Виола:
28.03.11 22:38
» Часть 10
Как-то так, одни диалоги. Короче жду критику, тапки и помидоры.
Если, что уберу.
1 сентября. 11 класс
Лето пролетело не заметно, оставляя в памяти приятные и болезненные воспоминания, но я не хочу сейчас думать о них, предпочитая сосредоточиться на вполне достижимой и жизненно важной цели, а не дурацкой мечте, которой не суждено сбыться.
Торжественная линейка на школьном дворе, и в душе, как ни странно, приподнятое настроение, я действительно соскучилась по моим нынешним одноклассникам и учителям и сейчас готова расцеловать их всех. Единственная, кто не разделяет этого настроения, кажется, Леся.
Поводов у нее более чем достаточно, и все же, трудности, на которые обрекли ее родители, казалось, всегда делали ее только сильнее и упорней, и сейчас я недоумеваю, что могло вызвать такие разительные перемены с жизнерадостной девушкой за месяц, пока отдыхала в профилактории.
- Лесь?! Что-то случилось?
Подруга, упрямо глядя, на директрису, мотает головой, но я замечаю, как подрагивают ее губы от попытки сдержаться.
- Я же вижу, что с тобой что-то не так!
Она до боли закусывает губу, однако потом все же поворачивается ко мне.
- Давай, потом после классного часа у меня посидим, и я все расскажу.
- Хорошо, - пожимаю холодную, не смотря на стоящую жару, руку и радуюсь полученной в ответ слабой улыбке.
С трудом дождавшись окончания нравоучительной беседы классного руководителя, мы, отнекиваясь от предложений одноклассников посидеть в какой-нибудь кафешке, спешим к ней домой.
- Свет, как на счет напиться до потери пульса!
Странное предложение от такой интеллигентной девушки как Леся. Да, и я еще ни разу не грешила подобным, но, видя ее состояние, соглашаюсь.
Все происходит когда-нибудь впервые.
- Так все же, что случилось? – Не очень осторожничая, пытаюсь пробиться сквозь глухую стену отчужденного молчания, за которой спряталась подруга.
- А? – Так и есть, погруженная в свои мысли она, кажется, совсем забыла, что я семеню рядом с ней.
- Может, хватит замыкаться в себе? Давай. Говори. Что на этот раз?
Вздох такой тяжкий, словно все беды мира свалились на ее хрупкие плечи, срывается с губ Леси.
- Да, все тоже. Ничего нового. – Горько. Обреченно. С этакой задумчивой усмешкой, что я начинаю волноваться. – Вот ты как провела лето? – Странный вопрос. Она же знает, созванивались не раз. Но, похоже, это у нее вроде вступления. – Весело. Отдыхая, выкинув учебники подальше, ни разу до вчерашнего дня не вспомнив о школе. А я… если не корпела с репетиторами по математике, то в жару и непогоду с утра до вечера отрабатывала пластику в танцевальном классе с Ольгой, но еще умудрялась находить время на…
Она снова молчит, погружаясь в свои мысли. А мне становится как-то стыдно за то, что пока я осваивала азартные и не только игры с парнями, ходила на танцы, в походы с ночевкой, купалась, загорала, бесилась не на шутку от ревности, когда один остолоп или проще дубина, наведываясь в место моего летнего заключения, ночевал в соседней комнате у каких-то двух кошелок, корче варилась в котле из бесшабашного веселья и бурных страстей, Леська трудилась в поте лица ради своей мечты.
И все же она права. Ничего нового. Ее личная голгофа, которую она с титаническим мазохистским упорством устраивала сама себе.
- Лесен, осталось потерпеть всего год. Сама говорила, что Ольга начала тебя скупо хвалить. – Пытаюсь ободрить, заходя вслед за ней в квартиру.
- Да, - Слежу за тем, как она целенаправленно двигается по кухне, доставая из шкафа рюмки и бутылку ликера. – Только вот Серега устал ждать, когда у меня появится для него минутка свободного времени, и появится ли вообще.
Я не совсем грациозно приземляюсь на стул, под громкое бульканье разливаемого по стаканам напитка.
- Как устал ждать? – Слова подруги не укладываются у меня в голове, ведь Серега за ней всегда хвостом бегал и разве, что на руках не таскал, хотя и это тоже было.
- Он решил со мной расстаться... Вздрогнем.
На автомате чокаюсь, и одним махом, как и она, глотаю приторно-сладкую гадость.
- Между первой и второй промежуток небольшой. – Леська снова разливает ликер.
- И когда? – Настырно продолжаю допрос, не морщась, как заправский алкаш, опрокидывая в горло следующую рюмку, видимо от шока.
- Вчера. – Она вновь берется за бутылку.
Черт. С такой прытью мы будем невменяемыми хомячками по полу ползать уже через двадцать минут. Пока я размышляю, как притормозить обороты, раздается настойчивый звонок в дверь, отвлекая Лесю от ее настырного занятия.
В то время, как она открывает дверь, я быстренько исследую холодильник на наличие закуски, попутно матеря на все лады парнокопытных портящих нам жизнь.
Отодвинув в сторону лимон и конфеты, достаю из закромов каталку колбасы, радуясь ей, как военному трофею. Желудок протяжно, жалобно урчит, напоминая, что у меня с утра маковой росинки во рту не было.
На громкое Катькино: - Привет, пьянь! Что за праздник? – Оборачиваюсь, бережно прижимая к себе свою находку.
Выгляжу, наверное, комично, поскольку она заходится смехом.
- Не вижу ничего смешного. У нас тут похороны. А ты ржешь, как лошадь.
- Кого хороним? – Не проникается моим скорбным угрюмым видом Катя.
- Топим чувства на дно бутылки. – Со вздохом поясняет Олеся, одобрительно поглядывая на увеличивающуюся горку колбасной нарезки на разделочной доске.
- Ну и как успехи?
- Не ахти…
- Только начали, - произношу одновременно с Лесенком. - Ты как всегда вовремя. Присоединяйся.
После четвертой рюмки подругу, наконец, прорывает на откровения.
- … Пришел вчера вечером загадочный, задумчивый такой – Кобель! Я после занятий с Ольгой только, только ноги переставлять начала нормально. Поинтересовался, спокойно, «какое время я выделю ему на встречи в своем плотном расписании». Я как идиотка не чувствуя подвоха, начала прикидывать, что в субботу смогу пораньше освободиться и весь вечер с ним провести… Сдались ему эти выходные и «девушка-призрак», про которую все знают, но никто не видит, как собаке пятая нога.
Наливаем, выпиваем, слушаем, не перебиваем, хотя внутри все клокочет от бешенства. Вон и у Лесенка от обиды и нашего молчаливого сочувствия слезы на глаза наворачиваются и того и гляди бурным потоком выльются на нас.
- Видите ли, ему надоело на вечеринки, устраиваемые друзьями, ходить одному, постоянно объясняя, что любимая девушка в очередной раз променяла его на чешки и зеркальный зал.
- Стадное животное, - не удержавшись, бурчу.
- Так девочки, не чокаясь, накатили еще по одной, чтобы поглубже лежалось. – Катька ловко раздает наполненную тару.
- И знаете, что самое обидное?
Мы киваем, как болванчики, то ли соглашаясь, что действительно обидно, то ли с тем, что все знаем, но факт остается фактом, ободренная нами Леся продолжает изливать подробности.
- Оказывается, он считает, что заниматься танцами можно только ради удовольствия, и не видит толку обучаться этому серьезно, чтобы потом работать учителем в школе. Предатель! Словно с родителями сговорился.
- Вот урод. – Экспрессивно восклицает Катька. – Закапываем девочки, закапываем.
Чувствую, что от активности наших кладбищенских экспериментов, собственные разочарования на любовном фронте, подпитанные тридцатиградусным напитком и проблемами Олеси, крепчают и приобретают размах вселенских масштабов.
Не к месту в разгар наших «увеселений» снова раздается звонок в дверь.
- Родители? – С долей испуга спрашиваю я.
Олеся мотает головой.
- Не-е-ет. Они на даче… у друзей… сегодня день рождения отмечают.
- Тогда, кто?
Она пожимает плечами.
- Сейчас выясним.
Под надоедливую трель мы на цыпочках прокрадываемся к двери, оставив Катю на кухне, чтобы она в случае необходимости смогла смести со стола все улики.
Олеся смотрит в глазок и, бледнея, отступает.
- ОН! – Изображает губами.
- Кто он? – Недоуменно шепчу в ответ.
- Сергей, - раздраженная моей непонятливостью, она топает ногой, сводя на нет всю конспирацию.
- И что он здесь забыл?
- Откуда я знаю!
- Так узнай!
- Не хочу.
- Олесь, открой. Я учебники, которые ты у меня забыла, принес. – Раздается из-за двери.
Вопросительно смотрю на подругу: - Может помериться хочет?
Все-таки я пьяный и злой романтик. Пьяный, потому что ощущаю, что мне сейчас море по колено. Романтик, так как готова выйти к этому придурку, и если начнет каяться, сделать все, чтобы помирить их. Ну а злой, так, на всякий случай, если какая-нибудь сволочь окончательно разуверит меня в наличии счастливой любви.
После недолгих колебаний Лесенок все же открывает дверь.
- На, забери, ты у меня их оставила. – Грубо с порога даже без элементарного – здрасте. – Я тебе диск давал…
Я не даю ему закончить. Быстро затянув готовую расплакаться подругу в квартиру, выхожу, нет вылетаю, как сбесившийся Тузик, к нему в коридор.
Тыкая пальцем куда-то в район груди и яростно сверкая глазами, я заставляю отступать его к лифту.
- Еще раз, твоя облезлая задница появится в радиусе ста метров от Олеси, по любому поводу. Не важно, по какому. Диски, книжки или иная какая блажь, я тебя сама лично погребу под ними. Скотина эгоистичная. Да как ты мог?! Хотел расстаться, расставайся. Зачем бить по больному? Зачем своими культяпками мечту ломать? Думаешь и без тебя охотников мало, прививающих ей комплексов? – Говорю. Нет, почти кричу. А перед глазами, не Сергей, а Леха, который, то дает надежду, то бьет по чувствам так, что руки опускаются. И сама себе начинаешь казаться безликой тенью. – Да она каждую свободную минутку тебе отдавала, а потом ночами за учебниками корпела. Знаешь? А ведь ты не достоин ее. Иди. Гуляй со своими придурками. Найди себе какую-нибудь ПТУшницу, которая читает по слогам и выражается на трехэтажном. Такая как раз по тебе. Вали.
Выплеснув все это, вижу как багровеет от злости его идеальная без единого прыщика смазливая рожа, но в глазах таится растерянность под наносной бравадой.
- Ты действительно больная Никитина. Правильно пацаны говорят. Бешенная! - Выплевывает он и, разворачиваясь, уходит.
Я смотрю ему вслед и чувствую, что запал, подтолкнувший резкий выплеск эмоций, исчез, оставив после себя ощущение глубокого опустошения, смущения и боли.
Секунду еще стою и, наконец, возвращаюсь.
Захлопнув дверь, бессильно сползаю на пол. Слезы ручьями стекают по щекам. Это не Сереге я выговаривала, а Лешке.
- Свет, молодчинка! Как ты его! – Катька с Лесей чуть ли не хлопают в ладоши от радости, но тут же останавливаются, не понимающе глядя на меня. – Ники, солнышко, ты что!
- Люблю ЕГО! – Захлебываясь, мямлю.
- Кого? Серегу? – Они смотрят ошарашенными глазами, а мне хочется бить кулаками по полу от несправедливости.
- Ко-го? Нет! Лешку лю-б-лю. – Почти завываю от отчаянья.
- Какого Лешку? Светик извини, но тебе пить нельзя.
От нравоучительного тона и справедливого замечания Кати хочется истерично рассмеяться, но я лишь слабо уточняю: - Дубинина.
- А этот каким боком?
- Я… я думала, что после дня рождения, когда он с этой своей расстался, что ко мне придет… поймет. А он… Он даже не позвонил ни разу и избегал меня. А в профике каким-то мыморам, у которых заночевал, весь балкон розами с клумбы усыпал. А я как дура всю ночь не спала и потом еще эти восторженные пересуды неделю слушала. Гад. Гад. Гад. Даже виду не показал, что знает меня.
- Никитина, если ты говоришь о том, о ком я думаю, то что-то не вяжется. – Катька оазис спокойствия во всемирном потопе, с критичным недоверием рассматривает, то меня, то Леську, присевшую из солидарности рядом на пол. – Дубина может задеть, нахамить, даже врезать, но не игнорировать. Колись, как сама время проводила в этом рассаднике сплетен.
- Да причем здесь это! – Восклицаю истерично на эмоциях, восприняв слова подруги за осуждение.
Олеся успокаивающе гладит меня по голове, шикая на подругу.
- А ты подумай. – Сказанные примирительным тоном, Катины слова заседают где-то на подкорке сознания, заставляя оценивать со стороны, свой отдых. Даже слезы проходят, оставляя на последок не совсем эстетичное икание.
- Да-д-да, не б-было ни-ч-че-го… Ик… Я т-там… Ик - Делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание.
- Ну и что ты там?
Чувствуя, что скоро начну задыхаться, с шумом выпускаю воздух. Секунду молчу, проверяя, не вернется ли икота, и только затем продолжаю.
- С компашкой Василевского подружилась, но мы только в карты играли, да пару раз в походы сходили… - Произношу и замолкаю, уже понимая, как это должно выглядеть со стороны.
- Василевского говоришь? Это не директорский сыночек случаем? На раздевание?
- Идиотка. Нет, конечно. – Тяжело поднимаюсь и задумчиво не очень ровно шлепаю в направлении кухни. – Им четвертого, чтобы на пару в Козла играть не хватало, а ты же знаешь, что у меня болезнь к картам, нардам. Вот и спелись.
- Ну, что ты действительно, Кать! Видишь ей плохо. – Сочувственно произносит Олеся, от устроенного мною концерта, забывшая о своих напастях.
Хоть какой-то плюс от истерики!
Катя, обходя меня, закатывает глаза.
- Ладно, Светик. С этим все понятно. Нет, так нет. Жаль конечно. А он хоть симпатичный?
- Отстань. А? Итак тошно.
А в голове крутиться «Теперь точно все!»
- Кстати, Свет, а рыцарь в потускневших доспехах наслышан о твоих пламенных чувствах к нему?
Брошенная мимоходом фраза, вызывает недоумение.
«Да мне кажется, у меня на лбу написано, как я к нему отношусь».
- Нет, значит. – Вздыхает Катя, и очередная рюмка, наполненная до краев, оказывается у меня в руке. – Придется признаваться. Прости, Ники, но Дубина – идиот. Ему все на пальцах растолковывать надо.
Бросив затравленный взгляд на Лесю и представив, как мне так же наплюют в душу, мотаю головой.
- Я не буду ему первая признаваться.
- Значит, никогда не узнаешь, как он к тебе относится. – Резонно замечает Катя.
- Я и так не узнаю, он теперь со мной совсем не общается. – Огорченно вздыхаю, утыкаясь взглядом в стол.
- А ты его на День рождения пригласи! Он не сможет не придти. И тогда поговоришь с ним о своих чувствах. Ты же сильная. Не зря тебя родители железной леди называют. – Становится как-то странно, что именно Леся предлагает это, но именно ее слова придают мне решимости.
- Хорошо. Я попробую. А если не получится, закопаем его так глубоко, чтобы не откопался!
Моя последняя слегка напыщенная грозная реплика вызывает заразительный искренний смех у девчонок и натянутую улыбку у меня самой.
...