззлобной усмешки, которая вот-вот слегка поведёт губу под густым усом и пробежит мгновенным огоньком в этих умных, чутких, хоть и немолодых глазах...» [Измайлов, 1909, с. 2].
Читая произведения Мельникова, мы не можем не удивляться широте познаний писателя, глубине его понимания жизни. Он представляется нам человеком незаурядного ума и богатейшего жизненного опыта. И не удивительно, что в наших глазах сам писатель становится героем в подлинном смысле этого слова. Потому-то мы и хотели бы знать о нём как можно больше.
Павел Иванович Мельников родился 25 октября 1818 года (старого стиля) в Нижнем Новгороде в семье офицера местного гарнизона Ивана Ивановича Мельникова (1788-1837). Отец писателя принадлежал к старинному, но обедневшему дворянскому роду. Род Мельникова возник, по преданию, на Дону; Мельников гордился «чисто русской кровью» и знал предков «до времён запорожской вольницы» [Шешунова, 1994, c. 578].
Из статской службы Иван Иванович перешёл в земское войско, а оттуда в 1813 году — в действующую армию (офицер Великолуцкого полка), в составе которой участвовал в заграничном походе 1813-1814 годов. После окончания войны он был переведён в нижегородский гарнизон. Женившись и получив за женой небольшое именье, Иван Иванович вскоре после рождения первенца (будущего писателя) вышел в отставку и определился служить по дворянским выборам — сперва в небольшом городке Нижегородской губернии Лукоянове, а позднее — в Семёнове (одном из уездных городов, того самого нижегородского Заволжья, где происходит действие крупнейших произведений Мельникова-Печёрского — «В лесах» и «На горах»).
Мать, Анна Павловна (1790-1835) — дочь надворного советника П.П. Сергеева (в честь него был назван Мельников), избиравшегося 36 лет подряд исправником Нижнего Новгорода, но, вопреки обычаю, ничего не нажившего на этом посту; «образовал себя чтением» и собрал большую библиотеку. Умирая, Сергеев завещал внукам читать «Деяния Петра Великого» и чтить его, что побудило Мельникова с ранних лет полюбить историю [Шешунова, 1994, c. 578].
В доме Мельниковых была обстановка, характерная для малосостоятельных дворянских семей. Тут не было ни гувернёров, ни учителей, получающих большое содержание. Будущий писатель рос в окружении людей из народа, с самого раннего детства незаметно привыкая к народной речи, узнавая народные обычаи и нравы. Воспитанием и первоначальным обучением детей занималась мать писателя — Анна Павловна. В молодости она получила скудное образование, но потом много и с увлечением читала и эту свою страсть передала старшему сыну. Павел Иванович был первенцем, имел двух братьев (оба офицеры; Николай в 1844 году был убит на Кавказе, Фёдор дослужился до полковника и умер в 60-х годах в Брянске) и двух сестёр (Надежда и Анна).
Детские годы провёл в «лесном городке» Семёнове, окружённом старообрядческими скитами, и «с ранних лет напитался впечатлениями той природы и того быта, которые впоследствии изобразил». По мнению сына- биографа, Мельников рос в атмосфере «доверчивого патриотизма» [Мещеряков, 1977, с. 4]. Однако сам Мельников находил своё воспитание «чисто французским»: «мой гувернёр… давал мне такие уроки, что это ужас. Когда я был 14 лет, я с жаром читал Вольтера, его sermon de cinguantes знал наизусть, песни Беранже были у меня в памяти; презрение ко всему русскому считал я обязанностью» [Мещеряков, 1977, с. 5].
В 1829 году Мельников был определён в нижегородскую мужскую гимназию. Он учился в одну из самых мрачных эпох в жизни русского общества.
После восстания декабристов правящие круги России всеми средствами стремились подавить подлинное просвещение, которое коноводы реакции считали источником всякой крамолы. С неуёмной жестокостью правительство Николая I преследовало всё, что заключало в себе хотя бы малейшие признаки живой мысли. В гимназическом преподавании насаждался схоластический шаблон и бессмысленная, отупляющая зубрёжка; розга и карцер были главными средствами «воспитательного» воздействия. Нижегородская гимназия в этом смысле не составляла исключения. Учителя были «люты», редко обходились без розог и площадных ругательств» [Еремин, 1976, с. 7].
Мельников в своих воспоминаниях рассказал весьма характерный для обстановки тех лет эпизод.
Вместе с одноклассниками он решил устроить свой театр. С увлечением разучивали они и декламировали популярные пьесы тогдашнего репертуара. Но об этих невинных занятиях учеников узнало учебное начальство. Наказание последовало немедленно. Драматическую труппу под присмотром солдат отправили к директору...
С ними расправились по тогдашнему обычаю довольно круто... Из ребяческой шалости сумели раздуть страшную историю. В городе рассказывали, будто одиннадцати- и двенадцатилетние мальчики составили опасный заговор для ниспровержения существующего порядка.
Для Мельникова увлечение театром имело ещё и особое значение: тут впервые обнаружилась его художественная одарённость. В драматической труппе он был не только актёром, но и автором.
Мельников вспоминал добрым словом только одного гимназического учителя — словесника Александра Васильевича Савельева, пришедшего на смену учителю-рутинёру. В отношениях Савельева с гимназистами-старшеклассниками не было той отпугивающей казённой непроницаемости, которая была свойственна большинству тогдашних преподавателей. В классе он читал Пушкина, Дельвига, Баратынского, давал своим ученикам произведения этих поэтов на дом [Еремин, 1976, с. 8].
В 1834 году Мельников поступил на словесный факультет Казанского университета. Мельников был студентом в ту пору, когда над университетами тяготел строжайший жандармский надзор, когда самые дикие расправы над студентами, заподозренными в склонности к вольнодумству, были будничным явлением. Казанский университет в то время переживал своеобразную полосу своей истории. Ректором тогда был великий математик Н. И. Лобачевский. Не жалея сил, стремился он укрепить научный авторитет университета.
С благоговением готовился Мельников переступить университетский порог. Однако в первый же день занятий его постигло глубокое разочарование: профессор читал свою лекцию, рассчитанную на зубрежку. Но с детства приобретённая страсть к чтению ещё в гимназии помогала ему хоть немного отдыхать от зубрёжки и приучала к самодеятельности. Так, для него творчество Пушкина было той школой, в которой начали вырабатываться художественные вкусы Мельникова; в этой школе началось и его гражданское самоопределение.
В университете Мельников, как и его пожизненные друзья В.П. Васильев, А.И. Артемьев и К.О. Александров-Дольник (впоследствии все трое востоковеды, Артемьев также статистик), увлёкся Востоком: учил персидский, арабский и монгольский языки. В 1835 году переведён по бедности на казённый кошт.
Мельников был одним из лучших студентов своего курса. В 1837 году Мельников окончил университет со степенью кандидата; после стажировки за границей ему прочили место на кафедре славянских наречий. Произошло нечто такое, о чём и сам Мельников говорил неохотно, и его биографы обыкновенно ограничивались неясными намеками. Известно только, что на одной из студенческих вечеринок Мельников вёл себя, по мнению университетского начальства, получившего соответствующий донос, весьма предосудительно. О характере «преступления» можно судить по тому, какое последовало наказание: заграничная поездка была отменена, а «преступник» в сопровождении солдата отправлен в захолустный Шадринск. Правда, по дороге к месту своего назначения он получил новое «милостивое» распоряжение, согласно которому он назначался старшим учителем в пермской гимназии. Но Мельников превосходно понимал, что и эта «милость» была всё-таки ссылкой. [Шешунова, 1994, с. 578].
Весной 1839 года ему удалось выхлопотать разрешение переехать в родной Нижний Новгород. Здесь он был назначен на должность старшего учителя гимназии. Учительствовал Мельников сравнительно недолго (1839-1846). На первых порах он с юношеским увлечением стремился ввести в преподавание подлинную научность; в своих отношениях с учащимися он хотел следовать наиболее прогрессивным педагогическим идеям того времени и увлекал тех немногих, кто сам стремился к знаниям (в их числе – К.Н. Бестужев-Рюмин, с которым Мельников всю жизнь сохранял добрые отношения). Но в этих своих стремлениях он оказался одиноким. Тогдашние гимназические преподаватели большей частью были людьми малообразованными и равнодушными.
«В гимназии, - вспоминал позднее Мельников, - то есть в обществе учителей, я был почти лишним человеком. В это время директор, инспектор и многие учителя были из семинаристов старого покроя, несносные в классе, дравшие и бившие учеников нещадно (каждую субботу была «недельная расправа», и много розог изводилось) и низкопоклонничавшие не только перед высшими чинами губернской администрации, но и перед советниками», - то есть перед мелкой чиновничьей сошкой. Но взаимная неприязнь между Мельниковым и его сослуживцами обусловливалась не только различием в педагогических взглядах и приёмах.
Большинство преподавателей гимназии в своих литературных вкусах и политических убеждениях было крайне реакционно. «Пушкин, по их мнению,— писал Мельников,— пустомеля, не имеющий изящного вкуса, и притом вольнодумец, Лермонтов — мальчишка, которому необходимы розги. Гоголь — сальный марака, а Белинский — сумасшедший человек, который сам не знает, что пишет» [Еремин, 1976, с. 7-8].
В годы учительства Мельников был библиотекарем гимназии, правителем дел Нижегородского статистического комитета, членом тюремного комитета, преподавал историю в училище для детей канцелярии. Первая публикация — «Дорожные записки на пути из Тамбовской губернии в Сибирь», девять очерков по истории и экономике края от Саратовской пустыни до Перми. В Нижнем Новгороде Павел Иванович сблизился с В.И. Далем и архиепископом Иаковом — знатоком раскола. Занимался по преимуществу методическим изучением истории, статистики и археологии, разбором архивов, которых до него никто не касался; начал ряд исторических трудов, ни один из них не закончил: «История Владимиро-Суздальского княжества» (отрывок —«Отечественные записки», 1840, № 7), «Империя и варвары» (отрывок, «Литературная газета», 1840, № 61), «Персия при Сасанидах» (отрывок, «Литературная газета», 1840, № 103); переводил Краледворскую рукопись и чешскую грамматику. В 1839 г. на славянофильской почве подружился с графом Д. Н. Толстым (в то время директором Нижегородской ярмарки), который разделял интерес Мельникова к расколу и учил его польскому языку (Мельников перевёл стихотворение А. Мицкевича «Великий художник» — «Литературная газета», 1840, 10 июля) [Шешунова, 1994, с. 578].
В 1839 году в Петербурге начал выходить обновлённый журнал «Отечественные записки», издатели которого — А. А. Краевский и В. Ф. Одоевский — не уставали напоминать о своей былой близости к Пушкину и о своей решимости бороться против Булгарина и его союзников — Н. И. Греча, состоявшего так же, как и Булгарин, в связи с тайной полицией, и О. И. Сенковского — ловкого, но беспринципного журналиста и критика, редактировавшего тогда самый распространённый журнал — «Библиотека для чтения». Именно в «Отечественных записках» Мельников и напечатал в 1839 году своё первое произведение — «Дорожные записки». Он сотрудничал с «Отечественными записками» вплоть до 1844 года, то есть как раз в те годы, когда этот журнал под руководством Белинского стал трибуной революционной мысли.
Литературные взгляды Мельникова формировались в переходный период от романтизма к реализму. Это оказало определённое влияние на замысел первого крупного беллетристического произведения Мельникова — его романа «Торин», который состоял из пяти очерков и рассказов: «Звезда Троеславля», «Новый исправник», «Ивановская красавица», «Заочная любовь» и «Он ли это?».
В этих рассказах описана провинциальная жизнь в губернских городах, а в эпилоге — жизнь в деревне. Все рассказы рисуют сатирическую картину нравов и выдают «невыносимое» подражание Н. В. Гоголю [Аннинский, 1988, с. 198].
Вскоре Павел Иванович писал брату: «Никогда не прощу себе, что я напечатал такую гадость» [Шешунова, 1994, с. 579], однако в 1858 г. использовал некоторые сюжетные элементы этой публикации в рассказе «Именинный пирог» («Русский вестник», № 2).
Работая над «Ториным», писатель боялся «первым опытом сделать промах» и, убедившись в неудаче, на 12 лет оставил беллетристику, сосредоточившись на служебной карьере [Шешунова, 1994, с. 580].
С 1841 г. Мельников — корреспондент Археологической комиссии; в 1843 г. произвёл изыскания о потомстве К. Минина и впервые обнаружил его полное имя. С 1846 член Русского географического общества, с 1847 член-корреспондент Общества сельского хозяйства. В 1845 Мельников по приглашению Нижегородского губернатора князя М. А. Урусова принял редакцию неофициальной части «Нижегородских губернских ведомостей», где проработал до 1850 года. Среди сотрудников были: М. В. Авдеев и В. А. Соллогуб, однако, по признанию писателя, первые девять месяцев — от «первого слова до последнего», а далее «две трети газеты были им писаны...». В основном это были исторические и этнографические очерки краеведческого характера, которые Мельников не подписывал (о Нижнем Новгороде в «смутное время», о Нижегородской ярмарке и тому подобное) [Шешунова, 1994, с. 580].
Под статьёй «Концерты на Нижегородском театре» (1850, № 17) впервые появился придуманный В. И. Далем псевдоним «Печёрский», так как Павел Иванович жил на Печёрской улице.
В 1847 Мельников с успехом читал бесплатные лекции по истории. По воспоминаниям современников, умел «сильно действовать на слушателей» (от предводителя дворянства до семинаристов) и возбудить в них «сочувствие к истории края», которое старался сделать достоянием общественного сознания [Мещеряков, 1977, с. 8].
С 1841 по 1848 годы был женат на дочери арзамасского помещика Лидии Николаевне Белокопытовой. Все 7 детей от этого брака умерли во младенчестве, затем последовала и смерть болезненной жены, годами не покидавшей комнаты. В годы вдовства Мельников «считался блестящим кавалером», но с репутацией «не вполне безукоризненной» из-за «клубных похождений» [Шешунова, 1994, с. 580]. Поэтому, когда Павел Иванович на маскараде, в костюме восточного мага, посватался к шестнадцатилетней красавице Елене Андреевне Рубинской (сироте, воспитанной прадедом-немцем в лютеранском духе), в городе поднялась «целая буря». Невесту отправили в монастырь, где подвергли длительным увещаниям, не поколебавшим, однако, её решимости выйти за Мельникова. В 1852 писатель писал ей: «Я честолюбив, но брошу в грязь всевозможную почесть и славу; я горд, но готов поклониться негодяю, если б от этого зависело наше соединение» [Шешунова, 1994, с. 580]. В 1853 отец Н. А. Добролюбова обвенчал Рубинскую с Мельниковым в её нижегородском имении Ляхово. Шаферами были, со слов Елены Андреевны, «граф Соллогуб... и Аксаков» [Шешунова, 1994, с. 580]. От этого брака было три сына: старший, Андрей — археолог, этнограф, биограф Мельникова, и три дочери. Мать внушала детям «безграничное благоговение к отцу и его делу», которое испытывала сама, и была «невидимым рычагом» и нравственной опорой писателя. Он так же горячо любил жену и делился с ней всеми мыслями [Шешунова, 1994, с. 580].
...
Кейт Уолкер:
09.02.19 19:54
» Историческое кино. Часть LXIX. В лесах и на горах-2
Известно, что склонность к художественному творчеству у Мельникова обнаружилась довольно рано. Однако с детских лет с ней соперничал глубокий его интерес к истории. Будучи учителем нижегородской гимназии, Мельников начал изучение истории своего родного города. Он много работал в местных архивах, и это вскоре принесло ему известность в учёных кругах Петербурга и Москвы. Эти историко-краеведческие занятия и возбудили его интерес к «расколу», поскольку в Нижегородской губернии старообрядцы составляли тогда весьма значительную и в известной степени влиятельную часть населения.
Первые шаги в изучении «раскола», как очень важного и своеобразного явления русской жизни, в значительной степени облегчались для Мельникова тем, что он многое в нравах и обычаях старообрядцев знал ещё с детских лет. Но по мере овладения материалом он всё больше и больше убеждался, что одного знания быта явно недостаточно. Больше того, сам этот быт не мог быть осмыслен без знания истории возникновения и развития «раскола», без понимания того, какое место в общественной и политической жизни России занимает старообрядчество в целом. Все эти вопросы в то время были ещё мало освещены, а то и преднамеренно затемнены и фальсифицированы официальными историками православной церкви.
Мельников принялся штудировать официальную церковную и старообрядческую догматику, историю возникновения и развития «раскола», знакомился с многочисленными правительственными мерами «пресечения» его. Он разыскивал почитаемые старообрядцами старопечатные и рукописные книги, записывал и запоминал многочисленные старообрядческие предания и легенды...
К концу сороковых годов он был уже одним из самых известных знатоков старообрядчества. И эта его известность оказала на всю дальнейшую жизнь Мельникова огромное влияние.
Дело в том, что его обширной осведомлённостью в старообрядческой жизни заинтересовались, прежде всего, власти. В 1847 году Мельников стал чиновником особых поручений при нижегородском генерал-губернаторе.
Занимался он почти исключительно старообрядческими делами: выявлял и подсчитывал тайных «раскольников», разыскивал беглых старообрядческих попов, «зорил» скиты, вёл с начетчиками старообрядчества догматические диспуты и т. п. Эта энергичная деятельность нижегородского чиновника вскоре была замечена и в Петербурге, по протекции Даля Мельников начинает выполнять не только поручения местного начальства, но и задания министра внутренних дел и даже «высочайшие» повеления [Еремин, 1976, с. 7-8].
В судьбе Мельникова произошёл значительный по своим последствиям поворот: на долгие годы вступил он в круг царских чиновников. Если внимательно присмотреться к чиновничьей деятельности Мельникова, то нельзя не заметить в ней какой-то наивности, чего-то такого, что можно было бы назвать административным донкихотством. Он действовал не как исполнитель, которому приказали, а с каким-то особым рвением, инициативно. Однако этим своим необыкновенным усердием он достигал результатов, на первый взгляд, весьма неожиданных: лишь очень немногие из высших начальников одобрительно относились к его служебным подвигам.
Эти взгляды предопределили и его отношение к «расколу», который, как он совершенно искренне думал, был плодом крайнего невежества и самой несусветной дикости. Догматика и традиции «раскола» отгородили большие массы народа не только от элементарных завоеваний цивилизации (старообрядцы избегали обращаться к помощи врачей, даже в первой половине XIX века они считали картошку чёртовым яблоком, им запрещено было пить чай и т. п.), но и от всего, в чём выражалась поэзия народной жизни: «мирские» песни, хороводы и пляски почитались в старообрядческой среде за великий грех.
Старообрядчество как общественное явление — это воплощённый застой — таков был для Мельникова главный итог его исследований и разысканий.
Однако благодаря стараниям старообрядцев сохранились для истории многие древние рукописи, книги, замечательные по своей художественности иконы, утварь и т.п. Мельников это превосходно понимал, но его чисто просветительская ненависть к тёмной, суровой догматике «раскола» была так сильна, что только из-за присутствия её элементов он, прирождённый художник, не сумел оценить такого исключительного по своей художественной силе памятника старообрядческой старины, как «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» [Еремин, 1976, с. 14-15].
Свои взгляды на «раскол» Мельников изложил в монументальном «Отчёте о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии», написанном по заданию министра внутренних дел (1855 г.). В этом документе рельефно выразилась двойственность положения Мельникова — учёного чиновника и просветителя. Почти десятилетняя служба не могла не повлиять на него.
«Отчёт» представляет собою типический образец чиновничьей «дипломатии», главным оружием которой были верноподданнические заверения. Сообразуясь с официальной политикой, Мельников писал в этом документе, что старообрядчество представляет силу, препятствующую «благодетельным видам» правительства, что в случае международных конфликтов «раскольники» могут оказать поддержку тому иноземному государству, которое пообещает им свободу вероисповедания. Правда, сколько-нибудь убедительных доказательств, подтверждающих эти положения, он, в сущности, не привёл.
Но главное в «Отчете» не в обосновании правительственного взгляда на «раскол». Сквозь официальную фразеологию этого документа явственно проступает мысль Мельникова-просветителя о том, что «раскол» — это одно из тяжких зол народной жизни. Развивая эту мысль, он смело отмечал: нельзя забывать, что «Отчёт» составлялся в последние годы царствования Николая I, высказал соображения и выводы большой обличительной силы. По мнению Мельникова, на отношении к «расколу» ярче всего проявлялись противоречия внутриполитической жизни России. В сущности, полулегальный гражданский быт старообрядцев создавал благодатную почву для всякого рода злоупотреблений.
Чиновничество беззастенчиво грабило старообрядцев именно на том основании, что их верования были вне закона. Православный поп вымогал с них обильную дань только за то, что не доносил начальству об их приверженности к «расколу». Многие помещики «покровительствовали» старообрядцам лишь потому, что те отплачивали «благодетелю» «примерным» оброком. Богатые старообрядцы поддерживали традиции «раскола», чтобы сподручнее было обделывать свои торговые и промышленные дела, как правило, отнюдь не безгрешные [Еремин, 1976, с. 15].
Таким образом, главные правящие силы России на деле были заинтересованы в существовании «раскола», но именно полулегальном существовании. В николаевские времена нечего было и думать о полной легализации «раскола» — Мельников это хорошо понимал. Он искренне был убеждён, что для того, чтобы защитить подлинные человеческие интересы массы старообрядцев, необходимо было подавить «раскол» силами правительства и православной церкви.
После представления «Отчёта» служебная карьера Мельникова, по существу, окончилась. Правда, он состоял при министерстве ещё около десяти лет, но важные дела ему теперь поручали редко, чинами явно обходили.
Мельников не мог не понимать причин такой «немилости» [Еремин, 1976, с. 16]. Утопическая вера в просветительную миссию самодержавного правительства получила сильный удар. Но богатый опыт чиновничьей службы не пропал даром.
Именно в эти годы родился самобытный писатель Андрей Печерский.
В. И. Даль, которого Мельников считал «первостепенным знатоком русского быта», по-прежнему не оставлял писателя поддержкой и советами.
Рассказом «Красильниковы» Мельников как бы заново начинал свой творческий путь. Он тогда всё ещё сомневался в своих писательских способностях. Понадобилось одобрение В. И. Даля, чтобы Мельников решился отослать это своё произведение в печать. Успех рассказа превзошел самые смелые надежды. Критики того времени говорили о нём как о незаурядном явлении литературы. Некрасовский «Современник» — в те глухие годы самый последовательный защитник реализма,— заключая свой отзыв, писал: «По верности действительности, по меткости и по силе впечатления этот рассказ может быть поставлен наряду только с лучшими произведениями». Произведения, с которыми критик мысленно сопоставлял рассказ Печерского, здесь не названы, но безоговорочная решительность тона побуждала читателей вспомнить имена самых крупных русских писателей. «Красильниковы» — первое художественное произведение, где писатель показал себя знатоком народной жизни и быта; здесь проявились такие специфические черты его творческой манеры, как склонность к использованию личных наблюдений и ярко выраженный этнографизм. Критика отметила «необыкновенное умение владеть чистым русским языком» и «необыкновенную наблюдательность»; И. И. Панаев поставил рассказ в первый ряд литературы («Современник», 1852, № 5) [Шешунова, 1994, с. 580].
Успех «Красильниковых» открывал перед Мельниковым широкую дорогу в литературу. Будучи весной 1852 года в Петербурге, Мельников убедился в этом. «Красильниковых» читают нарасхват,— сообщил он в одном из своих тогдашних писем. — Панаев задал мне обед; вместо 50 рублей за лист, которые даёт Погодин, предлагает 75 рублей серебром за лист» [Шешунова, 1994, с. 580]. Казалось бы, теперь он мог писать и писать. Но в его литературной работе наступил ещё один, почти пятилетний, перерыв. Почему же он не воспользовался обстоятельствами, как будто бы так счастливо сложившимися для него?
В только что цитированном письме есть фраза, содержащая исчерпывающий ответ на этот вопрос. Рассказав о будущих гонорарах, Мельников написал следующее: «Если не запретят писать, надобно будет воспользоваться этим выгодным предложением». Если не запретят писать... В николаевские времена такого рода запреты не были редкостью. «История нашей литературы, - писал Герцен в 1850 году,— это или мартиролог, или реестр каторги» [Еремин, 1976, с. 18].
Когда Мельников писал горькие слова о возможном запрете, у всех ещё была в памяти буря, разразившаяся над А. Н. Островским после выхода в свет пьесы «Свои люди — сочтёмся»: попечитель московского учебного округа «вразумлял» великого драматурга, а полиция следила за каждым его шагом — по прямому приказу царя. Как раз в 1852 году И. С. Тургенев после выхода в свет его «Записок охотника» был посажен на съезжую, а потом сослан в деревню.
«Красильниковы» произвели большое впечатление не только на читателей, но и на тех, «кому ведать надлежало». «Быть может, до вас дойдут слухи о том, что я арестован,— предупреждал Мельников своего адресата в том же письме.— Повесть «Красильниковы» имела сильный успех, но цензура, говорят, возопияла и послала в Москву узнать, кто такой «Печерский»... Если это справедливо, без неприятностей не обойдётся: здесь то и дело литераторы на гауптвахте сидят. Авось и пройдёт!» Но авось не выручил: ведь Мельников был чиновник — лицо перед высшим начальством сугубо подневольное [Еремин, 1976, с. 18].
Почему же власть имущие так всполошились?
Тема рассказа как будто бы чисто бытовая. Но разрешалась она на таком жизненном материале — быт купечества, который в то время сам по себе был политически актуален. Гоголь бросил на купца презрительно-насмешливый взор. Но его купцы ещё старозаветной породы. Они ещё и сами не перестали считать себя холопами; даже с начальством средней руки они были почтительны и уступчивы и осмеливались только разве жаловаться, да и то лишь в крайних случаях. Русский купец и промышленник середины XIX столетия был уже не таков. Вышедший из числа оборотистых мужиков или плутоватых и услужливых приказчиков, он всё смелее и напористее претендовал на положение нового хозяина жизни. И самодержавие сочувственно относилось к этим претензиям. К такому купцу русские писатели тогда только ещё начинали присматриваться.
Самсон Силыч Большов стоял в тогдашней литературе почти в полном одиночестве.
Корнила Егорыч — человек того же разбора, что и Большов. Но в мельниковском герое перед нами новое качество: он, если можно так про него сказать, мыслит более крупными категориями, он «политик». Говоря о бестолковости чиновничьей статистики, Корнила Егорыч в то же время имеет в виду всю государственную экономию; он толкует не просто о нравах и стремлениях купеческой молодежи самих по себе, а о смысле и пользе просвещения вообще. И всё это самоуверенно, ни на минуту не сомневаясь в собственном превосходстве над собеседником.
На первый взгляд может показаться, что Мельников в чём-то разделяет мнение старшего Красильникова и даже чуть ли не сочувствует ему. В речах Корнилы Егорыча о несуразице казённых умозаключений есть явный резон. Но ведь чиновники и в самом деле действуют так бессмысленно и нелепо, что нетрудно заметить это. За «критиканством» Корнилы Егорыча явно чувствуется полное его равнодушие и к интересам государства, и к интересам народной участи. С полной заинтересованностью он требует только одного: чтобы наживе не препятствовали, чтобы его «сноровке» дали полную волю. Безмерной жадностью к деньгам погубил он и своего талантливого сына Дмитрия. Корнила Егорыч — опять-таки только ради красного словца — уверяет, будто приданое он не ценит; на самом-то деле он не может скрыть своей досады, что Дмитрий не захотел жениться на дочке какого-нибудь мильонщика. Потому-то так и ненавистно Корниле Егорычу просвещение, что оно неразлучно с человечностью, что по самой своей сущности оно враждебно религии барыша.
В этом рассказе впервые выразились взгляды Мельникова на нового хозяина жизни, взгляды, которым он не изменял до конца своих дней. Конечно, Корнилы Егорычи — это сила. Но сила бесчеловечная, антинародная, сила тем более страшная, что ей покровительствуют власти, и поэтому при всей её жестокости она безнаказанна.
«Красильниковы» были не только важнейшей вехой в литературной деятельности, но и во всём общественном поведении Мельникова.
После смерти царя был несколько ослаблен и цензурный гнёт. Передовые русские писатели не замедлили воспользоваться этим. В 1856 году вышли в свет две книги, обозначившие новую эпоху в литературе: сборник стихов Н. А. Некрасова, открывавшийся стихотворением «Поэт и гражданин», в котором звучал почти открытый призыв идти на бой против самодержавия и крепостничества, и «Губернские очерки» М. Е. Салтыкова-Щедрина, потрясшие читателей горькой правдой о нравах той огромной корпорации разных служебных воров и грабителей, о которой писал незадолго до своей кончины В. Г. Белинский в знаменитом письме к Н. В. Гоголю.
В рядах передовых писателей выступил и Мельников. Ему не пришлось долго размышлять над тем, что произошло в стране и чего ждёт общество от литературы. В 1856—1857 годах — всего лишь за один год с небольшим — он напечатал целую серию произведений, которые если и не были целиком написаны, то уж во всяком случае обстоятельно обдуманы ещё в николаевские времена. «Дедушка Поликарп», «Поярков», «Медвежий угол», «Непременный» — во всех этих рассказах Печерского предстали перед читателем во всей своей безобразной и цинической наготе порядки и нравы, господствовавшие в самодержавно-чиновничьем государстве. Рассказы насыщены нижегородскими впечатлениями и посвящены негативным явлениям дореформенной жизни (взяточничеству чиновников, бесправию крестьян и т. п.). Генетически рассказы связаны с натуральной школой, творчеством Гоголя и Даля; для них характерны: подробное воспроизведение уездного быта, очерковая точность, зачастую документальность. За «Медвежий угол» глава путейного ведомства подал на Мельникова жалобу Александру II, на что царь ответил: «Верно, Мельников лучше вас знает, что у вас делается» [Шешунова, 1994, с. 581].
В 1858 г. цензура запретила отдельные издания рассказов. В том же году, по свидетельству Салтыкова-Щедрина, министр внутренних дел призвал к себе Мельникова и потребовал, чтобы тот не писал в журналах.
В названных выше рассказах Андрей Печерский не изменяет своей позиции занимательного и непритязательного рассказчика. Он, по-видимому, без каких-то важных целей повествует о людях и случаях, с которыми ему пришлось сталкиваться во время его разъездов по медвежьим углам — по всем этим Рожновым, Чубаровым, Бобылевым. Истинные «герои» всех этих рассказов — уездные или губернские чиновники различных рангов — от какого-нибудь исправника или станового до управляющего казённой палатой. В среде этих людей властвуют законы разбойничьей шайки. Грабительство для них — дело заурядное и естественное: брать бери, не задумываясь, только знай, с кем и когда поделиться добычей.
Сборник «Рассказы А. Печерского» вышел только в 1876, давно утратив актуальность. Однако в контексте 1850-х годов именно эти рассказы, по мнению критики, выдвинули имя Мельникова в первые ряды литературы.
Публицисты «Современника» видели в нём обличителя и стремились переманить из «Русского вестника».
Н. Г. Чернышевский находил, что в «Пояркове» Мельников проявил больший талант, чем М. Е. Салтыков-Щедрин, и «должен быть причислен к даровитейшим нашим рассказчикам». Имена Мельникова и Салтыкова-Щедрина становятся неразлучны как эмблема «новой литературы», оттеснившей «изящную словесность» [Шешунова, 1994, с. 581].
Л. Н. Толстой писал в 1857 г. В. П. Боткину и И. С. Тургеневу: Некрасов и Панаев «сыплют золото Мельникову и Салтыкову», в то время как «все наши старые знакомые и ваш покорный слуга... имеют вид оплёванных». П. В. Анненков замечал, что такого рода «повествователи, как Щедрин и Печерский, обязаны подбавлять каждый раз жизненной мерзости... для успеха». Сам Мельников заметил в дневнике 22—31 марта 1858: «Я с Салтыковым по одной дорожке иду: что Щедрину, то и Печерскому». При этом М. Е. Салтыков-Щедрин оценивал рассказы Мельникова как «псевдонародные... ухарские» [Шешунова, 1994, с. 581].
Своим лучшим произведением Мельников долго считал повесть «Старые годы» («Русский Вестник», 1857, № 7). В основе повести — восторженный рассказ старого слуги о буйствах и злодействах барина-самодура XVIII века.
В «Старых годах» Мельников высказал, в сущности, всё, что он думал о русском дворянстве. В других его произведениях о дворянской жизни только развивались и в чем-то дополнялись идеи, впервые высказанные в этой повести.
Повесть «Старые годы» была напечатана как раз в то время, когда всё больше и больше обострялась борьба вокруг крестьянского вопроса. Защитники крепостничества, отстаивая свои «права» на владение собственностью, а явной несостоятельностью юридических и экономических доводов с удвоенной настойчивостью принялись оживлять старую легенду об исторических заслугах всего дворянства перед русским государством, перед русской культурой.
Вспоминали имена «птенцов гнезда Петрова», «екатерининских орлов», героев Отечественной войны 1812 года, и заслуги этих людей приписывали всему дворянству. Передовая русская литература противопоставила этим легендам правду о крепостническом дворянстве. В те годы появились новые, наиболее беспощадные антидворянские стихи Н. А. Некрасова; И. А. Гончаров напечатал «Обломова», а Н. А. Добролюбов разъяснил общественное значение этого романа. Некрасов в своей «Железной дороге», А. Н. Островский в исторических драмах, несколько позднее Лев Толстой в «Войне и мире» показали великую роль народа в защите родной страны и в созидании всех её богатств — народа, а не дворянства.
«Старые годы» написаны в иной тональности, чем рассказы Мельникова о чиновниках. Там господствует иронический тон, здесь — саркастический.
Большая часть мельниковских чиновников — мелкая сошка, над которой в те годы потешались и на которую хотели свалить все беды и неустройства даже самые закоренелые ретрограды. Мельников обличал не столько их самих, сколько бюрократическую систему в целом. Князь Заборовский как личность — тоже совершеннейшее ничтожество, но в его руках сосредоточена огромная, самостоятельная, в сущности, почти неограниченная власть. В его карьере, в его привычках и желаниях, во всей его бесчеловечно-жестокой и чудовищно-бессмысленной жизни воплотилась норма дворянского бытия — от царских палат до мелкопоместной усадьбы. Князь Алексей Юрьевич был заметной фигурой при дворе. Там он прошёл великолепную школу и тирании, и холуйства. В своём Заборье он просто установил обычаи и нравы, господствовавшие при дворе.
Потому-то главным образом все местные дворяне в этих обычаях и не видели ничего преступного. Мелко- и среднепоместные поспешили определиться в приживальщики со всеми «приличными» этому званию преимуществами и обязанностями, а губернатор и предводитель дворянства почитали за честь быть приглашёнными к княжескому столу. Для них Заборовский — образцовый барин; любой из окружающего его «шляхетства» поступал бы в точности так же, если бы имел такое богатство и такие связи. Поэтому преступления князя Заборовского не исключение; они прямое следствие того положения, которое занимали русские дворяне в обществе.
Повесть П. И. Мельникова сразу привлекла сочувственное внимание демократических кругов. Некрасов сообщил о ней Тургеневу как о первостепенной литературной новости: «В «Русском вестнике»... появилась большая повесть Печерского «Старые годы»... интерес сильный и смелость небывалая. Выведен крупный русский барин во всей ширине и безобразии старой русской жизни — злодействующий над своими подвластными, закладывающий в стену людей...» И этот злодей, продолжал Некрасов, «всю жизнь пользовался покровительством законов и достиг «степеней известных». Здесь прежде всего необходимо обратить внимание на мысль о «смелости небывалой» [Некрасов, 1952, т. X, с. 355].
После этого Мельников ненадолго перешёл в усердно звавший его «Современник», где опубликовал «Бабушкины россказни» — рассказывающие о быте и нравах 18 века (1858, № 8,10). «Бабушкины россказни» — это нечто вроде варианта «Старых годов», исполненного в обычной для Мельникова иронической манере. Главная героиня - Прасковья Петровна Печерская, хоть и не очень богатая дворянка, была, однако, своим человеком и в верхнем губернском, и в придворном кругах, а её мораль, её взгляды на жизненные ценности ничем не отличаются от взглядов тёмного княжеского холопа Прокофьича.
Есть в «Бабушкиных россказнях» как будто бы проходной, но на самом деле весьма многозначительный диалог о «бесподобном» французском короле — Людовике XVI, который всегда с таким глубоким уважением и с такой почтительностью говорил о Екатерине II и которого «tue» на эшафоте. Конечно же, Мельников смотрел на это историческое событие иначе, чем бабушка Андрея Печерского, и напомнил он о нём неспроста. Общественная борьба, развернувшаяся в те годы в России, могла, по его убеждению, привести к тем же, что и во Франции конца XVIII века, последствиям, если единомышленники бабушки будут упорствовать в защите своих привилегий.
...
Кейт Уолкер:
12.02.19 22:25
» Историческое кино. Часть LXIX. В лесах и на горах-5
Основные герои романов «В лесах» и «На горах» П. И. Мельникова
Сюжетной основой эпопеи Мельникова-Печерского стали, главным образом, истории двух семейств: Потапа Максимыча Чапурина (составляющая роман «В лесах» и заканчивающаяся во второй части) и Марко Данилыча Смолокурова (история жизни его семьи описана в романе «На горах», но впервые читатель знакомится с ним и с его дочерью ещё в первой части). В неспешное течение этих историй вплетаются судьбы других героев, почти каждый из которых вводится в роман в контексте своей семейной истории, её взлётов и падений, радостных и тяжёлых времён. Так, в эпопее (кроме Чапуриных и Смолокуровых) прослеживаются семейные судьбы Заплатиных, Колышкиных, Лохматых, Залетовых, Дорониных, Масляниковых, Меркуловых и другие.
Легко можно было бы признать в подобной структуре романа однообразие композиционных приёмов, однако суть дела скорее в ином. Через все эти истории и судьбы прослеживается одна из главных тем и проблем произведения: каждая семья выступает здесь как маленький мир, «построенный по своим законам и обычаям, в чём-то основном неуловимо перекликающийся с укладом жизни других семейных гнёзд» [Николаева, 1999, с. 28]. И дело не только в общей принадлежности их к довольно замкнутому миру староверов, но в общности стоящих в основании этого мира нравственных законов и в том, что все они, независимо от своей принадлежности, регулируются в конечном итоге законами и влиянием внешнего мира, характером развития всего общества.
Постоянно возникающие в процессе повествования семейные истории расширяют и углубляют отражение картины жизни в эпопее, дают основание для обобщений и типизации.
Автор вводит читателя и в богатый дом Потапа Максимыча, старовера-тысячника, купца-промышленника, знакомит со всеми его интересами и расчётами, ведёт его и в женскую старообрядческую обитель, в общество «матерей», «черничек», «беличек», «стариц и старцев», и на тайную службу в раскольничьей молельне, и на исступлённые «радения» (в романе «На горах», где ярко изображены секты хлыстов), и на религиозные беседы и споры начётчиков, даёт ему возможность присутствовать и на девичьих супрядках и вечеринках, и на свадьбе уходом, и на народных празднествах от крещенского сочельника до окончания лета, побывать и на волжской пристани, на ярмарке и в мастерской кустаря, в зимнице лесовщиков, в трущобах дремучих ветлужских лесов и в скитах старцев, промышляющих «золотым делом», то есть подделкой ассигнаций. Всюду автор в своей сфере, хорошо ему знакомой по личным наблюдениям, по документальным данным или по рассказам и преданиям.
И перед читателем проходит бесконечный ряд в высшей степени характерных сцен с длинной вереницей своеобразных типов мужских и женских.
Все эти сцены и типы характеризуют собою два особых мира заволжских лесов, хотя и неразрывно связанных между собою: с одной стороны, мир торгово-промышленный, деловой, капиталистический, с другой — мир заволжских скитов, молелен, мир религиозно-бытовой.
Во главе первых стоит, бесспорно, крупная фигура капиталиста-торговца Потапа Максимыча Чапурина. В критике считается прочно установленным факт, что писатель рисовал Чапурина с натуры, и оригиналом был для него миллионер П. Е. Бугров, покровитель заволжского раскола. Черты типично русского человека были крепки в Бугрове не менее, чем в Чапурине.
Многократный миллионер, он, по рассказам, не отказался от прежнего простого образа жизни до самой смерти. Так, на пароходах он ездил третьим классом, буфета не признавал, брал с собою ржаной каравай с огурцами и луком и носил самую скромную одежду.
Всегдашний дар объективности сослужил здесь писателю огромную службу. «Сквозь налёт деспотизма и самодурства на вас смотрит из Чапурина славная русская душа, талантливая и богатая, широкая в щедрости и любви и органически неспособная ни на что низкое» [Измайлов, 1909, с. 8].
Все те качества, что, по его представлению, способствовали сбережению лучших народных традиций, сконцентрировал Мельников в образе Потапа Максимыча Чапурина.
Мельников подчёркивает, что Потап Максимыч родом из крестьян. Он не порывает с родными местами, не тянется в город. Чапурин для автора своего рода былинный богатырь, наделённый почти сказочными возможностями, правда, в соответствии со временем побеждающий врагов не мечом-кладенцом, а весьма прозаическим оружием — капиталом, но и домостроевские порядки в семье поддерживает только внешне. Стоит Насте заявить, что она себя «погубит», а за немилого не пойдёт, и грозный отец растерянно стихает. При всём своём непомерном честолюбии и привычке к «куражу» Чапурин — человек добрый. Он помогает бедным, наравне с родными дочерьми воспитывает сироту Груню. С женой Потап Максимыч живет в согласии, дочерей, особенно Настю, нежно любит.
Гроза служащих, хозяин, не сносящий возражений, Потап Максимыч метко и сразу чувствует дельного человека и готов без всякого стороннего побуждения сам оценить и отблагодарить усердного работника. Весь замкнувшийся в заветах и преданиях благочестивой старины, он чужд её суетных предрассудков и «безродного человека, в котором увидел умную голову и порядочность, готов ввести в свой дом и в свою семью, не считаясь с тем, что это невместно ему как тысячнику, и с тем, что об этом скажут» [Измайлов, 1909, с. 8].
Крепко и грозно несёт он власть над своими подчинёнными, как и над своей семьёй, но ничто человеческое ему не чуждо.
И Мельников умеет показать в этом кряжистом и могучем человеке всего лишь несчастного отца, когда Чапурин узнаёт о падении своей дочери Насти с тем же обласканным и пригретым Алексеем. Сцена, где Чапурин вызывает к себе соблазнителя покойной дочери и оделяет его ассигнациями, не имея сил дольше жить вместе со своим обидчиком и, может быть, виновником дочерней смерти, — полна глубокого трагизма и жизненной правды. Восклицание: «тяжелы ваши милости» — вырывающееся из уст подлинно «подавленного его великодушием Алексея, позволяет почувствовать действительную душевную тугу того, кто должен принять это великодушие от человека, в котором до тех пор видел только хозяина и грозу» [Измайлов, 1909, с. 8].
Мельников не скрывает и хищнических устремлений Чапурина (авантюра с ветлужским золотом), и его самодурства. Порой он даже иронизирует над Потапом Максимычем. Передавая мечты купца о том, как он «выйдет в миллионщики», автор так строит его внутренний монолог, что читатель невольно вспоминает Хлестакова, расхваставшегося на балу у городничего.
Чапурин воображает себя владельцем такого дома в Питере, что все так и ахают. Ему представляется, что он «с министрами в компании», «обеды задаёт». «Министры скачут, генералы, полковники, все: «Потап Максимыч, во дворец пожалуйте...» [Мельников, 1993, т. 1, с. 148].
Чапурин имеет и свой взгляд на раскол. Он, как человек исключительно деловой, осуждает безделье приверженцев скитской жизни и не верит их святости, невзирая на то, что его сестра, мать Манефа, стоит во главе одного из известных скитов. „Сколько на своём веку перезнавал я этих иноков да инокинь, — говорит Потап Максимыч, — ни единой души путной не видывал. Пустосвяты, дармоеды, больше ничего!.. В скитах ведь всегда грех со спасеньем рядом живут" [Мельников, 1993, т. 1, с. 40].
Тем не менее, Потап Максимыч, как влиятельный купец, благодаря своим связям в губернском городе и хорошим отношениям с полицейскими и другими властями, считает своим долгом, насколько возможно, устранять все беды и напасти, постоянно грозившие чернораменским и керженским раскольничьим скитам, и ограждать таким образом старую веру. Чапурин не выходит за пределы старообрядческого круга, но вовсе не потому, что он подлинно религиозен. «И раскольничал-то Потап Максимыч потому больше, что за Волгой издавна такой обычай вёлся, от людей отставать ему не приходилось. Притом же у него расколом дружба и знакомство с богатыми купцами держались, кредита от раскола больше было».
«Чернохвостниц», которые материально во всём от него зависят, Чапурин в грош не ставит. «Работать лень, трудом хлеба добывать неохота, ну и лезут в скиты дармоедничать... Вот оно и всё твоё хваленое иночество!..» — с презрением говорит он [Мельников, 1993, с. 52].
Потап Максимыч придерживается раскольничества потому, что это стало образом и устоем их жизни. Для Чапурина же расшатывание устоев жизни, обычаев, нравственности и веры — явления одного порядка. В одной из бесед с Колышкиным он говорит: «Ум, Сергей Андреич, в том, чтобы жить по добру да по совести и к тому же для людей с пользой». В этих словах Чапурина заключена суть народного понимания основ жизни. Еще в словаре В. И. Даля в определении слова «нрав» сказано, что «ум и нрав слитно образуют дух», то есть то, без чего (наряду с плотью и душой) нет человека.
В чапуринском же понимании ум как раз и выражается в жизни, соответствующей нравственному закону добра и совести. И хотя писатель не скрывает «тёмных» сторон характера Чапурина (он крут на расправу, своеволен в семье, часто груб, а иной раз разудало весел), сокровенные его мысли перекликаются, как ни странно это сравнение, с услышанными Константином Левиным словами о старике Фоканыче, который «для души живёт. Бога помнит».
Как ни сложно сопоставлять образы дворянина Левина, размышляющего о жизни Фоканыча и «тёмного» купца Чапурина, строй их мыслей определяется, как представляется, именно эпохой 70-х: не растеряться перед нашествием чуждой силы, не потерять в себе человека, найти нравственную опору жизни [Николаева, 1999, с. 31].
Потап Максимыч очень скромен в своих личных потребностях. Конечно, дом его один из лучших в Заволжье. Но только по мужицким масштабам и вкусам. Чапурин задаёт обильные «пиры», но и это больше всё из того же наивного — мужицкого ещё — тщеславия. Знаменитый «купецкий» разгул ему чужд, и в этом смысле деньги для него не соблазнительны. Богатство он больше всего ценит за то, что оно даёт ему «почёт и уважение». Но влияние и власть ему нужны не только для того, чтобы потешить своё славолюбие. В нём жила постоянная мечта о деятельности в масштабах всей России; о такой деятельности, которая приносила бы благо всей стране. За такие большие дела, мечтал Чапурин, не грех было бы принять и благодарность русских людей.
Недаром Мельников-Печерский передаёт в романе размышления-мечты Потапа Максимыча. На первый взгляд может показаться, что они схожи с мечтами Алексея Лохматого. У Алексея «только теперь... и думы, только и гаданья, каким бы ни на есть способом разбогатеть поскорее и всю жизнь до гробовой доски проводить в веселье, в изобилии и в людском почёте» [Мельников, 1993, с. 143]. Чапурин, размечтавшийся о богатстве, принесённом «земляным маслом» (золотом), видит совсем другую в существе своём картину: тут и богатство, и почёт, и уважение, и дом в Питере, и заграничный торг, но как конечная цель богатства — другое: «Больниц на десять тысяч кроватей настрою, богаделен... всех бедных, всех сирых, беспомощных призрю, успокою... Волгу надо расчистить: мели да перекаты больно народ одолевают... Расчищу, пускай люди добром поминают... Дорог железных везде настрою, везде...» [Мельников, 1993, с. 147]. Чапурин мечтает не просто о богатстве, а о заслуженном почёте и добрых делах, для него неправедный путь — безнравственный обман.
Отношение к купечеству было у нас в последние десятилетия во многом искажено и социологическими оценками, и образами дельцов «тёмного царства» из пьес Островского. «Тёмное царство» тоже было — это объективный факт русской истории, но были не только самодуры и бесчестные корыстолюбцы, недаром современники упрекали иногда драматурга за однобокость изображения купечества, которое он, по обстоятельствам своей жизни и службы, лучше всего знал с дурной стороны.
Увидев положительное, даже созидательное начало в купце, который раньше рисовался, главным образом, смешным или плутоватым, Мельников-Печерский в подходе к этой теме во многом опередил своих современников.
Мысли Чапурина, особенно его мечты расчистить ради пользы людей русло Волги, так перекликаются с мечтами героя П. Д. Боборыкина Василия Тёркина из одноимённого романа 1892 года о том, чтобы получить в свои руки землю по берегу Волги не ради собственности, а ради того, чтобы, насадив лес, защитить реку, берега которой обезображиваются хищническими вырубками. Есть в Чапурине что-то и от героя повести И. С. Шмелева «Росстани» (1913), Данилы Степаныча Лаврухина, в последние месяцы перед смертью мысленно просматривающего всё доброе и случайное, что сделано им для земляков. Этот ряд можно было бы проиллюстрировать и многими историческими примерами. На эту сторону личности Чапурина не принято обращать серьёзного внимания, напротив, в его добрых делах (воспитание сироты Груни, помощь Колышкину, стряпке Никитишне, бескорыстная помощь больному Смолокурову, а затем его осиротевшей дочери Дуне) часто видится безжизненная идеализация героя.
Здесь бы хотелось подчеркнуть в этой связи две особенности Чапурина: он купец и старовер. Пора вспомнить о том, что купечество сыграло значительную роль в русской истории и культуре второй половины XIX века.
Если «В лесах» показана купеческая жизнь в глубинке, то «На горах» нарисована обширнейшая панорама городского образа жизни. Если попытаться найти слово, которое наиболее полно характеризует сущность буржуазной жизни, как её представлял Мельников, то самым подходящим окажется слово преступление. В своём романе он не говорит о бережливости и трудолюбии первозаводителей миллионных состояний. И не случайно. Хвалители буржуазии именно эти качества объявляли основой могущества капитала.
Мельников на всём пространстве романа — особенно во второй его части, «На горах», — настойчиво проводит мысль, что это могущество замешано на преступлении. Поташовские, смолокуровские мильоны, самоквасовские и доронинские богатства были добыты грабежом в буквальном смысле слова.
Всякий, кто лишь прикоснётся к миру стяжательства и барыша, неизбежно втягивается в преступление. В этом смысле характерна фигура Марка Смолокурова.
Сам он грабежом на большой дороге не занимался. Да, по-видимому, и не был предрасположен к этому. В молодости ему были доступны чистые человеческие чувства. Когда случилось несчастье с его братом Мокеем, Марк был искренне опечален; он долго и упорно, не жалея денег, разыскивал его.
Смолокуров преданно любил свою жену и глубоко страдал после её смерти. Всю свою жизнь посвятил он потом воспитанию дочери Дуни, в которой души не чаял. Но его «дело» без преступлений вести было невозможно. Грубый обман, насилие, подкупы, убийства — всё это неизбежные спутники выгодных «законных» торговых оборотов. И опустела его душа, очерствело и ожесточилось сердце. Боязнь лишиться половины капитала заставляет Смолокурова долго бороться с собой, с самыми тёмными своими мыслями при известии о возможности спасти из татарского плена брата. Теперь Мокей прежде всего — претендент на долю в капитале. Капиталы чуть не превращают в жертву сектантов и Дуню Смолокурову.
В романе «На горах» даны картины «деятельности» купцов, которые пользуются уже новейшими средствами обогащения: составляют дутые акционерные компании, пишут необеспеченные векселя, объявляют мнимые банкротства. Автор возлагает надежды на молодое поколение купцов более образованных и справедливых. Купцы вроде Никиты Меркулова или Дмитрия Веденеева, великолепно знающие все ухватки новых дельцов, может быть, вытеснят Орошиных и облагородят купеческие нравы? По-видимому, такого рода предположения Мельникову-просветителю были не совсем чужды. Но как это осуществится, он не мог себе представить. Потому-то и фигуры этих молодых людей несколько бледны и невыразительны.
Более всего подвержен изменению в повествовании образ Алексея Лохматого. Этот парень описан Мельниковым в начале дилогии как богатырь, которому ни в работе, ни в красоте равных нет. Но автор сразу замечает: «И умен же Алеша был, рассудителен не по годам… Деньгу любил, а любил её потому, что хотелось в довольстве, в богатстве, во всём изобилье пожить, славы, почёта хотелось…» [Мельников, 1993, с. 29]. Путь от наёмного рабочего до купца первой гильдии пройден благодаря не честному труду, а обольщению и предательству. Недаром ещё в начале романа Алексею Лохматому везде слышатся лишь «одни и те же речи: деньги, барыши, выгодные сделки. Всяк хвалится прибылью, пуще смертного греха боится убыли, а неправедной наживы ни един человек в грех не ставит», так же как не расчёт сводит Настю Чапурину с Алексеем. Трусость Алексея, изменяющая отношение к нему Насти, вызвана не только качествами его характера, но и полной уверенностью в невозможности счастья с Настей из-за экономического неравенства в положении его семьи и Чапуриных. В конце концов, «нравственная гибель всей семьи Лохматых и физическая гибель Алексея определяются также пришедшими им в руки бешеными, лёгкими деньгами» [Николаева, 1999, с. 25].
Ещё более, пожалуй, удачны у Мельникова женские типы, в самом центре которых стоит строгая как бы застывшая фигура матери Манефы, суровой на вид игуменьи, не погасившей, однако, ещё своего внутреннего живого пламени, и потому снисходительной к веселью и промахам молодости. Она крепко держит старый уклад, содержит в достатке свою обитель, пользуясь щедрыми приношениями своего брата Потапа Максимыча и других благодетелей, блюдёт мудрое домостроительство, давая отпор всякому новшеству, обуздывая неопытное легкомыслие молодости и упрямую гордыню старости.
Горькое несчастье пригнало Матрёну Чапурину в обитель «невест христовых». Будучи дочерью богатого крестьянина, полюбила она бедного парня – Якима Стуколова. Не разрешил суровый отец идти за него. В скитах решила Матрёна скрыть позор девичий. Тёмный страх наказания божьего, внушённый скитницами, рассчитывавшими поживиться подачками её богатого отца, заставили Матрёну стать инокиней Манефой. Должно быть, она искренне верила в старообрядческого бога. Но к чему привела её эта вера? Даже успокоения не дала она ей. Крайним напряжением незаурядной воли своей Манефа заставила себя забыть «мирские» радости. Только при внезапной встрече с Якимом в доме Потапа Максимыча дрогнуло её измученное, очерствевшее сердце, дрогнуло и замерло — теперь уже навсегда.
В её обители жизнь трудовая, но без лишнего отягощения; всё здесь делается с крестом, сопровождается молитвою и «метаниями» (поклонами).
Белицы занимаются рукоделиями, изготовляя разные заказы и подарки для благодетелей или украшения для моленных икон; уставщицы и канонницы должны уметь истово читать по божественному и знать пение церковное, чтобы могли справлять уставную службу по Минее, чтобы умели петь «по крюкам» и даже «развод демественному и ключевому знамени» могли бы разуметь. Но эти «полуотшельницы-полумирянки» с тихим ропотом переносят свою затворническую жизнь и рады всякому заезжему гостю, особенно доброму молодцу. Протест молодого сердца иногда разгорается волей, и тогда нисколько не поможет неусыпная бдительность строгих стариц.
Мужской элемент обителей, помимо заезжих гостей-благодетелей, составляют разные подозрительные старцы, странники, бегуны, скитальщики, «послы» из Москвы, из Вятки, из Бело-Кринидкой епархии. Среди них выделяется своей типичностью сладкоречивый, умильный и падкий до искушений московский «посол» Василий Борисыч. Приехал этот купеческий сын из Рогожской с письмом к матушке Манефе и зажился в обители, ухаживая за всеми смазливыми девушками с повторяемым ежеминутно набожным восклицанием: „Ох, искушение!" Выдумал он учить белиц московскому демественному пению, но оно заменилось у них шутками, смехом да переглядываниями, и не может вырваться Василий Борисыч из обители. Белицы в нём души не чают, тем более что он человек с поэтическими наклонностями и голосистый певец. И с инокинями он умеет поддержать приличную беседу. Он внимательно и подобострастно выслушивает, как поучает его мягкосердная и набожная мать Виринея: «Ко всякому человеку ангел от Бога приставлен, а от сатаны - бес. Ангел на правом плече сидит, а бес — на левом. Так ты и плюй налево, а направо плюнешь — в ангела угодишь» [Мельников, 1993, т.1, с. 538]. Иногда Василий Борисыч не прочь вступить и в богословские споры. Словом, это тип бездельника, который, будучи полон сил, живёт без определённых занятий и, как сыр в масле, катается в обители.
Тип протестующей белицы особенно удался автору в лице Фленушки, молодой красивой послушницы, полной жизни и огня. Бойкая, энергичная, плутоватая, она устраивает любовные свидания, способствует свадьбам белиц уходом, радуясь на чужое счастье; она первая заводчица на всякие шалости и вольности: песню ли мирскую затянуть, или заезжего молодца одурачить. И всё сходит с рук этой балованной любимице матери Манефы, которая уже на смертном одре напрасно убеждает свою родную дочь Фленушку принять иночество, обещая поставить её преемницей своей власти и богатства.
Судьба Фленушки — это самое тяжкое обвинение против всех старообрядческих обычаев и нравов. В изображении Мельникова Фленушка — воплощённая полнота и прелесть жизни. Умная, независимая, женственная, она заражала жизнерадостностью и весельем всех, с кем встречалась, желала людям счастья и сама рвалась к нему. Но она родилась и выросла в скиту. Инокини и белицы, видя, как игуменья во всём потакает Фленушке, заискивали перед ней; общая «любимица», она делала, что хотела, и это постепенно приучило её к своеволию. Фленушка уже не представляла себе, как она сможет укротить свой нрав. Тут одна из причин того, почему она боялась выйти замуж за Петю Самоквасова: «...любви такой девки, как я, тебе не снести» [Мельников, 1993, т.2, с. 401]. Всем этим и воспользовалась Манефа, чтобы подавить волю дочери. Долго не покорялась Фленушка, но в конце концов «анафемская жизнь», как называла она скитское существование, сломила её. Мельников провожал свою любимую героиню на иночество, как на смерть.
Фленушка - быстрая, как ртуть, озорная, лукавая, подвижная, любимица обители, огонь-девка, озорь-девка, угар-девка, баламутка и своевольница - как горько смиряет она себя, как скручивает, как мучительно душит в себе живое, склоняя голову под чёрный куколь. С жизнью прощается! Ещё перед иночеством говорит она своему возлюбленному: «Сорная трава в огороде... Полют её, Петенька... Понимаешь ли? Полют... С корнем вон... Так и меня» [Мельников, 1994, т. 1, с. 368].
Хитростью отсылает Петеньку на три дня из обители, чтобы не видел пострига: Петенька такого не выдержит. Петенька – «жиденек сердцем»...
Петенька потом кинется: «Фленушка!»— а Фленушки уже не будет, вместо Фленушки с каменной твердостью глянет сквозь него новопостриженная мать Филагрия: «Отыди от мене, сатано!» [Мельников, 1994, т. 1, с. 389].
В журнале "Русская старина" за 1887 год была опубликована история прототипов, с которых писана любовь Фленушки и Самоквасова. Нет, "забубенным гулянием", в котором утопил добрый молодец "горюшко- кручинушку", там не обошлось. В жизни-то Самоквасов иначе расстался с матерью Филагрией: он её убил, труп запер, послушницам, уходя, сказал, что игуменья спит: не приказала-де беспокоить. Час спустя послушницы всё-таки обеспокоились, взломали дверь и увидели игуменью, привязанную косой к самоварному крану и с ног до головы ошпаренную: она умерла от ожогов, не издав ни звука. Следствия не было: раскольницы избежали огласки — и сошла в могилу мать Филагрия, она же огневая Фленушка, так же, как сходит в межу сорная трава, выполотая с огорода, — беззвучно и безропотно.
Движущей силой судьбы героев почти всегда является капитал. Ведь разве Маше Залетовой выпало бы на долю столько страданий, если бы её отцу не втемяшилось во что бы то ни стало завести пароход и разбогатеть ещё больше, разбогатеть без предела? И ещё две жертвы. Евграф Масленников не мог защитить ни себя, ни своей чистой любви; он об этом и подумать не смел; он твёрдо знал: у кого богатство, у того и «воля» — то есть полный произвол. Он сгинул где-то, а его возлюбленной Марье Гавриловне, вынесшей все надругательства старика Масленникова, предстояло ещё раз пережить и любовь, и унижения. Мучитель был другой, а причина мучений та же: богатство, дух стяжательства.
Наряду с Фленушкой и Настей Чапуриной можно поставить Дуню Смолокурову, одну из героинь романа «На горах»; это, правда, несколько бледный, но тоже поэтический и идеальный образ, от которого «веет чем-то национально-чистым» [Янчук, 1911, с. 199].
Дуня Смолокурова тоже искала свет «истинной веры». С самого раннего детства её окружали скитницы и канонницы, а растила и лелеяла убитая безысходным горем тёмная староверка Дарья Сергеевна. Но детским своим сердцем чуяла Дуня, что люди — и прежде всего её родной отец — в делах своих поступают не по «слову божьему». От старообрядческих скитов и молелен дошла она до хлыстовских радений. Что помогло ей освободиться из трясины хлыстовской обезличивающей мистики, от корыстного шантажа «божьих людей»?
«Слово божье»? Нет. Здоровое чувство отвращения и брезгливости отшатнуло её от исступлённого изуверства, от безобразного разврата во славу Господа Бога. И опять Мельникову было как будто бы уже некогда рассказать, какова была Дунина вера в Бога православной церкви.
Если романы Мельникова называют энциклопедией народной жизни, то его герои – страницы этой энциклопедии. Все они проходят в повествовании всякого рода испытания: любовь, богатство, слава, гибель близких…
Важным является то, насколько эти герои, пережив все перипетии, остаются верными нравственным законам. Тем самым автор подчёркивает, что судьбу человека определяет не наличие власти и не количество денег, её определяет Бог, который судит по степени соблюдения тех нравственных ценностей, что являются основополагающими в жизни человека. Поэтому в конце романа каждому воздаётся по делам своим.
...
Обожаю исторические - как начинаю смотреть, с головой погружаюсь в историю и эпоху, и не прихожу в себя. пока не досмотрю 
Мы ещё только начали, и впереди ждёт ещё немало подробностей из жизни этого писателя. Я решила, что стоит всё это помещать под спойлер, потому что текста слишком много. Признаюсь, меня посещали сомнения, нужно ли всё это выкладывать здесь. Но в итоге я всё-таки решилась. Пока рассказ о жизни и творчестве Павла Мельникова, по моим оценкам, займёт одиннадцать сообщений, но возможно, из-за большого объёма текста их будет больше. Надеюсь, читать не слишком тяжело. Разбивка по частям, на мой взгляд, должна получиться удачной.
