ЙОЖЕГ:
08.01.18 19:28
» Глава 3. Дмитрий. Санкт-Петербург. Сентябрь 1997.
Глава 3. Дмитрий. Санкт-Петербург. Сентябрь 1997.
Жизнь Дмитрия вновь потекла по тому же руслу, что и до приезда Марины. Через год, после ее отъезда, он будто бы забыл о своем мимолетном романе и не вздрагивал, услышав где-нибудь имя Марина.
1997 год в семье Александровых ознаменовался радостным событием. Младший брат Дмитрия Роберт закончил университет. Рабочее место его уже ожидало у брата. Вера Дмитриевна, их мама, спустя столько лет, смирилась со смертью мужа и смотрела на жизнь спокойнее. Она осталась жить все там же в Энске, предпочитая его неторопливую жизнь, бурному и «неадекватно реагирующему» Питеру. Братья отличались не только внешностью, но и разностью характеров. По сравнению с Дмитрием у Роберта не было железной хватки брата. Он шел по его стопам, и ему не приходилось вгрызаться зубами в эту жизнь. Роберт с улыбкой закончил учебу. Дальнейшая жизнь у него тоже почему-то вызывала смех. И он зазвучал с его появлением в конторе, в коридорах и кабинетах. Характеру Роберта была присуща непосредственность и веселье, поэтому никакие доводы брата, что на жизнь надо смотреть серьезнее, не могли изменить Роберта в своем мнении, что с каждым днем живем все лучше и веселее. «Потому, - заявлял он своему старшему брату, которому определенно было не до улыбок, - надо смотреть на мир, смеясь, с прищуренными, как у китайца глазами. Чудовищную серьезность в неразрешимых быстро делах надо разбавлять моим непредсказуемым весельем, не то вы закиснете, - было неоспоримое мнение Роберта». И никто не жаловался на его выходки, потому что они были своевременны и разряжали накалившуюся частенько дискуссиями атмосферу офиса. А попытка Дмитрия, заставить брата не входить в его кабинет бесцеремонно без стука, потерпела фиаско, сколько он не делал ему замечаний. Роберт не хотел уведомлять о своем приходе, «поскребыванием двери».
- К тебе я, как к себе домой, захожу, - отшучивался он, на постоянные высказывания брата, об отсутствии у него элементарных правил этикета.
Дмитрий, после двух недель бесцеремонного хлопанья дверью, просто плюнул на это и перестал реагировать, он даже не поднимал голову от стола, когда в дверь вламывались без предупреждения.
«Кроме тебя, братишка, никому не придет в голову, без стука ко мне войти», - сказал он Роберту, сделавшему по этому поводу замечание: «К чему все эти церемонии, если, на вошедшего, ты не обращаешь внимание».
- Стучи, тогда обращу, - емко добавил Дмитрий и уткнулся вновь в бумаги.
Утром 2 сентября в кабинете Дмитрия раздался звук, открывшейся двери.
Это вновь влетел без стука Роберт, к обычному хлопанью двери, на этот раз присоединился громкий шелест газет.
- Чего тебе? – буркнул Дмитрий, не отрывая голову от стола, и рассматривая лежащие перед ним документы.
- Ты не читал вот это, - ткнул ему под нос газету брат.
- Ты, бездельник, - прорычал Дмитрий, злясь, что его отрывают от работы, и смахнул газету на пол, - чтобы получить сведения, мне не надо собирать сплетни по газетам. Я сам могу заняться изданием желтой газетенки, - он хлопнул рукой по бумагам, - все новости бомонда на моем столе.
- Ты не читал, а уже ругаешься, - возмущенно протянул Роберт.
Он поднял газету с пола и ткнул пальцем в одну заметку:
- На, вот, полюбуйся.
Дмитрий, чтобы отвязаться от брата поскорее, стал читать громко вслух:
- Продажа «Ретро» банка Александру Семгину, владельцу Санкт-Петербургского банка Фьорд, в ближайшее время не состоится, и ранее намеченное слияние банков откладывается на неопределенное время или до вступления в наследство наследников Михаила Топоркова, владельца генерального пакета акций банка.
30 августа вблизи города Энска произошло дорожно-транспортное происшествие. Автомобиль "Мерседес" уходя от столкновения с грузовиком на полном ходу ушел с дорожного полотна. Прибывшая на место дорожно-патрульная служба зафиксировала горящий автомобиль председателя правления банка "Ретро" Топоркова Михаила. Владелец автомобиля погиб на месте происшествия. Вместе с ним погиб руководитель Службы безопасности банка Топорков Алексей. Марина Сергеевна Топоркова, жена банкира, скончалась от черепно-мозговой травмы на 5 день после ДТП, выйдя на несколько минут из комы. По предварительным данным превышение скоростного режима со стороны автомобиля "Мерседес" явилось причиной ДТП, - конец заметки он уже прочел про себя. Дальше Дмитрий читать не смог, глаза снова и снова бессмысленно пробегали по тексту, но четко он видел только слова «Марина Сергеевна Топоркова».
- Представляешь, про наших пишут в такой газете! Видно они важные люди были и дело большого стоило. Ты ведь знал их? – спросил Роберт у брата, не дождавшись от него восклицаний, - вы же, кажется, вместе учились?
Дмитрий, оторвавшийся от чтения бумаг, бессмысленным взглядом, и с недоверием смотрел на брата.
- Не может быть, - тихо сказал он.
- Что, думаешь, газета врет? Прочти еще обстоятельнее.
Взгляд Дмитрия вновь уткнулся в газету. Но опровержения он не прочитал, те же сухие строки о гибели трех человек. Для многих они ничего не значили, и эта заметка не могла им принести боль. На его лице отразилась сожаление, но он тут же постарался взять себя в руки, как бы натягивая маску прожженного адвоката.
- Роберт, скажи Ирине, чтобы ко мне никого не впускала. В ближайшее время я буду очень занят. Возникшие вопросы к Петру и к тебе, - твердо и жестко сказал он.
- Но… - попробовал возразить Роберт, зная свою неопытность, и что он может не справиться.
- Иди, я кому сказал. Время шуток прошло, - глухо произнес Дмитрий, вновь и вновь пробегая глазами по строчкам газеты.
Роберт недоуменно пожал плечами и вышел из кабинета. Дмитрий, как только закрылась за братом дверь, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Воспоминания, как впорхнула в этот кабинет Марина, заставили его застонать, как от боли.
- Она очень любила жизнь, - пробормотал он про себя.
Во время своего приезда в Питер, она выплескивала могучую энергию движения. Театр, ресторан, танцы, домой возвращались за полночь. Но в постели она была неутомима. И вот теперь она без всякого движения лежит в гробу на кладбище.
Дмитрий, заглянул в маленький бар, который держал для клиентов, вытащил бутылку виски. Налил в бокал.
- Царство тебе небесное, Марина, - сказал он и залпом выпил неприятно пахнущую жидкость.
Он подошел к окну и посмотрел вниз. На улице бурлила жизнь. Люди спешили, торопились, толкали друг друга и, не оглядываясь, проходили мимо.
«Вот так же и Марина суетилась, я вот тоже суечусь. Тружусь сутками напролет. Для чего? Кого? Чего ищу? Чего добиваюсь?!» - вырвался у него крик изнутри. – Кому и что я хочу доказать?»
Дмитрий вновь налил себе виски, взболтал его в бокале, разглядывая темно- желтую жидкость. Он понял, что смерть Марины дала в его душе трещину. Но почему он и сам не мог понять. Ее мужа и его брата он почему–то не жалел. А смерть Марины вызывала в нем горькое сожаление, чувство какой–то потери. Может от любви? – размышлял он. И тут же себе отвечал, что, ведь он не любил ее, потому что за последние месяцы не разу не вспомнил о ней. Но почему такая боль в сердце? Из-за потери друга детства и юности. Может это намек, что мы не вечны, ничто недолговечно. И ты становишься немного боязливым перед поворотами жизни, - предположил он.
Залпом, выпив виски, он заглянул в бокал, недоумевая, как это в него сегодня, да еще с утра, лезет спиртное. Он не любил крепкие напитки. Но сегодня ему хотелось забыться, чтобы забыть о смерти Марины. Это известие легло тяжелым грузом на его сердце. Почему мне так больно? – вновь и вновь он спрашивал себя. Она ведь мне никто. Я ее до последней встречи не видел 10 лет и ничего жил, и не тужил. А теперь… Он начал опять размышлять о тщетности, суете в жизни. Вот и Марина жила себе да жила, а после себя никого не оставила. Никакого наследия. Для кого старалась, только для себя. Кто ее будет вспоминать? Да никто. Детей нет. Имущество захапают наследники. Помянут ли добрым словом? Это тоже очень сомнительно и относительно.
Упав в кресло, он заметил, что спиртное ни капли не облегчило боль в сердце. Почему-то смерть Марины он сейчас чувствовал еще острее. Он задумался о смысле своей жизни, потом вспомнил себя в юношеские годы, жадно стремившегося, сколько не утвердиться в этой жизни, а чтобы иметь то, что у него есть сейчас.
- Суета сует, - мрачно изрек он и тупо уставился в деловые бумаги.
Глаза его пробегали по листу бумаги, но при этом даже одного слова он не мог прочитать. Выхватывая разрозненные буквы из текста, у него почему-то складывалось слово «смерть». Мы все ходим по одной грани жизни, за которой смерть, - мрачно пофилософствовал Дмитрий. – К черту черные размышления. Живым требуется мое внимание.
Но никакие жесткие требования к себе, что надо работать, не могли расшевелить его мозг, и начать выстраивать защиту клиента. С горем пополам проведя день на работе, Дмитрий с облегчением заметил, что время уже шесть. И, несмотря на удивленный вид секретарши: «Куда в такую рань понесся шеф», ушел так быстро с работы, как будто за ним по гналось стадо мустангов. Усевшись в автомобиль, он долго бессмысленно ездил по улицам города. Шум городских улиц, кажется, немного развеял его мрачное настроение, и только после этого он направился домой, где когда-то его после работы встречала несколько дней Марина.
Ночью, ворочаясь в постели, он пытался вспомнить дни, проведенные с ней. Неизбежно в мыслях, и перед глазами встали ночи, проведенные с ней в этой кровати. Ее фигура, волосы. Вот только черты лица отчетливо он не мог вспомнить. Как он не копался в своей памяти, ему не припоминались ее черты. Лишь зеленые глаза, которые он хорошо запомнил с детства. Глаза кошки. Но ведь эти твари божьи имеют девять жизней, - вдруг проскользнуло у него в мыслях. Неужели Марина их все изжила?
- А может это и к лучшему, что я не помню четко ее лица? Воспоминание о загубленной красоте не будет бесконечно мучить, - сказал он сам себе и тут же, закрыв глаза, спокойно задышал и уснул.
Обычно она спал глубоким сном, без сновидений. Но сегодняшняя ночь была исключением. Ему приснился отец. Он разговаривал с Дмитрием, так как будто и не умирал. Хвалил за то, чего он добился в жизни.
- Отцы всегда гордятся своими сыновьями, приносящими пользу своей семье и людям. Теперь тебе, сынок, надо думать о сыновьях, чтобы самому потом гордо взирать на них, когда они добьются успехов.
Дмитрий проснулся в холодном поту. За 17 лет после смерти отца, это был первый сон, в котором он присутствовал. Дмитрий, холодный аналитик, никогда не придавал значения снам. Но почему–то этот сон показался ему вещим.
«Надо жениться, - пришла вдруг сумасбродная идея ему в голову, когда он, лежа в темноте, всматривался в потолок, по которому изредка пробегали лучи фар от проезжающих машин. – Мне тридцать лет, а у меня не то, что сына и дочери нет, даже жены. Еще тещи, - усмехнулся он. – Кем мне гордиться? – и сам же себе ответил, - остается только собой. А за что? Да, за то, что презирал женщин, ища в них только одни недостатки, как заядлый шовинист. Вот, - сердито размышлял он, злясь на себя самого - что я приобрел в наследство от Марины? – продолжал он мысленно самобичевание, - презрение к слабому полу. Да, хорошее богатое наследство, она мне оставила. Вообще-то о покойниках нельзя плохо говорить, - сказал он, но размышления не думали прерываться, несмотря на то, что, было пять утра. Чем больше он занимался рассуждениями, тем путанее становились его умозаключения.
Дмитрий попытался уснуть, но тяжелые мысли не давали ему покоя. Они вновь и вновь беспокоили его. Он перебирал в памяти минуты, когда он узнал о смерти Марины. Свою реакцию. Пробормотал: «Все к черту, надо забыть обо всем. О ней, о себе». Стал ворочаться, пытаясь выбрать расслабленную позу, чтобы заснуть. Уткнулся лицом в подушку, но в голове беспрестанно вертелась мысль, что Марины больше нет, и ее нельзя было ничем заткнуть. Она стучала, билась упорно, все напоминая о ней, не оставляя его ни на минуту.
В семь утра он встал с больной головой. Мрачные мысли его не отпустили и по пути на работу. Войдя в офис, он попросил у секретарши таблетку аспирина. У Ирины вытянулось лицо. Сколько лет она работала, ни разу не видела шефа больным, потому в конторе аптечки не было.
Роберт, выходивший из своего кабинета, услышал слова брата, и стремительно направился к нему.
- Ты что заболел? Может, простудился? – озабоченно спросил он, и, не дождавшись ответа, он сам же предположил, - хотя с чего тебе болеть? Вон вчера, какой здоровый был, рычал тут на меня, как медведь. Так, что же с тобой случилось, братец?
- Роберт, иди, работай и позаботься лучше о себе. Я и без тебя справлюсь, - раздраженно проговорил Дмитрий.
- Да, что с тобой такое? Спрашиваешь о пустяках, а ты нервничаешь, как раненый тигр, - удивился Роберт. Его брат, всегда сдержанный, на глазах терял признаки воспитанности.
- Если ты сейчас не уйдешь и не займешься своими делами, я вытолкаю тебя в шею не только из моего кабинета, но и из конторы, чтобы не совал нос туда, куда тебя не просят, - грозно пообещал Дмитрий.
- Ладно, ладно, ухожу, - примирительно сказал Роберт и скрылся за дверью.
В приемной никого не было.
«Видно Ирина ушла за аспирином в ближайшую аптеку», - предположил Роберт. Он присел на край стола, напевая, стал болтать ногами, дожидаясь прихода Ирины. Его бьющая через край энергия требовала разрядки. Девушка объявилась минут через десять, вся запыхавшаяся.
- Да, пока дождешься тебя, можно и умереть. Не торопись, его уже увезли, - заявил он ей серьезным тоном.
- Кого увезли? – опешила Ирина.
- Дмитрия, кого же еще. Ведь ему аспирин требовался. А ты целый час пропадала, вот ему и плохо стало.
- Не может быть, - пролепетала девушка, краска сошла с ее лица.
Роберт понял, как бы кому здесь и, правда, плохо не стало, и по-настоящему не потребовалась «скорая».
- Да, пошутил я, - пошел он на попятный, - ты, что такая бледная? Может, скорую вызвать тебе? – все же съязвил он, оставаясь в своем репертуаре..
- Ну и дурак же, ты Роберт! – злясь, проговорила Ирина. – Уйди с моего стола.
Она взяла папку с бумагами и из всех сил острым концом, треснула Роберта под ребра. Шутник подскочил от боли.
- Вот, шальная, шуток, что ли не понимаешь? Синий чулок! – наградил он ее комплиментом.
- Давай топай отсюда, пока я на тебя Дмитрию Александровичу не пожаловалась, - усмехнулась девушка довольная, что смогла дать отпор балагуру.
Но Роберт не был бы самим собой, если бы последнее слово не оставил за собой.
Он начал расшаркиваться перед ней, как в старые времена придворные вельможи, да так усиленно, что потерял равновесие и шлепнулся.
- Вот шут, - рассмеялась девушка и, давясь от смеха, прикрыла рот рукой.
- Ирина, что за грохот у Вас? Я просил таблетки, долго их ждать? – раздался голос Дмитрия по внутренней связи.
- Сейчас, Дмитрий Александрович, - быстро ответила Ирина, стараясь громко не рассмеяться. Взглянув на Роберта грозным взглядом, которым она, конечно, не напугала его, Ирина скрылась за дверью кабинета Дмитрия.
Вот так и развлекался Роберт между чтением и ведением доверенных ему дел.
...
ЙОЖЕГ:
08.01.18 20:36
» Глава 4. Мария. Энск. Сентябрь 1997.
Глава 4. Мария. Энск. Сентябрь 1997.
Мелкий дождь сыпал с самого утра, но Маша была рада ему, потому что из- за дождя пришлось использовать зонт. Он прикрывал ее сухие глаза, из которых за три дня не упала ни одна слезинка. Незаметно для других, она рассматривала пришедших на похороны людей. У всех на лице застыла маска скорби, но так ли это на самом деле, она ни за что бы, ни стала утверждать.
«И ломаного гроша не дам за ваши маски», - думала она, вместо того, чтобы усиленно рыдать о потере сестры.
Провожающие закончили говорить прощальные речи, остальные скорбящие, их слушавшие, оживились.
«Развязка этого спектакля рядом», – горько усмехнулась про себя Маша и направилась к гробу сестры. В похоронном бюро старательно загримировали следы аварии, и ее лицо выглядело прекрасно. На голову ей надели парик, чтобы скрыть следы операции.
«Если бы было правдой о том, что умирающие не покидают сразу землю, то ты Марина, увидев сверху себя, была бы рада своей внешности на смертном одре», - мысленно сказала своей сестре Маша, целуя ее в лоб. Тело было ледяным, и прощальный поцелуй для Маши был неприятен, но она старалась сохранить внешне все приличия.
Шикарный гроб закрыли крышкой и стали опускать в могилу, вырытую рядом с мужем Марины.
«Это кощунство», - говорила себе Маша, но душа ее радовалась, что она наконец–то обрела свободу. Пусть даже ценой жизни троих ей близких людей.
«А насколько при жизни они были мне близки?» - задала себе вопрос Маша, уже сидя в теплой дорогой машине. Каждый из них занимался своим делом, и честно говоря, никто из них мной не интересовался. «Здрасьте, да, до свидания», - слышала я от них. А то вообще, могли забыть поздороваться, и попрощаться, настолько у них велик был круг забот. Куда уж мне до них, с пеленками, да горшками. Удивляюсь, как сейчас обо мне вспомнили, а то могли и без меня похоронить. Так язвительно размышляя, она смотрела в окно машины, разглядывала, поникшую от долгого дождя природу. «А ведь остальные люди скажут, что даже природа скорбит по погибшим», - усмехнулась она.
- В ресторан, Мария Сергеевна? – спросил ее водитель, видя, что Маша, как села в машину, так ничего и не сказала.
- Да, конечно, - пробормотала Маша и вновь ушла в свои мысли.
Она была рада, что похороны на себя взял банк. Сама бы она истоптала бы все ноги, пока справилась со всем этим. Сарказм тут точно не помог бы. Поминальный обед, заказанный в самом лучшем ресторане города, она никогда не потянула бы. Ну, если бы только были бы деньги. Сейчас ее больше всего заботило, на что ей придется самой жить с детьми. Она понятия не имела, куда девал деньги ее муж. Потому что выданных им денег всегда хватало лишь на еду. Он был экономен до одурения. Попытка Маши, как-то выпросить больше денег, не увенчалась успехом для нее, и закончилась крупной ссорой. Алексей кричал так громко на нее, чтобы она мотовка и нахлебница, училась жить скромнее, что Маша предпочла не дослушивать его бешеные крики и постаралась скрыться с его глаз. Но Алексей, любящий командовать на работе, захотел и ее заставить подчиняться ей. Он, догнал ее, и крепко схватив за руку, стал читать ей уроки экономии. На следующее утро запястье Маши выглядело одним большим багрово-фиолетовым синяком.
«Еще два часа и все закончится», - вздохнула она, радуясь теплу машины. Ее ноги, заледеневшие от холода и дождя, приятно согрелись. Живые люди рады и таким мелочам. Покойник, восстав, не заметил бы этого, потому что после смерти все сковывает льдом – и душу, и тело. Что-то меня сегодня так и тянет на черную философию, - мрачно заметила Маша. - Вот бы удивилась Марина, если бы узнала, что у меня есть свое мнение. Правда, ее кроме своей персоны, никто не интересовал. Нет, это все же кощунственно радоваться, что они меня, наконец-то, оставили одну. Пусть и без денег, зато и без людей, которые смотрели на меня, как на личность второго сорта. Как бы не выплеснуть эту радость, не то подумают, что их смерть была мной подстроена. А о деньгах потом подумаю. У Марины дома вечно по всем углам заначки валялись, и не в рублях, а в долларах. Так, что на первое время выкарабкаемся. Потом постараюсь, как Эрику исполнится годик, найти работу, а его с Катюшей отдам в садик».
У ресторана Машу встретил мужчина в костюме. Она не знала, кто это такой, потому что никогда не была в банковском кругу. Маша постаралась не показать свою растерянность происходящим. Но сопровождавший ее человек, скорее всего, почувствовал ее зажатость и скованность.
- Не беспокойтесь, Мария Сергеевна, все подготовлено для обеда, пройдите, пожалуйста, во главу стола.
Маша остановилась, она не могла решиться сесть рядом с этими холеными мужчинами. Она встречалась с подобными людьми, таким были ее муж и зять. Они постоянно были в костюмах, при галстуках, показывая этим свою принадлежность к интеллигенции. Хотя мой муж точно не из их числа. Вид импозантных мужчин ее стеснял. Маша оглянулась вокруг в надежде, что может, встретится ей знакомое лицо, но – ни одного знакомого лица. К ней подошла женщина, в деловом стильном костюме
- Мария Сергеевна, пройдемте со мной.
Маша пошла за ней, она чувствовала, что у нее на лице написано крупными буквами «провинциальная дурочка».
- Садитесь сюда, - сказала она, отодвигая ей стул рядом с колоритным мужчиной, лет пятидесяти.
Он привстал, пока она садилась. Маша вспомнила его, он один из первых в зале для похорон подошел к ней и произнес слова соболезнования.
- Мужайтесь, Мария Сергеевна. Мы постараемся не оставить Вас одну наедине с таким горем. О сыне Марины Сергеевны банк позаботится, выделив денежные средства на проживание до восемнадцати лет, а затем и на учебу, - его глубокий голос был полон скорби и сожаления.
- Благодарю, Вас, - произнесла Маша, вспомнив уроки этикета от своей сестры, высказанные, правда, уличным лексиконом. Бедная сестра, так и не услышала результатов своей деятельности. Слова мужчины обрадовали Машу. Мысль, что Эрик будет обеспечен, залила радостью сердце.
Ее сосед поднялся, в зале воцарилась тишина. Маша подняла глаза и увидела, что места за всеми столами заняты.
«Неужели ее так уважали?» – промелькнула мысль, но дальнейшие ее размышления были прерваны громким почтительным голосом. Как она поняла, это был исполняющий обязанности председателя правления банка.
- Уважаемые господа, сегодня мы собрались в этом зале, чтобы помянуть и проводить в последний путь Марину Сергеевну супругу покойного Михаила Алексеевича, бывшего Председателем правления нашего банка.
Михаил Алексеевич, один из основателей нашего банка отдал все свои силы на его процветание, а также замечу и наше. Мы будем вечно ему благодарны за его труд, вложенный в наш банк. Марина Сергеевна, его жена, очень милая женщина знала все наши проблемы наравне с мужем. Ее деятельность была очень многообразна и плодотворна. Приносила нашим вкладчикам хорошую прибыль, как и банку. Прошу Вас помянуть ее.
В зале зашумели, задвигали бокалами, тарелками, приборами. После выступления президента банка, стали подниматься и остальные присутствующие. Они сказали о Марине столько теплых слов, что Маша раскрыла от удивления рот. Она никого из них не знала, но судя по их речи о ней, Марина с ними была в хороших отношениях. А судя по их одежде, она их точно любила, из-за их состояния. «Скорее бы все это закончилось, - тоскливо протянула она про себя, - вот Марина себя здесь чувствовала бы, как рыба в воде. Ей нравились вечеринки и презентации, где полно народу и где бы ею восхищались. Что она находила в этих комплиментах и подлипалах. Энергию у них высасывала, как вампир, чтобы и самой стать такой, как они? С нее станется», - резюмировала свои размышления Маша и заметила, что зал оживился.
Люди, понемногу выпивая, добрали до нужной кондиции и разговоры уже велись на тон выше прежнего от начала обеда. Кое – где послышался смешок.
«Еще чуть – чуть и они забудут, зачем сюда пришли. А в конце обеда подумают, что это очередная тусовка, - усмехнулась Маша, - да, жаль Марины нет, она бы себя показала».
Когда разнесли пироги, разлили традиционный для поминок компот, Маша облегченно вздохнула – конец обеда не за горами. К своим 22 годам Маше пришлось побывать на нескольких похоронах. Поэтому она знала, как заканчиваются поминальные обеды. Теперь она должна была встать и поблагодарить всех за то, что пришли помянуть сестру. Но Маша чувствовала, что она не в состоянии подняться и сказать приличествующие слова.
- Простите, пожалуйста, - прошептала она своему соседу, - не смогли бы Вы, поблагодарить всех за проявление уважения к памяти о моей сестре. Я не могу, очень смущаюсь.
- Хорошо, дочка, - ответил он и поднялся.
- От лица Марии Сергеевны, благодарю всех, кто пришел проводить в последний путь Марину Сергеевну. Спасибо за теплые слова, высказанные в ее адрес.
Люди стали подниматься из-за стола. Маша облегченно вздохнула, но оказалось, она поспешила. Те, кто не высказался во время поминального обеда, подходили к ней и выражали свои соболезнования. Маша кивала им головой и что-то бормотала, она надеялась, что это подходящие по случаю слова. Но несколько минут спустя, она не смогла бы хотя бы одного из них, и то, что она им отвечала. Ее голова напоминала ей мешок, набитый опилками, в котором нет ни одной дельной мысли.
Только в машине она смогла вздохнуть и уже окончательно сказать: «Ну, это все». Тут она вспомнила, что ей придется еще разбираться с вещами Марины, Михаила. Насчет вещей Алексея, она не переживала. Личной жизни у мужа не было, его жизнь протекала только на работе.
Чинно выйдя из машины, она дошла до подъезда. А там она, избавленная от попутчиков, взбежала по лестнице на третий этаж. В квартире был слышен женский голос и смех детей. Сбросив туфли на пороге, она поспешила на шум.
Настя, приходящая няня, полулежала на полу, спиной к двери, и изображала театр из двух игрушек. Катюша, в возрасте одного года и трех месяцев - дочка Маши, заливалась смехом. Эрик, девятимесячный сын Марины и Михаила, сосал увлеченно палец и переводил взгляд с игрушек на Катюшу, размышляя наверно, смеяться ему или дальше продолжать свое дело. Маша постояла на пороге, наблюдая за ними.
Настя стравливала собачку и кошку, при этом лая и пища. Маша улыбнулась, на ее глазах появились слезы, как ей повезло с няней. Все эти три суматошных дня дети были на Насте, и она с честью справилась. Ребятишки выглядели здоровыми и ухоженными. Неужели ей придется расстаться с Настей? Такую нянечку, которая еще и стала ее подругой, тяжело было отпускать
- Мама, - закричала Катюша и, переваливаясь на своих пухлых ножках, поспешила к Маше.
- Ой, - оглянулась Настя, - а я и не заметила, как ты пришла. - Она поднялась с пола, взяла на руки Эрика. – Ну, что похоронили? - участливо спросила она.
Маша рухнула в кресло с Катей на руках и тяжело вздохнула.
- Да. Но скорее это сделали другие, я лишь присутствовала. От родителей Леши не было звонка или телеграммы?
- Нет, скорее всего, до них твое извещение не дошло. Ты же знаешь, они, как забредут в тайгу, их оттуда не вытянешь.
- Мы с Лешей прожили почти два года, но его родителей я до сих пор не знаю, - устало протянула Маша. – Как вы тут без меня? – перешла она на близкую ей тему.
- Скучали. Эрик без «тити» уже 10 часов, - заявила Настя, пытаясь удержать младенца на руках, тянущего к ней свои пухлые ручки.
Маша ссадила с колен Катюшу.
- Посиди, поиграй дочка, - она подтолкнула ее к игрушкам и протянула руки к Эрику. – Давай его мне.
Маша посадила его к себе на колени и рукой сделала жест, чтобы вытащить из-под платья грудь, но тут же усмехнулась.
- У меня же платье без пуговиц. Потерпи маленько, - сказала она Эрику, бьющему ее по груди и требующего своего.
Она подняла подол платья, посадила на колени малыша и, извиваясь, стянула с себя черное облегающее платье. Скинув его на пол, она осталась в колготках и лифчике. Уверенно вытащив грудь, она вложила сосок в алчный ротик Эрика, уже хнычущего от нетерпения.
- Настя, - смущенно улыбаясь, обратилась она к девушке, - принеси, пожалуйста, халат. Видишь, - она кивнула головой на Эрика, - нам не до церемоний.
Как только Настя вышла из комнаты, Маша нежно прижала ребенка к себе.
- Теперь ты только мой, - прошептала Маша, наклонясь над ним, и целуя его лоб.
Свободной рукой она пригладила его волнистые черные волосы. Малыш усиленно сосал грудь, закрывая от удовольствия голубые глаза.
- Какой ты красивый получился, - умиляясь, протянула она, - ангелочек ты мой.
- Мама, - подошла к ней Катюша, протягивая собачку.
Маша взяла игрушку и обняла девочку.
- Теперь вы мои и только мои, - со слезами на глазах проговорила она.
Слезы у Маши появились, но не от горя, что она потеряла мужа и сестру, зятя, а от сбывшегося, наконец, долгожданного желания быть себе самой хозяйкой и матерью для Катюши и Эрика.
На следующий день к ней пришел мужчина, представившийся нотариусом. Назвавшись Петром Андреевичем Никитиным, он попросил о беседе с глазу на глаз.
- Я понимаю, что Вам сейчас тяжело, Вы только что похоронили родственников. У Вас на руках осталось двое детей. Но это в ваших интересах начать быстрее оформлять наследство Эрика и опекунство над ним. Так же немало вопросов у вас возникнет с оформлением своего наследства. – Увидев, что у нее в удивлении от услышанного округлились глаза, пояснил. - При жизни Топорковых, я имею в виду Михаила Алексеевича и его супругу, я решал все их личные имущественные вопросы, за это мне хорошо платили. Так же я знаю, что Вы остались небедной вдовой, и потому предлагаю Вам свои услуги. Так, как я знаю дела усопших, никто не знает, - медленно и с расстановкой между словами, договорил ей пожилой человек.
По его одежде, шикарному костюму и блестящим кожаным туфлям, она поняла, что этот человек вел дела не только у Топорковых. И Маша решила согласится с его предложением, но с одной оговоркой, то что он сказал, что она не бедная вдова, верить в это тяжело.
- Нельзя ли Ваш гонорар взять из средств моей сестры. Боюсь, моих наличных не хватит с Вами расплатиться.
Нотариус усмехнулся.
- Машенька, можно мне так Вас называть?
Маша согласно кивнула.
- Вы просмотрите документы своего мужа, у него должна быть сберегательная книжка или карточки банковские. Он у Вас не был беден.
Маша от изумления раскрыла рот.
- Не может быть! – воскликнула она. – Муж всегда на всем экономил. Говорил, что при его доходах и с моими расходами, мы когда-нибудь по миру пойдем. Я лишнее платье не могла позволить. Да, какое платье! На нижнее белье, мне приходилось, выклянчивать деньги. На самое простейшее, - возмущенно проговорила Маша. – Моя сестра свои ненужные платья мне отдавала и этим выручала. А я, когда бы, не попросила у него денег, слышала в ответ, что их нет.
- Экономист, - засмеялся мужчина и закашлял от смеха. – Если мне память не изменяет – он строил двухэтажный дом, правда не достроил, но, отнюдь не бедствуя при этом, потому что я помогал ему заполнять налоговую декларацию. Дом должен был быть шикарным, судя по проекту.
Маша, слушая его, застыла в кресле. Гнев бросился ей в лицо и проявился красными пятнами.
- За что он нас с Катюшей так наказывал, если бы Эрик не жил у нас, мне впору побираться бы пришлось. Миша за то, что Эрик у нас жил, пять миллионов в месяц платил. Из них я выплачивала зарплату Насте в размере миллиона, а остальные расходовала на продукты.
- О скупердяйстве Вашего мужа я не понаслышке знаком. За свою помощь в оформлении документов, мне приходилось зубами вырывать свой гонорар. Если я Вам скажу, что Вы вдова с сотнями тысяч, нет - не рублей, а долларов. Как Вы себя, Машенька почувствуете?
- Я в шоке, - только и смогла пробормотать она, и сидеть, как парализованная от такого известия.
«Боже, а я ведь собиралась искать работу, чтобы обеспечить детей. Но мне сказали, что Эрик не будет нуждаться ни в чем. Теперь, оказывается и я богата. С чем это связано с богом или дьяволом?»
- Только вот в чем проблема, у меня на руках нет завещания ни Топоркова Михаила, ни вашего мужа. Ну, последний вряд ли его составил, это требовало денег. Сами понимаете, причина большая, - не удержал он смешок, невольно вырвавшийся у него из груди, - потому съездите домой к Топорковым, поищите бумаги. У них Вы, я думаю, найдете еще очень много интересного. Такие люди, как Ваши родственники, обычно всегда бывают предусмотрительны. Все, что найдете в виде листов бумажных, с какими-нибудь записями, соберите и несите домой. Вместе разберемся.
Только через два дня Маша решилась поехать в дом сестры. Но просьба нотариуса была нешуточной, поэтому надо было разобраться с этим делом, как можно поскорее. Жизнь шла своим чередом, надо было есть, одеваться, и если забрезжила надежда, что она может стать богатой, то не надо было расставаться с Настей. Но зарплату девушка должна была получать вовремя, так как помогала своей семье.
Теперь, она, стоя у дверей дома Марины, размышляла, что еще нового сенсационного она сможет здесь узнать. У себя дома она не смогла обнаружить ни сберегательной книжки, ни карточек, ни документов на строящийся дом. Никаких следов от богатства мужа.
Поздоровавшись с охранником, она открыла дверь одним из ключей в связке, которая была найдена в сумочке Марины. Она, еще надеялась, что какой–то из ключей может открыть ей дверцу, за которым она обнаружит документы, отвечающие на все ее вопросы.
В доме сестры на всем лежала пыль белым слоем. Чувствовался нежилой дух помещения. Маша прошлась по комнатам на первом этаже, поднялась на второй. Тайные документы должны хранится ближе к телу, рассудила она и направилась в спальню. Она давно здесь не была, в последний раз приезжала, чтобы забрать Эрика. Но как и тогда ее поразила обстановка спальни. Перламутровый с розоватым оттенком спальный гарнитур на фоне золотистых обоев, тончайшего белого шелкового тюля на окне, белого пушистого ковра, смотрелся изумительно.
«Умела Марина приукрасить свою жизнь. Получила она от нее много приятного, так что за мало прожитую жизнь, не стоит обижаться, - думала Маша, - мне бы эти деньги, я бы тоже не жила в нашей трехкомнатной хрущевке. До сих пор не могу понять, для кого дом строил мой возлюбленный, - усмехнулась она».
Первым делом Маша решила перетряхнуть ящик с бельем у Марины. У нее была слабость прятать свои секреты под трусиками и лифчиками. « Вот кругом одни дебилы, - с сарказмом заявила она вслух, - белье это пройденный этап для наших жуликов, хорошо, что еще охрана из дома не разбежалась не то, твои тайны, сестричка, знал бы весь город. А сейчас посмотрим, какие скелеты тут у тебя Марина, - выкладывая белье, рассуждала Маша. – Так пачка долларов и не тоненькая, пачки писем. Секреты в них пусть канут в лету, а это что за пакет?»
На пакете из толстой бумаги стоял Санкт–Петербургский адрес. Название улицы и адвокатской конторы. Лично Александрову Дмитрию Александровичу, было написано твердой рукой Марины. Под пакетом лежал листок бумаги с тем же адресом, но еще и номером телефона.
«Александров.… Это не тот ли Дима, ее одноклассник». Маша была младше сестры на 8 лет и потому смутно помнила школьные годы сестры. Но Дима ей запомнился потому, что она во втором классе сама влюбилась в него. Потом он уехал, и любовь ушла, потому что не к кому было ее проявлять. Она помнила Диму высоким, и красивым. Это было все. Больше на память ничего не приходило.
- Наверно, про это письмо она пыталась мне сказать, - воскликнула вслух Маша, - вспомнив, последние предсмертные слова сестры.
«А если позвонить ему, прежде чем отправить письмо? Послушаю его голос и пойму по интонации, будет ли он шокирован посмертным заявлением Марины».
Маша имела твердый характер, но почему- то он у нее не проявлялся на людях. Она могла, единолично принимая решение, сделать правильный выбор. Но, когда рядом были другие люди, она терялась и почему – то становилась квашня квашней. Так она называла себя, анализируя свою личность, и не находила в своей личности и внешности ничего утешительного и привлекательного.
Все же Маша решилась на звонок в Питер. В начале ей ответила женщина, Маша опешила и растерялась, она надеялась сразу услышать голос Дмитрия.
- Адвокатская контора Александрова. Алло! – прокричали Маше из далекого города, пока она жевала губы, переваривая информацию.
- Алло, - наконец ответила Маша, - будьте добры, позовите к телефону Дмитрия Александровича. Его беспокоит Маша Топоркова, - не забыв, вежливые слова, которым учила ее покойная сестра, проговорила она.
- Дмитрий Александрович, Вас спрашивает Маша Топоркова, будете отвечать?
С полминуты было молчание, а затем в трубке зазвучал приятный баритон:
- Александров слушает.
Здесь бы Маше мямлить начать, как обычно случалось с ней, когда она звонила мужу на работу. Но ее престранный характер проявил себя решительно.
- Здравствуйте, Дмитрий Александрович, - твердо сказала она.
- Здравствуйте.
- Помните Вы, Марину Топоркову?
- Эта Ваша сестра? – без признаков любопытства в голосе, сказал он, больше не спрашивая, а подтверждая факт.
- Да. Вы знаете, что она погибла?
- Я в курсе, - кратко ответил Дмитрий.
- Она написала Вам письмо.
- Письмо? Находясь при смерти?
- Вы что смеетесь? – с раздражением спросила Маша. Неужели в их разговоре есть повод для шуток. - Я не знаю от какого числа оно. Я его нашла среди ее вещей, - «не стану говорить, что оно было в хорошем месте, среди трусиков и лифчиков», - мысленно договорила с сарказмом Маша. – Так Вам его выслать или сами приедете, а может вскрыть и по телефону прочитать? - последнее пришло в голову Маше под давлением любопытства.
- Высылайте, - ответил он коротко. – Еще что-нибудь?
- Да, нет, все.
- До свидания, Маша.
- До свидания, - разочарованно протянула Маша и положила трубку.
Из этого короткого диалога она не смогла ничего понять о состоянии его души, вызванного смертью ее сестры. По отношению к себе она поняла, что не понравилась Дмитрию. В противном случае, он разговаривал бы с ней вежливее. Нет–нет, он был учтив и вежлив, но очень уж сухо воспринял известие о смерти Марины и постарался быстрее избавиться от разговора с Машей. Был очень немногословен, а ведь адвокаты, обычно они непревзойденные болтуны. У них бывает куча вопросов. А этот? Задал лишь вопрос, при смерти ли она писала. Да, как человек умирающий может писать? Вот, глупость-то! И как он еще адвокатом работает, когда задает ужасно тупые вопросы? Но на этот вопрос ей никто не собирался дать ответ, так же, как и на вопрос где завещание Марины? Так как больше среди Марининых вещей ничего обнаружить не удалось, Маша двинулась в кабинет Михаила.
«А теперь возьмемся за официальные документы, может, что-нибудь будет в этой куче», - бодро заявила она, ожидая, что быстро разберется с этой проблемой. Ключи-то на что?
Она выдвинула все ящички письменного стола, он был таким массивным и громоздким, но ящики, установленные на шарнирах, двигались легко. Маша сама не знала, что искала. Что обнаружу, то и понесу нотариусу, - решила она. В нижнем ящике она ничего не увидела, он был пуст. « Даже странно, что в него Михаил ничего не складывал, - удивилась она, - а ведь остальные полные, можно было бы их разгрузить сюда». Она толкнула ящик и он резко, и бесшумно задвинулся, но при этом там, что- то стукнуло внутри. Маша вновь его выдвинула, недоуменно пожав плечами, она уставилась на дно ящика. Для уверенности, что у нее со слухом в порядке, она провела рукой по стенкам и дну ящика. Затем стукнула пару раз по нему, раздался звук пустоты. Маша взглянула на стол в поисках ножа или резца.
«Надо чем-нибудь поддеть дно, - решила она и побежала на первый этаж, чтобы с кухни прихватить нож. Обратно она бежала в волнении, пульс участился.
Дощечка легко отошла, под ней, кроме двух ключей, ничего не было. Маша взяла их в руки. Первый вопрос, мелькнувший в голове, состоял из одного слова: «От чего?». А затем, мозг, впитавший с детства детективы – книги и фильмы пришел к выводу: где- то должен быть сейф. Она решила, для интереса, сравнить ключи обнаруженные в сумочке у Марины с этими. Ни один из двух ключей, не имел аналога из связки сестры. Так, все-таки это очень важные ключи, раз хранились здесь. А может, у Миши были, да он сгорел вместе с ними, и эти запасные.
Она обежала глазами стены кабинета. Две картины, скорее всего копии, - подумала Маша, висели на стене напротив стола. Маша бегом ринулась к ним и заглянула в начале под одну, и резко под другую. Стены были гладкие и без изъянов под обеими.
Маша в недоумении уставилась на картины. На одной из них была изображена девочка. Она была одета в кофточку всю в дырах и латаную–перелатаную. Девочка стояла на фоне луга, скромно потупив взгляд. Светлые волосы, видно были заплетены в косичку, но торчали вихрами.
«Интересно, что нашел в этой картине Михаил, эстетом я его не помню», - разглядывая картину, подумала Маша. Она еще раз посмотрела за картину, нет ли названия и имени художника. На обороте холста белела бумажка, на ней было выведено И. Репин. Девочка – рыбачка. Ливанов Н. 1995 г. Она тут же опустив ее на место, решила заглянуть под другую. На этой была такого же размера приклеена бумажка.
« Э. Делакруа. Свобода, ведущая народ. Ливанов Н. 1996г.», - прочитала Маша, - ничего не понимаю, - пробормотала она. – Какая связь между этими картинами». Почему везде по две фамилии?
Она вновь уставилась на картины, переводя взгляд с одной на другую. На одной девчонка, на другой толпа народа с мушкетами и винтовками. Женщина, размахивающая флагом.
Так и не поняв связи между ними, она в сердцах сказала, - «Я- то тут чего застряла. Мне надо сейф искать, а я, рот разинув, о высоком искусстве размышляю».
Маша побрела по коридору, заглянула еще раз в спальню. В ней вообще никаких картин и ковров на стене не было. В другой спальне, которая должна была быть оборудована под детскую, так она помнила, говорила Марина, тоже на стенах ничего не было. Она вообще была пустая, кроме большого ковра, покрывающего всю комнату. «Может под ковром, - усмехнулась Маша, - а чем черт не шутит, - сказала она сама себе и задрала ковер. На середине пола она увидела лишь паркет, сверкающий лаком, в правом углу то же самое, - а что это в левом углу? – воскликнула она вслух, заметив, будто начерченный квадрат».
Загнув ковер, она присела перед квадратом, усиленно рассматривая его по площади, и увидела скважину для ключа. « Неужели нашла, - почему- то со страхом, подумала она, - неужели так быстро решиться мой вопрос?»
Нервничая, она попыталась вставить один из найденных ключей, но он не подошел. У Маши от волнения взмокли руки, и она не сразу подхватила второй ключ.
«Не может быть, чтобы я ошиблась?»
Но ключ идеально вошел в скважину и повернулся в нем два раза. Маша вместе с ключом потянула его на себя, и квадрат отошел от пола, как дверца. Внутри, в сделанном по форме квадрата углублении, лежал кейс. Маша встала на колени, и чуть наклонившись, вытянула его наверх. Ура, хотела бы крикнуть она, вот к нему-то и нужен второй ключ. Но… Кейсу ключ не был нужен. У него был цифровой замок, они располагались по обе стороны от ручки.
«Код, - со стоном произнесла Маша, - да, не один. Откуда мне догадаться какие цифры его составляют?»
Она положила на место ковер и, прихватив кейс, направилась вниз. « Возьму его домой и там над ним поколдую, будет, чем развлечься, - иронично усмехнулась Маша».
Порывшись на кухне в шкафах, она отыскала большой пакет, в который поместила кейс. Он был, не сказать, что тяжелый, но вес имел. Когда Маша стала его опускать боком в пакет, внутри, что перевалилось и стукнулось об стенку кейса. Шум был такой, как будто его издал железный предмет. «А это еще что там такое? Ну, в пору, детектив начинать писать, - усмехнулась она, и, решив пока не думать о секретах кейса, набрала на телефоне, который висел на кухне, номер такси».
Охранник с интересом посмотрел на выходящую из дома Машу, с большим пакетом в руке, но мнение свое не высказал. «Правильно, лучше промолчать, - сказала в мыслях она, - теперь все это наше с Эриком».
- Уходите, Мария Сергеевна? Мне оставаться на посту?
- Да, конечно, Данила. За этот месяц Вы получите те же деньги, что и раньше. – «Сколько он получает, нотариус наверняка знает, надо будет напомнить ему, о выплате зарплаты», - предположила она, потому твердо продолжила, - но, чтобы никаких здесь компаний я не видела. Передайте мои слова и другим Вашим товарищам, - не зная имен других охранников, она решила собрать их под этим словом. «В круглую копеечку влетает охрана этого дома, - рассудила Маша, усаживаясь в подъехавшее такси и оглядываясь на дом. Но, отъехав всего на несколько метров, иронизировала, – но чего мне-то переживать? Покойники оплатят все свои счета».
Кейсом Маша смогла заняться только после того, как уложила детей спать на ночь. Время уже было за полночь, когда она усевшись на кухне, решительно положила перед собой кейс и зло заявила ему: « Я тебя все равно разгадаю и открою!» Маша в начале пробовала различные варианты чисел, так наобум, но чем больше она щелкала, выставляя цифры, тем дальше от разгадки, чувствовалась, она была.
«Так спокойно, Маша, - обратилась она к себе, после часового сиденья над кейсом, - методом тыка, я ничего не добьюсь».
Она откинулась на спинку стула, на котором сидела. Уставившись взглядом в потолок, и разглядев на нем желтые пятна, подумала, что не мешало бы сделать ремонт в квартире. Потом у нее мысли потекли вообще в другом направлении от разгадывания кода замка кейса.
«Может переехать в дом Марины? - предположила она. – Ну и будем, аукать друг другу с детьми и Настей, - ответила себе же Маша, - в нашей квартире атмосфера теплее. Там мы будем жить, как в музее. Потолки под три метра, тапочки тряпичные на ногах, - улыбнулась она своей фантазии, вспомнив, как в детстве ездили в Музей Ленина и там их заставили на обувь натянуть такие тапочки. – Скоро день рождение Эрика, приятное событие, надо будет отметить. Да, с размахом, на те доллары, что нашла у Марины можно долго пожить, и на кутеж еще останется, - размышления ее прервал удар ветра в темное окно. – Бр-р, как сейчас холодно на улице, зима уже не за горами, - она вздохнула, размышляя о том, что это время года лучше жить в городе, чем за городом. – Приятное в этом холодном сезоне будет лишь день рождения Эрика. А это значит, надо будет делать много покупок, мотаться по магазинам. Если жить в Маринином доме придется все время вызывать такси, чтобы съездить в город».
- День рождения, - вслух, после ленивых мыслей, произнесла Маша, - день рождения! – воскликнула она, вспомнив, как Марина на годик Эрику хотела устроить грандиозный праздник с приглашением видных людей города. – Это знаменательная дата, и его могли использовать вместо кода.
Так, значит, Эрик родился 27 декабря 1996 года или 27.12.96. число кода состоит из пяти цифр. Какую из цифр выкинуть в дате. Число и месяц рождения главные, может год оставить из одной цифры.
Маша набрала число 27126 на левой стороне кейса и нажала кнопку, щелчка не было.
- О, нет, - театрально простонала Маша, замечая свой пафос, - если это не поможет, я его просто раздолблю топором, - в сердцах заявила она, набирая все же это число на правой стороне кейса и нажимая механически на кнопку.
Тут прозвучал щелчок, Маша, обалдев, уставилась, на этот чертов чемодан, как уже прозвала она его в гневе.
- Так, так, - промурлыкала она, - а на другой стороне, скорее всего Маринино день рождение закодировано.
Маша набрала 80667, нажала на кнопку – молчок. «Ну, что ж, тогда сделаем по другому, наберем – 08067 и нажимаем кнопку», - пробормотала она про себя. Тихий щелчок, прозвучавший в тишине кухни, показался ей настолько громким, что Маша вздрогнула и неподвижно просидела еще несколько секунд. Ей не верилось, что она смогла открыть этот кейс. Теперь ее парализовал страх, что она может выудить из этого него. Разум переборол страх и предрассудки, и Маша открыла кейс.
Сразу же в глаза бросилась железная коробочка, она-то и издавала шум вчера, - промелькнула мысль у Маши. Под коробочкой лежали бумаги. Вытащив все на стол, она стала их перебирать и читать, что на них написано. Это были документы на имущество - дом, акции банка, карточки « Виза», пара сберегательных книжек, страховые полиса на сто тысяч рублей каждый. Машу сжигало бешеное любопытство, она раскрыла сберегательные книжки. В каждой была только одна надпись – вклад на сто тысяч долларов, и больше никаких банковских операций. Все вклады, как выяснила Маша, взглянув на первые страницы, были сделаны не в банке Топорковых, а в Сбербанке.
«Интересно, они что, своему банку не доверяли? Или скрывали доходы от партнеров? А с другой стороны, какая разница, где, дело в количестве вкладов. Да и в государственном надежнее, в наше ненадежное время, - скаламбурила она, - Зато, Эрику никогда не придется побираться, - думала Маша, перелистывая их». Она положила сберкнижки на остальные бумаги. На столе остался один пакет из толстой желтой бумаги. На нем было выведено рукой Марины: « Завещание Топорковой Марины Сергеевны от 15. 06.1996г. вскрыть у нотариуса Никитина Петра Андреевича».
- Интересно, - пробормотала Маша, - а что Миша у нас не работал?
Она вновь стала перебирать бумаги, и оказалось, что они были на имя Марины и Марии, Алексея.
- Вот где этот ренегат хранил бумаги! – с гневом воскликнула Маша. – Но ни черта себе! – воскликнула Маша в изумлении, от своего имени на документах, - а я себя нищей считала.
Проявляя огромное нетерпение, она стала просматривать документы и бумаги, выписанные на ее имя. Здесь был проект, строившегося дома, квартира, машина, дача. Исключение составляли акции банка, пара сберегательных книжек общей суммы на 150 тысяч долларов, карточка «Виза» - банка на 10 тысяч долларов, это было на Алексее. « Вот теперь, я не буду считать каждую копейку, дорогой мой муженек!» - язвительно усмехнулась про себя Маша. Но, что больше всего ее заинтриговало, и чуть не заставило истерически рассмеяться, это то, что ей в начале показалось, будто бумаги в кейсе были в двойном экземпляре. А это, Леша, как плохой ученик содрал домашний урок у сильных, повторяя действия ее сестры.
«А почему все документы выписаны на имя Марины, а не Михаила, он, что не работал?» - возник вопрос в ее голове.
Но тут взгляд упал на железную коробочку. Она взяла ее в руки, повертела, разглядывая со всех сторон, и обнаружила отверстие для ключа.
«Вот к чему второй ключ», - и Маша понеслась за ним. Ключи остались у нее в кармане пальто.
Второй ключ идеально вошел в отверстие и двумя оборотами, раскрыл содержимое.
Маша ахнула, на бархатной ткани, которой была обита коробка изнутри, лежали драгоценности. Вот именно драгоценности, а не всякая современная бижутерия. Массивные кольца с бриллиантом, рубином, изумрудом, ожерелье из жемчуга, подвеска из какого–то белого металла. Последняя драгоценность, больше всего, заинтересовало Машу. В металл были вправлены десяток камней рубина. При свете электрической лампы они смотрелись капельками крови.
«Как зловеще», - поежилась Маша. Ее ассоциация, внезапно пришедшая на ум, заставила ее напрячься. «Почему я так подумала? Драгоценность, как драгоценность. На груди красивой женщины, эта подвеска будет смотреться великолепно. Но, почему я не видела никогда ее на Марине, а ведь она любила повыпендриваться передо мной, смотри, мол, чего я добилась в жизни, а ты все в хрущевке проживаешь. А ведь сама меня, вот стерва, - прошлась в адрес покойной сестры Маша, - заставила выйти за этого тирана Лешу. Куда теперь девать мне эти драгоценности? – ломала голову она, разглядывая, свалившийся на нее антиквариат. – Неужели, мои родственнички понимали толк в камнях? А вообще, даже дилетант, глядя на них, определили бы, что это натуральные камни старинной работы. Сколько же все это стоит!? – только теперь о стоимости клада подумала Маша. – Да, вместе с завещанием на огромное наследство, завещали еще и головную боль. Где мне это хранить? Куда девать этот ларчик? Нотариусу, думаю, вообще, не стоит их показывать, если только они в завещании не будут указаны. Спрятать вновь в том же сейфе, а вдруг охранники начнут рыскать по дому и тоже, как я выйдут на него?»
Маша нервно оглянулась на кухне, ища взглядом, куда бы спрятать коробку. Взгляд выхватил часы, они показывали полчетвертого утра. Спать осталось три с половиной часа, дети просыпались ровно в восемь.
«Куда? Куда? – неотвязно бился в голове вопрос. Глаза бегали по комнате, разум тут же отметал предполагаемое хранилище, пока Маша уже в бессилии не опустила взгляд на пол. - Во! - воскликнула она, вспомнив, что под кухонным буфетным столом, ножки прикрыты поперечной доской, сидящей на магните. Отодрав ее, она затолкала подальше коробку и приладила доску. - Надеюсь, это место не привлечет жуликов, - устало подумала она и зевнула. - Завтра надо обязательно созвониться с нотариусом, и встретиться с ним. Какое завтра, сегодня! Передам завещание, чтобы он занялся оформлением наследства Эрика, и тогда мы все вздохнем свободно».
Маша сложила бумаги в кейс. Закрыла его, цифры, которые набирала на внешней стороне замков, чтобы его открыть, она перещелкала на всякий случай. Код она не стала менять, кроме нее все равно его никто не знал. Взяв кейс, она пошла в свою спальню. Там она поставила его возле кровати, переоделась в пижаму, в квартире было прохладно, отопление центральное еще не подключили. Поежившись от прохладного воздуха в комнате, она решила посмотреть на детей. Дети, как она и предполагала, лежали без одеял. Они, сбившись, лежали у них в ногах, Заботливо укутав их вновь, Маша постояла над ними, разглядывая их нежные лица. Со сна у обоих ребятишек щеки порозовели. Эрик причмокивал сладко языком. Катюша лягушкой улеглась на подушке.
«Вот закончим оформление наследий и поедем отдыхать в какой-нибудь пансионат, - размышляла спокойно Маша, лежа в холодной постели, Пытаясь согреться, она легла на бок, и подтянула ноги к груди. – Скоро все закончится, и мы заживем своей жизнью, никто не будет меня поучать и наставлять на путь неистинный».
Нотариус Никитин Петр Андреевич внимательно читал завещание. В нем шло перечисление всего зарегистрированного имущества, отходило оно все сыну Эрику. Но «бомба» была подложена в конце. Опекуном Эрика Михайловича Топоркова от 27.12.1996 г рождения в случае смерти обоих родителей назначался Александров Дмитрий Александрович, проживающий в г. Санкт-Петербурге по ул. Красноармейской д…, кв…, номер телефона …, имеющий адвокатскую контору по ….. адресу, номер телефона…. Никитин чуть рот не открыл от удивления, и еле сдержал восклицание, он в первый раз слышал об этом адвокате. А ведь вел дела Топорковых на протяжении 7 лет, с тех пор как Михаил Алексеевич основал банк.
Главная причина, чтобы не показать своего удивления сидела перед ним. Эта молодая женщина с первой встречи понравилась ему. По ее поведению он видел, что Машенька очень любит Эрика и предана ему. Так как ближе к малышу из родственников никого, кроме нее, не было. Само собой выходило, что опекуном ребенка должна была быть его тетя. Но желание погибшей матери ребенка, было резко противоположно сложившемуся обстоятельству. Петр Андреевич не отрывал взгляда от завещания и глубоко задумался, как бы ему лучше поступить в этом непредвиденном случае. Как только он скажет, что опекуном Эрика станет неизвестный им и ребенку человек, Машенька кинется в истерику. А Никитин уже был в возрасте 65 лет, и женские слезы ему были строго противопоказаны.
Он взглянул на Машу, она спокойно дожидалась его высказываний. По ее виду он, понял, что ничего экстраординарного из завещания она не ожидала.
- Ну, что Петр Андреевич, все отходит Эрику? Он главный наследник или на стороне у моей сестрички еще были дети? Впрочем, я этому не удивлюсь, ведь про Эрика можно сказать то же самое. Он рос в стороне от нее, - усмехнувшись, сказала Маша.
- Да нет, с этим все в порядке, - задумчиво протянул нотариус, разглядывая нежные черты сидящей перед ним молодой женщины.
«Немного косметики и ее можно было бы снимать для журнала «Вог», - почему- то пришла ему в голову эта мысль. Пожилой нотариус имел хороший достаток, но никогда не гонялся за молоденькими девочками и женщинами. Он был однолюб, его жена в возрасте 60 лет была до сих пор для него женским эталоном. В Машеньке он скорее видел дочь, которой у него никогда не было. Единственный ребенок, мальчик, умер в возрасте 2-х лет, и больше у них не было детей. Супруги горевали об этом, но стойко пережили свое горе в молодости, и любовь друг к другу спасла их союз от развода. Это несчастье даже объединило их еще больше. Теперь они жили, стараясь не вспоминать об одном семейном недостатке – отсутствии детей и внуков в этом возрасте. Но Машина преданность детям покорила его. В тот день, когда он первый раз разговаривал с ней наедине в закрытой комнате, время от времени Маша прислушивалась к голосам, звучащим в квартире. Когда же нотариус уходил от нее, она, выйдя из комнаты, тут же взяла на руки младенца у его няни. Она прильнула щекой к ребенку. Счастье, вот, что было написано на ее лице, когда она обняла этого малыша. Он до сих пор помнил, как лучились ее глаза, напоминавшие яркий изумруд. Пожалуй, девочка и не понимает, как она прекрасна, - раздумывал он, любуясь ей, как художник.
- А что не в порядке? - чуть улыбнувшись, спросила она.
- Вообще причин для Вашего волнения нет, Машенька. Это касается моих процедур, связанных с оформлением наследства, - решился пойти на обман Петр Андреевич. В начале он свяжется с этим адвокатом, а вдруг он не захочет стать опекуном и откажется в пользу родной тети ребенка. Зачем преждевременно расстраивать Машеньку.
- Это хорошо, - удовлетворенно сказала она. - А с моим наследием, как быть?
- Вы передайте мне все документы нужные для этого, и я сам все оформлю. В первую очередь я займусь переводом сберкнижек на Ваше имя. Надо же вам на что-то жить. А остальные документы будут готовы попозже, и Вам надо будет их только подписать, в этом будет состоять Ваша главная роль в этом деле. И ни о чем не беспокойтесь, я честно отрабатываю свой гонорар, поэтому не подведу вас.
Маша, передала ему полностью кейс с документами, доложив туда свой паспорт и свидетельство о рождении Эрика. Так же туда были вложены свидетельства о смерти сестры, ее мужа, и Алексея. Прощаясь с ним, она улыбалась довольная сложившимися для нее обстоятельствами.
Петр Андреевич придя в свой офис, уселся за стол, чтобы еще раз перечитать содержание завещания. Его интересовали несколько имущественные предложения, а вопрос об опекунстве Эрика. Он тяжело вздохнув, решил начать с телефонного звонка этому неизвестному Александрову. Что ж, надо будет постараться, насколько это будет возможным, чтобы сделать опекуном малыша Машеньку.
Дозвонился Петр Андреевич до Питера быстро. Секретарь не медля, соединила с адвокатом. Вот только он не собирался сразу отвечать.
«Занят жутко», - предположил нотариус и мысленно повторил, что он собирался ему сказать.
- Алло, Александров слушает, - услышал, наконец, Петр Андреевич.
Он представился и сказал, что представляет интересы наследников погибшей Марины Топорковой. Потом помолчал перед главным заявлением. На линии стояла тишина, как будто они разъединились, но Петр Андреевич четко слышал дыхание адвоката. Значит, он внимательно слушает его.
- Так вот, - начал Петр Андреевич, излагать свое дело, - передо мной на столе лежит завещание. В котором написано, что по просьбе погибшей Вам доверяется воспитание маленького Эрика.
- Ничего себе, - воскликнул Дмитрий, не сдержав эмоцию, от такого услышанного заявления.
- Вы поняли, в чем дело?
- Понял, - только и смог ему ответить Дмитрий. «Хотя, ничего я не понял», - подумал он про себя. – Почему именно я?»
- А что вам понятно? Вы знали погибшую, ее ребенка? – стал допытываться Петр Андреевич, уже понимая, что он, скорее всего, сейчас потерпит фиаско, идя на поводу своей сентиментальности.
- Да, ее я знал со школьной скамьи. О ребенке, вообще-то я ничего не знаю. Я думал, у нее не было детей, - заявил он нотариусу.
- Странно! – не сдержав эмоций, воскликнул Петр Андреевич.
- Что?
- Почему именно Вы? – с большим удивлением спросил его нотариус.
Если бы он знал, что на другом конце связи, точно такой же вопрос себе задавал Дмитрий, то ему бы стало легче.
- Я, годами занимающийся их делами, впервые слышу о Вас, как о самой достойной кандидатуре в опекуны, - « ведь есть еще и Машенька, но остается в неведении, что ее жизнь скоро изменится», - мелькнуло у него в мыслях, - так что Вы решили? Беретесь за опекунство?
- Да, конечно, - твердо сказал Дмитрий, отвечая на последний вопрос. – Если я указан в завещании, то я не могу отказаться. Мои принципы этого не позволят. А что у Вас есть еще достойнее кандидатура, чем я? – съязвил он.
- Вообще-то есть, - смог выдавить Петр Андреевич.
- А его кандидатуру в завещании учли?
- Нет.
- Ну, что ж тогда, вопрос с назначением опекуна, я думаю, разрешен.
Его тон дал понять Петру Андреевичу, что весь его план, помочь Машеньке, рухнул. И он ничего не мог поделать, разве, что пристрелить этого адвоката, чтобы невозможно ему было приехать в Энск и приступить к своим обязанностям.
- Когда, вы сможете приехать к нам, чтобы оформить документы и забрать ребенка?
- Э..э.., - протянул Дмитрий.
Петр Андреевич понял, что адвокат все же не готов к постигшей его участи.
- Я соберусь, при первой же возможности. Я не могу сию минуту бросить свое дело.
- Понимаю, - протянул огорченный Петр Андреевич, - «лучше бы он вообще не мог», – подумал он, и вслух высказал, - а может Вы не в состоянии взять на себя это опекунство?
- Нет, - жестко сказал Дмитрий, - об этом не может быть никакой речи.
- Странно все это, - вырвалось у Петра Андреевича вновь, но он тут же переключился на деловой тон, - запишите мой адрес и телефон, как только к нам приедете, свяжитесь со мной.
Послышался шелест бумаги в сильном микрофоне телефонной трубки. Видимо, Дмитрий Александрович листал блокнот. Петр Андреевич продиктовал свои координаты.
- Ну, что ж, будем ждать Вас, надеюсь, Вы не затянете с визитом. Ребенок не дом, на месте не стоит, он растет.
- А сколько ребенку лет?
- Лет? Да ему только девять месяцев.
- Что?
- А вы что думали, что Вам предстоит принять воспитание уже над более самостоятельным ребенком?
Ответом ему было молчание. Это были первые приятные минуты для Петра Андреевича с момента начала разговора. И он решил подлить масла.
- Вам предстоит менять ползунки, бегать с горшками, - он говорил, и его слова были для него самого, как бальзам для сердца.
- Да? А сейчас он с кем? – спросил Дмитрий Александрович.
Петр Андреевич, несмотря на сдержанный голос, почувствовал в его тоне тревожный нотки. Значит, заботу о ребенке он собирается воспринять очень серьезно. Это было минусом в розыгрыше партии для Маши.
- Со своей тетей Марией Топорковой. Вы не беспокойтесь, - решил он успокоить новоиспеченного опекуна, - малыш в надежных руках. - «Намного надежнее, чем будет в Ваших», - хотелось ему добавить. Но он сдержался и лишь вежливо попрощался.
Петр Андреевич положил трубку и вздохнул. Он уставился взглядом на окно и покачал головой, теперь ему предстоит неприятная миссия. Эту новость надо рассказать Маше. Но, каким словами высказать ей все это, чтобы не разбить нежное сердце молодой мамы. Это у него никак не выходило из головы. Вечером, не выдержав нагрузки на свою старую голову, он поделился этим со своей женой, что обычно никогда не делал.
- Я бьюсь над решением этого вопроса целый день. У меня, несколько вариантов, но не один не будет хорош для милой Машеньки. Первый – это высказаться напрямик и травмировать ее сразу, второй ничего пока не говорить, подождать приезда адвоката. Он пойдет к ней, сам все выложит. Я при этом, как бы остаюсь в стороне от объявления этой неприятной новости. Моя психика не потерпит нагрузки, как выслушивания причитаний и вида слез, они ведь будут очень горьки и настоящие. Девочка так сильно любит своих малышей.
Его жена внимательно выслушала его и помолчала, прежде, чем дать совет.
- Оставь пока ее в неизвестности. Пока приедет адвокат, а это будет не скоро, девочка будет счастлива в своем мире с детьми еще некоторое время, - сказала она, потом добавила, - как это все же чудовищно - отрывать ребенка от любящего его человека.
На глаза Лидии Вячеславовны набежали слезы. Петр Андреевич подсел поближе к жене, взял в свои руки ее.
- Опять вспомнила Славика?
- Какая она счастливая эта Машенька, у нее еще есть дочь, кроме этого малыша, - и слезы сожаления из-за своей бездетности, потекли у нее.
Петр Андреевич знал, что никакие слова не могут облегчить горе его жены. Эти приступы изредка наплывали на нее, он только и мог сидеть рядом с ней и обнимать ее.
А Маша, незнающая, что над ее головой сгущаются тучи, упивалась в это время своим счастьем. Счастье ее заключалось в безраздельном обладании своими малышами.
...
ЙОЖЕГ:
08.01.18 21:08
» Глава 5. Дмитрий. Санкт-Петербург – Энск. Сентябрь 1997.
Глава 5. Дмитрий. Санкт-Петербург – Энск. Сентябрь 1997.
Дмитрий сидел в своем кабинете, глядя отрешенно в окно. На улице шел противный моросящий дождь, он начался вчера вечером, и казалось, что он никогда не кончится. Небо было серым и тяжелым.
«Как мое настроение», - подумал он.
Сегодня ему предстояло выступать в суде, он должен был сейчас мысленно повторять речь в защиту своего клиента. А он сидел и переваривал выпавшие за последние дни известия. Три дня назад это был звонок от нотариуса, вот теперь еще он получил письмо Марины.
- Да, жизнь у меня, как в сказке, чем дальше, тем страшнее, - пробормотал он, прочитав письмо бывшей любовницы. – Сумела она меня удивить отменно.
На весь сентябрь работы у него было невпроворот. Он работал, как проклятый, чтобы не думать ни о чем личном, для этого набрал клиентов под завязку. Но Марина, со своими дамскими штучками даже с того света, умудрилась его достать. Его мозги плавились от избытка количества новой информации, душа была в смятении. Дмитрий был весь в растрепанных чувствах, и не знал, что нужно делать в первую очередь. Он никогда до этого не имел в личной жизни такой встряски, и поэтому голова не успевала переваривать все, что случилось с ним за последние дни. В начале это был звонок нотариуса, который шокировал его ужасной, так воспринял он ее в тот момент, новостью, и что ему придется заниматься воспитанием чужого ребенка. Но письмо Марины все перевернуло с ног на голову, и что скрывать, очень облегчило его душу от сознания, что он не будет всю жизнь маяться с посторонним для него ребенком. Конечно, он хотел стать отцом, но так быстро? Все свершилось так стремительно, что он чувствовал себя, будто, оказался под колесами скоростного локомотива. Он вновь и вновь прокручивал беспрестанно телефонный разговор с нотариусом, потом слова Марины в письме. Значит, что он настоящий отец ребенка, знает он только сам. Иначе, предложение о том, что может другой человек стать опекуном его малыша, даже и не возник бы. Теперь у него будет ребенок. Да нет, есть. Во всей этой истории было, конечно, что-то непонятное для него самого. Ростки какого-то нежного чувства, они шли из самого сердца. А может, восприятие того, что, он может теперь жить, передавая, свою любовь, которая у него была в избытке, потому что не на кого ее было до этого выплеснуть, родному человеку – плоти от своей плоти?
После всего этого встал перед Дмитрием самый главный вопрос в его жизни. Когда поехать в Энск, забирать ребенка? Но, судя по разговору с нотариусом, его не больно-то желали там видеть. Как он понял, тетя ребенка не хотела с ним расставаться. На протяжении всего диалога, Дмитрий чувствовал, как этот нотариус пытался выбить из него отказ от навалившихся, ни с того вдруг, обязанностей. И надо Дмитрию быть благодарным своим принципам, за то, что он не принял этого предложения, не разобравшись в начале во всем сам. «Никогда не подводи итоги на итогах чужих людей», - был выработанный за годы работы главенствующий принцип. Теперь ему срочно надо было ехать за своим ребенком, а он сидел, думал и гадал, сможет он вырваться на три дня и справиться с оформлением документов. И когда выкроить эти дни? Что стоит теперь на первом месте? Долго тянуть с поездкой тоже нельзя, правильно сказал нотариус, что ребенок не вещь.
- Кофе крепкий, черный, - проговорил Дмитрий в переговорное устройство, чувствуя, что у него в мозгах начинается небольшой пожар.
Надо подбодриться кофеином, залить серое вещество, и браться за работу. Если защита пройдет успешно, суд вынесет сегодня решение, то он сможет завтра вылететь в городок.
Теперь у него есть определенная цель в жизни, надо вырастить сына.
Самолет приземлился рано утром в аэропорту города Энска. Дмитрий, поеживаясь в плаще от утреннего морозца, вошел в аэродромный автобус. Остальные пассажиры тоже не были в восторге от утренней поездки. Не выспавшиеся и издерганные ночным двухчасовым полетом, они позевывали и хлопали сонными глазами, разглядывая, проезжающие мимо самолеты.
Дмитрий тоже был бы не прочь поспать в мягкой постели часиков пять. Вчерашний день даже для него, «крепкого орешка», показался слишком насыщенным. Мелкие проблемы в офисе, без которых не обходится ни один день, затем суд, на котором пришлось попотеть в течение шести часов. Надо еще поблагодарить бога, что суд закончился одним днем. Процессы, затягивающиеся месяцами, теперь никого не удивляют, но очень тяжелы. Затем разговор с Робертом и партнером, перераспределение дел на три дня. Хорошо бы управиться за это время.
Дмитрий не сказал брату, зачем он едет домой, теперь он пожалел об этом. В самолете он представлял себе этакого пухлого розовощекого малыша, а потом возникли мысли, что за ребенком нужен уход, одежда, еда. Ему сейчас девять месяцев, так сказал нотариус. Если он был на грудном вскармливании, то мне будет плохо, застонал он. Хотя, если Марина умерла уже неделю назад, а ребенок у родни, значит, его перевели на искусственное вскармливание. Эта проблема, значит, легла на чужие плечи. Но все равно забот прибавится. Надо было Роберта попросить, чтобы он приобрел детскую кроватку. Скажу матери, она позвонит, и все объяснит ему, а также ответит на бесчисленное количество его вопросов. Порой мой братец, бывает, невыносим своим любопытством. Но тут же подумал, что эта черта в их работе самая главная.
В аэропорту, поймав такси, Дмитрий поехал домой к матери. Вера Дмитриевна не сразу открыла ему дверь, в начале она спросила:
- Кого там принесло с утра пораньше?
- Меня, - засмеялся Дмитрий, довольный от предстоящей встречи с матерью.
- Димка!? – воскликнула его мама, распахнув дверь. – Господи помилуй, я глазам своим не верю.
Вера Дмитриевна, пятидесятилетняя женщина, легко сбежала по ступенькам крыльца и кинулась к сыну. Дмитрий раскинул руки, чтобы принять ее в свои объятия. Обнимая ее, и целуя, он почувствовал, как сердце затопила нежность, к этой невысокой худощавой женщине, стойко вынесшей горе и поставившей на ноги двух сынов.
- Мама, не упоминай бога всуе, - крепко прижимая ее к себе, сказал Дмитрий.
- Не упомнишь тут, - проворчала Вера Дмитриевна, освободившись от его объятий и рассматривая его. – Похудел, - разочарованно протянула она, проведя пальцами, по обросшей уже щетиной, щеке.
- Возмужал, - усмехнулся ее сын. – Здравствуй, мама.
- Здравствуй, сынок. Ой, а что это мы на пороге? – опомнилась Вера Дмитриевна.
- Вот, вот. В кое–веки сын объявился, а мать его дальше порога не пускает, - пошутил Дмитрий.
- Будет тебе, - хлопнула его по плечу мать, - я от твоего вида дар речи потеряла. Ладно, только это, могла и в обморок упасть, столько лет не приезжал, - она занялась подсчетом, в уме, сколько времени пропадал ее сын, подсчитав, она укоризненно взглянув на него, заявила - пять лет, два месяца. Ты был в последний раз, когда закончил университет. Не стыдно тебе бросать так надолго мать?
- Стыдно, стыдно, - сказал Дмитрий, снимая в прихожей плащ.
Они прошли в гостиную. Дмитрий оглянулся вокруг, рассматривая обстановку.
- У тебя очень уютно, мама.
- Спасибо, сынок, но это все благодаря тебе, - улыбнулась ему Вера Дмитриевна.
Она сама, как бы посмотрела на все глазами сына, и счастливо засмеялась.
- Если бы ты знал, Дима, как я благодарна тебе. На старости лет я обеспечена и, как другим пенсионерам, мне не придется считать каждую копейку.
- Да, ладно, тебе мама. Я просто отдаю свой сыновий долг, - засмущавшись, пробормотал он, – а ты забываешь о своем долге, - с хитрецой в глазах сказал он.
У матери от удивления поднялись брови, сын бросает обвинения в ее адрес?
- Чем это я провинилась перед тобой? – прищурив глаза, спросила она.
- Мало того, что ты на пороге меня держала, теперь хочешь голодом уморить.
Мать всплеснула руками:
- И это правда!
Все, что было вкусненького в доме, было тотчас выложено на стол. Она суетилась и суетилась. Пока Дмитрий не усадил ее на стул. Хлебнув горячего крепкого чаю, Дмитрий с удовлетворением вздохнул. Вера Дмитриевна положила на кусок хлеба котлету.
- Ешь, сынок, вчера готовила. Домашние, - протянула она, - а то похудел так, что одни уши торчат.
Дмитрий улыбнулся, услышав излюбленное выражение матери. В детстве он был худым мальчиком, и мама все время старалась его заставить есть больше.
- Жениться бы тебе, тогда хоть кто-то присматривал бы за тобой.
Дмитрий чуть не подавился куском хлеба от такого пожелания матери.
- Мама, что я тебе плохого сделал? Да, еще во время еды говоришь, у меня чуть аппетит не пропал.
- А что я такого страшного сказала?
- Я на сколько понимаю брак, он на то и брак. Ничего в нем правильного - само слово говорит. Мне еще самому придется вдруг ухаживать за женой, я еще тогда больше похудею, - театрально вздохнув, сказал он.
- Ладно, шутник, ты найди такую, чтобы она в тебе души не чаяла.
- Это из области фантастики, мам.
- Слушай, а ты вообще, зачем приехал?
- Тебя навестить, - немного помявшись, справился с ответом Дмитрий. Не заявлять же, что приехал за своим ребенком.
- Ну, это из области фантастики, сынок, - со смехом парировала Вера Дмитриевна. – Говори правду, - тоном инквизитора потребовала она.
- Ну, - замялся Дмитрий, - как тебе сказать?
- Выкладывай, как есть. Говори, что тебя заставило сорваться и приехать ко мне? - нежно глядя ему в лицо, спросила его мама.
Это история с ребенком, у него самого не укладывалась в голове. А его романтичная мама, услышав такую историю, будет охать и ахать, еще и с ним направится. Он быстро решил, что лучше ей все рассказать после того, как сам увидит малыша, оформит документы.
- Я тебе вечером расскажу, - сказал он и посмотрел на часы, не рано будет, если он сейчас позвонит нотариусу. - А тебе не надо на работу? – напомнил он матери.
- Ой, и правда, - она взглянула на часы, - а ты устраивайся удобнее, выбери себе комнату по вкусу. Поспи с дороги.
Еще дав, на прощание, несколько указаний, Вера Дмитриевна быстро собралась, и скрылась за дверью.
- Ключи на зеркале, - крикнула она уже за порогом.
Дмитрий, после ухода матери, прибрался на кухне. Часы показывали без пяти минут восемь утра. Глаза слипались, желание спать было велико. Но ему предстояло заняться серьезным вопросом, а деловые люди решают проблемы с утра. Пришлось по настоянию разума сесть за телефон и позвонить нотариусу. Петр Андреевич поднял трубку после первого звонка. Дмитрий поздоровался и представился. На линии замолчали.
- Здравствуйте, - все же ответили ему. Дмитрий понял, его звонка не ждали. - Я звоню из города. Могу я сейчас к Вам подъехать, чтобы решить вопрос, по которому я приехал.
- Да, конечно, Дмитрий Александрович. - В голосе Петра Андреевича Дмитрию послышалась вялость.
- Вы не больны, Петр Андреевич?
- Да, нет, все в порядке. Подъезжайте, я буду ждать Вас.
Дмитрий позвонил в справочное бюро, разузнал номер телефона вызова такси. Городок был небольшой, но ходить пешком сегодня желания не было.
Дмитрий, конечно, не ждал, что его встретят с распростертыми объятиями, но такого холодного, правильнее даже будет сказать, ледяного приема он не ожидал. У нотариуса было очень озабоченное лицо, поэтому Дмитрий решив, что у человека неприятности не высказал недружелюбия.
- Проблемы? – поинтересовался Дмитрий, здороваясь с нотариусом за руку.
- У кого их нет, - пожав плечами, хмурясь, ответил Петр Андреевич. – Присаживайтесь, - он показал рукой на кресло, стоящее за журнальным столиком в его кабинете.
Достав из-под стола кейс, Петр Александрович положил его на стол перед Дмитрием. Потом сел напротив него и стал долго устраиваться в кресле, всем своим видом излучая, недовольство этой встречей. Дмитрий, спокойно дожидался, окончания этой демонстрации, не выражая явного нетерпения. Наконец, поняв, что навсегда не затянешь этот разговор, Петр Андреевич открыл кейс
- Вот здесь все документы на малыша. Родители оставили его обеспеченным. Вот просмотрите их, - и, он стал выкладывать перед Дмитрием, бумаги, раскладывая, по порядку, только ему самому понятному.
Дмитрий, взял из одной стопки папку, и, перелистывая его, понял, что это документы на дом. Смотря по техпаспорту, очень даже шикарный. Другая папка содержала техпаспорта на гараж, баню, автомобиль. Следующая стопка состояла из двух сберкнижек, акций банка и множества страховых полисов, два из которых были заключены на Марину и Михаила, остальные на имущество. Недвижимости и денег Марина с мужем оставили Эрику очень даже прилично. На этот капитал можно было бы семью из трех людей содержать несколько лет, а это доставалось младенцу, который и не знает еще что такое деньги. Дмитрию хотелось отказаться от всего этого. Своего ребенка он мог и сам содержать, без всяких наследств. Но не имел права сделать этого.
- Паспорт, Дмитрий Александрович с Вами? Вы не возражаете, если я оформлением опекунства займусь сейчас же? Может, Вы сами хотите это сделать?
- Нет, нет, - возразил Дмитрий, - я был бы очень рад, если Вы избавили меня от всего этого. Такой волокиты у меня хватает и на работе. Да, а что Вы будете делать с недвижимым имуществом?
- Решение этого вопроса, я хотел бы предоставить Вам. Можно, конечно, все оставить, но нужно будет, чтобы за этим домом следили, платили налоги. Так, что ответ за Вами. Машины нет. В аварии сгорела. Но на нее имеется страховка.
- Да, я думаю дом лучше продать. А деньги положить под хорошие проценты на имя Эрика, с одним условием, что он может ими воспользоваться по достижении 21 года. Деньги по страховке на тот же счет.
- Хорошая мысль. А остальные деньги, акции банка? – поинтересовался Петр Андреевич.
- Деньги на счет, с тем же условием. Чтобы растить этого ребенка у меня хватит своих средств. Акции пусть остаются, дивиденды идут на тот же счет.
- Ну что ж, с деловым человеком приятно и работать. Мы решили вопрос на сумму в полмиллиона долларов за 15 минут. Тогда, Вы сейчас можете быть свободны, а завтра, нет лучше послезавтра, приходите ко мне с утра.
Петр Андреевич поднялся с кресла. Он проводил Дмитрия до дверей. Протянул ему руку на прощание.
- Да, Петр Андреевич, - задержав его руку в своей, обратился Дмитрий, - а где сейчас мой ребенок? Я хотел бы его забрать.
Дмитрий выпалил «мой ребенок», но по виду нотариуса он понял, что он не придал этому словосочетанию большого значения. Петра Андреевича взволновало совсем другое, и он, резко опустив руку, замялся с ответом, разглядывая усиленно галстук на груди Дмитрия. Глядя на его поведение, Дмитрию и впрямь показалось, что и, с галстуком что- то не в порядке. Но, он сам лично его завязывал перед зеркалом и провалами в памяти пока не страдал. Дмитрий взглянул на галстук, потом посмотрел на Петра Андреевича. С ним творилось, что-то такое, чего Дмитрий не мог понять. И это проявилось не только в сей момент, это было с самого начала их встречи. « Неужели это связано с ребенком, - подумал Дмитрий».
- Может, когда оформите, - неуверенно предложил Петр Андреевич, избегая взгляда Дмитрия, - тогда и заберете, предъявив документы на него Марии Топорковой.
- Я думаю, что это будет уже поздно. Ребенок должен привыкнуть ко мне, прежде, чем я увезу его. Вы скажите мне ее адрес, я съезжу, познакомлюсь с ней и с малышом.
- Хорошо, - вынужден был согласиться Петр Андреевич, при этом у него был вид человека измочаленного большим физическим трудом.
Он сказал адрес и телефон, Дмитрий записал данные к себе в блокнот и собрался уходить.
- Может, в начале ей позвоните? – окликнул его на пороге кабинета Петр Андреевич.
- Думаю, что это не телефонный разговор. Что я ей скажу, что приехал за ребенком: приготовьте его к отъезду.
- Ну, зачем так резко, - пробормотал Петр Андреевич, тяжело вздохнув.
- Я не понял, - сказал Дмитрий, но на самом деле все понял и разгадал причину странной линии поведения нотариуса. - Она, что, не знает, что я буду опекуном Эрика? Вы ей ничего об этом не говорили? – раздраженно проговорил он, недовольный таким оборотом дела. Не хватало ему еще иметь дело с женщиной. А может, она слабонервная? Хлопот не оберешься потом. Она же своими слезами выставит его, как захватчика, на своей территории.
- Нет, - твердо, но с горечью в голосе подтвердил его предположение нотариус.
- Вон оно что, - протянул Дмитрий. – Мне с самого начала нашей встречи казалось, что я, как будто, не вовремя приехал.
- Давайте присядем, и я проясню ситуацию.
- Уж, извольте, - пробормотал Дмитрий. – Дело приняло такой оборот, что пока Вы мне все не расскажете, я отсюда с места не сдвинусь.
Они уселись опять в кресла. Нотариус в этот раз не стал затягивать с разговором. Он, проявляя волнение, сцепил в замок руки и покачал головой.
- Я вижу, Вы человек чести, и потому прошу отнестись с пониманием к поведению Машеньки.
Дмитрий в недоумении приподнял брови. «Машенька?»
Петр Андреевич заметил его удивление и стал объяснять свою неадекватную реакцию на появление Дмитрия.
- Машеньке 22 года. У нее есть дочь, ей чуть больше года. Вместе со своей дочерью Машенька с самого рождения растила Эрика. Она вскармливала его грудью.
- Извините, - прервал его изумленный Дмитрий, - А Марина, чем занималась в это время?
- О, Марина Сергеевна у нас была бизнес- women, - с иронией проговорил нотариус.
- Так занята, что даже кормлением своего ребенка не могла заняться? – неожиданным для себя гневом, заявил его собеседник.
- Честно сказать, я не знаю всех подробностей до мелочей: почему ребенок рос у Машеньки? А теперь представьте, что приходите Вы и заявляете права на Эрика. Бедная девочка не переживет этого. Неделю назад она похоронила трех близких ей людей, а теперь еще у нее заберут малыша. - Он немного помолчал, и с сожалением в голосе добавил, - я не думал, что вы так скоро приедете, и решил пока не огорчать этим неприятным известием Машеньку. Знаете, я думаю, она из-за ребенка может на все пойти. Даже, начать, судебную тяжбу.
Дмитрий смотрел на нотариуса, и ему захотелось горько рассмеяться. Никогда не предполагал, что ему самому однажды придется судиться.
- Но, Вы же понимаете, - мягко начал он, - я не могу отказаться от пожеланий покойной.
- Да, конечно, я не смею Вас отговаривать. Я думаю, что вы все же придете к компромиссу с Машенькой. Еще раз прошу не надо резко и грубо настаивать на своих правах. Войдите немного в положение женщины, теряющей ребенка, вскормленного ею с рождения.
Дмитрий видел, что Петр Андреевич принимает близко к сердцу судьбу Топорковой. «Почему?» - хотел бы он спросить. Но, глядя в темные карие глаза нотариуса, выражающие боль, он понял, что здесь замешан не профессиональный интерес, а человеческое сочувствие. Дмитрий потому мог только и сказать, что постарается, как можно деликатнее рассказать ей о пожелании ее сестры.
- До сих пор не могу понять, почему именно Вас она выбрала, - озадаченно пробормотал Петр Андреевич напоследок - может, Вы знаете?
Дмитрий промолчал, лишь пожал плечами, давая этим понять, что он и сам в неведении. Стоит ли ворошить прошлое покойной?
Таксист лихо подъехал к дому Топорковой. Дмитрий расплатился с ним и вышел из машины. Это был дом времен постройки Хрущева. Подъезд был в относительной чистоте. Разрисованный, но выметен. Мария жила на третьем этаже. Подойдя к двери, он постоял, не решаясь сразу позвонить. Невольно он прислушался к звукам за дверью. Детский голос звонко закричал: «Настя». Потом повторил опять, и так несколько раз, видно смакуя новое слово в своем словаре. Раздался женский смех, довольный произношением малыша. Ребенок тоже засмеялся.
...