Велиада, книга первая Мир (фэнтези, 18+)

Для ее преображения потребовалась человеческая кровь - много крови - Темнозрачный перевел всех домочадцев и слуг, дабы собрать необходимое количество этой чудодейственной жидкости и наполнить большой котел наполовину. В большой кухне особняка было невозможно шагу ступить, чтобы не споткнуться о мертвеца - мужчину, женщину, ребенка. Снимая с крючьев бездыханные тела, он бросал их куда попало, как ненужные вещи, боле не собираясь с ними возиться - перетаскивать куда-то, прятать так, чтобы их не нашли – поскольку на рассвете хотел покинуть особняк.

Он колдовал, как никогда прежде - вдохновенно и самозабвенно. Ни разу за все свое существование - ни в прошлом, ни в настоящем - он не делал ничего подобного и получал несказанное удовольствие, хотя точно не знал, что у него, в конце концов, выйдет.

Все получилось превосходно!

Одноглазая уродливая костлявая старуха, посаженная в котел с кровью, поднялась из него юной и прекрасной. Никто не узнал бы в ней древней ведьмы, какой она была днем, когда томилась в яме в ожидании смертной казни, не чая обрести свободу, и готовилась разделить участь, постигшую ее мать и брата. Ни о каком помиловании не могло быть и речи, ибо она совершила беспримерные злодеяния. Ее обвиняли в пожирании младенцев, питье человеческой крови, отравлении колодцев, наведении порчи, выкидышах, неурожае, падеже скота – во всем том, что молва приписывает злым колдуньям. Список Милициных преступлений был такой длинный, что на их перечисление ушел бы целый день, не меньше. Ведь ей было почти сто лет, и за свою долгую жизнь она много чего натворила.

Милица была безмерно благодарна своему божественному прародителю и безумно счастлива. Ей казалось сказочным сном то, что произошло с ней минувшим днем. Она получила сразу все, о чем могла только мечтать, и больше – то, о чем даже не мечтала, - у нее появился всемогущий покровитель, который спас ее от смерти, даровал новую жизнь и взял под надежную защиту.

Увидев в зеркале очаровательную молодую женщину, она поначалу не поверила своим глазам. Обретенная ею красота отличалась такой природной яркостью и утонченностью черт, какими она не обладала даже в пору девичества. Отмываясь от крови в купальне, она с восторгом ощупывала, оглаживала и ласкала свое дивное стройное упругое тело, наслаждаясь вернувшимся любовным желанием. Она радовалась как ребенок, танцевала и звонко смеялась, наряжаясь в яркие одежды и надевая тяжелые золотые украшения, снятые с убитых в доме женщин. Потом досыта наелась, пока господин вразумлял и примирял своих новых слуг, подравшихся при дележе добычи.

- Где был так долго, мой повелитель? Что с тобой случилось в Прошлом? - Милица опустилась на широкое ложе, застеленное голубым бархатом под полупрозрачным облаком поднятого полога. Украдкой она разглядывала богатую обстановку спальни, куда они уединились для беседы. Прежде подобная роскошь - резная мебель из черного и красного дерева, огромные зеркала в позолоченных рамах, дорогие красивые ткани, ковры с толстым ворсом – ей, всю жизнь скитавшейся по бедным лачугам и пещерам, была недоступна.

- В Прошлом… - Темнозрачный содрогнулся, когда повеяло дыханием Бездны и как наяву его пронзили ледяные иглы, затрудняя движение.

В Прошлом он получил хороший урок. Попытка покорения земли окончилась для него полным провалом, в прямом и переносном смысле. Долгие века он покоился в небытие и после пробуждения, вернувшись на землю, не понял, куда попал. Что еще хуже - ничего не знал про себя самого - забыл, кто он, откуда и что с ним произошло. По мере того, как восстанавливались силы, он вспомнил свою жизнь, с того мгновения, когда впервые увидел свет – белый и ослепительно яркий - и до того проклятого дня, когда угодил велеву ловушку.

- Неважно, что случилось в Прошлом! – резко ответил он, отгоняя наваждение. - Теперь неважно. Это ничего не значит! Ведь я вернулся. Прошлое прошло, надо жить в настоящем и смотреть вперед, а не назад. Ныне все будет по-другому. Как там люди говорят?

- Первый блин всегда комом?

- Нет, не то, дура. Что нас не убивает - делает опытнее!

- О, мудрейший, прости меня, глупую, - медовым голоском взмолилась ведьма и в притворном жесте, словно защищаясь или стыдясь, загородилось рукой, движение которой сопровождалось мелодичным перезвоном драгоценностей. - Я не могу угнаться за твоими мыслями, подобными стремительному полету орла, преследующего зайца.

- Я им обещал, что вернусь, а они мне: не бывать этому. И кто оказался прав? Я – здесь, целый и невредимый! А все они - мои тогдашние заклятые враги - давно мертвы. Нету их! От них ничего не осталось!

- Прах к праху. - Милица презрительно махнула рукой, любуясь блеском драгоценных камней в браслетах и перстнях.

- Я стою над жизнью и смертью! Хотел бы я сейчас посмотреть на тех великанов. О, если бы я мог вернуть им жизнь, ненадолго, на несколько мгновений… Мне бы только в глаза им заглянуть, когда они поймут, что все их жертвы были напрасны, что, отдав свои жизни, они ничего не изменили - лишь отсрочили неизбежное. - Запрокинув голову, он рассмеялся.

Зловещий хохот раскатился по внутреннему дворику, отразился от поверхности воды небольшой купальни. Угрожающие лающие отзвуки разнеслись по саду и напугали человека в лохмотьях, бредущего вдоль высокой ограды. Бродяжка замер и прислушался. Его руки невольно потянулись к потрепанным концам молитвенного пояса.

- Свет во мне. От веры да пребудет сила во мне... Сгиньте нечистые! Возвращайтесь во Мрак, откуда явились, - зашептал он.

Легкий порыв ветра вместе с обычной для этого часа прохладой обдал его зловонием разложения - запахом смерти, который всякое живое существо распознает безошибочно. Бродяга грязно и коротко ругнулся и, обратившись в бесшумную тень, поторопился убраться подальше от жуткого места.

Темнозрачный насторожился. Он не услышал - своим черным нутром почуял - древнее заклинание. Совсем слабое, подобное беззубому укусу, что вызвало новый взрыв хохота.

- Жалкие ничтожные создания! Дерзнули тягаться со мной!

- О, бесподобный в своем величии, главное, что ты вернулся. Ты возьмешь то, что принадлежит тебе по праву.

- Да! Никто и ничто на земле не сможет меня остановить. – Вцепившись в прутья ажурной решетки на окне, он обвел взглядом звездное небо. - И как замечательно все совпало! Положение дневного и ночных светил на небосводе указывает, что близится мой день.

- Даже небеса благоволят тебе, мой повелитель.

- Скоро все будет так, как было задумано при Творении.

- Когда наступит твой день, Владыка?

- Случай, - прошептал он, не услышав вопрос. - Вот, что выше всех богов. И боги не властны над случаем.

- Тебе, властитель, больше нельзя полагаться на случайности, - безо всякой угодливости, даже грубо, заметила Милица. - Удача изменчива, как женщина.

- Верно, - согласился Темнозрачный. - Я буду осторожен. Буду действовать с оглядкой. Все обдумаю и предусмотрю!

Он предусмотрит! Ведь он - не безумное чудовище, распираемое необузданной яростью, понукаемое собственной злостью и погоняемое вперед вечной жаждой крови, каким его представляла людская молва. Хотя иногда, бывало, срывался, зверел. Так с собственной природой не особо поспоришь! Сами-то люди, долго ли могут голод терпеть? Но вот чего точно он никогда не делал, так это не раскапывал могилы, потому как мертвецы ни в каком виде - ни свежем, ни полусгнившем, ни мумифицированном - его не интересовали. Тем более, не пожирал покойников со всеми потрохами.

Придумают же! Уж кто-кто пользует мертвечину, так это сами люди. Правда, плоть убитых животных, они называют, как угодно - грудинка, там, вырезка, шейка, окорок - только не этим самым словом. В отличие от них, он потреблял исключительно кровь. Наисвежайшую, жизнь от жизни, еще тепленькую.

Другой навет - будто везде и всюду он выискивал младенцев, чтобы высосать из них кровь. Делать ему было больше нечего! Сколько в ребенке крови-то? Один глоток. Когда попадались – оприходовал, но не выискивал! Хотя кровь невинных младенцев, действительно, слаще, чем у людей, пристрастившихся к мясной пище. Но откуда люди-то это знают, разве он кому рассказывал?

Получается, на него возводят напраслину, приписывая ему звериную дикость и непроходимую глупость! И трудно - ох, как трудно - доказать людям их неправоту.

Он не станет им ничего доказывать, наоборот, с них спросит.

Только сначала надо найти помощников, чем больше, тем лучше, и уничтожить велей, уничтожить всех до единого. Он уже успел привлечь на службу несколько человек, негодяев по призванию, и завладел их душами. А великаны… Чем раньше он покончит со своими непримиримыми врагами, тем меньше неожиданностей его будут потом.

Дело пойдет значительно быстрее, если найдутся другие его потомки. Пусть не такие матерые, как Милица - наследники по прямой, в чьих жилах течет его черная кровь - хотя бы полукровки.

Красавица Милица - опытная колдунья. По части коварства ее не превзойдет ни одна женщина, а замыслы изворотливого расчетливого ума, таившегося в очаровательной головке, не постигнет ни один мужчина.

- Ты останешься на Величане, мой господин?

- Уйду на рассвете. В полуночные земли.

- Никогда не бывала за морем. Говорят, там много божичей, их власть в полуночных землях сильна.

- Скоро их власти наступит конец, о чем я позабочусь. - Темнозрачный скинул на пол окровавленный стеганый халат, обнажив мощный торс, стянутый на талии широким красным поясом. В облике молодого мужчины, у которого недавно отнял жизнь, он выглядел привлекательно - смуглый, с бархатным взором, широкими изогнутыми бровями, крупным, красиво очерченным ртом. Идеальной формы череп был обрит наголо. Только голос - неприятный, режущий слух - совсем не подходил его мужественной внешности. - А полудненные земли я оставляю в твое полное распоряжение, моя красавица.

- Ты снова бросаешь меня на произвол судьбы! Возьми меня с собой, иначе я погибну без тебя. Я пригожусь тебе, владыка.

Ведьма вскрикнула от неожиданности, когда господин вдруг оказался рядом с ней. Только что стоял у окна, а в следующий миг - уже восседал на ложе.

- Милица, ты нужна мне здесь, в полудненных землях. Просто ты пока не понимаешь, какое огромное и безграничное доверие я тебе оказываю, и насколько высоко тебя ценю тебя. Дело, которое хочу поручить тебе – очень важное, и я не могу положиться ни на кого, кроме тебя, своей кровной наследницы. Ничего и никого не бойся, потому что теперь у тебя есть я. Ты - моя единственная и незаменимая помощница, другой такой не найти. Не представляешь, насколько ты дорога мне. - Он окинул ее собственническим взглядом - прекрасное лицо, черные длинные кудри, пышные полушария грудей, изгиб талии, крутое бедро. Она была совершенна, не считая маленький, почти незаметный, изъян – глаза разного цвета, темно-ореховый и золотисто-карий с зелеными искорками, чужой глаз. Изумительный недостаток, в который хотелось всматриваться. – Чаровница… До чего же ты хороша. - Он не мог не восхищаться, напрочь забыв, что сам создал эту красоту. Схватив за волосы, он притянул ее к себе - Ты будешь делать все, что я скажу. И не прекословь мне!

- Приказывай, мой повелитель. - Милица подвинулась ближе, подползая змеей. - Твое слово - для меня закон. - Она склонила голову и замерла в ожидании. Только ее глаза опасно поблескивали под тугими кудряшками длинной челки.

- Так-то лучше. - Вдохнув аромат ее волос, Темнозрачный пропустил между пальцами черную волнистую прядь. – Слушайся меня всегда.

- Мой господин… - ведьма погладила его грудь, обвела плоский коричневый сосок.

Смежив веки, он с улыбкой следил за ее любовной игрой лаской, но едва охваченный вожделением, повлекся на призыв, женская кожа начала иссыхать, истончаться и желтеть.

Изящная рука превратилась в старческую лапку!

Очумелым взглядом он вперился в маленькое морщинистое личико, обрамленное всклокоченными, седыми патлами. Старушечья пасть с желтыми обломками зубов была сластолюбиво приоткрыта. Отпрянув в сторону, будто увидел пред собой великана, он брезгливо отвернулся. Похотения, как не бывало.

- Старая карга, - он щелкнул челюстью от досады и разочарования.

Милица, как привязанная, подалась следом и прильнула к нему.

- Обними меня, мой господин, - прошептала она.

- Отстань! - Он повел плечами и поднялся. Потом обернулся.

Отвратительная старуха снова превратилась в пленительную красавицу, которая откинулась на подушки и, обижено надув губки, накручивала на палец черный локон.

- Ни одна из женщин не ублажит тебя, как я, - она приняла соблазнительную позу. - Почему ты отвергаешь меня, мой повелитель? Разве я не красива?

- Милица, ни один мужчина не устоит перед твоей красотой. Я бы возлег с тобой, будь ты моложе и способна к деторождению. Ты могла бы родить мне сына. Он стал бы великим колдуном, самый могущественным колдуном на земле.

- Но не сильней тебя, мой Властелин.

- Равных мне - нет и никогда не будет, - фыркнул он. - Но, увы! Ты бесплодна, твое чрево станет могилой для моего семени.

- Тогда для кого ты преобразился? - Ведьма нахмурилась. - Ты влечешь меня, мой господин.

- Значит, тебе нравится мой облик? - Он подошел к зеркалу и заглянул в свои глаза, подведенные лазурью по местному обычаю. Повернулся одним боком, потом другим, улыбнулся себе и подмигнул.

- Мое тело страстно желает то, что видят мои глаза.

- Если ты жаждешь плотских утех - заведи любовника. Двух, трех, сколько угодно. А мой вид не имеет значения.

- Для тебя, может, и не имеет, - она разочаровано вздохнула. – Знаю, ты меняешь обличия, чтобы тебя не нашли великаны. Только волшебник может тебя разоблачить. Или ясновидец узреть твою сущность.

Ведьма права. Он вынужден скрываться под человеческой личиной - нельзя допустить, чтобы враги нашли и обложили его, пока он слаб.

- Хорошо, кабы о моем возвращении вообще никто не знал, но Провидение, поди, уже растрезвонило всему белому свету, предупредило, кого надо. Будь оно проклято! - взорвался он. - Я его найду, доберусь до него, где бы оно ни пряталось.

- О каком деле ты говорил, владыка? – Милица села на краю кровати, изображая внимание.

Темнозрачный перестал расхаживать взад-вперед.

- Слушай и запоминай, - приказа он. - Собери подле себя людей, недовольных властью, своей жизнью и нищетой. Чем больше их будет, тем лучше - надо быть готовым, понести потери. Объявишь себя борцом против Порядка - бунтари сами к тебе потянуться, начнут тебя искать.

- Смерти моей желаешь? - запротестовала ведьма. - В первую очередь меня начнут искать стражи.

- Да полно. Ты знаешь много разных способов, как не попасться. Ты занималась этим всю свою жизнь. А с твоей новой внешностью – соблазнишь, обманешь, проведешь, подкупишь, в конце концов. Великанов в полудненных краях мало, а наместники используют свое положение для наживы. Хотя порядок еще держится, законы уже частенько попираются.

- Известно, что судьи примут сторону того, кто больше заплатит, - она усмехнулась. - Справедливый судья бывает только в сказках.

- Хорошо сказала!

- Ты дашь мне золото, господин? Чтобы я могла платить своим людям, пустым-то обещаниям только дураки верят.

- Сколько угодно. Для дела ничего не жалко.

- Твоя щедрость окупиться втройне, владыка.

- Местные разбойники, считай, уже на нашей стороне, - продолжил он. - У них нет пути назад. При твоем очаровании и хитрости ты легко договоришься с ними. Всех, кто к тебе придет – проверяй, дабы не затесался лазутчик. При малейшем подозрении на измену – убивай.

- Как прикажешь проверять?

- Испытывай кровью - нет более надежной проверки. Считай, три помощника у тебя уже есть.

- У меня никогда не было помощников. Предлагаешь, им доверять?

- Не доверяй никому! И обязательно проверяй, - повторил он. - Люди же… С ними надо держать ухо востро. Тем более, тебе придется иметь дело с гиблыми людишками, отщепенцам, которым нечего терять, извращенцами и живодерами. При первой же возможности, для большей верности и твоей безопасности, я лично познакомлюсь с каждым из твоего окружения. Буду тебя навещать, красавица, - заверил он и, ухмыльнувшись своим мыслям, добавил. - Раз в год уж точно.

- Раз в год? Мы встретимся только через год? В следующем году?

- Почаще будем видеться, не успеешь соскучиться по мне.

- Кого еще ты будешь навещать в полудненных краях раз в год? - Милица ревниво прищурилась.

- Не твое дело! Не забывайся.

- Помилуй, властитель, я обязана тебе жизнью.

- Вот именно! Во всех смыслах. – Он погрозил пальцем. - Когда соберешь достаточно людей, научишь их сражаться, чтобы не каждый за себя, а все вместе, как один. Мне нужно войско, на худой конец, отряд.

- Я - чародейка, а не воин.

- Пришлю тебе человечка, смыслящего в воинской науке. Он станет обучать твоих головорезов. - Темнозрачный прервался и, снова поразив ведьму чудом молниеносного перемещения, заставил ее взвизгнуть, оказавшись рядом с ней на ложе.

- Ты меня напугал! - возмутилась она и тут же в ужасе отстранилась, увидев его налитые чернотой глаза.

- Твои делишки не должны мешать делу, - грозно проскрежетал он. – Сегодня будешь зариться на крохи, упустишь завтрашний каравай. Держи в узде свою жадность и похоть.

- О, Всемогущий… - Милица похолодела от ужаса, осознав, что он копается у нее голове, как в собственном кармане.

- Да! Я вижу тебя насквозь, - подтвердил он ее догадку. - Ты не утаишь от меня ни одной мысли, даже если я буду очень далеко. Не пытайся обмануть меня и отлынивать от дела, иначе...

- Убьешь меня? - диковато и вызывающе сверкнув взглядом, она изогнула бровь.

- Верну тебе прежний облик! И посажу обратно в позорную яму.

- О, мой повелитель! Я - соль крови твоей. Твое дело - и мое дело тоже. Я тебя не подведу, владыка, клянусь памятью матери-мученицы.

- Я тебя предупредил, Милица.

- А если мне срочно потребуется твоя помощь или твой мудрый совет, как тебя найти?

- Просто позови. Отныне ты можешь обращаться ко мне в любое время - я откликнусь, независимо от расстояния, которое будет нас разделять.

Их взгляды – ее, настороженный и пытливый и его, уверенный и многообещающий - встретились. Ведьма ощутила себя единым целым со своим господином и богом. Окружающий мир перестал для нее существовать. Перед ней внезапно открылись такие пугающие глубины Мрака, что она в поисках оборы ухватилась за широкое мужское плечо.

Темнозрачный открыл ей одну из величайших тайн мироздания…

Связь прервалась. Вернувшись в действительность и пребывая в смятении, Милица по-женски выразила свою благодарность, ласково погладив его грудь, но сразу испуганно одернула руку, еще больше смущенная, и отвернулась к окну.

- Рассвет близок, - проронила она.

- Не знаю.

- Что?

- Ты подумала, зачем я позволил тебе ощутить свое могущество. Сам себе удивляюсь! Надо будет поразмышлять над этим на досуге, – погладив ее по голове, он поднялся с ложа и подошел к окну. В его отведенной в сторону руке появился новый синий размахай, будто выдернутый прямо из воздуха. Он неспешно оделся.

- Уже уходишь, господин?

- И ты не задерживайся здесь надолго, - посоветовал он, не оборачиваясь.

- Мы скоро уедем. В конюшне стоят прекрасные скакуны, у которых больше нет хозяина. Я знаю укромное место в горах, где можно отсидеться и переждать, пока уляжется переполох. Хотя этот дом… - Она осмотрела богатое убранство спальни. – Мне здесь очень нравится. У меня никогда не было своего дома и мне хотелось бы немного здесь пожить. Но мертвецы уже воняют, а завтра по жаре вообще будет не продохнуть. – Милица подошла к Темнозрачному и прижалась к его спине. - Мой повелитель, уж не в Небесные Врата ли намерен отправиться?

- Коль так, что с того? Я тоже найду укромное местечко. Чего мне метаться? Так недолго и в силки угодить. Осяду где-нибудь до поры, до времени. Буду держать при себе десяток верных людей, на всякий случай.

- Владыка, но как ты будешь жить среди людей? Ты нуждаешься в жертвах и оставляешь след, - напомнила ведьма. - Твой путь отмечен мертвецами.

- Я не могу не убивать.

- Тебе не следует убивать там, где ты будешь жить, пусть недолго, иначе тебя обнаружат.

- Придумаю что-нибудь, - буркнул он. - Хотя мне претит насилие над собой.

- Безграничная власть того стоит.

- Запомню твои слова. Но ты не представляешь, как иногда трудно удержаться.

- А какова на вкус кровь великанов?

- Отрава, на редкость убийственная. Не вздумай пробовать!

- Расскажи мне о наших палачах все, что я должна знать.

- Узнаешь намного больше… - Темнозрачный повернулся и, нежно приподнял ее подбородок, впился в ее лицо взглядом. В ответ один глаз ведьмы, смотревший дальше и охватывающий невидимое, наполнился чернотой. Он показал ей то, в чем никогда не признался бы на словах, и она правильно поняла его послание.

- Ты оказал мне высочайшее доверие, мой господин. Я не разочарую тебя. Я стану твоим орудием мщения. Что еще надо сделать, чтобы доказать мою любовь к тебе?

- Просто береги себя, Милица

*

Расставшись с Милицей, Темнозрачный отправился за море, в Двуречье, в Небесные Врата.

Люди говаривали, что в город сей, прозванный Вечным, ведут все дороги. Пословица недаром молвится, и Темнозрачный рано или поздно все равно в него явился, даже если б не имел подобного намерения. Но он-то как раз действовал сообразно своему замыслу.

Небесные Врата были самым большим городом на земле. Бродячие сказители слагали песни о его красоте, богатстве и величии. Со всего света сюда стекались богомольцы, торговцы и просто любопытные, ведь только тут можно было увидеть все многообразие обитаемого мира. Люди, направлявшиеся в Небесные Врата - по дороге ли, по реке - на протяжении двух дней пути обозревали фруктовые рощи, огороды и виноградники на склонах холмов, что весьма впечатляло прибывавших в Двуречье впервые. «Сколько же народу живет в этом градеже, если столько ему надобно для прокорма», - думали гости.

По мере приближения к Небесным Вратам взору путников открывалась незабываемая картина. На фоне голубого неба и дальних серых гор город сиял и переливался всеми цветами радуги; сооружения из чисто-белого, розоватого или желтоватого камня ослепительно сверкали в солнечных лучах; искрились разноцветными брызгами оконные витражи; вершины холмов венчали громады храмов; копьями, направленными в небо высились молельные башни на склонах; летели над низинами и горбились над реками мосты. Строгие монументальные формы соседствовали с легкими, ажурным и кокетливыми, старые здания с новыми, хрупкие на вид конструкции с внушительными колоссами.

Особо красивы Небесные Врата были на рассвете и закате, когда краски сгущались, появлялись новые оттенки, углублялись тени, делая очертания зданий более четкими. Тогда город в своем величественном спокойствии, словно отстранялся от суетности мира, и время будто замедляло бег. Когда же долину застилал густой, ватный туман, казалось, что город волшебными островами невесомо парит над землей, подобно божественным хоромам в облаках. Ночью же, когда вдоль главных улиц зажигались фонари, темные спящие холмы высились, будто оплетенные драгоценными ожерельями.

Как положено Вечному городу, Небесные Врата раскинулись на семи холмах, которые меж собой соединялись не только мощенными дорогами, но так же множеством мостов, как широких каменных, так и совсем узеньких деревянных. Кварталы ремесленников походили на каменные панцири, покрывавшие пологие склоны. В буйной зелени садов утопали старые особняки с красивыми башнями-молельнями. Более новые улицы выдавала плотная застройка, где теснились дома самых разных форм и размеров; большие и маленькие, высокие и приземистые; простенькие и с вычурной отделкой; ослепительно белые, охристо-красные, бледно-голубые, розовые - каждый хорош на свой лад. Одинаковых среди них не было, потому что люди, жившие в них, приехали сюда со всех концов света и строили себе жилище в соответствии с обычаями своей родины.

Многоликий и многонаселенный город, считался пупом земли. Говорили, что в Прошлом отсюда до неба было рукой подать. Только ворот, ведущих на небеса, здесь уже давно не было. Да и городской стены тоже. Кому нужна подобная стена, когда не от кого держать оборону и незачем прятаться? Война - хвала божественному свету! - давно закончилась. Великаны избавили землю от Исчадья Мрака и уничтожили его черное воинство.

И вот теперь, когда о Злыдне Темнозрачном и думать забыли, он - возродившийся и полный сил - пришел в Небесные Врата, в облике и одеянии бродячего торговца. Сам торговец, голый и обескровленный, лежал в пещере, в Междугорье, у Дороги Слез, которую люди называли Старой дорогой, если только его не нашли и не растащили дикие звери. Все имущество несчастного - одежду, деньги, ослика и тюки с расшитыми бисерными узорами оплечьям да тесьмой - убийца забрал себе.

Темнозрачный прошел несколько кварталов, когда впереди из-за поворота показались три всадника. Среди них особо выделялся один, скачущий чуть впереди на огромном черном жеребце. Немногочисленные в этот час прохожие шарахались от верховых в стороны и прижимались к стенам домов, не смея ругнуться или кулаком погрозить, даже им вослед. Уж больно пугающий вид имел их вожак -здоровущий, широченный в плечах и мускулистый - по жаре одетый в холщовые штаны да перевязь с заплечными ножнами; рыжие волосы всклокочены; лицо багровое, перекошенное яростью, такой и пришибить мог ненароком.

Темнозрачный своим черным нутром почуял благородство рыжего и, как стоял посреди дороги, так и остолбенел, будто гвоздем прибитый мыслью, что все закончится, не успев начаться...

Конь - фырчащее, буйногривое чудовище с бешеными глазами - склонив массивную голову, мчался прямо на него. В галопе мелькали сильные лохматые ноги, огромные копыта взрывали и крошили дорожную щебенку.

- Прочь с дороги! - гаркнул вель.

Повинуясь приказу, Темнозрачный метнулся в сторону, прижался к стене дома и исчез. Ловко получилось, с перепугу…

*

Придя в себя, он огляделся и прислушался. Хозяев, на их счастье, дома не оказалось, возможно, они ушли на огороды, ведь в Двуречье настала пора сбора урожая.

Внутреннее убранство жилища - пестротканые ковры на полу, низкий стол, свернутые матрасы, сваленные в углу, и горка разноцветных подушек – указывало на то, что дом принадлежит смаглам, уроженцам полудненных земель. У восточной стены, как и положено, находился алтарь. Курильница была теплой - совсем недавно в ней сожгли пучок травы, ее горьковато-пряный аромат еще витал в воздухе. На каменном уступе алтаря стояло древнее изваяние Великой Богини высотой два локтя, со змеями в руках. Со строгим лицом, она восседала на троне, означавший земной престол; ее огромные груди, похожие на бурдюки, наполненные под завязку, свешивались на колени. Сразу видно, символ изобилия и плодородия! А чтобы богиня от тяжести своих молочных желез не рухнула, с боков ее подпирали два льва. Намекая на зоркость Ма, на спинке трона, сидели два орла с расправленными крыльями. Размещенный рядом Творец был в два раза меньше своей супруги, по его размеру становилось понятно, кого из богов в этом доме считали за главного. Его голова была сделана таким образом, что при легком касании начинала качаться, тронь - и закивает бог, словно обещая выполнить все просьбы молящегося. Компанию Трижды Великим составляли несколько деев, среди которых выделялся один - в одеждах небесно-голубого цвета, подпоясанный облаком - особо почитаемый в полудненных краях бог дождя.

Про богов было все понятно. Мельком взглянув на изваяния, Темнозрачный внимательно присмотрелся к вазе необычной формы, стоявшей в нише. От этого запечатанного стеклянного сосуда, с неумело подобранными магическими знаками, веяло волшебством, но самым примитивным. Оберег был призван защищать жилище и всех членов семьи от злых сил.

Темнозрачный прижал ладонь к гладкой прозрачной стенке, и почувствовал, как внутри в опилках шевельнулся крохотный живой комочек, наполненный смертельным ядом.

Это было одно из тех существ, чье предназначение люди не могли объяснить, поэтому считали его никчемным, зряшным, а из-за страха перед его ядовитостью навыдумывали всякие глупости. Мол, все вредоносные твари на земле появились с пришествием Моркона - это он, проклятый, привел их. Так уж повелось. Но Темнозрачный точно знал, что большинство подобных существ никакого отношения к Его Отцу не имеют. Значит, наговаривали на него, почем зря. Однако - если бы люди отказались от подобной лжи - им пришлось бы признать, что Великий Творец не достаточно хорошо все продумал, и создал мир далеко не совершенный, а это уже богохульство. Куда проще, все свалить на козни темных сил и на того, кто не может ответить. Уж лучше бы врали, что эти животные прокляты Творцом за то, что, например, не так передвигаются или потому что ядовиты, или потому что, в конце концов, питаются кровью. Так нет же! Все, что есть гадкое на земле, связывают с ним, Темнозрачным или Вековечным Морконом.

Впрочем, люди научились-таки извлекать пользу из подобного вреда.

Насекомое в бутылке - рогоклещ, а в простонародье «черная смерть» - обитало лишь в одном месте на земле - долине Смерти, что лежит на востоке полудненных земель, а отличалось оно от своих вольных сородичей тем, что оказалось самым сильным и живучим из всех богомерзких существ, которых поместили в один сосуд. Оно отстояло свое право на жизнь в борьбе другими себе подобными, убив и сожрав их. И, таким образом, само того не понимая, стало божеством. На него молились, его почитали наравне, а может даже больше Трижды Великих. Ведь оно - живое и его можно увидеть. Ему отдавали самые лакомые кусочки…

Темнозрачный снова подумал о несправедливости. Истреби он хоть половину людей на земле - это не вызовет у оставшейся половины восторженного отношения. Сколько бы народа он не убил, сколько не съел, люди никогда не будут поклоняться ему с таким же трепетом, с каким почитают этого гада, который, по сути, оставался тем, чем был рожден - злобным, ядовитым, одолеваемым беспричинными приступами ярости, диким созданием. В отличие от него, Темнозрачный мог хоть как-то оценить заботу. Эту же презренную тварь, сколько не корми, какие условия не создавай - она все на свободу рвалась, бездумно подчиняясь своим природных позывам, - совсем не поддавалась приручению.

Да что насекомое! Когда животные, именуемые домашними, и то могли ненароком боднуть, лягнуть или укусить. Чего уж тут говорить о козявке, у которой в башке мозгов с маковое зернышко?

С другой стороны, с какой стати человек решил, что имеет право распоряжаться судьбами животных - неволить, держать на привязи, перевозить на них тяжести или стравливать ради забавы? А кто додумался сажать в один горшок всяких гадов, чтобы после смертельной схватки остался только один? Пусть насекомое служило во благо, но опять-таки против собственной воли.

- Глупые людишки! Вы называете это «добром»? - задумчиво пробормотал Темнозрачный, разглядывая содержимое сосуда. Черное, мохнатое существо уже наполовину выбралось из опилок и шевелило челюстями, подобными кузнечным клещам, готовое в любой момент напасть и укусить, не понимая, что не достигнет цели. - Ваша защита от зла - злобная тварь, которая вынуждено делает для вас доброе дело. Ваше «добро» - отвратительно, зловонно и сочится ядом.

Смешно! Оберег, созданный для того, чтобы отводить от жилища злые чары, сглаз, порчу, не уберег от самого Воплощенного Зла. При всей своей изобретательности люди не могли придумать средства абсолютной защиты. Ведь Темнозрачного не испугало заклинание, наложенное на сосуд, не остановило - лишь заставило испытывать некоторое неудобство, как от мокрой одежды в холодную погоду, но не более того.

- Вы совершенно не умеете колдовать! - Он приложил сосуд к уху и прислушался к тихому, нестройному хору голосов духов, привлеченных заклинанием, но подобранных неумело, абы как. Звуки были ужасными, от них голова начинала пухнуть. Он сам был чародеем - величайшим чародеем на земле, - и как никто другой разбирался в подобных вещах, на слух отличал толковую работу от дрянной. Прескверно изготовленный оберег вызвал у него раздражение.

- Кто же так делает! Пустышка какая-то...

И вдруг его осенило! В один миг у него в голове зародился коварный замысел - он понял, каким образом может использовать твара.

- Я вам всем покажу, что такое настоящее колдовство.

А ведь всего пару мгновений назад он и в мыслях не держал ничего подобного. Нет, будто нарочно все произошло! Нелепая случайность побуждала его совершить злодейство, вложив ему в руки сосуд со священным насекомым.

Чародейство - это палка о двух концах. Для любого заклинания - заговороплетения, ворожбы, порчи - привлекаются одни и те же невидимые силы. Захотел ли человек свести бородавку, обаять кого или устранить соперника - и для добрых дел, и для дурных он использует, по сути, одно средство.

Вот и волшебный твар, ядовитый гад в сосуде, мог, как защищать жилище от сглаза или мелкой нечисти, так и навести такую порчу, что во всей округе у коров молоко скиснет. Да, что там коровы с их молоком!

Нужно было лишь немного поколдовать над ним.

- Был защитником - станешь напастью, - прошептал Темнозрачный, силой взгляда извлекая насекомое из опилок и перемещая его в склянку поменьше, найденную тут же. - Будут знать, как сажать нас в неволю. Такой крохотный, а столько силы в тебе...

Рогоклещ, не желая покидать привычное обиталище, перебирал лапками, пытаясь уцепиться за воздух, только поднимался все выше. Та же могучая сила, которой он не мог противостоять, втолкнула его в новую посудину, когда он застрял в ее узкой горловине, и припечатала ко дну.

Темнозрачный заткнул склянку тряпичным лоскутом и убрал в дорожную суму. Он пребывал в восторге от своего неожиданного приобретения. Для всякого колдуна живые обереги представляли собой большую ценность, но этот твар являлся редчайшим сокровищем.

Еще раз оглядевшись, он подошел к глухой стене, сквозь которую проник в дом, и высунул голову на улицу.

Веля давно след простыл, редкие прохожие брели по своим делам, стоявший у стены ослик пожевывал повод, застрявший в кладке.

Подобравшись, Темнозрачный вышел наружу.

На него никто не обратил внимания, кроме одного мужичка, вспотевшего и босого, который выбежал из подворотни с намерением завладеть оставленным без присмотра добром. Когда же хозяин имущества вдруг вышел на дорогу прямо из каменной стены, он застыл как вкопанный, всем своим изумленным видом как бы вопрошая: это для чего ж тогда стены городят, если всяк, кому не лень, может сквозь них сочиться? Вытаращив глаза и открыв рот, он издал с перепугу неприличный звук.

- Что, уважаемый, никак на пердячую травку наступил? - вкрадчиво поинтересовался Темнозрачный. - А куда спешил-то?

Мужичок очнулся, похлопал глазами, что-то проблеял и умчался обратно в подворотню. Проводив его задумчивым взглядом, Темнозрачный проворчал:

- Ну, народ! Отвернуться нельзя - без порток остаешься, - после чего попытался выдернуть повод, вросший в стену.

Дергал-дергал он повод, тянул-тянул - тот ни в какую не поддается. Уже зрители скопились, в теньке на противоположной стороне улицы. Глазеют на дело невиданное, спорят тихонько - вытянет или нет - но помощь не предлагают, жарко же да и лень.

Темнозрачный не на шутку рассердился, начал сыпать проклятьями, поминая Великую Мать и всех ее многочисленных родственников, даже тех, кого в помине не было. Только после этого повод вышел из каменной кладки.

Издав торжествующий вопль, Темнозрачный стряхнул с одежды побелку и, приняв важный вид, продолжил путь в гору, оставив зевак удивляться.

По Вашим текстам видно, что у Вас - капитальная база. Качественного авторского текста - ровного, с хрестоматийно выстроенными предложениями, четко сформулированными мыслями, уместными краткими историческими экскурсами - больше, чем диалогов, которые отвращают меня от мейнстрима. Стилизованные диалоги обращают на себя внимание, подобное в современных ИЛР - большая редкость.
Стиль и язык - хай-класс.
Колоритно, атмосферно, потому что есть второй фактурный исторический план, что придает и достоверность, и объем. И не от первого лица, как сейчас модно. Во втором романе - заметно появление рубленых, не сложносочиненных предложений. Но сейчас - все так пишут
Ничего, что я Вас к братьям Манн приравняю?

Видно, что Вы пишите о том, что знаете, в отличие от многих современных авторш, "натягивающих сову на глобус".
Плохо знаю этот период и регион. В Смутном времени - худо-бедно ориентируюсь. В основном, по этому периоду теологическую составляющую Опричины изучала.

Знаете, что в "Иване Васильевиче": "Ай, боярыня лепа..." - аутентичная реплика?
«Повесть князя Катырева-Ростовского» о Ксении Годуновой:
«Царевна же Ксения, дщерь царя Бориса, девица сущи, отроковица чюднаго домышления, зелною красотою лепа, бела велми, ягодами румяна, червлена губами, очи имея черны великы, светлостию блистаяся; когда же в жалобе слезы изо очию испущаше, тогда наипаче светлостию блистаху зелною; бровми союзна, телом изобилна, млечною белостию облиянна; возрастом ни высока ни ниска; власы имея черны, велики, аки трубы, по плещам лежаху. Во всех женах благочиинийша и писанию книжному навычна, многим цветяше благоречием, воистинну во всех своих делах чредима; гласы воспеваемыя любляше и песни духовныя любезне желаше»

Спор о толковании священного писания начался еще на ступенях храма Творца, но поскольку на солнцепеке было трудно сосредоточиться и связано излагать мысли, мужчины перешли в храмовый сад. Единственная дорожка вела к небольшому искусственному водоему, посреди которого высилось изваяние «Божественный Разум над Мировыми Водами».

- «Да отделяет она воду от воды» - есть установление. Таким образом, в соответствии с божественным замыслом, было определено место тверди. Трижды Великие решили разместить сушу в середине мироздания и окружить ее водами. Взять, например, сие сооружение, - богомолец простер худую руку в сторону купальни, где над цветущей водой высилось огромное гранитное яйцо, оплетенное бронзовой змеей. - Ведь сколько времени прошло между словом и делом - с тех пор как священнослужители приняли решение благоустроить местность рядом с храмом, и до того дня, когда землекопы взялись за лопаты, а ваятель начал обтесывать бесформенную каменную глыбу? Мы же понимаем, что купальню устроили здесь не с бухты-барахты. Кто-то прежде хорошенько поразмыслил над тем, где ее лучше разместить, чтобы она не преграждала дорогу к храму, а также о том, чтобы со всех сторон было видно Мировое Яйцо. Да и то, как будут выглядеть «яйцо» и змей, суть божественная мудрость, наверняка долго обсуждалось и согласовывалось… Мастер сделал много рисунков, прежде чем вид сооружения удовлетворил заказчика, и было дано «добро» на строительство. Вот и Трижды Великие тоже сначала прикинули, что и где будет располагаться: тут - вода, там - земля, - и уже после этого приступили к воплощению. В Повестях ясно сказано: «Вначале Трижды Великие боги сотворили небо наверху и землю внизу. И создали сушу и отделили воды верхние и нижние, потому что вода плескалась повсюду. Земля была ровной и окутанной туманом, реки и моря гладкими и спокойными; дыхание богов не поднимало ни ветра, ни волн; все было неподвижно, и замысел божий наполнял светом пустое пространство между тем, что наверху и тем, что внизу».

- Нельзя преуменьшать значение второй главы, - не уступал круглолицый, грозя пальцем. - В священном писании важна каждая строка, каждое слово - священно. Даже каждая буква! То, что ты называешь отличиями, на самом деле есть дополнения, объясняющие неясности, связанные с созданием тверди. Так из второй главы следует, что твердь возникла позже вод и никак не одновременно. Ибо сказано: «Да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. И стало так».

Мимо прошел храмовый служка - бронзовокожий, жилистый, бритоголовый - в набедренной повязке, вооруженный ведром, щеткой и сачком.

- Уважаемый, - окликнул его худой богослов, - будь любезен, рассуди нас. Как думаешь, что Великий Творец создал в первую очередь - землю или воду?

Остановившись, чистильщик окинул спорщиков недоуменным взглядом и усмехнулся.

- Да какая теперь разница, если мы имеем то, что имеем? Ничего не изменить, не отнять. Что есть - то есть.

Покуда ошарашенные ответом толкователи священного писания вопросительно переглядывались, храмовый работник спустился с мраморного бортика в мутную зеленую воду.

- Нашли, о чем спорить, - проворчал он. - Лучше бы делом каким-нибудь полезным занялись.

Темнозрачный поднялся на Главу-холм в шестом часу дня, хотя вошел на окраину поутру - так велик был город. Он не спешил, по сторонам поглядывал да диву давался, как все изменилось до неузнаваемости. Двуречье помнилось ему холмистой местностью с густыми лесами и редкими сельцами, разбросанными по берегам Катыни и Льняны. Посреди долины на самом высоком холме высилась похожая на гигантский муравейник Лестница на Небо. Подле нее быстро разрастался город строителей, именуемый Небесные Врата, кривые улочки которого вились по склонам и взбирались на соседние возвышенности. Самой широкой и оживленной из них была та, что спускалась к порту, куда привозили глыбы из каменоломен.

Ныне от Лестницы осталось одно название да несколько необхватных камней на площади Лестницы, так именовалась огромная плешь на вершине Главы-холма. Это пустое пространство в сердце густонаселенного города удивляло и казалось странным, но в том-то и заключался особый смысл - подобным образом люди выражали богобоязнь. Сиё понимал каждый. Глыбы же каменные, оставленные в наущение потомкам - как завет, как напоминание на будущее, что божье принадлежит богам, - были более явственным покаянием, чем тысячи слов.

На площадь уже стекался народ, чтобы обсудить последние новости. Потомки строителей Лестницы собирались кучками, попирая задами, вросшие в землю плиты, или усевшись на них как на скамейку, сплетничали, беседовали о погоде, урожае, строительстве нового моста. Мудрецы, в окружении учеников, состязаясь в красноречии, спорили об основах мироздания. Юный поэт, взобравшийся на самую высокую глыбу, читал стихи о любви девицам, лузгающим семечки. Горластые торговцы сладостями и разносчики воды переходили от одного собрания к другому. Нарядные женщины чинно прогуливались по известному только им пути.

Темнозрачный, приостанавливаясь и подслушивая разговоры горожан, неспешно пересек площадь наискосок и побрел по краю вдоль стены книжного хранилища.

«Это сколько ж должно быть писателей всяких, чтоб забить этакую громаду книгами? Сколько надо кропать, не покладая рук? - думал он, разглядывая трехэтажное сооружение, где были собраны труды многих поколений людей, с глубокой древности до настоящего времени. - Впрочем, людишек во все времена одолевала неуемная тяга к сочинительству. Всякий мнит себя мудрецом и хочет писать книги».

Самой древней частью книгохранилища была Башня - массивная в основании и сужавшаяся к верху – некогда самая высокая, сторожевая башня велевой крепости, возведенной на руинах разрушенной Лестницы. В мирное время камни крепостных стен разобрали для строительных нужд, и от неприступной твердыни Прошлого сохранилась только она - молчаливый свидетель беззаветной отваги, стойкости и преданности долгу. Памятник войне, которую Темнозрачный начал, и битвам, в которых не участвовал… Ныне всякий желающий за умеренную плату мог полюбоваться на город сверху и обозреть прилегавшие к нему окрестностей.

Темнозрачный затрясся от беззвучного смеха, прочитав бронзовую табличку на стене. Надпись гласила: «Здесь жил и трудился Мудрейший Велигрив, основатель Хранилища книжных знаний».

- Ну, и где ты теперь, достославный Гривата, сын дея? Вышел весь, - буркнул он и побрел дальше. - Помер... Хе! Сдох!

Не успел он отойти, как переполнявшее его злорадство сменилось страхом. Дыхание пресеклось оттого, что горло будто цепкой рукой сдавило. Сквозь кровавую пелену, застившую глаза, он увидел перед собой усыпальницу своего заклятого врага - веля Гриваты. Знать, поднялась бессмертная душа великана из могилы и дотянулась до него карающей десницей. Чуть шею не свернуло!

Прохожие косо поглядывали на странного человека в пыльных одеждах, который крутился на месте волчком и махал руками, то ли пытаясь ухватиться за воздух, то ли отгоняя духов. Они останавливались, показывали на него пальцами, не понимая - стало ли плохо купцу или он придуривается. Вроде задыхался мужик, аж почернел лицом, и пеной изо рта брызгал, и ногами дрыгал как при падучей, да только не падал. Вот если бы он грохнулся наземь, тогда бы бросились к нему на подмогу сердобольные, здоровьем поинтересовались, кликнули бы лекаря…

- Нет от тебя покоя, Гривата, даже от мертвого, - злобно прошипел Темнозрачный, отторгая волшебные чары и воздвигая между собой и усыпальницей веля, давно сошедшего с земли, невидимую стену. - Уж столько веков прошло, а все никак не угомонишься. Сдох, так не мешай живым!

Внезапный ураганный порыв хлестнул зевак по лицу, взметнулись, затрепались на ветру подолы длинных одежд. Испуганный народ отступил, но расходиться не спешил - продолжал глазеть на чудаковатого гостя.

- Что пялитесь? - рыкнул он. - Жалкие людишки. Все вы - грязь! Грязь грязью, и с грязью смешаетесь… Прочь, ступайте прочь! - Слова он сопроводил соответствующими повелительными жестами.

Проглотив оскорбления, люди стали разбредаться, одни с напускным равнодушием, другие с гордым презрением.

- Совсем страх потеряли, при велях-то… - Темнозрачный поторопился покинуть опасное место, но, не удержавшись, оглянулся и погрозил кулаком в сторону белокаменной гробницы. - Уймись же, наконец, Гривата!

Вторым по величине зданием на площади был Дворец Правосудия. Его огромные стрельчатые окна украшали витражи, наглядно представлявшие героическую историю велей, начиная от их призвания и до установления Порядка. Две стеклянных картины были посвящены борьбе Великих воинов со Злыднем. Темнозрачный поначалу не узнал себя в черно-зеленом многоруком чудовище, держащем в каждой руке человеческую голову.

- Фу, какая страшенная образина… Узнаешь? – обратился он к своему ослу. - Разве я похож на сие уродище? Опять враки. И вообще, все не так было! Руки бы им поотрывать за такие художества. Да и головы тоже.

Разглядывая витражи, хмурясь, морщась и тихонько поплевывая через левое плечо, он случайно заметил в верхнем окне Башни человека, который высунулся наружу едва ли не наполовину и отчаянно жестикулировал, приманивая порхавшую перед ним птицу. Над смыслом происходившего наверху кто-то несведущий еще долго гадал бы, но Темнозрачный вмиг опознал в птахе – непростой, а волшебной - вестника Провидения. Накинув ослиный повод на коновязь, он забормотал заклинание...

Опрометчивость этого поступка он почувствовал на собственной шкуре, когда переместился под самую крышу башни, где главный хранитель книжных знаний пытался поймать вещего посланника.

Запах! В Башне, каждый камень которой помнил прикосновение великанов, у Темнозрачного вмиг сперло дыхание и заслезились глаза. Уж больно стойкий дух был у деевых сынов – устрашал он, как вонь хорька пугает кролика, от него взбудораженная черная сущность норовила разоблачиться - проглядывала, выпирала, искажала человеческий облик. Нестерпимо хотелось убежать прочь, сломя голову и маша руками. Нос зажимать было бесполезно, ибо Башня стояла на освященной земле. Пусть действие заклинания со временем ослабло, и жарило не так сильно как Прошлом, все равно причиняло страдания.

- Давай, лети ко мне, глупенький, - ласково звал старик, но вестник не желал его слушаться, поскольку отправлен был к великану-хранителю, да опоздал. – Чего ты болтал, повтори-ка. Гоняюсь за тобой вот уж битый час. Экий ты чудной…

В слуге Провидения удивительным образом сочетались черты человека, птицы и летучей мыши, но если сравнивать с человеком, то он был лишь уродливым подобием, еще более жалким, чем сам человек по отношению к богам, бесполым и с клювом вместо носа.

- Цып-цып-цып, иди ко мне. Я не причиню тебе вреда. Я знаю, кто ты. Не бойся, я - хороший и добрый.

Однако летающий уродец не поддавался на уговоры. Он то взмывал ввысь, то выписывал в воздухе замысловатые фигуры, то зависал месте, поджав ножки. Заметив Темнозрачного, он заверещал:

- Исчадье Мрака! Уже здесь!

Книговед не успел оглянуться, потому что его вытолкнули из окна. Темнозрачному больше ничего не оставалось… Старик мог поднять шум!

Впрочем, шум поднялся-таки - упавший книговед дико завопил. Впрочем, вопил недолго - как бы высоко не поднимался человек, притягивает его к себе земля - послышался стук падения, и ор резко оборвался. Зато завизжали женщины на площади, закричали мужчины, ведь не каждый день в Небесных Вратах главные хранители книг из окон вываливались да расшибались насмерть. Шутка ли - с такой верхотуры на каменные плиты шлепнуться?

Темнозрачный отступил подальше от окна, чтобы его не заметили. И тут вестник сел на подоконник по-собачьи, на все четыре конечности, зажмурился и замер с расправленными крыльями, будто окаменел, а когда распахнул глаза - само Провидение устремило на него мутный подслеповатый взор.

- Всех ведарей не переведешь, - тихим голосом заговорило оно на языке богов. - Тайна смерти твоей известна, твой срок отмерен.

В прошлый раз Провидение угрожало, а теперь и вовсе - пророчило верную погибель!

- Врешь! - рявкнул Темнозрачный и замотал головой, хотя знал Провидение зазря болтать будет. И шутить оно не умело.

- Тебе, Исчадью Мрака, не убить Свет, не победить Добро, не уничтожить не тобой созданное.

- Покаркай еще мне, раскорячка! - Он погрозил кулаком вестнику, а в его лице Провидению. Не испугался волшебный гонец - в ответ показал длинный раздвоенный язык и скорчил рожицу, потом издал звук «пф-ф-ф» и рассыпался, обратившись в горстку серой земли.

Темнозрачный не стал задерживаться в Башне. Обернулся вокруг себя, присел и, подобно невидимому невесомому духу стихии, перенесся обратно к коновязи. Забрал осла и следом за встревоженными горожанами направился к книгохранилищу.

У подножья велевой башни собралась толпа, не подступиться. Расталкивая людей, он с озабоченным видом вклинился в толпу. «Что случилось?» - спрашивал он каждого, кто к нему оборачивался, будто, в самом деле, не знал, что послужило поводом для собрания. От него отмахивались, пожимали плечами. Вытянув шею, через плечи стоявших впереди, он глянул на свою жертву. Судя по неестественно вывернутым конечностям, все старые косточки хранителя были переломаны, а потроха, поди, от удара оземь превратились в студень.

Вид мертвеца его не порадовал. После встречи с Провидением-то…

*

Задумчиво насвистывая, Темнозрачный отправился в квартал смаглов - грязный, густо заселенный, с узкими, кривыми улочками, в лабиринте которых легко затеряться, и где не станут задавать лишних вопросов. По пути он сбыл тюки с оплечьями да тесьмой портному, чью вывеску случайно заметил в проулке. Собрался, было, осла продать одному барыге, но тот начал жадничать, хамить, обмануть хотел... Пришлось его проучить. Все как-то само собой получилось.

Барыга принял его за простачка, не догадывался, что задрипанный купчишка умеет читать мысли, врать начал, мол, спроса на ослов нынче нет, называл молодое здоровое животное «никчемной дохлой животиной», а сам уже подсчитывал чистую прибыль в уме. Лез из кожи вон, доказывая, что, покупая осла задарма, оказывает великую услугу.

- Не жирный ли кусок хочешь отхватить, человек, поперек горла не встанет? - только и спросил Темнозрачный.

Перекупщик, из излишней самоуверенности, возьми да ответь:

- Прожую, не торопясь, - и подавился собственным языком, не успев разжевать.

Темнозрачный побрел дальше, размышляя о ненадежности человеческого тела, лишь с виду крепкого, а на самом деле очень-очень уязвимого, уничтожить жизнь в котором можно тысячей и одним способом. Он знал их все до единого.

*

Если барыгу он убил по прихоти, то ведаря умертвил из необходимости, как и хранителя книжных знаний, дабы сохранить тайну своего пребывания в городе.

Дом, где размещалась лавка чудес, выделялся среди прочих фасадом, украшенным пестрыми изразцами и лепными диковинными зверями над входом. Темнозрачный зашел в него безо всякого злого умысла, только с одним намерением - обзавестись предметами, необходимыми для приготовленья колдовского зелья.

Зазвенели колокольчики над дверью, возвестив о приходе покупателя. В торговом зале появился владелец - молодой мужчина, смуглый и толстогубый, судя по длинным, не знавших ножниц волосам, заплетенным в косу, уроженец Счастливого берега. Он был одет в синий размахай, расшитый золотыми волшебными знаками, на шее у него висело ожерелье с десятком оберегов. Возможно, кто-то из его далеких предков был волшебником, но сам-то он вряд ли - просто ряженый. Иначе бы Темнозрачный почувствовал врага… или союзника.

Поприветствовав гостя легким поклоном, хозяин молчком встал за прилавок и напустил на себя загадочный вид - мол, я о таких тайнах мироздания ведаю, что вам и не снились. Разыгрывая изо дня в день перед покупателями и просто любопытствующими одно и то представление, смагл уверовал в свои какие-то нечеловеческие способности, которых у него отродясь не было.

«Пусть важничает и мнит себя, кем хочет. Экий задавака. Мне-то что с того?» - презрительно скривился Темнозрачный и едва открыл рот, дабы спросить, имеются ли в продаже стеклянные тонкостенные сосуды и небольшой котел, как случилось нежданное и непредвиденное…

Он был узнан!

Смагл все понял про его черную сущность, благодаря волшебному инструменту. С краю на прилавке стояло приспособление под стеклянным колпаком, похожее на маленький ветряк, и указывало оно не направление воздушных потоков, а откуда исходит злая сила - на черного колдуна. Стрелочка под колпаком вздрогнула и начала вращаться как бешенная, да все никак не могла остановиться. Крутилась так, что все устройство ходуном заходило.

Сие явление имело одно-единственное толкование.

Торговец встрепенулся, покривился лицом и с выпученными глазами попятился к полкам с товарами, бормоча страшным голосом заклинание:

- Сгинь, душегубец окаянный, коварства полный… искуситель и лжец! Изыди, нечистый злой дух, полный кривды и беззакония, гори в синем пламени Бездны!

- Ну, полноте наговаривать-то! - Темнозрачный оскалился. Неприятно ему сделалось оттого, что не забыто людьми древнее заклятье. Выходило, что недооценил он человечка.

Тем временем владелец лавки вскарабкался по лестнице-стремянке под потолок и потянулся к верхней полке за волшебным порошком, что лядов отпугивал.

- Заклинаю тебя! - Голос ведаря крепчал и становился все громче. - Исчадье вредоносное, пропади пропадом, скройся в пучинах холодных морей или местах пустынных и жарких, куда ни один человек ступить не может… И пусть уничтожит тебя небесный огонь! Изыди, ступай, спеши, не делай никому вреда, провались обратно во Мрак и оставайся в нем на веки вечные!

- Да как ты смеешь, ничтожный человечишко!

Темнозрачный тщетно силился сохранить приличный вид, да только от заклятья, произнесенного на первом земном языке - хорошо, что не на божественном! - скрываемое вылезло наружу, во всей своей безобразной неприглядности и отвращающей непохожести ни на что живое. Разоблачившийся и рассвирепевший, он наложил колдовскую печать на дверь, чтобы его никто не увидел и никто не помешал…

Две невидимые мощи, направленные навстречу друг другу, столкнулись. Посыл бога Мрака был намного, намного сильнее, поэтому его волна сокрушила посланную ведарем-смаглом и, нарушив ее целостность, поглотила.

Задрожал дом, закачались шкафы, одна за другой начали взрываться банки со снадобьями. Осколки брызгами разлетались во все стороны, разноцветными облачками поднимались в воздух лекарские порошки, кружили цветочные лепестки, невесомая пыльца и сушенная травяная крошка заполнили лавку густым тяжелым благоуханием.

Коса ведаря как змея взвилась к потолку и завязалась узлом на балке, где сушились пучки целебных трав. Повиснув в воздухе, южанин беспомощно засучил ногами и замахал руками, пытаясь ухватиться за что-нибудь.

Темнозрачный же, немного задохнувшись в снадобьях, разразился безудержным чихом. Он чихал громко, каждый раз содрогаясь всей тушей, подпрыгивая и стукаясь об углы.

Ведарь-смагл услышал жуткие звуки, похожие одновременно на надсадный лай простуженной собаки и рвотные позывы, а потом увидел чудовище, которое надвигалось на него, разгоняя лапами взвесь распылившихся порошков и лекарственных сборов. Он закричал, как не кричал никогда - дико, не узнавая своего голоса.

- Сейчас ты у меня заткнешься, - проскрипел Темнозрачный, обдав могильным смрадом врага, отчего тот заорал еще истошней.

Крик становился все тоньше и пронзительней, по мере того, как зловонная пасть открывалась все шире. Будто разверзалась бездна вековечного мрака… Из ее глубины, извиваясь как червь, выползло жало. Пару мгновений оно покачивалось, похожее на бутон цветка на тонком стебельке, три его лепестка хищно раскрывались и захлопывались. Потом устремилось вперед, подобно копью с острым наконечником. Стиснутый в объятьях чудовища, человек всхлипнул и умолк...

Темнозрачный отпустил жертву.

- А ведь мы с тобой могли мирно разойтись, - заметил он, разглядывая ведаря, который тихо раскачивался на собственной косе с белым перекошенным лицом и страшно выпученными глазами. - И не надо мне глазки строить! - Он погрозил ему длинным черным пальцем с кривым когтем и рассмеялся над своей шуткой. - Пожалуй, заберу-ка твои глаза. Тебе-то они теперь ни к чему, - прошептал он и снова разразился хохотом.

Успокоившись, он принял человеческий облик, выковырял белые блестящие глазные яблоки с хвостиками зрительных жил и, положив в баночку, убрал в дорожную сумку.

- А-то ведь, если твои глаза попадут к другому ведарю, тот через них может все про убийцу выведать, - рассуждал он, вытирая руки о подол одежды знахаря. - Но мы же не хотим, чтобы про меня кто-то узнал, верно? - Он впился вопрошающим взглядом в обезображенное лицо.

Наверху что-то загремело, похоже, упал стул. Выдали себя затаившиеся домочадцы, забившиеся в дальний угол, перепуганные страшным шумом, поднявшемся в торговом зале, и ужасными воплями, и качанием пола, как во время землетрясения. Темнозрачный своим нечеловеческим чутьем ощутил присутствие в доме пожилой женщины и двух детей. Старая курица кудахтала что-то утешительное своим трясущимся, беззвучно рыдающим внукам. Обоняв их страх, он удовлетворенно рыкнул.

Ладно, пусть живут, не до них…

Они ему не помеха - никакая дурная сила их не сгонит вниз. Сейчас они с места не сдвинуться, дабы разведать, что произошло. Их боязнь сильней тревоги за отца семейства. Они будут молиться своим светлым богам и ждать помощи со стороны, ведь соседи не могли не слышать криков, и если не добрые устремления, то любопытство, в конце концов, приведет их в лавку.

Посему, имея в своем распоряжении достаточно времени, он по-хозяйски прошелся вдоль полок и взял вещи, нужные для дела, которое замыслил, и собрал в небольшой мешочек всякую всячину для того, чтобы запутать следы.

Покидая лавку чудес через заднюю дверь, он снял заклинание с главного входа, возле которого уже столпились озабоченные жители квартала. Самые сильные их представители, понукаемые призывам о помощи высунувшейся в окно, осмелевшей старухи, безуспешно пытались вломиться в дом.

Два рослых смагла, намеревавшихся выбить двери с разбегу, не встретив сопротивления створок, больше несдерживаемых заклинаньем, ввалились в лавку и растянулись перед прилавком, взбивая едва-едва осевшую благовонную пыль.

Тело ведаря, коса которого медленно соскользнула с балки, рухнуло на пол.

*

До наступления темноты Темнозрачный подыскал себе жилье. Старый дом, стиснутый с двух сторон другими, точно такими же обветшалыми строениями, стоял на узкой улочке, спускавшейся к Нижнему рынку. Хозяйка - неопрятная смуглая женщина с подбитым глазом - согласилась совсем не задорого предоставить кров паломнику.

Договариваясь о постое, Темнозрачный рассчитывал получить не только крышу над головой, но и душу порочного вида смуглянки. В ходе недолгого общения, благодаря особому чутью он выяснил, что женщина, несмотря на все свои грехи, глубоко верует в светлых богов, и решил пока довольствоваться предоставленным ему углом. Не отказался от мысли привлечь ее на свою сторону – позже на досуге он попытается ее обольстить и увещевать - ведь для него каждая душа представляла ценность, особенно отвращенная от светлых богов.

Нынче ему было не до подобных мелочей...

Они поднялись по шаткой лестнице, в которой скрипела едва ли каждая ступенька, под крышу. Комнатушка оказалась крохотной, из стен кусками вываливалась штукатурка, перекрытия прогнили и провисли, грозя обрушиться на голову. Из обстановки имелся лишь соломенный тюфяк, брошенный прямо на пол.

Суровые условия Темнозрачного не пугали. По большому счету, ему было безразлично, насколько удобно его временное пристанище. Как разрушитель, он не тяготел к уюту.

Вложив в протянутую раскрытую грязную ладонь несколько монет в уплату за десять дней вперед и, дождавшись, когда хозяйка спустится вниз, он покинул коморку через окно.

В обличии смагла средних лет, без особых примет, он отправился в кружало на противоположной стороне улицы. В небольшом, плохо освещенном полуподвале десятка полтора мутных мужиков за кружкой пива бурно обсуждали разлетевшуюся по городу новость о злодеянии, совершенном в лавке чудес. Заказав выпивку для виду, чтоб ничем не отличаться посетителей питейного заведения, Темнозрачный принялся их разглядывать. Его внимание привлекла тихая парочка в углу. Уверенные, что их никто не подслушивает, они говорили о своих разбойничьих делах - один предлагал на время затаиться, другой же уверял, что стражи все равно ищут убийцу знахаря, поэтому им боятся нечего.

Эти двое как раз годились для его задумки!

Темнозрачный легонько пихнул в их сторону лежавший на полу мешок с добром из разоренной лавки, и тот лениво пополз вдоль стены в темный угол. Никем не замеченный, мешок забился под скамью и замер.

Заплатив за выпивку, он неспешно вышел на улицу и, отойдя немного, метнулся к стражам на Нижнем рынке, которым доложил страшным шепотом, что стал случайным свидетелем одного разговора в харчевне «Серебряный ус», и, как честный человек, обязан донести служителям закона о двух подозрительных личностях. Мол, один лиходей заверял другого, что нынче днем добыли они воистину волшебный оберег на воровскую удачу, и теперь могут безнаказанно - хоть кошельки срезать, даже у стражей при исполнении, и те ничего не заметят, хоть купчин на дороге убивать да обирать - с таким оберегом их никогда не словят.

- Волшебная вещица, должно быть, из ограбленной лавки чудес, - намекнул он стражам, - где нынче произошло убийство. Надо бы проверить, что у них в мешке под скамьей - уж не свидетельства ли их преступления?

Стражи рысцой припустили по улице вверх к харчевне «Серебряный ус». Доверчивые! Даже не полюбопытствовали, как звать добровольного помощника, да откуда он такой выискался.

Из окна своей комнатухи Темнозрачный с ухмылкой наблюдал, как служители Порядка волокли сопротивлявшихся лиходеев, которые на всю улицу орали, что мешок с деньгами и барахлом из лавки чудес им подбросили, что они - ни ухом, ни рылом, и знать не знают, почему в мешке оказались обереги, принадлежавшие ведарю.

Когда местные жители, сбежавшиеся на шум, разбрелись по домам, и под окнами стихло, Темнозрачный расставил на полу колдовские предметы, зажег огонь в горелке, взятой в лавке знахаря, и приступил к черному делу.

Всю ночь и половину утра он занимался приготовлением зелья, нашептывал заклинания. Долго пришлось провозиться с порошком из летучего металла, который никак не хотел оседать. Что-то иное его разозлило бы, но непослушность данной составляющей лишь развеселила. Еще бы! Светлый бог, которого людишки именуют Великим Творцом, и представить себе не мог, на что пойдет металл его оружия.

При всех сложностях подобное колдовство было пустяковым и легким, по сравнению работой, которую ему пришлось бы выполнить, не имей он под рукой волшебного рогоклеща. Обретенный по воле случая, воистину, чудесный бесценный дар - заменив собой более десятка разных редких веществ, значительно облегчил и ускорил дело, на которое ушел бы целый год.

Да что тут говорить! Без твара-оберега он не смог бы совершить то, что задумал.

Все приготовления к злодеянию заняли десять дней - пока средство сварилось до нужного состояния, пока выпарилось варево, пока долями было смешано все вместе в одном горшке. После чего Темнозрачный запустил в горшок рогоклеща, закрыл горловину плоским камнем, на котором вырезал свое тайное имя, запечатал заклинанием, отнес в дальний лес и поставил в дупло.

Требовалось выдержать зелье в течение семи дней.

*

Покуда отрава прела, Темнозрачный не терял времени даром, не валялся на промятом тюфяке, в коморке с обшарпанными стенами, под провисшим потолком. В первую очередь он извлек на свет древний клад, ибо, как в древности, так и ныне, богатство значительно облегчало решение многих вопросов. Недаром молвится - золотишко само ворота отпирает да путь расчищает.

В Прошлом разбойники, разорившие сокровищницу храма богини Матери-Любовницы, поделив добычу на три равные доли, решили их припрятать в небольшой пещере на склоне Красного холма, откуда ты и не вышли, ибо в приступе жадности поубивали друг друга.

Теперь на месте руин высился новый храм, рядом с которым по-прежнему жили жрицы, служившие богине, в основном, телом. Казалось, священные блудницы никогда не спали, усердно пополняя храмовую казну. Только перед самым рассветом появился возможность беспрепятственно приблизиться к тайнику в священной роще.

От колдовских слов земля разверзлась, послышался шорох осыпающихся земляных комьев, треск рвущихся корней, стук камней - и открылся вход в пещеру. Темнозрачный дунул, и с его дыханием в черную щель устремились три сгустка голубоватого света - он вернул разбойникам их души, коими завладел, посулив взамен богатство.

Свою часть договора он выполнил. Разве они не стали богатыми?

Похожие на маленькие, размером с детский кулачок, шаровые молнии, подневольные души проплыли по воздуху, оставляя за собой прозрачный белый след, и исчезли в непроглядной темноте.

Скрипя костьми, из черного провала поднялся человеческий скелет, окутанный слабым голубым, призрачным сиянием, в котором угадывался его прежний, прижизненный облик. Он был увешан украшениями. Женскими. На черепе - венец из золотых виноградных листьев; на груди – ожерелья; на запястьях – браслеты; на пальцах перстни. За первым последовали два других, в столь же богатом убранстве, все с золотыми чашами в руках. Разбойников никто не обряжал и уж тем более не отпевал - украшения они напялили на себя еще при жизни, чтобы легче было нести, да так в них и погибли.

Жадность вела их по жизни. Жадность свела в могилу. Сколько не грабь, богатства на тот свет не заберешь.

Восставшие из мертвых злодеи брели по священной роще. В полосах белого лунного света их призрачный прижизненный облик обретал обманчивую плотность, сквозь которую пробивалось мутное сверкание драгоценностей на костях.

Темнозрачный расстелил на траве плащ, и скелеты побросали на него свою ношу. Освободившись от проклятого золота, они рассыпались в прах, один за другим. Череп последнего с рукоятью ножа, торчавшего из глазницы, упорно не желал исчезать. Он двигал челюстью и клацал зубами.

- Будь ты проклят! - послышался приглушенный голос, будто говорила сама земля.

- Увы! Ничто не может быть черней черного. - Темнозрачный пожал плечами и раздавил череп. Воспарившие голубыми светлячками души он поймал и сжал в кулаке.

Переместив клад в коморку, он свалил все в угол и наложил заклятье. Если хозяйке дома вздумается заглянуть сюда в его отсутствие, драгоценности покажутся кучей никчемного хлама, но бабенка не сможет перешагнуть через заговоренный порог.

Иван Васильевич Киреевский «О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России»

«Христианство проникало в умы западных народов через учение одной римской церкви, - в России оно зажигалось на светильниках всей церкви православной; богословие на Западе приняло характер рассудочной отвлеченности, - в православном мире оно сохранило внутреннюю цельность духа; там раздвоение сил разума, здесь - стремление к их живой совокупности; там движение ума к истине посредством логического сцепления понятий, здесь - стремление к ней посредством внутреннего возвышения самосознания к сердечной цельности и средоточию разума; там искание наружного, мертвого единства, здесь - стремление к внутреннему, живому; там церковь смешалась с государством, соединив духовную власть со светскою и сливая церковное и мирское значение в одно устройство смешанного характера, - в России она оставалась не смешанною с мирскими целями и устройством; там схоластические и юридические университеты, в древней России - молитвенные монастыри, сосредоточивавшие в себе высшее знание; там рассудочное и школьное изучение высших истин, здесь стремление к их живому и цельному познаванию; там взаимное прорастание образованности языческой и христианской, здесь - постоянное стремление к очищению истины; там государственность из насилий завоевания, здесь - из естественного развития народного быта, проникнутого единством основного убеждения; там враждебная разграниченность сословий, в древней России - их единодушная совокупность при естественной разновидности; там искусственная связь рыцарских замков с их принадлежностями составляет отдельные государства, здесь совокупное согласие всей земли духовно выражает неразделимое единство; там поземельная собственность - первое основание гражданских отношений, здесь собственность - только случайное выражение отношений личных; там законность формально логическая, здесь - выходящая из быта; там наклонность права к справедливости внешней, здесь предпочтение внутренней; там юриспруденция стремится к логическому кодексу, здесь, вместо наружной связности формы с формою, ищет она внутренней связи правомерного убеждения с убеждениями веры и быта; там законы исходят искусственно из господствующего мнения, здесь они рождались естественно из быта; там улучшения всегда совершались насильственными переменами, здесь - стройным естественным возрастанием; там волнение духа партий, здесь незыблемость основного убеждения; там прихоть моды, здесь твердость быта; там шаткость личной самозаконности, здесь крепость семейных и общественных связей; там щеголеватость роскоши и искусственность жизни, здесь простота жизненных потребностей и бодрость нравственного мужества; там изнеженность мечтательности, здесь здоровая цельность разумных сил; там внутренняя тревожность духа при рассудочной уверенности в своем нравственном совершенстве, у русского - глубокая тишина и спокойствие внутреннего самосознания при постоянной недоверчивости к себе и при неограниченной требовательности нравственного усовершения; одним словом, там раздвоение духа, раздвоение мыслей, раздвоение наук, раздвоение государства, раздвоение сословий, раздвоение общества, раздвоение семейных прав и обязанностей, раздвоение нравственного и сердечного состояния, раздвоение всей совокупности и всех отдельных видов бытия человеческого, общественного и частного; в России, напротив того, - преимущественное стремление к цельности бытия внутреннего и внешнего, общественного и частного, умозрительного и житейского, искусственного и нравственного».

Начнем с того, что Бытие (книга Ветхого Завета) – это не только компиляция двух протоиудейских концепций, Элохиста (с остаточными элементами политеизма) и Яхвиста (почти монотеизм), но и мифотворческого наследия Ближнего Востока и Ханаана, в частности.

В Бытие представлены два разных варианта сотворения человека.

«И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их бог, и сказал им: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею», (Быт. 1: 27 - 28).

«И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою», (Быт. 2-7)

Оба варианты заимствованы из Междуречья, где сотворением людей занималась божественная пара или коллектив богов обоих полов. В этом случае, «по образу и подобию» - логично.

Второй вариант, вероятно, адаптация аккадского текста, содержащего более древний, шумерский миф.

«И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребр его, и закрыл то место плотию», (Быт. 2:21)

С. Крамер «Шумеры»


Зато есть иудейский каламбур.
"И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою: ибо взята от мужа" (Быт. 2:23). В оригинале игра слов: «ish» - семит. «муж», «isha» - "жена".

О «ребре» и «жизни», если поймете. Шумерское til с индеком [3] (til3) - это глагол "жить". Для формирования отглагольного существительного требуется (в данном случае) детерминатив, который также играет роль словообразовательного аффикса [nam]. Итог - [nam-til3], т.е. "жизнь". Записывается 2-мя логограммами NAM.TI
То есть TI - это не слово, это чтение логограммы, принятое в среде ассириологов, которое, с точки зрения лингвистических универсалий выглядит не таким уж однозначным. Слово "ребро" - как записывается, так и читается - "ti".

Библейская география Эдемского сада соответствует району на севере Междуречья, судя по описанию.
«Адам» - дословно, «человек», однокоренное со словами «земля» и «красный». Библейский «первый человек» был слеплен из эдемского краснозема. Рай представлялся определенным местом на земле, где можно не работать и при этом не голодать.

Вероотступники молились бронзовому павлину - среднего размера изваянию, сработанному весьма искусно. Каждый призывал Властелина на свой лад, потому что строгих текстов молитв не существовало, как не было заведено правил собраний. Единственное, что исполнялось неукоснительно - это кровавые жертвоприношения. Они совершались в двойное новолуние, при лунном затмении, и когда на земле наступала самая долгая ночь в году. Откуда жертву брали, как выбирали? Так, заманят к себе в дом в слепую ночь обманом какого-нибудь бродяжку, которого никто не хватится, опоят и пускают ему кровь. В другие ночи резали петуха или ягненка, обмазывали кровью идола и нашептывали, кто во что горазд - вот и весь обряд.

Никем незамеченный Темнозрачный проник в дом.

Возглас удивления вырвался из более десятка глоток, как из одной, когда птица из кружевной бронзы зашевелилась. Вероотступники затрепетали, одни в восторге, другие в страхе. Заколебалось и притухло пламя свечей и вспыхнуло с новой силой. Павлин сложил и опустил хвост, захлопал крыльями, а снова раскрыл хвост веером, то оказалось, что он настоящий - на нем выросли перья! Прямо на глазах он преобразился от хвоста до хохолка на голове.

Чудесная птица!

Павлин ожил и зашевелился. Он был черным и позолоченным. Обманные глаза на роскошном хвосте сверкали изумрудами и рубинами. Павлин повертел головой, рассматривая замерших людей, и скрылся во мраке.

Черная пелена прореживалась, таяла...

Вместо изваяния перед кромешниками предстал темноволосый юноша, бледный и печальный. Помнилось Темнозрачному, что в подобном облике он производил особо благоприятное впечатление и на мужчин, и на женщин. Люди онемели, даже кашлять от едкого дыма забыли. Они пристально и завороженно вглядывались в темную фигуру перед освещенным свечами алтарем, пытаясь лучше разглядеть лицо таинственного гостя. Послышался шум упавшего тела - женщина грохнулась в обморок, но никто не бросился ей помогать.

- Я вас разочаровал? - Темнозрачный с грустной улыбкой обвел взглядом собрание.

- О, Великий Властелин, мы не ожидали, что ты... что ты вот так придешь, - осмелился вымолвить один из них, должно быть, главный.

- Зачем же тогда вы меня призывали? - устало и снисходительно спросил он.

- Мы всегда так молимся... Мы всегда верили только в богов Мрака… Мы тебя любим.

- А что вы сделали, чтобы доказать свою любовь и преданность?

Его вопрос остался без ответа, ни искорки мысли не отразилось в глазах его почитателей. Тупые скоты!

- Что вы сделали, дабы приблизить мое возвращение? - продолжил он. - Как вы боретесь с моими врагами?

- Я! Я убил веля, - признался Крашень Молчун. - И еще одного ясновидящего, который хотел предупредить судей, что ты вернулся.

Темнозрачный воззрился на Крашеня - одет богато, но морда разбойничья. Заглянув в глаза, проник в сознание... Не врал человечек, в самом деле, умертвил веля, хранителя книжных знаний.

- Похвально-похвально. Как мне тебя отблагодарить?

Глаза убийцы алчно вспыхнули, а в его мыслях взгромоздились золотые горы.

- Так я и думал. - Темнозрачный скривился. Вовремя, значит, успел позаботиться о своей платежеспособности.

Он сделал красивый жест - и прямо ниоткуда, из воздуха, из пустоты на Крашеня Молчуна посыпались безделушки из красного и белого, старинного золота. Люди заахали, протянули руки, чтобы убедиться в реальности происходящего.

- Мое! Не троньте! Не смейте трогать, - грозно зарычал Крашень и, рухнув на колени, стал сгребать сокровища. Остальные смотрели на него - кто с завистью, кто с ненавистью, но ни один не порадовался за единоверца.

- О, великий и всемогущий! Ты - истинный Властелин земли! О, наш Темнозрачный господин! Как ты щедр, - началось восхваление. Кромешники, один за другим, опустились на колени и в молитвенном жесте простерли к нему руки. - Мы верили и знали, что так будет. Ты выделишь тех, кто предан тебе.

Темнозрачному сделалось приятно от такого обожания, от дикого восторга. Ему это нравилось. Это ему было нужно! Хотя, казалось, что при его божественной самодостаточности, он не должен ни в чем испытывать нужды. Нет, он просто забыл, что можно испытывать ни с чем несравнимое удовольствие от людской покорности и преклонения пере ним, пусть преклонение исходило, в основном, из корысти. А кто бескорыстен? О людях тут говорить, вообще, нечего. Великаны? Так, они, обладая властью, имеют свои маленькие выгоды и пользуются своим положением без зазрения совести.

- Властелин, скажи, что надо делать? Мы готовы служить.

Томный юноша-темный бог, подпиравший кулаком щеку, являл собой воплощение задумчивости.

- Не смею обременять вас своими заботами... - наконец, вымолвил он, как бы извиняясь. - Вы все такие славные, и я ничуть не сомневаюсь в вашей крайней заинтересованности в деле... Лучших помощников мне едва ли удастся сыскать. - Красуясь, он вскинул голову. - И вижу, ваша готовность помочь мне идет от самого сердца. Если хотите мне пособить...

- Да! Еще бы! Что надо делать? Мы пойдем за тобой... Мы готовы, - заговорили в полный голос кромешники. Войдя в раж, они забыли о скрытности своего собрания. - Приказывай, Великий Властелин!

- Могу ли я вам доверять? - спросил Темнозрачный, когда гул голос стих.

- Что надо сделать, чтобы ты поверил?

За золото готовы на все, о чем не попроси! Мать родную на алтарь возложат и отца родного предадут… Какое истовое рвение. Грех - не воспользоваться!

- Я поверю вам, если вы принесете мне в жертву великана, хотя бы одного, - вкрадчиво начал он. - Открою вам свою тайну. Смерть одного великана приблизит сразу и на целый год начало моего владычества на земле. Тут счет простой. Того, кто решится на подвиг во имя веры, я щедро вознагражу за службу - отмерю золота столько же, сколько весит голова веля, которую мне предъявят. Но не буду настаивать, если у вас нет желания или сил... Или смелости. - Он пристально вглядывался в лица людей. Что победит в мучительной, внутренней борьбе - страх перед велями или жадность?

В тяжелой душной тишине подвала стало слышно, как перешептываются мысли, как алчность спорит с благоразумием. Было, над чем призадуматься… С велем-то совсем не просто справиться - самим без башки можно остаться. Но если повезет - получится убить божича - Господин озолотит. Дело, верно, принесет богатство. Ведь, вот же, явное доказательство - у Крашеня в подоле рубахи! - весомей довода быть не может.

Окинув взглядом собрание, Темнозрачный улыбнулся.

- Повторяю, я не настаиваю. Вы сами спросили, какую службу мне сослужить. Скажу больше. Если вы докажете свою верность через кровь велей, станете первыми из моих приближенных. Я знаю, вы сможете…

- О, Великий Господин, ты величайший и мудрейший из богов! Мы сделаем все, чтобы приблизить время твоего владычества. Мы исполним твою волю.

- Ну, если мы обо всем договорились, осталась самая малость…

Едва Темнозрачный собрался перейти к главному, к тому, что было целью его посещения - закреплению договора, ведь его почитатели уже явно были готовы заложить души, - как возникло новое, срочное и неотложное дело.

Милица! После их расставания на Величане она обратилась к нему впервые и побеспокоила не из-за пустяка. Она умоляла о помощи - ей угрожала смертельная опасность. Хотя ведьма была мастерица запутывать следы, что доказала своим долголетием, среди врагов нашелся опытный следопыт. Стражи обложили ее со всех сторон, и теперь, как тогда в Белохвостове, спасти ее могло только чудо.

Темнозрачный увидел глазами Милицы черную стену гор, будто подпирающих низкое, усыпанное звездами, ночное небо, увидел вдали вершины второго Пояска, выбеленные светом половинчатых лун, величественно плывущих над горной грядой, а еще - увидел внизу, на перевале, совсем близко - пляшущие огоньки факелов идущих цепью стражей.

- Впереди обрыв… глубокое ущелье, отвесные скалы, - доложил разбойник, вернувшийся из разведки, и фыркнул. - Можем, пойти - сброситься...

- Господин нам поможет, - голос Милицы прозвучал уверенно.

Да! Он поможет.

Темнозрачному вовсе не нужно было нестись, сломя голову, через горы и моря в полудненные края. Да и не успел бы он мгновенно - Милицина-то беда уже на подходе, ждать не станет - преодолеть огромное, разделяющее их расстояние, но мог передать ведьме часть своей силы, поделиться колдовской мощью. Только подобное занятие не терпело свидетелей.

- Что за малость? Что еще осталось, о, Великий Властелин земли? - вопрос вернул его в душный подвал городского дома.

- В следующий раз, - резко ответил он, злобно воззрившись на коленопреклоненных кромешников, раздраженный их глупостью. - На сегодня довольно слов. Поднимайтесь, идите и убейте великанов! Мне ваши собрания и молитвы - ни к чему. Я жду от вас настоящих дел.

Испуганные сменой настроения своего бога, вероотступники послушно поднялись и попятились.

- Ты покидаешь нас, всемогущий Господин?

- К моему превеликому сожалению, вынужден оставить вас, друзья мои, - спохватившись, он поспешил сгладить возникшую в отношениях неловкость и соответствовать скромной печальной личине. Еще не настало время для грубых приказов. - Скоро я к вам вернусь, обещаю. Не успеете соскучиться.

Швырнув на прощание пригоршню драгоценностей, он удалился тем же способом, каким явился.

Вероотступники медленно, будто пригибаемые невидимой дланью, снова опустились на колени. Едва они встали на четвереньки, богобоязнь и восторг на их лицах сменились свирепостью, а руки, еще мгновение назад протянутые в просящем жесте, жадно зашарили по холодным грязным плитам.

Крашень Молчун, оставшийся стоять, придерживая отяжеленный золотом подол рубахи, с чувством превосходства и нескрываемым отвращением взирал на единоверцев, которые ползали по полу и, толкаясь, собирали дары, выхватывали друг у друга из-под носа золото, а то и затевали драку.

«Свиньи… Мерзкие крысы! Презренные твари, - подумал он. - Они не достойны того, чтобы служить тебе, мой Господин! Они не заслуживают Твоей милости».

Крашень изумленно, как впервые, воззрился на бронзового павлина, возникшего на своем прежнем месте.

- Мой Властелин? - прошептал он.

Изваяние не пошелохнулось.

*

Милица ощутила, как в нее вселяется сила - чужая, незнакомая и небывалая, пугающее. Ее наполняло и переполняло вызывающее восторг нечеловеческое всемогущество.

- Благодарю тебя, мой Отец и Бог…

В буйном колдовском вдохновении ведьма вскочила на ноги и рассмеялась, запрокинув голову. Смех, подхваченный эхом, раскатился по склону. Ее уставшие отчаявшиеся спутники встревоженно переглянусь, подумав, что их предводительница сошла с ума. Теперь преследователи знали точно, где их искать, о чем возвестила перекличка недалеко внизу.

- Вставайте! - приказала она. – Живей!

- Куда мы? – недоверчиво спросил Полубей, но быстро поднялся и подхватил переметную суму.

- Пошли. Ты сказал, там есть пещера? Я знаю, что делать. – Легкой танцующей походкой она направилась к ущелью.

- Милица, - нагнав, он схватил ее за плечо. – Что ты задумала? В пещере нас быстро найдут, там негде спрятаться. И дальше пути нет!

- Пути назад тоже нет! - она резко обернулась. - Можешь остаться, Ушан, и ждать свою смерть.

Полубей отшатнулся, встретив взгляд черных непроницаемых глаз вселившегося в нее чудовища, и отступил на шаг.

Мимо него боком проскользнули два его собрата – такие же, как он, беглые лиходеи, с которыми его невольно и неразрывно повязал удивительный случай, полностью изменивший его жизнь. С того памятного дня в Белохвостове, когда Владыка спас их от суровой казни, они были неразлучны и все делили между собой поровну - хлеб, кров, воровскую удачу и превратности судьбы.

Пещера оказалась не глубокой, с покатым полом. Милица встала у стены и, прижав ладони к камню, начала призывать духов стихий. Чужим утробным голосом, на непонятном языке…

Затаив дыхание, мужчины напряжено с надежной всматривались в спину женщины, едва различимой в сумраке.

Горы вздрогнули. Послышался гул, переросший в рокот, и снаружи в лунном свете мелькнули летящие вниз камни. Через несколько мгновений они посыпались дождем, с громким оглушающим шумом, застилая склон густой пылью. Они становились все крупнее, придавая камнепаду устрашающий вид, острые обломки от столкновений залетали в пещеру и чиркали по стенам. Разбойники забились в самый дальний угол, что, однако, не спасало – отскакивающие осколки все равно подали в них, причиняя боль. Потом с вершины покатились огромные глыбы, их не было видно сквозь пыль, но от их падения сотрясался пол.

- Ты нас убьешь, ведьма! – крик Полубея утонул в грохоте и скрежете. Одернуть Милицу он не решился. Она вызывала у него - никогда и ничего не боявшегося - животный ужас.

Неожиданно все прекратилось. Гул в недрах удаляясь, стихал. Единственными звуками в наступившем спокойствии были удары редких камней, срывавшихся где-то рядом и скачущих по склону вниз.

Кашляя, потирая ушибленные места и отряхиваясь, разбойники зашевелились. Милица, осторожно ступая по усыпанному каменной крошкой полу, приблизилась к выходу.

Пыль оседала, ночной воздух обретал свою обычную прозрачность. При взгляде вниз, на пустой голый склон и груды валунов у подножья, становилось понятно, что после камнепада там не осталось никого живого - преследователи завалило насмерть.

Разбойники, высунувшиеся наружу и придирчиво озиравшие ущелье, толкались и хлопали друг друга по спине, радуясь гибели своих врагов.

- Благодарствуем, матушка. - Корша, старший из мужчин, обнял Милицу за плечо. Он был единственным, кому она позволяла вольное обращение. – Ты - наша спасительница.

- Переночуем здесь, - сказала она.

- Да уж, лучше дождаться рассвета, - согласил он. - Теперь некуда спешить. В темени спускаться, недолго шею себе свернуть и ноги переломать.

Они вернулись в пещеру, все, кроме Полубея, который отправился вниз, на разведку. Его никто не остановил, не окликнул.

- За ушами пошел, - буркнул Корша и сплюнул. – Не может без измывательств…

- Молодой да матерый, - усмехнулся Зюма. – Иногда ложусь спать рядом и думаю, а вдруг отрежет мне ухо во сне.

- Типун тебе на язык, кликуша, - отмахнулся от него старый разбойник. - Сейчас приготовлю для тебя местечко, Мила. - С самого начала взявшийся по-отцовски заботится о ней, он стал расчищать место, чтобы потом постелить маленький коврик, который носил среди своих вещей. * Когда пришел Полубей, его собратья еще не спали, только улеглись. Пока перекусили тем, что имелось в запасе, ведь пробыли голодными почти весь день, потом обсудили бурные события минувшего дня и наметили дела назавтра, хотя в их положении загадывать что-либо – слишком самонадеянно…

- Нашел кого, Ушан? – Корша приподнялся на локте, разглядывая у него узел чужого добра.

- Нашел. - Полубей опустил награбленное на пол со стуком и бряцанием, знать, принес железки какие-то.

- Живого?

- Уже нет.

- Чего добыл?

- Оружие и немного барахла. С утра осмотрим склон, еще чего-нибудь соберем.

- Полубей, иди ко мне, - позвала Милица, сидевшая у противоположной стены. Не по разбойничьему прозвищу окликнула, а по имени, данному при рождении, как уже давно никто к нему не обращался. Он медленно подошел, готовый получить выговор, и вопросительно склонился. - Ближе, - пригласила она жестом.

Потоптавшись в нерешительности, он опустился, но едва присел рядом с ней, она взяла его руку и прижала к своей пышной груди, ясно давая понять, чего от него хочет и ждет.

Полубей недоверчиво вгляделся в светлый овал женского лица, потрясенный подобным вызывающим предложением, о котором мог только мечтать. Для него это стало столь же пугающе простым, сколь невероятным. Милица никогда прежде не заигрывала с ним, не являла желание любовной близости, ни разу не одарила ласковым взглядом, а тут сразу отдавала себя.

Он воровато оглянулся на затихших собратьев.

- Смелей, - шепотом ободрила его атаманша, нагло скользнув ладонью по его бедру к паху и поднимая внутри бурю противоречивых чувств.

Красивая, порочная и непостижимая – старая ведьма притягивала его так же сильно, как отталкивала, отвращая своей черной сущностью и тайной чудесного омоложения. В нем вспыхивало неуемное страстное желание, когда он из укрытия наблюдал, как она предавалась плотским утехам с соблазненными мужчинами, которых они потом убивали и обворовывали. Иногда приходилось ждать до рассвета, пока она – бесстыдная, жадная до телесных услад и ненасытная - удовлетворит свою похоть. Он едва сдерживался, чтобы не наброситься на нее – убить ее случайного любовника, занять его место и овладеть ее роскошным телом, обещавшим немыслимое блаженство.

Все еще не веря в свое счастье и задыхаясь от вожделения, Полубей повалил Милицу. Его руки, путаясь в складках одежд, столкнулись с ее тонкими пальцами, помогавшими развязывать тесемки. Он знал, как ей больше всего нравится, и много раз представлял, как проделает это с ней, и выбьет из нее первый сладостный протяжный стон. Он желал слышать ее наслаждение, которое ей доставит.

Вспомнив о свидетелях, молодой разбойник метнул в сторону невидимых в темноте собратьев предостерегающий и преисполненный мужской гордости взгляд. Из них троих Милица выбрала его, признав нем лучшего…

Душегуб и насильник – первый раз в жизни он был чуток и нежен с женщиной.

*

На следующий день - с раннего утра и до позднего вечера - кромешники, рискуя навлечь на себя подозрения стражей, досаждали Крашеню одним и тем же вопросом: «Нет ли вестей от Владыки?» Надоедливость единоверцев его ужасно злила, но вместе с тем ему необычайно льстила мысль, что его считают приближенным земного бога, посвященным в его дела, и таким образом признают за ним главенство.

Проникшись собственной значимостью, Крашень повел себя властно, сменил повадки и тон. Стал кричать на непрошеных гостей, велел не являться на глаза без приглашения. А позвал он их скоро - дня не прошло - более того, лично навестил каждого, по волеизъявлению Темнозрачного Владыки.

Возвращаясь из храма Творца, Крашень заметил знакомого темноволосого, меланхоличного вида юношу, бредущего навстречу. Он хорошо запомнил, хотя видел в темноте и совсем недолго, его лицо с тонкими чертами, отмеченное печатью грусти, уверенную осанку человека, привыкшего повелевать, и движения, спокойные и плавные.

Кромешник быстро огляделся по сторонам - вдруг кто опознает бога Мрака и поднимет шум, - но люди шли мимо, не обращая на них внимания.

- Здорово, Молчун, - юноша по-свойски хлопнул Крашеня по плечу и даже улыбнулся. - Отчего такой смурый?

Темнозрачный пребывал в благостном расположении, ибо одержал победу над стражами, преследовавшими Милицу, погоня для них обернулась погибелью, и ныне ведьма и два ее спутника находились в безопасном месте.

- О, Трижды Великий... Совершеннейший... Властелин земли... - Застигнутый врасплох, Крашень был готов провалиться сквозь землю. Он так привык вести двойную жизнь, что, даже уверившись в том, что воплощенный бог существует в действительности и ходит по земле, более того, по улицам его родного города, продолжал посещать храм светлого бога.

- Можешь звать меня просто - Владыка, - снисходительно разрешил юный бог.

- О! Как прикажешь, Господин, - часто закивал Крашень. - То есть, Владыка.

- Так ты, значит, в храм бегал?

От страха у вероотступника подкосились ноги, и он рухнул бы на колени, но Темнозрачный удержал его и встряхнул.

- Великий, ты не подумай ничего дурного, - начал оправдываться он свистящим шепотом. - Я - не предатель… я ходил новости послушать. Там, после службы на ступенях собираются мужики и обсуждают городские дела.

Темнозрачный двинулся вдоль ряда домов по улице вниз. Крашень засеменил рядом, то и дело порываясь поцеловать руку Господина или край его одежды. Прохожие стали на них оборачиваться

- Да, не лебези ты! - Присмиряя своего рьяного почитателя, Темнозрачный выдернул рукав из его цепких рук. - Я - не в обиде. Все понимаю и не считаю изменой твои хождения в храм. Ты волен делать все, что пожелаешь. Ты уже доказал свою преданность своими смелыми поступками, совершенными ради меня. Нет ничего страшного в том, что ты бываешь в храме, в его стенах не ты один такой. О, если б светлый бог знал, кто собирается под крышей его святилища, он бы обрушил крышу на их головы.

- Ты видишь их насквозь, мой Владыка, этих подлых лицемеров. - Крашень угодливо тоненько захихикал. - Ты их накажешь.

- Безусловно! В другой раз. А сейчас, пойдем-ка, прогуляемся. Покажешь, где живут великаны, ведари, судьи и прочие наши враги.

*

Вместе они бродили по холмам, покуда голос горна не предупредил горожан и гостей о том, что пора разойтись по домам или найти ночлег.

С недавнего времени в Небесных Вратах был объявлен новый закон, запрещающий перемещения по городу в темное время суток. Всякого, кто ослушается, стражи задерживали до установления его личности и выяснения причин ночных блужданий. Люди отнеслись к новому закону с пониманием. Ведь ночь - время, когда темные силы могли оказать на человека наиболее ощутимое влияние. Только плохие люди вершили свои дела под покровом ночи, ибо хорошие не опасались света дня. И вообще, человек, ведущий праведный образ жизни, должен укладывается спать с наступлением темноты, ибо для того чтобы добывать хлеб насущный, ему надо вставать с рассветом. Бесцельно шляются в ночи только разбойники или праздные люди.

- Завтра к Равностоянию соберетесь все до одного в своем обычном месте, - наказал напоследок Темнозрачный. - Ведь вы устраиваете собрания за пределами города?

- Да, в виноградниках.

- Завтра вечером ступайте в виноградники. Предупреди всех.

- Я-то предупрежу, но вдруг кто-то не захочет пойти? Или не сможет.

- Разве ты не понимаешь, что это - приказ?

- Понимаю, но они же…

- Так и передай им, что я велел. Пригрози, в конце концов! Что б они не просто ушли из города, а побежали так, будто пятки горят.

- Слушаюсь, Трижды Великий Властелин. Всех обойду лично, донесу твою волю.

- И никому ни слова о том, чем мы сегодня занимались.

- Мой, господин! Жизнью клянусь, - ударил себя в грудь Крашень.

- Раньше полудня следующего дня домой не возвращайтесь.

- Почему?

- Не спрашивай меня ни о чем! - Лицо юноши искривил гнев. - Я сам скажу все, что посчитаю нужным.

- Слушаюсь и повинуюсь, Трижды Великий, - пролепетал в поклоне Крашень, не смея поднять глаза, вспомнив нечто важное, вскинул голову. - А как же жертва?

- Какая еще жертва?

- Мы не успеем найти жертву для тебя, Трижды Великий Властелин. В винограднике мы приносим тебе жертвы. Теперь, когда ты… вернулся. - он замялся, подбирая слова. - Ты придешь, а алтарь – пустой… Скотину или птицу ты же не примешь?

- Нет, конечно! - фыркнул он, и тут же примирительно похлопал человека по плечу. – Ничего, будете должны. В следующий раз двойную жертву принесете.

- Благодарю, Трижды Великий Властелин земли.

- Полноте. После благодарить будешь. Ты даже представить себе не можешь, какое одолжение я вам делаю, - сказал он и растворился в воздухе, оставив Крашеня стоять в изумлении посреди улицы.

*

Темнозрачный достал сосуд с готовым колдовским зельем из дупла дерева. В срок все составляющие в достаточной мере пропрели ядом. Осталось только выловить волшебного рогоклеща, который понадобится для противоядия - и отраву можно использовать.

Прошло немного времени после ухода Исчадья Мрака - и с дерева на землю стали попадать насекомые, птицы и мелкие зверушки, обитавшие в густой кроне - все мертвые. Трава вокруг начала пожелтеть, как от жары, разбегаясь от основания желтым пятном. Листья на ветвях пожухли, сморщившись и высохнув, посыпались дождем и в полете истлевали, превращаясь в прах. Облупился ствол, с которого кусками отваливались кора… Голое дерево треснуло вдоль и, разделившись на две половины, рухнуло, взбив густое облако черной пыли. Оказалось, что ствол внутри весь обуглился, будто прогорел.

С наступлением темноты Темнозрачный покинул свое пристанище. За ночь ему предстояло сделать большое дело, непосильное ни одному человеку.

Бесшумной тенью метался по городу и сеял зло. Он торопился, дабы успеть до рассвета. В мгновение ока перемещался на видимые расстояния, исчезая в одном месте и возникая в другом, далеко впереди. Где-то кидал щепотки по ходу вдоль улицы, где-то останавливался и обметал окна и двери, чтобы люди за ними - судьи, стражи, знахари и прочие ведари, главы общин - заболели наверняка. На одних указал Крашень Молчун, о других он разузнал сам. Его враги в большинстве своем оказались простыми смертными, посему наслать на них порчу ему, великому колдуну, было раз плюнуть. Он щедро сыпал зелье на пороги их жилищ. Знали они или нет о его возвращении, в силах ли были его остановить - глупый вопрос. Они были его врагами, по определению.

Предосторожность никогда не бывает излишней.

Он просочился за ограду сада верховного судьи-правителя и склонился над брошенными на дорожке игрушками - любовно вырезанными из дерева фигурками людей, лошадками, повозками. Третьего дня он видел здесь двух очаровательных мальчиков, внуков веля, которые увлеченно играли в тени деревьев. Похоже, братья были очень дружны…

«Как хорошо, что велевы свойства не передаются по наследству», - подумал он и, прошептав заветные слова, сдул с ладони смертоносную пыльцу.

Он напустит на детей лишь легкую хворь. Всех же остальных домочадцев изведет. Пусть внуки останутся единственной отрадой в жизни веля. Когда человек, пусть очень благородный, имеет привязанность, он становится крайне уязвимым, сам не подозревая об том.

У Темнозрачного было отличное настроение, несмотря на то, что ему не удалось опылить казарму стражей порядка. Он еле ноги унес от ночного дозора, гнавшегося за ним верхом.

Высыпав остатки отравы на Нижнем рынке, где в предрассветный час уже появились первые торговцы и начали выкладывать на прилавки снедь, он вернулся в свою коморку. Сев на тюфяк, закрыл глаза и погрузился в забытье. После многотрудных деяний он заслужил короткую передышку, совсем недолгий отдых.

Ничего удивительного, даже боги устают и уходят на покой.

*

Около полудня Темнозрачный вышел на улицу, дабы увидеть причиненный вред.

Смертоносная пыльца начала убивать с первыми лучами солнца. На рассвете мельчайшие частицы яда воспарили и повисли невысоко над землей, проникли через распахнутые окна в дома. Одного вдоха было достаточно, чтобы подхватить заразу. Кто не умрет в первые дни - сослужит верную службу черному делу потом, когда наступит срок, когда человек уже забудет про боль и пережитый ужас, потому что злобота, затаится внутри до поры до времени. Если ломоту, жар и слабосилие, сопутствующие порче, можно согнать, а язвы заживить, то одержимость врастет в потроха, пустит корни…

Он гулял по городу и заглядывал в серые лица людей, в их потухшие глаза, и видел в них приближающуюся смерть. Он упивался человеческой болью и страданиями.

Во второй половине дня люди на улицах стали падать бездыханными. В городе началась паника. Крики, визг, плач сливались - все в одно - жуткий вой. К вечеру все дороги в городе и окрестностях были усеяны трупами, и никому до них не было дела, разве что грабителям. Кто-то из горожан спешил покинуть Небесные Врата, другие заперлись в своих домах, но большинство из тех, кто еще мог передвигаться, пришли к Дворцу судей.

Такой толпы на Главе-холме не собиралось даже при строительстве Лестницы на небо!

Люди требовали, чтобы власти принять меры, только судьи-правители - те, что чудом избежали гибели, а таковых набралась ровно одна треть от бывшего состава, - сами пребывали в страхе и растерянности, и не знали, что делать, ведь никогда прежде подобного не случалось.

Совет заседал до полуночи. Наконец было объявлено, что чума -общая беда. Горожан призвали набраться терпения и проявить мужество. Сообща решили, во избежание еще большего распространения болезни и порчи воздуха - убрать с улиц мертвецов, как можно быстрее, и сжечь, не дожидаясь опознания, для чего отвели участки в предместьях. Под утро отряды добровольцев из горожан принялись за дело. На улицах появились телеги с высокой, в половину человеческого роста решеткой, куда закидывали трупы, тут не до церемоний было.

Чума продолжала свирепствовать. Зараженные умирали - дома в постели и вне родных стен, падая как подкошенные посреди улицы. Здоровые бродили по городу в поисках пропавших родных. Подобно теням, они двигались от одного трупа к другому, кому-то удавалось обнаружить ближнего, лежавшего ниц посреди дороги или сидевшего, будто уснув у стены - и тогда опускался человек на колени и обращал ненавидящий взор к небесам, и кричал, вопрошал богов, за что ему ниспослано подобное наказание.

На кладбища нескончаемой вереницей двигались похоронные процессии. Безымянных мертвецов вывозили за пределы города. В речной долине, где началась уборочная страда, были выкопаны большие глубокие ямы, куда сваливали трупы, обливали маслом и поджигали.

Смерть собирала свой урожай.

*

Ни времени, ни сил добровольцев не хватало, чтобы бороться с мором. За ночь чума унесла еще сотни жизней. Трупы, неубранные с улиц, за сутки распухли, и над городом повис смрад. К нему примешивался запах горелого мяса и паленой шерсти от погребальных костров, чадящих в округе. По жаре и безветрии зловоние обещало развеяться нескоро.

Для Темнозрачного эти запахи были, как для кого другого - аромат цветов. Он получал несказанное удовольствие, созерцая живописные картины гибели людей. Их обратного превращения в прах, пыль, землю. С любопытством он рассматривал лица горожан, умерших внезапно. Вот один, оказавшись в цепких объятиях смерти, дико оскалился; другой - улыбнулся ей как любимой женщине; третий - удивился; четвертый - принял ее с умиротворением; а пятый такую гримасу состроил, будто ему в рот попало что-то кислое.

«Смертушка, помощница моя верная и бессменная, - думал Темнозрачный, - для всех ты - одна, и у каждого - разная».

Только на третий день мор прекратил буйствовать. Выздоравливали люди, которые испытывали недомогание. Лучше себя почувствовали те, кто слег в первый день, но находился в сознании и уже считал себя обреченным. Продолжали умирать лишь тяжелобольные, покрытые гнойными язвами - еще два дня назад утратившие связь с действительностью, они тихо отправлялись к праотцам.

Поредевшее жречество, которое все это время призывало горожан молиться денно и нощно и воскуривать благовония, объявило, что молитвы наконец услышаны. Из уст в уста передавались утешительные предания о людях, якобы ставших свидетелями случаев, когда боги сходили на землю и чудесным образом исцеляли тяжелобольных. «Ведь небосвод-то нынче высоко, далеко от земли, - говорили жрецы, - не сразу голоса вопиющих доносятся до ушей Трижды Великих Творцов, но боги снова опекают нас, как детей своих». Кто-то из прихожан верил. Другие, потерявшие близких, а с ними и веру в божье милосердие, горько кривились от подобных заверений. «Как можно так долго не замечать бедствие, - вопрошали они, - когда чад погребальных костров, а не благоуханный аромат, поднимается до небес, аж солнце затмевает?»

Чумной мор проходил сам собой. Способ излечения так и не был найден.

Попаивая наставницу настоем шиповника на меду, она рассказала все, что знала о чуме. Люди-то приходили, говорили, что творится в городе, делились последними новостями. Старая ведунья выслушала ее внимательно и, поучая, заговорила:

- Нет такой хвори в природе, чтоб с подола мор да на бугор пер. Ты в книжки-то загляни и поймешь тогда, чем настоящая чума отличается от нынешней скоротечной, - заговорила она чужим, хриплым голосом. - Как так? И дышали одним воздухом, и воду из одного источника пили, но половина улицы перемёрла, а другая - жива и здорова. Что ж у них за защита такая от всеобщей напасти? Или они все - благородные, да мы о том не знали? Али они чем-то смерти не приглянулись? - Преславна ёрничала, потому как умирающему все дозволено. - Ты, красавица, была со мной с первого дня, и не заболела. Пораскинь умом, не странно ли?

Действительно, все это было пугающе странно.

Лада перед страшным днем ночевала в отчем доме на Медвежьем холме, и пришла к Преславне под вечер. К этому времени уже умерли почти все жители соседних домов, а в начале улицы - только трое. На следующий день прибежавшая проведать дочку Ладина матушка, рассказала, что на Медвежьем холме мор охватил лишь южный склон.

- Не может такая зараза, как чумное поветрие, приставать избирательно, - продолжала ведунья. - Если уж косит, так всех без разбору.

- К чему ты клонишь?

- Мор нынешний - порождение коварного ума, дело ловких рук, умело намешавших зелье и сплетших заговор. Навел кто-то повальную порчу на Небесные Врата.

- Неужто порча бывает столь сильной? - от испуга Лада прикрыла рот ладошкой. - Что за колдун черный появился у нас в городе?

- Верно, пришлый он… Вот только, сколько у нас перебывало разных мелких пакостников - все они, ежели собрать их всех вместе, против него - слабее во сто разов. Ведомы этому колдуну особые тайные заклинания, обладает он большим умением да опытом. Ведь духов стихий так просто не созовешь, не посадишь в лукошко, чтобы они тебе, какую надобно, службу сослужили. - Преславна шевельнула рукой. - Подай-ка мне воды.

Лада сбегала к ведру, зачерпнула полный ковшик и поднесла наставнице. Вместо того чтоб отпить, Преславна подобралась и плюнула в воду. Девушка ахнула.

- Гляди, - сказала ведунья.

Слюна свернулась комком и как камень погрузилась на дно.

- Что это значит?

- Вот тебе доказательство, что чуму не ветром надуло.

- Но каким образом? Зачем?

Старуха закатила глаза, и от ее вида девушке чуть дурно не сделалось.

- Почем мне знать, - продолжила старица после нескольких мучительно долгих мгновений. - Кабы я могла влезть в голову колдуна да прочитать его мысли, какую злодейскую выгоду он извлекает из страданий людских…

- А способ наведения порчи каков? Он что-то под пороги домов положил?

- Не ищи причину мора под порогом, не найдешь ты там орудие колдовское.

- А что ж тогда искать? И где?

- Ты ничего не найдешь, даже будь ты сведущей, как я. Наговорено было на что-то летучее, как пыльца растений - и разметать просто, и в любую щель незаметно протечет…

- Преславнушка, как снять порчу?

- Эх, девонька моя, нынешнюю порчу может снять лишь тот, кто ее навел. Моя наставница… ведунья-вельша трехсотлетняя еще помнила составы порчи моровой, но мне их не доверила… никому не доверила…

- Погоди, матушка, не успеваю за твоими мыслями. Что ты хочешь сказать?

- Говорю тебе, учинить сие великое вредительство способен только хранитель древних колдовских знаний, а подобные тайны, если кому ныне и ведомы - лишь божичам…

Лада, наконец, поняла, о чем говорит знахарка. Книги по чародейству содержали рецепты сильных воздушных ядов в долях, со всеми составляющими, однако не пояснялось, как готовить, что и в какой очередности смешивать, сколько выдерживать - только пометка стояла: «Спроси учителя». Все, что было не дописано в книгах, учитель передавал на словах своему лучшему ученику. Делалось это для того, чтобы смертоносная тайна ненароком не стала достоянием алчного невежды, дабы тайные священные знания не подвигли его на происки властолюбивые. Такими учителями во все времена были великаны, и в ученики себе брали только благородных, а не находилось достойного наследника, так и умирала тайна вместе с учителем.

- Вели никогда не причинят людям зла! - горячо возразила Лада. - Они служат людям.

- Служат-служат, - устало согласилась знахарка. – И нет среди нынешних божичей волшебников. Всевлад покойный был наследником великого чародея Прошлого, и то не хранил тайны волшебства. Утеряны древние знания, а могущественных черных колдунов, отродье Злыднево, еще раньше великаны перебили, всех до единого… так мне сказала моя наставница.

- Что ж это получается? Простой человек завладел тайной порчи? Откуда вообще берутся такие тайны, - шепотом заругалась Лада, - вредоносные по своей сути, если боги создали мир добрым?

- Бывает, что люди случайно находят нечто, о чем потом сами горько сожалеют, - проронила мудрая старуха и поморщилась. - Не о том я. Не перебивай! Нет у меня времени на пустую болтовню. Недолго мне осталось…

- Преславнушка, не говори так, не надо, - сдавленно произнесла девушка, готовая снова расплакаться.

- Слушай и запоминай! Не мог простой смертный через околдование поморить целый город… такой огромный, как Небесные Врата. Чтобы средство моровое… этакое хитрое да силы убийственной приготовить - сроку не один год требуется. Только… до третьего дня я не слыхала про колдуна, способного совершить подобное злодеяние, - после долгой речи голос знахарки совсем ослаб, - а я бы обязательно услыхала, живи он на земле.

- Кто ж тогда? Кто?

- Помнишь пророчество белого старца?

Лада кивнула и крепко сажала оберег на груди.

- Матушка, так люди по-разному передают его слова, и про порчу он вроде ничего не говорил…

- Нечего мысль рассеивать… коль суть лежит на поверхности. Возвестил он, что Исчадье Мрака вернулось. Только ему одному, подлюке окаянному, по силам сотворить подобное злодейство. Но если источники воды чистые, значит, не надобно ему было переморить всех людей до единого. Ежели хотел навести ужас - тогда он откроется скоро. Запомнила?

- Да. Запомнила.

- Передай мои слова судье Бориславу… или Огнишку.

- Хорошо, матушка.

- Береги себя, Ладушка, - пробормотала она, каждый вдох, каждое слово давались ей с трудом. Ладе пришлось склониться, чтобы лучше слышать. - Устала я… помирать пора.

- Преславнушка! - Девушка схватила иссохшую холодную руку наставницы, и та в ответ слабо пожала ее пальцы. Будто иголочки закололи в месте соприкосновения. - Я буду ухаживать за тобой - и ты скоро поправишься.

Знахарка скривила рот, усмехаясь над наивностью своей ученицы. Потом смежила распухшие лиловые веки, сомкнула губы в жесткую линию и затихла, казалось, что уснула. Глядя на ее спокойное лицо, Лада впала в оцепенение, и не двигалась, словно боялась разбудить, пока не осознала, что старица умерла. Тогда боль утраты выплеснулась наружу громкими стенаниями.

- Ой, матушка, Преславна, родненькая, - заголосила она. - На кого ж ты меня покинула, на кого ты меня оставила… На кого мне теперь оположиться, на кого обнадеяться? Кто мне даст советы мудрые, образумит неразумную?

Своим воплением несчастная Лада возвестила всей улице о кончине Преславны, и соседки, поминая мудрость и доброту старой женщины, стали подвывать. Девичий голос затерялся среди множества других голосов. Причитания крики и мольбы, доносившиеся из окон домов, сливались в сплошной гул.

Казалось, сам каменный город стонет от горя.

*

Ничто так не услаждало слух Темнозрачного, как крики боли. Для него это была самая чудесная музыка на свете - настоящий гимн во славу его пришествия! Он пропускал эту музыку через себя, различая все оттенки горя: от тихих сдержанных стенаний до безумных, громких истерик. Не меньшее злорадство ему доставляло скорбное молчание над местом общих погребений, где некому было оплакивать покойников. Множество людей лишилось не только жизни, но даже имен, данных при рождении. Никто не знает, сколько братских могил появилось за последние дни в городе и округе! Не счесть, сколько неопознанных трупов было свалено во рвы и сожжено. Могильщики уничтожали горы человеческой плоти торопливо, будто прятали следы преступления. В их действиях крылось чувство огромной вины перед погибшими и стыда от собственного бессилия. Пусть их вынуждали обстоятельства, но о живых судят по их отношению к мертвым.

Люди нарушали заведенный порядок и ничего не могли изменить!

Редкого покойника нынче омывали, обряжали и оказывали перед погребением почести, причитающиеся усопшим. Большинство погибших не удостоилось - ни похорон по-человечески, ни могильных камней. Темнозрачный лишил горожан права на упокоение. Оставшиеся в живых никогда не узнают, где обрели последний приют их родители, дети, братья и сестры. До конца дней люди, потерявшие своих близких, будут страдать оттого, что не отдали последний родному человеку. Память об умершем будет жить ровно столько, сколько проживут помнящие о нем.

*

Вдоль насладившись произведенным ужасом, Темнозрачный собрался силами, чтобы продолжить осуществление своего дерзкого замысла. Для следующего шага ему потребовалось совершить над собой насилие. Собрав всю свою волю, он отправился во Дворец судей, дабы предложить помощь и, если получится, втереться в доверие к Совету судей, а повезет, так и к самим великанам.

Явившись во Дворец, он представился стражам скромным знахарем и заявил, что хочет-де помочь, если это в его силах, избавиться от напасти. Уже скоро его препроводили в зал, где обычно собирались на совет городские судьи.

За большим овальным столом восседал верховный судья Борислав Силыч. У него за спиной стоял начальник Стражи порядка Огнишек с младенцем на руках, тоже великаном.

Оказавшись лицом к лицу с тремя благородными, Темнозрачный остолбенел. Ему сделалось дурно, нестерпимо захотелось вылезти из кожи вон и бежать без оглядки на край земли. С превеликим трудом ему удалось сохранить человеческий облик. Утерши рукавом потекшую из глаз едкую влагу, что можно было принять за слезы скорби, и, проглотив ком злости, застрявший в горле, запинаясь, он произнес заготовленную заранее речь:

- Благородные сыны деев, пришел я по зову сердца и велению души… из искреннего сострадания… счел я своим священным долгом… помочь… ибо владею тайным знанием. Пребывая неподалеку от Небесных Врат, услышал я о вашей ужасной беде, страшном чумном поветрии. Думается мне, я знаю о средстве от напасти.

- Излагай, что можешь сделать.

Борислава Силыча было не узнать – осунулся, побледнел, постарел. Подточило горе все его величие - за эти дни он потерял пять домочадцев и не успел с ними попрощаться, как надобно, по-людски, потому что городские дела были важнее и не могли ждать. О похоронах хлопотала теща старшего сына, которая осталась в доме присматривать за двумя внуками, осиротевшими в одночасье. Мальчики не приходили в сознание и еще не знали о смерти родителей.

- Ведом мне состав одного целительного средства, - вкрадчиво начал Темнозрачный.

- Почему ты решил, что твое средство поможет? - Огнишек с подозрением рассматривал молодого длинноволосого мужчину с острой бородкой, который отчего-то не внушал ему доверия. Глаза гостя по-воровски бегали, должно быть, совесть нечиста. Уж не грешок ли какой перед властью хотел искупить?

Знал Темнозрачный, что непросто будет добиться расположения божичей. Они - мужики ушлые, подозрительные, не девицы, чай, одним благообразным видом их проймешь. Однако положение дел складывалось таким образом, что великаны были готовы принять помощь от любого, кто предложит что-нибудь по-настоящему действенное.

- Подобное бедствие уже случалось в одном городе, - вкрадчиво начал Темнозрачный. - Правда, сам я не был тому свидетелем, мне о нем поведал мой учитель, человек мудрый и уважаемый, проживший, замечу, сто двадцать лет. Рассказывал он, что еще во времена его молодости в одном городке, в полудненных краях, ни с того ни с сего начал свирепствовать мор, по всем признакам похожий на здешний. Как потом оказалось, причиной болезни стала пыльца очень редких растений - каменных цветов. Эти диковинные растения встречаются только в одном месте на земле, именуемом Долина Смерти, что лежит посреди пустыни у перекрестка караванных путей. После обильного дождя, который проливается на песчаное море один раз в сто лет, камнеобразные растения оживают и зацветают. Сказывают, что цветы эти красоты неописуемой. Когда пыльца вызревает, ветер разносит ее по округе. Хвала богам, что эти ядовитые цветы растут вдали от людских жилищ!

- Откуда пыльца взялась в том южном городе?

- Ее принес караван, пересекший пустыню. Он прошел по Долине Смерти как раз в пору цветения, и пыльца прилипла к шерсти животных и одежде людей. А потом в городе проводники на постоялом дворе стряхнули с одежды пыль, почистили животных - зараза разлетелась по округе, попала в источники воды.

- Почему люди не умерли по дороге? – подобный вопрос возникал сам собой, и въедливый Огнишек не мог не задать его, что, однако, не застало новоявленного лекаря врасплох.

- Пыльца каменных цветов имеет странное свойство: становится ядовитой, когда пропитывается соленым потом. Может пройти целый месяц или больше, прежде чем яд обретет убийственную силу, - пояснил он, и под тяжелыми взглядами двух велей, поспешно добавил:

- Так сказал мой учитель.

Судья Борислав Силыч обернулся к Огнишку, и тот утвердительно кивнул, мол, да, действительно, за день до чумы прибыл караван с юга. Потом направился к двери и, подозвав одного из стражей, поручил тому узнать, что стало с торговцами-полудниками.

Наблюдая за велями, Темнозрачный решил, что впредь станет вести себя еще более осторожно. Ведь ничего на веру не принимают! А сейчас, пусть проверяют – доказательства им предоставят, ибо в настоящее время на постоялом дворе возле Нижнего рынка похоронные команды с помощью подъемного крана убирали распухшие туши верблюдов из каравана, что намедни пришел по Старой дороге.

- Ты сможешь остановить чуму? - устало спросил Борислав.

- Попробую. Попытаюсь. Очень постараюсь, - поклонился Темнозрачный. С его стороны было бы слишком самоуверенно ответить утвердительно. - Учитель передал мне на словах состав лекарства. Здесь оно у меня. - Он постучал пальцем по лбу. Ведь известно, что хороший знахарь все тайны своего ремесла хранит в голове.

- Что нужно для приготовления твоего целительного средства?

- Травы, вещества кое-какие, порошки разные, какие можно найти в любой лекарской лавке. Еще понадобятся приспособления разные, посуда, чтобы истолочь все составные части, перемешать и выпарить лекарство.

- Вот, что мы сделаем… - Борислав Силыч поднялся из-за стола, и Темнозрачный невольно сжался. - По ту сторону площади стоит лекарская лавка. Ее хозяин умер вчера вместе со всеми своими домочадцами. Отдам приказ - тебя туда проводят. Можешь пользоваться любым имуществом знахаря. Я разрешаю.

- Благодарствую, твое благородие. Слушаюсь и повинуюсь. - Кланяясь, как игрушечный божок полудников, гость попятился к двери задом, натолкнулся на Огнишка и, отскочив в сторону, поклонился и ему.

- Погоди! - от громового голоса судьи Темнозрачный вздрогнул.

- Что? Что угодно, твое благородие?

- Как тебя звать-величать, помощничек нежданный?

- Я, великие мужи, откликаюсь на имя Скосырь. Отечества и прозвища мне не дано, а по матушке - Горемыкыч. - Поклонился Темнозрачный еще раз, хотя у самого внутри все переворачивалось, претило его черной сущности с велями заискивать.

- Сколько времени тебе потребуется, Скосырь?

- Коль найду в лавке все, что нужно, средство приготовлю до темноты.

- Ищи быстро! А если будет чего не доставать, сразу скажи – тебя в другие лавки сведут.

Великаны проводили Темнозрачного до двери. Огнишек приказал стражу сопроводить гостя дорогу в дом лекаря.

- Останешься подле знахаря и будешь выполнять его поручения, если ему чего-нибудь понадобится.

- Жизнь свою отдал бы, лишь бы внуков спасти, - сказал Борислав Огнишку, закрывая дверь.

Темнозрачный хитро ухмыльнулся.

Народ, столпившийся у дверей, молча расступился, освобождая дорогу Скосырю Горемыкычу. Отсюда, из приемного зала в город уже просочились и поползли слухи, что избавление близко - появился спаситель.

*

Темнозрачный по-хозяйски разместился в доме лекаря, которого извел намедни со всем семейством. Сначала изучил содержимое склянок на полках в заднем помещении, где прежний владелец готовил лекарства, выбрал несколько и поставил на стол. Приказал стражу принести три ведра воды, развел огонь и запустил все перегонные приспособления, которые имелись.

Все это он делал только для виду, потому как страж, приставленный велями, пристально следил за всеми его действиями. Противоядие-то у него было уже готово, оставалось только его разбавить. Еще накануне, безо всяких сожалений, он раздавил волшебного рогоклещика, высушил на солнце, растер и смешал с другими составляющими.

Он пропустил воду через перегонное устройство, дабы потянуть время, набрал целый котел и поставил на огонь. Побросал в него травки душистые для аромата и, в ожидании темноты, стал помешивать не спеша. Два раза из Дворца судей прибегал гонец и спрашивал, не готово ли снадобье целительное, и оба раза в ответ слышал, что скоро подойдет. Когда в лекарственную лавку явился сам Борислав, решил, что не стоит дольше испытывать терпение велей.

- Готово почти. Пробовать будешь, твое благородие?

- Мне оно ни к чему. Внуки тяжело захворали, - пожаловался верховный судья, с выступившими на глаза слезами.

- Ох, беда! Соболезную, - вздохнул и сочувственно закивал Темнозрачный.

- Налей мне, сколько надо для исцеления.

- Обожди. Сейчас вынесу.

Вернувшись на свою кухню, он добавил в котел главное вещество. Оставил себе чуток порошка, на донышке, а то вдруг не хватит на всех страждущих противоядия. И где тогда он возьмет еще одного волшебного рогоклеща? Каждый живой оберег - единственный в своем роде - этого твара, примененного для порчи, никакой другой не заменит, будь он трижды околдованным. Напоследок дунул и плюнул в котел, для приворота, потом зачерпнул немного питья, нашептал на него особое заклинание и понес ковшик в лавку, где расхаживал в ожидании главный из судей.

- Изготовил в лучшем виде, как наставник учил. – Темнозрачный через воронку налил средство в пузырек. - Вот возьми, твое благородие.

- Должно помочь, говоришь? – Борислав поднес склянку к свету, разглядывая содержимое.

- Хуже точно не станет, - заверил его мнимый спаситель тоном лекаря, утешающего больного и скривился половиной лица в злорадстве при мысли, что вель собственноручно станет опаивать своих внуков приворотным зельем.

- Если снадобье поможет, твои старания будут щедро вознаграждены, - пообещал Борислав, пряча бутылек в складках одежд.

- Нужны бочки с водой, твое благородие, чтобы развести в них лекарственное средство.

- Эй, люди, - позвал вель стражей. - Доставьте сюда бочки с водой. Живо! Потом пусть эти бочки развезут по всему городу и поставят на площадях, чтобы все страждущие могли получить исцеление.

*

К полуночи в городе, жители которого не спали уже третью ночь к ряду, на всех больших площадях стояли водовозные телеги. Возле них выстроились очереди из мрачных и молчаливых людей. Вооруженные стражи с факелами следили за тем, чтобы никто не лез поперед остальных, и отгоняли в хвост длинной очереди отчаявшихся, которые с мольбами кидались к раздатчику. Стражи не слушали сбивчивых объяснений, ведь у всех была одна и та же беда. Никто не вступался за страдальца, не выказывал ни жалости, ни сочувствия, ведь каждый хлебнул своего горя через край. Люди замыкались в себе еще больше, чтобы чужими страданиями не проникаться. Все приходили со своей посудой, но какую бы емкость не приносил человек - получал одну меру целебного снадобья.

- А не мало ли будет? Хватит ли столько для совсем худого? - спрашивал он у черпальщика.

- Средство сильное, - заверял служащий. - Разве что мертвого из могилы не поднимет.

И шел домой горожанин, обнадеженный и приободрившийся, шел медленно, чтобы не расплескать драгоценную жидкость, и дома убеждался в том, что не обманули его. После нескольких глотков оживал тяжело больной родич, поднимался с постели. Возвращалась ясность ума к метавшемуся в беспамятстве. Прямо на глазах зарубцовывались язвы на теле у человека, сплошь покрытого нарывами. И плакали люди от счастья, оттого, что заново обрели ближнего.

Только мертвые не вернулись.

*

Новость о чудодейственном исцеляющем средстве долетела до Лады, когда она, омыв и запеленав тело наставницы, несла всенощное бдение.

«Объявился-таки черный колдун, - подумала девушка. - Ведь только он, мог спасти людей от порчи, которую сам навел. Надо предупредить судей, а то они не ведают, чью помощь приняли».

- Что же делать? - Лада покосилась на Преславну. Лицо у той было спокойное и умиротворенное, все сердитые морщинки на нем разгладились, ее уже не заботили дела мирские суетные, не могла она ничего посоветовать.

Трудно было ученице знахарки в первый раз в жизни принять самостоятельное ответственное решение. Боязно ей было. Ох, как боязно… Ведь после смерти наставницы, она стала единственной, кто ведал о причинах мора, если не считать того, кто наслал порчу.

Держать страшную тайну в себе было невыносимо.

- Надо срочно идти к судьям! И все им рассказать, - Лада решительно поднялась. - Как знать, может колдун уже начал строить новые козни. Надо остановить его немедленно, иначе потом будет поздно.

Достав из глубины шкафа мешочек с солью, заговоренной против черных колдунов, хранившийся на всякий случай, она вышла из дома.

Хотя на дворе стояла глубокая ночь, город не спал. Сквозь закрытые ставни пробивался свет - в каких-то домах оплакивали умерших, в других сидели над больными, в третьих уже праздновали исцеление. С площадей шли люди с котелками, кувшинами и бутылками, в которых плескалась надежда на спасение. По этим же улицам со скрипом катились телеги с мертвецами.

Лада прибежала во дворец, но оказалось, что все судьи разошлись по домам. Верховный же судья ушел не один, а вместе с лекарем, тем самым, что приготовил целебное средство и спас город от чумы.

«А вдруг этот лекарь, появившийся невесть откуда, замыслил убить нашего Борислава Силыча?» - со страшной догадкой девушка бросилась спасать великана, благо тот жил неподалеку, на спуске. Добежав до поворота, с болью в боку она остановилась, чтобы отдышаться, и увидела, как открылись двери в судейском доме, что стоял на повороте улицы. Борислав вышел на крыльцо, проводить гостя. Девушка во все глаза всматривалась в лекаря, который по сравнению с высоким и широкоплечим божичем был низкорослым и худым и подергивался странно.

«Неужто он и есть виновник нашего горя - злой колдун или само Исчадье Мрака, наславшее порчу и уморившее полгорода?» - удивилась она.

Поклонившись хозяину, лже-лекарь накинул на голову черный плат и направился по улице вверх, в сторону площади Лестницы. С виду он казался самым обычным человеком, но по приближении стало видно, что его глаза как угольки красненьким вспыхивают.

Страсти-то какие! Холодея от ужаса, Лада отступила в темень подворотни и пока соображала, как поступить - убежать, закричать и позвать на помощь людей, - развязала трясущимися руками веревочку на мешочке с солью. В книгах по чародейству говорилось, что если насыпать волшебной соли вокруг того места, где находится черный колдун, тот не сможет выбраться из круга, а если обсыпать солью самого колдуна, тот замрет как каменное изваяние.

- Нечего мне его бояться, - внушала она себе. - Вот обсыплю его заговоренной солью, скует соль его члены, и встанет колдун на месте, как вкопанный. А я за Бориславом Силычем сбегаю, расскажу ему все про мнимого спасителя.

Лада могла бы остаться незамеченной, ведь колдун шел по другой стороне улицы, но подумалось ей, что Преславна не стала бы прятаться, а пошла вперед, навстречу колдуну. «Если хоть раз уступить злу, - говорила старая ведунья, - зло подумает, что оно сильнее и ему все дозволено, и будет еще хуже». Правому человеку таится незачем, будто преступнику какому-нибудь.

Осознание своей правоты придало ей сил и отваги. Высыпала она содержимое мешочка на ладонь и выступила под лунный свет, кинулась наперерез колдуну.

- Замри! - крикнула она и швырнула в него пригоршню соли.

Он замер. От удивления. Пригладил бородку, облизнулся и сразу все понял.

- Это что? Соль? Дура! Думаешь, со мной так просто разделаться?

Лада и представить себе не могла, что у нее ничего не получится, и в мыслях не держала, что средство не подействует, отчего сама остолбенела. Только тихонько пискнула, когда колдун сгреб ее в охапку и увлек в подворотню. Вздрогнула, когда он проткнул острым языком трепетно бьющуюся жилку в основании шеи...

Темнозрачный жаждал крови. После посещения дома веля, ему нестерпимо хотелось злодействовать. Какая удача, что под руку подвернулась эта девчонка! Напившись крови, он, по крайней мере, немного успокоится, дабы не натворить каких-нибудь глупостей. Заодно он утолил вдруг взыгравшую похоть - злость вызвала желание овладеть жертвой. Насилуя полуживую, наполовину обескровленную девушку, жестко сотрясая ее тело, он спрашивал: «Добилась своего? Нравится?» - и упивался своей безраздельной властью.

Лада уже не чувствовала ни страха, ни отчаяния, ни стыда - поруганная и сломленная, обезумевшая от боли не телесной, но душевной. Впав в забытье, она перестала стонать и призывать смерть, как избавительницу.

*

Забрезжил рассвет. Темнота на улицах рассеивалась, но подворотня еще тонула в густом сумраке. Неподалеку раздался скрип, и вскоре на дороге показалась телега, влекущая покойников по их последнему, земному пути. Повозка катилась под уклон, и погонщику приходилось сдерживать лошадей - а то ведь понесут, разметает мертвецов по всей улице.

- Ну вот, красавица, за тобой приехали. - Темнозрачный невольно залюбовался девушкой. Она, в самом деле, была очень красивой, даже теперь, когда смерть выбелила ее лицо как полотно, и с него сошли все краски. - Пора тебе, милая. Уже раскрыла для тебя объятия сыра-земля. А ведь ты, голуба, могла бы еще пожить.

Безмолвствовала ученица знахарки, невидяще глядя в небеса остекленевшими глазами.

Взвалив на плечо безжизненное девичье тело, Темнозрачный вышел из арки. Когда телега проезжала мимо, он положил свою жертву на вздувшиеся позеленевшие трупы, гнилые потроха которых от тряски отозвались на разные голоса.

- Приберите приблудную, - сказал он шедшему за телегой мужчине в кожаном переднике и с головой, обмотанной полосой ткани так, что были видны одни глаза. Тот в ответ устало взмахнул рукой в грязной рукавице.

Могильщик за время чумного мора всякое повидал, попадались даже оживающие мертвецы. «Теперь до самой смерти сниться будут», - думал он. Но пока, когда выдавались редкие часы отдыха, спал без снов. Его уже ничто не удивляло, исчезло в нем сострадание, и брезгливость тоже. Очерствел он душой, будто лишился всех чувств сразу. Намедни корил себя за то, что вызвался добровольцем на страшную работу.

Но ведь кто-то должен это делать! Почему не он?

Следуя за телегой, он поглядывал на девушку. Смерть лишила ее стыдливости - подол платья задрался, оголив ноги, налитая грудь была едва прикрыта, - мертвых не смущает их непотребный вид. Но если на другого покойника, даже прибранного, смотреть противно, то девичье тело не могло не притягивать мужской взор, пусть то, что прежде восхищало и пробуждало похоть, теперь вызывало сочувствие и жалость. Он любовался ею бездумно, его взгляд останавливался то на точеных чертах лица, то на пышной груди, то на округлых бедрах. Ее голова с уложенными венцом косами свешивалась за борт и моталась из стороны в сторону, как у тряпичной куклы, когда колесо наскакивало на колдобину, тогда могильщик хмурился, мол, не порядок, что покойница плохо лежит.

Во время очередной остановки он передвинул тело девушки, расправил на ней одежду, сложил руки на груди, и, сняв рукавицу, закрыл глаза. После чего ее завалили гниющими трупами.

Работы у похоронных отрядов было много.