Гюльнара:
05.04.13 10:24
» Главы 33, 34
Привет, девочки!
Рада, что роман обсуждается. Спасибо вам за интерес.
Враги скоро будут повержены, не волнуйтесь за героев. Роман приближается к финалу, никаких изощренных интриг, похищений и новых опаиваний не планируется, тогда бы пришлось два тома писать, а у автора, вообще-то, малышка планировалась.
Вот интересно: что за справки и кольцо участвуют в действии? Автор пока обнаружил только брошь.
Итак, двигаемся дальше. Будут непонятки - пишите обязательно, автор сам уже немного запутался в хитросплетениях романа...
33.
Било уже шесть вечера, когда Део наконец, подъехал к своему неаполитанскому дворцу. Мать, наверное, заждалась его; но сейчас он все ей объяснит.
Скоро, совсем скоро Летиция станет его женой! Официальное объявление помолвки было решено провести завтра; саму свадьбу сыграть через две недели. Что поделаешь, приходилось спешить, и родители Летиции поддержали предложение Део не откладывать обе церемонии.
Помолвка должна была состояться во дворце графов Сант-Анджело. Завтра утром, до наступления жары, родители привезут Летицию в Неаполь и подготовят ее к вечеру. Мирелла же, которая, к удивлению Део, очень расстроилась, что не сможет присутствовать при оглашении помолвки, из-за больной ноги останется на загородной вилле. Массимо обещал приехать к ней и скрасить ее одиночество.
Вместе с другом Део покинул виллу Ферранте и отправился в Неаполь. По дороге у них с маркизом состоялся разговор, в котором фигурировали, главным образом две женщины, - и то были, конечно, две сестры Ферранте.
Део был почти на седьмом небе от счастья, Массимо же, наоборот, находился в самом удрученном состоянии духа. Когда граф спросил его о причине, Массимо признался, что у него ничего не выходит с Миреллой, и что он теряет всякую надежду заслужить ее любовь.
«В чем дело? Почему ты так думаешь?» - спросил Део.
«Вчера я провел с нею несколько часов. Ты не представляешь, как стойко она держалась, как хорошо скрывала свои истинные чувства. О тебе не сказала ни слова. Была вначале как будто весела, радостна, когда я вошел, - даже улыбалась мне... Ее мужество и сила духа просто потрясли меня. Чтобы чем-то занять время, начала расспрашивать меня о моем намерении жениться, о том, нет ли у меня избранницы сердца...»
«Ну-ну. И что ты ей ответил? Намекнул, что твое сердце несвободно?»
«Да, - со вздохом сказал Массимо. – Но я не ожидал таких вопросов и, конечно, растерялся. Смутился. Я даже толком не помню, черт возьми, что отвечал...»
«И она не догадалась, что речь идет о ней самой?»
«Мне кажется, в конце концов, догадалась. Она сразу стала холодна и неприступна. Сказала, что устала, что ей хочется остаться одной. Я уехал от нее убитый. Как я мог говорить ей о своей любви?! Ее рана так свежа, а я лезу со своими признаниями!»
«Но сегодня я видел: она явно была расстроена, что помолвка будет не на вилле, и она не сможет присутствовать на ней».
«Ты считаешь, ее ЭТО расстроило?! Она убита горем из-за того, что ты женишься на другой. Тем более – на ее сестре!»
Део очень огорчился за друга. То, что Мирелла убивается по нему самому, но скрывает свои чувства, казалось ему маловероятным. Но, вполне может статься, что, разлюбив жениха, она не полюбит своего кузена. Део по-прежнему считал Миреллу пустоголовой девчонкой, недостойной Массимо; но страдания последнего были ему близки и понятны, и ему было очень обидно и досадно, что бывшая невеста не замечает всех достоинств его друга.
Достигнув города и простившись с Массимо, Део объехал многочисленных друзей семьи и родственников, и пригласил всех на завтра к себе во дворец, не говоря, однако, причины. Он и его невеста решили сделать всем сюрприз, и родители Летиции не были против.
«Конечно, многим покажется странным, что мы вдруг расторгли вашу помолвку с Миреллой, и вы женитесь на Летиции, - сказал, между прочим, маркиз Ферранте, - но этому можно найти несколько объяснений, и довольно простых, которые всех устроят. Летти – старшая моя дочь; а обычай выдавать дочерей по старшинству еще никто не отменял; к тому же, я намекну кое-кому из гостей, что она, как первенец, получает большую долю приданого. Наше с женою желание соблюсти обычай плюс ваша расчетливость, – все вполне поймут это и даже одобрят».
Део было все равно, сочтут ли его алчным или нет; вообще все равно, кто и что подумает о его женитьбе на Летиции. Он получит ее, и это было главное!
В самом радужном настроении он взбежал по ступеням, спросил на ходу у лакея, где его мать, и, получив ответ, что та ждет его в столовой, направился туда.
Старая графиня сидела во главе очень длинного обеденного стола в мрачной, обставленной темной мебелью, столовой. Кресла здесь были столь широкие, с таким высокими подлокотниками и спинками, что на них не сидели, – в них утопали. Как часто казалось Део, когда он обедал в этой комнате, - предки семейства Сант-Анджело отличались поистине богатырским телосложением. То были седалища для великанов; а теперь они стали собственностью карликов.
Дворец Сант-Анджело вообще весь был мрачен и темен; Део думал порой, что чрезмерная разговорчивость его матери объясняется вечной боязнью встретить здесь какого-нибудь призрака; и что именно страх перед привидениями заставляет ее болтать без умолку, что со временем превратилось в скверную привычку.
Део вошел и, подойдя к креслу, в котором утопала графиня, поцеловал ее руку. Он ожидал взрыва негодования по поводу своего столь долгого отсутствия, но мать лишь похлопала его по щеке сухой ручкой:
- Амедео, сынок, мы тебя заждались!
- Мы? – он недоуменно поднял бровь.
- У нас гость. Вернее – гостья, - хихикнула мать. Део поднял голову. И увидел в одном из ближайших кресел гостью матери. И застыл, узнав ее.
Синие глаза; рыжие, замысловато уложенные, перевитые крупным жемчугом, волосы; ослепительная улыбка. То была жена венецианского дожа, Фульвия Градениго.
34.
...Предыдущей ночью те немногие, что по каким-то причинам оказались на улицах Неаполя, слышали непривычную для их города и малопонятную брань на венецианском диалекте, которую изрыгал медленно бредущий, то и дело сплевывающий на землю и шатающийся, как пьяный, мужчина; причем хриплый голос его был странно шепеляв.
То был Клаудио; казалось, он шел, куда глаза глядят; но, ближе к рассвету, вдоволь попетляв по узким улочкам, он добрался до приютившейся у северной стены города маленькой гостиницы, в дверь которой долго ломился, пока ему не открыла заспанная служанка.
Клаудио, все с теми же проклятиями, но произносимыми уже вполголоса, поднялся по расшатанной лестнице на второй этаж, затем, пройдя по неширокому коридору, остановился перед одной из дверей и, нашарив за пазухой ключ, открыл ее и вошел.
В маленькой комнате не было очень темно, - на столике в углу горела одинокая свеча.
- Клаудио! Это ты? – раздался женский голос, и с кровати навстречу вошедшему поднялась стройная фигура.
- Я, синьора, - ответил молодой гондольер.
- Где ты был, негодяй? Ты отсутствовал всю ночь! – резко сказала женщина.
- Я был... – казалось, Клаудио не слишком хочется отвечать; но он, наконец, произнес: - я ходил к палаццо герцога Бузони.
- Вот как, - женщина взяла свечу, затем, неслышно ступая босыми ногами, совершенно обнаженная, подошла к нему вплотную. – А что у тебя с голосом?
- Ничего, синьора.
- Как ничего? Ты шепелявишь. Открой-ка рот.
Клаудио снова слегка помедлил, но затем выполнил приказ. Женщина поднесла к его лицу свечу и негромко рассмеялась:
- О, Мадонна, где же твой передний зуб, мой прекрасный гондольер? Уж не его ли ты искал всю ночь?
Клаудио пробурчал нечто невнятное, но очень похожее на очередное ругательство. Синьора снова засмеялась:
- И кто же так тебя приласкал? Лакеи герцога?
- Нет.
- Или твоя невеста Ариенна, то бишь, теперь уже Летиция? Уж не добился ли ты встречи с нею?
- Я ее видел, - мрачно сказал Клаудио. – Но это сделала не она.
- А кто же?
- Какой-то придворный хлыщ, граф. Он сначала признался ей в любви. Сделал предложение. Она отказала ему и убежала от него в сад, а я ее догнал. – И он довольно подробно изложил свою встречу с бывшей невестой. Синьора слушала внимательно; временами в озаренных пламенем свечи синих глазах ее вспыхивали и гасли огоньки. Когда гондольер сказал, что Ариенна призналась ему в своей беременности, синьора странно усмехнулась.
- Вот как! – протянула она. – А она не сказала тебе, как и с кем она сделала ребенка?
- Нет, ничего не сказала.
Она тихо, как будто с облегчением, вздохнула, и тут же спросила:
- А тому графу она тоже сказала о беременности?
- Не знаю. Вряд ли.
- Ставлю сто золотых, что нет. В отличие от тебя, он наверняка знатен и богат. И ее отказ – всего лишь ловкий прием. Уверена, твоя бывшая невеста знает, как довести мужчину до алтаря...
- Она не такая.
- О, конечно! Она святая... вот только почему-то с чьим-то приплодом в животе. Ну, ладно, что же было дальше? Как этот отвергнутый ею граф лишил тебя зуба?
Клаудио продолжил рассказ. Вдруг синьора встрепенулась:
- Део! Ты сказал – она называла его Део?
- Ну, да. А что? Это имя вам знакомо?
- Как будто нет. Но давай-ка теперь поподробнее, о чем он говорил с твоей бывшей невестой.
- Я слышал не все, - и гондольер рассказал, что успел подслушать.
Она была вся внимание.
- Синьора, вы с самого начала что-то от меня скрываете, - сказал Клаудио, видя это. – Может, настала пора выложить карты на стол?
- Мой прекрасный гондольер, - женщина поставила свечу на пол, закинула руки на плечи Клаудио и прижалась к нему пышной грудью, - я уже говорила тебе: всему свое время.
- Мне это не нравится, - пробормотал он сумрачно; однако, не выдержал, начал шумно дышать и, обхватив огромными ладонями ее упругие ягодицы, прижал их к своим чреслам. - Когда я пришел к вам в Венеции, все рассказал об Ариенне и попросил вас помочь мне и дать денег на дорогу до Неаполя, вы вдруг пожелали поехать со мной. Это сразу показалось мне странным, - ведь все это с вами никак не связано.
Она потерлась бедрами о его бедра, и он застонал.
- Я хотела только помочь тебе, - промурлыкала она. – Один, в чужом далеком городе, без связей... Мало ли что могло с тобой приключиться. А я вовсе не намерена лишиться столь хорошего любовника. К тому же, вся эта история с твоей невестой, вдруг оказавшейся дочерью маркиза Ферранте, показалась мне такой... забавной. И разве я мало помогла тебе? Выяснила, где живет маркиз, и даже где находится его загородная вилла; и про бал у герцога Бузони тоже узнала. И про историю, которую сочинила Ариенна, и которой поверили все, об ее прошлом, - тоже. Ты должен быть благодарен мне.
- Я и сам мог бы все это узнать, - пробурчал Клаудио.
- О, да! Но на это ушло бы куда больше времени. И не показались ли бы кому-нибудь странными твои расспросы о маркизе Ферранте и его старшей дочери?
- С чего бы? Ведь вы одели меня как торговца. Я мог бы притвориться, что хочу предложить маркизу что-нибудь: ткани, например.
- С твоей физиономией и фигурой ты мало походишь на торговца, - фыркнула она. – А, если б тебя вдруг начали расспрашивать подробнее о твоих тканях, что бы ты делал? Ты и полслова не сказал бы. Да и весло, которым ты управляешь всю жизнь, у тебя на лбу уже отпечаталось. А вот я, как твоя жена – жена торговца – сразу сумела расположить к себе и хозяина гостиницы, и его жену, и всех, с кем встречалась и расспрашивала об Ариенне.
- Что ж, ваша правда, - вздохнул Клаудио.
- Так вот: я тебе нужна. Скажи мне спасибо. И не задавай больше глупых вопросов. В свое время я расскажу тебе все. Если захочу. – Она поглаживала топорщащуюся ткань на его штанах. – А пока... пока мы можем заняться кое-чем поинтереснее. Мне нравится то, что чувствуют мои пальцы. Забудь о своем зубе; пока у тебя на месте то, что они сейчас обхватили, женщины будут обожать тебя и с дыркой во рту.
Клаудио и сам был такого же мнения. Он легко подхватил ее на руки и понес к постели. Бросил на кровать и начал стаскивать одежду.
- Зачем ты ходил ко дворцу герцога? – вдруг спросила она резко, привставая на локтях. – Ведь я говорила: ничего не делай, не посоветовавшись со мной. Предупреждаю: если ты еще раз ослушаешься меня, выплатишь мне все, что задолжал за эту поездку!
- Простите, - насупился он. - Но мне очень было надо. Я ходил, чтобы увидеть Ариенну.
- Зачем, о, Мадонна?
- Вы не понимаете? Я люблю ее. – Клаудио посмотрел на синьору; но она не разгневалась на это признание. Она раскинулась на постели и приглашающе поманила его к себе. Тогда он повалился на нее и грубо раздвинул ей ноги коленом. Она только рассмеялась и обвила ими его бедра.
- Отчего вы, мужчины, так часто говорите о любви к одной, лежа с другой?
Он не ответил; он укусил ее сосок и резким толчком вошел в нее, заставив ее вскрикнуть и выгнуться дугой. Она вцепилась в его светлые кудри и поспешила за ним, подчиняясь его темпу, повторяя лишь:
- Да, да, да, мой прекрасный гондольер!..
Когда он захрапел, она соскользнула с кровати и, подойдя к окну, встала так, чтобы прохладный ветерок, дувший с моря, овевал ее потное разгоряченное тело.
«Что ж, - сказала она про себя, - новостей много, и самое время разложить их по полочкам. Амедео Сант-Анджело сделал предложение этой девчонке. А она отказала ему, хотя беременна от него. А если не от него? Нет, другого быть не может. После изнасилования едва ли она смогла бы так быстро оказаться еще в чьих-то объятиях. О, граф, вы настоящий мужчина, и не потеряли даром времени в моем подземелье!»
Она зло усмехнулась.
«Итак, они встретились, и совсем не так, как я планировала, - продолжала размышлять она, - но к худшему ли это? Или это мне только на руку? Интересно, как произошла их встреча. Жаль, что я не присутствовала при ней. Она его, безусловно, узнала. А он? Помнит ли он хоть что-то из того, что случилось с ним в Венеции? Врач говорил, что это невозможно. Но вдруг?
Может, поэтому он и просит ее руки, что вспомнил? Может, он и об ее беременности знает? Едва ли. Тогда он не просил бы – требовал. Ах, как плохо, что мне так мало известно об их отношениях, его и этой девчонки!
Она отказала ему. Назвала негодяем и убежала. Но потом, прося за Клаудио, называла его Део. – Она прищурилась. - Странно. Не «граф», не «ваше сиятельство», а просто «Део»! Как будто между ними, с тех пор как она появилась в Неаполе, уже что-то есть. Возможно ли это? Я помню, какой ужас стоял в ее глазах в подземелье, когда я спросила ее о нем... А теперь он для нее – Део! Уж не влюбилась ли она в него?..
Но я могу все выяснить, - ее глаза загорелись. – Это не так уж сложно. Уже сегодня я все узнаю! И действовать, исходя из того, что выяснится.
А пока понятно одно: он хочет жениться на этой девчонке, он даже уверен, что сможет расторгнуть помолвку с Миреллой Ферранте. – Она закинула голову назад, подставив ветерку налитые груди с припухшими от укусов Клаудио сосками, и потянулась всем своим великолепным телом. - А ваши желания, дорогой граф Сант-Анджело... милый Део... всегда будут идти вразрез с желаниями Фульвии Градениго. Вы сами виноваты в этом. И настает пора вам почувствовать это».
Клаудио перестал храпеть. Она оглянулась на него, - он перевернулся на живот и затих.
«А с этим что делать? Он глуп, но не настолько, чтоб не начать подозревать меня. Я была неосторожна; когда мы встретились в Венеции, и он все мне рассказал об Ариенне, не смогла скрыть своих чувств. Ведь я считала девчонку сбежавшей или покончившей с собой! А тут – такая новость.
Слава Богу, что я тогда велела этой дурочке молчать; если бы она проболталась Клаудио о подземелье, о Део и обо мне... Хотя, кто знает, насколько можно верить ее клятве. Такие с виду простушки очень часто оказываются хитрыми и лживыми. Ее честные глаза могут обмануть любого; но не меня.
Не продала ли девчонка мою брошь? Это украшение может скоро понадобиться. Впрочем, если и продала, – у меня ведь с собой вторая такая же. В свое время я хотела, чтобы одну Амедео подарил невесте, а вторую надела та, которую он изнасилует. И чтобы невеста увидела эту брошь на незнакомке и догадалась, что здесь что-то не так.
После этого незнакомка обвинила бы графа в насилии над нею, и ему было бы сложно отвертеться.
Но мои люди оказались чересчур алчными, они украли брошь у Део. Хорошо, что я узнала об этом и вернула ее себе!
И, пусть у Миреллы Ферранте нет броши, - но она должна быть у Летиции Ферранте. Део видел это украшение и, конечно, узнает, если Летиция его наденет.
Надо всем этим надо еще подумать. А пока... пока Клаудио. Что делать с ним?
Нет, он мне еще пригодится, - она подошла к постели, села на ее край и провела пальцами по бугрящейся мускулами широкой спине молодого гондольера. – Но надо держать его на привязи и не давать ему воли. А то он еще наделает дел со своими любовью и ревностью. Я пригрозила ему, что потребую назад деньги; достаточно ли этой угрозы, чтобы он поумнел? Будем надеяться, что да».
Она легла рядом с Клаудио. Он повернулся на бок, и ее пальцы тут же заскользили по его бедру к паху.
- Просыпайся, мой прекрасный гондольер, - сказала она вполголоса, - у нас немного времени. Слышишь меня? Сегодня мы расстанемся, и я не знаю, когда мы вновь сможем насладиться друг другом...
...