Кофейный роман (СЛР, 18+)

rimmalavrova: 01.04.18 11:59

ДжЫн и Светлая, спасибо за продолжение!
Да, как-то не клеится у них с разговорами, а самое главное с доверием.
Но пока ему и взяться то не от куда, у Ники слишком плохой опыт за плечами, а Слава знает только то что в деле написано.
Ох, жалко их обоих.

...

Ефросинья: 01.04.18 20:07

Что-то Ярик совсем связь с реальностью потерял. Неужели нельзя было сразу как узнал о беременности поговорить с Максом. Им же надо стратегию менять. Каргин намерен тянуть развод годами, а Ярославу надо как можно быстрей. Задача адвоката теперь убедить клиента в необходимости и неизбежности развода.

...

JK et Светлая: 01.04.18 22:32

Сам виноват. Его поведение в предыдущие месяцы не тянуло на то, чтоб считать его порядочным человеком)

Нууу... Слава не пятилетний мальчик, чтобы потеряться. Пока что он настроен решительно. У него характер. При необходимости он и стены крушит, смолоду)

Возможно, ему и не стоит этого рассказывать? С чистого листа начать непросто. А когда жалеют - это не особенно приятно.

Ну... справедливости ради, ему тоже многое надо принять и смириться. И научиться тоже. Нигде не учат семейной жизни и способности понять другого человека.

Ничего, дело мастера боится.

Склеится, куда денутся!

Мозги его определенно помнят про ее "досье". Но ему все же кажется, что главное про нее он откуда-то знает.

На него много и сразу свалилось. Ничего, голова постепенно включается, а привыкание к новой реальности приведет к некоторым переменам для всех.

Дамы, спасибо большое!

...

JK et Светлая: 02.04.18 00:35

 » Глава 17. Ты живая вообще?

Gala: ты тут?
Gala: тут?
Gala: Вер, ты куда пропала?
Gala: Верунь, ну я скучаю.
Gala: ты живая вообще???????
Gala: Верка! Как сможешь, напиши хоть, я с ума схожу!

Свернувшись на диване, Ника гипнотизировала телефон, который лежал прямо перед ее глазами. Сегодня он не звонил ни разу. Она не удивлялась и понимала почему, но упрямо пялилась на трубку на подушке. Галка права, тысячу раз права. Сколько раз Ника мысленно говорила со Славой. Рассказывая и объясняя. А вслух не получалось. Сразу все слова становились жалобой и застревали в горле. Не потому, что он запретил. Потому что она не хотела. Жаловаться не хотела. Вся ее жизнь, выраженная в словах, казалась сопливым телемылом. Она такие терпеть не могла.
Ника повернулась на спину. В животе заныло чуть сильнее. Тянуло со вчерашнего вечера, уже почти привычно. Врач говорила, при подобных симптомах лучше полежать. И Ника лежала. С самого утра. И твердила себе, что надо поесть.
Наконец, заставила себя встать и побрести на кухню. Там долго смотрела в открытый холодильник, разглядывая заставленные всевозможной едой полки. Откуда ему было знать, что она любит? Потому вез все подряд.
Закревский старался. Она – нет.
Ника хлопнула дверцей и раскрыла морозилку. Мороженое. Но и его не достала и вернулась в комнату, на диван. Надо лежать.
Телефон по-прежнему молчал, стрелки двигались по циферблату, в комнате стало темно. Резко поднявшись, Ника отправилась в душ. Перед сном. Хватит того, что она не спала предыдущую. А ей надо спать. Врач говорила. Для нормализации давления нужен крепкий продолжительный сон. Дура-Айболитша! Откуда ж ему взяться, если она по ночам размышляет, где ночует Закревский. Точнее, с кем.
Хватит!
Ника решительно скинула пижаму и замерла. Чувствуя, как холодной волной накатывает паника. На светлых пижамных штанах хорошо были заметны небольшие яркие бурые пятна.
Скорую она вызвала сама.

***

Через сутки ему стало хреново по-настоящему. Нет, не физически. Физическое не перекрывало, только усугубляло.
Как ехал в бар от Ники, Закревский еще помнил. Помнил, как заказал водки. Помнил, как нажирался. Молча и методично. А вот зачем к кому-то там драться полез – не помнил, хоть убей. Объяснение могло быть только одно. От алкоголя прекратить думать о Нике не получалось. Видимо, решил, что его следует отправить в отключку в буквальном смысле. А какие еще варианты? О том, что было после, не имел даже приблизительного представления.
Более-менее в себя он начал приходить уже в ду́ше, когда Вересов притаранил его домой. Там Закревского посетила светлая мысль, которую он запомнил отчетливо, до слова. А за каким хреном он вообще начал ей припоминать то, о чем самому себе клялся никогда больше не думать? Чего хотел добиться? Что она оправдываться начнет? Так она не начнет. Не перед ним. Оно ей не надо. И ему оно не надо, потому что это ее и только ее жизнь.
А ревность к прошлому, оказывается, в нем дремала. Нешуточная такая. Права Тася. Сперва он должен себе самому ответить на вопрос, сможет ли жить с ней при таком ее прошлом и не думать об этом. Понимая, что оно было и никуда не делось. И останется при ней.
Смешно. Ярослав был уверен, что сможет. Если бы только она хоть одно движение ему навстречу сделала. Ее шоу с раздеванием в его присутствии не считается. Когда ей становилось плохо, она начинала… какое там слово крутое было? Фраппировать. Во-во. Вытворять что-то такое, чему и названия толком не было.
И опять же – откуда он это знает про нее? Она никогда ничего не говорила. Она никогда ни о чем не просила. Она никогда не обнаруживала никаких эмоций, кроме двух вспышек, которые ему ярко запомнились. Первая – после его месячного отсутствия, со швырянием мороженого. И вторая – накануне, в коридоре. Оба раза сам был хорош.
Но ответа на его вопрос эти вспышки так и не давали. Откуда он знал про нее самое главное? В каждом повороте головы, в каждой интонации голоса, в каждом взгляде он читал что-то совсем не то, что произносили ее губы. Может быть, он ошибался. Может быть, потому и ляпнул ей про Каргина, что хотел убедиться, что не ошибается.
Следующий день он промучился похмельем, валяясь на диване и переключая каналы на пульте. Потом завалился спать. Но спалось плохо. Он вообще нормально спать перестал. Вот только разве что спьяну – как вариант, можно стать алкашом. Только чтобы хоть иногда высыпаться.
Утром поехал в контору. В конце концов, еще иногда работать надо. А то уже даже Санька стала удивляться его визитам на работу больше, чем прогулам.
Вересов вошел без стука с папкой в руках. Расположился на диване. Глянул в разноцветное лицо своего работничка и, не удержавшись, хмыкнул.
- И как оно?
- А как ты думаешь? – мрачно ответил Ярослав. – Воспитывать будешь?
- Не буду. Я тебе не мать, не сестра и не любовница. Но у меня есть кое-что по твоей просьбе. Как теперь понимаю, это было для тебя, а не для дела.
Закревский вскинул на него глаза и удивленно спросил:
- По какой еще просьбе?
- Приплыли! – рявкнул Вересов. – О домашнем насилии и прочей лабуде. Что, не надо уже?
Слава стукнул себя по лбу и поморщился. Разговор более чем двухмесячной давности припоминал смутно. Но этот разговор действительно имел место. Как и темно-синие следы от пятерни на руке Вероники.
- Твою мать… - пробормотал он и живо спросил: – Нарыл что-то?
- Ты смотри, оживился, - констатировал Вересов и продолжил: - Нарыл. Не я, конечно. И не много, как и предупреждал. Винниченко сказал, что в архиве определенно кто-то копался. В реестре дел, возможно, тоже. Путаница присутствует, но такая, незамысловатая, которую всегда можно списать на банальную ошибку в программе при переносе с бумажного носителя. От протокола опроса остался всего один лист, и еще имеется постановление о прекращении дела в связи с отказом потерпевшей от заявления. В принципе, даже из мелочевки в протоколе ясно, что распустил руки Каргин нехило. И еще, она там заявляет, что съехала от мужа и подала на развод. Уж по каким причинам ничего не состоялось – теперь можно только гадать. В общем, сам посмотришь, держи, - он кинул на стол Закревскому папку, - больше здесь ничего не нарыть.
Закревский медленно придвинул папку к себе и спросил:
- Когда это было?
- Четыре года назад.
- Четыре года назад, - тупо повторил Закревский и резкими торопливыми движениями раскрыл папку. Строчки перед глазами поплыли. Вместо этого отчетливо виделась синяя пятерня на ее левой руке. – Значит, тогда он вернул ее «в семью».
- У каждого свой «пунктик», - отозвался Макс, поднимаясь с дивана.
Закревский вскочил следом.
- Спасибо, я твой должник. И этого Винниченко. Если когда-нибудь кто-нибудь из вас вздумает разводиться, предоставлю услуги со скидкой. С работы сегодня отпустишь? Надо.
- Иди к черту! – ответил Вересов и вышел из кабинета.
Через тридцать секунд из этого же кабинета, одеваясь на ходу, вылетел и Закревский.
Дорогой не думал. Если бы думал, точно взорвался бы. Пазл в голове начинал постепенно складываться. Во всяком случае, выражение, брошенное Каргиным много месяцев назад, приобретало новый смысл. «И я не без греха». Кажется, что-то в этом роде? Ни хрена себе, не без греха!
Поднимаясь на лифте на ее четвертый этаж, судорожно соображал, что говорить. Нужно же что-то говорить? Нужно ли? В конце концов, если она сама не желает рассказывать о себе, имеет ли он право? Довольно того, что он знает теперь о ней хоть капельку больше. Довольно, что хотя бы смутно может представить себе, почему. Почему это все произошло. Происходит.
Подойдя к двери, нажал звонок. И прислушивался к шагам за дверью. Но было тихо. Во всяком случае, никаких признаков, чтобы кто-то собирался открывать. Закревский позвонил еще раз, но не дождавшись, полез все-таки в карман за ключом. Два поворота в замке. Щелчок. Дверь открылась. Надо же. А ведь по сути сам ключ – уже предложение приходить в любое время. Эта мысль шевельнулась где-то в стороне от него самого и не удивила. Удивило только то, что он не думал об этом позавчера, когда позволил себе повысить на нее голос.
Вошел в квартиру. Включил в прихожей свет и выкрикнул:
- Ника!
Тишина…
Не разуваясь, влетел в комнату. Никого не было. Почти зловещая пустота. Зашел на кухню, в ванную – тоже никого.
Потянулся в карман за телефоном. Но стоило притронуться к нему, как тот заорал на португальском языке какую-то устрашающую мелодию, выбранную им однажды в качестве звонка.
- Ника! – с облегчением выдохнул он в трубку, едва принял вызов.
- Привет, - раздался негромкий голос. – Я не вовремя, наверное… я тут… я в больнице, а они не отпускают. Но с ним все в порядке, не волнуйся. Просто мне надо кое-что. Может, ты привезешь? Пижаму, тапки, халат. А?
Ступор длился меньше секунды. Но и секунда показалась вечностью.
- Где лежит? В шкафу? – скрип. Грохот. Трещание. – А тапки?
- Где всегда – в тумбочке в коридоре.
Пауза. Шаги. Скрип.
- Все, нашел. Что-то еще? Вспоминай сразу.
- Где нашел? – голос стал удивленным.
- Да в тумбочке нашел. Ника, еще, наверное, смену белья? Или ты брала?
В трубке что-то засвистело, икнуло и замерло.
- Никаа! Ну не молчи. Надо? Нет? Ладно, если что, потом довезу. В какую больницу ехать?
- Ты где? – услышал он в ответ.
Закревский как раз закончил укладывать в сумку, найденную в прихожей, ее пижаму, одним плечом прижимая к уху телефон.
- Ну, в данный момент выхожу из квартиры!
-Ааааа… - все еще непонимающе протянула Ника и вдруг вскрикнула: - Белье в комоде, в левом верхнем ящике. Ну чтоб сразу…
- Да я уже. Я помню, где у тебя белье. И нет, я не фетишист. Ехать куда? – он захлопнул дверь. Эхо разнеслось по подъезду.
Ника назвала стационар и с округлившимися глазами нажала на трубке отбой. Она полдня боролась с собой: звонить-не звонить, пока акушерка не рявкнула на нее в третий раз. Присутствие Славы в ее квартире вызывало на лице дурацко-умильную улыбку, такую же, как и в тот день, когда она отправилась на прием в консультацию в абсолютной уверенности, что застудилась.
Просидев с полчаса в очереди, Вероника вплыла в кабинет районной поликлиники и, ответив на положенный набор стандартных и, по мнению Ники, наиглупейших, вопросов, устроилась в кресле. Чтобы услышать то, что могло быть только бредом.
- Шестая неделя вашей «простуде» - объявила докторша, окончив осмотр. – Может, седьмая – УЗИ покажет точнее. А вот выделения мне ваши не нравятся. Сдадите анализы, свечи вам выпишу. Дальше думать будем. Ребенка-то оставляем?
Каргина открыла рот, потом закрыла, но потом снова открыла, чтобы выпалить:
- Какое УЗИ? Вы что городите? Какие шесть недель? У меня справка есть!
- У всех есть какая-нибудь справка, - с улыбкой ответила врачиха.
А Вероника с ужасом понимала, что у нее начинается самая настоящая истерика.
- Я не знаю, что там у меня, вам виднее! Но того, что вы говорите, быть не может!
- Угу, - кивнула докторша, возвращаясь к своему столу. – Видела я вашу медицинскую карту. Полный набор. Но не бесплодие же, вам его даже ваши «светилы» не диагностировали, - она села, поправила на носу очки и стала что-то писать. – Природу, Вероника Леонидовна, не обманешь. Одевайтесь. Я вам еще и направление на УЗИ выпишу – этажом выше. Посмотрите на то, чего быть не может.
- Послушайте вы, Айболит в юбке, - взвилась окончательно Ника, - не хочу я ничего смотреть. У меня воспаление! Так лечите. Пропишите таблетки, уколы – что там еще? Какая беременность! Кто вам только дипломы выдает?
Докторша вздохнула. Таких она видела часто, которые под любым предлогом старались избавиться от нежелательного ребенка. Она снова поправила очки и бесстрастно спросила, придвинув к себе еще какие-то бумаги:
- Будете аборт делать?
Нику передернуло. И как-то сразу прояснилось в голове. Она смотрела на врача, расплылась в глупой улыбке и, прикрыв глаза, разве что не замурлыкала. У нее будет свой маленький Закревский.
- Так на аборт направление выписывать? – уточнила врач.
- Да щаз! – огрызнулась Ника. – На учет ставьте!

...

Melanin: 02.04.18 02:38

Начала таять снежная королева! Вспомнила, что говорить может! Мммм... спасибо, девочки!

...

Alenychka: 02.04.18 03:34

Пускай так, но инфо про Каргина узнал, может по легче все пойдет...
Джын и Светлая спасибо за продолжение!

...

Ани: 02.04.18 07:42

ДжЫн и Светлая,спасибо за продолжение.

...

JK et Светлая: 02.04.18 09:40

Не такой уж этот Рыжик и снежный)
А то, что говорить заново учиться надо, это да... Впрочем, не факт, что она когда-то умела.

С этими товарищами легко быть не может. Но! Слава на то и Слава, что прет напролом.



Спасибо, что читаете, дамы!

...

JK et Светлая: 02.04.18 09:49

 » Глава 18. Пока она пребывала в размышлениях

- Пока, - бормотнула Ника в закрывшуюся за Закревским дверь.
Позавчера он появился в середине дня, с сумкой с вещами и странным лицом, которое напомнило Веронике контурную карту по географии, когда задавали нанести несколько главных водных артерий страны. Пока она пребывала в размышлениях, что бы это могло быть (ее дикая фантазия рисовала ей красочную картинку дуэли между Закревским и обманутым мужем нынешней любовницы), он, в свою очередь, метался между нею в коридоре, лечащим врачом и администрацией, в результате чего она оказалась определенной в отдельную палату со всеми удобствами. В удобства входил и привезенный Славой ноутбук со свободным доступом к вай-фаю больнички, чем Ника поспешила воспользоваться, как только выдохнула в очередной раз после ухода Закревского.

Вера: Гаааааль! Ты тут????
Gala: тут я, тут.
Gala: жду тебя целый день.
Gala: ты как?
Вера: дааа…
Вера: Галь
Вера: он ходит по два раза в день, пакеты полные тягает, вечером звонит
Gala: эмм… это хорошо или плохо?
Вера: не знаю
Вера: наверное, это нормально
Вера: только знаешь. И Каргин такой же был. И про любовь говорил.
Вера: тока не ори. Я и сама знаю, что Слава другой…
Gala: не буду орать.
Gala: че на тебя орать-то?
Gala: все равно не докричусь, блин!
Gala: но если у тебя Слава – другой… то это, твою мать, реальный прогресс!
Gala: Верка, а он тебе нравится, а? ну не в смысле секса, а вообще?
Вера: да не знаю я!!!!!!!!
Вера: я его все время сравниваю. и не знаю чего ждать… вот сейчас он не вспоминает про ТОТ наш разговор. и все хорошо. как долго? Потом-то что будет?
Gala: ты сейчас про который разговор? Когда он тебя замуж позвал? Или когда про аборт напомнил?
Вера: ой, да все ты поняла. Ты думаешь, он забудет? Каргина, те фотки из суда, то, что мы с ним творили?
Gala: неа, не забудет. но если любит действительно, то ему должно быть пофигу…
Gala: не в смысле, что простит или чета такое – ты ему ничего не должна. Но будет пофигу.
Gala: он же тебя знает, а не бабу с фоток.
Вера: да нет. как раз бабу с фоток он знает. Которой пофиг где, с кем и как.
Вера: Галь, ну ты же понимаешь, что ребенок – это случайность? Я вот думаю…
Вера: может, отдать ему, а?
Gala: !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Gala: это был мой трехэтажный мат.
Gala: дай выдохнуть
Gala: короче! Лучше мне отдай! Если передумаешь, то я тебе ребенка верну, а он – нет. Он ващет тоже живой человек!
Вера: да знаю, что он – живой
Вера: смешной такой. Я ему сегодня сказала, что я правда рыжая, а он обрадовался.
Вера: а еще перестал приставать, что я буду делать после развода
Gala: ядрена вошь! Не, мать, реально прогресс! Ты с ним разговариваешь!
Gala: признаться в цвете волос – это ж равнозначно тому, чтобы забыть ноги побрить и при нем по этому поводу не париться!
Gala: кстати, а что ты будешь делать после развода?
Вера: мне иногда кажется, что этого чертового развода никогда не будет!
Вера: я не хочу думать об этом. Каргин многое может.
Gala: да он запугал тебя дальше некуда!
Gala: вот что конкретно сейчас он может? Ты без пяти минут свободна. Рядом с тобой любящий мужчина, от которого ты ждешь ребенка. Лежишь в вип-палате, яблоки грызешь. Пусть обломится, кАзел! Ты в шоколаде!
Вера: все у тебя просто
Вера: ладно, завтра поболтаем. А то уже кричат, что спать пора
Вера: целую
Gala: Это была не я!!!!!!!!
Gala: Это Вася влезззз!!!!!!!!!!!!!
Вера: да всем вам пока!
Gala: до связи!

Ника щелкнула крышкой ноута и пристроила его на тумбочке. Откинулась на подушку, уныло подумав, что она неудобная, а матрац жесткий. И мимолетный поцелуй Закревского в щеку на прощание скорее напоминал обязательный жест, чем что-то хотя бы отдаленно похожее на желание.
«Гад такой!» - сердито думала Ника, ворочаясь с боку на бок.

...

JK et Светлая: 02.04.18 09:51

 » Глава 19. От влюбленного Закревского толку никакого не было

Нет, все-таки Вересову от влюбленного Закревского толку никакого не было.
Он и так каждое утро опаздывал на работу. А теперь вот уже который день подряд задерживался с перерыва и убегал с работы пораньше. И фиг придерешься – человек в больницу едет! Беременную «невесту» проведывать.
Это хорошо еще апрель был относительно тихий. Дела тянулись старые. С ними Закревский еще кое-как справлялся. По новым, к счастью, пока был один трындеж. Санька подстраховывала. Сам Закревский как-то явился к Вересову с заявлением, что юный падаван готов стать великим джедаем.
В день выписки Каргиной, когда Слава еще с вечера отпросился на работе, офис дружно выдохнул – авось, теперь хоть спокойнее станет.
Про себя Закревский только усмехался, глядя на их недоумение. Секс-символ конторы с пакетом яблок для Ники – зрелище то еще.
Утром, увидев в окно спешившую по тропинке между гаражами навьюченную снедью Олю, он выругался. И на звонок не отозвался, притворяясь, что его нет дома, и нервно поглядывая на часы. Потом в окно наблюдал, как она бродит перед подъездом. В конце концов, психанул, оделся и пошел вниз.
Оля, едва только кинувшаяся к нему, была встречена таким красноречивым взглядом, что в недоумении замерла на месте. Он молча прошел мимо, сел в машину и поехал в больницу, по дороге заскочив за цветами. В супермаркет было без надобности. Продукты к Нике завез еще накануне.
Пробки бесили. Еще сильнее бесила неизвестность.
Ее выписывали. И пока она находилась на лечении, все казалось более-менее понятным. Просто дождаться выписки. Мини-цель. Следующая мини-цель пока поставлена не была. А без нее оказалось чертовски трудно.
Он отчетливо помнил тот момент, когда стоял на лестничной площадке ее дома с «больничной сумкой», сжимая в руках телефон и осознавая то, чего не понимал в тот момент, когда разыскивал под диваном ее тапки. А она нажала отбой, и дошло. Ника позвонила. Сама. Первая. Правда, перед этим угодила в больницу с угрозой выкидыша. И, может быть, ей просто некому было звонить. Но она позвонила ему. С этой минуты решение было принято окончательное. И обжалованию оно не подлежало.
Стало легче. Ровно настолько, насколько вообще могло быть в этой ситуации. Он не хотел пугать ее, ломать или заставлять делать то, что нужно ему. Он просто отпустил себя, позволяя себе, наконец, просто быть рядом, раз уж она позволяет. Таскать ей фрукты, разговаривать с врачами, советовать посмотреть какие-то дурацкие сериалы, раз уж все равно сейчас у нее куча свободного времени. Странно, но он был даже от этого до глупости счастлив. Будто бы она уже ответила согласием на все невысказанные вопросы.
Подходя к ее палате, надел на лицо радостную улыбку и поправил на плечах халат, выданный внизу. Сочетание темно-синего костюма с ярко-голубыми бахилами радовало взор. Светло-розовые орхидеи в руках резко выделялись. Закревский остановился перед дверью и постучал. Та тут же распахнулась.
- Цветы-то зачем? – удивленно спросила Ника с порога.
- Полагается, - пожал плечами Слава. – Не любишь цветы?
- Я? – Ника задумалась и пробормотала: – Люблю. Идем отсюда.
Слава кивнул, вручил ей букет, прошел в палату, подхватил сумку и повел ее «на выход».
- Тебе выписку оформили? Можем ехать?
Ника предъявила ему карточку и, пристроившись рядом с ним, пошла вдоль коридора.
День был пасмурным и для апреля довольно холодным. Накрапывал дождь, пришлось включить дворники. Врубил радио, чтобы создать видимость оживленности в автомобиле. Потому что толком не знал, о чем говорить. Но доехали быстро. В обратном направлении пробки рассосались.
Выбравшись из машины, помог выйти ей. Когда ее рука оказалась в его, подумал, что не выпускал бы ее никогда.
- Родные пенаты, - зачем-то брякнул он, кивнув на ее окна. – Соскучилась?
- Соскучилась, - кивнула Ника, не отпуская его ладонь. – Ты же зайдешь?
- Зайду, - мягко ответил Закревский и улыбнулся одним уголком губ. – Как минимум дотащу к тебе сумку, и за это ты напоишь меня чаем.
- То есть чай у меня есть?
- Чай – есть, - рассмеялся он. – Кофе, прости, тебе пока нельзя. Но зато есть мороженое. На всякий случай. Только горло не простуди.
Ника засопела и шустро потащила Закревского за собой.
Зашли в квартиру. Он поставил сумку в углу и расстегнул куртку, разуваясь по дурацкой привычке без участия рук. Поглядывал на Нику. И, не зная, о чем говорить, выдал:
- Еще у тебя лампочка в комнате перегорела. Я вчера не успел поменять. Но сегодня сделаю.
- Да можно и потом, - отозвалась Ника.
Она разулась и прошлепала в комнату. Потопталась под окном, глядя во двор и, понимая, что они пошли по замкнутому кругу. Она вернулась домой. И он вернется. Поставит сумку, попьет чаю. И вернется к себе. Сорвавшись с места, она вылетела в коридор.
Ярослав стоял, привалившись к стене возле двери, будто ждал ее. И смотрел в ее лицо теперь безотрывно, выжидающе, настойчиво, как если бы искал что-то в ее зеленых глазах. И боялся не найти того, что искал, чему не было имени. Потом отлепился от стены и шагнул к ней.
- Ника, я…
- Что случилось с лицом? – спросила она, подойдя близко и коснувшись пальцами щеки, потом губы с затянувшимся порезом.
- Подрался.
- Больно было? – спросила она и легко прижалась губами к его губам.
- Тогда было, - прошептал он, мягко обнимая ее плечи и притягивая к себе.
- Хочешь чаю?
- Если нет, то уходить?
- Как хочешь, - Вероника отстранилась и принялась распаковывать сумку.
Обязанности будущего папаши были выполнены неукоснительно. В больнице проведывал, самочувствием интересовался, домой привез. Пора и честь знать. Ей. И отпустить его.
- Ника! – позвал он ее. Негромко. И как-то совершенно безнадежно.
- Что «Ника»? – вскрикнула она. – Ну что «Ника»? Чаю и сам себе нальешь. А дверь тем более захлопнешь!
- Я тебя люблю.
- Правда? А шарахаешься от меня, как от прокаженной!
Полученную информацию он переваривал относительно недолго. Она даже не успела вернуться к раскладываю вещей из сумки. Схватил ее за руку и все-таки притянул к себе. А потом произнес:
- Я не шарахаюсь! Я дня прожить не могу, чтобы тебя не видеть!
- Зато ночами прекрасно без меня живешь! – выдохнула она.
- Ника… - севшим голосом проговорил он и вместо ответа прижался губами к ее губам, узнавая их вкус заново. В то время как руки гладили ее спину и плечи. А сердце пустилось в безумный бой, почти до боли ударяясь о грудную клетку.
Она со смешанным чувством сожаления, что выпросила у него этот поцелуй, и счастья снова ощущать его губы, под которые подставляла щеки, шею, изгибалась в его руках и мысленно просила его не уходить. После сама находила его рот, обнимала, запускала пальцы в его волосы. И сходила с ума, как в первый раз.
- Я соскучилась, Слав, - шепнула Ника.
Он только негромко вздохнул и прижал ее к себе еще крепче, пока губы его продолжали свой путь от ее губ по шее вниз, к ключицам, еще ниже, оттягивая вырез свитера. Кожа ее была теплой и гладкой. Он знал, что щетина царапает эту белоснежную кожу, но и остановиться уже не мог. Стоило только сделать этот шаг. Снова. Потому что она ждала. Потому что она – «соскучилась». Потому что до невозможности истосковался по ней сам. Одна его ладонь скользнула ей под свитер, поглаживая живот, поднимаясь к груди. Сдвигая в сторону край бюстгальтера, сжимая пальцами сосок. Вторая исследовала спину – тоже заново. Будто бы все сначала.
В глубине затуманенного сознания трепыхнулась единственная мысль, которая выдернула его из этого наваждения. Он, с трудом оторвавшись от губ, внимательно посмотрел в ее глаза и прошептал:
- Нам можно? Это не повредит?
- Ну врач не запрещал, - усмехнулась Ника. – Или можем что-нибудь придумать.
- Ради бога, давай ничего не будем придумывать, - почти простонал он и, задрав ее свитер, прошелся по груди губами, прикусывая кожу и тут же лаская ее языком.
Ника стянула свитер, бросив на пол за спину, и прерывисто выдохнула:
- Если не будем – пошли в комнату. Устроим банальный традиционный пересып, - она ловко высвободилась и за руку потянула его к дивану.
- Издеваешься? – засмеялся Закревский, дернув ее на себя и подхватывая на руки так, что весь мир для нее пришел в движение в одну эту минуту. Он приблизил к ее лицу свои глаза, черный цвет которых, кажется, стал еще чернее, и заявил: – Пересыпом ты не отделаешься.
Она не могла отделаться пересыпом, когда он укладывал ее на диван. Когда частыми поцелуями стал осыпать ее лицо, шею, грудь, живот, мимолетно касаясь ее губами. Когда расстегивал ее джинсы, стаскивая их с нее, не отрывая губ от тела. Когда дышал ею – разве можно отделаться пересыпом от того, кто дышит тобой? Он разводил в стороны ее ноги, проводя ладонями по внутренней стороне бедер. Он касался пальцами теплой кожи ягодиц. Он проводил губами внизу живота. А потом закинул ее ноги себе на плечи, подтянулся ближе, раздвинул складочки и коснулся языком ее клитора, поглаживая, теребя, лаская, не давая ей вырваться и ожидая той минуты, когда она скинет напряжение, которое владело всем ее телом. Потому что хотел чувствовать толчки крови там, где скользил его язык. Хотел слышать ее тихие вскрики, которые преследовали его ночами. Хотел ее всю, какой она никогда не была до этого. Хотел ее, настоящую.
Ее мысли кружились бешеным вихрем и ускользали из осознанной реальности. Она могла лишь произносить его имя. Звать и просить не останавливаться. Она почти умирала и снова начинала жить, чтобы чувствовать и умолять его дать ей себя, чтобы быть с ним единым целым.
Чтобы он почувствовал то, что она все еще не умела ему сказать.
Ника негромко вскрикнула и сжала коленями его плечи, откинув голову на подушку и неровно дыша.
У него не оставалось больше сил быть вне ее. Слишком долго, слишком давно… Слишком неправильно… От чего остались горько-сладкие воспоминания, которые он ни на что не променял бы. И которые преследовали его ночь от ночи, не давая забыться сном. Он приподнялся над ней. Переполз выше, продолжая выводить языком невидимые узоры по ее телу. Пока не оказался перед ней глаза в глаза. Как, когда он успел раздеться, уже не помнил. Просто прижался бедрами к ее бедрам и плавно вошел в нее – влажную, горячую, пульсирующую, заполняя собой. И ни на секунду не отрывался от ее глаз, которые с первой их встречи определили всю его жизнь. Даже тогда, когда он сам еще ничего не знал об этом.
Ника что-то бессвязно бормотала ему в губы, посмеиваясь и всхлипывая, бродила кончиками пальцев по его спине, сплеталась ногами. И жила его глазами, им самим, их общими движениями, которые соединяли их еще сильнее, когда казалось, что быть ближе уже невозможно.
Выдохнула с хрипом и разочарованием, что все закончилось, и прижалась к нему, хохотнув:
- Чаю хочешь?
- Не поверишь, - тихо засмеялся Ярослав, целуя рыжую пушистую макушку. – Спать хочу!
- Спокойной ночи! – с улыбкой прикоснулась губами к его щеке, все еще обнимая.
Он повернулся набок, уткнулся носом в ее шею, тихонько ответил:
- Спокойной.
И закрыл глаза, зная, что впервые за многие недели действительно сможет нормально спать. И какая разница, что за окном в самом разгаре день? Впрочем, «разгар» не самое подходящее слово – уже который час шел дождь. Тихий апрельский дождь, стучащий по стеклу ее комнаты.

...

rimmalavrova: 02.04.18 10:40

ДжЫн и Светлая, спасибо за продолжение!
Наконец-то у них наметился прогресс!
Ника потихоньку начинает разговаривать, а главное перестаёт прятать эмоции.
Теперь главное чтобы почти бывший муж не какую гадость не сделал.

...

Ефросинья: 02.04.18 11:44

Влюбленный Закревский - это что-то. Насколько Макс выдержанный, взвешенный, настолько у Ярослава пропадает трезвость мысли. Бывают всполохи просветления, конечно, но пока редко.
Потихоньку между ними тает лед (почти как в песне ) и пора бы Ярику и ночевать у нее. Уже ж прямым текстом сказала!!!

...

Alenychka: 02.04.18 12:54

Девочки, спасибо за продолжение)
Прогресс на лицо, главное не сдать обратно...

...

JK et Светлая: 03.04.18 06:39

Да прогрессируют с каждым днем! А муж... муж объелся груш, вот.

Ничего, пообвыкнется со свалившимся на него счастьем и тоже думать начнет. Обязательно.

Это обязательно. Это право он "выходил".

Закревский - танк. Сдавать не собирается)

Дамы, спасибо!

...

JK et Светлая: 03.04.18 06:44

 » Глава 20. Прописные истины о важности ячейки общества

Вересов скучно вещал прописные истины о важности ячейки общества, обосновывая неизменное желание своего клиента сохранить семью. Несмотря на аморальный образ жизни истицы и уже заметные последствия этой самой аморальности. Самородова делала какие-то пометки, секретарь заседания уныло перекладывала с места на место бумаги, а судья смотрела в окно, на подоконнике которого со стороны улицы деловито расхаживал голубь, заглядывая в зал.
Этого же самого голубя разглядывала и Вероника. Адвоката своего все еще мужа она не слышала, мысленно продолжая препираться с Ярославом о нежелании сегодня ехать в суд. Согласилась она лишь тогда, когда он убедил ее, что Каргина на слушании не будет.
Вересов сел. После него выступила Мария Витальевна, немногословно подтвердив желание своей клиентки развестись с мужем.
Дальше все произошло как в кино. Суд удалился, суд вернулся, суд зачитал постановленное решение о расторжении брака.
В коридоре Ника, думая обо всем и сразу, спросила Самородову:
- А если он подаст апелляцию?
А что могла Мария Витальевна, кроме как улыбнуться и ответить:
- Это его право. У него десять дней. Через десять дней можете идти в ЗАГС за свидетельством о разводе.
Ника вздохнула. Еще десять дней подвешенного состояния. Она устала от неопределенности, в которой жила последние полгода. И не могла избавиться от мысли, что до сих пор остается женой Каргина. И что, по сути, он имеет на нее право. Это назойливое чувство преследовало и не давало до конца поверить, что все хорошо. Оттого, что рядом Слава, что все в порядке с малышом, что весна, наконец, наступила.
- Спасибо вам, Мария Витальевна.
- Да пока не за что, - пожала плечами девушка. – Спасибо скажете, когда в паспорте штамп поставите. Еще неизвестно, что Максим Олегович своему клиенту насоветует.
- Конечно, - кивнула Ника. – И все равно спасибо. До свидания.
Она вышла на крыльцо и набрала Славу. Тот сбросил. Но перезвонил меньше, чем через минуту.
- Я вырвался в коридор, - сообщил он. – Тут битва титанов. Видимо, затянется. Что у тебя? Решение вынесли?
- Вынесли. Развели. Я тогда домой? – и добавила после короткой паузы: - Еще десять дней.
- Ничего. Формальность. Если Каргин захочет затянуть, он затянет. Но Вересов вряд ли будет ему это рекомендовать. Смысл? Все равно разведут, - голос звучал сдержанно и более чем спокойно. – Потерпи просто. Немного осталось. Я вызвал тебе такси к полудню. Через пять минут будет. Подождешь?
Слушая спокойный голос в трубке, Ника краем глаза заметила медленно проезжающую мимо здания машину. Бентли. Темно-синий. И лицо Каргина в окне на заднем сидении.
- Подожду, - ответила она Славе. Поняла, что звука не было. Прочистила горло и повторила: - Подожду.
- Хорошо, - услышала она в ответ. – Как только разберусь со своими титанами, сразу к тебе. Чего-нибудь хочешь?
Стекло окошка на заднем сидении опустилось. Каргин чуть наклонился и высунул руку, сжатую в кулак с оттопыренным большим пальцем. Но, несмотря на столь жизнеутверждающий жест, на лице его была насмешка – как предупреждение.
- У меня все есть, - отозвалась она и сделала шаг назад, словно боялась, что Каргин сможет до нее дотянуться, хотя она и стояла на верхней ступеньке высокой лестницы.
Окошко закрылось. Бентли тронулся с места и скрылся за углом.
- В кино хочешь? – едва различила она из трубки. – Можно посмотреть, что там вечером идет, – и его тихий смех: - Не то, что ты подумала. Хотя…
Ника проводила машину взглядом, не сумев отвести глаз. Возникла пауза, и она быстро проговорила:
- Давай не сегодня. Просто приезжай, как только сможешь. Я жду тебя.
Еще одна пауза прозвучала и с того конца. Потом взволнованный голос Закревского выдал:
- Тогда я побежал к титанам, если они еще не расколошматили зал заседаний. Люблю тебя!

***

Вера: Каргин объявлялся
Gala: В смысле? Что хотел?
Вера: не знаю. Мы не говорили. Но я боюсь. Галь, я боюсь его.
Gala: Что он может тебе сделать?
Gala: Вася прав. Возле тебя теперь есть мужик нормальный. От которого ты, между прочим, ребенка ждешь.
Gala: Кстати, ты ему жаловалась?
Вера: нет. я и так – одна большая проблема.
Gala: чёйта?
Gala: ладно, допустим. Но его же устраивает! Между прочим, сознательный выбор – право имеет.
Вера: знаю.
Вера: все хорошо, даже странно, что так бывает. А Каргина увидела – фиг, не бывает. Он не успокоится
Gala: ты должна сказать адвокату. пусть тоже заморочится. И вообще, мать, тебе волноваться нельзя! Прекращай это.
Gala: лучше скажи, дальше-то что?
Вера: я не волнуюсь
Вера: совсем
Вера: дальше – ничего. Еще десять дней. Десять, Галь. Каргин может жалобу накатать. А он может, сама понимаешь
Gala: ну и пусть катает! У тебя ребенок будет! От адвоката! И адвокат ни от тебя, ни от ребенка отказываться не собирается. Устроится все как-нибудь.
Gala: у вас уже семья, понимаешь? И никакой кАзел этого не изменит, Верка!
Вера: нет. каргин, с его связями и возможностями может многое изменить. Почти все. Он может придумать что угодно. С него станется – он и ребенка начнет у меня высуживать, если нас не разведут до того, как он родится. Ты понимаешь, что он формально его?
Gala: ёпрст!
Gala: а ты помнишь еще, что у тебя мужик адвокат? И, как я понимаю, толковый. И в законах получше тебя, меня и кАзла шарит.
Gala: и ДНК тестов никто не отменял, если че!
Вера: ГАЛЯЯЯЯЯ!!!!!!!!!!!!! Дело не в законе и не в ДНК. Дело во времени. Это все на годы. И во всей этой грязи будет расти ребенок. В моей, понимаешь. Только потому, что ему не повезло с матерью.
Gala: узбагойся!
Gala: жизнь – боль
Gala: но только от тебя зависит, какая жизнь будет у твоего ребенка. И не заморачивайся раньше времени! У тебя есть еще несколько месяцев до родов!
Вера: ну да
Gala: шо ну да?
Gala: в кучу себя собери! Прошлого уже не будет. Ты ж сильная!
Gala: А теперь еще и есть, на кого положиться
Вера: сильная ушла бы от Каргина еще в прошлой жизни. и ничего бы не было
Gala: угу. ни ребенка, ни адвоката.

...