Старинные книги, репринты

М. Маровскій.
САМОРОДОКЪ.
РОМАНЪ.

Типографія Петроградъ,
«Т-ва газ. Свѣтъ. Невскій, 136.
1916.

Глава I.

ДОЖДЬ пересталъ. По узкой проселочной дорогѣ, черной змѣйкой извивавшейся между молодой зеленью яровыхъ хлѣбовъ, ѣхала бричка; пара разномастныхъ лошаденокъ, тощихъ, нечищенныхъ, неторопясь тащила ее по вязкому грунту.
Бричка была пустая. На ея порыжѣвшемъ сидѣньѣ красовался узелъ, весь мокрый отъ дождя, а на козлахъ возсѣдалъ плотный мужикъ лѣтъ 30—35, въ засаленномъ картузѣ и свитѣ изъ доматканнаго сукна. Еще подъ впечатлѣніемъ только что прошедшаго дождя, мужикъ этотъ сидѣлъ сгорбившись, высоко поднявъ воротникъ своей свиты, и, казалось, ничего не замѣчалъ вокругъ. Однако, звукъ паровознаго свистка заставилъ его встрепенуться: онъ тревожно заерзалъ на козлахъ, откинулъ воротникъ, оглянулся, ощупалъ узелъ, глубокомысленно осмотрѣлъ мокрую руку и кинувъ пытливый взглядъ на горизонтъ, съ тянувшейся по немъ полоской чернаго дыма, энергично подогналъ лошадей, направляя ихъ къ группѣ чистенькихъ построекъ, притѣненныхъ зеленью едва распустившихся березъ, миновалъ шлагбаумъ и остановилъ ихъ у вокзала станціи „Западня“.
— Что, Петровичъ, опоздалъ, — замѣтилъ краснощекій малый укладывая что-то въ телѣгу въ то время, какъ кучеръ привязывалъ къ коновязи лошадей.
— Опоздалъ... — протянулъ тотъ. — Нѣтъ, братъ, не изъ таковскихъ. Петровичъ никогда не опоздаетъ, — и захвативъ мокрый узелъ, онъ, съ чувствомъ собственнаго достоинства, не торопясь пошелъ къ вокзалу.
Не смотря на ожидаемый поѣздъ, небольшая площадка была почти пустая, только у звонка, держась за веревку, стоялъ сторожъ. Начальникъ станціи показался въ дверяхъ, да пара рабочихъ остановилась закурить цыгарку. Петровичъ направился къ рабочимъ.
— Вотъ такъ претъ! — воскликнулъ онъ, глубокомысленно вглядываясь въ приближающійся локомотивъ.
— Да, посильнѣе Слѣпневскаго клейедаля {Клейедаль — сортъ лошадей тяжеловозовъ.}; но что тотъ, а груза пудовъ 200 своротитъ и ничего! — замѣтилъ одинъ изъ рабочихъ, вспоминая лошадь богатаго купца, имѣвшаго на станціи лѣсной складъ.
— Вотъ, братцы, купилъ бы такого коня, да въ соху, — оживился Петровичъ, — аршива-бъ на полтора землю взодралъ.
— Ишь чего захотѣлъ; соха-то твоя не поддастся. Сломать все можно, а ты берись за нее руками.
— Не твоими-ли?
— Думаешь не вспашу? Вспашу! Нѣтъ, братъ, не то-то еще дѣлывалъ!
Звонъ колокольчика прервалъ увѣренія Петровича. Пыхтя, стуча, двигался мимо локомотивъ, за нимъ потянулась длинная цѣпь вагоновъ и остановилась. Не успѣлъ еще нашъ знакомецъ хорошенько разглядѣть кондуктора, чуть не сшибшаго его съ ногъ, какъ тотъ опять промчался мимо, вагоны дрогнули и поѣздъ тронулся, прибавляя ходъ.
— Вотъ тебѣ на, а барышня? — воскликнулъ Петровичъ, озабоченно озираясь вокругъ.
Одинъ изъ рабочихъ, занявшійся переноской зашитаго въ рогожу тюка, остановился.
— Барышня? — переспросилъ онъ. — Ахъ, пусто тебѣ будь! А я было и забылъ. Барышня твоя, Татьяна Борисовна, давно въ дамской, уже раза два про лошадей спрашивала.
— И чего только брешетъ, такъ, думаетъ, и повѣрятъ! По телеграфной проволокѣ, что-ли, прикатила, — отозвался досадливо Петровичъ.
— Не съ этимъ-ли поѣздомъ ждалъ, — насмѣшливо улыбнулся рабочій. — Эхъ, ты, орелъ вороньи перья! Развѣ не видишь, что поѣздъ идетъ въ Москву, а барышня твоя изъ Москвы.
Благообразное, украшенное темной бородкой лицо Петровича, выражало такое недоумѣніе, что рабочіе расхохотались.
— Тфу ты, вотъ оказія! — наконецъ пробурчалъ онъ, отплевываясь. — Самъ вѣдь тоже думаю, что это Московскій поѣздъ, а будто не съ той стороны, и опять такъ себѣ думаю — пріѣхалъ во время, стало быть изъ Москвы.