ОСТРОВ ЮГА. Амир

Жизнь ничего не стоит. Особенно, если она не твоя.
Изогнутое лезвие с легкостью перерезало беззащитное горло. Кровь алыми струйками стекала по краю, капая на песок, пропитывая дороги Амира солью.
Воины торговца грудой лежали у ног, отдавая последнюю дань, перед тем как пуститься в скитание по пустыне. Их жизненная сила испарялась подобно родниковой воде, манила меня, иссушенного странника. Я мог видеть прозрачное мерцание в лучах незаходящего солнца, и как оно тускнело с каждым мгновением. Все внутри рвалось вперед, захватить хоть кончиком пальца спасительную энергию. Но она проходила сквозь, не задерживаясь под кожей. Мне хотелось уничтожить половину острова, бессильно наблюдая, как исчезает последнее дыхание, которого не могу коснуться.
Говорят, душа не имеет цвета, запаха, вкуса. Я же доподлинно это знал. Ровно, как и то, что сейчас души умерших покинули тела и отправились в вечное странствие по пустыне. Я слышал их отчаянный крик о помощи. Простите, господа, не в моей власти.
Ханн с торжествующей улыбкой пела Фазилю. Песнь лилась чарующими нотами, проникая в каждый уголок его разума, въедаясь в клеточки, сжигая дотла. Каждая невинно загубленная им душа отзывалась болью, сводя с ума. В такие моменты я понимал, насколько опасна ловушка, в которую умудрился угодить. Если Фазиль убил сотню безвинных, то мой список гораздо длиннее. Я даже не уверен, существует ли такое число. И если ей вздумается спеть мне колыбельную – шансы на безболезненное восхищение ничтожны.

- - -

- Еще?
Кивок. Ленивый взмах руки и полуприкрытые веки.
Кончики пальцев скользят по упрямо сомкнутым губам, пачкая виноградным соком. Легчайшее прикосновение лишь рисует контур, восхищаясь, не требуя подчинения. С ней нельзя напирать тараном, нельзя давить и привязывать. Пока нельзя. Только нежностью случайной, будто ненароком коснуться покатого плеча, убрать упавшую на глаза тонкую косицу, следя, чтобы острый коготь не оцарапал кожу, улыбнуться, надевая маску святой наивности.
Обласканная лучами солнца виноградина появляется у губ, побуждая открыться, отведать лучший сорт, взращенный любящими руками Юга. Ханн ловко забирает ягоду и усмехается, когда лопнувшая кожица не удерживает брызнувший сок. Осторожно собираю сладкие капли и облизываю испачканные пальцы. Темные глаза наблюдают с иронией, будто говорят «я знаю, зачем ты это делаешь, и не даже не надейся, что поведусь». Но, милая моя, кто из нас и кого поведет вопрос уже давно решенный.
- Хочешь что-нибудь еще? – аккуратно отбрасываю ее черную накидку на ковер топчана. Совсем немного приоткрыть шею и плечо, перетянутое черной кожей с металлическими пластинами, чтобы иметь возможность согреть своим дыханием ее прохладу.
- Мммм, нет. – глаза ее закрылись, символизируя дрему и пресыщение.
- Уверена? – ласковый шепот на ушко, мимолетный, словно моросящий дождь. – Тебе нужно всего лишь попросить. Я могу все.

- - -

- Честно сказать, я ожидал немного другого.
- Пора бы уже привыкнуть, что со мной любые ожидания не подтвердится.
- И то верно. – покорно согласился я, осматривая белого верблюда, результат трудов моих. Из серого массивного хадбана путем нехитрых манипуляций с материей получился лоснящийся, одногорбый ездовой верблюд с мордой, способной умилить даже Воина мрака. – Негоже к царю в гости и с пустыми руками ходить.
- Да. – Ханн погладила животину по шее, почесала за ушком и чуть ли не с поцелуями накинулась. Безобразие. Лучше бы меня погладила, поцеловала, пользы больше было бы, честное слово. – А теперь надо по-быстрому добраться до Столицы, предчувствие у меня нехорошее.
- О моя дорогая, тебе стоит только пожелать.
- Тогда хочу к царю. И верблюда не забудь.
- За кого ты меня принимаешь? – оскорбился я, обнимая Ханн за талию. Энергия потекла по венам, подсвечивая кожу, добираясь до сердца. Едва удержался от того, чтобы облизнуться. Разнеженная, спокойная и практически удовлетворенная жизнью дочь Санвы была вкусной. Только горчинка тех самых предчувствий ядом вмешивалась в воздушное суфле ее настроения.
Положил руку на шею верблюда, жестом подавляя буйный норов чистокровки хотя бы на время «поездки». Жизненная сила тянулась тонкими жилами, пока Ханн не ослабла в объятии.
- Уважаемые пассажиры, пристегните ремни безопасности, мы отправляемся в Столицу мира. По прибытию может слегка кружиться голова и тошнить.
Если разделить себя на частицы не составило никаких трудностей, то с Ханн и верблюдом пришлось быть предельно осторожным. Не повредить разум, сохранить душу, разделив ее на равные доли.
Ветер подхватил звенящую пыль и умчал к бескрайнему морю, где в тумане облаков скрывался Царь Островов.

- - -

- Стража!
Я отряхнул соленые капли с кожаной жилетки, погладил верблюда и отпустил Ханн. Только потом поднял голову, разглядывая помещение и понимая, что слишком хорошо уловил след царя.
- А нож зачем? Тортик резать? Ханн, мы забыли тортик.

»» 20.02.14 13:05 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Я не могла поверить, что подобное может происходить со мной. Сгорая от стыда изнутри, слушала, как его шаги удаляются, все еще не отнимая рук от разгоряченного лица.
Я поникла духом, ругая себя за случившееся, ведь его что-то задело в моих словах, хотя не понимала точно – что? Именно потому он поступил подобным образом, я спровоцировала. Или мне только так казалось? Может он действительно этого хотел?
Священная Санва! Глубокое дыхание, горячие щеки, пожар в груди... Какой стыд! Как я могу...
Я отнюдь не была невинной девочкой, и прекрасно знала, что такое жар желания. Да, возможно я сама никогда не испытывала подобного, но спутать это с чем-то другим... нет.
Легенды о жарком юге никогда не обходили стороной зной страстей этого мира. Слава о любовном огне детей Санвы шла далеко за Великие воды океана. Я часто слышала истории от морских путников. Амирские любовники славились выносливостью, а так же требовательностью и жадностью до женской ласки. Что же касается южанок, они были известны как чувственные, страстные, искусные любовницы. И это было не без причины, нам преподавали искусство любви в теории для будущих мужей. И хотя я мало отвечала на сорванный с губ поцелуй, я в полной мере его ощутила.
Какой стыд... Где была моя гордость, когда меня целовал чужемирец? О Санва, я до сих пор чувствовала его губы на своих, кожа зудела от желания. А сознание никак не могло прояснить разум, пребывая в тоске по нему. Все настолько быстро...
В этот вечер я сослалась на недомогания только чтобы не встречать его больше. Но вечно прятаться в стенах комнаты я не могла. Буря усиливалась, держа всех как пленников в сумраке дома, и я не могла найти себе занятие.
Я так больше и не взглянула на дары, что преподнес мне жених. Шкатулка была убрана в угол, за ширму. Сколько раз я порывалась и останавливала себя, чтобы не тронуть изящной вещицы. Если я влюблюсь в подарок, насколько трудно мне будет его возвращать? А я была падка на прекрасные украшения.
На следующее утро я почувствовала себя достаточно уверенной, чтобы, наконец, встретиться со всеми моими мучителями - а их было трое. Памина видимо разговаривала с мужем о сложившейся ситуации, и он ее убедил, потому как она, не встав конечно на сторону мужчин, перестала поддерживать мои идеи в расторжении соглашения.
Во время трапезы отец ненароком задел тему механического новшества, которое планировал продемонстрировать на предстоящем забеге, и у меня сразу же родился очередной план.
Я, конечно, много передумала разных вариантов, как расторгнуть помолвку, но самым очевидным и простым был отказ одной из стороны. Или по обоюдному желанию – к чему видимо нам сложно будет привести отцов, или по небезызвестной причине – унижение. И так как мне гордость не позволяла прибегнуть к уничижительным действиям, то заставить наивного жениха совершить что-то подобное – можно было устроить.
- Отец, - обратилась я к Алиму, - раз уж Эй-элеб теперь мой жених, он тоже должен поучаствовать в празднестве.
Он, не ожидавший видимо подобного от меня, удивленно поднял взгляд:
- Каким же образом ты хочешь его участия, Яра?
- Ну, - я замялась, делая вид, что не тщательно спланировала тактику боя, а действительно хочу неким образом представить его в лучшем свете Амирцам. – Сперва у нас забег, так почему бы ему, например, не побыть всадником? Опять же, уважение к народу с твоей стороны – не только мола в забеге, но и жених твоей единственной дочери на ней. Я думаю, Амиру будет приятна такая дань традициям.
Отец подозрительно смотрел на меня, а вот Константин, кажется, оценил мое участие.
- По-моему, Карима хорошо придумала, Галимей.
- Но Эймер никогда не был всадником молы. Ты понимаешь, что это чревато травмами?
- Что за мола, простите? – вмешался жених.
- О, я уверена, - мило проворковала я, глядя на юношу, - что мой жених, сильный, уверенный, обладает хорошей реакцией, и не боится рискнуть ради желания невесты, и твоего уважения конечно, Отец. Правда, Эй-элеб?
Мою хитрую улыбку видел только он, и я была уверена, втайне догадывался о возможном подвохе.
- Эймер, это местное развлечение - гонка на амирских птицах, - стал объяснять Константин.
- Мы как раз подобную купили на днях, - поддакнула я.
Юноша подозрительно взирал на меня.
- И я должен быть всадником этой птицы?
- Если ты выиграешь бега, то доставишь мне огромное удовольствие, - кивнула я.
- Выигрывать не обязательно, - вмешался Алим, - это развлекательное мероприятие, а не соперничество. И твой отказ не будет расценен как оскорбление, - так же заверил Галимей.
Но жених прекрасно понимал, что не может отказаться. Иначе в глазах отцов может стать трусом. Да, ужасен выбор, либо трус, либо посмешище. Я так гордилась собой.

***
- Ты все это специально придумала, - шипел на меня Эймер, когда я вела его через дом, чтобы показать птицу в стойле.
- Вовсе нет, - заверила его я, - это испытание твоей силы и характера. Стандартное для жениха южанки. Ты ведь не на обычной девушке хочешь жениться.
- Я не сказал бы, что хочу, - буркнул он, преодолевая очередной поворот.
- Тогда скажи об этом отцам.
Эймер промолчал. Я чувствовала себя с ним более-менее уверенно, но мы еще не возвращались к тому, что так сильно вывело нас из равновесия.
Мы прошли кухни, где рабы приветствовали нас поклонами, и переступили в укрепленные хозяйственные пристройки. Так как бури на Амире не были редкостью, народ сразу научился строить крытые жилища для всех своих обитателей, именно поэтому в городе не было как таковых открытых интересных мест. Все защищали навесными крышами. Малосостоятельные хозяйства - шатрами, более богатые - плотными конструкциями, или из тканей, или из закаленных песчаных камней, или из чужеземных материалов – в зависимости от назначения. Алим сразу укрепил подаренный дом, изучая культуру, погоду. Он уже тогда увлекался архитектурой, и все свои замыслы воплотил именно в Амире. Формы Ссупры тоже были его детищем.
В хозяйственном стойле Авраам, один из смотрителей, и самый ценимый мною, доложил о делах насущных.
- Один подаренный индюк сбежал прямо перед бурей, але-Карима, мы его нашли и выловили, но я боюсь, что песок мог попасть в глаза. Хорошо бы попросить Мухамеда ибн-Шартан посмотреть птицу.
- Я отправлю к нему гонца, как только все стихнет, Авраам, - пообещала я. Он как раз подвел меня к загону индюков, и я, взглянув на высокомерных птиц, вдруг поняла, что они мне кого-то напоминают. Бросив взгляд на скучающего рядом жениха - его руки сзади были сцеплены в замок, а сам он угрюмо осматривал хозяйство исподлобья - я увидела много сходства, и тихо засмеялась.
- Авраам, покажи нам Лале. Он будет ее наездником, - я еще раз прыснула, когда раб удивленно воззрился на жениха.
Мола с красивым синим оттенком носа, хлопала своими маленькими глазками, сидя на больших ногах, как в гнезде, высоко вытягивая голову над жердью. Я дала Эймеру самому оценить его участь, лишь кивнула на плетеное седалище для наездника.
Авраам похлопал в ладоши, чтобы распугать дичь в другом загоне – он собирался их кормить – и мола подскочила на своих длиннющих ногах, поворачиваясь боком.
- Как удачно, что ты сразу можешь рассмотреть ее со всех сторон, - засмеялась я и поцокала языком, подзывая птицу. - Она щипается, имей в виду, - предупредила будущего наездника.
- Ты издеваешься? - воскликнул Эймер, указывая рукой на свой будущий транспорт.
- Почему? - изумилась я. - Как будто ты один такой. Все богатые семьи выставляют своих лучших мол на бега. Наездники обычно смелые, любящие риск юноши. Часто даже сами хозяева или их дети. Это хорошая традиция.
«А ты хорошо подвернулся нам под руку», - про себя подумала я.
- Ее зовут Лале. Это я назвала. Но она на имя не откликается, так что можешь даже не пробовать.
- Птица дрессирована как -олле, - объяснил Авраам, - своего рода клич, который используют для них. Если ты разрешишь, госпожа, я преподам юному господину, как лучше управляться с ней.
- Конечно, мы же не хотим, чтобы он свалился до начала забега, - мило улыбнулась я, и удалилась.

***
Прогноз бурь предрекал их окончание уже завтра. Они и в последние дни были не сильными. Народ Амира стал чаще появляться на улицах и активно готовиться к празднику.
Авраам все утро учил Эймера езде на моле. Мне не полагалось видеть уроки, но я все же уже успела подглядеть действо и порадоваться, что моя Лале так не любит чувствовать тяжесть на спине. Надо будет потом дать ей больше фиников в качестве поощрения.
Я выбрала одежду для забега себе и Памине, а так же получила костюмы, заказанные для мужчин, вместе с Насирой, моей няней и управительницей нашего дома (я, в силу своего положения, не могла управлять домом отца, хотя во всем участвовала и считалась главной) просмотрели заказ и остались довольны. Так же я еще раз посетила дом амирского хана и согласовала с устроителями некоторые вопросы по украшениям празднества. Меня считали своего рода представителем отца, одобряя участие в сюрпризе.
Во второй половине гостеприимства Санвы, когда I Солнце преодолело уже большую часть своего пути по небосводу, я спустилась в сад, избегая послеполуденной духоты.
Зелень всегда навевала на меня ностальгию, хотя я не то чтобы скучала по чему-то подобному. Но я часто мечтала о том, другом, нижнем мире.
Может, именно потому мой жених так интересен мне? Что совсем не пристало благородной южанке... Но он нес с собой некую свежесть и мягкость, воздушность, легкость и простоту. Я не знала, каков именно морской воздух, но Эймер мне казался именно им, и пахло от него так... свежо.
И о чем я таком думаю!
Сколько бы я себя не ругала, но все равно не могла отделаться от мыслей о нем. Мне до сих пор казалось, что он невидимо касается моих губ, не как в прошлый раз, но очень похоже, невесомо, еле ощутимо.
Я старалась избавиться от ощущения, правда. Внушала себе, что он не заслуживает произносить моего первого имени, дарованного Богиней, что не имеет на это никаких прав. Но все равно представляла это, и с обидой на саму себя признавала, что грежу о беловолосом юноше.
Именно в подобный момент разрозненных чувств, виновник моего смятения и подстерег меня в саду.
- Ты! - крикнул он, приближаясь, словно песчаная буря - такой же стремительный и разрушительный. – Ты все это затеяла! Решила выставить меня посмешищем! Вот только не выйдет!
- И ничего я не затевала! - воспротивилась обвинению, - хвастливый индюк!
Приблизившись, Эймер заговорил тихо, но от того еще более зловеще.
- О, я знаю, что творится в твоей миленькой головке, - он обхватил мое лицо ладонями, внимательно всматриваясь, - но только, сколько бы пакостей ты мне не делала, язва, все равно мне быть победителем в нашей маленькой партии.
- Не понимаю о чем ты! - я схватилась за его руки, - пусти!
- Нет.
Он смотрел мне в глаза, и этот взгляд, казалось, проникает глубоко, читает сокровенное, завораживает, словно звуки флейты прекрасную кобру. Я не могла плеваться ядом, или проглотить, как питон, но сейчас одновременно мне хотелось сделать и то, и другое. И он видел это.
Прикосновение губ вышло резким и стремительным, как и его появление, и я не знаю, кто в тот момент был первым. Но буря эмоций захлестнула настолько, что я хваталась за жениха, тянулась, прижималась. Меня обучали многому: ласкам, действиям, хитростям. На деле я оказалась не готова ни к чему, пытаясь что-то вспомнить, и забывая как дышать. Мне ужасно хотелось спросить, или наоборот сказать. Я, кажется, даже кусалась, пока мой... собеседник не стал похлопывать меня ниже талии, поглаживать. А я лишь, сильно обхватив его шею, ощущала в себе тысячу I Солнц.
_________________

Я не мог ничего, ни спать, ни не думать о том, что сделал. Поцелуй – легкий, да и, в общем-то, детский, никак не шел из головы. Почему она не стала отбиваться? Почему не позвала отца или что-то в этом роде? И зачем я-то сам это сделал? Все получилось совсем неправильно. Хотелось орать и биться в стену головой, но лучшее, что я мог сделать – это достать книгу и все-таки прочесть о свадебных обычаях Амира, пусть и запоздало. Поэтому я направился в отведенные мне покои и закрылся там с давно знакомым мне томиком. Хотя слово «закрылся», наверное, было слишком уж неверным – дверью в большинстве комнат служили занавеси из полос ткани, задерживающие проникновение песка и громких звуков, и только некоторые покои – хозяев и дорогих гостей, как я понял – прикрывали деревянные, украшенные резьбой и маленькими оконцами, двери. У моей комнаты дверь была.
Внутри помещения царствовал общий колорит Амира – тканевая драпировка, низкий столик, множество подушек, удобная широкая постель и непривычное моему глазу разноцветье. Впрочем, за это я был благодарен – не хотелось забываться и чувствовать себя как дома. Хотя здесь было кое-что очень мне понравившееся – мягкий пушистый ковер на полу, сплетенный сложным многосоставным узором, изображавшим стилизованные травы. Каким-то странным образом этот кусочек чужеземья казался мне родным и близким, только богам известно почему, но я не собирался игнорировать это чувство.
Сбросив сапоги, чтобы не подвергать вещь кощунству, я сел прямо на середину комнаты. Чувство собственной недвижимости в пространстве было странным – будучи постоянным обитателем кораблей, я привык к движению, и теперь ощущал себя будто не на своем месте. По прошлому опыту мне уже было известно, что это ощущение пройдет в ближайшую неделю, хотя я знал так же и то, что будь мне чуть больше лет, организм бы адаптировался гораздо медленнее, и отсутствие привычной качки беспокоило меня гораздо дольше.
Книга лежала в заплечном рюкзаке, который я небрежно бросил возле кровати. Подтащив мех к себе, я развязал шнурки из грубой кожи, от долгого потребления и дубления на соленом морском воздухе давно ставшие мягкими, и достал объемный том. Сейчас он странно ощущался в руках, будто частичка какой-то давней, совсем не моей жизни. Прошла всего половина суток, но моя жизнь изменилась так круто, что воспринимается совершенно по-другому… Из груди вырвался вздох, но он не означал сожаление. Скорее я просто удивлялся тому, как все повернулось, и безмолвно вопрошал о том, что же ждет меня дальше.

«Воистину, южанки – лучшие из женщин. Чужеземцу такая честь выпадет вряд ли, да и сватовство в Амире – это система правил и обычаев, соблюдаемых от рождения мира и до дней наших. Ведь то, как храним мы богатства юга, не сравнится с истинными сокровищами – нашими дочерьми, благословленными дыханием самой Санвы.»

Улегшись на живот, и внимательно всматриваясь в строчки, я подумал, что Яра – только бы не забыть называть ее Каримой – истинная дочь Юга. Уже ощущалось, что язва еще попортит мне крови.

«Мужчина, чья семья сватает прекрасную, должен поднести достойные дары. Богатые украшения, золото, ткани – все, что подчеркнет ее красоту и восславит. Так же жених должен иметь жилье для будущей семьи, либо сумму денег, достаточную для покупки дома и всего, что пожелает невеста его.»

Вытащив из меха яблоко, я с досадой впился в него зубами. Денег, что я заработал за вольные два года, хватило бы не только на дом, но и на все внутреннее убранство. Да и на парочку рабов бы осталось. А отец наверняка еще и щедрый подарок на свадьбу сделает.

«Любая из семей может отказаться от брака, если нарушены условия договоренностей: если дар, поднесенный прекраснейшей, не может оттенить ее красоту; если нанесено оскорбление словом или делом; если стороны разочаруются друг в друге и решат разойтись полюбовно; если на момент даты к свадьбе назначенной, одна из сторон отсутствует на церемонии.»

Надеяться, что набор Яре не подойдет, было глупо. Даже камни, выбранные совершенно случайно и наобум были цвета ее глаз, а уж сама обработка металла одним из самых лучших мастеров нашего времени была создана, чтобы украсить любую женщину. Наносить оскорбление мне тоже не хотелось, что бы ни значилось оскорблением в этой славной стране – это значило бы, гарантированно поссорится с единственной семьей, которая у меня была. Да и сама девушка, какой бы язвой и врединой ни была, не заслуживала пятна на своей репутации. Уж лучше, и правда, свадьба. Я с досадой догрыз яблоко до самого черенка. Два последних варианта мне понравились гораздо больше. Как оказалось, сама Яра вполне могла отказаться от моей кандидатуры в женихи, если я ей не понравлюсь. И всегда можно в последний момент прикинуться умирающим и не прийти на церемонию. Или она доведет меня до настоящего припадка раньше, да.

«И могут брачующиеся искать близости любой, кроме той, что осуществит желания плоти их; оставаться вдвоем, дабы вкусить тишину; рассматривать друг друга, чтобы усладить очи желанным; трогать, дабы скрасить ожидание для сердец. Да познают юные сердца страсть, которой может томиться тело, чтобы души их всегда горели огнем желаний!»

Это уже было интересно. Вот на что намекала моя маленькая невеста, когда говорила, что я могу смотреть и трогать. Впрочем, самого интересного законы не позволяли, что по какой-то причине радовало, хотя, казалось бы, мне-то какая разница? Но она, видимо была. В душе глумилось мрачное удовлетворение, гнусным языком шепчущее, что Яра могла бы не достаться никому кроме меня и быть только моей. Это было странно и слишком нереально, чтобы быть правдой. Это будоражило.

«Свадьба должна состояться в срок не менее чем тридцать восходов Санвы. В одном из двенадцати храмов Богини, где предстанут молодожены под лик Ее, смотрящий из-за купола, для освящения союза. Благословленные сиянием дадут друг другу клятвы любви и верности, чтобы жить в согласии многие лета. А если не успеют в срок положенный, то пусть заключат помолвку, сроком оговоренным, и платит виновная в отсрочке сторона согласно договору. Или пусть отсутствующий пришлет представителя – отца, мать, брата или сестру, и заключит договор от своего имени.»

Этот абзац снова ввел меня в уныние. Получается, немного схитрив – при желании, отцы могли бы уже поженить нас. Сбежать не получится. Карима сама должна отказаться.
***
В том, что язва твердо вознамерилась сжить меня со свету, я убедился на следующий после бессонной ночи день.
Гонка на птицах мола была для меня в новинку. Конечно, я читал об этом в книге, но то, что мне предстояло, кардинально отличалось от написанного. Огромные пернатые, виденные мною на картинке, с куцыми, почти условного размера крыльями, способные не просто выдержать вес человека, но и увезти на себе взрослого мужчину. Хотя и пернатыми я мог назвать их только условно – на животе и мощных ногах у молы росли пучки густой длинной шерсти, видимо, защищавшие птиц от песка, маленькие глазки злобно сверкали, так что нечто звериное в них тоже было.
- Авраам, покажи нам Лале. Он будет ее наездником, - со смехом заявила моя невеста. Язва.
Проследив за взглядом Каримы, я увидел огромную бело-голубоватую птицу. О ездовых птицах я ничего не знал, но в этой было что-то притягательное. Не такое, как в жительницах поднебесья, служащих самому Н’Габаху, но все же. У молы оказалось очень интересное оперение, необычное, с большими и твердыми перьями, и действительно поросшие шерстью ноги и живот. Конечно, видя такую птицу в первый раз, я не мог угадать, какие качества нужны хорошему бегуну. Повинуясь громким хлопкам раба, птица бросилась в сторону, а сам я вздрогнул. Вблизи она показалась мне еще более огромной, и даже страшной. И как я должен на такой ездить?
- Как удачно, что ты сразу можешь рассмотреть ее со всех сторон, - Яра явна была довольна. - Она щипается, имей в виду.
Прелесть. Эта птичка еще и щипается. Уж лучше бы язва разводила попугайчиков. Тем временем пернатая особь подошла к кормушке и одним чистым укусом сбрила половину какого-то местного фрукта, который я еще не пробовал.
- Ты издеваешься! – вырвалось у меня.
- Почему? – Карима прищурилась. - Как будто ты один такой. Все богатые семьи выставляют своих лучших мол на бега. Наездники обычно смелые, любящие риск юноши. Часто даже сами хозяева или их дети. Это хорошая традиция.
Отлично, теперь я умру спокойно. Всегда мечтал оставить свою тушку бездыханной, упав с какой-нибудь курицы. И даже мысль что рядом будет куча таких же неудачников, которых не пойми как угораздило попасть на гонки, совершенно не грела. Хотя, было у меня еще одно подозрение, которое не утешало еще больше – эти люди, так отличающиеся от жителей остальных островов, наверняка тренировались с детства. Неудачником мог оказаться я один, но видеть довольную рожицу язвы в момент моего предполагаемого отказа, было бы слишком. Я ужасно злился на нее, ведь это Яра меня во все это втянула.
- Ее зовут Лале, - довольно вещала в это время моя юная коварная невеста, - это я назвала. Но она на имя не откликается, так что можешь даже не пробовать.
Отлично. Птица непослушная. Совсем как хозяйка.
- Птица дрессирована как -олле, своего рода клич, который используют для них, - принялся объяснять раб. - Если ты разрешишь, госпожа, я преподам юному господину, как лучше управляться с ней.
Ха. Спросил бы меня, хочу ли я учиться.
- Конечно, мы же не хотим, чтобы он свалился до начала забега, - заявила язва, а потом поспешно удалилась, сославшись на дела.
Паника подступала параллельно необходимости подойти к птице ближе. Хотелось заорать, сесть на песок, в общем, сделать все, чтобы только не участвовать в самоубийстве. Раб смотрел насмешливо, видимо отчетливо понимая, что именно я ощущаю, хотя я не особенно старался скрыть.
- Не показывай страха птице, халеб-тахе, - наконец выговорил он, - молы умные, они все чуют. Ты должен быть вожаком, а не Лале. Или она тебя будет сбрасывать.
- Ну, спасибо, утешил, - вздохнул я. – И может, будешь звать меня Эймером?
- Конечно, халеб-Эймер, - кивнул он. – А я Авраам, ты слышал, как называла меня хозяйка.
- Да, хозяйка, - я кивнул. Язва так ловко повернула дело, что у меня не было шансов отказаться. Но я возьму реванш.
- Красивая она, наша але-Карима, - как ни в чем не бывало, продолжил он, лукаво поглядывая на меня, - умная.
- Да я понял уже, - оставалось только вздохнуть. – Показывай, что делать с птицей. Хорошо бы просто научиться удерживаться на ней к гонкам, чтобы не разбить себе нос.
Хрипло рассмеявшись, Авраам повел меня к загону, куда через несколько минут привел уже взнузданную и оседланную птицу. Крепенькую, бело-голубоватую красавицу, с медового цвета глазами и отвратительным характером. Честно говоря, гордо вышагивая по кругу, она очень напоминала мне Кариму.
Моя невеста.
Вредина.
Седло было сплетено из лозы и покрыто попоной, как у лошади. На последних, кстати, я любил ездить, четвероногие внушали мне больше доверия.
- Иди сюда, халеб-Эймер, - позвал меня раб. – Я ее подержу, чтобы ты сел.
Уныло думая о том, что лучше бы он ее подержал, пока я уйду куда-нибудь подальше, я вошел в загон – перелез через верхнюю перекладину. Утоптанная земля отозвалась облаком золотистой пыли, а птица скосила на меня взгляд. Что-то говорило мне, что подружиться нам с Лале будет очень трудно.
- Смелее, халеб-тахе, - засмеялся Авраам, - у тебя все получится.
Ну да. Конечно.
***
Я ощущал себя как в первые дни на корабле, когда учился подниматься на мачты и осматривать паруса – хоть Константин и учил меня на механика, он считал, что и мастерство матроса не помешает. Все тело ныло и болело, потому что проклятая птица растрясла все мои внутренности, и, кажется, даже кости. Наверняка одна из пыток в Амире – это поездка на одной из этих чертовых мол. Хотя отчаиваться не стоило – если мышцы болят, значит, они есть, не так ли? На язву же, которая все это затеяла, я был чертовски зол. Почему она просто не откажется? Неужели необходимо устраивать этот публичный показ несостоятельности меня, как амирянина? Ну да, может у меня не такая темная кожа и не такие церемонные манеры, как у этих людей, но это же не значит, что я человек другого сорта, джинны все побери.
- Где але-Карима? – обратился я к одной из пробегавших рабынь.
Не знаю, на что я надеялся, честно. Возможно, во мне еще теплилась какая-то надежда, что Яра сможет как-то повлиять на гонки, придумает что-то, что избавит меня от участи не только стать посмешищем, но и сломать себе шею, не знаю. Но скорее всего я просто хотел ее видеть, не объясняя себе причин. Девушка странно притягивала меня, как ни одна раньше и, честно говоря, уже одно это меня злило.
- В саду, халеб-тахе, - поклонилась она и продолжила трещать как сорока. – Привезли костюм, который тебе выбрала госпожа. Она желала, чтобы ты его примерил. Я разложила все на кровати в твоей комнате.
- Спасибо.
Взвесив все за и против, я решил сначала отправиться посмотреть на одежду – потом можно было бы сказать, что мне хотелось обсудить костюм. Пройдя по уже знакомому пути, я очутился в отведенной мне комнате и обмер на пороге. На кровати лежал шелковый костюм ярко-канареечного цвета. На первый взгляд казалось, что он мне безбожно мал, а огромные бело-голубые перья, наверняка вытащенные у Лале и разложенные веером по обеим сторонам, только оттеняли яркость ткани.
Я был прав. Язва будет держать попугайчика. И попугайчиком буду я сам.
Выскочив из комнаты как ужаленный, я помчался в сад. Внутри все клокотало – ну что такого я сделал этой девчонке?
- Ты! – она стояла в небольшой тени какого-то дерева с мечтательным выражением на лице. Видимо представляя меня в этом желтом мракобесии. – Ты все это затеяла! Решила выставить меня посмешищем! Вот только не выйдет!
- И ничего я не затевала! – сразу возмутилась язва, - хвастливый индюк!
О-о-о!! Вредная вредительная вредина!
От злости сводило скулы, хотелось сделать что-то такое, чтобы она пожалела. Обхватив лицо Яры ладонями, я посмотрел ей в глаза.
- О, я знаю, что творится в твоей миленькой головке, но только, сколько бы пакостей ты мне не делала, язва, все равно мне быть победителем в нашей маленькой партии.
- Не понимаю о чем ты! – глаза ее метали молнии, - пусти!
- Нет.
В какую-то секунду, мне показалось, что я тону. В глазах Каримы плескалось море, глубокое и бушующее. Оно поглощало злость, растворяя где-то в глубине, оставляя неизвестное мне иное чувство. Тихое, неловкое, крадущееся. И растущее с каждым вдохом, пульсирующее в области паха, желание, находящее такое же отражение в ее глазах. И на этот раз я точно знал, на что иду, когда нагнулся за поцелуем.
Мы столкнулись, будто языки пламени в жерле костра. Яростно, хлестко, пожирающе. Дыхание застыло в горле, изредка вырываясь всхлипами или стонами. Яра была так близко, прижималась так сильно, что наверняка ощущала все отклики моего тела. Я же держал ее, поглаживая, жадно и поглощающе целуя, не в силах остановится. Наслаждаясь мягкостью и нежностью, неожиданным подарком от южного цветка с острыми колючками. И только боги знали, как мне хотелось бы большего.
- Что ты делаешь? – прошептала она мне на ухо, все еще прижимаясь всем телом.
Голосок язвы немного отрезвил меня. Подняв ладони с попы на женскую талию, я глубоко вздохнул, ощутив аромат каких-то специй, который помнил еще по прошлому поцелую. И буркнул в ответ:
- Ничего.
- Врешь, - тихо но твердо.
- Вру, - охотно согласился.
Сердце у нее трепетала как маленькая испуганная птичка, а мое вторило буханьем, отдаваясь гулом не только в ушах, но даже и в кончиках пальцев.
- Пусти, - повторила она, не делая никаких попыток вырваться.
- Да, - ответил я, не двигаясь с места.
- Карима! – послышалось со стороны дома. Ее звала Памина.
О, Н’Габах, я буду хорошим, только сделай, чтобы жена моего отца ничего не заметила!
Язва вырвалась из моих рук, будто обжегшись, а сам я поспешно отшатнулся. Я больше не знал, как реагировать. Не знал, чего хочу, а чего совсем не желаю. Ощущал себя, словно потерянный ребенок.
- Не делай так больше, - зашипела она, - если ты хочешь меня поцеловать, об этом следует попросить, глупый индюк. Если нас увидят, то мы оба будем опозорены!
- Я буду делать, что и когда хочу, язва, - возразил я, подавляя абсолютно детское желание показать язык. – Тебя Памина зовет, не опоздай.
Гордо развернувшись и хлестнув меня косами, Карима неспешно пошла вперед. А я смотрел на мерное покачивание округлых бедер, и думал о том, какой же, в сущности, оказывается, идиот…
***
Ночи на Амире кардинально отличались от привычных мне на большой земле. День, проходящий под светом двух солнц, был намного светлее, но и привычные сумерки знаменовались намного более светлым временем суток, чем было нужно мне для сна. Проще говоря, в голове моей царствовала бессонница, вызванная, по большей части, мыслями.
Я поцеловал Яру.
Дважды.
И если в первый еще можно было себя оправдать, то второй, осознанный, зудел в голове, как надоедливый комар. Она отвечала. И отвечала так, будто была мастерицей в подобных делах. С кем она целовалась раньше? Ей понравилось? Почему меня это так волнует? С чего я вообще решил ее целовать? И почему, скажи мне Н’Габах, мне так хотелось повторить?!
Снаружи было тихо, как и изнутри. Хозяева и рабы спали, набираясь сил перед завтрашним днем. Мне тоже следовало спать перед гонкой, однако… Вспомнив о предстоящем испытании, я уткнулся лицом в подушку и застонал. Я убьюсь. И демоны из Бездны сожрут мою душу, а эта чертова птица доест труп.
Нужно было отвлечься. Встать и одеться было минутным делом. Гитару даже искать не пришлось – вещи были аккуратно разложены в шкафу, а инструмент слуги поставили на самом видном месте. Моя красавица отозвалась нежным звуком, а я внезапно подумал, что не обязан бодрствовать в гордом одиночестве. Идти в комнату к язве было бы сущим безумием, мы сегодня и так чуть не попались, а вот поступить по обычаю острова Отверженных я вполне мог.
Тихо выскользнув из дома, чтобы не будить всех вокруг раньше времени, я вышел на улицу, в сад. Прикинув, где по расположению должна находиться комната Яры, я расположился под ее окном и запел.


»» 19.03.14 11:00 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Свет благородной Санвы проникал сквозь легкие ткани моей комнаты и странным образом тревожил мой тихий сон. Необычное разрозненное ощущение моего существа встрепенулось, словно бы его вызвали из глубины сознания, и сняло рукой дрему. Резко все вокруг стало слишком насыщенным, а я чувствительной. Это не свет будил меня своей настойчивостью, а завывания голоса? где-то совсем близко под балконом. И голос я узнала сразу.
Грубо отбрасывая со своего пути лоскуты, я пробралась на балкон, прекрасно осознавая, что меня ждет очередной бой. И учитывая то, что я каким-то образом проигрывала в его присутствии, моя гордость вызывала жажду крови. Крови еще несостоявшегося мужа.
- Эймер, - зло растянула я имя, произнесенное по сути впервые, и прищурилась. Не то чтобы он пел плохо. Я знала, что он менестрель и одобряла подобный выбор. Голос был мелодичен и приятен слуху, хоть и немного натянут очевидно из-за душной атмосферы – не привыкший к подобному. Однако он явно пел мне – а то что бы он забыл в зимнем саду прямо под моим балконом, когда все остальные жилые комнаты находятся в достаточном отдалении от этого конца дома. И либо он таким образом издевался, либо преследовал другую цель. И то и другое было мне не… приятно. И недопустимо!
- Что ты делаешь? – прошипела я, явно ощущая присутствие повторяющегося в наших разговорах. Разве не этот вопрос первым слетает с моих уст после… непозволительных порывов?
Он закончил свои звукоизвлечения, легко перебирая пальцами струны инструмента.
- Решил, что нам следует объясниться.
- И для этого надо разбудить всех?
- Тебе не понравилась моя песня? – спросил он подозрительно. – Это мой личный подарок на помолвку.
Я захлебнулась от подобной наглости.
- Помолвки еще не было! – уверенно произнесла я.
- Ооо, разве? – он вроде как даже был разочарован.
- Есть договоренность, - объяснила я. – Договоренность на помолвку.
- Ну значит это дело решенное.
Его уверенность задела меня.
- Совсем нет.
- Тогда что же ты медлишь с отказом?
Я откинула назад все свои волосы. Они взметнулись, радуясь редкой свободе. Завтра предстояло вплести много бусин и лент для празднества, а так же водрузить украшения. Голова болела заранее. Сейчас, после мытья, полностью расплетенные, они были легки и невесомы. Жених удивленно воззрился на меня, как всегда обсматривая с ног до головы. И в свете Санвы мне показалось, что его кожа краснее, чем обычно. Я ощутила, что атмосфера меняется. Он забыл о своем вопросе и подозрительно сощурился:
- Тебе разрешено разгуливать в таком виде по дому?
Растерянная, я осмотрела себя. На мне была ночная тара, татрана я не надевала, тем более что некому было его демонстрировать. У нас в доме было достаточно чисто и не пыльно. И то, что мой балкон выходил в сад, где атмосфера была самой очищенной, но и самой жаркой за счет полной доступности теплу Солнца, я могла себе позволить минимальную ночную тару. Костюм состоял из светлой ленты на груди и легких прозрачных шаровар – лоскутов, скрепленных на бедрах, щиколотках и редко по всей длине ноги. Таким образом я полностью легко дышала после жаркого захода 1 Солнца.
После омовения мне нанесли праздничные рисунки на тело. Сейчас тара хорошо демонстрировала их, почти не скрывая. Плетения лучей стремились от ключиц, между грудями к пупку. Вокруг него золотистыми узорами буквы старых писаний в три круга выписывали мои достоинства, которыми особенно гордился мой отец. Завтра я планировала быть в золотой юбке с прорезями, и потому от коленей вниз тоже шли легкие ненавязчивые телесные украшения. Это была самая дорогая и скороуходящая краска. И чтобы она хорошо легла, мне наносили ее сразу после ванны на чистое слегка влажное тело.
Видимо чуть раньше волосы в большей степени скрывали все это, потому жених заметил только сейчас. Но он смотрел как-то не так. Не восхищенно, а чуть презрительно.
Я гордо вскинула подбородок, принимая унижение.
- Я не разгуливаю!
- А как ты назовешь то, что выставляешься напоказ в чем мать родила?
Казалось, с каждым словом его презрение росло.
- Если тебя не устраивает мой вид, тебе достаточно отвернуться, - твердо сказала я. – В своем доме я имею право выставляться как хочу.
- Не тогда, когда ты моя невеста! Ты словно жрица кошачьего бога!
Мои щеки запылали от обиды. И хотя я не знала, что именно он имеет ввиду, но чувствовала, что это что-то непристойное.
- Это ты - мой жених. И находишься в моем мире. Тебе стоит привыкать ко всему, потому что, если нас женят, то ты отсюда никуда не денешься.
Я конечно же врала. Хотя бы в том, что нас женят. Я не хотела этого брака в итоге. Ну а если все же союз состоится, не знаю, захочет ли отец отправить меня в нижний мир. На Амире не было разделений в семьях. Жена и муж уходили в дом, построенный для них семьями. Не приветствовалось одному из супругов переходить в старый дом к другому. Считалось, раз уж оба начинают новую жизнь, то и дом должен быть новый. Потому очень часто старые дома разрушались до основания, чтобы было место будущим поколениям. Амиряне ценили будущее не хуже прошлого.
На этом наш разговор закончился. Я скрылась в тканях своей комнаты так быстро, как смогла. Возможно не пристало так сдаваться амирянке, но мне хотелось не видеть его, забиться в угол. Я чувствовала унижение, обиду, боль. Ему не нравился мой внешний вид. Что именно? Волосы? Фигура? Какая-то отдельная ее часть? Чем занимался он дальше, я не знаю. Но петь он больше не стал. Может решил, что мне больше не стоит петь, что я – недостойная? С досады одна из подушек полетела в сторону балкона. Да как он смеет! Недалекий индюк! Не видать ему обручения!

***
Утро началось с досады. Я не была довольна своим внешним видом, как ни крутилась перед зеркальной поверхностью. Золотой цвет мне всегда очень шел, яркий и насыщенный, он был далек от лимонного цвета костюма Эймера, очень благородный и теплый. Из-под красивого в меру целомудренного лифа выглядывали росписи на теле, напоминая ночное происшествие, а еще четче его взгляд. Я трижды хотела переодеться, но Памина трижды меня уверяла в ложности таких решений. Татран почти ничего не скрывал, повторяя контуры одежд, сшитый из совершенно прозрачного шоколадного оттенка эфира. Его края и разрезы распахивались таким образом, что цвет нижней ткани играл при движении. На талии висел звенящий пояс, волосы, с боков заплетенные в косы с бусинами на концах, украшали ленты и самоцветы, обрамленные золотыми цепями. Кулон с желтым камнем свисал на лбу, образуя с цепями подобие головного убора. Это был мамин любимый кулон, который она надевала на свадьбу с отцом. Я давно продумала этот костюм, не ведая, что отец за это время решит меня отдать мужу. А подумать о смене украшения мне не пришло в голову. И теперь он ярко светил, словно клеймо, смеясь и ликуя. И я так злилась на всех.
Нас с Паминой ожидал Константин, чтобы проводить к центру празднества. Отец уже должен был уехать с молой и Эймером, а так же своим техническим изобретением, на место гонок. Памину мы одели в темно-синий вышитый белыми нитками татран, который ей очень шел. Константин выказал восхищение как женой, так и моим внешним видом, и поцеловал в щеку. Не привыкшая к такому, я приняла жест и похвалу с большой радостью. Мне это было необходимо.
Добравшись до помостов гонок, я убедилась что празднество будет масштабным. Казалось, что весь Амир оставил свои дела, и так же виделось много гостей из нижнего мира.
Отец уже был на помосте, Эймер видимо готовился к гонке.
- Сегодня ты еще больше сияешь, моя девочка, - отец обнял меня, и я зарделась от удовольствия.
- Благодарю, элеб Алим.
Отец познакомил Константина со своим другом Отто, а я тем временем махнула рабам, чтобы те поставили нам чаны с монетами и лентами. Их полагалось бросать в гонщиков во время забега.
Я видела, как молы выстраивали в шеренгу в стартовом загоне, а наездники становились позади птиц, чтобы вовремя на них запрыгнуть. Яркий лимонный цвет выделялся, словно маяк, почти посередине загона. А у самого края я видела папиного подмастерье, который просматривал механическую птицу еще раз. Отец не стремился обучить помощника премудростям механика, потому как мог иметь только одного официального ученика, и имел его. Но Хайрат был хорош в этом деле, и он очень любил отца и почитал. Механической птице полагалось бежать без седока. Этой технологией отец планировал развить передвижение и возделывание сухих почв Амирских полей.
- Ты все пояснил Эй-элебу? – спросила я Алима. Все-таки нехорошо будет, если он убьется в гонках.
- Не переживай, Яра, твой жених - цепкий малый, он не пострадает.
- Не понимаю тебя, отец. Почему ты решил, что мне стоит связать жизнь с мужем.
Отец нахмурился, не желая мне отвечать.
- Я не такая уж и взрослая, чтобы так поспешно выдавать меня за чужемирца. Я понимаю, что он сын твоего сына. Что тебе будет спокойнее знать о моем благополучии с более менее близким человеком. Но отец, если на него можно положиться в механике, это еще не значит, что ты можешь ему доверить свою единственную дочь.
Алим не выдержал моего монолога.
- Яра, не то время ты выбрала, чтобы это обсуждать.
- Но элеб, неужели я сама не могу решать в этом вопросе.
- Все не так просто, девочка.
- Ты не думаешь, что я должна знать твои причины, - я особо выделила интонацией «должна», стараясь не повышать голос, чтобы не привлекать внимание.
- Яра! – рассердился отец, - пока я твой элеб, я полностью принимаю решения относительно тебя.
- У меня всегда будет элеб. Ты хочешь сказать, что за меня всегда будут решать? А как же мое мнение? Оно ничего не значит?
- Яра! Обсудим это после, - примирительно сказал отец.
Но я не могла уняться.
- Я хочу сама распоряжаться своей судьбой. И уж точно никак не иметь мужа из нижних.
- Мы живем в таком мире, где тебе будет лучше быть под защитой иноземца.
- Мама бы сказала по-другому. Она ценила свободу выбора, ты сам мне говорил.
- Твоей матери нет с нами! И тебе придется полагаться на мои решения!
Тут уж я не решилась спорить. Отец не любил, когда я шла наперекор его мнению, особенно используя память о маме. И хотя он полагал, что именно этим непокорством я пошла в благородную Малику, все же в силу своей полукровности у меня было другое положение среди южного народа. И больше всего я боялась, что последний факт сыграл на руку брачному союзу с нажнемирцем.

Прозвенел гонг, и загоны открылись. В тот же миг все всадники со специальных высоких твердых подушек прыгнули на спины своих птиц, пришпоривая их. Отец включил механического мола, он стартовал вторым. Жених замешкался с упрямой Лале, и к сожалению для моих родных, выехал последним. Гонка началась.
Гомон, хохот вокруг от несуразности действа заполнил стадион. Это было больше представление на потеху, хотя и считалось благородным развлечением. Первый круг полагалось бросать в участников монеты. Я рассеянно запустила руку в чан с монетами и захватила горсть. Искрящиеся в лучах обоих светил, они свободно полетели на землю под ноги стремящихся вперед гонщиков. Я видела, как сосредоточенно Эймер прижимается к птице, стараясь нагнать своих соперников. Предприимчив с его стороны. Он держал уздечку Лале у самого ее клюва, чтобы у нее меньше было шансов вырваться. Его ленты и перья в волосах развивались позади, словно флаги. Это я настояла вплести их в его светлые кудри. Он так много пререкался, пока я собственноручно измывалась над ним подобным образом, хотя и не оскорблял так, как позволял себе наедине со мной, потому как Памина присутствовала при этом действе. С моей стороны это было уловкой. Хотя я и хотела проучить индюка, я вовсе не хотела его проигрыша. Ленты в его волосах будут отвлекать бегущих за ним мол, и они будут менее послушны. Авраам – знаток этой птицы, в свое время объяснил мне много маленьких хитростей на бегах. Но чтобы все подействовало, нужно сначала хоть какую молу оставить позади себя. Казалось, Эймер не плохо справлялся с этой задачей, подходя все ближе и ближе к лидерам гонки. Требовалось пробежать три больших круга. Один был уже позади, и в ход пошли ленты. Это тоже было подобие хитрости. Не мастерство выигрывало в гонке, а удача. Молы хорошо отвлекались на постороннее движение, будучи очень прожорливыми. Но сильные руки жениха казалось просто не позволяют Лале отвлечься на что-либо прочее, нежели бег. И насколько вид их двоих был уморительным, настолько он завораживал. Я была уверена, она всячески противится его хватке. Молы о сути упрямые и непоседливые птицы. Но вместе они смотрелись как что-то стремительно следующее общей цели. Алим захохотал во весь голос и хлопнул улыбающегося Константина по спине. Он не планировал выставлять, железную молу чтобы выиграть, скорее просто чтобы блеснуть, удивить. Болел он конечно за жениха. Памина напористо кидала ленты. На третьем круге стали бросать оба предмета. Чтобы не привлекать внимание, я мерно опускала руку в чан с монетами, выбрасывая их вниз. В момент самого исхода, когда три молы шли почти лоб в лоб, и Эймер на удивление не сильно отставал позади, оставляя всех остальных еще дальше, произошло несколько вещей одновременно. Перед маленькими глазками молы лидера пролетела яркая лента, отвлекая птицу от цели, она помчалась за этой лентой, покачиваясь, как самая настоящая индюшка, седок не выдержал резкой остановки, спрыгивая с пернатой на песок. Лале, сильно подпрыгивая, перелетела через лидера, потрясывая Эймера пуще прежнего.
Вторая мола-лидер заворожено уставилась на прыжок Лале, замедляя темп, а может мне просто так казалось, и Лале вырвалась вперед благодаря своей скорости.
Первая мола-лидер в погоне за своим личным трофеем отвлекла третьего претендента, пускаясь в драку с его птицей. На радость всей толпе, зрелище было дивным. Они обе завихляли по полю, приближаясь к краю, где работал отцовский механизм. Алим затаил дыхание, Константин вжался в перилла. Я видела ужас на лице Хайрат. И затем механическая птица под весом двух других повалилась на стену, прерывая свою гонку. Толпа ахнула.
Казалось, Эймер прирос к спине птицы, не обращая внимания на происходящее, не отвлекаясь на шум, не разрешая моле отвлечься. И их стремительный бег не прервался даже тогда, когда финиш и все соперники остались далеко позади.[/i]
_________________

Спал я плохо, сто раз пожалев, что решил заявиться к Кариме под балкон. Прозрачное одеяние, обнимающее девушку, почти ничего не скрывало. Стоило мне закрыть глаза, как сцена ее появления на балконе снова заполняла разум несбыточными обещаниями. Глупо было даже мечтать о ней, поэтому я и не мечтал. По крайней мере, старался, не смотря на то, что предательские мысли периодически мелькали в моем полусне. В них Яра была полностью обнажена, и отнюдь не просила меня убраться от нее подальше. Стоило ли говорить, что проснулся я в отнюдь не добром расположении духа? Скорее уж был зол на все и всех.
За завтраком я вяло ковырялся в тарелке, что было с полным одобрением встречено Алимом. «На птице может порядком растрясти, я рад, что ты понимаешь это и не заполняешь желудок пищей». Ха. Знал бы он истинную причину! Причина, кстати, сидела напротив и оживленно инспектировала еду в своей тарелке, иногда кидая злобные взгляды в мою сторону. На лице ее играли разноцветные отблески солнц, просачивающиеся сквозь закрывающую крышу ткань, а на запястьях мелькали почему-то привлекающие меня сегодня рисованные солнышки. Интересно, что она будет просить у своей богини сегодня, чтобы я выиграл, или все-таки сломал шею?
- Эймер, милый, переоденься и приходи в комнату к Кариме, пожалуйста, - Памина прекратила мучения моей еды.
Встав, я поклонился дамам, как это было принято в хорошем обществе, и направился в свою комнату. Канареечный ужас снова ждал на кровати, заботливо разложенный умелыми руками рабов. Перья, однако, отсутствовали, что радовало лишь до определенного момента. Пока я не осознал, насколько костюм меня облегает. Ткань не была неприятной, но ощущалась, как вторая кожа. Это было жутко гадким, по какой-то непонятной причине. На пояс полагался широкий пояс такой фактуры, которая наверняка давала яркий отблеск на солнце – на двух солнцах. Головного убора я, как и вчера, не обнаружил, поэтому решил пойти как есть, решив, что Карима точно выскажет свое негодование, если что-то будет не так.
В комнате Яры ничего не изменилось, чего я, в общем-то, и ждал. Лишь на середине покоя появился низкий маленький стул, предназначение которого стало понятно только через несколько секунд.
- Сядь, - потребовала моя невеста.
- Ты даже не пожелаешь мне доброго утра? – поинтересовался я.
- Что-то не вижу, что ты спешишь подать мне пример, - откликнулась язва. – Сядь. Хотя стой.
Еще не поженились, а она уже командует. Я вздохнул, с несчастным видом уставившись на сидящую в этой же комнате Памину. Жена моего отца – я до сих пор не мог звать ее матерью – делала вид, что читает и старалась скрыть улыбку. Получалось у нее плохо. Видимо, мы ее забавляли. Отличное утро.
- Ты неверно повязал пояс, - Карима бесцеремонно дернула узел, закрепив его снова, сбоку. – Вот так. Теперь садись.
Узел должен быть на бок, конечно. Почему я сразу не догадался? И почему обязательно было трогать меня там, где он был завязан сразу? Чтобы не пререкаться перед Паминой, я молча сел на стул, поерзав, чтобы принять максимально удобное положение, что было не просто. Еще бы. Не каждый день меня девушки лапают ниже пупа, а потом делают вид, что ничего не произошло.
Не знаю, чего я ждал, но продолжилось все прической. Кьяра расчесала мне волосы, а потом запустила в них свои тонкие пальцы, занявшись плетением кос. Подергивания были мягкими и деликатными, будто меня касалась совсем другая девушка. Не та, с которой у нас назначена свадьба в обозримом будущем, а сейчас идет некая война, а та, кто заботиться обо мне, делая наш общий путь совершенно иным. Ощущение это длилось всего несколько секунд и совершенно дезориентировало меня. Кажется, я даже просидел какое-то время с глупым выражением лица, и хорошо, что Яра была занята, так его и не увидев. Впрочем, Памина, кажется, что-то заметила, хотя и старательно делала вид, будто читает.
- Готово, - наконец объявила девушка.
Ощущение было странным – будто на меня надели шлем, или что-то эдакое. Легко проведя рукой по конструкции, я ощупал то, что у нее получилось. Волосы, обычно свободно торчащие во все стороны, лежали стройным рядом кос, при этом в них было вплетена ткань, бусины и перья.
- Попугай верхом на попугае, - недовольно пробурчал я, когда понял, куда делись перья от костюма.
- Ты хорошо выглядишь, Эй-элеб, - Яра даже не смотрела на меня.
- Да, Эймер, тебе очень идет, - согласилась с ней Памина. – Тебя ждет господин Алим, поторапливайся.
- Спасибо, - выдохнул я.
В конце концов, сколько бы я не говорил, что убьюсь, умирать я не собирался.
***
- Ну что ж, Эймер, расскажи о себе.
Галимей удобно устроился рядом.
Мы находились на летательной платформе довольно большого размера, с закрепленной на ней кабиной, которая была украшена стилизованными золотыми солнцами, видимо, имеющими к семье Алима непосредственное отношение – чуть раньше я видел такие же изображения на запястьях вредины. Отец с Паминой и моя невеста должны были поехать на празднества позже, а помощник будущего… тестя находился впереди, управляя машиной.
- Мне казалось, отец уже рассказал все, что мог.
- Из первых уст рассказы всегда кажутся нам иными, - пожал плечами Алим.
- Пожалуй, - согласился я.
Мы помолчали еще немного, пока я, наконец, решил с чего могу начать.
- Константин подобрал меня на острове Отверженных, и, предвосхищая ваш вопрос, я не знаю, сколько мне было. Отец тогда решил, что около восьми-девяти. Думаю, ему виднее. Он рассказывал, что я жил на улице и кормился чем попало. Пытался украсть кошелек у торговца живым товаром, а он увидел. Если бы не он, то, наверное, убили или продали в рабство. Не то чем можно гордиться, но так и было. Но про это вы наверняка слышали.
Честно говоря, никогда не любил рассказывать эту историю, как и вспоминать о ней. Наверное, если бы мог, то похоронил бы ее в темных глубинах памяти и далекого прошлого, чтобы не вызывать глупой жалости – очень немногие знали о том, что я сейчас сказал. Да и страшно это, носить клеймо безродного. Кто знает, что несет кровь такого человека?
- А сам ты о родителях ничего не помнишь?
Я отрицательно покачал головой.
- Ну что ж, Яра и правда принесет в твою жизнь много света, - задумчиво сказал он.
- И вас совсем не волнует, кто мог быть моим предком? – чтобы в голосе не отразилось недоверие, мне пришлось приложить все усилия. – Что ваши внуки могут оказаться перевертышами, или того хуже?
- Не забивай себе голову, - отмахнулся Галимей, - если было что-то, то уже проявилось бы. Думай лучше о том, как сделать Кариму счастливой. Вы оба этого заслуживаете.
- Да она скорее убьет меня, чтобы потом счастливо жить вдовой, - вырвалось у меня прежде, чем я подумал над собственными словами, - а еще лучше до свадьбы, чтобы миновать церемонию.
Алим рассмеялся так, что у него выступили слезы.
- Ой, Санва Священная… Эймер! Девочка просто испытывает тебя, - наконец сумел выдавить из себя он, - она молода, и конечно ей хочется, чтобы мужем был достойный. Южанка должна гордиться тем, кто ведет ее в жизни, любить его, оттуда и почтение. А моя Яра наполовину Южанка. Она взяла лучшее от обоих своих родителей.
- А какой была ее мать?
Не знаю, почему я задал этот вопрос. Возможно, потому что у меня матери не было, и мне хотелось бы знать, каково это – когда она у тебя есть.
- Малика умерла, когда родилась Яра, - голос Алима потеплел, - моя жена оставила истинное сокровище. Я иногда думаю, что было бы, если бы я приехал в Амир раньше на пару десятков лет? Наверное, будь она помоложе, то роды не были бы такими сложными, и Малика осталась жива.
Казалось, в его голосе промелькнуло сожаление и немного вины. Язва была балована, но теперь я понимал причину этому. У нее, как и у меня, не было матери.
Остаток пути мы проехали молча. Мне не хотелось разговаривать, Алим тоже невидяще уставился в окно, видимо, вспоминая свою жену. Постепенно мои мысли сместились к предстоящей женитьбе, снова вызывая досаду. Может, все же упасть с молы и сломать себе шею? Однако умирать хотелось еще меньше, чем жениться.
- Приехали, - послышался голос помощника Галимея.
Механизм беззвучно приземлился, и мы вышли наружу. Несмотря на раннее утро, было душно. Второе из взошедших солнц только показалось из-за горизонта, поэтому обычного пекла пока не ощущалось, но ветер привычно приносил отовсюду мелкий песок, складывая его мне за шиворот. Вокруг было множество мужчин, несколько парней были одеты так же ярко, как я. А вот женщин не наблюдалось.
- Хорошо тут, пока не собрались зрители, - улыбнулся мне помощник Алима. – Я тебе завидую. На гонки такого уровня не каждого пускают, а уж приезжих, участвовавших за все время, когда их проводили, наверное, можно пересчитать по пальцам одной руки.
- Здорово, - откликнулся я. И добавил про себя, – «наверное».
- Я видел, как ты вчера ездил на Лале, - продолжил он, - для того, кто впервые сел на молу, ты очень хорошо держался. Но…
- Но? – повторил за ним я. Чертов костюм действовал, превращая меня в попугая.
- Но не стоит ездить на птице, как на лошади, - улыбнулся парень. – Молы легко отвлекаются, лучше держи стремена ближе к клюву. Главное, чтобы она тебя не цапнула. И не сжимай ей сильно бока, а то может понести.
- Спасибо, - поблагодарил я.
- Уверен, ты будешь в первой пятерке.
Хорошо бы не в хвосте.
- Халеб-Эймер! – окликнул меня сзади знакомый голос.
- Авраам! - Я почти успел соскучиться.
- Лале готова, халеб-Эймер, - раб улыбался мне щербатым ртом. – Хайрат дал тебе дельные советы, следуй им. Еще я хочу тебе рассказать, что будет во время гонки.
- Хорошо, давай, запоминаю.
После нас народ начал прибывать все стремительнее. Ярких костюмов наездников становилось все больше, превращая нас в пеструю толпу, похожую на стаю несуразных птиц. Желтые и синие, зеленые и красные… казалось, вокруг присутствуют парни, наряженные во все цвета радуги. Они смеялись, здоровались друг с другом, обсуждали птиц и свои наряды, спрашивали о здоровье близких и просто знакомых, превращая все вокруг в гулкую разноголосицу.
- На первом круге в птиц будут бросать монеты, чтобы те отвлекались, - тем временем начал Авраам, - поэтому не давай Лале глазеть по сторонам.
Время от времени возле нас проводили очередную молу, чтобы поставить ее в загон. Птицы были завораживающими: красивыми, исполинскими, разноцветными. В добавок к уже виденному мной бело-голубому оперению Лале, я рассмотрел нежно-розовую, кремово-желтую, светло-серую и даже птицу с зеленым отливом.
- На втором круге будут бросать ленты, - продолжал раб, - поэтому держи Лале еще крепче. Она непослушная, но тебе, кажется, удалось наладить с ней контакт. Не теряйся в движении. Третий круг самый опасный. Там будут бросать и ленты, и монеты, поэтому ни за что не давай Лале свернуть.
- А если она увлечется?
- Может сбросить тебя, - серьезно, - прямо под лапы других мол.
- В моих интересах идти последним? – усмехнулся я.
- Господин поставил на тебя много денег, - улыбка Авраама была широкой, - постарайся выиграть.
- На то, что я буду в первой пятерке?
- На то, что ты придешь первым, халеб-Эймер! – раб хлопнул меня по плечу. – Не подведи его!
Привычным жестом я хотел взлохматить волосы, однако пальцы наткнулись на гладкость косичек.
Великий Н’Габах…
- Внимание! – вдруг раздалось громко. – Готовность к старту!
- Пойдем, халеб, - окликнул меня Авраам.
Мы подошли к узкому стойлу, где злобно зыркая на нас маленькими глазками стояла Лале – я узнал ее по цвету оперения и горделивой позе. Птицы были отделены друг от друга пустыми ячейками, вероятно, чтобы не поранить соперниц.
- Садись сюда.
Наверху была установлена планка с подушкой, чтобы всадник мог спрыгнуть прямо на спину птице. Я сел на указанное место и крепко сжал поводья, тут же поданные мне рабом.
- Держать у самого клюва, - напомнил себе. И конечно, я не тешил себя иллюзией, что смогу выиграть. Хватит и просто не прийти посленим.
По звуку гонга загоны открылись. Я спрыгнул на спину Лале, которая недовольно заклекотала и сразу же попыталась меня сбросить. Натянув поводья до предела, и крепко сжав бедрами ее бока – вопреки совету – мне удалось восстановить контроль над упрямой птицей, но наши соперники уже были далеко впереди. С досадой направив Лале наружу, я пнул ее пятками. Злобная курица вылетела как тайфун и помчалась за своими товарками.

Свет снаружи ослеплял. Вопли, раздававшиеся со всех сторон, оглушали. В воздухе мелькали золотые и серебряные капли – начали кидать монеты, о которых предупреждал Авраам. Одна из них жалящее скользнула по щеке, попав мне за шиворот. Я автоматически пригнулся, сливаясь с Лале.
- Олле!
Думать было некогда, да и не хотелось. Мне в лицо летел ветер, такой родной и знакомый. Пусть не с запахом моря, полный тепла и песчинок, но все же это был он, отголосок свободы, которой я был полон, из которой был сделан. Потоки воздуха развивали ленты в моих волосах, играли с перьями. Лале летела вперед – ей не нужны были крылья, теперь я понимал, свобода тих птиц была не в небесах, а в скорости.
- Лале! Олле!
Теперь я орал во всю силу легких. Внезапно перестала существовать толпа рядом и помехи в виде монетного дождя, который внезапно сменили потоки цветных лент. Все вокруг превратилось лишь в смазанное пятно, проносящееся перед моими глазами, и лишь приближающееся оперение стайки перед нами напоминало о конечной цели. Мы летели, как летит только пущенная из лука стрела, легко и естественно войдя в стаю бегущих птиц. Перья и шерсть молы щекотали мне пальцы и запястья – я держал поводья так близко к клюву, что почти ощущал голую кожу птицы. Тело мое напряглось, двигаясь синхронно бегу и сокращениям мускулов Лале.
В воздухе снова появились золотые и серебряные капли, показывая, что мы зашли на третий круг. Перед нами оставалось все меньше птиц, но мне хотелось быть первым, чувствовать ветер на своем лице, оставив других позади. Неожиданно одна из птиц впереди свернула и, махая куцыми мелкими крыльями, нагнулась, сбросив своего седока на песок. Я натянул поводья, ожидая резкого удара или такой же резкой остановки, но Лале поняла меня по-своему, взвившись в воздух. Ее огромные крепкие лапы оторвались от земли, подбросив нас обоих в огромном прыжке. Тело молы легко коснулось тверди, и мы снова рванули вперед, теперь уже оставляя всех позади. На месте, которое мы только что покинули, послышались скрежет, злой клекот и крики, но обернуться, чтобы посмотреть, что там произошло, я не мог. Мола понесла. Не знаю, возможно, Лале была слишком непослушна, не желая подчиняться моей воле или, быть может, на нее так подействовало ощущение свободы?
- Стой, Лале! СТОЙ!
До предела натянув поводья, я сжал ей бока бедрами. Птица издала крик, изогнув шею и захлопав небольшими крыльями. Ее массивное тело покачнулось, и я припустил поводья, пытаясь хоть как-то добавить нам равновесия. Однако видимо слишком поздно. Издавая все тот же жалобный клекот, Лале рухнула, погребая меня под собой.
«Я же не планировал умирать,» - пронеслось в моей голове за секунду до темноты…

»» 14.05.14 12:11 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Наблюдая за светом заходящего 1Солнца из окна, я вновь прокрутила в голове события прошедшего гостеприимства (дня).
Как отец радовался выигрышу Эймера, нисколько не расстраиваясь из-за разломанной механической птицы (при этом Хайрат чуть ли не плакал над обломками). Алим смеялся и похлопывал по спине Константина, который был лишь слегка озабочен, но так же рад исходу гонок. Как причитала Памина, волнуясь за Эймера, после кульбита с птицы. И каково было мне. Сначала шок, затем гвалт, потом Эймер перед моими глазами. Он пришел в себя почти сразу, и славно держался во время поздравлений. Алим обнимал его каждый раз, когда его хвалили за чудесное приобретение – жениха дочери. Но позже выяснилось, что у него вывих правой руки, сильный ушиб правой ноги и царапина на ней от когтей молы, а так же сотрясение мозга.
Знахари советовали ему больше отдыхать. Он отключился уже в борде. В дом его вносили, и он выглядел таким беспомощным. Я хихикнула. Если ему сказать, что он был в подобном виде, он перестанет быть таким индюком.
Я вновь подошла к кровати и присела подле него. Все еще не покидавшие меня виды его голых ног и груди будоражили мое воображение.
Расслабленные мужские черты казались хрупкими и рушимыми, как только я подношу руку, не касаясь, повторяю контуры бровей, а потом отодвигаю прядь волос со лба.
Пела я хуже, нежели танцевала, не было у меня призвания. Однако священные для моего народа слова главное было петь всем сердцем, тогда песня была исцелением.

Луч чистый божественный захвати нитями локоны небесные,
Защити от вражеских очей нечестивых, темных, бесовых.
Богиня прекрасная, окрась мысли цветом благостным, ясным да радостными в чертогах мастей разных.
Скинь маски вражеские, очисти песками их руки грязные, слезы соленые, цели разные.
Пойду я по жаркой суши высушенной, выбеленной твоими очами грозными,
Не забоюсь я гостеприимства знойного, и 1Солнца в царстве твоем жаркого, яркого,
Заберусь на холмы барханные, могучие да зыбучие, поглощающие в царство чудовищей,
Доберусь до краев юга Амирова, да увижу границы мира я, что под ним простирается, под него преклоняется,
Да спою во все стороны мятежные восхваления тебе, о Богиня Великая, благостная, благослови да других звуком священным, знанием вечным,
Ты вечная, бесконечная, хранительница, света да тепла дарительница, родительница, мать любимая.

Освети мою жизнь, о Великая Санва,
Благосклонная будь в тех делах, что грядущи,
Да коснись поцелуем, что перстом, кожи нежной,
Пусть останется след благословения Богини.
песня «Благословение Санвы»

Прочитав над ним молитву Великой Богине, я покинула его покои и ушла к себе. Не хотелось, чтобы он проснулся и увидел рядом, напридумывал себе чего. Санва уже осталась в своем господстве, ее лик был еще ближе, нежели до этого. Приближалось «Благословение» (праздник смены года). А значит мне скоро 18. Отец планировал праздник союза связать с моим совершеннолетием. Мне необходимо было срочно думать об отмене этой свадьбы. Только стоило сочинить причину размолвки.

***
На утро я поняла, что ничего не изменилось, за исключением того, что мой жених ходил и бурчал, а все вокруг его жалели.
Я как раз вернулась с площади, чтобы переодеться на празднество (оно должно было состояться под прямым светом Санвы в зените), когда застала троих мужчин, раскуривающих кальян, и во всю хохочущих над прошедшими бегами.
- Видел бы ты себя, Эймер, - рассказывал Константин, - правильно говорят «как об стенку горох». Монеты и ленты отлетали от тебя, как от чумного. Ты почти слился с молой, невозможно было бы определить где она, а где ты, если бы не этот цвет костюма.
Алим захохотал.
- Да, цвет костюма был знатный. Он бил в глаза. Ай да Карима.
- Элеб-Алим, - прервала я его хохот.
- А вот и она. Посиди с нами, доченька.
Я старалась не смотреть ни на кого кроме отца.
- Элеб-Алим, - повторила я. – Пора одеваться.
Лицо отца вытянулось, но он тут же засуетился, чтобы всех отправить по комнатам для наряжения.
Эймер поймал меня левой рукой – правая висела у наго на специальном ремне, цепляющемся на шее, так меньше создавала беспокойства хозяину.
- Если ты опять вырядишь меня в посмешище.
Я одернулась.
- Твой наряд сыграл главную роль в твоем выигрыше. Ты должен быть мне благодарен. Актер из тебя вышел никудышный, и не понимаю, почему всем пришелся по вкусу твой концерт в финале.
- Я травмирован ради твоего каприза, - ощетинился Эймер.
- Как приятно знать, что ты так сильно меня любишь, - бросила я ему в лицо.
- Еще приятнее сознавать, как любишь меня ты, - услышала ответ.
На этом мы разошлись переодеваться.
Зажиточные важные семьи Амира имели каждая свой цвет. Цвет Алима был зеленым. Вся семья и все слуги этой семьи одевались в один и тот же оттенок зеленого. Но каждая ткань по-разному украшалась символами Санвы, золотыми или серебряными нитями, рельефами и нашивками другого подходящего цвета. Мой зеленый перекликался с золотом, как и у Эймера. Папин зеленый отмечался фиолетовым ярким акцентом в узорах – в цветах семьи Малики. Константин и Памина – зеленым в серебре.
Я одела толстый золотой пояс и золотые браслеты, с которых свисали цепи и монеты. Волосы были заплетены в замысловатые косы с золотыми нитями и бусинами, одним единым полотном они вились по оголенной спине, которая была разукрашена священными писаниями Санвы и ее символами специально для празднества. На голову я надела плетеную золотую шапочку, ее бусины обрамляли, словно обод, и вниз спускались легкие золотые косы, перемежаясь с моими, вплетенные в прическу. У мужчин красивые шаровары с различными бусинами и монетами разных цветов. У отцов так же под кафтаном были жилеты, в силу их возраста, Памина так же не была сильно оголена, в отличие от меня. У Эймера же торс был гол, кафтан запахивался, не сильно скрывая могучую грудь. Поврежденную руку украсили зелеными тканями, а светлые волосы редкими золотыми бусинами, не утяжеляющими волос. Он чуть хмурился, периодически запуская пальцы в волосы, и поглядывая на меня.
- Не переживай, - беспечно посоветовала я,- они не выпадут из-за украшений.
- Обязательно было вешать на волосы побрякушки? – угрюмо уточнил он.
- Нет, - пожала я плечами, - но возраст тебе такое позволяет, тем более что тебе идет. Мне нравится.
- Эймер, - вмешался Алим, - ты словно родился для Юга. Посмотри на себя! Выглядишь под стать моей Яре.
Я тут же пожалела, что решила именно так его нарядить.

В борде мы почти не разговаривали. Точнее Алим и Константин болтали без умолку, периодически затягивая в разговор Памину, но мы с Эймером, сидя дальше от остальных, почти не общались. Каждый думал о своем. Может мы оба боялись перейти на оскорбления в присутствии родителей.
Локомотив Ссупры уже причалил. Эстакада сегодня была закрыт половину дня в силу празднеств. Одно металлическое крыло в голове поезда было поднято, и внутренности агрегата выставлялись на всеобщее обозрение. Всякий от мала до велика подходил и рассматривал, задавал вопросы, на что компетентный Хайрат давал ответы. Мы устроились на специальном помосте, украшенном тканями глубокого зеленого цвета. Здесь на площади было место, откуда голос расходился во все концы, не теряя своей громкости.
Амиршах (предводитель Амира) выступил вперед с речью. Его голос разливался по всей станционной площади, звуки были сильные и величественные. Сначала он благословил народ. Потом взял тему, собравшую нас всех здесь. Его слова постоянно касались величия Алима, его яркости и мудрости. История начиналась давно, более двадцати благословений назад. И она не заканчивалась сейчас, когда столько было сделано, и столькому еще предстояло свершиться.
______________________
Да сияй в выси в вечности все жизни будущие как и прошлые;
Да воля твоя пусть исполнится во всем мире достойном, как и ранее;
Да имя твое на устах и в мыслях пусть светится молитвою и восхвалениями.
молитва Великой Богине

»» 14.05.14 10:29 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Едва уловимый звук ударяющегося о теплый плиточный пол бронзового песка. Тот, вместе с обжигающим юго-восточным ветром, скользит в приоткрытую резную дверь из красного дерева, прямиком в тускло освещенную узкую переднюю. В домах южан всегда изобилие солнечного света - ни на один миг Санва, подобно заботливой бережливой матери, не покидает своих детей. Но сегодня был особенный день, из тех немногочисленных, когда многолюдный, пышущий жизнью Амир будто замирает.
- Хабибти*, закрой скорее дверь, буря вот-вот начнется! – раздается обеспокоенный голос матери. А затем снова обращения, но уже адресованные слугам и те торопливо заметались по дому, покорно исполняя каждое указание.
Я поспешно замкнула входную дверь на позолоченный затвор, а затем опустила бордовую парчу, что служила шторой и, заодно, дополнительной преградой тем немногим песчинкам, что все же сумеют пробраться через едва заметные глазу щели дверного проема.
Величественная, непокорная, всепоглощающая. Те, кому была удостоена честь встретиться лично с южными бурями, больше не могут вспоминать о них спокойно – моментально гусиной кожей пробегают по телу мурашки, а ладони начинают невольно потеть от страха. Она не знает сострадания, жалости. Ей абсолютно неважно богаты вы иль бедны. Немногим счастливцам удавалось выжить после ее прихода, да и то поговаривают будто не люди то вовсе.
В непогоду разум более всего взывает к чтению. Медленно пройдя по узкому коридору, я повернула во вторую слева дверь и оказалась в просторной отделанной натуральным деревом библиотеке. В просторном помещении было все, что нужно для комфортного времяпровождения: небольшой камин, богато украшенный мозаикой и замысловатыми узорами, в тон настенным панелям, невысокий чайный столик, несколько разноцветных креслообразных пуфов, а рядом с ними подставки для ног и пара напольных подушек для сидения. На полу - мягкие пушистые ковры. А на высоких, плотно закрытых ставнями, окнах красовались темно-изумрудные шторы. А самое главное – это три огромных, аж до самого потолка, книжных шкафа плотно заполненные произведениями литературы на любой вкус. Это была любимая комната во всем доме. Еще в школьном возрасте я поздними вечерами, дождавшись пока родители уснут, пробиралась сюда и читала, читала, читала. Именно здесь было пережито множество удивительнейших историй: взлеты и падения, любовь и разлука, верность и предательство, дружба и противостояние…
Вот и сегодня я не удержалась и, воспользовавшись тем, что домашние дела были уже выполнены, заглянула в свое укромное местечко. Где-то совсем рядом раздался деловитый голос отца, а затем мелодичный, негромкий – матери. По отдельным обрывкам фраз нетрудно было догадаться, что отец как всегда с азартом рассказывает свои новые бизнес идеи. Как хорошо, что я не обязана это слушать. Заинтересованно, медленно провела кончиками пальцев по красочным корешкам книг и хотела было достать одно из произведений, как раздался голос отца – настойчиво просящий подойти к ним. Не к добру сие. Я прекрасно знала эту интонацию, разговор пойдет на самую важную, по мнению отца, из тем касательно меня. Устало вздохнув, повернулась в противоположную сторону и не торопясь вышла в гостиную.
- Шахира, - торжественно объявил глава семьи. – Я нашел тебе подходящего мужа.
Лицо его было озарено таким самодовольством, будто он выдвинул новую теорию сотворения мира и собирался ее защитить на главном пленуме профессоров. Жестикулируя и возбужденно прохаживая туда-сюда, он продолжил: - Это – безусловно, достойнейший человек. Выходец из Амира – Сирхан ибн Тураб.
- Но отец, - не спеша молвила, обдумывая каждое слово. Неужели ты думаешь, что этот старый сопливый хрыч пара твоей дочери. - Ты уверен, что это и есть вторая половинка твоей дочери?
Я была удивлена, чего не могла скрыть. Да, отец часто говорил о замужестве, эти разговоры учащались пропорционально отпразднованным дням рождения. Но он никогда не выбирал сам мне мужа.
- Ай, - отмахнулся тот. На его лице начинало появляться едва заметное раздражение. – Все эти грезы о любви. Шахира, пойми, не это важно в жизни. Важно то, чтоб у тебя была крыша над головой, а рядом было плече на которое можно положиться. А все эти чувства – это для книжек хорошо, но в реальной жизни… - Он на минуту замолчал, а затем добавил, повторяясь. - Сирхан ибн Тураб - достойнейший человек.
Достойнейший – это растяжимое понятие. У кого-то достоинство определяется доблестью и честью, у кого-то нравственностью и трудолюбием, а у отца - чем богаче человек, тем он достойнее. А преувеличение эпитета значило лишь одно: помимо солидного состояния у этого человека есть большие связи.
Достойнейший жених сей был торговым партнером отца и, отчасти, конкурентом. Он поставлял товары в отдаленные уголки мира, туда, куда связи отца все никак не могли добраться. Это было, пожалуй, идеальным бизнес ходом: выдать замуж за соперника дочь и тем самым добиться влияния на него. Но вот совсем не хотелось выходить замуж за мужчину, который на пару-тройку лет младше твоих родителей, да еще и сердцу не мил ну совсем.
- Отец, но… - хотела было возразить, но встретив яростный взгляд отца – мигом умолкла.
- Да ты что себе думаешь! – взревел он. – Тот ей не мил, этот слишком мил, тот скучен, тот еще чем-то не угодил! Шахира, года идут - твои ровесницы давно замужем, а ты перебираешь! В скором времени может оказаться, что выбирать просто не из кого будет, потому что ты всех поголовно отвергаешь. Так все – это не обсуждается!
Бросилась вон, чтоб не видел отец слез, что заструились из глаз. Добежав до своей комнаты, заперлась и рухнула на кровать, горестно всхлипывая. Я еще долго слышала разговор родителей: громкие тирады отца и ласковый, успокаивающий, ищущий компромисс голос матери. Но прекрасно знала, что если отец что-то себе наметил – отговорить его почти не реально.
_________
Хабибти (араб.; ж)— разговорное слово, означающее «дорогая» (друг), «милая», «любимая».
_________________

Головная боль поглощала меня, пульсируя в висках и отдаваясь во всем теле. Не знаю, но почему-то больше всего сейчас я скучал по дождю – живительной влаге с неба, заполнявшей пространство и насыщавшей воздух привкусом свежести. Мне было жарко, просто невыносимо, как не было с самого первого дня в Амире, а еще жутко подташнивало от удара о землю.
День оказался не только бесконечным, но и плодотворным. Кроме легкого сотрясения (об этом я узнал уже позже) моим счастливым приобретением стали больная рука, нога и глубокая царапина, которая, впрочем, была просто царапиной и чрезмерного внимания вовсе не заслуживала. Оказалось сложно выдержать поток не совсем заслуженных поздравлений от амирян – к Алиму подходили все новые и новые люди, и он неустанно нас знакомил, постоянно приобнимая меня, чтобы показать близость, и это было непривычно.
Имена мелькали так быстро, что я не успевал их запомнить. Наконец бесконечный поток людей притих, и я смог перевести дух. Памина, при помощи Каримы, сразу же потащила меня к лекарям, где мне дали выпить какой-то мерзкой на вкус дряни, и посоветовали хорошенько отдохнуть. Избитое тело и тяжелая голова хотели того же, поэтому возражать я не стал, а покорно поплелся за женской частью нашей компании.
Борд, в котором мы ехали назад, впечатлял. Честно говоря, я видел такой впервые за свое пребывание на Амире, и будь мое самочувствие лучше, внимательно осмотрел бы его как снаружи, так и изнутри. Поражала большая вместимость при той же высоте поднятия над землей, помню, даже успел задаться вопросом, как же Галимею удалось так поляризовать эллиниум? Впрочем, занимал меня этот вопрос недолго, я отключился почти сразу, как сел, сумев примостить свое усталое тело в относительном комфорте и покое.
Сны мои были обрывочными и удивительными - краткий полет, ощущение мягкости, голоса, в которых звучала забота. Не знаю почему, но казалось, что я уже испытывал подобное. Ветер, в сонном оцепенении касающийся моего лица, волос и даже груди, тоже был когда-то рядом. Но даже во сне он был жаркий. Потом раздалась песня, от которой стало еще горячее, будто все тело объял огонь, но не обжигающий. Мне стало просто теплее, будто я лежал под палящим солнцем, а потом все выключилось, погрузившись в полную темноту.
Утром я проснулся посвежевший – дрянь, которой меня поили, кажется, оказалась какой-то волшебной. Даже царапина, которую, как я полагал, надо было бы зашить, покрылась коркой, явно находясь на одной из стадий заживления. Ну конечно, я не доставил такого удовольствия язве и не стал признавать, что все лучше, чем ожидалось. Наоборот, мне хотелось, чтобы она чувствовала себя виноватой за то, что подвергла меня такому испытанию, поэтому я всячески напоминал о своих «тяжелых» ранениях. Впрочем, без особого успеха, поэтому, в конце концов, послал эту идею к демонам из Бездны.
Как и ожидалось, мы успели поцапаться, даже не выйдя из дома – она снова приготовила для меня какой-то костюм, а я совсем не горел желанием подтверждать свой статус попугая. Кожа Каримы была нежной, когда я перехватил ее за локоть, в попытке остановить, но голос таким же стальным, как и вчера. Девчонка не проявляла ни капли уважения или понимания, и я в который раз подумал, как причудлива судьба, приведшая нас к такой абсурдной ситуации, в которой мы оба сейчас находились. Сколько еще времени пройдет, пока наши отцы заметят, что мы терпеть не можем друг друга? Наверное, язва скорее умудрится меня прикончить, чем два старых упрямца примут очевидное.
Вопреки моим ожиданиям, сегодняшний костюм был не таким ярким. Видимо меня решили приодеть по последней моде, чтобы я не посрамил чести семьи. Хотя и непрактично, если смотреть взглядом путешественника – широкие шаровары были украшены золотыми бусинами и монетами, кафтан же был весь в вышивке золотистых солнц на зеленом поле. Такое цветосочетание я понял только когда увидел всех нас вместе уже одетыми. Видимо зелень и золото были общими цветами празднества. И Карима снова наплела мне косиц, украсив волосы бусинами. Хотя на ощупь плетение было иным, нежели вчера.
- Не переживай, они не выпадут из-за украшений, - заметила Яра, будто ее и правда волновала судьба моих волос. Хотя, наверное, иметь лысого мужа было бы не так весело… как иначе она заставит меня рвать на себе волосы от горя?
Сегодня она была очень красивой, я не мог это не признать. Одежда мягко облегала девичью фигуру, а косы вились по спине, как юркие змеи. Зелено-золотое очень шло моей маленькой невесте, подчеркивая тысячу мелочей, а солнца на подоле были такими же, как и рисунки на ее руках. Даже выражение лица у Яры было довольное, будто она уже придумала чем мне еще насолить и даже начала осуществлять свой план.
- Обязательно было вешать на волосы побрякушки?
- Нет, но возраст тебе такое позволяет, тем более что тебе идет, – тут я притих. Показалось, или язва признала, что ей во мне что-то приходиться по душе? – Мне нравится.
- Эймер, - раздался голос Алима, - ты словно родился для Юга. Посмотри на себя! Выглядишь под стать моей Яре.
Но я уже обратил внимание, подумав, что так нужно по какому-то из обычаев Амира. Получается, что Карима сделала это специально? Так не должно быть? Мысль заставила меня нахмурится.
В дороге мы молчали. Точнее, молчала Яра, а мне не хотелось давать ей повода к поддевкам, равно как и не нарочно поддеть самому. С заполнением долгой паузы отлично справлялись наши отцы, обсуждая сначала случаи из обучения отца, потом плавно перейдя на меня. Они оба хвалили своих учеников – Алим Константина, а Константин меня – сравнивая какие-то моменты и довольно смеясь. Как оказалось, я во многом превзошел отца, хотя думаю, большинство достижений были мнимыми и на практике оказались бы только его несоизмеримой гордостью за сына. Что я мог бы сказать? Я тоже его люблю.
Как оказалось, мы ехали к платформе, где причаливал местный монорельс – Ссупра. Выйдя из борда (путешествовали мы, кстати, на том же самом, многоместном, поэтому я дал себе слово хорошенько разузнать все позже у Галимея) я сразу узнал стройный ряд вагонов, в одном из которых въехал в город. Кажется, это было в совсем другой жизни. В переднем отсеке, где была панель управления, был поднят один из пазов, и я не преминул заглянуть внутрь сооружения. Как и ожидалось, поезд работал от солярных панелей, установленных на крыше, а переработанная энергия уже в чистом виде поступала в генератор, где перераспределялась для движения. Конечно, это была упрощенная схема, но я почти тотчас же смог уточнить ее у Алима, который явно гордился своим детищем и с удовольствием меня просветил.
Долго возле Ссупры мы не простояли – оказалось, что нас ждут в ложе, украшенной зелеными тканями с россыпью солнц. С обеих сторон на помосте, полукругом, располагались такие же ячейки с драпировкой, каждая своего цвета, для самых знатных семей. Рядом с нашей же была полностью золотая – на высоком помосте с рельефными оттисками солнц, будто сделанная из чистого золота – как сказала Яра, отвечая на мой вопрос, принадлежащая самому Великому Шаху. Информация немного обескуражила - насколько же Алим был близок к правителю Амира, если его чествовали так?!
Народ собрался достаточно быстро, будто им был подан какой-то, понятный только амирянам, знак. Все были одеты празднично и улыбались. Было странно смотреть на такое обилие темнокожих людей, хотя я и не мог не отметить – амирянки казались очень красивыми. Везде сверкало золото, от ювелирных украшений, до рисунков на коже, представляя собой скопление солнц, самых разных форм и размеров. У мужчин помоложе волосы были переплетены в косы, плотно прилегающие к голове, женщины же радовали глаз высокими прическами – у каждой второй косы были подняты вверх, представляя собой корону. Позже, задав вопрос, я узнал, что это были замужние дамы.
- Жители благословенного Амира! – раздалось рядом, - Пусть мать наша, Санва, осветит путь каждого из нас своими лучами! Пусть жизнь каждого пройдет в достатке и радости!
Мужчина казался средних лет, по моим ощущениям чуть больше сорока. По росту мы, наверное, оказались бы равны, или он был бы ниже, хотя и не на много. Кожа его цвета эбенового дерева блестела в свете двух солнц, а белозубая улыбка выглядела прямой и открытой. Он был одет в золотые одежды с теснеными солнцами, а на голове Амиршаха сияла золотистая, металлическая, тесно облегающая шапочка.
Говорил он складно, даже очень. Рассказав о технических достижениях Амира, шах тесно связал их с гением Галимея, поблагодарив Санву, что она направила стопы механика в их края. Добрым словом была помянута и мать Яры, Малика, достойная дочь своего народа, и сама Карима. Потом правитель поздравил всех с очередной годовщиной открытия Ссупры и передал слово Галимею.
- Дорогие мои сограждане! – голос Алима разносился по площади, эхом отражаясь во всех уголках. – Именно сограждане, ибо благодаря моей любимой почившей жене и не менее любимой дочери, я давно принадлежу этому месту всем сердцем! Народ Амира дорог мне, пусть и не родился я под двумя благословенными солнцами, но чувствую, что именно здесь мой дом!
Говорил он долго, почти столько же, как и правитель, цветисто поздравляя всех вокруг, расписывая свои изобретения и то, что еще планирует сделать, чтобы улучшить жизнь всем вокруг. Чувствовалось, что амиряне любят его и уважают – речь внимательно слушали, в нужных местах кивая или улыбаясь, а в конце каждой отдельной части аплодировали.
- И сегодня, в этот знаменательный день, я хотел бы представить всем вам жениха моей дочери, Кьяры Каримы, который, надеюсь, полюбит Амир всей душой, – я обмер, язва тоже задержала дыхание. Этого не ожидали ни она, ни я. Алим не заметил, или сделал вид, добавив уже тихо, - Эймер, подойди ко мне. И ты, Яра.
Взяв наши руки, Галимей соединил их. Ладошка Кьяры была маленькой и горячей, напомнив мне о теплом ветре в сегодняшнем сне, а моя, наверное, показалась ей холодной как лед. Я не ощущал себя, будто произошло что-то поворотное, после чего нельзя повернуть процесс вспять. Будто я потерял контроль над своим будущим и настоящим, вложив его в ту маленькую ручку, что держал, как крохотное зернышко, из которого может вырасти что угодно. Это пугало меня, потому что я не имел иллюзий насчет отношения Яры ко мне. Мы бы с гораздо большим удовольствием избавились бы друг от друга.
Не помню, что говорил потом. Кажется, благодарил за оказанную честь, восхвалял красоту невесты и города, в котором оказался. Благодарил всех существующих богов за Амир и свою удачу, и бесконечно улыбался. Карима тихо стояла рядом, и казалось, что улыбку, натянутую на лицо, придется оттирать с мылом. На секунду поймав ее взгляд, я выдохнул – в глазах язвы мерцали огоньки гнева, а значит не все еще потеряно. Можно попробовать договориться еще раз, если не случится ничего эдакого.
Под эдаким я, конечно, подразумевал поцелуи. Не знаю, как она догадалась, о чем я думаю, может я запнулся, слишком внимательно посмотрел на ее губы или пожал ее пальцы, но вдруг Яра покраснела, очень мило и нежно. Если бы не знал, какая язва вредная, тотчас бы уверовал в ее святую непорочность. Быстро взглянув на меня, Карима облизнулась и легонько сжала руку, которую я все еще держал. Мою ладонь царапнули короткие, но острые ноготки и сердце сразу осеклось в своем беге. Я замолчал, едва успев договорить предложение какой-то рваной фразой, и тоже покраснел. Заметив происходящее, Алим вышел вперед и закончил речь.
Когда мы отступили назад – чтобы сесть на свои места, то одернулись друг от друга, как чумные. Яра даже отодвинулась на самый край скамьи, правда, предварительно убедившись, что нас никто не видит. Галимей же, снова, будто не замечая ничего, довольно сел на свое место. Правитель подал знак – со своего места я отчетливо видел взмах рукой – взревели трубы, которые вперемешку с барабанами и бубнами заполнили площадь звуками. Толпа приветственно закричала. Раздались аплодисменты и топот – так люди выражали свое одобрение. Почти сразу же в разных концах площади начались танцы, открылись небольшие лотки с едой или сувенирами. Гости из лож покидали помост, присоединяясь к простому народу.
- Яра, ты не хотела бы прогуляться с Эймером и показать ему площадь? – тут же предложил Алим. – Мне кажется, ему было бы полезно пройтись.
- Я бы не хотела, но с каких пор мои желания что-то значат, отец? – язва была в своем репертуаре.
- О, нет, мы с удовольствием пройдемся! – состроив довольное лицо, я ухватил Кариму за локоть.
От подобной наглости она даже не смогла ничего сказать, просто смотрела на меня, обдавая презрением.
- Хорошо, - наконец выдавила моя невеста, - не долго. Эй-элебу рекомендовали больше отдыхать.
Посмотрев на небо, я вознес славу Санве и Н’Габаху. В толпе же будет легче поговорить, не так ли?
_________________

Эмоции – краски нашей жизни, чувственные слова нашего сердца. Если не давать волю своим эмоциям, то можно просто-напросто сойти с ума. Это, конечно, не говорит о том, что нужно показывать их каждому, отнюдь. Но все же давать волю им стоит, где-то там - в укромном уголке, наедине с самим собой - все же стоит. Потому мне совсем не было стыдно за свои слезы. В голове просто не укладывалось, что отец так может поступить: выдать замуж ради выгодной сделки и прикрыть это все отеческой добродетелью. Родительский любовный заговор – это явление, противиться которому крайне сложно: отец с матерью всегда считают, что если они прожили дольше твоих, значит знают как будет тебе лучше. Но почему никто не спросит чего хочет твоя душа? Неужели это совсем не важно?
На следующий день, когда великая Санва хлопотливо оберегает покой детей своих, я уже знала, что следует сделать. Дождавшись, когда родители удаляться в свои покои и пройдет достаточно времени для того, чтоб легкая дремота опустилась на отеческие плечи, я поспешно вскочила с кровати и достала из сундука заранее приготовленное одеяние – лиловый лиф, расшитый золотыми бусинами и к нему в тон длинную однотонную юбку в пол, а сверху накинула легкий татран. Так же взяла с собой глубокую сумку, в которую чуть ранее поместила припасы, позаимствованные с кухни. Едва слышно подойдя к межкомнатной двери и прислушавшись, убедилась, что в доме абсолютно тихо, и так же тихонечко отворила дверь, выскальзывая в длинный узкий коридор. В собственном доме как воришка, - мысленно пожурила себя и ситуацию в целом, но других вариантов в голове пока не было. Стараясь ступать бесшумно, без затруднений проникла в прихожую, где накануне, после посещения шумного городского празднества, была оставлена вся верхняя одежда. Семья вернулась достаточно поздно и, к моей удаче, слуги не успели приняться за чистку одежды, отложив ее на время всеобщего южного сна.
К слову, эти люди были не совсем слугами, а вернее не слугами вовсе. В южном мире помощниками по хозяйству выступали рабы, статус которых означал их зависимость и подневольность. Количество рабов определялась простой зависимостью от денег: чем состоятельнее амирянин, тем больше у нее хозяйство, тем большее количество рабов положено ему иметь. Так же хозяин может нанять себе помощника южанина, которому полагается солидное вознаграждение за его услуги. В целом к рабам относятся уважительно: ни в коем случаи уважающий себя житель юга не позволит себе оскорбление, рукоприкладство или иные недостойные методы воздействия на раба. Считается, что раз рабу посчастливилось попасть в Амир, то он так же достоин носить поцелуй великой Санвы и ему присваивается южное имя. Но мне почему-то больше нравилось называть этих людей слугами, слово «раб» - уж сильно резало слух, подымая из глубин подсознания тень обреченности этих нижнемирцев. Домашние уже давно привыкли к этой особенности, но вот при отце ни в коем случаи нельзя было так называть рабов, так же как нельзя было многое другое: например, попасться на глаза с книгой в руках, если, конечно, это не иллюстрации по рукоделию, или хоть заикнуться о желании прокатиться верхом на птице-молу, что, по его мнению, было совсем не женское занятие.
На секунду замерев, еще раз прислушалась к молчанию просторного солнечного дома и прихватив таран и остальные атрибуты верхней одежды, выскочила на улицу. Ласковым теплом Санва одарила дитя свое, заставив заиграть в солнечном свете золотую краску на запястьях. Не успела задуматься над тем, какова будет вторая часть плана отступления, как услышала негромкое кашлянье где-то справа. Поспешно оглянувшись, увидела на углу дома, сидящего на остывающей от недавнего зноя земле, одного из слуг. Его звали – Сабир, служить в дом он поступил так давно, что всю сознательную жизнь я помню его в числе рабов дома Интисар. У нас не было помощников, а за годы работы на отца Сабир так зарекомендовал себя, что негласно он отвечал в доме за иных слуг – каждый их нижнемирцев знал к кому обратиться за советом о правильности расстановки блюд, подготовки комнаты для умывания и в других мелочах. Никто толком не считал возраст рабов, но можно было навскидку предположить, что ему чуть более сорока пяти лет. В темных волосах его уже были видны седые пряди, особенно в районе висков. На продолговатом лице уже выступали глубокие морщины, которые нашли себе место у небольших глаз. Так же у него был прямой нос и узкая линия губ. По складкам на щеках было легко догадаться, что при улыбке на них появляются ямочки, но этого никто никогда не видел. Его манеры можно с легкостью назвать если не аристократическими, то, как минимум, свойственными очень культурному человеку. Он всегда держался вежливо и дисциплинированно. Говорил по делу, каждое указание воспринимал как архиважную задачу и никогда не был замечен в недостойных занятиях.
Повернув голову к неожиданной гостье, он глянул на нее и отвернулся. Было странное чувство, нечто схожее на неловкость с примесью горечи. Он не остановил меня, ни сказал ни слова за или против, а все же один взгляд заставил остановиться.
Сделав пару шажков в его сторону, я остановилась и проследила за его взглядом, который был устремлен в бескрайнее оранжево-алое небо.
- Там на иных землях… О чем вы тужите больше всего? – спустя некоторое время все же решилась нарушить молчание.
Было интересно что же он ответит. О чем можно тужить, находясь далеко от дома? О любимой? Об отчем доме?
- О звездах, - неспешно молвил Сабир. – Чаще всего я думаю о звездах, - зная мой следующий вопрос, он продолжил. – Это похоже на тысячи, миллионы серебряных бусин, что рассыпались по черному как смоль полотну неба. Людям и подавно не известно их истинное назначение и почему они каждую ночь поднимаются, чтоб осветить дорогу тысячам заблудших путников.
У меня была еще уйма вопросов: а что такое ночь? Ведь одно – когда ты читаешь об этом в литературе, и совсем другое – услышать рассказ видящего это все человека. А что для него значат эти самые звезды? Но спрашивать более было неловко, ведь видно было, что в этих воспоминаниях о звездах было что-то свое, родное, теплое.
- В мире, за стенами Амира, и уж тем более за границей Юга, жизнь не так сказочна как кажется. Беззащитную девушку там подстерегает масса опасностей, - тихо молвил Сабир. - Могут подумать, что она изгнана…
Он не должен был этого говорить, а я не должна была это слышать. Впрочем, как и вообще находиться здесь.
Но как же он был прав. Чем я думала? Даже если бы мне посчастливилось пересечь пустыню и добраться до кораблей, даже если бы я ступила на иные земли - что бы делала? Этот побег был всего лишь всплеском гордого нрава, а не продуманной идеей. Нельзя так халатно относиться к своей жизни, можно легко накликать не себя беду. Нет, это не было смирением. Я обязательно придумаю выход из сложившейся ситуации, просто не так. Это будет продуманно.
- Сабир, отнесите пожалуйста это на кухню, - сняв с плеча сумку с провизией, я протянула ее слуге, а затем достала спрятанный в поясе юбки небольшой нож. Он поспешно взял из протянутых рук вещи, поклонился и замер в ожидании новых указаний.
Но их не было. В подсознании вертелась просьба, но о таком просить не имела право.
- Это все, - коротко ответила ему.
Еще раз поклонившись, он едва слышно добавил:
- Это нож для очистки фруктов и я не скажу никому, госпожа, - а затем покинул внутренний двор, скрывшись за стенами дома.
_________________

Такое чувство, что меня съел песчаный червь, и сейчас я благополучно перевариваюсь в его пищеварительных соках…
Меня передернуло. Гадость какая.
О, Благословенная Санва!
Отец представил гостя как моего суженого. Это катастрофа.
И самое главное, больше всех я злилась не на Алима, а на Эймера, хотя он-то что мог сделать? Если бы он публично отказался от меня, то было бы намного, намного хуже. Полагаю, тогда бы его выгнали из Амира, а меня бы заклеймили каким-нибудь непритязательным прозвищем.
«Ненужная ненижняя», или что-то соответствующее.
Именно такие мысли обуревали меня, когда Эймер и я покинули зеленый помост, спустившись к празднующим. Везде слышалась музыка, Первая площадь была расцвечена флагами, эмблемами и разноцветными одеждами южан и гостей. Площадь так прозвали из-за Ссупры, ведь прибывающие видели ее первой, когда вступали на земли Амира. Именно об этом я и рассказывала Эймеру, улыбаясь приветствующим меня согражданам.
Мы попали в толпу наших сверстников. Многие из них были мне знакомы по учебному классу. На таких больших праздниках не запрещалось танцевать и веселиться - и женщинам, и мужчинам. Почти все из молодых южан были на вчерашних скачках, а Эймер заслужил всеамирскую славу, выиграв так красиво и оригинально. Плюс, его теперь считали покорителем сердца дерзкой дочери Алима, ну, то есть меня. Девушки обступили его и верещали, как стадо мол, издавая звуки восхищения. В подобной толпе голоса сливались в назойливый неприятный шум. И что было самым неприятным, Эй-элеб улыбался им, поощряя их ужимки и преклонения. Меня вновь передернуло. Я вытолкала его из круга обступивших, и потащила за руку за собой.
- Как тебе не стыдно при мне им улыбаться?!
- Я же не мог им грубить, как делаешь ты. Так что там про площадь?
Я угрюмо вздохнула.
- Ее так же иногда называют Гостевой, именно здесь встречают и провожают гостей. Тебе не стоило приезжать без предупреждения. Гостей всегда встречают по прибытии. Потому как если бы твоей целью был не дом известного Алима, ты бы заплутал.
Я улыбнулась подобной перспективе. Если бы он заблудился, то жара бы не оставила ему шансов, значит он поспешил бы уехать и никогда бы не появился в моей жизни.
- Вижу, тебя обрадовал бы такой исход, - подал жених свой голос.
- Вовсе нет, - гордо вскинула я, - меня обрадовало бы, если бы ты вообще не рождался.
Это было грубо, я знала. Но мне хотелось, чтобы ему было больно.
Я не представляла, что могу ему показать, но решила, что так как он воздухоплаватель, его могут заинтересовать рассказы и карты путешественников Юга. Мы купили немного джаммы – сахарного лакомства, моего самого любимого, и отправились в исследовательскую галерею.
В детстве я очень много времени проводила в этой галерее, прячась от нянюшки и рабынь. Только потом я узнала, почему именно она долго не могла найти меня здесь – просто она считала это место полезным, и все происходило с разрешения Алима. Я думала, что прячусь, а на самом деле все знали, где меня искать, и просто не спешили этого делать.
Я поприветствовала смотрителя галереи и испросила позволения почитать карты. Сегодня все были на празднестве, потому можно было без зазрения совести занять сразу весь зал. Мы поднялись наверх, в большую залу старинных книг и карт. Здесь ощущался соотвествующий запах – пергамента, золотых чернил, сухой кожи различных животных, в которую переплетали рукописи. Я ходила вдоль стеллажей и мягко касалась фолиантов пальцами.
- Это мой самый любимый зал. Здесь храм знаний, копившихся с самого облика Санвы. Считается, что галерея была основана в момент просвещения, когда Богиня научила нас языку и письменности. Это было еще до того, как единый слог просочился на юг. Легенда настолько древняя, что описана мертвым языком - языком самой Санвы.
Я аккуратно вытянула один из томов с золотым корешком и повернулась к Эймеру, раскрывая книгу на первой странице. Потертые буквы неизвестного языка, который изучали языковеды как истинный мертвый, танцевали на красных строках среди знаков и картинок, возвышающихся над пергаментной поверхностью. Вставки были металлические, рисунки выпуклые, прикрепленные к хрупкой бумаге. Я прошлась пальцами по одной из картинок, передавая книгу Эймеру. Эту легенду я знала с рождения. Надира, как дочь языковеда, рассказывала мне истории и всячески поощряла мою любовь к старым легендам.
- Во времена облика Санвы, когда она самолично ступала по этой земле, когда дарила жизнь своим детям, учила их жить и процветать, другие Боги позавидовали ее достижениям, и послали на Юг песчаные бури перемен. Для защиты от детей бездны, Санве пришлось отказаться от жизни среди нас, и породить бессмертных, бездушных защитников. Война с детьми бездны простиралась на все миры сущего… С тех времен начинаются легенды Дочерей Санвы, великих жен и матерей. А время облика Санвы навсегда уходит в бытие. Увы, мы потеряли бессмертие, потеряли свой исключительный сказ. Слог наших предков стал мертвым, а единый язык просочился и обрел здесь голос. Но наше достояние не ушло, город выстоял в песчаных бурях, как он делает это всегда. Ветра перемен улеглись, мы примерились, нашли в себе силы жить самостоятельно, но Санва никогда нас не покидала. Она осталась в чертогах Небесного бога, присматривая за нами своим оком.
Сидя на полу и склонившись над картой Амира, я водила пальцем по безопасным тропам.
- Мы изучили мир, научились выживать, путешествовать вниз. Более-менее раскрыли свои двери чужим. Мы поменяли понятия, но не сознание. Те вещи, имя которым не найдено во всеобщем языке, до сих пор носит древние названия. Та же самая джамма.
Я положила в рот один из сахарных кусочков.
- Да кстати, - отозвался Эймер, жуя очередную конфету. – Из чего это сделано? Какие-то семена? Или растение?
- Нет. Это деликатес из сушеной кожи песчаного червя, – Эймер закашлялся, поперхнувшись, и с хмурым видом уставился на очередную конфету, пока я продолжала рассказывать, – что у самой головы. Ее перемалывают в сыпучие сахарные гранулы, потом спекают и обжаривают в маслянистом соке цитрусового дерева.

***
Жених тут же изъявил желание увидеть то самое существо, которое умудрился съесть, не подозревая подобного.
На самом деле, песчаные черви, или как их научно называли халуки, встречались довольно часто, но за территорией города. У Алима был знакомый охотник, иногда рассказывающий мне о брачных сезонах червей и о следах, которые они за собой оставляют. Пески были пристанищем чудовищ юга, и они плавали в них, как утверждали путники, словно рыбы в Бескрайних водах. И хотя последних я никогда не видела, но халука мне довелось лицезреть своими глазами.
Несколько благословений назад я подговорила Авраама проследовать по тропам песчаных червей. Обозначенные условно на картах, на самом деле, они были очень близки к реальности. Черви не прокладывали новых путей, а следовали по прорытым предками. В этих местах можно было наблюдать явление зыбучих песков, утягивающих путника в пасти гигантов. На коже червей выделялся некий фермент, который не давал песчинкам слепляться, и они не приставали к самой коже. Это свойство выручало нас, современных жителей Амира, потому лучшими тапами в городе считались именно сшитые из кожи халука. Для них этот фермент имел особый запах, по которому они находили прежние тропы. По этой причине охотники, в свою очередь, не ходили вне города в лучших тапах, предпочитая охотничьи, созданные по подобию молских лап (из шерсти и кожи птиц).
Авраам конечно тогда не хотел мне потакать, но зная, что я добьюсь своего тем или иным способом, ему пришлось сопровождать меня за стену. Слишком далеко мы не ушли, за западной стеной халука было видно, когда он приподнимался над песками.
Наверно потому я решила отправиться к западной стене снова. Не рассчитывала, конечно, что нам сильно повезет, но предпочла пойти известным и менее опасным путем.
На стоянке мы с Эймером взяли борд-проводник напрокат. Аренда такого транспортного средства для моей семьи была бесплатна, как дань уважения отцу, но мы подобным пользовались редко, ведь у папы всегда были более модифицированные механизмы.
Расщелин в стене было достаточно много. В некоторых случаях они являлись выходом вовне, а в других - пещероподобными тупиками. Они простирались между слоями стен, точно лабиринты, и по сей день не все были исследованы. Некоторые тянулись на многие расстояния и были широкими, как наш борд, а другие - совсем узкими и короткими, что не каждый мог протиснуться. Западный был из последних. Эймер был лишь чуть шире меня по массе тела, но я была уверена, что он вместится. Пространство между плитами было удушающим, кто-то более крупный, будь то человек или зверь, вряд ли смог бы преодолеть его полностью. Проход то сужался, то расширялся, вместе мы бы застряли точно, потому мы двигались друг за другом, и хотя Эймер, видимо рисуясь, настаивал на том, чтобы пойти первым, я не пустила его, а то он завел бы нас не туда, куда надо.
Преодолев узкую расщелину, мы тут же вынырнули вне стен Амира. Перед нами был однообразный пейзаж: у самих стен острый лес мелких скалистых возвышений, словно башен, а дальше бескрайние просторы песков. Нужно было преодолеть поле скал, и это приходилось делать пешком, благо что тени от возвышений тянулись длинными лентами по песчаной поверхности.
- Амир, - решила я разбавить тишину, - стоит на самом плотном песчаном пласте, его, по исследованиям наших ученых, сложно прорыть халукам. Потому они не подходят близко к городу.
- Полагаю, - заметил собеседник, - что пласт заканчивается скалами.
- Да, он простирается вплоть до последних песчаных пиков. Дальше все пески. Но нам не нужно будет так далеко идти. Если халук здесь, то его хорошо будет видно, - я указала в сторону песчаных просторов, - они выныривают из песчаных морей раз в полчаса, чтобы захватить воздух. Это места их охоты. Чаще они охотятся на мелких жителей песков, на редких глупых путников, иногда на более слабых себе подобных.
- Редких глупых путников?
- Я считаю, что это глупо. Знать, что будешь следовать по путям чудищ, и не подготовиться ко встречи с ними, позволив себя съесть.
- Кажется, ты впервые высказалась нелицеприятно о своем народе, - ехидно заметил Эймер.
Я бросила на него хмурый взгляд.
- Нет, глупцы бывают в любом народе. Ты тоже глупец.
- Как хорошо, однако, ты ко мне относишься, невеста моя. И почему же я глупый?
- Потому что решил, что можешь так запросто приехать на юг и взять в жены южанку.
- Кто сказал, что я этого хочу…
- Смотри, смотри! - перебила я его, указывая вдаль.



»» 25.06.14 16:09 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Все здесь было интересно и необычно для меня – как только мы спустились с помоста, нас сразу окружила толпа парней и девушек примерно равного с нами возраста. Их разноголосие было непривычно – все же, речь амирян звучала не так, как речь иных жителей мира – но и весьма нравилось. Кажется, я даже стал ощущать себя так, как бывало на пристани, когда шумные представители всех частей света обступали вокруг певучей толпой.
Юные амирянки были красивы – их темная, эбеновая кожа, украшенная золотыми рисунками, блестела в свете двух солнц. Волосы, заплетенные в тысячи мелких кос, обвивали фигурки, а платья самых разных цветов, сшитые по любой фигуре, радовали взор. Они щебетали как птички, пытаясь привлечь мое внимание, и широко улыбались, когда взгляд обращался в какую-либо сторону. Парни были одеты не менее нарядно и многоцветно – большинство было примерно в таких же одеждах, с заплетенными в мелкие косы и украшенные бусинами волосами. Их кожа казалась мне темнее ночи – воистину, люди, поцелованные своей богиней!
Под злобное пыхтение, как от маленькой сердитой белочки, Яра вытолкнула меня из толпы как раз в тот момент, когда один из юношей спрашивал что-то о моем мастерстве обращаться с молой.
- Как тебе не стыдно при мне им улыбаться?! – с возмущением произнесла она, как только мы удалились на достаточное, чтобы не быть услышанными, расстояние.
- Я же не мог им грубить, как делаешь ты, - видимо, это было какое-то табу. Не могла же язва меня ревновать, в самом деле. - Так что там про площадь?
Послышался вздох, а затем рассказ, в конце которого мы снова поругались, а я поймал себя на мысли, что начинаю привыкать к ее вздорному характеру. И мне даже… нравилось? Впрочем, ее любимчиком я точно не был.
У одного из лоточников мы купили маленькие конфеты золотисто-медового цвета, упакованные в холщевые мешочки. Пахли они привлекательно, на вкус они напоминали жженый сахар с перцем, хорошо жевались. Наверное, из-за своего детства я не очень любил сласти, но это была первое лакомство, попробованное мной на Амире и, честно говоря, оно весьма мне понравилось.
Увидев, куда мы пришли, я забыл про все сласти мира. Огромное здание, с крышей из стеклянных панелей вставленных в клетчатые рамы, отражало свет солнц сияющими лужицами. Люди обходили его, будто там не было ничего интересного, а вот меня этот дом приманивал, хотя я и не мог сказать, почему. Вход – огромные створчатые двери – охранялся стражником, который, когда Яра попросила впустить нас, с готовностью отошел в сторону. Что же амиряне хранили там такого важного? Ответ я получил буквально через несколько секунд, восхитившись этим народом от всей души.
Здание оказалось огромным музеем, полным книг, которые, вероятно, были старше меня на столетия, которые я рассматривал с благоговением истинного путешественника. Да и сама постройка явно отличалась от всех остальных – многоэтажная, с цельной, не тряпичной крышей, защищенная от проникновения песков и гибельного для бумаги и материи жаркого воздуха. Кроме нас людей не было, и я ощутил страстное желание рассмотреть все в деталях, отбегая вокруг и отчаянно глазея, чтобы запечатлеть в памяти как можно больше деталей. Хотя, конечно, я и не осмелился покидать Кариму, отходя слишком далеко.
На втором этаже книг было меньше, но обнаружилось огромное количество самых разных карт: пергаментные были запаяны между стеклянных распорок, так, что им не могло повредить никакое внешнее воздействие; кожаные оказались растянуты на специальных колышках, чтобы можно было рассмотреть детали. Самые старые карты были скопированы на отдельные листы в нескольких экземплярах, чтобы можно было взять их в руки и рассмотреть, а небольшие и многочисленные – были соединены в фолианты, которые можно было читать.
- Это мой самый любимый зал. Здесь храм знаний, копившихся с самого облика Санвы, - внезапно проговорила Яра. - Считается, что галерея была основана в момент просвещения, когда Богиня научила нас языку и письменности. Это было еще до того, как единый слог просочился на юг. Легенда настолько древняя, что описана мертвым языком - языком самой Санвы.
Она взяла одну из книг, мягко проведя по корешку ладонью, будто там хранилось нечто личное, а не одна из легенд ее народа. Наверное, так оно и было – я сам никогда не ощущал подобного, считая, что не принадлежу ни к одному месту мира. Теперь мне даже было жаль, что нет места, которое я мог бы назвать домом. Открыв первую страницу, Яра любовно провела по тонкой золотистой вязи букв и передала книгу мне. Настоящее произведение искусства, с объемными картинками и металлом вставок. Я не смог бы прочесть ее, даже если бы захотел – буквы были мне неизвестны, но просто держать такую книгу в руках уже было чудом.
- Во времена облика Санвы, когда она самолично ступала по этой земле, когда дарила жизнь своим детям, учила их жить и процветать, другие Боги позавидовали ее достижениям, и послали на Юг песчаные бури перемен. Для защиты от детей бездны, Санве пришлось отказаться от жизни среди нас, и породить бессмертных, бездушных защитников. Война с детьми Бездны простиралась на все миры сущего…
Голос Яры звучал размеренно и мягко, а картинки в книге иллюстрировали чудесный рассказ. Я листал книгу, не осмеливаясь задавать вопросы, ответы на которые все равно звучали, пока Карима рассказывала, одновременно взяв с длинной выемки большой раструб карты, и раскатывала ее по полу.
- С тех времен начинаются легенды Дочерей Санвы, великих жен и матерей. А время облика Санвы навсегда уходит в бытие. Увы, мы потеряли бессмертие, потеряли свой исключительный сказ. Слог наших предков стал мертвым, а единый язык просочился и обрел здесь голос. Но наше достояние не ушло, город выстоял в песчаных бурях, как он делает это всегда. Ветра перемен улеглись, мы примерились, нашли в себе силы жить самостоятельно, но Санва никогда нас не покидала. Она осталась в чертогах Небесного бога, присматривая за нами своим оком.
Уткнувшись в книгу, чтобы не пропустить ни одной иллюстрации к легенде, я пропустил момент, когда моя невеста села прямо на пол и принялась водить пальцем по карте, отображавшей весь Амир. Древний мир поражал - огромный город был единственным на поверхности острова. Кроме Амира-города были отмечены несколько оазисов и топкие пути караванов, по которым язва водила пальцем. Так же были помечены темные дорожки непонятного мне значения, но я решил не спрашивать, боясь разрушить момент и нарваться на еще один комментарий о «необразованных нижних».
- Мы изучили мир, научились выживать, путешествовать вниз. Более-менее раскрыли свои двери чужим. Мы поменяли понятия, но не сознание. Те вещи, имя которым не найдено во всеобщем языке, до сих пор носит древние названия. Та же самая джамма.
Достав очередную конфетку из холщового мешочка, Яра закинула ее в рот, и я последовал примеру.
- Да кстати, - если уж они были такими древними, то это я мог спросить не вызывая подозрений в собственном невежестве, – из чего это сделано? Какие-то семена? Или растение?
- Нет. Это деликатес из сушеной кожи песчаного червя, что у самой головы. Ее перемалывают в сыпучие сахарные гранулы, потом спекают и обжаривают в маслянистом соке цитрусового дерева.
Закашлявшись, я подавил желание выплюнуть конфету. Черви, значит черви, что ж раз так. По крайней мере, это было вкусно. Но на всякий случай, я достал еще одну конфету и внимательно просмотрел ее на свет – вдруг обнаружится что-то ползучее? Надежды были напрасными.
- А мы можем увидеть этих червей?
- Халуки, так они называются, - тут же поправила меня Кьяра.
- Да, мы можем на них посмотреть? – не отступал я.
- Пожалуй, - сощурилась моя невеста, - если ты не испугаешься.
- Червей? – мои брови сами поползли вверх. Яра явно издевалась. – Они что, такие страшные?
- Халуки могучи, - фыркнула язва, - ты как зерно, рядом с песчаным червем.
Честно говоря, верилось слабо.
Мы взяли борд на какой-то технической станции, и я в полной мере смог ощутить разницу между машинами Галимея и теми, которыми пользовалась общественность. Старый, чуть пошарканный, медлительный механизм – уж к такой скорости я привык, только если хожу пешком, не иначе. Яра же казалась вполне удовлетворенной, видимо, точно зная, что ничего лучше получить мы не сможем. Ну и ладно, все одно, не ногами идти. Расстояние оказалось приличным – мы летели так долго, что достигли огромной стены, окружавшей город плотным кольцом. Я даже успел подумать, что халуки, вероятно, не совсем такие, как мне думается. Боги, я тогда не знал, насколько окажусь прав!
- Нам нужно за стену, - прокричала вредина, как только мы приблизились к возвышающейся громаде.
- Ты хочешь, чтобы я застрял в этой… этом… дырке? – изумился я в ответ.
Она явно не оставляла попыток меня убить. Моя милая невеста.
- Ты не застрянешь, не бойся, - отмахнулась Яра.
- Не надоело? – в который раз за сегодня я нахмурился.
- Что? – изумление на ее лице было неподдельным.
- Подозревать меня в трусости.
- Поскольку мы только вдвоем, то я могу подозревать тебя, сколько захочу, - заулыбалась она. – Это не считается оскорблением.
- Я тоже могу вспомнить пару вещей, которые могу делать, когда мы только вдвоем, - завелся я, - и они тоже не будут оскорблением!
- Что? – глаза Каримы, казалось, метали молнии.
- Давай первым пойду, говорю.
- Нет, - презрительно сощурилась она. – Ты не знаешь пути. Будешь идти за мной.
Яра указала место, где мы смогли оставить борды – предстояло идти пешком. Направившись в одно из отверстий в стене, Карима пошла вперед. Стараясь соблюдать минимальную безопасную дистанцию, я направился вслед за ней. К тому времени, как из дальнего конца прохода показался свет, пещера ощутимо сузилась – я даже успел подумать, что могу застрять где-то посередине. Однако все обошлось, лишь немного потерся о стены плечами.
Открывшийся пейзаж был достаточно уныл – ближняя граница очерчивалась острыми пиками скал, а дальняя уходила в горизонт, пропадая между небом и бесконечными барханами песков. Очень скоро я ощутил, что сапоги, предназначенные для прогулки по городу, совершенно не подходят для визита за него. Ноги просто утопали в песке, хотя мы даже не сошли с каменного плато. Пришлось даже пару раз цепляться за скальные наросты, чтобы помочь себе выбраться. Карима же, более привычная к такому окружению и наверняка одетая подобающе, легко двигалась вперед и даже успевала просвещать меня насчет некоторых тонкостей жизни амирян.
Все казалось безумно интересным – и то, что под городом, как оказалось, находился скалистых пород, удерживающий его от поглощения песками, и то, как питаются и живут невиданные мной халуки. Я не уставал задавать вопросы. И, кажется, даже появилась возможность поговорить о свадьбе, как вдруг…
- Смотри, смотри! – Яра взмахнула рукой, указывая вдаль.
О, Н’Габах! Зрелище явно стоило того пути, который мы проделали!
Червь оказался не просто огромным, он был исполинским! Не знаю, насколько далеко мы находились, но по ощущениям халук был раза в два больше стены, которую пришлось пролететь по пути сюда.
- Отсюда не видно, - с возбуждением проговорила Карима, точно так же уставившись вдаль, - но он не просто огромен. Шкура халуков – это своеобразная броня, чешуйчатая и очень крепкая, пробить которую почти невозможно. У наших охотников специальное оружие!
Слушая, я не отрывал взгляда от самого необычного зрелища, которое видел по сей день. Песчаный червь вздымался над барханами на метры, напоминая огромную волну цунами, несущую смерь среди вод. Его бока матово отражали оба солнца, алея и желтея одновременно. Пасть халука казалась мне издали огромным крепким клювом.
- А еще во рту у них зубы-крюки, которые мы тоже используем и даже продаем чужеземцам, - гордо продолжала Кьяра, будто отгадывая мои мысли, - говорят, на кораблях их используют чаще всего. Ты наверняка видел.
- Он огромный! – выдохнул я в ответ.
- Я говорила, - голос язвы был очень довольным.
- Хотелось бы мне посмотреть поближе… Много у вас подобных тварей?
- Посмотреть на халука ближе может только охотник, - фыркнула вредина, - или тот, кого червь сейчас сожрет. Это самый крупный живой организм Амира. Правда есть еще гигантские скорпионы, но их мало, и водятся они только в дальних частях пустыни. Но, если тебе так интересна фауна нашего мира, мы могли бы посетить зоопарк.
- Да, мне интересно, - я все еще не мог оторваться от созерцания червя, хотя из-за пыли им поднятой, почти ничего рассмотреть уже не удавалось.
- Ты забыл сказать «пожалуйста».
Все-таки она такая язва…
Домой мы добирались на тех же бордах, отправив рабов вернуть их на стоянку – одно из солнц уже садилось. Отцы находились в главной комнате, играя в шахматы. Памина сидела там же и читала. Они радостно поприветствовали нас, Алим заявил, что мы вовремя, и пора ужинать. Яра сразу же пошла переодеваться, и я последовал ее примеру, будучи весь в пыли после путешествия за стену.
С облегчением скинув грязную обувь и верхнюю одежду в углу своей комнаты, я потянулся. Мне приготовили большой кувшин с водой и соответствующий ему таз. Для омовений оставили небольшую губку. Чистая одежда лежала рядом, на постели. Легкая рубаха и белые штаны, все простое, из легкой ткани, даже без вышивки, истинная домашняя одежда амирянина. Дверь я закрывать не стал, надеясь хоть на какой-то сквозняк, все равно ничего не было заметно через длинные яркие полосы тканей, которые традиционно вешали в проходе. Конечно, большая ванная с водой стала бы сейчас просто благословением, но за неимением большего, приходилось довольствоваться малым.
Вылив часть воды в таз, я с наслаждением окунул туда лицо, мгновенно вынырнув и отфыркиваясь. Капли воды разлетелись вокруг и ручьями потекли вниз по плечам и спине. Я постоял так еще немного, время от времени брызгая на себя водой. Жизнь сразу улучшилась и даже прошла усталость, которая неминуемо ощущалась после долгой прогулки.
- Эй-элеб!
Обернувшись на звук, я увидел пунцового оттенка Яру. Теперь на ней была легкая домашняя тара, хотя косы точно так же змейками вились по спине и плечам. Она была… милой.
- Ты не должен разгуливать по дому в таком виде! – моя невеста почти сопела от возмущения. – Это неприлично!
- Я в своей комнате, вообще-то… - ошарашенный внезапным напором промямлил я.
- Ты весь мокрый! Без рубахи! Как так можно?!
Глаза ее метали бы молнии. Если бы Кьяра могла, то, кажется, придушила бы меня на месте.
- Не понимаю, в чем причина твоего возмущения. Тебе же, вроде бы, все можно, - снова посмотрев в ее убивающие глаза, я поперхнулся и добавил, - в смысле, смотреть.
Не знаю, сработало это, или что-то другое, но насчет моего внешнего вида Яра больше ничего не сказала. Она просто передала, что нас ждут, и помогла расплести косы, перед этим настояв, чтобы я полностью оделся. Я, разумеется, не стал напоминать, что сама она в своей комнате ходит гораздо более раздетой. Хотя, не удивлюсь, если по выражению моего лица было ясно, о чем я задумался. Ну, или мне так показалось.
К столу мы пришли вместе, вызвав улыбки у окружающих. Впрочем, это совершенно не отменяло унылых выражений лиц у нас обоих. Посадили нас тоже рядом – не то, чтобы мы сидели как-то иначе раньше, но теперь это ощущалось по-иному. Присутствие Яры по неизвестной причине заставляло меня нервничать.
- Что вы смотрели сегодня, Эймер, Яра? – с любопытством осведомился Галимей.
- Мы ходили в Дом Книг и Картографии, отец, - ответила Карима, - после Эй-элеб выразил желание увидеть халука, и мы направились за стену.
- Нужно было взять с собой Авраама.
- Ты сам сказал, что Эй-элеб – достойный молодой человек. Я подумала, что нет нужды, чтобы кто-то еще сопровождал нас, - отмахнулась вредина.
Хозяин дома только вздохнул.
- И тебе понравилось, Эймер? – спросила Памина.
- Да, очень, - не смог удержаться я. – Песчаные черви огромны и удивительны. Не ожидал встретить здесь существо, не уступающее по размеру дракону.
- Дракону? – оживилась Яра. – Ты видел дракона? Я только читала о них и видела рисунки в книгах.
- Да, их не увидишь так просто, - кивнул Константин.
- Но мы видели, - подхватил я. – Когда я был еще просто учеником, мы совершали перелет на Остров Отверженных, колыбель всех оборотней. Ох, этот дракон был просто огромен! Он только на миг мелькнул под нашим кораблем, но мне подумалось, что мы все поместились бы в его пасти целиком! Да что там, одна голова была как весь наш «Вепрев Клык»! А уж скорость! Бьюсь об заклад, дракону не надо три дня плыть до серединных островов!
- Я так и не поняла, какой он был, - нахмурилась язва.
- Величественный. Темно-зеленый с переливами голубого. Чешуйчатый. С пастью, полной острых зубов, - на секунду у меня перед глазами предстало давнее зрелище.
- Красивый, наверное, - с мечтательной улыбкой произнесла моя невеста.
- Очень, - я не удержался. – Одно из самых красивых зрелищ, что я видел в жизни.
- А какое еще красивое?
Почему-то в голову сразу пришла Яра, стоящая на балкончике и одетая в ту паутинку, которую она называла одеждой. Я густо покраснел и поперхнулся, закашлявшись. Константин и Алим переглянулись, начав хохотать, а Карима с подозрением уставилась на меня. Наконец откашлявшись, я выпил воды и с надеждой произнес:
- Закат с корабля?

»» 25.06.14 22:32 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Поверишь ли ты, Великая Санва?
Это был первый день, когда мне действительно было приятно проводить время с ним. Эйм был забавен и обаятелен, с энтузиазмом увлекался моими рассказами и радовался видами, словно ребенок.
В глубине души я именно так представляла себе свое первое впечатление о море. О том самом, глубоком и бескрайнем. Я не испугаюсь.
Эймер представлялся мне таким же. Глубоким и бескрайним.
Но мои предрассудки не уступали. Порой мне казалось, что он просто издевается. Словно назло он выдавал непонятные определения или раздражающие комплименты, все время пытался каким-либо образом коснуться, а иногда так смотрел, особенно когда мы были наедине, что мне становилось не по себе. Но тот момент покоя, когда мы были за стеной, вне Амира, глубоко пробрался в мое сердце. Мне хотелось повторить. Мне мечталось об этом.
Сегодня мы намеревались продолжить исследования моего мира. Я обнаружила, что с ним ранее привычные вещи преображаются и воспринимаются по-новому, будь то мое любимое лакомство, карта Амира, или огромные размеры халука. Когда Эймер начал рассуждать на тему червя как транспортного средства, я поняла, что вполне рассматриваю этих исполинов в подобном качестве в перспективе. И это было удивительно и забавно.
В планах на сегодняшнее гостеприимство было путешествие по Амиру на борде (на сей раз за рулем должен был быть жених), и поиск наиболее интересных мест. Так было и удобнее и увлекательнее. Не знала же я, какие именно предпочтении у Балабола.
Я бы показала ему цветные колодцы, где красят знаменитые на все острова прекрасные южные ткани, и прохладные общественные купальни, где можно спрятаться от душной жары. Хлева с редкой фауной Амира, может башню наблюдений за Солнцами и звездами и то странное сооружение, позволяющее увидеть созвездие Красной Бездны. Его спроектировал один Южанин, и что меня больше всего захватывало - отец никогда не стремился как-либо совершенствовать это устройство. Это был истинно Амирский механизм.
А еще, возможно, мы наведались бы к самому Амир-шаху.
Но сперва мне нужно было найти Эймера. Поиски не были долгими и увенчались успехом. Мне ли не знать, где может обитать механик?
В данном конкретном случае - под бордом в гаражном отсеке.
- И что это ты там ломаешь? – задала я вопрос, складывая руки в замок.
- Я не ломаю, а совершенствую, - приглушенно донеслось из под машины.
- Моего отца теперь не хватает? Ты решил что лучше?
- Я не говорил, что лучше, - выползая на свет Санвы, отозвался жених. – Но я определенно шустрее.
Улыбка эта была ярче I Солнца. Но я все же засомневалась, наблюдая, как он вытягивает машину из гаражного амбара на обходные тропы города. Булькал двигатель как обычно, хотя улыбка Балабола все еще не слезала с его лица.
- Эта дорога не предназначена для погонь, - осторожно намекнула я.
- За то переходное шоссе вполне подойдет, - кивнул мой жених, обходя борд с последним осмотром.
- Я с тобой никуда не поеду! – заявила я, когда он потер руки в очевидном предвкушающем жесте.
Он удивленно глянул на меня.
- Поедешь, конечно!
С этими словами Эйм подлетел ко мне, и я взвизгнула. Наверно, подобный звук покидал мои уста впервые, потому что меня он напугал очень. Но еще больше меня напугал Эймер, подхвативший на руки и закидывающий мои ноги в борд. Я можно сказать сползла на сиденье, в оцепенении наблюдая, как на меня накидывают ткань тарана и суют в руки платок и походные защитные очки. Он быстро укутался и вскочил в борд, радостно подвывая себе какую-то напутственную песню. Я успела кое-как экипироваться, и машина рванула с места, а мое похолодевшее от ужаса тело вдавило в сидение.
Пять минут – и полет уже страшнее некуда. Про себя я без остановке молилась Санве. Наверно именно поэтому я не могла вымолвить ни слова. Зато Эймер орал во все свои легкие, словно мола. И я бы посмеялась, когда водитель стал кашлять от попавшего в нос и рот песка, если бы в это самое мгновение не боялась за свою жизнь больше всего.
Ох и распекала же я его, когда он наконец соизволил остановиться. Кричала пуще трубного гула песчаного червя, топала ногами и махала руками, сбрасывая с головы пропыленный сицци. А потом заявила что больше никогда никуда с ним не поеду, повернулась и пошла по узкой улочке, пошатываясь, с целью лишь уйти подальше.
Но он поймал. Только моя неспособность от пережитого нормально сориентироваться в пространстве позволила жениху увлечь меня в какой-то темный угол. А дальше…
дальше я пропала…
Он целовал меня мягко, влажно, долго. Так долго, как еще никогда не было. Я разомлела и расслабилась, забыла о страхе, борде, о приличиях. О Санва Священная, я забыла о гордости. Если бы нас сейчас застукали, то это было бы либо союзом, либо позором. И назад пути никакого. Не знаю, кто остановился первым, но когда я с усилием подняла веки и увидела за его спиной камень стен, я пришла в ужас. И хотелось бы накричать или врезать, но было чувство что силы иссякли.
- О Санва, - простонала я, прикрывая руками лицо.
- Карима, - позвал меня Эймер, прижимая к себе, - нас никто не видит, не бойся.
- Ты не должен, - взмолилась я, отпихивая его от себя.
- Хорошо, - сдался он, разжимая объятия и отступая в свет, - больше тут не буду.
- Я все равно не поеду с тобой на этой адской машине.
- Но мы же можем просто пройтись, - с надеждой в голосе. – И я расскажу тебе о Бескрайнем море.
Это был соблазн, какого еще не было в моей жизни, он протянул руку, я встрепенулась.
- Об О'Шьене…
Влечение… желание… слышать, видеть, знать.
- Хорошо, - с опаской.
Я позволила взять свою руку.
Мы вышли на крайнюю улицу, и Эймер начал свой рассказ
- ...о море. Безбрежном, имеющем множество различный оттенков: серых, синих, зеленый, а порой и желтых, тонов, что и не может когда-либо представить человек, невидевший.
Оно бескрайнее, как пески, от горизонта до горизонта. Бесконечное. И очень красивое. Живое. Не потому, что в нем так много различных существ, а просто… оно живое.
Знаешь, частенько говорят, что море - это воплощение О'Шьена, и я этому верю. Ведь ты веришь, что солнце - воплощение Санвы. Они оба живые.
Море постоянно в движении и оно прекрасно в этом. Когда я был маленьким, то часами мог смотреть на воду, как она переливается и гонит тень корабля, пролетающего в вышине. Это меня завораживало тогда и теперь тоже.
У тебя глаза такого цвета, цвета моря. Оно не синее, как говорят, нет. Оно состоит из оттенков. Синий, зеленый, лазоревый, изумрудный - там есть все они, постоянно сменяющие друг друга. И белые мазки пены, с яркими отблесками солнца, играющими на чешуе рыб. Твои глаза тоже меняют цвет, знаешь?
Это мое первое четкое воспоминание с детства. Я стою и смотрю на глубокие бурные воды. Наверное я уже тогда знал, что мне это суждено - связать свою жизнь с морем. Помню, как был захвачен зрелищем, как тянул руки... но кто-то поймал меня. Может быть, это была моя мать?..

Мы гуляли долго. Эймер тщательно отвечал на мои вопросы. Я пыталась представить Балабола среди воды, но скорее всего мне не хватало знаний. Я могла в воображении окрасить барханы в зеленые цвета, но не была уверена что море такое. Однако воодушевление, с каким Эйм рассказывал о неизвестной мне стихии, завладело и мной.
Мне захотелось поделиться святыней.
Я потянула его обратно к борду, с условиями не гнать конечно, иначе не покажу дорогу.Путь лежал в самое сердце Амира к величественному золотому Храму Санвы.
Издревне существует 13 Храмов, отображающих тринадцать положений Богини в небесных чертогах. Каждый Храм был построен так, что в определенный час взгляд Санвы направляется в око – отверстие в куполообразной центральной крыше – даря целительный священный свет лишь его стенам. Альвион – самый большой центральный Храм Богини, где в гостеприимство в полдень оба Солнца царствуют в оке. Их свет усиливается слезой песков – абсолютно гладким и прозрачным солнечным камнем Ярритом*. Его облицовывали сотни лет водой из самого бескрайнего моря, чтобы он приобрел такую гладкость. Таким образом свет с небес усиливается, но не преломляется.

Мы с Эймером остановились и вышли из механизма. За одной из смотрительных за бурями башен, обойти которую можно было лишь пешком, открывался вид на Альвион.
Это был величественный дворец Богини, отливавший заревом в свете заходящего I Солнца. Купола тянулись к Богине своими остроконечными пиками, прекрасные дочери Санвы, расправляющие паруса-крылья в желании взлететь, собирали священную влагу. Огромные лестницы и единственные два мелководных бассейна образовывали открытую площадь. С нее Храм казался одиноким олицетворением чего-то нереального. Он сиял столькими оттенками желтого и золотого, что я невольно задалась вопросом, а не так ли переливается морская гладь в своих неповторимых тонах.
Входя в двери обители Санвы, я потребовала, чтобы Эймер разделся до тары. Весь таран отдали жрице в небольшой раздевалке при входе. Юноша зачарованно прошел дальше, намереваясь осмотреть внутренние убранства. Но я его резко остановила, дернув на себя.
- Эй-элеб, - засмеялась, провожая в другую небольшую комнату, - нам сюда. В таком виде нельзя входить в Храм, - поясняла я, снимая с себя татран и принимая таль от подоспевшей жрицы, - перед Санвой все равны. Так должно.
Таль представляла собой молочного цвета накидку, одевающуюся через голову и скрывающую все тело, за исключением кистей и ступней, которые должны были быть нагими, то есть вся обувь оставлялась тут же. У тали был капюшон, но его можно было не надевать, это зависело от цели визита. Нашей целью было любование обителью.
Эймер смотрелся забавно в белой тали и со светлой головой. Бледность его кожи сильно выделялась и казалась неземной. После переодевания нам вручили по маленькому гладкому ярриту – знаку связи с Санвой, и теперь мы могли вступить в сам Храм.
Не знаю, что видел Эймер, или каким он это видел, но внутри Альвион был похож на бесконечную мозаику, собранную из многообразных материалов и всевозможных цветов, освещенных светом и тенью. Здесь не было рисунков Богини, но было множество ее детей, дочерей и сыновей. Расписывать стены перестали давно, когда места больше не осталось, однако каждое новое освещенное рождение записывалось на специально выстроенных в дальнейшем колоннах в Храме, чтобы луч Санвы вновь и вновь касался своим благословением своего дитя. И строилось все это с таким расчетом, что каждый час своего царствования в данном Храме, освещался ликом Богини каждый уголок дворца.
Эймер не остался равнодушным к нашей святыне. Он задавал уйму вопросов, на которые я еле успевала ответить, не повышая голос в гулком каменном молитвенном зале.
Я рассказала об обряде крещения и проводов в далекий путь к перерождению, о благословительном обряде союза мужчины и женщины по обычаю Южного народа, когда суженые под ликом Санвы, в час ее царствования в Храме, дают обеты, пьют священную влагу, собранную водоотборными трубами, и связывают судьбы, пока Санва не решит разрушить этот союз.
Умолчала я только, что планировалось именно в Альвионе завершить нашу помолвку союзом. А когда он спросил, то я ответила ему, что до свадьбы дело не дойдет, я обязательно найду способ разорвать эти заговорчесткие договоренности наших отцов с малыми потерями для каждого из нас.
Обманывала ли я его? Санва свидетельница, я начинала думать, что из этого заговора может выйти и что-то путное, если конечно опустить ту унизительную для моей гордости часть, что придется связаться с выходцем из нижнего мира.
А когда мы вернулись обратно в дом Алима, Эймеру пришло письмо.
_________________
*Яррит - камень, который рождается при соприкосновении молнии в пору редких дождей с песками пустынь Амира. Цвет имеет желтый, словно светящийся изнутри. Обтачиваются по разному и имеют разную цену, в зависимости от поры этой находки

»» 20.07.14 22:52 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Проведя почти бессонную ночь, я чувствовал себя настоящим глупцом. Но не потому, что причиной снова была Яра, а потому, что теперь произошедшее с нами виделось мне в совершенно другом свете. Помоги мне Н'Габах, я даже думал, что наши отцы оказались правы, заключив свое безумное и бездумное соглашение.
С Каримой было легко - она понимала меня, терпеливо переспрашивая детали и помогая находить слова для более точных пояснений. Спокойно - когда не нужно было держаться условностей и обязанностей, навязанных строгим обществом и верой, моя маленькая невеста действовала просто и логично, как и полагает дочери настоящего механика. Весело - говоря вполне серьёзные вещи, девушка умудрялась подшучивать надо мной, действуя легко и изящно, так, что иногда я не мог угадать ее намерения до самого осуществления. Она была интересна мне, как давно желанная непрочитанная книга с бессчетным количеством томов, и точно так же притягивала. Однако я осознавал и то, что сама Яра, вероятно, совсем не желает видеть меня в качестве своего мужа - она неоднократно это заявляла. Но не я ли говорил то же самое еще совсем недавно?
Однако было в Кариме и то, что не поддавалось никаким моим прогнозам и самовнушению. Она влекла меня к себе, как лучи солнца манят цветок, что растет все выше, с надеждой на касание тепла и света. У неё были и свет, и тепло. И кажется, как бы глупо это не звучало, она была для меня солнцем. Наверное, это все южный климат. Некоторым он полезен, а мне - иссушал мозг. Думать так было проще, нежели признаться себе самому в чем-то ином.
Мысли такие в различных вариациях одолевали меня, сумбурно перемежаясь со снами, в которых улыбающаяся Яра стояла на балконе в ничего не скрывающем одеянии, напоминающем паутинку. Конечно, я понимал, что все это - лишь плод моего воображения. Да и девушка, такая как она, воспитанная с честью и достоинством, почтением к божествам и достойным людям, все же не пара непонятного происхождения байстрюку, коим я являлся. Пусть и воспитанному механиком, пусть и перенявшим достойную профессию, пусть и... тому, кто все же в силах о ней позаботиться? Или нет? Возьми я сейчас на себя эту ответственность, отказаться ведь будет невозможно...
Наконец устав от этих мыслей, и едва дождавшись появления второго солнца из-за горизонта, я оделся и вышел из комнаты, намереваясь воспользоваться одним из советов отца - "чтобы очистить голову - займи руки". Честно говоря, мне даже хотелось встретить Алима или Константина, расспросить их о работе и вероятно, получить возможность занять себя чем-то до появления Яры. Сегодня мы тоже должны были смотреть город, и я уже предвкушал нашу поездку, хотя совершенно не представлял, что же меня ждет.
Наши старые заговорщики находились внизу, чинно восседая на подушках и играя в шахматы. Оба были довольны, веселы и, насколько я расслышал, на кону было имя нашего с Ярой первенца. Захотелось застонать в голос, но я сдержался. Хотя явно почувствовал, как на голове моей зашевелились от страха волосы. Как могли они не только решать за нас о браке, но и обсуждать - какой ужас - наших детей! Нужно было с этим срочно что-то делать!
- Доброе утро! - преувеличенно бодро прокричал я, входя в комнату. Специально, конечно же, чтобы привлечь к себе внимание.
- Эймер, - поприветствовали они меня, - как спалось, рука не беспокоит?
- Нет, с рукой уже все в порядке. В Амире просто чудодейственные лекари, - рука и правда не болела, да и головная боль не давала о себе знать уже... да, со вчерашнего дня, - но беспокоит меня кое-что иное.
- Вот, Алим, видишь, - перебил меня Константин, - я говорил тебе. На нем все быстро заживает. Немного времени, и он снова как новенький.
- Да уж, - усмехнулся Галимей, - ты уверен, что он не одно из твоих изобретений?
- Нет, - констатировал отец, - слишком вредный.
Я вздохнул. Почему, когда они начинают говорить, остановить этих двоих почти невозможно?
- Может, расскажете, чем тут заняты?
- Играем в шахматы и говорим о жизни. Что нам, старикам, еще нужно? - ответил за двоих Алим.
Для тех, кто просто играет в шахматы, у них были слишком уж довольные лица. Интересно, они и вправду думали, что я ничего не слышал? Впрочем, говорить или даже размышлять о детях не хотелось. Это было слишком странно и слишком много для меня, вот так сразу. Так что я решил просто переключить их внимание на что-то более привычное.
- Жаль, - подкреплением моих слов стал тяжелый вздох, - а я хотел узнать, как устроены борды.
- А вот это, мальчик мой, очень хороший вопрос! - Галимей встал, пройдя в другую комнату, а отец убрал все в сторону, освобождая стол. Место шахматной доски занял чертеж, старые механики расселись по своим местам, а я оказался в центре. - Вот, смотри.
Тонкие четкие линии обрисовывали раму изделия, а линии потолще обозначали механические детали. Впившись в них глазами, я водил пальцем в сантиметре от бумаги, рассматривая наиболее сложные соединения и узлы, упоительно впитывая каждую частичку гения Алима, с каждой секундой разгадывая секрет устройства. Это было буквально откровением, но, к сожалению, совершенно не сработало бы нигде, кроме песков Амира...
- Это просто гениально, - признал я, наконец, оторвавшись от чертежа.
- А ты как думал, - рассмеялся Галимей, - я же Первый Механик Амира! Изобретение должно быть гениальным, чтобы дать тебе такой статус.
- Но если вот тут, - мой палец уперся в один из узлов, - мы сможем добавить тяги от вот этого колена, а тут добавим еще один клапан...
- Нет, слишком большая разность давлений, - покачал головой Алим, - я пробовал и получился взрыв.
- Нужен еще один вывод избыточной энергии, - перебил нас обоих Константин, - вот тут, например.
- И это я пробовал...
- Нет, - перебил я, - нужно делать пятиугольником! Смотрите! Тут и тут! Это перераспределит давление и увеличит скорость, как минимум, в три раза.
- Тогда нужно установить большие солярные панели, - задумчиво ответил Галимей, - но думаю, что должно сработать. У меня есть старый двухместный борд в гараже. Попробуешь модифицировать?
- Конечно, - сразу согласился я. - Кстати, хотел спросить, мы ездили и на многоместных бордах, но в городе таких я не видел, почему?
- Это экспериментальные модели, - снова улыбнулся отец Яры, - пока их используем только мы, несколько я подарил амиршаху и некоторым богатейшим семьям. Хотя в надежности, конечно, уверен, но пока мне не удалось снизить затраты на их производство, а это, как ты понимаешь, очень важно.
Кивнув с серьёзным видом, я встал, и, неловко повернувшись, сшиб доску с расставленными фигурами. Осталось только разохаться и просить прощения за собственную неуклюжесть, жалуясь на недавние травмы. По взгляду было понятно, что отец мне не поверил, да и улыбка на лице Галимея говорила о том же, но партию со странной ставкой я все же разворотил.
- Что поделать, - услышал я тяжёлый вздох Константина, когда уже вышел, - придётся начинать заново. Не хочешь в этот раз добавить ещё и дату?
Это безнадёжно...
***
- И что это ты там ломаешь? – при первом же звуке сердце запнулось стуком и помчалось вскачь, как бешеное. Этот голос я бы узнал где угодно, как и его хозяйку.
- Я не ломаю, а совершенствую, - крикнул я погромче.
Получилось радостно. Заметила ли Яра воодушевление в моём голосе?
- Моего отца теперь не хватает? - тон ее голоса был шутливым, - ты решил что лучше?
- Я не говорил, что лучше, но я определенно шустрее, - заметил я, выбираясь из под механизма.
Наряд ее был, как всегда, продуман до мелочей - нечто лёгкое, как облако, с вязью золотых солнц и множеством косичек, украшенных золотыми бусинами. Сегодня мою голову не покрывали косы - обычно ведь их плела Карима - да и одет я был попроще, но снова в тех же цветах, будто мы сделали это специально. И да, она была очень красива.
Не сумев согнать с лица дурацкую счастливую улыбку, я занялся механизмом, точнее вытягиванием его на проезжую часть. Конечно, можно было бы включить его сразу, но эффект не был бы таким, как мне хотелось. Все же, мне хотелось впечатлить Яру.
- Эта дорога не предназначена для погонь, - в голосе моей маленькой невесты была изрядная доля сомнения в нашем будущем предприятии.
- Зато переходное шоссе вполне подойдет.
Обойдя механизм в последний раз, я подергал все трубки и проверил подключения, убедившись, что крепления не слетят в ключевой момент. Конечно, я и так был в этом уверен, но всегда требовалось удостовериться перед тем, как завести машину - так учил меня Константин, и я непреложно следовал его правилам в работе.
- Я с тобой никуда не поеду! – раздалось за моей спиной.
Как бы ни так! А для кого тогда я тут старался, спрашивается?!
- Поедешь, конечно!
Подхватив Кариму на руки, я подсадил ее в борд, при этом язва издала какой-то странный звук, похожий на писк. Кажется, невеста моя весила не больше котенка и даже места занимала соответственно. Странно. Раньше я за ней этого не замечал... Но все было почти готово и проверку интересного факта можно было отложить на потом. Схватив приготовленную рабами еще раньше верхнюю одежду, я сунул Яре ее сверток и распотрошил свой. Там находилась традиционное одеяние - за время своего нахождения на Амире я кое-как наловчился, поэтому накинул все довольно быстро, сразу же вскочив на водительское место.
Сдвинув все рычаги и вдавив педали до упора, я направил борд на самую широкую и пустынную часть дороги. Ещё достаточно рано, поэтому народа почти не было - рабы уже закончили свои утренние дела, а почтенные амиряне трапезничали, как пояснила потом Яра. Но сейчас мы просто летели, ветер развивал мне волосы, а дорога мелькала внизу одной сплошной линией, как когда-то привычно до неё - море. Это было волшебно и этим хотелось делиться, не то, что поездкой на моле. Однако оглянувшись назад, я с удивлением обнаружил, что Яра моих восторгов не разделяет.
Кажется, я облажался.
Пришлось затормозить и с грешным лицом выслушивать обвинительную речь о том, какой я злой, нехороший, подлый и самый низкий и низких, посмевший заманить дочь великого Галимея Алима в адскую машину и попытавшийся ее убить. Тот факт, что машину создал отец Каримы, даже не рассматривался, а я не решился привлекать внимание или отвлекать ее от пылкой речи. В конце концов, я впервые видел южанку в истинном гневе, и пусть меня разорвет, если она не была прекрасна!
Конечно, слова рано или поздно должны были закончится, как и Ярин запал - финишировала она обещанием, что больше никуда и никогда со мной не поедет. Не став разубеждать ее теперь, я просто догнал и прижал к себе, уводя туда, где людей и вовсе не было.
Это был какой-то узкий каменный тупик с маленькой дверью в конце, и пахло тут пылью, но после он ещё снился мне, как и любое другое место нашего уединения. Приподняв ещё голову, я коснулся губ Яры своими, кажется, совершенно прекратив дышать. Пусть она ругает меня, пусть распекает, пусть... но если она будет целовать меня так, как целовала тогда, то я готов быть самым плохим во всех мирах.
Я гладил ей косы, перебирая пальцами упругие змейки волос, и они отвечали мне нежным звяканьем бусин.
Я трогал ее косы кончиками пальцев, замирая от шелка кожи и того, что ощущения эти хотелось продлить еще.
Я вдыхал ее запах, аромат чистой кожи и экзотических цветов, с едва уловимыми нотами моря, которое любил больше всего в своей жизни.
Я погружался своим ртом в её влажность и чистоту, отдавая и беря, будто это - то единственное, чего все время только жаждал, и если бы нас обнаружили так, то...
Я понимал все это и не понимал ничего.
Она будила во мне...
- О Санва, - голос Яры был ещё более расстроен, чем после полёта на обновленном борде.
- Карима, - я все ещё держал ее, просто не в силах отпустить. Она была такой хрупкой и едва заметно дрожала, - нас никто не видит, не бойся.
А может быть, это дрожал я?
- Ты не должен!
- Хорошо, - уступив ей, я отошёл в сторону улицы, чтобы больше даже соблазна не возникло приблизиться, - больше тут не буду.
- Я все равно не поеду с тобой на этой адской машине.
Неужели она решила, что это был такой способ уговоров?
- Но мы же можем просто пройтись, и я расскажу тебе, - помедлив, я вдохнул, все еще ощущая тот самый запах, - о Бескрайнем море, об О'Шьене.
Хотя больше мне хотелось говорить о ней самой, и это было неожиданно.
- Хорошо, - решилась Яра.
Взяв ее за руку, я начал свой рассказ, но вот беда, совершенно не помню, о чем говорил.
Помню тонкие пальцы в своей руке. И влажную ладонь - свою. Как она всплескивала руками в особо впечатливших ее местах в рассказе, снова беря меня за руку. Наклоняла голову, когда то, о чем мы говорили, требовало времени, чтобы подумать. Или как на лице ее появлялось мечтательное выражение лица, если я говорил что-то, что Яре было неизвестно до этого. Она задавала вопросы, а я отвечал, стараясь описывать максимально точно и подробно, и надеюсь, ничего не упустил.
Наконец Карима успокоилась и сама повела меня назад, к борду. Взяв слово, что я не буду гнать как умалишенный, она взялась указывать дорогу. Скажу честно - я не пожалел. То, что Амир - красивый город, я знал и раньше, а теперь с удовольствием наслаждался видами с места водителя.
Дома были все как на подбор, красивые и ухоженные. Не знаю, возможно, потому что мы были в центре, но ведь вчера, возле стены окружающей город, окружающее убранство казалось не хуже. Дорога была выложена шлифованными камнями, а на некоторых площадях, которые мы видели и вовсе узорчатой плиткой. Кое-где росли деревья и кусты, обнесенные заборчиком, а Яра сказала, что рано утром их поливают специально приставленные рабы. Это честь, ухаживать за растением, чтобы оно приносило радость всем - пояснила она.
Здание я увидел еще когда мы подъезжали, и оно просто ошеломило меня красотой и величием. Теперь, когда можно было спешиться, я просто застыл, рассматривая все, что мог. Огромное, с куполообразной полой крышей, бессчетным количеством колонн, поддерживающих массивное тело и распахнутыми воротами в центре, оно дышало спокойствием и уютом, как гостеприимный дом.
- Это Альвион, центральный Храм Амира, посвящённый матери нашей, Санве, - сказала Карима.
- И я могу войти? - мне очень хотелось. По правде говоря, я на это надеялся.
- Конечно, глупый, - улыбнулась Яра.
- Ты не можешь называть кого-то глупым потому, что он не знает обычаев твоей страны, - тут же запротестовал я.
- Тебя могу, - уверенно отозвалась она, - ты мой жених. Это мне позволено.
- Язва, - откликнулся я.
Обидно почему-то не было ни капельки.
Мы шли вперёд, и мне открывались все новые подробности: кроме основного купола, крышу покрывали еще несколько, что делало Храм похожим на дворец. К входу вели широкие и длинные лестницы, то которым двигались прихожане - мы были отнюдь не единственными посетителями. По бокам от главной лестницы располагались два пустых сейчас бассейна, и Яра пояснила, что они заполняются во время священных дождей, один из которых будет совсем скоро, а значит, я и сам смогу все увидеть. Но и без этого Храм казался божественно прекрасным, нереальным, выточенным из золотой утренней дымки. Но это было не самым лучшим.
Самое лучшее было в том, что весь наш путь Ярина ладошка лежала в моей.
- Разденься, - Карима потянула меня за рукав, как только мы прошли первые ворота.
- Прямо тут? - удивился я. - Не то чтобы я был сильно против, но это же вроде неприлично?
- О, Санва милосердная, - рассмеялась моя невеста, - тебе нужно только снять таран. Мы отдадим их жрице, вот туда, видишь?
Сняв верхнюю одежду, Яра пошла к маленькой, едва заметной двери, и я последовал за ней. Оказалось, что оставить таран следует здесь. Ощущение, что мы вошли в чей-то большой дом, усилилось. Я повернулся, намереваясь проследовать внутрь, но снова был остановлен бдительной Каримой.
- Эй-элеб, - рассмеялась она, - нам сюда. В таком виде нельзя входить в Храм, перед Санвой все равны. Так должно.
К нам подошла темнокожая жрица, которая забрала головные уборы и выдала какие-то балахоны, по цвету похожие на Ярино одеяние. Они одевались через голову и были длиной до самого пола, настолько широкие, что в одном, наверное, поместилось бы три меня. Четвёртого можно было бы посадить в капюшон.
- Ещё нужно снять обувь, Эй-элеб.
Странно, до этого я не обращал внимания, но у Яры оказались очень красивые ступни - узкие, красивой четко очерченной формы, с маленькими пальчиками и нежными розовыми пяточками, как у ребёнка. Я поймал себя на мысли, что хотел бы подержать её ножку, чтобы узнать, насколько моя ладонь больше, и тут же ощутил, что подумал глупость. Но желание от этого не прошло.
- Элеб, - снова окликнула меня Карима, - бери яррит, и мы можем войти.
- Яррит?
Повернувшись к служительнице Храма, я взял из ее рук гладкий прозрачный камень, похожий на застывший солнечный свет. Казалось, что он тёплый даже на ощупь.
- Да, - ответила моя невеста, - это камень богини. Он содержит в себе ее часть. В праздник дождя, когда Санва приходит к Н'Габаху, во время их... - тут Яра запнулась и немного покраснела, - любви, с неба бьют священные молнии. Они спекают песок в камни, ярриты. Их собирают, а потом отдают в Храмы, меняя на полированные.
- Их полируют жрицы?
- Нет, - Карима рассмеялась. - Их передают на остров, который находится не очень далеко от Амира, внизу. Он стоит прямо на водной глади. Там их полирует вода.
- Так и О'Шьен участвует в их производстве? - я улыбнулся. - Интересно. А купить такой камень можно?
- Нет, Эй-элеб, нельзя, - казалось, что Яре хотелось бы сейчас совершенно по-детски показать мне язык. - Яррит можно только заработать, показав, что ты лучший.
Сказав это она пошла вперёд.
- Карима, - окликнул, - я понял, почему отец называет тебя Ярой. Это истинно твоё имя.
Она не обернулась, а я так и не осмелился спросить, достоин ли я. Боялся услышать "нет".
***
Внутри Храм был красив не менее чем снаружи, сияя теперь не золотом, а пестрым разноцветьем радуги. Казалось, что для украшения стен каждый житель Амира принёс нечто своё, а мастера, искусно выточив каждое подношение, собрали все воедино, представив миру настоящий шедевр. И только внимательно приглядевшись можно было понять, что на каждой чешуйке, заботливо вделанной в стену, был мастерски нарисован миниатюрный портрет. Это было просто удивительно.
Кроме изображений стены так же украшали зеркала. Маленькие и большие, они были повсюду, но угадать гений того, кто расположил их, мне удалось не сразу. Они отражали солнце, лучи которого проникали через крышу, помогая освещать огромное пространство Храма. Здесь не было ни одного источника искусственного света.
Но все это было лишь внешним. Здесь я чувствовал себя... дома. Будто попал в гости к родной тетушке, или что-то подобное. Почти незнакомое ощущение, очень теплое и приятное. Здесь не было нужды в словах, можно было просто постоять, впитывая красоту. Молча. Совершенно странное для меня состояние, которое я смаковал, немного отстав от Каримы, чтобы полюбоваться ее плавными легкими движениями.
- Здравствуй, - послышался незнакомый женский голос прямо за спиной.
Инстинктивно обернувшись, я увидел одну из жриц храма, смотрящую на меня. Она совершенно точно не была моей знакомой, хотя обращалась именно ко мне.
- Здравствуй, - сказал я в ответ.
- Я рада, что ты пришел в мой дом. Уже давно ее дети не навещали меня, а мои не входили в вашу обитель. Что делаешь ты на Амире?
- Свататься приехал, - было совершенно непонятно, что она говорит, к тому же, я не мог оторвать взгляда от Яры.
Это одеяние было похоже на ночную тару, а если она становилась в луч солнечного света, то и вовсе делало ее похожей на светлый дух. Возможно, мои мысли совсем не соответствовали месту, но мне жутко хотелось задрать это одеяние вверх, прогладив тело, что оно скрывало. И поцелуй. Боги, как много я отдал бы сейчас за ее поцелуй!
- Мысли выдают тебя с головой, - улыбнулась моя собеседница, - но мне казалось, что для вас узы брака чужды. Так захотела сама моя дочь?
- Яра не хочет за меня замуж, думаю, - оставалось только пожать плечами. - И почему, чужды? Люди везде одинаковы, что наверху, что внизу.
- Эй-элеб, - Яра обернулась и негромко звала.
- Извини, мне нужно...
Обернувшись, я увидел, как жрица удаляется. Содержательный вышел разговор, ничего не скажешь.
- Эй-элеб, - Яра подошла и уже тянула меня за рукав. - Пойдем, я покажу тебе место, где проводятся различные обряды.
- Конечно, пойдем, - я взял Кариму за руку, переплетя наши пальцы, и она не оттолкнула. - А почему сами жрицы не водят экскурсии по Храму?
- Они дают обет, становятся голосом Санвы.
- Это как?
- Голос жрицы принадлежит богине, - пустилась в объяснения Яра, - считается, что богиня разговаривает через своих служительниц.
- Понятно, - ответил я.
На самом деле было совершенно непонятно. Неужели я что-то спутал? Ну и ладно, все равно разговор с ней вышел пустым. Вместо этого я стал слушать Кариму, задавая вопросы и подсказывая темы, для рассказов. И мне очень нравилось, пока она не заявила, что найдет способ разорвать нашу помолвку. После настроение мое скатилось к нулю, а смотреть еще что-то перехотелось. Странно, ведь это было пределом моих мечтаний еще неделю назад, так почему же сейчас так тяжело?
А после посещения Храма мы направились домой, где Константин ошарашил меня известием, что после ближайшего праздника Дождя я еду на остров Греха...

»» 07.07.14 19:08 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Стены прутьями, впиваясь и впитывая
Кровь алую, на шелка пролитую,
Эхом от расписных потолков тишины откровение,
Времени бег не имеет значения...

Искать в коридоре, ключи потеряв,
Вихри и туманы прошлых расправ,
Как пепел осядут на чернила висков,
Сбросить бы тяжесть эту оков...

Искать, истязая, искать, разбивая
Падая вверх, поднимаясь, играя...
Роскошь садов - проклятие...благословение?..
Для безумия вечности
времени бег не имеет значения... (Ханн)




Какое-то время назад.

Замечали ли вы насколько привязываемся к вещам? Сколько нитей памяти оплетают старинную вазу и подобранный в проулке кувшин с надбитым горлышком? Сколько значений придает бесполезным, по сути своей, предметам? Скольким бессмысленным порывам поддаемся в погоне за лучшим?
И ради порывов живем...
Стоять на пороге собственного сосуда - не лучшая идея, посещавшая мою далеко не светлую голову. Но только так можно бороться с бесконечными мыслями. Когда видишь золото песков на многие зиры и слепнешь от блеска Санвы в гранях песчинок. Когда растворяешься в ясной синеве неба. Пытаешься найти хоть намек на закутанную в черное фигуру среди высоких дюн. Только тогда, из последних сил поддерживая тлеющую надежду, чувствуешь жизнь. Жизнь, которая ждет тебя где-то там, далеко, за всеми песками и ветрами, за высокими шпилями и резными дверями.
Протянуть руку, чтобы потом горько улыбнуться, наткнувшись на невидимый барьер. Через раскрытые двери вдохнуть обжигающий воздух. Представить, что вдыхаешь. Проворный скорпион, разрывая песок, спешит к порогу. Любопытно постукивая клешнями по каменной кладке. Он похож на "Заира". Пусть будет Заир.
Заир пересекает порог и цепляется за штанину. Ползет выше, кажется, что скалится, предвкушая развлечение. Скорпион царапает кожу на груди, забирается на шею и замахивается для укола. Слишком легко перехватить острое жало, раздавить кончиками пальцев, впитать крошечную искру жизненной силы. Только на малейшее мгновение ощутить ток по венам, чтобы потом бережно хранить воспоминание.
Призрачный след Заира скользит по плечу вниз, вглубь замка, сквозь анфиладу залов с резными арками, мимо фонтанов и садов, туда, где такие же призраки не устают мучить. Туда, куда стараюсь не заходить, но всегда неизбежно попадаю. Туда, где прошлое настигает и топит в безбрежном море загубленных душ.

»» 27.08.14 15:22 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

 » Эпизод. День первый - утро.

Проснись, Амирянин, проснись!
Самый главный гость осветил Юг, как делает это и всегда, но сегодня он особенно ярок. А посмотри на нашу госпожу, как заливаются румянцем ее щеки. Сегодня, как никогда, они дружны и приветливы.
В преддверии особого события, Светила наслаждаются обществом друг друга. 1Солнце вновь рассказывает Санве, какая ночь там, за горизонтом Амира, а Богиня открывает секреты ее личной ночи. Ночи дождя.
Так приветствуй же гостеприимство так же, как делаю они, наши вечные благословенные спутники. Загляни в каждое окно Амира, как делают и они, и разбуди город, тихий и безветренный, как никогда, радоваться вместе с тобой.
У тебя сегодня столько дел, Амирянин. Подготовься тщательно, собери на стол яства вкусные, цветы разные для дома, и ткани, в подарок и для украшения. Не забудь вывесить приветственные цвета во дворе, для каждой семьи - свои, чтобы гости не запутались во множестве улочек и прекрас твоего города.
И конечно же гости. Это твоя самая важная обязанность!
Сегодня Юг открыл свои двери, дома и семьи всему миру. Гостей ожидается множество, и каждый должен быть самым важным для Амира. Всячески покажи это своему гостю. Прежде всего встреть его, или пошли встречать самого отвественного из своих служащих. Чтобы гостю не идти пешком, чтобы он мог откинуться на мягкое сидение и с наслаждением любоваться на твой город, отправь за гостем лучший свой борд, украшенный цветами семьи твоей. Транспорт будет видно далеко, и каждый амирянин будет приветствовать его, как твоего почетного гостя.
Ссупра сегодня блестит, как золото пустыни, одетая в цвета АмирШаха, и только изредка разбавлен цвет зеленью семьи Алима, южного механика, сотворившего это чудо. И чтобы гость знал это, расскажи ему истории становления Амира технической и механической южной державой, которая все еще стремится к своим высотам.
Размести своего гостя как положено, со всем гостеприимством, как Санва каждый раз принимает в свои чертоги 1Солнце. Дай одежду, да не с плеча, а новую, специально купленную. Пусть рабы помогут гостю вымыться и объяснят правила поведения, а рабыни полностью посвятят себя гостье, помогут ей одеться. А потом расскажи почетному все еще раз сам. Да ничего не забудь, ведь именно твое имя будет носить гость, пока он в твоем доме, именно ты полностью несешь ответственность за его вид и поведение, а так же здоровье и настроение. Потому максимально выясни все про гостя так же подробно, как рассказываешь ему об мире Южан.
А после пригласи гостя за стол, чтобы ломился последний от всяких вкусностей. Не хвастай, это не гостеприимно, но делись всем и расположи к себе гостя своего. Чтобы он сам гордился, что именно твой гость. Накорми, потешь всякими играми, раскури с гостем трубку мира или услади его слух выступлениями своих помощников. И поведай причину, которая благословенно собрала всех в эти дни в прекрасном южном Амире. Ведь именно из-за нее застава закрывается единственный раз за все благословение, и пустеет, а порту некому встречать запоздалые корабли. И с последней за ближайшие два дня Ссупрой все жители возвращаются в Амир для празднования Ночи дождя.
А потом уложи гостя спать, да пожелай ему снов приятных и сладких, как угощения, которые он только что пробовал. Пусть он отдохнет хорошо, в это господство, потому что оно последнее в этот сезон бурь. Да Благословит всех нас Священная Санва, и да благословит нас Великий Н'Габах.

Декорации: Мир Востока, Азии, Африканских культур. 
Тип игры: Экшен, фэнтези, романтика
NC 18+ Наша игра будет продолжаться восемь дней. Четыре игровых дня (два реальных дня = одному игровому)

В первый игровой день вы познакомитесь с Амиром – городом и островом, сможете посетить базар на Заставе. Вы попутешествуете по пустыне на Ссупре и увидите - Караваны. Хозяева Амира откроют для вас свои дома.

Во второй игровой день- вы сможете, ощутить на себе гостеприимство хозяев острова – южан, побывать на рынке, где продают краску для будущего праздника красок, посмотреть на гонки на Молах ( Амирские птицы), в буквальном смысле окунуться в краски этого мира на празднике красок, увидеть Амиршаха и его дворец, Посетить купальни.

В третий ролевой день - Амир благословит своим дождем Нгабах - бог неба - возлюбленный самой Санвы. Женщины в этот день украшают себя в Храмовых купальнях. А вечером высказывают свои интерес к тому или иному ухажеру.

Четвертый ролевой день - Охота на червя, и добыча Яррита - камня что дарит Нгабах посылая молнии с неба, в песок.

_____________________________________________________________
Уважаемые гости и жители Амира. Вы можете начинать игру. Да будет ваша игра удачной)

»» 25.09.14 23:28 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________