Вольтерра

Самое лучшее средство от хандры – это работа. Особенно физическая, но и умственная тоже подойдет. Когда мозг пытается сопоставить какие-то буквы с колонками цифр, остальные заботы отступают на задний план. Не надо чувствовать вину, не надо гадать, что будет дальше и придаваться построению планов. Куда интересней рассматривать баланс дохода и расхода, делать пометки синей ручкой на копиях о переводах некой суммы на счет нашей доблестной полиции и искоса поглядывать на список выбранных отелей в Вольтерре.
Забавно, что выбрав казалось бы самое уединенное место во всем замке, тебя все равно найдут. Когда дверь отворилась, я даже почти не удивилась, увидев своего персонального призрака, который преследовал, очевидно, не только в мыслях, но теперь еще и физически.

Милорд бросил на меня взгляд, будто я какой предмет мебели, и, пройдя вперед, встал прямо около окна. Я устало выдохнула, напомнив себе, что в принципе ничего другого и не ожидала, и снова принялась рассматривать черные печатные полоски текста. Аляска – часть Америки, да…Но он ведь наверняка говорит об остальных штатах.

Он? Я? Одни в Америке? Нет, спасибо, мне хватило Мальты, когда он буквально намеренно выводил меня из себя. В памяти сразу всплыл вчерашний день, и где-то совсем острожненнько промелькнула мысль, что может все будет не так. И в таком случае, надо тепло улыбнуться, обнять это плюшевого тигра и растаять от предложения. Спокойно! Если хочется сделать ему что-то душераздирающе-нежно-милое -глубоко вдохни, посчитай до десяти и продолжай заниматься своими делами. Должно пройти. Один…Два…
- Мне казалось, что Вы прекрасно владеете английским, Милорд. Или вам понадобился гид? - я взяла стопку бумаг и стукнула краями о крышку стола, после чего с ехидной улыбкой добавила. – Или возможно любовница?...В любом случае, я вам скорее всего не подойду. Попросите поехать Челси, Ренату… Да мало ли у талантливых слуг и многие из них провели намного больше времени в Америке, чем я.

Она молчала преступно долго. Настолько долго, что я даже начал чувствовать раздражение – собственное! – и совершенно необоснованное. А еще хуже, с каждым мигом промедления во мне нарастала обида.
Такое случалось. Редко. Когда эмоциональность перевешивала тяжелые гири рассудочности, я начинал жить исключительно сиюминутными ощущениями. И пользы от этого было меньше чем у бродяги-доминиканца сольдо в кошеле.

Выдох-вдох? И медленный счет до ста? Разве это поможет, если меня уже понесло? Надеюсь, не далеко.
- Мне понадобился «стоп-кран». Вы неплохо справились с этой ролью на Мальте. И я посмел надеяться на вашу холодность и разумность впредь.
«Поедешь со мной?»
«Конечно, поеду!»
Почему самые простые сценарии всегда несбыточны? Оттого что в них мало интриги и накала? Или от того, что они как все приятное грозятся быть затертыми в памяти? Обязательно тянуть жилы?
Я бездарный палач. По крайней мере, в сравнении с жизнью. Но я всегда готов учиться.
- Как вижу, напрасно. Сейчас этими качествами вы совершенно не располагаете. Что ж, - до столика один шаг, а что бы выхватить, почти вырвать из ее пальцев ручку, достаточно одного движения. Размашистые широкие строки ложились прямо поверх сухих содержательных столбцов цифр, - Это адрес. Поднакопите и осмелеете, приезжайте. Буду ждать, Леди. Приятного вам дня.
Уходя главное что? Попрощаться? Нет. Уходя главное не грохнуть дверью об косяк так, что она выпадет из проема вместе с коробкой и кладкой. Легких хлопьев штукатурки вполне хватит для обозначения собственного недовольства.

Вдохни, выдохни…
Да у чертовой бабушки я все это видела! Раздраженно схватить испорченный лист бумаги, совсем не волнуясь о том, что ногти в некоторых местах его порвали, невзначай стряхнуть с плеча кусочек отвалившейся росписи на потолке и шумно выдохнуть. Чертовы Волтури! Чертовы мужчины! Чертов Маркус! Право Создатель! Почему я до сих не обосновалась в каком-нибудь монашеском монастыре, подальше от всех этих самовлюбленных, наглых и во всех смыслах невозможных созданий? Дала бы обет безбрачия, занимались бы себе благотворительностью вместо того, чтобы окончательно прикончить старинную дверь и услышать, как в маленькой библиотеке приземлился очередной увесистый кусок потолка.
Мне потребовалась какая-то доля секунды, чтобы нагнать чеканящего шаг Маркуса, и очутиться лицом к лицо с этим чванливым болваном, преграждая ему путь.
- Ты неотесанный, напыщенный беозар, Маркус! – выпалила я. - Ты сам сказал, что я - глупая женщина, о какой рассудительности тут может идти речь? И уж кто-кто, а ты точно знаешь, что холодности от меня как жара от холодильника…, - мой взгляд метнулся от его лица на его грудь, и я сделала глубокий вдох, чтобы попробовать привести свои чувства в порядок. – Послушай… я сама только и делаю, что творю глупости, как только оказываюсь рядом с тобой, я не в состоянии быть твоим сопровождающим телохранителем. Аро мне шею свернет, если с тобой что-то случится…
Но часть меня точно знала, что я сама себе не прощу, если не смогу защитить его. Та часть, которая почему-то требовала позаботиться о нем и вовсе не потому, что он - Повелитель. Та часть, которая точно знала, что я не смогу предпринять определенные действия, которые надо сделать, чтобы предотвратить катастрофу. Личное и профессиональное не стоит мешать.
- На Мальте я чуть не облажалась по крупному. Там роль сыграл лишь счастливый случай…Так что Вы абсолютно правы говоря о моей некомпетентности. Поскольку Вы, Сир, входите в тройку управляющих кланом, ваша безопасность намного важней желаний младших членов клана. Рационально взять кого-то другого.

Пятнадцать шагов это много или мало что бы восстановить душевное равновесие?
Достаточно, если впереди у тебя долгий перелет с возможностью обрычать в свое удовольствие стюардесс, выкинуть из своего салона соседа и, наслаждаясь всеобщим негодованием, несколько часов к ряду во всю демонстрировать замашки истинного феодала.
Совершено бездарно пройденное расстояние, если перед тобой женщина, дышать которой тебе абсолютно не рекомендовано. А желательно еще и не видеть, и не слышать.
Остается только сожалеть о собственной разболтанности и распущенности, благодаря которым, в последнее время позволял себе то, чего хотелось, а не то, что полагалось быть. В противном случае вряд ли у этой безумной женщины язык повернулся назвать тебя желудочным конкрементом, тем более неотесанным. Если бы не твое беспутство, Марк, то вряд ли бы она осмелилась бы вот так, стоя к тебе почти вплотную, сыпать невнятными оскорблениями, и быть твердо уверенной, что ты не проломишь ей за это голову сию минуту.

И хоть и поздно оборачивать все вспять, можно, как прежде растягивая слова, бесцветно, методично и дотошно объяснить в чем она не права:
- Ни на Мальте, ни сейчас моя безопасность не должна входить в круг ваших интересов, Леди Хайди. Я ни коем образом ни умаляю ваших заслуг. С поставленной мною вам задачей вы справились блестяще. А давать оценку надуманными вами себе обязательствам по отношению к правящей тройке не в моей компетенции. Рассуждая рационально, я пришел к выводу, что ни Рената, ни Челси не способны должным образом служить напоминанием о первопричинах будущих поступков, в силу своей непричастности к ряду прошедших событий, и потому я еще раз спрашиваю: Хайди, ты поедешь со мной?

Говорят, у женщин нет логики. Скорее всего, это говорят мужчины, пытаясь оправдать свое поведение. Вот замечательный пример: только несколько минут назад в библиотеке мне сказали, что я не располагаю нужными качествами, то есть некомпетентна, а сейчас? Надуманные обязательства? В каком месте они надуманные? В том месте, где говорится служить на благо всего вампирского рода? В том месте, где и без слов ясны многие аспекты поведения тех, кто стоит ниже по иерархической лестнице власти?

Дыры, дыры, дыры…Вот почему вместо того, чтобы просто вначале сказать «Поедем со мной?», надо придумывать какие-то хитрости насчет сопровождающего? Зачем такие сложности и приплетание сюда клановых взаимосвязей? Ведь, предложи он мне провести время вместе как просто женщине, я бы сразу согласилась. Как можно отказаться от такого, особенно когда ты чувствуешь, что по какой-то непонятной причине тебя влечет именно к этому невозможному во всех отношениях мужчине?
- Поеду, но при двух условиях, - я тепло улыбнулась ему и положила свою ладошку ему на грудь, туда, где раньше билось сильное могучее сердце, - Первое: обещай, что выполнишь одно мое желание, какое бы оно ни было. И второе: поцелуй. Сейчас же. Согласен?

День лишен бархатных полутеней мрака, скрадывающего очевидное. День порочно откровенен. Яркий свет не оставляет места двусмысленности, даже заблуждению придавая вкус непреложной истины.
Предупреждал ли я ее, что ко мне нельзя подходить, когда я раздражен и взвинчен? Могла ли она об этом догадаться сама, и отказаться от риска прикосновения?
Глупые вопросы с безнадежно устаревшими ответами.

Сопричастность осязания, ночью казавшейся естественной как сладость крови на губах, в бесстыжих солнечных лучах стало наглым вторжением в личное пространство. Приглашение к ласке, по которой еще час назад изнывало все твое существо, в открытом широком коридоре, где в любой момент мог появиться кто-то из охраны, слуг, гостей или родственников, виделось теперь ничем иным как упрочнением новоприобретенных позиций.

О каких влюбленности и симпатии может идти речь, если после всего одной совместно проведенной ночи она смеет не только повышать на меня голос, но и требовать подчинения?
Голый расчет. Двойная игра. Предъявление своих прав.
И не стоит даже заглядывать в нее, что бы услышать отчетливый говор ее предвкушения, ее нетерпения, ее алчного ожидания.
Но я уже принял решение, возможно чересчур поспешное, необдуманное и чреватое осложнениями, но… не в привычках и правилах прятаться в раковину, подобно устрице, а на разлинованном черно-белом поле играть можно не только в шахматы и шашки.

- Согласен. Ты обязуешься сопровождать меня, я оставляю за тобой право на безоговорочное исполнение одного желания. – попытка растянуть губы в ответной улыбке, успехом не увенчалась. Нет, душевности в ней было через край, вот только тепла в искривленном отражении не наблюдалось ни на йоту, - Повелевай, моя госпожа.
Повелевай, но помни, сказочные джины не всегда бывают добрыми.
Поцелуй в доказательство повиновения? Да.
Поцелуи власти опьяняют.
В них нет ни капли нежности. И желание в них не главное.
В них нет ни толики заботы. И агрессия здесь не приветствуется.
Это договор о намерениях. Расстановка сил. Карта боевых действий, начерченная дыханием и взглядом.
И все же…как белая шапка пены на мутной волне гнева, в глубинах зрачков прячется удовольствие от сознания что острые кончики клыков то и дело разрывают нежную кожу ее губ….
- Наш рейс через шесть часов. Надеюсь, ты не заставишь меня больше ждать, Хайди.

Я добилась своего, я поставила его на колени, только принесло ли мне это удовлетворение? Ни на грамм. Смотреть как гаснет пламя страсти в его глазах, уступая место леденящему холоду злости и четко осознавать, что это то, чего ты добивалась, но совсем не то, чего ты хотела. Пустые сожаления. И ненужные. Угрозы Афтона меня не впечатляют. Вообще. Хочется изобразить демонстративный зевок и сонно улыбнуться в ответ. Если бы я еще помнила каково это, ощущать себя сонной. Где-то глубоко внутри мерзко шевелится сожаление. Почему все так? Изломанно и неправильно... Хочется опуститься рядом с ним на паркетный пол, легонько тронуть поцелуем краешек губ, шепча, что все это неправда, что я по-прежнему его... что? Люблю? Желаю? Нуждаюсь больше жизни? Что это все порождение моей больной гордыни? Поздно, свое соло я сыграю до конца, хоть и придется потом собирать собственную душу по кусочкам. С легким изумлением замечаю огонек злого азарта в глазах мужа. Запоздалая нежность уходит, словно небрежно смахнутая с цветка бабочка, уступая место вине. Я не права, родной, прости меня за то, что сделала, прости за то, что еще сделаю с тобой... - кричит разрывая горло внутренний голос.
- Твои угрозы могут напугать только ребенка, - отвечаю я Афтону, тщательно следя за интонацией. А она спокойная, с легким оттенком дружелюбия. Адский труд изображать спокойствие, когда хочется свернуться в клубок в таких знакомых, таких любящих руках и зарыдать страшными бесслезными рыданиями. Пытаясь криком хоть немного ослабить боль, что живет внутри. Не судьба.
- Продолжим позже, если не возражаешь? - позволяю я себе вежливую улыбку. - Тебя ждет Аро, просил не медлить. Насколько я понимаю, повелитель уже решил, какое задание поручить тебе.
Мне все равно гореть в аду, от еще одной бессовестной лжи ничего не изменится.

Из динамиков льется нежный голос Фармер. Почему я так и не удосужилась выучить французский? Хочу обратно во Францию. Провинция Бордо или Шампань меня вполне устроят. Хочу пить старое вино перемешанное с теплой кровью, прячась в тени увитой виноградом беседки, и смотреть на последние янтарно-золотые всполохи заката, широкими полосами расцвечивающего вечернее небо. Хочу жить. Жадно и слепо, безоглядно и ненасытно. Смакуя и растворяясь каждой клеточкой существа в потоке бытия. Просто быть. Просто существовать. Уже наслаждение. Уже маленькое чудо.
Удрать из замка, вслед за ушедшим к повелителю мужем, было до банального просто. Гораздо сложнее запутать следы. Именно поэтому я решила лететь из Неаполя, а не из Рима. Сыграем еще раз в нашу ночную игру.
Теплый ветер треплет пряди волос. Я дитя этого мира, хоть и существую во мраке. Кто сказал, что мрак это пустота и плоскость? Он глубокий и манящий, переливающийся миллионами разных красок, неразличимых простому глазу. Насыщенно-горячий, опаляющий, как воздух пустынь, и неуловимо нежный, свежий, как легкий морской бриз. Он ночь и тайна, загадка и откровение, бесстыдное и в то же время трогательное. Исступленный, как ночи страсти, и умиротворенный, как ласковый шепот. Соленый, как свежая кровь на губах, и диковато-сладкий, как запах тубероз. Я дитя мрака, и никогда не жалела о своем выборе.
Въезжаю в ночной Неаполь. План побега мной не продумывался, но вдруг Афтон будет меня искать? А он, хоть пари держать, точно будет. Кажется, я все же истощила неистощимое терпение моего мужа.
Бросаю свой автомобиль у отеля. Жалко, но ничего не поделаешь. Пускай поищет меня в округе. До аэропорта буду добираться пешком. Забираю дорожную сумку и отправляюсь в путь. Довольно странное зрелище со стороны. Одинокая молодая девушка в роскошном платье и на высоченных каблуках четко чеканя шаг движется свозь черноту улиц. Увы! Полностью менять внешность, подобно Феликсу, я не умею, а носить что-то попроще мешает мое ужасающее гипертрофированное тщеславие или чувство собственного достоинства, назовите как хотите, и отсутствие крайней необходимости. Не на задании я сейчас, ни к чему игры в шпионов.
* * *
В аэропорту мы с молодым человеком за стойкой быстро находим общий язык. Кто откажется помочь беспомощной юной девушке, прячущей глаза за тонированными стеклами солнечных очков и бессвязно лепечущей об ужасной семейной трагедии, готовой платить за свои капризы полновесной монетой и не скупиться при этом? Да вырежут тому чудовищу его черствое сердце. Мне мило обещают, что частный рейс до Чандигарха оформят в течении часа, а пока я могу с комфортом разместиться в комнате отдыха. Премного благодарна.
Этот час мне дается нелегко. С трудом удерживаю себя, чтобы не вскочить и не начать нервно мерить шагами комнату, по-крайней мере, каждые пять минут. Любой шорох заставляет настораживаться. Везде мерещится он. Я знаю, что на этот раз пощады не будет, предел достигнут, поэтому так важно спрятаться получше. Глупо было затевать всю эту историю с детективом и проверками. Глупо, но и необходимо. Каким еще образом я могла проверить, что за триста лет брака под пеплом еще сохранились угли? Что стоит сдуть пепел и пламя снова вспыхнет горячо и жадно? Уж, конечно, не надувая губы, как безмозглая Барби, задавая извечный женский вопрос: "Ты меня любишь?" Провокации мне удаются намного лучше. Только вот даже самая простая задумка иногда может срикошетить так, что больно становится уже охотнику, случайно угодившему в собственные расставленные капканы. Каленым железом жгут мысли о том, что эти губы могли целовать кого-то еще, руки ласкать кого-то еще... а не меня. Адская бездна, как же я его за это ненавижу! То, что принадлежит мне, дележке не подлежит! Ловлю себя на том, что почти готова зарычать от ярости. Красная вспышка дикой злости мелькает перед глазами и гаснет, сдерживаемая железной волей. Позже. Имей терпение.
* * *
В салоне самолета наконец вспоминаю, что можно и расслабиться. С удовольствием отдаю в объятия мягкого кресла свое напряженное, жаждущее покоя тело. Набираю номер агента Волтури в Риме. Сейчас уже можно. Интересуюсь, все ли подготовлено к моему приезду.
- Все в лучшем виде, - сообщает мне он. - Как вы и просили, летний дворец раджи в Чандигархе, рядом с зеленой пригородной зоной и Гималаи тоже видны. Чудесное местечко. Они только были немного удивлены, кому могла понадобиться летняя резиденция в сезон дождей.
- Надеюсь, вы не затруднились с ответом?
- Разумеется нет, сеньора Волтури.
- Благодарю, - отвечаю я и даю отбой. Сладко жмурюсь в предвкушении. Моя экзотическая сказка ждет меня.

»» 04.11.10 14:34 Другие точки мира

Наверное, некоторые мужчины просто не способны уступить. И не способны понять, когда девушка с ними откровенно заигрывает. Странно, что этот очевидный факт остался ему непонятен, странно, что намек, словно капли воды, вновь ударил по ту сторону стекла. Нет, конечно, я не ожидала нежности сейчас. Наоборот, я хотела почувствовать, что он сильнее меня, что я просто обязана уступить его мощи, сдаться, позволить себе думать о нем чаще, позволить себе быть с ним. Но…Это не было доминированием. Это было желанием причинить боль, сделать так, чтобы я почувствовала себя как минимум не в своей тарелке. Опять. И кажется, он вовсе не хотел меня целовать.
Я злилась? Нет. Негодовала? Нет. Я просто смирилась, что так и есть. Пока что. Как говорится, ничто не вечно под Луной. В подтверждении этого, я быстро провела языком по губам, чувствуя, как регенерация делает свое дело. Интересно, что он будет делать, если в следующий раз я не стану отвечать ему на поцелуй?

- Как пожелаете, Милорд, - я сделала шаг назад и мягко промурлыкала: - Насчет моего желания…Я хотела попросить провести этот вечер со мной, но правильнее теперь будет использовать его по-другому. Простите, если я сделала что-то не так. Я периодически начинаю видеть в Вас мужчину, - одарить его сладострастным взглядом и тут же добавить: - забывая при этом, что Вы в первую очередь Милорд, а потом уже все остальное. Хорошо, что мы прояснили этот момент…
И правда, хорошо. Довольно сложно существовать, когда тебе приходится вечно путаться в своих ролях члена клана и женщины. Как ни в чем не бывало, мои часики звякнули, когда я повернула запястье, чтобы посмотреть на время и перенести акценты, чтобы он не услышал в моих словах то, в чем я пока еще сама не уверена:
- Значит через пять часов в аэропорту?

…Масло в лампаде наверняка чадило немилосердно, но я уже не дышал. Лишь щелкали в тишине бусины четок и едва слышно шуршала по плитам заскорузлая от пыли и конского пота ряса, вторя моему раскачиванию. Человек на десятые сутки уже не в силах говорить и адекватно воспринимать реальность. Он уже готов внимать прямо Господу, тем более если только каждый третий день он позволял себе глоток воды и стоически отказывался от куска черного пресного хлеба.
.. За десяток лье от маленькой уединенной обители в глубоких аббатских подвалах исходил хриплым воем еретик и потомственный охотник на нечисть, а его дознаватель протирал коленями серые плиты возле убогого алтаря, единственным достоинством которого было удивительно гармоничное, одухотворенное изображение скорбящей Мадонны. Дознаватель никуда не спешил. Дознаватель был настолько древним вампиром, что мог позволить себе и не такую наглость, как …
… под глубоким капюшоном не видно лица, а широкие рукава скрывают руки, и лишь голос, вначале полный силы и все более затухающий с течением дней, убеждает что обитель не осквернена женским присутствием, а истовые, горячие призывы к Отцу Всевышнему смягчают даже самое недоверчивое сердце…
.. девять раз рассветные лучи скользили сквозь маленькие оконца по колено преклонному вампиру, и все девять раз торопливо сбегали к алтарю, бросая кающихся грешников в серой обыденности. Как ни странно, таких было не мало и не раз за минувшие дни звенела медь в чаше подаяний. Я слушал их любопытство, я внимал их заблуждению, я видел их распахнутым навстречу вере души, и думал пока о своем, покачиванием разминая затекшее тело, не вникая, цитируя в разнобой всех знакомых мне евангелистов и пару ересиархов, любовался прекрасным мраморным ликом и ждал, когда всеобщая религиозная истерия в отдельно взятой молельне достигнет апогея. Ждал, что бы с солнечными лучами десятого рассвета в снизошедшей благодати откинуться назад, распростерев широко руки и скинув с головы колючую грубую ткань, что бы вспыхнула мириадами алмазных искр обнажившаяся кожа …
.. дознаватель никуда не спешил, тем более к пытаемому в сырые мрачные подземелья. Дознаватель был настолько наглым вампиром, что являл собой олицетворение святости и воплощение чуда, строя между собой и возможными охотниками до его «нечистой» плоти живые «щиты» из экзальтированных фанатиков. А уж как охотно к нему потом шли на исповедь, как искренне, как яро открывали все, что не стоило бы знать даже могильным червям, лишь бы даровала прохладная бледная кисть благословение…
.. и только печально смотрела на великого богохульника Мадонна, тая в уголках улыбки грусть и всепрощение. ..


На ней не было расшитого жемчугом полога, и взгляд ее не имел ничего общего с добродетелью и, тем не менее, на миг мне вспомнились те плиты и прикрытые каменные веки, под которыми наверняка скрывался непокорное сиреневое пламя.
- Petite et dabitur vobis quaerite et invenietis pulsate et aperietur vobis omnis enim qui petit accipit et qui quaerit invenit et pulsanti aperietur*. Suum malum cique tempus et loci est. Aut Caesar, aut homo. Memento, Haidi.**
Есть зерно истины в заблуждении, что строптивые женщины подобны необъезженным лошадям. Они так же грациозны и пугливы. И их так же приятно приручать, балуя нежную кожу щек прикосновением, зарываясь пальцами в ветреную шелковистую гриву, целомудренно касаясь губами высокого чистого лба.
- Через пять часов. Постарайся обрести за это время еще желаний. Или мне придется делиться своими, что бы скоротать этот долгий перелет.

--------------
*Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят*. (от Матфея. Нагорная 7.7.)
** Каждому злу свое время и место. Либо Цезарь, либо человек. Помни об этом, Хайди.

Раньше я честно считала, что после знакомства с «этой» стороной жизни, той, что за пределами мыслей большинства обывателей, после того, как я не раз лично отрывала головы и смотрела как пламя поглощает их, после того, как я видела смену эпох и так много ездила по миру, - после всего этого, я еще считала, что есть нечто, что могло бы удивить меня. Странно, что это нечто оказалось так близко. И странно, что оно – а точнее он – в полной красе буквально отпустил мне все мои грехи.
Сейчас Маркус поразительно напоминал настоятеля соседского монастыря, к которому меня часто водили ради «избавления от демонов» и «спасения моей души». И отчего-то сейчас моя душа прямо стремилась вываляться в греховной грязи и принести в мир полнейший хаос, лишь бы ощущать его прикосновения, лишь бы он был рядом. Потребность в нем. Это и было странно.
Хорошо, что у всего рано или поздно наступает конец, потому было бы крайне сложно самой сделать шаг назад вместо того, чтобы сейчас же обнять его, обвивая руками за шею, и прижаться шекой к его щеке.

- Вы выполнили свою часть сделки, больше своими желаниями я не смею вас обременять, - я сделала игривый реверанс и улыбнулась. – По нашему уговору я обязана лишь сопровождать вас в поездке и не более…Однако, ваше желание для меня – закон, Милорд, - и почему так просто одарить стоящего впереди вампира долгим пронзительным взглядом, чтобы до него дошел смысл сказанного, и тут же быстро добавить: - До встречи в аэропорту.
И с этими словами быстро юркнуть за ближайший портрет, туда, где начинается узкий темный секретный ход, ведущий чуть ли не за стены замка и скрывающий ногти, слишком сильно впившиеся в ладонь. Эта поездка будет довольно интересной.

»» 17.10.10 16:46 Другие точки мира

Гневливость это грех. И дворецкий, безусловно, не виноват, что за долгое отсутствие одних факсов скопилось на половину чемодана, а то что, ты импульсивно пожелал ему уподобиться толщине срочных писем, совершенно не повлияет на их количество. Так что, что почитать над Атлантикой у меня было. Нашлось бы только соответствующее желание и настроение.
А их-то как раз и не наблюдалось. Даже заимствованных.
Пять часов я коротал в своем кабинете, закинув ноги на край широкого стола, девственную чистоту которого нарушал разве скоросшиватель с коротким и маловыразительным отчетом. Коротал, прочищая пыжом пистоль, и думал о самоубийстве.
Не образно, сравнивая с этим величайшим грехом собственные влечение и почти щенячий восторг от вторжения в свою жизнь некой светловолосой леди, хотя столь бурные эмоции, несомненно, достойны всяческого порицания. Слишком торопливо. Будто не было у нас с Хайди в запасе целая вечность.
Нет, я думал о самоубийстве как о методе и стиле смерти.
Всего тридцать шесть страниц, в том числе заключение о вскрытии и отчет следователей о последних днях и состоянии дел, не смогли объяснить мне, почему один из моих давних партнеров внезапно решил покинуть сей суетный мир. Отец двоих детей, старший из которых в этом году только поступил в колледж, а младшая дочь едва покинула подготовительную школьную группу. Красавица-жена, хозяйка небольшого и вполне прибыльного бизнеса. Шумная орда родственников и друзей, для которых двери дома никогда не закрывались. Великолепное здоровье. Ни долгов. Ни явных или скрытых недоброжелателей. Сплошь и рядом лишь мелко пакостливые завистники, без которых жизнь кажется пресной, но и коих может отпугнуть всего лишь вскользь упомянутое имя Волтури. И тем не менее, человеку взбрела причуда встать среди ночи с нагретого супружеского ложа и повеситься в ванной на шелковом поясе от женского халата. Удавиться, не смущаясь ни вываленного распухшего и почерневшего языка, ни отвратительного широкого рубца на шее, ни неизбежного расслабления ректальных мышц и в следствии этого представленная на всеобщее обозрение дурно пахнущая масса нечистот человеческого тела.
Эксперты доказали, он действительно сделал это сам.
Зачем?
Зачем так бездарно и бесполезно ставить точку в собственном существовании? Так наивно спасаться бегством? От чего? От суеты, хлопот, разочарований, крушений, потерь и обретений? От слез, смеха, грусти и тревог? От самой сути жизни?
..В черном дуле пистоля замечательно смотрится порох и тяжелая свинцовая пуля.. .
Непостижима душа человеческая? Или у удавленников нет души?
Вешаться – это стиль слабохарактерных и утонченных особ. Поддергивая конечностями в агонии они возвышаются над серой обыденностью, и плевать что при этом сломана шея. А еще в их стиле романтично травиться ядами, токсинами, химикатами и, для особых гурманов, крошкой стекла или алмазной пылью. Видимо, корчится в луже исторгнутой из пищеварительного тракта желчи, пищи, крови и слизи это непередаваемое удовольствие.
Личности склонные к изыскам предпочитают красивое кровопускание. Не возражаю, это стильно, когда подобранна подходящая обстановка, в виде разворошенной хрустящей льняной постели. Стильно, первые несколько часов и в холодное время года. Иначе от вездесущего мушиного роя эстету никуда не деться. А жужжащая, жрущая, размножающаяся прямо в прахе новоприставленного колония насекомых ничего кроме брезгливости вызвать не может. Правда, прагматичные люди и тут нашли выход – резать жилы в теплой воде и оставленные минуты безболезненно наблюдать, как окрашивается последняя купель карминно-алым. Жаль, не догадались, что вода обязательно должна быть проточной, в противном случае… дрейфование в собственном дерьме на мой непосвященный взгляд ничем не лучше мух.
.. Если долго всматриваться в пистолетное дуло, то может показаться что это оно смотрит на тебя.. Так сказать, своеобразный обмен взглядами. Кто первый зажмурится?
Проточная вода, к слову, много чего может принести. И не только прохладу жарким полднем, а так же свежих и не очень утопленников. В непередаваемой на холст цветовой гамме – от голубовато-белого, до зелено-фиолетово-черного. Распухших, раздутых, местами поглоданных обитателями водоемов. Они тоже когда-то были романтиками? Искателями запасного выхода для слабонервных?
Люди с несгибаемой волей и твердыми принципами обычно приходят к суициду героически. Не бесцельно, а целенаправленно жертвуя собой во имя правого дела или что еще более почетно – во спасение ближнего своего. Напрочь игнорируя, что спасенному такой ценой придется как-то существовать дальше, влача на себе груз не только собственной жизни, но и возложенной на него ответственности чужой смерти. Ничего так, крест и ноша, да?
Лучше может быть только у того, кто невольно стал помощником и проводником для «уставшего путника». Впрочем, когда это самоубийцы думали о других, кроме себя, бесконечно лелеемых и любимых.
… кремнивые курки всегда сухо щелкают при взводе. А радостный стук бойка и торжествующее шипение сгораемого пороха ни с чем невозможно перепутать…
По мне, так причащаться к таинству небытия лучше всего за компанию с пулей, а лучше картечью. И пусть изуродованное лицо не получится опознать скорбящим родственникам, зато отчищая с пола и стен уникальную композицию из мозга, волос, лоскутов кожи и месива костей они вряд ли смогут с прежним жаром горевать о своей утрате. А пара-тройка проклятий еще ни одному мертвецу серьезно не вредила.
И все-таки зачем?
Ах, как жаль, что невозможно заглянуть в их разум за мгновение «до». Разве что…
Я выстрелил. Пистоль громыхнул так утешающе кровожадно, так мелодично.
Тяжелый свинцовый шарик ушел в стопу, с хрустом раздробил несколько косточек, разорвал мышцы, вены и сухожилия, изуродовал хороший ботинок и застыл причудливым плоским блином в картинной раме напротив.
Гневливость это грех. Боль в изувеченной ноге помогла сковать клокочущее бешенство холодным панцирем ярости.
Я Маркус Волтури, вампир. Я в принципе не способен подохнуть от какого-то там выстрела, разве что пушечным ядром мне снесет голову, а в петле могу болтаться сутками и даже устроить себе развлекательные качели. Я собственник. И я ненавижу когда кто-то делает что-то недоступное мне.
Дворецкий зашел забрать багаж, или, услышав грохот, разочароваться, что его надежды вновь не оправдались. Мало кто любит быть свидетелем моей злости. Мало кто это переживает. Попасться под горячую руку это ведь тоже одна из форм суицида?
Впрочем, сейчас…
- Семью Стефана Гаворри пустить на корм. Всех.
Пусть это будет маленьким уроком другим трусам, и.. надо же пополнять семейный банк крови? Не все же у доноров за деньги качать.

»» 14.10.10 18:58 Другие точки мира

Отдав конверт слуге, я опустился в кресло у окна и погрузился в раздумья. Да, давно я не отдыхал, все эти бесконечные конференции, встречи, собрания...
Внезапно тишину, царившую в кабинете, разорвал громкий сигнал звонка. Неужели опять что-то стряслось в компании? Я раздраженно выпрямился и нажал на зеленую кнопку.
- Добрый день, мистер Веспертилио! - раздался голос моей новой секретарши. - Вас беспокоит некий мистер Джонсон из Форкса. Соединять?
- Да, Жаннет.
В трубке раздался хрипловатый мужской голос:
- Крис, сколько лет, сколько зим! Ты со своей работой забыл о нас совершенно!
- Здравствуйте, очень рад вас слышать, дядюшка! Да, право, виноват! И чем же я могу искупить свою вину? - с неким озорством произнес я. Этому старику лучше не перечить, в противном случае можно часа три, как минимум, прослушать его тираду о безответственности нынешнего поколения.
- Все очень просто. Ты сейчас же прекратишь изводить себя и приедешь к нам в гости! Моя дочка Лори вышла замуж!
- Да, я с радостью приеду.
- Вот это совершенно другое дело!! Ждем тебя!
Связь прервалась. Отдых мне не повредит и это будет хороший возможностью проверить моего заместителя, да и самолично узнать, как развивается наша корпорация в Америке.
За спиной раздался стук.
- Ваш обед, сир!
- Да, очень вовремя! Жаннет, закажите на завтра билет до Форкса утренним рейсом. Это все, спасибо.

... Быть просто женщиной - стало мало...
Жажда власти - неизлечимый вирус в крови Волтури. Укореняясь сотни лет в моих жилах, он стал второй натурой. Тщеславие, гордыня, честолюбие - это я. И сейчас все эти мои лучшие качества ревели от негодования. Стали доходить слухи о новых друзьях Калленов.
Тщеславие возмущалось - с какой стати эти "друзья" первым делом направлялись на знакомство к Калленам, черт бы их побрал! а не к своим суверенам! Честолюбие требовало отмщения, а гордость строила планы возмездия.
Однако, удовлетворить свои амбиции так быстро, как мне этого хотелось, видно, было не суждено. Аро моих взглядов не разделил, приведя довод: - "Дружить может каждый с кем хочет. Если кто-то не упал пред тобой ниц с заверениями своего почтения пред тем, как поехать кутить с Калленами - это еще не преступление..."
Я понимала, что муж прав.
Меня вновь охватила осенняя хандра. Ностальгия. Я родилась в эпоху Возрождения, в самом ее эпицентре, на самом ее пике. Я знала кровавый вкус войны, вкус яда королевских интриг, я видела, как создается история, и сама ни раз принимала участие в ее творении. Сейчас мне было скучно. Правление государств стало выборным, защищать ученых-еретиков без надобности, вероисповедание - любое - на выбор. Нет воин, междоусобных, территориальных, идеологических... Я, конечно, могла слетать в Ирак, положить пару тысяч американских солдат, спасти Саддама и тем самым... что??? Заявить на весь мир о своем существовании? Доказать, что у Ирака есть оружие против Америки? Да и кто знает, может Хусен сейчас сидит у меня в подвале... Свобода выбора! Демократия! Мир во всем мире!
Я решила, что пора что-то придумать. Как-то сымпровизировать...
_________________

Я влетел в свои покой полностью погруженный в свои мысли. Но как только я пересек порог комнаты, тут же остолбенел. Я что, ошибся дверью? Да вроде бы нет... Что тут черт возьми случилось? Осмотрев гостиную, я только мог представить, что может твориться в спальне. Не спеша я прошел к арке, ведущей в спальню. Тия! Ну конечно же, девочка заскучала и устроила переполох в покоях. И как я только мог забыть, про эту женскую любовь к гламуру...
- Дорогая, я... занят, столько дел неотложных, вот сейчас мне нужно...
Но она не дала мне закончить, а отступив к стене и выбрав с приготовленного столика вещицы наугад продемонстрировала мне со словами:

Она лукаво-томно взглянула на меня, облизнув язычком нижнюю губу... Я прикрыл глаза, показывая ей тем самым, что это сейчас не уместно, я прошел в глубь комнаты.
- Тиа, милая, сейчас не подходящее время для забав. Я занят, так что придется тебе поскучать пока без меня, - я посмотрел на нее и продолжил, - Надеюсь до гардероба ты моего еще не успела добраться?
Я усмехнулся и направился к выходу.
- Не балуй сильно! - с этими словами я покинул свои покои.
Так, нужно сказать прислуге, что бы выделили Тии покои, в которых бы она могла устраивать перестановки, не круша мои личные апартаменты! Я поморщился, вспоминая представшую пер домной картину. Быстрым шагом я стал углубляться в глубь замка.